Вспоминаете ли вы свое детство? Сам знаю, что вспоминаете и с каждым годом все чаше, и оно кажется вам все удивительнее. Все в детстве раскрашено яркими красками, в то время как остальные воспоминания от года к году тускнеют. В этих воспоминаниях даже самый незначительный эпизод кажется важным и таким теплым. Словно первые десять-пятнадцать лет нашей жизни отбирают красоту, краски и чудо у остальной жизни. Если представить наш мозг тетрадью, детство нарисовано там разноцветными красками, а остальная жизнь лишь сухие строчки, написанные ровным подчерком. Лето здесь теплое, но не жаркое и все утопает в желтых солнечных лучах. Зима — это игра в снежки, возможно каток или лыжи, и непременно горка и санки. Ну или дощечка под задом. Горка может быть высотой в метр, но все мы, скатываясь с нее, смеялись и возвращались домой совершенно счастливые. Осень в детских воспоминаниях утопает в желтизне и опавших листьях, почему-то всегда кленовых. А весна… а вот весна как раз серая и такая школьная. Весна в десять лет еще не имеет значения. Гормоны еще не бегают по телу, и весна приобретает очарование позднее. В детстве она всего лишь предбанник к лету и свободе. Да, лето конечно помнится лучше всего. На втором месте идет зима, и все оттого что в это время не надо ходить в школу ибо каникулы. Каникулы! Летом они больше, а зимой меньше, но и летние и зимние пролетают очень быстро, оставляя за собой легкое разочарование, но только поначалу. Проходят годы и мы вспоминаем лето. Его игры во все что угодно, и зиму вместе с горкой и снежками. Эти воспоминания как хорошее вино становятся только лучше с годами.

В детстве все кажется чудесным, и только потом мы приписываем чудеса несформировавшемуся и мало что понимающему мозгу ребенка. Только когда нам объяснили, что чудес не бывает, а человек произошел от обезьяны мы забываем детство, а потом вспоминаем… Вспоминаем те маленькие чудеса и они кажутся нам такими трогательными. Глупыми да, но трогательными. Но дети еще не знают что они глупые. Взрослые пока не считают нужным рушить чудеса. Со временем это можно сделать легче. Я думаю, что чудо лучше всего рушить в подростковом возрасте. Тогда голова находится в плену у весны и чудеса отступают. Вообще чудеса очень легко сдают позиции. Если они не нужны — они уходят. Всегда будут люди, которым нужно чудо. Чудо никогда не останется в одиночестве. Просто в детстве оно ищет того с кем сможет ужиться. Оно ищет нужных людей меж миллионов детей Мира и порой находит…

Дети полностью уверены, что живут в волшебном месте. Пусть это маленькая деревня или большой город — неважно. И даже чем место меньше, тем оно кажется волшебней. Конечно, могут быть волшебными и такие города как Москва, но там где много людей, машин и зданий тяжелее создать свой маленький мирок и населить его маленькими чудесами. В детстве чудеса маленькие, и если так можно выразиться — робкие. А еще лучше сказать — деликатные. Они ни в коем случае не повредят ребенку, а вот взрослому могут и еще как. У взрослого есть защита от них — они просто не верят. Но иногда чуду наплевать веришь ты или нет. Порой оно вмешивается в жизнь и ломает ее. На склоне лет мы говорим о таких случаях: «Не повезло».

Настоящие чудеса, большие или маленькие, лучше всего видны детскими глазами. Вот давайте с вами вместе посмотрим на самый обычный городок, а вернее поселок, и даже поселочек, глазами ребенка. И не просто ребенка, а птенца чайки. Ну так нам будет лучше видно. Вот маленькая чайка совершает свой первый полет. Она уже достаточно покрылась перьями и, наконец, смогла вылететь из гнезда. Нет ничего удивительного, что ей все интересно, и она хочет осмотреть место, где родилась. Она взлетает и устремляется туда, где живут странные птицы не умеющие летать. Она поднимается выше и выше и летит, летит…

Чайка, конечно, этого не знает, но поселок называется Заветы Ильича. Местные прозвали его проще — Заветы. Это придает поселку какой-то библейский оттенок. Население маленькое, тысяч пять-десять, да и сами Заветы невелики. Хотя это не самый обычный поселок, даже если не искать в нем чудес. Во-первых, он стоит на берегу моря между двумя небольшими городами-портами. Первый и главный — Советская Гавань, (ее тоже сократили до Совгавани) и второй — Ванино. Совгавань административный центр, а Ванино портовый. Заветы спрятан между ними, но в прошлом это секретный поселок. Там, в небольшой бухточке, стоят два когда-то самых больших авианосца в мире: Минск и Новороссийск. Они законсервированы и ждут того часа когда их купят китайцы на металлолом. Там же стоят подводные лодки, тоже законсервированные, но их никто никому продавать не собирается, ибо они атомные. Они просто качаются на волнах и ждут, пока атомный реактор перестанет представлять опасность и их спокойно спишут. Или они уже списанные этого ни я, ни чайка не знаем. Именно эти корабли, вкупе с подъемными кранами и воинской частью, чайка видит первой. Это неудивительно ее гнездо как раз неподалеку от части. Чайка смотрит на горизонт — где-то там за водами остров Сахалин. Она летит вдоль берега, бросает пару криков другим чайкам и наконец, видит маяк. Он довольно старый и собственно, если бы чайка полетела в другую сторону, она нашла такой же. Но этот маяк особенный. Есть в нем что-то зловещее, что-то такое, что заставляет перья встать дыбом. Быть может, потому что неподалеку кладбище? Чайка разворачивается и летит над лесом. На побережье растет волшебный парк и меж него протоптаны десятки тропинок. Три человека просто гуляют там, наслаждаясь первыми теплыми деньками, а один мужчина даже совершает пробежку вместе со своей собакой. Но вот длинная каменная лестница — выход в Заветы. Лестница ведет к памятнику в виде катера. Самый настоящий катер стоит на каменном постаменте и от него к пирсу тянется другая лестница — железная. На ней многие ступени отсутствуют и к пирсу добраться не так просто. На крайний случай рядом протоптана тропинка, но очень крутая и спускаться по ней тоже опасно. Сам пирс устремляется в море метров на тридцать, на нем частенько рыбачат мужики: кто со спиннингами, кто с поплавочными удочками. Чайка бросает последний взгляд на море и летит исследовать сами Заветы.

Вдоль ступенек, вверх и вот главная улица. Набережная, с которой так прекрасно видно море и многочисленные корабли, курсирующие туда-сюда. Иногда в бухту заходят киты и их протяжный вой слышен на километры вокруг. Поднимаясь еще выше и поселок становится виден, как на ладони. Маленькая чайка видит Универсам и Универмаг — два самых больших магазина в Заветах. Видит три школы: тринадцатую, четвертую и вторую. Вторая ее больше всего заинтересовала, потому что она деревянная. Чайка летит туда и видит, как дети выбегают из бревенчатого двухэтажного здания. Уроки закончились, и они сначала маленькими группками, а потом поодиночке идут по домам. Один мальчик привлекает ее внимание. Он вроде ничем не отличается от остальных, разве что немного повыше. Он одет в синюю форму, на груди сияет значок октябренка, а поверх коричневая кожаная куртка. В руках синий портфель из искусственной кожи, длинные русые волосы развеваются на ветру. Уже достаточно тепло чтобы не носить шапку. Чайка спускается чуть ниже, чтобы рассмотреть его лицо. У него грустные карие глаза и даже когда он смеется над шутками двух ребят грусть не уходит. Друзья чайку не слишком интересуют, а вот в этом мальчике есть какая-то загадка.

Ребята идут по улицам и о чем-то разговаривают. Вот первый отделился и пошел к своему дому. Вскоре ушел и второй, а мальчик с грустными глазами идет дальше. Он проходит мимо тринадцатой школы, и идет по параллельной с набережной улице. Он, наверное, живет в новом районе. В Заветах преобладают деревянные здания, но кое-где разрезав старину, построили каменные. Район куда направляется мальчик застроен в основном пятиэтажками, но как раз напротив его дома выросла девяти. Рядом с домом, буквально в пятидесяти метрах, стоит четвертая школа, но так уж получилось, что мальчику приходится ходить чуть ли не пять километров во вторую. Четвертая школа — лучшая в Заветах. Она построена недавно, и представляет собой четырехэтажное каменное здание, похожее на букву «Н». Впрочем, такие почти все школы. Мальчик скрывается в подъезде и чайка летит дальше. Неподалеку от четвертой школы Детский Мир — любимый магазин сотен детей поселка. Там же и небольшое кафе, где продают мороженое. Какой-то мальчик несет его в трехлитровой банке. Чайка устремляется еще дальше, и там вдоль гаражей, и мимо огородов раскинулась взлетная полоса. Это военный аэродром. Он замуровал землю в бетон прямо рядом с выездом из Заветов, неподалеку от типографии. Чайка думает, что только что увидела самый удивительный поселок в мире, но почему он удивительный не понимает. Но чайка пока молодая и считает, что разберется, когда вырастет. Она делает вираж и летит к морю. Она летит в гнездо, чтобы отдохнуть. Завтра чайка отправится изучать поселок снова, потом вылетит за его пределы. Она увидит бескрайние леса и будет очарована ими. Увидит она и мрачный деревянный дом окруженный забором, и там ее что-то сильно напугает. Она станет тщательнее исследовать побережье и тоже найдет там много удивительного. Но пройдет год, и она забудет все. Через год она будет думать только как поймать рыбу или свить гнездо. Все же чайка глупая птица. Давайте лучше посмотрим на мальчика, который ее заинтриговал.

Пашка пришел из школы в двенадцать. Он открыл дверь своим ключом, потом собрался открыть вторую, но та оказалась не заперта. Наверное, сестра забыла. Пашка нахмурился и вошел внутрь. Он и сестра жили в трехкомнатной квартире по улице Николаева 8 кв. 42 в квартире на четвертом этаже. Из ее окон открывался вид на два авианосца стоящих в бухте, а балкон выходил на соседний двор. На пороге Пашку встретил Тим. Тим — его лучший друг и, несмотря на то, что собака, считался полноправным членом семьи. Пашка искренне считал его младшим братом. Тим был охотничьим псом, с труднопроизносимой породой — курцхаар. Курцхаар — немецкая короткошерстная легавая. Довольно крупная собака коричневого цвета, с россыпью белых пятен на ногах, длинными висячими ушами и купированным хвостом. Пашка потрепал его по ушам и стал снимать ботинки. Тимофей все время лез, пытаясь уткнуться в лицо своей мордой. Вообще курцхаары не слишком слюнявы, но Тим в этом вопросе выходил из правил. Когда он отряхивался его слюни, разлетались по комнате и разбрызгивались по шкафам и столам оставляя за собой разводы. Пашке кое-как удалось раздеться, и он пошел на кухню. По тому, что тщательно вылизанная миска стояла в углу, мальчик определил — сестра покормила его. Вообще одиннадцатиклассница Марина по идее должна учиться в первую смену, но в Заветах старшеклассники ходили во вторую. Пашка видел Марину только утром, сквозь мутные стекла дверей ее спальни и иногда вечером, когда она ночевала дома. Марина девушка достаточно самостоятельная и иногда ночевала у подруг или у друзей — где точно Пашка не знал.

Мальчик поставил на плиту ковшик с водой и стал инспектировать холодильник. Из еды только колбаса и сыр, но в принципе Пашка их любил, и вообще в еде никогда особенно не капризничал. Зазвонил телефон. Он пошел в отцовскую спальню и взял трубку.

— Ало. — сказал мальчик.

— Ало Паш привет. — голос принадлежал тете Клаве. — Паш ты как там, поел?

— Я только что из школы пришел теть Клав.

— Слушай, вы без меня справитесь? Я сегодня ну никак не смогу прийти. У меня на работе завал, а потом еще Петька заболел.

— Все нормально теть Клав, нам не в первой.

— Ну вот и молодцы! Как в школе?

— Нормально. Пять по математике, четыре по русскому за диктант.

— Молодец! Вот бы и Маринка с тебя пример брала. Ну ладно я побежала, если что звони.

Тетя Клава повесила трубку, и Пашка пошел на кухню. Тим лег прямо на пороге, пришлось перешагнуть через него. Тетя Клава вообще хорошая женщина, вот только времени у нее редко хватало. Это не удивительно, если учесть что у нее есть муж, двое детей немного младше Пашки, и еще работа в военторге. Тетя навещала их, дай бог, раз в три дня, но и Пашку и Маринку это вполне устраивало. Тетя Клава приходила, готовила большую кастрюлю супа и еще какую-нибудь еду, иногда оставалась на ночь, но редко. Хотя Пашке нравилась тетка, но все же он просто не мог представить ее заменой отцу. Для него папа всегда будет хозяином в квартире и то, что какая-то женщина, пусть и родственница, спит в его спальне, мальчику не нравилось. А Маринку устраивало что тетка приходит редко, потому что молодая девушка получала полную свободу. Маринку нельзя назвать распутной девушкой, но каждый в семье боролся с горем по-своему. Пашка закрылся в себе, а Маринка пустилась во все тяжкие. Она шлялась по дискотекам, меняла парней направо и налево, часто ночевала не дома и если раньше училась на пятерки, теперь перебивалась с троек на двойки. Возможно, таким образом она протестовала, возможно что-то еще двигало ей, Пашка этого не знал. Он собственно вообще плохо понимал, почему сестра так сильно изменилась.

Пашка бросил в кипящую воду упаковку куксы. Куксой на Дальнем Востоке называют быстро заваривающуюся лапшу. В Хабаровском крае она появилась раньше чем в остальной России, так как здесь ближе к Китаю. Вообще все блага цивилизации, в виде соков компьютерных приставок, пуховиков и прочей продукции Китая, посыпались на Дальний Восток, полностью изменив его жизнь. Куксу можно просто заварить в кипятке, но Пашке нравилось ее немного проварить. Спустя несколько минут она становилась слегка прозрачной и тогда ее надо достать. Он слил воду через дуршлаг и выкинул лапшу в тарелку. Все это сразу заправилось майонезом, который продавали в трехлитровых пластиковых баллонах. Это надо сделать именно сразу, иначе кукса слипнется. Паша нарезал колбасу с сыром и стал обедать. Тим был тут как тут и получил свою порцию колбасы. Пообедав, мальчик помыл посуду и пошел в свою комнату. Тут стоял большой шкаф с отцовскими инструментами, телевизор, приставка на пуфике и диван, на котором Пашка и спал.

Зазвонил телефон. Наверное, опять тетка. Паша пошел и снял трубку. Послышался мужской голос:

— Ало Паша?

— Да.

— Это дядя Юра, ну с работы твоего папы.

— Да.

— Слушай у вас бумаги отцовские? Мне срочно одна платежка нужна. Я у него в столе покопался и не нашел.

— Может быть и у нас, я не знаю. Какие-то бумаги есть, но я в них не лазил.

— Тогда давай я заеду после обеда и посмотрю. Ты не против?

— Да нет, заезжайте. Только я буду дома после трех.

— Хорошо. В полчетвертого буду.

— До свидания дядя Юра.

— До встречи.

Паша повесил трубку и пошел одеваться. Он должен выгулять Тима и сходить в больницу. Вообще Тим собака умная и гулять с ним не надо. Его можно просто выпустить и он, погуляв, возвращался, скребся в дверь и все. Но Пашке нравилось ездить в больницу вдвоем — так хоть немного, но веселее. Он оделся, взял поводок и надел на Тима ошейник. Выходя из квартиры, он запер обе двери.

Погодка выдалась на удивление хорошая. Вообще в апреле в Заветах обычно еще холодно, но эта весна стала исключением. На деревьях уже распускались маленькие листочки и появились первые мухи. Путь до автобусной остановки не меньше километра и Пашка шел с Тимом, но пока не брал его на поводок. Пес бегал вокруг в поисках своего заклятого врага — кошек. Тим как уже упоминалось пес охотничий, и на кошек он именно охотился и убивал. Не дай бог коту не удавалось скрыться, Тим нагонял его, хватал за шиворот и резко тряхнув головой, переламывал позвоночник. Он убил почти всех котов во дворе и их владельцы уже не раз и не сто говорили, что отравят его или застрелят. Пока был папа, он пресекал подобные разговоры очень просто — ударом по лицу. Но теперь, когда его не было, Паша серьезно опасался за собаку. «Папа не был, а есть!» — строго поправил он себя.

Придя на остановку, Пашка посадил Тима на поводок и стал дожидаться автобуса. Тот ходил по расписанию и Пашку хорошо знал водитель, и разрешал входить вместе с собакой. К тому же водителю Тим очень нравился. Старенький ПАЗик подъехал и остановился. Двери открылись, Пашка вместе с собакой вошел внутрь.

— Здравствуйте дядя Сережа. — сказал он водителю.

— Привет. У ты мой хороший. — водитель ласково потрепал Тима по ушам.

До госпиталя, где лежал его отец, ехать полчаса, и Пашка провел их в привычном созерцании пейзажа за стеклами автобуса. Он ездил в госпиталь часто и отлично знал каждый кустик и каждое здание. Автобус выехал из поселка и поехал в сторону Ванино. Госпиталь находился чуть в стороне от дороги, и автобус остановился как можно ближе.

— Я назад через час поеду. — сказал дядя Сережа. — Так что не опаздывай.

— Хорошо.

Пашка вышел и спустил собаку с поводка. Тим убежал в лес — наверное, почуял белку. Мальчик пошел к большому зданию, впитывая ароматы хвои и просыпающейся тайги. Ему было одновременно и грустно и весело. Весело, потому что запахи природы слегка пьянили, и грустно оттого что опять предстоит увидеть отца в том состоянии, в котором он находился уже год с лишним. Подойдя к зданию, Пашка позвал собаку и привязал ее к столбу. Тим не стал сопротивляться — привык. Каждый раз, заходя в большой четырехэтажный госпиталь, у Пашки щемило в груди. Он так и не смог свыкнуться с мыслью, что здесь находится его отец. Он прошел по коридорам и привычно поздоровался с медсестрой в регистратуре. Она посмотрела на мальчика печально. Он поднялся на второй этаж и, пройдя до самого конца коридора, ненадолго притормозил у такой знакомой двери. Он каждый раз останавливался здесь, и каждый раз собирался с силами. Но вот, он глубоко вздохнул, и толкнул дверь.

