Джейк вышел из полицейского участка на Бутл-стрит уже за полночь. Это было здание старой викторианской тюрьмы, укрывшееся на задних дворах центрального Манчестера. Пожалуй, можно было найти какую-то логику в том, чтобы запрятать участок так далеко от людских глаз, на узкой и густо застроенной улочке: что бы там ни происходило между полицией и преступным миром, добропорядочные граждане этого видеть не должны. Что же до констебля Грина, то он с головой ушел в расследование подобного рода подпольных сделок и полагал, что Джейка следует привести именно сюда.

На улице ночь утопала в янтарном свете фонарей, насквозь пропитанная сырым туманом — как будто бы дождь завис в воздухе и никак не упадет на землю. Джейку казалось, что ночь рядом с ним тянется еле-еле, в то время как сам он движется с удвоенной скоростью… Он как Билли Уизз — на бегу уворачивается от капель дождя и чувствует только те из них, что плавятся на его разгоряченной щеке. Ха-ха, ну да, именно как Билли Уизз. Высший класс — занюхать «скорость» с туалетного бачка прямо в полицейском участке. Когда констебль Грин вернул ему пакетик амфетамина, Джейк сразу двинул в сторону туалета. Он ведь только что вступил в ряды неофициальных сотрудников полиции, так почему бы ему не позволить себе некоторую неофициальность в их компании?

Джейк бежал в направлении площади Альберта и все время смотрел вверх, на осколок неба, нависший над головой. Интересно было бы увидеть звезды разогнавшимися глазами. Когда кто-то его окликнул, Джейк запутался в ногах и едва не упал.

— Доннелли?

Шлепанец стоял под козырьком служебного входа какого-то заведения — не то банка, не то магазина — всего в шаге от проливного дождя и выглядывал из темноты дверной ниши как мультяшная белка из дупла.

— Ты давно тут?

Доннелли пожал плечами:

— Около часа…

А то и больше.

Мальчик дрожал.

— Меня отпустили, — выдохнул он.

Джейк и не сомневался. За что задерживать Шлепанца? Он всего лишь шел по улице, когда констебль Грин его подобрал. Арест мальчиков-проституток вообще всегда был проблемой. Начальник полиции неоднократно официально заявлял о том, что в Манчестере голубых нет. Даже если бы они застукали Доннелли в тот момент, когда его задницу обрабатывал на капоте тачки какой-нибудь механик, им бы оставалось надеяться только на то, что в руках у Доннелли обнаружится гаечный ключ — тогда его можно будет взять за ношение оружия.

Доннелли протягивал Джейку пачку сигарет. Джейк вытащил одну и наклонился прикурить от спички Доннелли. Они забились вдвоем под дверной навес, и лицо парня оказалось всего в нескольких дюймах от Джейка. Щеки у него были такими худыми и острыми, что напоминали бока сушеных уток, которых Джейк видел в витринах китайского квартала.

— Ты в порядке? — спросил Джейк.

Глупый вопрос, ему светит воспаление легких. А он небось думает, что и пускай — невелика цена за то, чтоб быть рядом с новым другом. Вот только беда в том, что Джейка любое проявление привязанности вгоняет в ступор. И теперь, когда он стоял так близко, что почти ощущал шипение сигареты в тонких улыбающихся губах мальчишки, Джейк увидел, как лицо Доннелли вдруг дрогнуло и выражение радостной надежды в глазах переключилось на ужас и смирение, поровну того и другого. Джейк даже не сразу понял, что это произошло по его вине. Ну конечно, он ведь с такой ухмылкой на него смотрел — презрительной, если не хуже. Немудрено, что Доннелли от него отпрянул — а что ему еще оставалось?

Джейк попытался исправить выражение лица и изобразить улыбку. Хорошо бы улыбка получилась теплой, а не кривой. Он попробовал извиниться.

— Прости. Я уже совсем никакой.

— Да ничего.

