София сидела на переднем сиденье, обернувшись назад, к Юсуфу. Они оба молчали, создавая тот вид тишины, который заполняет все пространство. Дэвид чувствовал себя лишним, уставившись на габаритные огни автомобиля впереди. Они ехали в потоке машин, следующих на Рамаллу. Дэвид не нуждался в указаниях, пока они не добрались до центра города. Там София велела ему ехать по Иерусалимскому шоссе.

Езда ночью по израильским дорогам и по дорогам палестинским существенно отличалась друг от друга. На дорогах Палестины все ехали с горящими фарами, и все равно машина попадала в ямы и колдобины через каждые двадцать метров. В Израиле дороги были освещены, и включать фары даже не требовалось. Ночь имела разное качество по разные стороны от КПП в Рамалле. С израильской стороны все было залито оранжевым светом Запада. Два разных уровня гражданской инженерии стали еще более очевидны, когда они достигли кольца поселений, обозначавших новые границы Иерусалима, и направились в сторону Вифлеема.

София сказала Дэвиду повернуть направо. Дэвид не понял почему. Он уже достаточно хорошо изучил дорогу, чтобы узнать контрольно-пропускной пункт в Вифлеем. Но он сделал так, как она просила: повернул направо, а потом налево. Они въехали в тоннель – оранжевую трубу в недрах горы и, выехав из него, оказались на мосту, расположенном так высоко над долиной, что он напоминал нить, протянутую между небом и землей. Это была новая эстакада, соединявшая Иерусалим с поселениями на юге. Экстравагантность проекта поразила Дэвида. Потом машина нырнула в следующий тоннель. В самом конце эстакады был еще один израильский КПП, проехав который они повернули направо. Дэвид понял, что они объехали вокруг Вифлеема и сейчас въезжали в него с востока, со стороны Бейт-Джалы. Старая, неосвещаемая дорога зазмеилась перед ними, и Дэвид опять увидел новый израильский мост, теперь уже со стороны. Впереди них, на уровне противоположной горной гряды, сплошной стеной стояли израильские поселения. Отсюда Вифлеем и Бейт-Джала казались жалкими и беззащитными.

– Куда теперь? – спросил Дэвид.

Впереди на дороге виднелись пластиковые ограждения. Они выглядели хрупкими, но Дэвид знал, что внутри они залиты бетоном. Ограждения стояли прямо на середине дороги, и машина, доехав до этого места, должна была замедлить ход, чтобы объехать их. За ними располагалось сооружение, напоминавшее английскую муниципальную автобусную остановку. Подпирая эту остановку спиной, стоял израильский солдат.

– Еще один КПП? – спросил Дэвид.

– Мы уже внутри Зоны С.

Вот оно что! Ему говорили, что центр Вифлеема относился к Зоне А и управлялся палестинскими властями. Вся территория Бейт-Джалы от старого Хеврона до вершины этой горы была Зоной В – патрулировали ее израильтяне, но в сопровождении палестинского эскорта. Зона С покрывала всю остальную территорию до Западного Берега, и палестинская полиция сюда не допускалась.

– Проверка документов?

– Я думаю, все будет в порядке.

Однако Дэвид ощутил смутную тревогу. Машина волочилась еле-еле и выглядела не блестяще. Солдат почувствовал его колебания и махнул фонарем, делая знак остановиться. Дэвид притормозил возле пластикового барьера. Солдат шагнул к машине и встал, ожидая, пока София опускала стекло. Это дало Дэвиду несколько секунд для того, чтобы вспомнить, как должен вести себя в такой ситуации международный контрабандист.

Солдату было лет двадцать, и он был в очках. Дэвид улыбнулся ему и сказал: "Hello". Он хотел дать ему понять, что он англоговорящий иностранец и, соответственно, все остальные в машине такие же иностранцы.

– Паспорта.

Дэвид перегнулся через Софию и протянул ему два паспорта. Он держал большой палец на верхнем паспорте, движение слишком типичное, чтобы даже назвать его трюком, но это сработало на подсознательном уровне, и солдат взял у него верхний паспорт. Он направил на него луч фонаря – это был ирландский паспорт. Дэвид продолжал тянуться к окну, положив одну руку на спинку сиденья Софии и продолжая протягивать второй паспорт. Этот был американский, но в полумраке машины он мало отличался от ирландского. Солдат направил фонарик в салон и, увидев, как Дэвид фамильярно обнимает сиденье Софии, понял, что второй паспорт должен быть ее, потому что его он уже посмотрел. Он посветил фонариком на заднее сиденье, увидел Юсуфа, потом вернул Дэвиду паспорт и махнул фонариком, разрешая проезд. Они проскочили.