Палата его отца не впечатляла размерами и обстановкой. Маленькая комнатка с кроватью, капельницами и аппаратом, который все время пикал, отмеряя пульс. Паша подошел к кровати и посмотрел на него. На серых простынях лежал высокий красивый мужчина. Раньше он не носил бороду и усы, но теперь лицо скрылось за растительностью. Иногда его подстригали, но не в этом месяце. Его глаза оставались закрытыми, но Пашка хорошо помнил их. В глазах отца цвела яркая зелень. Никогда и ни у кого мальчик не видел таких изумительно зеленых глаз. Паша вспоминал с какой любовью они смотрели на него и на Маринку. От этого сердце защемило сильнее. Фигура отца когда-то поражала мощью. Ни грамма жира, широкоплечий и в руках столько силы, что он мог поднять холодильник в одиночку. Теперь руки исхудали и мышцы повисли на них, образовав складки.

Отца нашли прошлой зимой у подъезда их дома с шишкой на голове и без сознания. Шишка прошла, сознание не вернулось. Его звали Николай, он служил военным строителем в Заветинском СМУ. Тридцать девять лет, но в волосах до сих пор ни одной сединки. Пашка не помнил свою мать, да и сестра тоже не особенно ее помнила. Отец не касался этого вопроса, и в их семье это была единственно закрытая тема. Что произошло на ступенях крыльца, догадались сразу. Поскользнулся, упал, ударился головой. Очень неудачно ударился. Настолько неудачно, что впал в комму и живет теперь как овощ, подпитываясь жидкостью из капельниц. Врачи не могли ничего сказать и сделать. Комма отца была и странна и обычна. Странна потому что после таких травм обычно или умирают или выздоравливают. Но чтобы столь глубокая, да еще на протяжении такого большого количества времени! Врачи исследовали его мозг и обнаружили, что тот находится в состоянии активности. Вроде даже большей активности, чем мозг бодрствующего человека. И вообще вся история имела в себе что-то таинственное и непонятное.

Пашка погладил его голову. Волосы грязные, но очень мягкие.

— Привет пап. — сказал он. — Как у тебя дела? У меня хорошо, думаю год закончить с одной четверкой по русскому. У Маринки тоже ничего. Она, правда, не очень учится, но зато выглядит здорово. Она скучает, я тоже. Тим вчера кота задрал у бабы Тони, так она грозилась его отравить, а я сказал, что так нельзя что он не виноват. Просто у него порода такая… Он тоже скучает. Сегодня в школе проходили про Александра Македонского. Ты знал, что его армия питалась капустой в походах…

Пашка продолжал говорить, рассказывая, что с ним случилось за сегодняшний день. Он делал так всегда и ждал, что однажды отец ему ответит. Паша носил его часы — командирские, подаренные на службе. Когда часы показали, что он провел палате полчаса, Паша замолчал и, поцеловав отца в лоб, вышел из палаты. И он не увидел, как отец на секунду открыл глаза. Но если бы видел, то поразился бы что из ярко-зеленых они стали совершенно тусклыми. Из его глаз ушли все краски. Он опустил веки и снова заснул.

Юрий Краснов приехал с работы домой, чтобы пообедать. Был час дня и у него перерыв до двух, но Юрий решил задержаться дома подольше. Все равно без Колиной платежки забрать из порта груз бочек нельзя. Да, бедный Коля. Да и детям тоже хреново. Хорошо хоть что денег Коля накопил прилично и теперь детям не приходится голодать. Но ведь Маринке в этом году в институт поступать, а с ее оценками без взятки ей светит лишь ПТУ.

Юра поел борща, разогрев его на плите — жена на работе. Он пошел в зал и присел на кресло рядом с журнальным столиком. На столике беспорядочно лежали всякие бумаги с работы, и несколько журналов «Наука и жизнь». Юра стал просматривать какие-то бумажки, и внезапно его одолела дрема. Глаза сами собой закрылись, и он откинулся в кресле. Из приоткрытого рта послышался храп, но вот, тело вдруг выпрямилось. Голова по-прежнему откинута назад, из открытого рта доносилось урчание и глаза закрыты, но руки начали шарить по воздуху как будто что-то ища. Вот они нашли стол. Движения резкие и суматошные, но рукам все же удалось найти ручку. Потом они стали обшаривать бумаги. Руки проводили по тем, на которых что-то написано и отбрасывали в сторону. Но вот они нашли чистый лист. Ручка замелькала по листу, что-то старательно рисуя. Руки двигались с частотой картриджа для принтера, и вскоре закончили. Руки засунули рисунок в стопку бумаг, и Юра снова откинулся в кресле.

Разбудил его звук собственных часов. Юрины Касио пикали каждый час — это очень удобно, особенно в темноте. Первый сигнал он проспал, но когда часы пикнули, сообщая, что время три, Юра проснулся. В горле пересохло, и он не понял, где находится. Первой мыслью было, что он проспал что-то важное. Ему что-то снилось, и он несколько минут не мог сопоставить реальность со сном, но потом ему это удалось. Он кинул взгляд на часы, коротко ругнулся и пошел одеваться. Встреча с Пашкой через полчаса, а мысли даже не думали приходить в порядок. Он забежал в ванну плеснул воды на лицо — это слегка освежило. Он взял портфель для документов и, подойдя к журнальному столику, обнаружил, что документы валяются там ворохом. Он опять ругнулся и так как времени их разбирать не хватало, засунул в портфель все. Кое-как одевшись, он побежал вниз.

Пашка пришел домой в три. Он успел на автобус, но на душе, как всегда после встречи с отцом, остался неприятный осадок. Скоро должен прийти дядя Юра и надо достать отцовские документы из шкафа. Бумажек у отца действительно много и Пашка разложил несколько стопок прямо на его кровати. Он ждал недолго, без двадцати четыре приехал дядя Юра. Паша увидел, как его машина припарковалась у подъезда, и из нее вылетел взъерошенный дядя Юра. Сверху он показался Пашке очень забавным. Он вообще редко видел взрослых, которые куда-то спешили, или тем более выходили на улицу, предварительно не причесавшись, побрившись, наодеколонившись и так далее. И дядя Юра раньше так тоже никогда не делал. Он носил усы и, несмотря на то, что стремительно лысел, долинные волосы, зачесывая их набок. Якобы это должно скрыть плешь, но получалось, если честно не очень.

В дверь позвонили — Пашка пошел открывать. Один короткий звонок. Так всегда делали незнакомцы или друзья, но не члены их семьи. И он, и отец, и Маринка звонили двумя короткими звонками, и у каждого получался совершенно идентичный сигнал. Пашка открыл дверь. Дядя Юра протянул ему руку.

— Привет Паш. — сказал Юра.

— Здравствуйте. Проходите, я уже разложил все его бумаги на кровати.

— Молодец. Как сам?

— Да ничего.

Разувшись, дядя Юра пошел в спальню. В его взгляде просматривалась какая-то суета и раньше Пашка такого не замечал. Взрослый рылся в бумагах отца, потом открыл свой портфель и стал что-то с чем-то сверять. Суеты взгляде только прибавилось.

— Паш, а у тебя попить есть чего? — спросил дядя Юра.

— Да, сок или вода?

— Да мне бы водички. Жена борщ пересолила…

— Сейчас.

Пашка пошел на кухню, а Юра продолжил сосредоточено копошиться в бумагах. У него действительно пересохло во рту как с бодуна, но вроде когда он ел борщ, тот не показался особенно соленым. Его глаза на секунду закрылись. Казалось он просто мигнул и задержал их в закрытом положении чуть дольше, чем надо. Из соседней комнаты Тим, дремавший в кресле, зарычал. Рука дяди Юры резко устремилась в утробу портфеля, достала из него листок и швырнула под кровать. Юра открыл глаза и продолжил копаться в бумагах. Он ничего не заметил.

Пашка принес стакан воды, дядя Юра выпил его одним залпом. Пить сразу перехотелось. Да и вообще ему, наконец, удалось собрать все мысли в кучу, и он нашел интересующую платежку за пять минут. Он забрал ее, спрятал в портфель, а потом, попрощавшись с Пашкой и сказав ему, чтобы звонил в случае чего, ушел. Паша стал собирать бумаги отца. Он складывал их в аккуратные стопки и прятал в шкаф. Под кровать он так и не заглянул.

Летели недели. Весна, наконец, пробудила жителей Заветов. Они стали чаще появляться на улице, дети иногда выбегали во двор и играли в летние игры. Человек ко всему привыкает и даже к горю. Сестра Пашки боролась с ним, ведя разнузданную жизнь, а мальчик заглушал играми, школой и друзьями.

Истинно повезло человеку, который дружит с одним и тем же человеком с самого детства и проносит дружбу по всей жизни. Хотя таких друзей может быть и много но, как правило, и одного толком не выходит. После школы мы разъезжаемся по университетам, или идем в армию, и там у нас появляются новые друзья новые проблемы и новые интересы. Потом большинство женятся или выходят замуж и забывают старых друзей. Ну, может иногда встретятся, чтобы выпить пивка и вспомнить детство или рассказать свои проблемы, которых хватает. Только годам к тридцати мы понимаем, насколько важна дружба. Тогда хочется восстановить прежние связи, но удается не всегда. Затем идет солидный возраст между тридцатью и сорока годами. Для мужчин это рассвет деятельности. Уже кое-что наработано, имеются связи и какой-то авторитет, да и здоровье позволяет и работать, и получать удовольствия. Но и интересы в эти годы у всех разные. Те кто добился успеха, любит говорить о бабках, тот кто не добился, хулить правительство ну и так далее. В это время мы уже нашли себя, построили свой мир и закрылись от чудес, выстроив плотную стену. Старые друзья в это время нужны, но в основном по делу. Ну там, ты работаешь в банке, он или она в магазине, один помогает взять другому кредит, или хотя бы подсказать что-нибудь. Эти десять лет самые практичные в нашей жизни. После сорока наше сердце уже не способно открыть ворота для нового, и мы вступаем в свою осень. Осень, как в природе, может продолжаться долго или резко прекратиться. Бывают годы, когда не выпадет снег до января, или вообще земля остается голой, а бывает что и в сентябре с неба сыпется небесная седина. Осень жизни продолжается пока не наступает зима. И в конце жизни и в начале, мы приоткрываемся для чудес. Только когда мы юны и еще многого не знаем, или когда стары настолько, что забываем то, что знаем чудо приходит на огонек. А почему и зачем никто не знает.

Пашка дружил со многими ребятами. Он дружил и с одноклассниками, но главными считались дети из двора. Вообще улица Николаева (которую все называли «Николаевка») состояла из нескольких домов, причем в основе своей пятиэтажных. А еще в Заветах служило много военных строителей, и большинство жило как раз в этом районе. А у строителей были дети. И строители имели возможность построить во дворах небольшие деревянные домики, горки, качели, песочницы, чтобы детям было где играть. Ну и дети естественно играли.

Для ребенка мир, это то место где он обитает. Пока кругозор не достаточно широк это место небольшое. И для Пашки миром был двор. Впрочем, для ребят из других домов миром являлись их дворы. И между мальчишками из разных дворов шла нешуточная конкуренция, которая иногда даже перетекла в групповые драки. Николаевка состояла из четырех домов стоящих параллельно друг другу, и пяти стоящих перпендикулярно. Там же находилась и школа и недавно построенная девятиэтажка. Дом Пашки стоял очень удачно. Девятиэтажка стояла напротив и немного ниже — к ней вела горка, зимой приносящая радость детям со всего района. Так же прямо напротив дома сверкали пустыми окнами недостроенные школьные мастерские. Саму коробку мастерских достроили, но отделку не завершили и двери с окнами не вставили. Здесь дети играли в прятки и в сифу, представляя их загадочными лабиринтами. В самом дворе стояли четыре небольших — в рост взрослого человека — домика, и две горки. Так же имелось три песочницы, качели и четыре палисадника. В доме был предусмотрен мусоропровод, но он не работал. Рядом с подъездом отходила небольшая загнутая стенка огораживающая помещение, из которого предполагалось доставать мусор, но теперь там сделали склады для дворнических метел и лопат. Но Пашке и его друзьям повезло, и они прибрали к рукам один из таких закутков. Там у них находился штаб.

Всего Пашка дружил с тремя мальчиками и двумя девчонками из двора. Сашка из его подъезда, Андрей из крайнего и Димка из третьего. Девчонки немного старше мальчишек и звали их Юля и Таня. Вот такая компания из шести человек и подобралась. Больше всего он дружил с Сашкой. Сашка жил на первом этаже, а Пашка на четвертом. А еще у Сашки мама преподавала рисование в четвертой школе. Правда, сейчас на друзей времени не хватало. Все же школа, как монстр из фильма, сжирала все свободное и несвободное время. Но завтра начиналась неделя каникул, и все друзья собирались отлично провести время. Это конечно не летние каникулы, но их генеральная репетиция. Завтра последние уроки и КАНИКУЛЫ!!! Потом последняя четверть и ЛЕТО. Этого ждали все мальчишки и девчонки, ждал лета и Пашка.

Однако сегодня еще предстояло сделать уроки и убрать в квартире. Хотя у них имелась в квартире женщина, в виде сестры, убиралась она редко, как редко присутствовала дома вообще. За последнюю неделю Пашка видел Маринку всего шесть раз, и если сложить время их совместного пребывания, получился бы от силы час. Правда, сегодня Пашка сестру встретил. Она пришла домой поздно ночью, часа в четыре и очевидно проспала школу — когда Пашка пришел, она все еще валялась в кровати. Мальчик покачал головой. Нет, пусть сестра делает что хочет, все же она его старше, но ему не нравилось, что она не покормила Тима. Пашка исправил это и выпустил его погулять. Сегодня слишком много дел он решил, что не пойдет в больницу. Он очень редко пропускал визиты к отцу, но еще надо написать сочинение, решить несколько примеров по математике, прочитать три оставшихся главы из Карлсона и выучить историю. На все это уйдет, как минимум часа четыре, а потом уборка.

Паша поел и засел за уроки. В час проснулась Маринка. Она сразу пошла в ванную, даже не поздоровавшись с братом, но уже спустя пятнадцать минут соизволила явиться к нему в комнату.

— Привет. — сказала она слабым голосом. Наверное, хорошо погуляла.

— Привет. Как спалось?

— Нормально. Мне не звонили?

— Нет, а должны?

— Не знаю. Может Мишка, а впрочем, ладно. Ты поел?

— Угу.

— А мне не хочется. Перехвачу что-нибудь в школе. Ну я поперлась, ты не скучай.

— Не буду. Ты придешь вечером?

— Не знаю. Посмотрим…

И сестра стала собираться в школу с осознанностью зомби. Собственно ей надо всего лишь одеться и взять одну единственную тетрадь. Учебники Маринка брала в школу редко и учила уроки, одалживая на перемене у одноклассников. Вообще Маринка была очень красивой девушкой. Длинные белые волосы, но на традиционную блондинку она не тянула. До недавнего времени круглая отличница и лишь в десятом классе скатилась на троечницу. Великолепная память и однажды что-нибудь прочитав, она тут же запоминала, правда всего на несколько дней. Высокая и стройная — к семнадцати годам уже полноценное тело, полноценной красавицы. Особенно ее красили темные глаза. Если у Пашки глаза тоже темные, то у сестры в темноте казались полностью черными. Как будто сама ночь поселилась в них. С личиком тоже все в порядке, но в последнее время Маринка стала сильно наседать на косметику что не очень нравилось Пашке.

Спустя полчаса Маринка ушла, а Пашка продолжал писать сочинение. К четырем часам он закончил, и засел за другие уроки. Освободился он только к половине шестого и, выпив чаю, пошел в кладовку за пылесосом. Конечно, супер уборку он проводить не собирался, но все же пропылесосить все и вытереть пыль надо. Остальное сделает тетя Клава, когда придет в следующий раз. Он всегда начинал убираться с комнаты сестры. Здесь его каждый раз подстерегал какой-нибудь сюрприз. То он находил чужие вещи, то глянцевые журналы, то предметы, происхождение и надобность которых определить не мог. Он пропылесосил пол и на этом собственно окончил уборку. Сюрпризом стало то, что сестра купила новое платье, которое валялось на кровати. Пыль протирать она ему не разрешала, ибо если это сделать, придется переставить сотни бутылочек, баночек, бумажечек и прочего мелкого мусора, бижутерии и косметики. И сестра не любила, что ее вещи переставляют. После комнаты сестры Пашка пошел в свою. Здесь царил идеальный порядок, но он все равно пробежал пылесосом по ковру. Порядок царил и в спальне отца, но засунув трубу пылесоса под кровать, Пашка нашел настоящий сюрприз.

Сначала он подумал, что в пылесос засосало пакет. Пашка чертыхнулся и, вытащив трубу из-под кровати, увидел листок бумаги. Немного смятый листок и Пашка подумал, что он попал туда из отцовских документов. Может дядя Юра его туда уронил? Он поднял бумажку и поначалу даже не стал смотреть на нее, но тут лежавший в соседней комнате Тим тявкнул во сне. От неожиданности Пашка вздрогнул и уронил листок. Тот был исписан только с одной стороны и упал ей вверх. На Пашку смотрела нарисованная шариковой ручкой карта.

