Нива проносилась по трассе с чудовищной скоростью и оставляла трупы. Вот и сейчас намечалась еще парочка. Милицейская машина и мужчина с жезлом в руках, замаячили на горизонте. Барс гнал сто пятьдесят по ровнехонькой дороге, и его заметили издали; даже радар не понадобился ментам, чтобы определить скорость. На мгновение Барс представил, как радуются служители закона, в ожидании крупного штрафа. Но в голову не закралась даже мысль об остановке. Он просто взял с пассажирского сидения пистолет и опустил окно. А когда до гаишников оставалось всего метров сто, когда те уже поняли, сейчас начнется погоня и жезлоносец ринулся к машине, Сеня высунул левую руку с пистолетом из окна, и два раза нажал на спуск. Нива пролетела мимо, в милицейской машине остались два мертвых тела.

Всего на несколько секунд оживший мир отступил, и дорога пропала. Барс снова путешествовал по радужному туннелю, как делал вот уже вторые сутки; хотя мог бы поклясться, что едет не больше четырех часов. Столько же ему оставалось до Саратова.

Тоннель он изготовил из семицветного стекла, сейчас Нива ехала по фиолетовому сектору. В тоннеле играла спокойная музыка, иногда он останавливался взять попутчика, чтобы поболтать. Последним он беседовал с графом Монте-Кристо. Его теория отмщения очень занимала… Семена? Теперь ему все труднее вспоминалось имя, полученное при рождении. Будто и не был он никогда Семеном Барсовым, а просто лет десять назад прочитал о нем книгу, причем не самую хорошую, с серым картонным персонажем. Теперь даже в мыслях он называл себя Барсом, а иногда, рассматривая лицо в зеркальце заднего вида, отмечал, он действительно очень похож на барса. А порой даже мелькала крамольная мысль — может это барсы похожи на него?

Тоннель не имел привычки изгибаться, но руки все равно поворачивали руль, и Барс искренне не понимал — зачем? Потом, правда, дошло — чтобы выехать на сектор иного цвета. Сначала он ехал по фиолетовому, потом переезжал на красный, или даже перескакивал на пару цветов, и оказывался на зеленом. Настроение при этом менялось соответственно. На фиолетовой полоске его сотрясало безразличие, на зеленой одолевала грусть, красная пробуждала ярость, оранжевая наполняла радостью, от желтой становилось тепло, голубая успокаивала, а синяя охлаждала воспаленное воображение.

Но вот в конце туннеля забрезжил свет. Простой белый свет, соответствующий цели. Он притормозил и оказался в ночи. По внутреннему времени, после убийства милиционеров прошло всего пара часов, хотя когда он стрелял, за ментовозкой поднималось солнце. Сколько же он ехал? Барс завернул в какой-то проулок незнакомого города и остановил машину перед подъездом пятиэтажного дома. Достав мобильник, он взглянул на число. Шестое марта. Значит, от Осы до Саратова он добирался ровно шесть дней. Что-то долго. Хотя для него всего восемь часов прошло, но все равно, рождались вопросы. По какой дороге он ехал, кого встретил на пути, с кем беседовал, сколько жизней унес? Но вопросы отступили, когда он вышел из машины глотнуть свежего воздуха. Над ним сияли звезды, но тускло. В доме горели окна, но слабо. В городе жили люди, но не интересовали его. И только одно единственное окно на втором этаже, сияло. Оно именно сияло, да так ярко, что глаза не могли смотреть. Поначалу Барс даже подумал, будто там разгорелся пожар, а потом понял — сияет оно лишь для него. А еще понял — ему вовсе не хочется туда идти, хотя весь смысл жизни потеряется, если он не войдет в этот подъезд.

