Оглянувшись на меня, Курт делает изящный финт и съезжает с накатанной трассы в сторону, я немного притормаживаю и с восторгом провожаю его взглядом.

На кой ему съезжать с трассы? Это ведь рискованно даже для лаэрда! Ведь от столкновения с деревом на полном ходу его даже инстинкты демона навряд ли спасут.

Нет, на такое безумство я не отважусь!

Подобравшись, несусь вниз по склону, не забывая ловить боковым взглядом маневрирующего за трассой мужчину в черном костюме.

— Ты полный псих! — кричу я, как только мы оба достигаем финиша. — Ты безумен на всю голову и, кажется, оставил в машине инстинкт самосохранения!

Курт стягивает очки и громко смеется.

— А вот и первое доказательство твоей невменяемости! — сердито продолжаю кричать, хотя у самой на губах тоже улыбка.

Лаэрд стягивает шапку, растирает ладонями лицо и устало плюхается на пятую точку.

Растрепанные мокрые от пота волосы, ярко-красный румянец и неповторимая счастливая улыбка на лице. Я с неясным трепетом смотрю на него, стараясь запомнить Курта счастливым…

К просьбе покататься лаэрд отнесся весьма и весьма основательно. Велев мне идти в комнату собираться, он с улыбкой предвкушения на губах принялся организовывать совместную поездку.

Улыбка с лица мужчины никуда не пропала даже через час, после того как Макс, его няня, Микаэль, я и двое охранников сели в комфортабельный микроавтобус и двинулись в путь.

Задремав на плече Мажора, я проснулась три часа спустя, мельком глянув по сторонам, обнаружила все того же улыбающегося Курта и начала всерьез волноваться за его психическое здоровье.

Еще через час пути мы достигли конечной точки своего путешествия — деревянного домика заснеженной турбазы, в такой глуши, что даже великий брат Гугл отказывался показывать это место на карте. К слову, связь здесь тоже была местами.

Оставив остальных заниматься вещами и обустройством, мы втроем подхватили снарягу и побежали в сторону ближайшего подъемника. И, говоря «побежали», я имею в виду действительно «побежали». Точнее, это мы с Микой пытались поспеть за охваченным азартом Куртом.

— Он всегда такой? — задыхаясь от быстрого бега, интересуюсь я у Микаэля.

— Только когда дело касается бордов.

Сейчас, глядя в невероятные глаза цвета опала, я была полностью согласна с Миком — его старший брат родился с пристегнутым к ногам бордом…

К нам съезжает Мажор.

— Вы психи! — рычит он, попеременно глядя то на меня, то на брата.

— Стоп! — возмущенно оборачиваюсь к парню. — Я-то тут при чем? Это Курт ехал вне трассы!

— А ты неслась со скоростью спортивного автомобиля! — рявкает он. — Если решили убиться, то делайте это без моего участия!

Микаэль отцепляет свою доску, идет к противоположному подъемнику, чтобы скатиться с менее крутого склона.

Мы с Куртом переглядываемся.

— Струсил, — тихонько фыркаю я, едва Микаэль удаляется на достаточное расстояние.

— Как пить дать, — кивает лаэрд и натягивает черную шапочку обратно. — Ну что, наперегонки?

Мы с Куртом прерываемся только поздно вечером, когда слишком громкое голодное бульканье в животах обоих грозит вызвать лавину. Усталые и безумно счастливые, мы неторопливо бредем к снятому домику, окошки которого призывно манят теплым желтым светом далеко впереди.

После целого дня на склоне каждый шаг дается с титаническим трудом. Я давно расстегнула куртку, чтобы хоть немного остыть, но все равно продолжаю с шумом дышать.

Хорошо хоть Курт несет за меня доску, а то до домика я бы ползла. Но это все — только усталость тела, которая пройдет к утру. На самом же деле я просто переполнена эмоциями дня.

— Курт, а почему вы бросили спорт? — искренне недоумеваю я. — То, что вы творите на склоне, — это же просто фантастика!