Пашка конечно видел рисунки, сделанные от руки, но такого искусного никогда. Даже Сашкина мама, несмотря на то, что рисовала очень прилично, не смогла бы его повторить. Хотя нарисовали ручкой, художник прекрасно передал и тени и детали. На карте изображен их поселок, но не соблюдены некоторые пропорции. Рисунок повторял стиль карт древности. Ну, что-то вроде карт из книг Толкиена — некоторые дома и места увеличены и рядом с ними стоят странные значки. Всего увеличенных объектов шесть. На карте присутствовал и его дом и сама Николаевка, но они рисовались в правильной пропорции, а вот маяк на берегу бухты, его школа, аэродром, памятник-катер, кочегарка расположенная неподалеку, и недостроенные школьные мастерские нарисовали крупно и в деталях. Рядом с каждым крупным объектом стояла цифра и небольшой значок. Мастерские имели цифру один и рядом нарисован полуприкрытый глаз. Номер два соответствовал его школе и рядом знак солнца как его рисуют первоклассники — круг и черточки-лучи. Цифра три на аэродроме и рядом дракон, летящий как самолет, только на спине голая девушка. Четыре обозначала катер и рядом ночной колпак. Пять кочегарка и почему-то рядом с ней танцевал скелет объятый пламенем. И наконец, шестерка — маяк и рядом с ним круг закрашенный наполовину.

А еще в самом низу надпись — несколько строк мелким почерком. Стихотворение:

Да что-то непонятное. Откуда у папы, или дяди Юры подобная вещь и что она означает? Нет, ну у самого Пашки вполне могла найтись такая карта, но так на то он и ребенок. Так или иначе, Пашка решил, что разберется с этим позднее. Он отнес карту к себе в комнату и пошел протирать в квартире пыль. В семь часов он поел, позвонил Сашке — предложил сыграть с ним в приставку. Сашка согласился. Спустя десять минут он позвонил в дверь и когда Пашка открыл, увидел, что его друг держит в руках целую тарелку печенья.

— Привет. — сказал Сашка. — Мама просила передать.

— Кайф! Заходи.

Сашка зашел, и они пошли к Пашке в комнату. Приставку Пашка уже подключил и они уселись играть в «Чип и Дейл». У Пашки много картриджей, но не во все игры можно играть вдвоем. Тарелка с печеньем стояла между, ними и Пашка съел три печенки, тогда как Сашка налегал вовсю. Но надо сказать честно — он делал это не специально, а по рассеянности. Сашка был довольно полным мальчиком, с круглым лицом и маленьким носом кнопкой. Его небольшие серые глаза уже начали заплывать жиром и угрожали в будущем превратиться в поросячьи. А еще Сашка отличался удивительным добродушием, как все толстячки. Правда, в школе над ним уже посмеивались, но не так уж сильно, чтобы это стало проблемой.

— Блин! — сказал Пашка, когда они проиграли, а жизней не осталось. Он посмотрел на часы — половина девятого.

— Давай в другое поиграем. — предложил Сашка.

— Да играй пока один, мне надоело.

— Окей. — и Сашка вставил картридж с «Черным Плащом».

Пашка наблюдал за его игрой, потом ему самому захотелось, и в результате они стали играть по очереди. Сашка проиграл на втором уровне, Пашка на третьем и когда отдал джойстик другу, его взгляд упал на карту, лежащую на столе.

— Смотри что я сегодня нашел. — сказал Пашка.

Он взял карту и показал Сашке.

— Ух ты! Круто! А кто это нарисовал?

— Не знаю. Может папа.

— Нарисовано здорово. — авторитетно сказал мальчик. Все же когда мать училка рисования начинаешь разбираться в таких вещах.

— Да здорово-то здорово, только что означает?

— Может клад?!

Глаза обоих ребят загорелись. Клад! Да, это одно из самых любимых слов мальчишек.

— Но почему места такие разные? Ну вот ладно еще школа, она хотя бы старая. Но причем здесь кочегарка или мастерские?

— Ну не знаю. Может в каждом месте есть подсказка, где он зарыт?

— И стишок дурацкий? Что он значит?

— Не хочешь есть, не хочешь спать и в приключение попасть, поешь проснись и сразу вот оно тебя само найдет.

— Да не попасть, а попадать. Хотя какая разница. Что это значит?

— Шифр?

— И какой?

— Не знаю. Но надо разобраться. В мастерских полазать может там чего найти.

— Так может, пойдем?

— Сейчас?

— Конечно сейчас.

— Да поздно уже, меня мама не отпустит.

— А она не узнает.

— Нет. Я не хочу врать маме.

— Вот вечно ты так. Ну ладно завтра пойдем, посмотрим…

Но любопытство Пашки уже разгорелось дальше некуда. Он подумал, а может действительно клад? Или папа что-то там спрятал. На улице еще не так поздно, а до мастерских рукой подать. Конечно, там ночью наверно жутковато, но проверить стоит. К тому же чем он хуже сестры? Если Маринке можно гулять допоздна значит можно и ему!

В девять позвонила тетя Галя и сказала, чтобы Сашка шел домой. Когда друг ушел Пашка открыл шкаф с инструментами и нашел папин фонарик.

Бабу Люсю, бабу Настю и бабу Валю на первый взгляд ничего не связывало. Жили они на разных концах Заветов, и никогда не встречались. У всех разная пенсия, баба Люся подрабатывала сторожем, баба Настя торговала на рынке ширпотребом, а баба Валя свободное время тратила на собирание бутылок. Но имелись у них и сходства. Ну например все любили рано ложиться спать и в девять уже дремали. Далее, все в принципе здоровы, но у каждой небольшая болезнь. У Любы барахлило сердечко, и она принимала валерианку, Настю беспокоили камни в почках, и иногда она не могла заснуть без снотворного. Валя страдала ожирением, ибо любила вкусно поесть и главное — умела вкусно приготовить. И еще все держали кошек. Если внешне старушки отличались, то кошки были как на подбор — черные и резвые. И сегодня всех бабулек как обычно сморило и они, кто в кресле, кто на диване, задремали перед телевизором. И снилось им, очевидно, что-то похожее, потому что все во сне разговаривали, а вернее пели. И самое удивительное — пели хором хотя находились на километры друг от друга. Да и песенка не отличалась сложностью — такую разве что дети поют.

Старухи пели тихо и хрипло, но разборчиво. И те, кому предназначалась песенка, услышали ее. Три черные кошки закрыли глаза и встали. Каждая пошла с закрытыми глазами по своим делам. Кошка бабы Люси залезла в сервант и достала из него крошечное блюдце из тонкого хрусталя. Она мотнула головой проверяя, сможет ли его удержать и побежала к окну. Кошка бабы Насти залезла в коробку с лекарствами и достала оттуда пузырек снотворного. И наконец, кошка бабы Вали побежала на кухню и залезла в шкаф, где лежали собственноручно испеченные пирожные. Она взяла один эклер в тонкие зубки и побежала к окну. Все три кошки на несколько секунд положили свою ношу, подпрыгнули и ударом лапки открыли защелки на форточках. А потом, взяв блюдце, снотворное и пирожное выпрыгнули в форточки и устремились в ночь.

Пашка вышел на улицу, одетый в теплый пуховик — на улице дул не по-весеннему холодный ветер. Он даже надел шапку и шарф. В руках карта и фонарик, и в такой экипировке он робко пошел к мастерским. Подойдя к ним вплотную, Пашка остановился в нерешительности. Что-то в завывании ветра показалось ему зловещим. Но все же любопытство одолело его, и он вошел в темный зев здания. В мастерских только один этаж и Пашка в принципе не нуждался в фонаре, чтобы там сориентироваться. Он уже давно излазал их и знал каждый закуток. В мастерских присутствовало что-то завораживающе притягательное для детей. В брошенных или недостроенных зданиях вообще всегда присутствует загадка, но сегодня ночью они казались Пашке особенно таинственными. Голые женщины, нарисованные старшеклассниками на стенах, представлялись почти живыми, а изображения детей яркими, в свете фонаря. В пустых окнах выл ветер и складывался в унылую мелодию. Пашка еще раз посмотрел на карту. Полуприкрытый глаз, что бы это значило? И почему цифра один? Он стал направлять луч фонаря на лица рисунков, но ничего интересного не нашел. Он видел эти рисунки много раз и для него они ничего не значили.

Вдруг в темноте мелькнула тень. Пашка вздрогнул и направил фонарик на то место.

— Фу-ух. — облегченно вздохнул Пашка, когда фонарь высветил лишь черную кошку. Она посмотрела на него зелеными глазами, и как показалось Пашке, сама не поняла что произошло. Впрочем, уже спустя секунду она нырнула в проход и растворилась в темноте. — Нет, надо отсюда уходить. Что-то страшновато…

И Пашка уже развернулся, но луч освятил угол комнаты. Там, рядом с осколком кирпича, на маленькой тарелочке лежало заварное пирожное. Будь Пашка менее любопытен, или чуть старше он никогда не сделал бы то, что сделал. Но в голове пробежали строки стишка из карты, он подошел к пирожному и взял его. Вроде нормальное пирожное, ничего особенного. «Поешь, усни и сразу вот оно тебя само найдет!». Так кажется, звучал стишок. Пашка пожал плечами и откусил пирожное. Вкус оказался потрясающим, определенно баба Валя готовила просто супер. А Пашка еще сильно проголодался с перепугу и от возбуждения. И он не почувствовал побочный вкус.

В голове внезапно замутилось. Мысли запутались потом распутались, но лишь для того чтобы разбежаться. Пашка почувствовал себя очень уставшим. Ему захотелось присесть, но ничего подходящего вокруг не нашлось. Он уселся прямо на пол и в голове звучало лишь: «Мальчишка наестся, мальчишка уснет, и ветер его навсегда заберет!». Пашка положил голову прямо на холодный пол мастерских и его глаза закрылись. Последнее что он помнил, как у него погас фонарик. Наверное, сели батарейки.

Пашка очнулся и не понял где он. Он сначала даже не понял кто он, не говоря уж о где. Но как ни странно мысли были ясны. То есть кроме вопроса о том кто он и как сюда попал, все нормально. Но тут словно кто-то защекотал его мозг, и он начал вспоминать. Мастерские, карта, пирожное, потом это. А что это?

Пашка поднял голову с песка и открыл рот вместе с глазами, насколько мог широко. Тот же час в рот к нему залетела муха и он начал отплевываться. Но самое удивительное, что в рот попала муха, а выплюнул он кузнечика. Тот посмотрел на него своими фасеточными глазами, подмигнул неизвестно откуда взявшимся веком и в один прыжок улетел в далекие дали. Пашка проследил его взором и теперь предпочел оставить широко открытыми лишь глаза.

Перед ним раскинулась самая настоящая пустыня. Розовая пустыня. Да, песок розовый, но не везде. Пашка взглянул направо и увидел что там он зеленый. Позади он оказался ярко желтым, а слева фиолетовым. Пашка лежал в том самом месте, где четыре вида соединялись, и под ним горело небольшое пятно красного песка, повторяя очертания его тела. Пашка встал. Он чувствовал себя потрясно. В теле удивительная легкость, мысли чисты как хрусталь. Его глаза видели гораздо лучше, хотя он до этого и не подозревал что такое возможно. И глазам было на что посмотреть. Пустыня это уже что-то, но небо! Просто волшебное небо. Как будто куда не кинешь взгляд, и там вот-вот взойдет солнце. Словно Пашка оказался в огромном котловане, окруженном песочными сопками, а за барханами по всему периметру зажгли фонари. Сам источник света он не видел. Только вертикальные лучи освещали многочисленные перьевые облака. Облака походили на мазки художника. Меж ними сияли неяркие звезды.

— Ух ты! — только и смог сказать Пашка.

— Какое точное определение. — послышался приглушенный голос сзади.

Пашка повернулся и увидел, как с желтого бархана спускается мужчина. Он шел метрах в пятнадцати от Пашки, и непонятно как могло получиться, что он его не заметил когда смотрел в прошлый раз. Мужчина был странный. Одет в шелковую одежду — что-то вроде пижамы или кимоно черного цвета. Похоже, что другой одежды он не носил так как ветер, натянув тонкую материю, показал все анатомическое строение его тела. Рубашка расстегнута до половины и виднелась белая безволосая грудь. А вот с волосами на голове полный порядок. Или полный беспорядок — это как посмотреть. Копна темных волос свидетельствовала о том, что мужчине не грозит облысение, но волосы настолько растрепаны, что казалось, горят темным огнем. Они блестели и не желали складываться в хоть какое-то подобие прически. Когда мужчина подошел ближе Пашка разглядел детали. На лице ни усов, ни бороды и вообще лицо вроде обычное, а вроде и нет. С одной стороны ничего любопытного, но просматривалась странная и где-то даже пугающая симметрия. И еще глаза. Даже у Маринки они светлее. Такие темные, что зрачка вообще не видно. А еще он не носил обуви, и под пижамой обнаружилось небольшое брюшко, но толстым его назвать тоже нельзя. Он подошел к Пашке и протянул руку.

— Привет! — его голос странно шелестел. Он умудрился прошипеть слово без единой шипящей буквы.

— Здравствуйте. — неловко пожал протянутую руку Пашка. Ладонь сухая, теплая, и тоже лишенная волос. И еще Пашка заметил, что у мужчины ногти накрашены в черный цвет. Но не одним цветом, а как бы полутонами. Мизинец угольно черный, безымянный палец немного светлее и так до большого — серого.

— Как тебя зовут мальчик? — буква «ч» растянулась, и слово прозвучало как «мальщ-щик»

— Павел.

— И сразу ошибка Павел! Никогда не называй свое настоящее имя незнакомым людям, а тем более, здесь.

— Почему?

— А вдруг я джинн? Или еще хуже, вдруг я — это я?

— Я не понимаю.

— Ну и славно. Пошли.

И мужчина опять протянул руку, но на этот раз Пашка ее не взял.

— А кто вы такой?

— Я Шелковый Человек. — эти два слова мужчина прошелестел еще сильнее. Как будто сухие листья кто-то смял в руке. «Щ-шелх-хоф-фый Щ-шело-ф-фех».

— В смысле?

— Меня так зовут — Шелковый Человек.

— А понял. Вы не называете мне настоящее имя.

— Отчего же. Это мое имя. Но я могу его называть кому угодно, ибо я Шелковый Человек.

«Псих какой-то» — подумал Пашка. Но вслух естественно ничего не сказал. Незнакомец все еще стоял с протянутый рукой, словно прося милостыню.

— А куда вы хотите меня отвести? — спросил Пашка. — И почему я должен идти с вами?

— Ты можешь никуда не идти. Я просто хочу тебе помочь

— В чем и почему?

— А просто я помогаю всем кто пришел сюда в первый раз.

— А куда сюда?

— В Азиль-до-Абар. На третий уровень Алям-аль-Металя.

— А это где?

— Во сне. Ты что не понял, что спишь Павел?

— А вот оно что! Но на сон не похоже.

— Это потому что Сон — второй уровень Алям-аль-Металя, а ты на третьем. Сюда редко кто попадает из Мира. И здесь живем мы.

— Кто это вы?

— Жители.

Разговор стал заходить в тупик. Пашка пока ничего не понимал, а от объяснений Шелкового Человека все только запутывалось.

— Ты может пока и не понимаешь но не волнуйся, поймешь со временем. — сказал мужчина. — Теперь ты гость Ветра, и придя сюда однажды, сможешь попасть снова. И кстати, как ты сюда попал? Кто тебе помог?

— Никто. Я просто уснул в мастерских и…

— Никогда не рассказывай, где ты живешь! — строго сказал Шелковый Человек. — Если кто-нибудь узнает об этом, тебя смогут найти в Мире. А еще придумай себе другое имя и пользуйся им. По имени тебя тоже смогут найти.

— Я ничего не понимаю. Кто меня будет искать? Зачем меня будут искать? И кто вы такой? Я уже понял, как вас зовут и понял, что вы мне снитесь, но я с вами никуда не пойду пока вы мне все не растолкуете.

Шелковый Человек опустил руку. Его темные глаза вдруг окрасились фиолетовым.

— Я не могу ответить на все твои вопросы. Это будет нечестно.

— То есть — нечестно?

— Понимаешь, какая мне выгода тебя просвещать?

— А вы не можете мне просто все рассказать?

— Нет. Я Шелковый Человек и не могу ничего сделать просто. Ну если ты не хочешь со мной идти, прощай. Времени у меня нет.

Пашка опять открыл рот от удивления, потому что мужчина растворился в воздухе. Мгновенно. Только что стоял и шелестел какой-то бред, а теперь пропал. Хотя это сон, наверное, тут так и надо. Вообще Пашка не мог понять как такое, может быть. Для сна здесь все уж чересчур реально. Раньше он иногда во сне забывал, что это происходит не на самом деле, но после этого сразу просыпался. Он попробовал проснуться и теперь, но не смог. Тогда Пашка решил, что раз ему приснился такой реальный сон, надо получить от него удовольствие. И он, еще раз осмотревшись, побрел по песку.

Он выбрал фиолетовый песок и вскоре забрался на бархан. И тут он увидел еще одну потрясающую картину. Город. Вернее городок фиолетового цвета. Он состоял из одноэтажных домиков и стоял посреди фиолетовой пустыни, сливаясь с ней. До него вроде не так уж и далеко и Пашка пошел туда.

Подходя ближе, Пашка обнаружил, что у всех домиков закрыты ставни и что на улицах никого нет. В городе, прямо из песка, росли деревья и на них сидели фиолетовые птички похожие на воробьев. Они просто сидели и ничего не делали. Вообще городок напоминал съемочную площадку, с которой ушли актеры. Ничего не шевелилось, и только ветер слегка завывал меж домов. Почти на каждом домике стоял флюгер, но ветер их не вращал. Пашке здесь не нравилось. Если это сон, то сон какой-то неинтересный.

Он подошел к дереву и стал рассматривать странных воробьев. Птички смотрели на него, но их глаза ничего не выражали. Просто две фиолетовые бусины рассматривали Пашку совершенно безразлично. Один воробей сидел на низкой ветке, и Пашка протянув руку, взял его. Птичка и на это никак не отреагировала. Теплое мягкое тельце слегка билось в такт сердцу, но где сидеть, в руках мальчика, или на ветке птичке, как оказалось — безразлично. Пашка аккуратно посадил ее обратно и пошел к одному из однообразных домов.