Барс осмотрелся. Неподалеку расположился круглосуточный ларек, ноги невольно понесли туда — у Барса закончились сигареты, да и выпить не помешало бы. Кроме даты мобильник показал еще и время — половина первого ночи — но даже, несмотря на такой поздний час, ларек не пустовал. Внутри собралась стайка девушек, явно в подпитии, и парочка парней, покупавших пиво. Барс зашел внутрь, над ним прозвенели колокольчики. Продавщица, складывающая пиво в пакеты, даже не обернулась на него, а вот девушки и парни кинули по взгляду, но и только. Парни зашарили по карманам, в поисках денег, а девушки снова начали переговариваться громким шепотом и похихикивать. Это странно, раньше на него реагировали более бурно. В прошлом в подобных ситуациях Барс часто различал из переговоров слово «красавчик», а порой, девчонки подходили знакомиться сами. И уж тем более, будучи навеселе. Но сейчас он не привлек даже самого захудалого интереса. Проходя мимо холодильника, и взглянув на свое отражение, Барс уяснил причину.

Со стекла на него смотрел уже далеко не прежний красавец, Семен Барсов, а простой парень, или даже молодой мужчина, с совершенно обычной внешностью. Барс лишь хмыкнул отражению, а оно подмигнуло ему, на секунду приобретя прежнюю привлекательность.

Подойдя к прилавку, Барс ощутил странное покалывание на шее, а потом по ноздрям ударил кисловатый запах. Он повел носом, пытаясь выяснить, откуда он исходит, и безошибочно определили — от двух парней, стоявших рядом. В отличие от девушек, они отвели взгляд не потому, что Барс их не заинтересовал, но потому, что почуяли опасность. Барс взглянул на их затылки, волосы там уже начинали вставать дыбом.

— Давайте я помогу, — сказал один из них продавщице высоким голосом, едва не срываясь на скулеж.

Второй тут же бросился на помощь; уже спустя полминуты они запаковали всю батарею бутылок по пакетам и протянули продавщице деньги.

— Сдачи не надо, — кинул тот, что предлагал помощь. — Девушки, пойдемте…

Все вместе они направились к входу, а продавщица с подозрением оглядела тысячную купюру. Накупили ребята максимум рублей на шестьсот, что-то тут нечистое. Поэтому, прежде чем обратиться к Барсу с вопросом, чего он хочет, продавщица просветила купюру и тщательно ее прощупала.

— Что вам, мужчина? — спросила она, все еще подозревая банкноту в фальшивости.

— Два Туборга и пачку Парламента, — отозвался Барс.

Получив пиво и сигареты, Барс вышел из ларька и увидел тех самых ребят с девушками. Они стояли метрах в пятидесяти и явно намеревались устроиться на лавочке, как раз напротив подъезда, где сияло окно. Позвякивая бутылками, Барс направился к ним. Даже в темноте он видел, как парень постарше кинул на него испуганный взгляд, а уши уловили его предложение остальным, пойти поискать другое место. На вопрос девушек, что ему здесь не нравится, парень ответил, дескать, тут мало освещения. Кучка студентов сдвинулась и пошла в противоположную от Барса сторону, а он занял нужную лавку.

Распаковав пачку, он закурил и сорвал кольцо с бутылки. Как же мало тут света… хотя нет, горящее окно освещает двор, будто на дворе день, а в небе сияет солнце. Поразительно, как никто этого не видит. А может просто сумасшествие, наконец, приперлось к нему с авоськами кошмаров и галлюцинаций. Три года провел он у Осы, а для него зима закончилась только сегодня. Хотя почему-то выскочил он не в осени, а летом. Только сейчас до Барса дошло, что в марте он не смог бы сидеть на лавочке в одной футболке. Рука потянулась за телефоном. Так и есть, дата: первое июня. Еще три месяца куда-то подевалось. Возможно, он все это время просидел тут, на этой самой лавке и ждал? Чего ждал? И ответ всплыл, как всплывает раздувшийся от газов труп в гнилом болоте — смердя, и показывая истинное лицо смерти. Но он еще жив. Легкие еще вдыхают дым сигареты, сердце ровно стучит, кожа ощущает тепло летней ночи. А может быть и нет ничего этого? Может он просто спит в спальне Осы, а когда проснется, начнется ритуал утреннего траха. Или еще хуже — что если он сейчас откроет глаза и обнаружит себя в Ставрополе на кровати в родительской квартире. Под матрацем на лопатки будет давить припрятанная винтовка, а он начнет собирать форму в сумку и пойдет на тренировку. А может еще раньше, там в парке, он не убил того парня, не забил до смерти ржавой трубой, а поехал в сауну и провел отличную ночь с девочками? Вот сейчас Барс ощущал, что всего одно его желание, и все вернется, а окно потухнет и, как все окружающие, он не будет видеть этот нестерпимый свет. Всего одно желание, всего пара перестуков сердца и все кончится, даже не начавшись…