Лаэрд притормаживает и смотрит на меня с высоты своего роста. В вечернем сумраке его глаза кажутся еще более темными, чем днем. Куртка тоже расстегнута, шапка торчит из кармана, а на плечи закинуты наши борды.

Я не могу сдержать восторженной улыбки. Взъерошенный, усталый, со щетиной на щеках, он запросто может побороться за пальму первенства с любым эталоном мужской красоты.

Ну, я ему точно первое место присудила бы!

— Я думал, ты перестала мне «выкать», — говорит лаэрд, и в его голосе слышится досада и нотка раздражения.

Я смущенно моргаю.

— Ну, вы же старше…

Мужчина вздыхает и возобновляет путь, но теперь мы оба молчим.

И как это понимать? Он хочет, чтобы я ему не «выкала»? Так почему не скажет об этом? Или я должна догадаться сама?

Черт! На склоне я ему «тыкала» — это правда. Но одно дело склон, где все равны, и совсем другое — реальная жизнь. А в реальности Курт не только старше, но вдобавок еще и мой опекун.

Кидаю косой взгляд вбок, где темнеют неясные силуэты кабинок подъемника.

— И все же, Курт, почему вы бросили спорт? — настаиваю я чисто из любопытства. — С вашей техникой и безбашенностью вы вполне могли участвовать в Олимпиаде.

Курт негромко смеется, затем на секунду останавливается, удобнее перехватывает оба борда и идет дальше.

— Потому, Эва, что Бет я любил сильнее, — договаривает он уже на ходу.

Все. Конец. Финиш. Приплыли. Припарковались.

Я зло закусываю губу. Молодец, Яблокова.

Эти покаталки были нужны для того, чтобы лаэрд не вспоминал о прошлом, не вспоминал о ней. Опять я все испортила!

А еще, помимо легкого раздражения на свой чересчур болтливый язык, я чувствую укол ревности. Может, это глупо, но я ревную Курта к его прошлому, к той любви, которая была у него там. Я ревную его к Элизабет, которой уже давно нет.

Глупо? Полностью согласна! Вот только сердце отказывается принимать доводы головы.

Мне очень хочется спросить, любит ли он до сих пор свою жену, но я молчу, потому что догадываюсь, каким будет ответ.

— Как тебе доска? — интересуется Курт.

Снаряжение лаэрд подобрал для меня сам, и надо признать, ботинки и сама доска были просто «ах!». В жизни не каталась на чем-то похожем.

— Супер! — не скрывая восторга, признаюсь я. — Спасибо огромное!

Набравшись смелости, забегаю немного вперед, останавливаюсь, загораживая мужчине путь, и задаю провокационный вопрос:

— Курт, почему ты решил, что меня надо менять? — слежу за его реакцией на «ты» и, облегченно выдохнув, продолжаю: — Я просто хочу сказать — все эти походы по магазинам, жизнь по расписанию и прочее… Ведь все это имеет какую-то определенную цель. Я что, так сильно не соответствую вашему обществу?

— Нашему обществу, — поправляет мужчина, — и да, ты совершенно не вписываешься, но дело не в этом…

Я хмурю брови.

— Эва, ты словно велосипед с десятью передачами, но ездишь только на первых двух, — с улыбкой говорит он. — Я не хочу тебя менять. Я только хочу показать, что ты можешь.

Повинуясь неожиданной внутренней необходимости, я порывисто обнимаю мужчину за талию, утыкаюсь носом в свитер и замираю.

Черт! Какой же он хороший. Самый-самый! А я его…

Глухой звук падающих в снег бордов — и руки Курта осторожно прижимают меня к себе. Подняв голову, встречаюсь взглядом с переменчивыми глазами мужчины.

— Я буду слушаться! — возбужденно обещаю ему. — Честно-пречестно! И вставать буду в семь, и спорить перестану, и вообще…

Он громко фыркает.

— Лучше не надо, — смеясь, просит он, крепче прижимая меня к своему крупному телу. — Иначе мне постоянно будет казаться, что ты что-то задумала.