Ставни и дверь маленького домишки закрыты. Дом вроде из дерева, но из фиолетового дерева. Не покрытого краской, а сама древесина такого цвета. Пашка понял это, слегка ковырнув ногтем стенку. Он постучал в дверь, но ему никто не ответил. Хотя там определенно кто-то был — из-за двери доносились голоса. Пашка открыл дверь и вошел внутрь.

— Здравствуйте. — сказал он в дом. Обстановка внутри тоже оказалась фиолетовая и довольно скудная. В прихожей стояла только фиолетовая вешалка для шляп, на которой висели две фиолетовые шляпы. Пашка пошел дальше и увидел, откуда шел звук. Перед ним, на фиолетовом диване, сидели два самых настоящих фиолетовых человека и смотрели телевизор. Из телевизора доносился скучный голос еще одного фиолетового человека.

— И снова мы поздравляем наших фермеров которые не собрали в этом сезоне тридцать три тысячи тонн картошки. — говорил мужчина из ящика. Он полуприкрыл глаза и казалось, сейчас заснет. — Напомню что это на тридцать тысяч тонн меньше чем в прошлом году.

Пашка топтался на пороге не зная, что делать. Люди не обращали на него никакого внимания как до них воробей. Он решил повторить приветствие.

— Здравствуйте.

— Ну привет. — сказала фиолетовая женщина. Пашка видел только ее красивый фиолетовый профиль. Повернуть голову она не удосужилась.

— Привет. — устало сказал мужчина. Он был немного старше женщины и носил бороду тоже фиолетовую. Вообще все сияло фиолетовым в этих людях, от одежды до цвета глаз. Мужчина тоже не повернул голову и Пашка, обойдя их, встал напротив.

— А не могли бы вы мне сказать, кто вы и где я нахожусь? — максимально вежливо спросил Пашка.

— А тебе не все равно? — спросила в ответ женщина. Мужчина вообще ничего не сказал и никак не отреагировал.

— Мне интересно. — продолжил Пашка.

— А это как? — сказал мужчина, а потом зевнул и показал фиолетовый язык и зубы.

— А вы что не знаете что такое «интересно»?

— Мальчик, а ты не мог бы замолчать? — сказала женщина. — Ты что не видишь, что нам приходится делать?

— Что делать?

— Что-то. — ответил мужчина. — Сядь, посмотри телевизор и замолчи.

Пашка пожал плечами и сел в кресло. В телевизоре фиолетовый старик с большой бородой лениво говорил, куря самокрутку.

— Сначала мы не посадили картошку, потом мы не распахали поле под пшеницу и наконец, не посадили и ее.

— Потрясающе. — вяло сказал другой мужчина появившейся в кадре. — И как вы только до этого додумались?

— Додумался? — сказал старик. — А что это такое?

— Да не знаю я. Просто услышал от желтых и слово как это… а да, понравилось.

— А что такое понравилось?

— А вам собственно, какое дело?

— Да никакого…

— Ну и хорошо. Что вы не собираетесь, не делать дальше?

— Ну сезон не посадки картошки окончился. Через год мы не посадим клубнику потом клюкву. Клюкву очень хорошо не сажать. Ее и нет в принципе…

— Ну хрен с ней. А вы не хотите, не посадить хрен?

— А какая тебе разница.

— Никакая…

Более дурацкого диалога Паша не слышал в жизни. Он встал с кресла и сказал мужчине и женщине:

— Я наверно пойду.

— Зачем? И как? — спросил мужчина.

— А что можно ходить? — спросила женщина.

— До свидания. — ответил Пашка идя к выходу.

— Сомневаюсь… — сказал мужчина.

Пашка вышел из фиолетового дома и пошел к другому. Он постучался но, как и в первом, ему никто не ответил. Когда мальчик вошел он увидел двух стариков: мужчину и женщину, сидящих в креслах-качалках.

— Здравствуйте. — сказал Пашка.

— Ты кто? — спросил его дед.

— Ты что не видишь старый это же мальчик. — сказала старуха.

— А как это мальчик?

— Вот если бы мы делали кое-что в спальне, у нас были бы такие же. — продолжила старуха. На Пашку они внимания не обращали.

— А что можно делать в спальне?

— А я откуда знаю старый, но по розовому каналу говорили, что что-то можно.

— Я вообще не был в той комнате. Что мне там делать, да еще и с тобой? И вообще как можно делать что-то и зачем?

— Да замолчи ты уже. Мне же тебе отвечать приходится!

И старики замолчали. Их глаза ничего не выражали, и они рассматривали Пашку без какого-то любопытства. Мальчик развернулся и вышел. Он заглянул еще в три дома, и там нашел точно таких же фиолетовых людей. Они так же без интереса смотрели на него, и казалось, загорись их дом, они даже не предприняли бы попытки его покинуть. Пашке все это надоело, и он пошел к тому месту, где проснулся. Хотя конечно термин «проснуться» здесь неуместен — он ведь наоборот уснул. Пребывание в фиолетовом городе хоть и оказалось скучноватым, но Пашке все равно понравилось. На яву такое вряд ли можно увидеть.

Он не стал возвращаться к красному пятну, а, пройдя границу с желтым песком, потопал по бархану. Здесь песчаная гора выше, и он поднимался наверх дольше. Он взобрался и увидел самое настоящее море. В тусклых сумерках оно казалось ему серым и на нем, куда ни кинь взгляд, плавали лодки с рыбаками. На берегу моря их тоже сидело достаточно, но Пашка увидел там и кое-что еще. На берегу лежали целые груды еды. От огромных тортов, до колбас и запеченных индюшек. Еда просто лежала брошенная без присмотра, но вот один из рыбаков встал и подошел к большому торту. Он воровато оглянулся по сторонам и быстро схватил торт, но в это время на его ноге захлестнулась петля. Наверное, кто-то закопал ее в песок так, чтобы никто не заметил. Мужчина упал, и его потащило к воде. Он что-то крикнул и скрылся в море. Вскоре Пашка увидел огромный плавник, и привязанный к нему другой конец веревки.

— Странное зрелище, не правда ли? — послышался сзади голос Шелкового Человека.

Пашка повернулся. Шелковый Человек сидел на песке и смотрел на море.

— А откуда вы взялись? — спросил Пашка.

— Ответ на этот вопрос я не знаю. Может, родился, может что еще…

— Да нет, откуда вы взялись на этом бархане?

— Пришел. — пожал плечами мужчина.

Пашка посмотрел на песок. Там отпечатались следы от его ботинок, но следов босых ног Шелкового Человека не наблюдалось.

— Я понял какую могу поиметь с тебя выгоду. — продолжил мужчина.

— Ну и какую?

— Ты кое-что для меня сделаешь, а я тебе что-нибудь расскажу. И в качестве аванса за работу, предлагаю задать мне три вопроса.

— А что за работа?

— Надо взять красного песка и принести его в Атику — столицу Цветных Стран Предрассветного Царства.

— А чего сами не можете?

— Мне лень, и к тому же надо ведь и тебе чем-то заняться.

— А зачем в этой Атике красный песок?

— Там стоят большие песочные часы и их заполняют только красным песком. Тебе надо их наполнить. Ну вот теперь иди.

— В смысле иди? Вы же еще мне ничего не рассказали. — возмутился Пашка.

— Я ответил на три вопроса и теперь ты, как честный мальчик, должен отнести в Атику песок, с того места где ты возник.

— Какие три вопроса?

— Ну как же, про работу, про то почему я ее не делаю сам и про песочные часы.

— Нет, так не пойдет. Вы что же решили разыграть меня? Не понесу я никуда ваш песок на таких условиях!

Шелковый человек неодобрительно посмотрел на него, но потом прошелестел:

— Хорошо, выкручивай мне руки. Давай свои вопросы.

— Что это за место?

— Это не место мальчик — это Предрассветное Царство Азиль-до-Абара. Самое скучное из Царств, на мой взгляд, но уж какое есть. Предрассветное Царство в этом районе разделено на четыре страны: фиолетовую там ты уже был, желтую, розовую и зеленую. Столица Цветных Стран находится в зеленой. Я ответил на твой вопрос?

— Более или менее. Теперь скажите кто вы такой?

— Я Шелковый Человек, некоронованный король Алям-аль-Металя.

— А как я сюда попал и как мне отсюда выбраться?

— Ты уснул и попал сюда. Подробности ты должен знать лучше меня. А уйти отсюда проще простого. Надо проснуться и все.

— Я пытался, но у меня не получилось.

— Ничего со временем ты научишься, а пока придется просто подождать. Итак, три вопроса заданы, три ответа получены. Теперь иди, бери песок и отнеси его на центральную площадь. Атика находится в паре лиг от того места где ты возник, так что идти долго не придется. Просто набей песком карманы и иди прямо. Атика очень большая, так что не промахнешься.

— А зачем это вам надо?

— Я уже ответил на все твои вопросы. — сказал Шелковый Человек и снова пропал. На том месте где он сидел, остался след, но налетел порыв ветра и сгладил легкий желтый песок.

Паша некоторое время обдумывал полученную информацию и решил, что, в принципе, отнести песок в Атику, ничем не хуже, чем просто прогуляться до нее. Он пошел туда, где, как выразился Шелковый Человек, он возник. Кучка красного песка сияла в том месте, где граничили четыре страны Предрассветного Царства. Пашка набил им карманы и поплелся по зеленому бархану.

Когда он взобрался на него, перед ним предстала Атика. Огромный город сиял изумрудным цветом. В Атике вырастали сотни высоких круглых башен. Они прорезали тусклое небо и казались черными на фоне лучей солнца которое, наверное, никогда здесь не всходит. Ведь не зря же это Царство Шелковый Человек называл Предрассветным.

Пока Пашка спускался, он различил и другие детали. Хоть башен много, есть здесь и другие дома. Вернее все остальные дома тоже башни, но только низкие и тоненькие. Все дома походили на бочки с бензином, которые Пашка видел пару лет назад, когда отец взял его с собой в порт. Мостовые Атики выложили круглыми зелеными камнями и по ним ходили разноцветные люди. И розовые и фиолетовые и желтые и собственно зеленые люди куда-то шли, но присутствовали и другие жители. Например, лошадь шла на двух задних копытах, напялив на головы круглую широкополую шляпу. От такого зрелища рот у Пашки опять открылся, но он вспомнил, что спит и лишь рассмеялся.

Граница между городом и пустыней пролегла в том месте, где камень разрывал песок. Пашка вступил на зеленую мостовую и пошел вглубь города, все время мотая головой и разглядывая пейзаж. Изумрудные башни взметались вверх и из окон то и дело высовывались разноцветные головы жителей Предрассветного Царства. Больше всех здесь было зеленых людей, и они походили на каких-то гномов или леприконов. Все низенькие с бакенбардами и в зеленых костюмах с длинными полами. На ногах башмаки с желтыми пряжками — единственное допущение иного цвета в зеленых. Кроме всего прочего у каждого трость, и все мужчины. Женщин зеленого цвета Пашка пока не встретил. Рост у Пашки, для его возраста, приличный и по высоте он никак не выделялся среди местных. Но вот по телосложению они его превосходили эдак раза в два. Коротенькие ножки зеленых человечков походили на толстые столбики, обтянутые в чулки, а вот тело принадлежало обычному мужчине. Руки тоже короткие, но толстые. Они смотрели на мальчика свысока, хотя и были одного с ним роста. То, что к ним пожаловал человек необычного цвета их, похоже, никак не волновало. Только толстые губы презрительно кривились, но ничего не говорили.

Желтые люди все носили длинные желтые плащи, у каждого в руках удочка, или сачок, или еще какая рыбацкая снасть. На головах неизменная желтая шляпка, в которой торчали мушки. Ноги, правда, заключены в зеленые сапоги, но как и у зеленых людей это единственное исключение из желтого правила. Желтых людей ходило не очень много и тоже все поголовно мужчины. У каждого непременная борода с усами, и они куда-то спешили и чуть ли не бежали по зеленым мостовым. Но настоящее удивление у Пашки вызвали розовые люди. Вот розовые как раз оказались женщинами. И все настолько пышные что весили, наверное, как два зеленых мужчины. Когда Пашка увидел такое розовое пятно, двигающееся по улице и держащее в руках две большие корзины, до верха набитые фруктами, он замер как соляной столб. Женщины носили белые сарафаны, из которых только чудом не вываливались огромные груди. Каждая грудь размером с ведро и у каждой женщины под сердцем ребенок, или просто все они разжирели настолько, что казались беременными. И женщины оказались очень приветливыми. Если зеленые мужчины только кривили губы при виде Пашки, желтые вообще не замечали, проносясь куда-то, а фиолетовым было наплевать, когда его увидела розовая женщина, она воскликнула:

— Ой какой хорошенький! И какой чудной! Как тебе зовут сладкий?

Пашка вспомнил, что ему говорил Шелковый Человек и сказал:

— Карл.

— Карл? А вроде не маленький. Ты ведь не из нашего Царства?

— Нет, не из вашего. Мне нужно на площадь где стоят песочные часы. Вы не подскажете где она?

— Какой вежливый мальчик. Не то, что эти зеленые оболтусы. А на площадь пройти очень просто. Если идти отсюда по этой улице упрешься в Толстую Башню. Там и площадь найдешь. На вот яблочко, а то такой тощенький…

— Спасибо. — сказал Пашка и взял зеленое яблоко.

— На здоровье!

И толстая розовая женщина пошла дальше. Пашка последовал ее примеру и пошел к Толстой Башне. Аттика город немалый и чтобы дойти до середины пришлось долго топать по круглым камням. Ни трамваев, ни автобусов, ни каких либо других транспортных средств не наблюдалось, так что Пашка шел пехом. В городе вообще не было машин. Несколько раз Пашка увидел кареты, запряженные почему-то свиньями и все. Одной из таких розовых свинок мальчик скормил зеленый огрызок. Яблоко на вкус оказалось просто потрясающим. Его мякоть, как и шкурка, тоже имели зеленый цвет, но на вкусовые качества это никак не повлияло. В городе Пашка встретил и другие чудеса, кроме жителей. Несколько раз он видел животных одетых в костюмы. Они вальяжно прогуливались на задних лапах. Пару раз попались птицы зеленого цвета и один раз даже змея, обвивающая кольцами зеленое дерево.

Но вот он пришел к Толстой Башне. Огромное цилиндрическое здание и действительно толстое. Высотой с пятиэтажный дом и в диаметре не меньше километра. Это Пашка понял, когда стал его обходить в поисках площади. И вот нашлась и она. Большая круглая площадь прямо рядом с входом в Толстую Башню и посреди нее стояли громадные песочные часы, наполовину заполненные красным песком. Песок в них находился внизу и, по всей видимости, перевернуть их невозможно. По крайней мере, никаких приспособлений для переворачивания Пашка не видел. Рядом с часами его подстерегало еще одно интересное зрелище. Дети. До сих пор он не видел детей в Предрассветном Царстве, а тут их словно специально собрали в кучу. Мальчики и девочки и все разноцветные как шарики мороженого. Зеленые мальчики розовые и фиолетовые девочки, и желтые дети обоих полов.

Все дети стояли вокруг часов и смотрели на них. Рядом ходили несколько зеленых мужчин и что-то им говорили. Что самое интересное ни у одного ребенка Пашка не увидел никаких эмоций на лицах. Ну ладно еще фиолетовые дети, по всей видимости, законченные флегматики, но остальные-то должны хоть что-то чувствовать. Пашка подошел к толпе детей и прислушался, что говорят зеленые люди.

— Вы знаете насколько важным делом вы заняты и несмотря на это не нашли еще и кучки. За два цикла ни единой гранулы! Если так будет продолжаться дальше, мы никогда не закончим работу!

— А о чем он говорит? — спросил Пашка у розовой девочки стоявшей рядом.

— Как это о чем? Ах, да ты, наверное, не местный? — сказала девочка, рассматривая его одежду. — Он говорит, что мы плохо ищем красное для часов.

— А у меня как раз есть. — и Пашка достал россыпь песка из кармана. Реакция девочки оказалась странной. Она округлила глаза и зашептала.

— Убери быстро! Ты что дурак показывать такое здесь?

— А что тут такого? Ну можешь взять этот песок мне…

— Что это? — услышал Пашка сзади. — Песочек?

Говорил это мужчина зеленого цвета которого Пашка не заметил. Но лишь одного взгляда хватило, чтобы понять — намерения у него не самые добрые. Глаза зеленого человечка горели алчностью, а короткие руки тянулись к песку в ладонях Пашки.

— Красное? — спросил он у девочки.

— Да. — ответила она, а потом прошипела Пашке. — Беги!

— Что? — не понял Пашка.

— Да беги же дурак!

В этот момент зеленый мужчина бросился к Пашке. Он закричал: «Хватай его, он видит!» и побежал на своих коротеньких ножках. Пашка совершенно машинально швырнул песок мужчине прямо в лицо и когда тот остановился, протирая глаза, бросился бежать. Позади него раздались крики и топанье коротких ног. За ним устремились в погоню зеленые люди. Пашка бежал, как олень, но очень скоро понял — его догоняют. Несмотря на то, что зеленые мужчины бежали медленнее, они похоже даже и не думали уставать. Напротив когда в боку мальчика предательски закололо, он оглянулся и не увидел у них даже отдышки. Они бежали и дышали через нос.

Пашка забежал за какую-то круглую башню и застыл как вкопанный. Перед ним стояла огромная, в два человеческих роста, статуя из чистого изумруда. Мужчина с суровым лицом в наряде, который больше всего подходил бы ковбою. Широкополая шляпа сапоги и пара пистолетов на бедрах. Но, конечно же, не одежда заставила Пашку остановиться. Это была статуя его отца. Лицо папы строго смотрело поверх Пашки куда-то вдаль.

Кто-то толкнул его в спину. Хотя понятно кто — зеленые люди. Они навалились на Пашку всем скопом — семь или восемь человек. Один схватил его за волосы коротенькими пальцами. Пашка закричал от боли, и все поплыло перед глазами.

— Эй да он из Мира! — закричал один из зеленых людей, и это последнее, что услышал Паша. Предрассветное Царство пропало, и он проснулся.