Но что если все это было? Или даже, что если все это есть? Он убил того придурка, он стал киллером на службе у Гаврилы, он встретился с убийцей Скорпионом и тот направил его, наставил на путь смерти. А потом Барс изъездил весь мир, убивая деревья, животных, людей и наконец, добрался до Осы, где постиг искусства убивания времени, убивания предметов. И вот сейчас достаточно лишь подняться на второй этаж в подъезде, где даже двери не осложнены кодовым замком или домофоном. В машине на сидении лежит пистолет, в бардачке запасная обойма, а окно светится. И он, будто светляк, манимый фонарным столбом, и одновременно, как умерший, что боится войти в тоннель, где в конце горит свет. А свет ли?

И Барс понял — вот прямо сейчас, только что, он подошел к точке, где еще можно повернуть. Бросить все, зажить жизнью, где ты жертва, а не вступить в мир, населенный охотниками и убийцами. Потерять себя прошлого и стать чем-то новым можно только теперь, и в этом нет ничего хорошего, нет правильного, нет жизненного.

Весь мир постепенно пропадал, стирался, наполнялся темнотой и карканьем воронов. Именно вороны создали вокруг непроницаемую стену — он оказался посредине исполинской стаи птиц. Кожа чувствовала прикосновение перьев, тычки клювов, поглаживание ветра. Только окно и огонек сигареты по-прежнему сияли во мраке.

«Решайся» — шептали голоса, полностью оттесняя далекий перезвон колоколов. И Барс решился.

Он протянул руку и взял с пассажирского сидения пистолет. Рука отворила дверь, и он вышел в морозную осеннюю ночь. На втором этаже не горел свет, наверное, жильцы уже ложились спать. Ноги понесли к подъезду, старая деревянная дверь на пружине впустила его в теплый коридор. Туфли выбивали из ступеней звонкое эхо, но он топнул левой ногой чуть сильнее, и теперь порождала звуки только правая. Пробежала мысль, что повторить этот фокус со второй ногой он пока не сможет. Теперь это его изюминка на всю оставшуюся жизнь.

Подойдя к квартире номер двадцать пять, он нажал на звонок. Через обитую коричневым кожзаменителем дверь, послышалась трель, потом звон разбитого стекла и ворчание. Это хозяйка квартиры, Мария Иванова, разбила стакан с вставной челюстью, а теперь проклинает идиота, беспокоящего ее ночью. Интересная жизнь сложилась у Маши, пятидесятитрехлетней женщины активистки и нештатного сотрудника газеты «Звезда». После института она вышла замуж за курсанта Училища Связи в Новочеркасске, Михаила Петровича Сапожникова. Через три года у них родился сын — Василий. Муж погиб в Афгане — попал в засаду вместе с колонной связистов. Сын, майор ВДВ, погиб на последней Чеченской войне. Но вместо того, чтобы сойти с ума от утраты, Мария нашла утешение в «Отцах и матерях» — организации родителей, беспокоящихся, а как там служат их дети. Активный борец с дедовщиной и произволом, Мария Ивановна статьями добилась снятия со службы восьмерых военных в достаточно высоких званиях: одного полковника и семерых майоров. Сейчас она воюет с военкоматами Саратова, и не дай бог узнает о случаях злоупотребления. Тогда в газете «Звезда» сразу появятся ее гневные статьи и фуражки полетят… У Марии есть и свои причуды. Например, она никогда не выходит через дверной проем спиной; рассыпав соль, обязательно крестится; не пропускает ни одной службы в церкви. Недавно у нее умерла сестра, но это ее еще сильнее обозлило. Сочинив стихотворение о ее смерти, Мария опубликовала его во всех местных газетах за свои деньги — благо, ее пенсия позволяла быть полностью независимой финансово. Она ненавидит зеленый цвет, у нее в квартире нет ничего зеленого. Статьи она набирает на старой печатной машинке, так как не выносит компьютеров, а втайне боится их, из-за излучения. И все это Барс узнал, стоя на лестничной клетке, и прислушиваясь к шарканью стоптанных тапочек внутри квартиры.