Юсуфа довезли до дома в Бейт-Джале. София проводила его до дверей и оставила с матерью. Дэвид ждал в машине. София жила меньше чем в двух минутах езды. Когда Дэвид притормозил возле ее дома, он узнал машину Тони, стоящую перед домом. Ожидал их Тони специально или нет, но он вышел из дома, и они встретились на тротуаре у воскресной школы. Дэвид взглянул на свои часы, повернув их в сторону света, исходящего от дома. Было 12.30.

– Как Юсуф? – спросил Тони.

София пожала плечами. Она не знала. Она думала, что Юсуф напуган, но сейчас он должен был выглядеть нормально перед своей матерью, должен был держаться. Говоря, она взглянула в сторону дома и, увидев в нем больше света, чем ожидала, заподозрила что-то неладное.

– У нас что, проблемы?

– Нет, – бодро ответил Тони. Затем он повернулся в сторону Дэвида. – Это сестра Хильда. Она пришла рассказать тебе сказку.

Дэвид уставился на дом.

– Она здесь?

Он вспомнил, как они виделись в последний раз, в Храме Гроба Господня, в Иерусалиме. Она отказывалась уходить от него, даже когда он сказал, что хочет остаться один, чтобы помолиться. Сестра Хильда ушла, только когда он пообещал ей вскоре непременно навестить ее. Она без конца говорила, какой у него прекрасный голос.

– Что она здесь делает?

– Да вот, притащилась со мной.

По интонациям Тони было очевидно, что он не хотел бы повторить этот опыт в ближайшее время. Дэвид помнил, что они были вместе с Тони, когда монахиня впервые услышала, как он поет.

– Давно она здесь?

– Несколько часов. Самира уже три раза поила ее кофе.

Дэвид не знал, что и сказать, и решил было просто высунуть кончик языка, совершающий быстрые движения между губ, как в добрые старые времена. Но, взглянув на выражение лица друга, понял, что тот не в настроении. Тони только собрался произнести: "Ей-богу, я не виноват, старик, это просто рок", как вдруг раздался душераздирающий вопль.

Они не успели еще добежать до крыльца, как вопль превратился в вой. Самира Хури стояла в дверях, держась руками за голову и голося. София отстранила мать – на полулежало тело, похожее на кучу тряпья. София принялась кричать:

– Нет, нет, нет!

Это был Элиас. Он пытался глотнуть воздуха, но не мог этого сделать. Глаза его закатывались. Сестра Хильда, появившись за спиной Софии, вскричала:

– Пропустите отца Дэвида, пропустите его в дом! Дэвид стоял в дверях. Он смотрел на лицо Элиаса и видел, как оно принимает пурпурно-пепельный оттенок, свойственный мертвецам. Сестра Хильда схватила Дэвида за руку и потянула в дом:

– Слава Богу, отец Дэвид здесь!

С холодной ясностью Дэвид вдруг осознал, что она имеет в виду. Она хотела, чтобы он совершил последние требы над Элиасом. Он было попятился, но монахиня толкала его в спину:

– Прошу вас, отец, прошу вас!

Глаза сестры Хильды были широко открыты, лицо светилось религиозным пылом. Она подталкивала Дэвида вперед. Он должен был отпустить грехи Элиасу, он должен был исполнить свое призвание.

– Отец! – Она опять схватила его за руку.

Элиас ускользал все дальше и дальше от мира живых, растекаясь, словно жидкость, по холодному кафельному полу.

Дэвида выручила София. Она оттолкнула монахиню и крикнула:

– Врача, дядя Тони, приведите врача!

Тони бросился к двери. Дэвид ожидал, что Тони схватится за телефон, но он побежал вниз по улице. Дэвид не понимал, что происходит, пока не догадался: доктор живет по соседству.

Все понимали, что это инфаркт. Крики Самиры напугали привратника, который выскочил из дверей воскресной школы. Когда явился доктор, за спиной у него была почти половина района, все бежали на крики. Примчались даже собаки. Посреди толпы по-прежнему голосила сестра Хильда, призывая Дэвида исполнить свой религиозный долг.