— Ну ладно. — Джейк не мог теперь просто так взять и оставить парня одного. — Пошли отсюда, выпьем где-нибудь.

Паб «У Бернарда» находился через несколько улиц отсюда, на южной стороне Кинг-стрит. Это был погребок, устроенный в дурном вкусе: бревенчатая изба с элементами модной дискотеки. Джейк повел Доннелли вниз по лестнице мимо вмонтированных в стену светящихся аквариумов к тускло освещенному бару. «У Бернарда» был одним из немногих гей-баров за пределами Деревни: он в одиночку отстаивал свои права на чужой территории и собирал посетителей несколько иного ранжира. Публика тут была побогаче — работающие мужчины от тридцати до пятидесяти. Это положительный момент. А отрицательный — то, что почти все они были клонами. Если бы вы зашли сюда просто так, с улицы, то наверняка подумали бы, что попали на костюмированную вечеринку, на которую все должны явиться с дурацкими усами. Тут даже в четверг вечером уже было не протолкнуться, а в выходные так и вовсе не войти.

Деревянная стойка бара начиналась сразу у двери. Джейк навалился на нее и послал телепатический сигнал бармену в затылок. Тот сразу же оглянулся.

— Два «Пилса». — Джейк посмотрел на Доннелли. — Нормально?

— Угу. Отлично.

Интересно, этот парень специально репетировал наклон перед открытым холодильником? Понимает, что одно и то же движение придется проделывать по тысяче раз за ночь — и пытается довести его до совершенства. Прогиб, наклон — и раз, и два, подъем, поворот — и раз, и два. Бармен вынырнул на поверхность с двумя бутылками и улыбнулся:

— Достал из глубины, вроде должны быть попрохладнее.

Джейк молча кивнул и положил на стойку пару фунтов. После всего, что с ним приключилось, температура его не очень волновала. Впрочем, пиво было отличное. А в сочетании с «кислотой» — так просто божья благодать. Джейк засунул руку во внутренний карман пиджака, вытащил начатую пачку «Ротманс» и, откинув крышку, протянул сигареты Доннелли.

— Бери. Огня нет, извини.

Только когда Кевин начал прикуривать, Джейк сообразил, что раньше сигарет у него не было. И Доннелли тоже об этом знал — мог прокрутить этот вечер в памяти и вспомнить. Иначе с чего бы это Джейку стрелять у него сигаретку несколько часов назад на Чорлтон-стрит? Доннелли, похоже, не догадывался, что табак — полицейский трофей, но Джейка все равно охватило чувство вины. Чувство вины с продолжением, потому что отныне оно будет накрывать его ежедневно и нужно к этому привыкать — теперь, когда он стал полицейским осведомителем. Джейк закрыл пачку, откашлялся и попытался рассуждать логически: Доннелли наверняка решит, что сигареты были у Джейка все это время, а то, что он попросил у него курева — так это чисто рефлекторно. Рефлекс Мальчика из Борстала: новенькие платят табаком. Правда, Джейк никогда не бывал в Борстале, но читал о нем книгу. В своей непромокаемой куртке с теплой подкладкой Доннелли выглядел точь-в-точь как если бы только месяц назад оттуда вышел.

— Там тебе твой друг машет.

Джейк посмотрел над головами клонов в ту сторону, куда показывал Доннелли — в самую дальнюю часть клуба.

— Чего?

— Вон, у печки, это ведь, кажется, твой друг?

Джейк пригляделся и увидел Джонни. Он сидел на подножке камина, а за спиной у него были красиво сложены штабелем неподожженные дрова — единственное дизайнерское заявление бара. В одной руке Джонни держал пиво, а другой махал над головой и во весь голос орал:

— Джейк!

Невероятно. Джонни должен быть в Берлине до завтрашнего вечера.

— Джонни?

Джейк с трудом обогнул двух крепких парней в летных куртках и с одинаковыми огромными усами.

— Что ты тут делаешь? — кричал он на ходу.