Подняв голову, Барс взглянул на запыленную лампочку. Рука потянулась, ноготь указательного пальца легонько стукнул по стеклу и лампа погасла. Дверь Марии очертилась желтой каймой — это включили свет в прихожей. Пистолетное дуло направилось на дверной глазок.

— Кто там? — спросил голос из-за двери. Слегка шепелявый, потому что вставную челюсть она так и не шла. И только Барс знал — та раскололась на две части, и сейчас валяется под старым диваном.

Дверной глазок с этой стороны вспыхнул красным, дверь пропала, а с той стороны бордовый силуэт сгорбился, пытаясь рассмотреть что-то в пистолетном дуле. Палец нажал на спуск, глушитель съел звук выстрела, а за дверью послышался глухой стук. Дверь снова появилась, а красный цвет померк. По ноздрям ударила вонь, ставшая уже почти приятной. Барс убрал пистолет и, спустившись на несколько ступенек, присел на них.

Он прислушался к ощущениям. Поток информации о Марии ушел куда-то, но Барс не сомневался — если понадобится, он сможет вспомнить все детали. Теперь она осталась с ним на веки вечные и никуда не уйдет. Странное чувство, немного напоминающее дежавю. Словно прожил за человека всю жизнь, но не только общие моменты, как делает муж или родители, но все, начиная от чистки зубов по утрам, и до детских лет, чего не помнила даже сама Мария. А теперь уже и не вспомнит. По крайней мере, здесь не вспомнит, в этой жизни. Сегодня эта жизнь закончилась, а что будет с ней дальше, Барс не знал. Или просто не хотел знать?

Но вместе с воспоминаниями Марии к Барсу перешло еще что-то. Оно чесало ему мозг в виде маленьких знаний — будто кирпичики в тетрисе они вставали на нужные места. Общее знание просто пропадало, но новое занимало в черепе пространство. Маленькую частичку, файлик на пару килобайт, для винчестера, размером в терабайты. Там может поместиться еще много. И поместится.

Он поднялся и пошел вниз. Двери выпустили его в совсем другой мир. Будто граница с прошлым оборвалась, на покосившемся пороге пятиэтажного дома в городе Саратове. В этот момент, всего через несколько минут после окончания жизни Марии Сапожниковой, умер еще один человек. И родился. Темной ночью, темного года, в темном городе, умер, погиб Семен Барсов. Зато из вагины дома вышел новый человек. Тот, кто и не человек вовсе, но лишь тень тени в мире теней — самая черная тень, среди таких же самых черных. Сегодня родился Барс — убийца. Не самый великий убийца и далеко не самый сильный, но ему не требовались дополнительные титулы. Просто убийца. Больше не человек, не зверь и даже не предмет. Прорвав ткань мироздания, из подъезда вышло даже не существо, а что-то совсем иное, так же отличающееся от всего остального, как все остальное отличалось от него.

Барс открыл дверцу джипа и устроился за рулем. Ключ повернулся в замке зажигания и двигатель забурчал. Барс ощутил, что может заставить двигатель навсегда умолкнуть, просто подержав ключ провернутым лишние несколько секунд. Почему так получится, он не знал, зато знал, что так получится.

Радужный тоннель вновь принял убийцу и повел куда-то на юг. По дороге Барс несколько раз останавливался, чтобы взять попутчиков. Мери Поппинс, Шляпный Болванщик и Дарт Вейдер немного разнообразили дорогу. Один раз пришлось выехать из тоннеля и заправиться, а потом он двинулся дальше. Спустя три дня по телефонной дате, или через три часа по времени Барса, он выехал из тоннеля, дабы попасть на проселочную дорогу, посыпанную крупным щебнем. В последний раз он шел по ней, шатаясь от выпитого, и спотыкаясь об булыганы. Тогда он еще был… хотя нет, тогда уже никогда не будет. Тот, кто шел тогда по этой дороге, теперь не больше чем файл, как и память о Марии Сапожниковой — файл во вместительном винчестере Барса.