* * *

Было около трех часов ночи, когда София обнаружила Дэвида, прятавшегося в машине. Он скорчился на сиденье и курил сигарету, когда она постучала в окно. Дэвид подпрыгнул, подумав, что это сестра Хильда. Увидев Софию, он решил, что она помутилась рассудком. Лицо ее искажала гримаса ярости. Зачем она пришла, неужели она тоже хочет, чтобы он помолился над телом ее отца? Он примерз к сиденью, глядя на нее с надеждой, что это не так. До него донесся ее голос. Она хотела, чтобы он увез ее отсюда. Он поднял кнопку и впустил ее в машину.

Она скользнула на сиденье.

– Поехали. Пожалуйста, скорее! – Она сделала жест рукой в сторону руля.

– Ваш отец умер?

– Нет. Он спит. Ему сделали укол. Дэвид все равно чего-то не понимал.

– Может, вам стоит остаться?

С Элиасом оставалась мать, а спальня была слишком мала, им обеим не хватало места возле кровати. Она не стала объяснять это Дэвиду, а просто покачала головой. Лицо ее было бледным и отрешенным, и, взглянув на нее, Дэвид понял, как она перепугана всем случившимся.

– Пожалуйста, поедем скорее!

Они поехали обратно по горной дороге через Бейт-Джалу, мимо КПП с часовым, через лабиринт пластиковых ограждений. Видимо, часовой узнал их, потому что даже не стал махать им своим фонарем.

На израильской эстакаде Дэвид собрался было поехать в сторону Иерусалима, но София покачала головой.

– Нет, поедем в другую сторону.

После десяти минут езды по пустынной дороге они подъехали еще к одному контрольно-пропускному пункту, где Зона С пересекалась с Западным Берегом, старая Зеленая линия с довоенных времен, еще до 1967 года. Здесь было трое солдат, и они знаками велели Дэвиду остановиться. Один из них подошел к машине. Примерно в четверти мили за их спинами Дэвид увидел что-то похожее на линию крепостных укреплений, хотя, возможно, то были поселения.

– Шалом, – сказал солдат.

Дэвид кивнул и протянул ему документы на машину.

– Паспорт, – потребовал солдат. Дэвид протянул ему ирландский паспорт.

– Въездная виза есть?

– Там стоит штамп, – ответил Дэвид.

Солдат листал паспорт, светя фонариком на каждую страницу. Найдя визу, он посветил фонариком на Софию.

– А ее документы?

– Это моя жена, – сказал Дэвид.

– Где ее паспорт?

На этот раз Дэвид не был готов. Он знал, что другой паспорт где-то в машине, но не помнил где. И тут инициативу перехватила София. Она показала солдату какой-то документ. Дэвид не смотрел в ее сторону, чтобы случайно не выдать солдату своей реакции, однако был удивлен. Если она надеялась, что ее палестинская оранжевая пластиковая карта удовлетворит солдата, то этот номер наверняка не пройдет.

Солдат склонился к окну и повел своим фонариком. Он светил прямо на обложку паспорта, который держала в руке София. Дэвид проследил за лучом и посмотрел на паспорт. На его обложке золотился американский орел.

Солдат кивнул, отдал Дэвиду его паспорт и махнул рукой в сторону Израиля – проезжайте. Дэвид подождал, пока он не скрылся за пластиковыми ограждениями, и повернулся к Софии.

– У вас есть американское гражданство? Она покачала головой.

– Нет, это один из ваших паспортов.

Дэвид посмотрел на приборную доску, куда она его кинула. Это был его фальшивый американский паспорт.

– А если бы он посмотрел?

– Мне было все равно.

Дэвид не знал, что сказать. Он засунул американский паспорт в нагрудный карман своей рубашки. Надо за ним лучше присматривать.

Они ехали через густой сосновый лес, свет фар, пробегая по деревьям, рождал призраков среди теней. Затем дорога пошла резко под гору. Они оказались на узком проезде.

– Куда мы едем? – спросил Дэвид.

– Сейчас расскажу.

Через двадцать минут они въехали в какую-то деревню, и София велела Дэвиду припарковаться. Когда Дэвид открыл дверцу, его окатила волна аромата цветов в ночном воздухе. Запах был таким сильным, что Дэвид чуть было не увидел его в форме фиолетового облака. Но вместо этого его взгляду предстала церковь крестоносцев, возвышавшаяся над домами в свете прожекторов. Освещенные отраженным от нее светом, дома были словно окружены теплым сиянием. Деревушка была очень симпатичной.

Когда они двинулись в сторону церкви, Дэвид решил предвосхитить первый вопрос Софии и сказал:

– Зачем столько фальшивых паспортов?

Хотя в ночь, когда едва не умер ее отец, может, Софию и не очень интересуют его бесчисленные паспорта. Но он продолжил.

