ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Основа «Бегства городов» или «Городов в полете» явилась скетчем последних двух глав этого тома, в котором — и интуиция всегда со своей обыкновенно бесполезной четкостью — я намеревался отбросить концепцию Вагнерианских пропорций, сжав ее до размеров примерно в 10000 слов. Но внимательный редактор журнала, которому и посвящается книга ВЕРНИСЬ ДОМОЙ, ЗЕМЛЯНИН, не позволил мне проявить такую глупость. Он отказался от рассказа, прислав мне пространное письмо на четырех страницах, в котором он детально указал мне на многие вопросы, которые мне не удалось задать самому себе — и таким образом заставил меня работать над проектом, на который у меня, как я впоследствии понял, ушло пятнадцать лет.

«Бегство Городов» теперь охватывает период примерно в 2000 лет. Эта книга, являющаяся третьей из четырех, изображает мои города-Бродяги в расцвете их собственной роли в этой истории. А как они пришли к этому, является предметом двух предшествующих томов — ОНИ ДОСТИГНУТ ЗВЕЗД и ЖИЗНЬ РАДИ ЗВЕЗД. Последний том ГРОМ ЦИМБАЛ (ТРИУМФ ВРЕМЕНИ), изображает как именно они воспользовались своей неограниченной свободой.

 

ПРОЛОГ

Космические полеты начались во времена распада великой Западной культуры на Земле. Первоначально цели полетов были сугубо военными. Изобретение Муиром двигателя, основанного на принципе ленточной массы, позволило первым исследователям достичь Юпитера; юпитерианская экспедиция в 2018 году помогла понять законы гравитации, хотя само явление гравитации было известно уже несколько веков. Полет экспедиции оказался последним полетом с использованием двигателей Муира, он завершился буквально накануне окончательного исчезновения культуры Запада. Строительство при помощи дистанционного управления Моста на Юпитере, вероятно, стало самым грандиозным (а во многих отношениях — и самым бесполезным) инженерным проектом, когда-либо предпринятым человеком. Однако это позволило провести непосредственно, вблизи, измерения магнитного поля Юпитера. Они явились последним и решающим подтверждением корректности уравнения Блэкетта-Дирака, выведенного еще в 1948 году и установившего прямую взаимосвязь между магнетизмом, гравитацией и скоростью вращения любой массы. До того времени гипотеза Блэкетта-Дирака не находила практического применения, оставаясь игрушкой в руках математиков. Подкрепленная измерениями, гипотеза быстро получила практический выход. Из множества страниц, исписанных символами и великого множества бесконечных дискуссий о возможной напряженности магнитного поля единственного вращающегося электрона, родился гравитронно-поляризационный генератор Диллона-Вэгонера, почти мгновенно получивший название «спиндиззи», в честь своего воздействия на вращение электрона. Супердвигатель, защитный экран от метеоритов и антигравитация прибыли в одной компактной посылке, обозначенной G = 2 (PC/BU)2.

Каждая культура имеет характерную для нее математику; историографы могут выделить в ней моменты, объективно обусловленные социальным устройством соответствующего общества. Это уравнение вполне объяснимо с точки зрения алгебры, характерной для Магианской культуры, и вписывается в матричную механику Эпохи Бродяг, являвшуюся существенной частью открытий Запада. Первое время казалось, что основное достоинство уравнения заключено в возможности изменения скорости света С, рассматривавшейся ранее как ограничения. Запад использовал спиндиззи для заселения близлежащих звезд колонистами в течении пятидесяти последних лет своего существования; но даже и тогда он не понял, какова мощность оружия, оказавшегося в его слабеющих руках. В сущности, Запад так и не понял, что спиндиззи может перенести в космос л ю б у ю массу, точно также как и защищать и перемещать ее быстрее света.

В последующие века концепция космических полетов была почти полностью забыта. Распространившаяся на Земле новая культура, духовно ограниченный и примитивный деспотизм, определяемый историографами термином «Бюрократическое государство», мыслила совершенно иначе. Космические полеты были естественным, хотя и запоздалым проявлением западного образа мыслей, всегда демонстрировавшим амбициозность по отношению к неизведанному и бесконечному пространству. Однако советским правителям идея космических полетов представлялась столь ненавистной, что они даже не позволяли упоминать о них своим писателям. В то время как Запад возвышался над Землей словно могучая секвойя, Советы расползлись по планете подобно лишайнику, все усиливая хватку, удовлетворенные пребыванием у подножия гигантских столбов солнечного света, по которым Запад непрестанно пытался подняться.

Именно таким образом Бюрократическое государство появилось на свет, пришло к своему триумфу и собиралось удерживать свои завоевания. Никакого захвата Запада Советами с военной точки зрения не было. В 2105 году — падение Запада обычном датируется этим годом — любое военное противостояние привело бы к уничтожению за один день всего населения Земли. Запад сам помог покорить себя. Это был длительный и болезненный процесс, который многие люди предвидели, но никто не мог остановить. Стремясь воспрепятствовать проникновению врага, Запад на свой лад внедрил контроль за мыслями. В конце концов уже невозможно стало отделить одну противостоящую культуру от другой, а поскольку Советы имели гораздо больший опыт управления монолитным государством, их правление просто стало вскоре свершившимся фактом и не сопровождалось кровопролитием.

Запрет на все, что связано с космическими полетами, распространился даже на творческие изыскания ученых-физиков. Вездесущая полиция мысли была обучена основам баллистики и других дисциплин, связанных с астронавтикой, благодаря чему она могла определить, относится ли некая научная работа к запретной области — они называли это Внеземной Активностью — задолго до того, как она могла пройти необходимую апробацию и приблизиться к практическому применению.

Полиция мысли однако не могла запретить ядерные исследования, поскольку мощь нового государства зависела от них. Уравнение Блэкетта возникло в результате исследований магнитного момента электрона. Новое государство запретило спиндиззи — в их глазах он представлялся средством возможного освобождения подданных, — и полиция мысли не была извещена о том, что это знаменитое уравнение относится к «чувствительной области». Советы не отважились на то, чтобы стала известна даже эта информация.

Таким образом, несмотря на то, что все, даже самые малые, группы и сословия были подвергнуты Бюрократическим государством промыванию мозгов или «переобучены», математики-теоретики продолжили свою работу по разрушению этого государства, сами того не ведая революционных мотивов. Спиндиззи был открыт совершенно неожиданно в лабораториях ядерной физики Ториумного Треста.

Это открытие привело к гибели ограниченной культуры, внедренной Советами, точно так же, как угроза, исходящая от ядерного реактора и Солнечного Феникса, прервала господство Запада. Космические полеты возобновились. Некоторое время спиндиззи из осторожности устанавливали только на вновь создаваемых кораблях. Последовал период — до смешного короткий — исследования межпланетного пространства. Прежняя система взглядов постепенно вновь утверждала себя. Однако центр тяжести этой системы сместился. Расточительность использования спиндиззи для перемещения кораблей не могла продолжаться бесконечно. Не существовало никаких причин, по которым аппараты с людьми на борту должны были оставаться маленькими, тесными, иметь вытянутую форму и ограниченную грузоподъемность. После того, как антигравитаторы стали инженерной реальностью, отпала необходимость конструировать корабли исключительно для космических полетов, поскольку ни масса, ни аэродинамические нагрузки не имели более никакого значения. Появилась возможность поднимать с Земли самые крупные объекты и перемещать их в космическом пространстве практически на любое расстояние. Если необходимо, можно было перемещать целые города.

Со многими это и случилось. Первыми были промышленные фабрики. Они путешествовали по Земле, перемещаясь от одного крупного месторождения полезных ископаемых к другому. Затем они отправились еще дальше. Начался исход. Ничто не могло его предотвратить, тем более, что к тому времени подобное развитие событий полностью совпадало с интересами государства. Мобильные заводы превратили Марс в некое подобие Питсбурга Солнечной системы. Спиндиззи поднимали с Земли горнодобывающее оборудование и очистные установки, неся на Марс новую жизнь. На месте самого Питсбурга вскоре не осталось ничего, кроме мусора и ржавых обломков. Огромные заводы Стального Треста проглатывали метеоры и пережевывали затерявшиеся в космосе спутники. Алюминиевый, Германиевый и Ториумный Тресты вывели свои заводы в космос, направляя их на разработку самых удаленных планет.

Однако один из заводов Ториумного Треста, за номером 8, так и не вернулся. Началось вытеснение господствующей культуры, толчком к чему и послужило это, казалось бы, не очень важное событие. Первые города ушли за пределы Солнечной системы, направляясь на поиски работы в тех колониях, которые оставила после себя затухающая Западная цивилизация. В этих кочующих городах начала зарождаться новая культура. Вскоре события пришли к законному итогу: Бюрократическое государство сделало то, что давно обещало сделать, «когда народ будет к этому готов», — оно покинуло Землю, которой когда-то владело полностью, до последней песчинки, и которая теперь совершенно опустела. Города-кочевники Земли — мигрирующие рабочие, нищие и бродяги — стали ее наследниками.

В основном все это сделал возможным спиндиззи; однако существенную роль сыграли и два важных социальных фактора. Один из них — долголетие людей. Победа над так называемой «естественной» смертью уже состоялась к моменту, когда инженеры нашли подтверждение принципа спиндиззи, проведя измерения на Юпитерианском Мосту. Два эти достижения человеческой мысли шли по жизни, дополняя друг друга. Несмотря на то, что спиндиззи мог вывести в космос огромный корабль и даже целый город, перемещая их гораздо быстрее скорости света, межзвездное путешествие все же занимало определенное время. Огромность галактики оказалась достаточной, чтобы на продолжительные полеты потребовались человеческие жизни, даже при наивысшей скорости, обеспечиваемой спиндиззи.

Но когда смерть уступила лекарствам против старения — антинекротикам, такое понятие как «продолжительность жизни» и в старом смысле слова перестало существовать.

Второй фактор имел экономическую природу: широкое распространение германия в исследованиях физики твердого тела. Еще до того, как полеты в глубокий космос стали реальностью, этот металл приобрел фантастическую ценность на Земле. Освоение человеком звездного мира привело к падению цены германия до приемлемого уровня, и постепенно германий приобрел роль стабильных денег в межпланетной торговле. Ничто другое не могло бы обеспечить финансовые основы жизни городов-бродяг.

Так пало Бюрократическое государство, но социальная структура не развалилась полностью. Земные законы, хотя и сильно измененные, выжили. И нельзя сказать, что города-кочевники не извлекли из этого определенную выгоду. Мигрирующие города столкнулись с такими мирами, которые не позволили им обосноваться у себя. Другие приняли их, но начали нещадно эксплуатировать. Города сопротивлялись, но их военная мощь оказалась явно недостаточной. Для цивилизации Запада более характерными были паровые землеройные установки, а не танки. Предсказать результат сражения между этими двумя принципами не представляло труда. Эта ситуация никогда не менялась. Конечно, использование спиндиззи для такого малого объекта, как космический корабль, можно было считать стрельбой из пушек по воробьям; но военный корабль — это всегда расточительство энергии, тем большее, чем оружие смертоноснее. Полиция Земли принуждала восставшие города к повиновению, а затем, исходя из собственной выгоды, принимала законы, обеспечивающие их защиту.

Полиция пыталась установить в космосе порядок, но землянам так и не удалось распространить на космос свою гегемонию. История Земли давно канула в Лету. Во многих уголках вселенной о Земле слышали только в легендах, она была не более чем мифом о некой зеленой планете, плавающей где-то в глубинах космоса на расстоянии многих тысяч парсеков. Гораздо более известна была недавно поверженная тирания Веги, но никто не знал — и некоторые так никогда и не узнали — хотя бы имя той маленькой планеты, которая уничтожила тиранию.

Сама же Земля превратилась в цветущий сад. Только один крупный город остался на ее поверхности, сонный и тихий, несмотря на свой громкий статус столицы вселенной. Долина, в которой когда-то располагался Питсбург, пышно расцвела, и только богатые молодожены отправлялись сюда повеселиться. Престарелые чиновники иногда возвращались на Землю, чтобы здесь встретить смерть. Больше сюда никого не тянуло.

 

1. УТОПИЯ

Когда Джон Амальфи вышел к узкому выступу с пыльной балюстрадой из старого гранита, его память наткнулась на один из этих коротких заторов вокруг смысла слова, когда-то постоянно раздражавших его, словно мелодия, лившаяся из мелодичного французского горна, вдруг оказалась прервана пузырем воздуха. Подобные моменты замешательства сейчас уже были довольно редки, но тем не менее, все же раздражали.

На этот раз он почувствовал себя неспособным решить, как следует называть то место, куда он сейчас направлялся. Что это — колокольня или мостик?

Вопрос этот, конечно, относился только к области семантики, и ответ зависел, как говорили в прошлом, от точки зрения. Выступ проходил вокруг всего здания Городского Центра. Сам Город являлся космическим кораблем, большей частью которого можно было управлять из этого Центра. Амальфи уже привык, находясь здесь, изучать звездные моря, мимо которых проплывал корабль. Вот почему это место вполне можно было назвать корабельным мостиком. Но в то же время корабль — это был целый город со всеми его тюрьмами и спортивными площадками, аллеями и снующими в них котами, а на самой колокольне все еще находился один колокол, хотя язык его давно куда-то пропал. Сам Город продолжал носить название Нью-Йорк, но, как показывали древние карты, это не совсем соответствовало действительности: летающий город состоял из одного Манхэттэна — округа Нью-Йорка.

Перешагнув порог, Амальфи ступил на гранитную плиту. Всплывшая в уме дилемма была совсем не новой: подобные мысли часто посещали его за годы, прошедшие после того, как Город поднялся в небо. Назначение многих городских объектов в ходе космического полета совершенно изменилось, и иногда было непросто решить, как правильнее их теперь называть. Трудность состояла в том, что, хотя колокольня Городского Центра выглядела сейчас совсем так же, как в 1850 году, она выполняла теперь функцию командного мостика космического корабля. Амальфи подумал о том, что ни старое, ни новое название не могут точно выразить понятие, соответствующее этому объекту в новых условиях.

Он посмотрел вверх. Небо выглядело точно таким же, каким оно было ясной тихой ночью 1850 года. Экран спиндиззи, полностью окружавший летящий Город, был невидим. Пропуская только эллиптически поляризованный свет, экран был покрыт пятнами в тех местах, где находились видимые из космоса звезды. Их яркость поэтому уменьшалась на три порядка. Если не считать отдаленного и приглушенного жужжания самих спиндиззи — шум от них несомненно был меньше многоголосого грома уличного движения, которым был наполнен Город до того, как он поднялся в воздух, — вряд ли можно было заметить хотя бы малейшие признаки того, что Город мчался в межзвездной пустоте. При желании Амальфи мог бы припомнить те дни, когда он был мэром этого Города — хотя период этот оказался весьма непродолжительным — и Отцы Города приняли решение, что пришло время уйти в космос. Это случилось в 3111 году, когда все основные города уже несколько десятилетий находились в полете, покинув Землю. Амальфи не было в ту пору и ста лет. Функции управляющего Городом тогда выполнял человек по имени Де-Форд, который некоторое время разделял с Амальфи чувство приятной неопределенности относительно того, как именовать предметы, совершенно изменившиеся в ходе полета. Около 3300 года Отцы Города расстреляли Де-Форда после того, как он коварно нарушил условия контракта, заключенного Городом с планетой Эпоха, что бросила на Город несмываемое черное пятно — полицейские до сих пор не забыли об этом случае.

Новым управляющим стал молодой человек — едва ли он достиг тогда 400-летнего возраста — по имени Марк Хэзлтон. Отцы Города относились к нему столь же холодно, как и к Де-Форду, причем примерно по тем же причинам. Хэзлтон родился уже после отбытия Города с Земли, и поэтому не испытывал никаких затруднений в подборе подходящих слов для обозначения городских сооружений. Амальфи иногда казалось, что он — последний человек на борту летящего корабля, которого иногда еще приводят в замешательство особенности старого земного мышления.

Даже сама привязанность Амальфи к зданию Городского Центра, как к штабу управления Городом, выдавала его приверженность былым земным порядкам. Городской Центр был старейшим зданием на борту, поэтому из него были видны только немногие из более поздних городских сооружений. Приземистое здание Центра со всех сторон окружали новые строения. Однако Амальфи не обращал на них никакого внимания. С колокольни или мостика — очевидно, так правильнее было его называть — он привык смотреть не по сторонам, а прямо вверх, откинув голову на мощной бычьей шее. Да и какой смысл смотреть на здания, окружавшие Бэттери-парк? Он и так уже нагляделся на них.

Наверху, однако, сейчас находилось только солнце, окруженное черным полотном с пятнами звезд. Они уже приблизились к солнцу настолько, чтобы можно было отчетливо различить его диск, медленно увеличивающийся в размерах. Амальфи наблюдал за ним, когда вдруг микрофон в его руке начал попискивать.

— Для меня и этот вид вполне хорош, — произнес Амальфи, с неохотой склоняя лысую голову к микрофону. — Это звезда типа G или что-то в этом роде. Джейк из Астрономического отдела говорит, что в этой системе есть две планеты, близкие по условиям к Земле. Архивные данные свидетельствуют, что обе они заселены. Там есть люди, может быть, найдется и работа.

Микрофон беспокойно трещал, каждый доносившийся из него звук звучал отчетливо, однако никакой убежденности Амальфи не чувствовал, хотя и продолжал внимательно слушать.

— Политика, — сказал Амальфи.

Он произнес это слово небрежно, словно набросал краткое примечание на полях рукописи. Микрофон смолк. Амальфи выключил его и направился назад, ступая по старым каменным ступеням, ведущим к колокольне (или мостику?).

Хэзлтон ждал его в кабинете мэра, постукивая тонкими пальцами по столу. Управляющий был необычайно высок и как-то расхлюстан в движениях. Он сидел в кресле, и его поза показалась Амальфи несобранной и ленивой. Если предпринятие хитросплетенных усилий служило признаком лени, Амальфи вполне мог назвать Хэзлтона самым ленивым человеком в городе.

Но не имело никакого значения, были ли он ленивее кого-либо за пределами города. Все, что происходило вне Города, не оказывало более никакого влияния на его внутреннюю жизнь.

— Ну? — обронил Хэзлтон.

— Все в порядке, — пробормотал Амальфи. — Это обычная желтая карликовая звезда со всеми своими атрибутами.

— Конечно, — ответил Хэзлтон, криво усмехаясь. — Не понимаю, почему ты всегда настаиваешь на том, чтобы лично осмотреть каждую звезду, которая встречается на нашем пути. В моем кабинете есть экраны, а Отцы Города располагают всей необходимой информацией. Еще до того, как мы заметили эту звезду, мы знали, что она собой представляет.

— Я предпочитаю посмотреть сам, — сказал Амальфи. — Не зря же я был мэром более шестисот лет. Пока я не увижу солнце собственными глазами, я не могу сказать о нем ничего определенного. Только осмотрев его, я могу придти к какому-то выводу. Изображение на экране совершенно лишено подлинного содержания. Его невозможно по-настоящему почувствовать.

— Все это чушь, — беззлобно заметил Хэзлтон. — А что твои чувства говорят по поводу этой звезды?

— Это хорошее солнце. Мне оно нравится. Мы опустимся здесь.

— Ну хорошо. Может быть, рассказать тебе о том, что там происходит?

— Я знаю, знаю, — заверил Амальфи. Нервным голосом, нарочито растягивая слова, он произнес обычную механическую сентенцию Отцов Города: «ПО-ЛИТИ-ЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ О-ЧЕНЬ ТРЕ-ВОЖНАЯ». Меня-то беспокоит положение с едой, в котором мы можем оказаться.

— Да? А что, дела обстоят так уж плохо?

— Пока еще нет, но если мы где-то не обоснуемся, то нам придется туго. В цистернах с хлореллой произошла еще одна мутация. Наверно, она началась, когда мы проходили через радиационные поля около Сигмы Дракона. Если говорить об урожае, то сейчас мы снимаем более двух тонн с одного акра.

— Но это не так плохо.

— Неплохо, но урожай неуклонно снижается. Если мы не победим вирус, примерно через год урожая не будет вовсе. К тому же у нас недостаточен запас сырой нефти, чтобы подойти к следующей из ближайших звезд. Мы просто свалимся на нее, пожирая друг друга.

Хэзлтон пожал плечами.

— Это еще большой вопрос, босс, — сказал он. — Прежде мы не сталкивались с мутацией, которую не смогли бы победить. А на этих двух планетах очень опасно.

— Они воюют друг с другом. Нам уже приходилось встречаться с такой ситуацией. Нет никакой необходимости принимать чью-либо сторону. Мы спустимся на ту планету, которая нам больше подходит.

— Если бы это была обычная межпланетная склока, все было бы хорошо. Но дело в том, что одна из этих планет — третья от солнца — нечто вроде самостоятельно развивающегося полипа Империи Хрунты, а вторая — из числа тех, что остались после краха гамильтонианцев. Они воюют уже около века и не поддерживают никаких контактов с Землей. А теперь земляне обнаруживают их. Представляете, что может произойти?

— И что же? — спросил Амальфи.

— Они вычистят их обоих, — угрюмо произнес Хэзлтон. — Мы только что получили от полиции официальное предупреждение убраться отсюда ко всем чертям.

Желтое солнце над Городом почти совсем исчезло. Метрополия Бродяг, удаляясь от двух теплых, беспокойных миров, включив двигатели на четверть мощности, уверенно направлялась в укрытие холодной зеленовато-голубой тени одной из разрушенных планет этой системы. Квартет холодных маленьких лун застыл в па менуэта вокруг зигзагообразного излома аммиачных бурь, объявших газовый гигант.

Амальфи пристально вглядывался в экраны. Маневрирование в ограниченном пространстве и балансирование Города между гравитационными полями было очень тонким делом, заниматься которым ему приходилось не очень часто. Обычно причаливание осуществлялось на предельной скорости. Его собственное ощущение пространственной ситуации, присущее ему в течение всей жизни, сейчас нуждалось в помощи электронных систем.

— Двадцать третья улица, слишком круто, — произнес он в микрофон. — Вы подошли близко к в двух градусному выступу в вашем квадрате экрана. Подстройтесь.

— Есть подстроиться, босс.

Амальфи наблюдал на экране за гигантской планетой, высматривая на ее поверхности леденящие душу остатки сооружений. Слегка дрогнула игла прибора.

— Отключение!

Город вздрогнул и погрузился в безмолвие. Молчание это немного пугало: отдаленный шум спиндиззи сделался для всех столь привычным, что казался неотъемлемой частью окружающей среды. Когда он стих, у Амальфи словно перехватило дыхание, как будто вдруг исчез воздух. Он непроизвольно зевнул, пытаясь противостоять воображаемой нехватке кислорода.

Хэзлтон тоже зевнул, однако глаза его блестели. Амальфи чувствовал, что управляющий сейчас наслаждается собой: ведь это был его план, и теперь он мог больше не волноваться о том, что город находится в серьезной опасности. Теперь он прилагал усилия, как ленивый человек.

Амальфи оставалось только надеяться, что Хэзлтон не перехитрил самого себя и одновременно — весь город. Им уже приходилось попадать в неловкое положение, выполняя планы Хэзлтона. Взять хотя бы тот эпизод на планете Тор V. Эта планета, наверно, была самой неудачной из всех планет заселенной части галактики, на которую городам-бродягам когда-либо приходилось водружать себя. Первым из таких городов, попавших на Тор V, был загадочный объект, потерявший собственное название и именовавший себя Главными Межзвездными Торговцами. К тому моменту, когда этот город покидал планету, за ним закрепилось еще одно имя — Бешеные Псы. Ненависть к Бродягам была на Тор V наследственной, и по веским причинам…

— Посидим здесь тихо с недельку, — сказал Хэзлтон, толкая туда-сюда приплюснутыми пальцами бегунок логарифмической линейки. — Еды нам хватит. Джейк вывел нас на весьма подходящую орбиту. Полицейские будут уверены, что мы собираемся уйти за пределы этой системы. Здесь их слишком мало, чтобы оцепить сразу обе планеты, да еще прочесывать пространство, разыскивая нас.

— Будем надеяться.

— По-моему, все логично, как ты думаешь? — спросил Хэзлтон, сверкая глазами. — Рано ли поздно — я думаю, это займет не более нескольких недель — они определят, какая из двух планет сильнее, и сконцентрируют на ней все свои силы. Как только это произойдет, мы сразу же направимся на ту планету, где полицейских будет меньше. Вряд ли они смогут помешать нашей высадке, и тогда уж мы там поживимся.

— На словах-то все хорошо. Но, когда мы направимся на слабейшую из планет, наши намерения станут совершенно очевидными, и у полиции будет прекрасный повод разрушить Город.

— Совсем необязательно, — настаивал Хэзлтон. — Одного только нарушения закона недостаточно, чтобы они обрушились на нас. Если понадобится, мы потребуем суда и покажем, что законы, установленные для бродяг, совершенно негуманны. Им это известно так же хорошо, как и нам. А здесь, пока мы находимся среди их врагов, полиция не сможет применить к нам законы. Это напоминает мне положение с Уэбстером — нашим инженером-ядерщиком, который заявил о своем желании покинуть нас. Он один из тех, кто родился еще на Земле, а вы знаете, насколько ценны эти люди. Мне совсем не хотелось бы, чтобы он ушел.

— Если он решил уйти, то добьется своего, — сказал Амальфи. — А что он выбрал?

— Собирается выйти, когда мы остановимся в следующий раз.

— Что ж, похоже что так. Нам придется…

Зазвенел телефон внутренней связи на пульте управления полетом. Амальфи нажал кнопку.

— Мистер мэр?

— Да.

— Говорит сержант Андерсон с наблюдательного пункта у Собора. В поле зрения появился большой корабль. Он приближается к нам из-за горба газового гиганта. Мы пытаемся вступить с ним в контакт. Это военный корабль.

— Благодарю, — сказал Амальфи, бросив взгляд на Хэзлтона. — Подключите их к внутренней связи здесь, когда сможет установить связь с кораблем.

Он принялся вращать рукоятку управления камерой до тех пор, пока в поле зрения кромка гигантской планеты не установилась напротив видимой на экране части Города. Амальфи заметил какой-то серебряный свет. Приближающийся корабль все еще находился в лучах солнечного света; он несомненно имел огромные размеры — иначе как его можно было разглядеть с такого расстояния. Мэр в несколько раз увеличил масштаб изображения и сумел заметить какую-то трубу, которая на экране едва ли была больше пальца руки.

— Он не пытается спрятаться, — прошептал Амальфи, — да и как можно спрятать такой гигантский корабль. Он никак не меньше тысячи футов в длину. Похоже, мы не смогли их обмануть.

Хэзлтон наклонился вперед и принялся рассматривать невинного вида цилиндрическую трубу.

— Мне кажется, это не полицейский корабль, — сказал он. — Полицейские корабли обычно имеют вытянутую форму, на них много выпуклостей. На этом же корабле всего четыре башни, «выросшие» из корпуса — в древности такую конструкцию называли «обтекаемой». Видите?

Амальфи кивнул, в раздумье выпятив нижнюю губу.

— Наверно, местная конструкция. Предназначена для быстрых перемещений в атмосфере. Архаичный аппарат — должно быть, с двигателями Муира.

Снова раздались сигналы селекторной связи.

— Есть портрет визитеров, сэр, — сообщил сержант Андерсон. Изображение корабля и зеленовато-голубой планеты исчезло с экрана, и на нем появилось молодое приятное мужское лицо.

— Как поживаете? — официально поздоровался он. Вопрос этот, казалось, ничего не значил, да и тон подтверждал, что ответа не требуется. — Я говорю с командиром… летающей крепости?

— Это так, — ответил Амальфи. — Я выполняю функции мэра, а этот человек — управляющий Городом. Каждый из нас отвечает за свою часть в командовании кораблем. Кто вы?

— Капитан Сэведж Федерального Флота Утопии, — ответил молодой человек, не улыбнувшись. — Можем мы получить разрешение приблизиться к вашему форту или городу — как правильнее вас называть? Мы хотели бы послать к вам своего представителя.

Амальфи выключил звук и посмотрел на Хэзлтона.

— Что ты думаешь? — спросил он. Офицер Утопии вежливо отвел глаза, всем видом подчеркивая, что не считает необходимым следить за губами говорящих.

— Мне кажется, никакой опасности нет. И все-таки, у них слишком большой корабль, пусть он старый и скорее смахивает на музейный экспонат. Они вполне могут послать своего представителя в шлюпке.

Амальфи снова включил звук.

— В данных обстоятельствах мы даем свое разрешение при условии, что корабль останется на месте, — сказал Амальфи. — Уверен, капитан, вы поймете меня. Однако вы, если хотите можете послать к нам шлюпку. Мы примем вашего представителя. Или можем обменяться заложниками…

Рука Сэведжа пересекла экран, как бы отбрасывая это предложение.

— В этом совсем нет нужды, сэр. Мы слышали, что межзвездный корабль сделал вам предупреждение о необходимости покинуть эти места. Нам показалось, что ваш враг мог бы сделать нас друзьями. Мы надеемся, что вы могли бы пролить свет на эту, в лучшем случае, запутанную ситуацию.

— Возможно, — сказал Амальфи. — Если на данный момент это все…

— Да, сэр. Конец связи.

— Конец.

Хэзлтон поднялся.

— Предположим, я встречусь с посланцем. В вашем кабинете?

— Хорошо.

Управляющий Городом вышел, и Амальфи спустя несколько секунд последовал за ним, закрыв башню управления на ключ. Город находился на орбите и останется там до тех пор, пока не придет время опять отправиться в полет. Выйдя на улицу, Амальфи вызвал такси.

От башни управления, расположенной на пересечении Тридцать Четвертой улицы и Авеню до Городского Центра, находящегося в районе Боулинг Грин, было довольно далеко. Амальфи же задал Жестянке Кэдди еще более длинный маршрут. В старые, давно забытые времена, таксист мог бы заработать на такой поездке кучу денег. Амальфи уселся на заднее сиденье, закурил сигару (в Городе выращивали табак методом гидропоники) и попытался вспомнить все, что когда-либо слышал о гамильтонианцах. В первые годы космических путешествий они были чем-то вроде республиканской секты. Тогда был большой шум в обществе. Гамильтонианцы пытались расширить свои ряды… правительственное неодобрение, затем запрет… хм… Все это было так давно, что Амальфи даже не был уверен, что не перепутал события, связанные с гамильтонианцами, с какими-то другими событиями Земной истории. Но исход гамильтонианцев все же и м е л место. Отправляясь в переполненных кораблях на колонизацию других планет, они пытались устроить жизнь на них по своему образцу. Одна из наций, живших в то время на Земле, исповедовала разновидность гамильтонианства, которая получила название тимократии. Просуществовала она недолго и вскоре исчезла, но не без следов. Почти все основные политические события после очередного космического полета отзывались где-то в населенной людьми части вселенной.

Утопию, видимо, колонизировали одной из первых. Представители Хрунтанской Империи, прибудь о н и сюда первыми, как само собой разумеющееся, разместили бы свои гарнизоны на обоих планетах.

Воспоминания об империи Хрунты были весьма отчетливыми, поскольку относились к более позднему времени. Однако и вспоминать о ней особенно было нечего. Когда жизнь на Земле начала окончательно разваливаться, в воздух ежедневно поднимались дюжины разных опереточных империй, отправлявшихся искать счастья в самых отдаленных уголках вселенной. Просто Алоиз Хрунтан оказался самым удачливым из всех самозваных императоров. Его владения расширялись со скоростью создания средств сообщений — только они сдерживали распространение абсолютной автократии. Но потом, незадолго до того, как самого Хрунтана убили собственные сыновья, поделив его владения на отдельные княжества, империя стала загнивать. Со временем эти герцогства в свою очередь подпали под номинальную, хотя непреодолимую власть Земли, оставив, точно также, как и Гамильтонианцы, наследство в виде нескольких заброшенных колоний — миры, где люди испытывали наслаждение от бессмысленных мечтаний.

Такси замедляло бег; в окне проплыл фасад Городского Центра. На стене его красовался когда-то отчеканенный золотом призыв:

«ПОДСТРИЧЬ ВАШУ ЛУЖАЙКУ, ЛЕДИ?».

В свете гигантской планеты буквы сами казались сейчас зелеными. Амальфи глубоко вздохнул. Все эти политические выскочки так глупы: всегда пытаются поднять шум, когда речь идет о том, чтобы просто добыть продовольствие.

Первое, что заметил Амальфи, войдя в свой кабинет, был смущенный вид Хэзлтона, — это случалось крайне редко. Амальфи не мог припомнить ничего подобного. Хэзлтон всегда был образцовым гражданином космоса: жизнерадостный, деятельный, ничему не удивляющийся и не поддающийся обману. В кабинете находилась девушка, которую Амальфи не узнал. Наверно, это была одна из секретарш парламента, без которых в городе не обходилось ни одно дело.

— Что случилось, Марк? Где представитель Утопии?

— Это она, — ответил Хэзлтон, ни одним жестом не указывая на девушку. Амальфи почти физически ощутил, как брови его поднимаются вверх. Повернувшись к девушке, он принялся разглядывать ее.

Она оказалась довольно красивой: черные с голубым отливом волосы, серые, очень искренние и немного удивленные глаза, небольшая ладная крепкая фигура. Одета девушка была весьма странно, подобных одежд Амальфи видеть не приходилось: на плечах нечто вроде мешка с дырами для головы и рук, плотно стянутого вокруг талии. Ягодицы и ноги чуть ниже колен были заключены в большую трубу из черной материи, перетянутую вверху ремнем. Внизу ноги, словно футляры, покрывали носки или некое подобие носков из тонкой кружевной материи. Мешок на теле украшали разноцветные пятна, а вокруг шеи было повязано нечто вроде шарфа. Впрочем, шарфом этот предмет вряд ли можно было назвать, скорее это была резиновая повязка. В голове Амальфи промелькнула мысль, что даже Де-Форд едва ли смог бы припомнить название этой штуки.

Вскоре девушке, похоже, надоело его инспектирование. Он отвернулся и направился к своему столу. За его спиной ее голос тихо произнес:

— Я не хотела произвести здесь фурор, сэр. Вы, вероятно, не предполагали увидеть на моем месте женщину?..

Акцент ее был столь же архаичен, как и ее одежда. По-видимому, и то и другое имело происхождением планету Элиот. Амальфи сел и попытался подытожить свои впечатления.

— Да, такого мы не ожидали, — подтвердил он. — Хотя для нас это не так уж необычно: у нас самих женщины занимают некоторые административные должности. Я думаю, тут проявляется застарелый предрассудок, доставшийся нам в наследство от земных традиций: там не допускают участия женщин в решении военных вопросов. Так или иначе, мы рады видеть вас. Что мы можем для вас сделать?

— Могу я присесть? Благодарю вас. Прежде всего, мы хотели бы знать, откуда пришли сюда вражеские корабли. Судя по всему, они вас знают.

— Не персонально, — сказал Амальфи. — Они знают, что такое города Бродяг, вот и все. Это полиция Земли.

Симпатичное лицо представительницы Утопии заметно потускнело. Видимо, она предвидела такой ответ, но все же пыталась заставить себя поверить, что услышит что-то другое, менее неприятное.

— Они нам так и сказали, — произнесла она. — Но мы… мы не могли в это поверить. Почему же тогда они атакуют нас?

— Рано или поздно это должно было случиться, — Амальфи старался смягчить впечатление от своих слов. — Земля стремится подчинить себе независимые планеты, такова ее политика. Ваши враги — Хрунтане, также будут покорены. Мне кажется, мы не сможем убедительно объяснить вам причины их поведения. Они и нам не очень-то доверяют.

— О! — воскликнула девушка. — Но тогда, может быть, вы поможете нам? У вас такая огромная крепость…

— Прошу прощения, — печально улыбаясь, прервал ее Хэзлтон, — но наш Город вряд ли следует считать крепостью, поверьте. У нас совсем немного оружия. Возможно, мы могли бы помочь вам каким-то другим способом. Поверьте, мы очень хотели бы заключить с вами сделку.

Амальфи взглянул на него из под прикрытых век. Это было весьма неосторожно и совсем непохоже на Хэзлтона — обсуждать вооружение Города и недостаток у него оружия с официальным представителем, только что прибывшим с чужого боевого корабля.

— А что бы вы могли сделать? — спросила девушка. — Если бы вы могли объяснить нам, как летают эти полицейские корабли, и как ваш Город держится в воздухе?

— У вас нет спиндиззи? — удивился Амальфи. — Но когда-то они у вас наверняка были, иначе вы не смогли бы добраться сюда с Земли.

— Секрет межзвездных полетов был утерян почти сто лет назад. У нас в музее все еще хранится тот корабль, на котором сюда прилетели наши предки. Однако устройство его двигателя для нас загадка. Нам кажется, что он просто неработоспособен.

Амальфи задумался:

— Почти век? И предполагается, что это б о л ь ш о й срок? Неужели у жителей Утопии нет и антинекротиков тоже? Но ведь считалось, что аскомицин был открыт более чем за полвека до того, как начался исход гамильтонианцев? Любопытнее и любопытнее.

Хэзлтон опять улыбался:

— Мы готовы продемонстрировать вам возможности спиндиззи. Для нас это не секрет, мы готовы вам все объяснить. Нам же необходимы провиант и сырье. Прежде всего, нефть. Есть она у вас?

Девушка кивнула.

— Утопия очень богата нефтью. Самим нам она не нужна уже почти двадцать пять лет, с тех пор как мы заново открыли «молярную валентность».

Амальфи снова навострил свои уши. Утопия потеряла секрет спиндиззи и антинекротиков — но в то же время они владели чем-то, названным молярной валентности. Этот термин говорил сам за себя: если эти люди смогли преодолеть межмолекулярную связь и устранить влияние взаимного притяжения взаимодействующих поверхностей, то нужды в механических смазочных веществах типа масел у них больше не было. Если жители Утопии считают, что они сделали открытие повторно — так это даже к лучшему.

— Мы, в свою очередь, примем все, что вы сможете дать нам, — продолжала девушка. Вид у нее вдруг стал какой-то усталый, несмотря на ее цветущую молодость. — Всю свою жизнь мы сражаемся с этими хрунтанскими варварами и ждем того дня, когда, наконец, придет помощь с Земли. И вот пришли земляне, и мы видим, что они хотят уничтожить и нас, и наших врагов! Видимо, произошли какие-то огромные перемены.

— Дело тут не в изменениях, — спокойно вставил Хэзлтон, — а в том, что сами вы остались прежними. Улетев с Земли, мы словно отправились в путешествие во времени: расстояния планет от Земли вполне можно было бы откалибровать по годам. Звезды, удаленные от Земли, как ваша, являются историческими тихими заводями. И ситуация становится весьма сложной, когда сталкиваются исторические периоды, как столкнулись ваша гамильтонианская эра и эра Хрунтанской Империи. Две культуры как бы замораживают друг друга, в момент конфликта меж ними развитие прекращается, и когда история их все же нагоняет — что ж, естественно — это шок.

— Я хочу затронуть практический вопрос, — сказал Амальфи. — Мы предпочли бы самостоятельно выбрать место приземления. Если мы можем заранее отправить на вашу планету специалистов, они бы нашли для нас логово.

— Логово?

— Рудный участок. Я надеюсь, нам это будет разрешено?

— Не знаю, — неопределенно произнесла девушка. — У нас не хватает металлов, особенно стали. Мы вынуждены использовать любой лом…

— Железом и сталью мы практически не пользуемся, — заверил ее Амальфи. — Мы регенерируем все свои отходы, а кроме того, сталь служит очень долго. Нам нужен германий и некоторые другие редкоземельные металлы. Они используются в приборах. У вас, наверное, много этого сырья. Амальфи не счел необходимым упомянуть о том, что германий служил основой современной универсальной валюты. Сказанное соответствовало действительности. В отношениях с остальными планетами всегда приходилось скрывать некоторые факты — пусть они станут известны после того, как город отбудет оттуда.

— Можно мне воспользоваться вашим телефоном? — попросила девушка.

Амальфи отошел от стола, но, видя, как девушка беспомощно возится с ручками управления видеокамерой, вернулся, чтобы помочь ей. Спустя мгновение она коротко обрисовала беседу командиру с Утопии. «Понимают ли Хрунтане английский?» — подумал Амальфи. Его не особенно волновало, что разговор с начальником будет подслушан. Да и вряд ли это возможно: гигантская планета сама по себе является прекрасным глушителем — ведь жители Утопии пользовались не ультрафонами или коммуникаторами Дирака, а обычным радио. Но от исключительной важности того, услышали ли и поняли Хрунтане предупреждение, посланное городу Земной полицией, зависела работоспособность плана Хэзлтона. Это обстоятельство необходимо проверить как можно ненавязчивее.

Наверное столь же разумно будет резко ограничить передачу технической информации из города. Вряд ли полиция будет довольна, если гамильтонианцы или хрунтане заимеют массу бластеров Бете, полевых бомб или чего-нибудь еще из современного арсенала (или того, что можно было считать современным в последний раз, когда город имел возможность обновить имеющуюся информацию, около столетия тому назад). У полицейских не возникнет никаких сомнений в том, кого следует винить. Однако приятно сознавать, что никто в Городе не знал, по крайней мере, как построить Прерыватель. Однако неожиданно перед мысленным взором Амальфи встала ужасающая картина: толпа хрунтанских варваров покидает эту звездную систему на кораблях со спиндиззи, расчищая дорогу для триумфа архаичной цивилизации, сметая на своем пути звезды и планеты.

— Все согласовано, — сказала девушка. — Капитан Сэведж предложил, чтобы ваши специалисты летели в моей шлюпке: это позволит сэкономить время. Есть ли у вас кто-нибудь, кто знает толк в межзвездных двигателях?

— Я сам поеду, — воспрянул Хэзлтон. — Я знаком со спиндиззи не хуже любого специалиста.

— Не может быть и речи, Марк. Ты мне нужен здесь. С этой задачей справится любой. Можем послать этого Уэбстера, дадим ему шанс покинуть Город еще до того, как сядем сами.

Амальфи быстро сказал несколько слов в свободный микрофон.

— Ну вот. Леди, наши люди будут ждать вас возле шлюпки. Если капитан Сэведж позвонит нам точно через неделю, считая от сегодняшнего дня, и сообщит, где мы можем опуститься на Утопии, мы примем официальное предложение и отойдем от этой газовой планеты.

После того, как девушка-посланница Утопии ушла, воцарилось долгое молчание. Наконец, Амальфи медленно произнес:

— Марк, мне кажется, в нашем Городе вполне достаточно женщин.

Хэзлтон густо покраснел.

— Прошу прощения, босс. Слова вырвались у меня непроизвольно. И все же мне кажется, мы можем для них что-нибудь сделать. Хрунтанская Империя была довольно тошнотворным государством, если память меня не обманывает.

— Нас это не касается, — резко оборвал его Амальфи. Ему не хотелось применять к Хэзлтону всю полноту своей власти: управляющий городом был для Амальфи почти что сыном. Собственного сына, находясь на посту мэра, он иметь не мог, поскольку законы городов-бродяг имели весьма сложные охранные статьи против оснований возможной династии. Только Амальфи знал, как часто легковерный и резкий ум молодого человека приводил его к черте смещения, а то и расстрела Отцами Города. И ситуация, подобная этой, являлась весьма важной для выживания города.

— Послушай, Марк. Мы не можем позволить себе иметь симпатии. Мы же Бродяги. Ну кто для нас эти гамильтонианцы? Они и сами-то не понимают, кто они такие. Минуту назад я подумал о том, какая катастрофа могла бы произойти, если бы Хрунтане завладел Прерывателем или каким-то другим подобным оружием и начали шантажировать всех, чтобы реанимировать старую империю. Но разве ты не видишь, что с е г о д н я и возрождение гамильтонианства — ничуть не лучше. Я признаю, внешне может оказаться, что смириться с этим оказалось бы, наверное, легче, чем с новой Хрунтанской тиранией, но с исторических позиций это имело бы одинаково катастрофические последствия. Эти планеты сражаются друг с другом, защищая идеи, которые утратили свое значение полтысячелетия назад. Сегодня они обе н е п р и е м л е м ы в одинаковой степени.

Амальфи прервался, чтобы передохнуть, извлек изо рта пережеванную сигару и принялся с удивлением рассматривать ее:

— Я понял, что должен прочитать тебе нотацию, когда увидел, что эта девушка лишает тебя возможности правильно оценить события. Я всегда считал тебя лучшим морфологом из всех, с кем мне приходилось работать, а любой городской управляющий должен быть отличным морфологом. Если бы сексуальное влечение не ослепило тебя, ты наверняка заметил бы, что эти люди — просто жертвы псевдоморфоза. Это — мертвые культуры, и они приближаются к своему распаду, хотя и те и другие полагают, что это — возрождение.

— Полицейские, кажется, относятся к этому по-другому, — безразлично произнес Хэзлтон.

— А как еще они могли бы? Они не разделяют нашу точку зрения. Я же говорю с тобой не как полицейский. Я пытаюсь рассуждать как Бродяга. Ну какой смысл тебе, Бродяге, ввязываться в эту мелочную вражду из-за владений? Смотри, Марк, как бы тебе не оказаться на Земле или не лишиться жизни, — это, впрочем, почти одно и то же.

Амальфи снова замолчал. Красноречие было ему не свойственно, и чувствовалось, что он немного смущен. Он бросил на управляющего быстрый взгляд и увидел, что тот уже погрузился в обычное для него молчание. Не в первый раз Амальфи почувствовал, как на него накатывается привычное одиночество.

Хэзлтон уже не слушал его.

Когда город, наконец, направился на Утопию, сражение было в самом разгаре. Планета Хрунтан, пропитанная военным духом и подчиненная строгой воинской дисциплине, распространявшейся на самые мелкие детали повседневной жизни, не стала дожидаться, пока полиция Земли окружит ее. Корабли Хрунтана, хотя и имели примерно такую же конструкцию, как и корабли Утопии, сражались с отчаянной яростью; управляли ими опытные пилоты, которых мало заботили тонкие переживания о непреходящей ценности человеческой жизни. Вряд ли можно было сомневаться в том, за кем останется победа в этой войне. Полиция Земли не выражала по этому поводу особой радости.

Из города сражения видно не было. Планета Хрунтан находилась в этот момент под углом почти в сорок градусов к Утопии. Именно постоянное увеличение расстояния между двумя планетами послужило основной для решения Хэзлтона сделать быструю посадку. И также именно Хэзлтон распорядился выслать прокси — управляемые ракеты менее пяти метров в длину, которые незамеченными повисли на окраинах битвы и наблюдали за ней алчными телевизионными глазами.

Это был поучительный воздушный бой. Подразделения полицейских уже несколько десятилетий не принимали участия в крупных сражениях, да и вообще лишь немногим землянам приходилось сталкиваться с чем-то более серьезным, чем мелкая перебранка. Хрунтане, во многом отстававшие в технологии, имели богатый опыт и значительно преуспели в тактике. Они оттеснили противника в район минных полей и навязали ему сражение там, что напоминало свалку внутри раскаленного очага. Правда, хрунтане, установившие мины, знали в этом очаге самые горячие места. Потери их были велики — в соотношении почти пять к одному, но численность их войск была огромна. И совершенно естественно, что офицеры, не заботящиеся о собственной жизни, вряд ли ценили жизни своих подчиненных.

Прошло совсем немного времени, и даже Хэзлтону пришлось выключить экран и приказать О'Брайену отозвать прокси. Бойня носила столь жестокий характер, что наблюдать за ней было довольно тяжело. Даже самый закоренелый убийца рехнулся бы, глядя на то, как люди пытались потушить пламя, бросаясь в него.

Город направился к Утопии. Передовые наблюдатели полиции сразу же сообщили об этом, их сводки были слышны в городском коммуникационном центре. Можно было не сомневаться, что когда сражение закончится, полиция вытащит эту информацию на божий свет и должным образом отреагирует. Но сейчас, в разгар сражения, полицейские не имели времени, чтобы разобраться с городом. Оставалось только надеяться, что когда полицейские, наконец, освободятся, город будет уже далеко.

Вопрос — каким образом Утопии удавалось противостоять натиску Хрунтан в течение почти ста лет — оставался загадкой. После приземления Города на поверхность Утопии загадка эта стала еще более необъяснимой. Планета умирала от радиации. Никаких поселений на ней не было — только добела раскаленные озера на месте бывших городов. Один из континентальных материков вообще оказался безжизненным. Открытый воздух резко возмущал счетчики радиации. В дневное время радиоактивность опускалась ниже опасного уровня; ночью же, когда обычное падение температуры воздуха приводило к естественному повышению содержания радона, — это явление было характерно для всех подобных Земле планет, — дышать было опасно.

Утопия на протяжении семидесяти лет подвергалась бомбардировке атомными бомбами и забрасывалась канистрами с радиоактивной пылью. Противостояние планет наблюдалось только раз в двенадцать лет, иначе к настоящему времени даже подземная жизнь стала бы невозможной.

— Как вам удалось противостоять хрунтанцам? — спросил Амальфи. — Эти ребята умеют воевать. Если они оказывают такое сопротивление полиции, вас-то они вообще должны были бы размазать по поверхности.

Капитан Сэведж, не очень уверенно чувствующий себя на городской колокольне, щурясь от яркого солнца, попытался улыбнуться.

— Нам известны все их уловки. Уверяю вас, они — прекрасные стратеги, но в некоторых отношениях совершенно лишены воображения. И это, я думаю, вполне закономерно: инициатива у них не поощряется. — Он беспокойно пошевелился. — Вы собираетесь оставить город здесь, на открытом месте? И ночью тоже?

— Да. Сомневаюсь, что Хрунтане нападут на нас. Они слишком заняты, а кроме того, наверное знают, что полиция нас не любит, и вряд ли сочтут нас своими врагами. Что касается воздуха, то мы будем поддерживать поле, образуемое спиндиззи, на уровне двух процентов от максимума. Никто его не заметит, но этого достаточно, чтобы противодействовать проникновению воздуха планеты в город.

— Не могу сказать, что мне это понятно, — ответил Сэведж. — Однако, не сомневаюсь, что вам хорошо известны ваши возможности. Должен признаться, мэр Амальфи, что ваш город для нас полная загадка. Как он живет? Почему полиция против вас? Вы что, ссыльные?

— Нет, — попытался разъяснить Амальфи. — И нельзя сказать, что полиция именно против нас. Просто мы находимся в самом низу социальной лестницы. Мы — рабочие-мигранты, межзвездные бродяги и кочевники. Полиция обязана защищать нас точно так же, как и всех остальных граждан. Однако, мобильность делает нас в их глазах потенциальными преступниками, потому-то они и наблюдают за нами.

Суммарным комментарием реакции Сэведжа на все вышесказанное стало лишь одно печальное предложение, которое Амальфи начал понимать, как лозунг Утопии.

— Все так сильно изменилось, — произнес офицер.

— Вам следовало бы положить эти слова на музыку, — пошутил он. — И все-таки мне не понятно, каким образом вы протянули так долго. Неужели они ни разу не нападали на вас?

— Постоянно, — ответил Сэведж. В его мрачном голосе звучала гордость. — Но вы же видите, как мы живем. Каждый раз мы либо отбивались от них, либо, в крайнем случае, прятались, так что нас невозможно было найти. Да и сами хрунтане довели нашу планету до такого состояния, что жить здесь практически невозможно. Многие десанты стали жертвой последствий их собственных бомбардировок.

— И все же…

— Это психология толпы, — продолжал Сэведж. — И мы, и они изучаем эту науку, только у нас она развивается в другом направлении. Если сочетать ее с искусной хитростью, она может стать очень грозным оружием. До сих пор с помощью макетов фиктивных объектов, создания искусственных погодных условий и областей мнимой радиоактивности нам удавалось вынудить хрунтан разбивать свои лагеря в тех местах, которые выбрали мы сами. Это что-то вроде шахмат: игрок вынуждает противника занять такую позицию, в которой он в полной безопасности и с минимальными усилиями может победить его.

Капитан заморгал, глядя на солнце и покусывая нижнюю губу. Затем он добавил:

— Есть и еще один фактор. Это свобода. У нас она есть, а у хрунтан — нет. Они защищают систему, которая аскетична по своей природе, которая очень мало может предложить отдельному человеку даже в случае своего торжества. Утопия защищает такую систему, которая дает каждому из нас неоценимую награду — саму свободу. Именно в этом и состоит различие между нами. У нас гораздо больше стимулов сражаться.

— О, свобода, — произнес Амальфи. — Да, думаю, это великая вещь. И все же это давняя проблема. Никто не свободен полностью. Наш город по существу республиканский, хотя на первый взгляд такое утверждение может показаться странным. В некотором смысле нас даже можно назвать последователями Гамильтона. Но мы не свободны и никогда не сможем освободиться от тех требований, которые предъявляет к нам то окружение, в котором мы находимся. Что же касается будто бы увеличения эффективности ведения боевых действий, то я в этом сильно сомневаюсь. Ваш народ никак нельзя назвать свободным. С политической точки зрения экономика военного времени имеет тенденцию переходить в диктатуру. Именно это и погубило западную цивилизацию на Земле. Ваш народ сражается сегодня за тот кусок мяса, который будет иметь завтра. Но и хрунтане делают то же самое. Различие между вами существует лишь как некая потенциальная перспектива, но что же это за различие, если сегодня между вами фактически нет разницы.

— Вы — весьма изворотливы, — сказал Сэведж, поднимаясь. — Думаю, теперь я понимаю, почему вы не способны понять эту сторону нашей истории. У вас нет никаких привязанностей, никакой веры. Ну что ж, придется вам извинить нас. Мы не можем себе позволить придерживаться строгой логики.

Капитан начал спускаться по лестнице, неестественно расправив плечи. Амальфи с печальной улыбкой провожал его взглядом. Молодой человек казался ему персонажем исторической пьесы. Хотя даже самого странного героя театральной постановки все-таки можно понять. Но Сэведж имел несчастье быть совершенно реальным.

Амальфи вспомнил вдруг о Хэзлтоне. Где он все это время находится? Прошло уже несколько часов с тех пор, как под прикрытием остроумного, но явно надуманного предлога он удалился куда-то с девушкой-посланницей Утопии. Амальфи любил работать в одиночестве, но всегда существует срочная работа, связанная с управлением городским хозяйством, которую мэр просто не может выполнять эффективно. Кроме того, Хэзлтон вполне мог поставить город в неудобное положение. Амальфи прошел в свой кабинет и связался с Коммуникационным центром.

Хэзлтон ничего туда не сообщал. Амальфи, ворча, приступил к решению проблем жизни города, ради которых, собственно, город и поднялся в воздух; но которую находил для себя весьма редко. Его волновало отсутствие официальных рабочего контракта с Утопией, что являлось противоречащим правилам. Если Утопия повернется к ним спиной — а планеты, менталитет которых определялся устаревшими идеалами, поступали так довольно часто, то воздействовать на них на основе законов Земли будет делом совершенно бесполезным. Люди, жизнь которых подчинена какой-то высокой Цели, быстро находили оправдание ее достижения любыми Средствами. И город, являвшийся ничем иным, как Средством, конкретным и видимым, давно уже научился сторониться коротких путей.