Джонни широко улыбался, глядя на него из-под своей длинной светлой челки:

— Да тут работка подвалила!

С ним было двое мужчин, оба коротко стриженные, в теннисках и синих джинсах. Когда они встали, Джейк обратил внимание, что ремни у них на джинсах затянуты слишком туго и высоко. Талия у мужчины должна проходить от одной тазовой кости к другой, а не через пупок, но многие клоны носили джинсы с высокой талией. Джейк понятия не имел, почему. Может, им нравились супертесные штаны? Когда талия завышена, можно втиснуться в размер поменьше. А это, наверное, приятно — хвастать, что талия у тебя все такая же, как в восемнадцать. Этим двоим было лет по тридцать пять, и выглядели они совершенно одинаково, если не считать того, что один — долговязый, а другой — коротышка. Джонни, видно, обсуждал с ними какое-то дело, но сейчас они уже прощались: он жал им руки и говорил, что приедет завтра, около девяти.

— У нас завтра праздничный обед, — прошепелявил коротышка, думая, что шепелявость его украшает. — Так что приходи попозже. Где-нибудь в полдесятого… Мы к тому времени уже пообедаем и будем расслабляться — поставим какие-нибудь записи. И друга тоже приводи.

Последнюю фразу он прошамкал совсем уж невразумительно. И, бросив игривый взгляд на Джейка, ушел.

Джейк скорчил гримасу и, подражая манере коротышки, спросил:

— Это чё еще за дура?

— Я продаю им видео, — объяснил Джонни. — Сообщил, что товар доставлен. А тебе что, не хочется на вечеринку?

— Это не вечеринка, а праздничный обед, — поправил его Джейк. — И нас с тобой никто не приглашал. Разве что в качестве послеобеденного развлечения для гостей.

— Думаешь, они захотят поиграть в «Спрячь конфетку»? — засмеялся Джонни.

Джейку было не смешно, он волновался. К тому же по пятницам они ходят в «Поли диско» на Эйтаун-стрит. Именно там они и познакомились, хотя не раз видели друг друга раньше. Если посчитать, то получается, что они знакомы меньше года, а кажется, что знают друг друга всю жизнь. Так что попроси его Джонни еще раз — и Джейк пойдет и поможет ему забросить кассеты на вечеринку к этим парням. Он очень скучал по Джонни, пока тот несколько недель пропадал в Берлине.

Джонни был ослепительный блондин, а Джейк — брюнет, и хотя волосы у обоих были крашеные, цветом лица они тоже разительно отличались друг от друга: Джонни — беззаботно-румяный, а Джейк — бледный и мрачный.

— Ну что тут у вас? Я ничего не пропустил? — спросил Джонни.

Сегодня уж точно пропустил. Джейк пообещал рассказать ему позже, но сам уже знал, что ни словом не обмолвится о своей беседе с констеблем Грином.

— Ты-то как? Почему не дал знать, что возвращаешься раньше?

— Я сам не знал. Просто повезло, подбросили сначала до Амстердама, а оттуда — до Уотфорд-Гап. На все про все — не больше двенадцати часов. — Джонни всегда путешествовал автостопом. — И я, кстати, искал тебя в «Добром дне». Шон говорит, ты слинял с деньгами этого их старикана.

То, как Джонни это сказал, означало: Классно сработано, чувак!

— Да, с двадцаткой. Купил на нее грамм. Будешь то, что осталось?

— Спрашиваешь! Слушай, ну я уделался. Не спал уже знаешь сколько? — Он задумался и принялся считать. — Сегодня у нас что, четверг? Я проснулся во вторник вечером, около шести. Сколько это, получается, я не сплю?

Джейк протянул приятелю пакетик. Посчитать в уме ему ничего не стоило:

— Пятьдесят четыре часа.

— Ну ни хрена ж себе! То-то мне так фигово. Обязательно нужно принять. — Джонни хорошенько потер руки, амфетамин лучше держать в тепле.

Он уже направился было в туалет, как вдруг остановился и нахмурился.

