Два года спустя. Май. Наш особняк.

Я, заехав в большие кованые ворота на своём красном «Ламборджини» после организованного мною же благотворительного приёма в помощь неизлечимо больным детям, восхищалась как в первый раз тем, как был прекрасен наш дом. Весеннее уже прячущееся за горизонт солнце окрашивало в жёлто-красную палитру оживающий после зимней спячки сад и увесистые до боли любимые мои мраморные скульптуры. Грациозно и величественно восседающие на крыше дома крылатые Гаргульи бессменно охраняли покой нашего родового гнезда. Выйдя из своей машины, я вдохнула чистый весенний воздух, насыщенный домашним уютом, теплом, заботой и любовью. И когда я уже хотела зайти в дом, я услышала звон колоколов на часовни, и звонкий заливистый смех.

Подойдя не слишком близко к часовне, я наблюдала, как Сэм, не замечая меня, ворчал, распутывая спутавшиеся язычки колоколов, а Майкл и Эрик бегали с распростёртыми руками, словно желая кого-то поймать, вокруг небольшого фонтанчика, который мы совсем недавно установили в дань памяти о цветущей долине.

Трёхъярусное мраморное изваяние величественно и грациозно вобрало в себя все отголоски моей памяти о так много значащем для меня месте – месте, с которого в принципе всё и началось. Нижний ярус представлял собой вотчину моего Отца со свойственными тому месту кровавыми потоками человеческих жизней и убийственно острыми скалами, с деревом-мучеником в образе Меган, огромными чёрно-красными валунами и пологой горой. Средний ярус был не чем иным, как той самой цветущей долиной с присущим ей изобилием животных и птиц на фоне разнообразной растительности. Ну, а верхний ярус со скоплениями облаков и лучами пробивающегося сквозь них яркого солнца, возможно, и был тем самым местом, откуда когда-то изгнали мою непутёвую Мать. Хотя как на это взглянуть. Я думаю, что это всё же было не зря. Не покинь бы она это место, я, возможно, вообще бы не родилась. Хотя вряд ли вообще возможно избежать неизбежного. И так к слову: всё, что ни делается – делается к лучшему. Теперь я в этом уверена полностью! Неожиданно, вырывая меня из тумана собственных дум, неизвестно откуда в мои объятия бросилось увиденное мною когда-то во сне рыжеволосое чудо с глазами цвета нефрит.

– Мама, ты приехала! – Она смеялась задорно, крепко вцепившись в меня своим маленькими детскими ручками.

– Я же обещала тебе, Наоми, что вернусь до заката. – Я поцеловала её в щёчку и закружила, крепко удерживая в своих нежных объятиях.

– Она с нами всего год и три месяца, а мы втроём не можем с ней справиться. – Сэм слетел с колокольни и поцеловал меня в губы. – А что будет дальше?

– А дальше, Сэм, всё будет только лучше! – Я передала малышку в руки заботливому и беспокойному отцу и, дождавшись Майкла и Эрика, уверенно зашагала в сторону дома, на двери которого с недавних пор сразу после рождения малышки Наоми появилась надпись, выцарапанная когтями кем-то неизвестным, но означающая непреложную истину:

Уставший путник средь пустыни, Нашедший райский уголок, Не зная правил той святыни, Не осквернить её не смог. Он, пользуясь её благами, Хотел владеть святыней сам, И дух, сидящий за замками, Не выдержал и вмиг восстал. И был тот путник слаб душою: Тщеславен, жаден и труслив. И надо думать хоть порою, Что мир бывает справедлив. Что белое сияет лишь снаружи, А чёрное страшнее изнутри, Но можно часто обнаружить Измену правил той игры. Никто и никогда не сможет Терпеть чужое как своё, И даже совесть не поможет Предать забвению чутьё. О, люди, жадные до рая Не смейте просто забывать Рука хозяина, карая, Заставит жизнью отдавать.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