Судя по всему, Хэзлтон предпринял попытку где-то опробовать подобный «короткий путь». Амальфи оставалось только надеяться, что и сам Хэзлтон, и город уцелеют.

Полиция Земли, как и Амальфи, не стала дожидаться возвращения Хэзлтона сложа руки. Амальфи был немного удивлен тем, как быстро земляне сумели перегруппировать и укрепить свои силы. Несомненно, ее материально-техническое снабжение стало значительно эффективнее с тех пор, как жители города видели ее в деле в последний раз. В небе сверкали искры: корабли полиции один за другим отправлялись к планете Хрунтан.

Это было очень плохо. Амальфи предполагал, что у города будет по крайней мере несколько месяцев для пополнения на Утопии запасов продовольствия, прежде чем, в соответствии с планом Хэзлтона, они направятся на планету Хрунтан. Становилось ясно, что к этому времени Хрунтанский мир будет находиться в полной блокаде.

Мэр немедленно подал сигнал предупредительной тревоги. Слабое сопротивление, оказываемое спиндиззи воздействию атмосферы Утопии, превратилось в сплошную непреодолимую стену. Спиндиззи завыли, переходя на максимальный режим, который они могли выдерживать, не нарушая гравитационного поля между Городом и Утопией. По периметру этого еще недавно невидимого поля редкие вспышки поляризации перешли в сплошное свечение. Силовое поле делалось все сильнее, внутри него становилось темно: лишь невидимые для человеческого глаза лучи могли проникнуть сквозь него. Для наблюдателей Утопии город вдруг окрасился в темно-красный цвет и стал пугающе неразличимым.

Немедленно начались звонки отовсюду, но Амальфи не обращал на них внимания. Пульт управления полетом в его кабинете — уменьшенный в размерах аналог главного пульта, расположенного в башне управления, — светился от беспрерывно поступающих сигналов тревоги; все динамики одновременно требовали объяснений.

— Господин мэр, мы только что внедрились в большой пласт глины, в нем полно сланцев, пригодных для получения технического масла…

— Укладывайте все, что успели достать и закрепите получше.

— Амальфи! Как мы сможем получить торий из…

— Возвращайтесь в город. Немедленно оставьте месторождение.

— Коммуникационный центр. От мистера Хэзлтона по-прежнему никаких сведений…

— Не прекращайте попыток.

Вызываем летающий город! У вас что-то случилось? Вызываем летающий…

Амальфи вырубил все динамики резким жестом ударив по выключатели.

— Вы что думаете, мы тут останемся навсегда? Приготовиться! Спиндиззи громко выли. Искры от кораблей, бросившихся на штурм Хрунтанской планеты, становились все ярче. Скоро захват этой планеты станет свершившимся фактом.

— Эй, на Сорок второй улице, давайте поживее! Что вы там делаете? Чай кипятите? У вас осталось девяносто секунд, чтобы вывести двигатель на предстартовый уровень!

— Старт? Господин мэр, на это требуется по крайней мере четыре минуты…

— Вы смеетесь надо мной. Как мне кажется. Мертвецы же — не смеются. Ш е в е л и т е с ь!

— В ы з ы в а е м л е т а ю щ и й г о р о д …

Искры распространились по всему небу. Между ними, словно капля воды, металась светлая точка, являвшаяся планетой Хрунтан. Она подрагивала, сливаясь с общим свечением. Джейк из Астрономического отдела добавил свой голос к хору непрекращающихся жалоб.

— Т р и д ц а т ь с е к у н д, — произнес Амальфи.

Из громкоговорителя, непрерывно передающего запросы озадаченной и напуганной Утопии, холодно прозвучал голос Хэзлтона:

— Амальфи, ты сошел с ума?

— Нет, — ответил он. — Это твой план, Марк. Я просто выполняю его. Д в а д ц а т ь п я т ь с е к у н д.

— Я прошу не за себя. Мне здесь нравится. Я нашел здесь, как мне кажется то, что у города нет. Городу это нужно…

— Ты что, тоже хочешь уйти?

— Нет, клянусь, нет, — ответил Хэзлтон. — Я не об этом прошу. Но если мне суждено покинуть вас, то я предпочитаю остаться здесь…

Короткий приступ тошноты скрутил тело Амальфи. Ничего эмоционального — нет, никакого касательства к Хэзлтону. Амальфи с трудом успел доковылять до маленького умывальника — и его вырвало. Вероятно, кто-то из операторов спиндиззи перестарался. Хэзлтон продолжал говорить, но Амальфи вряд ли мог услышать его. Время, словно смеясь над ним, летело вперед.

— Д е с я т ь с е к у н д, — с запозданием выдохнул Амальфи.

— Амальфи, послушай меня!

— Марк, — сказал Амальфи, борясь с удушьем, — Марк, у меня нет времени. Ты сделал свой выбор. Я… пять секунд… не могу ничего сделать. Если тебе там нравится, оставайся. Желаю тебе всего хорошего, поверь мне. Сейчас я должен думать о…

Стрелки часов сплелись, словно благочестиво сложенные руки.

— … городе…

— Амальфи…

— В з л е т а е м!

Город взмыл в небо. Искры бешено крутились вокруг него.

 

2. ГОРТ

Обычно ходом полета управлял Хэзлтон. В его отсутствие — такого, правда, еще не случалось — эту функцию исполнял молодой человек по имени Кэррел. Сам Амальфи редко брался за ручки управления. Исключение составляли ситуации, когда нельзя было полностью положиться на показания приборов.

Пройти мимо кораблей землян, установивших блокаду планеты Хрунтан, было не так уж просто, особенно для такого неопытного пилота как Кэррел. Но Амальфи это не особенно заботило. Он сидел в своем кабинете, наблюдая за экранами. Вокруг все было окутано туманом, и Амальфи думал о том, когда же, наконец, опять потеплеет. Плиты, уложенные на полу комнаты, излучали тепло, но и это не помогало. Амальфи чувствовал себя замерзшим и опустошенным.

— Вызываем город-Бродягу, — грубо рявкнул ультрафон. — Вы уже получили одно предупреждение. Платите штраф и убирайтесь отсюда, иначе мы займемся вами всерьез.

Амальфи неохотно перебросил выключатель.

— Мы не можем сделать это, — безразлично произнес он.

— Что? — спросил полицейский. — Меня не проведешь. Вы находитесь в зоне боевых действий и в нарушение приказа «Покинуть» уже побывали на Утопии. Платите штраф и убирайтесь, иначе пожалеете.

— Мы не можем, — сказал Амальфи.

— Разберемся. Что же вам мешает?

— Мы подписали контракт с хрунтанцами.

Наступило продолжительное гнетущее молчание. Наконец, с полицейского корабля донеслось:

— Ну и шустрые вы. Хорошо, предъявите контракт. Полагаю, вы догадываетесь, что мы скоро взорвем Хрунтан и от него останется лишь один туман.

— Да.

— Прекрасно. Ну что ж, плюхайтесь, если у вас есть контракт. Если вы, действительно, связались с ними, значит, вы еще глупее, чем мы думали. И смотрите, не улепетывайте раньше, чем кончится оговоренный срок. Если успеете взлететь до того, как мы уничтожим планету, не забудьте заплатить штраф. Не успеете — нам останется только поздравить вас с избавлением от страданий.

Амальфи мучительно улыбнулся.

— Благодарю, — произнес он, — мы вас тоже любим, вы такие милые простаки.

Ультрафон потрещал еще немного и замолчал. В этом заключительном потрескивании Амальфи расслышал какое-то разочарование. Полиция Земли официально не оспаривала статус городов-бродяг, жители которых считались рабочими-мигрантами, хотя меж собой полицейские открыто именовали их не иначе как взломщиками, рвущимися во владения полиции. Возможность сокрушить один из городов представлялась полицейским не так часто и неизменно воспринималась ими как приятное развлечение. На сей раз перед ними неожиданно возникло препятствие — у города был контракт с Хрунтаном на добычу ванадия.

Амальфи уже подумывал о том, как вести себя с властями Хрунтана. Нужно было реализовать предпоследнюю и наиболее тонкую стадию плана Хэзлтона, но после того, как он покинул город, Амальфи самому нужно было выполнять задуманное. Если на Утопии слышали сообщения о контракте с планетой, то Хэзлтон, наверно, сейчас находился в очень сложном положении. Амальфи старался не думать об этом.

Первоначальный план не подразумевал подписания контракта ни с одной из планет. Не будучи связанными никакими официальными обязательствами, город в любой момент мог отказаться от работы и, улетев, по-прежнему пользоваться всей свободой безработных. Но сохранить такое положение не удалось. Быстрота, с которой полиция наращивала свои силы, сделала невозможной даже саму мысль о том, чтобы приблизиться к планете Хрунтан без какого-то надежного прикрытия. Пребывание города на Утопии позволило ему хотя бы частично решить основную задачу. Цистерны с маслом были заполнены по крайней мере наполовину, а запас валюты значительно пополнился, хотя и нельзя было сказать, что им удалось до отказа набить себе карманы. Оставалось еще позаботиться о запасах редкоземельных металлов и элементов, используемых в двигательных установках. Добыча и обогащение этих материалов требовали длительного цикла, а на Хрунтане для этого понадобится еще больше времени, чем на Утопии, поскольку, находясь дальше от солнца, эта планета имела меньшие запасы тяжелых элементов. Но делать было нечего. Оставаясь на Утопии в то время, как полиция захватывала Хрунтан — или «объединяла», как официально это называлось на Земле — город оказался бы полностью во власти земного воинства. Даже в самом лучшем случае все равно не удалось бы покинуть это созвездие, не заплатив штраф за нарушение законов, установленных для бродяг, а Амальфи ни при каких обстоятельствах не хотел расставаться с деньгами, заработанными с таким трудом.

Даже сейчас, после того, как запасы валюты были пополнены, это могло бы привести к банкротству, поскольку в последнее время работу удавалось найти крайне редко. Селектор внутренней связи уже давно звенел, пытаясь привлечь к себе внимание. Когда же, наконец, мэр ответил на вызов, он услышал:

— Говорит сержант Андерсон. У нас еще посетитель.

— Да, — сказал Амальфи. — Это, наверно, делегация Хрунтана. Пошлите их сюда.

Ожидая гостей и мрачно пожевывая сигару, Амальфи еще раз бегло просмотрел текст контракта. Он был довольно стандартным и предусматривал оплату германием или «эквивалентом» — по очень низкой цене, что препятствовало его хождению на Утопии. Контракт согласовали по ультрафону — обладание устройствами связи, основанными на принципе жестких лучей, само по себе ставило Хрунтан на современный уровень развития. Какую работу должен выполнить город — этот момент в контракте не был уточнен. В глубине души Амальфи надеялся, что когда дело дойдет до необходимости конкретизировать этот пункт, хрунтане пойдут на попятную.

Звонок прозвучал еще раз, и Амальфи нажал кнопку, открывающую дверь. Но уже в следующее мгновение он усомнился, что поступил мудро: уж очень делегация Хрунтана походила на группу десантников, брошенных на захват противника. Первой появилась дюжина солдат, одетых в обтягивающие кожаные бриджи, блестящие, с ярко-красной эмблемой, изображающей солнце, кирасы и ярко-красные шлемы. Разбившись на две шестерки, они тут же встали на стражу у дверей с оружием наперевес; их ружья, по всей видимости, были сконструированы по аналогии с мезотронным ружьем Каммермана. Из-за рядов появился словно высеченный из золота гигант, сопровождаемый двумя рослыми и стройными, как пальмы, мужчинами. Одеяние пришельца украшали золотые полосы; и кираса, и шлем также сияли благородным блеском. Его лицо, покрытое глубоким бронзово-золотым загаром, украшала светлая золотистая борода и пышные ниспадающие усы. В целом вид гостя производил совершенно невероятное впечатление.

Он резко произнес какие-то два слова; солдаты застучали по полу каблуками тяжелых башмаков и прикладами ружей. Амальфи, вздрогнув от неожиданности, поднялся.

— Мы, — произнес золотой гигант, — Маркграф Хазка, Вице-Регент Графства Горт, входящего во владения его Вечного Преосвященства Арпада Хрунтана, Императора Космоса.

— О, — моргая, выдавил Амальфи. — Меня зовут Амальфи. Я — мэр города. Не хотите ли присесть?

Маркграф выразил согласие и сел. Солдаты спокойно и одновременно напряженно следили за происходящим, а два спутника-гиганта, очевидно, представители местной знати, застыли в торжественных позах позади кресла Маркграфа. Амальфи, подавив вздох облегчения, устроился за своим столом.

— Вы, вероятно, пришли для того, чтобы обсудить условия контракта.

— Именно так. Нам доложили, что вы общались с этим сбродом на второй планете.

— Это была аварийная посадка, — парировал Амальфи.

— Не сомневаюсь, — сухо заметил Маркграф. — Нас не интересует, что делают гамильтонианцы. Как только мы отобьемся от пришельцев с загнивающей Земли, население этой планеты пополнит число наших рабов. Но пока мы могли бы найти вам применение; все враги Земли должны быть нашими друзьями.

— Логично, — сказал Амальфи. — Интересно, что мы можем сделать для вас? У нас есть самое различное оборудование…

— Сначала обсудим условия оплаты, — прервал его Маркграф. Он встал и принялся огромными шагами ходить взад-вперед по комнате. Золотой плащ развевался за его спиной. — Германием мы платить не будем: все, что у нас есть, необходимо нам самим для изготовления транзисторов. В контракте сказано об оплате эквивалентным количеством других ресурсов. Что вы считаете эквивалентом германия?

Удивительно, как быстро испарились царственные манеры гиганта, когда дело дошло до открытого торга. Амальфи осторожно спросил:

— Может быть, вы позволите нам добывать германий самим?..

— Вы думаете, ресурсы нашей планеты беспредельны? Предложите какой-нибудь эквивалент, и мы не станем настаивать на оплате этим металлом!

— Тогда, может быть, какое-то оборудование? — предложил Амальфи. — Или наши технологические достижения? О цене можно договориться. Например, что вы используете в качестве смазочных материалов?

Большие глаза Маркграфа заблестели.

— Ах! — тихо воскликнул он. — Значит, вы тоже раскрыли тайну фрикционных полей. Мы долго искали решение этой загадки, но пока не можем ничего сделать: механизмы по-прежнему плавятся. А землянам известен этот секрет?

— Нет.

— Так вы все узнали от гамильтонианцев? Ну что ж, прекрасно.

Оба вельможи, сопровождавшие гиганта, зло усмехнулись.

— Тогда нечего тут больше рассуждать о взаимно приемлемых вариантах, — Маркграф сделал жест рукой в сторону своих солдат.

Амальфи увидел, что те незамедлительно направили на него свои ружья.

— В чем дело? — запротестовал он.

— Вы окружены. — Хазка произнес эти слова с какой-то волчьей яростью. — Если каким-то чудом вы сбежите от нас, все равно среди землян вам долго не протянуть. Позовите своих специалистов и прикажите им подготовиться к демонстрации фрикционного механизма генератора. Кроме того, приготовьтесь к посадке. Конкретные инструкции вы получите от графа Нандора.

Маркграф направился к двери, солдаты почтительно расступились. Едва Амальфи протянул руку, чтобы нажать кнопку и выпустить пришельца из кабинета, тот резко повернулся к нему и прорычал:

— И не пытайтесь подать сигнал тревоги. В город уже высадилась дюжина десантных отрядов, к тому же на вас направлены орудия четырех крейсеров.

— Вы полагаете, что сможете вырвать у нас техническую информацию силой? — обратился к нему Амальфи.

— Конечно, — ответил гигант, злобно сверкая глазами. — В этом деле у нас богатый опыт.

Кэррел, протеже Хэзлтона, оказался очень хорошим лектором и чувствовал себя весьма уверенно в окружении варварского великолепия зала совещаний Маркграфа. К тому же здесь прекрасно отражался звук. Он развесил схемы, прикрепив их к занавесям, пристроил доску на подлокотники огромного кресла, в котором, видимо, обычно восседал Маркграф. Рука выводила четкие символы, резко скрипя мелом под сводами просторного помещения. Маркграф ушел раньше. Его терпения не хватило и на пять минут доклада. Граф Нандор пока еще держался. На лице его было написано страдание человека, которого принуждают заниматься какой-то грязной работой. Аналогичный вид имели и остальные четверо или пятеро вельмож. Трое из них без умолку болтали, отпуская приглушенные смешки, а то и прерывая рассказ Кэррела хриплым смехом. Еще несколько человек, разодетые словно павлины, видимо, занимали более низкое положение в иерархии Хрунтана. Они сидели молча, внимательно слушая и нахмурив брови, напоминая вдохновенных актеров, изображающих глубокомыслие.

«Этого достаточно, чтобы увидеть аналогию между энергией связи в атомах и молекулах, — размеренно говорил Кэррел. — Гамильтонианцы, — он заметил, что это слово раздражает высокопарных слушателей, и частенько вставлял его, — гамильтонианцы показали, что энергия внутренней связи не только обуславливает такие явления как сцепление, прилипание и трение, но также подчиняется таким взаимосвязям, которые адекватны свойствам валентности».

Проявления внимательности со стороны вельмож напоминали какую-то глупую пародию.

«Явление молярной валентности, как метко назвали его гамильтонианцы, усиливается благодаря возникновению фрикционных полей, которые они научились использовать аналогично тому, как применяется эффект ионизации. Внешние слои молекул двух прилегающих друг к другу поверхностей в этом поле приходят в состояние динамического равновесия. Молекулы непрерывно и быстро перемещаются, не нарушая статус кво. Между двумя грубыми, необработанными поверхностями как бы образуется идеально ровная плоскость. Очевидно, что подобное равновесное состояние ни в коем случае не устраняет действия упомянутых сил связывания, и что трение до некоторой степени сохраняется. Однако, величина силы сопротивления составляет не более десятой части от той, которую можно достичь даже в самых совершенных системах простой смазки».

Вельможи дружно закивали. Амальфи больше не обращал на них никакого внимания: его волновала реакция технических специалистов Хрунтана. Их было ровно дюжина. Маркграф, видимо, сильно благоволил к этому числу. Четверо из них казались робкими и застенчивыми. Они были явно напуганы и относились к Кэррелу с нескрываемым уважением. Они честно записывали каждое произнесенное слово, не пропуская даже шуток по поводу гамильтонианцев, которые Кэррел довольно часто позволял себе.

Все остальные, за исключением одного человека, были хорошо одеты и сидели с каменными лицами, не обращая особого внимания на вельмож. Никаких записей они не вели. Люди этого типа всегда составляли часть любого варварского общества: ученые-руководители, директора, совершенно преданные режиму, абсолютно уверенные, что успех зависит только от них, и уже зараженные аристократическим вирусом: всю грязную работу по проведению сложных лабораторных экспериментов они обычно сваливают на подчиненных. Несомненно, некоторые из них своими высокими постами были в не меньшей степени обязаны умению плести интриги, чем своим способностям к научной деятельности.

Однако, один человек резко выделялся из всех остальных. Он был высок ростом и худощав, редковолос. Лицо его, когда он слушал Кэррела, светилось неподдельным возбуждением. Амальфи хорошо знал этот тип — цепкий, живой ум, абсолютное безразличие к политике. Таких людей совершенно не волнует, кто стоит у власти, лишь бы у них было необходимое научное оборудование и свобода действий. Правящий режим обычно терпел подобных чудаков, извлекая выгоды из их продуктивной работы и постоянно держа их под подозрением. Амальфи не сомневался, что только этот человек способен по сказанному Кэррелом догадаться, о чем он умолчал.

— Есть ли какие-нибудь вопросы? — спросил Кэррел.

Специалисты задали ему несколько вопросов. В основном они были довольно нечеткие, чувствовалось, что поняли слушатели очень мало: как вы делаете это, как подсоединяете то? Проницательный человек вряд ли согласился бы, чтобы его водили за нос подобным образом. Кэррел подробно отвечал. Группа начальников с каменными лицами покинула помещение. За ними последовали вельможи — они просидели ровно столько, сколько было нужно, чтобы не выдать их явной некомпетентности. Ученый — Амальфи ни секунды не сомневался, что человек этот был высококлассным ученым, — остался и вступил с Кэррелом в жаркий спор по поводу его математических выкладок. Он, совершенно естественно и не задумываясь о том, что может быть как-то по-другому, держался с Кэррелом на равных. Видя, что Кэррел порой попадает в затруднение, Амальфи отозвал его в угол.

Задумчиво почесывая нос, ученый ушел, пряча в карман листок, на котором в ходе доклада он сделал несколько коротких пометок. Кэррел проводил его взглядом.

— Этого парня, сэр, долго водить за нос мне не удастся, — сказал он. — Можете мне поверить, мозги у него на месте. Дайте ему пару дней, и он сам дойдет до всего. Я знаю таких: сегодня ночью он не заснет, будет обдумывать все, что услышал.

— Не сомневаюсь, — ответил Амальфи. — Мне также хорошо известно, что здесь полно подслушивающих устройств, варвары без этого никогда не обходятся. Молись, чтобы эти твои слова не были услышаны. А сейчас пошли.

Пока они не добрались до города и не сели в такси, Амальфи хранил молчание. Наконец, он сказал:

— Кэррел, следует быть более осторожным в общении с чудаками. Тебе еще не хватает опыта. Вне города даже мне никогда не говори ничего такого, что свидетельствовало бы о твоей роли. Насчет же этого ученого я с тобой не согласен. Я наблюдал за ним. Увы, теперь вы знакомы, так что я не могу использовать тебя для его нейтрализации. Подумай, есть ли среди вашей группы кто-нибудь из тех, кто работал на Марка, но кто не выходил из города с тех пор, как мы сели в Горте? Нужен опытный человек.

— Конечно, есть. Четверо, может быть, даже пятеро. Могу поручиться за любого из них.

— Подбери крепкого мужика, который без особого грима сошел бы за разбойника, и отправь его в отдел Внушения: пусть пройдет курс гипнопедии. А тебе в это время придется еще раз встретиться с этим ученым. Раздобудь его фотографию, желательно объемную, если тут, конечно, они есть. Поговори с ним и ответь на все его вопросы.

— На любые вопросы? — удивился Кэррел.

— Да, на любые технические вопросы. Долго он с этими познаниями не проходит. Это будет для тебя, Кэррел, практическим занятием по курсу «Связи с общественностью». Находясь на чужой планете, надо извлекать максимальную выгоду из ее социального устройства. В такой ситуации, как здесь, где ведется суровая борьба за политическую власть, покушения — штука, наверняка, довольно привычная. Ставлю девять шансов против одного, что на планете существует нечто вроде гильдии наемных убийц или, по крайней мере, есть много наемников, действующих самостоятельно и всегда готовых работать на тех, кто их нанимает.

— Вы собираетесь организовать покушение на доктора Шлосса?

Потрясение на лице Кэррела внезапно повергло Амальфи в состояние глубокой усталости. Подготовка нового управляющего городом до того уровня, когда Отцы Города одобрят его избрание, была длительным и весьма сложным делом. Слишком многое, чему приходилось учиться, требовало отдачи всех душевных сил. Он чувствовал себя слишком старым для такой работы, ему казалось, будто он что-то делает не так, как следует. Но отказаться от своей миссии Амальфи все равно не мог.

— Да, сказал Амальфи, — постыдно, но ничего не поделаешь, избежать этого никак нельзя. При других обстоятельствах мы могли бы забрать этого человека в город — ему-то все равно, на кого работать, — но хрунтане будут его искать и обязательно найдут. Они успокоятся, только увидев его тело. Если возможно, лучше подсунуть им и «подозреваемого в убийстве», желательно из местных преступников. Наш агент пройдет курс балканского языка, на котором здесь говорят, и тогда сможет разузнать, какие склоки существуют среди ученых на Хрунтане. После он сможет попытаться свалить убийство на одного из руководителей лаборатории. Но, так или иначе, этого человека необходимо убить. Ради выживания города.

Кэррел не стал спорить: заключительная формулировка Амальфи была по логике бродяг окончательной и самоценной. И все-таки он не смог скрыть, что моральный урон, связанный с убийством, сильно досаждал ему. Амальфи подумал про себя: «Надо сделать так, чтобы Кэррел постоянно был чем-то занят. Это на какое-то время отвлечет его, по крайней мере, пока хрунтане не развернут работы по созданию собственной антифрикционной установки». Как бы там ни было, приближалось время, когда надо было еще раз оживить деятельность полиции. Расписание, составленное Хэзлтоном, предписывало это, и, хотя Амальфи уже был вынужден отказаться от стратегии Хэзлтона, — его график, например, предусматривал внезапную высадку войск Утопии на Горт и попытку со стороны гамильтонианцев передать планету Хрунтан в руки полиции Земли — пункт, касающийся вступления в союз с полицией против этой планеты, казалось, все еще мог принести несомненные выгоды.

Отпустив Кэррела, Амальфи отправился в свой офис, где снял гибкий пластиковый чехол с прибора, пользоваться которым ему приходилось не часто. Это был передатчик Дирака — единственный вид связи, действующий мгновенно на любое расстояние, который отсутствовал у хрунтанцев и, конечно, — у гамильтонианцев. Прибор этот не имел цены, даже целая империя не стоила того, чтобы расстаться с ним. С отсутствующим видом Амальфи сунул в рот сигару и вызвал капитана полиции.

Модель передатчика немного устарела, прибор не имел экрана, а чувства капитана, выражаемые его голосом, отображались в графическом виде.

— Если ты собираешься пудрить мне мозги насчет того, что полиция обязана защитить вас, потому что хрунтане нарушили условия контракта, — прохрипел полицейский, — то можешь не трудиться. Я и так уже почти решил, что мы взорвем эту планету. Скоро изменят законы, регулирующие жизнь бродяг, и тогда…

— Взрывать планету вам не разрешается ни при каких обстоятельствах, — спокойно заметил Амальфи. — Взрывная волна может детонировать местное солнце и разрушить все созвездие. Тогда начальство снимет с тебя скальп. Я хочу избежать неприятностей для всех. Если тебя это интересует, сообщи свои условия.

Полицейский рассмеялся.

— Прекрасно, — сказал Амальфи, — смейся, смейся, болван. Не пройдет и нескольких месяцев, как тебя отзовут на Землю и ты будешь наблюдать там за процессами в стратосфере. Работы там много: самолет пролетает каждые два года. Будешь там торчать и ныть, как несправедливо с тобой поступили. Как только в штабе узнают, что ты допустил объединение сил хрунтанцев и гамильтонианцев, и что неизбежная война будет стоить Земле два-три миллиарда долларов и продлится минимум двадцать пять лет…

— Ты презренный лгун, бродяга, — прервал его полицейский. Смелость его казалась какой-то вымученной. — Они будут драться друг с другом еще сотню лет.

— Времена меняются, — вставил Амальфи. — Союз в любом случае состоится. Если тебя не интересует Графство Горт, я сделаю предложение Утопии. Если планеты сольют свои арсеналы, результат будет впечатляющим: у каждой из сторон есть оружие, отсутствующее у другой стороны. Кроме того, мы все равно не сможем скрыть все свои секреты, и чему-то они и от нас научатся. Однако…

— Подожди минуту, — предусмотрительно произнес капитан. Амальфи не сомневался: полицейскому известно, что их беседу неизбежно зафиксируют сотни, а возможно, и тысячи коммуникаторов Дирака, размещенных во всех уголках заселенной человеком галактики, в том числе и в штабе полиции на Земле. В этом состоит главное свойство передачи информации по методу Дирака, вряд ли кто-нибудь смог бы со всей определенностью сказать, является ли оно преимуществом или недостатком — все зависит от того, для какой цели метод используется.

— Ты готов поклясться, что выполнишь свои обещания? Чем ты докажешь, что сдержишь слово?

— Ты ничем не рискуешь. Либо я вручу вам эту планету, либо нет. Я прошу только одно: аннулировать штраф, наложенный на город, стереть ленту, на которой зафиксировано нарушение нами закона и сопроводить нас за пределы этого созвездия. Если мы не выполним своих обещаний, считайте, что у вас нет никаких обязательств перед нами.

— Хм… — Послышался какой-то приглушенный шепот. Видимо, капитан с кем-то советовался. — А какие гарантии вам нужны от нас?

— Это мы еще обсудим, — сухо ответил Амальфи. — Если вы принимаете игру, то должны доказать, что выполните условия соглашения.

— Ладно, шутки кончились. Вы нарушили законы и должны заплатить штраф. Это все.

Амальфи был удовлетворен. Вряд ли можно было ожидать, что капитан публично по коммуникатору пообещает уничтожить ленту с доказательствами, но раз он возразил именно против этого пункта, значит, в целом соглашение принято.

— Ну хорошо, пришлите мне только заверенное печатью охранное свидетельство. Я положу его в сейф Маркграфа Хазки. Когда получите планету, вы сможете взять его обратно.

— Договорились, — ответил капитан после непродолжительной паузы.

Амальфи услышал, как в микрофоне зашуршала перематываемая лента и прервал связь.

Если задуманный грандиозный план сработает, очень скоро он станет легендой. Полиция, конечно, будет молчать, но города-бродяги разнесут слухи по всей галактике.

Только отсутствие Хэзлтона немного омрачало отличное настроение мэра.

Кто-то тряс его за плечо. Амальфи изо всех сил старался проснуться, но сон его был глубок, как сама смерть, и, казалось, ничто уже не сможет вытянуть его из этой пропасти. Перед ним мелькали какие-то лица, какие-то силуэты, а из темноты к нему неумолимо приближались огромные стальные зубы…

— Амальфи, проснитесь! Амальфи, это Марк… проснитесь…

Челюсти с треском сомкнулись, хоровод лиц исчез. В глаза Амальфи бил голубоватый свет.

— Кто? В чем дело?

— Это я, — сказал Хэзлтон. Амальфи, глядя на него, непонимающе моргал. — Быстрее! Быстрее! Времени совсем нет.

Амальфи медленно сел и посмотрел на городского управляющего. Он был словно оглушен и ему трудно было определить, что с Марком. Кошмар сна все еще давил на него, хотя, что именно привиделось ему, Амальфи вспомнить не мог.

— Рад тебе, — произнес, наконец, мэр. Странно, но слова прозвучали как-то неискренне. — Как ты пробрался через полицейский кордон? Я бы сказал, что это совершенно невозможно.

— Старый способ: силой и обманом. Потом расскажу.

— Ты едва успел, — сказал Амальфи, чувствуя внезапный прилив энергии. — Сейчас еще ночь? Да, да. Взрыв должен произойти незадолго до полудня. Иначе бы я не спал. После этого ты бы здесь города уже не увидел.

— До полудня? Это противоречит нашему графику. Ну ладно, до этого еще далеко. Вставайте, босс, у нас полно работы.

Дверь в комнату Амальфи внезапно распахнулась: на пороге стояла девушка-посланник Утопии. На лице ее было написано беспокойство. Амальфи поспешно накинул пиджак.

— Мы должны поспешить, Марк, — сказала девушка. — Капитан Сэведж говорит, что подождет еще пятнадцать минут. Можешь не сомневаться, он так и сделает. Он ненавидит тебя и будет рад оставить нас в руках варваров.

— Сейчас, Ди, — бросил Хэзлтон, не оборачиваясь.

Девушка удалилась. Амальфи пристально взглянул на блудного управляющего.

— Подожди-ка, — сказал он. — Объясни мне, что все это значит? Марк, я надеюсь, ты не продался за то, чтобы лично тебя освободили?

— Меня освободили? Нет, — усмехнулся Хэзлтон. — Мы вытащим отсюда весь город, причем точно по графику. Я хотел установить связь с тобой, чтобы подтвердить, что все идет по плану, но на Утопии нет коммуникаторов Дирака, и мне не хотелось давать лишнюю информацию полиции. Одевайся, я все расскажу по дороге. Гамильтонианцы работали как дьяволы, установили спиндиззи на всех своих кораблях. Они уже собирались сдаться на милость полиции — у них все же больше общего с Землей, чем с Хрунтаном, — но когда я рассказал им о нашем плане и продемонстрировал, как действуют спиндиззи, у них открылось второе дыхание.

— Они сразу тебе поверили?

— Конечно, нет, — Хэзлтон пожал плечами. — Чтобы чувствовать себя в безопасности, гамильтонианцы собрали двадцать пять кораблей — это переделанные легкие крейсеры — на тот случай, если придется спасаться бегством. Сейчас корабли находятся наготове и висят над городом.

— Над городом?

— Да. Я слышал по радио о том, как захватывали город. Ты, наверно, включил микрофон, чтобы обо всем узнала полиция, но на Утопии тоже было слышно прекрасно. Тогда я уговорил их объединить по времени свой план освобождения с нашим отлетом, чтобы вывести город под эскортом кораблей Утопии. Пришлось прибегнуть к хитрости: мне удалось убедить гамильтонианцев, что им будет легче выбраться за пределы созвездия, если полиции придется решать две задачи одновременно. И вот мы здесь, точно по графику. — Хэзлтон еще раз усмехнулся. — Полицейские не подозревали, что в окрестностях Хрунтана находятся корабли Утопии, так что они не были настороже. Теперь, конечно, это им известно, но пройдет еще некоторое время прежде, чем им удастся сконцентрировать здесь свои силы. Пока они будут перегруппировываться, нас здесь уже не будет.

— Марк, ты просто осел-романтик, — сказал Амальфи. — У них же всего двадцать пять крейсеров. Это же беспомощные устарелые корабли, и никакие спиндиззи здесь не помогут!

— В плане Сэведжа все продумано, — заметил Хэзлтон. — Он ненавидит меня за то, что я увел у него Ди, но в военных делах он разбирается хорошо. Для Утопии этот факт — единственная надежда на спасение не только их народа, но и самого гамильтонианства. Как только на нас нападут, все двадцать пять кораблей рассыпятся в разные стороны. Они не будут вступать в общее сражение, а постараются свести дело к отдельным схваткам. В этом случае некоторым из них удастся выжить, а вместе с ними будет спасено их мировоззрение, да и сам город.

— Я ожидал услышать от тебя нечто более толковое, чем избитые штампы, — сказал Амальфи. — Ты что, Наполеон? Это же чистый наполеонизм! Невзирая на опасность, молодой герой ведет преданный ему отряд в логово врага и вырывает своего любимого господина из лап разгневанных язычников! Тьфу! Теперь слушай меня: город останется здесь. Если хочешь, можешь уйти с этим отрядом самоубийц.

— Амальфи, вы ничего не понимаете…

— Ты недооцениваешь меня, — резко оборвал его Амальфи. Он быстро прошел по комнате, направляясь к балкону. Хэзлтон последовал за ним. — Не сомневаюсь, что здравомыслящие гамильтонианцы остались дома, и это вселяет надежду. То, что ты раскрыл им секрет спиндиззи, было очень хорошей идеей. Благодаря этому они смогли продержаться дольше и отвлекли внимание полиции, когда нам требовалось время. Но люди, которые пытаются прорваться на самый край галактики, — неизлечимы, они фанатики. Ты знаешь, как они кончат? Ты должен это понимать и наверняка понял бы, если бы эта женщина большой ложкой с длинной ручкой не перемешала тебе мозги. Когда там, на краю галактики, сменятся несколько поколений, никто уже не будет вспоминать о гамильтонианстве. Чтобы создать на необитаемой планете условия для нормальной жизни, необходимо послать туда всесторонне подготовленную, хорошо укомплектованную экспедицию. А эти люди — просто щенки, увлекаемые ледоходом, и ты хочешь, чтобы мы его остановили?! Нет уж, спасибо.

Амальфи резким рывком распахнул дверь на балкон — Хэзлтон едва успел отскочить в сторону — и вышел. Стояла обычная для Горта ясная, очень холодная ночь. Звезды, разбросанные по всему небу, висели над ярко освещенным городом. Корабли Утопии, конечно, были не видны: они находились очень далеко от поверхности планеты. К тому же все научные достижения Утопии наверняка были использованы для того, чтобы сделать их невидимыми.

— Я приложил много сил, чтобы объяснить все это хрунтанцам, — в голосе Амальфи отчетливо слышался с трудом сдерживаемый гнев. — Я попытался убедить их, что гамильтонианцы хотят уничтожить нас прежде, чем мы осуществим планы, связанные с установкой для получения фрикционных полей. Для этого мне пришлось обратиться к хрунтанцам за помощью.

— Вы передали Хрунтану…

— Конечно! — прервал Амальфи. — После того, как мы подписали контракт, это стало единственным аргументом, который остался в нашем распоряжении. Вероятность того, что силы Утопии высадятся здесь, исчезла в тот самый момент, когда мы попали в зависимость от полиции. А ты опять пытаешься использовать этот дохлый номер. Это может только усложнить наше положение.

— Марк! — голос девушки, полный отчаяния и беспокойства, долетел до них из комнаты. — Марк! Где ты?

— Иди, — не поворачиваясь, сказал Амальфи. — Очень скоро у них уже не останется времени, чтобы поддерживать свою ритуальную веру. К тебе придет прекрасная жизнь первооткрывателя. Твоим основным занятием станет пахать землю плугом из бычьего ребра. Таков будет уровень вашей цивилизации. Город остается здесь. Завтра к полудню те утопианцы, которые не уйдут с вами, окажутся в выгодном положении для заключения с землянами договора о своих правах; с Хрунтаном будет покончено, а мы отправимся своей дорогой.

Девушка заметила открытую дверь и вышла на балкон — и как раз в тот момент, когда Амальфи произносил последнюю фразу.

— Марк! — воскликнула она. — О чем он говорит? Сэведж сказал…

Хэзлтон глубоко вздохнул.

— Сэведж — идиот, впрочем, так же как и я. Амальфи прав, я вел себя как ребенок. Тебе, Ди, лучше отправиться с ними, пока еще не поздно.

Ди подошла к перилам и взяла Хэзлтона за руку, глядя ему в глаза. Лицо ее выражало такое удивление и такую боль, что Амальфи предпочел отвести взгляд. Вид девушки навевал на него воспоминания, которые он предпочитал не ворошить — некоторые из них были связаны с недавним прошлым. Он расслышал, как девушка сказала:

— Ты хочешь… чтобы я ушла, Марк? Ты остаешься с городом?

— Да, — пробормотал Хэзлтон. — Я хотел сказать — нет. Кажется, я сам все так запутал. Не знаю, смогу ли я еще сделать что-то важное, но мне необходимо остаться. А тебе, Ди, наверно, лучше быть со своим народом…

— Мэр Амальфи, — сказала девушка. Амальфи неохотно повернулся к ней. — Когда мы встретились с вами в первый раз, вы сказали, что в вашем городе хорошо относятся к женщинам. Помните?

— Помню, — ответил Амальфи. — Но я уверен, что тебе не понравится наша политика. Это не гамильтонианское государство. Город стабилен и сосредоточен на своих делах; он словно бродяга в океане истории, перебивающийся случайной работой. Мы же бродяги. Это не очень приятное имя.

— Может быть, так будет не всегда, — сказала девушка.

— Боюсь, Ди, что ты ошибаешься. Даже люди у нас меняются очень мало. Наверно, тебе еще никто об этом не говорил, но большинству жителей города далеко за сто лет. Мне, например, почти семьсот. Если ты присоединишься к нам, тебе тоже придется жить очень долго.

Лицо девушки выражало удивление и недоверие.

— Я остаюсь, — упрямо произнесла она.

Небо уже начало бледнеть. Все молчали. Звезды на небе становились все тусклее. Не было видно и следа кораблей, уходящих в глубины бесконечной вселенной.

Хэзлтон откашлялся.

— Что мне делать, босс? — спросил он хриплым голосом.

— Работы полно. Я старался использовать Кэррела, но хотя в желании быть полезным ему не откажешь, опыта пока явно не достает. Прежде всего, надо подготовиться к отлету, мы отправимся, как только предоставится возможность. Далее пошевели мозгами насчет того, как можно объяснить хрунтанцам историю с флотом Утопии. Можешь ссылаться на то, что я им уже говорил, или придумай что-нибудь свое. Это не имеет особого значения. К тому же в подобных делах ты гораздо изобретательнее меня.

— А что должно произойти в полдень?

Амальфи улыбнулся. Он снова чувствовал себя хорошо. Возвращение Хэзлтона было для него чем-то вроде обретения куда-то затерявшегося алмаза. Алмаз имел изъян, который и теперь оставался при нем, но, несмотря на это, он оставался самым острым инструментом в доме. К тому же, с ним были связаны определенные сентиментальные воспоминания.

— Дела обстоят следующим образом. Кэррел пудрит хрунтанцам мозги; они строят генератор фрикционных полей, мощности которого должно хватить на всю планету. Он сказал им, что генератор позволит сэкономить много энергии, потребляемой их машинами, или еще какую-то чепуху в том же роде. Однако, его проект позволит получить генератор, мощность которого, по крайней мере вдвое, превысит ту, которую он назвал хрунтанцам. Кроме того, он исключил почти все устройства управления. Генератор будет однонаправленным. На завтра в полдень назначен пробный пуск.

— На Хрунтане есть один ученый, Шлосс, который способен догадаться об истинном назначении этой машины. Мы используем стандартный прием, чтобы убрать мудреца со сцены. Мне кажется, нам удастся закрутить там такую интригу, что ученым просто не останется времени проявлять любопытство к деятельности Кэррела. Поскольку, судя по всему, все это может закончиться совершенно неожиданно, и нам, возможно, придется убираться оттуда так же оперативно, как и с Хрунтана, я в соответствии с твоим графиком пригласил полицию и получил от нее охранное свидетельство. Ну что, все просто?

Пока Амальфи описывал создавшееся положение, Хэзлтон понемногу приходил в себя. Лицо его становилось все более веселым, а когда мэр закончил свой рассказ, Хэзлтон откровенно рассмеялся.

— Все это очень мило, — сказал он. — Теперь я понимаю, почему вы не слишком удовлетворены действиями Кэррела. Амальфи, когда вы научились так блефовать? Я-то не понял, почему вы так драматизировали мое желание уехать с Сэведжем! А вы знаете, что ваш план все равно не сработает?

— Почему, Марк? — спросила Ди. — Мне кажется, все продумано.

— Да, все вроде умно, но все-таки проколов полно. Нужно смотреть на эти вещи глазами драматурга, сочиняющего пьесу. Есть золотое правило: кульминация, которая почти наступает, то есть которая может произойти, а может и нет, — это не кульминация. Нам бы следовало…

В спальне Амальфи мелодично запел его личный телефон, и через ведущую на балкон дверь полился мягкий неоновый свет — автоматически загорелась лампа. Амальфи нахмурил брови и щелкнул переключателем, расположенным на перилах.

— Господин мэр? — нервно спросил звонивший человек. — Прошу прощения, что пришлось разбудить вас, но у нас неприятности. Во-первых, некоторое время назад над нами прошло около двадцати кораблей. Мы хотели сообщить вам об этом, но они тут же ушли. А сейчас к нам прибыл беженец с Хрунтана. Он называет себя доктором Шлоссом. Он заявил, что на Хрунтане его преследуют, и он хочет работать на нас. Может быть, послать его в психиатрический центр? Хотя все это похоже на правду.

— Конечно же, это правда, — сказал Хэзлтон. — Ну вот, Амальфи, это ваш первый прокол.

Распутать историю доктора Шлосса оказалось непросто. Амальфи не имел возможности хорошо изучить этого человека. Агент Кэррела, видимо, достаточно потрудился, стараясь запутать политическую ситуацию на Хрунтане. Всякий раз, когда город проявлял заинтересованность в смерти какого-то человека, было предпочтительнее, чтобы убийство совершил посторонний. Представлялось, что в данном случае организовать это совсем несложно. В иерархии ученых на Горте явно выделялись четыре противоборствующих группы, которые с фанатическим упорством вредили друг другу, словно «товарищи», плывущие на одном корабле и проделывающие дырки в корпусе. К тому же, когда началась открытая вражда, суд не высказал к Шлоссу особого доверия, принимая то одну, то другую сторону.

Казалось, будет очень просто привести в движение такие течения, которые скоро снесут на своем пути доктора Шлосса, но Шлосс не захотел для себя такой участи. В тот момент, когда он осознал, что угроза вполне реальна, он с ошеломляющей прямотой обратился к помощи города.

— Дело в том, — сообщил Кэррел, — что он поздно понял, в каком направлении развиваются события. Шлосс мыслит очень здраво, и до тех пор, пока на него не набросились с ножом, не мог заподозрить, что за ним ведется охота.

— Могу поспорить, что его насторожил суд, — кивнул Хэзлтон, — вряд ли они особенно скрывали, что пытаются расправиться с ним.

— Все было именно так, сэр.

— Это означает, что скоро здесь появится Неумытое Величество Хазка со своими бездельниками. Они будут его искать, — прорычал Амальфи. — Думаю, доктор Шлосс не особенно заботился о том, чтобы скрыть свои следы. Что ты собираешься делать, Марк? Нельзя рассчитывать на то, что генераторы антифрикционных полей будут запущены раньше, и мы сможем спокойно убраться отсюда.

— Нет, не можем, — согласился Хэзлтон. — Кэррел, ваш агент еще не потерял связь с той группой, которая преследовала Шлосса и собиралась «прокомпостировать его билет»?

— Конечно, нет.

— Дайте агенту указание убрать лидера этой группы. Деликатные меры нас уже не спасут, слишком мало осталось времени.

— А что это, по твоему мнению, нам даст? — спросил Амальфи.

— Мы сможем выиграть время. Хазка наверняка подумает, что Шлосс отправился к нам, но большинство строящих козни ученых будут считать его убитым. Смерть лидера одной из групп будет сильно походить на месть со стороны кого-нибудь из команды Шлосса. Он, конечно, не входил ни в одну из этих компаний, но наверняка существует по крайней мере несколько человек, которые считали, что им выгоднее защитить Шлосса и сохранить ему жизнь. Месть пойдет по кругу, начнется неразбериха. В нашей борьбе это самое главное.

— Возможно, ты прав, — сказал Амальфи. — В этом случае я бы сейчас начал досаждать графу Нандору, обрушив на него обвинения и жалобы. Чем больше паники, тем больше времени мы выиграем. До полудня осталось всего четыре часа. А пока нам надо как можно лучше спрятать Шлосса. Нельзя допустить, чтобы его продырявил какой-нибудь агент Хрунтана. Мне кажется, лучшее место — это машина-невидимка в старом туннеле метро в Вест-Сайде. Ты помнишь его? Нам ее продали лиранцы и до сих пор никакой работы у нее не было.

— Из-за нее убили моего предшественника, — сообщил Хэзлтон. — Или я ошибаюсь, и причиной был тот провал на Эпохе? Я знаю, где находится машина. Мы сделаем так, чтобы эта штука вертелась и мерцала: хрунтанские солдаты ужасно боятся всяких машин. Они никогда не полезут внутрь работающей установки непонятного им назначения, даже если заподозрят, что беглец сидит внутри. Но никаких подозрений у них не возникнет, я уверен. И еще… — хотел было продолжить Хэзлтон, но не смог. — Боже мой, что это?! — вздрогнул он.

Раздался продолжительный ужасный металлический грохот, постепенно перешедший в приглушенный шепот, затихший вдали. Амальфи усмехнулся.

— Гром, — сказал он. — Планеты обладают феноменом, называемым погодой. Ужасные явления, правда, Марк? Сейчас, наверно, начнется гроза.

Хэзлтон поежился.

— Меня потянуло спрятаться куда-нибудь под кровать. Ну ладно, примемся за работу.

Он вышел. Ди последовала за ним. Амальфи, размышляя о том, что лучшая защита — это нападение, подозвал к балкону такси и распорядился поднять его на здание радиокорпорации. Он собирался приземлиться на крыше, однако был вынужден остановиться на первой же посадочной площадке: башни здания уже ощетинились мезотронными ружьями и счетверенными артиллерийскими установками. Граф Нандор не терял времени даром и старался исключить любую случайность.

Лифтер не смог поднять Амальфи выше семнадцатого этажа — это было запрещено. Проклиная все на свете, он преодолел пешком последние пять пролетов лестницы. Его охватил гнев, который, когда Амальфи достиг башни на верху здания, полностью овладел им. На каждой посадочной площадке его обыскивали бездельничавшие солдаты.

В башне на крыше звучала музыка; она распространялась вместе с привычными для хрунтанских вельмож запахами духов и давно немытых тел. Нандор развалился в кресле, окруженный женщинами; вместе они слушали мелодичную, полную непристойностей балладу, которую под аккомпанемент арфы исполнял равнодушный дребезжащий голос. В руке, на каждом пальце которой красовалось бриллиантовое кольцо, он держал тяжелый бокал, наполовину наполненный пенящимся ригелианским вином — наверняка, хрунтане позаимствовали его из городских запасов, поскольку у них самих уже несколько веков не было никаких контактов с планетой Ригель. Граф водил бокалом около своего крупного носа, утонченно вдыхая аромат вина.

Он поднял глаза и поверх края бокала посмотрел на вошедшего Амальфи, но даже не потрудился поприветствовать его. Амальфи почувствовал, как кровь стучит в его висках, как похолодели и онемели его запястья. Он изо всех сил старался не утратить контроль над собой, понимая, что лучше не давать волю гневу.

— Ну? — произнес, наконец, Нандор.

— Понимаете ли вы, что только что чудом избежали перспективы быть превращенным в разреженный газ? — накинулся на него Амальфи.

— О, дорогой мой друг, не хотите ли вы сказать, что сумели предотвратить попытку покушения на меня? — продекламировал Нандор. Английскому он, видимо, учился у ливерпульцев — только жители этого города-бродяги обладали столь странным гортанным произношением. — Мне как-то трудно в это поверить.

— Над городом прошли двадцать пять кораблей гамильтонианцев, — продолжал настаивать Амальфи. — Мы сумели отбиться от них, но это было непросто. Очевидно, эта схватка осталась незамеченной вами и вашими приближенными. Высоко же вы цените нас, если даже не удосужились встать на нашу защиту.

Нандор выглядел встревоженным. Он вытащил микрофон, валявшийся среди подушек, и что-то затараторил в него на своем языке. Слов его собеседника Амальфи не слышал, но, закончив разговор, хрунтанец выглядел уже менее озабоченным, хотя лицо его по-прежнему было мрачным.

— Что ты тут мне рассказываешь? — проворчал он. — Никакого сражения не было. Корабли не сбросили ни единой бомбы, не причинили никакого ущерба. Их отогнали туда, где стоит полицейское оцепление.

— Глухой не способен принять никаких аргументов. Разве слепец может увидеть даже самый яркий блеск? Вы что думаете, если оружие не гремит на всю округу, значит, оно совершенно безвредно для врага? Можете полюбоваться на показания счетчиков: за какие-то полчаса сегодня на восходе солнца запас энергии уменьшился почти на миллион мегаватт. Может быть, энергия ушла на приготовление супа?

— Это все ерунда, — пробормотал Нандор. — Показания счетчика можно фальсифицировать, к тому же существует столько способов растратить энергию. Может быть, все было совсем иначе? А вдруг корабли, которые вы атаковали, высадили шпиона? И забрали из вашего города ученого, предавшего империю Хрунты, в надежде доставить его обратно на Утопию?

Внезапно лицо его потемнело.

— Ваши межзвездные похождения — просто ребячество и полнейший идиотизм. Не сомневаюсь, что гамильтонианский сброд хотел освободить ваш город, но их откинули наши воины. Шлосс либо улетел с ними, либо прячется где-нибудь в городе. Мы найдем ответ на этот вопрос.

Он подал знак женщинам, которые молча наблюдали за происходящим, и они торопливо выбежали из комнаты через занавешенную дверь.

— Не хотите ли сказать мне, где он?

— Я не веду учет хрунтанцам, — спокойно ответил Амальфи. — Копаться в хламе не входит в мои обязанности.

Нандор точно рассчитанным жестом выплеснул ему в лицо остатки вина из своего бокала. Пенистая жидкость обожгла Амальфи глаза. Громко вскричав, он бросился вперед и вцепился в горло хрунтанца. На какое-то мгновение смех гиганта затих, но тут же своими тяжелыми лапами он заломил Амальфи руки за спину.

— Хватит, — объявил Нандор. — Наша беседа затянулась. Как насчет того, чтобы подвесить вас за нос?

Оглушительный раскат грома прервал его. На город обрушился сильнейший ливень — ничего подобного горожанам не приходилось видеть уже лет тридцать. Потоки воды с ревом, словно волны прилива, сбегали по стенам. Сквозь туман боли Амальфи сумел разглядеть яркий свет ламп, все остальное по-прежнему представлялось ему одним красным пятном.

— Нет, думаю, будет лучше, если мы тебя пристрелим прямо сейчас. Слишком много болтаешь, мне надоело. Эй, капрал, — обратился он к одному из солдат, — дай-ка мне пистолет.

В поле зрения Амальфи, которое постепенно становилось более четким, промелькнула длинная тень с узлом на конце — рука с пистолетом.

— Хотите произнести последнее слово? — с деланной вежливостью произнес Нандор. — Нет? Так. Ну что ж, тогда…

Внезапно в комнате закружили тысячи невесть откуда появившихся шмелей. Неведомая сила толкала тело Амальфи вверх. Странно, но никакой боли больше не было, а предметы вокруг него становились все более отчетливыми. Что это? Предсмертные видения?

— Просзача! — Нандор вопил что-то непонятное на своем языке. — Егз пра страстичек Мария, до…

Новые раскаты грома заглушили его голос. Один из солдат испуганно плакал. Перед неясным взглядом обожженных глаз Амальфи проплывали зависшие в воздухе люди и предметы. Распростертое тело Нандора застыло, немного приподнявшись над подушками. Одежда раздулась, словно стремясь оттолкнуться от него. Пистолет по-прежнему был направлен на Амальфи, но Нандор уже не держал его в руке. Оружие неподвижно зависло над ковром, в нескольких дюймах от оледеневших пальцев Нандора. Сам ковер оторвался от пола и висел, словно море из меха, каждый волосок которого устремился вверх. Картины слетели со стен и, казалось, были подвешены прямо в воздухе. Подушки, покрывавшие кресло гиганта, поднялись и, отодвинувшись друг от друга, остановились. Впечатление было такое, что это не реальная картина, а снимок стробоскопической камеры, зафиксировавший первую стадию мощнейшего взрыва. Кресло тоже приподнялось и застыло в дюйме от лежавшего под ним коврика. Книжная полка в углу комнаты рассыпалась, и коробочки с микрофильмами выстроились в воздухе ровными четкими рядами.

Амальфи глубоко вздохнул. Его пиджак, который, как и одежда Нандора, надувшись воздухом, словно шарик стремился оторваться от груди, слегка затрещал, но прочная эластичная материя все же выдержала напряжение и не поддалась. Нандор, заметив его движение, попытался дотянуться до пистолета. Но левое предплечье гиганта надежно застыло, и он не смог двинуть им. Кисть руки оставалась свободной, но когда Нандор пошевелил ею, пистолет, сохраняя все тот же зазор и словно отталкиваясь от руки, отплыл в сторону. Гигант слегка отодвинул руку, стараясь приготовиться к следующей попытке. Пистолет последовал за ней, соблюдая установившееся между ними расстояние.

