Глава 1

Андре встал с грязной кровати и пошел чистить зубы. Это единственная привычка, что у него осталась, и что хоть как-то свидетельствует о чистоплотности. О том, что Андре ведет не самый здоровый образ жизни, можно понять, лишь окинув взглядом его квартиру. Однокомнатная 'хрущевка' где-то на окраинах Санкт-Петербурга пребывала не в самом лучшем состоянии, когда он ее купил, а теперь здесь можно смело разводить свиней. Повсюду валяются грязные вещи. Преобладают носки, казалось, вместо того, чтобы их стирать, хозяин предпочитает покупать новые. Так же везде валяются пустые бутылки из-под водки и всяческие пепельницы. Есть здесь и достаточно хорошие бронзовые, есть хрустальные, но есть и самодельные, из пустых пластиковых бутылок, наполненных водой. Вещи раскиданы на креслах, и попробуй их кто-нибудь поднять, его бы сразу обдало облаком пепла. Пепел покрывает все в квартире, а десятки пустых пачек от сигарет, и два блока полных, говорят, что хозяин много курит. Каким-то образом, стол лишен вещей, но порядка нет и там. Сотни бумаг и старенький ноутбук, вкупе с пепельницами и пачками сигарет, превращают стол в бедлам. Тут же стоит пустая бутылка водки и грязная рюмка. Рядом с пепельницей остались следы от затушенных сигарет. Очевидно, хозяин не попадал сигаретой в пепельницу, когда тушил окурок. В каком состоянии он тогда пребывал, тоже понятно.

Андре чистил зубы и смотрел на отражение в зеркале, с разводами от воды, зубной пасты и пены для бритья. Худое лицо покрывает недельная щетина, под глазами круги от непомерного употребления алкоголя. Он чистил зубы, держа щетку в правой ладони, указательный палец на ней пожелтел от трех пачек, выкуриваемых за день. Волосы грязные и засаленные. Он очень лохматый со сна, но даже в спутанных волосах сильно проглядывает седина. А ведь ему всего тридцать три. Возраст Христа. Он одет, потому что ложиться в грязную постель голым неприятно даже ему. Андре решил, что не мешало бы принять душ. Он разделся и впервые за неделю попал под горячие струи воды. Ни мыла, ни шампуня у него не нашлось, так что особенно отмыться не получилось бы. Да ему этого и не надо.

Андре смотрел на свое тело с какой-то ностальгией. У него идеальное тело, если бы не уродовавший грудь шрам. Он расползался по половине груди, и переходил на живот. Шрам идеально прямоугольной формы, будто кто-то срезал с него кожу, чтобы сделать лист для письма. Если честно, почти так и было.

Андрей покинул душ и, посмотрев на грязное полотенце, предпочел обсохнуть сам. Он вышел из ванной совершенно голый, его мышцы переливались по телу, пока он натягивал трусы. Потом он подошел к столу. На запыленной крышке ноутбука остался характерный след от его пятерни. Он открыл крышку и включил ноут, одновременно закуривая. Компьютер подключен к всемирной паутине, уже через несколько минут Андре проверял почту. Сегодня, как, впрочем, и каждый день, ему пришла куча корреспонденции с работы. Почти пятьдесят писем, и каждое надо прочитать. Голова немного болела, но о том, чтобы похмелиться, пока не могло быть и речи — голова должна оставаться трезвой. По крайней мере, пока… Он не стал проверять почту, а пошел на кухню. Хотелось выпить кофе, но его нет. Тогда Андре посмотрел, нет ли чая, и понял, что его тоже нет, как нет никакой еды. Андре вздохнул и решил удовлетвориться кипятком. Сахара у него тоже не нашлось.

С дымящимся стаканом он прошел к ноутбуку и просмотрел заголовки почты. Те, что выделены красным шрифтом, наиболее значимы. Такое письмо пришло и сегодня, правда, в черной рамке. А это означало, кто-то умер. Он открыл письмо, и прочитал имена. Он знал только одного, но это и неудивительно. Вообще, на его работе смертность достигает уровня в девяносто процентов. Андре и сам удивлялся тому, что проработал на Великую Инквизицию уже больше двух лет, и до сих пор жив.

Андре, а в прошлом, что давно ушло, Андрей Каткин являлся инквизитором класса Б +. Этот статус он заслужил одновременно честно и нечестно. Дело в том, что у инквизиторов всего девять градаций: А, Б, Б +, Ц, Ц+, Д, Д +, Е и Е +. Есть, правда, еще категория А +, но ее занимает сам Великий Инквизитор, и на его место вряд ли кто-нибудь когда-нибудь будет претендовать. Великий Инквизитор — личность настолько грандиозная, что Андре, как впрочем, и все остальные, его страшно боялся. Андре видел его всего пару раз, надо сказать, незабываемые впечатления.

Андре получил столь высокий статус потому, что еще до того, как стать полноправным инквизитором, поспособствовал смерти двух колдунов класса А. И это настолько удивительно, что он сам до сих пор не верил своей удаче. Колдун класса А, это почти вершина. Колдуны этого класса могут творить такое! Андре теперь никогда не вышел бы против них в одиночестве. А тогда он смертельно ранил одного и убил второго. Они устроили друг с другом поединок за право обладания абсолютным чудом, и оба умерли, так и не достигнув цели. Но Андре по сей день иногда снится страшный старик Абдула, и его великий противник Михаэль. Тогда он еще не знал, насколько они великие, и, быть может, это помогло ему. Убийство двоих колдунов класса А, автоматически возводило инквизитора в соответствующий ранг. Но так как тогда Андре еще не был инквизитором, его выпустили из школы с уровнем Б. Правда, потом он приписал к нему плюсик, и сделал это заслуженно. Благодаря той истории, Андре приобрел совершенно уникальное тело и здоровье. Этот шрам на груди остался у него стараниями Михаэля, и с такой раной не выжил бы ни один человек, но Андре выжил. Потом была таинственная встреча, с не менее таинственным Михаилом, и вот, наконец, он поступил в центр подготовки инквизиторов, что те называли просто 'школа'. Там он проучился почти год, и его выпустили в свободное плаванье. Хотя, свободное, сильно сказано. Его прикрепили к центральной части России, так как он там родился и сказали: 'Работай'. Работа заключалась в том, чтобы находить колдунов и доставлять в Ватикан на сожжение. Так прошло еще два года, и за это время он поймал всех местных колдунов. Правда, на его теле прибавилось шрамов, и в мозгу умерло несколько тысяч нервных окончаний, но это ничего. Теперь он привык. В связи с такими очевидными успехами к его уровню добавили плюс, и выслали остальных инквизиторов с европейской части России. Теперь подразумевалось, что он может справиться со всем самостоятельно. И Андре справлялся. И как раз на сегодняшний вечер у него запланирована встреча со старой знакомой.

Андре проверил почту, на это у него ушел час. Ему присылали отчеты о колдунах, которых удалось поймать, или, наоборот, о тех, за кем следят. Высылали ответы на его запросы, предписания и все такое прочее. Большинство данных не уложилось в его голову, но нужные он сохранил. Теперь, когда мозг сильно напрягать не надо, можно и выпить. Андре подошел к встроенному в стену шкафу. На нем кодовый замок, Андре машинально набрал нужную комбинацию. Дверь открылась, выставляя на обозрение единственное место в квартире, где царил идеальный порядок. Тут лежал набор тщательно наточенных кинжалов, два самурайских меча и три однозарядных пистолета. А так же ни к селу, ни к городу, три полные бутылки водки. Он взял одну и закрыл шкаф. Андре не стал мыть грязную рюмку и налил в нее бесцветную жидкость. Потом поднял рюмку на высоту носа и, прочитав заупокойную молитву, выпил. Шум в голове, наконец, улегся.

Андре налил еще одну рюмку, опрокинул и плюхнулся на кровать. Он собирался попользоваться Знанием. Знание — это единственное из всего колдовства, что доступно инквизиторам. Да и то, доступно в весьма усеченном варианте. Почему-то мозг колдунов больше подходит для него, впрочем, Андре точно знал, почему. Потому что это самые настоящие отвратительные сукины дети, все поголовно безумные. Именно поэтому у них есть эта сила — власть над информацией. Да если разобраться, и не только над ней.

Во всей инквизиции Андре считался одним из главных специалистов по Знанию. Возможно, потому, что он провел некоторое время в обществе Михаэля, или потому, что его тело каким-то образом улучшил демон Ваалберит, но, так или иначе, в инквизиции есть всего пять человек, пользовавшихся им лучше. Но никто, кроме Великого Инквизитора, не владел им так же, как колдуны. Суть Знания сложная и простая одновременно — если отключишь логику и воображение, ты сможешь узнать обо всем на свете. Это вроде того, что ты задаешь самому себе вопрос, и сам на него отвечаешь, только на самом деле информация приходит извне. Никто не знает, откуда берется Знание, единственное, о чем оно молчит, это о самом себе. А в остальном, никаких ограничений, кроме времени. Когда ты им пользуешься, к тебе приходят даже не ответы на вопросы, а скорее образы. И даже не образы, а, собственно, само Знание. Ну, например, ты хочешь узнать, какого цвета обои в соседней квартире, и понимаешь, что синего. Ты не видишь сами обои, и голос в твоей голове не говорит, что они синие, просто ты знаешь и все. Это не связано ни с логикой, ни с памятью, ни с чем-либо похожим, но ты это все равно знаешь. Андре почти два года тренировал Знание в полевых условиях, и самым трудным было научиться отличить его от игр собственного разума. Ведь ты не должен представить обои, ты должен именно узнать, что они синие, а в этом большая разница. Этого можно добиться только длительными тренировками и с помощью человека, Знанием обладающего. Он просто говорит тебе, что из увиденного действительно Знание, а что лишь собственные фантазии. Для Андре учителем Знания выступил суровый месье Решар.

 

Глава 2

Пьера Решара, несмотря схожесть имени с известным комедийным актером, комиком мог назвать только сумасшедший. Настолько мрачного человека, пожалуй, редко когда встретишь. Решар достиг уровня инквизитора класса А, и поэтому половину времени должен проводить в школе, обучая других инквизиторов — молодых. Сегодня у него выдалось особенно мрачное настроение. Утром он узнал, что восемь бывших учеников погибли, и есть только одни человек, который мог это сделать.

Сегодняшнее утро Решар встретил на стрельбище. В этом году зима выдалась холодная, поэтому ученики дрожали от мороза, хоть оделись куда как теплее его. Сам Решар облачился в привычный пиджак и брюки, не удосужившись даже надеть пальто или шляпу. Его лицо прорезали глубокие морщины, а по левой скуле пробежал маленький шрамик. Широкоплечий, довольно высокий, он каким-то образом умудрялся быть еще и коренастым. Создавалось впечатление, что кто-то положил ему на плечи камень, и Решар обязан тащить его до скончания дней. На правой руке у него не хватало трех пальцев, но для левши это не помеха. Длинные до плеч волосы полностью поседели, хотя недавно ему исполнилось всего сорок. Он медленно передвигался меж строя учеников, скептически оглядывая их результаты. Ходил он медленно и натужно, и никто бы не подумал, что это один из самых опасных людей на планете.

Перед ним стоял ухмыляющийся парень. Он только что отстрелялся и явно остался доволен результатом. Решар на секунду прикрыл глаза, и тут же получил об ученике всю информацию. Зовут Джузеппе, итальянец. Двадцать три года. Молодой, но в инквизицию берут в основном таких. Решар узнал еще много чего и нахмурился. Парень тренируется в школе уже почти три месяца, а до сих пор не научился закрываться от Знания. Да и дар инквизитора в нем очень слаб.

— Чего лыбишься? — грубо спросил парня Решар. Джузеппе сразу посерьезнел. Знает, что рука у Решара очень тяжелая — может и в ухо заехать.

— Да я просто радуюсь результатам, учитель, — ответил парень смущенно.

— А чему тут радоваться? Ты попал из тридцати раз всего двадцать восемь.

— Так это вроде не так плох…

Джузеппе упал на землю. Решар уложил его ударом кулака, и никто из учеников не смог уловить движение взглядом, хотя на них искоса посматривали десятки глаз. Вроде стоял Решар и Джузеппе, а потом ученик отлетел, и только левая пола пиджака старого инквизитора слегка заколыхалась.

— Молокосос, — бросил Решар. — Единственный удовлетворительный, отметь, не хороший, а удовлетворительный, результат — это тридцать попаданий из тридцати. Хороший — сто из ста. Отличного вообще не бывает. Если ты не убьешь колдуна сразу, ты умрешь. Второй попытки у тебя не будет. Да у тебя, скорее всего, не будет и первой. Ты должен попадать всегда, даже с закрытыми глазами, даже во сне. И только тогда у них не будет вероятности, что ты промахнешься. Если у них будет хоть один шанс того, что ты промажешь, будь спокоен, они им воспользуются.

Решар стоял спиной к мишени, куда стрелял Джузеппе. Сама мишень исполнена в виде человеческой фигуры, и вся утыкана кинжалами и следами от пуль. Даже не глядя на нее, Решар молниеносно достал что-то из внутреннего кармана и бросил. И пошел дальше, даже не посмотрев, как запущенная им метательная бритва отрезала мишени голову. По-другому просто не могло быть. Не может инквизитор класса А промахнуться. Джузеппе кое-как поднялся и пошел искать бритву учителя. Он знал, что так надо, и сам Решар ее искать не станет. Вскоре ученик нашел ее. Эта бритва — личное изобретение Решара. В сложенном состоянии она напоминает циркуль, но если ее открыть, обнаруживаются две острейшие кромки. Оружие действительно похоже на бритву, вот только там, где должна быть ручка, находится лезвие. Непонятно, как учитель вообще мог ее держать, а тем более кинуть. Лезвия тонкие и настолько острые, что дотронься, и пойдет кровь. А тут еще надо раскрыть одной рукой и с силой швырнуть куда надо. В общем, для Джузеппе это так и осталось загадкой и он, осторожно сложив оружие, понес учителю.

Решар шел мимо строя, и наконец, увидел, что хотел. Тоже молодой парень, по всей видимости, еще моложе Джузеппе. Решар коснулся его Знанием и в ответ поучил только кучу бесполезной информации. Прекрасно. К нему подбежал Джузеппе и протянул бритву. Решар даже не посмотрел на парня, но рука все равно потянулась за оружием и спрятала во внутренний карман.

— А вот это удовлетворительный результат, — сказал Решар и кивнул в сторону ученика, которого не смог прочитать Знанием. — Имя?

— Денис, — сказал парень.

— Количество попаданий?

— Пятьдесят из пятидесяти.

Решар посмотрел на мишень, ее голову густо покрывали метательные ножи, а на уровне сердца зияла одна большая дыра от пуль.

— Хорошо. Ты готов. Русский?

— Так точно, учитель, — ответил Денис.

— В таком случае, поедешь на юг России. На севере там Андре, так что будет ему хоть какая помощь.

— Когда учитель?

— Сегодня.

— То есть?

— Сегодня, значит сегодня. Собирай вещи и чтобы завтра был там.

— Слушаюсь. — Денис определенно озадачился, но Решар знал, что делает. Инквизитор всегда должен быть готов сорваться с места и резко поменять обстановку. У них не должно быть привязанностей.

Решар услышал, что кто-то бежит еще до того, как молодой парень появился в его поле зрения. Если бы так бежал ученик, Решар тут же дал бы ему по морде за то, что так сильно скрепит снег под его ногами. Но это оказался простой монах.

— Инквизитор Решар, — сказал монах, подбежав, и переводя дыхание. Судя по его весу, он не сильно постился. Решар пробежался по нему Знанием, его подозрения подтвердились. — Великий Инквизитор желает поговорить с вами.

— Когда?

— Прямо сейчас. Он ждет у себя.

Решар быстрым шагом пошел со стрельбища. Великого Инквизитора нельзя заставлять ждать — это чревато смертью.

Когда Решар поднимался по узким винтовым лесенкам монастыря, он гадал, зачем его вызывают. Встреча с Великим Инквизитором, это далеко не самая приятная вещь в Мире, и тем более, не самая частая. Очень редко тот принимает, и только когда происходит что-то из ряда вон выходящее. В голову приходили мысли, что это связано с убийством в Гонконге, и Решар боялся, что его направят их расследовать, потому как для него это означало бы верную и неминуемую смерть. Впрочем, если такой приказ поступит, Решар подчинится. Жизнь ничто для инквизитора класса А. Ничто, по сравнению с верой.

Решар почти вбежал в небольшую башенку, где располагалась келья Великого Инквизитора. Рядом с входом за столом что-то писал старый монах. Это брат Франц — главный летописец Великой Инквизиции.

— Он у себя? — спросил Решар.

— Вышел. Сказал, чтобы ты подождал внутри, — не поднимая головы от тетради, проговорил Франц.

— А куда он вышел? — Решар боялся, что все же опоздал.

— Даже ему иногда надо ходить в туалет, — сказал Франц, улыбаясь и поднимая голову. Серые глаза увеличиваются в круглых очках, в них брат Франц напоминает сову.

Решар кивнул и вошел внутрь. В келье Великого Инквизитора места мало. Из всей мебели лишь простой деревянный стол и два табурета. За одним сидел сам Великий Инквизитор, другой должен занимать его собеседник. На столе одиноко лежат несколько бумаг, перевернутые так, чтобы никто не мог прочитать. На стене висел круглый щит и два перекрещенных меча — один перпендикулярно земле, один параллельно. Крест в круге. Символ Великой Инквизиции. Решар сел, и в очередной раз поразился, что в этой келье обитает один из самых могущественных людей на планете. Можно даже сказать, что он в пятерке, а быть может, и в тройке. И как это не противно Решару, остальные члены этого избранного клуба властелинов мира — колдуны. Колдуны и другие порождения тьмы.

Решару пришлось ждать недолго. Спустя пять минут дверь отворилась, и в комнату вошел сам Великий Инквизитор. В келье сразу похолодало на десять градусов — температура упала до нуля. Великому Инквизитору нравился холод, и никто на планете не мог поспорить с этой его точкой зрения. Внутренний мир Великого Инквизитора настолько силен и тверд, что ему не могло противостоять ничто. Если он думает, что холод — это хорошо, значит, тот его окружает. Если он считает, что его должны бояться — поверьте, вы испугаетесь. Великий Инквизитор еще и великий разрушитель вероятностей, и именно в этом заключалась их сила. Только с ее помощью они могут противостоять всемогущим колдунам. Отвратительным тварям, ворующим у людей удачу.

— Приветствую, брат Пьер, — сказал Великий Инквизитор. Его голос звучал приглушенно и слегка хрипло, но не сомневайтесь, вы услышите каждое слово, даже если он его прошепчет в ста метрах от вас.

— Желаю вам здравствовать, брат, — ответил Решар.

Почему-то Великий Инквизитор требовал, чтобы все его называли именно так — брат. Все инквизиторы, естественно. В келью вошел и сел за стол на первый взгляд обычный монах. Серая роба и подпоясывающая веревка, вот, собственно, все, что он носил. Ни о каком нижнем белье речи не шло, как и об обуви. Великий Инквизитор шлепал по каменному полу босыми ногами. Лицо круглой формы, на макушке блестит аккуратно выстриженная тонзура. Нос картошкой и тонкие губы говорили, что он не дворянского происхождения, а бесконечно голубые глаза делали эту физиономию более чем зловещей. Вообще, таких глаз в природе не бывает. Будто яркие васильки, и вообще, Великий Инквизитор целиком какой-то яркий. Кожа более 'человеческого' цвета, а хламида более серая, да и морщинистые руки тоже поражали четкостью. Если бы Решар плохо видел, он сильно удивился бы, что ослабевшие глаза способны разглядеть каждую черточку Великого Инквизитора.

— Вы вызывали меня по поводу вчерашних смертей? — решил сразу пойти ва-банк Решар. Если уж его посылают на смерть, надо быть к ней готовым, как можно раньше.

— Нет, — ответил Великий Инквизитор. Его веки припущены, а в черном зрачке посреди голубизны проблеснула желтая молния. — Ты не готов встретиться с Кремером. Господь простит меня, но это пока только в моих силах. Но этот пес слишком боится меня, и у него достаточно сил, чтобы ускользать. Но, Господь свидетель, когда-нибудь я лично сожгу его на костре.

Решар слушал и по спине, несмотря на холод, бежали струи горячего пота. Когда Великий Инквизитор сказал, что сожжет Кремера, Решар почувствовал, как подошвы сапог нагрелись и слегка задымились. Очевидно, Великий Инквизитор представил картину сожжения.

— Тогда в чем цель вашего вызова, брат? — спросил Решар.

— Все дело в Луне, брат Пьер.

— В Луне? — переспросил Решар. Он, как никто другой знал, что Великий Инквизитор никогда не отдает явных приказов. Только осторожные намеки, но если ты их не расшифровал — берегись.

— Да, брат Пьер. Мне показались, на Луне Парижа две маленькие капельки крови. — Великий Инквизитор полностью закрыл глаза. Он ждал, окажется ли Решар достаточно сообразительным. Тот оправдал его надежды.

— А не было ли там двух игл, брат? — спросил Решар, не думая и секунды.

— Возможно. Сначала я думал, что это всего лишь ее лучи, но теперь, когда ты указал мне на это, я положительно уверен, что это именно иглы. — Великий Инквизитор по-прежнему не открывал глаз, но на его тонких губах появилась улыбка.

— В таком случае, я отправляюсь немедленно, — ответил Решар.

— Езжай, брат Пьер. У тебя еще есть время полюбоваться на полную Луну, но вскоре она пойдет на убыль, и это будет уже не то зрелище.

Решар поднялся и, поклонившись, вышел из кельи. Великий Инквизитор открыл глаза. Голубизна ушла из них, буркала Великого Инквизитора стали красными, как две кардинальские биретты.

 

Глава 3

Ваня пришел из школы домой раньше положенного. На его лице красовался синяк, но бабушка, вместо того, чтобы пожалеть внука поставила в угол голыми коленями на гречку. Иван ненавидел бабушку, и у него имелись на то причины. Старая карга только и делала, что отравляла ему жизнь. Для тринадцатилетнего Ивана это неприятно вдвойне, потому что он — достаточно примерный мальчик и хорошо знал об этом. В школе он учился на удивление здорово — круглый отличник. А вернее, почти круглый. Иван никогда не отличался особым здоровьем, и поэтому по физкультуре иногда приносил четверки. И за каждую четверку получал наказания, подобные этому. Единственный раз он принес четверку по музыке, и за это перебрал и пересчитал целый мешок гороха. Бабка точно знала, сколько там горошин, и специально убирала, или наоборот, прибавляла определенное количество, чтобы мальчик не мог просто запомнить и делать вид, что считает. И это только один из тысячи способов, придуманных бабкой, чтобы досадить ему. Дело в том, что старуха сильно любила его покойную мать, а та умерла при родах. Ваня жил с отцом восемь лет, пока не умер и он. И теперь единственным родственником оказалась эта карга, ненавидящая внука за то, что тот забрал жизнь ее дочери. Впрочем, ненависть была обоюдной.