Очнулся Пашка от собственного крика, совершенно не понимая где он, и кто он. Зеленые пальцы все еще маячили перед глазами, и гордая статуя отца навсегда запала в его голову. Он обнаружил, что лежит на холодном каменном полу свернутый калачиком и дрожит. Он кое-как распрямился, кости захрустели, и сердце забилось чуть реже. Он часто дышал, как будто только что пробежал несколько километров. Пашка осмотрелся и понял — он в мастерских перед его домом.

— Ну и приснится же… — пробормотал он, чувствуя как в затекшие ноги возвращается кровь, неся легкое покалывание.

Он поднялся и едва не упал. Осмотрелся. В углу стояла маленькая тарелочка, рядом валялся фонарик. Наверное, батарейки сели и он погас. Пашка поднял фонарь и почувствовал — в карманах что-то есть. Он залез в карман и достал оттуда ярко красный песок. Он непонимающе смотрел на него и песок начал таять. Он потускнел, а потом пропал. Пашка еще раз засунул руку в карман и понял, он опустел. Значит, не приснилось. Или вернее приснилось, но что-то очень странное.

Пашка пошел из мастерских, гадая, что же с ним такое произошло. В кармане куртки похрустывало и он достал карту. Рядом с мастерскими стояла цифра «один» и значок — полуприкрытое око. Предрассветное Царство. Неужели это все по-настоящему. Неужели он попал в странный сон, который нельзя назвать сном. Он шел по своему двору. На горизонте появился алый край солнца. Рассвет забрезжил, согревая Заветы. Пашка пошел в свой подъезд и поднялся наверх. Он открыл квартиру и, зайдя обнаружил, что Маринки нет дома. Ничего удивительного.

Как ни странно чувствовал он себя просто превосходно. Он провел ночь, лежа на холодном каменном полу и проснулся от боли, но был бодр и весел. Все же он только что попал в удивительное приключение в первый раз в жизни. Правда спина болела, и он разделся, чтобы посмотреть, что с ней. И обомлел когда в отражении зеркала разглядел на спине четкий синяк. Синяк в форме пяти маленьких толстых пальцев. Он не мог удариться так в мастерских, значит это ему подарок на прощанье из Предрассветного Царства. Пашка вошел на кухню и приготовил себе чай. Часы показывали семь утра, скоро надо выходить в школу. Он собрал учебники в портфель, пока вода закипала, позавтракал, надел школьную форму и пошел в школу.

Последний день перед каникулами никогда не бывает тяжелым. Нет, иногда какой-нибудь рьяный учитель сделает вид, что это простой день, но сделает чисто из вредности. А так, как правило, учителя ставят оценки за четверть, а детям предлагается просто тихо посидеть. Естественно дети вначале так и делают, но потом начинаются перешептывания, следом разговоры вполголоса и наконец, смех, и совершенный кавардак. Учитель строго говорит, что сейчас задаст им работу, дети на некоторое время умолкают и все начинается по-новой. Иногда правда учитель предпочитает поговорить с детьми, или рассказать что-то интересное. И так случилось и в этот раз.

Классная у Пашки была суровая учительница английского, Татьяна Николаевна. Ну как суровая — так скажем почти всегда суровая, но в действительности просто заботливая. И у классной появилась идея, прочитать детям небольшую лекцию о безопасности на водах. И даже не просто прочитать, а пригласить человека, который этим вопросом непосредственно занимается. Смотрителя маяка деда Кузьмича. Дед Кузьмич был фигурой интересной и даже где-то загадочной. Собственно и дедом он не являлся, так как внуков не имел, но солидный возраст и необычная внешность заставляли всех обращаться с ним уважительно. Сразу после того как прозвенел звонок, Татьяна Николаевна, как обычно, усадила класс и решила немного поговорить с детьми, прежде чем представит Кузьмича.

— Итак дети на дворе весна — время очень опасное. — говорила она детям, и те подумали что сейчас им начнут читать очередную скукотень, и испортят впечатление от последнего урока предпоследней четверти. — Я знаю, многие дети, я не говорю что вы, но многие, любят кататься на льдинах во время ледохода. И таким детям кажется это очень забавным. Они делают себе длинный шест и с его помощью катаются, но даже не представляют, какой опасности подвергаются. Было много случаев когда детей, да и взрослых тоже, уносило в море, а иногда они даже тонули. И вот сегодня я пригласила к нам смотрителя маяка и парка э-э-э… Кузьмича.

Дверь открылась, и вошел дед Кузьмич. Официально Кузьмич даже должности не имел, нет такого понятия — смотритель. Лесник есть, но не в парке. Кузьмич же просто жил неподалеку от маяка, и предложил властям присматривать за ним и за парком. Непонятно кому из властей он это предложил, неясно, как они согласились, но вот уже двадцать с лишним лет он был смотрителем. А может даже и больше. Татьяна Николаевна не знала, потому что приехала сюда лишь десять лет назад, а про деда Кузьмича ей рассказала подруга, приехавшая пятнадцать лет назад.

Дед Кузьмич не походил ни на лесника, ни на смотрителя. В класс вошел мужчина, совершенно лысый и без бороды, в приличном наряде. Одно сразу становилось ясно — он очень старый. На обветренном лице сотни морщин, длинный крючковатый нос тончайшие губы и глаза. Глаза поражали почти всех, кто видел Кузьмича в первый раз. Наверное, когда-то давно серые, но тоже тусклые, теперь они стали почти белыми. И только маленькая точка зрачка делала глаза человеческими. И, наверное, единственное, что роднило его с обычными людьми это одежда — плотные серые джинсы и темный вельветовый пиджак. В руках он держал черную вязаную шапочку.

— Извините, а как вас по имени? — спросила учительница. — А то как-то неудобно получается — просто Кузьмич.

— Простого Кузьмича вполне достаточно девочка, — сказал старик на удивление звонким и молодым голосом. — Я уже настолько стар, что забыл имя…

Татьяна Николаевна тактично рассмеялись, дети тоже.

— Ну тогда расскажите нам про безопасность на водах.

— С удовольствием. Ну для начала, здравствуйте дети.

— Здравствуйте дедушка Кузьмич. — ответил класс хором.

— Хорошо вы их выдрессировали. — усмехнулся дед. — Итак, я, если вы знаете, смотритель парка, и не было еще такого года, когда мне не пришлось бы спасать детишек вроде вас, решивших покататься на льдине. Наверное, вы насмотрелись мультфильмов, или наслушались рассказов старших ребят, и считаете что это… как его… а да, круто? Ты берешь и срубаешь длинную ветку, или даже молодую березу. Потом срезаешь с нее все ветки, и получается шест. Обычно никто не берет шест длиннее трех-четырех метров, и мало кто знает, что уже через десять метров от берега, глубина не менее пяти. И еще есть подводные ямы. Ну плывете вы неподалеку от берега и все нормально. Любуетесь на водоросли, быть может, даже берете с собой удочку. Вы контролируете положение. Вам кажется, что это забавно. Но внезапно ваш шест не достает до дна. Под вами канава в шесть метров. Вы пытаетесь грести шестом, но он не весло. И тут еще отлив или прилив неважно, но вас относит от берега. Сначала недалеко, метров на десять. Самые умные и те, кто умеет плавать бросаются в воду и плывут к берегу. Но температура воды низка, всего пять градусов, а может и меньше. Приплыв еще надо добраться до дома. В этом случае вы наверняка схватите воспаление легких, и проваляетесь несколько недель в лихорадке, харкая кровью и все. Но вот если вы остались на льдине, если плавать вы не умеете, вот тут-то и начинается самое интересное! Как правило, на заготовку шеста и поиск льдины подходящего размера, уходит много времени, а вставать рано вы детишки не любите, так что время уже позднее… часиков эдак пять вечера. Скоро темнеет, вы кричите, зовете на помощь, но в парке не так много людей. Вам приходится провести ночь на льдине. Вам холодно, вам страшно вы слышите вдалеке вой китов и молитесь, чтобы они не перевернули вашу льдину. Другие льдины кажутся вам в темноте страшными чудовищами, возможно даже акулами из фильма «Челюсти». Вы устали, вы выбились из сил, зовя на помощь. Где-то часа в четыре утра вы засыпаете от усталости. На льдине спать очень неудобно, ибо холодно, но выбора у вас нет. И вот тут появляется шанс скатиться с льдины во сне и умереть легкой смертью, просто замерзнув. Но тех из вас кто останется жив, наутро подстерегает очередной шок. Вы просыпаетесь, ваше тело затекло или замерзло, и вы не видите берега. На горизонте только миллионы льдин и безбрежная синь океана. Вам страшно, ваш разум не может справиться, у вас начинается паника. Вы опять орете, вы срываете голос и поэтому не можете докричаться до корабля, проплывающего неподалеку. Вам кажется, что жизнь кончена. И вы почти правы, ибо вскоре вам захочется есть и пить. Во рту пересыхает, к вечеру вы пробуете пить соленую морскую воду, вас рвет и обезвоживание становится только сильнее. Вы ужасно голодны, и вам хочется отгрызть себе руку. И тут выдается морозная ночь. И вы просто замерзаете, или сходите с ума и начинаете отгрызать себе пальцы, чтобы поесть или напиться собственной крови. В припадке бешенства вы прыгаете в море, вода остужает ваш пыл и вы, взобравшись на льдину, вскоре умираете, замерзнув.

Голос Кузьмича как будто заворожил детей и учительницу. Он рассказывал мастерски и с расстановкой — то резко ускоряя темп, то опять переходя к неспешному. Его белые глаза смотрели не на детей, а поверх них, на стену и казалось всю эту историю, он прочитал именно там, на стендах с английским алфавитом. Татьяна Николаевна тоже сидела в шоке. Образы замерзающего ребенка стояли перед глазами, и захотелось заплакать. Но она поборола порыв и посмотрела на детей. Они сидели с широко открытыми глазами и тоже представляли себе эту картину.

Сначала учительница подумала: «Вот гад, такое детям рассказать!» — но затем Татьяна Николаевна посмотрела на это с другой стороны. А ведь теперь вряд ли кто-нибудь из них попробует покататься на льдине. Да они и к воде подойти побояться, и значит цель достигнута. Пусть жестокими и неправильными методами, но достигнута.

— Спасибо Кузьмич. Вы нам все очень хорошо рассказали.

— Всегда пожалуйста, девочка. А у вас дети есть вопросы ко мне?

Класс молчал и только Пашка, находящийся в приподнятом настроении после ночного приключения, почему-то ляпнул:

— А что вы делаете, если увидите ребенка катающегося на льдине?

Кузьмич как-то неодобрительно посмотрел на мальчика и вдруг два белых глаза просветили его насквозь. Как будто Пашка для Кузьмича на секунду стал прозрачным, и он рассмотрел спинку стула на котором мальчик сидел. Его глаза открылись чуть шире, и на тонких губах появилось жалкое подобие улыбки.

— А это когда как мальчик. Когда спасаю, а когда и нет. Все зависит оттого нравится мне тот, кто на льдине. Я ответил на твой вопрос?

— Д-да, спасибо…

— Ну вот и славно. Еще вопросы?

Больше никто не стал спрашивать. Татьяна Николаевна опять возмутилась такому ответу, но потом поняла, что Кузьмич просто хочет еще немного припугнуть детей. Если бы он сказал, что обязательно спасет их они, возможно, захотели бы попробовать.

— Спасибо смотритель. Нам было очень… очень интересно. До свидания.

— До свидания дедушка Кузьмич. — нескладно попрощался класс.

— Ну прямо как собачки… — пробормотал дед, выходя из класса.

— Я надеюсь, вы поняли, что кататься на льдинах очень опасно? — спросила учительница.

— Да тут и ежу понятно станет. — пробурчал из-за соседней парты двоечник Дима.

— Так разговорчики! Тогда все посидите тихо, пока я выставлю вам оценки…

Когда прозвенел звонок и дети, получив дневники, весело выбежали навстречу каникулам, во дворе Пашка увидел старую красивую машины. Что-то вроде машины Скруджа из мультиков «Утиные Истории». Рядом стояла тощая фигура Кузьмича. Старик внимательно разглядывал детей, и как показалось Пашке белые глаза выцепили из толпы его. Дед смотрел на Пашку почти минуту, а Пашка таращился на него. Потом Кузьмич выкинул сигарету, которую даже не подносил ко рту и сел в машину. Она заревела и Кузьмич укатил.

— Эй, Пашка ты чего там? — спросил Илья, приятель и одноклассник. — Ты домой идешь?

— Да иду. А где Сорокин?

— А его родители забрали.

И два мальчика пошли домой. Пашке предстояло идти долго, а Илье всего километр.

— Странный дед да? — спросил Пашка.

— Да уж и не говори. Страхолюдина еще та. А ты про него не слышал?

— Чего?

— Ну ты даешь! Да ты что с луны свалился? Он же знаменитость местная.

— Ну так ты местный, а я только лет пять как приехал. Ну рассказывай.

— Да так в общем враки все наверное. — загадочно начал Илюха.

Он всегда так начинал очередную байку. Илья действительно родился в Заветах, как и два его старших брата, и эта развеселая троица обожала всякие страшилки. Ну что-то вроде «черной руки» или «гробика на колесах». И что самое интересное, все три брата умели такие истории рассказывать действительно страшно. Пашка сам в этом убедился, когда прошлым летом их класс ходил в поход и с Ильей отправились братья. Тогда, возле костра, на фоне шума моря, их истории казались настолько жуткими, что классная заставила их замокнуть, но вот когда она уснула…

— Ну враки не враки, а ты давай колись. — сказал Пашка.

— А про него много всего есть. И кстати о льдинах тоже.

— Ну.

— Баранки гну! Ладно. Короче говорят, что видели и, причем не раз видели, как он людей на льдинах не только не спасал, а наоборот.

— Как это наоборот?

— А вот так. Как он и рассказывал, плывет кто-нибудь на льдине, и в подводную канаву попадает. И тут Кузьмич на берегу появляется. У него с собой шест большой, да не настолько чтобы до льдины достать. Ну он и говорит тому кто на льдине, ты мне мол кинь свой шест, а я их свяжу и тебе протяну. Тот естественно кидает, а дед просто ломает его и уходит. А без шеста на льдине делать нечего. Так хоть шанс есть, что тебя на отмель вынесет, и ты выберешься, а без шеста все — крышка!

— Да враки. Людей же потом найти могут, они на Кузьмича настучат и его посадят.

— Так то оно так, да вот только не находят их больше. Как Кузьмич с берега уходит, ветер налетает и уносит льдину далеко-далеко. А иногда говорят, он специально детей подговаривает. И даже шест им дает, вот только не простой шест. Он вроде и нормальный, но по-настоящему склеенный. А клей воды боится. Потолкается ребенок таким шестом, а он внезапно раз! И на две части развалился. А с коротким шестом это считай, что вообще без шеста.

— И потом ветер налетает и льдину в море уносит да? — хмыкнул Пашка.

— Ну конечно. Не веришь? Да и я не верю, а все же Кузьмич этот, дед странный. Мне папа рассказывал, что когда он ребенком был, тот здесь уже смотрителем работал, а его отец говорил, что Кузьмич еще при второй мировой здесь был. Так-то!

— Враки. Он может и старый, но не Кощей же он Бессмертный.

— Есть кстати предположение что Кощей. Ну ладно пошел я, давай…

— Бывай.

Пашка поплелся дальше, а Илья пошел домой. Конечно, если бы не то что случилось ночью, рассказ Кузьмича остался бы для Пашки темой дня, но не достаточно он страшный чтобы затмить чудеса Предрассветного Царства. По пути Пашка пару раз достал карту и изучил все значки на ней. Кстати маяк, за которым присматривал Кузьмич, тут тоже отмечен цифрой шесть и кругом наполовину зарисованным синими чернилами. Пашка еще раз поразился, как искусно нарисована карта. Но конечно самым запомнившимся из сна осталась статуя отца. Пашка проанализировал все, и подумал, что раз он попал в этот сон один раз, значит попадет и во второй. Надо ведь просто заснуть и все. С этим он и дошел до дома, а когда зашел в квартиру увидел сестру собирающую чемодан.

— Привет. А ты что, в школу не пойдешь? — сказал Пашка.

— А чего там в последний день делать? — ответила Маринка. — Я к Машке денька на три перееду.

— А тете Клаве говорила?

— Угу. Она приходила и борща сварганила. Так что с голоду не помрешь. Но если что звони…

— Хорошо.

Маринка ушла, а Пашка позвонил Сашке и спросил, выйдет ли он погулять. Сашка сказал что нет, он наказан за плохие отметки в школе. Пашка уже было решил, что пойдет погулять один или зайдет к Димке или Андрюхе, но его вдруг сморил сон. Спать захотелось внезапно и он, зевнув пошел к себе в комнату. Вообще ничего удивительного здесь нет, он ведь провел ночь в мастерских. Пашка уснул почти сразу и ему снилось…

Море, закованное льдинами. Безбрежное и беспощадное, оно чернело в миллиардах проемах и трещин на белоснежном льде. У Пашки в руках шест и он толкался им, спасаясь от кого-то. Он не знал от кого, в этом сне кристальная ясность пропала. Напротив мысли путались, и он знал только, что за ним кто-то гонится. Со всех сторон он слышал старческий смех, от которого по коже бежал мороз. Да и без смеха на льдине отнюдь не тепло. И еще крики. Он никогда не слышал, чтобы отец кричал, но на этот раз не сомневался — это его голос. В криках его отца поселилось столько ужаса, что Пашка заплакал.

— Папа, Папа! Где ты?

Но ему никто не отвечал. Только вода продолжала плескаться меж льдин, и старик смеялся вдалеке. И вот откуда-то с востока начал медленно наплывать туман. Настолько плотный, что деревянная лодка, медленно расталкивающая льдины едва-едва виднелась. Но не лодка ужасала мальчика, а высокая фигура в длинном балахоне стоящая на ней. Он видел только очертания и не мог понять кто это.