Вторая попытка оказалась еще менее успешной, чем первая. Рука Нандора коснулась подлокотника кресла и надежно приклеилась к нему, застыв все в том же дюйме от дерева. Амальфи расхохотался.

— Я бы посоветовал вам не делать подобных движений, — сказал он. — Если, например, вы придвинете голову достаточно близко к какому-нибудь предмету, то, боюсь, оставшуюся часть жизни вам придется провести, уставившись в потолок.

— Что… вы сделали? — запинаясь, пробормотал Нандор. — Когда я смогу освободиться?

— Пока ваши друзья не снимут фрикционное поле, у вас нет никаких шансов, — заверил его Амальфи. — В чертежах, которые мы дали вам, есть одна особенность: ваш генератор работает только в обратном направлении. Вместо того, чтобы полностью раскрепостить валентность молекул, он затормаживает связи между ними в том положении, в котором они находились, и вызывает явление прилипания между всеми поверхностями. Если бы у вас была возможность запустить генератор на полную мощность, движение молекул остановилось бы вовсе, а все мы за какую-то долю секунды превратились бы в мертвые ледышки. Но на это ваших источников энергии не хватит.

Внезапно Амальфи почувствовал резкую боль в ногах. Пластиковые мембраны, из которых были изготовлены его башмаки, с большой силой отталкивались от плоти, нещадно давили на кожу. Ужасная боль сковала и мышцы скул. Амальфи казалось, что еще немного — и зубы разойдутся в стороны — так велико было напряжение. Он с большим трудом разомкнул губы.

Амальфи медленно и осторожно втянул воздух. Пиджак снова затрещал. Ребра прижались к грудине. Затем ткань внезапно поддалась, а пришитый к пиджаку серебряный ремень тесным кольцом обхватил его грудь. Амальфи попытался сделать шаг вперед. Подошвы его башмаков тяжело ступили на окаменевший ковер, из ботинок с шипением начал выходить воздух.

Он попробовал пошевелить руками и провел кистями рук по бедрам. Они двигались свободно. Только серебряный ремень сохранял неизменное положение, опоясывая его грудь, словно железный обод на бочонке.

— До свидания, — сказал он. — Помните, лучше не двигаться. Через некоторое время полицейские освободят вас.

Однако, Нандор не слышал его. Молча, с выпученными глазами, он наблюдал за тем, как кольца на его руках медленно, но неуклонно врезаются в плоть. Еще немного — и шесть его пальцев будут полностью ампутированы.

Амальфи понимал, что в его распоряжении не более пятнадцати минут. После этого воздействие фрикционного поля будет иметь гораздо более серьезные последствия. Естественное прилипание молекул не подвергнется влиянию поля, и гомогенные объекты — камни, балки, доски — останутся такими же, но все, что сделано из составных частей, скоро поддастся давлению силы, стремящейся растащить эти части. Тогда все объекты, в которых силы сцепления отдельных частей слабее сил внутреннего сцепления молекул, начнут рассыпаться. Старые здания, такие, например, как Городской Центр, увеличатся в размерах, станут шире и выше, чем они есть на самом деле. Кирпичи в старинной кладке будут отталкиваться друг от друга, и в тот момент, когда поле будет снято, здания эти развалятся на части. Новые постройки и машины продержатся немногим дольше. От графства Горт полиции достанутся в наследство только груды обломков.

Да и сами человеческие тела, составленные из тысяч трубок, туннелей, полостей и впадин, рассыпятся от невероятного напряжения. Лишь немногие из городских жителей имели при себе спасительные серебряные ремни. Времени не оставалось.

Пыхтя, Амальфи продвигался вниз по лестнице, пробираясь между парализованными, застывшими в воздухе полицейскими. Шум, напоминавший жужжание шмелей, действовал на нервы. На семнадцатом этаже он столкнулся с неожиданной проблемой: лампочки на пульте управления лифтом показывали, что кабина застряла в шахте. Вероятно, сработали предохранительные устройства после того, как фрикционное поле перекосило направляющие.

Не могло быть и речи о том, чтобы спускаться по лестнице. Даже в нормальных условиях Амальфи не приходилось преодолевать пешком семнадцать этажей, а сейчас его ноги словно ступали в толстый слой вязкой глины — ремень не мог полностью нейтрализовать действие поля на конечности. Амальфи осторожно прикоснулся к стене, но его тут же охватило тошнотворное сосущее чувство, и он отдернул руку.

Гравитация… это самый быстрый путь вниз…

Он вошел в ближайшую дверь, протиснувшись между телами четырех стонущих людей, и разбил стекло в окне. Открыть его, преодолев сопротивление поля, было совершенно невозможно: огромная сила на несколько дюймов увеличила его размеры и удерживала раму в оконном проеме. Амальфи выбрался наружу. Очевидно из-за эффекта невиданного поперечного напряжения стекла Амальфи не почувствовал боли от удара.

До ближайшей посадочной площадки внизу было двадцать этажей. Амальфи приблизил ноги и руки к металлической стене и, наклонив к ней голову, заскользил вниз.

Воздух шумел в его ушах, окна мелькали одно за другим. Ладони жгло; хотя он и не прикасался к металлу, сказывалось высвобождение энергии связи. Это была дань, которую приходилось платить за повышенное растяжение при трении.

Приближаясь к площадке, Амальфи приник к стене всем телом. Удар о поверхность площадки был довольно ощутимым, но, к счастью, все-таки обошлось без переломов. Он доковылял до парапета и, ни секунды не раздумывая, перелез через него. Предстоял еще один длинный спуск. Амальфи спускался все ниже, воздух свистел в его ушах.

В тот же миг, как он снова свалился на бетон, Амальфи вскочил на ноги и решительно бросился преодолевать следующий спуск. Руки и лоб были обожжены так, словно их окунули в кипящий котел, а ноги, обутые в тефлоновые башмаки, пузырились как масло на сковороде.

Добравшись, наконец, до земли, Амальфи не мог сразу прийти в себя и потерял несколько драгоценных минут.

Здание, по стене которого он только что спустился, издавало глубокий стонущий звук.

На улице было полно людей, застывших в самых несуразных позах. Картина эта напомнила Амальфи первый круг ада. Амальфи поднялся на ноги и, преодолевая приступы надвигающейся тошноты, заковылял к башне управления. Шмелиное жужжание заполняло все вокруг.

— Амальфи! Боже мой, что с тобой произошло…

Кто-то взял его за руку. Жидкость, сочившаяся из огромного пузыря на лбу Амальфи, попала в глаза.

— Марк…

— Да, да. Что случилось? Как ты?

— Взлетаем.

Боль со всей силой обрушилась на него, и Амальфи провалился в звенящую темноту.

Прошло немного времени. Амальфи очнулся, чувствуя что-то приятно-прохладное на лбу и руках. Прикосновения были очень нежными и успокаивающими. Он попробовал сделать вдох.

— Тише, Джон. Тише.

Джон… Его никто не называл по имени. Голос женский. Женские руки.

— Тише.

Амальфи издал неопределенный звук и произнес несколько невнятных слов. Руки ритмично скользили по его лбу, даря нежную прохладу.

— Тише, Джон. Все в порядке.

— Мы летим?

— Да.

— Кто это? Марк…

— Нет, — ответил голос. Смех его прозвучал как музыка. — Это Ди, Джон. Девушка Хэзлтона.

— Гамильтонианка?

Он немного помолчал, наслаждаясь прохладой. Предстояло так много еще сделать.

— А полицейские? Они завладели планетой?

— Да. И нас чуть было не захватили. Не очень-то они держат свое слово. Они обвинили нас в помощи Утопии и приравняли это к государственной измене.

— А что произошло?

— Доктор Шлосс заставил работать машину-невидимку. Марк говорит, что машину, вероятно, повредили при перевозке, так что лиранцы все-таки не обманули вас. Он спрятал Шлосса в этой машине — это была ваша идея? — но тому стало скучно, и он попытался узнать, что это за агрегат. Ну и узнал. Поставил там какую-то перемычку и, пока она не сгорела, город почти полчаса был невидимым.

— Невидимым? Или он просто затемнился? — Амальфи подумал, какую огромную пользу город сможет извлечь из этого факта. А ведь по его приказу Шлосса чуть было не уничтожили. — Если бы мы могли воспользоваться этим…

— Уже воспользовались. Мы прошли прямо через полицейский кордон, а они нас даже не заметили. Сейчас мы на пути к следующей звездной системе.

— Надо уходить дальше, — заметил Амальфи, неловко поежившись. — Если они обвинили нас в измене, надо убираться ко всем чертям. Полицейские найдут нас, будут преследовать. Скажи Марку, что мы идем на Провал.

— Что такое Провал, Джон?

Амальфи замолчал, чувствуя полнейшую бесполезность любых объяснений. Ему показалось, что он снова падает в ту огромную яму, в которой мысленно оказался в ту ночь, когда Хэзлтон вернулся в город. Как можно объяснить этой девушке, которая кроме своей родной планеты и не видела ничего, что такое Провал? Как объяснить ей, что во вселенной есть место столь пустынное и мрачное, что даже бродягам оно снится в ужасных снах?

— Провал — это самая настоящая дыра. Это место, где нет никаких звезд. Яснее я объяснить не могу. Скажи Марку, что мы отправляемся туда.

Наступило продолжительное молчание. Девушка явно испугалась. Наконец, она сказала:

— Провал. Я передам ему.

— Он будет возражать. Скажи, это приказ.

— Да, Джон. Провал. Это приказ.

Девушка замолчала. Амальфи был удивлен: она со всем смирилась. Движение ее холодных рук по его лбу клонило ко сну. Что-то все-таки продолжало беспокоить его.

— Ди?

— Да, Джон?

— Ты сказала: «мы направляемся»?

— Да, Джон.

— И ты тоже? Даже на Провал?

Пальцы девушки исполнили на его лбу легкий танец.

— И я тоже, — сказала она. — Даже на Провал. Гамильтонианка с Утопии.

— Нет, — произнес Амальфи. Он вздохнул. — Больше ты не гамильтонианка, Ди. Теперь ты — бродяга.

Ответа не последовало. Пальцы девушки продолжали свою нежную работу. С пчелиным жужжанием город летел вверх в сырую ночь.

 

3. ПРОВАЛ

Даже жители летающих городов испытывали перед Провалом необычайный ужас. Одиночество — вполне естественное состояние в бесконечном пространстве, и люди привыкли к нему. Плотность звезд в обычных по размерам скоплениях была иногда столь велика, что даже самыми опытными Бродягами овладевала там клаустрофобия. Пустынность и одиночество, окружавшие Провал, были в своем роде уникальны.

Насколько Амальфи знал, еще никому из людей, не говоря уже о городах-Бродягах, не доводилось пересекать границу этой звездной системы. Когда он спросил об этом Отцов Города, они подтвердили: действительно, на Провале еще не бывал никто. «Правильно ли они поступают, отправляясь туда первыми?» — подумал Амальфи.

Впереди и позади мерцали стены Провала, звездная дымка, которая находилась слишком далеко, чтобы приборы могли выхватить из нее контуры отдельных планет. Стены мягко склонялись к звездному основанию, которое отстояло так далеко — на много парсеков «вниз» от гранитного киля города, — что казалось окутанным поднимающимся туманом звездной пыли.

«Вверху» не было ничего — пустота, которая наступает, когда дверь захлопнули навсегда. Это был безжизненный и пустой океан космоса, плещущийся между галактиками.

Провал по существу представлял собой огромную долину, вырубленную внутри галактики. В долине плавали несколько звезд, отстоящих друг от друга на тысячи световых лет. Они так и остались нетронутыми в процессе колонизации вселенной человеком. В дальнем конце этой долины явно находилась какая-то необитаемая планета, а следовательно, и работа для города.

В начале долины дежурили полицейские корабли. Это, слава богу, были не те ребята, которые наводили порядок на Утопии и в графстве Горт. Невозможно было себе представить, чтобы одинокий отряд полиции решил за столь незначительные нарушения преследовать город на такой огромной дистанции, преодолеть которую он мог бы только за три столетия. Тем не менее, нарушение закона было зафиксировано, и сведения об этом, не исключено, были переданы другим подразделениям. Но возвращаться город не собирался.

Станут ли полицейские преследовать город до самого Провала, — этого Амальфи не знал. Ну что ж, им предстояла рискованная игра. Пересечь эту огромную пустыню небольшому кораблю было невероятно сложно, хотя бы потому, что он не имел возможности взять с собой достаточно запасов. Только город, обладающий возможностью выращивать для себя еду, мог надеяться на успех такого путешествия.

Амальфи сосредоточенно наблюдал за мрачной бездной, заполнившей все экраны. Съемки, как обычно, вели специальные телеракеты, выстроившиеся цепочкой, летевшей по пути города. Ведущая ракета уже удалилась от города на несколько парсеков. Дальнюю стену долины все еще нельзя было отчетливо рассмотреть, лишь совсем недавно начала проступать ее зернистая структура, и появилась надежда, что скоро при максимальном увеличении удастся определить поверхностное строение отдельных звезд.

— Надеюсь, с провиантом у нас все будет нормально, — пробормотал Амальфи. — Если мы успешно закончим этот переход, то завоюем себе славу, которой не знал ни один из городов-Бродяг. Нас будут называть покорителями Провала, и молва об этом разнесется по всем уголкам галактики.

Хэзлтон сидел рядом с ним, слегка постукивая по подлокотнику кресла.

— Если мы не пробьемся, нас окрестят самыми большими дураками из всех, кто когда-либо покидал Землю, — добавил он. — Но тогда нас это уже не будет волновать. Сейчас же мы, кажется, в очень хорошей форме, босс. Цистерны с нефтью почти полны, хлорелла растет прекрасно. Оба регенератора ядерного топлива работают устойчиво, так что проблем не должно быть. К тому же вероятность возникновения мутаций здесь очень мала — ведь действие свободного поля напрямую зависит от плотности звезд, не так ли?

— Точно, — раздраженно ответил Амальфи. — Если все пойдет нормально, от голода мы не умрем.

Он сделал паузу. Услышав за спиной какое-то движение, Амальфи повернулся. Это была Ди; Амальфи улыбнулся ей.

В ней было нечто, неизменно действовавшее на него успокаивающе. Ди Хэзлтон провела в космическом полете еще не так много времени и не успела приобрести столь характерный для Бродяг густой звездный загар. Она не переставала удивляться тому, что по стандартам Утопии сделалась теперь практически бессмертной и выглядела свежо и беззаботно.

Пройдет время, и постоянное напряжение, связанное с перелетами от звезды к звезде, с многочисленными кризисами несомненно скажется на ней, как оно отражается на всех Бродягах. Она потеряет страсть к путешествиям, а они — путешествия — возьмут с Ди свою дань. А может быть, Ди защитит стойкость. Амальфи надеялся на это.

— Продолжайте, — сказала девушка, — я — просто надоеда.

Это слово, как и большая часть словаря Ди, было для Амальфи загадкой. Он усмехнулся и снова повернулся к Хэзлтону.

— Если бы мы не решились на это рискованное путешествие, полиция захватила бы нас. Мы бы заплатили штраф за нарушение закона, да еще наверняка, чтобы другим было неповадно, нам бы устроили показательный суд за то, что мы проигнорировали обвинение в «государственной измене». Ну да ладно, Марк. Посмотри-ка на этот проклятый каньон. Нам еще никогда не приходилось совершать беспосадочный перелет длительностью более пятидесяти лет, а этот переход займет, как рассчитали Отцы Города, сто четыре года. Малейшая неисправность — и никто не сможет нам помочь: ни один корабль не доберется до нас.

— Никаких неполадок не будет, — уверенно сказал Хэзлтон. — Распад ядерного топлива идет постоянно. Пожара у нас еще не было, но все когда-то случается впервые. А если спиндиззи на Двадцать третьей улице опять выйдет из строя? Тогда нам понадобится по крайней мере в два раза больше времени на переход…

Внезапно он остановился. Яркая вспышка ослепительным уколом пронзила глаза. Амальфи повернулся к экрану. Там было отчетливое светящееся пятно, оно перемещалось по экрану, то слегка затеняясь, то снова становясь четким.

— Посмотри. Что это? Скопление звезд? Вряд ли, слишком оно маленькое и четкое. Может быть, это одиночная звезда в свободном полете? До нее довольно близко.

Амальфи схватился за телефон.

— Дайте мне Астрономический отдел. Привет, Джейк. Можешь рассчитать расстояние до этой звезды от источника, передающего нам ее изображение по ультрафону?

— Конечно, — прозвучал ответ. — Подождите, я настроюсь на ту же картинку, что у вас на экране. Ага, я вижу, о чем вы говорите. Какой-то объект движется по часовой стрелке; сейчас он на десятке, если представить пятно циферблатом… Пока не могу сказать, что это такое. Камеры расположены на ваших ракетах? Расстояние определяется по интенсивности излучения света.

Астроном фыркнул, словно попугай, радующийся свежему корму.

— Скажите мне, сколько ракет вы послали вперед и как далеко они…

— Пять. На стандартном расстоянии друг от друга.

— Хм… Тогда нужна значительная коррекция.

Наступило длительное, щемящее молчание. Амальфи прекрасно знал характер Джейка: спешить он не будет. Когда город впервые покинул Землю, функции астронома выполнял другой человек, который пал жертвой обитателей планеты Рита после того, как он имел неосторожность повторить им, что Рита не является центром вселенной. Джейка заполучили из другого города в обмен на инженера по атомным установкам и двух специалистов по фотосинтезу согласно правилу «свободы выбора». Однако, потом оказалось, что его интересы целиком лежат в области более отдаленных галактик. Никакими силами нельзя было заставить его думать о конкретной астрономической ситуации в окрестностях города. Ничто не могло изменить его убеждения, что локальные проблемы столь малы, что недостойны его внимания.

Обмен специалистами по правилу «свободы выбора» был одной из традиций городов-Бродяг, однако Амальфи никогда прежде не приходилось проводить подобную операцию. Этот случай вообще остался единственным в своем роде, так как Амальфи считал, что перемещение людей из одного города в другой помимо их воли сильно напоминает рабство. По словам Отцов Города, эта традиция возникла из практики продажи бейсболистов. Правда, это слово было для Амальфи пустым звуком. Это первое нарушение своих принципов Амальфи приписывал воле господней.

— Амальфи?

— Да.

— Около десяти парсеков. Точность: четыре десятых. Это расстояние от ведущих съемку ракет, а не от нас. Мне кажется, ты нашел странствующую звезду, мой мальчик.

— Благодарю. — Амальфи положил трубку и глубоко вздохнул. — Всего несколько лет полета. Какая удача!

— На такой изолированной звезде мы вряд ли встретим колонистов, — Хэзлтон несколько охладил его пыл.

— Не имеет значения. Главное, — можно сесть. Там, вероятно, есть топливо или даже еда. У большинства звезд есть свои планеты. А вдруг у этого чуда их целая дюжина. Постучи по дереву…

Амальфи неотрывно до боли в глазах вглядывался в маленькое солнце на экране. Звезда в центре Провала, почти определенно странствующая звезда, движущаяся со скоростью четырехсот-пятисот километров в секунду. Такие звезды обычно бывают белыми карликами, но эта, очевидно, относилась к другому классу. На глаз Амальфи отнес ее к классу F, что-то вроде Канопуса. Если на какой-то из планет этой звезды есть люди, то они, по-видимому, еще помнят тот миг, когда, прорвавшись через переднюю стену долины Провала, их планета опустилась в бесконечную пустоту.

— Там, наверное, есть люди, — сказал он. — Интересно, ведь когда-то никаких звезд в Провале не было. Джейк объясняет все потрясающе просто. Он говорит, что естественное движение звезд привело одну из них сюда. Но как бы то ни было, это солнце явно оказалось здесь недавно. Судя по всему, звезда находится в жестких тисках, ведь она перемещается против общего направления движения в этом районе. Не исключено, что, когда звезда проходила через какое-нибудь населенное пространство, ее колонизировали. Блуждающие звезды часто собирают по пути множество различных преступников.

— Возможно, — согласился Хэзлтон. — Хотя готов поспорить, что если эта звезда когда-то и находилась среди других, это было задолго до начала космических полетов. Между прочим, эта картинка поступает к нам с передовой ракеты и проходит через всю долину. Есть ли у нас шлюпки? Я бы распорядился, чтобы их послали.

— Конечно, есть. Но я использую их только для мелких задач. Если мы пошлем их в глубь Провала, это будет просто самоубийством.

— Знаю. Но там, где есть одна звезда, могут оказаться и другие, ближе к нам.

— Если хочешь, давай проверим. — Амальфи пожал плечами.

Он прикоснулся к панели управления. Задняя стена Провала исчезла с экрана, остался лишь не очень густой туман. В полосе наблюдения Провал представлял собой бесконечную пустоту, плавающую в звездной пыли.

— С этой стороны ничего нет. Просто — ничего.

Амальфи снова перевел выключатель.

На экране — совсем вблизи — горел какой-то город.

Все закончилось за несколько минут. Город корчился и разваливался в вихре огня. На его окраинах то тут, то там возникали вспышки выстрелов, но еще немного — и сами эти окраины прекратили свое существование. Целые районы откалывались и плавились, превращаясь в покрытые дымкой призрачные видения. Откуда-то из пылающего центра города выскочили несколько кораблей, пытавшихся прорваться сквозь вражеские ряды. Нападавшие — кто бы они ни были, — позволили им уйти. Ни один мыслимый корабль не мог бы протянуть достаточно долго, чтобы выбраться за пределы Провала.

Ди расплакалась. Амальфи включил систему связи, комната наполнилась треском микрофонов. Сквозь громогласные раскаты взрывов послышался одинокий крик: «Повторяю на тот случай, если кто-нибудь слышит нас. Повторяю: у нас бестопливный двигатель. Мы эвакуируем пассажира и уничтожаем корабль. Если можете, подберите пассажира. Нас взорвали бандиты. Повторяю на тот случай…»

От города не осталось ничего, только светящийся остов, постепенно испаряющийся и переходящий в темноту. Бледный свет поискового луча вражеской пушки продолжал рыскать по городу. По-прежнему невозможно было понять, кто напал на город. Видеокамеры, расположенные на ракетах, автоматически компенсировали чрезмерную яркость, так что все объекты на экране светились приглушенным светом.

Ужасающей силы пожар стихал; изображение звезд понемногу становилось ярче. Вспыхнула и погасла последняя искра. Тень снова накрыла звездную стену. Хэзлтон судорожно втянул в себя воздух.

— На них напал д р у г о й город! Значит, некоторые из них все-таки стали бандитами! А мы-то думали, что первыми прорвались сюда!

— Марк, — слабым голосом позвала Ди. — Марк, что такое бандит?

— Разбойники, — ответил Хэзлтон, не сводя глаз с экрана. — Города, которые бросили тень на всех Бродяг. Большинство городов-Бродяг — это истинные скитальцы. Они ищут работу и сами зарабатывают себе на жизнь. Бандиты живут за счет грабежей и убийств.

В голосе его звучала горечь. Амальфи и сам чувствовал себя отвратительно. С тем, что один город решился уничтожить другой, трудно было смириться. Но еще печальнее было сознавать, что все эти события произошли в глубокой древности. Ультраволновая связь проходила на скорости, превосходящей скорость света всего на двадцать пять процентов; в отличие от передатчиков Дирака, ультрафон ни в коем случае нельзя было назвать средством мгновенной связи. Таинственный город уничтожил своего противника много лет назад, и сейчас, наверняка, стал недосягаем. Даже опознать его было невозможно: приказ, посланный на ведущую телеуправляемую ракету, придет туда через несколько лет.

— Некоторые экспедиции занялись пиратством, — сказал Амальфи. — Да, это так. Мне кажется, что в последнее время число их даже увеличивается. Почему, я не знаю, но это очевидно. Мы постоянно теряем из виду честные, добропорядочные города. Они не отвечают на вызов во время сеансов связи, не прибывают на встречи. Может быть, теперь причина ясна.

— Я это тоже заметил, — сказал Хэзлтон. — Но мне кажется, что столь многочисленные потери одним пиратством объяснить нельзя. Из того, что мы видели, можно предположить, что здесь находится орбитальный форт Веги. Они перехватывают всех, кого страсть к приключениям побуждает покидать обычные торговые трассы.

— Я не знала, что у Веги есть летающие города, — проронила Ди.

— А у нее их и нет, — с отсутствующим видом произнес Амальфи. Он собирался было рассказать ей о легендарном форте, но, немного подумав, решил не делать этого. — Когда-то Вега господствовала во всей галактике. Еще до того, как земляне вышли в космос. На пике своего могущества она владела большим числом планет, чем сейчас есть у землян. Но ее вытеснили уже очень давно… Меня волнует этот город-пират, Марк. Специалистам на Земле давно следовало бы изобрести компактный коммуникатор Дирака, чтобы его можно было установить на телеуправляемых ракетах. Это лучшее, что они могли бы сделать для нас.

Хэзлтон без труда ухватил, куда клонит Амальфи:

— Может быть, нам еще не поздно заняться ими?

— Ни в коем случае. Мы не должны отклоняться от маршрута.

— Я передам предупреждение по каналам связи, — предложил Хэзлтон. — Вполне возможно, что полицейские смогут прочесать нужный район Провала до того, как эти босяки уйдут отсюда.

— Так мы поставим ловушку самим себе. Кроме того, бандиты не собираются покидать Провал, в этом я уверен. Они наверняка захотят сперва поймать вылетевший из города корабль.

— Почему вы так думаете?

— Вы слышали, что они передавали о бестопливном двигателе?

— Конечно, — нерешительно подтвердил Хэзлтон, — но человек, владеющий секретом двигателя, сейчас наверняка уже мертв, даже если он сумел спастись во время гибели города.

— В этом у нас нет никакой уверенности. Бандиты захотят сами во всем убедиться. Если они сумеют завладеть двигателем, нам придется дорого заплатить за это. Если такое произойдет, бандиты больше не будут редкостью. Мы не можем этого допустить. Тогда пиратство распространится по всей галактике.

— Почему? — вставила Ди.

— Ты совсем не знаешь истории, Ди. Думаю, что у вас на Утопии пиратов не было, зато на Земле их было полным-полно. Но когда тысячелетия назад на смену космопарусникам пришли корабли с двигательными установками, бандиты постепенно исчезли. Новые корабли были гораздо быстрее парусников, но им трудно было сделаться пиратами, поскольку они вынуждены были регулярно заходить в порты, чтобы пополнить запасы топлива и продовольствия. Еду они еще как-то могли добыть на необитаемых островах, но за топливом им приходилось спускаться в обжитые места. Города-Бродяги сейчас находятся точно в таком же положении. Они по сути полностью зависят от пополнения запасов топлива. Но если бандиты присвоят секрет бестопливного двигателя, у них не будет нужды заходить в цивилизованные порты. Мы должны отобрать у них этот двигатель.

Хэзлтон встал, нервно сцепив руки.

— Это совершенно верно. Именно поэтому бандиты разобьются в лепешку, чтобы поймать эту шлюпку. Ты прав, Амальфи. На Провале есть только одно место, куда может отправиться беглец. Это — странствующая звезда. Так что бандиты наверняка там или находятся на пути туда.

Хэзлтон еще раз внимательно посмотрел на экран, заполненный свечением неизвестных звезд.

— Это все меняет. Послать мне предупреждение или нет?

— Посылай. Закон требует этого. Но мне кажется, разобраться с пиратами нам надо самим. Мы часто сталкивались с незнакомыми культурами и прекрасно понимаем образ мыслей Бродяг. А ведь эти бандиты — все-таки Бродяги. Полиция, если доберется сюда вовремя, только все запутает.

— Проверь курс. Мы будем двигаться, как намечено.

— Обязательно.

Управляющий не торопился уходить.

— Босс, — сказал он, наконец, — бандиты здорово вооружены. Они могут спокойно разделаться с нами.

— Марк, если бы я не знал, что ты попросту лентяй, я бы назвал тебя желторотым птенцом, — прохрипел Амальфи. Он вдруг замолчал и обвел Хэзлтона взглядом, остановившись на его насмешливом лошадином лице. — Или ты что-то задумал?

Хэзлтон улыбнулся, как мальчишка, которого застали, когда он тайком лопал варенье.

— Да, у меня есть кое-что на уме. Я не люблю пиратов, особенно убийц. Не хочешь ли провернуть небольшую операцию?

— Ага! — воскликнул Амальфи, начиная успокаиваться. — Так-то лучше. Что ж, послушаем.

— Я думаю сделать ставку на женщин. Они — лучшая приманка для пиратов.

— Это точно, — согласился Амальфи. — Но каких женщин ты хочешь использовать? Наших? Ну уж нет.

— Нет, нет, — успокоил его Хэзлтон. — Вы же сами говорили, что около этой звезды должна быть какая-нибудь населенная планета. Понимаете, о чем я говорю?

— Думаю, что да, — подтвердил Амальфи. — Возможно, я даже вижу дальше, чем ты.

Странствующая звезда мчалась по долине Провала, придерживаясь курса, по которому ей предстояло еще по меньшей мере десять тысяч земных лет добираться до задней стены. Вместе с ней летели шесть планет, одна из которых отдаленно напоминала Землю. Задолго до того, как эта планета вырисовалась в виде отчетливого диска на экране, можно было наблюдать исходящее от нее характерное хлорофилловое свечение. Телеуправляемые ракеты были отозваны и начали одна за другой возвращаться сразу же, как рой пятиметровых футбольных мячей, окружая тот новый мир, к которому приближался город.

Картина везде была одинаковой: первобытные тропики, охваченные агонией того геологического периода, который можно было сравнить с Каменноугольным периодом на Земле. Было ясно, что единственная пригодная для человека планета может стать только мимолетной остановкой на пути города; никакой работы здесь получить не удастся.

Ракеты начали передавать какие-то слабые радиосигналы.

Язык этих сообщений был им незнаком. Амальфи предложил разобраться с языком Отцам Города. Однако, выводя город на орбиту, он продолжал слушать вырывавшееся из динамиков странное бормотание. Течение речи было похоже на ритуальный обряд.

Вскоре пришел ответ от Отцов Города:

«ЭТОТ ЯЗЫК ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ ОДИН ИЗ ДИАЛЕКТОВ, НА КОТОРОМ ГОВОРЯТ ГУМАНОИДЫ ГРУППЫ G, ОДНАКО СИТУАЦИЯ ЯВНО НЕОДНОЗНАЧНАЯ. ИЗ ОБЩИХ СООБРАЖЕНИЙ МЫ МОЖЕМ ЗАКЛЮЧИТЬ, ЧТО РАСА, КОТОРАЯ ГОВОРИТ НА НЕМ, МЕСТНАЯ. ЭТО ДОВОЛЬНО РЕДКИЙ СЛУЧАЙ, НО НЕЛЬЗЯ СКАЗАТЬ, ЧТО ЭТО СОВЕРШЕННО НЕВЕРОЯТНО. В ЯЗЫКЕ ВСТРЕЧАЮТСЯ ПРИЗНАКИ, СВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩИЕ, ЧТО НЕКОТОРЫЕ ЕГО ОБОРОТЫ ВОЗНИКЛИ В РЕЗУЛЬТАТЕ ДЕГРАДАЦИИ АНГЛИЙСКОГО. ОДНАКО, СТОЛЬ ЖЕ ОЧЕВИДНЫ УКАЗАНИЯ НА ТО, ЧТО В ЯЗЫКЕ СМЕШАЛИСЬ ДИАЛЕКТЫ, СВОЙСТВЕННЫЕ ПЕРВОБЫТНЫМ ПЛЕМЕНАМ. ЭТОТ ФАКТ НЕ СОГЛАСУЕТСЯ С НАЛИЧИЕМ РАДИО, А ТАКЖЕ С ОДНООБРАЗИЕМ, ХАРАКТЕРНЫМ ДЛЯ ГРУППЫ G. УЧИТЫВАЯ ВЫШЕИЗЛОЖЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, МЫ ВЫНУЖДЕНЫ СО ВСЕЙ ОПРЕДЕЛЕННОСТЬЮ ЗАЯВИТЬ О ЗАПРЕТЕ НА КАКИЕ-ЛИБО КОЗНИ СО СТОРОНЫ МИСТЕРА ХЭЗЛТОНА НА ВСЕ ВРЕМЯ ПРЕБЫВАНИЯ НА ЭТОЙ ПЛАНЕТЕ».

— Советов-то я у них не просил, — обронил Амальфи. — И вообще, зачем нам в такой ситуации уроки этимологии? Марк, я все же советую тебе быть осторожнее…

— "Помни о планете Тор Пять", — произнес Хэзлтон, очень похоже подражая покровительственному тону мэра. — Все в порядке. Ну что, мы спускаемся?

Вместо ответа Амальфи повернул рычаг управления, и город начал опускаться на планету. На поверхности не было видно ни одного участка, пригодного для посадки, и мэр уже смирился с тем, что удобную площадку найти вряд ли удастся. Он осторожно опускал город, руководствуясь, главным образом, голосами, которые все громче и громче звучали в его наушниках.

С высоты четырех тысяч метров он вдруг разглядел какие-то светлые проблески среди темно-зеленых волн раскидистых деревьев. Камеры, медленно перемещаясь, поймали в поле зрения блестящий объект: на экране появилась крыша с расположенными на ней башенками. Затем показалась еще одна, еще и еще — уже отчетливо была видна целая дюжина зданий. Это был город. Не город-Бродяга, а настоящий, выросший на этой планете. Подобравшись ближе, камеры передали более крупное изображение: город был обнесен стеной, расположенной внутри границы лишенного всякой растительности кольца. Зелень между башнями, судя по всему, являлась просто маскировкой.

Когда город-Бродяга достиг высоты трех тысяч метров, со стороны планеты, словно перепуганные птицы, взлетела стая маленьких кораблей, ощерившихся огненными перьями.

— Артиллеристы! — заорал Хэзлтон в микрофон. — Отправьте им несколько посылок.

Амальфи отрицательно покачал головой, опуская город все ниже к поверхности. Птицы с огненными хвостами крутились вокруг, сплетая причудливый орнамент из струек дыма. Глядя на них, Амальфи вспомнил когда-то давно увиденную им незабываемую картину: брачный танец пчел, сопровождаемый мерным ровным жужжанием. Земных птиц и пчел Амальфи не приходилось видеть, наверно, уже добрую тысячу лет. Тем не менее, в сопровождающем их ощерившимся копьями кортеже он интуитивно почувствовал какое-то сходство с ритуальными церемониями из жизни этих милых существ. Он аккуратно вел город-Бродягу к его новой стоянке неподалеку от затерявшегося в джунглях поселения аборигенов, ненадолго зависнув над верхушками гигантских растений. Затем, вместо того, чтобы, словно косой, выкосить мезотронными ружьями посадочную площадку, Амальфи произвел поляризацию экрана спиндиззи.

Основание города-Бродяги и верхушки городских зданий погрузились в темноту. Что произошло с гигантскими папоротниками и хвощами, разглядеть было невозможно. Очевидно, все они за какую-то долю секунды превратились в единый спрессованный пласт. Те, что находились чуть подальше, за чертой опустившегося города, не устояв перед разыгравшейся бурей, сбросили листья и разваливались на части. Еще дальше находившийся внутри огромного круга и залитый солнцем лес наклонился в противоположную от города сторону, сотрясаясь под ударами грома.

К несчастью, спиндиззи на Двадцать третьей улице взорвался, не выдержав огромного напряжения последней минуты посадки, и последние сто пятьдесят метров город находился практически в состоянии свободного падения. Удар о поверхность планеты оказался значительно сильнее, чем мог предполагать Амальфи. Хэзлтон, вцепившись в подлокотники кресла, дожидался, пока башня перестанет раскачиваться, а когда все успокоилось, принялся вытирать платком кровоточащий нос.

— Довольно драматичное приземление, — пошутил он. — Пожалуй, стоит починить спиндиззи, так — на всякий случай. Босс, еще немного — и этот двигатель совсем сдохнет.

Амальфи решительным жестом выключил устройство управления.

— Если эти бандиты здесь появятся, — сказал он, — мне кажется, им будет не так просто доказать свое могущество. Ладно, Марк, принимайся за дело.

Мэр протиснул свое грузное, напоминающее бочонок, тело в кабину лифта и, преодолевая фрикционное поле, заскользил вниз, на улицу. Такой способ передвижения он находил гораздо более быстрым и удобным, чем автоматические эскалаторы или скольжение по стенам зданий, когда в качестве тормозного башмака приходится использовать собственный лоб. Спустившись на улицу, он отметил про себя, что башня управления буквально сияет, освещенная яркими и горячими лучами солнца.

— Городской Центр, — подумал Амальфи, — наверняка выглядит сейчас точно так же, и девиз города отчетливо виден во всей красе медной инкрустации. Ему оставалось только надеяться, что никто из местных жителей не сможет прочитать этот девиз. Это могло бы принизить грандиозный эффект, которого они добились столь впечатляющим приземлением. Неожиданно Амальфи уловил, что непонятная речь, которая звучала в его наушниках во время посадки, накатывается со всех сторон. Спокойные будничные лица жителей города-Бродяги, обращенные в конец Авеню, постепенно приобретали выражение удивления, смешанного с веселостью и безотчетной печалью. Амальфи повернулся. По направлению к нему двигалась невероятная процессия: группа детей, одетых в невероятные полосатые — красные с белым — одежды. Амальфи вспомнил, что однажды ему приходилось видеть древние мумии, облаченные в нечто подобное. Полосатая ткань покрывала плечи и грудь детей и ниспадала ниже пояса. Ноги были облачены в куски многоцветной материи, что-то вроде шелка, которая трепетала при каждом движении. Сделав очередной шаг, дети склонялись в низком поклоне, вытягивая в сторону руки и принимаясь махать ими, словно порхающие бабочки. При этом они безостановочно крутили головой, будто перекидывая ее с одного плеча на другое, и двигали ногами, переступая с носка на пятку и раскачиваясь. В такт движениям детей мерно постукивали собранные из сухих стручков браслеты; они опоясывали детские запястья и голые лодыжки. Шествие сопровождалось мелодичным, словно бег ручейка, пением. Первым чувством, которое охватило Амальфи при виде этой странной процессии, было удивление: почему Отцы Города так озадачены происхождением языка этой планеты. Вне всякого сомнения — это человеческие дети. Ничто в них не производило впечатления чего-то чужеродного. Вслед за детьми двигалась толпа высоких черноволосых мужчин, которые вели себя менее подвижно. Через продолжительные, точно выверенные интервалы они принимались хором скандировать какое-то слово, которое громко перекатывалось под мерным постукиванием, сопровождавшим танец детей. Мужчины тоже во всем походили на людей: их неподвижные, вытянутые вперед и повернутые ладонями вверх, руки имели по пять пальцев с совершенно нормальными ногтями. Бороды мужчин ничем не отличались от тех, что носят обыкновенные люди; рубаха у каждого в одном и том же месте на груди имела широкую прорезь, сквозь которую, словно символическая рана, виднелась нанесенная красным мелком полоса. Сквозь прорезь были видны также и ключицы, и ребра, которые тоже были точно такими, какими им и положено быть.

Замыкали шествие женщины, выглядевшие не совсем обычно. Сгрудившись в огромной повозке, которую тащили ящеры, обнаженные и понурые, они ехали молча, обозревая окрестности воспаленными от гноя глазами и не обращая ни малейшего внимания на город и его жителей. Вид их свидетельствовал о том, что в своем развитии они очень недалеко ушли от приматов. Время от времени то одна, то другая принимались чесаться, острыми когтями непроизвольно царапая собственное тело.

Дети плотным кольцом окружили Амальфи, очевидно, посчитав его предводителем пришельцев. Это вполне можно было принять за доказательство человеческого мышления. Амальфи стоял неподвижно, а дети кружком уселись вокруг него, продолжая петь и трясти кистями рук. Мужчины тоже образовали круг, держась все время лицом к Амальфи и вытянув вперед руки. Вслед за ними последней подоспела испускавшая зловоние повозка, которую пропустили внутрь двойного кольца прямо к ногам Амальфи. Двое мужчин-погонщиков отпрягли послушных ящеров и отпустили их на волю.

Пение вдруг прекратилось. Самый высокий и представительный из мужчин вышел вперед и склонился перед Амальфи, постучав руками-крыльями по асфальту Авеню. Прежде, чем Амальфи успел понять, что этот мужчина намеревается сделать, тот вытянулся, положил ему в руку какой-то тяжелый предмет и отступил, громко прокричав то слово, которое мужчины скандировали по пути в город. Мужчины и дети ответили ему слившимся воедино громким ужасным криком, а затем наступила тишина.

Амальфи стоял рядом с повозкой, окруженный плотным двойным кольцом. Он перевел взгляд на оказавшийся в его руке предмет.

Это был витиеватой формы сваренный из металла ключ.

 

4. ОН

Мирамон нервно заерзал в кресле; огромное, черное, похожее на пилу перо, закрепленное в собранных в пучок волосах, закачалось. То, что он в конце концов все же опустился в кресло, показывало его доверие к Амальфи: сначала Мирамон упрямо отказывался от этого, сидя на корточках — эта поза была обычной для жителей планеты. Кресла в их представлении являлись незавидной прерогативой богов.

— Сам я в богов не верю, — объяснял он Амальфи, потрясая своим пером. — Любому человеку, сведущему в технике, ясно, что ваш город — это просто продукт общества, которое в техническом отношении превосходит наше. И сами вы — такие же люди, как мы. На нашей планете религия всегда была решающей силой. В таких условиях крайне недальновидно действовать против общественного мнения.

Амальфи кивнул.

— Судя по тому, что вы мне рассказали, в это нетрудно поверить. Ситуация на планете действительно уникальна, насколько я могу понять. Что произошло после падения вашей цивилизации?

— Мы не знаем, — Мирамон пожал плечами. — Это случилось более восьми тысяч лет назад. Сохранились только отрывочные легенды. В то время на планете была высокоразвитая культура; на этом сходятся все священники и ученые. Климат тогда был совсем другим. Каждый год на несколько месяцев приходили такие холода, что я не понимаю, каким образом люди могли выжить. Кроме того, звезд было гораздо больше. Древние наскальные рисунки свидетельствуют о наличии более тысячи звезд, хотя некоторые сведения в этих памятниках истории противоречивы.

— Естественно, — сказал Амальфи. — Вы же не знаете, что ваше солнце движется с необычайно большой относительной скоростью?

— Движется? — рассмеялся Мирамон. — Некоторые из наиболее мистически настроенных ученых тоже придерживаются этого мнения. Они утверждают, что раз перемещаются планеты, то и солнце не может оставаться неподвижным. Мне кажется, что это довольно натянутая аналогия: ведь во всех других отношениях поведение планет и солнц отличается друг от друга. Кроме того, если мы перемещаемся, то почему же до сих пор не вышли из этой пустоты?

— Вы просто недооцениваете размеры Провала. На таком расстоянии параллакс обнаружить невозможно, хотя через несколько тысяч лет вы начнете верить в его наличие. Когда планета находилась среди других звезд, ваше предки легко могли заметить это движение, поскольку менялось положение всех ближайших солнц.

Всем видом Мирамон выражал недоверие.

— Я, конечно, отдаю должное вашим знаниям, но мне представляется, будет лучше, если останется, как есть. Легенды сообщают о том, что боги бросили нас в эту беззвездную пустыню в наказание за какой-то грех, совершенный нашим народом. Они же изменили климат, обрушив на нас вечную жару. Поэтому наши священники и утверждают, что мы пребываем в аду, чтобы снова оказаться среди прохладных звезд, нам необходимо искупить грехи. У нас отсутствуют небеса в том смысле, который вы вкладываете в это понятие. Мы умираем в проклятии, «спасение» мы должны завоевывать здесь, копаясь в грязи, еще при жизни. В наших условиях подобная доктрина очень привлекательна.

Амальфи задумался. Ему было совершенно ясно, что произошло, но он не решился объяснить Мирамону суть событий, догадываясь, что вряд ли ему удастся поколебать в аборигене чувство здравого смысла. Ось планеты имела заметный уклон, а масса ее явно распределялась неравномерно. Это означало, что, подобно Земле, движение планеты подчинялось циклу Дрэйсона: периодически полюса и прилегающие к ним районы подвергались раскачиванию, после чего продолжали свое вращение уже под другим углом. Результатом этого могло стать катастрофическое изменение климата. На Земле подобное явление наблюдается один раз в двадцать пять тысяч лет. Когда это случилось впервые, появилось множество невероятно глупых легенд и суеверий, пожалуй, еще более нелепых, чем те, что культивируют сейчас ониане.

Планете Он не повезло: полный цикл Дрэйсона произошел почти одновременно с тем, как она начала путешествие по долине Провала. Это совпадение привело к краху высокоразвитой цивилизации, культура которой входила в стадию своего расцвета. Без какого-либо переходного периода эта цивилизация откатилась к эпохе взаимного истребления.

Теперь планета Он являла собой странное смешение различных эпох. С политической точки зрения регресс едва ли не докатился до варварства — грядущий крах остановили высокие собрания и митинги жителей, столь многочисленные накануне катастрофы. Развитие города возобновилось, и теперь планета пребывала на стадии войн между городами-государствами. В технологическом и научном отношении цивилизация была отброшена на целых восемь столетий, сейчас она медленно обрастала новыми открытиями, пожиная редкие плоды развития технической мысли.

Благодаря такому несоответствию города-государства вынуждены были воевать друг с другом не ракетами и химическими бомбами, а холодным оружием. Полеты были еще недостижимыми грезами, и даже в мечтах они связывались людьми скорее с птичьими крыльями, чем с реактивными двигателями.

— А что бы произошло, если бы я открыл ту клетку на повозке? — неожиданно спросил Амальфи.

На лице Мирамона появилось какое-то виноватое выражение.

— Наверно, вас убили бы — по крайней мере, они попытались бы сделать это, — ответил он неохотно. — И тогда Дьявол опять завладел бы нами. Священники говорят, что грехи великой Эпохи связаны с женщинами. Кстати, города-бандиты отбросили этот первобытный предрассудок. По этой причине у нас так много дезертиров. Их влечет в эти города. Вы не можете себе представить, что это за жизнь, когда с женщинами разрешается встречаться только один раз в год — исключительно, чтобы выполнить свою обязанность по продолжению рода. Это просто сумасшествие!

В голосе Мирамона отчетливо звучала горечь.

— Поэтому так трудно объяснить людям, сколь самоубийственно поведение городов-бандитов. В нашем обществе все ужасно устали от борьбы с джунглями, не могут больше переносить необходимости возрождать Великую Эру на пустом месте из обыкновенной грязи и того, что вынуждены подчиняться общественному укладу, который полностью игнорирует наличие джунглей. Но больше всего люди устали от служения в Храме Будущего. В городах-бандитах живут обыкновенные чистые женщины, которые никого не царапают.

— А что, города-бандиты не борются с джунглями? — спросил Амальфи.

— Нет, они даже охотятся за теми, кто это делает. Жители совершенно забросили религию: первая забота восставших городов — это уничтожение священников. К сожалению, институт священников — основа нашей цивилизации. Мы должны также терпеть наших женщин. Священники утверждают, что нельзя трогать ни одного из устоев, иначе под сомнение будет поставлено и все остальное. Только священники поддерживают веру в то, что лучше быть людьми, чем копающимися в грязи варварами. Поэтому мы, технические специалисты, очень строго соблюдаем все ритуалы, хотя некоторые из них, несомненно, совершенно бессмысленны, и считаем, что пока не может быть и речи о том, чтобы отбросить веру в богов.

— Это вполне разумно, — признал Амальфи. Мирамон, судя по всему, обладал необычайной проницательностью. Если он действительно представляет господствующий среди ониан образ мышления, в этом диком затерянном мире еще многое можно было бы сделать.

— Меня поразило то, что вы восприняли этот ключ как символ доверия, — произнес Мирамон. — Это был совершенно правильный ход, но как вы догадались?

— Это было нетрудно, — улыбнулся Амальфи. — Я знаю, как ведет себя человек, задумавший какой-то подвох. Ваш священник изо всех сил старался создать впечатление, что он собирается преподнести мне подарок, но сам-то не мог дождаться того момента, когда его миссия закончится. Это было очевидно. Кстати, некоторые из этих женщин сейчас выглядят вполне прилично после того, как Ди искупала их в ванне, и над ними поработала Медицинская служба. Не пугайтесь, священникам мы ничего не скажем — мне кажется, что с этого момента мы — приемные отцы планеты Он.

— Здесь все считают, что вы — эмиссары из Великой Эры, — охотно согласился Мирамон. — Но вы пока не сообщили нам, кто вы такие на с а м о м деле.

— Это так, — не возразил Амальфи. — Вы используете мигрирующих рабочих? Об этом у вас много говорят, но я никак не могу понять…

— Конечно, конечно. Это певцы, солдаты, сборщики фруктов. Они переходят из города в город, предлагая свои услуги за плату.

И вдруг, гораздо быстрее, чем Амальфи мог предположить, Мирамон понял, куда нацелен его вопрос.

— Вы хотите… сказать… что ваши ресурсы предназначены н а п р о д а ж у? М ы можем их купить?

— Совершенно верно.

— Но чем мы с вами расплатимся? — воскликнул Мирамон. — Всего, что мы называем богатством, всего, что у нас есть, не хватит, чтобы купить у вас кусок приличной материи!

Амальфи задумался. Больше всего его волновало, насколько хорошо Мирамон осознавал действительную ситуацию. Ему казалось, что до сих пор он серьезно недооценивал этого онианца. Амальфи решил попробовать применить сразу максимальную дозу горького лекарства в надежде, что удастся избежать летального исхода.

— Дело обстоит следующим образом, — начал Амальфи. — В той культуре, к которой мы принадлежим, в качестве денег используется металл. На вашей планете огромные запасы этого металла, но его очень трудно обогащать. Уверен, что вам не удастся справиться с этой задачей. Одна из наших просьб — чтобы вы разрешили нам добывать этот металл.

Недоумение Мирамона нашло довольно комичное выражение: выпучив глаза, он молча уставился на Амальфи.

— Вы просите нашего разрешения? — переспросил он. — Послушайте, мэр Амальфи, неужели ваши этические законы такие же глупые, как и наши? Почему вы не можете добывать нужный вам металл без какого-либо разрешения?

— Этого нам не позволят сделать ведомства Земли, стоящие на страже закона. Добыча ископаемых на вашей планете могла бы сделать нас богатыми, невероятно богатыми. Наши данные свидетельствуют о том, что на планете Он имеются огромные запасы не только германия. В ваших джунглях встречаются очень ценные вещества, из которых получают антинекротики.

— Что вы хотите сказать, сэр?

— Простите. Я имею в виду, что при правильном использовании эти лекарства могут на неограниченное время отодвинуть смерть.

Мирамон с достоинством поднялся.

— Вы смеетесь надо мной, — сказал он. — Я приду в другой раз, и тогда мы продолжим этот разговор.

— Пожалуйста, садитесь, — извинился Амальфи. — Я забыл, что не везде старение считается нормальным явлением. Но с позиций науки этот процесс представляет собой просто снижение способности тела к самовоспроизведению, чего, если знать как, вполне можно избежать. Мы научились предотвращать старение уже очень давно, еще до того, как начались космические полеты. Однако, постоянно сказывается нехватка компонентов, необходимых для получения антинекротиков. И чем заметнее становилось распространение человека по галактике, тем ощутимее проявлялась эта нехватка. Лишь две тысячных доли процента населения в настоящее время охвачены лечением. В основном лекарство поступает к тем, кто более всего нуждается в продлении жизни, то есть к тем, чья жизнь связана с длительными путешествиями в космосе. В результате создалось такое положение, что ампула любого, даже наименее эффективного антинекротика — а космонавты иногда продают их — стоит столько, сколько за нее запрашивает продавец. Ни один из антинекротиков еще не удалось получить синтетическим путем. Так что, если бы мы могли собрать здесь урожай…

— Достаточно, — прервал его Мирамон. — Мне больше не требуется ничего знать. — Он инстинктивно уселся на корточки, очевидно, отвергнув кресло как препятствие на пути рационального мышления.

— Все, что вы сказали, заставляет меня усомниться в вашей принадлежности к Великой Эре. Это трудно понять с точки зрения здравого смысла. Почему ваша культура препятствует тому, чтобы вы стали богатыми?

— Она не препятствует в том случае, если богатство накоплено честным путем. Мы должны будем доказать, что сами его заработали. Иначе нас будут подозревать в том, что мы торговали таблетками на черном рынке в ущерб простым людям собственного города. Нам нужно письменное соглашение с вами. Разрешение.

— Ясно, — ответил Мирамон. — Уверен, вы его получите, но никаких гарантий я лично дать не могу. Хотя предполагаю, что священники потребуют от вас взамен.

— И что же? Это я хочу знать. Расскажите, пожалуйста.

— Прежде всего, вас попросят раскрыть секрет этого лекарства против смерти. Они сами захотят воспользоваться им, причем в тайне от всех остальных. Возможно, это мудро. Иначе, наверняка, начались бы волнения. Но так или иначе, я уверен, что они потребуют от вас это лекарство.

— Они его получат, но я думаю, мы позаботимся, чтобы секрет лекарства распространился в обществе. Отцы Города знают, как проводить терапию, а запасы исходных растений у вас столь огромны, что я не вижу никаких причин, препятствующих самому широкому использованию антинекротика.

Амальфи не сказал об этом, но у него было еще одно соображение: если планета Он все-таки достигнет противоположной стороны Провала, имея значительные запасы антинекротика, чтобы распространить лекарство среди населения галактики, вполне могут возникнуть серьезные экономические неурядицы.

— Что еще? — продолжал он.

— Они попросят вас убрать джунгли.

Амальфи в удивлении подался назад, потирая лысину. Убрать джунгли?! Ну что ж, нет ничего проще, чем превратить их в пустыню; можно даже дать онианам действенное средство, чтобы препятствовать появлению новых зарослей, но все равно, рано или поздно джунгли опять появятся на том же месте. Используемая для уничтожения джунглей техника в условиях постоянной влажности выйдет из строя, ониане не будут заботиться о ней должным образом, не смогут ремонтировать. Разве мог бы самый сообразительный грек починить разобранную рентгеновскую трубку, даже зная, в какой последовательности это следует делать? Подобной технологии не существует. Нет, джунгли обязательно вернутся. Когда полицейские, преследуя бандитов после передачи городом предупреждения, в конце концов доберутся до планеты Он, чтобы проверить, выполнил ли город-Бродяга свой контракт, они найдут планету в том же виде. «Да, — подумал Амальфи, — прощай богатство. При таком климате от джунглей избавиться не удастся. Джунгли будут господствовать на этой планете до тех пор, пока не произойдет следующая катастрофа в соответствии с циклом Дрэйсона. И поделать тут ничего нельзя».

— Простите, — сказал Амальфи, протягивая руку к шлему, обеспечивающему связь. — Дайте мне Отцов Города, — произнес он в микрофон.

— ГОВОРИТЕ.

— Можете предложить какой-нибудь способ уничтожить джунгли?

Наступило короткое молчание.