Отношение бабки проявлялось практически во всем. Мальчик не мог выходить из дома после шести вечера, и ложился спать не позже девяти. Ваня — типичная 'сова' — еще долго ворочался и не мог заснуть, после того, как бабка выключала свет в его комнате. В это время сама старуха смотрела глупые сериалы, и всегда включала телевизор на полную громкость, так как слегка страдала глухотой. Ваня слушал эти сериалы до одиннадцати, а потом из гостиной разносился громкий старческий храп. Он не засыпал до часу, и бабушка поднимала его в семь. Перед тем, как пойти в школу, он обязан приготовить им обоим завтрак, потому что старуха жаловалась на артрит, и еще обвиняла внука в неблагодарности. Якобы, она готовит обед и ужин, а он еще недоволен тем, что, видите ли, не выспался. Да она и так все свободное время отдает тому, чтобы из такого оболтуса вышел хоть какой-то толк. При этом она всегда приводила в пример его отца, и пример этот служил вовсе не для подражания.

— Ты посуду давай лучше мой! А то вырастишь таким же дурнем, как и он! — говорила бабка сегодня утром, старым скрипучим голосом. Она никогда не называла отца по имени, только 'он'. — Дочку мою в гроб загнал, а теперь сынок его меня туда же хочет! Но не получится у вас. Мы, Замашные, крепкие.

Непонятно почему, но бабка очень гордилась своей фамилией, и даже советовала дочери не менять ее, после замужества. Но та все же не послушала мать и взяла фамилию мужа — Скрябина. Ваня тоже носил эту фамилию, и теперь уже бабка не хотела, чтобы он ее сменил. Такой недоносок не может носить их прославленную фамилию.

Ваня простоял на коленях почти час. Он видел этот угол настолько часто, что знал, как он выглядит, так сказать, в деталях. Иногда эти старые, засиженные мухами обои, ему даже снились. Он точно знал количество черных точек, количество квадратиков, и количество декоративных цветочков. Когда бабушка позволила ему встать, на коленях остались сотни маленьких красных точек, что, как Иван прекрасно знал, очень скоро начнут чесаться. Он кое-как прошел на кухню, чтобы поужинать. Бабка редко готовила, несмотря на свои заявления. Так их рацион обычно составлял дешевый 'Анаком' с сосисками на обед, и вечером, те же сосиски и растворимое картофельное пюре. Этот вечер не стал исключением из правил, еда осталась прежней.

Ваня поел и пошел смотреть телевизор. Бабка в это время садилась за книгу, и это самые лучшие часы за весь день. Но телевизионные программы не хотели связываться в голове Ивана во что-то осмысленное — там крутились события сегодняшнего дня. Ваня получил фингал от Вовки, и ему пришлось еще унижаться и просить прощения за то, что он его якобы толкнул. Вообще, Вовка по праву считался одним из самых завзятых школьных хулиганов, и еще к тому же оставался на второй год. Он остался бы и на третий, если бы не заслуги на спортивном поприще — благодаря нему школа не ударяла в грязь лицом на районных соревнованиях. Ваня жил в Химках, спортивная конкуренция в районе тут очень приличная, но, несмотря на это, Вовка заслужил звание чемпиона московской области по боксу среди своего возраста, чего уж говорить об их школе. Вовка не давал прохода не только Ване, но и всем одноклассникам и сверстникам вообще. И еще он любил шутить. Но так как был дураком, шутки предпочитал дурацкие, вроде макания в унитаз головой.

Почти круглый отличник, да и ко всему прочему слабоватый Ваня, частенько попадал под горячую руку Вовы. Обычно, когда Ваня видел того в школьных коридорах на перемене, он старался куда-нибудь смыться, но в этот раз получилось так, что он не заметил выходящего из-за угла хулигана, и врезался в него. От удара Ваня пострадал больше чем Вова, но тот затащил его в угол и, заставив извиниться, дал по лицу кулаком.

И сегодня Ваня сидел и представлял, как побьет врага, когда вырастит. Но в глубине души он сомневался, что такой момент когда-нибудь настанет. Богатое воображение рисовало только печальные картины, складывающиеся в скучное будущее. Вова даже не мог предположить, насколько ошибается.

Вечер окончился как обычно. В восемь бабушка отогнала его от экрана, и он пошел делать уроки. Это тоже один из лучших часов за день. Нет, он не любил делать все уроки подряд, но один предмет его очень занимал. Как ни странно не рисование, или история, или биология, а математика. Он и сам не мог понять почему, но, решая различные уравнения, он чувствовал себя просто превосходно. Весь учебник математики он уже давно решил и перерешил, причем, не раз. Он обогнал класс примерно на год, и теперь можно просто переписать решенные уравнения из черновика, и уроки сделаны. Но Ваня, конечно, этого не сделает. Он заново все посчитает и решит, для него даже самая простая задача — прекрасна. Даже, наверное, в самых простых, он находил наибольшее удовольствие и смысл. Ну вот, хотя бы — дважды два. Вроде, ничего сложного, но нельзя просто поставить после знака равно четыре. При решении простых задач у него в голове всегда появлялся вопрос: а что, собственно, из себя представляет два? Два, это еще ладно, а что такое один? Ведь единичка могла быть чем угодно, хоть яблоком, хоть грузовиком, но ведь она должна быть и еще чем-то. Что если цифры, используемые нами совершенно условно, тоже имеют какое-то значение? Иногда эти мысли заводили его куда-то вдаль собственного сознания, и ему почему-то становилось страшно. Со сложными уравнениями такого не происходило, а вот с простыми — всегда.

Когда он лег в постель, под грозным взором бабушки, мысли о цифрах все еще не покинули его. Он лежал и ворочался, а за стенкой Эдоардо говорил Марии, как он ее любит. Шли часы, в полной темноте летали цифры. Тут есть двойки, похожие на лебедей, тройки, что почему-то всегда старались перемножаться на самих себя или сложиться, а в результате получались девятки с шестерками, и зловеще переплетались в знак гармонии добра и зла. Иногда четверки превращались в стулья, пятерки в мертвых уток, семерки неизменно рубили лес, а восьмерки ходили, покачивая широкими бедрами. Но он все ждал и ждал единицу. Похожая на копье, она маячила на задворках сознания, никак не желая появляться, и открывать ему свои секреты. Он впал в полудрему. Он все ощущал, и в то же время не мог пошевелить конечностями. И вот, то, чего он так долго ждал, случилось. В бесконечной пустоте сознания что-то появилось. Это она — единица. Вот только не римская палочка, и не показательно острый первый угол, а такая, какая она в действительности. Маленькая желтая точка вспыхнула в просторах безбрежного ноля и впилась в его плоть. Ноль недовольно заурчал — он впервые хоть что-то почувствовал. Ему просто пришлось это сделать, потому что единица унесла его спокойствие. Но точка начала расти. Вот она поделилась, подобно инфузории, и вскоре их уже стало четыре. Но в это деление никак не хотела вписаться тройка, и, наверное, поэтому, она захотела умножиться. Единицы продолжали плодиться, скоро их появилось достаточно, чтобы сложиться в математические формулы. От простого сложения они перешли к умножению, потом к делению, потом к корням, потом к логарифмам… После логарифмов взор уже не мог уследить за ними. Вместе с понятной простотой уравнений, пропал их смысл. Но формулы все росли, набирали силу и вот, пред внутренним взором Ивана предстала картина превращения. Формулы настолько усложнились, что им пришлось превратиться в землю, небо, траву, солнце, животных, насекомых и, наконец, в людей. Ваня посмотрел на себя и понял, что тоже сделан из формул. Но его мозг пока не столь могуч, чтобы их решить, поэтому он не видел смысла расшифровке. Но Ваня понял и еще кое-что. Несмотря на огромную сложность формул его организма, как и всего остального в мире, он — всего лишь набор единичек. Яркая желтая точка снова превратилась в угол, и он уснул.

Следующее утро было воскресным и являлось гордым, последним выходным в этом году. Хотя Ваня и не сильно ждал Нового Года — бабка никогда не расщедривалась на подарки, и единственное, что в этом дне есть хорошего, это праздничный стол. Хотя, какой там стол, если разобраться. Шедевр бабули — это оливье и пакет мандаринов, но первого января можно сходить к друзьям в гости и напроситься на лакомства. В детстве слова 'воскресенье' и 'выходной' — одни из самых любимых. Любил их и Ваня, вот только старая перечница умудрялась испортить и это. Во-первых, правило, что вставать надо в семь, никоим образом не отменялось. А для ребенка не выспаться это, пожалуй, самое страшное в жизни. Как и для многих взрослых, между прочим. Далее, бабка считала, что раз выходной у внука, значит, и у нее тоже. И все обязанности о приготовлении обеда и ужина легли на хрупкие плечи Ивана. Хотя, в этом ничего сложного нет. Если учесть, что они ели, достаточно просто поставить чайник на плиту и все. А тут еще праздник на носу, и надо накупить продуктов. И вместо того, чтобы пойти поиграть с друзьями в снежки, Ване предлагалось прогуляться с авоськой три километра до торгового центра, и закупить еды. При этом бабка всегда требовала, чтобы он брал чеки, и тщательно сверяла их со сдачей.

Но, как бы то ни было, прогулка в магазин — тоже развлечение, и Ваня не сильно расстроился. Он оделся потеплее, взял у бабушки деньги — та отдала их с таким видом, будто он их у нее отбирает под дулом автомата — и пошел на улицу. День выдался чудесный. На старых часах, подаренных ему еще отцом, правая рука Микки Мауса показывала на девять, а левая на одиннадцать. Всю ночь шел снег, уличную грязь прикрыло, хотя, надо честно сказать, не так уж и грязно в Химках и было. Ваня шел и смотрел по сторонам. Вот знакомый дворник дядя Коля метет снег метлой. Вон Юрка Савин куда-то бежит. Привет, Юрка! Вот явно подвыпивший мужчина, идет, шатаясь. В руках у него недопитая бутылка пива. А вот это уже интересно. Электрик залез на деревянный столб и колдует над проводами. На ногах у него странные приспособления, похожие на помесь серпа и пилы. Он крутит, его губы что-то шепчут, судя по всему, слова не слишком длинные. И вот он роняет отвертку. Губы опять произносят короткое слово, и смысл его понятен Ване. Когда он однажды пришел к бабушке и спросил его значение, она заставила его помыть рот мылом. Электрик наклоняется, и внезапно превращается в миллиарды математических формул. Ваня понимает, что эти формулы имеют одну особенность — они все решенные. Мужчина делает неловкое движение и срывается со столба.

Ваня бросился к нему. Его сердце бешено колотилось в груди. Он подбежал к окровавленному человеку и наклонился над ним. Электрик все еще дышит, но все реже и реже. Для Вани он все еще смешение человеческой плоти и математических формул. Мальчик понимает, что ошибся и пара уравнений до сих пор остаются без ответа. Но перед его взором кто-то медленно, но уверенно заполняет решения, и, по мере появления ответов, вдохи мужчины становятся все натужнее. Жизнь уходит от него.

— Помогите! — кричит Ваня.

Он не знает, слышат ли его люди, да ему это и неважно. Он вдруг обнаружил, что уравнения можно решить иначе. Достаточно всего лишь отнять из вот этого единицу, и тогда все решения окажутся неверными, а значит, незнакомый дядька не умрет. Он мысленно вносит поправку и все вспыхивает перед ним одной яркой желтой точкой. Ваня падает рядом с электриком, по всему телу проносится волна возбуждения и радости. Он даже чувствует, что у него наступила эрекция. И, что самое главное, это возбуждение от него теперь никуда не денется. Он точно знает, что оно останется с ним, если не навсегда, то на очень долгое время. Ваня смотрит на мужчину, его дыхание становится ровным. Ваня пока и не представляет, что прямо сейчас собрал свою первую вероятность единицу.

 

Глава 4

Андре скользит Знанием по европейской части России вот уже два часа. Это дается ему трудно. Россия огромна, а он должен контролировать ее почти наполовину. Нет, если ему потребуется помощь, вот например как сегодня вечером, достаточно всего лишь позвонить и десяток инквизиторов в его распоряжении. Но осуществлять контроль, разрабатывать операции, проводить слежку, все это на нем. Если он позовет подмогу, призванные инквизиторы должны прибыть на все готовенькое, и, получив его указания, выполнить свою часть. У каждого инквизитора есть собственный участок и, можно не сомневаться, полно дел на нем, и у них нет времени, чтобы вникнуть во все тонкости операции по захвату. Теоретически, Андре может вызвать даже Великого Инквизитора, и тот будет обязан ему подчиняться и действовать по разработанному им плану. Но только действительно сумасшедший вызовет Великого Инквизитора и попросит быть подручным. Такого безумца и представить сложно.

Но не это главная работа инквизитора. Главное, не поймать колдуна, это всего лишь вершина, и с теми силами, что располагает Великая Инквизиция, они смогут если не схватить, то убить любого. Из этого правила, правда, есть пара исключений: это, во-первых, странный колдун, подписавший договор с инквизицией, и она его пока что не трогает; и, во-вторых, мистер Джон Кремер. Архиколдун. Колдун класса А +. Мистер Кремер настолько силен, что любые стычки между инквизиторами и им оканчивались смертью первых. Только сам Великий Инквизитор мог попробовать справиться с ним, но они никогда не встречались. Как два льва они обходили друг друга стороной, потому что никто не знал, кто победит. И все-таки, главное в работе инквизитора вовсе не убийство. Главное — это разведка и предотвращение появления новых колдунов.

Этим сейчас и занимался Андре. И пусть его Знание не самое сильное, на один вопрос оно всегда отвечало точно, быстро и верно. В голове человека, лежащего на грязной кровати, стучало: 'Неудача, неудача, неудача…'. Пока колдун не вступил в достаточно большую силу, он не может скрыться от Знания. И такие неумехи не менее опасны. Каждый человек по природе немного колдун. Каждому хоть иногда, но везет. Ну, или скажем так: почти каждому. Но колдуны отличаются от простых людей именно тем, что им везет всегда. Они как будто перетаскивают на себя одеяло удачи, отбирая у других. В городе, где остановился колдун, очень скоро начинается настоящий комар. Неудачи там преследуют всех людей поголовно: они сходят с ума, поскальзываются на лестницах, ломают ноги и руки, разоряются, одни грабят других и, прогуляв деньги, садятся в тюрьму. Если колдун остается в городе надолго, там начинается целая волна самоубийств. Однажды Андре участвовал в операции по устранению колдуна класса Б +, правда, происходило это не в России, а в Бельгии. Маленький бельгийский городок, где колдун провел целый месяц, выглядел просто кошмарно. Половина населения попала в больницы, вторая половина умерла от несчастных случаев. В тот раз погибли три инквизитора, и это был один из самых страшных дней в жизни Андре. Тогда он увидел, на что способен колдун класса Б +, и понял, насколько ему повезло, когда он убил двоих чародеев класса А.

Знание перемещалось по России и искало неудачу. Искало места, где людям не везет, причем, не везет по-крупному. И в России таких мест предостаточно. Вот в небольшой деревне какая-то старуха навела сглаз на золовку. Вот мама прокляла собственную дочь. Это уже Воронежская область, там он когда-то родился. Его взор бежит чуть южнее и видит Ростов-на-Дону. Ему не нравится какой-то странный темный купол, нависший над городом, но Ростов — не его проблемы. Сегодня ему сообщили, что туда направили какого-то молодого инквизитора, вот пусть он и разбирается. Но все это, так сказать, случайность. И бабка, и та женщина сделали черное дело неосознанно. Просто у них появилась такая вероятность, и они ей воспользовались. Вероятности. Так Михаэль назвал основу колдовства. Как он тогда объяснил, вероятности бывают трех типов, и если ты смог добыть нужную вероятность, сможешь сделать и так, чтобы событие случилось просто по твоей воле. Андре так и не понял до самого конца, но суть в том, что есть вероятности единички, вероятности двойки и вероятности тройки. Они каким-то образом связаны с пространством, временем и объектом. Самые могущественные вероятности — единички. Если у тебя есть вероятность один, ты можешь притворить в жизнь практически все, что возможно. Собирать их можно разными способами, и тогда Михаэль показал ему самый честный. Надо наполнить жизнь событиями, причем, свершено бессмысленными, и тогда удастся накопить нужные вероятности. Но в тот раз Михаэль просто водил Андре за нос. Колдуны вроде него, как правило, собирают вероятности не так. Они просто воруют их у людей. Правда, чтобы воспользоваться этим способом, надо быть полноценным колдуном, потому что, чтобы украсть у кого-то его вероятность, надо затратить собственную. Есть, наверное, и еще какие-нибудь факторы, все же вряд ли Михаэль рассказал ему все. Но, если честно, Андре это не интересовало. Так или иначе, колдуны крали удачу у людей, и неважно, каким способом они это делали.

Андре продолжал исследовать страну. Вот его взор достиг Москвы. Именно там он пережил самые ужасные часы в жизни. Именно там он стал инквизитором. Но что это? Вроде как вспышка желтого света. Но последствий колдовства вроде нет. Неудачи, конечно, преследуют жителей Москвы, но их уровень допустимый. С тех пор, как умер Абдула, никто так и не решился занять этот участок земного шара. И во многом этому способствовал Андре.

Он отключил Знание, достал сигарету и прикурил. Посмотрел на часы — два дня. Значит, надо собираться. Скоро прилетят Кузьма с Украины, и Коля из Сибири. Они должны помочь ему устранить колдунью, за которой Андре охотился уже два года.

 

Глава 5

Наталья полулежала на красивой старинной софе изумрудного цвета. Это — подарок бывшего директора Эрмитажа, коего сняли за кражу экспонатов. Однако в шикарной пятикомнатной квартире на Невском Проспекте найдутся и другие эксклюзивные вещи. В основном картины, но на стене висит погребальная маска Египетского фараона из чистого золота, а вон какой-то большущий кубок с хоккеистом на крышке, или вот чесалка для спины из слоновой кости. Наталья не помнила, что за фараон смотрит со стены на ее кровать, не имела представления, по какому поводу выигран кубок, не ведала, чьи спины чесала слоновья головка из серебра, как не знала и художников большинства картин. Вместо висевших на стенах экспонатов, перед глазами колдуньи представали пачки денег. Чем пачка толще, тем привлекательней шедевр. Но не только предметы квартиры стоили дорого. Конечно, квартира на Невском — это уже богатство, а тем более, пятикомнатная, но ее дизайном занимались лучшие дизайнеры со всей планеты, а это значительно повышает цену. Сейчас в квартире преобладает зеленый цвет, но шторы резко-оранжевые, что создает удивительный контраст, хотя, в прошлом квартира перекрашивалась раз сто — хозяйка любила перемены. Единственное исключение — спальня. Там радуют глаз оттенки белого и розового — это цвет волос и тела Натальи. Дизайнер, делавший последний ремонт, определенно был гением. Огромная кровать покрыта превосходным розовым одеялом, отороченным писцовым мехом, на потолке нависает искусная лепнина, изображающая животик и пупок женщины, оттуда свисает люстра каплевидной формы матового цвета. Пол устилает ковер, где работящие ткачи Персии, изобразили розовый глаз хозяйки. Обои тоже необычные и фактически являются мехом сотен убиенных белых ласок. Это должно символизировать прекрасные белые волосы женщины. И, как бы разрезая идиллию розово-белого, по полу рассыпаны лепестки роз. В тусклом свете, льющемся из окна, они выглядят каплями крови. Лепестки свежие, хозяйка каждое утро рассыпает их сама. Уж чего-чего, а в розах у нее недостатка нет. Вот и совсем недавно принесли десять корзин, с сотней цветков в каждой. К вечеру приходил специальный человек и увозил их на рынок. Денег Наталья за это не получала, но это забавно, что розы, предназначенные для нее, иногда покупают дважды и они возвращаются к ней.

Наталья держала в изящных руках сигарету, насаженную на розовый мундштук. Она неспешно курила и смотрела на розы. Если она все правильно понимала в мужчинах, позвонить ей должны с минуты на минуту. Наверняка Борису доложат, когда ей принесли цветы, он позволит ей понаслаждаться ими какое-то время, но не слишком долго, а потом, позвонит. Надо ведь застать девушку в тот момент, когда эмоции от подарка еще свежи, а счастье так и хлещет из всех пор… Вот только закавыка — от таких подарков Наталья не собиралась писать кипятком. Ее интересовали более дорогие вещи. Вот, допустим, в прошлом месяце ей подарили яхту. Вот это хороший подарок — продав ее, Наташа положила на банковский счет десять миллионов долларов. А мишура пусть достается молодым дурочкам.

Наталья по праву считалась одной из самых красивых женщин Санкт-Петербурга. Никто не осмелился бы дать ей пятьдесят лет, что она прожила на этом свете. На вид это женщина лет тридцати, или тридцати пяти, излучающая сексуальность и опытность. Такие женщины, как правило, учительницы в постели для молодых любовников, или путеводная нить для опытных. Ее нельзя назвать красавицей на все сто процентов — лицо не имеет изящества древнегреческих богинь, а тело, пожалуй, чуточку пышней, чем требовали французские модельеры от манекенщиц. Но в ней как будто притаилась какая-то совершенно безумная изюминка. Неестественно белые волосы свидетельствуют о некоторой пассивности в постели, пухлые губы хотелось слегка прикусить, а розовые глаза наполнены первородной животной похотью. Нежный бархатный голос сводил с ума и шелестел, как кашемир, доводя до крайней степени возбуждения. Пышная грудь вздымалась под тонким пеньюаром и под ней проглядывали соски, никогда не знавшие губ ребенка. Пусть Наташа не совершенна телесно, зато идеальна в своей сексуальности.

Зазвонил красивый старинный телефон, Наташа изящно взяла трубку. Когда она прикоснулась к ней, пальчики несколько раз провели вверх-вниз, зажав в кулачке. Пусть сейчас ее никто не видит, но техника соблазнения уже давно въелась в суть колдуньи, словно колорадский жук в картофельный клубень.

— Натали! — донесся голос из трубки.

— Ало, — сказала, она слегка суховато. Но даже в сухом голосе есть томность… Как же много томности!

— Это Борис, — представился дрожащий голос в трубке. — Ты получила розы?

— Да, но мне больше нравятся тюльпаны.

— Неужели? Ну прости, к вечеру их доставят.

