Не знаю, приходилось ли вам держать руль «порша» 911-й модели. Быть может, вы сторонник скорости до 110 км/час, маниакально осторожны, кланяетесь каждому знаку «стоп», обожаете желтую линию, приветствуете полицейских-мотоциклистов? Может быть, вы профессиональный ябедник, записывающий номера машин, чтобы сообщить в газету, фараон – любитель большой скорости, которая все равно вам не по зубам? Допускаю, что вы также принадлежите к числу любителей семейного отдыха, привязаны к здоровенному заду своей жены, к бельгийскому фургончику, решаясь на обгон, когда уже поздно. Не сбрасывая ноги с газа, проклиная мотор, который якобы не слушается, вы все равно держите 93 – 94 – 95 км/час, стараясь добраться на перегруженной, набитой засранцами и собакой машине до места назначения. Не исключено, что тащите с собой заржавевший после двенадцатого взноса велосипед с радиальным каркасом и пневматическими шинами, который взяли в кредит, потому что, как вам объяснили, он годится для состязаний в Мане… Ну что за олухи! И нечего сгибаться над рулем велосипеда, как делает Пулидор на своей машине! Вы стали неудачниками еще в яйцеклетке, и, несмотря на пижонскую каскетку, сколько бы ни ругались, ни плевались, как бульдог, все равно останетесь позади. Так что поторопитесь пропустить машину с переливчатым клаксоном, все равно яйца мешают вам жать на педали!

Мы материмся в ваших же интересах, несчастные деревенщины, пользующиеся оплаченным отпуском! Чтобы раскрыть вам глаза! В конце концов, мы вас любим, слово даю! У нас сердце разрывается, когда мы видим, как вы усердствуете под раскаленным солнцем, нарываясь на штраф при въезде в деревню, ибо 92 км/час это дважды 45, а там как раз располагалась колония, которую распахали в последний уик-энд и с тех пор выставили полицейский пост в память о 14 загубленных детишках. Запомните раз и навсегда: что бы ни случилось, виноватыми окажетесь вы! Вам пришьют перегруз, превышение скорости, заставят сделать алкотест. Друзья-фараоны непременно наградят вас рогами. Что им стоит отравить вам отдых, отняв права! Поэтому шире глаза, трусишки несчастные, и выкиньте в канаву очки с надглазниками!

Вы только посмотрите, сколько «поршей» жмутся к вам! Вас не удивляет их количество? Они – повсюду. Вас не интересует, кто их покупает за пять лимонов, кто крадет деньги у ближних, чтобы поудобнее устроить свою задницу на роскошных сиденьях? Все те же парикмахеры, черт возьми! Не ваш, не с соседней улицы, который подправляет вам височки и подбривает шею, рассуждая о велогонке «Тур де Франс». Я имею в виду современных брадобреев, к которым вы не решаетесь зайти, ибо они обслуживают и мужчин и женщин, а вам неохота показаться смешным среди голых, под розовыми нейлоновыми блузками, маникюрщиц.

Видели бы вы, как такой парикмахер, несмотря на брюшко, разыгрывает танцора, засучив рукава и орудуя расческой слева и щеткой справа! Который, пока шампунь разъедает вам глаза, вытягивает у вас две сотни и выпроваживает затем еще более заросшим, с выпрямленными с помощью лака волосами. У нас они, например, хоть и длинные, но, черт побери, выглядят натурально! К нашим пропыленным патлам парикмахеры не прикасались лет сто! Мы крадем у них машины, и это только начало! Наш немец, несомненно, тоже парикмахер или меховой король из Штутгарта, таких теперь навалом из-за Общего рынка. Так что, честно говоря, чтобы с ними бороться, всегда будет не хватать таких, как мы. Но и нам нужна помощь всех отпускников.