МОЖНО ПРИМЕНИТЬ ОПЫЛИВАНИЕ ФТОРСИЛИКАТОМ НАТРИЯ. ВО ВЛАЖНОМ КЛИМАТЕ ЭТО ПРИВЕДЕТ К НЕИЗБЕЖНОМУ ОПАДЕНИЮ ЛИСТВЫ. САМЫЕ ПРОЧНЫЕ РАСТЕНИЯ ЛУЧШЕ ОПЫЛИТЬ СРЕДСТВОМ 2,4-Д. ДЖУНГЛИ, НЕСОМНЕННО, ПОТОМ ОПЯТЬ ВЕРНУТСЯ.

— Вот и я так думаю. Неужели никак нельзя этому воспрепятствовать?

НИКАК — ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ПЛАНЕТА ПОДЧИНЯЕТСЯ ЦИКЛУ ДРЭЙСОНА.

— Что?

НЕТ, ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ПЛАНЕТА ПОДЧИНЯЕТСЯ ЦИКЛУ ДРЭЙСОНА. ПРАВДА, ЕЕ ОСИ МОЖНО ПРИДАТЬ ПРАВИЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ. ТЕОРЕТИЧЕСКИ ЭТО ДОВОЛЬНО ПРОСТО, ХОТЯ НА ПРАКТИКЕ НЕ БЫЛО ПРЕДПРИНЯТО НИ ОДНОЙ ПОПЫТКИ. ВТОРОЙ СОВЕТ ВОСЕМЬЮДЕСЯТЬЮ ТРЕМЯ ГОЛОСАМИ ОТКЛОНИЛ БИЛЛЬ О ВЫПРАВЛЕНИИ ЗЕМНОЙ ОСИ, ЧТО МОЖНО ПРИПИСАТЬ ВЛИЯТЕЛЬНОЙ ОППОЗИЦИИ СО СТОРОНЫ КОНСЕРВАТИВНОГО ЛОББИ.

— Город может провести подобную операцию?

НЕТ. СЛИШКОМ ВЕЛИКА БЫЛА ЦЕНА. МЭР АМАЛЬФИ, ВЫ ЧТО, СОБИРАЕТЕСЬ ВЛИЯТЬ НА ЖИЗНЬ ПЛАНЕТЫ? МЫ ЭТО ЗАПРЕЩАЕМ! ВСЕ ГОВОРИТ О ТОМ…

Амальфи снял с головы шлем и швырнул его через комнату. Мирамон беспокойно вскочил.

— Хэзлтон!

Управляющий городом влетел в дверь с такой скоростью, словно его поставили на роликовые коньки и изо всех сил толкнули в спину.

— Я здесь, босс. В чем дело?

— Спустись вниз и отключи Отцов Города. Быстрее! Пока они что-нибудь не предприняли! Быстрее!..

Хэзлтон уже помчался. Шлем, валявшийся в противоположном углу, потрескивал всеми своими микрофонами. Отцы Города как всегда ровными, полными тревоги голосами продолжали выдавать информацию.

Внезапно все смолкло.

Хэзлтон отключил Отцов Города. Амальфи готовился привести в движение этот странный мир.

Тот факт, что консультации Отцов Города были недоступны — впервые со времени событий на Эпохе пять веков назад, когда весь город остался без энергии, — серьезно усложнил задачу Амальфи и его помощников.

Выправить положение планеты было делом не таким уж трудным. Спиндиззи города вполне справились бы с этим. Однако, побочные эффекты, которые могли возникнуть в результате такого «лечения», предсказать было довольно трудно.

Проблема лежала в области сейсмологии. Быстро вращающиеся планеты обычно очень плохо поддаются изменению их положения в пространстве. Если преодолеть эту энергию сопротивления, она обязательно проявится в какой-нибудь другой форме. Наиболее вероятный исход — многочисленные землетрясения. Весьма трудно было предугадать, какие проблемы возникнут из-за гравитации. Вращение планеты Он, как это обычно и бывает, сопровождалось возникновением сильного магнитного поля. Амальфи мог только догадываться о том, каким образом это поле, если его потревожить, поведет себя в деформированной пространственной решетке, и что произойдет с планетой Он, когда поле будет поляризовано спиндиззи. Пока длится задуманный им «переезд», планета фактически лишится собственного магнитного поля. Поскольку компьютерные вычисления входили в компетенцию Отцов Города, в распоряжении Амальфи не осталось никакого способа определить, где может проявить себя эта энергия, в какой форме и с какой интенсивностью она возникнет вновь.

С этим вопросом он обратился к Хэзлтону.

— Если бы мы имели дело с рядовой проблемой, я бы сказал, что энергия проявится в виде скорости. В этом случае нам просто пришлось бы отправиться на незапланированный пикник. Но наш случай далеко не такой простой. Здесь речь идет о массе целой планеты. Этим все сказано. Что ты думаешь, Марк?

— Не знаю, что и сказать, — озадачился Хэзлтон. — Математические уравнения дают только общие решения, к тому же они носят чисто количественный характер. Это классическая задача на расчет поля. Когда мы перемещаем город, мы меняем магнитный момент составляющих его электронов. Но город можно отнести к классу объектов с относительно небольшой массой, которые не вращаются вокруг какой-либо оси. У таких объектов величина магнитного момента сравнительно невелика.

— Это меня и волнует. Вряд ли я разбираюсь в вероятности и тензорах лучше старого бедняги Эйнштейна. Насколько мне известно, никто всерьез и не пытался исследовать пробел, который существует между разработанной теорией воздействия спиндиззи на электрон и тем, что происходит в поле спиндиззи с телом, обладающим классической массой.

— И все же мы могли бы управлять скоростью или даже просто игнорировать ее. Предположим, что вместо этого энергия будет выделяться в тепловом виде. Тогда от планеты Он не останется ничего, кроме облака газа.

— Да что ты говоришь! Гироскопическое сопротивление может проявляться в виде тепловой энергии — это точно. Но магнитно-гравитационное поле — никогда. Мне кажется, самое вероятное превращение — в скорость, как это и бывает при обычном полете. Посмотрим, что можно получить из стандартного уравнения перехода.

Хэзлтон склонился над логарифмической линейкой. Большие тяжелые капли пота проступили у него на лбу и ниже, над усами. Амальфи вполне мог понять столь страстное желание ониан избавиться от вечно сырых джунглей. С тех пор, как город опустился на эту планету, одежда на нем постоянно была пропитана потом.

— Ну вот, — сказал, наконец, управляющий, — если я нигде не ошибся, вся планета полетит отсюда со скоростью, примерно в два раза превосходящей скорость света. Это не так уж плохо для нас. Наша крейсерская скорость гораздо выше. Мы успеем обернуться и вернем планету на ее орбиту.

— Думаешь, сможем? Ты забыл, что мы не в состоянии управлять ею! Вектор возникает автоматически, как только заработают спиндиззи. Кто определит заранее, куда он будет направлен? А вдруг планету бросит на солнце в первую же секунду? Как предсказать направление?

— Оно, несомненно, будет совпадать с осью вращения, — объяснил Хэзлтон. — А перекос? А крутящий момент?

— Никаких проблем. Хотя подожди… Все время забываю, что мы имеем дело с планетой, а не с электронами. Хэзлтон опять принялся гонять движок линейки. — Ничего не получается. Слишком много неизвестных. Без Отцов Города мы вовремя не справимся. Крутящий момент может существенно влиять на конечную скорость. Но это не будет иметь значения, если нам удастся найти способ управлять полетом. Когда эта планета потеряет массу, возникнут колебания других планет. Это не зависит от того, движется Он или нет. К счастью, на других планетах нет жизни.

— Хорошо, Марк. Постарайся придумать систему управления. А я посмотрю геологические…

Внезапно дверь распахнулась. Амальфи, не поворачиваясь, взглянул через плечо. Вошел сержант Андерсон. Обычно сержант, постоянно контролирующий дальние подступы к городу, спокойно относился к различным удивительным явлениям, если они не угрожали его жителям.

— В чем дело? — спросил встревоженный Амальфи.

— Господин мэр, мы перехватили сообщение от неизвестной экспедиции. Они утверждают, что являются беженцами из какого-то города-Бродяги, который разрушен напавшими на него бандитами. Их корабль свалился на планету к северу от нас и попал в плен к одному из местных городов-бандитов. Сначала они сопротивлялись и звали на помощь, но потом связь прервалась. Я считаю, вам следует знать об этом.

Амальфи мгновенно вскочил.

— Вы засекли, откуда поступил сигнал?

— Да, сэр.

— Предоставьте информацию. Марк, пошли. Это та шлюпка из города с бестопливным двигателем. Нам нужны эти ребята.

Амальфи и Хэзлтон схватили такси и добрались до границы города. Оттуда они пешком отправились в город ониан через вылизанную сверхзвуковыми установками полосу чистого торфа, окружавшую городские стены. Поверхность торфа оказалась упругой, словно резина. Вероятно, грязь удерживалась простейшего вида фрикционным полем. Вдруг ноги начали проваливаться в медленно поддающуюся жижу — наверно, поле отключили. Амальфи ускорил шаг.

Когда они прошли через городские ворота, охранники подали им какой-то странный зловонный аппарат, двигатель которого, очевидно, работал на сжигании углеводородов. Бродяги уселись в него и с ревом понеслись по улицам города планеты Он к резиденции Мирамона. Амальфи нервно поеживался, вцепившись руками в защитный ремень. Ему довольно редко приходилось путешествовать по поверхности, и мелькание в окне раздражало.

— Как бы на этой птице нам не разбиться в лепешку. Он что, с ума сошел? — прокричал Хэзлтон. — Лихой водитель! Скорость, наверно, километров четыреста в час.

— Рад, что ты чувствуешь себя так же, как и я. — Амальфи немного расслабился. — Готов поспорить, мы вряд ли едем быстрее двухсот. Просто создается впечатление…

Водитель, который на самом деле, видя столь странное состояние представителей Великой Эры, не решался разогнать аппарат даже до пятидесяти километров, повернул за угол и остановился прямо у дверей Мирамона. Амальфи вышел, ощущая необычную дрожь в коленях. Раскрасневшийся Хэзлтон выскочил вслед за ним.

— Надо мне, наконец, что-нибудь придумать, чтобы наши такси могли перемещаться вне города, — пробормотал он. — Каждый раз, когда мы приземляемся на новой планете, приходится ездить черт знает на чем: то нас сажают в запряженные быками повозки, то мы катаемся на кенгуру, на воздушных шарах, на паровых вертолетах или еще на чем-нибудь таком, что туземцы считают самым удобным средством передвижения. Мой желудок больше не способен этого вынести.

Амальфи улыбнулся и поднял руку, приветствуя Мирамона, который вышел им навстречу, с трудом сдерживая смех.

— Что привело вас ко мне? — спросил онианец. — Входите. Кресел у меня нет, но…

— У нас очень мало времени, — оборвал Амальфи. — Слушайте внимательно. Дело довольно сложное, но я вынужден говорить кратко. Вы уже знаете, что наш город — не единственный в своем роде. Оказывается, не мы первые Бродяги, которые пришли в долину Провала. До нас две экспедиции достигли этих мест. Одна из них — такие города мы называем бандитами — напала на другой город и разрушила его. Мы тогда находились еще очень далеко и не смогли помешать этому. Вы меня понимаете?

— Думаю, что да, — ответил Мирамон. — Эти бандиты, очевидно, что-то вроде наших городов-разбойников.

— Именно так. И насколько нам известно, бандиты все еще находятся где-то здесь, в Провале. В городе, который разрушили бандиты, была одна вещь, которая нас очень интересует. Мы должны завладеть ею до того, как это сделают бандиты. Нам сообщили, что из умирающего города вылетели какие-то шлюпки, и что одна из них только что приземлилась на вашей планете. Она попала в лапы одного из ваших городов-бандитов. Мы должны освободить этих людей. Судя по всему, спастись из всего города удалось только им, и нам необходимо опросить их. Важно узнать, что им известно об интересующем нас объекте — бестопливном двигателе, — а также, знают ли они, где сейчас находятся бандиты.

— Понимаю, — задумчиво произнес Мирамон. — Вы думаете, что бандиты преследуют их и скоро появятся на планете Он?

— Мы думаем — да. Они очень сильны. У них есть все то оружие, которым располагаем мы, и еще много другого. Прежде всего, необходимо освободить беглецов и разработать план, каким образом защитить себя и ваш народ от бандитов, когда они прибудут сюда. Самое главное — воспрепятствовать тому, чтобы секрет бестопливного двигателя стал известен бандитам!

— Что я могу сделать? — храбро спросил Мирамон.

— Можете определить местоположение города-бандита, захватившего беглецов? Наши данные не очень надежны. Если вы поможете нам узнать, где находятся бандиты, мы освободим пленников.

Мирамон отправился в дом — как и все жилые помещения в городе, он скорее напоминал общежитие, в котором одновременно жили двадцать пять мужчин одной профессии, — и вскоре вернулся с картой. Картография на планете Он, очевидно, отличалась большим своеобразием, однако Хэзлтону вскоре удалось разобраться в странных символических изображениях.

— Вот там находится ваш город, а здесь — наш, — он дважды ткнул в карту. — Правильно? А этот очищенный апельсин — координатная сетка. Я всегда считал, что такое изображение гораздо нагляднее плоских проекций, которые составляют наши географы, босс.

— Так проще показать топологическую связь между объектами, — нетерпеливо согласился Амальфи. — При этом таблицы символов не мешают изучать рельеф. Хэзлтон, покажи Мирамону, откуда пришли перехваченные сигналы.

— Вот оттуда, из этого места — вот, как крыло бабочки.

Мирамон нахмурился.

— Там есть только один город — Фабр-Суит. Это ужасное место, и очень неудобное в военном отношении. Но если вы настроены решительно, мы поможем вам. Знаете, что получится в результате?

— Надеюсь, мы освободим наших друзей. А что еще?

— Города-бандиты выступят против уничтожения джунглей. Джунгли — это их жизнь.

— Тогда почему они терпели нас до сих пор? — спросил Хэзлтон. — Они что, боятся нас?

— Нет, они ничего не боятся — мы думаем, бандиты принимают наркотики, которые лишают их чувства страха, — но они не знают, каким образом можно напасть на вас, избежав значительных потерь. А причина, по которой они готовятся к битве с вами, до сих пор не была такой безусловной, чтобы они пошли на риск. Но как только вы нападете на один из городов, такая причина для них станет неизбежной. Ненависть среди бандитов распространяется мгновенно.

— Не сомневаюсь, что мы управимся с ними, — холодно заметил Амальфи.

— Я уверен, что вам это по силам, — согласился Мирамон, — но должен предупредить вас, что Фабр-Суит — главарь бандитов. Если этот город вступит с вами в сражение, к нему сразу же присоединятся остальные.

— Попробуем, — Амальфи пожал плечами. — Другого выхода у нас нет: нам нужны эти люди. Может быть, удастся подавить сопротивление еще до того, как оно наберет силу. Мы поднимем наш город в воздух и отправимся навестить, если они не захотят отдать нам Бродяг.

— Босс…

— Да?

— А как вы собираетесь взлетать?

Амальфи почувствовал, как покраснели его уши, и выругался.

— Я забыл о спиндиззи на Двадцать третьей улице. Мирамон, нам понадобятся ваши ракеты. Хэзлтон, как будем действовать? Мы же не сможем разместить в онианских ракетах наши мощные установки. Двигатель туда еще поместится, но фрикционная установка или мезотронная пушка морского калибра — уже нет. От огнестрельного оружия толку мало. Не обработать ли Фабр-Суит газом?

— В онианских ракетах мы не сможем перевезти необходимое количество газа, так же как и достаточную команду, чтобы взять город бандитов штурмом.

— Простите меня, — вмешался Мирамон, — но я не уверен, что священники позволят использовать наши ракеты против Фабр-Суита. Лучше всего сейчас же отправиться в Храм и попросить у них разрешения.

— Ну что ж, пусть будет так! — воскликнул Амальфи. — Главное, быстрее. Бельсен и бибоп! — Это было самое старое ругательство из его репертуара.

Разговаривать друг с другом внутри маленькой ракеты было совершенно невозможно даже с помощью электронных средств. Вся машина гремела, словно гигантский тамтам и ужасно вибрировала. Амальфи угрюмо следил за тем, как Хэзлтон соединяет механизм в носовой части с двигательной установкой, проявляя чудеса ловкости, поскольку ракета, постоянно попадая в вихревые воздушные потоки, дергалась и металась, как сумасшедшая. Сам двигатель был предельно прост в управлении и состоял из небольшой, размером с кирпич, стеклянной емкости, заполненной чистой белой пеной: тяжелая вода, содержащая раствор гексафлорида урана-235, на поверхности которого плавали пузыри кадмиевого пара. Обширная сеть периферийных капилляров играла роль теплообменника.

Амальфи без труда удалось уговорить священников предоставить в его распоряжение ракетное подразделение. Они с большой радостью встретили предложение посланцев Великой Эры преподать отступникам из города-бандита предметный урок. Вообще у Амальфи зародилось подозрение, что хотя в непроницаемом лице Мирамона мало что можно было прочесть, их ответ был известен ему заранее, а необходимость получить разрешение он выдумал исключительно из желания еще раз усадить пришельцев-Бродяг в вонючую таратайку и понаблюдать за их лицами по дороге к Храму. Так или иначе, неудобства от этой поездки показались Амальфи куда большими, чем во время первого переезда.

Пилот нажал ногами на педали, палуба стала подниматься. Металлические руки обняли голову Амальфи, прижав к лицу дыхательную маску. Сквозь наполненный влажным туманом воздух он вглядывался в джунгли, под невероятным углом уходящие вдаль. Над деревьями промелькнул и исчез длинный и тонкий объект. Амальфи услышал пронзительный нечеловеческий визг, перекрывший даже шумное солирование ракеты.

Ракета металась из стороны в сторону. Извиваясь и бешено вибрируя, она неслась над деревьями. Никогда в жизни Амальфи не чувствовал себя таким беспомощным, пение ракеты действовало ему на нервы. Появились новые, непонятного происхождения звуки. А может — это он сам просто брюзга. Где-то рядом произошел взрыв. Амальфи отчетливо слышал этот характерный звук. Взрывы в городе были делом привычным — этого требовала работа по добыче ископаемых. Но следующий протяжный, повторяющийся звук оказался совершенно необычным. Он напоминал дребезжание бешено вибрирующего сверла: с совершенно невероятным жизнерадостным воплем в воздухе пронесся какой-то невидимый объект.

Амальфи с удивлением заметил, что корпус ракеты вокруг него испещрен мелкими отверстиями. Врывающийся сквозь них воздух свистел, словно флейта. С ужасом он наконец осознал, что причудливые звуки — и дребезжание, и скрип, и странные выкрики — все это исходило от снарядов, которые изрешетили ракету, угрожая ему смертью.

Кто-то тряс его за плечо. Амальфи опустился на колени, протирая глаза, словно скованные холодом.

— Амальфи! Амальфи! — голос, звучавший у самого уха, казалось, зародился где-то в парсеке от него. — Да соберись ты, быстро! Они сейчас собьют нас!..

Рядом прогремел еще один взрыв, отбросивший Амальфи на палубу. Демонстрируя невероятное упорство, он вскарабкался по стене и пробрался к смотровому окну. Через разбитое стекло он разглядывал мчащийся ему навстречу город. Внезапно Амальфи ощутил приближение тошноты: онианский город-бандит исчез, отгороженный от него паутиной слез. Немного оправившись, мэр снова уставился вниз. Город проплывал мимо еще раз; Амальфи пытался определить, какое из зданий защищено лучше других, а затем, решившись, указал на выбранный им объект.

Ракета, сбросив хвостовое оперение на ближайшие облака, носом вперед устремилась вниз. Амальфи повис, уцепившись за край выбитого окна. Из порезанных пальцев брызнула кровь; подхваченная потоками воздуха, она, словно туман, окутала его лицо.

— Давай!

Никто не слышал, только Хэзлтон заметил его жест. Волна чистейшего света прорвалась в накренившуюся лицом вниз кабину через экран, отгораживающий ее от двигателя. Фиолетово-белый свет этого беззвучного взрыва едва не ослепил Амальфи, несмотря на то, что он спрятал глаза, опустив голову. Он почувствовал световой удар, обрушившийся на плечи и грудь. Да, на этой планете он теперь точно не заболеет: каждая молекула гистамина в его крови в это мгновение прошла интенсивную детоксикацию.

Ракета, рыская, металась из стороны в сторону, пока, наконец, пилот не подчинил ее себе. Шум орудий затих, его словно отрезало в момент вспышки.

Онианский город-бандит ослеп.

Шум двигателей также стих, и Амальфи, возможно, впервые в жизни, ощутил, сколь болезненной и пустой может быть тишина. Ракета, сильно накренившись, скользила вниз; воздух вокруг нее угрюмо стонал.

Прямо впереди резко нырнула вниз еще одна ракета, управлял которой Кэррел. Установленные на ней портативные мезотронные пушки открыли беспощадный огонь, выкосив в джунглях узкий проход, — города-бандиты не имели вокруг себя свободной от растительности полосы.

Не успела ракета остановиться, как Амальфи и наспех собранный небольшой отряд его города-Бродяги и ониан выскочил из нее и, увязая в грязи, направился к вражескому городу, из которого доносились слившиеся воедино бесчисленные человеческие крики. Жители Фабр-Суита, обезумевшие от страха, что все они каким-то ужасным, непонятным образом в один момент ослепли навсегда, вопили, охваченные неудержимым гневом и печалью. Амальфи не сомневался, что некоторые из них действительно больше никогда не увидят солнечного света. Те, кто имел несчастье смотреть в небо в тот миг, когда вся мощь ракетного двигателя выделилась в форме видимого света, вряд ли когда-нибудь снова прозреют.

Настежь распахнутые городские ворота толстым слоем покрывала многолетняя ржавчина, опутанная буйной зеленой порослью. Ониане прокладывали себе путь, ловко орудуя острыми длинными ножами.

Внутри города двигаться было так же трудно. Всем своим видом Фабр-Суит наглядно демонстрировал губительное воздействие безразличия и отчаяния, охватившее его жителей. Большинство зданий утопали в буйной растительности, дикие виноградники буквально опутали их со всех сторон. Многие строения были похожи на руины. Твердые, как железо, беспорядочные побеги растений пробивались между камнями, забирались в окна, под карнизы и водосточные и печные трубы. Ядовито-зеленые сочные листья жадно облепили практически все доступные поверхности, а в затененных местах торчали кроваво-красные гигантские поганки, от которых исходил тяжелый трупный запах, наполнявший воздух сладким болезненным дурманом. Даже из составлявших мостовую блоков вырывались побеги не знающей препятствий растительности, что, впрочем, было неудивительно, поскольку большинство дорожных блоков — особенно более поздней кладки — вырезали из зеленых деревьев.

Крики горожан постепенно перешли в мерное хныканье; Амальфи старался не обращать на них внимания: не очень-то приятно видеть человека, уверенного в том, что он только что навсегда лишился зрения, даже если этот человек ошибается. И все же было невозможно не заметить разительное сочетание измазанных грязью роскошных одежд со сверкающей наготой. В городе, казалось, встретились два совершенно разных периода, словно сборище хрунтанских вельмож было странным образом смешано со знатными дикарями. Вероятно, люди, полностью сдавшиеся на милость джунглям, все же сумели сохранить верность непременному умыванию. Если это так, то скоро, подобно многим животным, они пристрастятся и к валянию в лужах, и постепенно утратят свой величественный облик.

— Амальфи, вон они…

Плохо скрываемая симпатия, которую мэр испытывал к слепцам, совершенно испарилась, как только он увидел, что стало с пленными Бродягами. Судя по всему, сначала их подвергли методичному избиению, после чего пленных истязали с невероятной жестокостью, свидетельствовавшей о полнейшей дикости и вырождении бандитов. Одного из несчастных безжалостно задушили, видимо, в самом начале допроса на виду у его товарищей. Другого — «обрубок» без рук и ног — наверно, еще можно было спасти: речь его звучала довольно разумно. Однако, бедняга так настойчиво умолял о смерти, что Амальфи в приступе неожиданной сентиментальности пристрелил его. Трое остальных сохранили способность говорить и передвигаться, но двое из них лишились рассудка, каждый по-своему. Кататоника унесли на носилках, а маньяка, связанного, с кляпом во рту, осторожно увели прочь.

— Как вы нашли нас? — спросил у Амальфи тот мужчина, который, единственный из всех своих товарищей, сохранил рассудок. Говорил он по-русски. Этот давно умерший язык когда-то господствовал на Земле. Пленник походил скорее на скелет, чем на живого человека, однако, несмотря на это, он словно излучал какую-то удивительную силу. Потеряв в ходе чудовищного допроса язык, он пытался изъясняться искусственным способом, что получалось у него совсем неплохо.

— Как только дикари услышали звук ваших ракет, они пришли, чтобы убить нас, — так можно было понять и звуки, и жестикуляцию измученного пленника. — Затем произошла какая-то вспышка, и они все начали вопить. Приятно было это слышать, клянусь вам.

— Не сомневаюсь, — подтвердил Амальфи. — Вы говорите на интерлинге? Русский я почти уже забыл. То, что вы называете «чем-то вроде вспышки», на самом деле представляло собой фотонный взрыв. Это единственный способ, который мы смогли придумать, чтобы отбить вас живыми. Сначала мы намеревались применить газ, но потом решили, что если у них имеются защитные маски, они все равно убьют вас.

— Масок я не видел, но не сомневаюсь, что они у них есть. В этой части планеты много перемещающихся облаков, содержащих вулканические газы. Наверняка они используют какой-нибудь абсорбент. Древесный уголь здесь широко распространен. Мы, к счастью, находились в подземелье, иначе тоже ослепли бы. Вы, наверно, инженеры?

— Что-то вроде, — согласился Амальфи. — Если говорить точно, мы — шахтеры и геологи-нефтяники, но с тех пор, как мы находимся в полете, как и многие Бродяги, освоили и другие профессии. На Земле мы были портовым городом и занимались чем придется, но, когда ты летаешь, непременно приходится сосредоточиться на чем-то одном. Это наша ракета — забирайтесь. Она, конечно, ужасна, но все-таки летает. А кто вы?

— Агрономы. Наш мэр думал, что на периферии галактики для нас будет много работы. Мы хотели обучить заброшенные колонии, как обрабатывать отравленную почву и получать урожаи, не имея подходящей техники. Кроме того, мы еще занимались вэксманами.

— А это что такое? — спросил Амальфи, поправляя пристяжные ремни.

— Это антибиотики, которые получают из почвы. Именно их и хотели заполучить бандиты. Они добились своего, грязные свиньи. Они не утруждают себя тем, чтобы содержать свой город в чистоте. Им легче дождаться, пока начнется эпидемия, а потом ограбить какую-нибудь честную экспедицию, отобрав у нее все лекарства. Конечно, им нужен был и германий. Когда до них дошло, что его у нас нет, они просто взорвали наш город. Мы давно уже не интересовались германием, поскольку, оказавшись вдали от торговых путей, перешли на бартерную экономику.

— А что с вашим пассажиром? — с показным безразличием спросил Амальфи.

— Вы имеете в виду доктора Битла? На самом деле его зовут не так, но у него такое сложное имя, что я не мог выговорить его даже тогда, когда еще не потерял свой язык. Не думаю, что он жив. Мы даже в городе были вынуждены держать его в специальном контейнере, и мне кажется, он не мог выжить, выбравшись из города на шлюпке. Кстати, он был мирдианцем. Это очень шустрый и смышленый народ. Взять хотя бы его бестопливный двигатель…

Снаружи прогремел взрыв, и Амальфи вздрогнул от неожиданности.

— Нам пора взлетать. Туземцы понемногу вновь обретают возможность видеть. Поговорим потом. Как дела, Хэзлтон? Есть ли какие-нибудь повреждения?

— Ничего серьезного, босс? Вы зарепились?

— Да, взлетай.

Прозвучал еще один залп. Ракета, откашлявшись, взревела и приподнялась, опираясь на хвост. Амальфи глубоко вздохнул — от резкого ускорения у него слегка перехватило дыхание — и повернулся к рассудительному собеседнику. Обтянутый ремнями, он сидел совершенно спокойно. Пуля с медным покрытием, пробив рядом с недавним пленником корпус ракеты, аккуратно срезала ему верхнюю половину черепа.

Получить какую-либо информацию от двух сумасшедших было весьма непростым и утомительным делом. Маньяк, после того как ему вернули способность мыслить более или менее здраво, оказался не в состоянии сообщить что-нибудь существенное.

Он сказал, что шлюпка прилетела на планету Он не потому, что они услышали предупреждение, которое Хэзлтон передал по коммуникатору Дирака. Насколько он мог судить, ни на шлюпке, ни в самом сожженном городе-Бродяге никогда не было установок Дирака. Как и предсказывал Амальфи, шлюпка пришла на Он потому, что это было единственное пригодное для посадки место во всей долине Провала. Но, чтобы попасть на эту планету, беженцам пришлось прибегнуть к процедуре «глубокого засыпания» и до предела сократить свой рацион.

— Вы больше не встречались с бандитами?

— Нет, сэр. Если они слышали переданное вами предупреждение, то, вероятно, полагали, что полиция напала на их след, и предпочли поскорее убраться отсюда. А может быть, у них создалось впечатление, что на этой планете имеется мощная военная база или распространена передовая культура, намного обогнавшая их в развитии.

— Это все ваши догадки, — грубовато отреагировал Амальфи. — А что произошло с доктором Битлом?

— С этим мирдианцем в контейнере? Думаю, он взлетел на воздух вместе с городом.

— А не могли его посадить в какую-нибудь другую шлюпку?

— Мне это кажется маловероятным. Но я все-таки только пилот. Может быть, по какой-то причине его вывезли в шлюпке мэра?

— Вам что-нибудь известно об изобретенном им бестопливном двигателе?

— Впервые об этом слышу.

Амальфи остался недоволен; он подозревал, что в памяти этого человека все-таки есть какая-то интересующая его информация, но добыть ее никак не удавалось, и Амальфи был вынужден смириться с этим фактом. Оставалась нерешенной еще одна задача — до сих пор было неясно, каким вооружением обладают бандиты. Экс-маньяк, судя по всему, ничего об этом не знал, однако, городской нейрофизиолог сообщил, что через месяц-другой появится возможность получить сведения от больного-кататоника, которого до сих пор не удалось привести в чувство. Амальфи понимал, что эта отдаленная перспектива — лучшее, на что оставалось надеяться. Однако, День Движения планеты Он все приближался, и мэр не мог себе позволить уделять внимание каким-то другим делам. Он уже принял решение о том, что самый простой способ предотвратить нежелательные вулканические явления, неизбежные при нарушении установившегося геофизического баланса, заключался в укреплении коры планеты. На поверхности планеты Он выбрали двести точек, в которых специальные бригады бурили глубокие наклонные скважины, продвигаясь все ближе и ближе к ядру. До сих пор бурение проходило довольно успешно, и с вулканами удалось справиться; лишь один из них вырвался на поверхность. Во всех других случаях лаву удалось отвести в огромные подземные карманы, откуда она растекалась по многочисленным пересекающимся каналам и не выходила наружу. После затвердения расплавленных скальных пород забитые каналы снова рассверливали с помощью мезотронных пушек направленного действия, чтобы обеспечить наименьший выход лавы на поверхность.

Шахты доводили до уровня залегания спрессованной огромным давлением жидкой породы, но не внедряли в этот слой. План Амальфи состоял в том, чтобы завершить сверление одновременно во всех точках. По его мнению, в момент вскрытия скважин придут в движение сразу все вулканические области, изрешеченные пересекающимися каналами, и по направлению к коре из недр планеты гигантские силы выдавят железные заглушки, соединенные через боковые каналы надежными связками. Планета Он при этом оденется в жесткий корсет, гибкость которого окажется ничтожно малой благодаря наличию в породе значительного количества стали; сталь всегда присутствует даже в граните, если возраст его измеряется несколькими геологическими эпохами.

Более серьезной представлялась Амальфи проблема отвода тепла. Мэр не был уверен, что и в этой области ему удалось найти верное решение. Неизбежное возникновение огромного структурного сопротивления не оставляло сомнений в появлении очень высоких температур. Кроме того, непременно должны сформироваться поверхности сдвига, которые способны мгновенно срезать поперечные стяжки, связывающие каркас. Метод, предложенный Амальфи, мог привести к самым неожиданным последствиям.

В целом, однако, реализовать его план было не так уж сложно: надо было только выполнить довольно большой объем трудоемкой, хотя и не очень квалифицированной работы. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов возможное сопротивление со стороны городов-бандитов.

Но Амальфи никак не ожидал потерять в первый же месяц рейда на Фабр-Суит почти двадцать процентов своих людей. Весть о том, что последний из развернутых горожанами рабочих лагерей уничтожен, первым принес Мирамон. Амальфи восседал на смотровой площадке, устроенной на вершине высокого дерева, откуда можно было обозреть весь вражеский город, и наблюдал за перелетами мух-драконов, размышляя над проблемой передачи тепла в скальных породах.

— Вы уверены в том, что они были надежно защищены? — спросил Мирамон. — Некоторые из наших насекомых…

Амальфи восхищался красотой огромных насекомых и самих джунглей. Необходимость уничтожить их иногда по-настоящему расстраивала его.

— Да, защита у них была, — коротко ответил он. — Местность, где мы разбиваем лагеря, подвергается обработке дикумарином и содержащими фтор жидкостями. Кроме того, разве среди ваших насекомых есть пользующиеся взрывчаткой?

— Взрывчаткой?! Там что, применяли динамит? Я не обнаружил никаких доказательств…

— Нет, динамита не было. Это меня и волнует. Очень мне не нравятся подрубленные деревья, о которых вы рассказываете. Это больше похоже не на динамит, а на ТДХ. Мы сами пользуемся этим средством, когда требуется произвести режущий взрыв — оно имеет характерное свойство: взрыв распространяется в одной плоскости.

— Но это невозможно, — усмехнулся Мирамон. — Взрыв всегда идет во всех направлениях, где на его пути нет непреодолимых препятствий.

— Если в качестве взрывчатки используется пайпразогексанитрат, то это не так. Это вещество содержит поляризованные атомы углерода, которые перемещаются только под прямым углом к радиусу гравитационного поля. Вот об этом-то я и говорю. Вы просто не знаете, что такое ТДХ, ваши познания исчерпываются динамитом.

Амальфи нахмурился.

— Некоторые наши потери, несомненно, связаны с рейдами бандитов. В тех случаях нападающие применяли ракеты и обычные бомбы. Там наверняка действовали ваши друзья из Фабр-Суита и их союзники. Но вот в тех лагерях, где не осталось никаких следов взрывов…

Амальфи умолк. Об убитых газом не стоило и вспоминать. Думать о них было очень больно. Несомненно, на этой планете кто-то располагал газом, который обладал одновременно кожно-нарывным воздействием, вызывал рвоту и непреодолимый кашель. Люди, не выдерживая, срывали маски, которые были предназначены, в основном, для защиты от вулканических газов; их рвало; начиная конвульсивно чихать, они втягивали газ в легкие, органы дыхания и снаружи и изнутри покрывались водянистыми пузырями. Совершенно очевидно что это был газ с мультибензольными кольцами — Хаукесит. Подобное средство являлось весьма популярным во время войн между соперничающими «звездными империями», когда по непонятной причине его называли «п о л и б а т р у м ф л у о р и н о м». Каким образом этот газ появился на планете Он?

Ответ на этот вопрос мог быть только один. Странно, но поняв, в чем дело, Амальфи вздохнул свободнее — словно камень свалился с его плеч. Со всех сторон джунгли волновались и покачивались, жужжащие тучи мелкой мошкары радугой опоясывали наполненные росой раковины гигантских листьев. Джунгли, обычно спокойные и тихонько нашептывающие свою бесконечную песню, никогда не казались Амальфи настоящим врагом, и сейчас он чувствовал, что интуиция не подвела его. Враг, наконец, заявил о себе. Заявил скрытно, по-воровски, но скрытность его казалась детской наивностью по сравнению с хитростью умудренных опытом веков джунглей.

— Мирамон, — спокойно сказал Амальфи, — мы попали в весьма затруднительное положение. Преступный город, о котором я тебе рассказывал, опередил нас. Бандиты находятся здесь. Видимо, они опустились еще до того, как мы прилетели сюда, и успели надежно спрятаться. Скорее всего, они сели ночью в какой-то из запретных областей. Мне совершенно ясно, что бандиты нашли общий язык с Фабр-Суитом и вступили с бандитами в союз.

Мимо, широко разбросав двухметровые крылья, пролетел гигантский мотылек, на теле которого между блестящих крыльев, впившись присоской чуть выше нервного центра, висела серо-коричневая куколка. Амальфи находился в том расположении духа, когда человек обычно склонен рассматривать все происходящее в духе иносказательных аналогий. Куколка-паразит напомнила ему, как сильно он недооценил врага. Бандиты, несомненно, знали секрет этой новой культуры и, умело пользуясь им, манипулировали своими союзниками. Практичные Бродяги никогда бы не решились попытаться подавить незнакомую цивилизацию при помощи лобовой атаки. Они всегда стремились по возможности ненавязчиво и незаметно направлять ее развитие, искусно изменять ход истории, не причиняя ей очевидного вреда и не добавляя ненужных трудностей. Для этого, правда, Бродягам в критические моменты приходилось в какой-то мере уподобляться тиранам…

Амальфи щелкнул расположенным на поясе переключателем ультрафона.

— Хэзлтон?

— Да, босс, — голос управляющего звучал на фоне невнятного бормотания бурильных установок. — Что случилось?

— Пока еще ничего. У вас есть какие-нибудь неприятности с бандитами?

— Нет. Думаю, что и не будет. У нас тут полно артиллерии.

— Если бы так, — сказал Амальфи. — Бандиты уже здесь, Марк. Они договорились с бандитами.

Наступило короткое молчание, были слышны только приглушенные крики людей из группы Хэзлтона. Управляющий заговорил снова, отчетливо чеканя каждое слово.

— Ты хочешь сказать, что, когда мы передавали свое сообщение по Дираку, бандиты уже находились на планете Он? Не уверен, босс, что наши потери нельзя объяснить как-нибудь проще. Твоей теории… не хватает… элегантности.

Амальфи напряженно усмехнулся.

— Эвристический критицизм, — попытался пошутить он. — Не будь самым плохим учеником в классе, Марк, — обдумай-ка все еще раз. До сих пор они соображали куда лучше нас. У нас еще осталась возможность применить твой старый план в отношении женщин, но, чтобы он сработал, сначала надо каким-то образом выманить бандитов из укрытия.

— Но как?

— Здесь всем известно, что как только мы выполним задуманное, на планете произойдут огромные изменения, однако мы — единственные, кто точно знает, что именно случится. Бандиты наверняка постараются помешать нам независимо от того, удалось ли им заполучить доктора Битла или нет. Надо заставить их поторопиться. Я решил перенести День Движения на тысячу часов вперед.

— Что?! Прости, босс, но это совершенно невозможно.

Амальфи охватил довольно редкий для него приступ гнева.

— Может быть, и так, — прорычал он. — Тем не менее, прошу тебя распространить эту информацию. Пусть ониане тоже услышат. И еще, Марк. И чтобы доказать, что я не шучу, я снова включаю Отцов Города через 1100 часов. Если к этому времени ты окажешься не готов к взлету, я думаю, они зададут тебе жару.

Амальфи с недовольным видом еще раз щелкнул переключателем, прервав связь. Он бы предпочел, чтобы их разговор закончился чем-то по настоящему окончательным — например, грохотом цимбал. Резко повернувшись, он обрушился на Мирамона.

— А вы над чем хихикаете?

Онианин, покраснев, проговорил:

— Прошу прощения. Я хотел понять смысл ваших инструкций помощнику. Надеюсь быть вам полезным. Однако, вы изъясняетесь столь непонятными терминами, что ваша беседа напомнила мне теологический диспут. А я никогда не спорю на политические или религиозные темы. — Мирамон повернулся на каблуках и пошел прочь, пробираясь среди деревьев.

Амальфи, постепенно остывая, смотрел ему вслед. Этого делать не следовало. Да, наверно, он стареет. Во время всего разговора с Хэзлтоном его не покидало чувство, что гнев берет верх над его разумом, и у него не хватает сил справиться с эмоциями. Если дело и дальше пойдет так же, Отцы Города скоро низложат его и назначат мэром какого-нибудь более надежного и более молодого человека. Конечно, они выберут не Хэзлтона: им нужен человек, не склонный к поэтическим ассоциациям и руководствующийся только практическими соображениями. Тогда Амальфи уже не сможет даже в шутку никому угрожать расправой со стороны Отцов Города.

Амальфи направился к раскинувшемуся на поверхности планеты городу, купавшемуся в лучах яркого солнца. Возраст Амальфи уже приближался к девятистам годам, плюс — минус пятьдесят лет. Физически мэр был силен как бык, мозг работал быстро и эффективно, организм исправно поддерживал гормональный баланс. Ни одно из двадцати восьми чувств Амальфи не притупилось, его психическая устойчивость и способность разбираться в окружающем мире не вызывали никаких сомнений. Мыслил он трезво и разумно, как и положено человеку, большую часть жизни посвятившему странствиям среди звезд. Антинекротики позволят ему сохранять отличную форму неограниченно долго. Это они могут. А вот что действительно неподвластно никаким лекарствам, так это способность человека сдерживать свои эмоции. Эту проблему еще никому не удалось решить.

Чем старше становится человек, тем скорее он отыскивает выход из сложных ситуаций — сказывается накопленный жизненный опыт. При этом все менее и менее склонен он терпеть несообразительность своих коллег. Если человек мыслит разумно, то и ответы, которые он находит, решая свои проблемы, тоже разумны. Если его мышление нелогично — принимаемые решения не отличаются здравомыслием. Но суть не в этом. Самым главным обстоятельством человеку преклонного возраста начинает казаться быстрота, с которой решение может быть найдено. В конце концов и трезвомыслящий человек, и идиот в одинаковой степени становятся диктаторами, все меньше и меньше способными объяснить, почему одно решение они предпочли другому.

Все это было довольно забавно: до того, как человечеству удалось отодвинуть смерть практически на неограниченное время, считалось, что память может превратить долголетие в данайский дар, потому что даже человеческий мозг не в силах запомнить практически бесконечное количество накопленных фактов. Однако, теперь никто особенно не утруждал себя тем, чтобы хранить в памяти отдельные факты и события. Для этого существовали Отцы Города и специальные машины. Именно они запоминали и классифицировали все накопленные данные. Сами же люди могли оставлять в своей памяти только более крупные элементы — целые процессы, — отбрасывая в ходе эволюции устарелые и заменяя их новыми, когда они возникали в результате каких-либо открытий. Если же людям были необходимы факты, они обращались к помощи машин.

В некоторых случаях из памяти людей, чтобы освободить ее для других знаний, стирали даже процессы, если они на определенной стадии развития оказывались столь простыми, что появлялась возможность заменить их надежными машинами. Такая практика именовалась правилом скользящих знаний. Амальфи вдруг подумал о том, что в городе вряд ли остался хоть один человек, способный произвести в уме или на бумаге простейшие математические действия или определить уровень кислотности какого-то раствора. Мысль эта никогда не приходила ему в голову, и сейчас своей новизной и неожиданностью даже напугала. Наверно, точно так же древний астрофизик задумывался о том, есть ли среди его коллег хоть один человек, умеющий пользоваться счетами.

Нет, память сама по себе тоже не представляла серьезной проблемы. Но проявлять терпение и выдержку было очень сложно даже по прошествии тысячи лет.

В поле зрения Амальфи появилась нижняя часть переходного отсека, покрытая комьями налипшей на нее коричневой глины. Он перевел взгляд наверх. Корпус люка, встроенный прямо в огромный гранитный диск, являвшийся фундаментом, на котором покоился город, представлял собой укрепленный выход шахты метро, линия которого проходила через Манхэттэн много веков назад, очевидно то эта была линия Астория. Сегодня люк использовался очень редко, поскольку располагался довольно далеко от двух центров управления городом — здания Эмпайр Стейт Билдинг и Городского Центра. До того места, где Амальфи собирался взойти на борт города-корабля, если двигаться по периметру, отсюда было далеко. Чувствуя себя первопроходцем, Амальфи вошел в переходный отсек. Перед ним открылся длинный коридор, в стенах которого дребезжало бесконечное эхо каких-то душераздирающих криков. Впечатление было такое, словно кто-то пытался освежевать живого динозавра или целое их стадо. К этому невероятному шуму примешивались еще звуки, похожие на шипение бьющей под давлением воды, да еще кто-то истерически хохотал. Амальфи взлетел по ступеням лестницы, шум становился все громче. Выбив своим бычьим плечом дверь, Амальфи бросился туда, откуда доносился рев скотобойни. Никогда еще ему не приходилось видеть в городе ничего подобного. Он оказался внутри большой, заполненной паром комнаты, стены которой покрывали уложенные ровными рядами керамические плитки, покрытые застарелой слизью и грязью. Меньшие по размеру шестиугольные белые плитки бежали по полу бесконечно повторяющейся мозаикой, напомнившей Амальфи графическое изображение структурной формулы газа Хаукесита. По комнате беспорядочно метались обнаженные женщины, которые с криком молотили кулаками по стенам и катались по мозаичному полу. Тонкая струя воды то и дело попадала на тело одной из них, отзываясь новыми сумасшедшими воплями. С потолка острыми иглами тумана стреляли расположенные рядами форсунки. Амальфи покрылся промок. Смех, который он расслышал еще в коридоре, зазвучал громче. Мэр, быстро наклонившись, скинул покрытые грязью башмаки и, цепляясь пальцами ног за скользкие плитки, направился в ту сторону, откуда доносился смех. Тяжелый столб воды метнулся к нему, а затем снова отклонился в сторону.

— Джон! Ты хочешь принять ванну? Присоединяйся к нам! Это была Ди Хэзлтон, обнаженная, как и все ее жертвы. Она весело манипулировала огромным шлангом и выглядела очень привлекательно. Амальфи решительно отбросил легковесные мысли…

— Разве не забавно? Мы только что приняли новую группу. Марк подсоединил старый пожарный шланг, и я помогаю им принять первый в жизни душ.

Да, эта женщина была совершенно не похожа на прежнюю Ди. Амальфи позволил себе замечание насчет того, с какой неохотой женщины расстаются со своими привычками. Ди шутливо направила шланг в его сторону.

— Перестань! — зарычал Амальфи, пытаясь вырвать шланг из ее рук.

Удержать его оказалось не так-то просто.

— Что это за помещение? Не помню, чтобы в этом месте на плане города были показаны какие-либо камеры для пыток.

— Марк говорит, что тут была общественная баня. В городе их не так много: одна в районе Барух Хаус, другая — на Сорок первой улице, рядом с портовым терминалом, и еще несколько. Марк думает, что их закрыли после того, как город впервые поднялся в воздух. Я решила воспользоваться этой комнатой, чтобы помыть женщин перед тем, как их отправят к медикам.

— И вы расходуете городскую воду?! — сама мысль о подобной расточительности способна была вывести Амальфи из себя.

— Нет, нет, Джон. Я понимаю, что делаю. Воду мы качаем прямо из реки к западу отсюда.

— Подумать только: брать воду для купания! — воскликнул Амальфи. — Немудрено, что древним людям иногда не хватало питьевой воды. Я полагаю, что этот водовод очень старый.

Он обвел взглядом онианских женщин, которые после того, как убрали воду, сгрудились в самом теплом месте гулкой комнаты. Ни одна из них не отличалась свойственной Ди нежной округлостью форм, и все же многие из них привлекали взгляд. У Хэзлтона было необычайное чутье: этим существам удастся придать вполне прельстительный женственный вид. До сих пор было открыто всего одиннадцать человеческих цивилизаций, и только две — Лиране и Мирдиане — оказались населены существами, обладающими сколь-нибудь заметным разумом (если, конечно, не считать жителей Веги; земляне относили их к людям, но другие цивилизации придерживались иного мнения. Вега занимала особое, промежуточное положение). Но сразу же, без длительных уговоров убедить онианцев предоставить своих женщин под опеку Бродяг — это, действительно, была большая удача. Ведь Хэзлтон предложил использовать женщин в качестве приманки для бандитов за много лет до того, как Бродяги узнали, что на планете Он есть хоть какие-то люди.

В этом-то и состоял талант Хэзлтона. Это было не просто ясновидение, а способность разрабатывать действенные планы на основе данных, которых с позиций логики было явно недостаточно. Сколько раз город, подчиняясь планам своего управляющего, летел практически наугад, рассчитывая, казалось, только на чудо. И неизменно план Хэзлтона невероятным образом срабатывал, что и спасало его от расправы со стороны слепо следующих законам логики Отцов Города.

— Ди, пройди со мной в Астрономический отдел, — позвал Амальфи. — Я хочу тебе кое что показать. Только, ради бога, одень на себя что-нибудь, а то люди подумают, что я собираюсь основать династию.

— Хорошо, — неохотно согласилась девушка. Она до сих пор не смирилась с необычными и странными для нее правилами Бродяг и иногда появлялась обнаженной в таких ситуациях, которые по морали горожан, совершенно для этого не подходили. Амальфи считал, что привычка ходить раздетой выработалась у нее как протест против утопического воспитания, в соответствии с которым нагота вредно влияет на искренность помыслов человека. Пока Ди одевала шорты, онианские женщины продолжали стонать, пряча глаза. В онианском обществе женщин не считали людьми, они скорее служили напоминанием о проклятии, символом, который, благодаря даже малейшему налету тайны, казался чудовищным вдвойне. Подобное отношение укоренило в них обыкновение постоянно скрываться от мужских глаз, тем более, что за недостаточное усердие в этом отношении их частенько наказывали.

«История, — думал Амальфи, — была бы куда более убедительным учителем, если бы она не повторяла все снова с поразительной точностью». Он шел по коридору, разыскивая вход в лифт и испытывая некоторую неловкость: Ди, весело шлепая босыми ногами, семенила за ним.

Добравшись до Астрономического отдела, они застали там Джейка за его обычным занятием: тоскливо уставившись в телескоп, наведенный в один из отдаленных уголков галактики, городской астроном рассчитывал в уме параметры эллиптической орбиты неизвестного объекта.

— Привет, — мрачно произнес он, неохотно переводя взгляд на Амальфи и Ди. — Амальфи, мне нужна помощь. Разве может человек работать без машин? Если бы вы включили Отцов Города…

— Скоро включу. Джейк, когда ты в последний раз смотрел назад — туда, откуда мы пришли?

— С тех пор, как мы вошли в Провал — ни разу. Не было необходимости. Да и что такое Провал? Царапинка на блюдце. Чтобы подобраться к решению действительно серьезных проблем, надо работать в более крупном масштабе.

— Это я знаю, и все-таки давай посмотрим. У меня возникло подозрение, что мы здесь, в Провале, не так одиноки, как думали вначале.

Джейк, подчиняясь просьбе мэра, перешел к панели управления и нажал несколько кнопок. Телескоп начал перемещаться.

— А что вы ожидаете увидеть? — спросил он. — Туман из железных иголок или заблудившийся мезон? А может, эскадру полицейских крейсеров?

— Вот-вот, — ответил Амальфи, показывая на экран, — не будете же вы утверждать, что это винные бутылки? По экрану яркой вереницей неслись полицейские корабли, испещряя пространство следами инверсии лжефотонов. Корабли были уже настолько близко от звезды Он, что испускаемый ею свет, мерцая, отражался от них.

— Нет, это не бутылки, — без особого интереса согласился Джейк. — Ну что, Амальфи, теперь я могу вернуть телескоп на место? Амальфи в ответ только усмехнулся. Он снова почувствовал себя молодым.

Хэзлтон вымазался в грязи по пояс. Длинные ошметки глины тащились за ним — Хэзлтон взбирался вверх по узкой шахте, направляясь к посту управления. Амальфи, склонив голову над шахтой, смотрел вниз на приближающегося коллегу, с удивлением отметив про себя, как побелело его лицо, обращенное вверх.

— Так что там с полицией? — бросил управляющий, еще не выбравшись из шахты. — Мне не удалось самому прослушать ваше сообщение. На нас напали — это был ад кромешный… Пришлось отбиваться изо всех сил. Я едва смог пробраться сюда.

Хэзлтон впрыгнул внутрь отсека, башмаки его оставляли на полу грязные глинистые следы.

— Я немного наблюдал за вашим сражением, — сказал Амальфи. — Похоже, что сплетни о Дне Движения долетели до бандитов.

— Это точно, — подтвердил Хэзлтон. — Так что с полицией?

— Полицейские уже рядом. Они приближаются к нам из северо-западного квадрата, уже сбросили мощность двигателей и послезавтра сядут здесь.

— Уверен, они охотятся не за нами, — сказал Хэзлтон. — Но мне непонятно, что заставило их преследовать бандитов на таком огромном расстоянии. Ведь им наверняка пришлось погрузиться в глубокий сон, чтобы добраться сюда. К тому же в нашей депеше о бандитах мы ничего не говорили о бестопливном двигателе…

— А мы и не должны были говорить о нем. Не сомневаюсь, что они ищут бандитов. Когда-нибудь я расскажу тебе притчу о больной пчеле — сейчас не время для этого. События развиваются слишком быстро. Надо быть наготове, что бы ни произошло. Расскажи о сражении.

— Было очень тяжело. На нас напали сразу пять городов-бандитов, включая, конечно, и Фабр-Суит. Два из них вооружены тяжелыми ракетами, принадлежащими примерно к той же эпохе, к которой относится Империя Хрунты в период ее расцвета… Я вижу, все это вам уже известно. Для них война с нами — священная. Мы суем нос в жизнь джунглей и ставим под сомнение их идею спасения через страдание или что-то в этом роде — у меня не было времени, чтобы обсудить с ними этот вопрос.

— Да… Такая мотивировка может оказаться убедительной и для цивилизованных городов. Не думаю, что жители Фабр-Суита действительно верят в джихад — с религией ведь они давно расстались. Это отменная пропаганда.

— В этом вы правы. На нашей стороне сражается всего несколько цивилизованных городов, в основном те, что поддерживали нас с самого начала. А все остальные сидят и ждут, пока мы не перегрызем друг другу горло. Наша слабость — в медлительности.

— Неприятелю тоже будет не хватать мобильности до тех пор, пока бандиты не выступят открыто, — задумчиво произнес Амальфи. — Ты не заметил никаких признаков того, что бандиты уже вступили в бой?

— Пока нет. Но долго они дожидаться не будут, а мы даже понятия не имеем, где они находятся.

— Уверен, что сегодня или завтра они будут вынуждены раскрыться. Сейчас самое время собрать всех женщин, уже прошедших процедуры у Ди, и приготовить их к выдвижению на позиции. Насколько я могу судить, твой план вполне может сработать. Как только я обнаружу бандитов, я сообщу координаты ближайшего к ним города-бандита, и вы сможете выйти на них оттуда.

Глаза Хэзлтона, поблекшие было от усталости, радостно заблестели.