– Я друг вашего дяди Тони, воспоминание из его темного прошлого. Когда вы приняли меня за священника, я не знал, что сказать.

– Вы были с ним в Бейруте? Дэвид кивнул.

– Тогда вы, наверное, привычны к этому.

Сначала он не понял, о чем это она. Потом догадался, что она говорит о смерти, продолжая думать о своем отце, а возможно, и об адвокате.

Нет, он не был привычным к смерти. Он стал рассказывать ей, что ни разу не видел, как кого-нибудь убивали в Бейруте. Иногда он видел, как санитары проносили носилки, на которых лежали трупы жертв бомбардировок, но он старался не смотреть в их сторону. Он был больше озабочен другим – найти судно для контрабанды своего груза. А может, это просто срабатывал защитный механизм, его мозг говорил ему, на что надо обращать внимание, а на что нет. Он не хотел смотреть на мертвое тело на дороге, завернутое в кусок полиэтилена, прижатый по краям камнями от разрушенных зданий.

Дэвид покинул Бейрут в начале августа 1982-го, уже после артиллерийских обстрелов, но еще до ковровых бомбардировок. Он увез первую половину товара с собой. Тони задержался на неделю, пытаясь уладить вопрос с отправкой второй половины. Всю неделю он занимался челночной дипломатией, разрываясь между разными фракциями.

К тому времени израильская армия контролировала все окрестности Бейрута. Стоило огромных трудов пробиться через кордоны. Кроме того, Тони не до конца доверял людям, с которыми имел дело. В конце концов он решил все бросить и последовал за Дэвидом, чтобы поспеть как раз к его свадьбе.

После инцидента на свадьбе и бегства из страны Дэвид прилетел на Кипр, надеясь найти корабль, который отвез бы его в Бейрут. Благодаря усилиям международной дипломатии палестинская армия, ООП, должна была эвакуироваться из Бейрута морем. Вторая часть гашиша следовала вместе с их амуницией. Но когда он прибыл в Бейрут, Тони ждал его с дурными вестями – товар куда-то пропал. Он был где-то спрятан, и они должны его найти. Пока они ждали у моря погоды, Дэвид не волновался, потому что был все время обкурен. Тони предпочитал есть. В конце концов их партнер появился и сообщил, что с гашишем все в порядке. Он в Сабре, спрятан под деревянным полом столовой в лагере беженцев. Насколько Дэвиду было известно, он по-прежнему оставался там в ту сентябрьскую ночь, когда израильская армия устроила резню. За несколько часов в Сабре и Шатиле были убиты сотни безоружных беженцев. Дэвид видел два трупа своими глазами. Они лежали на одеялах Красного Креста. Это были женщина под шестьдесят и мальчик лет девяти. Тело мальчика было изогнуто в уродливой, неестественной позе и выглядело совершенно беззащитным перед смертью. Не считая этих двух, Дэвид никогда не смотрел на мертвые тела в Ливане. Да и на эти-то смотрел не очень долго, хотя и достаточно для того, чтобы уже никогда не забыть их.

Дэвид не хотел рассказывать Софии всего. Он бы предпочел поведать ей о приятных моментах, о том, как они с Тони наслаждались ролью международных контрабандистов. Но он чувствовал, что с каждым днем ему становится все труднее восстанавливать в памяти события тех лет. Это было давно и неправда. Рассказывая о них Софии, он чего-то приукрасил, чего-то недоговорил и, отвечая на ее вопрос, закончил так:

– Нет, я видел не много трупов. Но те, что видел, мне не понравились.

Он хотел бы еще сказать ей, что ни разу не был счастливым с тех пор. Все эти годы, проведенные в бегах. Таким счастливым, каким он был сейчас, сидя на деревянной скамье рядом с ней, вдыхая влажный, теплый аромат цветов, освещенных церковными фонарями.

София рассказала ему, что ее приводил сюда отец, когда она была маленькой. Ему нравилось приходить к этой церкви и вспоминать собственное детство. Это местечко до войны 1947 года было чем-то вроде небольшого курорта местного значения, люди приезжали сюда на выходные. Когда София появилась здесь после войны 1967 года, арабов уже не было – деревню оккупировали израильские ремесленники и художники – гончары, ткачи, акварелисты. Сейчас здесь не было и их. Цены на дома слишком выросли.

– Может быть, та мертвая женщина, которую вы видели в Ливане, была как раз из этих мест, – сказала София.

– Это возможно?