— Зачем ты беспокоишь меня, Борис. — Слово 'Борис' как будто упало в трубку тяжелым шлакоблоком. Камнем, что пролетел по телефонным проводам и разбился о сердце московского бизнесмена.

— Я хочу тебя видеть. — Перешел на шепот Борис. — Та ночь подарила мне смысл в жизни, который я так давно потерял…

— И поэтому ты не звонил мне три дня? — перебила Наталья, запуская следующий шлакоблок.

— Прости меня, я был в Канаде…

— А в Канаде еще не изобрели телефоны? — теперь в голосе тонна притворного удивления. Наталья точно знала, что делал бизнесмен эти три дня — возил жену в Швейцарию, и не расставался с ней ни на минуту.

— У меня были проблемы с оператором. Телефон заглючил и… в общем, неважно. Позволь, я приеду и заглажу свою вину?

— Нет, — твердость. — Мне не хочется видеться с тобой в Петербурге. Он мне надоел.

— Тогда я закажу тебе билет на самолет…

— Что? — капелька садизма.

— В смысле, пришлю свой самолет…

— Нет, я хочу приехать к тебе на машине, — вроде, голос начинает оттаивать. — Ты же знаешь, я очень люблю ездить…

— Да, я помню, как ты ездишь, — он уже дышит часто-часто.

— Но мой Порше сломался, — волосок грусти.

— Плевать. Бери такси.

— Я люблю, когда я за рулем, — снова томность. — Когда мои руки держат круглый кожаный руль и скользят по нему. Вверх и вниз.

— Вверх и вниз…

— Снова и снова.

— Да, снова и снова… Я куплю тебе новый. К вечеру его пригонят, может быть раньше, — она не сомневалась, что сможет довести его до эякуляции лишь звуками собственного голоса. Но Боря ей нужен такой. Возбужденный, и желающий.

— Тогда, к утру я буду у тебя. Быть может, мы даже проведем вместе целый день.

— Да. Ты не представляешь, как я хочу тебя.

— Это хорошо, милый. Но если машину привезут только к вечеру, мне надо отдохнуть перед дорогой. Пока.

— До встре…

Окончание фразы она уже не слушала и повесила трубку. На пухлых губах промелькнула улыбка — мысленно, Наташа представила, куда пристроит новый Порше.

 

Глава 6

От Ростова-на-Дону до Санкт-Петербурга всего два часа лету. Несмотря на такое короткое время, один пассажир страшно мучился. В паспорте у него значилось, что зовут его Александр Сергеевич Пушкин, но в действительности, нарекли его в честь самого знаменитого из царей еврейского народа. Давиду страшно хотелось курить. К сигаретам он пристрастился еще с раннего детства, но нельзя сказать, что два часа без курева для него значительный срок. Напротив, он выкуривал меньше пачки в день, и мог терпеть сколько угодно. Но когда он находился в самолете, это желание поднималось со страшной силой. Давид знал, почему так происходит, знал, что это всего лишь глупость и дань привычке, но не мог ничего с собой поделать. Он решил отвлечься и погрузиться в воспоминания. Самые красочные впечатления, связанные с самолетом, он бережно хранил меж волн собственного безумия. Таких воспоминаний всего два, зато настолько яркие, что вспыхивали в коридорах памяти, словно молнии. Первое, связано с давней поездкой к прадеду. Именно тогда он стал мучиться, оттого, что не мог покурить в самолете. Второе воспоминание настолько странное, что Давид редко обращался к нему — это встреча с Испанцем, изменившая его жизнь. Вообще, Давиду повезло. На его недолгом жизненном пути встретились целых два человека, кардинально изменивших его. Первый свел Давида с ума и чуть не убил; второй соблазнил и открыл чудеса волны. Вернее, именно тогда Давида впервые накрыла волна. Испанец. Давид знал, что если еще раз встретит этого человека, он убьет его. Давид чувствовал, как тот старается, и каждый день стирает вероятность их встречи. Это его слегка забавляло, если учесть, что Давид мог найти Испанца за пару дней.

Давид встал и пошел в туалет. Ему совершенно не хотелось облегчиться, но в ТУ 154 пассажир имеет прекрасную возможность покурить. Он зашел в тесную кабинку, достал тонкую сигару. Опустил крышку на унитазе, сел на нее, а потом закурил. Сигару он держал прямо над раковиной, а там, из нескольких маленьких дырочек постоянно высасывался воздух, чтобы вода лучше стекала. Позади унитаза находится металлическая решетка еще одной вытяжки, часть дыма уходила в нее. Тут же есть и освежитель воздуха, но Давид скорее оторвал бы себе палец, чем воспользовался им. Его обоняние и так подвергалось страшным пыткам, от нахождения в общественном туалете, но мозг полностью окунулся в омуты памяти, и те обратили его четырнадцатилетним мальчишкой, которому покурить в уборной самолета, казалось настоящим приключением. Он улыбнулся, на лице разгладились немногочисленные морщины. Он снова летел к деду, и ему было четырнадцать. Из глаз пропала внимательность и живой ум, зато появилось лукавство. Он даже стал воровато озираться по сторонам, прислушиваясь, что же происходит в коридоре. Когда Давид заходил в туалет, он мог с легкостью расслышать взмахи крыльев бабочки за бортом самолета, но четырнадцатилетний Давид так еще не умел.

Давид покурил и вышел из туалета. У него нашлась вероятность, что за это время никто не захочет в туалет, и он не преминул ей воспользоваться. Проходя в дверной проем, Давид постарел на шестнадцать лет, и прошел к своему сидению. Мир снова превратился в постоянное движение запахов, вкусов и света. Он уселся рядом с женщиной, пахнущей дорогими, но очень вульгарными духами. Давиду не нравились столь резкие запахи. Нет, некоторые не вызывали у него отвращения, и этот еще ничего, но большинство встречались настолько часто, что успели надоесть. Лично он сам делал для себя духи. Сегодня от него пахло смесью жасмина, ромашки и маленькой толики рододендрона. Запах рододендрона едва ли могли обонять и десять человек во всем Мире, но Давид один из них. Для Давида запахи значили много, но все же не настолько много, как движения. Мало кто может заметить, что все вокруг нас движется и, постоянно соединяясь, приходит к распаду. Вообще Давид находил красоты Мира в самых неожиданных местах, как находил он и его омерзение. Он мог по праву назвать себя непростым человеком, и теперь с легкостью ответил бы на вопрос, заданный когда-то прадедом. Теперь он знал, что в нем сложного. Возможно, теперь он даже слишком сложен. Он откинулся на спинку кресла и полуприкрыл глаза. О твердые скалы его барьеров билась волна. Кто-то называет это безумием, кто-то сумасшествием, кто-то даже оверлогикой, но для Давида это просто волна. И в ней есть столько же прекрасного, сколько и пугающе страшного. Эта волна когда-то прибилась к берегам его разума, и с тех пор не покидает Давида. Теперь каждый из них — пленник друг друга. Он волны, а волна его.

На какое-то мгновенье он позволил ей накрыть себя. Мир сразу приобрел миллиарды красок, запахов, вкусов и движений. Он чувствовал, как пахнут волоски в его носе, ощущал вкус собственного языка. Люди обратились для него лишь передатчиками движений. Их мысли приоткрылись перед его Знанием, складываясь в великолепные картины. Никто из людей не мог видеть эти картины настолько красочно, какими видел их он. Люди вообще удивительно ненаблюдательны. Давид не обладал какими-нибудь сверхспособностями, он просто все подмечал. Его нос улавливал тысячи ароматов, а язык способен разложить вкус напитка на составляющие, независимо от сложности состава. Даже если смешать сотню разных вин, Давид мог назвать марку каждого, если пил его раньше. Но способности обонять и вкушать — просто следствие его удивительной наблюдательности. Слепые ведь тоже слышат лучше других, и обоняют лучше, но это отнюдь не результат того, что они ничего не видят. Просто им приходится постоянно прислушиваться, принюхиваться и быть очень внимательными, поэтому у них это и получается лучше. Впрочем, Давид и обонял, и слышал лучше любого слепого.

Вот он отключил все чувства восприятия, кроме обоняния. Его глаза открыты, но он ими не видит. Его рот полностью потерял способность ощущать вкус, а язык как будто онемел. В его уши попадают звуки, но нейроны, посылаемые от барабанных перепонок в мозг, не достигают цели. На каком-то отрезке пути, они упираются в барьер, и Давид остается в полной тишине. Последним он отключил осязание. Все его тело перестало ощущать. Если бы его сейчас кинули в костер, Давид не почувствовал бы боли. Он вообще ничего не почувствовал бы.

Зато теперь мир вокруг наполнился запахами. Он чувствует, как пахнет пот тел в салоне. Это не совсем приятный запах, если учесть, что он смешивается с дорогими и дешевыми духами. Он чует, как пахнет пластик обивки салона, чует запахи невкусной самолетной еды. Хотя к этому приятно примешивается аромат кофе. Давид позволяет себе на несколько секунд окунуться в запах кофе, и его удивительный мозг тут же выдает информацию, на какой плантации в Бразилии его вырастили. Бразильский кофе в самолете? Наверное, какая-то ошибка. Но нет, все верно, когда волна уйдет, можно выпить чашечку.

Вот он прекращает чувствовать простые запахи и переходит к сложным. Он чует, как пахнет стекло иллюминатора, как пахнут ногти под лаком у соседки. Он чует, как пахнет воздух, сначала в салоне, потом за бортом. Запах воздуха вне самолета ему понравился, и он задерживается там, чтобы насладиться его свежестью. Давид не знает, действительно ли он его чует, или это всего лишь игры его мозга и Знания, но ему все равно. Сейчас он наслаждается морозным, ничем не загаженным воздухом, и его охватывает приятное возбуждение, ничуть не похожее на сексуальное.

Но вот он пресытился запахами и решил проверить другие чувства. Он отключает обоняние и на секунду задерживается в коридорах мозга. Теперь он не тело, а всего лишь мозг. Ни один сигнал не пробивается в него, и это очень забавно. Он включает вкусовые рецепторы. Его язык, как до него нос, тоже начинает с простого. Мельчайшие кусочки пищи завтрака воскресают, он чувствует вкус кофе и пирожного, что съел с утра. Потом язык находит вкусы вчерашнего ужина. Потом обеда. Вот он чувствует вкус крови, выпитой вчера ночью. Когда доходит до вкуса утреннего омлета, он решает, что простых вкусов для него достаточно. Теперь он вкушает воздух, пробует свет из ламп, и наконец, вкус музыки, играющей в плеере парня на другом конце салона. Он, опять-таки, не знает, действительно ли вкушает вкус музыки, или это просто его воображение, но ему по-прежнему все равно.

Он отключает вкус и превращается в слух. Теперь музыка в плеере уже не вкушается, а разбирается на инструменты, потом на ноты. Голос исполнителя тщательно просеивается, Давид слышит, как двигаются его губы. Он понимает, что исполнитель носит усы — это они так шелестят на заднем плане. Теперь сложные звуки. Свет, до этого вкушаемый, может и звучать. Двигаясь от простого к сложному, он сначала слушает, как шумит газ в лампе дневного света, потом слышит громкие удары атомов, когда они стукаются друг о друга, летя к его ушам.

Слух блокируется, и глаза начинают видеть. Сначала он слепнет с непривычки — несмотря на то, что глаза все время были открыты, он словно поднял веко только сейчас. Его зрачок сужается и теряется в карих глазах. Но всего на секунду, потому что ему надо насладиться движением. Пожалуй, ни одно из его чувств не может дать столько удовольствия, как зрение. Мир окрашивается для Давида невиданными красками. Он видит не семь цветов спектра, а как минимум тринадцать. Невозможно описать дополнительные цвета, потому что видит их только Давид. Никто в Мире не может воспринять эти цвета, кроме него. Салон самолета перестает выглядеть привычно, и превращается в яркую абстрактную картину. Это удивительное зрелище. Он видит все движения в салоне. Даже металлический столик на сидении перед ним тоже движется — он медленно ржавеет. Мельчайшие ворсинки на сидении колышутся. Потом он видит движение света, и наконец — высшая точка восприятия! — он видит людей. До этого они представлялись предметами, но теперь он понимает, что это поразительные предметы. Он видит, как они мыслят. Он видит, как под их кожей движется кровь. По его желанию они то превращаются в голых, то надевают старинные наряды. И, что самое главное, они постоянно движутся. Он видит, как пульсирует их кожа от ударов сердца. Теперь он видит людей вообще без кожи, и может поразиться их анатомическому совершенству. Он убирает с них жир и раковые опухоли, теперь его окружают не люди, а боги.

Наигравшись с глазами, Давид слепнет и начинает осязать. Это тоже великое наслаждение. Сначала он чувствует каждую ворсинку собственной одежды. Тончайшие стежки шелковой рубашки, и такого же нижнего белья. Их гладкость возносит его на седьмое небо. Потом он ощущает ткань пиджака из ирландской шерсти. То, что между ним и кожей пролегла рубашка, Давида нисколько не волнует. Его ладони покоятся на подлокотниках, и он наслаждается каждой их неровностью. Давиду нравится и хаос, и порядок, он может упиваться и гладкостью, и шершавостью. Но хватит осязать простые вещи, надо стремиться к сложному. Свет уже попробован на вкус и услышан, теперь ему предстоит быть ощупанным. Пальцы сжимаются и ловят его. Если бы зрение сейчас работало, Давид мог увидеть, как свет просачивается сквозь кулаки. Но он ощущает носимое им тепло, и это тоже неплохо. Свет в кулаках сначала приятно теплый, но Давид не может держать его долго, и ладони медленно остывают. Теперь он хочет проявить высший пилотаж и почувствовать что-нибудь внутренней поверхностью кожи. Там у Давида нет нервных окончаний но разве это проблема? Он чувствует, как его кровь бежит по коже изнутри, чувствует гладкость вен. Это потрясающие ощущение!

Давид выключает все человеческие чувства и переходит к колдовским. Его Знание всеобъемлюще и абсолютно абстрактно. В голове Давида проносятся миллионы образов, но они ему не интересны. Ему доставляет наслаждение не информация, а ее движение по извилинам мозга. Движение — главное в жизни Давида. Мысли, что сейчас рождаются в голове, полностью абстрактны. Он думает, как же красиво поют рыбы в Воронежском водохранилище. Его сильно беспокоит количество шерстинок на лапках жука голиафа из тропиков Южной Америки. Он размышляет, кто победит в схватке касатка, или плезиозавр? Мысли уводят еще дальше, и он начинает размышлять над человеческим поведением. Он думает, почему женщины кричат во время оргазма? Или почему мы вообще размножаемся таким интересным способом? Мысли убегают совсем, и он размышляет о религии. О том, какая из всех религий Мира самая правильная и почему? Его интересует роль в мифологии древнегреческого бога Кроноса. Так он может размышлять часами и даже сутками, но решает пока обождать с этим. Он одновременно включает все чувства и получает какое-то подобие оргазма. Слух, зрение, осязание, обоняние, вкус и Знание делают мир вокруг настолько удивительно красивым, что он хочет умереть. Если уж и умирать, так только когда ты так абсолютно, тотально счастлив. Вся красота Мира сейчас соединилась в салоне ТУ-154, и Давид купается в ней, как в парном молоке. Он бесконечно счастлив.

Давид ставит перед волной барьеры и превращается в простого колдуна. Он все еще чувствует красоту Мира, но теперь уже не так отчетливо. Звуки больше не стучат в ушах звонкими колоколами, глаза воспринимают только семь спектров, рот не вкушает воздух, шелковая рубашка не бесконечно гладкая, а просто гладкая. Единственное чувство, что продолжает работать с той же мощностью — это обоняние. Давид продолжает скрашивать полет запахами. Ему опять хочется курить, и он идет в туалет.

 

Глава 7

Андре вышел в холодный декабрьский день и поплелся к метро. По пути он купил в ларьке бутылку крепкого пива и выпил. В голове слегка шумело, прежде чем войти в метро, он выкурил две сигареты подряд. Все-таки, ехать минут сорок, надо накуриться перед дорогой. Он зашел внутрь и пошел к кассе купить жетонов. Рука инквизитора достала из кармана грязного плаща смятую кучку десятирублевок, и слегка, слегка трясясь, отсчитала нужную сумму. Вообще зарплата у инквизитора достаточно приличная, но большую часть приходится тратить на рабочие нужды. Иногда всунуть милиционеру, чтобы получить информацию, иногда снять квартиру для слежки, иногда посидеть в ресторане с нужным человеком. Небольшие остатки съедала выпивка и сигареты.

Если задуматься, а зачем тогда вообще работать инквизитором? Ответ на этот вопрос прост, как деревянная колодка. Андре не мог жить иначе. Быть инквизитором это даже не призвание — это судьба. Очень тяжелая судьба.

Андре встал на эскалатор и, спускаясь, обнаружил, что его обокрали. Пачка смятых банкнот пропала из кармана. Андре не удивился этому. У него даже есть отдельная строчка в бюджете, рассчитанная на кражи. Пока он ехал, ему несколько раз наступили на ногу, и пару раз толкнули. Это тоже в порядке вещей. Андре специально носил массивные берцы, чтобы их толстую кожу не мог продавить тонкий женский каблук. Когда он вошел в вагон метро, все места оказались заняты. Он встал в сторонке, люди сразу отшатнулись от него. Пахло от Андре не розами.

В прошлой жизни Андре испытал действие одного из самых страшных заклятий — проклинающего взгляда. Но тогда он еще не знал, что когда станет инквизитором, он будет переживать то же самое, только теперь уже без вмешательства колдовства. Инквизиторам редко когда везет, а если точнее — не везет никогда. И именно поэтому они могут противостоять колдунам. Именно поэтому они могут разрушать их драгоценные вероятности. Если колдуны скользят меж тем, что возможно и невозможно, инквизиторы стоят на месте. Их внутренний и внешний мир настолько прочен, что никто, даже сам инквизитор, не может его разрушить. И в этом мире нет места удаче. Они умеют ее только разрушать. Разрушать противоестественную удачу колдунов, но при этом, и свою заодно. Их никто не делал такими, они выстроили свой мир сами. Они не просто религиозные фанатики, они — воплощение слова 'упрямство'. Вы никогда не сможете переспорить инквизитора, пусть даже он решил, что единственный способ передвигаться, это ходить на руках, никакие логические доводы его не переубедят. Каждый инквизитор полностью уверен в себе, и чем эта уверенность больше, тем выше их дар разрушителей вероятностей. Они не могут жить по-другому. Они сами наложили на себя проклятье и знают об этом. Но только так можно противостоять тем тварям, которых они искренне ненавидят.

Андре вышел на нужной станции и пошел из метро. Он шел быстро — страшно хотелось курить. Андре достал сигарету и зажигалку задолго до того, как вышел на улицу. Только когда закурил, он осмотрелся. Вычислить из толпы инквизитора несложно. Надо просто найти самых неприятных, постоянно курящих людей. Курят инквизиторы много и часто, что объясняется непростой жизнью. Действительно, более нервной работы, нежели их, трудно представить. Мало того, что приходится работать все время — отпусков у инквизиторов нет — так еще и подвергаться огромному риску. Охотиться на колдунов гораздо опасней, чем ловить пираний голыми руками. Если колдун ударит первым, считай, ты труп. Если колдуну удастся сбежать от инквизитора, он наверняка начнет мстить на расстоянии. Наймет киллера, или еще что. Поэтому им и приходится скрываться друг от друга. Если колдун вычислил тебя, то и убить ему не составит труда. Пусть колдовство он к тебе применить не сможет, но инквизитор — это всего лишь человек. Его можно убить и пулей. И даже больше, инквизитор это еще человек невезучий, и всегда есть шанс, что он просто поскользнется да сломает шею. Глупых смертей в их рядах тоже очень много. Но и колдуны предпочитают не светиться перед инквизиторами. Если инквизиторы знают колдуна в лицо, его тоже можно считать трупом. Рано или поздно его найдут и убьют. И колдовством уже не прикроешься. Если много инквизиторов соберется вместе, колдовство не только не помогает своим властелинам, напротив, чрезмерная удача превращается в чрезмерную неудачу. И тогда колдуна тоже можно просто пристрелить.

Коля и Кузьма пили дешевое пиво рядом с ларьком, где продавали шаурму. Оба инквизитора похожи на Андре — такие же грязные и потрепанные, они напоминали бандитов или неудачников. Коими, впрочем, и являлись. Слово 'неудачник' очень хорошо характеризует инквизиторов. Как хорошо характеризует колдунов слово 'удачник'. Андре подошел к коллегам и протянул ладонь. Они пожали ее — у обоих рукопожатие вышло твердым.

— Ты ел чего сегодня? — спросил у Андре Кузьма.

— Не. Только пил.

— Я тебе куплю, — Кузьма пошел за шаурмой, или, как ее здесь называли — шавермой.

— Слышал, что произошло в Гонконге? — спросил Коля. Он носил усы и слегка шепелявил из-за отсутствия двух передних резцов.

— Кремер, — ни то спросил, ни то сказал Андре.

— Похоже. Вряд ли кто-нибудь другой смог бы убить сразу восьмерых. Их дар был силен.

— И когда его достанут? — прорычал Андре.

— Не знаю. Великий Инквизитор не хочет ловить его сам, или не может…

Они помолчали. Каждый думал о чем-то своем. Вернулся Кузьма с шавермой и бутылкой пива. Андре взял еду и жадно впился желтыми зубами. Только увидев пищу, он понял, насколько проголодался. К ним подошли два милиционера.

— Здравствуйте, молодые люди, — сказал один из них. — Предъявите документы.

Три инквизитора полезли в карманы. Андре протянул только паспорт, а Коля и Кузьма паспорта и четыре билета. Местной прописки у них нет, и поэтому билеты на поезд необходимы для проверки прибытия-убытия. Милиционеры внимательно рассмотрели засаленные паспорта и билеты. Документы у инквизиторов проверяли часто, поэтому они у них такие же грязные, как и сами инквизиторы. Милиционеры не нашли к чему придраться и ушли восвояси. Когда их спины скрылись от взора Андре, тот начал рассказывать:

— Объект зовут Наталья Круцкая. Предположительно, колдунья уровня Ц +. До сего момента на ней было не так много смертей, она предпочитает заниматься другими вещами.

— Шлюха? — спросил Кузьма.

— Да. Причем, первоклассная. На ее счету где-то триста пятьдесят миллионов долларов. И это только то, что мне удалось узнать. Есть еще недвижимость по всему свету, и даже собственный остров.

— Наверно, хорошая баба? — спросил Коля. Кузьма посмотрел на него неодобрительно, но ничего не сказал. У каждого инквизитора проблемы с женщинами из-за работы и невезения. И у каждого это больное место.