— А как насчет Дня Движения? Думаю, вы понимаете, что если работа не будет доведена до конца, никакая из ваших закупорок против давления текучей среды не выдержит.

— Понимаю, — согласился Амальфи. — На это я и рассчитываю. Мы начнем точно в назначенный час. Если наши закупорки станут деформироваться, я плакать не буду. По правде говоря, я не знаю, как еще мы можем отвести тепло, которое будет выделяться.

На экране радара внезапно появился какой-то объект, и они оба повернулись, чтобы разглядеть его. Изображение напоминало фонтан, образованный бьющими во все стороны маленькими зелеными точками.

Хэзлтон бросился к прибору и быстро повернул переключатель масштаба — на экране появилась другая координатная сетка.

— Где же они?! — воскликнул Амальфи. — Ведь они должны быть здесь.

— Вон та точка в самом центре Юго-Западного континента, в виноградных джунглях, где гнездятся мелкие змеи — они скрываются в норы из-под самых ваших ног. Считается, что в этом месте находится озеро, заполненное кипящей грязью.

— Не исключено, что бандиты спрятались как раз под этим озером, окружив себя светозащитным экраном.

— Судя по всему, мы их вычислили. Но что это за фонтан на экране? Они чем-то стреляют вверх?

— Боюсь, это орбитальные мины, — сказал Амальфи.

— Мины? Веселенькое дело! — воскликнул Хэзлтон. — Бандиты, конечно, оставили проходы для отступления, но мы вряд ли сможем найти их. Похоже, они раскрыли над нами плутониевый зонт.

— Ничего, выберемся, а вот полицейские вряд ли сумеют сюда опуститься. Марк, по-моему, пора высаживать твоих женщин, только сначала надо их во что-нибудь облачить. Пожалуй, одетые они произведут на наших друзей большее впечатление…

— Держу пари, бандиты забегают, как наскипидаренные, — улыбаясь, пошутил управляющий. Он снова полез в шахту и вскоре исчез из виду.

Амальфи вышел на наблюдательную площадку, расположенную на верху башни управления. Отсюда был виден весь город, включая большую часть периметра его огромного основания. Башня — иногда по старой памяти ее называли почти забытым именем Эмпайр Стейт Билдинг — была самым высоким строением в городе.

В северо-западной части планеты, залитой ярким светом тропического заката, гремело сражение. Амальфи удалось разглядеть крошечные падающие фигурки — битва была в разгаре. Город взял на вооружение прием, используемый местными жителями. Они собирали грязь вокруг городов и хранили ее в переработанном и спрессованном виде; однако, в случае нападения на них быстро обращали грязь в ее первоначальное состояние, создавая вокруг себя болото. Жители джунглей перемещались на широких металлических лыжах, которые сами ониане вряд ли смогли бы изготовить. На них они свободно, не проваливаясь, скользили по грязи. Газовые снаряды, взрываясь, оставляли в небе огненные полукруглые следы, несущие смерть. Амальфи прекрасно понимал, что скоро появится и сам газ. В этом можно не сомневаться, ведь сражением руководили бандиты.

Ответный огонь со стороны города был почти невидим. Строители города не очень-то задумывались о необходимости ведения военных действий, и стволы его мощных пушек, предназначенных, в основном, для расчистки зоны посадки и, соответственно, направленные вниз, увязали в грязи. К счастью, мощнейшую пушку Бете в условиях соседства огромной планетарной массы использовать было невозможно. Иначе городу пришлось бы туго, ведь бандиты, в отличие от него, обладали этим грозным оружием.

Амальфи вдыхал запахи разворачивающегося сражения. На экране рядом с ним еще нельзя было разглядеть отчетливой картины битвы, но изображение, казалось, вот-вот прояснится. На специальном возвышении около кресла мэра находились три кнопки, которые, по его распоряжению, были выведены сюда еще четыре столетия назад и дублировали аналогичный набор, расположенный на балконе Городского Центра. С помощью этих кнопок мэр мог в критический момент решительно изменить ход событий. У него никогда не возникало сомнений в достаточности этих средств управления.

Со всех сторон со свистом проносились ракеты, обрушивая на город шквал бомб. Взрывы окутали дымом все вокруг, обломки металла то и дело с резким свистом проносились в воздухе. Амальфи даже не смотрел вверх. Причин для беспокойства не было: ведь самое слабое поле спиндиззи без труда отразит подобные угрозы. Через поляризованное гравитационное поле могли проникнуть только медленно движущиеся объекты, например, люди, перемещающиеся с естественной скоростью. Осторожно прикасаясь к заветным кнопкам, Амальфи всматривался вдаль.

Неожиданно, словно задутая свеча, исчезло солнце. Амальфи, который до путешествия на планету Он ни разу не видел тропического заката, почувствовал какую-то смутную тревогу, хотя внезапно опустившаяся темнота и казалась ему вполне естественной. Сражение продолжалось, летящие диски от взрывов ТДХ на темном фоне выглядели еще более отчетливо.

Спустя некоторое время завязался воздушный бой, о ходе которого можно было узнать только по отдельным видимым следам, оставляемым кораблями и ракетами. Судя по всему, воздушный флот Мирамона вступил в схватку с силами Фабр-Суита. Джунгли, словно насмехаясь, злобной стеной ограждали город.

Амальфи стоял, не сводя пристального взгляда с экрана — казалось, ничего другого сейчас для него просто не существовало. Никогда прежде ему не приходилось следить за подобным стремительным калейдоскопом событий, развивающихся в непосредственной близи от города. Мэру с трудом удавалось восстановить истинную картину происходящего. Голубые траектории снарядов, то и дело возникающие на экране в виде светящихся эллиптических отрезков, словно привычные изображения планет, приковывали к себе все его внимание. Прошел еще час.

Когда сражение в воздухе было на пике напряженности, Амальфи почувствовал, как кто-то тронул его за локоть.

— Босс…

Слово это дошло до Амальфи как будто с самого дна Провала. На краю экрана только что возник вздымающийся фонтан мин, которые без перерыва разбрасывали бандиты. Это означало, что О'Брайен, который контролировал действия ракет, с помощью роботов сумел сфокусировать камеры на бандитах. Мэр перевел взгляд на вершину минного фонтана, мысленно пытаясь предугадать направление его распространения. Приподнявшись на экране, фонтан где-то в слое атмосферы расплылся, образовав несколько орбитальных оболочек, полностью окруживших планету Он. Важно было знать, как высоко распространится эта орбита.

Но совершенная усталость голоса затронула в нем что-то глубинное.

— Да, Марк, — ответил Амальфи.

— Все кончено. Мы потеряли в сражении почти весь отряд, но все-таки успели высадить женщин на вырубку в джунглях как раз в том месте, где их могут заметить наблюдатели бандитов… Если бы вы видели, какое буйство это вызвало. — На какое-то мгновение в голосе управляющего промелькнуло оживление. — Жаль, что вас там не было.

— Я следил за всем на экране. Это почти то же самое. Прекрасная работа, Марк… Тебе, наверно, лучше отдохнуть.

— Сейчас? Но, босс… На экране проскочила какая-то линия, отчетливо напоминающая своей формой параболу; город почти мгновенно превратился в хаотичную груду белоснежных объектов, словно залитых чернилами. Свет звездного свода мгновенно погас. На экране беспорядочно прыгали мутно-желтые бесформенные пятна, как будто какой-то шутник расплескал по нему краску. Именно этого и ждал Амальфи.

— Газовая атака, Марк. — Амальфи слышал собственный голос словно со стороны. — Это, несомненно, Хаукесит. Это верная медленная и мучительная смерть. Всем одеть бариевые костюмы.

— Да, хорошо. Босс, ты все это время находился здесь? Так вы скоро сами доведете себя до смерти. Отдых вам нужен куда больше, чем мне.

Времени для ответа у Амальфи уже не оставалось. Съемочная ракета О'Брайена зависла над тем районом, где люди Хэзлтона высадили женщин. Там, действительно, творилось нечто невероятное. Амальфи щелкнул выключателем и вывел на экран изображение, поступающее с другой ракеты, которая на высоте одной мили крутилась над городом, сканируя всю зону сражения. С этой точки можно было разглядеть передвигающиеся в джунглях отряды солдат. Некоторые из них, уже успев приблизиться к границам города Амальфи, теперь поворачивали назад. Кроме того, новые и новые группы солдат выходили из онианских городов, до этого момента не принимавших участия в сражении, в коварном ожидании его результатов. Очевидно, они, наконец, решили нарушить нейтралитет — вот только чью сторону они примут?

Амальфи снова переключил экран. Появился крупный план образованного кипящей грязью знакомого озера у основания минного фонтана. Там тоже происходило нечто необычное: горячая жижа медленно поднималась вверх, удаляясь в стороны от центра озера. Чистая область в центре, будто образованная неведомым вихрем, становилась все шире и шире.

Город-бандит осторожно поднимался на поверхность. Прошло полчаса, прежде чем его окраины коснулись берегов озера. Черные полоски потянулись в затемненную пустоту джунглей: бандиты решились бросить в сражение собственные силы. Цель их не вызывала никаких сомнений: солдаты направлялись в ту сторону, где Хэзлтон высадил женщин.

Город-бандит остановился в ожидании. Несмотря на силовое поле, обусловленное огромной массой планеты Он, Амальфи ощущал знакомую легкую тошноту, вызываемую полем спиндиззи, работающего на средней мощности и куполом вздымающего бурлящую грязь.

Приближался рассвет. Суета вокруг города, в котором находились женщины — приманка Хэзлтона — понемногу стихала, но потом, когда один из отрядов бандитов добрался до него — вспыхнула с новой силой. Бандиты вступили в бой со своими союзниками.

Внезапно онианский город, находившийся в центре этой свалки, исчез из вида. От него осталась всего лишь огромная грибоподобная колонна радиоактивного газа, вызвавшего на экране беспорядочную сетку помех. Бандиты разбомбили город. Их солдаты медленно отступали к грязевому озеру. Они завладели женщинами и, двигаясь к укрытиям, вели арьергардные бои. Такая новость — Амальфи в этом не сомневался — распространится очень быстро.

Город Амальфи окутала густая пелена смертоносного оранжевого тумана. Пузырящийся газ, не имея возможности преодолеть наведенное спиндиззи экранирующее поле, медленно просачивался сквозь него — молекула за молекулой. Внезапно мэр подумал о том, что он забыл о газовой опасности, которая угрожает лично ему. Он попытался сдвинуться с места, но обнаружил, что не может пошевелиться. Что это?..

Бариевая паста. Очевидно, Хэзлтон, зная, что Амальфи не сможет покинуть пост, даже не пытался облачить его в защитный костюм — просто вымазал всего его пастой. Свободными остались только глаза, перед которыми красовалась прозрачная пластина, и ноздри: ощущение тяжести дыхания свидетельствовало о том, что управляющий не забыл и о дыхательном фильтре Кольмана.

Газ продолжал прибывать. Тягостное напряжение в городе бандитов и вокруг него усиливалось. Скоро оно станет невыносимым. Вверху, рядом с мечущимися по орбите минами, с великой осторожностью приближались первые полицейские корабли. Война в джунглях, распавшись на отдельные мелкие схватки, сделалась абсолютно бессмысленной. Похищение женщин бандитами вызвало среди враждующих ониан полнейшее смятение. Бандиты и цивилизованные города все свои силы бросили на уничтожение Фабр-Суита и его союзников. Было совершенно ясно, что продержаться долго Фабр-Суит не сможет. Но бандитам вполне хватит и небольшой задержки — они успеют убраться восвояси. Совсем скоро они улетят, забрав с собой ничего не понимающих, но радующихся своему освобождению онианских женщин, прихватив сырье для антинекротиков, запасы германия и все, что удалось раздобыть на этой планете. У бандитов будет достаточный срок, чтобы снова затеряться в глубине Провала еще до того, как полиция Земли блокирует планету Он.

Неожиданно гравитационное поле вокруг города бандитов, болезненно извиваясь, завихрилось — Амальфи каким-то внутренним чутьем безошибочно чувствовал это — и начало подниматься, отрываясь от кипящего грязевого озера. Бандиты улетали. Еще мгновение — и они проскользнут через минный зонт по только им одним известному проходу. Амальфи решительно нажал кнопку — единственную, которая на этот раз была к чему-то подсоединена.

День Движения наступил.

С поверхности планеты Он взметнулись шесть ослепительно белых колонн диаметром никак не менее сорока миль. Мягкая почва пришла в движение. Разрушенный Фабр-Суит прямо сидел на боку одной из них. Мгновение — и город-бандит превратился в разлетевшиеся хлопья пепла, порхающие на вершине добела раскаленного причудливого поршня.

Колонны с ревом поднимались все выше — пятьдесят, сто, двести миль — и, конечно, лопались, начиная с верхнего конца, словно кукурузные хлопья. Онианское небо заполнилось несущимися в разные стороны раскаленными стальными метеорами. Разбросанные в ближнем космосе мины, отрезанные невероятной силы полем спиндиззи от того мира, в котором они, словно спутники, совсем недавно свободно плыли, удалились в глубь долины Провала.

Метеоры постепенно догорали; появилось солнце.

Мир планеты Он двинулся под действием спиндиззи, магнитное поле которого перешло в момент движения. Планета превратилась в самый гигантский «город-Бродягу», когда-либо существовавший в пределах вселенной.

Времени на то, чтобы осознать происходящее и испугаться, не оставалось. Прежде, чем человеческий мозг смог бы воспринять этот невероятный факт, солнце яркой вспышкой промелькнуло мимо и превратилось в едва различимую точку и исчезло. Дальняя стена Провала пришла в движение, разделяясь на отдельные светящиеся точки.

Планета Он стремительно пересекала долину Провала. Амальфи, охваченный ужасом, попытался определить скорость, с которой город мчался, увлекаемый планетой, но тут же отбросил эту бесполезную затею. Планета Он находилась в движении — это все, что он мог четко осознать. Но скорость движения воспринять было невозможно. Лишь одно соображение не вызывало у мэра никаких сомнений: скорость этого импровизированного «города» находилась в соответствии с его невероятной массой, и он летел, проглатывая световые года словно надоедливых комаров. Сама мысль о том, чтобы попытаться каким-то образом управлять полетом, казалась просто смешной.

Звезды мелькали по сторонам мчащейся планеты, как светлячки. Приближалась противоположная сторона Провала. Планета постепенно отклонялась от гигантского облака, внутри которого она совершала невероятный перелет. Звезды остались далеко позади.

В поле зрения появилась поверхность блюдца, — в таком виде представлялась простирающаяся впереди галактика.

— Босс! Так мы выскочим за пределы галактики! Посмотри…

— Я знаю. Если уж мы поднялись над Провалом достаточно высоко, чтобы увидеть старое солнце планеты Он, я хотел бы взглянуть на него. Можешь настроить экран. Потом будет поздно.

Хэзлтон принялся за дело, которое отняло у него всего полчаса. Но и за это время звезды успели отстать от планеты Он настолько, что стал отчетливо виден серый шрам покинутой долины Провала — длинная тень тверди, усыпанная блестками. Онианское солнце маленькой точкой десятой величины продолжало светиться в ее глубине.

— Думаю, все получилось не так уж плохо. Но повернуть планету назад нам уже не удастся, а до следующей галактики придется добираться не менее тысячи лет. Не пора ли нам расстаться с планетой Он, босс? Боюсь, иначе мы утонем в этих глубинах.

— Пожалуй. Мы взлетаем немедленно. Включить двигатели.

— А наш контракт…

— Выполнен. Даю слово, что с ним все в порядке. Запустить спиндиззи!

Город пружиной взмыл ввысь. Планета Он не уменьшилась в небе над городом — она просто мгновенно исчезла из поля зрения, провалившись в межгалактическую яму. Если Мирамон еще жив, ему предстоит стать родоначальником совершенно новой нации — нации пионеров.

Амальфи снова повернулся к пульту управления. Бариевая оболочка раскололась и, свисая кусками, сползала с него. Мэр опять мог радоваться полной свободе. Воздух в городе все еще отдавал газом Хаукесита, однако, очистительные установки уже довели его концентрацию до безопасного уровня. Мэр принялся отводить город в сторону от того вектора, вдоль которого двигалась планета.

Хэзлтон беспокойно заерзал, сидя в кресле.

— Тебя мучают угрызения совести, Марк?

— Да, наверно, — уточнил Хэзлтон. — А разве в нашем контракте с Мирамоном есть какая-нибудь зацепка, позволяющая нам сбежать подобным образом? Я читал контракт очень внимательно, но ничего такого не заметил.

— Никаких зацепок нет, — с отсутствующим видом произнес Амальфи, перемещая рукоятку управления на пару миллиметров. — Ониане от этого никак не пострадают. Экран спиндиззи защитит их от потери тепла и атмосферы, а благодаря множеству вулканов у них будет даже жарче, чем им хотелось бы. К тому же, их технологических знаний достаточно для того, чтобы произвести необходимое количество электроэнергии. Так что в темноте они тоже не окажутся. Однако, у них все же не хватит возможностей, чтобы обеспечить освещение, необходимое для сохранения джунглей. Джунгли неизбежно погибнут. К тому времени, когда Мирамон со своими друзьями доберутся до подходящей звезды в галактике Андромеды, они уже изучат спиндиззи настолько, что смогут вывести себя на нужную орбиту. Кроме того, я не исключаю, что онианам придется по нраву кочевой образ жизни, и Он станет планетой-Бродягой. В любом случае — мы чисты. Мы обещали уничтожить джунгли на планете и слово свое сдержали. Тут не может быть никаких сомнений.

— Но нам ничего не заплатили, — заметил управляющий. — А чтобы вернуться в свою галактику, нам потребуется израсходовать уйму горючего. Бандиты ушли далеко, и полиция вряд ли сумеет достать их. К тому же бандиты могут подобраться к нам с тыла, а у них полно германия, антинекротиков и всего, о чем только можно подумать. Они захватили женщин. И не забывай, бандиты завладели секретом бестопливного двигателя.

— Не думаю, что это так, — вставил Амальфи. — Уверен, что они взорвались в тот самый момент, когда мы сдвинули Он.

— Хорошо, хорошо, — успокоился Хэзлтон. — Ты видишь гораздо больше меня, поэтому я полагаюсь на тебя. Но все-таки, может быть, ты объяснишь…

— Все просто. Бандиты захватили доктора Битла. В этом не было никаких сомнений, как-никак, именно с этой целью они и пришли на Он. Им был нужен бестопливный двигатель, и они знали, что доктор Битл владеет его секретом. Бандиты ведь, как и мы, слышали призыв о помощи, переданный агрономами. Итак, как только доктор Битл прибыл, они схватили его. Помнишь, какой шум подняли их союзники по поводу второго корабля агрономов? Не сомневаюсь, все это для того, чтобы отвлечь наше внимание. Их уловка сработала, и бандиты вытащили из ученого секрет заветного двигателя.

— Ну и?..

— Дело в том, — продолжал Амальфи, — что бандиты забыли простую истину: в любом городе-Бродяге всегда имеются люди, подобные доктору Битлу. Они одержимы великими идеями, которые разработаны и проверены лишь частично. Чтобы окончательно отшлифовать эти идеи, всегда не хватает каких-то технологических знаний, получить которые можно только взаимодействуя с другими культурами. Если у человека есть полностью проработанная идея, он вряд ли отправится в путешествие неизвестно куда. Пассажирами городов-Бродяг становятся только те, кто рассчитывает разбогатеть на какой-нибудь планете, где местное население обладает меньшими знаниями, чем они сами.

Хэзлтон задумчиво почесывал голову.

— Это правда. Такая же ситуация была у нас с машиной-невидимкой с Лирана. Она так и не заработала, пока не попала в руки доктора Шлосса.

— Именно так. Но у бандитов уже не оставалось времени. Они не могли вечно таскать бестопливный двигатель с собой в надежде встретиться с культурой, способной довести разработку до конца. Им было лень ждать. Бандиты попытались воспользоваться двигателем, но сами в этот момент находились внутри сильнейшего поля, наведенного спиндиззи. И что же произошло? Двигатель взорвался. Я предвидел такой поворот. Если бы нам не удалось за какую-то долю секунды оторваться от бандитов на несколько парсеков, двигатель доктора Битла взорвал бы и планету Он. Видишь, Марк, до чего может довести лень.

— А кто говорит, что лень может принести пользу? — заметил Хэзлтон.

Управляющий принялся размышлять о том, в каком месте лучше всего снова войти в покинутую городом галактику. Он решил выбрать район, отстоящий далеко от Провала. Хэзлтону пришлось напрячь все свое воображение, чтобы представить, как выглядит этот район с невидимой стороны, но он был вполне уверен в том, что там есть люди.

— Посмотрите, — сказал Хэзлтон, — мы войдем в том месте, где остановились последние волны Аколита. Помнишь ночь Хаджи?

Помнить это Амальфи не мог: тогда его еще не было на свете. Но он знал ту историю, о которой упоминал управляющий.

— Хорошо, — согласился Амальфи. — Думаю, нам пора привести, наконец, в порядок спиндиззи на Двадцать третьей улице. Мне надоело, что спиндиззи все время барахлит в самый неподходящий момент. Ты понял?

Хэзлтон почтительно кивнул. Напряжение спало. В дверях появилась Ди. Она еще не успела снять с себя противогазовый костюм и только откинула прикрывающую глаза защитную пластину.

— Все закончилось? — спросила девушка.

— Наше пребывание на планете Он завершено. Но мы продолжаем полет, если ты об этом. Полицейские никогда не успокаиваются, Ди. Рано или поздно, ты это усвоишь.

— И куда мы направляемся теперь?

Голос ее звучал точно так же, как когда-то давно — Амальфи не мог точно припомнить, когда именно это было — она вдруг спросила у Хэзлтона: «Что такое вольт, Джон?». На какое-то мгновение Амальфи ощутил в себе желание отослать из комнаты Хэзлтона под каким-нибудь предлогом, чтобы вернуться к тем временам, когда Ди, еще наивная и неопытная, постоянно досаждала ему самыми невероятными вопросами, а он всегда откладывал ответы на потом.

Да и на этот вопрос можно ли вразумительно ответить? Куда отправляются Бродяги? Они просто летят — вот и все. Если и существовала конечная цель, никто не мог знать, в чем она состоит.

Мэр героически подавил в себе прилив чувств и только пожал плечами.

— Между прочим, — спросил он, — какой сегодня день?

Хэзлтон взглянул на часы.

— Тысяча сто двадцать пятый день с начала операции, — ответил он.

Глядя куда-то в сторону, Амальфи наклонился и взял в руки шлем, сброшенный еще во время пребывания на планете Он. Собравшись с мыслями, он протянул руку к выключателю — настало время поговорить с Отцами Города.

Наушники тут же наполнились резкими криками.

— Спокойно, все в порядке, — проговорил мэр. — В чем дело?

МЭР АМАЛЬФИ, ВЫ ПЫТАЛИСЬ ВОЗДЕЙСТВОВАТЬ НА ЭТУ ПЛАНЕТУ?

— Нет, мы дали ей возможность двигаться в соответствии с собственными законами.

Наступило короткое молчание. Отцы Города приступили к обычным вычислениям. «Хорошо, что я решил выключить машину, ведь уже несколько веков она работала без отдыха, — подумал Амальфи. — Может быть, теперь мозги у нее немного проветрятся».

ОЧЕНЬ ХОРОШО. ТЕПЕРЬ МЫ ДОЛЖНЫ ОПРЕДЕЛИТЬ, В КАКОМ МЕСТЕ НАМ СЛЕДУЕТ ПОКИНУТЬ ПРОВАЛ. ПОДОЖДИТЕ НАШИХ УКАЗАНИЙ.

Хэзлтон и Амальфи улыбнулись друг другу. Амальфи продолжал:

— Мы входим в район последних звезд Аколита, и нам понадобится настолько снизить ускорение, что это может оказаться опасным. Нам крайне необходимо починить спиндиззи на Двадцать третьей улице. Охарактеризуйте ситуацию в указанном районе, пожалуйста…

ВЫ ОШИБАЕТЕСЬ. УПОМЯНУТОЕ ВАМИ СОЗВЕЗДИЕ НЕ МОЖЕТ НАХОДИТЬСЯ ПО СОСЕДСТВУ С ПРОВАЛОМ. КРОМЕ ТОГО, ДАВНО ИЗВЕСТНО, ЧТО ТАМОШНЕЕ НАСЕЛЕНИЕ ПОДВЕРЖЕНО МАССОВОЙ КСЕНОФОБИИ, И ДЕЛА С НИМ ЛУЧШЕ НЕ ИМЕТЬ. ЖДИТЕ. МЫ УКАЖЕМ ВАМ МЕСТО НА ЗАДНЕЙ СТЕНЕ ДОЛИНЫ ПРОВАЛА.

Амальфи бережно снял наушники.

— Стена Провала… — пробормотал он, отодвинув микрофон ото рта. — Это было так давно и так далеко.

 

5. МЕРФИ

Рев выходящего из строя спиндиззи — самый нервирующий шум в галактике. Диапазон высоких частот неразличим для человеческого слуха, но ощущение такое, словно болят одновременно много зубов. Вторая составляющая звука — более низкая его частота — похожа на скрежет разрываемого металла. Далее — плавный переход в следующую весьма сложную компоненту. Ее звук напоминает падение камней, шифера и стекла, водопадом обрушивающихся вниз на твердую поверхность. Это — средний регистр. В этом месте спектра частот издаваемого спиндиззи шума имеется какой-то болезненный надрыв. Остальные звуки более низкой частоты напоминают рыдание динозавра и постепенно, так же, как и звуки высокой частоты, уходят в неразличимый для уха диапазон. Заканчивается этот спектр частотами, вызывающими неудержимый понос и почти непреодолимое желание прикусить себе большие пальцы рук.

Этот шум, конечно же, доносился с Двадцать третьей улицы от неисправного спиндиззи и распространялся по всему городу. Только благодаря плотной изоляции корпуса отживающего свой век спиндиззи еще как-то удавалось выносить эту невероятную какофонию. О том, чтобы проникнуть внутрь звукоизолирующего кожуха не могло быть и речи; Амальфи и не помышлял об этом. Он обследовал ревущую машину с помощью приборов, предусмотрительно отключив аудиоканал. Часть звукового спектра, просачивающаяся сквозь стены города, сама по себе была ужасна, несмотря на то, насколько высоко располагался пульт управления.

Рука Хэзлтона промелькнула над левым плечом мэра, указав длинным пальцем на регистрирующую термопару.

— Установка начинает дымиться. Будь я проклят, если понимаю, как она протянула так долго. Когда мы взяли этот спиндиззи на борт, его модель уже устарела на двести лет, а то, что я проделал, ремонтируя его на планете Он, — всего лишь аварийные меры.

— Что мы можем сделать? — спросил Амальфи. Он даже не удосужился поднять глаза: настроение управляющего он всегда чувствовал безошибочно. Они так долго прожили бок о бок, что мэр давно уже пришел к выводу: точно так же, как привычка является второй натурой человека, сама эта натура — чаще совершенно непредсказуемая, а не исполненная смысла — является устойчивой привычкой. Рука управляющего, покоящаяся на правом плече Амальфи, сказала ему все о настроении Хэзлтона.

— Выключить эту установку мы не можем.

— Но тогда она взорвется. Кожух уже раскалился.

— Раскалился и вовсю вопит… Дай-ка мне минуту подумать.

Хэзлтон подождал. Через мгновение Амальфи сказал:

— Мы продолжим раскручивать ее. Если Отцы Города справлялись со спиндиззи до сих пор, может быть, они найдут выход из положения. Будем надеяться, что он обеспечит нам достаточную крейсерскую скорость. Жаль, мы не в состоянии произвести там еще один аварийный ремонт — слишком велик уровень радиации. Если мы попросим, Отцы Города отключат установку, но тогда людям придется входить в ее чрево, чтобы выполнить ремонтные работы. К тому же потребуется заново проводить настройку и пробный пуск. И проделывать это — уже поздно.

— Придется ждать не менее года, прежде чем человек получит возможность войти внутрь кожуха, — обреченно согласился Хэзлтон. — Хорошо. Какая сейчас у нас скорость?

— Ничтожна в сопоставлении с масштабами всей галактики. Однако, если ограничиться только созвездием Служителей, картина несколько меняется. Если мы сейчас прекратим снижать ускорение, нам понадобится в восемь раз больше времени по сравнению с полетом города на максимальной скорости. Не сомневаюсь, Марк, нас ждет тяжелое испытание.

— Извините меня, — прозвучал голос Ди. Она остановилась у входа в шахту лифта. — Что-то не так? Если вы заняты…

— Не более, чем обычно, — ответил Хэзлтон. — Как всегда, заботимся о нашем шкодливом ребенке.

— Вы говорите о спиндиззи на Двадцать третьей улице. Это видно по изгибу ваших спин. Почему вы не заменили его?

Амальфи и управляющий усмехнулись, глядя друг на друга, однако, лицо мэра тут же стало серьезным.

— А действительно, почему нет? — внезапно отреагировал он.

— О господи, босс, ты представляешь, сколько это может стоить? Отцы Города за такое предложение обвинят тебя в преступных действиях. — Хэзлтон надел шлем. — Проверка городской казны, — скомандовал он в микрофон. — До сегодняшнего дня им никогда еще не приходилось самим управлять спиндиззи на максимальной мощности. Мне кажется, что, немного помучившись, они сами предложат заменить установку, даже если нам придется целый год голодать. Кроме того, у нас должны быть деньги. Пока мы находились на планете Он, было добыто довольно много германия. Не наступило ли, действительно, время сменить этот спиндиззи.

Ди легкой походкой прошла вперед, свет поблескивал в ее глазах.

— Это правда, Джон? — спросила она. — Я думала, что мы потеряли очень много на Онианском контракте.

— Мы не богаты, но могли бы быть, не упусти возможности собрать сырье для антинекротиков в довольно значительных масштабах.

— Но когда?.. Нам же пришлось удирать, — сказала Ди.

— Да. Но, если судить по германию, наши дела не так уж плохи. Настолько неплохи, что мы в состоянии купить новый спиндиззи. Я прав, Марк?

Хэзлтон немного помолчал, прислушиваясь, не сообщат ли что-нибудь Отцы Города. Затем он снял наушники.

— Похоже, что так, — согласился он. — Во всяком случае, мы без труда сможем оплатить ремонт спиндиззи или даже приобрести другую восстановленную машину более поздней модели. Все зависит от того, есть ли в созвездии Служителей сервисная планета и сколько придется платить за пользование ангаром.

— Наверняка, тарифы там не так уж высоки, и мы сможем заплатить, — произнес Амальфи в задумчивости, выпятив нижнюю губу. — Район Служителей — тихая заводь. Насколько я помню, впервые он был заселен беженцами, спасавшимися от анти-земного погрома в системе Малар в результате падения Веги. В библиотеке любой планеты можно найти сведения об этом событии. Ты сам напомнил мне об этом, Марк: это Ночь Хаджи. Значит, Служители не так уж далеки от торговых путей, и там, должно быть, довольно оживленно.

Амальфи нахмурился.

— Я вспоминаю, что когда-то созвездие Служителей было важным источником топлива в этой части галактики. Можешь не сомневаться, Марк, там есть, по крайней мере, одна сервисная планета. Не исключено, что найдется даже работа для города.

— Звучит привлекательно, — произнес Хэзлтон. — Даже слишком заманчиво. Так или иначе, босс, нам придется садиться в скоплении Служителей. Машина на Двадцать третьей улице не позволит нам набрать достаточную скорость для продолжения полета. Когда я проверял наши денежные запасы, Отцы Города сообщили мне об этом.

Голос Хэзлтона казался усталым. Амальфи взглянул на него.

— Согласись, Марк, тебя ведь волнует не это. С подобными проблемами мы сталкиваемся постоянно и справиться с ними не так уж сложно. Тебя беспокоит что-то другое. Может быть, полицейские?

— Ты прав, они, — угрюмо ответил Хэзлтон. — Я понимаю, что поблизости не может быть полицейских, которые знают нас. Ты имеешь представление о том, какова общая сумма наших неоплаченных штрафов? Мне кажется, если полиция, действительно, ищет нас, то где бы мы ни находились, мы не можем чувствовать себя в безопасности. Расстояния для них не существует. Боюсь, они не забыли про нас.

— Почему, Марк? — спросила Ди. — Мы же не совершили никаких серьезных проступков.

— Можно набрать и по мелочам, — ответил Хэзлтон. — Мы очень давно не видели своей штрафной карточки. Если нас, в конце концов, поймают, нам придется заплатить сполна. Произойди это сейчас — и мы окажемся банкротами.

— Ерунда, — успокоила его Ди. Как и всех прошедших натурализацию относительно недавно, вера в могущество приютившего ее города-государства была у Ди совершенно безграничной. — Мы найдем работу и восполним свои запасы. Какое-то время будет трудно, но мы все преодолеем. Нашим людям доставалось и раньше, но они прошли все испытания.

— Люди — да, но город — нет, — вставил Амальфи. — В этом Марк прав. В соответствии с законом город, ставший банкротом, подлежит уничтожению. Это, кстати, довольно гуманный закон. Он не позволяет мэрам и управляющим вовлекать в поисках работы обанкротившиеся города в длительные полеты, в ходе которых добрая половина находящихся на борту жителей может умереть из-за упрямства власть предержащих.

— Это точно, — заметил Хэзлтон.

— И все же я думаю, бояться нечего, — спокойно продолжал Амальфи. — Ты верно говоришь, Марк, но с выводами твоими я не согласен. Полиция никак не может добраться сюда из того района, где находилась планета Он. Мы и сами не знали, что окажемся в созвездии Служителей. Сомневаюсь, что они вообще могли определить, куда подевалась планета, а уж наш курс после того, как мы от нее отделились, и вовсе проследить было невозможно. Разве не так?

— Конечно. Но…

— Если полиция Земли из-за мелких нарушений начнет приводить в готовность своих коллег по всей галактике, — настаивал Амальфи, — то местная полиция вообще не сможет выполнять своих прямых обязанностей. Полиция Земли только и занималась бы регистрацией, проверкой и систематизацией сигналов, постоянно приходящих отовсюду — от миллиона населенных планет. А преступники повсюду наслаждались бы свободой, внося свою лепту в криминальную статистику. Так что, Марк, можешь мне поверить: полиция здесь о нас ничего не слышала. Ситуация совершенно нормальная. У полиции Служителей нет никаких оснований воспринимать нас иначе, как обычных законопослушных Бродяг. В конце концов, мы таковыми и являемся.

— Хорошо, — сказал Хэзлтон, тяжело вздохнув. Но Амальфи уже не услышал ни этого слова, ни вздоха. В это мгновение главный экран, на котором прежде красовалось скопление холмистых, словно гранулированных, звезд Служителей, ослепительно вспыхнул. Пронзительный свист полицейской сирены сотряс стены поста управления.

Полицейские, важно расхаживали по всему городу. Они по-хозяйски расположились в кабинете Амальфи, в Городском Центре, всем видом показывая непоколебимую уверенность в своем неоспоримом превосходстве. Как будто вся галактика была их личной собственностью. Форма местной полиции полностью отличалась от той, что была в ходу на Земле, и напоминала обычные космические скафандры. Местные полицейские носили черные костюмы, отделанные серебряной тесьмой и перепоясанные широкими ремнями модели Сэма Брауна. Ноги их были обуты в высокие, до блеска начищенные башмаки. Упитанные головорезы, облаченные в плотно пригнанные костюмы, живо напомнили Амальфи события, предшествовавшие Ночи Хаджи — весьма знаменательному событию в истории космических полетов.

Полицейские были вооружены тяжелыми и громоздкими мезонными пистолетами. Это оружие, довольно неудобное в обращении, при стрельбе надо было держать обеими руками. Амальфи был весьма удивлен тем, что эта современная модель добралась в такую даль: звезды Служителей вполне можно было назвать краем вселенной. Пистолеты устарели едва ли не больше, чем на столетие.

Оружие полицейских поведало Амальфи о многом; очевидно, что созвездие Служителей относительно недавно имело контакты с одним из кочующих городов — они, словно пчелы, опыляющие цветы, постоянно сновали по всей галактике. Становилось ясно, что подобные контакты вряд ли были редкостью, как можно было бы предполагать.

На разработку технологии, которая позволила бы организовать столь массовое производство мезонных пистолетов, чтобы можно было вооружить ими обычных полицейских, в свое время потребовались многие годы. Немало времени, вероятно, ушло и на то, чтобы освоить эту технологию в условиях скопления Служителей. Мезонные пистолеты у местных полицейских бесспорно свидетельствовали о частых контактах с Бродягами, что в, свою очередь, указывало, как и рассчитывал Амальфи, на существование здесь планеты-ангара, пригодной для длительной стоянки города и ремонта вышедшего из строя спиндиззи.

Мезонные пистолеты сказали Амальфи и кое-что иное, что ему совсем не нравилось. Мезонный пистолет был плохим оружием противодействия живой силе противника.

Он гораздо больше подходил для разрушения преград.

Полицейские продолжали с самодовольным видом, топая, расхаживать по кабинету Амальфи, однако, пол был устлан толстым ковром, и они выглядели довольно комично. Мэр никогда не работал в своем старомодном роскошном кабинете, большую часть которого занимал огромный красного дерева стол и другие антикварные вещи. Он пользовался кабинетом только в особых случаях, когда требовалось соблюдать официальный протокол. Почти все время Амальфи проводил в башне управления, вход в которую был закрыт для лиц, не являющихся гражданами города.

— Вы кто такой? — рявкнул полицейский лейтенант в сторону Хэзлтона. Управляющий не ответил, указав движением головы на сидящего в кресле Амальфи, и не отрывая взгляда от большого экрана.

— Вы — мэр этого города? — требовательно произнес лейтенант.

— Именно, — ответил Амальфи, вынимая сигару изо рта и пристально глядя на полицейского. После короткого раздумья он заключил, что лейтенант ему определенно не нравится: слишком тучным он казался. Если человек начинает толстеть, словно бочка, он должен делать это с достоинством. По крайней мере, сам Амальфи успешно справлялся с этой задачей. Рыхлые люди всегда вызывали у Амальфи раздражение.

— Отвечай на вопрос, толстяк, — наседал на него полицейский. — Чем вы занимаетесь?

— Нефтяной геологией.

— Ты лжешь. Ты имеешь дело не с каким-нибудь там четвероразрядным тупицей, Бродяга. Это же звезды скопления Служителей.

Хэзлтон с подчеркнутым удивлением взглянул на лейтенанта, после чего вновь обратился к экрану, на котором теперь не было никаких звезд.

Этот наигрыш остался совершенно незамеченным полицейским.

— Города-Бродяги не занимаются нефтегеологией, — сказал он. — Если бы вы не знали, каким способом добывать нефть и делать из нее продукты питания, то давно умерли бы с голоду. Отвечайте прямо, не то я сочту вас праздношатающимися и не на шутку рассержусь.

— Наше основное занятие — нефтяная геология, — спокойно повторил Амальфи. — Естественно, что с тех пор, как мы поднялись в воздух, наши специалисты разработали несколько необычных технологий, но все они базируются на геологии нефти. Мы ведем нефтеразведку на тех планетах, которые в этом нуждаются. — Несколько секунд мэр пристально изучал свою сигару, после чего снова вставил ее в рот. — Хочу заметить, лейтенант, что вы зря пытаетесь обвинить нас в бродяжничестве. Вы не хуже нас знаете, что законы, ограничивающие перемещение Бродяг, однозначно запрещены первой статьей Конституции.

— Конституции? — рассмеялся полицейский. — Если вы имеете в виду Конституцию Земли, то мы давно забыли, что это такое. Здесь звезды скопления Служителей, вы что, не понимаете? Следующий вопрос: у вас есть какие-нибудь деньги?

— Денег у нас достаточно.

— А сколько это — достаточно?

— Если вы хотите знать, есть ли у нас свободный капитал, Отцы Города дадут вам совершенно определенный ответ при условии, что вы обеспечите их необходимыми для вычислений данными о вашей денежной системе. Полагаю, что ответ, скорее всего, будет положительным. Кроме того, хочу напомнить: мы не обязаны отчитываться перед вами о своей прибыли.

— Послушайте-ка, — сказал лейтенант, — только не надо играть со мной в космического адвоката. У меня нет желания болтаться тут у вас. Я лишь удостоверюсь в том, что у вас есть деньги, если, конечно, ваши доходы носят законный характер.

— Мы хорошо подзаработали на планете Он, довольно далеко отсюда. Ониане наняли нас, чтобы мы очистили их планету от джунглей, которые им сильно досаждали. Мы решили эту проблему, придав нужное положение планетарной оси.

— Что? — спросил полицейский. — Придали нужное положение оси? Это, наверно, было не очень просто.

— Это точно, — с гордостью подтвердил Амальфи. — Нам пришлось устранить перекос целой планеты.

— Ну-ну. Отцы Города могут показать мне ваш контракт? Что ж, хорошо. А куда вы сейчас направляетесь?

— В ангар. У нас неисправен спиндиззи. После этого мы опять улетим. Вы, кажется, уже давно прошли ту стадию, когда нефть имеет хоть какое-нибудь значение.

— Да, у нас тут все модернизировано, не то что у многих далеких провинциалов, о которых вам, наверняка, приходилось слышать. Созвездие Служителей — совсем другое дело.

Лейтенант, видимо, решил, что слегка уклонился от подобающего ему стиля поведения. Голос его опять стал резким и бесцеремонным.

— Ну что ж, может быть, у вас все в порядке. Пожалуй, я пропущу вас. Только проваливайте быстрее; куда вы там собираетесь? И не вздумайте останавливаться, поняли? Если будете вести себя хорошо, может быть, я смогу вам чем-то помочь.

— Прекрасно, лейтенант, — сказал Амальфи. — Постараемся не досаждать вам, но если вдруг нам понадобится ваша помощь, к кому нам обращаться?

— Лейтенант Лернер, Сорок пятый отряд по охране границы.

— Хорошо. Да, минутку — пока вы не ушли. Я собираю разноцветные планки от медалей; знаете, у каждого есть свое хобби. У вас, я вижу, совершенно необычная награда, вон та, на фиолетовой подвеске. Говорю это как специалист. Не согласитесь ли продать ее? О самой медали я не говорю. Подвеску-то вам, наверняка, заменят.

— Даже не знаю, — засомневался лейтенант Лернер. — Это против инструкций.

— Понимаю и готов возместить штраф, который на вас могут наложить. Марк, попроси, чтобы принесли чек на пятьсот Бро-долларов. Лейтенант, я не сомневаюсь, что медаль, ради которой вы рисковали своей жизнью, не имеет цены. Пятьсот — это сумма, которую Отцы Города выделили мне в этом месяце на личные расходы. Сделайте одолжение — примите их.

— Ну что ж, пожалуй, — согласился лейтенант. Он снял полоску бледной фиолетовой ткани, приколотую к его нагрудному карману, и неуклюжим, с претензией на элегантность жестом положил ее на стол. Хэзлтон молча протянул ему чек, который полицейский, как бы невзначай, положил в карман.

— Итак, Бродяги, держитесь своего курса. Пошли, ребята. Мы возвращаемся в шлюпку.

Трое головорезов чинно направились к лифту и тут же исчезли из виду, проскользнув во фрикционное поле с плохо спрятанным испугом на физиономиях. Амальфи ухмыльнулся. Очевидно, принципы молекулярной валентности и фрикционных полей были для них делом совершенно незнакомым.

Хэзлтон подошел к шахте и уставился вниз. Затем он спросил:

— Послушай, босс. Эта подвеска — совершенно обычная. Три столетия назад полиция Земли раздавала такие медали десятками тысяч. Ими награждали даже новобранцев, которые отличились только тем, что сумели вовремя вскочить с постели, заслышав сигнал тревоги. С каких это пор такая ерунда стоит пять тысяч долларов?

— Вот с этих самых пор, — отшутился Амальфи. — Лейтенант явно хотел, чтобы ему дали взятку, а когда даешь взятку, всегда удобно сделать вид, что ты что-то покупаешь. Пришлось дать такую большую цену. Ему ведь придется поделиться со своими парнями. Если бы мы не подмазали его, уверен, лейтенант потребовал бы показать журнал нарушений.

— Я так и понял, наш журнал тоже не слишком чист. Об этом я уже говорил. Однако, Амальфи, мне кажется, ты зря потратил деньги. Если бы он действительно хотел посмотреть журнал, то сразу бы сделал это. Журнал его совсем не интересовал.

— Возможно, — согласился Амальфи. Он задумчиво затянулся сигарой. — Чего же надо было лейтенанту, Марк?

— Не понимаю, зачем им держать дозорных в такой дали, за несколько парсеков от скопления Служителей. Этого растяпу не интересовало, нарушаем мы закон или нет. Он даже не пытался проверить, не бандиты ли мы. Подумай, он вообще не спросил, кто м ы такие.

— Значит, Служители еще не имели удовольствия встретиться с бандитами.

— Наверняка, — согласился Хэзлтон. — Вообще, слишком уж легко удалось всучить ему взятку. Если патруль ищет что-нибудь конкретное, его не так просто умаслить. Это относится даже к полностью коррумпированным обществам. Не могу понять.

— Мне кажется, — сказал Амальфи, устанавливая переключатель в положение «выключено», — от Отцов Города сейчас никакого проку не будет. Я дал им возможность прослушать всю нашу беседу, но ничего путного они сказать не могут. Болтают что-то о нашем транжирстве да сокрушаются по поводу моего бессмысленного хобби. Как будто оно у меня есть! Они совершенно не способны правильно оценить интонацию, с которой произносятся слова. Будь я проклят, Марк! Мы упустили что-то важное и очевидное. Какой-то решающий момент. И вот мы летим к скоплению Служителей, не имея ни малейшего представления о том, что нас ждет!

— Босс, — обратился к нему Хэзлтон. Голос управляющего неожиданно прозвучал настолько холодно, что Амальфи поспешно повернулся на кресле в его сторону. Хэзлтон по-прежнему пристально всматривался в большой экран. Звезды скопления Служителей проступали на нем мутным пятном: до звезд было еще далеко, и они еще не выделились в отдельные точки.

— Что случилось, Марк?

— Посмотри туда. Видишь темную область на самом краю скопления?

— Да, там довольно обширное пространство без звезд. — Амальфи пристальнее всмотрелся в то место на экране, куда указывал Хэзлтон.

— Явно имеется спектроскопическая пара, причем красный карлик находится довольно далеко от всех других объектов…

— Ты близок к истине. Посмотри внимательно на этого красного карлика.

Амальфи заметил, наконец, небольшое зеленое затемнение. Экран был настроен таким образом, что города-Бродяги отображались на нем зеленым цветом, но ни один город не мог иметь подобных гигантских размеров. Зеленое пятно покрывало такую область, которая вполне могла затемнить обычную планетарную систему вроде Солнечной.

Амальфи поймал себя на том, что его крупные передние зубы непроизвольно перекусили сигару надвое, и вытащил «бывшую» сигару изо рта.

— Города… — пробормотал он и сплюнул. Он почувствовал вдруг резкую горечь во рту и тут же сообразил, что сигара тут ни при чем. — Это не город. Там их с о т н и!

— Да, — подтвердил Хэзлтон. — Это ответ на твой вопрос, босс. По крайней мере, часть ответа. Там просто джунгли.

— Джунгли Бродяг.

Амальфи резко изменил курс, намереваясь обойти скопление городов-Бродяг на почтительном расстоянии. Затем, сбросив скорость, он распорядился, чтобы О'Брайен послал телеуправляемые ракеты. Сделать этого раньше он не мог, поскольку, обладая лишь немного более высокой, чем сам город, скоростью, ракеты не смогли бы принести заметной пользы. Теперь же они передавали совершенно фантастическую и ошеломляющую картину.

Пустынная зона, в которой обосновались странствующие города, находилась довольно далеко от края скопления Служителей, со стороны, обращенной к остальной части галактики. Хэзлтон обратил внимание мэра на то, что ближе всего к этой области находился огромный тройной сгусток, состоящий из двух звезд типа G и одного красного карлика, размеры которого почти вдвое превосходили солнце созвездия Альфа Центавра. Тройка эта имела одну отличительную особенность: две G-звезды располагались неподалеку друг от друга, образуя спектроскопическую пару. Соседство звезд было столь тесным, что даже с такого малого расстояния, на котором находился сейчас от них город Амальфи, воспринять их порознь можно было только с помощью очень мощной телеустановки Дирака — Динвидди. В то же время красный карлик отстоял от этой пары довольно далеко, углубившись в область межзвездной пустоты. Расстояние между ним и двумя другими звездами в этой тройке составляло никак не менее четырех световых лет.

Вокруг карлика, объятого слабым, холодным огнем, сосредоточилось более трех сотен городов-Бродяг. На экране они казались бесконечным, безграничным облаком зеленых точек, словно фантастическая астероидная река. Города метались по своим орбитам вокруг красного карлика, постоянно проходя мимо друг друга. Их концентрация достигала особенно большой величины вблизи центрального солнца, излучение которого было столь велико, что оно почти поглощалось кодированным светом Динвидди. Но на орбитах в три миллиарда миль появлялись и более поздние пришельцы — защитным экраном спиндиззи взаимно предпочтительно было бы не попадать в близкий контакт между собой.

— Довольно пугающая картина, — вымолвила Ди, не отрывая взгляда от экрана. — Я знала о существовании других городов-Бродяг, особенно после нашего столкновения с бандитами. Но чтобы так много! Мне казалось, что и во всей галактике не наберется трех сотен.

— Явное преуменьшение, — назидательно произнес Хэзлтон. — Последняя перепись выявила около восемнадцати тысяч городов. Так ведь, босс?

— Да, — подтвердил Амальфи. Как и девушка, он не мог оторвать глаз от экрана. — Но я понимаю, о чем хочет сказать Ди. Меня это тоже очень пугает, Марк. Видимо, в этой части галактики произошло нечто такое, что привело к полному краху экономики. Какая еще сила могла вызвать к жизни подобные джунгли. Очевидно, власти скопления Служителей с помощью какой-то хитрости привели сюда Бродяг, чтобы создать небывалую конкуренцию и на выгодных для себя условиях выбрать несколько городов, которые им необходимы.

— Другими словами, они хотели заполучить дешевых рабочих, — сказал Хэзлтон.

— Но зачем?

— Можно только гадать. Предполагаю, они хотят провести в своем созвездии что-то вроде индустриализации и перейти на полное самообеспечение, чтобы не зависеть от депрессии. Бог знает, что тут происходило. С уверенностью можно сказать лишь одно: как только мы оживим сломанный спиндиззи, надо сразу же убираться отсюда. Никакой работы здесь не будет.

— Не думаю, что могу с тобой согласиться, — вставил Хэзлтон, удобнее располагаясь в кресле. Ловкость, с которой он это проделал, была поистине невероятной. Создавалось впечатление, что суставы его свободно вращаются в любом направлении. — Если бы здесь проводили индустриализацию, это означало бы, что и депрессия происходит здесь, а не где-то в другом месте. Может быть, они угодили в кризис перепроизводства и остались без средств. Это вполне вероятно, особенно в том случае, если система распределения у Служитилей столь же несправедлива, как в других провинциальных районах. Если тут в ходу совершенно обесценившийся доллар, то мы можем чувствовать себя в безопасности.

Амальфи задумался. Слова Хэзлтона показались ему вполне логичными.

— Надо подождать. Посмотрим, как будут развиваться события, — сказал он. — Допускаю, что ты прав. Но все-таки одно созвездие, даже переживающее стадию бурного расцвета, не в состоянии обеспечить всем необходимым три сотни городов. Технология неизбежно пришла бы в полный упадок. А разве может привлечь Бродяг район, где не хватает денег? Из таких мест, наоборот, уходят.

— Не обязательно. А что, если кругом перепроизводство? Вспомни, что происходило на Земле во время Эры Националистов. Художники и другие люди с незначительными доходами уходили из государства гамильтонианцев — забыл, как оно называлось, — и селились в маленьких странах с гораздо более слабой валютой.

— Тогда была совсем другая ситуация. Господствовала смешанная денежная система…

— Мальчики, позвольте вмешаться в вашу биржевую дискуссию, — насмешливо произнесла Ди. — Что-то я тут не все понимаю. А что, если экономика потерпела крах на всех звездах, до которых отсюда можно добраться? Каким образом — не знаю. Вам виднее. У нас на Утопии экономика развивалась циклически, она словно застыла, многократно проходя одни и те же стадии. Думаю, вы меня простите, но я не понимаю, о чем идет речь. Но в любом случае — падают тут деньги в цене или поднимаются — ничто не мешает нам улететь отсюда, как только мы починим спиндиззи.

Амальфи потряс головой.

— Это-то меня и пугает, — сказал он. — Здесь, в джунглях, собралось огромное количество Бродяг. Что, у всех одновременно сломались двигатели? Этого же не может быть. Если существует какое-то место, где дела обстоят лучше, почему они не отправятся туда? Почему они торчат здесь в такой тесноте? Ведь скопление Служителей, если приглядеться, — всего лишь забытое богом созвездие. Как будто во всей вселенной нельзя найти лучшего места. Как-никак, Бродяги никогда не стремились вести сидячий образ жизни, да и особой общительностью они не отличаются.

Хэзлтон, слегка прикрыв глаза, принялся барабанить пальцами по подлокотникам кресла.

— Деньги — источник энергии, — объявил он. — Правда, не могу сказать, что из-за этого я люблю их сильнее. Чем дольше я думаю о той ситуации, в которой мы оказались, тем больше мне кажется, что выбраться отсюда нам будет не так уж просто. Не стоило нам улетать с планеты Он.

— Может, и так. Амальфи снова обратился к пульту управления. Хэзлтон всегда обладал большой проницательностью. Однако, это его свойство имело одно весьма неприятное, на взгляд мэра, следствие. Иногда управляющий был склонен тратить слишком много времени, рассуждая о ситуации, обстоятельства которой, несомненно, прояснятся сами собой.

Город приближался к долгожданному ангару, к планете со странным названием Мерфи. Маневрирование среди сбившихся в кучу звезд было делом довольно тонким, и мэр собственноручно повел город к цели. Отцы Города, конечно же, справились бы с этой задачей и провели бы город между накладывающимися друг на друга гравитационными полями. В итоге они посадили бы его на поверхность Мерфи, но на это потребовался бы добрый месяц.

Хэзлтон мог выполнить эту непростую работу гораздо быстрее, но вездесущие Отцы Города наверняка не сводили бы с него своих электронных глаз и, не прекращая своих вечных вычислений, пристально следили бы за всеми его действиями. Малейшая ошибка — и они отобрали бы управление. В подобных ситуациях Амальфи всегда оказывался незаменимым. Отцы Города были плохо приспособлены к выполнению столь тонких задач.

Амальфи обычно полагался на свою необычайную интуицию, которая позволяла ему безошибочно ориентироваться в пространстве, точно оценивая взаимное влияние огромных планетарных масс. Именно эти качества и сделали Амальфи пилотом-виртуозом. К тому же власть Отцов Города на Амальфи не распространялась. В их распоряжении была всего одна крайняя мера — лишить его должности, но на это они могли пойти только в самых чрезвычайных обстоятельствах.