— А это еще кто?

Джейк совсем забыл про Кевина Доннелли. Он повернулся, помахал новому знакомому и громко представил парней друг другу.

Джонни держал наготове руку для формального рукопожатия. Доннелли не успел протолкнуться через толпу, как вот — пожалуйста, у него уже новый друг. Еще секунду назад Кевин был похож на безнадежно одинокого человека, а теперь Джонни повернул внутри себя какой-то там выключатель — и Доннелли уже купается в теплом свете лампочки в сорок ватт.

Джонни крепко сжал руку Кевина и потрепал его по плечу:

— Приятно познакомиться, чувак. Ща я вернусь.

Джейк и Доннелли стояли и смотрели, как Джонни подпрыгивающей походкой идет через толпу. Волосы у него на голове двигались в такт шагам — такое бывает только в рекламе шампуня. Но у Джонни они всегда так выглядели — если их не помыть. Обычно он заливал волосы слоем лака и выстраивал надо лбом высоченный начес.

— Я вас часто видел вместе, — сказал Доннелли. — Раньше. В последнее время что-то не видел.

— Ну да, Джонни был в Берлине, окучивал европейский рынок порнографии.

Доннелли, похоже, не понял, о чем речь, но вопросов задавать не стал.

— А, ясно. «Пилс» еще будешь?

Джейк уже допивал первую бутылку. После «спидов» мучает такая жажда, что можно выхлестать шесть или семь бутылок и даже не заметить, что еле стоишь на ногах.

— Ага, давай. И для Джонни тоже возьми.

Доннелли исчез. Можно было стоять здесь в одиночестве, а можно было обогнуть танцпол и пойти за Джонни в туалет. Туалеты у них тут невероятно тесные. Или это называется «уютные»? Одна кабинка с унитазом, один жестяной писсуар на двух человек и умывальник такого размера, что пальцы приходится мыть по очереди. Джейк вошел в туалет и был вынужден подождать, пока какой-то парень застегнет ширинку и выйдет. Впрочем, Джейк не тратил времени даром — повертелся пока перед зеркалом, висящим над умывальником. Как только парень свалил, он постучал в дверь кабинки.

— Джонни, это я.

Диск дверного замка повернулся, красная полоска на нем сменилась белой, и Джейк толкнул открывшуюся дверь. Джонни сидел верхом на унитазе лицом к бачку: в руке он держал членскую карточку клуба «Пипс», а на фарфоровой крышке бачка лежала полоска «скорости». Джейк закрыл за собой дверь и спросил, достаточно ли там осталось.

— Да, я даже глазам не поверил. Думал, ты оставишь одну глюкозу, а «кислоту» всю вынюхаешь.

У них в ходу была шутка о том, что Джейк — скупердяй. Точнее, это была никакая и не шутка, а истинная правда, но благодаря обаянию Джонни считалось, что это все-таки шутка.

Джейк смотрел, как Джонни скрутил трубочкой банкноту в сколько-то там немецких марок, перевел дух и с шумом втянул в себя порошок — всю порцию за два ровных вдоха. Под конец он слизнул остатки с карточки «Пипс», довольно ухмыляясь. Там и в самом деле оставалось предостаточно. Пауло никогда не обидит.

— Ну как, через иностранные деньги лучше? — спросил Джейк.

Джонни развернул купюру и, далеко высунув язык, два раза как следует ее облизнул. Поморщился и задумался над вопросом.

— Ты знаешь, нет. Если честно, иностранные деньги вообще меня не втыкают.

Джейк засмеялся.

— Да не, чувак, я серьезно. Они меньше, напечатаны на более дерьмовой бумаге и к тому же на них нет головы королевы. Совсем не то. — Он передал Джейку бумажку из-под «спида». Джейк смял ее, бросил в рот и стал жевать, чтобы выжать остатки.