Нива притормозила у ворот, и убийца вышел наружу. На втором этаже горел свет, наверное, Скорпион подготовил ему постель. С востока слышалось протяжное завывание — это могила звала его; теперь уже очень отчетливо, а не как в прошлый раз. Он будет слышать этот зов на протяжении всей жизни, иногда сильнее, иногда слабее, в зависимости от местонахождения. Ворота отворились, и за ними появилась широкоплечая фигура с фонарем в руках.

— Значит, у тебя получилось? — спросил Скорпион.

— Да, — ответил Барс. — И теперь ты научишь остальному.

— Это ведь не вопрос, так ведь? — сказал Скорпион и по голосу Барс различил — он улыбается. — Да, я научу. Но вначале нам надо выпить и вывести тебя из этого литературного бреда. Я не хочу, чтобы ты повторил путь Кнайта.

— А что с ним стало?

— Он умер.

Наверное, Скорпиону показалось достаточным это объяснение, но самое поразительное, и Барсу оно показалось вполне достаточным. Действительно, ему не хотелось повторять судьбу человека, которого он никогда не знал, но почему-то умершего.

— Как хорошо, что тебе не надо больше объяснять очевидные вещи, — продолжил Скорпион. — Загоняй машину и пойдем, выпьем. Мне кажется, ты не делал этого с тех пор, как уехал от Осы.

— А ты и это знаешь?

— Да. Она мне звонила. Давай, загоняй тачку и продолжим в доме. Нечего говорить на морозе.

Барс никоим образом не мог назвать воздух вокруг морозным. Напротив, градусов пятнадцать — чувствовалось, зима потихоньку сдает позиции. Но у молодого убийцы и в мыслях не пробежало, что Скорпион неправ. Нет, он кивнул и пошел обратно в машину. А когда Нива заехала в ворота и Брас заглушил мотор, на лобовое стекло упала первая снежинка.

* * *

— И почему тебе не нравится мое новое увлечение литературой? — спросил Барс.

— Потому что оно увлечение, — ответил Скорпион.

Если бы сейчас на кухню зашел кто-нибудь, он сказал бы: это отец с сыном что-то празднуют; или просто это традиционная семейная попойка двух алкашей — уж слишком похожи друг на друга убийцы. Оба широкоплечие и высокие, оба с длинными до плеч волосами белого цвета. Правда, у старшего они седые, но вполне могли оказаться белыми в прошлом. Оба имеют совершенно обыденную внешность, таких встретишь на улице и никогда не запомнишь. В руках у каждого по сигарете, а комната давно утонула в дыму. На столе нехитрая закуска из мяса; повар определенно недожарил его — крупные куски плавают в крови на большом блюде. Одна бутылка водки уже пустая, вторая стремительно приближается к смерти. Да, эти двое умеют убивать. Тарелками не пользуются, как и вилками с ножами. Да и салфетками не утруждаются — вокруг рта у обоих следы крови и жира.

— И что? — спросил Барс. — Оно же ведь другое. Раньше я не увлекался книгами.

— Это не имеет значения. «Раньше» для тебя уже вообще-то не должно существовать.

— А его и нет.

— Тогда смирись с тем, какой ты сейчас. И это тоже надо убрать, иначе станешь таким, как Оса.

— И как мне себя убрать?

— Убей этого Барса, замени его новым, а потом и нового убей. Только когда ты будешь уверен, что сможешь это сделать с легкостью и в любой момент, можно остановиться на каком-нибудь образе.

— А сколько ты такой? — спросил Барс, поднимая рюмку.

— Долго, — ответил Скорпион, чокаясь. — Я не знаю, сколько прошло времени. Ты это тоже поймешь когда-нибудь. Я убил столько времени, столько жизней, столько себя, что теперь мне уже трудно вспомнить, кто был тот, самый изначальный. Но эти вещи меня никогда не волнуют.

— А что мне надо будет еще сделать?

— Отточить мастерство. Ты ведь выполнил заказ с помощью пистолета?

— Да. — Барс затушил окурок в пепельнице.

— А надо бы научиться это делать иначе. Каким угодно способом, но не самым простым, тогда простой способ перестанет быть единственным.

Скорпион потянулся и взглянул на часы.