— А… Ну, ладно! — легко соглашаюсь я, опускаю голову и утыкаюсь носом в грудь мужчины. — Тогда никакого расписания!

Курт смеется, легонько шлепает меня по попе и наклоняется за досками.

— Пошли, пока я не оголодал настолько, что начал рассматривать тебя как нечто съедобное, — шутливо сообщает он.

Я оглядываюсь на деревянный домик, до которого осталось не больше двадцати метров.

— А мне, кстати, нравится, когда ты кусаешься, — не подумав, говорю я и тут же снова слышу звук упавших в снег бордов.

По лицу Курта сложно понять, почему мои слова вызвали такую реакцию. Он поспешно наклоняется за бордами.

— И, кстати, к вопросу про «выканье», — внимательно наблюдаю за действиями лаэрда. — Курт, а сколько тебе лет?

Вроде бы простой вопрос ставит мужчину в тупик.

— Почти тридцать, — с неохотой произносит он, поглядывая на меня с какой-то опаской.

Почти тридцать?

Я окидываю мужчину придирчивым взглядом.

Всего-то тридцать, а я думала, что все сорок!

Вот как сильно, оказывается, старят человека строгие костюмы, угрюмая гримаса и предательство любимой женщины.

Хотя сейчас он — совсем другой. Растрепанный, вспотевший, в расстегнутой куртке… Такому от силы дашь двадцать пять, но никак не тридцать.

— Эва? — напряженно выдыхает мужчина, так, словно всерьез опасается, что я развернусь и с криком ужаса рвану куда подальше.

А я-то всерьез полагала, что только женщины комплексуют по поводу своего возраста.

— Старичок, тебе бы поберечься! — с притворной опаской качаю головой. — В твои-то годы надо не на борде гонять, а таблеточки у врача клянчить.

Курт наклоняется немного вперед.

— Издеваешься?

Я делаю возмущенный вид.

— Да ты что! — громко восклицаю. — Даже в мыслях не было! Кстати, давай я сама свой борд понесу, а то еще спина заклинит, придется тебя мазями растирать…

Лаэрд закатывает глаза к звездному небу, качает головой и, не говоря ни слова, идет по направлению к домику.

— Я серьезно, Курт! Меня еще в школе учили, что старичкам надо помогать! — прыгаю вокруг него, намереваясь отнять свою доску. — Через дорогу переводить, сумки носить… Если надо, дрова поколю — ты только скажи!

— Отстань, — беззлобно, с улыбкой на губах рычит он, и еще неизвестно, кто получает больше удовольствия от этой игры.

В достаточно шутливом настроении мы двое вваливаемся в тесный предбанник, нарочно толкаясь и громко смеясь, снимаем верхнюю одежду и обувь.

— Явились, самоубийцы, — грозно сдвигает брови Микаэль, едва мы появляемся на пороге. — Оба весь день без завтрака, без обеда. Хорошо, что про ужин вспомнили!

Я удивленно хлопаю глазами. И когда только Мика успел поменяться местами с Куртом-правильным?

У них что, внутрисемейная разнарядка — кто-то один всегда должен занудствовать? Как говорится — свято место пусто не бывает.

Видимо, то же думает стоящий рядом со мной лаэрд.

— Эва, скажи по секрету, я такой же раздражающий, когда включаю главного? — шепчет на ушко мужчина.

Я поднимаю голову и с таинственным видом улыбаюсь, глядя в сине-зеленые глаза. А пусть думает, что хочет!

Микаэль громко хлопает в ладоши, привлекая наше внимание.

— Вы что, друг на друга за целый день не насмотрелись? — сердито рычит он, уперев кулаки в бока. — Мыть руки и срочно за стол! Второй раз греть для вас еду я не собираюсь.

Сдержанно хихикнув, я озорно толкаю Курта в бок и несусь в сторону ванной и туалета.

— Догоняй, старичок!

— Кто-то сейчас ответит за старичка, — рычит Курт, издает воинственный рык и бежит следом.

