Настоящее

– Оглядываясь из настоящего на все, что с вами было, о чем вы жалеете больше всего, Дейв? Хотелось бы вам что-нибудь исправить? – Женевьева подперла костлявым кулачком подбородок.

Длинный, полный напряжения день сводил Дейва с ума.

– Ну, я бы сказал… больше всего мне бы хотелось, чтобы самолет не падал, мисс Рэндалл. – В съемочной группе зафыркали от смеха, и Дейв тоже хихикнул. Даже Бет, от нетерпения сидевшая буквально на краешке стула, улыбнулась. Но Дейву хватило одного взгляда на Женевьеву Рэндалл, чтобы улыбка сама исчезла с его лица. Она явно не поняла его шутки, а если и поняла, то не оценила. Совсем.

– Вот как. – На ее вымученную улыбку нельзя было смотреть без боли, но она не сдавалась и тут же переформулировала свой вопрос. – И все же, Дейв, повели бы вы себя в чем-то иначе, или, по-вашему, случилось то, чему суждено было случиться?

Он открыл рот для ответа, но в голову ничего не приходило. Что бы он изменил, если б мог? Он узнал, что значит любить и быть любимым, стал отцом, и даже вернувшись домой, обнаружил, что уроки острова не прошли для него даром. Взять хотя бы их отношения с Бет – конечно, им обоим пришлось немало потрудиться, пройти через множество житейских штормов, и все же они добились, чего хотели. Пройдет еще несколько месяцев, и на свет появится его сын – на этот раз в больнице, под присмотром врача. Хотел бы он изменить все это? Нет. Но может ли он признаться в этом вслух, особенно Женевьеве Рэндалл?

– Если б я мог повернуть время впять, я бы отменил рекламную кампанию Поездки Мечты. Маргарет, Тереза, Кент, Пол – все они были бы сейчас живы. Точка.

Женевьева Рэндалл кивнула и в последний раз пролистала свои карточки. Затем сложила их в аккуратную стопку, выровняла края, сунула себе под бедро и села, сложив на коленях руки.

– Большое спасибо за интервью, Дейв. Это было очень поучительно. – Глубоко вздохнув, она надела чопорную улыбку. – Надеюсь, что вы не без удовольствия посмотрите себя в нашем эфире через несколько месяцев.

У Дейва от удивления и неожиданности взлетели брови. Это что, всё?

– Спасибо, мисс Рэндалл. Конечно, посмотрю.

Он это сделал. Пережил это интервью. И, несмотря на агрессивность Женевьевы Рэндалл и неприкрытый цинизм, в который, словно в целлофан, были упакованы все ее вопросы, его секреты по-прежнему целы и невредимы. И никогда, ни во имя его любви к Лиллиан, ни ради того, что они сделали вместе, когда она приезжала в Лос-Анджелес, он больше не даст ни одного интервью, никому.

Наверное, он пропустил какой-то сигнал, по которому добавочное освещение в комнате вдруг погасло, а съемочная группа начала упаковывать камеры и сматывать разложенные по полу кабели. Кто-то забрал у Дейва микрофон. И когда он, освобожденный от его провода, поднялся наконец с дивана, у него было такое чувство, будто его выпустили из тюрьмы.

Он потянулся, подняв над головой руки, размял затекшую спину, покрутив торсом вправо и влево, и стал искать взглядом Бет. Она оказалась на месте, в дальнем конце комнаты, где болтала с практикантом Ральфом, видимо, коротая время в ожидании того, когда из ее дома уберутся все чужие люди. Дейв хотел было шагнуть к ним, но худая хищная репортерша перехватила его на полдороге.

– Что ж, Дэвид, вы со всем справились. Поздравляю. Интервью кончилось, и все ваши секретики остались при вас. – Ее устремленный на него взгляд был полон нескрываемой ненависти. За сегодняшний день Дейв повидал всякую Женевьеву Рэндалл, но такую видел впервые.