В самом деле, почему бы и вам не иметь машину с натуральной кожей, со спидометром и всем прочим? Почему вы, банда бездельников, не решаетесь пересечь желтую линию и катите слева? Вас пугает плохая видимость? Неужели вы станете дожидаться полного погашения кредита, чтобы только после этого, по-глупому сдрейфив, добраться до вершины побережья, не осуществив протирку клапанов, как советовал сделать воришка-механик, приятель одного из ваших друзей, которому вы полностью доверяете? Нет, уж лучше ограбьте хозяина, подпишите пакет обязательств и купите «порш», на котором законно смотаетесь за границу, как порядочные туристы. И не возвращайтесь. В Португалии вас примут как короля, в Алжире тоже. Но если опасаетесь, что будете тосковать по родине, если вам станет невмоготу жизнь за ее пределами, – а мы это хорошо понимаем, у нас отличная страна! – тогда без раздумий вступайте в партизаны и приезжайте нас проведать: во-первых, вам удастся спасти две человеческие жизни, наши жизни, отнюдь не слабаков, а во-вторых, мы составим прелестную армию, объединенную тем, что все делим пополам – жратву, бабки, девчонок.

А знаете ли вы, что мы построим в диких горах, вдали от шума городского? Ну, догадайтесь!.. Огромную подземную загадочную парикмахерскую для дам и молодых девушек. Они смогут потихоньку, в полной тайне от мужчин приходить туда. Для чего с помощью фонарика не менее трех часов топать по нехоженым тропам, по опасным спускам, пересекая водопады. Все это позволит, никого не обижая, произвести естественный отбор, освободившись от бесполезных старух. Ведь до вершины смогут добраться только самые молодые и выносливые, умеющие при любых обстоятельствах постоять за себя. Им известно, что овчинка стоит выделки, что их ждет, пусть с риском получить повреждения, огромное наслаждение. Это стадо раболепствующих сучек прибудет на место измотанным, в поту, расцарапанным. Нам останется только, разбив палатки, подбирать их, как говорится, с пылу с жару. Кодированные пароли, которые им придется называть неподкупным часовым, они узнают из передач пиратского радио. Только после этого, трепеща, как в лихорадке, смогут проникнуть в наш сырой и мрачный дворец.

Он будет называться «У красной чаши». Его построят по последнему крику моды. Хотите знать, как мы встретим этих милашек, бабенок и девах из высшего света, всех этих загорелых дур, при виде которых мы еще совсем недавно лишь пускали слюни? Насосами в зад! И тут уж слюни станут пускать они, да еще в таком количестве, что наша пещера станет источником особой разновидности крема, которым мы заполним сотни тюбиков. Мы выбросим их на рынок в качестве чудодейственного средства, способствующего росту волос. Лысеющие набросятся на него, как на наживку. Парни согласятся дорого заплатить, чтобы получить возможность натирать свои черепа выделениями подружек. Но тем, однако, не придется по вкусу такая вонища. Их мигрени усилятся, они потребуют для себя отдельную комнату. Таким образом они смогут потихоньку, с последним ударом часов, пока дети дрыхнут, в рубище из прозрачного нейлона броситься в горы, чтобы нанести визит своим любимым Фигаро. Мы посадим их в никелированные, как у врачей, кресла – голозадых, с задранными ногами, крепко привязав к распоркам. И вот – гоп-ля! – голова клиентки уже в чаше, включена машинка для стрижки, идет в ход бриллиантин. Ведь они платят вперед пятьдесят тысяч франков! Мы обесцветим их волосы, сказав, что это последний писк моды. Совершенно очарованные, они пожелают записаться на будущую неделю. Господи, как они любят быть обманутыми! Мы же станем расхаживать среди них при свете смоляных факелов в балахонах, со вздрюченными крантиками.