Изображение планеты Мерфи на экране росло, как на дрожжах, и инженеры начали стекаться к пульту управления. Они приводили в действия свои панели, пользуясь собственными ключами, пролежавшими без дела более трех столетий с того времени, как на борт в последний раз взяли новый спиндиззи. Подготовка спиндиззи к установке была делом непростым. Замена хотя бы одного спиндиззи в городе требовала повторной настройки всех других. Работа еще более осложнялась тем, что сломавшийся спиндиззи находился в зоне повышенной радиации. Местные инженеры — работники ангара на планете Мерфи — наверняка владели необходимыми специальными средствами. Процедура удаления ядовитых газов, например, давно уже стала стандартной и всегда выполнялась до начала ремонта. Но никто лучше самих горожан не знал особенности конкретной двигательной установки. Да и каждый город по-своему уникален.

Глядя на экран, Амальфи постепенно приходил к выводу, что Мерфи представляет собой обычную, ничем не выдающуюся планету. Размерами она совсем немного превосходила Марс, но, находясь гораздо ближе к своему солнцу, очевидно, обладала более пригодными для жизни условиями. Поверхность планеты казалась совершенно пустынной. После того, как город подошел к Мерфи еще ближе, Амальфи разглядел длинный, протянувшийся миль на двадцать, ангар. Однако, многочисленные, расположенные на равных расстояниях друг от друга, кратеры, несомненно, представлявшие собой творение человеческих рук, были совершенно пусты.

— Плохо дело, — пробормотал Хэзлтон. Представшая их глазам картина, действительно, не обещала ничего хорошего. Город скользнул за горизонт. Хэзлтон тяжело дышал сквозь плотно сжатые зубы. До Амальфи донесся негромкий шум, послышались чьи-то шаги — несколько инженеров, всматриваясь в экран, тихонько подошли ближе, остановившись у него за спиной.

— Занять посты! — прорычал мэр. Инженеры, словно подхваченные ветром листья, разлетелись по своим местам.

На поверхности внешне праздной планеты виднелся какой-то город, показавшийся Амальфи на редкость большим. Город возвышался над Мерфи словно неведомый пришелец, однако, в отсутствие экранирующего поля спиндиззи он казался беззащитным, обнаженным гигантом, беспомощно раскинувшим обессиленные конечности. Причины, по которым стоящий в ангаре город снял защитное поле, были совершенно ясны, и все-таки вид его произвел на Амальфи тяжелое впечатление. Не часто приходилось мэру наблюдать столь тяжелое зрелище: огромный город, словно разделанная туша в корыте, неподвижно распластался перед его взором. По периметру города наблюдалась непонятная активность. Амальфи не мог отделаться от впечатления, будто мириады бактерий копошатся там, взяв пленника в плотное кольцо.

— По-моему, Ди не так уж далека от истины, — сказал Хэзлтон. — У них было достаточно средств, чтобы встать на ремонт, так что деньги в районе скопления Служителей еще что-то стоят. Город пошел на ремонт, значит, сохранил еще какие-то надежды. Наверно, есть такое место, куда горожане мечтают направиться. Не сомневаюсь, что мы сможем получить от них полезную информацию. Этот город не позволил скоплению Служителей обобрать себя. Думаю, что единственным разумным объяснением существования тех джунглей, которые мы наблюдали, является необычная хитрость, позволяющая местным жителям обманывать пришельцев. Мне кажется, прежде, чем садиться, нам лучше установить связь с этим городом. Есть шанс узнать, что нас там ждет.

— Ни в коем случае, — отрезал Амальфи. — Займи свое место, Марк.

— Почему? Вреда-то от этого не будет.

На сей раз Амальфи не ответил. Необычайно острое предвидение, столь характерное для мэра, уже подсказало ему нечто такое, что мгновенно превратило все аргументы Хэзлтона в полнейшую бессмыслицу. Если бы управляющий продолжал следить за своим экраном, он и сам бы понял, в чем дело.

Внезапно пульт управления ожил: направленные сигналы интенсивно прощупывали город. Автоматические радиомаяки на башне управления, расположенной на поверхности планеты Мерфи, приглашали город в док. Амальфи, подчиняясь, повернул рукоятку управления, ожидая появления мерцающего оранжевого сигнала, подтверждающего приглашение Бродягам опуститься на планету. Амальфи принялся выводить город на посадку. Внизу под ним лежала бесцветная равнина, ничего хорошего не предвещающая.

Сигнал все не появлялся. Очевидно, дела на Мерфи шли так плохо, что весь персонал ангара покинул его, отправившись на поиски более выгодной работы. Если это действительно так, то за непредвиденной посадкой города наблюдать будет только автоматика.

С большой неохотой Амальфи снова подключил Отцов Города. Посадка не предвещала никаких политических осложнений, а значит, не было видимых причин занимать людей этой рутинной процедурой. Отцы Города в состоянии сами справиться с этой задачей.

— Это наша первая посадка после планеты Он, — сказал Хэзлтон. Он немного повеселел. — Приятно будет снова размять ноги.

— Никаких разминок и прочей гимнастики, — ответил Амальфи. — Сначала надо собрать необходимую информацию. Я пока не слышал на этой планете ни единого шороха. Не исключено, что они могут ограничить наши действия — мы же ничего не знаем о местных таможенных правилах.

— Но тогда с башни нам сообщили бы требования…

— Вряд ли башня уполномочена передавать подобного рода сообщения всем пришельцам. Кроме того, так можно отпугнуть и тех, кто пришел сюда на законных основаниях. Я никак не могу исключить возможность того, что мы каким-то образом вступили в противоречие с местными законами. Так что надо держать ухо востро.

Амальфи взял в руки микрофон.

— Вызываю дежурного сержанта… Андерсона. Говорит мэр. Отбери десяток молодцов из абордажного отряда и направляйся с ними к наблюдательному пункту у Собора; встречайте управляющего городом и меня. Спрячь людей у выходов так, чтобы их не заметили местные жители. Вполне возможно, что за нами наблюдают; нельзя отказать им в праве на это.

— Мы выходим? — спросил Хэзлтон.

— Да. И помни, Марк: э т о з в е з д н о е с к о п л е н и е в п о л н е м о ж е т о к а з а т ь с я н а ш е й п о с л е д н е й о с т а н о в к о й в о о б щ е. Т ы э т о з а п о м н и ш ь?

— Что же тут непонятного, — управляющий холодным взглядом уставился на Амальфи. — Между прочим, несколько дней назад я говорил тебе именно об этом. У меня есть свои соображения, каким образом нам избежать подобной участи. Правда, они, возможно, не всегда совпадают с твоими. Четыре дня назад ты обвинял меня в излишнем пораженчестве. А теперь ты сам вынужден сделать такой же вывод — обстоятельства заставили. Я хорошо тебя знаю, и не сомневаюсь, что ты не поспешишь сообщить мне, что именно побудило тебя сделать подобное заявление. Однако, я чувствую, что скоро ты заведешь речь о необходимости помнить случай с планетой Тор V. Нельзя сразу идти двумя дорогами, Амальфи. Какое-то мгновение двое мужчин, словно ученики, ждущие подсказки, пристально смотрели друг другу в глаза.

— Ну и сцена, — прозвучал голос Ди. — Не собираетесь ли вы пожениться?

С высоты смотровой площадки ремонтного дока, в котором, в конце концов, расположился город, мир Мерфи предстал перед Амальфи как дикая механическая пустыня.

Он напоминал огромное кладбище, усеянное кранами, подъемниками, узкоколейками с причудливыми ответвлениями, моторами, кабелями, строительными лесами, поддонами, вездеходами, конвейерами, трубопроводами, телеракетами, спиндиззи и полусотней других механизмов, явно относившихся к различным эпохам развития человечества.

Эта разнообразная техника была покрыта толстым слоем ржавчины и валялась в полном беспорядке. Некоторые машины были давно сломаны, однако другие, судя по всему, находились в полном порядке. В целом, док производил впечатление заброшенности. Скорее всего, его давно не использовали и не предполагали использовать в будущем.

У самой линии горизонта стоял еще один город, высокий и стройный, — тот, который Амальфи видел еще с воздуха. Вокруг него деловито крутились небольшие машины. Далеко внизу, под смотровой площадкой, на хаотической поверхности Мерфи, в высокой тени, отбрасываемой городом Амальфи, виднелась фигура человека; он энергично пританцовывал и жестикулировал.

Амальфи направился вниз по узкой винтовой лестнице; Хэзлтон и сержант Андерсон последовали за ним, с трудом сохраняя равновесие в разреженной атмосфере Мерфи. Амальфи, напрягая мускулы, осторожно переходил с одной ступени на другую. На собственном опыте он не раз имел возможность убедиться в том, что падать в подобных условиях, когда гравитация невелика и летишь вроде бы еле-еле, ничуть не приятнее, чем при нормальном тяготении. Пританцовывающая кукла оказалась невесомым, курчавым мужчиной, одетым в чистый, помятый комбинезон. Наверно, ему приходилось спать в нем. По крайней мере, было совершенно непохоже, что в этой одежде когда-либо работали. Пухлое лицо незнакомца покрывали грязные жирные поры. Он свирепо уставился глазами, похожими на горлышко пивной бутылки, на Амальфи.

— Что за черт? — прохрипел незнакомец. — Как вы тут оказались?

— Приплыли, как же еще? Можем мы рассчитывать на ремонт?

— Вопросы здесь задаю только я, бездельник. Скажи своему сержанту, чтобы он держал руки подальше от своего пистолета. Я начинаю нервничать, а когда я нервничаю, может произойти все, что угодно. Вы пришли на ремонт?

— А зачем же?

— Мы заняты, — сказал механик. — Здесь не подают. Отправляйтесь назад, в свои джунгли.

— Вы заняты так же, как молекулы при нулевой температуре! — заорал Амальфи, наклоняясь вперед. Блестящий, словно отполированный, картошкой, нос механика подался немного назад.

— Мы нуждаемся в ремонте и добьемся своего. У нас достаточно денег, чтобы расплатиться. Нас направил сюда лейтенант Лернер из местной полиции. Если этих двух причин тебе мало, мой сержант может опробовать на тебе свой пистолет. Парень он шустрый, так что, думаю, он пальнет раньше, чем ты успеешь куда-нибудь спрятаться.

— Кому ты угрожаешь, черт тебя подери! Ты что, не знаешь, что вы находитесь в созвездии Служителей? Мы и не таких разделывали… нет, нет, сержант, не надо слишком спешить. У меня такой опыт общения с Бродягами, что, кажется, скоро они из ушей у меня полезут. Может быть, вы и правы. Вы что-то говорили о деньгах, или я ослышался?

— Вы поняли нас совершенно правильно, — сказал Амальфи, с трудом сохраняя спокойствие.

— Ваши Отцы Города могут поручиться, что вы платежеспособны?

— Конечно. Хэзлтон… о, черт! Андерсон, что случилось с нашим управляющим?

— Он полез наверх по боковому мостику. Даже не сказал, что ему там нужно, — ответил сержант.

«Ну что ж, — подумал Амальфи, скривив лицо, — иногда излишняя осторожность только вредит.» Если бы Амальфи, спускаясь по мостику, не был сосредоточен только на том, чтобы не оступиться и не загреметь, то наверняка заметил бы, что Хэзлтон кошачьей походкой свернул в сторону.

— Он вернется, — сказал Амальфи. — Послушай, друг, нам нужен ремонт. Один из наших неисправных спиндиззи в перегретом кожухе. Не могли бы вы заменить его на последнюю модель из тех, что у вас имеются?

Механик погрузился в раздумье. Слова Амальфи явно убедили его; даже выражение уродливого лица стало более дружеским.

— У меня на складе есть один спиндиззи типа 6-Р-6. Думаю, он вам подойдет, если, конечно, у вас имеется для него охлаждаемый многослойный фундамент, — медленно произнес механик. — Если нет — могу предложить восстановленный экземпляр модели В-С-7-7-4. Гудит ровно, как новый — не отличишь. Мне, правда, никогда еще не приходилось извлекать раскаленный спиндиззи. Честно говоря, я даже не знал, что они могут так нагреваться. Кто-нибудь из вашего города может помочь мне провести дезактивацию?

— Да, у нас все готово. Взгляни-ка на цвета наших денег и принимайся за дело.

— Мне понадобится некоторое время, чтобы собрать бригаду, — сказал механик. — Обеспечьте, чтобы ваши люди не болтались, где попало. Полицейские этого не любят.

— Сделаю, что смогу.

Механик убежал, лавируя среди беспорядочно сваленных ржавых машин. Амальфи наблюдал за ним, впервые радуясь тому, как быстро и легко можно заставить прирожденного механика, для которого само дело интереснее всего на свете, забыть, на кого он работает и чему послужат его руки. Прежде всего вы говорите о деньгах — в ангарах платят обычно немного; затем надо привлечь какой-нибудь интересной технической проблемой — и он ваш. Амальфи всегда испытывал удовольствие, если в лагере врага ему удавалось встретить подобного прагматика.

— Босс…

Амальфи резко повернулся.

— Где тебя черти носят? Разве ты не слышал, что я говорил: вполне вероятно, что эта планета запретна для пришельцев? Вечно тебя нет, когда ты нужен!

— Знаю, знаю, — спокойно ответил Хэзлтон. — Я рискую, только когда все заранее просчитал. Кстати, это очень продуктивный подход. Боюсь, босс, ты сам о нем забыл и расплачиваешься за это. Я был в том, другом, городе и обнаружил нечто такое, о чем нам не мешало бы знать. Оказывается, все доки здесь в полном запустении. Работают вроде бы только два — здешний и другой, в котором находится тот город. Остальные на сотни миль лежат в развалинах. Там нет ничего — только песок, ржавчина и искореженный бетон.

— А что другой город? — спокойно спросил Амальфи. — Над ним изрядно поработали, в этом сомнения нет. Он полностью запущен и опустошен. Добрая половина его едва держится на подпорках, на улицах полно развалившихся зданий. По-моему, город практически неуправляем. Там работает бригада, которая пытается навести порядок, однако, не похоже, что они торопятся вернуть в город его жителей. По всему, их задача состоит лишь в том, чтобы он мог удрать, исчезнуть. Ясно, что эти люди не жители города. Куда они все подевались — страшно подумать.

— Ты и так уже переутомился, думая, — иронично заметил Амальфи. — Население города, судя по всему, в долговой тюрьме. Работники ангара приводят город в порядок, чтобы он выполнил для них какую-то грязную работу. Потом он будет им не нужен, так что особенно напрягаться нет смысла. Речь идет о чем-то таком, за что свободный город никогда не взялся бы ни за какие деньги.

— А что это может быть?

— Посадка на какой-нибудь газовый гигант, — сказал Амальфи. — Они хотят поработать на планете типа Юпитера, с ледяным ядром и разреженной атмосферой из аммиака и метана. Никаким другим способом они туда попасть не смогут. Могу предположить, что они надеются разжиться там источником отравляющего газа.

— Только не думай, что ты один такой проницательный, — выдавил Хэзлтон, сжав губы. — Я еще понимаю, когда ты, Амальфи, отчитываешь меня за нарушение дисциплины. Но я все-таки не маленький мальчик, чтобы выслушивать постоянные вымыслы о твоей исключительности и всеведении.

— Речь не идет о моем всеведении, — мягко заметил Амальфи, — Я наблюдал за этим городом, когда мы опускались. И следил за приборами. А ты — нет. Приборы-то и доложили мне, что в городе не происходит практически ничего из того, чем обычно живет нормальный кочевой город. Кстати, я заметил, что городские спиндиззи настроены таким образом, что наводимое ими поле сожжет его дотла не позже, чем через год. Понятно, для чего нужно такое поле, и на сопротивление каким условиям оно рассчитано. Поле спиндиззи способно разрушить любое скольжение молекул, движущихся со значительной скоростью. На осмотическое движение газа заметного влияния оно оказать не может. Если настроить поле таким образом, чтобы исключить даже минимальное перемещение молекул в условиях огромного давления в миллион атмосфер, сам спиндиззи неизбежно вскоре развалится. Подобные условия возникают только в одном случае — в ситуации, в которой даже не мгновение не захочет оказаться ни один Бродяга. Это посадка на поверхность газового гиганта. Город готовили именно к такой участи, поэтому трудиться над ним особого смысла не было. К тому же, он стал государственной собственностью, а о ней обычно не слишком-то заботятся.

— Очень жаль, — сказал Хэзлтон, — что ты не сообщил об этом раньше. Тогда мне не пришлось бы совершать никаких вылазок. Есть, правда, еще одно немаловажное обстоятельство, о котором я пока не успел упомянуть. Известно ли тебе, что это за город?

— Нет.

— Хорошо, что ты это признаешь. А я знаю. Об этом городе мы с тобой слышали еще три столетия назад, когда он еще только строился. Это Универсальный Город, так его тогда называли. Он и сейчас мог бы принести огромную пользу, несмотря на весь этот хлам и полнейший упадок. Но Служители гноят его здесь, лишив возможности действовать по-настоящему. Они приготовили этому городу весьма незавидную участь. Стоит попробовать вырвать его из лап Служителей. Помнится, я изучал план этого города еще в то время, когда он был впервые опубликован. Хэзлтон умолк.

Амальфи перевел взгляд в ту сторону, куда смотрел управляющий. Механик — рабочий ангара, с которым он недавно так мило побеседовал, с угрожающим видом бежал к ним, сжимая в руке мезонный пистолет.

— Ты меня убедил, — быстро произнес Амальфи. — Можешь еще раз пробраться туда, только незаметно?

— Смотри-ка, кажется, у нас небольшие неприятности, — взмахом руки он указал на приближающегося механика. — Могу, конечно. Там…

— Пока достаточно. Надо соединить Отцов Города. Настрой их на одну волну и установи в обеих машинах Стандартную ситуацию H. Проследи, чтобы эта процедура запускалась от ключа нашего спиндиззи. Используй самую простую схему «да — нет» и все. Никакой защиты.

— Ситуацию H, босс? Это же…

— Я знаю, что это такое. Боюсь, что другого выхода у нас нет. Ни на черта не годный спиндиззи не позволит нам отчалить, если мы не соединим знания Отцов Города — их и наших. Иначе нам просто не хватит сил. Действуй, пока не поздно.

Механик был уже рядом с ними. Он передвигался огромными скачками, издавая при каждом приземлении злобный крик. Казалось, что звук выскакивает из него именно при ударе о землю. В разреженной атмосфере Мерфи вопли разносились словно резкие звуки, извлекаемые из игрушечного свистка.

Хэзлтон еще на мгновение задержался, а потом, сорвавшись с места, стремглав помчался по боковой лестнице. Механик, вжав голову и откинувшись назад, выстрелил. Мезонный пистолет выскочил у него из руки и стремительно полетел в противоположном выстрелу направлении. Видать, стрелять ему до того не приходилось.

— Мэр Амальфи, позвольте, я…

— Нет, нет, сержант. Успокой его и все. Эй, ты! Иди сюда. Только тихо и без глупостей. Руки за голову. Вот так… А теперь скажи-ка: чего это тебе вздумалось стрелять в моего управляющего?

Хмурое, одутловатое лицо механика посерело от злобы.

— Удрать вам не удастся, — невнятно проговорил он. — Сюда направляется добрая дюжина полицейских нарядов. Они вам зададут жару. Приятно будет посмотреть.

— А за что? — заинтересованно спросил Амальфи. — Ты же первый в нас выстрелил. А мы, вроде, ничего плохого не сделали.

— Ничего, если не считать фальшивого чека! Знаешь ли ты, братишка, что здесь это преступление пострашнее, чем убийство? Я решил проверить, кто вы такие и поинтересовался у Лернера. Так он готов разорвать вас на части. Советую вам молиться за то, чтобы другие полицейские поймали вас раньше, чем он!

— Фальшивый чек? — переспросил Амальфи. — Да вы шутите. Наши деньги намного надежнее всех тех, что у вас здесь в ходу. Подумайте, это же германий, чистый германий.

— Германий? — недоверчиво переспросил докер.

— Именно это я и сказал. Не мешало бы тебе мыть уши немного почаще.

Брови механика поднимались все выше и выше, а уголки губ начали подрагивать. По щекам его покатились две большие маслянистые слезы. Руки он по-прежнему держал за головой и всем своим видом напоминал человека, который вот-вот свалится в припадке.

Внезапно лицо механика преобразилось.

— Германий! — простонал он. — Ха, ха, ха! Г е р м а н и й! Из какой дыры вас задуло вентилятором, Бродяги? Германий — ха, ха, ха! — Он издал негромкий вздох и поднес руки к глазам, вытирая их. — У вас что, нет золота, серебра или платины? Или хотя бы олова или железа? Хоть чего-нибудь стоящего? Убирайтесь, болваны, иначе вам конец. Поверьте мне как другу, убирайтесь подобру-поздорову. Я даю вам хороший совет.

Когда он, наконец, немного успокоился, Амальфи сказал:

— А чем тебе не нравится германий?

— Да ничем, — невозмутимо ответил механик, глядя на Амальфи поверх своего невероятного носа с сочувствием и мстительностью одновременно. — Хороший, полезный металл. Просто к деньгам он не имеет теперь никакого отношения. Неужели до вас это еще не дошло? Сейчас германий — ерунда. Нет, конечно, что-то он стоит, но именно столько, сколько в действительности стоит. Его можно купить, но кто же станет покупать на него другие вещи. В качестве денег он здесь не имеет никакого хождения. Да и в других местах, насколько мне известно, тоже, вся галактика обанкротилась. Полностью.

— Это и к вам относится.

Он снова протер глаза. Зазвучала сирена, негромко, но настойчиво. Хэзлтон был настороже и вовремя заметил приближение полиции.

Повернув ключ, запускающий спиндиззи, Амальфи поймал себя на мысли, что он не в силах понять, что произошло после этого. Надежды на то, что осознать промелькнувшие словно в калейдоскопе события удастся в будущем, также вряд ли были обоснованны. Обращаться с вопросами к Отцам Города не имело смысла: они ничего не прояснят, поскольку — и это совершенно очевидно — сами ничего не поняли. Стандартная ситуация H как резервная и для них была совершенно беспрецедентной. Любой город-Бродяга рано или поздно мог попасть в такое положение, при котором для предотвращения полного уничтожения оставался единственный и очевидный выход: м г н о в е н н о у б р а т ь с я в о с в о я с и. Отцы Города, соединив свои знания с опытом их коллег из Универсального Города, незамедлительно и решительно использовали последний шанс.

Город, словно пуля, выстреленная в космос, выскочил из дока и покинул Мерфи. Перемещение в пространстве на огромное расстояние практически не заняло времени и не сопровождалось сколь-нибудь заметным выделением энергии. Только что Город находился на Мерфи — Амальфи повернул ключ, и планета исчезла. Джейк, не в силах сориентироваться, неустанно вопрошал, где теперь оказался город. Амальфи ничего другого не оставалось, как попросить его заняться выяснением этого.

Полицейские, в боевом настроении прибыв на Мерфи, не успели произвести ни единого выстрела. Вскоре Джейк справился со своей задачей и определил местонахождение покинутой городом планеты. О'Брайен сразу же отправил туда телеракеты: необходимо было установить наблюдение за полицейскими кораблями, которые неустанно сновали вокруг Мерфи в поисках исчезнувшего города.

Спустя час Универсальный Город тихо, без какой-либо видимой подготовки, вихрем взмыл с поверхности пленившей его планеты. К тому времени, когда работники ангара оправились от неожиданности и подняли тревогу, полицейские уже рассыпались во всех направлениях, не оставляя попыток обнаружить город Амальфи, потеря которого явилась для них полнейшей неожиданностью. Когда им удалось перегруппироваться и переключиться на поиск Универсального Города, тот уже полностью прекратил деятельность и обнаружить его было невозможно.

Теперь он плыл по орбите, на полмиллиона миль отстоящей от той, по которой двигался город Амальфи. Все экраны Универсального Города отключились. Если в момент взлета в нем находились механики, то теперь они наверняка уже были мертвы, поскольку атмосфера в городе полностью отсутствовала.

Отцы Города находились в полном искреннем неведении, как все это произошло, и видимо, уже не узнают истины. Стандартная ситуация H приводилась в действие опломбированной самоуничтожающейся схемой. В давние времена ее спроектировали именно таким образом, что должно было помешать некомпетентным или ленивым администраторам прибегать к помощи этой крайней меры по каждому пустяковому поводу. Воспользоваться этой спасительной соломинкой больше уже не удастся.

Амальфи прекрасно понимал, что был вынужден прибегнуть к использованию ситуации H, думая не только о собственном, но и о том, другом, городе. Сами они, возможно, смогли бы спастись более безобидным способом; в каком-то смысле положение его города и не было столь критическим. Если подходить с самыми строгими мерками, можно сказать, что мэр безрассудно лишил город надежды спастись в действительно безвыходной ситуации.

Но Амальфи чувствовал уверенность в том, что ни его городу, ни Универсальному Городу ситуация H больше не понадобится. Два города, связанные только невидимой нитью ультрафонового луча, свободно плыли в беззвездном районе на расстоянии трех световых лет от джунглей и в восьми парсеках от покинутой ими планеты Мерфи. Амальфи, в одиночестве стоя на башне, не мог рассмотреть угрюмые строения мертвого города, однако, мысленно представлял их, словно ожидая, что они попросят вернуть их к жизни.

Вряд ли сейчас он смог бы ответить на вопрос о том, обоснованно или нет не в столь уж безысходной ситуации предпринял он чрезвычайные меры, которые привели к гибели Универсального Города. Перед лицом общегалактической катастрофы подобный вопрос казался мелким и незначительным. Он отбросил сомнения и принялся обдумывать странное происшествие с германиевым чеком на Мерфи. Германий никогда не выступал как эквивалент драгоценного металла. Он обладал свойствами, которые сделали его незаменимым во многих технологиях: решетка из этого металла освобождала электрон после приложений к ней сравнительно небольшого количества энергии, p-n переход действовал как кристаллический детектор. Этот металл применялся в огромном количестве в различных электронных устройствах. Но вместе с тем он был редким.

Конечно, не таким редким, как серебро, платина или иридий. Подобно этим металлам, которые когда-то также выполняли функцию универсальных денежных средств, германий обладал искусственно установленной ценностью. По сути дела, она определялась общепризнанным экономическим соглашением, возникшим на базе вымыслов, причуд ювелиров и своенравия государственных монополий. Рано или поздно какая-нибудь планета или группа планет, поднявшись на более высокую ступень развития, откажется от использования германия как стандартного мерила богатства. Не исключено, что кому-нибудь удастся синтезировать этот металл искусственным путем. В любом случае эта перспектива пока казалась очень неопределенной.

Гораздо большее значение имело то, что случилось сейчас. По действующим ценам стоимость металлического германия, находящегося на борту города, составляла всего восьмую часть от прежней его продажной цены. Еще хуже было то, что большая часть богатств города была представлена не металлом, а в виде бумажных долларов, выпущенных на Земле и в некоторых других административных центрах и обеспеченных хранящимся там германием, принадлежавшим городу. Но здесь эти деньги не имели никакой реальной ценности.

Судя по всему, устанавливался новый универсальный стандарт: на первое место выходили лекарственные средства. Если бы городу удалось добыть на планете Он достаточное количество антинекротиков, он стал бы сейчас мультимиллиардером. Вместо этого он фактически находился на грани банкротства.

Амальфи не переставал удивляться, с какой быстротой лекарство утверждалось в качестве новой универсальной единицы в платежах. Бродягам, отрезанным от основных событий, определяющих ход истории, подобные метаморфозы часто представлялись делом рук неизвестного одиночки-гения. Трудно было воспринимать такие превращения как логичный исход конкретных исторических событий, ведь очень часто наиболее существенные обстоятельства оставались для них попросту неизвестными. Однако, после того, как новое положение уже утвердилось, всегда можно найти ему разумное обоснование. Ценность лекарства определяется довольно точно, исходя из его лечебного эффекта и доступности. Те лекарства, которые несложно синтезировать в больших количествах недорогим способом будут стоить несколько пенни или пятицентовиков. Те, которые искусственным путем получить невозможно, которые редки при относительно активном спросе на них, особенно, если этот спрос не полностью удовлетворен, естественно, будут дорогими.

Кроме того, даже самые ценные лекарства можно получать в более или менее концентрированном виде, что значительно повышает гибкость при выплате задолженностей. Лекарства в такой же степени, как и металлы, трудно фальсифицировать: относительно несложная лабораторная проверка сразу же вскроет подделку. И еще одно весьма немаловажное обстоятельство: лекарства довольно быстро устаревают, новые и совершенные приходят на смену старым. В результате валюта довольно быстро обновляется по форме, что не позволяет создавать большие, омертвленные запасы денежных средств.

Да, лекарства со всех точек зрения представляют собой удобный и надежный стандарт. И бумажные деньги по-прежнему останутся в ходу, поскольку реальные валютные операции будет неудобно выполнять, пользуясь кубическими сантиметрами химических соединений, точно так же, как никому в голову не могло придти притащить с собой тонну германия, чтобы расплатиться с кредитором.

Однако, если оценивать запасы лекарственных средств, город Амальфи мог считаться настоящим бедняком. К тому же новых бумажных денег, вошедших в обращение после введения стандарта на лекарства, у него не было вовсе. Можно, конечно, было продать весь наличный германий и тем самым хоть немного продержаться. Не исключено, что удастся реализовать и старые бумажные деньги, относящиеся к периоду германиевого стандарта, под гарантии Земли. Однако, потери на этой операции неизбежно окажутся очень значительными. Если даже и удастся уговорить представителей скопления Служителей взять на себя хлопоты, связанные с использованием принадлежащего городу металла, вряд ли это принесет больше одной пятой его реальной рыночной стоимости.

О продаже лекарств, которыми в настоящий момент располагал город, не могло быть и речи, поскольку их запаса едва могло хватить на обеспечение самих горожан. Амальфи содрогнулся от одной мысли о том, какую брешь в бюджете горожан могут пробить расходы на медицину в условиях новой экономики. Широкое внедрение антинекротиков как основы денежной системы поставит перед каждым ужасную дилемму: использовать ли кредитные карточки немедленно и закупить на них хоть что-то из повседневно необходимого или по-прежнему жить в нищете, имея возможность без конца продлевать подобное существование?

Амальфи беспощадно гнал через узкие отсеки своего черепа одно заключение за другим, словно жрец, проворно погоняющий бичом мычащие жертвы. Город был беден. В созвездии Служителей невозможно было найти никакого дела, на котором можно было бы сносно заработать, а без нового спиндиззи нечего было и мечтать о каком-нибудь другом месте.

Оставался только один выход: отправиться в джунгли. Больше идти было некуда.

Никогда еще Амальфи не приходилось производить посадку в подобных условиях. От одной мысли об этом у него вспотели ладони. Мэр неловко вытер их о себя. Рядом со словом джунгли в его представлении всегда стояло слово н и к о г д а. Городу следует полагаться только на себя, Город всегда должен выходить невредимым из любого кризиса, брать на себя не больше, чем он может сделать. Эти призывы оказывались не более, чем затертыми клише, а «н и к о г д а» превращалось в однозначно определенный момент времени, совершенно ясно и четко выражаемый другим понятием — «с е й ч а с».

Амальфи подхватил телефон, свисающий с ограждения на мостике башни.

— Хэзлтон?

— Да, босс. Каково твое решение?

— Пока никакого решения нет, — ответил Амальфи. — А что если нам обшарить соседний город еще раз? Может быть, удастся раздобыть там корабль, тогда мы сможем убраться отсюда. Отправь туда людей в полном снаряжении, надо это проверить.

Некоторое время Хэзлтон молчал, и Амальфи вдруг понял, что вопрос этот он задал машинально, чтобы хоть немного очистить свою совесть, и что приговор им уже вынесен. В памяти его всплыла и, как саламандра, заметалась в мозгу строчка, принадлежащая перу Теодора Ретке — одного из земных поэтов: А край — он никогда пожрать не сможет центр…

— Хорошо, — прозвучал голос Хэзлтона. Прошло еще полчаса, показавшиеся ему вечностью, прежде чем управляющий заговорил снова: — Босс, боюсь, что дела в этом городе еще хуже, чем мы предполагали. Спиндиззи у него исправные, но совершенно расстроены. И вообще, создается впечатление, что в городе царит полнейший беспорядок; похоже, механики из ангара потрудились там от души. Киль, например, сломан. Наверное, посадкой управлял не городской персонал, а сами служители.

Вряд ли там удастся отыскать хоть один жизненно важный объект, который находился бы в работоспособном состоянии. Амальфи, конечно, предвидел, что результат обследования, проведенного Хэзлтоном, окажется именно таким. Однако, признаваться в этом, особенно, учитывая настроение Хэзлтона, он совершенно не собирался. Амальфи чувствовал, как в управляющем зреет протест, и ему оставалось только надеяться, что тот пока сам еще этого не сознает. Возможно, Хэзлтон, несмотря на всю сдержанность мэра, все-таки почувствовал тот эмоциональный груз, который опустился на плечи переживающего свою вину Амальфи, а может быть, Хэзлтон и сам ощущал свою причастность к происшедшему… В любом случае, Амальфи позволил склонить себя к похищению Универсального Города под давлением управляющего; хотя и предвидя последствия, он хотел сохранить согласие в окружении. Амальфи не стал пускаться ни в какие выяснения, а просто сказал:

— Что порекомендуешь, Марк?

— Надоело мне все это, босс. Я жалею, что добивался захвата города. Чего мы добились этим? Да ничего, если не считать того, что наши Отцы Города теперь обладают всеми знаниями, которыми располагали их коллеги из Универсального Города. А спиндиззи у нас как не было, так и нет. Вне дока нам его установить не удастся.

— Ладно, — успокоил его Амальфи. — Установи его экраны на уровень сорока четырех процентов и сразу же возвращайся. Универсальный Город должен закрепиться на своей орбите. Будь внимателен: настройку следует выполнить очень точно. С расстроенными спиндиззи лучше обращаться осторожно. Если ты выставишь уровень с ошибкой, это может иметь последствия на огромной территории. Любой, кто окажется к спиндиззи ближе двух парсеков, сразу же почувствует на себе действие искаженного поля. Оно и нам может помешать, когда мы будем потом взлетать.

— Все понял.

Оставались еще полицейские, которых никогда нельзя сбрасывать со счетов. Теперь они наверняка ополчатся на город Амальфи, вменяя ему в вину не только выдачу фальшивого чека, но также хищение государственной собственности и смерть работников ангара — подданных скопления Служителей, находившихся на борту Универсального Города в тот момент, когда он сорвался с поверхности Мерфи.

Только в джунглях можно было спастись, да и то — лишь на время. На какое-то время город мог затеряться там среди трех сотен себе подобных, многие из которых имели такое вооружение, о котором Амальфи мог лишь мечтать.

Амальфи подумал о том, что в таком тесном скоплении городов, которое образовалось сейчас в этих невероятных джунглях, он может столкнуться с кем угодно, даже с фантастическим орбитальным фортом Веги. Он до сих пор был единственным объектом, кочующим во вселенной, к возникновению которого люди не имели никакого отношения, и давно уже стал легендой — каждый уважающий себя путешественник мечтал принять участие в экспедиции на этот форт. Амальфи не менее других Бродяг был заинтригован красочными легендами по поводу форта; он прекрасно знал хотя и скудные факты, касающиеся его происхождения: форт долгое время вращался вокруг Веги, пока в один прекрасный момент не врезался в нее, после чего столь же неожиданно отбыл в неизвестном направлении, мгновенно проложив себе путь сквозь скопление полицейских крейсеров. Население Веги осталось в полном неведении о дальнейшей судьбе своего странного спутника. Не имея в своем распоряжении никаких средств, кроме достаточно тихоходных боевых кораблей, они даже не приступали к поискам исчезнувшего форта. С тех пор об орбитальном форте ничего не было слышно, но, несмотря на это, легенда о нем обрастала все новыми красочными подробностями.

Самих жителей Веги можно было назвать как угодно, но только не привлекательными людьми. Едва ли кому-нибудь удалось бы доходчиво объяснить, почему история с орбитальным фортом этой весьма неприглядной планеты так полюбилась Бродягам. Может быть, сыграло роль то, что все Бродяги дружно не любили полицейских и постоянно всячески демонстрировали свою антипатию ко всему, что связано с Землей. Однако, и это вряд ли можно считать исчерпывающей разгадкой странной популярности легенды. То и дело возникали самые невероятные рассказы о неограниченных возможностях странствующего орбитального форта и о его сказочной неуязвимости. Не было такого уголка галактики, где вездесущий странник не успел бы отличиться, он был Беовульфом городов-Бродяг, их Сидом, Сигурдом, их Гевьон, Роландом, Прометеем, Кухулином, Лемминкайненом…

Амальфи почувствовал пробежавший по спине холодок. Мысль, только что пришедшая ему на ум, была столь пугающей и отталкивающей, что он инстинктивно отбросил ее. Минул не один век, как этот легендарный форт был уничтожен. Но если форт все-таки еще существовал… Из этого непосредственно следовало несколько чрезвычайно важных выводов, проясняющих для мэра последовательность необходимых действий…

Да, это вполне возможно. Определенно. Игра стоит свеч…

Е с л и  и з  э т о г о  ч т о - т о  в ы й д е т.

Амальфи размышлял несколько кратких мгновений и отбросил соблазнительную идею найти Веганский форт. Может быть, позже, но сейчас важнее другое: до тех пор, пока Служители используют джунгли как бездонную бочку с рабочей силой, полицейские созвездия никогда не решатся изменить реальное положение вещей, чтобы броситься на поиски одного «криминального» города. В понимании служителей все Бродяги — преступники по определению.

«Что, кстати, недалеко от истины, — подумал Амальфи, — особенно, если взять его собственный город. В свете последних событий он был уже не просто Бродягой — его вполне следовало причислить к бандитам».

— Босс? Я возвращаюсь. Что ты там хитришь? Надо побыстрее убираться, не то…

Амальфи пристально смотрел на красного карлика, зависшего над его балконом.

— Никаких хитростей, — сказал он. — Мы проиграли, Марк. Делать нечего, отправляемся в джунгли.

 

6. ДЖУНГЛИ

Города дрейфовали по своим застывшим орбитам вокруг маленького красного солнца. Время от времени некоторые из них возникали на экране в свете своих ходовых огней, однако, большинство не могли позволить себе и такой роскоши. Нехватка энергии не позволяла им держать огни включенными. Освещение в условиях необычайной плотности расположения орбит было крайне важным, и все-таки экономия энергии, необходимой для поддержания экранов, наводимых спиндиззи, имела безусловный приоритет.

Только один город был освещен по-настоящему — не ходовыми огнями, которые как раз были отключены, а обычным уличным освещением. Город обладал достаточными запасами энергии и желал, чтобы все знали об этом. Он словно демонстративно подчеркивал, что предпочитает расточительно расходовать свою энергию, а не соблюдать такие никому не нужные формальности, как включение лишь ходовых огней.

Амальфи рассматривал изображение ярко освещенного города на своем экране. Картинка не отличалась особой четкостью, поскольку город находился близко к красному карлику, в той зоне, где естественное, ничем не ограниченное гравитационное поле существенно преобразило структуру космического пространства. Насыщение этой области более слабыми экранирующими полями, окружающими другие города, еще заметнее затрудняло восприятие. Сквозь компанию других городов город Амальфи никак не мог пробраться к местному солнцу ближе восемнадцати астрономических единиц — расстояние примерно равное тому, на которое Уран отстоит от Солнца в солнечной системе. Поэтому красный карлик представлялся обычной звездой десятой звездной величины. Звезда спектрального типа G0 на расстоянии четырех световых лет, казалось, располагается значительно ближе.

Конечно, все триста с лишним городов-Бродяг не могли одновременно занять выгодную для себя позицию вблизи красного карлика, чтобы получить возможность аккумулировать излучаемую им энергию. Кому-то неизбежно приходилось держаться вдали. Не менее очевидным казалось и то, что ближе всех к живительному звездному огню смогли пробраться как раз те, кто и без того обладал более высокими запасами энергии. Те же города, которые больше других нуждались в получении тепла, замерзшие и изверившиеся, дрожали в темноте.

Удивительным казалось т о, что ярко освещенный город решился выставить напоказ свое пренебрежение к местным законам, да и вообще к здравому смыслу как раз в тот момент, когда к центру джунглей под эскортом полиции направлялась эскадра кораблей Служителей.

Амальфи еще раз обвел взглядом расположенные в ряд экраны. Во второй раз в течение последнего года мэр находился на посту управления Городского Центра, которым он почти никогда не пользовался. Помещение это в древности служило для официальных приемов и еще двенадцать веков назад, сразу после того, как город покинул Землю, было оборудовано системой смотровых экранов. Возможностями поста пользовались только в тех случаях, когда город подходил к какой-нибудь высокоразвитой звездной системе. Именно в таких случаях могла возникнуть необходимость проведения сложных переговоров с различными представителями местных властей: с дипломатами, экономистами и юристами. Этих переговоров — долгих и обстоятельных — никогда не удавалось избежать. Без них Бродяги не могли надеяться, что им удастся вступить в контакт с местными властями. Едва ли Амальфи мог предполагать, что в джунглях ему придется прибегнуть к помощи поста в Городском Центре.

«Много еще такого, — мрачно думал про себя Амальфи, — чего я не знаю о жизни в этих джунглях».

Один из экранов вдруг осветился. На нем во весь рост возникла женская фигура в старомодных одеждах из обветшалого от времени материала. Женщина — очевидно, торговый агент Служителей — сурово смотрела с экрана: хотя по комплекции вовсе не выглядела также сурово.

— Слушайте, — прозвучал ее холодный голос, — имеется разнарядка, связанная с реализаций проекта на планете Херн Шесть. Мы можем направить туда шесть городов. Оплата — после выполнения задания.

— Внимание, Бродяги.

Осветился третий экран. Еще до того, как изображение, затуманенное локально искаженной пространственной решеткой, стало стабильным, Амальфи узнал появившееся на нем характерное очертание. Никакие помехи не могли обмануть его, когда речь шла о полиции. Мэр даже не очень сильно удивился, когда на экране сфокусировалось лицо лейтенанта Лернера — человека, в руках которого взятка, полученная им от города, превратилась в не имеющий никакой ценности германий.

— Если начнутся любые беспорядки, никто не будет нанят, — сказал Лернер. — Вы поняли — никто. Вам необходимо должным образом представить свои предложения этой леди. Она решит, принять или отклонить ваши заявки. Те из вас, кого распределят на работу за пределы джунглей, сохранят здесь свой счет, если решат воспользоваться приглашением. Никакой охраны в пути не будет. Если кто-то проявит неуважение… — лейтенант Лернер провел указательным пальцем по горлу — этот жест был хорошо известен во все времена.

Амальфи, еле сдерживая гнев, резким движением выключил звук. Лернер и женщина-торговый агент продолжали что-то говорить. Но в этот момент пробудился к жизни еще один экран, и Амальфи необходимо было услышать слова, которые поступят от него. Содержание речей лейтенанта и агента предсказать заранее было не так уж трудно. И на самом деле — Отцы Города еще на подходе к джунглям выдали мэру свой прогноз, и Амальфи вполуха слушал двух первых ораторов, чтобы убедиться, что их слова не расходятся с предсказаниями. Но вот что скажет представитель ярко освещенного города, соседа красного карлика — босс джунглей, короля Бродяг…

Даже Амальфи, не говоря уж об Отцах Города, едва ли мог предсказать это. Лейтенант Лернер и женщина, по-прежнему беззвучно шевелили губами на экране; на последнем, четвертом, экране уже двигалась тень следующего оратора. Медлительный, грубый, но убедительный голос полностью заполнил помещение поста управления.

— Никаких предложений на сумму менее шестидесяти не принимать, — произнес голос. — Города класса А будут запрашивать за работу на планете Херн Шесть по сто двадцать четыре единицы. Города класса В не должны сбивать цену, пока эта проклятая торговка не отберет из класса А всех, кто ей нужен. Если она наберет всех шестерых из этого класса, значит, все — дело сделано. Класс С вообще не участвует в торгах по Херну Шесть. Все, кто позволит себе нарушить субординацию, будут наказаны или сейчас… — Образ на экране приобрел ясные очертания, вызвав у Амальфи неудержимый смех, — … или после того, как уйдет полиция. Пока все.

Образ — лысый мужчина в древнем металлическом шлеме — исчез с экрана. Еще некоторое время он стоял перед глазами Амальфи. Король Бродяг оказался мужчиной, словно выплавленным из лавы. Возможно, когда-то он и был рожден известным образом, но сейчас скорее напоминал странное геологическое явление, некую колонну из черного камня, поднявшуюся из трещины в земной коре и принявшую обличье человеческой фигуры.

Его бесформенное лицо искажала непреодолимая боль, которую обычно вызывала непобежденная до сих пор болезнь, хотя теперь от нее не умирали.

Рак.

В голове Амальфи прозвучал голос, производимый миниатюрным вибратором, вмонтированным в отросток кости за правым ухом мэра.

— Именно это и предсказывали Отцы Города, — прокомментировал Хэзлтон со своего поста наверху, в башне управления. — Но вряд ли это существо столь наивно, как могло показаться. Он принадлежит другой эпохе и летает, наверно, еще с тех времен, когда не было известно, каким образом поляризовать поле спиндиззи для защиты от космической радиации. Ему никак не менее двух тысяч лет.

— За такой срок можно набраться мудрости, — согласился Амальфи. Под высоким военным воротником у него на горле находился крохотный микрофон. Если можно судить по экранам, то он стоял неподвижно, в молчании и полном одиночестве; и хотя он являлся экспертом в разговоре без шевеления губами, сейчас даже не пытался этого сделать, поскольку плохие условия местной трансляции делали практически невозможным то, что его бормотание будет услышано.

— Не очень-то похоже, что он говорил все это серьезно. Однако, для нас все же будет лучше, если мы какое-то время посидим тихо.

Амальфи бросил взгляд на запасной боевой экран — объемную карту, на которой двигались разноцветные точки, изображающие города, ближнее солнце и корабли Служителей не в соответствующем масштабе, но по их относительным положениям. Экран был замаскирован под обычный письменный стол и просматривался только с задней стороны, поэтому никто, кроме Амальфи, ее не видел. Силы Служителей представляли один торговый и четыре полицейских корабля, один из которых — головной крейсер — вероятно, находился под командованием Лернера.

Силы эти вряд ли можно было назвать значительными, но ведь и ситуация едва ли требовала присутствия в этом районе целого отряда полицейских. Если бы Бродяги смогли хоть немного согласовать свои действия, им не составило бы особого труда изгнать Лернера из джунглей с незначительными потерями. С другой стороны, Лернер мог запросить подкрепление, и тогда Бродяги едва ли протянули бы долго. Внезапно целая цепочка из двадцати трех «персональных» экранов, расположенных высоко на изогнутой дальней стене, ярко засветились. Двадцать три лица смотрели сверху на Амальфи. Это были мэры всех, за исключением одного, городов класса А, находящихся в джунглях. Двадцать четвертым теперь стал город Амальфи. Амальфи снова включил главный звуковой канал.

— Готовы ли мы приступить к делу? — спросила женщина-представитель Служителей. — Я вижу изображение двадцати четырех городов, значит, собрались все претенденты. Да, в наше время Бродяги проявляют мало рвения к работе — двадцать четыре города из трех сотен изъявили желание заняться столь простой работой! Что уж тут удивляться. Именно такое отношение и сделало вас Бродягами. Вы везде сторонились честной работы.

— Работать мы не отказываемся, — прозвучал голос Короля Бродяг. Однако, его экран по-прежнему оставался серо-зеленым. — Список у вас есть. Делайте свой выбор.

Голос женщины вполне соответствовал ее внешности.

— Дерзости я не потерплю, — резко заявила она. — Будете грубить — приглашу добровольцев из класса В. Между прочим, я при этом даже смогу сэкономить.

Ответа не последовало. Женщина нахмурилась и уставилась на список, который она держала в руках. Через некоторое время она выкрикнула три номера, а затем с большой неохотой и четвертый. Четыре экрана над головой Амальфи погасли, а на карте в столе четыре пятнышка задвигались, удаляясь от красного карлика.

— Для обслуживания планеты Херн Шесть больше не требуется. Осталось только подобрать кандидатов для работы при повышенном давлении, — медленно произнесла женщина. — В моем списке отмечены восемь городов, являющихся специалистами в этой области. Эй вы там, кто вы такой?

— Брэдли-Вермонт, — ответило одно из лиц над головой Амальфи.

— Сколько вы хотите за работу при повышенном давлении?

— Сто двадцать четыре, — угрюмо ответил мэр Брэдли-Вермонта.

— Ого! Однако, высоко ж вы себя цените, не так ли? Не хотите ли поплавать тут еще? Глядишь, скоро совсем сгниете. А может, успеете понять, что такое спрос и предложение, и как они связаны. А вы — здесь указано, что вы — Дрезден-Саксония. Какова ваша цена? Помните, мне нужен только один город.

Мэр Дрезден-Саксонии — мужчина с выпирающими скулами и черными блестящими глазами — производил впечатление сильно ослабевшего человека. Однако, несмотря на явное недоедание, он был вполне доволен собой. Он даже улыбался; впалые глаза мэра сияли, отчего казались еще больше, чем были.

— Мы просим сто двадцать четыре, — произнес он с каким-то злонамеренным безразличием.

Глаза женщины сузились от удивления:

— Вы хотите сто двадцать четыре? Какое совпадение! И вы тоже?

— То же самое, — сказал третий мэр, преодолевая внутреннее сопротивление. Женщина резко повернулась и указала прямо на Амальфи. Используя технику старинных городов, подобных тому, которым управлял Король Бродяг, едва ли можно было точно определить, на кого указывала торговый агент. Но новые города, составляющие в этой группе большинство, наверняка обладали компенсирующими трехмерными камерами.

— Что у вас за город?

— На этот вопрос мы отвечать не будем, — сказал Амальфи. — Кроме того, мы не являемся специалистами по работам при высоком давлении.

— Это мне известно. У меня тут все подробно сказано. Из всех городов-Бродяг, которые мне приходилось видеть, ваш самый большой. Я не говорю о вашем брюхе. Мне кажется, вы достаточно современны, чтобы взяться за это дело. Соглашайтесь на сотню — и работа ваша. Но не больше.

— Нас это не интересует.

— Вы не только толстый, но еще и глупый. Вы только что прибыли в эту чертову дыру, а у нас предусмотрены штрафы…

— Вы же знаете, кто мы такие. Зачем же спрашивать?

— Не ваше дело. Чтобы узнать джунгли, надо здесь пожить. В вашем положении было бы довольно разумно согласиться на эту работу и выбраться отсюда, пока еще возможно. Если закончите работу раньше установленного времени, получите сто двенадцать.

— Вы отказали нам в иммунитете, — сказал Амальфи, — так что можете не утруждать себя выгодными предложениями. К тому же я уже сказал: работа с высоким давлением не интересует нас ни за какие деньги.

Женщина рассмеялась.

— Ко всему, вы еще и лжец. Вы не хуже меня знаете, что во время выполнения работы никто не может арестовать Бродягу. Когда сделаете дело, сможете убраться отсюда. Ну ладно, даю вам сто двадцать. Это мое последнее слово. Всего на четыре единицы меньше того, что требуют эксперты по подобным работам. По-моему, справедливо, не так ли?

— Может быть, и справедливо, — ответил Амальфи. — Но мы не выполняем таких работ. Кстати, мы уже получили первые репортажи с Херна Шесть. Как только лейтенант Лернер объявил, что работа будет выполняться именно там, мы сразу же направили туда телеуправляемые ракеты. Полученные репортажи нам очень не понравились. Мы не хотим там оказаться. Мы не согласимся на эту работу ни за сто двадцать, ни за сто двадцать четыре, да и вообще не возьмемся за нее ни на каких условиях. Поняли?

— Очень хорошо, — злобно произнесла женщина. — Думаю, вы еще обо мне услышите, Бродяга.

Король джунглей недружелюбно смотрел на Амальфи. Если мэр правильно понял, то Король считал, что он несколько излишне подчеркивает солидарность Бродяг. Возможно, ему также казалось, что столь откровенное выражение независимости подрывает его безраздельную власть в джунглях. Амальфи был абсолютно уверен в том, что правильно угадал мысли Короля.

Теперь, все что оставалось, так это приступить к найму городов класса В; однако и это потребовало довольно длительного времени. Женщина, как оказалось, являлась не просто торговым агентом, но и довольно важной предпринимательницей. Ей были необходимы двадцать городов — по одному на каждый кусочек грязной работы: разработка в непосредственной близости от красного карлика залежи кариотита с низким процентным содержанием минерала. Двадцать городов-шахтеров довольно быстро превратят небольшую планету в кучу хлама. Цель представителя Служителей состояла в том, чтобы выполнить работу, заплатив жалкие гроши.

Но пока она еще продолжала собираться с мыслями, готовясь предложить свои условия Бродягам, неожиданно раздался чей-то слабый голос. Лица говорившего видно не было.

— М ы б е р е м с я з а э т у р а б о т у. В о з ь м и т е н а с.

Со всех экранов послышалось невнятное бормотание, по лицам мэров пробежало недовольство. Амальфи взглянул на объемную карту, но ничего особенного там не увидел: слишком слабым был сигнал. С уверенностью можно было сказать только одно — голос принадлежал одному из мэров городов, расположенных на периферии, вдали от центра джунглей, которые гораздо больше других нуждались в пополнении запасов энергии.

На какое-то мгновение показалось, что торговый агент Служителей почувствовала некоторое замешательство. Даже в джунглях, — подумал Амальфи, — все-таки должны соблюдаться некоторые, пускай и грубые, правила. Совершенно очевидно, что женщина понимала: принятие пожелавшего до переговоров с другими может быть воспринято весьма отрицательно.

— Вам лучше держаться подальше, — прозвучал голос Короля джунглей. Голос его — медлительный и тяжелый, — казалось, повис в воздухе. — Предоставьте леди возможность выбирать самой. Класс С, между прочим, ей вообще не нужен.

— М ы б е р е м с я з а р а б о т у. М ы о ч е н ь д а в н о н а ч а л и д о б ы в а т ь и с к о п а е м ы е и у м е е м о б о г а щ а т ь р у д у с п о м о щ ь ю г а з о в о й д и ф ф у з и и, м а с с — с п е к т р о г р а ф и и и м а с с х р о м а т о г р а ф и и. В о о б щ е у м е е м д е л а т ь в с е и с п р а в и м с я с р а б о т о й. О н а д о л ж н а б ы т ь н а ш е й.

— То же касается и остальных, — холодно ответил Король, на которого слова мэра добровольцев явно не произвели ни малейшего впечатления. — Ждите своей очереди.

— М ы у м и р а е м т у т! Г о л о д, х о л о д, ж а ж д а, б о л е з н и!

— Все в таком положении. Неужели вы думаете, что другим здесь нравится? Дожидайтесь своей очереди!