«Старичок» нагоняет меня через три шага, хватает в охапку и, игнорируя мой испуганный визг, тащит в сторону уже виднеющейся на горизонте двери ванной.

— Мика, на помощь! — кричу я, зависая вниз головой и отчаянно болтая ногами в воздухе. — Твой брат озверел!

Микаэль действительно появляется в зоне моей видимости, строго смотрит на нас обоих.

— Два сапога — пара, — осуждающе качает он головой и едко подмечает: — И оба — левые!

Пристыженный младшим братом, Курт ставит меня на пол и с комичным видом опускает голову.

— Мы больше не будем… — пищит он детским голоском.

Не сдержавшись, громко фыркаю и закатываюсь в неконтролируемом приступе смеха. Ну просто кто бы мог подумать, что Курт-правильный может быть вполне нормальным человеком.

Махнув рукой на нашу парочку, Микаэль уходит в сторону кухни, бурча что-то по дороге.

— Курт! Ой, Курт! — хохочу я, сгибаясь пополам.

— Это все твое тлетворное влияние! — смеется он в ответ и тянет меня за руку в сторону ванной.

Все еще посмеиваясь, мы вместе моем руки, толкаемся, брызгаемся и впадаем в детство.

Какая там усталость! Мы ведем себя так, будто провели целый день, сидя на стуле, а не покоряя склоны.

Более-менее успокоиться удается только во время ужина. Во-первых, потому что Микаэль зорко следит за нами с видом папочки, приглядывающего за расшалившимися детьми-хулиганами, а во-вторых, когда рот занят едой, болтать и хихикать чрезвычайно тяжело.

Наевшись до отвала, я сытым взглядом окидываю заставленный тарелками стол, уговаривая желудок попробовать еще какую-нибудь вкуснятинку, когда телефон, лежащий рядом с тарелкой, внезапно оживает.

Мельком глянув на экран, тут же сажусь немного ровнее.

Хм… незнакомый номер.

— Алло, — немного взволнованно спрашиваю я. — Алло?

Молчание и непонятный треск.

Пожав плечами, даю отбой, возвращаю мобильник обратно на стол и натыкаюсь на сосредоточенный взгляд лаэрда.

— Кто это?

От былого расслабленного и веселого Курта не остается и следа. Передо мной вновь холодный, сдержанный мужчина тридцати лет, с пятилетним ребенком и кучей нерешенных проблем на личном фронте. Кажется, у него даже морщинки вокруг глаз появились.

Жаль… С тем Куртом было очень хорошо.

— Не знаю, — с грустью вздыхаю я. — Ошиблись, наверное.

Курт медленно кивает, опускает глаза и какое-то время просто молча сидит.

— Пойду к Максу, пока няня не уложила его спать, — тихо сообщает он, с громким звуком отодвигая стул.

Мы с Микаэлем провожаем его одинаковыми сочувственно-задумчивыми взглядами.

— Мне одному кажется, что он видит в тебе Бет? — тихо спрашивает парень, едва за старшим братом захлопывается дверь.

— Что?

Я довольно резко поворачиваю голову, отчего мышцы шеи сводит легкая судорога. Охнув, начинаю растирать ладонями мышцы.

М-да, Яблокова! А еще глумилась над Куртом и обзывала старичком.

— Не бери в голову, — отмахивается Мика, хватая с тарелки бутерброд. — Просто что-то похожее у них с Элизабет было, вот меня и… Короче, не бери в голову.

Убрав руки под стол, крепко сцепляю пальцы и задумчиво смотрю в свою пустую тарелку.

Любовник. У нее ведь был любовник, Курт сам это сказал. Значит, вполне допустимо, что ей тоже кто-то звонил, и она врала любящему ее без памяти мужчине, что это кто-то из друзей-знакомых, коллег или, вот как я сейчас, говорила, что ошиблись.

Но я-то действительно не знаю, чей это номер…

Ой, Яблокова! Только не ври самой себе. Знаешь ты прекрасно, кто бы мог тебе позвонить. Знаешь и… ждешь!

