Дэвид заблудился на дороге в Тель-Авив. Не совсем, конечно, заблудился, даже после всех выпитых им таблеток было не так-то просто заблудиться на прямой дороге. Но когда каждый знак, который он проезжал, указывал въезд в город, как ему было выбрать кратчайший путь к морю? Он спросил Софию, не знает ли она. София покачала головой и пробормотала что-то под нос, чего он не расслышал.

Он повернулся к ней и спросил: "А? "

Когда она повторила, произнесенное ею прозвучало как Нэнси Райан.

Он переспросил опять и на этот раз уже услышал Джони Сэй Па.

Дэвид подумал, что она почему-то перечисляет названия песен или имена исполнителей. Потом он вдруг понял, что София говорит по-французски. Казалось, она бредит. Ну да, она ведь тоже принимала транквилизаторы.

Дэвид решил ориентироваться сам. Он проехал мимо страшно хрупких на вид небоскребов, составленных из склеенных между собой готовых блоков. После здания под названием Бриллиантовый центр он повернул налево и понял, что восемьдесят процентов города, должно быть, изготовлено кустарным способом. Надо было все-таки прочесть какой-нибудь путеводитель, чтобы узнать что-нибудь ценное об этом городе. Так или иначе, но, обозревая окрестности из своего "фиата", он видел, что большая часть города была построена на скорую руку. Можно было назвать его беспорядочным, эклектичным, даже хаотичным, но все-таки что-то в нем впечатляло.

Дэвид определенно не мог понять, почему тельавивцы столь нелюбезны. Всякий раз, когда он притормаживал машину, чтобы спросить у кого-нибудь дорогу, все, даже не посмотрев на него, тут же нажимали на газ. Стоило ему поравняться с кем-нибудь у светофора или на шоссе, как эти люди готовы были нарушить все правила, только бы не вступать в контакт. Было похоже, что в этом городе есть только один уравновешенный человек, это он сам.

Жара стояла просто немыслимая, как в пыточной камере в фильме про японскую тюрьму. Дэвид снял свой похоронный пиджак с накладными плечами, но прохладнее от этого не стало. Воротник рубашки натер ему шею, пот струился по груди, вызывая раздражение и зуд.

София по-прежнему не то спала, не то дремала под действием таблеток, когда они выехали на угол Дизенгофа и Жаботинского. Это звучало так легендарно, что Дэвид решил припарковаться именно здесь. Он тут же увидел знак стоянки, словно знамение, что звезды улыбались ему. Паркинг находился между двух небольших гостиниц, и он уже закрывал машину, когда вдруг понял, что здание слева – это не гостиница, а бордель. Дэвид заколебался на мгновение, глядя на бесстыдную рекламу этого заведения – на большом щите была изображена голая баба с грудями как две базуки. Он вдруг подумал, что оказался где-нибудь в Бангкоке или Майами. Дэвид стоял, переводя взгляд с рекламы на машину и обратно. Может, это и не машина вовсе, а космический корабль, который перевез его в другое измерение? Он обошел "фиат" кругом, чтобы открыть дверь Софии. Где бы он ни находился, в Тель-Авиве или на планете Фрик, Дэвид был рад, что он здесь. Только сейчас он начал понимать, какой надломленной была его психика, пытавшаяся справиться с ежедневной реальностью. Он был готов пасть на колени и поцеловать асфальт, как это делает Папа Римский во время своих заграничных турне. Хотя, может быть, и не самая лучшая мысль изображать из себя папу в этом городе. Но сейчас он был готов и на больший героизм.

Дэвид прислонил Софию к машине и пошел поговорить с охранником стоянки. Тот сидел под деревянным навесом на складном стуле и беседовал с каким-то человеком, гораздо более старшим его по возрасту. Несмотря на разницу в возрасте, эти двое вели себя как старые друзья. Они болтали о жаре, о том о сем. Второй темой, кроме жары, были скандалы, которые устраивали соседи пожилого мужчины. Сложив руки так, словно он держал невидимую дыню, старик рассказывал:

– Каждый день, с утра до ночи, он спрашивает ее, как она может жить на этой засранной помойке. Она утыкает руки в боки и улыбается ему в ответ и говорит: "Ты думаешь, чему я улыбаюсь? Это я представляю, как ты потонешь в говне, сучий выблядок! Когда эти засранные стены, покрытые собачьим дерьмом, наконец рухнут на твою голову, проклятый говнюк!