– Вполне. Хотя большая часть людей отсюда оказалась в лагерях в Иордане и на Западном Берегу. – Она немного помолчала. – Ладно, поехали.

София хотела вернуться к отцу. Дэвид старался ехать как можно быстрей. Но, когда они ехали по лесной дороге, впереди оказался грузовик, и всякий раз, как Дэвид пытался обогнать его, грузовик заносило, и они рисковали свалиться в кювет. Так они и добрались до КПП, волочась в хвосте у этого грузовика. Солдаты не стали останавливать ни грузовик, ни их "фиат".

Через сто метров грузовик остановился на обочине, где его поджидал другой, гораздо более старый грузовик. Они оказались нос к носу, новый грузовик с желтыми израильскими номерами и ржавеющий старый с голубыми номерами оккупированных территорий. Дэвид собирался было ехать дальше, но София придержала его за руку.

– Остановите за следующим поворотом.

– Что случилось? – Он решил, что ей вдруг стало плохо.

– Остановите.

Он сделал, что ему было велено, и притормозил у пологого холма. Они оказались на окраине деревушки, состоявшей из нескольких небольших домиков. Ночь была темной, виднелись силуэты коз, бродящих по холму, и ни огонька, кроме огней израильского поселения на линии холма.

– Я хочу сходить вон туда. – София показала в сторону холма. – Хочу узнать, что они делают.

Дэвид мог бы спросить зачем, но решил, что раз он в нее влюблен, то будет просто слушаться. А он был влюблен в нее.

Дэвид вышел из машины и начал взбираться вверх по холму. Земля скользила под ногами, а когда он припал на живот, то почувствовал, как трава скользнула по его лицу. И вот это едят козы? Одна из них как раз двигалась в его направлении – может, он показался ей более съедобным. Он оглянулся через плечо. София пробиралась за ним в нескольких метрах в том же положении.

Они ползли до тех пор, пока грузовики не оказались в поле их зрения.

Израильский грузовик менял позицию. Человек на дороге руководил действиями шофера до тех пор, пока грузовики не сошлись задними бортами. Мужчина теперь давал указания кому-то внутри фургона. Они что-то перегружали из одного грузовика в другой. Дэвид сполз по холму вниз, чтобы увидеть, из какого в какой грузовик шла перегрузка – из израильского в арабский или наоборот. Спустившись вниз, он переждал. Он хотел сказать Софии, чтобы она оставалась где была, дабы ее не заметили. Она затрясла головой, не дав ему заговорить. София хотела идти вместе с ним.

Они пересекли дорогу и стали ползком продвигаться по полю с другой стороны. В конце его был крутой косогор – поле находилось футов на шесть ниже уровня дороги. Дэвид приподнялся, стараясь держать голову ниже его края. Он уже слышал лязг дверей арабского фургона. Кто-то говорил на американском английском с израильским акцентом:

– Это продукция класса А?

– Самые лучшие, – ответил голос человека из арабского фургона.

Дэвид приподнял голову. Он увидел четыре пары ног в пространстве между колесами. Один из мужчин был в черных брюках, двое в джинсах, и еще один в белых пижамных штанах. Все они перегружали какие-то коробки из арабского грузовика в израильский.

– Аккуратней, аккуратней, ребята, – опять заговорил израильтянин. – Яйца – хрупкая вещь.

– Кошер! – сказал араб и засмеялся.

– Теперь, когда они в моем грузовике, это кошер, – уточнил израильтянин.

Дэвид обернулся. Он шепнул Софии, чтобы она не высовывалась. Он был уверен, что израильтянин вооружен.

– Это аль-Банна, – шепнула она ему в ответ. Дэвид кивнул. Он тоже так подумал. Но все-таки он хотел придвинуться поближе, чтобы убедиться в этом наверняка. Он вплотную пробрался к грузовику, глаза его оказались на одном уровне с болтами колеса. Два араба в толстовках и джинсах были сыновьями аль-Банны. Мужчину в традиционной одежде Дэвид не знал. Но израильтянин, одетый в темные брюки и белую рубашку с короткими рукавами, чем-то заинтересовал его. Аккуратно подстриженная бородка. Энергичный, примерно одного с Дэвидом возраста. Дэвид знал его. Фотография этого человека всегда была в интерполовских списках разыскиваемых преступников на два пункта выше Дэвида. Насколько Дэвид помнил, его звали Сол Бродецкий, хотя у него было порядочно и других имен: "также известен как...» Дэвид знал его как кидалу и мошенника. Похоже, он и теперь занимался контрабандой. Контрабандой яиц в Израиль.