— Приличная. Я ее давно знаю, но только теперь мне удалось ее найти.

— А насколько давно? — спросил Коля.

— Я видел ее три года назад вместе с Абдулой и Михаэлем. Ее, и еще одного колдуна, которого я, правда, еще не нашел. Тогда они представились, как представители колдунов Москвы, но потом им пришлось оттуда бежать.

— Когда ты приехал? — спросил Кузьма.

В его голосе зазвучала маленькая толика зависти. Андре служил инквизитором класса Б +, а Кузьма только Д. Коля тоже выше его по уровню, но всего лишь на плюсик. Андре же контролировал огромную территорию и, надо сказать, делал это мастерски. С тех пор как умер Абдула, никто не попробовал занять его место. Любые попытки такого рода Андре пресекал в зародыше, а участок у него, меж тем, достаточно лакомый для колдунов. Так как колдуны крадут удачу у людей, они стараются селиться там, где людей много. Крупные города для них самый лакомый кусочек. Во-первых, людей здесь миллионы, а значит, и удачи много. А во-вторых, в мегаполисе их труднее поймать. Здесь они могут затесаться среди многоликой толпы, и вычислить их будет трудно.

— Да, — продолжил Андре. — Но недавно она совершила ошибку. Стала встречаться с бизнесменом, за которым мы вели наблюдение.

— А почему ты за ним наблюдал? — приподнял брови Коля. Следить за бизнесменами не входит в прямые обязанности инквизиторов. Редко когда колдуны держат себя на виду, и занимаются финансами в открытую. Нет, у них есть множество способов добыть деньги по-другому.

— Инквизиция следит за ним с тех пор, как он стал клиентом Гамбита. — Все молча кивнули. Роберт Гамбит — колдун класса А, но почему-то Великий Инквизитор запрещал его трогать. О природе их договора можно только догадываться. Хотя, вряд ли кто-нибудь, кроме самого Великого Инквизитора, смог бы справиться с Гамбитом.

— И значит, она прокололась, и ты на нее вышел? — спросил Кузьма.

— Да. Она живет в шикарной квартире на Невском проспекте. Теперь взять ее будет легко.

— Подробности?

— Сегодня в шесть часов к ней придет человек, которому она сплавляет подаренные любовниками розы. Я не знаю, зачем она их ему отдает, и хрен с ним… Мы будем дежурить на лестничной площадке вверху, и когда он станет выходить, оглушим его и ворвемся в квартиру. Я не знаю, хватит ли у нее сил на треклятье, но все равно, надо быть осторожными.

— Когда мы туда пойдем?

— Я думаю, не раньше, чем в пять. Она достаточно сильна в Знании, как и все колдуны ее профиля. В дом войдем в половине шестого. Человек, забирающий цветы, всегда пунктуален.

— Значит, у нас есть еще не меньше часа. Может, тогда пойдем, посидим где-нибудь в тепле? — предложил Коля.

— У меня нет денег, — потупился Андре. — Меня только что обокрали в метро.

— Ничего. Мне недавно как раз премию выдали, — улыбнулся Коля и хлопнул Андре по грязному плечу. Ему хорошо знакома подобная проблема. Три инквизитора пошли к дешевому кафетерию.

 

Глава 8

Ваня подождал, когда приедет скорая и пошел в магазин. Электрик выжил, что вознесло настроение мальчика под самые облака. Внезапно он почувствовал, что ему теперь все по плечу. Он шел, и мир раскрашивался новыми и прекрасными красками. Он почему-то не сомневался, теперь для него возможно многое. Некоторые люди на улице снова представлялись ему скопищем математических формул. Каждый такой человек казался очень сложным, или даже, чрезмерно сложным. Ваня подумал, что все эти люди считают себя сложными, но в действительности, это делает их бессмысленными. Зачем быть таким сложным? Это каким-то образом поднимает их в собственных глазах? Или, наоборот, опускает всех остальных? Мальчик не знал ответов на эти вопросы, и вместо этого принялся рассматривать заснеженные улицы.

А вот как раз снег и деревья оказались приятно простыми. Им не надо казаться лучше, чем они есть — они и так прекрасны. Дерево не размышляет о пустяках и мелочах, но впервые Ваня задумался: а может, оно просто не хочет этого делать. Возможно, дереву достаточно, что оно просто растет. С такими мыслями он вошел в магазин и пошел в продуктовый отдел. В списке, что дала бабушка, всего пять пунктов. Колбаса, майонез, зеленый горошек, соленые огурцы и килограмм мандаринов. Список позволял сделать вывод, что бабушка и в этом году не побалует внука разнообразием праздничного стола. Все будет так же, как и в прошлом году, и в позапрошлом, и во всех предыдущих.

Ваня взял все, что надо и пошел на кассу. Очередь выстроилась приличная, Ваня вытаращился на покупателей. Его внимание привлек явно богатый мужчина. Он держал в руках корзинку с дорогими продуктами, там же лежал небрежно брошенный бумажник, чуть не трескавшийся от содержимого. Ваня поглядел на его лицо. Мужчина кавказского происхождения, черные волосы с залысинами и, хоть с утра он побрился, лицо уже слегка посерело от пробивающейся щетины. Он перевел взгляд на руки мужчины. Волосатые и с короткими пальцами, напоминающими сардельки, они выглядели достаточно холено. Ногти наманикюрены, на безымянном пальце правой руки огромный золотой перстень, по всей видимости, с рубином. Хоть камень очень большой, Ваня сомневался, что мужчина станет носить подделки.

Очередь медленно двигалась вперед, а Ваня продолжал разглядывать мужчину. Он мечтал, что когда-нибудь у него будет столько же денег, сколько и у него. Пожив с бабушкой в бедности, он уже и не помнил, что его отец был небедным человеком. По завещанию все деньги должны были перейти к нему, но пока Ване не исполнилось восемнадцать, он не мог их взять. А теперь и не сможет. Ваня не знал, что добрая бабушка, на правах опекуна, уже давно получила его наследство, и теперь деньги лежат на ее сберегательной книжке. Мужчина надел дорогую дубленку и прекрасные лакированные туфли; костюм тоже превосходен, хотя для магазина он явно выбрал не самый лучший. В корзинке с продуктами бутылка вина и три коробки дорогих конфет. Ваня очень любил конфеты, но бабушка их никогда не покупала. И внезапно Ваня разозлился на этого мужчину. Разозлился на его бумажник, на дорогой костюм и обувь, на жену и счастливых детей, которые уж точно получат подарки на Новый Год. И мужчина замелькал тысячами математических формул. Все очень сложные, но не настолько, как у обычных людей — даже тот электрик выглядел гораздо сложнее, чем этот мужчина. В нем же есть даже формулы из простой таблицы умножения. И, что поразило Ваню — он увидел двойку. Маленькая, похожая на лебедя, она встречалась довольно часто. Двойки в мужчине перемножались и делились, но никогда не превращались в единицы. И внезапно в Ванину голову пришла гениальная идея: 'А что если я посмотрю на себя'.

Иван взглянул на себя и понял, что прекрасен. Его собственные формулы настолько просты, что казались удивительно гармоничными. Есть здесь и двойки, и тройки, и четверки… Но особенно нравилось, что в нем нет числа, более сотни. Ваня смог найти только одну девяностодевятку и все. И самое главное, это сияющая точка его единицы. Той единицы, что перешла к нему от умирающего электрика. Он снова перевел взгляд на мужчину. Тот продолжал решаться. Его формулы медленно кто-то заполнял ответами. Правда, нерешенных еще очень много. И тут в голову Ване пришла еще одна гениальная идея: 'А что, если соединить мои формулы и формулы этого мужчины?'. Идея показалась здравой, вот только он не знал, как это сделать. Он переводил взгляд с себя на мужчину, и внезапно одна из Ваниных троек поползла к мужчине. Это полностью дикое зрелище! Мужчина, как скопище формул, и плывущая к нему тройка. Она достигла цели и заняла место в его уравнениях. Из неоконченного 'шесть делить' получилось 'шесть делить на три', а после знака ровно вспыхнула двойка. И теперь уже она полетела к Ване. Когда двойка встала в его собственные уравнения, Ваня опять испытал возбуждение, а потом видение формул пропало. Из этого состояния его вывел звук разбивающегося стекла. Корзинка выпала из рук мужчины, бутылка вина разбилась, заливая дорогой красной жидкостью кожаный бумажник. Мужчина бросился его поднимать, но поздно — все деньги приобрели красный цвет. Особенно красиво это смотрелось на лицах Бена Франклина. Ваня улыбнулся.

 

Глава 9

Когда Давид выходил из самолета, берега его барьеров поднялись так высоко, что волна не могла добраться до него. Он не сдавал багаж, поэтому не задержался в зале, где его получали другие пассажиры. Давид шел по большому аэропорту Домодедово, и никто не обращал на него внимания. Колдун превратился в полностью безликого человека. Он не изменил внешность, да и оделся достаточно изящно, но никто не хотел на него смотреть. Единственным исключением стала молодая дама, которой он открыл дверь из отстойника, но и она посмотрела на Давида лишь мельком. У Давида есть прекрасная защита от докучливых взоров. На нем стоял купол тайн. Купол тайн — его личное изобретение. Нет, что-то подобное применяли многие колдуны, но Давид первым придумал способ создания именно купола — заклятья, работающего без колдовского участия и постоянного контроля. Поставил его, и ходи себе спокойно. Похожими свойствами обладал и купол удачи, но его-то как раз носили все колдуны. Купол удачи — старое как мир заклятье, приносящее колдуну удачу во всем, за что бы он не взялся, и оно — как и все колдовские купола — тоже самостоятельное. Иногда это даже мешает, потому что, носящий купол не может им управлять. Ему просто не может не повезти. Если ты забудешь зонтик, дождь никогда не пойдет, если купишь лотерейный билет, обязательно выиграешь. Удача ограничивается только силой купола, и количеством вероятностей в него вложенных. Купол удачи — заклятье хоть и полезное, но очень простое. Еще на заре времен первый колдун смог сложить вероятности в нужном порядке, и создать его. Купол тайн — заклятье более тонкое. Нет ничего удивительного, что его изобрел именно Давид. Мозг Давида мыслил настолько абстрактно, что сумел понять принципы складывания вероятностей, притом, что чудовищной колдовской силой Давид вовсе мог похвастаться. Вероятность — это вещь тоже достаточно абстрактная: с одной стороны это условное понятие, с другой, она еще и первозданная частичка Замысла. Если сказать проще: вся наша жизнь состоит из вероятностей. И материя, и мысли, и свет, и даже время все это — суть скопление вероятностей. Из них состоит и прошлое, и будущее, и настоящее. Из них образуется весь Замысел. Все сущее и несущее. Все четыре плана. Все. Понять это трудно, но еще труднее это все себе представить. Каждый колдун, по сути, слегка сумасшедший, поэтому может понять такие вещи, а следовательно, и управлять вероятностями. Но даже они не настолько безумны, чтобы ясно все это представить. А вот Давид безумен как раз настолько.

Купол тайн позволяет колдуну оставаться незаметным и серым. На такого человека никто не захочет смотреть, а если обстоятельства все-таки сложатся так, что посмотрят, то не станут рассматривать. Для остальных людей Давид или вообще незаметен, или кажется до предела обычным и банальным. Но если вам удастся преодолеть силу его купола, Давид уж точно не покажется вам банальным обывателем. Это довольно высокий и красивый мужчина лет тридцати. Его лицо на удивление красиво, а тело сложено очень гармонично. Мышцы функциональны, движения плавны и расслаблены. Он то и дело закрывает глаза, прислушиваясь к чему-то, или его ноздри начинают дрожать, впитывая запахи. Карие глаза достаточно внимательны, но никто даже не представляет, насколько. В них иногда мелькает искорка безумного блеска. В этот момент на Давида накатывает волна. Одет он очень элегантно, но без вульгарной роскоши. Его костюм не приобретен в магазине, а сшит на заказ. Давид сам делает эскизы костюма, сам покупает ткани. Исключений из этого правила нет. Давид слишком ценит вещи, что носит, потому как с его осязанием даже капелька синтетики раздражает кожу, сильнее стаи клопов. У него вообще много странных привычек, что дарят новые и сильные эмоции, и это по-настоящему важно для Давида. Движение и эмоции — это его жизнь.

Давид идет по просторным залам аэропорта, до него доносится запах прекрасного кофе. Он гораздо лучше, чем тот, что подавали в самолете. Давид идет на запах и заходит в кафе. Цены тут, конечно, немаленькие, но Давид может себе позволить все, что захочет. Он человек отнюдь не бедный, как и большинство колдунов. Другое дело, его потребности не настолько астрономичны, чтобы иметь денег больше, чем надо. Он заказывает кофе, а сам пробегает взглядом по пузатым бутылкам. Здесь только раскрученные марки коньяков, или напитки, что назвать коньяком вообще нельзя, но, несмотря на это, они так называются. Он мучительно выбирает. Для него сейчас выбор напитка — вопрос жизни и смерти. Из представленных есть Реми Мартен и Хеннесси — Давид их любит, но не сильно — и гораздо более демократичный Арарат. Все остальные марки не вызывают в его душе никаких отзывов. Они или вульгарны, или полная бурда. Но среди этих трех марок разум мечется, неспособный выбрать, и доставляет Давиду невообразимые страдания. Продавец даже не может представить, что сейчас твориться с сутью этого молодого человека. Она переливается, запутываясь, образует кольца. Мозг старательно воскрешает запахи и вкус этих марок. Давид даже ощущает их вкус и слегка пьянеет. В итоге, на его выбор повиляли не вкусовые или ароматические свойства напитка, а вид огромной горы. Откуда-то мозг Давида достал этот образ, и колдун заказал бокал Арарата. Его мозг успокоился. Теперь там не осталось ни одной мысли.

Принесли кофе, и его нюхательные рецепторы затрепетали. Ноздри вдыхали потрясающий аромат, а глаза старались пробиться сквозь черную тьму напитка. Официантка поставила на стол фужер с коньяком. Глаза Давида смотрят на него безразлично. Пока его разум выбирал, этот напиток был для него интересен, а теперь на его вкус и запах Давиду наплевать. В таком напитке его гораздо больше привлекает другое. Он закуривает и следит, чтобы дым не касался фужера. Пока коньяк пить нельзя — он все еще несет запах рук официантки и бутылки. Волна накатывает, и Давид видит, как от темной жидкости, словно скорлупа, отваливаются посторонние запахи. Давиду хочется, чтобы коньяк пах так, как когда его наливали. Вот от фужера отделился запах одеколона официанта, вот пропал запах бутылки, вот машинного масла и металлических труб, через которые его наливали. Воображение Давида очень ярко рисует эти картины, а реальны они или нет, не важно. Если Давид захочет, содержимое фужера приобретет вкус конской мочи, но он этого не хочет. И вот, наконец, все ненужное стерто, и пришло время. Пока напиток не обратился виноградной брагой, надо его выпить. Элегантным и резким движением Давид хватает фужер и осушает, но не глотает, а держит во рту. В голове тут же проносятся картины движений и образы людей. Он видит высокий Арарат, видит, покрытые венами пальцы пожилого армянина. Именно он собирал виноград, именно он делал дубовые бочки. Вот армянин берет пробу и смотрит на свет в темную жидкость, налитую в высокий стакан. Он подносит стакан на уровень глаз и направляет на солнце. Напиток пропитывается теплом и сохраняет его. Теперь Давид держит во рту именно тот самый коньяк. Он чувствует его тепло, чувствует запах рук старого армянина, видит улыбку на добром морщинистом лице. Эта доброта наполняет Давида, и он испытывает очередной оргазм души. Он очень доволен и счастлив.

Давид глотает коньяк, и видение оставляет его. Смена настроения у Давида происходит мгновенно. Всего за десять минут он перешел от абсолютного безразличия к душевным мукам, а потом к счастью. Причем, каждое состояние доходило до абсолюта. Давид не признает полумер и если что-то чувствует, доходит до края. Теперь его не волнует горы и их население, он с безразличием достает сотовый и открывает сообщение, полученное утром. Абонент, записанный у него как Д. К., прислал сообщение сегодня в семь утра. Там значится всего одно слово. Вообще, их переписка с Д. К. всегда отличается лаконичностью. Обычно тот присылает ему имя, а Давид пишет стандартное Ок. Сегодня имя русское, и Давид не сильно расстроился, что ему пришлось прервать дела в Ростове. Он смотрит на сообщение и во второй раз читает: 'Наталья'. В мире полно женщин с этим именем, но Давид сразу понял, кого имел в виду Д. К…

У Давида с Д. К. довольно странные отношения. Давид — единственный на планете человек, которому Д. К. платил за работу. Даже его прадед, могучий Абдула, работал на Д. К. бесплатно и еще сам отдавал тому все свои вероятности раз в год. Но Давид не похож на деда. Давид еще и единственный человек на планете, кого Д. К. боится. Но связь у них обратная, поэтому Давид тоже опасается Д. К… Все-таки архиколдун и еще главный помощник Гадеса. Хотя и нельзя сказать, что Давид его именно боялся. Опасался — да, боялся — нет. Давид вообще никого не боялся. Но он понимал, Д. К. может отравить ему жизнь, сделав слишком хлопотной, и тогда придется его убить. Или хотя бы попробовать убить. Пожалуй, у Давида это вполне может получиться, потому что убийца он превосходный. Самый опасный убийца на свете. Киллер колдунов.

Может показаться странным, что тот, кого боялись тысячи инквизиторов и колдунов, сам боится колдуна, в сущности, не слишком сильного. По меркам инквизиторов, Давид — колдун максимум класса Д +. Ну, с большой натяжкой — Ц. И несмотря на это, у Давида была волна. И она делала его настолько опасным, что даже тому, кто пишет эти строки, немного боязно.

Чтобы понять, почему Давид столь опасен, достаточно посмотреть, что он делал сегодня. В семь утра его разбудило сообщение от Д. К., вырвав из цепких лап сумасшедших сновидений. Кошмарам Давида никто не позавидовал бы. С четырнадцати лет они преследовали его, полностью отравляя ночи. Однако, несмотря на то, что Давид умел управлять сновидениями, он никогда не противился кошмарам. В те редкие ночи, когда они оставляли его, Давид видел настолько прекрасные сны, что они перекрывали весь ужас остальных ночей. Получив сообщение, Давид сразу понял, кого имеет в виду Д. К… Это означало, что Наталью надо убить. Зачем Д. К. заказывает колдунов, Давид не знал, и ему это, в принципе, никогда особенно не интересовало. Платил Д. К. хорошо, и не только деньгами, так что Давиду нравилась эта работа. Обычно на исполнение заказа давалась неделя, но Давид решил, что не стоит тянуть. Этот заказ отвлек его от важного дела, и Давиду не терпелось вернуться к нему как можно скорее.

Но как найти колдуна и убить его, зная только имя? Вообще Давид познакомился с Натальей довольно давно, и даже один раз переспал с ней. Несколько лет назад Давид работал подручным прадеда, а так как тот много времени просиживал в Москве, успел перезнакомиться со многими местными колдунами. Когда Абдула умер, Давид убил нескольких из них. Но с тех пор прошло три года, и за это время Наталья выпала из поля его зрения.

Найти колдуна очень непросто — Знание в таких случаях не помогает. Знание может дать ответ на любой вопрос, но колдуны умеют его запутывать. Если Давид попробует найти Наталью, просто задав Знанию вопрос, где она, он получит в ответ миллионы бессмысленных подробностей, в основном, о прошлом Натальи. Колдуна можно отыскать и по второстепенным признакам. Если найти места, где людям не везет, можно не сомневаться, там будет и берлога колдуна. Но и здесь поджидают трудности. Во-первых, какого конкретно колдуна, узнать не получится. Таким образом, можно вычислить и самого Д. К., вот только что толку? Во-вторых, так легко найти только могущественных колдунов, класса Б + и выше. Такие собирают большое количество вероятностей и вокруг них сразу образуются целые толпы несчастных. Для того, чтобы их не нашли, сильные колдуны обычно перемещаются по планете, и редко сидят на месте. Инквизиторы, собственно, так и действуют — отслеживают места, где людям не везет, потом едут туда, расследуют все и, если колдун уже уехал, продолжают поиски, идя по его следу. У них есть еще несколько примочек, но все они подходят только для большой организации с тысячей сотрудников, аналитиков, и так далее. Колдуны же, по сути, одиночки. Тому есть две причины. Первая, в том, что когда на небольшом пространстве встречаются два колдуна, или больше, они так выскребают это место от вероятностей, что их просто не хватает на всех. Вторая причина в том, что колдуны по природе эгоисты — это для них необходимое правило — и еще сумасшедшие. Колдунам гораздо приятнее общаться не с себе подобными, а с обычными людьми, которыми они могут управлять или, в случае чего, убить. Короче, чтобы быстро найти такую слабую колдунью, которая и колдует-то редко, мало ни то, что одной недели, но иногда и года не хватает. Андре повезло, что Наталья попыталась захомутать того, за кем велось наблюдение, но Давиду такой удачи не выпало. Без Знания, без могучей аналитической силы, что стоит за инквизицией, найти колдуна, и при этом сделать это быстро, практически невозможно. Но Давида это нисколечко не волновало.

Давид нашел Наталью Знанием. Никому другому в Мире это не удалось бы, но Давид нашел ее минут за пятнадцать. Вернее, пока у него есть только город, но как раз сейчас он собирался узнать точное место. Вы спросите, может Давид был гением Знания? Отнюдь. Даже сама Наталья обладала им не хуже. А дело в том, что ища Наталью, Давид искал вовсе не ее. Когда Давид получил сообщение, он первым делом воскресил в мозгу образ Натальи. Надо сказать, до того как получить СМС, Давид Наталью вообще не помнил. Его мозг иногда забывал, что делал хозяин черепушки час назад, а тут прошло несколько лет. Но все воспоминания Давид не просто забывал, а менял, зашифровывал и отправлял в своеобразный чулан в голове. Если бы мы могли туда заглянуть, мы, скорее всего, сошли бы с ума. В чулане Давида правда и вымысел переплетались в удивительные картины. Цифры там хранились в воспоминаниях о каплях, стулья мозг Давида расшифровывал, как мужчин, сигареты представлялись ласточками. Подобные ассоциативные ряды совершенно не понял бы никто, кроме Давида. А он-то как раз находил их строго логичными. То, что стулья — это мужчины, его безумный мозг считал не просто логичным, но и само собой разумеющимся. И поэтому, совершенно выкинув из головы Наталью — он не помнил даже ее лица — Давид без труда расшифровал тонны, на первой взгляд, бесполезной информации и получил не только ее образ, но и четко вспомнил каждую секунду, что с ней провел. И даже более того, теперь он мог сказать, чем пахли занавески в ее квартире, или сколько сигарет было затушено в ее пепельнице. Даже те детали, на которые он не обращал внимания тогда, теперь предстали перед ним ясно и четко. В его голове показывали фильм про Наталью, и Давид держал пульт управления от видеомагнитофона. И такой показ давал сто очков вперед всем кинотеатрам, с их стереозвучанием, высокой четкостью и ЗD эффектом. Давид мог ощутить ароматы, витавшие в воздухе, мог слышать звуки машин, проезжающих под окнами, мог даже по их звучанию определить марку, или количество цилиндров в двигателе. При этом он еще помогал себе Знанием, и картина становилась четче, чем когда он ее переживал.