– О, господи! – сказал молодой.

– Я не знаю, может, мне покончить с собой? Слушать все это каждый день! Сутра до ночи! Или, может, мне стоит открыть их дверь и начать аплодировать? Хоть это и невыносимо, но все же настоящий театр.

– Извините, – прервал их Дэвид. – Я должен заплатить сейчас или потом?

– Когда вы заберете ее?

Дэвид не знал. Он подумал, что уже много времени, но, с другой стороны, Тель-Авив казался ему городом, заслуживающим того, чтобы познакомиться с ним поближе.

– Если вы не знаете, когда вернетесь, то платите за весь день, – сказал служащий.

Дэвид заплатил дневную таксу. Перед тем как уйти, он обратился к пожилому мужчине:

– У меня однажды были соседи, похожие на ваших. Знаете, что я сделал?

Мужчина помотал головой.

– Я сделал эту женщину своей любовницей. Так что, хотя бы на то время, пока они не находились в одной комнате, в доме наступала тишина.

Мужчина усмехнулся.

– И она начала скандалить с вами? Или нет, хуже, она так же орала на вас, пока вы занимались любовью? – Он пожал плечами. – Представляю себе эту картину.

– Вы и с ней были знакомы? – спросил Дэвид. Когда он уходил, они все пожали друг другу руки, и молодой человек сказал Дэвиду, что он может не волноваться за свою машину, он присмотрит за ней.

– Кто волнуется, – усмехнулся Дэвид, – я взял ее напрокат.

* * *

Сэмми Бен-Найм наблюдал из своей машины, стоявшей на углу улицы Дизенгофа, за Дэвидом и Софией Хури. Пока Дэвид ходил разговаривать со служащим автостоянки, девушка стояла, прислонившись к машине, и была явно не в себе. Теперь они шли по тротуару, забавная пара: она шагала как робот, а он шел расслабленной, шаркающей походкой в своих нелепых мешковатых штанах. Следить за этой парочкой было самой легкой работой. Сэмми повернулся к своему шоферу и сказал:

– Можешь быть свободен, я думаю, теперь справлюсь один.

– О'кей, босс.

Это прозвучало как вздох облегчения. Они сели Дэвиду на хвост в Иерусалиме. Тот вел машину таким образом, что любому, кто следовал бы за ним, теперь полагался отдых. Водитель был молод и честолюбив и, чтобы доказать боссу, что, несмотря на усталость, нюх он все-таки не потерял, спросил:

– Эти двое, на автостоянке, его связники?

Сэмми пожал плечами. Он не утруждал себя объяснениями водителю, зачем за Дэвидом организована круглосуточная слежка. Любой иностранец со столь многочисленными контактами среди арабов был бы достоин ее. Со своими длинными волосами и расслабленными манерами, он вполне походил на какого-нибудь опасного западного анархиста, сочувствующего палестинцам. На эту роль он годился и по возрасту и по внешности. В семидесятые годы у палестинцев были многочисленные контакты с европейскими революционерами-любителями. Ульрика Майнхоф из «Баадер-Майнхоф» даже пыталась послать своих несовершеннолетних дочерей в тренировочные лагеря ООП в Ливане, чтобы научить их обращаться с оружием. Сэмми не сомневался, что водитель достаточно умен, чтобы понимать: Дэвид вряд ли такой же экстремал, но он мог быть каким-нибудь связным. Один анархист из семидесятых просит своего приятеля, контрабандиста гашишем, чуть влезть в политику, оба помешаны на своих радикальных идеях. Шоферу было вполне естественно подозревать Дэвида в конспиративных связях. Он, конечно, и вообразить себе не мог, что они тратят столько времени и энергии только для того, чтобы спасти какую-то сделку с недвижимостью.

– Ты думаешь, это выглядит подозрительно, что он разговаривал со служащим автостоянки? – спросил Сэмми.

Водитель не знал, действительно Сэмми интересуется его мнением или просто издевается. Он решил оставить это без комментариев.

– Может быть.

Сэмми кивнул. Может, да. Может, нет. Ему самому показалось странным то, как Дэвид разговаривал с этими людьми на стоянке. Он не знал наверняка, что именно его насторожило, но он разберется в этом.