— Прекрасно, — неожиданно вступила женщина. — Мне надоело постоянно слушать указания, в ком я нуждаюсь, а в ком — нет. Пора кончать. Сообщите свои координаты, кто бы вы ни были, и…

— Вот-вот, сообщите координаты, и не успеете вы еще замолчать, как мы отправим туда торпеду Дирака! — прогремел Король. — Аколит, сколько заплатите за взрывные работы? Никому не разрешено работать меньше, чем за шестьдесят единиц. Ясно?

— М ы б е р е м с я з а п я т ь д е с я т п я т ь.

Женщина улыбнулась кривой неприятной улыбкой.

— Очевидно, кто-то из этой чумной зоны счастлив использовать свой шанс и честно поработать? Кто следующий?

— О черт, вам нет необходимости принимать из класса С, — прохрипел один из отвергнутых мэров. — Мы тоже согласны на пятьдесят пять. Чего нам терять?

— Т о г д а м ы с о г л а с н ы н а п я т ь д е с я т, — немедленно прошептал аутсайдер.

— Типун тебе на язык! Ты еще пожалеешь, что раскрыл рот, проклятый Кокуильхэтвиль-Конго. Ведь это ты, я не ошибся? Ты еще пожалеешь, что вообще осмелился что-то промолоть своим языком.

На экране в столе зеленые точки пришли в движение. Некоторые из крупных городов покидали свои орбиты. Торговый агент была встревожена таким развитием событий.

— Хэзлтон! — скороговоркой пробормотал Амальфи. — Что-то мне это все не нравится. Приготовься. Как только я скажу, мы отправляемся на одну из свободных орбит около красного карлика.

— Скорости не хватит…

— Если бы мы могли набрать скорость, нас бы здесь сейчас не было. К тому же лучше проделать это медленно, чтобы никто, глядя на свои карты, не смог заметить, что мы движемся против общего потока. Это возможно? Если сделать это, не привлекая внимания, нельзя, лучше сразу же отказаться от этой попытки.

— Хорошо.

— Клянусь ночной сорочкой Хаджи, вы получите хороший урок! — воскликнула женщина из скопления Служителей. — На сегодня все. Никакой работы не будет. Я вернусь через неделю. Может быть, к тому времени вы поумнеете. Лейтенант, давайте убираться отсюда ко всем чертям!

Однако, это оказалось довольно трудной задачей. Между кораблями Служителей и открытым космосом образовалось нечто вроде фронтальной волны, наведенной тяжелыми городами. Волна эта быстро распространялась от центра к темной периферии, в которой дрожали от холода города-слабаки. Холодная оболочка, образованная тесным строем городов класса С, пришла в паническое движение, а еще дальше блестящие зеленые искорки озлобленных городов, от которых только что ускользнула такая близкая уже работа, словно в гневе, в мириадах брызг врезались в основное облако.

В помещении Городского Центра воцарился настоящий бедлам. Мэры, перебивая друг друга, кричали, пытаясь объяснить, что не виноваты в создавшейся в космосе суматохе. Доносились голоса представителей городов, все еще не потерявших надежду добиться долгожданной работы. Во всеобщей сумятице они продолжали выкрикивать свои предложения. Громогласный бычий рев Короля Бродяг перекрыл невероятный шум.

— Очистить небо! — закричал Лернер. — Всем убраться отсюда!..

Словно в ответ на его слова экран в столе Амальфи затрещал, покрывшись сапфировыми, толщиной с волос, полосками. Гром мезотронных винтовок заполонил наушники, изрисовав отчаявшиеся, кричащие лица на экранах. Лейтенант Лернер посуровел как человек, испытывающий неудержимый страх, поняв внезапно, что ситуация, в которой он оказался, вышла из-под контроля и сделалась окончательно опасной. Амальфи успел заметить, как полицейский к чему-то протянул руку.

— Все, Хэзлтон. С п и н!

Сломанный спиндиззи жалобно выл, и город, словно преодолевая боль, набирал скорость. Локоть Лернера на экране дернулся; от полицейского корабля протянулся бледный направленный луч бластера Бете. Через несколько секунд что-то — Амальфи не успел разглядеть, что это было, — взорвалось, оставив после себя лишь огромное газовое облако. Исчезнувший город находился так далеко от центра скопления, что Амальфи сначала подумал, будто до смерти перепуганный Лернер стрелял наугад, просто чтобы устрашить Бродяг. По лицу Лернера он понял, что тот действительно не знает, кого поразил его шальной выстрел. Лейтенант был обескуражен не меньше Амальфи и сожалел о смерти неизвестного.

Глубина этой реакции заново удивила Амальфи. Быть может для него еще не все потеряно.

Какой-то полный идиот открыл сейчас огонь по полицейским, однако ни один из выстрелов не достиг цели. Мезотронные ружья, состоявшие на вооружении городов-Бродяг, никогда не были особенно грозным оружием. Амальфи ужаснулся при мысли о том, что Лернер, не выдержав подобного выпада, еще раз приведет в действие бластер, однако, полицейский сумел взять себя в руки и мыслил трезво и рассудительно. С командного крейсера более не последовало ни единого выстрела. Возможно, лейтенант почувствовал, что еще один неосторожный выстрел — и стычка может превратиться в массовое восстание, а тогда придется призывать на помощь весь космический флот Служителей.

Служители никак не могли быть заинтересован в подобном развитии событий, поскольку произошло бы резкое сокращение квалифицированной рабочей силы.

Городские спиндиззи смолкли. Красный свет пробивался из зала сквозь дым и падал на каменную лестницу, ведущую к башне.

— Мы остановились около небольшой звезды, босс. Отсюда до орбиты, по которой вращается город Короля джунглей, не более полумиллиона километров.

— Прекрасная работа, Марк. Закажи, пожалуйста, шлюпку. Мы нанесем им визит.

— Хорошо. Нам потребуется какое-то специальное оборудование?

— Оборудование? — медленно переспросил Амальфи. — Нет. Лучше пригласи сержанта Андерсона. И, Марк…

— Да?

— Позови и Ди тоже.

Правительственный центр в родном городе Короля Бродяг производил весьма внушительное впечатление: древний, величественный, отделанный мрамором. Со всех сторон центр окружен такими же красивыми зданиями пониже. Одно из сооружений привлекло внимание Амальфи, он никак не мог догадаться, для чего предназначен этот тяжелый, укрепленный на кронштейне мост. Мост пересекал необычайно широкую улицу, разделявшую город надвое. Никакого транспорта на улице не было, так же как и на мостике. Виднелись только немногочисленные пешеходы. В конце концов, он пришел к выводу, что мост оставили только из уважения к истории. Никаких других причин для его существования, по-видимому, не было, поскольку в городе Короля, как и в других городах-Бродягах, перемещались, в основном, по воздуху. Как и городской центр, мост отличался необычной красотой, наверно, еще и поэтому горожане решили сохранить его.

Такси, слегка покачиваясь, приземлилась.

— Ну вот, джентльмены, мы и приехали, — сообщила Жестянка Кэдди. — Добро пожаловать в Буда-Пешт.

Амальфи последовал за Ди и Хэзлтоном к центральной городской площади. Многочисленные небольшие такси точками проносились по красному небу, направляясь к дворцу и приземляясь неподалеку от него.

— Похоже, здесь намечается какое-то совещание, — определил Хэзлтон. — Прибывают не только административные работники этого города, но и гости из других городов. Видите, как их приветствуют.

— Я тоже так думаю, — согласился Амальфи. — Судя по всему, мы прибыли как раз вовремя. Мне кажется, что Короля ждут неприятности; его подчиненные настроены весьма решительно. Перестрелка с Лернером и потеря работы серьезно подорвали его авторитет. Если так, у нас появляются новые возможности. Может быть, найдем выход.

— Кстати, — сказал Хэзлтон, — а вообще где вход в этот саркофаг? Там, что ли?

Они поспешили во дворец, пробираясь между колонн примыкающего к нему портика. Внутри, в фойе, множество людей спешили к широкой, старинной лестнице. Другие, собравшись в группы, о чем-то понуро переговаривались. Холл украшали прекрасные подсвечники; света они давали немного, затеняя свечи, словно распустивший хвост павлин.

Кто-то схватил Амальфи за рукав, и мэр оглянулся. Рядом с ним стоял щуплый мужчина с изнуренным, славянского типа лицом и черными глазами, живо сияющими плохо скрываемым озорством.

— Когда я вижу все это, начинаю скучать по дому, — сказал мужчина, — хотя у нас и нет такого великолепия. Вы, кажется, тот мэр, который отверг все предложения вашему безымянному городу. Я прав или нет?

— Именно так, — ответил Амальфи, с трудом разглядев фигуру мужчины в этом церемониальном сумраке. — А вы — мэр Дрезден-Саксонии, Франц Шпект. Что мы можем для вас сделать?

— Ничего, благодарю вас. Я просто хотел представиться. Хорошо бы вам знать там кого-нибудь лично. — Мужчина кивком головы указал на лестницу. — Я восхищен вашим поведением. Между прочим, почему ваш город не имеет имени?

— Почему же — имеет, — сказал Амальфи. — Иногда, правда, нам приходится пользоваться своим именем, как оружием, или, по крайней мере, как средством воздействия на противников. Мы держим его в секрете в расчете как раз на случай подобных ситуаций.

— Как оружие! Надо об этом подумать. Надеюсь, мы еще увидимся. Собеседник Амальфи быстро удалился, смешавшись с тенями, плавающими в тускло освещенном зале. Хэзлтон с плохо скрытым удивлением взглянул на Амальфи.

— Чего он хотел, босс? У него на нас какие-то планы?

— Таково же и мое предположение. Он сказал, что друзья нам тут могут пригодиться. Пойдем наверх.

В огромном помещении, которое представляло собой тронный зал одной из древних империй — гораздо более древней, чем любой из городов-Бродяг, и возникшей, видимо, еще до начала космической эры, — уже началось совещание. Король джунглей, невероятно высокий, всем своим видом напоминающий суровый утес, стоял на возвышении, светясь, словно антрацит, тусклым черным светом. Всем своим видом являя древность, все же античность его скорее являлась родственной камню, без определенных очертаний, ничего существенного, как античность без истории на богатом фоне его собственного города. Он мог быть кем угодно, но только не мэром Буда-Пешта. Амальфи зародилось сильное подозрение в журнале города имеются свежие кровоподтеки.

Тем не менее, Королю без видимых усилий удавалось сохранять контроль над мятежными Бродягами. Его громовой голос гремел над их головами, словно камнепад, гипнотизируя и подавляя волю. Несмелые протестующие выкрики по сравнению с этим голосом выглядели безобидно и жалко, как блеянье ягнят, протестующих против неминуемого обвала.

— Вы — сумасшедшие! — гремел Король. — Вас чуть-чуть потрепали, а теперь хотите все на кого-нибудь свалить! Ну что ж, я подскажу вам подходящую кандидатуру! Я знаю, что вам надо делать. И, клянусь, вы это с д е л а е т е, все ваше стадо!

Амальфи, вовсю работая своими бычьими плечами, продрался сквозь плотные ряды возбужденных мэров и управляющих. Хэзлтон и Ди, держась за руки, пробирались вслед за ним. Бродяги, которых Амальфи вынужден был расталкивать плечами, недовольно ворчали. Однако, поглощенные гневной, разоблачительной речью Короля и своим собственным свирепым негодованием на него за хитрость и изворотливость, за то, что он, словно баранов, водит их за нос, они не обращали на Амальфи особого внимания, пропуская его вперед.

— Какого черта мы болтаемся здесь, терпя унижения со стороны этих провинциалов-Служителей? — во все горло орал Король. — Вы уже досыта наелись всем этим. Да и я тоже. С самого начала мне это не нравилось, но я терпел! Когда я пришел сюда, вы довели цену до позорного уровня. Я заставил вас прекратить торги, и тогда, по крайней мере, город, получивший работу, мог хоть немного заработать. Именно я научил вас организованности, показал вам, как нужно отстаивать свои права. Я научил вас держать заработки на приличном уровне. И я скажу вам, что следует делать теперь, когда наша оборона провалилась.

Амальфи, пробравшись, наконец, к помосту, схватил Ди за руку и притянул ее к себе. Они стояли теперь в среднем ряду толпы, почти рядом с Королем, который, заметив их передвижение, принялся разглядывать смельчаков. Амальфи почувствовал, как рука Ди судорожно напряглась, он пожал ее, пытаясь успокоить девушку.

— Хорошо! — воскликнул Амальфи. — Говори, что нам делать, или заткнись. Хватит болтовни.

Король, пристально глядевший на них, сделал какое-то неловкое, непроизвольное движение, как будто собирался отступить.

— Черт побери, а вы кто такие? — закричал он.

— Я — мэр того города, который сегодня был единственным, кто пытался сохранить уровень оплаты, — ответил Амальфи. Он как будто и не кричал, и все же голос его звучал под сводами зала ничуть не тише, чем рев Короля. По толпе пробежал ропот, и Амальфи увидел, как присутствующие поворачиваются в его сторону.

— Мы здесь самый большой и самый современный город. Сегодня мы впервые познакомились с теми методами, с помощью которых вы держите уровень цен. Мы считаем их дурно пахнущими. В аду бы мы видели этих Служителей, прежде, чем согласились работать на них за л ю б у ю предложенную ими цену, не говоря уже за те уровни оплаты, что установлены вам.

Кто-то рядом повернулся и искоса взглянул на Амальфи.

— Очевидно, вы, парни, можете питаться пространством, — сухо произнес Бродяга.

— Питаемся мы нормальной едой. Но не желаем жрать помои, — прорычал Амальфи. — Ты, там, на платформе. Давайте-ка выкладывай свой великий план, как нам выбраться из этой переделки. Наверняка, он столь же хорош, как и твоя система удержания уровня заработка.

Король принялся беспокойно притопывать ногами по помосту. Амальфи замолчал. Предводитель Бродяг, подбоченясь и широко расставив ноги, покачивался из стороны в сторону. Его блестящий лысый череп, наклоненный вперед, тускло сверкал на фоне выцветших занавесей.

— Я скажу вам, — заорал он. — Клянусь, я скажу вам. Посмотрим, что вы запоете после этого. Если захотите, можете остаться, здесь будут прекрасные условия для того, чтобы поднять цену. Но если у вас есть хоть немного мужества, советую вам отправиться с нами.

— И куда же? — холодно спросил Амальфи.

— Мы собираемся совершить марш на Землю.

Последовало краткое, оцепенелое молчание, вскоре перешедшее в невероятный, все нарастающий шум.

Амальфи усмехнулся. Реакция слушателей не показалась ему особенно дружелюбной.

— Подождите! — заревел Король. — Подождите, будь вы прокляты! Я спрашиваю вас: какой нам смысл продолжать борьбу со Служителями? Это же просто мусор. Они не хуже нас понимают, что если о них узнают на Земле, им несдобровать. Им придется отвечать за все. И за свою тактику работорговли, и за поведение их собственной милиции, и за то, что они позволяют себе стрелять в Бродяг.

— Тогда почему бы нам не вызвать полицию Земли? — выкрикнул кто-то.

— Потому что они не пойдут сюда. Они просто не могут. По всей галактике полно Бродяг, находящихся в зависимом положении от звездных скоплений и местных систем, вроде нас. Депрессия охватила всех, и на Земле просто недостаточно полицейских. Не могут же они быть везде одновременно.

— Но нам незачем это терпеть. Мы можем отправиться на Землю и потребовать, чтобы они защищали наши права. Мы же граждане Земли, — продолжал Король, покосившись на Амальфи. — Если, конечно, тут нет Веганцев. Скажи-ка, приятель, ты случайно, не с Веги? Его щербатое лицо, обращенное к Амальфи, отвратительно ухмылялось. По залу пронеслось нервное хихиканье.

— Мы можем отправиться на Землю и потребовать, чтобы правительство вступилось за нас. Иначе для чего оно вообще существует? Кто добывает те деньги, благодаря которым политики вот уже много веков толстеют, не зная особых забот? Кем бы они вообще управляли, если бы не было Бродяг? С кого собирали бы налоги, кого наказывали бы? Ответьте мне, или я запихаю ваш орбитальный форт вам в глотку!

Смех Короля звучал все громче, постепенно приобретая некоторую доброжелательность. Однако, Амальфи не обманывался на этот счет: к подобным насмешкам он привык и в своем окружении. Поведение его оппонента вполне могло означать, что он просто исчерпал запас своих аргументов и не знал, что еще сказать.

Амальфи холодно произнес:

— Большинству из нас в разное время предъявлялись обвинения, причем носили они далеко не локальный характер. Это нарушение тех или иных законов, установленных землянами. Многие города полиция разыскивает уже не один десяток лет. Вы что, хотите преподнести их земной полиции на блюдечке?

Король, казалось, не слышал его. Собравшиеся снова принялись хохотать, и Король отблагодарил их широкой улыбкой, с восхищением глядя на Ди.

— Мы пошлем вызов всем Бродягам по коммуникатору Дирака, — сказал он. — «Мы все возвращаемся на Землю» — скажем мы. «Мы направляемся домой, чтобы получить полагающееся нам вознаграждение. Мы долго и тяжело трудились на благо Земли, облазив всю галактику. И что же? Нам отплатили, превратив наши деньги в бессмысленную бумагу. Мы отправляемся домой. Посмотрим, как земляне держат свое слово…» Мы назначим дату."… и каждый Бродяга, в ком еще осталось хоть немного храбрости звездолетчиков, последует за нами". Как, звучит, а?

Ди сдавила руку Амальфи с такой невероятной силой, которую мэр и предполагать не мог в этой хрупкой девушке. Мэр молчал, не ответив на тираду Короля и глядя на него с металлическим холодом в глазах.

Откуда-то из глубины огромного тронного зала раздался уже знакомый голос:

— Мэр безымянного города поставил очень важный вопрос. С точки зрения Земли мы — скопище потенциальных преступников. В лучшем случае, они сочтут нас недовольными судьбой безработными, присутствие которых в таком большом количестве около родной планеты крайне нежелательно.

Хэзлтон тоже пробрался в первый ряд, остановившись около Ди и воинственно глядя снизу вверх на Короля. Тот, однако, словно не замечал управляющего, смотрел поверх его головы.

— У кого-нибудь есть еще предложения? — сухо произнес он. — Тут у нас находятся представители старой доброй Веги. У них полно всяких идей. Послушаем. Уверен, они предложат нам нечто грандиозное. Клянусь, этот Веганец — просто гений.

— Забирайтесь туда, босс, — прошипел Хэзлтон. — Вы сможете убедить их!

Амальфи выпустил руку Ди — ему стоило большого труда сделать это достаточно нежно — и неуклюже, хотя и без видимых усилий, взобрался на помост. Повернувшись лицом к толпе, он приготовился говорить.

— Эй, мистер! — прокричал кто-то. — Да вы вовсе и не веганец!

Толпа напряженно рассмеялась.

— Никогда это не утверждал, — возразил Амальфи. На лице Хэзлтона появилось выражение безысходности. — Вы что, стадо детишек? Что вы уши развесили? Никто вас не спасет. И уж тем более, если вы всей толпой отправитесь на Землю. Легкого выхода у нас нет. Я знаю только о д и н и могу рассказать вам о нем, если, конечно, у вас смелости хватит.

— Говори!

— Рассказывай!

— Кончай тянуть!

— Прекрасно, — сказал Амальфи, направляясь к массивному трону Габсбургов и усаживаясь в него. Король, застигнутый врасплох, не двигался с места. Амальфи, несмотря на свои внушительные размеры, не мог сравниться с Королем, однако, устроившись на троне, он сразу будто приобрел необъяснимое величие. Король джунглей казался теперь не только мелким, но и совершенно неуместным в этой обстановке. Амальфи начал говорить. Голос его звучал с трона также твердо и убежденно, как и прежде.

— Джентльмены, — сказал он, — наш германий теперь ничего не стоит. Точно такое же положение и с бумажными деньгами. Даже работа, которую мы умеем делать, теперь не стоит той оплаты, которую нам предлагают за нее. Это наша проблема, и очень сомнительно, чтобы на Земле с этим могли что-нибудь поделать. Там свои сложности, на Земле тоже кризис.

— Смотрите-ка, он — профессор, — ехидно заметил Король, скривив рот.

— Заткнись, ты сам пригласил меня говорить. Так что, пока не закончу, я отсюда не слезу. Мы можем продавать только один товар. Это — наша рабочая сила. Однако, ручной труд, тяжелая работа стоят очень мало. С этим могут справиться и машины. Но умственную работу способен проделать только тот, у кого есть настоящие мозги. Искусство и чистая наука находятся за пределами возможностей машин.

— Мы, конечно, не можем продавать произведения искусства. Мы не способны создавать их, поскольку не являемся художниками. Этим занимаются совершенно иной сегмент галактического общества. Но вот умственная деятельность в области чистой науки — это другое дело. Но работа мозгами в области фундаментальных наук — это нечто, что мы сможем продать, как мы всегда могли продать результаты работы мозгов в области прикладных дисциплин. Если мы правильно разыграем эту карту, мы сможем продавать свою продукцию везде, причем за ту цену, которую запросим сами, вне зависимости от денежной системы. Научные открытия — универсальный товар, и в перспективе мы, Бродяги — единственные, кто сможет производить и продавать его.

— Имея возможность предлагать этот товар, мы легко справимся со Служителями и с любой другой звездной системой. Любая депрессия будет нам нипочем, мы сами будем устанавливать цену и диктовать свои условия.

— Докажи! — прокричал кто-то.

— Это очень просто. У нас тут около трехсот городов. Давайте объединимся. У каждого есть какие-то уникальные знания. Впервые в истории такое количество Отцов Города собрались в одном месте. Это же относится и к организациям, занимающимся научными исследованиями в самых разных областях. Если мы обменяемся между собой имеющейся информацией, призовем все наши интеллектуальные ресурсы, то, по крайней мере, на тысячу лет вырвемся вперед в своем технологическом развитии по сравнению с остальной галактикой. Какого-нибудь эксперта можно купить очень дешево, почти задарма, но ни один эксперт — н и о д и н г о р о д и л и д а ж е п л а н е т а — не смогут сравниться с тем, что у нас будет.

— Человеческие знания, джентльмены, — это совершенно бесценная монета, универсальная монета. Подумайте только, в нашей галактике около восьмидесяти пяти миллионов развивающихся миров, которые с удовольствием заплатят за с о в р е м е н н ы е знания. А мы, как никто другой, объединившись, сможем их предоставить. Даже Земля останется на целое столетие позади. Земляне — и те будут гоняться за нами, предлагая самую высокую цену.

— У меня вопрос! — послышался выкрик из задних рядов.

— А, это вы, Дрезден-Саксония, я не ошибся? — сказал Амальфи. — Слушаю вас, мэр Шпект.

— Вы уверены, что объединение технологий и есть решение нашей проблемы? Вы же сами сказали, что прямолинейные, однозначные подходы — это прерогатива машин. Старинные теоремы Геделя-Черча утверждают, что никакое множество машин не может достичь значительного превосходства над человеческим мышлением. Создатель машины прежде, чем сконструировать ее, сам должен добиться выполнения той функции, для которой она предназначена.

— Это что, семинар? — требовательно спросил Король.

— Давайте-ка…

— Давайте-ка сначала выслушаем! — прокричал кто-то.

— После сегодняшних беспорядков…

— Пусть продолжают. Они дело говорят!

Амальфи подождал еще несколько секунд и сказал:

— Да, мэр Шпект. Продолжайте.

— Я уже почти все сказал. Машины не могут сделать то, о чем вы говорите. Не зря же именно мэр контролирует работу Отцов Города, а не наоборот.

— Совершенно верно, — согласился Амальфи. — Я не утверждаю, что подсоединение всех Отцов Города друг к другу автоматически решит все наши проблемы. Во-первых, само подсоединение мы должны произвести очень осторожно. Это сложная технологическая задача. Если мы ошибемся и соединим их неправильно, то вместо накопления знаний может произойти их исчезновение. Этот пример как раз подтверждает правоту ваших слов: машины не могут решить эту задачу, поскольку они не описываются количественными отношениями.

— Именно это я и имел в виду, когда говорил о сложности нашей задачи. Кроме того, если нам все-таки удастся объединить знания всех машин, мы еще должны правильно их интерпретировать. Без этого воспользоваться ими нам не удастся.

— Но на это потребуется много времени. Очень много. Нашим инженерам придется постоянно контролировать процесс извлечения знаний. Они должны будут наблюдать за Отцами Города, иначе мы не будем иметь уверенности в том, что машины смогут воспринять передаваемую информацию. Насколько нам известно, память их ничем не ограничена, но это только предположение. На практике его еще никто не проверял. Инженерам предстоит оценить полученные результаты, сверить свои оценки с машинными, чтобы устранить вероятные логические ошибки. Возможны даже такие противоречия, которые не будут разрешены в рамках машинной логики. Потребуется обстоятельное сопоставление всех выводов и допустимых следствий, а их будут тысячи…

— На это уйдет более двух лет, возможно, даже лет пять. И то мы получим только предварительные результаты. Отцы Города выполнят свою часть работы за каких-нибудь несколько часов, остальное время уйдет на аналитические процессы, которые без человеческого разума просто не выполнить. Но когда все будет закончено, хозяевами галактики будем мы.

— Замечательный ответ, — сказал Шпект. Говорил он довольно тихо, и все-таки каждое его слово со свистом пролетало во влажном от пота воздухе, словно крохотный снаряд. — Джентльмены, я думаю, что мэр безымянного города прав.

— Черта с два! — завопил Король, выдвигаясь на помосте на передний план и разрывая на пути влажный воздух. — Кому понравится сидеть сложа руки целых пять лет, изображая из себя ученого, пока Служители заставляют нас копаться в помойках?

— А кому понравится быть разорванным на куски? — резко возразил кто-то. — Кому охота воевать с Землей? По крайней мере, не мне. Я буду держаться от земных полицейских как можно дальше. По-моему, Бродяги еще не потеряли способность мыслить здраво.

— Полицейские! — завопил Король. — Они храбрые, только когда нападают на города поодиночке. А что будет, если т ы с я ч и городов пойдут к Земле? Кому они предъявят свои обвинения? Если бы вы оказались на их месте, стали бы вы выискивать в такой толпе отдельных субъектов, чтобы объявить им о нарушении закона или о том, что они не соблюдают условия какого-то ерундового контракта? Неужели подобная глупость и есть тот здравый смысл Бродяг? Если это так, то я это покупаю.

Вы ведете себя как наивные цыплята — вот в чем ваша беда. Вас сегодня отшлепали, а вы и испугались. Что, больно? Неженки вы чертовы. Неужели не ясно, что законы существуют именно для того, чтобы защищать в а с, а не отщепенцев вроде Служителей. Но позвать полицию сюда мы не имеем возможности: для этого полицейских слишком мало. К тому же здесь они как раз и разобрались бы с нами поодиночке, припомнив каждому все его грехи. А мирный марш на Землю — это совсем другое дело. Мы все вместе потребуем, чтобы нам вернули то, что принадлежит нам по праву. В этом случае они не смогут добраться до каждого из нас в отдельности. Но вам страшно! Бедняжки. Вы предпочитаете торчать в джунглях и умирать по одному!

— Нет, только не это!

— И не мы!

— Когда выступаем?

— То-то же, — удовлетворенно прорычал Король.

— Буда-Пешт, вы хотите решить все нахрапом. Вопрос еще не закрыт, — сказал Шпект.

— Хорошо, — согласился с ним Король. — Я хочу, чтобы все было по правилам. Давайте голосовать.

— Голосовать мы еще не готовы. Вопрос пока открыт.

— Ну? — промычал Король. — Вы, там, на помосте. Хотите еще что-нибудь сказать? Вы тоже боитесь голосования, как Шпект?

Амальфи, сохраняя достоинство, выдержал паузу.

— Я все сказал и готов принять исход голосования, — сказал он. — Мне, правда, кажется, что лично для нас поход на Землю будет совершенно невозможен: наш спиндиззи не выдержит. Так что, если большинство выберет марш, мы в нем участия не примем. В общем, я все сказал. Считаю, что лететь к Земле — это самоубийство.

— Один момент, — не успокаивался Шпект. — Прежде, чем приступить к голосованию, я все же хотел бы знать, от кого поступили предложения. Буда-Пешт мы хорошо знаем. А кто вы?

На какое-то мгновение в тронном зале воцарилась мертвая тишина.

Все присутствующие прекрасно понимали, какое огромное значение имеет этот вопрос. Престиж любого города среди Бродяг держался на двух обстоятельствах. Решающее влияние на исход голосования могли оказать опыт города, решившего взять на себя судьбу других, и его громкие достижения. Город Амальфи в обоих отношениях стоял очень высоко. Стоило мэру объявить имя своего города, и шансы его на победу в голосовании были бы, по меньшей мере, не хуже, чем у соперника. Даже будучи безымянным, город Амальфи заслужил в глазах Бродяг неоспоримый авторитет.

Хэзлтон, очевидно, думал как раз об этом, подавая Амальфи энергичные сигналы обеими руками. С к а ж и т е и м, б о с с. Э т о т о, ч т о н у ж н о. С к а ж и т е!

Амальфи ощутил оглушающее сердцебиение.

— Мое имя — Джон Амальфи, уважаемый мэр Шпект, — выдавил он.

По залу проплыл уважительный гул.

— Ответ дан, — поспешил встрять Король, продемонстрировав свои кривые зубы. — Счастлив видеть вас у себя на борту, мистер Амальфи. Теперь, если вы уберетесь, наконец, с этой платформы, мы сможем приступить к голосованию. Но не спешите покидать город, мистер Амальфи. Я хотел бы побеседовать с вами с глазу на глаз. Поняли?

— Хорошо, — согласился Амальфи. Он проворно спрыгнул на пол и вернулся назад, к Ди и Хэзлтону, по-прежнему стоявшим рука в руке.

— Босс, почему ты не сказал им? — прошептал Хэзлтон с недовольным выражением на лице. — Ты что, х о т е л намеренно провалить все дело? У тебя было две прекрасных возможности, и ты их обе упустил!

— Конечно, упустил. Для этого я сюда и пришел. Мне нужно было подогреть их. Вам с Ди лучше поскорее уйти, иначе придется отдать ее Королю взамен на разрешение покинуть город и вернуться домой.

— Ты и это предусмотрел, Джон? — удивленно спросила Ди. Она как будто не предъявляла ему обвинения, а просто констатировала факт.

— Боюсь, что да, — не возражал Амальфи. — Прошу прощения, Ди. Если бы удалось обойтись без этого, я не пошел бы на такой шаг. Я был уверен, что смогу обхитрить Короля, если, конечно, это может тебя утешить. А сейчас уходите, не то будет поздно. Марк, постарайся побольше шуметь при вашем уходе.

— А что будет с тобой? — спросила Ди.

— Я приду позже. Быстрее!

Хэзлтон еще какое-то мгновение смотрел на Амальфи, а затем принялся пробираться через толпу; напуганная Ди неохотно последовала за ним. Его метод шумного поведения оказался весьма характерным для него: он шел столь молчаливо, что любой, взглянувший на него, мог понять, что этот человек удирает; даже его шаги не были слышны. В бурлящем от возбуждения зале его бесшумность оказалось столь же подозрительной, как сирена в церкви.

Амальфи постоял на месте еще некоторое время, давая Королю понять, что основной его заложник все еще находится в его руках и не собирается нарушать данное ему обещание. Затем, когда на мгновение внимание Короля переключилось на что-то иное, он слился с залом, слегка сгибая колени, что спрятать рост и свою приметную лысую голову, производя лишь нормальный уровень шума при своем движении — короче, эффективно став невидимым.

К этому моменту процедура голосования шла полным ходом, и пройдет еще по крайней мере пять минут, прежде чем Король решится прервать ее, распорядившись, чтобы закрыли входные двери. После намеренно тревожного исчезновения Хэзлтона и Ди, срочное приказание в самый разгар голосования сделал бы болезненно очевидными истинные намерения Короля.

Когда бы у Короля хватило сообразительности прихватить с собой карманный передатчик, исход событий мог бы стать другим. То, что Король не сделал этого, еще больше укрепило убеждение Амальфи, что мэр Буда-Пешта заступил на этот пост не очень давно, и что получил он его не по обычаю.

Но Ди и Хэзлтон выберутся отсюда вполне нормально. Как и сам Амальфи. Что казалось этого ограниченного вопроса, Амальфи постоянно опережал Короля по крайней мере, шагов на шесть.

А пока он направился к группе людей, примерно откуда, как он прикинул, доносился голос мэра Дрезден-Саксонии. Он обнаружил изможденного, птицеподобного славянина без особого труда.

— Вижу, что вы всегда держите кобуру со своим победоносным оружием застегнутой, — тихим голосом произнес Шпект.

— Простите, что разочаровал вас. Вы превосходно все разыграли. Не знаю, утешит ли это вас, но все-таки хочу сказать, что ваш вопрос оказался именно т е м, что нужно. Я благодарю вас и, в свою очередь, я перед вами в долгу; как хорошо вы умеете отгадывать загадки?

— Загадки?

— Raetseln, — перевел Амальфи.

— А — головоломки. Нет, не очень, но все же могу попробовать.

— Какой из городов имеет двойное имя?

Совершенно очевидно, Шпект не нуждался в опыте отгадывания головоломок, чтобы найти ответ на такой простой вопрос. Он от удивления даже раскрыл рот.

— Вы — Н… — начал было он.

Амальфи быстро поднял руку, изобразив знакомый всем Бродягам знак: «Информация т о л ь к о для вас». Шпект умолк и кивнул головой. Амальфи с улыбкой на устах спокойно проследовал к выходу из дворца.

Его ждала трудная работа. Развитие событий предугадать было нетрудно: собравшиеся, наверняка, проголосуют за поход к Земле. Оставалось только одно: превратить исход Бродяг из джунглей в паническое бегство.

Добравшись до родного города, Амальфи почувствовал смертельную усталость. Он отпустил такси, которое, по распоряжению Хэзлтона, выслал за ним дежурный сержант, и направился в свою комнату, заказав себе ужин.

Последний ход, как он был вынужден заключить, оказался ошибкой. Запасы города за последнее время заметно истощились, и несмотря на то, что Отцы Города отлично знали вкусы мэра — предложенный ему ужин показался Амальфи скудным и совсем неаппетитным. Принесли даже дымящееся ригелианское вино, которое он всегда считал варварским напитком. Видно, других приличных напитков, кроме воды, уже не осталось.

Амальфи почувствовал, как все глубже погружается в столь редкую для него депрессию. Сказывались усталость и одиночество. К тому же быстрое перемещение из зала для аудиенций Габсбургов в его пустую новую комнату в Эмпайр Стейт Билдинг — ранее это была комната, где размещалось оборудование эскалаторов до того, как город перешел на использование фрикционных полей — неприятный осадок от так и не состоявшегося ужина вряд ли могли повысить настроение мэра. И будущее городов-Бродяг, каким оно ему представлялось, не могло как-то поднять его дух.

Именно в этот момент дверь в комнату Амальфи приоткрылась. Хэзлтон, даже не спросив разрешения, молча вошел внутрь, на ходу закрепив связку ключей у себя на ремне. Мгновение мужчины с каменным видом смотрели друг на друга.

Затем Амальфи указал на пустое кресло.

— Извини, босс, — сказал Хэзлтон, не двигаясь с места. — Ты знаешь, что этим ключом я пользуюсь только в особых случаях. Сейчас у нас создается чрезвычайная ситуация. Положение очень тяжелое, и мне кажется, что твое поведение граничит с сумасшествием. Ради выживания города я хочу, чтобы ты посвятил меня в свои планы.

— Садись, — сказал Амальфи. — Хочешь ригелианского вина?

Хэзлтон скривился и сел в предложенное мэром кресло.

— Я доверяю тебе, Марк. Как и всегда. Я обычно посвящаю тебя в свои планы за исключением, конечно, тех случаев, когда опасаюсь, что твое нетерпение может испортить дело. Думаю, ты согласишься, что иногда твое горячее участие не способствовало успеху. И не надо опять приводить твой любимый пример с Тором Пять; в том случае я был на твоей стороне, однако, Отцы Города воспротивились твоему хитрому плану.

— Согласен.

— Ну, хорошо, — сказал Амальфи. — Тогда говори, что ты хочешь сейчас узнать.

— В общем, я понимаю, что ты должен делать, — Хэзлтон сразу перешел к делу. — Ты использовал Ди как прикрытие для того, чтобы проникнуть на собрание мэров, а потом — и чтобы выбраться оттуда. Это был довольно хитрый трюк. Если учесть, какую политическую угрозу мы представляем для Короля, твое решение, возможно, было единственно верным. Не буду скрывать, меня это сильно возмущает лично и надеюсь, мне еще представится случай отплатить тебе. Но согласен — это было необходимо.

— Прекрасно, — устало заметил Амальфи. — Это не имеет большого значения, Марк.

— Конечно, если исключить личные моменты. Главное в том, что ты упустил тот главный шанс, ради которого все это было задумано. План с объединением знаний показался мне весьма остроумным, и у тебя было два верных шанса, чтобы протащить его. Во-первых, Король попытался выдать нас за представителей Веги. Никто из них никогда не видел того форта, и ты вполне мог поддержать эту версию и сойти за веганца — твоя внешность вполне позволяет разыграть эту карту. Конечно, ни Ди, ни я не выглядим столь импозантно, но нас можно было выдать за перебежчиков. Но ты не воспользовался этой возможностью. Потом мэр Дрезден-Саксонии предоставил тебе прекрасный шанс привлечь всех на нашу сторону. Достаточно было только раскрыть название города. Тогда голосование, несомненно, сложилось бы в нашу пользу. Это был редкий случай для свержения Короля, но ты упустил и его.

Хэзлтон вытащил из кармана логарифмическую линейку и принялся задумчиво перемещать движок из стороны в сторону. Эту привычку Амальфи уже давно подметил у управляющего, обычно Хэзлтон делал это, только когда собирался проводить какие-то расчеты. Сейчас же, судя по всему, он просто нервничал.

— Марк, но я не хочу быть Королем джунглей, — медленно произнес Амальфи. — Я предпочитаю, чтобы этот ответственный пост остался за его нынешним обладателем. Полиция Земли поставит ему в вину все преступления, которые уже совершены или еще будут совершены в джунглях. Да и сами Бродяги взвалят на него ответственность за все неудачи, которые случились у них в джунглях. Мне такая работа ни к чему. Я просто хотел создать у Короля впечатление, что собираюсь занять его пост… Кстати, ты не пытался связаться с тем городом, который утверждал, что у них есть хроматографы?

— Пытался, — ответил Хэзлтон, — они не отвечают.

— Хорошо. Перейдем теперь к моему плану объединения знаний Отцов Городов. Он не мог сработать, Марк. Во-первых, никто не может заставить Бродяг работать над его выполнением достаточно долго, чтобы получить хоть какие-то результаты. Бродяги — не философы, да и научные их способности весьма ограничены. Они — инженеры и купцы, но они не считают себя искателями приключений. Это — п р а к т и ч н ы е люди — вот слово, используемое ими. Ты не раз это слышал.

— Даже привык к нему, — резко заметил Хэзлтон.

— Вот и я тоже. Стоит задуматься над этими словами. Кроме всего прочего, это означает: если ты вовлекаешь Бродяг в какой-нибудь продолжительный проект, связанный с аналитической работой, они тут же начинают сопротивляться. Они воспринимают только практические соображения и отвергают доводы чистой науки, которые кажутся им совершенно бесполезными. К тому же они органически неспособны подолгу сидеть на месте. Если убедить их в том, что это необходимо, они могут попытаться, но рано или поздно произойдет взрыв.

— Но это не единственное соображение. Ты представляешь себе, Марк, к чему мог привести эксперимент с объединением знаний? Поверь мне, я не пытаюсь поставить тебя в неловкое положение, задавая неразрешимый вопрос. Думаю, что там, в зале, никто не смог бы на него ответить. Иначе они высмеяли бы меня и с позором стащили с помоста. В этом еще одно проявление характера Бродяг: они слишком нетерпеливы, чтобы выстроить такую длинную цепочку рассуждений, которая, в данном случае, необходима, чтобы добраться до конечного вывода.

— Но ты сам — Бродяга, — резонно заметил Хэзлтон. — Это же не помешало тебе сделать правильный вывод. Ты же сказал им, сколько времени может занять выполнение твоего плана.

— Да, я — Бродяга. И я сказал им, что даже предварительная работа потребует от двух до пяти лет. Как Бродяга, я большой специалист говорить полуправду, когда это требуется. На самом деле, только для организации этого эксперимента потребуется больше времени! А сама работа, Марк, заняла бы с т о л е т и я.

— Предварительные работы?

— Нет такой вещи, как предварительные работы в нашей вселенной разногласий, — Амальфи протянул руку к бокалу пенящегося вина, но тут же передумал. — Собравшиеся в джунглях города представляют научные знания, накопленные самыми развитыми культурами, с которыми им приходилось сталкиваться. А мы имеем около пяти тысяч планет, и это — минимальная оценка. Уверен, что нам удалось бы извлечь все эти знания. Отцы Города справились бы с их классификацией за какой-нибудь час, н о с н а ч а л а м ы б ы п о т р а т и л и о т д в у х д о п я т и л е т, ч т о б ы п о д г о т о в и т ь и х к э т о м у. А затем надо будет интегрировать всю эту информацию, Марк. Без этого никак не обойтись. Иначе как мы смогли бы использовать полученные результаты и выставить их на продажу? Как тебе понравилась бы такая работа, Марк?

— Не очень, — не задумываясь, ответил Хэзлтон. — Но, Амальфи, тогда зачем ты затеял все это? Не могу допустить, что ты отправился на собрание, чтобы просто приятно провести время. В это я никогда не поверю. Значит, это был ловкий маневр, направленный на то, чтобы подтолкнуть города к походу на Землю. Ты поставил их перед неприемлемой для Бродяг альтернативой, отклонив которую, они, сами того не понимая, подтвердили правоту Короля.

— Абсолютно верно.

— Но если так, — выпалил Хэзлтон, бросив на мэра быстрый взгляд, — я должен сказать, что это — просто идиотизм, несмотря на все твое актерское мастерство. Думаю, на сей раз ты обманул самого себя.

— Может быть. Во всяком случае, если выбор состоял в том, отправиться на Землю или остаться в джунглях, не сомневаюсь, они не тронулись бы с места. Разве мы могли это допустить?

— Мы-то уж точно никак не можем себе позволить оставаться здесь.

— Вот именно. Точно так же, как и одним нам отсюда не выйти. Единственный способ освободиться — это выйти в середине массовой процессии. В этом и состояла моя главная цель. Неужели ты думаешь, что у меня есть какие-то другие планы?

— Не знаю, — ответил Хэзлтон. — Но мне кажется, что у тебя на уме есть что-то еще.

— И ты сожалеешь, что не знал об этом заранее? Я знаю, что ты имеешь в виду. Да и ты сам знаешь.

— Ди?

— Конечно, — подтвердил Амальфи. — Ты так и не задал себе этот единственно правильный вопрос, зачем я взял с собой Ди. Если бы ты смог посмотреть на все это со стороны, то, наверное, понял бы даже, для чего мне нужен был марш к Земле.

— Я подумаю, — понуро произнес Хэзлтон. — Хотя предпочел бы, чтобы ты сам мне об этом сказал. С каждым годом, босс, мы все больше и больше отдаляемся друг от друга. Когда-то мы с тобой думали почти одинаково, и именно в те времена у тебя появилась привычка не посвящать меня в подробности. Думаю, что тем самым ты хотел поучить меня мыслить самостоятельно. Чем больше волнений и сомнений возникало у меня по поводу того, как мы должны действовать в той или иной ситуации, тем серьезней я вынужден был размышлять над ней. Я постоянно должен был ставить себя на твое место, и тем самым все больше и больше учился думать, подражая тебе. Чтобы стать хорошим управляющим, я должен был думать, как ты. Ты хотел иметь уверенность в том, что все решения, принимаемые мною во время твоего отсутствия, ничем не будут отличаться от тех, которые принял бы ты.

— Я понял это совершенно четко после нашей заварушки с Герцогством Горт. Тогда мы в первый раз были отделены друг от друга достаточно долго; за это время успела возникнуть действительно серьезная ситуация. Пока я не вернулся в город с Утопии, у меня не было ни малейшего понятия о том, что там происходило. И когда я вернулся, то сразу же понял, насколько мне повезло, что на этот раз я думал иначе, чем ты. Первый же случай, когда я позволил себе недооценить твой план и тем самым поставил под сомнение твой метод воспитания самостоятельного мышления, сразу же сделал меня в твоих глазах человеком обреченным. Ты списал меня со счета и начал готовить на мое место Кэррела.

— Потрясающая проницательность, — заметил Амальфи. — Если ты хочешь обвинить меня в том, что я применяю жестокие методы, ты должен сказать…

— … что дурака по-другому не научишь, — вставил Хэзлтон. — Нет. Дурака вообще ничему научить невозможно. Но я и не отрицаю, что моя школа — вещь тяжелая. Продолжай.

— Да я уже почти все сказал. История с Гортом и Утопией научила меня одному: иногда думать так же, как ты, смертельно опасно. Я сумел выбраться с Утопии именно потому, что думал п о — с в о е м у. И еще раз я убедился в этом на планете Он: если бы и в той ситуации я не сумел разработать собственный план, мы и сегодня еще торчали бы на этой планете.

— Марк, я понял, что ты хочешь сказать. Не могу не согласиться с тем, что мы часто полагались на разработанные тобой планы и, кстати, именно потому, что они отличались оригинальностью, которая свойственна твоему образу мыслей. Ну и что из этого?

— А вот что. Ты хочешь вытравить из меня всю эту оригинальность. Если верить тебе, ты ценил ее. Она приносила пользу городу, и ты даже защищал меня от нападок консервативных Отцов Города. Но сейчас ты изменился. Думаю, что и я стал другим.

В последнее время я чувствую, что меня все больше и больше тянет к простым человеческим ценностям, я начинаю мыслить, как простой человек. Я больше не ощущаю себя тем прежним Хэзлтоном, который поклонялся своему господину и во всем был готов потворствовать ему. Я вижу, что и ты, мэр, сильно изменился, правда, в другую сторону. Когда ты смотришь на людей — ты видишь машины. Пройдет еще немного времени, и тебя невозможно будет отличить от Отцов Города.

Амальфи задумался над словами управляющего. Он чувствовал себя старым и усталым. Время для очередного укола против старения еще не подошло, оставалось еще более десяти лет. Однако, мысль о том, что из-за скудости городских средств запасов лекарственных средств он может и не дождаться этого момента, давила на него тяжестью всех прожитых столетий.

— Может быть, ты хочешь сказать, что я возомнил себя богом, — заметил мэр. — Помнится, как-то раз на Мерфи ты уже обвинял меня в этом грехе. Ты никогда не пытался представить, Марк, какой груз несет на себе человек, в течение нескольких веков занимающий место мэра города-Бродяги? Думаю, что задумывался. Да и твоя собственная ответственность ненамного меньше моей. Позволь мне спросить тебя вот о чем: разве не очевидно, что перемены начались в тебе с того момента, когда Ди впервые взошла на борт города?

— Конечно же это очевидно, — согласился Хэзлтон, бросив на Амальфи быстрый взгляд. — Это началось с той истории с Утопией и Гортом. Ди появилась в то время, как ты помнишь, она — с Утопии. Ты хочешь сказать, что во всем следует винить е е?

— А разве не столь же очевидно и то, — продолжил Амальфи с усталой неумолимостью в голосе, — что изменения во мне начались с того же самого времени? О боги звезд, Марк, н е у ж е л и т ы н е п о н и м а е ш ь, ч т о я т о ж е л ю б л ю Д и.

Хэзлтон с побелевшим лицом застыл на месте, тупо уставившись вдруг ослепшими глазами на остатки жалкого ужина Амальфи. Прошло довольно много времени, прежде чем он немного опомнился и положил на стол логарифмическую линейку, проделав это столь бережно, словно она была хрустальная.

— Я знаю, — вымолвил он наконец. — Я это знал, просто не хотел себе в этом признаться.

Амальфи беспомощно развел руками в стороны. Этим жестом он не пользовался по крайней мере уже полстолетия. Управляющий, казалось, ничего не заметил.

— Но если все обстоит именно так, — снова заговорил Хэзлтон, на этот раз голос его звучал гораздо тверже, — то я…

Он остановился.

— Не стоит спешить, Марк. На самом деле это не так уж многое меняет. Время покажет…

— Амальфи — я х о ч у п о к и н у т ь г о р о д.

Хэзлтон произнес эти слова четко, с равными промежутками между ними, и каждое из них прозвучало для Амальфи словно удар молотка о гонг, удары точно подогнанные по времени, чтобы совпасть с периодом колебаний самого гонга, пока наконец, он не развалится на части. Что угодно ожидал услышать Амальфи, только не эти четыре слова. Он мгновенно почувствовал, что понятия не имеет о том, каким беспомощным он стал.

«Я х о ч у п о к и н у т ь г о р о д». Слова эти составляли традиционную формулу, с помощью которой Бродяга отрекался от звезд. Человек, произнесший эти слова, навеки отсекал себя от всех городов-Бродяг и от протянувшихся во все стороны межзвездных путей, по которым Бродяги перемещались, путешествуя во времени и пространстве. Бродяга, произнесший эти слова, обрекал себя на необходимость жить на какой-то одной планете.

Фраза эта являлась окончательной. Она была навсегда вписана в законы Бродяг. Никто не мог взять назад эти магические четыре слова; отказаться от них не было никакой возможности.

— Ну что ж, — сказал Амальфи, — ты сделал выбор. Естественно, я не буду говорить тебе, что ты поспешил: все равно уже поздно.

— Благодарю.

— Где ты хочешь сойти? На ближайшей планете или в следующем порту, где остановится город?

Эта альтернатива также предусматривалась традицией, однако Хэзлтон, казалось, не испытывал удовольствия ни от одного из предложенных вариантов. Губы его побелели, руки дрожали.

— Это зависит от того, — сказал он, — куда ты планируешь отправляться. Ты мне еще не сказал об этом.

Явно расстроенный вид Хэзлтона удручающе действовал на Амальфи, хотя он и старался не показывать этого. Технически для бывшего управляющего еще оставалась возможность отозвать свое решение, и Амальфи вполне мог сделать ему подобное предложение. Насколько мог судить Амальфи, слова Хэзлтона никто не слышал, и вряд ли они были записаны. Существовала, правда, некоторая вероятность того, что запись была сделана тритчером — блоком Отцов Города, ответственным за обслуживание горожан. Но даже в таком случае запись будет обнаружена еще не скоро, поскольку Отцы Города просматривали банк памяти тритчера не чаще одного раза в пять лет. Обычно это устройство не фиксировало никакой интересной информации кроме гастрономических пристрастий Бродяг, изменявшихся весьма медленно и, по большей части, незначительно. Нет, Отцам Города не следует знать об отставке Хэзлтона, по крайней мере, пока.

Однако, возможность подобного предложения даже не пришла Амальфи в голову — образ мыслей Бродяг давно уже проник в его подсознание. Если бы кто-то намекнул ему, Амальфи, сделать подобное предложение Хэзлтону, мэр, наверняка, заявил бы, что, сказав эти заветные слова, Хэзлтон очутился в полном его подчинении, так же, например, как полицейский, охраняющий периметр города. Амальфи привел бы множество причин, по которым от Хэзлтона требовалось полнейшее и беспрекословное подчинение. Он, конечно, сказал бы, что произнесенные управляющим слова вернуть невозможно, даже несмотря на то, что знают о них только двое — он и Хэзлтон. Если бы советчик не успокоился и продолжал бы нажимать на него, Амальфи, без сомнения, добавил бы, что никогда не может забыть о том, что слышал, как, впрочем, и сам Хэзлтон. Он пояснил бы, что каждый раз, когда он принимал решение, идущее вразрез с планами управляющего, тот таил на него обиду, вынашивая мысль о своей отставке. Зная Амальфи, можно без особого риска высказать предположение, что он не преминул бы заметить, что отношения между ним и управляющим и без того складывались сложно, а теперь и вовсе угрожали принять характер патологии. В действительности ни о чем подобном Амальфи и не думал. Хэзлтон сказал: «Я хочу уйти из города». Амальфи был Бродягой, а для Бродяги эта фраза звучала как окончательный приговор.

— Нет, — тут же ответил мэр. — Ты хотел уйти, и этим все сказано. Ты больше не имеешь права получать информацию о политике города и его планах. Только то, что доходит до тебя в виде директив. Сейчас, Марк, ты можешь воспользоваться своим умением думать, как я. Не зря же я учил тебя. Полагаю, у тебя не возникнет трудностей, если ты постараешься теперь думать, как думают Отцы Города. С этого момента другого источника информации у тебя не будет.

— Все понял, — сухо произнес Хэзлтон. Он несколько мгновений стоял, не произнося ни слова. Амальфи ждал.

— Ну что ж, тогда в следующем порту назначения, — сказал экс-управляющий.

— Хорошо. До этого времени ты получаешь статус управляющего, покидающего свою должность. Приступай к подготовке Кэррела: он будет твоим преемником. Сразу же начинай передавать Отцам Города информацию о нем. Я не хочу, чтобы они опять устроили бучу во время выборов вроде той, что имела место, когда выбирали тебя.

Лицо Хэзлтона приобретало все более застывшее выражение.

— Хорошо, — сказал он. — Во-вторых, направь город по направлению к периферии, чтобы перехватить город, с которым ты не смог связаться. Нужно выйти на такую орбиту, которая придала бы нам логарифмическое ускорение, причем основная мощность должна концентрироваться на дальнем конце. Подготовь две группы: одну для быстрого осмотра спиндиззи, вторую — для работы с масс-хроматографом. Бог его знает, чем может оказаться эта штука. Людей необходимо снабдить инструментом, им возможно, придется демонтировать оборудование.

— Хорошо.

— Кроме того, надо привести в готовность отряд сержанта Андерсона. Может оказаться, что тот город не так мертв, как это представляется.

— Хорошо, — еще раз сказал Хэзлтон.

— Это все, — заключил Амальфи.

Хэзлтон резко кивнул и, казалось, собирался повернуться, чтобы уйти, но потом вдруг передумал и, к удивлению Амальфи, обрушил на него стремительную тираду.

— Босс, прежде, чем я уйду, ты должен мне сказать, — Хэзлтон судорожно сжал кулаки, — ты задумал все это специально, чтобы спровоцировать меня на заявление об уходе? Неужели ты не мог выгнать меня или заставить уйти, не раскрывая своих планов? Будь я проклят, если поверю в твою любовь к Ди… Ты же знаешь, что, уходя, я заберу ее с собой. Я не верю в твои рассказы про Великое Самоотречение. Это все — мура, чистые выдумки, особенно, когда исходят от тебя. Ты любишь Ди не больше, чем я тебя…

Хэзлтон побелел настолько, что Амальфи подумал, как бы экс-управляющий не упал в обморок.

— Счет один-ноль в твою пользу, Марк, — сказал Амальфи. — Совершенно очевидно, что я не единственный, кто разыгрывает Великое Самоотречение.

— О боги звезд, Амальфи!