Воскресив образ Натальи, Давид принялся искать, за что можно уцепиться. На первый взгляд, пока он не делал ничего такого, что могло помочь ее найти. Ну, вспомнил он ее и что? Да окажись все эти картины в голове виртуоза Знания, и тот все равно не смог бы найти колдунью. На основе каких-нибудь логических построений сделать это невозможно. Но логические построения Давида сильно отличались от обычных. Более того, он смог бы найти Наталью сотней различных способов, но, будучи помешанным на запахах, Давид ухватился за духи женщины. Наталья пользовалась духами, сделанными поклонником из Парижа. Давид с легкостью нашел этого поклонника Знанием, и на несколько минут вообще выкинул из головы Наталью. Он изучал процесс изготовления духов, пока из букета запахов не вычленил тот, что вернул его к цели. При производстве духов использовалась вытяжка корицы. Это очень необычно, потому Давида опять повело в сторону. Он изучал производство корицы и ее применение в кулинарии. Необычный логический ряд привел к твердому заключению, что Наталья любит булочки с корицей. Каким образом Давид пришел к этому выводу, понять невозможно. Его логическая цепочка настолько сложна, что если ее описывать, надо затратить несколько томов бумаги. Однако основа его предположения в том, что раз она душится духами, где есть корица, значит, она должна любить и булочки с ней. Такой вывод может показаться поспешным, но для Давида это стало прозрением. То, что на кухне Натальи имелась хлебница, окончательно убедило его. Далее все пошло как по маслу. Женщина, которая ест булочки с корицей, должна любить тюльпаны. В этом Давид не сомневался. Что еще? И булочки, и тюльпаны должны быть свежими. Наталья — женщина небедная и наверняка заказывает каждый день новые. Кроме того булочная должна быть маленькой и частной, потому что богатые люди не доверяют масштабным компаниям — их эго требует эксклюзива. Между прочим, сам Давид считал точно так же. Тюльпаны не будут единственными цветами в ее квартире или доме. Там будут розы. Возможно, она даже по вечерам раздевается и осыпает тело их лепестками. Но как раз тюльпаны она не купит на рынке, нет. Это должна быть крупная корпорация, что каждый день возит цветы из Голландии. Здесь Давид опять отвлекся и вспомнил детство, проведенное в Амстердаме. Именно там он сошел с ума. Именно там он в первый раз увидел Феррари. И Порше. И маленький Фольксваген Жук. Соединившись, все три машины образовали жуткого монстра, и вкупе с булочками и тюльпанами привели Знание Давида в Санкт-Петербург. Только здесь жила женщина, на которой сходились все параметры головоломки.

Когда он понял, в каком городе находится Наталья, Давид отключил Знание и снова ее забыл. Он поехал в аэропорт, купил билет, прилетел в Питер, выпил кофе, потом коньяк, взял телефон и только тогда вспомнил про Наталью. До этого момента он просто летел в город на Неве. Быть может, чтобы побродить по музеям. В самолете Давид даже пару раз задумался, зачем он туда летит, но вскоре откинул ненужные размышления. Теперь, посмотрев на сообщение, он все вспомнил и продолжил поиск. Нужен точный адрес. Насчет улицы он не сомневался ни минуты. Конечно, Невский Проспект. Конечно, между Эрмитажем и Гостиным Двором. Скорее всего, неподалеку от Дома Книги. Если провести воображаемый треугольник между Исаакиевским Собором, Зимним Дворцом и Гостиным Двором, Наталья будет где-то в этом треугольнике. Для того, чтобы это понять Давид даже не включал Знание. Хотя, в некотором роде, Давид его не выключал никогда, но его размышления на этот раз не затронули Знание. Но как узнать точный адрес? Опять образ Натальи запылал в мозгу. Вскоре он понял, что она обязана жить на пятом этаже. Пятерка ей определенно подходила. Далее, номер ее квартиры должен быть нечетным и в то же время двухзначным. И из окон квартиры должен быть виден Казанский Собор. Давид окунулся в Знание, перед внутренним взором престала карта Петербурга. Он пробежался по улицам в нужном треугольнике, и уже через пять минут знал точный адрес Натальи. Как он и предполагал, неподалеку от Дома Книги. С этого момента Давид опять забывает о Наталье. Теперь его интересует только ее квартира. Воображение тут же рисует зеленые комнаты и белую спальню. Чего в этих картинах больше, его воображения, или Знания, сказать он не может. Давид несколько минут восхищается дизайном спальни, но остальная обстановка ему не нравится. Слишком вульгарно, слишком роскошно. Теперь у него появился повод, чтобы убить хозяйку квартиры. Теперь, это личное.

 

Глава 10

Ваня пришел домой и отдал бабушке продукты и чеки вместе со сдачей. Бабуля достала калькулятор и все тщательно пересчитала. Осталась ли она довольна, Ваню не беспокоило. Он наслаждался своим настроением. Ему казалось, теперь все на свете ему по плечу. Хотя такое настроение бывало у него раньше, оно редко сохранялось так долго. Он не мог понять причину, как не мог понять, что с ним сегодня произошло. Но что-то произошло, и это что-то удивительное. Ваня пошел на кухню, чтобы приготовить обед. И надоевшая лапша, и дешевые сосиски показались ему невероятно вкусными. Он спросил бабушку, можно ли ему пойти погулять, и только после того, как принес ей тетрадки с домашним заданием, получил разрешение. Пока бабушка проверяла, как он сделал уроки, Ваня внезапно понял, что она совершенно не разбирается в том, что читает. Она долго смотрела в тетрадь по русскому языку, но при этом сама совершила бы в подобном тексте сотню ошибок. А тетрадь по математике вообще для нее нечто из разряда нерасшифрованных текстов Майя. Ну а проверять то, как он выучил историю и географию, она не стала, потому что ни первая, ни вторая ее никогда не интересовала. Но она все равно пялилась в тетради, чтобы просто потянуть время. Ваня понял, ей ненавистно, что ее внук будет бегать по улице с друзьями и веселиться. Она хотела забрать хоть небольшую частичку его времени. Маленький кусочек его счастья.

Однако она так и не нашла к чему бы придраться и Ваня пошел на улицу. Во дворе играли Петька и Машка. Они качались на старых качелях и играли в города. Близнецы Машка и Петька, несмотря на разный пол, все время соревновались, выясняя, кто из них лучше. Пока у них получалась ничья, потому что, хоть Машка и умнее брата, тот сильнее, и мог просто ущипнуть и убежать, или учудить еще чего в таком роде.

Пока Ваня приближался, до него донесся их диалог:

— Ашхабад, — сказала Машка.

— Днестр, — ответил Петька.

— Это река.

— Тогда Дунай.

— Тоже река.

— Душанбе.

— Екатеринбург.

— Ганновер, — познания такого рода определенно связаны у Петьки с сосисками.

— Ростов.

— Витебск.

— Красноярск.

— Калининград

— Душанбе.

— Было!

— Дамаск.

— Керчь.

Видимо запас городов на 'Ч' уже исчерпался, или Петька вообще их не знал, но так или иначе, после минутного раздумья, он выдал только:

— Машка — дура!

— Нет такого города, — сказала сестра ехидно.

— Нет, так будет! Привет, Вань.

— Привет, — сказал Ваня, подходя к качелям. — Как дела?

— Да жду Нового Года. Мне папа обещал велик подарить.

— А мне телескоп, — встряла Маша.

Они продолжали раскачиваться на качелях и снова затеяли перепалку. Петька утверждал, что сестра дура, и смеялся над тем, что она зубрила. Каким-то образом ему удавалось совмещать эти две противоположные истины, как это получается только у детей. Но и сестра не отставала, насмехаясь над умственными способностями брата. Она перешла на снисходительный тон и отлично знала, что он ненавистен брату. И они совершенно забыли про Ваню, который покраснел от ненависти.

С Ваней случилось то же самое, что и в магазине. Разговор о подарках и об отце привел к тому, что Ваня возненавидел близнецов. Им, видите ли, подарки, праздничный обед, а ему дулю с маком! Близнецы превратились в набор формул, и Ваня увидел, насколько они похожи. Асимметрия их решений предстала полностью идентичной. Формулы детей почти все нерешенные, а те, что имеют ответ, очень простые. У них есть огромное количество двоек, троек и единичек, и теперь Ваня знал, что делать. Из его формул полетели две тройки и, найдя нужный пример, встали на места. Получилось: 'три делить на три'. Причем у близнецов Ванины тройки вклинились в одинаковые уравнения. Они находились в одних местах, но почему-то ничего не происходило. Их уравнения не хотели заполняться, и вскоре Ваня понял, почему. До них у обоих близнецов стояло множество нерешенных формул. Вот одновременно у каждого две формулы получили ответ, но до нужных оставалось еще как минимум пятнадцать уравнений. И тогда Ваня понял — надо просто помочь им решиться. От него полетели различные цифры. Он расставался с ними легко, так как отделялись только большие цифры. У близнецов уравнения начали получать ответы. Три плюс шесть, равно девять. Четырнадцать умножить на пять, получится семьдесят. Корень из восьмидесяти одного — девять. Решения летели и наконец, он добрался до нужных формул. У обоих близнецов уравнение три делить на три встали на первое место, и уже чья-то другая рука записала ответ. Один. Как и прежде единица вспыхнула и превратилась в желтую точку. И две точки полетели к Ване. Когда они достигли его уравнений, на обоих качелях лопнули крепления. У Петьки правое, а у Машки левое. Качели повисли на одном креплении, а дети наклонились в сторону друг друга и ударились головами. Оба заплакали от боли. Ваня улыбался.

 

Глава 11

Давид встал и пошел к выходу из аэропорта. Он направился к паркингу и быстро нашел машину, где хозяин забыл ключи. Такие фокусы — основа колдовства, теоретически для них достаточно купола удачи. Давид поехал в сторону города. Сначала надо заехать в театр. Он выбрал не самый большой, а находящийся на окраине; фактически, театр самодеятельности. Но все, что ему нужно там есть. Давид порылся в музыкальных дисках, и обнаружил, что хозяин машины поклонник Шансона. Это слегка позабавило колдуна, как и одеколон, запах коего витал в воздухе. Давид закурил и опустил стекла, чтобы выветрить запах. Потом в окно полетели все диски. Давиду не нравился Шансон.

Он включил радио. Ему повезло (а как могло быть иначе?), на какой-то станции играла Enya. Композиция называлась Carribean Blue и пришлась Давиду по вкусу. Он вообще любил спокойную музыку. Ему нравились некоторые классически композиции, нравилось что-то из современников, но главное в музыке вовсе не звучание. Главным для Давида всегда оставалось движение. Движение звуковых волн. Движение света, что лился в его воображении. Движение людей, танцевавших под музыку. Движение мыслей композитора. Движение пальцев на инструментах. Движения собственной сути. Сейчас голос исполнителя показался Давиду печальным. Как будто она что-то такое знала, и не желала делиться секретом. Проведя в размышлениях полчаса, Давид понял, почему ей грустно. Вскоре грустно стало и ему. Теперь он уже забыл исполнительницу и грустил в одиночестве, даже не помня, отчего расстроился. Но на подъезде к театру его настроение опять метнулось к безразличному.

Давид бросил машину возле театра, оставив ключи в замке зажигания, как до него это сделал хозяин. Он решил, что теперь будет передвигаться по городу на метро. Он пошел к трехэтажному зданию театра и обнаружил, что сегодня здесь пытаются ставить 'Преступление и наказание'. Давида не интересовала сама постановка — театр он любил, но предпочитал спектакли на итальянском языке. Русский казался ему хоть и забавным, но каким-то рваным и немелодичным. Очевидно, это сказывалось его постоянное переделывание всякими людьми, считавшими, что только они умеют говорить правильно. В результате полностью пропало языковое разнообразие, присущее разговорной речи. Отсюда же, как Давид предполагал, и столь огромная привязанность к мату. В повседневной жизни русские пользуются им столь часто, что иногда кажется, из речи или писанины выпадают некоторые связующие звенья. Вот вроде писатель что-то пишет, но в его предложении слова ложатся вымученно и неестественно. Стоит лишь ненадолго окунуться в разговорный жаргон, и сразу понятно, какое слово он хотел поставить, а какое ставить пришлось. Возможно, потому что народный язык так часто кастрировали, простым людям и пришлось найти столь много слов, что являются неким протестом. Думая об этом, Давид купил билет и пошел внутрь.

Он, естественно, не пошел в зал, а вместо этого направился к служебному входу. Там стоял охранник, но Давид подождал пару минут, и тот пошел в туалет. Давид двинулся следом, и когда за охранником закрылась дверь, подпер ее стулом, стоявшим рядом. Теперь у него есть несколько минут до антракта, пока кто-нибудь не пойдет в туалет и не отопрет охранника. Колдун спокойно вошел в служебное помещение и оказался за кулисами. Когда его спросили, кто он, Давид ответил, что друг одной из актрис. Знание подсказало ему нужную информацию, и он без труда назвал имя девушки, которой сегодня на спектакле нет. Он сказал, что вчера она после репетиции забыла здесь сумочку, и он хочет ее забрать. При этом Давид дал детальное описание сумочки актрисы, которая в этот момент играла на сцене. Здесь он не пользовался Знанием, но его удивительная логика подсказала, что сумочка этой девушки должна быть именно из красной искусственной кожи, и пахнуть непременно духами марки Диор. Он даже почувствовал несколько ароматов Диора, но так и не решил, какой бы подошел этой актрисе. Когда какой-то, страдавший геморроем мужчина — Давид определил это по запаху и легкой растопыренности походки — проводил его в гримерку и открыл дверь, он получил удар в основание шеи и упал внутрь. Давид не подхватил тело, позволив ему с характерным звуком распластаться на полу. Он даже услышал, как у неудачливого проводника сломался нос.

Давид зашел внутрь гримерки и, прикрыв дверь, взял сумочку из красной искусственной кожи. Небрежным жестом он вывалил все содержимое на пол, и пошел к ряду зеркал. Тут нашлись различные парики, тональные кремы, накладные бороды и прочие полезные штуки для того, кто хочет ненадолго изменить внешность. Давид взял все, что нужно и, переступив через лежащее на полу тело, пошел к выходу. Он сделал небольшой крюк, чтобы взглянуть на то, за что заплатил. Актеры играли бездарно, а язык в их исполнении стал еще более банальным. Впрочем, актриса, чья сумочка находилась у него подмышкой, играла ничего. Он пошел в сторону гардероба, куда до этого сдал плащ. По пути он достал купюру, достоинством в пятьсот евро и начал аккуратно складывать ее самолетиком. Подойдя к гардеробу, он протянул номерок пожилой женщине.

— Что-то вы быстро, — сказала она неодобрительно. Давид понял, что она очень гордится своим театром и тем, что работает в интеллектуальной среде. Впрочем, предложи ей кто-нибудь поработать в театре поприличнее, она не думала бы и минуты.

— Жена позвонила, сказала, что рожает, — оправдался Давид. Его голос сильно дрожал от возбуждения. По актерской игре он давал сто очков вперед любому местному лицедею. Бабка улыбнулась. Такой повод уйти с постановки она считала достаточно веским.

— И кто у вас? — спросила она.

Давид полсекунды думал, какому полу рожденного ребенка она обрадуется больше? По тому, как устроены ее бедра, он понял, что у нее есть дочь. Но любит ли она ее? Судя по затаенной в глазах грусти, да, но та ее чем-то расстроила.

— Девочка, — сказал Давид. Женщина улыбнулась еще шире и пошла за его плащом.

Пока она повернулась к нему спиной, Давид решал, какое пальто принадлежит хозяйке сумочки. Его взор остановился на красном пуховике с капюшоном, отороченным мехом. Сомнений нет, это ее куртка. Она пахла ее духами. Пятисотевровый самолетик полетел и аккуратно упал в капюшон. Давид взял плащ и пошел к выходу.

 

Глава 12

В тот день у Вани больше ничего не случилось. Он спокойно пришел домой и взялся за учебники — решил пробежаться по простым уравнениям. Потом, как обычно, невкусный ужин, недолгий просмотр телевизора и долгие мучения в попытке заснуть. Мальчик все еще испытывал приятное возбуждение, и чувствовал пульсирующие в себе три единицы. Они согревали его, но постоянно пытались сложиться. Ваня, как мог, противился этому, и у него получилось — он уснул в час с улыбкой на лице. В ту ночь ему ничего не снилось.

Двадцать девятое число наступило в семь утра, и он, как всегда, пошел готовить себе и бабушке завтрак. Сегодня последний учебный день, и именно сегодня он собирался совершить подвиг. Тридцатого вечером должен состояться праздничный вечер. Ничего особенного. Старшеклассники будут участвовать в новогодней постановке, учителя поздравят всех с наступающим годом. Но потом будет то, что люди старшего возраста называют танцами, а молодого — дискотекой. И сегодня он хотел пригласить Дашу Глазьеву на дискотеку. Не бог весть какое приключение, но для тринадцатилетнего мальчишки — событие года.

Ваня пошел в школу в приподнятом настроении. Если позавчера он нервничал, теперь верил, что у него все получится. Случившееся вчера наполнило его твердостью, и одно из последних морозных утр окрасилось ярчайшими красками самоуверенности. Ощущение вседозволенности и безнаказанности клокотало в нем, и все вокруг казалось волшебным. Даже пар, выходивший изо рта, виделся серебристым, и, как казалось, блестел сотнями маленьких огоньков.

Первые три урока прошли как надо. Три пятерки в четверти и несложные задания, время пролетело быстро и весело. Но вот четвертым уроком шла физкультура, и здесь начались проблемы. Урок оказался спаренным, вместе с его классом присутствовал класс, где учился Вовка. Учитель решил, что будет забавно устроить соревнования между классами. Борис Ефимович — физрук старый, а у каждого представителя этой профессии есть свой любимый вид спорта. Иногда несколько учителей физкультуры из разных школ собираются по вечерам, и играют, кто во что горазд. Кто-то гоняет мяч на стадионе, кто-то предпочитает баскетбол, а Борис Ефимович любил волейбол. И именно в ту секунду, когда он решил, что провести соревнования между классами — отличная идея, он навсегда изменил жизнь Вани, и миллионов других людей. Хотя тогда, конечно, никто об этом не знал.

Соревнования решили проводить по принципу сборных команд. Из каждого класса выставлялись шесть человек, игравших лучше всех, и потом игра из трех партий, до двух побед. Ваня никогда не попал бы в сборную, если бы двое ребят из его класса не заболели гриппом. На общем обсуждении, класс решил, что он все же посильнее девочек, поэтому в шестерку Ваня попал. Класс, где учился Ваня, считался, что называется 'девчачьим'. Там учились отличники и хорошисты, из них мальчишек — всего восемь. Другое дело, класс Вовки. Это как раз класс-середнячек и, если быть откровенным, Вовку там держали исключительно из-за спортивных успехов. И, конечно же, он тоже попал в сборную. Борис Ефимович сказал, что проигравший класс получит по четверке, а победителям достанутся пятерки. Это мало кого заинтересовало, так как четверть заканчивалась, и дополнительная оценка ничего не исправила бы.

Матч начался. Собственно, с самого начала никто не сомневался в поражении отличников. Все же одно дело знания, а совсем другое — сила. Впрочем, в таком возрасте основная проблема даже не сила, а координация. Волейбол — игра бесконтактная, поэтому перевес в силе не дает тотального преимущества. Но и в координации отличники уступали. Первую партию они проиграли двадцать пять: десять, под неловкие возгласы поддержки девчонок своего класса. Звездой матча выступил все тот же Вовка. Он прыгал выше всех и, несмотря на то, что пару раз ударил в сетку, все равно забивал больше всех. Девчонки из Ваниного класса от него откровенно млели. Ваня с уколом ревности заметил, что и Даша смотрит на Вовку, как на Аполлона.

Вторая партия проходила в подобном ключе. Отличники проигрывали двадцать: восемь и дело шло к развязке, ожидаемой с самого начала. Ваня за все время не получил ни одного паса, его участие в игре ограничивалось подачей; да и ее он, кстати, несколько раз не подал. Он находился в шестом номере — точно посередине площадки — когда Вовка вышел на линию подачи. Но Вова ударил по мячу слишком сильно — тот полетел параллельно полу, попав в противоположную стенку. Впрочем, даже неудачная подача не вызвала разочарования его болельщиц. Едва ли кто-нибудь на площадке мог ударить по мячу так сильно. Ваня перешел в пятый номер и, когда Мишка из его класса подал подачу, в команде противника пасс получил опять Вовка. Пасующий Вовкиного класса решил доверить пас лидеру, хоть тот и находился на задней линии; Вовка вылетел с задней линии и с силой ударил по мячу. Так же, как и на подаче, мяч полетел параллельно полу, и улетел бы в аут, если бы на пути не оказался Ваня. Мяч летел в него, и Ваня никак не успевал увернуться. Круглый кожаный снаряд угодил ему в грудь, Ваня упал на спину, а мяч улетел в потолок. Все засмеялись. Громче всех, конечно же, смеялся Вовка, но не это самое противное. Даша, сидящая на лавочке, тоже смеялась. Смеялась над ним! Перед Ваней забегали математические формулы.

Ванина команда кое-как забила и перешла на номер. Ваня оказался в четвертом номере на передней линии. Родик подал подачу, и им повезло — принимающий на той стороне обработал мяч неудачно. Мячик перелетал на их сторону, но падал близко к сетке в районе второго номера. Перед глазами Вани все еще бегали формулы. Женька подошел под сетку и подбил мяч на пасующего. Давать пасс Женьке бессмысленно — тот не успел оттянуться от сетки. И тогда в первый раз пас получил Ваня. Как в кино, мяч летел к нему.