— Поздно уже Барс, пора на боковую. Завтра ты убьешь себя в первый раз. Это будет очень сложно сделать, но ты сделаешь. У того, у кого получилось это однажды, получится и дважды.

— А как?

— Завтра поймешь. Но я намекну: не зря же ты рыл ту канаву…

* * *

— Мне опять лезть туда? — спросил Барс, стоя на самом краю оплывшей могилы. Прошло четыре года и изнутри яму покрыла травка, а дно приблизилось к небесам. Скорпион стоял рядом и курил, хотя Барс заметил, что он еще ни разу не приблизился к его могиле вплотную.

— Угу, — только и сказал Скорпион.

— А зачем?

— Все просто. В тот раз твой путь начался здесь, во второй раз его лучше начинать с той же точки. Эдак будет привычней. Здесь ты впервые встретился с ним, сюда ты когда-нибудь попадешь и увидишь его целиком, сюда он придет, чтобы поговорить.

— Он будет говорить со мной? — брови Барса взлетели.

— Угу. Только на обычную беседу это не будет похоже. Я не знаю, как все пройдет, но тебе понравится.

— А он не заберет меня?

— А зачем? После заказа ты служишь ему. Не к чему ему разбрасываться перспективными сотрудниками.

— Такое ощущение, что я устроился на работу, — хмыкнул Барс. — Тогда почему мне не платят?

— Тебе платят, — посерьезнел Скорпион. — И платят так много, что любой олигарх отдал бы все свои «богатства», хотя бы за один заказ. Ты пока просто не прочувствовал этого. Но хватит болтать, полезай.

Брас пожал плечами и присел на корточки. Хоть края могилы и оплыли, спуститься будет сложно. Он оглядел дно еще раз. Желтая травка терялась в тенях — косые лучи утреннего солнца еще не добрались сюда. Могила гудела, как море перед бурей, казалось, у дна поселилось странное напряжение.

— Помоги мне спуститься, — сказал Барс.

— Мне лучше бы не подходить к твоей могиле, — сказал Скорпион, покачивая головой.

— Почему? — Барс все еще сидел на корточках, но теперь голова повернулась и голубые глаза оглядели убийцу. Они оба оделись потеплее — утром еще прохладно — Скорпион надел старую военную форму, а Барс приличный пуховик и спортивный костюм, захваченный от Осы.

— Это твоя могила, твое место. Ты еще недостаточно силен и я могу… не сдержаться.

— Не понял?

— Могу убить тебя, парень. Слишком велико искушение оставить тебя на дне. Ты очень… уместен здесь в таком виде, понимаешь?

Барс кивнул и полез вниз. Он сел на край, свесив ноги, и скатился на заднице. Могила определенно стала меньше — и стены сблизились, и до верха всего три с половиной метра. При нужде можно допрыгнуть до края. И что самое удивительное, здесь он вдруг почувствовал себя настолько спокойно, будто сын, вернувшийся с войны в отчий дом. Он и вправду ощутил уместность себя здесь. Пропал даже гул, слышимый за несколько километров отсюда.

— Только не надо выстреливать в меня дротиками, — крикнул Барс.

— Теперь это бессмысленно и очень опасно для меня, — отозвался Скорпион. Барс не видел его, тот все еще стоял в нескольких метрах от могилы. — Ты стал слишком опасным, чтобы нападать на тебя, не пытаясь убить. Можешь и сам убить…

— А у меня получится тебя убить?

— Все может быть, но хватит трепаться. На это у нас еще будет предостаточно времени. Теперь тебе надо уяснить общие задачи. Ты уже умеешь убивать время, но там этого делать не стоит. На дне собственной могилы это может привести тебя к смерти — слишком много времени ты можешь убить ненароком. Но убить что-то тебе надо, чтобы он пришел. А когда это произойдет, ты поймешь, что делать дальше.

— Как-то все расплывчато, — отозвался Барс, присаживаясь на холодную землю. — И что мне здесь убивать? Траву?

— Нет. Ты уже убивал растения. Теперь надо учиться тому, что у тебя не получается.

— Но я убивал уже все. И предметы и даже звуки. Что конкретно?