Когда они вышли из кабинки, парень, стоящий у писсуара, бросил на них похотливый взгляд и для пущей ясности широко улыбнулся. Джейк оставил парня без внимания, а вот Джонни ответил ему такой же улыбкой и попросил убрать свое хозяйство подальше — тут маленькие хрены не в почете.

— Да ты даже не видел, — обиделся парень.

Джонни вышел из туалета, грязно хихикая, и пошел за Джейком обратно к бару. Диджей в это время поставил трек Хейзел Дин, и крошечный пятачок площадки для танцев тут же наводнился народом.

Пока они стояли у стены, пропуская хлынувшую танцевать толпу, Джейк спросил:

— Ты не сказал, Шон и Фея сильно разозлились?

— А ты как думал? Они считают, что на этой двадцатке были выгравированы их имена — они же весь вечер ублажали старого засранца.

— Фея никого не ублажал, он влюбился. Ты ведь знаешь, как он млеет перед разными древними педофилами.

Джонни пожал плечами.

— Блин, да я ведь видел этого мужика. Я, конечно, не специалист, но, по-моему, старик одной ногой в могиле. Если бы Фея у него отсосал, дедуля бы просто дал дуба, кроме шуток.

— Получается, я его спас.

— Да ты их обоих спас! Святой Джейк — вот ты кто.

К этому моменту на танцпол втиснулась уже половина всех посетителей бара. Танцевали даже за пределами выделенной под танцы территории — на ковре. На подножке печи, где сидел Джонни, тоже стояла парочка и пританцовывала в такт музыке. Играла медленная песня, они подняли над головой руки и самозабвенно ими размахивали. А рядом стоял Кевин Доннелли. Он не двигался и выглядел растерянным: в глазах у мальчика было такое твердое упрямство, что казалось, он изо всех сил старается не заплакать. Одну бутылку пива он держал в правой руке, две другие — в левой.

— Твой дружок по тебе скучает. — Джонни кивнул на Доннелли.

— Что ты о нем думаешь?

— Грустная история. Он ведь, кажется, ошивается у автобусной станции?

Джейк кивнул:

— Ага, приманка для маньяков — сразу видно.

Когда Доннелли увидел, что они возвращаются, он с облегчением вздохнул и заулыбался. Джейк подумал, что от такого смягчится любое сердце — даже, наверное, его собственное, если, конечно, кому-нибудь вообще удастся его отыскать. На создание окаменелостей в доисторические времена уходили миллионы лет, а его сердце с помощью амфетамина превращалось в камень за считанные секунды — полное окостенение сердечных желудочков. Надо бы продать свое тело науке вместо того, чтобы расходовать его по пустякам.

Доннелли отдал им бутылки. Джонни извинился, что они заставили его так долго ждать.

— Ваше здоровье! — крикнул он и протянул свой «Пилс» для дружного чоканья. — Вечеринка называется «Добро пожаловать домой, дорогой Джонни!»

— Твое здоровье, мистер Манчестер! — сказал Джейк.

Джонни целый час рассказывал про Берлин. Например, вот: однажды он видел, как по бульвару Курфюрстендам прогуливался старый немецкий трансвестит в кожаных розовых шортах и в такого же цвета байкерской куртке и кепке.

— Придурку было лет шестьдесят, не меньше!

— А через Берлинскую стену ты перелез? — спросил Джейк.

— Не-е, эту хрень я вообще не понял. — Джонни засмеялся и рассказал, как побывал в подсобке одного бара и там увидел такое, что у него глаза на лоб полезли… ну, не то, чтобы полезли, но прослезились уж точно. — Вы можете себе представить, что сделали бы копы, обнаружь они что-нибудь такое в Манчестере? Да они бы на хрен целую армию пригнали. Может, даже Армию спасения — с Андертона станется.

Джонни уже слышал про облаву в «Молнии» от Феи и Шона. Он спросил Джейка, видел ли тот, что там произошло.

— Так, немного. Я почти сразу ушел.

— Фея говорит, это опять тот инспектор — приперся собственной персоной, лично наблюдать за операцией. — Джонни наморщил лоб, вспоминая фамилию. — Паско?