– Э-э-э, боюсь, я не совсем вас понял, мисс Рэндалл, – сказал он.

– Я хочу сказать, что вам оказали неплохую поддержку. – Шмыгнув носом, она потерла его желтыми от никотина пальцами. – Надо отдать им должное. Я про мистера и миссис Линден. Или, возможно, точнее будет сказать, что надо отдать должное адвокату Линдену и его небольшому влиянию?

– Вот теперь я совсем ничего не понимаю. – У Дейва даже голова закружилась. – Я уже несколько месяцев не говорил ни с кем из Линденов.

Она раздраженно ткнула его острым наманикюренным ногтем в плечо и фыркнула.

– За это интервью я могла бы получить «Эмми», ясно? Если б не вы и ваше притворство, это могла бы быть лучшая телепрограмма года. А вышел обычный треп ни о чем. – Она сделала к Дейву еще шаг, обдавая его запахом табачного дыма. – Только одного я не могу понять – почему они вас прикрывают.

– Камеры выключены. Я больше не обязан отвечать на ваши вопросы. Пожалуйста, позвольте мне пройти к жене. – И Дейв послал Бет долгий настойчивый взгляд, мысленно моля ее обернуться и посмотреть на него. Но она продолжала болтать и смеяться, потряхивая светлой гривкой. Черт, этот парень, Ральф, начинает действовать ему на нервы.

Но Женевьева Рэндалл и не собиралась его отпускать.

– Отпущу, когда вы признаетесь. Это же так очевидно. К тому же я провела большую работу для того, чтобы, при всех ваших умолчаниях, любому мало-мальски неглупому человеку стало ясно, что вы на каждом шагу лжете. У вас это прямо на лице написано. – Говоря это, она часто щелкала колпачком своего «Шарпи», и эти щелчки отдавались в его черепе словами «знает, знает».

– Ладно, считайте, что я опять с вами, – сказал Дейв, перестав шарить глазами по комнате и пристально глядя Женевьеве в лицо. – Я вижу, вам не терпится высказаться, так давайте, вперед. – Если раньше Дейву хотелось, чтобы Бет оказалась рядом, то теперь он был рад, что она далеко, и надеялся, что там она и останется до самого конца их с Женевьевой стычки. Репортерша набрала полную грудь воздуха, а Дейв сунул в карманы руки, готовясь к худшему.

– Я, честно, не понимаю, как вам удавалось скрывать это так долго? Я же по вашему лицу это вижу, всякий раз, когда вы произносите ее имя. Вы в нее влюблены, верно? Не знаю, на каком именно этапе это случилось, но в том, что это случилось, я уверена. Только одного я не могу понять – любила она вас или нет? – И журналистка так впилась глазами в его лицо, словно надеялась силой вырвать у него ответ. – Ее так легко не прочитаешь.

Список людей, которых Дейв по-настоящему ненавидел, до сих пор состоял лишь из одного человека – Кента, но теперь его пополнила еще и Женевьева Рэндалл. До чего же властолюбивая, жадная до славы сука.

– Я не обещал, что буду что-то говорить. Слушать – пожалуйста, но ни одного «да» или «нет» вы от меня не дождетесь. Ни одного.

– Да вы уже ответили на все мои вопросы, Дэвид. – Она произнесло его имя с такой мстительной злостью, точно плюнула. – Я вас вычислила. Я же говорю, вы влюблены в Лиллиан, а она взяла да и полюбила Кента.

У Дейва задергались губы; он пытался удержать их, глядя журналистке в лицо, такое оживленное, каким оно не было за все время интервью.