Сэмми отправил машину, не попрощавшись. Переходя улицу, он услышал, как автомобиль развернулся, пересек разделительную полосу и ушел налево. Сэмми остался один.

Он подошел к служащему стоянки, склонив голову к листку бумаги с каким-то адресом, лежащему у был в него на ладони. Немного чисто профессиональной техники, рутинная работа. Сэмми изображал приезжего, который заблудился в городе. Он с удивлением озирался на здания вокруг и на стоянку, словно ожидал увидеть на ее месте нечто совсем другое. Когда Сэмми понял, что его заметили, он начал свою вводную речь, призванную изобразить недоумение и растерянность.

– От булочной налево... Не пойму, что, здесь все номера поменяли, что ли? Вы не могли бы мне помочь?

Пожилой взглянул на него первым. Он проворчал что-то молодому, и тот хмуро посмотрел на Сэмми.

– Вы мне не поможете? – повторил Сэмми.

– Извините. Иврит не очень хорошо, можно медленней, пожалует.

У Сэмми отвисла челюсть. Он быстро вернул ее на место.

– Русский?

Парень кивнул.

– Да, да.

– Он говорит по-английски? – спросил Сэмми на ломаном русском.

Оба отрицательно помотали головами. По-английски они тоже не говорили.

Сэмми оглянулся на улицу, по которой уехал его водитель. Потом в другую сторону, на удаляющиеся фигуры Дэвида и девушки-арабки. В рапорте ничего не было о том, что Дэвид силен в русском. Все слова, которые Сэмми знал по-русски, он уже использовал.

Он изобразил гримасу разочарования и сожаления этим двум русским иммигрантам и пошел вниз по улице. Один ноль не в его пользу. Можно подумать, что он никогда не ходил в школу секретных агентов, а просто насмотрелся дешевых шпионских фильмов.

Он потерял Дэвида и Софию недалеко от бульвара Бен-Гуриона. Они перешли улицу, потом между ними и Сэмми проехала пара машин, и они были таковы.

Сэмми задумался. Он чувствовал себя болваном. Нет, это, конечно, случилось не потому, что они сознательно его кинули. Наоборот, он потерял их, потому что они были непредсказуемы, как все непрофессионалы.

Глупо сейчас об этом думать, но было большой ошибкой с его стороны отпустить водителя. На то у него имелись свои причины, он хотел поговорить с Дэвидом тет-а-тет. Для этого надо было выбрать подходящий момент, дело ведь деликатное. Впрочем, возможно, существовала и другая причина тому, что Сэмми отпустил водителя. Он почувствовал, что, вероятно, ломится в открытую дверь. После гибели адвоката он понял, что надо срочно что-то придумать, чтобы спасти сделку. Новый план требовал новых людей. Сэмми надеялся выработать стратегию по ходу развития событий, не форсировать ситуацию, а попытаться нащупать пути для диалога.

Сэмми бросил взгляд на улицу. В этом квартале располагались несколько предприятий быстрого питания, продающих шаурму, меняльные лавки и несколько гостиниц-хостелов для туристов с названиями типа "Ребята с рюкзаками" или "Приют эгоиста". Ночлежки, где можно получить постель на одну ночь меньше чем за десять долларов. Если Дэвид и его подруга искали, где переспать, то они вполне могли зайти в одну из них.

И тут вдруг он увидел Софию Хури. Она сидела в одиночестве, на лавочке возле кафе, продающего шаурму. Сэмми обошел ее и направился в кафе. Он купил чашку чая со льдом и занял стоячий столик возле окна. Поглядывая в окно, он чувствовал жар от газовой плиты, от которого его рубашка быстро пропиталась потом и прилипла к спине. Но зато лавочка, на которой сидела София, все время была в поле его зрения, и он видел, в каком направлении женщина смотрит. Если бы она при этом иногда не кивала головой, почти засыпая, но тут же вскидываясь опять, он увидел бы Дэвида раньше. Сэмми заметил его только через пятнадцать минут, за распахнутыми окнами балкона одного из хостелов. Тот стоял и пожимал руку какому-то лохматому парню. А может быть они передавали что-то друг другу. Так или иначе, но в своем рапорте Сэмми потом напишет, что они совершали какую-то сделку. Дэвид улыбался. На самом деле казалось, он готов запеть от радости. Потом он принялся искать что-то в заднем кармане своих невообразимых штанов.