Как оказалось, мяч тоже сделан из простых формул, и Ваня сразу понял, что надо делать. Формулы его тела перестроились. Три тройки слетели и устремились к полу, двойка понеслась к мячу. Мышцы Вани скрутило судорогой. Всего за одно мгновение он покрылся липким потом. В голове родился образ — высокий лысый мужчина медленно подходит к мячу, все его движения выверены и закреплены на тысячах тренировках. Сам не понимая, что делает, Ваня полностью скопировал движения волейболиста. Вот он идет, но пока не быстро. Он смотрит на мяч и примеряет расстояние. Мужчина не торопится, потому что, если прыгнешь слишком рано, ударишь мяч на опускании, и не в самой высокой точке. Но вот — момент наступил. Он делает длинный шаг правой ногой, потом приставляет к ней левую. Руки уходят назад, и потом резко выкидываются вперед и вверх. Их движение синхронизировано с ногами. Колени согнулись, и — прыжок! Взмах рук добавляет прыжку дополнительную силу. Ваниной технике может позавидовать и Жиба! Мышцы раскручиваются, он чувствует, как зависает в воздухе. Теперь — удар. Руки поднимаются вверх, но потом левая опускается, а правая и отводится назад. Рука находится в полурасслабленном состоянии. Самый сильный удар, как ни странно, наносит рука, работающая наподобие хлыста. Теперь рука разгоняется. Кисть летит вперед, и главное остановить локоть в нужный момент. Локоть не идет вперед, а рука делает движение, изгибаясь в суставе слегка неестественно, но такая техника позволяет схватить мяч на наибольшей высоте. Если все сделать правильно, удар выйдет убойным. Так получилось и сейчас.

Вовка не верил, что Ваня ударит. Он не сомневался, что тот скинет. Ване даже не удосужились поставить блок! Вовка вышел на трехметровую линию, и как же он удивился, когда Ваня, продемонстрировав идеальную технику, вылетел над сеткой чуть не до пояса, и нанес сокрушительный удар по шестому номеру. В отличие от Вовкиного удара, Ванин попадал в площадку. Мяч летел где-то в пятый-шестой метр, но на его пути встало препятствие в виде лица Вовки. Мячик отлетел от лица в аут, вот только теперь в зале воцарилось гробовая тишина. Удар получился сильный, но натренированная рожа Вовки выдержала. Правда, покраснела от удара и душившей Вовку злости.

 

Глава 13

Для посиделок Андре, Коля и Кузьма выбрали, кафе напоминавшее чайхану. На прокуренных стенах висели грязные ковры, официанты носили подобие тюбетеек и все как один, наверняка, имели Азербайджанскую прописку. Три грязных и хмурых инквизитора не вызвали у них восторга, а когда еще заказали бутылку дешевой водки, а к ней простенькие салатики, уголки губ обслуживающего персонала скривились книзу в презрении. Заказ принесли, правда, потребовали расплатиться сразу. Инквизиторы не обиделись — им не привыкать. Андре разлил водку по стопкам, первый тост прозвучал в память погибших соратников — выпили не чокаясь.

— Что у тебя с Сибирью? — спросил Андре у Коли, закусывая постным салатом.

— Да ничего необычного. Кому она нужна, моя Сибирь? Колдуны там только если проездом бывают.

— А с нежитью как?

— Да точно так же. Ни вампиров, ни оборотней. Правда, недавно разорвали пару человек, и я уж думал, что все-таки завелся кто. Но приехал и понял — медведь. Помог поймать местным мужикам, они мне даже после этого баньку истопили.

— Это у нас редкость, — покачал головой Андре. Человеческая благодарность действительно мало касалась инквизиторов.

— А что у самого, — спросил Кузьма.

— Ну, вот это шалава, и больше ничего. Хотя, странно это все, если честно. Неужели никто не хочет занять место Абдулы?

— Может, не знают, что он умер? А может, тебя бояться? А вообще, расскажи про этого Абдулу. Ну и про Михаэля тоже.

— Крутые ребята, — посерьезнел Андре. — Я когда они поединок устроили, такого насмотрелся. Положили они человек, наверное, тысячу, и даже не заметили. Но тогда каждый из них друг друга блокировал, так что я даже не представляю, что было бы, если кто-нибудь из них один стал колдовать.

— Нет, ну а какие они? — не отставал Кузьма. — Я вообще колдуна класса А никогда не видел, а тут целых два.

— Необычные. По-другому и не скажешь. Вроде люди, как люди, а все же видно, что не такие, как все. Они, конечно, все колдуны такие, но эти двое особенные были. Михаэль меня до самого конца за нос водил. Если бы не повезло мне, он до сих пор живой ходил, а от меня и воспоминаний не осталось. А Абдула так вообще чудище. Старый — Михаэль говорил, что ему сто сорок лет — и страшный. Он буквально страхом вонял. И спокойный. Только один раз он из себя вышел, да и то перед смертью.

— А из-за чего они дрались-то? — спросил Коля.

— Прости, но сказать не могу. Лично Великий Инквизитор запретил.

— Ого. Значит, что-то серьезное.

— Серьезней некуда, — подтвердил Андре. — Но они так и не добились того, чего искали. Зато мне кое-что на память оставили. — Андре невольно прикоснулся к изуродованной груди.

Коля налил, теперь они выпили уже чокаясь. Андре закурил и прислушался к шуму в голове. Вопросы о прошлом воскресили в памяти. Двое других инквизиторов тактично замолчали, предоставив Андре разбираться в себе. Они прекрасно понимали, каково это быть инквизитором. Но Андре так и не сказал им главного. Впрочем, он этого никому не говорил и даже себе признавался редко. Самое неприятное в той истории вовсе не то, что он полностью сломал свою жизнь. Три года назад он в первый раз услышал в голове голос. Это было всего одно предложение: 'Когда-нибудь ты вырастишь и тогда…', - но именно оно направило его в лоно Великой Инквизиции. И тот же самый голос изредка звучал до сих пор. Вот только фраза изменилась. Теперь она звучала как: 'Ну когда же ты вырастишь?'. Это сказал ему Медведь. Удивительное существо, несколько раз спасшее его жизнь. Кто такой Медведь, Андре не знал. Михаэль говорил, это некий страж лесов и полей, что-то вроде духа природы, охраняющий часть континента, где раскинулась Россия. Правда, Андре теперь сомневался. После того, как Михаэль жестоко обманул его и чуть не убил, Андре больше не доверял рассказам колдуна. Хотя, конечно, Михаэль показал ему столько удивительных вещей, а еще способствовал улучшению здоровья. Андре видел страшный Вабар — столицу Огненного Царства, населенную безжалостными демонами; видел три уровня Алям-аль-Металя; видел безжизненный Лимб, и его проклятых обитателей — нитей. Из всех инквизиторов он один видел три из четырех планов Замысла. Впрочем, он не сомневался, что попадет и в четвертый. Туда все попадают. Этот опыт серьезно помог Андре в работе. Он видел, на что способны сильнейшие колдуны Мира и теперь знал, чего от них можно ожидать. Это знание сделало его осторожным, и быть может, поэтому он прожил в качестве инквизитора уже три года.

— А это тогда ты встретил эту Наталью? — все-таки не выдержал долгого молчания Кузьма — Андре погрузился в мысли на добрых десять минут.

— Что? — выход из омутов памяти получился для Андре даже где-то приятным. — А, да… Да, тогда я увидел ее и еще одного из колдунов Москвы.

— И что с этим вторым? — спросил Коля.

— Ушел. Я не знаю, где он и, наверное, никогда не узнаю. Вообще, он тоже был очень необычный, но совсем иначе, чем Михаэль, Абдула или Наталья.

— И что в нем такого было?

— Он был совершенно серый. Знаешь, из тех, кого встретишь на улице и даже не обратишь внимания. Я даже сейчас не уверен, узнаю ли я его, если увижу. Ну, по крайней мере, если он пройдет мимо и не обратит на себя внимания, я его точно не узнаю.

— Да, это странно, — согласился Коля. — Они, обычно, люди запоминающиеся.

— Так то-то и оно, — кивнул Андре. — Я видел не меньше двадцати колдунов, и могу точно сказать, что в каждом было что-то необычное. Даже в самых слабых, а уж в серьезных так вообще… Из тех двадцати я прекрасно помню всех, а этот был уж слишком неприметный. Может, он был слишком слабым, хотя, его мне подали, как представителя колдунов Москвы. Впрочем, сегодня мы про него еще расспросим.

— А как его звали?

— Александр.

 

Глава 14

Уж чего в Санкт-Петербурге достаточно, так это музеев. Огромные, вроде Эрмитажа, маленькие и даже незначительные. Есть в городе и настоящие ценители искусства. Таким считался и Иосиф Бранштейн. Когда-то давно еще во времена советов, Иосиф работал смотрителем в Эрмитаже и именно тогда полюбил холодное оружие. Надо признаться, он даже украл из музея несколько экспонатов, правда, тех, что годами не вытаскивались из запасников. Холодное оружие стало страстью Иосифа, он собирал его по всему СССР, тратя всю небольшую зарплату. Его коллекция пополнялась в течение двадцати лет и насчитывала уже более пятисот наименований. Большую часть он сдавал в аренду различным музеям, что добавляло Иосифу солидную прибавку к пенсии. И где-то двести предметов — самых любимых, самых лучших! — хранилось в его трехкомнатной квартире. Но буквально пару месяцев назад, когда у него гостил двоюродный брат Изя — достаточно преуспевающий бизнесмен из Израиля — он, осматривая клинки брата, подсказал отличную идею. Надо сделать музей на дому. Ведь немало найдется любителей этих блестящих игрушек, готовых выложить деньги, чтобы посмотреть на клинки, мечи и прочие приспособления для убийства. Так же Изя составил брату приблизительный бизнес-план. Предложил, чтобы Йося не брал много денег за просмотр, но если вы хотите послушать лекцию об экспонатах, придется доплатить.

Торговая жилка присутствовала и в Иосифе, поэтому, он, не растерявшись, решил вопрос с рекламой. Пошел к другу в типографию, и тот, за символическую плату, напечатал пару тысяч красочных объявлений. Иосиф подумал, лучше всего расклеить их в метро.

Вначале дела пошли достаточно бойко. Маленькая коллекция пользовалась неплохим успехом, прежде всего потому, что в музее Иосифа оружие можно было потрогать и даже помахать, представляя себя рыцарем, или мушкетером, или былинным богатырем. Так, кстати, делал и сам Иосиф. Иногда тихими ночами, слегка выпив, он облачался в древние доспехи и носился по квартире, раскручивая меч, и бросая ножи в стены. Кстати, стены в его квартире специально сделаны из необструганных досок, чтобы хозяин, да и посетители, могли кинуть какой-нибудь не слишком дорогой кинжал. Прибыли выходило не так и много, но вкупе с деньгами, что он получал за аренду экспонатов, и достаточно неплохой пенсией, Иосиф превратился в представителя твердого среднего класса, чего, собственно, и добивался. И все бы шло неплохо, если бы его реклама не попалась на глаза Александру Сергеевичу Пушкину.

Давид ехал в вагоне метрополитена, перекинув сумочку из искусственной красной кожи через плечо. Если бы кто-нибудь обратил на него внимание, то мог принять за представителя сексменьшинств. Но никто не смотрел — купол тайн прекрасно работал. Давид обожал метро. Тысячи, а быть может и миллионы людей, вместе с сотней электричек, образовывали изящный в своей грубости танец движения. Люди представлялись крошечными атомами, а сама подземка синхрофазотроном. Все неслись куда-то, разгоняемые поездами, и их движение, в отличие от протонов, абсолютно беспорядочно и бессмысленно. Люди бежали на работу или ехали развлечься, искренне веря, что это и есть жизнь. Лишь сотня-другая людей на планете совершенно точно знала, насколько они ошибаются, и Давид принадлежал к их числу.

Поначалу реклама не привлекла его внимания. Он полностью погрузился в движение людей и их проблемы. Давид менял свое сознание, становясь то инженером, беспокоящимся о недоделанных проектах, или домохозяйкой, волнующейся, что курица в пакете протечет. Иногда он обращался стариком и с философским презрением рассматривал молодежь; иногда, напротив, представлял себя подростком, и у него вставал, когда колдун видел более-менее красивую девушку. Редко Давид оставался собой. В метро его сверхчувствительный нос, слух и зрение подвергались ударам тысячи раздражителей. От людей несло потом и мочой, большинство здесь далеко не красивые, и не ласкали слух прокуренные голоса, тихо ругающиеся матом. Все это раздражало настоящего Давида, и он предпочитал быть в метро простым человеком. Или даже не одним человеком, а целой толпой людей. Но вот очередная личина скучающего бездельника принялась рассматривать рекламу и когда увидела наполовину сорванное объявление, где говорилось, что у него есть уникальный шанс посмотреть частную коллекцию холодного оружия, а еще и потрогать экспонаты, Давид вернулся.

Давид сразу поморщился от сонма неприятных запахов, шибанувших в нос. С этим надо что-то делать, его мозг принялся вычленять приятные, и отбрасывать противные. Через минуту он наслаждался ароматом кожи девушки, сидящей в другом конце вагона. Девушка оказалась не столь красива, сколько чиста. Давид повел ноздрями в ее сторону и понял, что она девственница. Непорочная, несмотря на то, что ей двадцать два. Большая редкость в наше время. Образ читающей книгу студентки отпечатался на сетчатки его глаз, и вскоре все ехавшие в вагоне превратились в ее копии. Давид прислушался к мышцам ее гортани, что непроизвольно сокращались при чтении, и теперь слышал тонкий красивый голос, читавший ему лекцию по физике. Лекция не поведала Давиду ничего интересного, зато мелодичный голос девственницы ласкал слух. Теперь основные раздражители устранены, правда, осталось осязание и вкус, но Давид жевал жвачку с ментолом, и ни один отрезок его кожи не соприкасался вагоном. Теперь он мог сосредоточиться на объявлении.

Хоть кто-то наполовину сорвал бумажку со стенки вагона, Давид легко восстановил недостающую часть воображением. Более того, в его мозгу оторванная часть покрылась изящным узором из лилий с виноградной лозой, чего не предполагалось в оригинале. Дорисовав объявление, Давид восхитился мастерством художника, ни мало не заботясь, что восхваляет, собственно, себя. На черно-белой картинке блестел строй отполированный мечей, но они его не заинтересовали. Его чрезвычайно взволновал кинжал с рукояткой в форме тюльпана. Воображение тут же нарисовало образ Натальи, и Давид понял, она заслуживает такой подарок. Он запечатлел в голове адрес выставки, включил Знание и узнал, как дотуда добраться. Знание сработало лучше любого GPS навигатора.

На следующей станции Давид вышел и пересел на другую электричку. Все прохожие до сих пор виделись ему девушками, читающими учебник по физике, и пахли непорочностью и чистым женским телом.

Давид добрался до дома Иосифа через полчаса. Он вошел в грязный подъезд, каблуки туфель отстучали шестьдесят ступеней, прежде чем он оказался на третьем этаже. По дороге колдун принюхался и учуял запах мочи. Определенно, мужской, определенно, с запахом дешевого пива. Проходя между третьим и вторым этажом, Давид на минуту остановился и достал из сумочки накладную бородку с усами. В дверь Иосифа постучал уже мужчина примерно сорока лет, и когда спросили: 'Кто там?', - ответил на чистейшем русском языке, что считалось привилегией исключительно жителей северной столицы.

— Я на экскурсию, — сказал Давид. — Я прочитал ваше объявление в метро.

— Здравствуйте, — сразу открыл дверь Иосиф. На его лице играла приветливая улыбка, но Давид легко различил в ее корне алчность. — Проходите.

Давид вошел, и ноздри сразу пропитались запахом оружейного масла. Грубый аромат Давиду понравился, и это в первый раз спасло Иосифу жизнь. Первоначально Давид собирался убить коллекционера, как только войдет внутрь.

— Цена на самостоятельную экскурсию чисто символическая — пятьдесят рублей, — затараторил Иосиф. — Но если вы хотите, чтобы я прочитал вам небольшую лекцию о холодном оружии, или рассказал историю каждого экспоната, это обойдется вам еще в пятьсот рублей час.

— Будьте добры, просветите меня, — сказал Давид, улыбаясь в накладные усы. Он достал тысячу рублей и протянул Иосифу.

— Сейчас принесу вам сдачу.

— Ну что вы, — отмахнулся колдун. — Оставьте себе, хотя я, быть может, задержусь здесь больше, чем на час.

— Благодарю. — Иосиф засиял еще больше. — Что вас интересует?

— Ну, в первую очередь, кинжалы. Но можно посмотреть и мечи. В вашей рекламе говорилось, что оружие можно потрогать?

— Конечно! Только если будете очень аккуратны.

— Не беспокойтесь, я буду крайне осторожен.

Вскоре, Давид продемонстрировал, что такое осторожность, в его понимании. Пока Иосиф что-то бубнил на заднем плане, Давид осмотрел тщательно начищенные клинки и поразился их красотой. Он прикоснулся к оружию всего дважды, и оба раза удивил Иосифа. Во-первых, Давид расхаживал в шелковых перчатках, и лишь дважды кожа его ладоней напрямую соприкоснулась с экспонатами: когда он взял в руки кинжал, приглядевшийся в метро, а еще его заинтересовал огромный двуручный меч. Давид и не подозревал, что обратил внимание на любимейшие игрушки собирателя холодного оружия. Иосиф поразился, с какой нежностью и трепетом Давид прикасается к лезвию кинжала, как проводит пальцем по наточенной кромке, как белейшие кисти щупают рукоять, а пальцы с ровными, слегка длинноватыми кутикулами, дотрагиваются до нее лишь чуть-чуть. Казалось, Давид трогает не сам кинжал, а воздух его окружающий. Иосиф удивился бы еще больше, если бы узнал — это действительно так.

Первым Давид осмотрел кинжал. Колдун представил кузнеца, ковавшего его, представил первого хозяина смертоносной полоски стали. По мнению Давида, тот должен был предпочитать красный цвет. Вскоре его предположение подтвердилось.

— Это кинжал принадлежал кардиналу Ришелье, — сказал Иосиф, глядя, как кисти Давида гладят блестящий металл.

— Да, я так и подумал, — отозвался Давид. Иосиф решил, что посетитель выпендривается. Давид не мог знать, что это за кинжал и кому он принадлежал. Об этом могли догадаться пара человек на планете, ну, максимум — трое; но Давид в их число не входил.

Давид повесил кинжал на стену и пошел дальше. Иосиф рассказывал ему о булате, о способах закалки стали, о тамплиерах, о розенкрейцерах, о деревьях, служивших основой рукоятей, о вымачивании древесины, о правильной обработке слоновой кости — все это Давида нисколечко не заинтересовало. Его не занимала история или механизм производства холодного оружия, куда интересней люди, ими владевшие. И этот жадный еврей выбивался из ряда владельцев, будораживших воображение колдуна. Собственно, Давид все еще решал: убить Иосифа, или оставить в живых? Коллекционер второй раз спас себе жизнь, когда сказал Давиду: 'Будьте здоровы', - после того, как колдун чихнул. Давиду нравились вежливые люди. И вот они дошли до, на первый взгляд, непримечательного меча. Довольно грубый, с доброй сотней зазубрин на порыжевшем лезвии, он, однако, заворожил Давида, заставив во второй раз снять перчатки. Давид снял оружие со стены, Иосиф опять удивился, что Давид выбрал самый достойный экспонат его коллекции. И предыдущий кинжал, и это меч — его изюминки. Иосиф задумался, а не специалист ли перед ним? Он знал всех знатоков холодного оружия Питера и большинство спецов России, но этот ему незнаком. Иосиф решил пока не делать поспешных выводов. Пускай Давид безошибочно выбрал самое ценное, осматривал он клинки совершенно непрофессионально. Не проверял прямоту лезвия, не приглядывался к основанию рукоятки. Есть множество признаков, по которым определяется коллекционер-профи, и ни один из них Давид не проявил.

А Давида целиком и полностью захватил меч. Он внимательно осматривал каждую зазубрину, принюхиваясь к запаху крови, пролитой несколько сотен лет назад. Меч пропах убийствами, а Давид подавлял порывы облизать его. Волна накатывала, пришлось поднять берега. Правда, теперь придется дать ей выход в ближайшем будущем, но это и так входило в планы…

— Это, предположительно, меч Зигфрида Великого, — пояснил Иосиф. — Конечно, это всего лишь предание, но, в данном случае, есть несколько подтверждений, что это один из мечей скандинавских королей. Хотя в научном мире меня за такие слова подняли бы на смех.

Иосиф сказал это специально, чтобы проверить, достаточно ли Давид разбирается в оружии. По-настоящему, это меч некоего тевтонского рыцаря, имеющий ценность исключительно в силу древности. По форме лезвия можно легко догадаться, к мифическому Зигфриду меч не может иметь никакого отношения. Но Иосиф не знал, что в корне неправ. Для Давида этот меч принадлежал именно Зигфриду. Сага о Нибелунгах пронеслась в голове колдуна, сжигая информацию о тевтонцах.

— Я хочу купить у вас его, — сказал Давид. — Его и тот кинжал.

— Боюсь, я не продаю оружие, — покачал головой Иосиф.

— Я предлагаю миллион долларов, — сказал Давид невозмутимо, продолжая вертеть меч в ладонях. Он наслаждался им, а в мыслях сиял образ великого и сурового воина древности.

Иосиф опешил. И меч, и кинжал стоили гораздо меньше предложенной суммы. Иосифа погубил ни кто иной, как двоюродный брат Изя. После слова 'миллион', Иосиф вспомнил брата, и в душе пробудилось чувство алчности, пополам с завистью. Родственник ведь отнюдь не беден и всегда относился к Иосифу с легким пренебрежением, как и любой богач к человеку, если не бедному, то уж точно не миллионеру. И Иосиф сделал ошибку. Если бы Иосиф согласился на предложение, он уже через час получил бы деньги и больше никогда не увидел Давида. Но он сказал:

— Полтора миллиона.

И меч Зигфрида Великого снес ему голову. Последним он увидел белую молнию — это блеснул меч, вспомнивший, как уносить жизнь.

Давид убил коллекционера без грана эмоций. Он действительно готов был поступить с ним честно, но тот сам сделал выбор. После названной цены, волна перехлестнула берега, и Иосиф умер. Колдун взмахнул двурушником скорее неосознанно, а не из-за какой-то ненависти. А какая может быть ненависть к жадине? Ну уж нет, Давид видел всего один советский мультфильм, но накрепко запомнил истину: жадность — это плохо.