И, словно в насмешку, телефон звонит снова.

Сердце пропускает удар. Непослушными пальцами провожу по экрану «ответить» и взволнованно замираю с телефоном около уха.

— Да? — тихо спрашиваю я.

— Привет, — глубокий низкий голос, от которого по телу бегут мурашки. — Узнала?

Да, это был он. Это был Платон.

Глупо улыбаюсь, ловлю недоумевающий взгляд Микаэля и встаю со своего места.

— Ты так долго не звонил, я начала переживать, что тебя поймали «зеленые», обвинив в жестоком обращении с котиками.

Он тихо смеется.

— Это кто еще с кем жестоко обращался…

Торопливо покидаю кухню и сворачиваю в узкий коридор, где расположены три спальни — для меня, для Макса с няней и охраны. Спальни Дамиров располагались на втором этаже, что наводило на вполне определенную мысль — этой ночью нас с Микой будут караулить.

— Почему ты так долго не звонил? — упрекаю парня, с размаху бухаясь на кровать.

— Наверное, потому, что уже спустя тридцать минут твой номер перестал существовать, — моментально откликается Платон.

— Ну, там такая достаточно неординарная ситуация произошла, — улыбаюсь я, вспоминая, как благодаря Курту лишилась своего старого телефона. — Точнее, даже вылет… Погоди! — я подскакиваю и сажусь. — Что значит «номер перестал существовать»?

Платон негромко смеется.

— Так и знал, что он тебе ничего не скажет. Думаю, по просьбе твоего опекуна тебе сменили номер, восстановив при этом всю телефонную книгу. Пришлось попотеть, чтобы узнать твой новый номер.

Качаю головой и выпускаю от злости когти.

Неужели Курт заметил, как я записываю в телефон Платона свой номер, и просто сделал так, чтобы тот не смог со мной связаться? Вполне в его духе.

— Чем занималась? — беззаботно интересуется Платон, отвлекая меня от планов мести.

— Каталась на сноуборде.

— Ого! Ожидал чего-то такого, но сноуборд… Хорошо катаешься?

— Неплохо, — скромничаю я, растягивая губы в довольной улыбке. — А ты?

— Я любитель поплавать, — признается Платон. — Но уверен на все сто, что своим виртуозным падением в снег покорю твое сердце с первого же раза.

Я негромко смеюсь, смотрю на себя в зеркало, висящее на стене, и зачем-то начинаю прихорашиваться.

Яблокова, что за гормональная буря? Это на тебя его голос так влияет?

— Можно я приеду к тебе? — с тихой надеждой спрашивает лаэрд.

Встаю на ноги и зачем-то подхожу к окну. Вглядываюсь в белеющую массу склонов, в неясные тени деревьев и кабинки подъемника.

— Платон, я даже не знаю, где находится эта турбаза…

— Найти тебя не проблема, — уверяет парень. — Просто скажи: ты хочешь меня видеть?

Черт! Почему я так глупо улыбаюсь?

Так, Яблокова, надо собраться и объяснить, что ты с опекуном, а он немного неадекватен и патологически ревнив, поэтому может запросто Платону голову свернуть даже за косой взгляд в мою сторону. А еще здесь с нами Микаэль, который тоже будет блюсти мою так называемую верность ему…

— Да! — чуть ли не пищу от мысли, что увижусь с ним снова. — Очень хочу!

Ой, черт! Яблокова, ну что ты творишь!

На том конце телефонной трубки слышится счастливый выдох.

— Я буду у тебя завтра утром, — обещает Платон.

Сердце взволнованно бьется, а губы растягиваются в предвкушающей улыбке.

Черт! А мне ведь действительно хочется его увидеть.

— Вот завтра как раз и проверим — покорит меня твое виртуозное падение или нет, — смеюсь я.

— В таком случае мне надо срочно идти тренироваться, — с улыбкой отзывается он.

— Пока… — шепчу я и быстро отключаюсь.