Если бы Сэмми мог слышать, что Дэвид говорил молодому человеку на балконе, он бы услышал:

– Спасибо, друг. Если не возражаешь, я скручу прямо здесь. Давно не курил.

Парень выглянул на улицу.

– А твоя девушка?

– Все нормально. Она отдыхает.

Когда Дэвид достал пачку сигаретной бумаги "Ризла", она была смятой и слипшейся от пота. Первые двадцать или около того бумажек вытянули одна другую, разматываясь, как рулон туалетной бумаги.

– Погоди, возьми мои, – предложил парень. Он достал гигантскую пачку с листом конопли на обложке.

– Нет, постой-ка, – сказал Дэвид.

Он продолжал вытягивать ленту склеенных друг с дружкой бумажек, как фокусник вытягивает связанные шарфы, пока она не вытянулась вся. Дальше бумажки уже шли по одной. Он, конечно, мог воспользоваться бумажкой хиппаря, это был размер экстра-лардж, созданный специально для закручивания косяков. Но Дэвид предпочитал кинг-сайз. Существует масса разновидностей курительной бумаги. Есть прозрачные, есть с полосками как водяные знаки, есть большие, маленькие, средние, на все вкусы. Он лизнул одну бумажку, склеил ее с другой. Потом приклеил к ним третью поперек, так что получалась буква Т. Он любил делать длинные косяки.

Если не считать ораторского искусства и поцелуев, нет более деликатной работы для языка, чем сворачивание косяков. В этом Дэвид был настоящим специалистом. Закончив первую часть операции, он достал из пачки обыкновенную сигарету и, высыпав из нее две трети табаку на свое полотно, склеенное из трех бумажек, выбросил остаток сигареты с фильтром в пепельницу.

Целый день его "Зиппо" лежала в нагрудном кармане рубашки. Сейчас он достал ее, щелкнул крышкой и поднес пламя к краю куска пластилина, который только что купил у этого парня. Когда тот задымился, Дэвид поднес его к губам и втянул в себя дымок, чтобы почувствовать вкус. Он был сладковатым и отдавал запахом разных трав и цветов, с некоторой примесью чего-то нефтяного. Этот запах напомнил ему голубой парафин, который продавался на некоторых автозаправочных станциях во Франции. Нигде больше Дэвид его не встречал, и это навсегда осталось в его памяти как элемент французской экзотики. Разогретый гашиш легко крошился, как мука, смешанная с маслом, пока в нее еще не добавили воды. Исходя из предварительной оценки качества продукта, он решил, что это будет один к шестнадцати: гашиш – 1, табак – 16.

Когда Дэвид закончил, его косяк выглядел как штанина ковбоя, который вырядился для родео. Размером он был с хорошую морковь. Дэвид всегда любил забивать толстые и плотные косяки, из-за чего ему не раз приходилось спорить с оппонентами. Он аргументировал это тем, что без труда не выловишь и рыбки из пруда. Хочешь кайфа – высасывай его. Узкий конец косяка он оставил пустым и теперь заглянул в него, словно в маленький телескоп. Сюда надо было вставить пяточку из свернутой картонки, и он хотел убедиться, что ей ничего не помешает. Все выглядело как надо.

Дэвид оторвал кусок картонки от книжки спичек, на которой было написано "Гранд-отель, Вифлеем", и свернул ее в цилиндрик. Он всегда использовал для этой цели обложки бумажных спичек, если они были под рукой. Это лучше, чем рвать обложку сигаретной бумаги или пачку сигарет. Он вставил пяточку в косяк и подтянул его.

Затем оглядел свое произведение.

– Ну как?

– Лучше не бывает. – На лице парня играла самодовольная улыбка, как будто это он, а не Дэвид свернул такой классный косяк. – Может, все-таки позовешь свою телку сюда, чтобы она тоже оценила это произведение искусства?

Дэвид выглянул на улицу. София сидела на лавке, потягиваясь и зевая. Когда она сощурилась, ища его взглядом, Дэвид улыбнулся ей.