— Парень, я не могу думать за тебя вечно. Подумай, чего ты еще не убивал и убей, тогда он придет и укажет путь. Все, я оставляю тебя наедине с самим собой. Если не получится, завтра попробуем заново. Но надо постараться, чтобы получилось.

Барс услышал шуршание листьев наверху — это уходил убийца. Он откинул голову, уперев затылок в земляную стену, и попытался напрячь мозг. Мысли поначалу не желали складываться в нужный ряд — слишком хотелось уйти в море грез. Допустим, побеседовать с Остапом Бендером — уж кто-кто, а он умел поднимать настроение. Но легким усилием воли, Барс подавил желание убийства времени. Нет, надо продумать, кого или что убить. Перед глазами возник мысленный список. Он убивал: людей, зверей, насекомых, деревья и траву, несколько предметов, время, звук из-под левой ноги… Вроде все. Но что еще можно убить? Нет, ну ответ-то ясен — самого себя. Вернее нового Барса, убийцу. И как это сделать тоже понятно — в подмышке спрятана кобура. Достаешь пистолет, приставляешь к виску и готово. Вот только…

Рука потянулась к кобуре.

Каким образом потом поставить на место старого, убитого Барса, нового? Ведь в этом цель, а не в простом самоубийстве. Надо бы вспомнить, что еще убивали его знакомые убийцы. Скорпион убивал облака, раков и пепельницу. Облака? Ну и как? Нет, это надо оставить на потом. Если уж ничего не получится, будет запасным вариантом…

Рука достала пистолет из кобуры.

Тогда что там убивала Оса? Да вроде ничего такого, чего не делал бы он. Тоже время, а еще его половую жизнь. Хотя он этого уже почти и не помнил. Странно, прошло-то ведь всего ничего, а он уже начинал забывать ее тело, лицо, ноги…

Рука подвела дуло пистолета к виску.

В ноздри ударила вонь, а тело вспотело мгновенно. Он понял, что сейчас нажмет на спуск и уже ничего не остановит его; он умрет вот тут же, на дне собственной могилы. Волосы на голове зашевелились, палец лег на крючок. Левая ладонь вспотела, но правая оставалась сухой и ощущала весь холод стали. Еще секунда и все, но даже ее не получится растянуть. Невозможно убрать время прямо сейчас, хотя всего несколько минут назад он мог сделать это с легкостью. Палец начал давить, Барс не мог пошевелиться. Даже зажмуриться нельзя, как показывают в американских фильмах. Он полностью потерял контроль над телом, будто и не он, а кто-то другой вселился в него — подлейший демон, выползший из ада, дабы оборвать так хорошо начавшуюся новую жизнь. Палец надавил, ухо услышало, как срабатывает механизм пистолета. Щелчок, потом скрежетание, удар по капсюлю и визг пули, царапающей ствол…

А ведь он мог начать все иначе. Так много упущено и ничего не вернешь. Неузнано еще так много, а как много не попробовано. Глупый, совершенно глупый конец, а он еще ни разу не плавал с аквалангом, никогда не писал стихов, не прыгал с парашютом… Вот за это последнее особенно обидно. Наверное, это удивительно ощущение, когда земля где-то внизу, а ты решаешься: прыгнуть, не прыгнуть; а тебе одновременно и страшно, и весело. Страшно, потому что не доверяешь парашюту, а весело, оттого, что можно и не прыгать. И никто не осудит, все поймут. Решено! Вылезать отсюда и ехать в Ростов. Сегодня же надо прыгнуть.

Барс поднялся и легко допрыгнул до края могилы. Руки подтянули тело, а ноги ловко взобрались по отвесной стене. Прежде чем уйти, он повернулся и взглянул на дно. Там валялся труп с дырой в голове. Барс хмыкнул и пошел к дому Скорпиона.

* * *

Джип въехал в ворота, а сильно воняющий потом парень вылез из него. Подволакивая ноги, он пошел к лестнице, попутно погладив собаку — за последние три недели они успели подружиться. Едва сумев взойти по ступеням, обессиленное тело поплелось к холодильнику, дрожащая рука отворила белую дверцу и схватила бутылку пива. Чуть не выбив зубы, Барс присосался к влаге, чувствуя, как усталость ударяет по ногам с удвоенной силой. В голове немного прояснилось, он плюхнулся в кресло Скорпиона. Достав сигарету, выпустил облако самого вкусного первого дыма и послушал, как по ступеням спускается хозяин дома. Когда в дверном проеме показался седовласый убийца с ехидной рожей, Барсу захотелось швырнуть бутылку в него.