Одуревшие клиентки будут обращаться к нам: «Месье Пьеро, месье Жан-Клод, не взглянете ли вы на корни моих волос?» Чаевые мы станем брать натурой – одну трахнем там, другую сям, но не слишком утомляя себя из-за высоты. И вы, друзья, тоже получите свою долю. Нашим шлюхам все будет очень нравиться, они будут просить добавки, придется аж выталкивать этих подстриженных телок вон. В часы, когда наше заведение закрыто, мы будем спать на матрасах, набитых бабками, убаюкиваемые водой, стекающей из ледников над нашими головами. У вас еще не разыгрался аппетит?

Только не считайте это началом чего-то нового в нашей жизни, не ошибитесь на сей счет. Нет, это никакая не революция! Мы не намерены ничего менять. Ни к чему это! Все равно будет плохо пахнуть. Нельзя прогнать запах дерьма, опрыскивая его духами. Никто не станет есть в сортирах – там тесно и дурно пахнет. Оставим на месте нынешний порядок вещей. Нас он вполне устраивает. Единственное, о чем мы просим, – получить право не иметь с ним ничего общего, питаться в другом месте. Главное – располагать небольшой командой. Эгоизм – вот что важно. Ублажать себя любимого, и точка. Не делать другим подарков. Бардак начинается, когда прибегают к дележке. Казаться симпатягами совсем не трудно. Да к тому же не бог весть какое преступление употреблять бабашек, делиться деньгами, брать взаймы машины. Неужели вы назовете это преступлением? Кому от этого плохо, спрашиваю вас? На кой ляд нашему фрицу этот «порш»? У него есть страховка. Другое дело – мы. Что с нами будет после отсидки? Кто возместит нам то, что у нас украли? И чем?

Мне неохота оказаться в карцере! Не испытываю никакого желания лизать задницы надзирателям! Я не хочу ходить по нужде на глазах у бандюг, которые станут посмеиваться надо мной. Не хочу, чтобы меня употребил самый сильный из них, пока остальные держат связанным по рукам и ногам! Раздвиньте стены, окружающие меня! Если я не смогу любоваться горизонтом, то не выдержу. При одной этой мысли я заболеваю клаустрофобией! Можете записать на свой счет еще одного жмурика. И не понадобятся ни гвоздь, ни разбитое стекло, крови тоже не будет, я не напачкаю. Я просто стану гнить от закупорки кишечника, упиваясь, как печальная обезьяна, своей мочой. Теперь понимаете, почему мы спасаемся бегством? Мы оба, Пьеро ведь единственный член моей семьи. Не разлучайте нас, иначе я способен на худшее…

А в данный момент и не пытайтесь это делать, вы рискуете угробить себя на вираже. При скорости 180 км/час боль бывает страшная, шлем раскалывается, как яичная скорлупа. Имейте в виду, что на этом «порше» я могу обогнать всех полицейских мира. Это совсем не сложно, ведь у моторизованных полицейских куча детей, они невольно тормозят. Известно, что жандармы размножаются особенно быстро. За исключением некоторых олухов, которые по глупости уселись на взрывчатку.

Сейчас, несмотря на всю осторожность, я никак не могу отказать себе в том, чтобы не сбавлять скорость. Машина так прекрасно слушалась меня. Сидя в такой штуковине, просто непростительно считать булыжники. Это было бы настоящим преступлением. Приходится высвобождать все ее лошадиные силы. На малой скорости она чувствовала бы себя несчастной. К тому же, могу заверить, после мотороллера ощущаешь особую раскованность.

Я пошел на невероятный риск – добраться до Тулузы без остановок. Чем быстрее едешь, тем меньше боишься. Раз уж пошел на риск, то все идет как по маслу. Страх гнездится в мускулах. Но если их разогреть, он уступает место смелости. К тому же мы едем в машине человека, который в это время трахается. А это очень стимулирует. Мы мчались, не разговаривая, мотор совсем разбушевался. И сиськи агента по недвижимости мелькали перед моими глазами на каждом вираже. Мне казалось, что я вижу, как руки фрица лапают прекрасные и волнующие груди партнерши. Приходилось всякий раз нажимать на газ, чтобы их догнать, чтобы в них погрузиться.