– Это у меня глюки или вон тот парень следит за тобой? – спросил хиппарь.

– Да. Он следит за мной от самого Иерусалима. Как ты думаешь, это секретный агент?

Парень чуть не подпрыгнул.

* * *

Сэмми увидел, как длинноволосый парень вдруг начал размахивать руками перед Дэвидом. Даже сквозь шум, который создавали машины, двигавшиеся по улице Дизенгофа, он слышал, как хиппарь орал по-английски:

– Съебывай с моего балкона, чувак! Я тебя не знаю, понял! Слышишь, мы с тобой не знакомы, вали отсюда!

Дэвид смеялся. Он спустился по железной лесенке, которая вела с балкона на улицу. Ступив на тротуар, он вдруг резко свернул налево, по направлению к площади Дизенгофа. Сэмми должен был быстро решить, что ему делать: остаться с девушкой или следовать за Дэвидом. Он вышел на улицу. София, похоже, никуда не собиралась. Сэмми выбросил свой айс-ти в урну и направился за Дэвидом. Он обнаружил его в бистро за углом, на улице Пинскера. Дэвид сидел за столиком слева от входа. Сэмми замедлил шаг, оценивая, как всю эту ситуацию видит публика, сидящая за столиками. В книгах по психологии это называется С/Р, саморефлексия, попытка взглянуть на себя глазами окружающих. За столиками сидела в основном молодежь допризывного возраста. Некоторые с разноцветными волосами, остальные, в большинстве своем, с пирсингом и тату. Сэмми был почти уверен, что он здесь единственный, у кого нет татуировок на теле. Насчет Дэвида он сомневался, может, тот наколол себе что-нибудь в тюрьме. Люди, составлявшие досье, могли пропустить его знание русского языка, но то, что он был в тюрьме, они знали наверняка. Дэвид сидел и ухмылялся, глядя на него.

– Похоже, ты все-таки не из охраны аэропорта, не так ли?

Сэмми смешался. Его опять поимели. Он начинал уставать от этого человека. Сэмми вспомнил все: хаотическое вождение автомобиля, все эти беспрерывные попытки зацепить гашиш, и теперь это "я тебя сделаю только так, чувак". Оставалось лишь смириться.

– Нет, я не из охраны аэропорта, – ответил он. Сэмми положил руку на спинку свободного стула рядом с Дэвидом. – Не уделишь мне пару минут?

– Если хочешь курнуть со мной, почему бы и нет? В противном случае я предпочел бы остаться один. Хотя, наверное, если мы курнем с тобой, меня здесь точно не заметут. Ты, может, скажешь, что я обнаглел, но чтоб расслабиться в вашем странном городе, ей-богу, нужен талант.

Сэмми покачал головой.

– Ты плохо водишь машину, приятель. Нас, наверное, тоже приняли за психов, когда мы ехали за тобой.

– Я плохо вожу? Ты что, хочешь поучить меня вождению?

Принесли кофе, заказанный Дэвидом, как раз вовремя, чтобы разрядить ситуацию, которая начала накаляться.

– Ладно, не будем ссориться. Ты так быстро заводишься.

– Я не ищу ссор. Все, чего я ищу, это место, где можно спокойно курнуть перед тем, как продолжить приятное времяпровождение с моей девушкой.

Сэмми решил, что, раз предыдущий счет был не в его пользу, самое время теперь наверстать упущенное. Интересно, удастся ли ему шокировать этого крутого.

– Знаешь, я всю неделю хотел тебя спросить, что это за фамилия такая – Рэмсботтом?

Челюсти Дэвида слегка сжались, он сглотнул. Почти незаметно, надо было быть профессионалом, чтобы заметить.

– Это небольшой городок на Севере Англии, – ответил он. – Что еще ты обо мне знаешь?

– Да так, фрагменты. Но вот то, что ты говоришь по-русски, я не знал.

– Манчестерский университет, факультет русского языка и литературы, Тысяча девятьсот семидесятый – тысяча девятьсот семьдесят четвертый. А где ты выучил английский?

– Ты заметил мой акцент? Большинство людей воспринимают мой английский как родной язык. Американский английский вообще-то.

– Я много поездил на своем веку. У меня слух на акценты.

– Да, ты прав. Я изучал английскую литературу в Йейле.