– Видели бы вы, что с ней было, когда я задала ей вопрос о смерти Кента. Плакала настоящими слезами. – Ожидая его реакции, Женевьева только что не облизывалась, как сытая кошка. – Да и вы… каждый раз, когда сегодня речь заходила о Кенте, вы не могли скрыть ненависти к нему. Невооруженным взглядом видно, что вас до сих пор снедает ревность, а тогда, на острове, после того, как она родила его ребенка, вы просто взяли и убили его, сознательно и хладнокровно, а потом избавились от тела. Лиллиан, устрашенная вашим темпераментом и отчаянно нуждаясь в том, кто позаботился бы о ней и ее ребенке, согласилась подыгрывать вашей лжи. Вот почему вы не хотите, чтобы могилу Пола перенесли сюда с острова, и вот почему Лиллиан и вы теперь как чужие, хотя на балу в «Карлтоне» вы всем сумели пустить пыль в глаза. Вы убили того, кого она любила, и она никогда не простит вам этого.

Она уставилась на него. Яростные щелчки прекратились, и Дейву показалось, что она вся трепещет от гнева. Так, значит, вот на что она весь день ему намекала? Вот какую историю ей не терпелось поведать миру… и как же она ошиблась!

– Очень интересная теория, мисс Рэндалл. – Дейв кашлянул, прикрывая смешок. – Надеюсь, что теперь, когда у вас нашелся хотя бы один слушатель, вам полегчало. – И он вежливо улыбнулся, чувствуя, что не прочь подразнить ее еще немножко. – А теперь, с вашего позволения, я начну приводить в исполнение свой зарок никогда и ни при каких обстоятельствах не говорить больше с вами.

Женевьева Рэндалл побросала в портфель свои бумаги и карточки, схватила его, прижала к животу и буквально вылетела из комнаты, бормоча что-то о «правде» и «отстаивании своих интересов в суде». Дейв только покачал головой. Женевьева Рэндалл, эта острая на язык акула телевизионной журналистики, мастер скандального телерепортажа, при ближайшем знакомстве оказалась совсем не такой, как он думал. Умной? Да. Беспощадной? Несомненно. Проницательной? Вот уж ничуть.

Глядя на люстру, качнувшуюся под потолком, когда Женевьева грохнула дверью, он вдруг буквально похолодел от страха. Если уж журналистка, которая брала интервью у двух действующих президентов, получила три премии «Эмми» и одну «Пибоди» и зарабатывала на жизнь интервью с террористами, насильниками и убийцами, так неверно судит о его секретах, то что же думает о его истории Бет?

Та как раз заканчивала разговор с Ральфом. Быстро пройдя через комнату, Дейв обеими руками обхватил ничего не подозревающую жену.

– Вот чего мне весь день не хватало, – сказал он в ее клубнично-блондинистые ароматные кудряшки.

– И мне, – засмеялась она, обхватила его руками за талию и прижалась к нему крошечным животом, так что вся их семья сразу оказалась в одном объятии. Ее макушка не доставала Дейву даже до плеча.

Он заглянул в себя в поисках хоть какого-то подозрения, боли, гнева, но ничего не нашел.

– До чего же я устал сегодня… Век бы ни одного репортера больше не видать.

Бет наморщила носик и улыбнулась.

– Ой, прости, а я, кажется, подписала тебя еще на одно интервью.

– Как это? – Так вот о чем она щебетала тут с Ральфом.

– Я пригласила их зайти к нам, когда родится наш малыш.

Дейв понял, что действовать придется осторожно. С одной стороны, нельзя, чтобы кто-то решил, будто ему есть что скрывать, но с другой – ему невыносима была сама мысль о том, чтобы снова оказаться в одной комнате с Женевьевой Рэндалл. Кто знает, какого рода обличения будут роиться у нее в голове тогда?

Бет, кажется, заметила, что допустила оплошность.

– Вообще-то это не настоящее интервью. Просто я пригласила их зайти и сфотографировать нас с младенцем. Пусть все видят, какая мы счастливая семья.

– То есть вопросы задавать они не будут?

Она покачала головой.

– Нет, просто пощелкают тебя, меня и ребенка. Это же можно?

– Что, сняться с тобой и с ребенком? Разумеется!