Туман наползал и наползал. Пашка отталкивался от соседних льдин, но добился лишь того что вокруг него образовалось кольцо черной воды. В этой воде, то и дело мелькали, еще более черные тени огромных зубастых рыбин. И вдруг Пашка услышал странный и ехидный хор тоненьких голосов.

И за этим стишком, над морем пронесся смех сотен звонких, но противных голосов. Туман наступал, и лодка с высокой фигурой приближалась. Она расталкивала льдины, и Пашке казалось, что их края плавятся от соприкосновения с лодкой. Как будто она раскалена до предела. И возможно туман на самом деле пар от испарившейся воды? Но тут Пашка услышал еще один звук. Как будто шелест сухих листьев и следом, порыв теплого весеннего ветра. Из лодки раздался дикий, безумный рев, и ветер стал относить туман от Пашки. Страх уходил вместе с ним, и только шелест и шорох, шелест и шорох…

Пашка проснулся в холодном поту. Он все еще слышал шелест сухих листьев и во рту страшно пересохло. Он сел на кровати, все тело ныло и болело. Нет, когда он вернулся из Предрассветного Царства, все было совсем не так. Тогда он хоть и замерз, настроение от впечатлений осталось отличное. А этот сон хоть и яркий, но некоторые детали уже улетучивались из головы. Прошло несколько минут, и Пашка благополучно забыл сон. Так иногда бывает, когда вроде проснувшись, хочешь оставить сон с собой, но он уходит не попрощавшись.

Пашка пошел на кухню и, выпив воды, поставил борщ греться. Он поел и пошел гулять. Он зашел сначала к Димке, потом к Андрею, потом даже к Таньке, но никто не хотел гулять. На улице стояла довольно неприятная погода. С моря дул холодный ветер, а к нему еще моросил противный мелкий дождик. Пашка пошел к качелям и сел так, чтобы видеть мастерские. Он обдумывал, что делать. Ему теперь даже засыпать страшно, но одновременно ужасно интересно. Мастерские смотрели на него темными провалами дверей и окон, и там притаились зеленые человечки, и та розовая девочка. И еще ветер. Он завывал в пустом здании и иногда его вой складывался в слова. Вроде кто-то читал ему очередное стихотворение. Пашка просидел, так ничего не придумав, и пошел домой. Его встретил Тим и тут же проскользнул на улицу. Пашка погулял, теперь пришла его очередь.

В ту ночь Пашку не мучили кошмары, и он не попал в Предрассветное Царство. Он просто спал и ничего не видел. Ну, то есть вообще ничего. И это, после двух таких необычных снов, утром показалось Пашке форменным предательством. Ему хотелось попасть еще раз в Предрассветное Царство, хотелось узнать, что там делает статуя отца, но и в ту ночь и в следующую он не видел никаких снов. Он спал и в обед и ложился вечером раньше, но ничего не происходило. И тогда он решил спросить совета. И как обычно спросил у Сашки.

Он опять пригласил его к себе, и после того как Сашка уплел за раз целую упаковку «чокопаев», рассказал ему все как на духу. И про Шелкового Человека, и про фиолетовую страну, и про красный песок и даже про рыбу, которая утащила рыбака. Сашка как всегда подошел к этому очень практично.

— Ты наверное сбрендил. — сказал он с видом профессора. — Так не бывает, чтобы во сне как на яву. Только в фильмах о Фредди Крюгере, а в жизни ты просыпаешься, и второй раз одинаковый сон увидеть не можешь.

— А если смогу?

— Да не бывает так. — затряс щеками Сашка. — Тебе просто почудилось.

— А блюдечко как же? И пирожное?

— Да мало ли кто там это мог оставить? Может собак кормили, или еще чего…

— Ладно твоя точка зрения ясна. Но давай представим, что все взаправду.

— То есть?

— Ну что я правда попал в Предрассветное Царство. Давай представим хорошо.

— Ну давай. Только глупо это все…

— Ну и пусть глупо. Это вроде игры будет. Итак, мальчик нашел карту. — Пашка достал из красного пуфика, где он хранил игрушки, солдатика. Потом он сходил в прихожую и вынул из куртки карту. Она изрядно измялась, и теперь ничуть не отличалась от старой пиратской карты. Пашка положил карту на пуфик, а сверху поставил солдатика — Вот нашел, значит. И после этого в его жизни все стало меняться. Смотри, как тут написано: «Поешь, усни и сразу вот, оно тебя само найдет». Ну в смысле приключение. И мальчик действительно поел, уснул и попал в приключение. И еще карта находилась в бумагах отца, и его статуя была во сне. И что ты об этом думаешь?

— Ну тут сразу бросается в глаза карта. — глубокомысленно надулся Сашка. Подобные игры в фантазеров он любил. — С нее все началось, а значит и концы надо искать в ней. Ты уже спал после этого, и ничего тебе не приснилось, так?

— Так.

— Ну тогда Ватсон, все очевидно. Надо просто заснуть в мастерских, и попадешь в это твое царство.

— Думаешь?

— А оно думай не думай, но получается так. Вот ты за два дня ел и спал, значит, дело не в еде и не во сне, а в том, где спать.

— А может надо пирожное такое же найти? Может, оно волшебное было?

— Ну если так, тогда надо второе пирожное искать, или у тебя ничего не получится.

— А давай поищем.

— Что опять в мастерские, на ночь глядя?

— Так еще всего восемь. Давай.

— Ну давай. — неохотно ответил Сашка. Ему совсем не хотелось идти в мастерские, но он и в тот раз отказался и не хотел выглядеть трусом.

Когда ребята вышли на улицу и пошли к мастерским Пашка отметил, что ветер стал сильнее. Он посчитал это хорошим знаком.

— А если там не будет пирожного? — спросил Сашка.

— Тогда останусь там ночевать.

— А не страшно?

— Не-а. Я уже там спал…

Пашка взял новые батарейки для фонаря, и они принялись обшаривать мастерские. Вскоре они нашли блюдечко — его кто-то уже разбил об стену. Они прошарились в мастерских почти полчаса, когда Сашка сказал — делать здесь нечего.

— Ладно иди домой. — сказал Пашка.

— А ты что, правда, останешься здесь?

— Угу. Я должен убедиться.

— Ну х-хорошо. Только ты это, осторожней, ладно.

— Ладно. Ты ко мне зайди завтра с утра, я тебе все расскажу. Да и завтра Маринка вернуться должна…

Сашка ушел, а Пашка пошел на то место, где уснул в прошлый раз. Командирские часы отца показывали девять. Пашка подумал, что из-за этой суеты уже три дня не ходил в госпиталь. Но ничего, завтра обязательно сходит, а может и еще узнает чего интересного. Прошел еще час, а Пашка все не мог заснуть. Он замерз и уже собирался плюнуть и пойти домой, когда вдруг ветер стих. Только что он выл в окнах, и вот Пашка оказался уже в полной тишине. В этой тишине появилось что-то тревожное. И к Пашке пришла дрема. Как и в прошлый раз все случилось внезапно и сразу. Только что его мысли чисты, и он сам бодр и вот голова наклоняется и падает на грудь. Он услышал шелест и шорох, а за окнами мастерских посветлело.

Пашка очнулся, или проснулся, или уснул, или появился в Предрассветном Царстве. Он понял это, как только взглянул на вид из окна. Он оказался в Розовой Стране. Пашка увидел невероятно красивую картину. Огромный сад. Все деревья ровные, а на небе по-прежнему отблески солнца, которое никогда не взойдет. Только здесь, маленькие перьевые облака, тоже имели розовую расцветку. Пашка вышел из мастерских и понял, что на нем та же одежда, что и в прошлый раз, хотя засыпал он в другой. Он ощупал карманы, и вытащил из правого пригоршню красного песка. Пашка не знал, что с ним делать, но не стал выкидывать и положил обратно.

Выйдя из здания, мальчик не обнаружил привычного двора — только различные фруктовые деревья с розовыми листьями и розовыми плодами окружали его повсюду. Однако росли они не из песка, а из земли. Самая обычная земля, только розовая. Меж деревьев сновали пышногрудые женщины, и собирали плоды в плетеные корзины. Пашка прошелся под деревьями и увидел розовую белку с несколькими бельчатами, прыгающую по веткам. То и дело ему попадались птичьи гнезда. И вот его заметили. Розовая баба, по-другому и не скажешь, повернулась в его сторону и радостно закричала:

— Ах ты сладкий! А ты что здесь делаешь? Эй, посмотрите все у нас гости.

— Где. — спросила другая женщина. — Ой, какая прелесть! Ты мой сладкий иди я тебя потискаю.

— Что у вас тут? — спросила третья. — Ой, мальчик! И не зеленый! У ты мой хороший.

И все три женщины чуть не побежали к Пашке. Та, что немного похудее подбежала перовой и заключила Пашку в объятья. Мальчик лишь кряхтел, но не стал вырываться. Все же Пашку за всю жизнь не слишком сильно тискали. Мать он не помнил, и теперь получал все объятия и ласки, которые ему задолжала жизнь. Из сада выбегали новые женщины и с визгом становились в очередь, чтобы пообнимать Пашку. Так продолжалось, казалось, бесконечность, и наконец, когда очередная женщина сжала его так, что затрещали кости, Пашка взмолился о пощаде. Женщины сразу отпустили его, и стали выражать свои чувства словами. Хотя Пашку и помяли, настроение у него выправилось на удивительно хорошее. Как будто на него только что излили настоящий водопад непритворной любви.

— Ой, а ямочки какие!

— А глаза! Ты посмотри как две бусины!

— А ручки, ручки! Пальчики, какие тоненькие!

— А рост! Да он уже как взрослый, но стать не то, что у зеленых!

— Да куда им. У них вообще все маленькое.

— Ой, а носик! Ну пуговкой, ну не могу…

— Послушайте э-э-э женщины. — начал Пашка.

— А голосок!

— Как музыка!

— А зубки, какие! Ну чисто как облака!

— Послушайте меня.

— Что? — ответили хор женщин. Их набралось на поляне не меньше сотни.

— Как мне пройти в Зеленую Страну?

— А зачем тебе туда?

— Да нечего тебе там делать мальчик.

— Они и тебя заставят…

— Что заставят? — спросил Пашка.

— Ну так песок этот дурацкий искать.

— А зачем им песок?

— А мы откуда знаем сладенький. Они же зеленые. От них и пользы то грамм, а мозгов и того меньше.

— Но мне надо туда пойти. Там я видел статую моего… в общем статую одну интересную.

— Какую статую?

— Рядом с площадью, где часы стоят.

— Не знаю я там никаких статуй. Хотя я и Атику плохо знаю. Эй, бабы кто статую видел?

— Я нет.

— Что-то помню но, нет, не помню.

— Я тоже.

Из всех ста женщин никто не смог сказать, что это за статуя и вообще мало кто ее видел. Собственно только три женщины «что-то такое припомнили» и то едва-едва.

— Короче мне туда надо. — сказал Пашка.

— Ой сладкий, не ходил бы ты туда лучше. — почему-то грустно сказала женщина, явно старее всех остальных. — Заберут ведь тебя.

— Да пусть попробуют.

— А они обязательно попробуют мальчик. Ну ладно пускай тебя Нашка проводит. Эй, Нашка, иди сюда!

Нашка оказалась очень молодой, по здешним меркам, девушкой. Пашка дал бы ей лет двадцать, не больше. Хотя природа брала свое и ее формы тоже постепенно становились пышными.

— Нашка недавно из Атики вернулась, и года не прошло. — сказала старая женщина. — Она тебя проводит до границы, а там и безногий доберется. А может, все же останешься?

— Нет мне надо в Атику.

— Ну иди с Ветром мальчик.

Пашка и Нашка пошли по розовому саду и женщины махали им вслед платками. Нашка не отличалась разговорчивостью, и Паше пришлось самому заводить беседу.

— Меня Карл зовут. — сказал он.

— Да, я вижу. — ответила Нашка. Если другие женщины глядели на мальчика исключительно с любовью, то эта совершенно безразлично. Она и вокруг смотрела, как будто не понимая, что происходит. На лице Нашки мальчик прочел лишь отрешенность и глубокую, затаенную грусть.

— А что вы делали в Атике? — продолжил Пашка.

— Не помню, давно это было. — все так же безразлично ответила она.

— Так ведь год всего прошел, почему вы не помните?

— Не знаю. Не помню и все. Но это ничего, вот рожу ребенка и вспомню, или забуду….

Разговор не клеился и Пашка решил идти молча. Они шли, чуть ли не час, пока не началась пустыня. Розовый песок лениво перемещался, гонимый ветром и Нашка указала мальчику в сторону зеленого бархана.

— За ним Атика.

— Спасибо.

Пока Пашка шел, он держал руки в карманах. Но он решил пожать девушке руку на прощанье, и когда достал ее, несколько красных крупинок упали на розовый песок. Девушка отреагировала очень странно и бурно.

— Нет!!! — крикнула она, упав на песок и схватившись за голову руками, как будто прикрывалась от опасности с неба. — Я не вижу, я не вижу, я не вижу…

— Нашка?

Девушка подняла голову так резко, что чуть было, не ударила Пашкино лицо — мальчик наклонился, чтобы посмотреть, что с ней.

— Я не вижу, понимаешь? Я раньше видела, но теперь нет.

— Что не видишь?

— Красное. А теперь вот опять…

И она указала туда, куда упали красные песчинки. Но то ли ветер уже разметал их по пустыне, то ли песок растворился, как тогда в мастерских, но так или иначе его там не оказалось.

— Фу, показалось. — облегченно сказала Нашка и поднялась с песка. Ее лицо снова вернулось к безразличному. — Ладно Карл, прощай.

И она потопала обратно к саду, проигнорировав протянутую руку. Пашка пожал плечами и двинул к зеленому бархану. По песку идти слегка трудновато, но Пашка не обращал на подобные мелочи внимания. Значит, Сашка оказался частично прав и неправ. Значит, он не сбрендил и чтобы сюда попасть, надо действительно уснуть в мастерских. И теперь он проберется в Атику и узнает о той статуе. Ну а если его попробуют поймать, ничего страшного. В конце концов, это просто сон и в случае чего он проснется.

Поднявшись на бархан, Пашка тут же упал на живот. Дело в том, что когда мальчик поднялся на вершину, он увидел несколько зеленых людей и кучку детей. Детей всех цветов кроме зеленого. И даже та самая девочка которая сказала чтобы он бежал присутствовала. Дети занимались очень странным делом. Они все ползали на четвереньках и что-то искали на песке. Возможно даже тот самый красный песок, целая пригоршня которого наполняла его карманы. Вдруг желтая девочка встала на колени и выкрикнула какое-то слово. Сразу несколько зеленых мужчин бросились к ней и что-то взяли из ее рук. Один мужчина достал из кармана зеленую шкатулку, и положил туда это что-то. Он махнул рукой и дети, поднявшись, пошли в сторону Атики. Огромный город гордо возвышался своими многочисленными башнями, на фоне лучей льющихся из-за горизонта. Когда дети и мужчины отошли достаточно далеко, Пашка встал и пошел следом.

Он шел за ними на приличном расстоянии до самого города, и только когда вступил на зеленые мостовые, рискнул подойти ближе. И дети и мужчины двигались к Толстой Башне. На улицах Атики по-прежнему попадались люди разного цвета, но им было все равно, что делают дети как все равно, что за ними следит мальчик в необычной для этих мест одежде. Когда Толстая Башня стала видна, процессия разделилась. Дети, в сопровождении двух мужчин, пошли к невысокой башенке, а остальные двинули к площади. Пашка убедился, что детей завели в башенку и, запомнив в какую именно, пошел на площадь. Он не рискнул подходить ближе и выглядывал из переулка. Из Толстой Башни выбежали несколько зеленых мужчин с длинной лестницей и прислонили ее к часам. Мужчина со шкатулкой надулся как породистый индюк и полез наверх. А когда залез, достал из-за пазухи маленький ключик и открыл верхнюю крышку часов. Он с торжественным видом открыл шкатулку и аккуратно высыпал содержимое в часы. Попав внутрь, это превратилось в ярко красную точку, и упало к остальному песку. Мужчина закрыл крышку и стал спускаться.

— И что, все это из-за одной дурацкой песчинки? — пробормотал Пашка.

— А то, это большая удача. — ответили сзади и шею мальчика пронзила боль.

Пашка схватился за шею и одернул руки. Как будто его душили раскаленные ладони. Его замутило, и Предрассветное Царство поплыло перед ним, но продолжалось это недолго. Если в прошлый раз картина зеленого города сменилась серыми коридорами мастерских, теперь она сложилась обратно в зеленые улицы. Шею перестало жечь, и Пашка нашел в себе силы, чтобы поднять голову. Над ним стоял и улыбался зеленый человек с площади. Может быть даже тот что оставил ему на спине синяк.

— Что, сбежать решил? — сказал он противным голосом. — Ну ничего, ошейник джиннов тебя остановит. Попробуешь еще раз смыться, тебе будет очень больно и уйти в Мир ты не сможешь.

— Дяденька снимите. — проскулил мальчик.

— А это еще с чего? Ты видишь красное, ты гостишь в Предрассветном Царстве, и теперь заплатишь за это.

И его взор упал на его карманы. Когда Пашка упал, оттуда выпало несколько песчинок.

— Красный? — спросил он. По его подбородку побежала слюна.

— Ну да. А вы что не видите? — робко спросил Пашка.

— Конечно не вижу. Иначе, зачем нужны дети? У тебя еще есть?

Пашка вывернул карманы, и грозди песчинок посыпались на зеленую мостовую. Для Пашки они казались пятном крови.

— Осторожней болван! — крикнул мужчина и залепил Пашке оплеуху. — Собирай быстро!

И он достал точно такую же зеленую шкатулку, что у мужчины из пустыни. На глазах мальчика навернулись слезы. Он начал медленно собирать песок, а мужчина стоял и смотрел за ним. Мысли мелькали в голове мальчика, и он соображал, что делать. Его поймали. Если этот мужчина не соврал, он теперь не сможет проснуться, и его наверняка заставят искать красный песок с остальными детьми. Пашка собрал все песчинки и уже протянул почти полную шкатулку мужчине, но тот опять замахнулся на него. Пашка сжался, но удара не последовало. Мужчина забрал шкатулку, и лишь потом ударил его по уху.