Дэвид откинулся на спинку стула.

– Так мы с тобой цивилизованные люди. Просто два интеллектуала, вспоминающие свои альма-матер.

– Точно. Как в пьесе Мэмета, когда говорят: "Что мы здесь имеем? "

– Что мы здесь имеем?

– Да, там один персонаж спрашивает: "Что мы здесь имеем? " Что мы здесь имеем? Просто два человека разговаривают друг с другом. Вот и все. Два парня беседуют.

– Да... А потом одного из них имеют.

– Ты любишь Мэмета? – спросил Сэмми.

– Видел несколько вещей. Похоже, что теперь все разговаривают, как его персонажи. Разговор обиняками.

– Точно. Во всем мире все теперь говорят обиняками.

– Имеется в виду, что все хотят друг друга оттрахать. Так что же хочешь ты? То же самое?

– Я хочу тебе помочь.

В этот момент Дэвид вдруг понял, что он, наверное, ошибался насчет этого парня. Это не просто обычный представитель тайной полиции. Тут явно пахнет политикой. Чтобы не впасть в очередную ошибку, Дэвид решил не спешить. Он достал из нагрудного кармана свою "Зиппо". И внимательно посмотрел на собеседника. Взглянул прямо в его черные глаза, на его темную кожу, на черты его лица. Назвать его лицо честным, конечно, нельзя. Что-то там есть еще, в глубине этих глаз. Но, похоже, этот агент Шин-Бета сейчас играет в открытую. Он не скрывает своего интереса, он оперативник, и сейчас выбрал такую стратегию. Но Дэвид уловил в этой стратегии и некоторую опаску. Может быть, просто страх, что начальство не одобрит его инициативу, привычку согласовывать свои действия с вышестоящими чинами.

Хотя, возможно, Дэвид читал больше, чем скрывалось за выражением этого лица, за этим ртом со слегка опущенными вниз уголками губ.

Он прикурил свой косяк.

Если говорить о стратегии Дэвида, то это было просто следование интуиции.

Он посмотрел в глаза этому парню, попытался понять, что скрывается за его взглядом и его словами. Они, так сказать, пощупали друг друга за яйца, у кого пожелезней. Дэвид вполне допускал, что он может и ошибаться насчет этого парня.

– В чем ты мне хочешь помочь? – поинтересовался Дэвид.

– Я хочу оказать тебе профессиональное содействие. После смерти адвоката вы оказались в тупике. А я мог бы помочь довести это дело до конца.

Дэвид сделал глубокую затяжку и задержал дыхание, надеясь, что гашиш перебьет остаточное действие транквилизаторов. Это было похоже на квалюд. Таких сильных транков он не пробовал уже лет двадцать.

Сейчас ему необходим удачный ход, даже если при этом он рискует похерить то немногое, что уже начал понимать.

– Так это ты посадил его так сидеть на лавочке в Рамалле?

Сэмми кивнул.

– Совершенно дерьмовая ситуация. Мы только встретились, у нас еще впереди были дела, и вдруг он валится замертво в самый неподходящий момент.

– А ты наверняка гарантировал ему полную безопасность, да? И вот он труп.

– Да, парню не повезло. Это далеко не самый лучший момент в работе нашего департамента. Но твоя безопасность будет гарантирована. – Он сделал ударение на слове твоя: лично Дэвиду ничего не угрожает. – Ты знаешь, есть еще один адвокат. Он был арестован палестинской администрацией.

Дэвид кивнул.

– Да, я видел, как его увозили куда-то из полицейского участка в Вифлееме. Ему вы тоже гарантировали безопасность?

– В его случае у нас все получилось. С ним все в порядке, он сейчас в Тель-Авиве.

– Ладно, я понял. Если мои партнеры надумают продавать дом, я буду знать, с кем связаться. – Дэвид сделал последнюю затяжку. – Но сейчас...

Он щелчком подбросил косяк, отчего тот, вертясь, полетел вверх. У агента спецслужб была подобающая секретному агенту реакция – вскинув руку, он поймал его на лету. Возможно, даже не обжегся. Этого Дэвид уже не заметил, поскольку видел Сэмми только краем глаза, пока перебегал дорогу. На другой стороне улицы его ждала в машине София. Это было такси с открытой для Дэвида задней дверцей.