. — Джон Паскаль. А что Фея про него говорил?

— Что у него типа было по доске на спине и на груди, с надписями: «Гомосеки, раскайтесь» и «Близок час расплаты».

Очень похоже на правду. Может быть, это даже цитаты из речи, которую Андертон собирался говорить на следующее утро на пресс-конференции. Про Андертона думали разное: одни считали, что игра в проповедника нужна ему для того, чтобы получить повышение по службе, а другие — что все его разглагольствования насчет адова пламени и вечных мук в интервью газете «Манчестер ивнинг ньюс» — это совершенно серьезно. Как бы там ни было, город разрывали крайности: муниципалитет подсел на марксизм-ленинизм, а начальник полиции убежден, что стал живым свидетелем Содома и Гоморры. Поговаривали, будто Андертон метит на место главы Королевской полиции Ольстера, потому что люди там более приличные — богобоязненные протестанты.

— А я слышал, что он придумал новое обмундирование для своих людей, — сказал Джонни. — Трусы на стальной подкладке — чтобы поберечь их задницы.

Джейк уже принял достаточно «скорости», чтобы оценить эту шутку. Он мог бы всю ночь распускать сплетни о Божьем Полицейском — мозг, заправленный амфетамином, так и сыплет остротами. Но диджей крутил новую песню, которая требовала смены настроения — «Zoom» группы «Фэт Ларрис Бэнд», и ему захотелось немедленно сорваться с места и пойти танцевать.

— Ты идешь?

Можно было и не спрашивать. Джонни уже шел в сторону танцпола, подергиваясь и пробивая себе дорогу между клонами, которые высоко задирали ноги, как того требовал их ковбойский танец.

В такие минуты очень не хватало Шона, истинного поклонника соула, наделенного к тому же хорошим чувством юмора. Это Шон научил их танцу «зум» — немой иллюстрации текста песни: сначала рука устремляется вниз, как аэроплан, а потом поднимается к глазам — в этом месте поется про любовь с первого взгляда. Впрочем, у Джонни тоже неплохо получалось. Его движения попадали в ритм песни, а ничего не выражающий взгляд был устремлен вперед — точь-в-точь, как показывал Шон. Вся штука была в том, чтобы напустить на себя притворной соблазнительности, как делают американские негры, исполняющие соул: глаза слегка прищурены, а губы растянуты в самодовольной ухмылке.

Джейка пробрал смех — с ним всегда так бывало, когда он танцевал под «Zoom». Смех сбил его с ритма и пришлось догонять песню: бум! — это он изобразил, как сердце в его груди взорвалось от любви. Он нагнал Джонни, и теперь они танцевали синхронно. Кевин Доннелли танцевал рядом, но не пытался повторять движения, а просто следил за ритмом — спокойно и без выпендрежа. Достаточно было взглянуть на его ноги, чтобы понять, что танцует он отлично: безупречные и непринужденные движения настоящего соул-мальчика.

Ночь близилась к концу — по крайней мере, в пабе «У Бернарда». Джонни был совсем на мели. Можно было попытаться раскрутить кого-нибудь на выпивку, но здесь обычно собирались парочки, а те немногие, кто рыскал по бару в поисках общения, искали большой и чистой любви. Вряд ли они окажутся настолько глупы, чтобы поверить, что пинта пива может стать первым взносом за романтические отношения. Джейк взял всем еще по одной, потом позволил проделать то же самое Кевину — и на этом вечер был окончен.

Почему-то — возможно, из-за того, что в полицейском участке ему сильно потрепали нервы — выбежав на улицу, Джейк почувствовал себя электрическим проводом. Подключенным к сети и оборванным — треплющимся в манчестерской измороси кабелем. Ворвавшись на площадь Альберта, он почти разглядел в темноте свои собственные искры. Джонни бежал с ним рядом. Кевин Доннелли тащился где-то далеко позади.