Колдун прошел на кухню, по пути надевая перчатки. Там он снял со стены полотенце и аккуратно обтер меч. Потом полазал в кладовке и нашел специальные чехлы для переноски оружия. Они напоминали чехлы для удочек. Он взял один большой, один маленький и поместил в них кинжал с мечом. Затем затащил тело Иосифа в кладовку и повесил на дверь висячий замок. Дальше — в кабинет. Там коллекция топоров посмотрела на него осуждающе, но Давид лишь усмехнулся. В столе он нашел несколько писем от двоюродного брата Изи и красивую открытку. Иосифа поздравляли с рождеством. По тонкому аромату подсолнечного масла, Давид понял, открытка послана соседкой из квартиры направо. Ее зовут Марина, причем, женщина подписала картонку, но Давид прибегнул к Знанию, дабы выяснить имя. Колдун нашел еще несколько бумаг, написанных неровным подчерком мертвого хозяина. Он прикрыл глаза и внес подчерк в коридоры мозга, рука потянулась за листком дешевой бумаги, и Давид превратил себя в Иосифа. Это несложно. Он слегка ссутулился, потом задышал неровно и натужно — Иосиф страдал отдышкой. Трясущаяся ладонь взяла шариковую ручку и написала на листе несколько строк подчерком Иосифа:

'Дорогая Мариночка, поздравляю тебя с наступающим Новым Годом! Звонил тебе в квартиру, не смог дозвониться. У меня большое горе, мой двоюродный брат Изя сильно заболел. Похоже, свиной грипп. Я должен поехать к нему в Израиль. Будь так любезна, зайди ко мне через пару дней и полей цветы. Ключ я просуну тебе под дверь. Когда приеду, я тебе позвоню. Я включу сигнализацию, но ты же знаешь, как ее отключить? Если нет, то я объясню, когда позвоню. Еще раз с наступающим, Иосиф'.

Давид сложил письмо и запечатал в конверт. Потом встал и, взяв два продолговатых чехла, пошел вон из квартиры. Выйдя, он просунул ключ под дверь соседней квартиры, но так, чтобы тот остался под косяком, невидимый изнутри. Рука вытащила из кармана коробок спичек и старательно натыкала в отверстие для ключа. Давид посчитал — этого будет достаточно. Каблуки по второму разу отсчитали шестьдесят ступеней, перед выходом из подъезда он бросил конверт в почтовый ящик.

Оказавшись на улице, он вызвал такси и поехал к магазину спортивных товаров. Там он купил черный тренировочный костюм, носки, рюкзак, кроссовки и пуховик. Следующее такси довезло его до торгового центра, где Давид приобрел дорогой кожаный портфель и две гвоздики. Цветы он попросил упаковать в большую подарочную коробку. Третья поездка окончилась почтой, там в Рим отправилась бандероль. В Римском почтамте работал знакомый Давида, он отправит меч на другой адрес, а оттуда на третий и тот вернется в Россию. Таким образом, меч потеряется, а двух дней вполне достаточно, чтобы его уже не нашли. Давид вышел из почты и пешком дошел к метро. Он доехал до Гостиного Двора и пошел в сторону гостиницы. Там он снял номер на сутки и, нагруженный пакетами с покупками, уединился, чтобы подготовиться к встрече с Натальей.

 

Глава 15

Несмотря на удачную атаку Вани, его команда все равно проиграла и получила свои четверки. Всю оставшуюся игру Вовка явно целился мячами в Ваню, но не попал. Это разозлило хулигана еще сильнее. Но урок подходил к концу, после звонка все прошли к раздевалкам. Вовка ничего не сказал, но по хмурому взгляду Ваня понял, его в ближайшем будущем ждут крупные неприятности. Но, несмотря на это, Ваня пошел на следующий урок с высоко поднятой головой. Он отомстил! Пусть это и не равносильно синяку под глазом, но все же хоть что-то. Он думал, что сегодня ему определенно сопутствует удача. Пятый урок — последний, после него Ваня хотел пригласить Дашку. Хотя в приглашении такого рода она не нуждалась — праздник, проводимый в школе, мероприятие добровольно-принудительное, так что Даша должна быть там в любом случае. Но Ване казалось, будет лучше, если он сделает официальное приглашение. Это не позволит Даше найти на вечер другого кавалера, вроде того же Вовки.

Когда прозвучал последний в этом году звонок, ученики весело запихали в портфели учебники, и классы опустели за минуту. Даша шла впереди Вани вместе с подругой Мариной. Ваня набирался храбрости и уже подошел настолько близко, что смог услышать их разговор:

— Подожди, я сейчас в туалет схожу, — сказала Даша подруге.

Ваня просиял. Разговаривать с Дашкой, когда рядом Марина, не хотелось. Такие разговоры надо вести один на один, и желательно где-нибудь в пустыне. Но, за неимением пустыни, Ваня решил удовлетвориться тем, что подкараулит Дашу, когда она выйдет из туалета. Он пошел следом, но от возбуждения ему самому захотелось отлить. Он подумал, что сделает это по-быстрому и как раз успеет встретить Дашку на выходе. Они вошли в туалеты одновременно. В их школе мужской туалет отделялся от женского стенкой и, надо сказать, не слишком толстой стенкой. При желании можно услышать, что происходит в соседнем туалете, чем все, естественно, и занимались. Но Ваня не видел, как три фигуры, несколько выше его, пошли следом, а одна прикрыла за собой дверь.

Ваня даже не успел дойти до писсуара, когда сзади его кто-то толкнул. Он повернулся и увидел Вовку с корешем — тоже известным хулиганом.

— Что, пи…ок, сейчас ты у меня кровью ссать будешь, — процедил Вовка и ударил Ваню по лицу.

Удар вышел мастерский — Вовка разбил Ване губу. Ваня упал на грязный пол.

— Что, волейболист хренов, довыеживался? — сказал Вовка и пнул мальчика ногой в живот. Ваню скрутило.

— Вова, извини, я нечаянно… — едва смог проговорить Ваня.

— Знаешь, как за нечаянно бьют?

Ваня не ответил и получил второй удар в живот.

— Я спрашиваю, знаешь, как за нечаянно бьют? — повторил Вовка.

— Отчаянно…

— Правильно. — Очередной удар. — Кто ты такой?

— Что?

Удар.

— Я тебя спрашиваю, кто ты такой?

— Че-человек.

— П…ор тоже человек.

Удар.

— Вовка, пожалуйста…

— Ты п…ор?

— Нет.

Удар.

— Ты п…ор?

— Нет.

— Колян, дай нож.

Колян с глупой улыбкой на глупом лице, порылся в карманах и достал старую 'бабочку'. Вова раскрыл нож, пальцы действовали четко, уверенно — они явно делали это не в первый раз. Вовка подошел к Ване и навис над ним.

— А что, если я тебя сейчас немного почикаю?

— Вовка, не надо, — по щекам Вани уже давно текли слезы, а теперь из него потекло и другое. Переполненный мочевой пузырь не выдержал, на спортивных штанах расползлось темное пятно.

— Эй, да он обмочился! — заржал Колян.

— Ну вы скоро там? Я уже задолбался дверь держать! — послышалось со стороны входа.

— Подожди, сейчас, — бросил Вовка невидимому подручному. — Так ты значит обделался? Ты п…р?

— Да…

— Значит, тогда ничего зазорного, если мы тебя опустим. Все равно ты уже весь в моче, так что сейчас ее будет на тебе два вида.

Трясущимися руками Вовка расстегнул молнию на джинсах. Его лицо покраснело, он достал член направил на Ваню. Коляна тоже трясло, он смотрел, стараясь не пропустить ни единой детали. Вовка встал над Ваней, а тот плакал и не мог ничего с собой поделать. Его обуял страх, ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Но то ли Вовка недавно отлил, то ли от возбуждения не смог из себя ничего выдавить, однако, прошла почти минута, а с конца упала только пара капель, причем, не на Ваню, а на пол.

— А и х… с ним! — сказал Вовка, застегивая молнию. — Хватит с него.

Колян разочаровался, но виду не подал. Вовка еще раз пнул Ваню и пошел из туалета. А Ваня лежал и плакал. Он смотрел на две маленькие капли на полу и его душила страшная злоба. Перед глазами не бегали никакие формулы. И тут случилась вещь, еще более страшная. В туалет вошла Даша.

— Ты как? — сказала она, глядя на Ваню с жалостью. — Я все слышала. Ты не расстраивайся, они козлы.

Ее взгляд упал на его штаны и заплаканное лицо. И Ваня понял, ЧТО она подумала, услышав весь разговор. Она подумала, что Вовка все же поссал на него. Из его горла вырвался дикий крик, мальчик вскочил на ноги.

— Дура! — прокричал он ей и, оттолкнув, выбежал из туалета.

Через полчаса, когда он уже подбегал к своему дому, перед взором начали робко мелькать формулы.

 

Глава 16

Часы показали половину четвертого, когда Андре с двумя инквизиторами покинули кафе. За это время опустели две бутылки, но никто не опьянел. Их желудки привыкли к алкоголю — чтобы свалить инквизитора, надо побольше спиртного. Хотя, конечно, в голове шумело. С первого взгляда может показаться: идти пьяным на поимку колдуна — дело самоубийственное; но это далеко не так. Если Андре и его коллеги называли себя инквизиторами, колдуны величали врагов — разрушителями вероятностей. А разрушение вероятностей — процесс очень неприятный. Когда противопоставляешь силу внутреннего мира сверхудаче колдуна, организм ведет себя очень странно. У многих инквизиторов это происходит по-разному. У кого-то болит голова, многих, как и Андре, тошнит, у кого-то выворачивает суставы, или даже лопаются вены и капилляры. Единственное сходство, процесс разрушения — штука очень неприятная. Сила инквизитора напрямую зависит от силы его внутреннего мира. Чем меньше сомнений ты испытываешь в жизни, чем больше ты уверен, что твоя точка зрения — единственно верная, тем лучше ты можешь разрушить удачу. Ты гасишь вероятность события, превращая его в свершившийся факт, при этом в факт, нужный тебе, и твоему миру. И именно поэтому инквизитору может повезти только при встрече с колдуном. Если колдун захочет, чтобы человек умер, и у него есть вероятность его смерти, простого желания хватит для убийства. Человеку смертельно не везет и он умирает. Но если колдун захочет поколдовать над инквизитором, его вероятности не просто разрушатся, они сложатся в соответствии с мнением инквизитора. То есть, если колдун захочет смерти инквизитора, и у него будет такая вероятность, инквизитор не умрет. Напротив, инквизитору повезет! В чем, сказать сложно, потому что внутренний мир инквизитора ограничен и настроен на неудачу, но какая-нибудь удача улыбнется и ему. Однако есть и моменты… Если колдовство, то бишь, вероятность, сильнее внутреннего мира инквизитора, он не сможет ее разрушить, и умрет, как любой другой человек. Каждый инквизитор может разрушить определенное количество вероятностей, и, при разрушении, испытываемая ими боль, соразмерна количеству разрушенного. Если колдовство сильное, инквизитору будет плохо. Если несильное — неприятно, но не настолько. И, чтобы слегка притупить боль, инквизиторы часто отправлялись на встречу с колдунами нетрезвые. Такие, как сейчас.

Андре, Кузьма и Коля пошли в метро, оно доставило их к 'Гостинке'. Приехав, они вновь заинтересовали милиционеров, пришлось предъявлять документы.

Каждый инквизитор, в той или иной степени, умеет пользоваться Знанием. Это совершенно необходимо, чтобы колдуны не могли тебя с его же помощью найти. Но, как правило, виртуозов в этом деле нет. Знание — огромная наука, постигаемая годами тренировок. Колдуном можно стать и за неделю, а Знанием так просто не овладеешь. Андре не опасался, что Наталья его обнаружит. Он как раз владел Знанием неплохо, и мог полностью закрыться от нее. А вот относительно Кузьмы и Коли у него уверенности нет. Впрочем, два инквизитора тоже не питали на этот счет иллюзий. Потому они не пошли к подъезду Натальи раньше времени, предпочтя околачиваться неподалеку от Казанского собора.

Со стороны они напоминали бедных музыкантов, пропивших инструменты, или, более-менее приличных бомжей. Все с длинными нечесаными волосами, не раз ломаными носами, в длинных грязных плащах. Инквизиторы делали вид, что осматривают собор, останавливались возле урн и курили, иногда бросая взгляд на едва виднеющийся подъезд. Еще только половина пятого, идти туда пока рано. Все радовались, что приняли на грудь — стемнело рано, да и мороз с ветром заставлял ежиться, так что алкоголь хоть немного, но грел.

Андре выкинул вторую смятую пачку и открыл третью. Он старался рассмотреть подъезд, но с каждой минутой темнело, а зрение с годами отнюдь не улучшается. Мимо проходили люди в приличной одежде и брезгливо морщились. Андре не обращал на них внимания. Его редко посещали мысли о людской благодарности, хоть это и странно — в конце концов, он ведь защищал именно людей! Но Андре защищал их не ради благодарности, а потому, что не мог иначе. Он — охотник за колдунами. Это — его суть. Если бы он был другим, он не был бы инквизитором. Если бы Андре мог измениться, он не был бы инквизитором. Но он им был. И поэтому терпел.

В нос ударил запах духов. Андре даже принюхался — настолько приятным ароматом вдруг повеяло. Не слишком насыщенным, не слишком сложным, но приятным. Нечто вроде ромашки с чем-то. Аромат исходил от старого мужчины, прошедшего мимо. В спортивном костюме, с рюкзаком за плечами, старикан шел быстро, чем-то вроде спортивной ходьбы. Андре подумал, это какой-нибудь поклонник здорового образа жизни. Один из тех дядей, любящих обливания холодной водой или расхаживания по морозу в шортах. Инквизитор отвернулся, рука выкинул очередной окурок в урну. Как Андре и предполагал, он не узнал Александра. А Давид его, естественно, узнал.

 

Глава 17

Давид разделся и посмотрел в зеркало. Тело колдуна излучало внутреннюю гармонию его организма. Слегка бледноватая кожа, ни единой капли жира, впрочем, на культуриста он тоже не тянет. Вообще, колдуны редко страдают недостатком физической силе. Наше тело, как правило, может гораздо больше, чем мы представляем, просто мозг, во имя безопасности, ставит барьеры, не позволяя костям, мышцам и связкам перенапрягаться. Но если эти барьеры снять, можно достичь великолепных результатов. Его прадед Абдула, был с виду ходячим трупом, но на деле мог поднять грузовик. Конечно, Давиду далеко до прадеда, но и он способен на многое. Он быстрее обычного человека раза в три и во столько же сильнее. А если надо применять силу или скорость непродолжительное время, эти показатели возрастают до десяти. Несколько секунд Давид мог двигаться быстрее гепарда и посоревноваться в силе со слоном. Но не в этом главное преимущество Давида перед другими колдунами или обывателями. Главное — и именно это делает его настолько опасным — он управлял телом на все сто процентов. Его координация позволяла увернуться от пули, а сверхчувствительные органы восприятия почти исключали возможность застать врасплох. Воистину, даже сам Д.К. не мог поспорить с ним в ловкости и чуткости.

Давид надел спортивные штаны и пошел в ванную. Тут он распотрошил сумочку неизвестной актрисы и, достав тональный крем, сделал себя более смуглым. Крем дешевый, но все равно превосходит по качеству те, что продаются в косметических магазинах. Давид аккуратно приклеил усы и пышную бороду. С этим делом главное не переборщить, потому что скоро придется отрывать. Получилось очень натурально. Из зеркала на Давида смотрел дед, лет шестидесяти. Давид прекрасно управлял мимическими мышцами и сложил лицо так, что на лбу появились дополнительные морщины. Правда, взгляд получился слегка удивленный, но Давид приклеил кустистые брови, чтобы не так бросалось в глаза. Потом наложил парик, теперь образ почти довершен. Он достал из кармана плаща единственную вещь, прихваченную из Ростова. Старая вязаная шапка с логотипом 'Динамо', не тот предмет, что можно найти быстро, и в то же время она совершенно необходима. Теперь он выглядел типичным борцом за собственное тело и за здоровый образ жизни. Кто-то мог подумать, что он старый спортсмен, потому и походка его слишком тверда. Но походка у Давида будет, какая надо.

Для кого нужен весь этот маскарад? В первую очередь, для самого Давида. Ему очень нравилось играть в подобные игры с переодеванием. При этом он настолько входил в образ, что становился другим человеком, и это позволяло отдохнуть настоящей личности. Давид вышел из ванной, надел кроссовки и достал из рюкзака кинжал в чехле. Он еще раз позволил себе полюбоваться им. Потрогать гладкую поверхность, воскресить в памяти образ решительного француза, закутанного в красное. Кто бы мог подумать, Ришелье любил тюльпаны! Давид считал, такому человеку больше подходят лилии. Но, в конце концов, это не имеет значения. Давид вскрыл пластиковый пакет, лежавший на тумбочке рядом с кроватью, достал одноразовую зубную щетку, белые тапочки и прочую мишуру, нужную путешественнику. Нашлись там и нитки с иголкой. Правда, белые, а Давид купил черный спортивный костюм. Пришлось распускать покрывало с кресла. Заполучив нитки необходимого цвета, он аккуратно пришил маленькую подушку с дивана на внутреннюю сторону олимпийки и надел. Получилось неплохо — будто у него вырос небольшой животик. Давид облачился в куртку и аккуратно сложил недавно снятые вещи сначала в портфель, а потом в рюкзак. Плащ в портфель не влез, Давид запихнул его как есть. Потом он достал стодолларовую купюру, и положил на диван, где лежала подушка, использованная для подкладного живота. Возвращаться в эту гостиницу он не собирался.

Давид поставил полный рюкзак, а потом уселся в кресло. Ему очень понравился тренировочный костюм: хлопчатобумажный, приятно прилегающий к телу. Рука извлекла из серебряного портсигара маленькую сигару, Давид выкурил ее с наслаждением. После этого колдун закрыл глаза, мозг сразу погряз в океане мечтаний и грез. В воображении он помолодел лет на двадцать. Именно в том возрасте мечты наиболее яркие, правдоподобные. Только дети могут мечтать так, чтобы поверить в свои мечты. Но Давид не просто помолодел, он еще одновременно и постарел. Теперь стало три Давида. Один — тридцатилетний, другой — десятилетний и третий — шестидесятилетний. Первый просто стоял в сторонке и наблюдал, второй предавался мечтам о том, каким он будет через пятьдесят лет, третий подавал второму пример. Шестидесятилетний Давид был завзятым спортсменом. Бывший учитель физкультуры, а в прошлом еще и полупрофессиональный футболист, он пронес спорт по жизни так, как это может сделать только спортсмен любитель. И он стал идеальным примером для маленького мальчика. А мальчик рисовал деда, придавая ему несуществующие подробности, иногда где-то даже забавные. Тридцатилетний Давид наблюдал за рисуемым образом, и вскоре они поделились снова, образовав четверку, вместо трио. А потом мальчик и старик пропали. Пропал и Давид. Остался только дед, любитель физкультуры и холодных обливаний. Впрочем, Давид мелькал где-то на заднем плане, но не настолько, чтобы помешать образу работать.

— Хоп, хоп, хоп! — весело сказал дед, вставая с кресла. Он посмотрел на рюкзак и понял, что ему надо идти. — Раз-два взя-я-яли.

Дед с трудом нацепил рюкзак и, потоптавшись на месте, пошел из номера. Идти ему предстояло недалеко. Дед, бодрячком, вышел из гостиницы, вызвав несколько удивленных взглядов. Он что-то насвистывал и слегка запыхался, страдая отдышкой. Все-таки, шестьдесят лет — не шутки. А если бы он еще курил, наверное, вообще не мог бы ходить. Рюкзак оказался достаточно тяжелый, но дед всегда ходил очень быстро. А так как на нем спортивный костюм, значит, он вышел на тренировку. Возможно, рюкзак он даже надел в качестве утяжеления. И дед, слегка неуклюже, но все равно твердо, спортивной ходьбой пошел в сторону дома колдуньи.

Давид мог управлять дедом, находясь где-то далеко. На деде нет ни купола удачи, ни купола тайн, так что его все видели, и ему могло не повезти. Но Давида это лишь забавляло. Он наслаждался, нахождением в голове деда. Образы вроде этого он делал довольно часто. Очень весело пребывать в мозге того, кто скоро перестанет существовать. Дед знал о жизни очень мало. Только то, что знал делавший его десятилетний мальчик. И в представлении этого мальчика, дед получился крайне смешливым, добрым и помешанным на физкультуре. Никаких мотиваций, почему надо ей заниматься, или почему надо быть добрым, в голове деда нет и в помине. Он просто старый физкультурник. Там, где в голове должны появляться логические построения, или побудительные причины, все как будто обрывалось. И Давиду нравилось эта простая нелогичность собственного творения.

Но внезапно Давид заволновался. Ноздри деда затрепетали, почуяв вонь немытого тела, дешевых сигарет и опасности. Глаза на несколько секунд из веселых обратились холодными, и в одно мгновение нашли инквизиторов. Дед снова улыбнулся, в его взор вернулась доброта и глупость, и он, своей необычной походкой, пошел к инквизиторам.

Давид сразу узнал Андре. Вот только до сего дня он думал, что разрушитель вероятностей, которого использовал Михаэль, мертв. Где-то на задворках сознания, там, где плавал настоящий Давид, вновь началась расшифровка воспоминаний. Вновь вспомнилась грязная деревня, безразличный голос деда, потом годы безумия, внезапный выход из него… Контроль, да, тогда Испанец подарил ему контроль, что вылился волной… Но Абдула быстренько сообразил, насколько может быть полезен внук, и прибрал к рукам. Годы службы на Абдулу пронеслись дикой секундой, наполненной кровью, запахами, вкусами. А потом Давид понял, как избавиться от деда. Следом договор с демонами, что, кстати, до сих пор не выполнен. И — поединок. Давид не успел тогда всего на час! Воспоминания закипели, взвились неконтролируемой ненавистью. Тысяча треклятий, инквизитор тогда отобрал у него одно из самый сильных переживаний — ненависть. Лютую, безудержную ненависть внука к прадеду. Давид вспомнил, как сидел на капоте машины, разглядывая восстанавливаемый торговый центр. Но почему же Давид не убил Андрея еще тогда? Странно, до сей поры не было случая, чтобы колдун не нашел причину своему поступку. Пусть безумная, но причина есть всегда. А тут — провал. Словно кто-то влез в его чулан с зашифрованными воспоминаниями, распутал клубок нелепых ассоциаций, подтер тот день и вновь сложил в привычный для Давида порядок. Очень странно…

Другого такой неожиданный провал в памяти напугал бы, но Давида — заинтриговал. Что же такое случилось и что такого особенного в этом ничтожестве? Хотя, надо думать, что-то да есть. Вон, прошло уже несколько лет, а разрушитель вероятностей жив-здоров. И даже больше — стал настоящим инквизитором. Сначала Давид хотел убить его тут же, но потом увидел двух других. Нет, он мог легко убить их всех. Для Давида три инквизитора — не более, чем три вялые осенние мухи. Прихлопнуть их — раз плюнуть, но тогда останутся свидетели, а этого Давид не любил. Совсем другое дело, зачем они вообще сюда пришли?