— Ты что тупой? Или думаешь что я тупой? А ну выворачивай карманы и собирай весь песок из них.

Пашка исполнил приказ. Он медленно вывернул карманы и собрал из них еще штук двадцать песчинок. Зеленый мужчина внимательно их осмотрел и лишь потом, закрыв шкатулку на ключ, взял мальчика за шкирку и потащил к той башне, куда завели остальных детей.

— А может вы меня отпустите? — спросил Пашка.

— Нет. Это самые богатые залежи красного за триста циклов! Ты расскажешь мне, где их взял и меня наградят! Да даже внос этого песка огромное событие. Сам Император будет присутствовать.

Они дошли до башни и там их встретил другой зеленый мужичок, ростом с Пашку, но раза два шире в плечах.

— Что этот отстал? — спросил он.

— Нет новый. — ответил мужчина с шкатулкой.

— А что такой большой?

— Из Мира!

— Из Мира и видит красное! Вот это да!

— Ты еще не знаешь насколько. Вот смотри, целая шкатулка!

— Да ты что? Он нашел?

— Да. Объясни ему, что к чему, а я пока доложу.

— Это правильно. Наверное, Император захочет такое увидеть…

Он взял Пашку за руку и втащил в башню. Внутри все тоже оказалось зеленого цвета хоть обстановки никакой и не видно. Просто круглый зал, а на полу разноцветными пятнами лежат, или сидят грустные дети.

— Значит так. — сказал мужчина. — Объяснять мне лень, так что спросишь у кого-нибудь из них, что к чему. И не вздумай снимать ошейник, только хуже будет.

И он вышел из зала.

Хотя Пашку предупредили, чтобы не трогал ошейник, как только за охранником закрылась дверь, он первым делом сделал именно это. Он аккуратно ощупал его. Зеркала в зале не было, так что посмотреть он не мог. На ощупь ошейник покрывали волнистые узоры или руны — Пашка не понял что. Сзади он нашел странную защелку, но когда попытался ее раскрыть, ошейник тут же раскалился, и Пашку пронзила боль. Он посмотрел на свои пальцы — кое-где уже вздулись маленькие волдыри. Он в бессилии сел на пол и, опустив голову, заплакал.

— Я же говорила тебе — беги. — услышал мальчик сверху. Он поднял глаза и сквозь слезную пелену увидел розовое пятно. Он протер глаза — оказалась та самая девочка с площади. — И надо же быть таким дураком?

— Но я ведь не знал…

— Чего не знал? Языка? Или ты не понял, что я тебе сказала? Ну тогда придется теперь тебе работать.

— А что значит, работать?

— Значит, искать песок. Искать красное.

Слезы высохли, и Пашка слегка разозлился на эту девочку. Да кто она вообще такая чтобы его жалеть, или насмехаться, или тем более указывать ему?

— Да вы здесь все сумасшедшие! — воскликнул он. — Зачем вам этот дурацкий песок? У вас что, красного цвета больше нет?

— Конечно нет. — казалось девочка удивилась. — Красного у нас нет, вот мы его и собираем.

— Но зачем? Зачем вам красное?

— Оно красивое. — как будто девочка объясняла Пашке простые истины, и искренне не понимала что это за глупые вопросы.

— Ну и что, что оно красивое! Вы все спятили! Чем вам допустим фиолетовое не нравится? Тоже цвет, тоже красивый!

— А что такое фиолетовое?

Вот это надо сказать добило Пашку полностью. Он молча ткнул пальцем во флегматично сидящего рядом мальчика и сказал:

— Вот он фиолетовый.

— Он не фиолетовый, он ярко розовый.

— Да ну тебя… Ты что прикалываешься?

— Я не понимаю. — действительно казалось девочка не понимает о чем он говорит.

— А ты вообще, какие цвета видишь? — спросил он, подумав пару секунд.

— Конечно же розовый и красный. — пожала плечами девочка. — Как и все здесь.

— Да-а…

У Пашки в голове что-то зашевелилось, и ему вдруг пришла в голову одна интересная мысль. Он встал, взял девочку за руку и повел к фиолетовому мальчику.

— Слушай, какого она цвета? — спросил он его.

Мальчик бессмысленно посмотрел на него, потом на девочку. Наверное решал, стоит ли ему открывать рот, или нет. Но потом все же сказал:

— Фиолетового. Только какая-то бледная.

— Да он псих. Все такие как он, психи!

— А я какого цвета? — не отставал Пашка.

— Ты бесцветный. Ты как младенец не имеешь никакого цвета. Как все из Мира.

Пашка опять сел на пол и стал думать. В голове вертелись ответы, и вопросы, но он никак не мог понять их и слить в твердый ряд. Девочка села рядом и рассматривала его одежду.

— А ты что, можешь видеть не только розовое и красное? — спросила она.

— Конечно. Я вижу сотню цветов и оттенков.

— Врешь ты все!

— Погоди, я слышал, как розовые женщины называли зеленых мужчин зелеными, а в розовой стране говорили что-то про желтых. Как такое может быть?

— Просто. — девочка смотрела на Пашку как будто он спросил что-то очевидное. — Те кто живут в розовой стране называются розовыми, те кто в зеленой зелеными, те кто в желтой желтыми, и те кто в фиолетовой фиолетовыми. Все очень просто.

— А как вы различаете друг друга? Ну как ты поймешь, что он фиолетовый, или желтый, или зеленый, если видишь все в розовом?

— Тоже просто. Во-первых, зеленые самые темные, фиолетовые чуть светлее, потом идем мы, розовые, и наконец, желтые. И еще они все одеты в разную одежду. И конечно у зеленых есть только мужчины, у фиолетовых нет детей, у желтых есть женщины, но очень редко, и розовые все женщины.

После получения всей этой белиберды, Пашка только еще больше запутался. Ну ладно, предположим, что здесь все видят только один цвет. Ну еще дети могут видеть «красное». Но почему? Пашка встал, опять взял девочку за руку, и повел к остальным ребятам. Он подошел к зеленому мальчику, и тот с великой неприязнью сказал, что девочка бледно зеленая, а он сам бесцветный. Желтый мальчик оказался очень словоохотлив и заявил, что видит все исключительно в желтом свете. Девочка реагировала на все это совершенно спокойно. Она сказала, что зеленый мальчик просто слишком горд, чтобы признать, что все розовое, а желтый соврал. Известно ведь, что все желтые завзятые вруны. Да ты только послушай, как они рассказывают о рыбалке! Все желтые говорят, что поймали больше рыбы, чем остальные, но ведь хорошо известно, что не меньше рыбаков поймали сами рыбы.

— Слушай, а как тебя зовут? — спросил Пашка, когда понял, что не знает этого.

— Да никак. Как может быть имя у того кто видит красное?

— Но как мне к тебе обращаться, если я хочу что-нибудь спросить?

— Ты.

— Вроде «эй ты»!

— Ну да. Так к нам все обращаются.

— Хорошо Эйты, а скажи, какого цвета у меня ошейник и как он выглядит?

— Розового, почти красный. Просто полоска гладкого металла.

— Да нет, он же бугристый. Ну потрогай.

— Я что дура, трогать ошейник джиннов? Он же горячий!

— Да нет холодный. Мне же не больно.

— Это понятно. Но по-настоящему тебе больно. Тебе очень больно, но ты привык. В этом и смысл ошейника. Он все время причиняет боль, но чувствуешь ты это только когда пытаешься его снять, или уйти в Мир.

— В смысле проснуться?

— Я не знаю этого слова.

Двери зала стали открываться. Пашка посмотрел туда, как и все остальные дети. Посмотрел и открыл рот. В зал завели маленького мальчика, максимум лет семи. Совершенно нормального мальчика. Не цветного, а точно такого же, как Пашка. Вот только остальные дети отреагировали на него очень странно. Все устремили на него взгляд, и безразличные лица стали вдруг очень злобными. Все вытянули руку и указали на него пальцем.

— Урод, урод, урод… — донеслось из каждого горла. И даже Эйты делала точно так же.

Дети встали и продолжая тыкать пальцем пошли к нему. Они окружили мальчика и, скандируя: «Урод» — злобно пялились на него. А тот стоял в растерянности. По его щекам заструились слезы. Дети продолжали повторять ругательство. Пашка пытался их перекричать, пытался пробиться сквозь стену спин, но детей было слишком много.

— Урод, урод, урод…

— Заткнитесь!!! Это вы уроды! — завыл писклявый голос. — Заткнитесь вы все УРОДЫ!

Дети стихли и стали расходиться по своим местам. Из взглядов пропал интерес, и когда Пашка посмотрел на вновьприбывшего, его глаза опять полезли на лоб от удивления. Перед ним стоял тот же мальчик, только лицо его выражало злобу. И он стал зеленым.

— Чего вылупился? — спросил он Пашку.

— Да ничего…

— Ну так и смотри в другое место! Я тебе не букет цветов!

И мальчишка пошел и сел в углу. К Пашке подошла Эйты.

— Что с ним произошло? — спросил Пашка.

— Как что, он выбрал.

— Что выбрал?

— Каким быть. Он был бесцветным, как и ты, а теперь стал зеленым. То есть темно-розовым конечно. Так происходит с каждым, когда его сюда приводят.

— А он что мог стать, каким угодно?

— Нет, конечно. Он не мог стать розовым, потому что мальчик. Но если бы он стал нас упрашивать прекратить, то стал бы желтым, а если смирился и просто сел тогда фиолетовым…

Двери зала опять окрылись и вошел тот мужчина, что ввел Пашку.

— Эй вы, а ну на выход. — зеленый человек казался и безразличным к детям и одновременно его глаза оставались совершенно колючими.

Дети поднялись и пошли к выходу. Их лица ничего не выражали. Все вышли и поплелись за мужчиной в сторону Толстой Башни. Пашка увидел, что они тут далеко не единственная толпа детей. С разных сторон подходили другие мальчики и девочки, и площадь пестрила от разноцветных пятен. Пока они шли, Пашка шепотом обратился к Эйты.

— Слушай, а ты не пробовала сбежать?

— Конечно нет. Во-первых — зачем? Во-вторых, тебя поймают и посадят в позорную комнату, если ты попытаешься. Туда часто попадают зеленые мальчики.

Пашка так и не успел узнать, что такое позорная комната, потому что зеленый мужчина, стоящий на песочных часах, поднял руки вверх и прокричал.

— Тихо! — все смолкли. — Приветствуем Великого Императора Атики!

Ворота Толстой Башни открылись, и из них вышла небольшая группа зеленых людей. Кто из них Император стало понятно сразу. Толстый коренастый мужчина смотрел на всех с презрением, и перед ним раскидывали лепестки зеленых роз. Он шел и все расступались в стороны. Его наряд почти ничем не отличался от других зеленых мужчин, только на голове вместо круглой шляпы торчал высокий цилиндр.

— А что сейчас будет? — спросил Пашка.

— Будут насыпать песок в часы. — ответила Эйты.

— А зачем?

— Потому что, только из-за стекол этих часов остальные могут видеть красное.

— Но зачем?

— Чтобы любоваться им. Это же так красиво, а красное могут видеть только дети.

— А взрослые только в этих часах?

— Да.

— Но это бессмысленно.

— Почему. Красное красиво, и почему только мы можем им наслаждаться.

— А вы наслаждаетесь?

— Не знаю, — девочка в первый раз растерялась. — Думаю что…

От беседы их отвлек дружный «Ох». Пашка посмотрел на часы. К ним вплотную подошел Император, а на вершине зеленый мужчина открыл маленькую дверцу и медленно высыпал содержимое шкатулки вниз. Только сейчас Пашка понял, что это тот самый мужчина, поймавший его. Попав в пределы часов, песчинки вспыхивали и маленькими красными точками падали на дно. Надо признать, зрелище действительно красивое, но не настолько, чтобы из-за него заставлять детей искать дурацкий песок в поте лица.

— А откуда здесь эти часы? — спросил Пашка у девочки.

— Оттуда же, откуда и твой ошейник. Из Огненного Царства.

— А где это?

— Наверное, далеко, я не знаю. Я никогда не была за пределами Предрассветного.

Все заворожено смотрели, как Пашкин песок попадает в часы. И тогда Пашка решил попробовать.

— Бежим со мной. — сказал он Эйты.

— Что? Ты что дурак? Тебя сразу поймают.

— Я все равно попробую. Ты со мной?

— Нет.

Пашка начал медленно пробираться к задним рядам. Все по-прежнему смотрели только на часы. Он шел, стараясь никого не задеть, а когда вышел из толпы, рванул что есть мочи. Он почти добежал до какой-то башни, когда услышал сзади писклявый детский голосок.

— Эй, этот урод бежит.

Пашка обернулся и увидел, что сдал его тот самый маленький мальчик, что позеленел на его глазах. Наверное, песок уже пересыпали, потому что из толпы тут же выбежали зеленые мужчины. Они бросились за Пашкой, и мальчик опять, как в прошлом сне, побежал от них через зеленые улочки. Он не попал на ту, где стояла статуя его отца, и перед ним мелькали только круглые башни Атики. Через десять минут он выдохся и его настигли. Последнее что он помнил, это удар по голове, и сознание ушло.

Очнувшись, Пашка не понял, где он находится. Вокруг только темнота, и он принялся шарить рукой по стене, чтобы включить бра, но наткнулся только на гладкую каменную поверхность без обоев. Значит, он не проснулся. Он по-прежнему в Предрассветном Царстве.

— Эй, кто-нибудь! — позвал он.

Спустя минуту, в стене открылось маленькое окошко и освятило комнату. Оказалось что она очень маленькая и кубической формы.

— Что очухался? — пробурчала зеленая рожа в окошке. — Это хорошо.

— Где я?

— В позорной комнате. Я буду первым. Какой же ты уродливый. Высокий, тощий, да еще и бесцветный. И глупый. Ну как ты мог даже подумать, что тебе удастся убежать? Это же великое дело, собирать песок. Ты ведь ни на что не годен, так делай хотя бы это. И ты уродлив. Ну посмотри на свою рожу, это и лицом-то назвать нельзя…

— Замолчите!

— Это еще почему? Ты в позорной комнате и я тебя позорю. Да и слабый ты какой-то. Хилый, рахит даже. И глупый, ну как такое в голову может прийти — убежать?

Мужчина продолжал ругать Пашку не меньше часа. Пашка просил его замолчать, ругался в ответ, вспомнив все слова, слышанные от старшеклассников, но на него не обращали внимания. Он пытался закрыть уши, но это привело лишь к тому, что зеленый мужчина стал говорить громче, а потом перешел на бешеный крик. Когда его лицо скрылось, Пашка вздохнул с облегчением, и как оказалось зря. В окне появилось лицо другого зеленого мужчины и принялось его позорить. Пашка пытался огрызаться и с ним, но это опять ни к чему не привело. Прошел еще час, и в окошке появилась очередная зеленая морда.

Все ругательства были до одури однообразны. Ему вменяли в вину, что он глуп, уродлив и бесполезен. После пятого мужчины Пашка просто сел на пол и перестал обращать внимание. И внезапно он увидел ЭТО. Он рассмотрел свои ладони, и увидел, что указательный палец на правой стал фиолетовым. И эта фиолетовость, как болезнь, ползла по его кисти. Он вскочил и бросился к окошку. Он просунул в него руку, но лицо отошло и ударило его по ладони. От боли и злости Пашка заплакал. Он посмотрел на руку. Фиолетовое пропало, но под ногтем указательного пальца появилась зеленая каемка.

— Привет Павел. — услышал он знакомый шелестящий голос. Он посмотрел в окно и увидел там улыбающееся лицо, обрамленное растрепанными черными волосами. Шелковый Человек.

— Ты урод! — закричал ему Пашка.

— Посмотри на руку.

Пашка подчинился. Правая ладонь стала полностью зеленой. От такого зрелища он испугался и вся злость прошла. Со злостью пропала и зелень.

— Ой. — сказал мальчик.

— И в самом деле, ой. В Цветных Странах лучше не быть безразличным, или злобным, или любвеобильным, или хитрым.

— А каким надо быть?

— Разнообразным.

— Вытащите меня отсюда.

— Я бы и рад, но не могу.

— Почему?

— Я тебе уже помог и ты не заслужил очередной помощи. Ты не выполнил работы.

— Я принес песок на площадь!

— Работа состояла в том, чтобы наполнить песком часы, а не просто его туда отнести.

— Но они огромные! — возмутился Пашка. — Я бы сто лет туда песок таскал. Да и мало там его было, на часы не хватит.

— А это мои проблемы? Знаешь, мне кажется, нет.

— Тогда идите к черту!

— Ой, какие мы грубые. Ну ладно я тебе помогу.

— Выпустите меня отсюда?

— Нет. Ты неплохо отработал аванс и можешь задать еще три вопроса. Только хорошо подумай, о чем спрашивать.

Пашка задумался. Шелковый Человек спокойно рассматривал позорную комнату.

— Что здесь происходит? — наконец сказал Пашка.

— В этой комнате тебя позорят за то, что ты убежал.

Пашка позеленел от злобы, но смолчал. Понял — только что он истратил один вопрос, и теперь Шелкового Человека не удастся раскрутить на еще один как в желтой стране. Тогда он еще не настолько влип и мог давить на мужчину. Теперь от этих вопросов зависит его судьба, а быть может даже жизнь.

— Почему в Предрассветном Царстве люди разного цвета? — спросил Пашка. Шелковый Человек улыбнулся.

— Цветные люди есть только в Цветных Странах. В остальном Предрассветном Царстве они самые что ни на есть, обыкновенные.

Пашка уже хотел спросить о других странах, но вовремя смолчал. Ясно же, Шелковый Человек этим воспользуется.

— Тогда почему они разного цвета в Цветных Странах?