Вопрос : Вы что, совсем спятили?

Ответ : Мы же вам объяснили, что взяли вас с условием, что вы заткнетесь…

Вопрос : Вам же известно, что, если случится авария, вы попадете в тюрьму. Такие мальчики, как вы, всегда глупо попадаются.

Ответ : Не смейте говорить о тюрьме! Это не по нашей части… Никакой аварии не будет. Мы осторожны.

Вопрос : А вы думаете о людях в деревнях? О тех, кто пересекает улицу, не оглядываясь по сторонам?

Ответ : Пусть, как все, сидят у телика! Сегодня вечером показывают потрясный фильм. Нечего мешать людям, которые спешат на свидание! Берегитесь, мчится ралли! Пусть эта деревенщина держит собак на привязи. Мы оставляем за собой кровавые следы жаб, зайцев, раздавленных дурных воспоминаний. Бабочки липнут к ветровому стеклу, я их сбрасываю дворником. Не оставляйте на шоссе ваши башмаки! Мы спешим, нас ждет невеста в Круа-Бланш, в доме шестнадцать на Кленовой авеню, здание Д-7. Иногда бывает полезно записать адресок. Старый полицейский трюк… Что касается бабенки на заднем сиденье с фотоаппаратом, в военной американской куртке, держу пари, что она изо всех сил сжимает ноги и все остальное. Мотор машины служит для нее вибромассажером. Она еще цепляется за ручки, как за постельные перекладины…

Пассажирка : Ваш приятель неразговорчив…

Я : Оставьте его в покое. У него проблема, он думает. Почему вы задаете столько вопросов?

Пассажирка : Это моя профессия. Я журналистка, и если у него проблемы…

Я : Вы ничем не поможете. Все дело в его ширинке, а вы не отвечаете нашим требованиям. Иначе мы бы вас попросили. Верно, Пьеро?

Пьеро : Пусть помолчит, это все, что от нее требуется.

Я : Посмотрите на себя в зеркальце. Сами все поймете.

Нам только не хватало хорошей журналистки с лошадиными зубами, которую мы подобрали в полном отчаянии по дороге: ее «мехари» сдох. Расстроенная, рыжая, непричесанная мегера стояла, подняв огромный палец, перед кучей дымящегося металла. Мы очень вежливо спросили: «У нас неприятности?»

В свете фар крупным планом видим измазанное лицо, тушь от ресниц вперемешку со слезами. «Вы знаете, где найти техничку?» Десять тысяч морщин и баритональный бас еще одной жертвы солнечных ванн.

– При въезде в Тулузу у нашего друга гараж. Он чинит все, что угодно. Ради дамы он поедет хоть на край света. Но вам нужен новый кузов. Внутренность машины еще ничего.

Хлоп! Дверца закрывается. И мы увозим в нашей дрожащей от нетерпения машине безутешную женщину. Вместе с ее зубами, аппаратами и вихляющими бедрами любительницы потрахаться, на которые не обращаем внимания. Ее прижало к сиденью: ведь за 15 секунд я набираю скорость от нуля до 160. Яичники щекочут миндалины, запах духов врывается в кабину, как ответный удар.

Увозим ее, как похищенную заложницу! В качестве выкупа она должна написать под нашу диктовку серию статей и опубликовать их в газете. «Расследование под дулом пистолета. Наш спецкор в руках подонков». Это единственный способ донести правду, что мы не убийцы, не психи, что, как все, жаждем свободы и не просимся в Перу. Мы хотим только получить продолжительный отпуск в подходящей сельской местности, с девкой поблизости, например, и со всем необходимым по части жратвы. И чтоб никаких парикмахеров рядом!..

Но фильм по телику показывали клевый, ибо мы никого не встретили по дороге – ни журналистки, ни полицейских-мотоциклистов. Только бабочек, жаб да Мари-Анж, когда она открыла нам дверь. Но это было уже в Тулузе.