На этот вопрос Давид нашел ответ, подходя к Андре. Что не ради него, это точно. Значит, тоже за Натальей. Значит, колдунья прокололась, и ее будут брать. Значит, можно ничего самому не делать, предоставив работу разрушителям. С другой стороны, доверять дилетантам не хочется, но Наталья не настолько сильна, чтобы совладать с тремя инквизиторами. Но тут вмешался еще один фактор. Давида одолело страшное любопытство. Только что он прошел мимо убийцы прадеда, но тот не узнал колдуна. Может быть, воспоминания о Давиде стерлись из памяти Андрея так же, как случилось с воспоминаниями колдуна? Хотя, он сейчас в образе деда, но инквизиторы очень чувствительны к колдунам — чуют их самой сутью. Нет, надо бы разобраться с этой загадкой. А попутно можно неплохо повеселиться, да еще отправить на тот свет несколько этих, с позволения сказать, охотников за колдунами. Сейчас убивать их рано — Давид пока сомневался, что решение загадки будет сопутствовать смерти Андрея, к тому же, на Невском сегодня так людно… Давид оставит это на потом. Если все сделать правильно, инквизитор сам придет в лапы Давида. Охотник за колдунами встретится с киллером колдунов, и посмотрим, кто победит.

Давид направил деда к подъезду Натальи. Дед умер, не дойдя десяти метров до цели. Мозг Давида разорвал его в клочья и тут же забыл. А вернее, это сделала волна. Давид, наконец, убрал берега и позволил волне понести его.

С тех пор, как Давид позволил прочно удерживаемому безумию завладеть им, он полностью изменился. В единое мгновение Мир наполнился красками, звуками, запахами, вкусами знаниями… короче, ощущениями. Теперь Давид не воспринимал Мир так, как это делают другие. Логика Давида отличалась от человеческой, как небо от земли. И в то же время, он оставался самим собой. Это не раздвоение личности, именно сейчас Давид — настоящий. Его предыдущая личность — простая маской. Образ, наподобие деда-физкультурника. Но настоящий Давид всегда находился рядом. Если выражаться точнее: у него не раздвоение личности, а 'размиллионивание'. Каждая его личность являлась лишь гранью настоящей. Той, что сейчас подходила к подъезду.

Давид шел походкой, что совершенно не вязалась с образом деда. Его плечи распрямились, а движения приобрели плавность. Со стороны это выглядело весьма сюрреалистично. Дед вроде шел неторопливо, плавно переставляя ноги, но скорость выходила такая, как если бы он продолжал идти спортивной ходьбой. Как это у него получалось, Давид не знал. Он вообще перестал интересоваться обычными человеческими вопросами. Теперь его мысли текли в таких направлениях, за коими нормальный человеческий мозг проследить не мог. Он, к примеру, по виду дома Натальи определил, что Меньшиков увлекался гомосексуализмом. Проследить ход логики, приведшей к этому выводу, просто невозможно. Игры мозга увели колдуна настолько далеко, и в столь разных направлениях, что описать их никоим образом нельзя. Если об этом пришлось писать книгу, она получилась бы не просто текстом, но и рисунками, примерами различных рельефов, пробниками запахов и образами Знания. Давид не понимал, куда он идет и зачем. Сейчас Наталья могла не волноваться за собственную жизнь — Давид шел полюбоваться интерьером ее спальни, и не более. Так случалось неоднократно. Уже несколько раз Д.К. получал ответом на сообщение короткое 'нет'. Но это не означало, что жертва не умрет никогда. Просто Давид наведается к ней позднее, и тогда убьет. Быть может, он будет навещать ее десятки раз, прежде чем нанесет удар. Давид — лучший убийца колдунов, но убийца очень непоследовательный. Хотя, быть может, это и делало его идеальным.

Давид подошел к подъезду и посмотрел на кодовый замок. Вычислить код не составило никакого труда. Нужные кнопки пахли человеческими пальцами, а порядок набора подсказала противоестественная логика. Возможно, он воспользовался Знанием, но уверенности в этом даже у самого Давида нет. Давид сейчас — само воплощение ощущений и чувств, и он не мог сказать, где одно переходит в другое. Зрение и слух слились воедино — он видел звуки и слышал образы — вкусы спарились с запахами, осязание наслаждалось мягкостью спортивного костюма. Так или иначе, он открыл замок, и темный провал подъезда проглотил его. Над колдуном повисли купола удачи и тайн, теперь инквизиторы его не увидят. Ну и, чтобы подстраховаться, он вошел как раз тогда, когда те не смотрели на подъезд. Он слышал, как они отвернулись.

Войдя, Давид снял рюкзак, извлек красивую коробку, обернутую подарочной бумагой, и кинжал, украшенный тюльпанами. Он стянул шапку и слегка пригладил парик, пересчитывая, сколько в нем волосков. Спустя минуту, ноги привели на пятый этаж, и колдун сразу вычленил нужную дверь. От нее пахло розами. Палец нажал на звонок, а мозг принялся придумывать имя. Ему понравилось — Борис. Потом мысли потекли в другом направлении — он размышлял, какого цвета у Натальи прихожая. Если зеленая, она умрет. Впрочем, если желтая, он ее тоже убьет. В дверном глазке отодвинули заслонку, и, прежде чем там появился розовый глаз, стекло вспыхнуло зеленым. Все, участь колдуньи решена.

— Кто там? — спросила Наталья. Давид понял, что она курит сигареты марки 'Парламент'.

— Вам посылочка от Бориса, — сказал Давид голосом старика, а пальцы уже поглаживали рукоять кинжала.

— А-а-а, ключи.

— Да, и вот этот пакет. — Давид показал двери подарок.

— Ну, если это опять розы…

Когда замок щелкнул, Давид сорвал бороду, брови и парик. Наталья открыла дверь и на секунду опешила.

— Саша…

Это последнее, что произнесли губы колдуньи на этом плане Замысла. Давид вонзил кинжал прямо ей в глаз. Он почувствовал, как лезвие пробило купол удачи, и вероятности колдуньи потекли к нему. Он толкнул тело, оно соскользнуло с кинжала и упало на спину. Давид вошел в квартиру. Волна ударилась во взлетевшие берега.

Он взял хозяйку за волосы и потащил к дивану, потом аккуратно усадил и пошел осматривать спальню. Она ему очень понравилась, и он перенес труп сюда. Он положил ее на кровать и открыл коробку, что принес с собой. Достав две гвоздики, он положил их меж крупных грудей, и сложил руки так, чтобы лежали поверх. Давид отошел и полюбовался композицией. В целом, ему понравилось. Но колдун все же вернулся, закрыл левый глаз и опустил остатки века на правом. А потом воткнул в сердце окровавленный кинжал. Лезвие попало точно меж ребер, войдя, как в масло. Вот теперь хорошо.

Давид извлек из рюкзака портфель, а оттуда свой костюм. Он медленно и не спеша переоделся. После хлопка шерсть приятно защекотала кожу. За это время волна пару раз преодолевала его барьеры, и в мозгу вспыхнуло несколько приступов наслаждения. Ему даже захотелось заняться любовью с пока еще теплым трупом, но потом это показалось ему пошлым. Он сложил спортивны костюм в портфель, но рюкзак туда не поместился. Тогда он пошел в кладовку, где нашелся маленький чемоданчик. Упаковавшись, Давид снял трубку телефона, еще пахшую ладонями Натальи, и заказал такси до аэропорта.

Пройдя к бару, он налил виски и выпил. Стакан отправился в чемодан. Спустя десять минут ему перезвонили и сказали, что такси его ждет. Давид выдернул телефонный шнур из стены и, взяв портфель с чемоданом, пошел к выходу. Прежде чем закрыть за собой дверь, Давид вытащил из кармана плаща билет на самолет и небрежно кинул перед порогом.

Все, кто видел, как Давид выходил из подъезда, даже подумать не могли, что этот человек только что совершил убийство. Колдун вел себя как обычный бизнесмен, отправляющейся в деловую поездку. Попросив таксиста открыть багажник, он положил туда чемодан, потом сел на заднее сидение и, когда шофер отвернулся, свернул тому шею. Сделал Давид это хоть и быстро, но все же с некоторой ленцой. Колдун скинул труп с водительского сидения на пассажирское и перебрался вперед. На все у него не ушло и минуты. Такси поехало в аэропорт.

 

Глава 18

Андре наблюдал за подъездом достаточно внимательно. Единственное подозрение у него возникло, когда без семи пять туда подъехало такси, и из подъезда вышел элегантный мужчина в дорогом костюме. Даже с такого расстояния, Андре видел — это не замаскированная Наталья. Ее любовник — может быть, но не она. Мужчина попросил таксиста открыть багажник и поставил туда чемодан, а потом сел на заднее сидение. Такси постояло еще где-то минуту, за это время пассажир вроде наклонился к водителю. Наверное, объяснял, куда ехать. Но вскоре мелькание теней прекратилось, и такси поехало. Что же, надо выдвигаться. Что-то сильно много посетителей в этот подъезд. Сначала дед, наверняка получивший тут квартиру еще при царе Горохе, потом этот бизнесмен. Но свет в окнах Натальи горел, а значит, причин для беспокойства нет.

До прихода цветочника оставался почти час, но ведь надо еще попасть в подъезд и пройти на шестой этаж. Андре дал знак Коле и Кузьме, а сам пошел к дому Натальи. Два инквизитора последовали за ним. Андре не мог определить комбинацию по запаху, как это сделал Давид, но справиться с кодовым замком, наподобие этого, может и ребенок. Давид и не обратил внимания, что кнопки, пахнувшие человеческими пальцами, истерты сильнее, чем остальные. Или обратил внимание, но в том состоянии глаза колдуна вполне могли изучать не поверхность кнопок, а внутренний механизм, каким он его представлял. Однако извращенной логики Давида у инквизиторов нету, зато есть четыре затертые кнопки, пять минут времени на подбор кода, и готово — дверь открылась. Инквизиторы бесшумно поднялись на шестой этаж и встали по углам лестничной клетки в ожидании. Странно, они чувствовали присутствие колдуна в доме, чуяли извращенную реальность, что противилась их внутреннему миру, но что-то шло не так. Слишком слабо это ощущение, будто Наталья не жила здесь, а съехала, причем, давненько. По легкой дурноте, Андре сказал бы, месяца четыре назад.

Странностей добавилось через полчаса. Вообще, эти тридцать минут никто из инквизиторов не назвал бы спокойными. Сначала к ним привязалась весьма грубая бабка, с вопросом, что им понадобилось в ее подъезде. Андре достал липовое милицейское удостоверение, и отшил старуху. Но всего пару минут спустя удостоверение пришлось предъявить мужчине бандитской наружности. И еще объяснять, что у них тут засада, чтобы поймать проворовавшегося банкира. На мужчину эти слова подействовали странно. Он, почему-то, заулыбался и поспешил ретироваться. В общей сложности Андре предъявил удостоверение четыре раза. Такого невезения даже он не ожидал. Если Наталья услышит голоса в подъезде, она сможет проверить их Знанием. И какого же будет ее удивление, когда она увидит, что жильцы ее дома разговаривают с пустотой. Но, слава Богу, ничего подобного не случилось. И вот послышались очередные шаги снизу, и Андре уже достал из кармана засаленную корочку, когда звуки оборвались этажом ниже. Инквизиторы напряглись. В какую-то дверь снизу позвонили — Андре услышал, как нажали кнопку звонка. Через минуту в дверь постучали, послышался голос:

— Наталья Петровна! Я от Бориса Сергеевича. Я принес ключи.

Прошла еще минута, но дверь никто не открыл.

— Вот шалава! — в сердцах бросил курьер и пошел вниз.

Андре кивнул Коле. Тот сразу понял, что надо делать и пошел догонять курьера. Андре с Кузьмой тоже двинули вниз. Андре достал отмычки и нагнулся над дверным замком. Коля вернулся через несколько секунд.

— Нет, этот — мужчина, — сказал Коля.

— Подозрительный? — спросил Андре, ковыряясь отмычками в замочной скважине.

— Нет. Не колдун. Вероятностями от него и не пахнет, а когда я до него дотронулся, то не почувствовал купола удачи.

— Ладно.

Андре прокопался еще минут десять, потому что любопытные жильцы вновь выползли из квартир — пришлось предъявлять документы и придумывать историю, почему они лезут в чужое жилище. Инквизиторы старались говорить шепотом, но жильцы умудрялись услышать даже шепот. Андре даже пригрозил одному чересчур наглому мужику, что скинет его с лестницы, если тот не заткнется.

И вот, наконец, замок щелкнул, и дверь открылась. Осмотревшись, два инквизитора достали из-под плащей мечи, а Андре пару пистолей. Конструкция их настолько проста и надежна, что вероятность осечки минимальна. Такие игрушки Михаэль называл 'Убийцами колдунов', и сам умер от такого же. После этого Андре пропитался к пистолям невообразимым доверием. Если такой смог убить колдуна класса А, ему можно доверять. Они вошли внутрь. В прихожей тихо. Огромная красивая квартира, наполненная антиквариатом, заставила челюсти инквизиторов сжаться. Эти твари утопают в роскоши, что украли у других людей! Пусть колдуны не воруют деньги, они поступают еще хуже — крадут саму возможность их заработать.

Андре пошел первым. Он двигался медленно, осторожно, оставаясь полностью спокойным и сконцентрированным. Инквизиторы осмотрели гостиную, и Андре уже подумал, что хозяйке все-таки удалось сбежать, когда Кузьма громко сказал:

— Похоже, нас опередили.

Кузьма обследовал спальню, Андре с Колей пошли взглянуть, что он нашел. На кровати в весьма живописной позе распласталась мертвая колдунья. Из груди торчал изящный кинжал Ришелье, там же, меж сложенных рук, двумя розовыми пятнами сверкали гвоздики.

— И что же здесь произошло? — спросил Коля непонятно у кого.

— Уже холодная, но кровь свернулась недавно, — сказал Кузьма.

— Но кто?

Андре молчал, зато рой мыслей прибыл в череп незамедлительно. За время, что они дежурили, прошла уйма народу…

— Кузьма, пройди по этажам и проверь, были ли эти соседи настоящими, — сказал Андре. Кузьма молча пошел проверять. У него тоже в кармане лежало поддельное удостоверение питерского милиционера — он сделал его, прежде чем ехать сюда.

Кузьма удалился, а Андре и Коля осмотрели квартиру. Спустя несколько минут улика нашлась — билет на самолет из Ростова-на-Дону до Санкт-Петербурга на имя Александра Сергеевича Пушкина. И как раз сейчас, пассажир, во втором паспорте которого значилось это имя, проходил регистрацию в аэропорту. Он возвращался в Ростов.

Когда пришел Кузьма, Андре уже пил виски из бара, как до него Давид.

— Все соседи настоящие, — отрапортовал Кузьма. — А это что?

— Посмотри.

Кузьма взглянул на билет и сказал:

— Колдун. Они любят брать такие имена. Вот только не знаю, почему.

— Михаэль говорил, что таким образом они окружают себя ореолом мистицизма, — ответил Андре рассеянно. — Он сам был в России Григорием Распутиным, а Абдула Иннокентием Бессмертным.

— Но зачем он это сделал?

— Ради вероятностей, — предположил Коля.

— Не думаю, — покачал головой Андре. — У нее их было не так уж и много. Ну зачем ей много вероятностей, чтобы охмурять мужиков? Нет, тут что-то не так…

Андре задумался. Он подозревал деда физкультурника и того бизнесмена, что сел в такси. Это надо проверить. Он достал телефон и набрал номер прямой связи с Ватиканом.

— Ало, — раздалось в трубке.

— Андре, инквизитор класса Б +, - сказал Андре по-итальянски.

— Слушаю, брат.

— Необходимо связаться с милицией Санкт-Петербурга. Пускай проверят таксистов, которые приезжали сегодня к Дому Книги, примерно в пять часов. Еще надо поднять базы данных аэропортов и пробить человека по имени Александр Сергеевич Пушкин. Он сегодня прилетел из Ростова-на-Дону, и у меня есть подозрение, что он мог улететь туда снова.

— Описание?

— Нет. Он может быть загримирован, может вообще лететь под другим именем.

— Все очень размыто, брат, пока мы свяжемся с людьми в правительстве, пройдет несколько часов, — сказал монах в трубке извиняющимся голосом.

— Ничего, я попробую связаться с моими информаторами. Сообщите, если узнаете что-то новое.

— Хорошо, брат. Да прибудет с тобой Господь.

— И с вами, брат.

Андре повесил трубку и набрал номер знакомого в московской милиции. Там служил один майор, регулярно получавший от Андре деньги, и за это делал ему небольшие одолжения. Так как Андре редко просил о чем-нибудь противозаконном, это сотрудничество нравилось им обоим. Андре объяснил ситуацию, естественно, упустив некоторые подробности. Когда он закончил, Кузьма спросил:

— И что нам делать теперь? Я так понимаю, можно отправлять в Штаб информацию, что колдунья устранена. Хоть это сделал кто-то другой, но какая нам разница?

— Можно… — Андре погрузился в свои мысли.

— Андре, мы здесь больше не нужны, — сказал Коля осторожно. — Теперь у тебя начинается новая охота, а нам надо возвращаться домой.

— Конечно…

— О чем ты думаешь? — спросил Кузьма.

— О билете.

— А что тебя смущает? Ну уронил он его, когда выходил. Всякое случается. Ведь в итоге это нам только на руку.

— Ты думаешь, что это был колдун?

— Ну не на все сто, но на грабителя или любовника не похоже. К тому же она ведь сама колдунья, ее так просто не убьешь. Получается: или наши, или они.

— Нет, если бы это был кто-то из наших, мне сообщили бы, — возразил Андре.

— Ну тогда колдун.

— А ты думаешь, колдуну могло так не повезти, чтобы билет случайно выпал из его кармана?

 

Глава 19

Ваня прибежал домой и сразу бросился переодеваться. Только выбросив ненавистный спортивный костюм в мусорное ведро, он сообразил, что его портфель остался в школе. Он не мог найти себе места. В голове предметы то превращались в арифметические формулы, то их сменяла картина скудного убранства бабушкиной квартиры. Самой старухи дома нет — ушла к подруге и вернется только часам к шести.

Ваня хотел успокоиться, но не мог. Он метался по комнатам и думал, как отомстить. И еще он ненавидел эту квартиру. Он ненавидел и Вовку, и Дашку, которая не так все поняла. Но больше всего он ненавидел себя, понимая, повторись это снова, ничего не изменилось бы. Он вспоминал свой страх и становился противен самому себе. Чтобы отвлечься, он включил телевизор, но это не помогало. Воображение снова и снова рисовало ему эту картину. Вовка стоит над ним, широко расставив ноги, и его конец смотрит на Ваню. Когда с него упали две капли Ваня подумал, сейчас в лицо ударит вонючая струя, но обошлось. И все равно ублюдок стоял над ним и тряс своим… своим поганым членом! Это так унизительно, что Ваня опять заплакал. Теперь от ненависти.

Зазвонил телефон. Ваня пошел и взял трубку.

— Ты вернулся? — вместо приветствия спросил грубый голос бабки.

— Да, — ответил Ваня хмуро. Слезы все еще текли по щекам, голос слегка дрожал.

— Что случилось? — бабка тут же уловила его настроение. Но жалости в ее голосе нет ни на грамм.

— Баб, я это… ранец потерял и штаны порвал.

— Чего?! Да ты что, поганец, такое делаешь, ты что, в могилу меня хочешь загнать? Весь в отца своего пошел. Да ты хоть понимаешь, сколько денег будет стоить новые купить? Нет, будешь теперь на физкультуру с голым задом ходить…

— Баб, я…

— Молчи! А учебники! Ты знаешь, сколько учебники сейчас стоят? Вот оболтус. Теперь на каникулах на работу устроишься, чтобы все оплатить…

— Баб, ну хватит…

— Я тебе дам, хватит! Я тебе покажу! Ты у меня неделю в углу стоять будешь…

— Баб, ну пожалуйста…

— Замолкни! Ты вообще кто такой, чтобы меня перебивать?

В мыслях Вани воскрес случай в туалете. По щекам катились слезы, и в голове звучал голос Вовки: 'Я тебя спрашиваю, ты кто такой…'

— Что? — спросил Ваня в трубку.

— Я тебя спрашиваю, ты кто такой? — сказала бабушка.

'Ты п…ор?'

— Что ты сказала?

— Ты что глухой?! Ты кто такой, чтобы так с бабушкой разговаривать?

— П…ОР!!! — взорвался мальчик. — Я п…ор, ясно тебе!!! А ты — старая грязная сука! Вот кто ты! Ты тупая ненормальная старуха!!!

Ваня не слушал, что ему ответила бабушка. Он бросил трубку так, что по старому телефону пробежал трещина. Формулы вернулись, он видел только их мелькание. Бежать. Надо бежать из этого места. Неважно куда, он не мог оставаться здесь больше ни минуты. Он ненавидел его, как ненавидел все на свете. Перед ним, перемешиваясь математическим формулами, проносились образы. Скрюченное лицо бабушки, Вовка с широко расставленными ногами, Даша с жалостливым лицом, член, направленный в лицо. Все это замешалось с невероятным, необратимым гневом. Он посмотрел на телевизор, там выступал какой-то министр. Ваня не слышал, что тот говорит, но весь гнев сконцентрировался на этом ящике, мешавшем ему засыпать каждый день. В его теле три единицы сформировались в длинную формулу. Они переместились к двойкам и тройкам и сложились в: '2+2–3+1+2-2-1+2-1-2'. После уравнения появился знак 'равно', и кто-то вывел решение. Ноль. Ноль заполнил внутренности Вани. Он рос, распихивая остальные формулы. Ваней овладела страшная ненависть и одновременно с этим — возбуждение. Ноль продолжал расти, и вся ненависть сконцентрировалась на экране проклятого ящика. В верхнем правом углу экрана сообщалось, что идет прямой эфир. Мужчина в классическом костюме что-то говорил, но кровь, пульсирующая в голове, не давала расслышать, что. Внезапно из ноля, из того черного пространства. что очерчивает его круг, вылетело нечто черное, похожее на тень. Она устремилась к экрану и исчезла в телевизоре. А в следующую секунду министр схватился за грудь и упал. Его ударил инфаркт, он умер спустя три минуты. К нему даже не успели подъехать врачи.

Ваня в бессилии упал на пол и смотрел на экран, где бегали какие-то люди в черных костюмах. Его ненависть пропала вместе с его единицами. Вместо этого накатила волна возбуждения. От удовольствия он закрыл глаза и потерял сознание.