— Ну, ты и даешь! — сказал Ленька, когда ребята вышли со двора бойскаутской дружины. — Буржуйские деточки только ротики разинули.
— Почем ты знаешь, что буржуйские? — возразил Никита.
— Спрашиваешь! Половина из них в нашей второй школе, бывшей мужской гимназии, учится. Их папаши, все эти Витты, Гувелякены, — бывшие лесоторговцы, доктора, адвокаты…
— Доктора разве буржуи? Меня один доктор бесплатно вылечил. «Буржуи, буржуи», — передразнил Никита. — Просто гогочки, маменькины сыночки.
— В тебе еще классовое сознание не заговорило, вот что. Но ничего, это я беру на себя, — сказал Ленька и вдруг остановился и уставился на Никиту: — Скажи-ка лучше, где ты таким штукам выучился? Какое сальто отхватил!
— Меня один циркач научил. У него махновцы мальчишку-партнера застрелили, так он хотел меня приспособить. Он хлыстом сек. Я от него убежал. — Никита вздохнул и замолчал.
— Жалеешь, что убежал? — спросил Ленька.
— Соньку маленько жалко, — сказал Никита. — Он ее тоже бил.
— Гад он, твой циркач! — решил Ленька. — Только у тебя тоже не все хорошо получается. Там какая-то Сонька, здесь Эрна оказалась. И охота тебе с девчонками связываться!
— Ты что, всерьез? — обиделся Никита.
— Не туда смотришь, куда надо, вот что! Ты понял, о чем Костя, патрульный этот, пел?
Никита пожал плечами:
— Чего тут понимать? Про свою дружину пел: «Уже четыре долгих года терпели, братья, мы невзгоды, но верю я, что пятый год дружине счастье принесет».
— Революция в каком году была?
— Ну, в семнадцатом.
— А сейчас год двадцать второй. Пятый год Советской власти! Понял теперь, что это за песня? Недаром скаут-мастер ему допеть не дал и про какого-то Ганьяму затянул. Смотреть и понимать надо!
Тут они повернули на Соборную улицу, и Ленька схватил Никиту за рукав. Прямо на них шел Гленарван. Золотом отливали начищенные пуговицы флотского кителя, загорелое лицо обрамляли рыжеватые баки. Поравнявшись с ребятами, он окинул их внимательным взглядом и скрылся за забором. Они, не сговариваясь, повернули следом и выглянули из-за угла. Когда чуть покачивающаяся спина Гленарвана удалилась на достаточное расстояние, Ленька шепнул:
— Пошли!
И они пустились обратно.
У памятника Ломоносову Гленарван свернул во двор бойскаутской дружины. Ребята приникли к щелям забора.
На крыльце штаба дружины стоял скаут-мастер Павлик. Гленарван подошел к нему и поднял руку с тремя вытянутыми пальцами вровень с плечом. Павлик ответил ему таким же салютом и что-то сказал. Потом они скрылись в дверях штаба.
— Смотри-ка, да они кореша, — удивился Никита.
— Ничего не понимаю. Карпа выдумал Гленарвана. Мы за ним следили. И тут опять он.
Ленька кивнул Никите:
— Ну ладно, пошли к нам. У нас небось Володя с комсомольцами. «Азбуку коммунизма» изучают. У нас каждый день коммуна собирается.
— Может, потом? Больно шамать хочется, — сказал Никита.
— У нас и поедим. Картошкой жареной накормят.
Никита сглотнул слюну. Картошка, да еще жареная, это да! Он знал, что у них с батей, кроме хлеба и морковного чая, ничего нет.
— Да не, — промямлил Никита, — я лучше домой.
— Чего там. У нас каждый вечер не один человек питается. Картошки на всех хватит. Своя. И Карпа небось уже дожидается.
Они шли по проспекту Павлина Виноградова. Это была главная улица. Кирпичные и деревянные тротуары тянулись здесь вдоль двухэтажных каменных домов, а середина была вымощена булыжником, на котором тускло поблескивали трамвайные рельсы. Справа дома расступились, открылась просторная площадь. Золотые купола собора вонзались в белесое небо. За собором и площадью мелькнула поверхность реки.
У магазина с вывеской «Церабкооп» стояла телега. Толстоногий битюг с медными бляхами на сбруе жевал овес из торбы, подвешенной к его морде. Грузчики в кожаных фартуках перетаскивали с телеги ящики и с грохотом бухали их в подвал.
Никита углядел в ящиках распластанную рыбу.
— Ты иди, — сказал Никита. — Я сейчас.
Ленька удивленно глянул на него, но пошел. Никита повернул к телеге.
Битюг посмотрел на него крупным, как слива, глазом, тряхнул головой и захрупал овсом. Никита быстро пробежал пальцами по доскам ящика, ища, которая послабее. Нашел, сильно дернул и потянул на себя. Доска противно скрипнула, подалась. Лошадь дернула головой и переступила ногами.
— Тихо ты, нестепенной! — прикрикнул грузчик.
Никита отдернул руку и присел за телегой. Грузчик поднял ящик и потащил к подвалу. Никита просунул руку между досками и нащупал шершавый от соли хвост рыбины. «Как раз к жареной картошке», — порадовался Никита.
И тут кто-то схватил его за руку. Он присел еще ниже и оглянулся. На него глядели круглые от испуга глаза Леньки.
— А ну брось! — прошипел Ленька и дернул за руку.
— Уйди, не мешай!
— Брось, говорю! — не отставал Ленька.
Ящик над их головами сдвинулся, и вместо него показалось усатое лицо.
— Держи! — зарычал грузчик.
— Тикаем! — шепнул Никита, и они рванули за угол на площадь.
— Сюда! — крикнул Ленька. Никита нырнул следом за ним в какую-то дыру забора.
Мимо протопали сапоги и стихли. Ленька тяжело дышал. Он посмотрел на Никиту и сказал:
— Ну и дурак же!
— Сам дурак… — сказал Никита, задыхаясь. — Полез под руку… Сейчас бы наша была!
— Я ворованное не ем! — сказал Ленька.
— Подумаешь, цаца… — Никита усмехнулся и сплюнул. — Тоже, видать, из этих. Из маменькиных деточек?
— Дурак ты! — сказал Ленька. — Ты у кого воровал?
Никита не понял.
— У кого?
— У своих, вот у кого! Эту треску по пайкам выдавать будут. И в столовку твоему отцу. Ты же у отца воровал! Вот у кого.
Никита оторопел.
— Врешь! — сказал он.
— Читать умеешь? Видел вывеска: «Церабкооп» — Центральный рабочий кооператив. Понял? У Советской власти ты воровал! Вот.
Ленька высунул голову в дыру между досок и махнул рукой:
— Пошли!
— Не пойду я к вам, — сказал Никита и отвернулся.
— Ладно, идем, — сказал Ленька.
Никита упрямо мотнул головой. Он представил себе, что Ленька рассказывает про него ребятам, Карпе, Володе. Представил презрительный смех Карпы и внимательный взгляд Володи. Бойскауты узнают… И Эрна.
— Нет, — сказал Никита, — не гожусь я для вас.
— Идем! — сказал Ленька и крепко взял Никиту за локоть. — Струсил, что ли? Эх ты, акробат!
— Очень нужно! — буркнул Никита и пошел рядом.