— И кем ты был сегодня? — осведомился Скорпион.

— Грузчиком, — ответил Барс, вливая в себя остатки пива.

— Ты раньше никогда не был грузчиком? Ты же спортсмен.

— Не знаю, кем я там был раньше, но подозреваю, что спортсмен и грузчик, вещи разные, потому что я устал как собака, — проворчал Барс, стряхивая пепел в пивное горлышко — пепельница стояла на обеденном столе, до нее пришлось бы идти.

— Уж не вздумалось ли тебе попробовать все, чего ты не делал раньше, — сказал Скорпион, подходя к холодильнику. Он тоже достал пиво и сделал деликатный глоток.

— Не знаю, — поморщился Барс. — В любом случае, этого себя я убью с удовольствием. Правда, в могиле уже не осталось места…

— Так убей себя сейчас, — сказал Скорпион таким невинным тоном, будто не был самым распоследним сукиным сыном на планете.

Барс тут же шарахнул бутылкой об стол, держась за горлышко, а полученной розочкой перерезал себе горло. Хотя, естественно, никто кроме него самого этого не увидел. Внезапно он понял, что пуст. У него получилось все очень уж инстинктивно, до этого он всегда намечал, каким стать после самоубийства, а сейчас сделал все чисто рефлекторно и понял, что остался ни с чем. Полностью пустой, как бутылка в руках, но даже она полнее, ведь в ней есть воздух и пепел. Оставаться в таком состоянии долго Барс не мог. Это просто выше его сил, быть пустой незаполненной дискетой, абсолютным девственником мира. Он ощутил, что пропадает, растворяется в пространстве бытия или небытия, сливается с пустотой, становится ее частью. И мозг, все еще работавший, несмотря ни на что, подсунул несколько образов. Далеко не самые связные, они заполнили Барса, и он вышел из ступора.

— Вот так лучше, — сказал Скорпион.

— А какой я сейчас? — спросил Барс, ощупывая себя. Хотя тело его никогда не менялось значительно, все же иногда детали трансформировались. Например, у грузчика немного выпирало брюшко, разносчик пиццы покрывался прыщами, а парикмахер, наоборот, наигладчайшей кожей.

— А откуда мне знать? — спросил Скорпион, занимая табурет по соседству. — Не я же тебя создаю. А где лежит труп?

— Вот, прямо передо мной, — Барс указал истлевшей сигаретой на пол рядом с креслом; там, в луже крови, лежал Барс-грузчик с розочкой в руке.

— Убери его, — сказал Скорпион. — А еще лучше отнеси на могилу, облей бензином и сожги вместе с остальными. Когда сделаешь это, мы начнем второй этап.

— Хорошо, — сказал Барс, ставя на стол пустую бутылку, и поднимаясь с кресла.

Усталость, конечно же, покинула его — молочная кислота умерла вместе с грузчиком. Он поднял труп, взвалил на плечи и понес к джипу.

Когда машина приехала к леску, откуда Барса звала могила, он достал труп из багажника и понес к остальным. Действительно, яма заполнилась Барсами уже до самого верха. Убийца добавил на могилу трупов, и облил их бензином из канистры. Он не знал, настоящая ли это канистра, не ведал, реальны ли спички в руках и уж точно сомневался, что кто-то еще увидит, как горят кости многочисленных убитых себя. Зато когда трупы обратились пеплом, и Барс подошел к могиле, чтобы взглянуть на дно, он уже не сомневался — сейчас картина самая что ни на есть настоящая. Оплывшие края могилы выровнялись, трава пропала, а глубина увеличилась. Теперь яма не меньше шести метров, хотя четыре года назад была всего пять.

Где-то наверху раздался «Кар-р», рука полезла в карман за мобильником. Выйдя в интернет, Барс зашел на почтовый ящик и просмотрел сообщение от «А». «Юрий Белых, Москва, системный администратор» — гласило послание. Барс стер сообщение и пошел к машине.