— Ну наконец-то ты смог сформулировать верно. Ладно, я расскажу. Понимаешь, когда в Цветных странах рождаются люди они изначально не цветные. Самые обычные жители Азиль-до-Абара. Но потом они меняются, а если быть точным, меняют друг друга. Дети некоторое время живут в розовой стране, потом их отправляют в Атику и они в Детских Башнях становятся одного из четырех типов. Ты и сам это видел. Они меняются, приобретают цвет и остаются такими до смерти. Тогда же они теряют способность видеть остальные цвета, кроме красного. Но они еще видят оттенки, а когда взрослеют, все для них представляется одного цвета. Это знаешь ли очень скучно и когда джинны подарили им часы, которые могут показывать им красный цвет, это их так заворожило, что они стали его искать. Но они не видели его, а просто насыпать песок в часы, чтобы проверить, не красный ли он, очень обременительно. И тогда вспомнили, что когда были детьми, они все же могли видеть красный цвет, и некоторые оттенки того что выбрали. Хотя и не помнили, что пока не стали розовыми, зелеными, желтыми, или фиолетовыми цветов было в сотни раз больше. И с тех пор все закрутилось, и они наполняют эти часы, а дети ищут им песок. И это очень печально, потому что если раньше встречались бесцветные люди, теперь их здесь не осталось. Они ушли, предоставив Императору заниматься своей бессмысленной работой.

— И что мне делать теперь? — спросил Пашка, когда Шелковый Человек умолк.

— Я же вроде ответил на твои вопросы. — скривился мужчина. — Ну так уж и быть отвечу и на этот. Понравился ты мне. Тебе, мальчик, не надо изобретать колесо, а просто выполнить работу.

— И что это изменит?

— Нет, пять вопросов это перебор. Думай сам.

Шелковый Человек, как и прежде, испарился, но его место почти сразу заняла зеленая рожа.

— Ну ты и урод…

Его продолжили позорить, но Пашка оставался к этому равнодушен. Его рука не стала фиолетовой и не позеленела, он просто сел и задумался. Что делать? Как убежать отсюда и как выполнить эту работу? И что это изменит? Ну наполнит он эти часы, что от этого его выпустят? Да и как их наполнить? Ведь даже там где он возник, красного песка было не так уж и много. Небольшая кучка причем тонким слоем размером с его тело. Или…

— Ну ты глупец какой же ты… — говорил зеленый мужчина.

— Я должен немедленно встретиться с Императором. Я знаю, как наполнить часы красным полностью.

Зеленый мужчина замолчал. Он, наверное, думал, не уловка ли это, а потом сказал:

— Скажи мне, а я передам.

— Нет, я ничего не скажу вам. Я буду говорить только с Императором!

— А почему он должен с тобой говорить? Ты же можешь просто врать.

— Я принес вам самую большую порцию песка за триста циклов! Я знаю, где его очень много.

Мужчина умолк, и закрыл за собой окно. Пашка погрузился во тьму и раздумывал над тем, что не может же быть все так просто. Или может? С одной стороны сомнительно, что он первый до этого додумался, а с другой если они видят только один цвет, ну или два как дети, у них не могло возникнуть такой мысли.

Через час мужчина вернулся и стал упрашивать Пашку, рассказать ему все. Пашка держался молодцом, и даже когда мужчина начал ему угрожать, не сказал ни слова. Мужчина ушел и опять оставил мальчика в темноте. Прошло еще несколько часов, Пашка проголодался и потребовал еды. Мужчина открыл окно и сказал, что накормит его, если он все расскажет. Пашка ответил, что если он умрет от голода, никто никогда ничего не узнает. Мужчина злобно посмотрел на него, закрыл окно, но вскоре вернулся с корзиной зеленых фруктов. Пашка съел их все и снова принялся ждать.

Он не знал, сколько времени провел в позорной комнате, но, наверное, много. Ему еще два раза приносили еду и воду, когда наконец окошко открылось, и в нем показалось голова с цилиндром. К Пашке пришел сам Император.

— Мне сказали ты знаешь где очень много красного, и скажешь только мне. — грубо произнес Император. — Я пришел, говори.

— Нет, так не пойдет. Я отведу вас туда, только если вы снимете ошейник.

— Ты что считаешь меня идиотом уродливый мальчик? Как только я сниму с тебя это, ты просто уйдешь. Нет, говори, где песок.

— Я покажу вам, где он, если вы пообещаете, что снимете ошейник после этого.

— А ты знаешь, что я могу тебя просто казнить? Не стоит испытывать мое терпение, говори.

— Ну и казните! Сколько вы собирали этот песок? Наверное, очень долго и по песчинкам. А я предлагаю его столько, что можно будет набить часы хоть доверху.

Зеленые глаза какое-то время буравили мальчика. Пашка выдержал взгляд.

— Хорошо. Я сниму ошейник, если ты покажешь.

— Клянетесь?

— Клянусь.

— И еще кое-что мне расскажите.

— Хорошо. Но если ты врешь я тебя казню. Открывайте.

Это Император бросил кому-то вне позорной комнаты. Дверь окрыли и Пашка вышел под тусклое небо Предрассветного Царства. Он сказал, что надо идти в пустыню, Император кивнул и они пошли. Они шли по улицам изумрудной Атики и люди почтительно кланялись своему правителю, а заодно и мальчику, что шел впереди него. Позади двигалась процессия из зеленых мужчин. Наверное, двор Императора. Кто-то из зеленых догадался взять с собой небольшую толпу детей, чтобы проверить, не врет ли Пашка. А Пашка шел и молился, чтобы его предположение оказалось правдой. Он думал что красный песок, получается от смешивания фиолетового, желтого, зеленого и розового. Этому имелось несколько подтверждений. Он появился здесь точно в том месте, где граничат четыре страны. И пока он ворочался, песок смешался и получился красный. Другие дети ищут его по песчинкам, потому что иногда ветер сам смешивает песок и разносит по пустыне. В том месте, где пустыни сходятся, как раз небольшое углубление и поэтому ветер там дует слабо, а значит и песок становится красным редко. Вроде все верно, но мальчик все равно нервничал.

Они вышли из города, и пошли по пустыне. Найти нужное место просто — достаточно пройти до границы стран и идти по ней. И вот они пришли. Пришли туда, где началось это приключение. Здесь оно началось, здесь может и закончится. Пашка видел в процессии зеленого мужика с большим топором. Наверное, палач. И наверное он должен отрубить Пашке голову, если тот не найдет песок.

Когда они подошли к кресту из четырех видов песка дети, шедшие позади, зашептались. «Красное, Красное» — говорили они. И действительно точно посредине песочного креста лежали несколько красных песчинок.

— Где? — спросил детей Император.

— Там. — робко показала Эйты. Только теперь Пашка заметил, что она тоже здесь.

— Много?

— Десять песчинок.

— И этим ты хочешь заполнить часы?! — повернулся Император к Пашке. — Палач!

— Конечно не этим. — спокойно сказал мальчик. — Но для того чтобы найти вам много песка, мне нужен ваш цилиндр.

Император волком смотрел на мальчика, но все же снял головной убор и обнажил зеленую лысину.

— Ну если сломаешь…

— А он у вас что один?

— Нет!

Пашка повернулся и пошел к кресту. Он зачерпнул пригоршню розового песка, потом фиолетового, желтого и зеленого и насыпал в цилиндр. Когда они хаотичной россыпью наполнили шляпу и не соединились в красный, Пашка похолодел. Но вот он заметил маленькую красную точку. Он слегка потряс цилиндр, и точек появилось больше. Тогда он прикрыл шляпу ладонью и стал трясти вверх-вниз.

— Что ты делаешь?! — взревел Император. — Палач!

— Да. — ответил мужчина с топором.

— Отруби ему голову!

Но когда палач пошел к мальчику, Пашка резко высыпал на него содержимое цилиндра.

— Красное! — воскликнули дети.

— Что красное? — спросил Император.

— Из шляпы. Весь песок из шляпы красный. — ответила Эйты. Она уже стояла неподалеку и смотрела на Пашку с суеверным ужасом.

— Ну так собирайте! Целый цилиндр красного!

— Не надо. — сказал Пашка. Дети уже кинувшиеся к нему, остановились. — Эйты подойди пожалуйста ко мне.

Девочка подошла. Император смотрел одновременно хмуро, но и с интересом.

— Эйты, какого оттенка эта пустыня, и особенно это место? — Пашка указал на крест.

— Тут четыре разных вида песка. Этот розовый, этот чуть светлее и два немного темнее.

— Тогда смешай их все.

Девочка подошла и, как до нее Пашка, стала смешивать песок. Только цилиндра ей не дали, его Император отобрал и нацепил на лысину. Эйты соединила песок и перемешала ладошками. И ахнула, как и все дети, стоящие сзади.

— Что такое? — спросил Император.

— Если смешать четыре вида песка, получится красный! — сказала Эйты.

— Не может быть! А ну-ка все отдали ей свои котелки, и пусть она смешает песок. Потом пойдем и проверим.

Император первым протянул цилиндр, и Эйты смешала в нем песок. Другим детям выдали котелки и когда работу закончили, все направились в город. Теперь их группу встречали удивленные взгляды. Конечно, не каждый день увидишь, как куча людей во главе с Императором несет в шляпах песок. Когда они пришли к часам, Император лично забрался наверх и, открыв крышку, высыпал туда несколько песчинок. И когда те загорелись ярко красным цветом, он рассмеялся и сыпанул в часы весь цилиндр. От красного сияния площадь в миг осветилась. Как будто в часах что-то взорвалось.

— Давайте мне остальные! — закричал Император.

Он лично высыпал в часы двадцать с лишним котелков, и каждый раз площадь вспыхивала. Пашка обратил внимание, что остальной песок в часах теперь тоже слегка светится. Не так, как когда его туда сыпали, но все же немного.

— Созвать всех детей и пусть эти, объяснят им, что делать. Взять тачки и в пустыню! — приказал Император.

Он спустился с часов и подошел к Пашке.

— Снимите ошейник. — сказал мальчик думая что он будет делать если Император его обманул.

Тот хмуро посмотрел на него, и вдруг улыбнулся и расхохотался.

— Конечно сниму! А ну повернись.

Пашка повернулся и Император на что-то нажал на шее мальчика. Шею пронзила мгновенная боль, а сразу за ней облегчение. Пашка понял, что ему действительно было больно все это время, просто он этого не замечал.

— Но ты ведь не уйдешь прямо сейчас? — сказал Император. — Ты должен посмотреть, как мы заполним часы.

— И еще вы говорили что ответите на мой вопрос. — сказал Пашка потирая шею.

— Спрашивай.

— Что это за статуя вон за той башней?

Император нахмурился.

— Я не знаю, надо посмотреть. Тут много статуй.

И он вместе с Пашкой пошел к статуе его отца. Следом шли лишь два зеленых человека — остальные бросились исполнять приказ повелителя Цветных Стран. Когда они пришли, Пашка еще раз поразился, с каким мастерством выполнена статуя, и насколько суров лик отца.

— Это Никодим. — сказал Император. — Шериф Ахры.

— Кто?

— Шериф столицы Дневного Царства. Когда он победил Хранителей Четырех Башен, и закончил Тысячелетнюю Войну его памятники поставили во всех столицах всех Царств.

— А что это за хранители?

— Главные колдуны Шайтана.

— А кто такой Шайтан?

— Царь Огненного Царства и всех джиннов.

— А где сейчас Никодим.

— Я не знаю мальчик. Я вообще не много знаю о той войне. Мои страны не участвовали в ней. Тебе надо пойти в Дневное Царство, и там тебе все лучше объяснят.

Император повернулся и пошел к площади. Мальчик стоял и смотрел на своего отца. Шериф Ахры. Это звучало так волшебно. Значит, его отец настоящий герой. Не простой военный, а герой. Он еще долго стоял, но наконец, его оторвал от созерцания шум толпы людей. Он отвернулся и пошел к площади.

А там происходила настоящая суета сует. Тысячи людей сновали туда-сюда с ведрами, тачками, носилками и прочей тарой. И в каждой сиял красный песок. На часах стоял зеленый мужчина и наполнял их. Они то и дело вспыхивали, а песок, лежавший на дне, горел еще ярче. Часы медленно наполнялись, и тут на плечо мальчика легла рука. Он повернулся и увидел Шелкового Человека. Только теперь он был не в черной шелковой пижаме, а в ярко красной.

— А ты молодец Карл. Ты ведь, по-моему, выбрал это имя?

— Да.

— Хорошо. Не называй настоящего никому. А теперь смотри.

Последнее ведро переместилось в часы. Сейчас они сияли подобно солнцу на закате. Вовсе не на рассвете, а на закате. Яркое сияние согревало площадь, и когда мужчина с ведром спустился, чтобы полюбоваться на часы, по ним пробежала трещина. Все ахнули, и часы со звоном разлетелись на тысячи маленьких осколков. Песок высыпался из них, но теперь он больше не был песком. Подобно чернилам он растекся по площади, и засияла уже она. Пашка смотрел себе под ноги. Круглые камни мостовой горели красным, а рядом стояли босые ступни Шелкового Человека.

— А почему они не разбили часы раньше? — спросил Пашка. — Ведь нет часов, нет и красного для взрослых.

— Ну для начала взрослые не хотели их разбивать. Ведь только сквозь их стекло, они могли увидеть тоже, что и дети. А потом это ведь не простые часы. Их построили джинны, и разбить их нельзя. Это их проклятье жителям Цветных стран, но теперь оно разрушено, и все могут любоваться красным на этой площади.

— И взрослые тоже?

— Да. Это не просто красный песок, он смешан с расплавленным стеклом часов. И теперь каждый сможет это видеть.

— И что теперь будет с жителями Цветных стран.

— Перемены. Что перемены это точно. Дети вернутся в Розовую страну, и женщин не будет разносить от невыраженной любви. Теперь женщины выплеснут ее на детей. Мужчины зеленой страны, наверное, будут много времени проводить на этой площади. Может даже сделают сюда платный вход, или что-нибудь вроде этого. Возможность видеть красное каждый день, наполнит их сердца алчностью или умиротворением. И лишь желтые люди вряд ли изменятся. Они слишком любят рыбачить и им, по сути, плевать на красную площадь. Но новым детям теперь не придется становиться определенного цвета, по крайней мере, они будут делать это позже. Хотя все может окончиться и плохо. Но в данном случае любые перемены к лучшему. Это Царство станет определенно не таким скучным…

Шелковый Человек задумчиво смотрел вдаль, а Пашка переваривал информацию. Но для мальчика главным оставалось не это.

— А вы знаете, кто такой Никодим? — спросил он.

— Конечно знаю. Но такая информация стоит гораздо дороже, чем плата за проделанную тобой работу. Возможно в другой раз…

И он опять исчез. И сразу следом за ним все поплыло перед Пашкой. Последнее что он видел — это Эйты. Девочка удивленно смотрела на свою руку, совершенно обычного цвета.

Пашка проснулся. Он открыл глаза и увидел странное незнакомое помещение. Но потом понял, что комната как раз знакома ему очень хорошо, просто до сих пор он не смотрел на нее с такого угла. Он повернул голову и увидел отца. Пашка лежал в его больничной палате. Его тоже подсоединили к капельницам, и аппарат пикал, отмеряя стук двух сердец. Дверь открылась и в палату вошла тетя Клава и Маринка. У обоих заплаканные лица, но в один миг они осветились такой радостью, что казалось, в комнате стало светлее.

— Павлик! — воскликнула тетя Клава.

Сестра ничего ни сказала, а только бросилась к нему и обняла. В следующую секунду объятья удвоили — тетя Клава присоединилась.

— Больно. — сказал Пашка сквозь смех.

— Господи, я думала что и тебя потеряла. — прошептала сестра. По ее щекам текли теплые слезы и падали на мальчика.

— Марин, ну не плач. Все нормально.

— Да какой нормально. — сказала сестра, но не разъединила руки, продолжая давить объятьем. — Ты три дня провалялся в комме, точно так же как и отец.

— Что ты делал в мастерских? — спросила тетя Клава, но Пашка не слышал.

В голове мальчика выстроилась картина. Страшная картина. Три дня. Он спал три дня! И он находился в такой же комме, что и отец. Но в действительности на него надели ошейник джиннов. И он понял, что случилось с отцом. Николай в Мире, или Никодим в Алям-аль-Метале застрял во сне. Быть может, на нем надет точно такой же ошейник. Значит его отец не больной, а пленник. Но кого? И Пашка поклялся. Поклялся, что выяснит и спасет отца. Спасет шерифа Ахры.

Весна подходила к концу. Пашка сидел на подоконнике и смотрел на бухту, где стояли два гордых авианосца. Маринки куда-то ушла, и это необычно. За последний месяц мальчик находился под полным контролем сестры, и она проводила с ним много времени. Его неделю донимали врачи, и прописали строжайший контроль за здоровьем — боялись рецидива болезни. И тетя Клава и Маринка, несмотря на заверение Пашки следили, чтобы с ним ничего не случилось. Поначалу сестра даже провожала его в школу. Но все приходит в норму, и сегодня она сказал, что переночует у подруги. Правда она уже пять раз звонила и проверяла, что с ним все в порядке.

А сам Пашка провел этот месяц в размышлениях и ожидании. О том чтобы еще раз попробовать уснуть в одном из намеченных на карте мест, не могло идти и речи. Для этого надо иметь свободу передвижений, а пока над ним нависли две сиделки, это невозможно. Но вот первый хороший признак. Если все пойдет хорошо, летом можно попробовать посмотреть, что там с цифрой два. Для этого надо как-то проникнуть в школу и уснуть там, но он сделает это. Он еще не знал, как, но сделает.

Перед ним на подоконнике лежала карта, где рядом со школой нарисовано солнышко. Пашка надеялся, что это означает — Дневное Царство. Там он узнает об отце. Лето обещает быть очень жарким и интересным в этом году. За окном весело летал теплый ветерок, раскачивая листья. Пашка думал и смотрел на мастерские. Иногда ему казалось, что он видит там фигуру мужчины в черной шелковой пижаме. Тот тоже смотрел на него и призывно помахивал рукой.