— Их не существует, — сказал Амальфи. — Марк, я больше ничего не могу сделать. Я собирался расстаться с тобой не один раз, но сейчас все — ты сам сделал выбор. Отправляйся и выполняй задание.

— Хорошо, — подчинился Хэзлтон. Он повернулся и зашагал прочь. Двери едва успела раскрыться перед ним.

Амальфи, словно спящий ребенок, глубоко вздохнул и переключил тритчер с положения з а п и с ь на с т е р е т ь.

— Это все, сэр? — механическим голосом спросила машина.

— Ты что, собираешься отравить меня второй раз за вечер? — прорычал Амальфи. — Подключи линию ультрафона.

— Связь, — выкрикнула машина.

— Это мэр, — сказал Амальфи, придвинув микрофон. — Вызовите лейтенанта Лернера из сорок пятого отряда охраны границы Служителей. Обязательно добейтесь связи. Это была его последняя должность, однако, есть сведения, что с тех пор он получил повышение. Когда доберетесь до него, скажите, что говорите от моего имени. Сообщите ему, что города в джунглях планируют какие-то вооруженные действия, и что он может помешать этому, если сейчас же отправится туда. Поняли?

— Да, сэр, — дежурный связист повторил полученное распоряжение.

— Мы сделаем все, о чем просите вы, мэр Амальфи.

— А кто еще мог вас просить? Позаботьтесь о том, чтобы Лернер вас не смог запеленговать. Если сможете, пошлите сообщение частотно-модулированным методом.

— Не можем, босс. Мистер Хэзлтон только что распорядился перевозить наше оборудование. Но тут недалеко есть мощная ультрафоновая станция Служителей. Мы можем синхронизироваться от нее и попросить, чтобы полицейские настроили детекторы в нужном направлении. Что скажете?

— Что ж, так даже лучше, — похвалил Амальфи. — Приступайте.

— Еще один вопрос, босс. Наконец закончили работы по беспилотному кораблю, который вы заказывали еще в прошлом году. Конструкторы сообщили, что на борту имеется коммуникатор Дирака, который уже подготовлен к работе. Я осмотрел корабль — он выглядит отлично. Правда, огромен, и его довольно легко обнаружить.

— Прекрасно, но все это может подождать. Передайте сообщение.

— Да, сэр.

Голос дежурного стих. Внезапно сопло мусоросжигательной печи словно сделало глубокий вдох, и тарелки, поднявшись со стола, торжественной процессией устремились в затягивающий зев. Бокал с вином, напоминая миниатюрную комету, взлетел, оставляя за собой прозрачный дымчатый след. В последнюю минуту Амальфи очнулся от благостной задумчивости и, судорожно замахав руками, попытался ухватить проносящийся мимо маленький предмет. Однако, было уже поздно. Печь проглотила и его, с удовлетворением шумно захлопнув дверцу.

Хэзлтон оставил на столе свою линейку.

Одетые в скафандры люди с настороженными лицами пробирались по темным, мертвым улицам города на периферии. Шедший впереди сержант Андерсон осветил карманным фонариком какой-то дверной проем и тут же снова выключил свет.

Огней в городе не было, на зов никто не откликался. Никаких признаков энергии, кроме слабого поля спиндиззи, десантникам заметить не удалось. Экран спиндиззи был настолько слабым, что давление воздуха не подымалось выше четырех фунтов на квадратный дюйм, так что без скафандров было никак не обойтись.

В наушниках шлема Амальфи зазвучал голос О'Брайена:

— События в джунглях, мистер мэр, подходят ко второй стадии. По наблюдениям отсюда кажется, что Лернер обрушил на них всю мощь своего флота, он отважился увести из скопления Служителей почти все полицейские корабли. Среди них адмиральский флагман, но он только облекает в приказы предложения Лернера. Никаких собственных идей у него, кажется, нет.

— Трогательная картина, — ответил Амальфи, беспомощно озираясь в темноте.

— Согласен, сэр. Удивляет, что их отряд слишком велик для такого дела. Он настолько большой, что в джунглях его заметили еще издалека. Мы хотели, как вы просили, предупредить Короля, но в этом не было необходимости. Города сейчас перестраиваются в боевой порядок. Прекрасное зрелище. По-моему, такое происходит впервые за всю историю?

— Насколько мне известно, это так. Как вам кажется, у них что-нибудь получится?

— Нет, сэр, — не раздумывая, ответил пилот телеуправляемой ракеты. — За что бы ни брался их Король, у него всегда все идет кувырком. К тому же, города слишком неуклюжи, даже когда ими управляет мастер, а его-то мастером никак не назовешь. Что говорить, скоро все сами увидим.

— Хорошо, через час приготовьте для меня еще один отчет.

Амальфи поднял руку, и отряд остановился. Впереди стояла сплошная черная стена, только окна тускло отражали падающий на них звездный свет. Высоко вверху одно из окон мягко светилось своим собственным светом.

Десантники быстро рассредоточились на противоположной стороне улицы. Амальфи осторожно пробирался вдоль стены, направляясь к тому месту, куда полз сержант.

— Что думаете, Андерсон?

— Мне это не нравится, мистер мэр. Очень похоже на ловушку. Конечно, может быть, когда все умирали, лишь у последнего не хватило духу выключить свет. Только очень подозрительно, что во всем городе горит только одно окно.

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Дюлани, возьми пятерых людей и отправляйтесь вдоль улицы, туда, где колонна. Дойдите до угла вон того здания и включите пробник. Только не давайте больше пары микровольт, а то вас обожжет.

— Да, сэр. Отряд Дюлани, бесшумно двигаясь среди теней, проскользнул в указанном направлении.

— Это не единственная причина, по которой я решил остановиться, мистер мэр, — сказал Андерсон. — За углом стоит космотакси. Внутри — мертвый пассажир. Я хотел, чтобы вы взглянули на него.

Амальфи принял из рук сержанта предложенный ему фонарь, укрыл его полой своего костюма, так что пробивался только тусклый лучик, и поднес фонарь к окну такси. Вглядевшись, мэр похолодел от ужаса.

Там, где слабый луч фонарика касался скрюченного трупа — тот искрился.

— Связь!

— Да, сэр!

— Подготовить отсек для обеззараживания. Никто не должен взойти на борт города, пока хорошенько не прокипятимся. Понятно?

Последовало непродолжительное молчание. Затем снова прозвучал голос дежурного связиста:

— Мистер Амальфи, управляющий уже распорядился об этом.

Амальфи изобразил на лице кривую гримасу.

— Извините меня, сэр, — спросил Андерсон, — но как мистер Хэзлтон мог догадаться?

— Ну, об этом не трудно было догадаться. Вы же видите, сержант, что здесь происходит. Город, в котором мы находимся, ужасно обнищал, а при новой денежной системе это означает, что горожане испытывали острую нехватку лекарств. Мистер Хэзлтон сумел предугадать последствия такого положения. Теперь и я вижу, что это чума.

— Сучьи дети, — с горечью выругался сержант, мысленно применяя эпитет ко всем существам во вселенной, естественно, исключая Бродяг.

И в тот же момент ослепительный красный свет упал на его лицо и грудь; красные световые дорожки побежали по всей улице. Прогремел мгновенный плоский взрыв. В разреженном воздухе не последовало взрывной волны.

— ТДХ! — непроизвольно воскликнул Андерсон.

— Дюлани? Дюлани! Проклятье, я же просил его действовать поосторожнее. Есть тут кто-нибудь в живых, отзовитесь!

Несмотря на звон в ушах, Амальфи расслышал чей-то смех, столь же неприятный, как и сам взрыв. Иного ответа на его призыв не последовало.

— Андерсон, окружите это место. Связь вы слышите? Направить сюда остальных десантников и половину полицейской охраны.

Отвратительный смех звучал все громче.

— Кто бы ты ни был, весельчак, — злорадно добавил Амальфи, — когда я доберусь до тебя, ты запоешь по-другому. Я никому не позволю использовать против моих людей эту гадость ТДХ. Даже разбираться не буду, кто ты: Бродяга или из полиции. Понял? Никому не позволю!

Смех стих. Затем скрипучий голос произнес:

— Ах вы, проклятые вшивые стервятники.

— Стервятники?! — выпалил Амальфи. — Если бы ты сразу отозвался, все было бы в порядке, ты что, не соображаешь ничего? Ты что хочешь с д о х н у т ь от этого зловония?

— Стервятники, — повторил тот же голос с оттенком безнадежного идиотизма. — Пожиратели падали. Боги всех звезд еще сделают суп из ваших костей. Снова зазвучал скрипучий смех.

Амальфи ощутил, как по телу его пробежал холодок. Он включил переговорное устройство.

— Андерсон, держи людей на расстоянии. Скоро подойдет подкрепление. Думаю, что здесь все заминировано. Этот приятель наверняка подготовил для нас еще какие-нибудь сюрпризы.

— Может, кинуть в окно газовую гранату?

— Уверен, что они тоже в скафандрах. Окружите здание и сидите тихо.

— Есть.

Амальфи, обливаясь потом, уселся на корточки позади космотакси. В аккумуляторах еще оставалось достаточно энергии, чтобы соорудить вокруг здания решетку Бете, однако, мэр думал сейчас о другом. Высадка десанта и захват города-Бродяги представлялись ему самой сложной операцией из всех, которыми ему доводилось руководить. Каждое решение давалось ему с большим трудом, а обвинение, брошенное этим сумасшедшим горожанином, казалось, угодило в самую уязвимую точку.

Прошло довольно много времени, прежде чем наушники ультрафона донесли до Амальфи новую информацию.

— Говорит пост управления телеуправляемыми ракетами. Мистер мэр, джунгли отбили первый натиск сил Лернера. Не думал, что им это удастся. Они в самом начале нанесли весьма удачный удар и подорвали сразу два тяжелых крейсера. Служители сильно перепугались. Адмирал на своей лодке вообще удрал с поля боя, предоставив Лернеру возможность отдуваться самому.

— Потери есть?

— Четыре города уничтожены полностью. У нас недостаточно ракет, чтобы точно определить потери, но Лернер окружил своими силами что-то около тридцати городов, когда его первый крейсер получил свое.

— Надеюсь, вы не послали туда этот большой корабль. Я имею в виду только что построенный, — с тревогой спросил Амальфи.

— Нет, сэр. Связисты передали, чтобы он оставался на якоре. Я думаю, что скоро подойдет вторая волна Служителей. Я вызову вас, как только…

Голос пилота телеуправляемой ракеты заглох. Свет звезд исчез. Раздался крик одного из техников группы Андерсона. Амальфи, сосредоточившись, посмотрел вверх. Свет в окне погас.

— Что случилось, мистер мэр? — спокойным голосом спросил Андерсон.

— Это локальный экран спиндиззи. Судя по всему, он работает на половину мощности. Они, наверно, совсем убрали главный экран. Всем в укрытие! Может появиться пламя.

Снова зазвучал смех.

— Стервятники, — произнес тот же голос. — Маленькие паршивые стервятники в большой клетке.

Амальфи снова врезался в свободный частотный диапазон.

— Вы же развалите собственный город, — твердо ответил Амальфи. — У вас нет никаких шансов, и вам это известно. Как только вы разорвете этот район на части, мощность упадет, и экран ослабеет.

Улица завибрировала мелкой дрожью. Как долго сможет несущая конструкция мертвого города сопротивляться, удерживая прилегающую к спиндиззи область, в любой момент готовую устремиться в космос? Хэзлтон, увидев, что происходит, тут же распорядился доставить специальные устройства-зажимы. Трудно было сказать, подоспеет ли помощь, или городской район оторвется раньше. Амальфи вряд ли мог что-нибудь сделать в подобной ситуации. Контакт с родным городом был полностью потерян.

— Это не ваш город, — на этот раз голос звучал с ложной убедительностью. — Вы ограбили нас. Но мы вам не позволим…

— Откуда нам было знать, что вы еще живы, — раздраженный Амальфи предпринял еще одну попытку наладить диалог.

— Вы не отвечали на призывы. Разве это наша вина? Мы думали, что вашему городу требуется срочная помощь…

Слова его потонули во внезапном реве нового голоса, показавшегося Амальфи удивительно знакомым. Наушники в шлеме разрывались от непомерного шума:

«ПОЛИЦИЯ ЗЕМЛИ. АВАРИЙНАЯ СИТУАЦИЯ АА. ГОВОРИТ СГУСТОК ХIII СОЗВЕЗДИЯ СЛУЖИТЕЛЕЙ. ВНИМАНИЕ, КОМАНДА БЕТА. СИСТЕМА АТАКОВАНА АРМИЕЙ ГОРОДОВ-БРОДЯГ. НЕОБХОДИМА ПОМОЩЬ. ЛЕЙТЕНАНТ ЛЕРНЕР, СОРОК ПЯТЫЙ ОТРЯД ОХРАНЫ ГРАНИЦЫ, КОМАНДУЮЩИЙ СИЛАМИ ОБОРОНЫ СОЗВЕЗДИЯ. ОТВЕТЬТЕ».

Амальфи тихонько присвистнул. Где-то внутри экрана спиндиззи, видимо, находился транслятор Дирака, иначе Амальфи вряд ли услышал бы призыв Лернера. Пламенную речь лейтенанта наверняка слышали во многих местах галактики. Аппараты Дирака были слишком громоздки для обычных телеуправляемых ракет и запускались в космос отдельно в специальных «одеждах». Они мгновенно распространяли сигнал на любое расстояние. Сигнал мог принять в галактике всякий, имевший аппарат Дирака. Именно это их свойство и нанесло в свое время сокрушительный удар по сверхсложной теории относительности — основе западной науки — тысячелетия назад.

"Но если здесь есть аппарат, то им…

«ЛЕРНЕР. ВАШЕ СООБЩЕНИЕ ПРИНЯТО. ДЕРЖИТЕСЬ. ЭСКАДРА ПРИДАННАЯ ВАШЕМУ СОЗВЕЗДИЮ — В ПУТИ.

ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ БЕТА, КОМАНДОВАНИЕ ЗЕМЛИ».

… Амальфи мог воспользоваться. Он сделал переключение на груди своего скафандра и прокричал в микрофон:

— Хэзлтон! Как там твои зажимы? Едут?

— Едут, босс, — тут же прозвучал ответ. — Еще девяносто секунд…

— Это слишком долго. Сейчас все разорвется на части. Настрой наш экран на двадцать четыре процента…

Внезапно мэр обнаружил, что его микрофон не работает. Местные Бродяги, с опозданием поняв, что происходит, выключили аппарат Дирака. Слышал ли Хэзлтон последний приказ? Или…

Откуда-то из глубины под ногами Амальфи начал подниматься тревожный шум, напоминающий звук камнепада, смешанный с металлическим скрипом. Словно протяжный стон, поднимался он к поверхности. Зубы Амальфи болезненно заныли. Он улыбнулся.

Сообщение дошло до Хэзлтона. Или он просто догадался, о чем идет речь, уловив обрывки команды мэра. Рев местного спиндиззи и поля вокруг него начали захлебываться. Мощные спиндиззи города Амальфи подавляли его своей мощностью, и он все с большим трудом поддерживал кривизну пространственной решетки.

— Вам крышка, — спокойно объявил Амальфи невидимым защитникам мертвого города. — Сдавайтесь, мы ничего вам не сделаем. Я даже готов забыть об инциденте с ТДХ. Дюлани, конечно, был одним из лучших моих людей, но я признаю, что и у вас, возможно, имелись причины поступить именно таким образом. Пойдемте с нами, и у вас снова будет город, который вы сможете называть своим. Этот уже ни на что не годится, неужели не ясно?

Ответа не последовало. На низко нависшем, давящем черном небе возникли огромные узоры. Это появились долгожданные захваты — портативные генераторы, предназначенные для доведения поля спиндиззи до пиковой нагрузки. Единственный спиндиззи мертвого города взвыл от боли.

— Да говорите же! — снова закричал Амальфи. — Я стараюсь вести честную игру, но вы сами вынуждаете меня принимать крайние меры…

— Стервятники, — сквозь слезы проскрипел знакомый голос.

Светящееся окно озарилось ярким сиянием и, развалившись на куски, вылетело наружу. Из него вырвался длинный тонкий язык красного пламени. Экран спиндиззи исчез, издав напоследок ужасный булькающий звук. Прошло еще несколько минут, прежде чем Амальфи снова смог увидеть звезды.

Здание, в котором засели твердолобые горожане, раскололось пополам. Из образовавшегося после взрыва огромного шрама вырывалось раскаленное оранжевое пламя. Амальфи почувствовал приступ тошноты.

— Опять ТДХ, — прошептал он. — Бедные тупые идиоты… Решили упрямиться до конца.

— Мистер мэр?

— Слушаю.

— Говорит пост управления телеуправляемыми ракетами. То, что происходит в джунглях — настоящее паническое бегство. Города в панике бросились врассыпную от красного карлика. Они превратились в толпу. Ранеными городами совершенно никто не занимается. По-моему, их просто бросили на растерзание Лернеру.

Амальфи кивнул, словно и не сомневался в подобном исходе.

— Хорошо, О'Брайен. Пришло время запускать наш новый корабль. Я хочу, чтобы он смешался с убегающими городами и затерялся среди них. Ты лично поведешь его. Корабль легко обнаружить, его, возможно, будут атаковать. Будь готов к самым невероятным маневрам. Только это может тебя спасти.

— Постараюсь, сэр. Мистер Хэзлтон только что запустил его. Сейчас я как раз его разгоняю.

Но по какой-то причине настроение Амальфи от этого не улучшилось ни на йоту.

Бродяги принялись за работу, проворно демонтируя спиндиззи мертвого города и отправляя их на склад города Амальфи. Спиндиззи, с помощью которого горожане пытались организовать последнюю линию обороны, конечно, уже никуда не годился. Как и машина на Двадцать третьей улице, он настолько раскалился, что даже приблизиться к нему не было никакой возможности. Остальные были в полном порядке. Хэзлтон с удивлением наблюдал за прибытием разобранных машин на борт города, однако предпочитал не задавать никаких вопросов.

Кэррел пока еще не страдал подобными комплексами.

— Что мы будем делать с таким количеством двигателей? — вопрошал он.

Трое мужчин у выхода в крепостной стене по периметру города наблюдали за тем, как транспортировали по воздуху трофейные спиндиззи.

— Мы собираемся лететь на другую планету, — понуро ответил Хэзлтон.

— А как же, — подтвердил Амальфи. — Остается только молиться, чтобы мы не опоздали, Марк.

Хэзлтон промолчал.

— А куда мы торопимся? — не унимался Кэррел.

— А вот этого я не скажу, — отшутился Амальфи. — Поговорим, когда картинка появится на экране. Просто у меня предчувствие, что сейчас как раз самое подходящее время. Пока же вам придется поверить мне на слово: мы очень торопимся. Такой спешки у нас еще не было. Что там слышно по масс-хроматографу, Марк?

— Это обратный процесс — противоположный разработанному в Англии. Установка предназначена для проведения процесса зонной очистки германия, босс. Достаточно взять большой кусок металла — неважно какого, лишь бы он был чистым, — и нанести на его поверхность немного металла, который требуется извлечь. Затем надо создать электрическое поле дисковой формы, которое должно распространяться с «зараженного» конца. Примеси переносятся благодаря явлению сопротивления нагреванию и выделяются в различных точках на поверхности металла. Кстати, исходный кусок должен иметь цилиндрическую форму, что-то вроде колонны. Остается только отделить чистый осадок, для чего применяется специальная высокомощная пила.

— И она работает?

— Не-а, — сказал Хэзлтон. — А что тут нового? Мы это видели уже тысячу раз. В теории все хорошо. Но сладить с нею не могут даже парни, управляющие городом, которые бы должны знать установку досконально.

— Что-то вроде невидимой машины Лиранцев? Или бестопливного двигателя? — спросил мэр. — А жаль. Эта штука могла бы нам пригодиться. Установка большая?

— Просто огромная. Судите сами: она занимает двенадцать городских кварталов.

— Брось ее, — тотчас же решил Амальфи. — Не сомневаюсь, что тот город просто хотел пустить пыль в глаза, отчаявшись получить работу. Они пытались обмануть торгового агента Служителей. Если бы она заинтересовалась, они придумали бы какие-нибудь причины, по которым невозможно продемонстрировать установку в работе. Думаю, нам такая приманка абсолютно ни к чему.

— В данном случае знание принципа работы машины не менее ценно, чем она сама, — сказал Хэзлтон. — Их Отцы Города обладают всей информацией, которую мы смогли бы извлечь из самой машины.

— Кто-нибудь может объяснить мне, по какой причине города джунглей отправились в это путешествие? — вмешался в разговор Кэррел. — Я не ездил с вами в город Короля, но я считаю, что сама идея похода на Землю — чистое сумасшествие.

Амальфи промолчал. Хэзлтон, немного помедлив, произнес:

— Это и так, и нет. Джунгли не отважатся противостоять силам землян, а сейчас у них уже нет сомнений, что земляне направляются сюда. Города торопятся перебраться в какое-нибудь более спокойное место. Но в то же время они продолжают считать, что найдут у землян защиту от полиции Служителей и других подобных организаций. Им кажется, что надо просто изложить все обстоятельства властям в спокойной обстановке.

— Именно это мне и непонятно, — сказал Кэррел. — Зачем им понадобилось срываться с места всей толпой? Почему они просто не установили контакт с землянами по сети Дирака? Лернер же поступил так. К чему такое грандиозное шествие? Отсюда до Земли около шестидесяти трех тысяч световых лет, а у городов явно недостаточно порядка, чтобы преодолеть все трудности, которые могут встретиться на их пути.

— А когда они доберутся туда, — добавил Амальфи, — им все равно придется беседовать с землянами по коммуникатору Дирака. Этот марш — просто спектакль. Король надеется, что столь грандиозное шествие произведет неизгладимое впечатление на людей, с которыми он собирается говорить. Не забывай о том, что Земля сегодня — это спокойное, довольно идиллическое место. Когда израненные, истощенные города заполнят небо, может возникнуть необычайный переполох. Король полагается на то, что еще жива старая традиция. Не забывай, Кэррел, что последние несколько тысяч лет города-Бродяги всегда были главной объединяющей силой в нашей галактике.

— Это мне неизвестно, — с некоторым сомнением произнес Кэррел.

— Это действительно так. Знаешь ли ты, что такое пчела? Это маленькое насекомое, обитающее на Земле. Пчелы высасывают нектар из цветов. Пчелы собирают пыльцу и переносят ее с места на место, играя основную роль в перекрестном опылении растений. На большинстве заселенных планет имеются подобные насекомые. Пчела, естественно, не подозревает о том, что является основой экологии мира. Ее беспокоит только одно: собрать как можно больше меда. Однако, это неведение не делает ее менее значимой.

— Города очень долго жили подобно пчелам. Правительства просвещенных планет и власти Земли в особенности, прекрасно понимают это, хотя сами Бродяги — не осознают. Планеты не доверяют городам-Бродягам, но в то же время никогда не забывают, насколько они важны, и, по возможности, стараются оберегать Бродяг. По этой же причине жители планет столь сурово относятся к пиратам. Пираты в их глазах — это неизлечимо больные пчелы. Вирус, который они носят в себе, может завладеть другими, совершенно невинными городами, назначение которых в том, чтобы, перелетая от планеты к планете, собирать и сохранять секреты новой технологии и другую, не менее важную информацию. Города, как и планеты, вынуждены защищать себя от разного рода бандитов. Но не стоит забывать о том, что существует единая, цельная культура, а не только забота о безопасности отдельных ее носителей. И для развития этой культуры совершенно необходима возможность беспрепятственных перемещений Бродяг по всей галактике.

— Вы думаете, Король джунглей это понимает? — спросил Кэррел.

— Несомненно. Ему почти две тысячи лет. Как же он может этого не понимать? Он говорит другими словами, но именно эта мысль лежит в основе его желания двинуть Бродяг к Земле.

— Мне все это кажется очень рискованным, — подозрением протянул Кэррел. — Всех нас с самого рождения приучали не доверять землянам и, особенно, полицейским…

— Это все потому, что полиция не доверяет нам. Полицейским самим внушили, что они должны вести себя жестко по отношению к городам даже по самым пустяковым поводам. И возможностей у них сколько угодно: в бродячей жизни трудно постоянно соблюдать законы во всех мелочах. Вот поэтому и считается, что главная доблесть Бродяги — умение ускользнуть от полиции. Но несмотря на ненависть, которая существует между Бродягами и полицией, мы все же на одной стороне. И всегда дело обстояло именно так.

В нижней части города, как раз в поле зрения троих собеседников, медленно закрылись огромные двери главного склада.

— Это последний спиндиззи, — заметил Хэзлтон. — Думаю, сейчас мы возвращаемся туда, где оставили Универсальный Город, похищенный на Мерфи, чтобы прихватить и его машины.

— Ты прав, — подтвердил Амальфи. — А потом, Марк, мы отправляемся на Херн Шесть. Кэррел, приготовь для тамошнего гарнизона Служителей парочку небольших ядерных бомб. Не думаю, что он велик и вряд ли он сможет доставить нам много беспокойства; но нам некогда играть в ладушки.

— Мы отправляемся на планету Херн Шесть? — переспросил Кэррел.

— Другого выхода нет, — нетерпеливо повторил Амальфи. — Это единственный вариант. На сей раз мы сможем управлять полетом, а не будем, словно пиявка, болтаться на боку дурацкой планеты, которая прется, сама не зная куда. Что-то мне больше не хочется вылетать пробкой из галактики.

— Тогда нам лучше поручить первоклассной команде урегулировать навигационные проблемы с Отцами Города, — сказал Хэзлтон. — Поскольку мы не имели возможности советоваться с ними, будучи на планете Он, сейчас надо просмотреть всю накопленную ими информацию. Понимаю твое стремление осуществить тот проект с извлечением знаний из других городов. Жаль, что мы действительно это не проделали.

— Я уже давно забыл об этом, — сказал Амальфи. — И поверь, совершенно не жалею, что все обернулось именно так.

— Куда же мы направляемся? — еще раз спросил Кэррел.

Амальфи повернулся к выходному люку. Сколько раз он слышал этот вопрос раньше, особенно от Ди. Но сейчас ответ у него был.

— Домой, — медленно произнес Амальфи.

 

7. ХЕРН-6

Посадка на Херн-6 — планету столь заброшенную и всю испещренную каменными грядами, из всех когда-либо виденных Амальфи — представляла собой весьма сложную задачу, требующую высочайшего мастерства управления спиндиззи. Необходимо абсолютно точно сориентировать двигатели по отношению к гравитационному полю планеты и настроить их синхронно. И кроме того, не хватало спиндиззи, чтобы соорудить из них гигантский движитель для всей планеты, которой было необходимо четко управлять, когда придет день вылета. Полет планеты Херн-6, когда закончились наконец, все работы, обещал быть головокружительным и плохо управляемым.

Но по крайней мере, он полетит хотя бы примерно в то направлении, куда его направит главный рычаг управления. Хотя бы и вот такая управляемость, подумал Амальфи — это, что было по-настоящему необходимо — или, как он наделся — будет необходимо.

Время от времени О'Брайен сообщал о прогрессе марша к Земле. За время путешествия толпа Бродяг несколько поредела: некоторые города предпочли остаться на встретившихся им по пути привлекательного вида планетах, где можно было найти работу. Однако основная группа по-прежнему упорно продвигалась к своей далекой родине. Посланный Амальфи огромный корабль, к удивлению мэра, пока не привлек особого внимания городов, хотя и выделялся среди них, словно луна на фоне ясного неба. Пилот О'Брайен неустанно маневрировал, стрелой проносясь мимо городов-Бродяг и описывая при этом причудливые траектории, подобные объемной синусоиде. Бродяги, наверняка, наблюдали на экранах своих радаров за столь странным объектом — спутать его с метеором было трудно. Но навести на него орудие они вряд ли смогли бы: ни один компьютер не способен мгновенно рассчитать параметры столь сложной, непредсказуемой траектории. О'Брайен выполнял управление полетом просто великолепно. Амальфи даже подумал о том, что, когда Хэзлтон покинет город, будет целесообразно вывести функцию пилотирования из числа закрепленных за управляющим. Кэррел не очень силен в этом искусстве, а О'Брайен как раз тот человек, который здесь будет на месте.

Еще в самом начале конверсии Херна-6 Отцы Города определили З-день — день подхода участников марша на расстояние возможного телескопического обозрения с Земли — как пятьдесят пять лет, четыре месяца и двадцать дней. Каждый приходящий в город от О'Брайена рапорт свидетельствовал о постоянном сокращении этого временного отрезка, сдвигаемого все ближе к близкому будущему. Самые неуклюжие постепенно отсеивались, в результате чего джунгли приобретали все большую компактность и мобильность. Получив очередную информацию от О'Брайена, Амальфи еще яростнее истреблял сигары и с новой силой погонял своих людей, заставляя их работать быстрее.

Но прошел целый год после того, как на Херне-6 началась установка спиндиззи, когда поступило, наконец, сообщение, которого мэр постоянно боялся, однако не сомневаясь, что раньше или позже оно должно прийти.

— Джунгли, мистер мэр, — сообщал О'Брайен, — лишились еще двух городов, оставшихся на зеленых планетах. Но это дело обычное. Интереснее другое: появился новый город.

— У вас новый город? — переспросил Амальфи. — Откуда он пришел?

— Не знаю. Курс, по которому я двигаюсь, не позволяет мне вести наблюдение в одном направлении дольше двадцати пяти секунд. Каждый раз, пересекая джунгли, я веду перепись, и вот в последний раз я обнаружил на экране этого новичка. Он ведет себя так, как будто всегда здесь находился. Но и это не все. Такого странного города я еще никогда не видел. В архивах тоже нет ничего подобного.

— Опиши его, — попросил Амальфи.

— Во-первых, он огромен. Теперь я могу некоторое время не волноваться, что кто-то обратит на меня пристальное внимание. Не сомневаюсь, что все детекторы в джунглях показывают только одно — этого синего кровожадного гиганта. Кроме того, город совершенно закрыт.

— Что ты имеешь в виду?

— Мистер мэр, со всех сторон город окружен гладким корпусом. Он непохож на другие города, представляющие собой платформу, на которой закреплены здания, окруженные экраном спиндиззи. Этот город напоминает, скорее, космический корабль, если, конечно, забыть о его размерах.

— Зафиксированы ли какие-нибудь контакты между этим объектом и джунглями?

— Вполне обычные. Город заявил, что желает присоединиться к маршу. Король дал согласие. Думаю, он очень обрадовался: это ведь первый отклик на его призыв ко всеобщей мобилизации Бродяг, а тут такая крупная рыбина. Город называет себя Линкольн-Невада.

— Может быть, — уныло сказал Амальфи. Он вытер пот с лица:

— Дай-ка мне взглянуть на него, О'Брайен.

Зажегся экран. Амальфи снова вытер лицо.

— Так-так. Отведи-ка свой корабль подальше от марша. С этого момента я хочу постоянно наблюдать за новым городом. Следите за тем, чтобы «Линкольн-Невада» находился между джунглями и вами. Стрелять он в вас не станет, поскольку не знает, что вы не принадлежите к джунглям.

Не дожидаясь ответа О'Брайена, Амальфи переключился на Отцов Города.

— Сколько еще времени займет эта работа? — быстро спросил он.

— ЕЩЕ ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ, МИСТЕР МЭР.

— Сократите по крайней мере до четырех. И сообщите мне параметры курса, пролегающего отсюда к Малому Магелланову Облаку, того, что пересекает орбиту движения Земли.

— МИСТЕР МЭР, МАЛОЕ МАГЕЛЛАНОВО ОБЛАКО НАХОДИТСЯ ОТ СКОПЛЕНИЯ СЛУЖИТЕЛЕЙ НА РАССТОЯНИИ ДВУХСОТ ВОСЬМИДЕСЯТИ ТЫСЯЧ СВЕТОВЫХ ЛЕТ!

— Благодарю вас, — с сардонической улыбкой ответил Амальфи. — Уверяю, у меня нет намерений отправиться туда. Я хочу только получить координаты.

— ХОРОШО. РАССЧИТАНЫ.

— Когда нужно стартовать, чтобы пересечь орбиту Земли в момент приближения к ней джунглей?

— В ИНТЕРВАЛЕ ОТ ПЯТИ СЕКУНД ДО ПЯТНАДЦАТИ ДНЕЙ ОТ СЕГО МОМЕНТА В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ТОЧКИ ПЕРЕСЕЧЕНИЯ: ОТ ЦЕНТРА ОБЛАСТИ ДО ЛЮБОГО КРАЯ.

— Плохо. Мы не можем отправиться так быстро. Дайте мне прямую траекторию.

— ЭТО ДУГА, НА ПРОТЯЖЕНИИ КОТОРОЙ ИМЕЕТСЯ ДЕВЯТЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ ПРЕПЯТСТВИЙ, ПРЯМОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ С КОТОРЫМИ НЕИЗБЕЖНО, И БОЛЕЕ ЧЕТЫРЕХСОТ ОДИННАДЦАТИ ТЫСЯЧ ОБЪЕКТОВ, КОТОРЫЕ МОЖНО ЗАДЕТЬ, ЕСЛИ ИДТИ ПО ЭТОЙ ТРАЕКТОРИИ.

— Ориентируйтесь на нее.

Отцы Города смолкли. Амальфи подумал, неужто и машины могут удивляться. Он прекрасно знал, что Отцы Города никогда не выберут этот курс, поскольку тогда им пришлось бы нарушить основной принцип: П р е ж д е в с е г о о б е р е г а й г о р о д. Это вполне соответствовало планам мэра. Он продолжал руководить работами, не сводя глаз с экрана, на котором показывался темп строительства на Херне-6; Амальфи не сомневался, что теперь оно будет идти гораздо быстрее.

Однако, прошло еще четырнадцать недель, прежде, чем Амальфи опустил, опустил, наконец, руку на главный рычаг управления планетой Херн-6, и произнес:

— В п е р е д!

Удаление планеты Херн-6 от родного Скопления Служителей через центр галактики вошло в историю, особенно приборостроения. Планета Херн-6 была небольшой, значительно меньше Меркурия, однако, именно она обладала наибольшей массой среди всех тел, со сверхсветовой скоростью выброшенных за пределы населенной части галактики. Если, конечно, не считать планеты Он, которая покинула галактику на ее периферии и сейчас находилась на пути к скоплению Мессье-31 в галактике Андромеды. Никогда еще подобное тело не перемещалось при помощи спиндиззи или каких-либо других двигателей. Грандиозное путешествие оставило неизгладимый след не только в сознании наблюдавших за ним, но и в памяти всех приборов, зарегистрировавших это событие.

Теоретически, планета Херн-6 прошла по той же траектории, напоминающей длинную дугу, которую Отцы Города предложили Амальфи. Дуга эта пролегла от края Скопления Служителей через всю галактику к центру Малого Магелланова Облака. (К центру массы, конечно, поскольку оба облака, на самом деле являющиеся звездными скоплениями, выделились из галактики, как целое относительно недавно. Они постепенно обрели определенные «мертвые» центры орбит, характерные для «спиральных» галактик.) Это означало, что примерная орбита летящей планеты в точности соответствовала этой дуге.

Однако, на той огромной скорости, с которой двигалась планета Херн-6 (ее даже трудно выразить в терминах, многократных старой и весьма спорной величине С — скорости света), самое незначительное отклонение от орбиты вызывало гигантский уклон в сторону, несмотря на микросекундную реакции Отцов Города на соответствующую корректировку.

Как и все люди, много лет посвятившие скитаниям среди звезд, Амальфи давно привык к полетам на транссветовых скоростях, хотя в космосе, где недостаточно ориентиров, оценить скорость можно далеко не всегда. И, как всякий Бродяга, он путешествовал по планетам на наземных машинах, которые, казалось, неслись с опасной скоростью просто по потому, что вокруг имелось множество точек отсчета, относительно которых можно было судить о скорости. Но сейчас Амальфи впервые представлялась возможность реально ощутить скорость космического полета.

Планета Херн-6 неслась столь стремительно, что звезды казались совсем близкими друг к другу, словно столбики из-за внезапных изгибов дороги то и дело оказывались между колес. Не раз, стоя на балконе башни Городского Центра, Амальфи замирал от страха, наблюдая внезапное появление звезды, еще секунду назад невидимой, и словно рухнувшей ему на голову. Все небо заполнялось ярким звездным светом, а потом также неожиданно опускалась темнота.

Амальфи казалось, что он явственно должен расслышать свист, когда Херн-6 пролетала мимо очередной звезды. Лицо его горело от излучения, словно он искупался в нем. Даже поле работающего на полную мощность спиндиззи не в силах было сдержать излучение находящейся в перигее звезды.

Отцы Города без труда рассчитывали коррекцию орбиты, и единственная сложность состояла в том, что сама планета Херн-6 не являлась достаточно управляемым космическим кораблем и не могла мгновенно реагировать на изменение орбиты. Проходили долгие секунды, прежде чем команды Отцов Города преобразовывались в усилия механизмов, достаточные для того, чтобы скорректировать вектор, по которому мертвая планета неслась вперед, поглощая бесконечные парсеки космического пространства. Нечувствительность планеты к управляющим воздействиям объяснялась и еще одной причиной: вращение Херн-6 вокруг оси, преобразованное в движение по орбите, привело к раскачиванию планеты относительно основного курса.

Возможно, если бы Амальфи разместил спиндиззи по поверхности самой планеты, как он поступил с Универсальным Городом, а позже — с городом, зараженным чумой, Херн-6 оказалась бы более восприимчивой к движениям рукоятки управления. По крайней мере, раскачивание, несомненно, удалось бы компенсировать. Однако, Амальфи решил не трогать городские спиндиззи, заботясь, в первую очередь, о безопасности самого города. Лишь одна из машин принимала участие в полете Херна-6 — огромная установка, расположенная на Шестидесятой улице. Остальные машины, включая и почти охладившийся теперь спиндиззи с Двадцать третьей улицы, отдыхали.

«… в ы з ы в а е м с в о б о д н у ю п л а н е т у, в ы з ы в а е м с в о б о д н у ю п л а н е т у, есть там кто-нибудь живой на этой штуке?.. ЭПСИЛОН КРУЦИС, ВЫ СМОГЛИ СВЯЗАТЬСЯ С ОБЪЕКТОМ, ТОЛЬКО ЧТО ПРОШЕДШИМ МИМО ВАС?.. ВЫЗЫВАЮ СВОБОДНУЮ ПЛАНЕТУ! ВЫ ИДЕТЕ НА СТОЛКНОВЕНИЕ С НАМИ, ЧЕРТ ВАС ПОДЕРИ!.. ВЫЗЫВАЮ ЭТА ПАЛИНУРИ, СВОБОДНАЯ ПЛАНЕТА ТОЛЬКО ЧТО ПРОЛЕТЕЛА МИМО, ОНА НАПРАВЛЯЕТСЯ К ВАМ. Она либо мертва, либо просто неуправляема… вызываем свободную планету… в ы з ы в а е м с в о б о д н у ю п л а…»

У Амальфи не было времени ответить на эти отчаянные обращения, которые потоком изливались на город извне — слишком быстро проносились мимо обитаемые миры, откуда неслись эти бесконечные взволнованные запросы. На них можно было ответить, но ответ означал долгое пояснение, а Херн-6 слишком быстро выходил за пределы досягаемости ультрафонной связи вопрошающего, так едва ли хватило бы произнести пару предложений. На самые настойчивые расспросы можно было ответить по системе Дирака, однако, и тут имелись два существенных недостатка: во-первых, вопросов слышалось столько, что ответить даже на самые эмоциональные не представлялось возможным, и — во-вторых, что более существенно, ответ услышали бы на Земле и среди других важных слушателей.

Земляне в этом смысле мало волновали Амальфи: они и так уже знали о полете Херна-6 практически все. Если к связи Дирака можно отнести термин «забивать», то приемники Дирака на Земле просто оказались «забиты» вопросами, выбрасываемым в эфир потревоженными мирами, мимо которых проносилась планета.

Эти другие слушатели волновали Амальфи куда больше.

О'Брайен постоянно держал странный город, примкнувший к маршу, в поле зрения, и мэр имел возможность наблюдать необычный объект на экране своего радара. После присоединения к Бродягам город-пришелец еще не совершил ни единого сколько-нибудь заметного перемещения. Время от времени город переговаривался с Королем, реже — с другими городами. За время долгого, монотонного путешествия Бродягами овладела скука, поэтому они то и дело перебирались с места на место в поисках свежих впечатлений, однако, никто из них так и не решился подойти поближе к пришельцам. Те, в свою очередь, также не посылали к соседям ни одной шлюпки. Бродяги всегда имели склонность к уединению, и нежелание брататься с коллегами, если оно не сопровождалось откровенно недружелюбным поведением, не могло вызвать у них никаких подозрений. Короче говоря, город-пришелец весьма умело подражал обычной манере поведения Бродяг — всего-лишь еще одно Бирнамское дерево на пути в Дунсинэйм…

Амальфи не обнаруживал никаких свидетельств того, что кто-то в джунглях догадался, кем на самом деле являлись пришельцы.

Еще одна огромная звезда бело-голубой ракетой промелькнула над городом, тут же оставшись позади, в кромешной мгле. Амальфи обменялся быстрыми репликами с Отцами Города. Через несколько дней джунгли окажутся в зоне видимости с Земли. Переговоры, перехваченные городской установкой Дирака, все больше и больше сосредотачивались на приближении джунглей. Имя Херн-6 звучало в них все реже. Амальфи всецело доверял Отцам Города, однако, каждый раз, когда очередная звезда с чудовищной быстротой мелькала над его головой, он невольно задумывался о точности их расчетов. Сумеют ли они подойти в намеченное место до того, как земляне обнаружат джунгли воочию?

Но Отцы Города упрямо настаивали, что Херн-6 пересечет границы солнечной системы именно в расчетный момент. Амальфи знал, что в подобных расчетах они не ошибаются. Поколебавшись, мэр решил получить подтверждение правильности сделанных машинами расчетов в отделе Астрономии. Ему требовалась помощь.

— Джейк, это мэр. Тебе приходилось слышать что-нибудь о таком явлении как «трепидация»?

— Спроси что-нибудь потруднее, — ответил городской астроном с недоумением.

— Прекрасно. Можем ли мы ввести элемент трепидации в орбиту, по которой движемся?

— Вряд ли, — ответил астроном с раздраженной усмешкой. — Это состояние пространства вблизи солнц. В нашем случае явно недостаточно массы. Насколько я помню, нижний предел равен десять в тридцатой степени массы в килограммах. Можно спросить у Отцов Города. Они знают точно. Но за порядок цифры я ручаюсь.

— Проклятье! — не сдержался Амальфи. Повесив трубку, он попытался закурить сигару, на что у него ушло довольно много времени, поскольку это осложнялось видом проносящихся мимо звезд. Каждый раз, когда он собирался прикурить, кончик сигару дергался, как только миом проносилась звезда. Наконец ему удалось зажечь нервно прыгавший кончик сигары и следующим делом он вызвал Хэзлтона.

— Марк, помнится, однажды ты пытался объяснить мне, каким образом музыкант иногда исполняет пьесу: быстрее, чем нужно, в начальной части и в конце. Тогда середину он может играть немного медленнее. Я правильно сказал?

— Да, это tempo rubato — «украденное время».

— Я хочу произвести нечто подобное и с нами, пока мы будем пересекать солнечную систему. Общее расчетное время необходимо выдержать. Что ты думаешь об этом?

Последовало краткое молчание.

— У меня нет никаких мыслей, босс. Управление такими объектами, по существу, носит интуитивный характер. Мне кажется, будет больше шансов, чем у О'Брайена, если ты возьмешь управление на себя.

— Хорошо. Благодарю.

Еще один неразорвавшийся снаряд: на такой скорости не могло быть и речи о том, чтобы управлять полетом вручную. Даже такой мастер, как Амальфи, не обладал столь стремительной реакцией, которая требовалась, чтобы манипулировать движением планеты, полагаясь на собственные ощущения. Именно исходя из желания принять на несколько секунд управление на себя, Амальфи и интересовался возможностью замедления скорости планеты, хотя его и не покидали сомнения в том, сможет ли он мгновенно внести в траекторию движения необходимые изменения.

— Кэррел. Приходи сюда, хорошо?

Юноша появился тотчас же. Стоя на балконе, он разглядывал мелькающие звезды. Амальфи показалось, что на лице его отражается суеверный страх.

— Кэррел, ты раньше был переводчиком, правда? Тебе часто приходилось пользоваться печатающей с голоса машинкой?

— Да, сэр.

— Хорошо. Тогда ты, наверно, помнишь, как движется каретка этого устройства, возвращаясь для регистрации новой строки. В середине обратного движения она немного тормозится, чтобы не сломать стопор, ограничивающий ее ход. Меня интересует, какая конструкция применяется там.

— В небольших установках обратный ход управляется эксцентриком, — с готовностью ответил Кэррел. — В крупных приборах используется электронное управление на основе клистрона, правда, я не знаю, как он действует.

— Узнай об этом, — распорядился Амальфи. — А пока спасибо. Это именно то, что я хотел знать. Я хочу, чтобы приспособление, реализующее этот принцип, было встроено в схему управления полетом. Нам необходимо сбросить скорость при пересечении солнечной системы, выдержав без изменений момент вхождения в облако. Это возможно?

— По-моему, это довольно просто, — заверил Кэррел, отправляясь вниз. Секундой позже мимо пронесся сплющенный и покрытый пятнами красный гигант, казалось, промелькнувший всего-лишь в нескольких дюймах от города.

Зазвонил телефон.

— Мистер мэр, говорит О'Брайен. Города приближаются к Земле. Хотите посмотреть?

— Уже? — изумился Амальфи. Город все еще находился от места назначения на расстоянии мегапарсеков. Казалось невозможным развить огромную скорость, необходимую чтобы поспеть к облаку вовремя. При мысли об этом даже мелькание звезд, проносившихся мимо, словно огоньки по сторонам шоссе, показалось мэру неожиданно успокаивающим.

— Да, О'Брайен. Подключи большой шлем. Дай мне сигналы по всем линиям коммуникатора Дирака. Подготовься к переходу на запасной курс. Может быть, придется пойти на это. Мистер Кэррел уже связывался с тобой?

— Нет, сэр, — ответил пилот. — Но я наблюдал признаки активности со стороны Отцов Города. Я думал, что это результат приказов, отданных вами или управляющим. Мне кажется, мы можем лишиться помощи компьютеров.

— Ты прав. Ну ладно, О'Брайен, подключи меня. Амальфи надел большой шлем…

… и снова оказался в джунглях.

Основная группа городов, сильно замедляя скорость, подходила к «местному скоплению», образующему сферу радиусом примерно в пятьдесят световых лет с солнцем в центре. Это был центр населенной галактики, даже несмотря на исход, происшедший за последние столетия, а голоса, звенящие сейчас над головами Бродяг, словно долетали из глубин истории: Эридан-40, Процион, Крюгер-60, Сириус, 61-я Лебедя, Альтаир, RD-4-4048, Вольф-359, Альфа Центавра… Слышать изредка голос самой Земли не несло в себе никакой новизны, но эти вызова очень походили на приветствия древних греков и или Содружества Массачусетса.

Король джунглей к этому моменту весьма преуспел, выстраивая города-Бродяги в боевой строй — огромный конус, ось которого достигала в длину восемнадцати миллионов километров. На вершине конуса располагались самые маленькие города, наверняка обладавшие только защитным вооружением. Они образовывали параболоид, напоминающий голову гигантской кометы. Крупные города заполняли собой тело конуса. Здесь находился и город Короля, однако, пришелец, присоединившийся к джунглям по пути, держался далеко позади, у самого основания радиуса. Такое построение давало возможность засланному в джунгли кораблю Амальфи обозревать почти весь конус; задачей О'Брайена было наблюдать за гигантской сферой-пришельцем, не обращая внимания но то, какой сферой обозрения ему пришлось пожертвовать.

Большую часть основной стены конуса составляли средние по размеру города-труженики, которые едва ли были хорошо вооружены. Но почти все они располагали мощными спиндиззи, поле которых могло отразить практически любые атаки. Возможно, лишь самые мощные из боевых кораблей имели шансы пробиться сквозь него.

Амальфи оценил стратегическое мастерство Короля. Построение Бродяг внушало уверенность, а их предводитель весьма умело распорядился имеющимися в его распоряжении возможностями. Джунгли определенно казались способными постоять за себя. К тому же, при таком построении у них сохранялись значительные резервы усиления. В целом же их строй не создавал впечатления агрессивности, казалось, они спокойны и уверены в себе.

Амальфи поправил громоздкий шлем, напичканный датчиками, благодаря которым он смог оказаться в гуще событий, и положил руку на перила балкона рядом с рукояткой управления. В ушах его загремел голос:

— Центр Безопасности Земли вызывает города-Бродяги. Приказываем сбросить скорость и оставаться на месте, пока мы не проведем проверку ваших намерений.

— Еще чего?! — прозвучал ответ Короля.

— Кроме того, мы предупреждаем вас о том, что по действующим законам Совета Бродягам запрещено приближаться к Земле ближе, чем на десять световых лет. Бродягам также не разрешается собираться в группы более четырех единиц. Однако, при условии соблюдения вами указанной дистанции последнее требование на время расследования снимается.

— Мы не будем соблюдать дистанцию, — сказал Король. — Вам представится возможность хорошенько нас разглядеть. Мы не собираемся создавать еще одни джунгли. Не за этим мы пришли в такую даль.

— В таком случае, — невозмутимо продолжал дежурный Центра Безопасности с безразличием бюрократа, не знакомого с эмоциями и целиком полагающегося на инструкции и предписания, — закон предписывает необходимость разрушения городов-нарушителей. Никаких оснований для исключения я не вижу. Полное наказание будет применено в этом случае, как и во всех других.

— Мы не захватчики и ничем не угрожаем Земле, но пару суровых, но справедливых обвинений мы выдвигаем. Мы пришли потому, что отчаялись добиться справедливости по-другому. Нам нужно только одно — справедливость.

— Вас предупредили.

— Вас тоже. Вы не осмелитесь напасть на нас. Мы граждане Земли, а не какие-нибудь разбойники. Мы хотим справедливости, и пришли только за этим.

В приемнике Дирака, управляемом Отцами Города раздался внезапный к л и к — он настроился на другую частоту. Новый голос произнес:

— Внимание полицейского отряда Тридцать два. Говорит Главный штаб. Вице-адмирал Макмиллан. Синяя тревога. Синяя тревога. Подтвердите прием.

Снова щелчок — на этот раз Дирак избрал частоту, на которой Король обычно связывался с джунглями.

— Держитесь, ребята, — прозвучал голос Короля. — Сохранять строй. Приготовьтесь разбить лагерь в пятнадцати градусах к северу от эклиптики, на орбите Сатурна. Точные координаты сообщу позже. Если мы с ними не договоримся, то пойдем к Марсу. Мы еще нагоним на них страху. Будем вести честную игру.

— Вы уверены, что и они будут вести себя честно? — нетерпеливо прокричал кто-то.

— Если хотите, можете возвращаться к Служителям. Жалеть не будем.

Щ е л к.

— Вызываю штаб. Группа Тридцать два подтверждает прием сигнала синей тревоги. Командор Эйзенштейн: группа Тридцать два приведена в состояние синей готовности.

Щ е л к.

— Эй вы, у основания конуса. Поосторожней, вы наступаете нам на пятки!

— Вас понял, Буда-Пешт.

— Внимательней. Масса должна распределяться равномерно…

Щ е л к.

— Внимание полицейского отряда Восемьдесят три. Говорит вице-адмирал Макмиллан из штаба. Синяя тревога. Синяя тревога. Подтвердите прием. Группа Тридцать два, красная тревога. Красная тревога. Подтвердите.

Щ е л к.

— Вызываем Землю. Станция Прозерпина Два. Вызываем штаб. У нас тут несколько городов. Какие будут инструкции?

(«Где эта чертова Прозерпина?» — спросил Амальфи Отцов Города.

«ПРОЗЕРПИНА — ГАЗОВЫЙ ГИГАНТ ДИАМЕТРОМ ОДИННАДЦАТЬ ТЫСЯЧ МИЛЬ. РАСПОЛОЖЕНА ЗА ОРБИТОЙ ПЛУТОНА НА РАССТОЯНИИ…»

«Понял. Заткнитесь.»)

— Безопасность Земли. Не суйте свой нос, Прозерпина Два. Штаб контролирует ситуацию. Ничего не предпринимайте.

Щ е л к.

— Привет, штаб. Группа Восемьдесят три подтверждает прием сигнала синей тревоги. Говорит лейтенант Фиорелли. Группа восемьдесят три — синяя тревога.

Щ е л к.

— Буда-Пешт, они окружают нас.

— Вижу. Формируйте лагерь, как я говорил. Они не осмелятся прикоснуться к нам, если мы не будем проявлять агрессивности. Не позволяйте им спровоцировать вас.

Щ е л к.

— Говорит станция Плутона. Мы видим передовые группы городов.

— Сидите тихо, Плутон.

— Они собираются разбить лагерь. Мы находимся напротив Прозерпины. Нептун и Уран в стороне от их курса…

— Сидите тихо.

Земное солнце на экране Амальфи постепенно становилось все крупнее, его размеры увеличивались с возрастанием скорости корабля-гиганта, двигающегося вместе с джунглями. Само земное солнце было по-прежнему невидимо из города. Шлем-приемник представлял солнце в виде огромной желтой искры, а не очерченного диска — угольная дуга, преломленная системой линз и направленная в бесконечность.

И все-таки несомненно, это было родное земное солнце. При виде его Амальфи почувствовал комок в горле. Херн-6 продолжал движение через центр галактики. Скопления звезд, столь характерные для других галактик, здесь были невидимы из-за облаков межзвездной пыли. Бешено летящая вперед планета только что оставила позади черную туманность, в которой самое мощное солнце казалось не более, чем призраком. Впереди маячило коромысло Млечного пути, предвещающее новые неожиданности.

Амальфи не переставал удивляться тому, что простая желтая искра, которая могла показаться совершенно неприметной, заставляла его щурить наполненные слезами глаза.

Джунгли к этому времени, медленно сбрасывая скорость, практически остановились. Прошло еще десять минут, и Амальфи заметил, что города замерли на фоне солнца. Корабль О'Брайена передавал теперь изображение Сатурна.

Ни один из земных астрономов-любителей еще не наблюдал столь отчетливо эту гигантскую, стянутую кольцом планету. Амальфи, казалось, был совершенно потрясен величием представшего его глазам зрелища, необычайно красивого и абсолютно невозможного. Газовый гигант, опоясанный жесткими, неподвижными кольцами! Какая сила заставила мэра покинуть родную солнечную систему с ее невыразимо прекрасной красотой?! А у газового гиганта имелась другая планета-спутник — более трех тысяч миль в поперечнике в добавление к привычной семье сателлитов величиной с планету Херн-6.

Щ е л к.

— Разбивайте лагерь, — звучал в наушниках голос Короля. — Мы пробудем здесь какое-то время. Да не напирайте вы там, сзади! Неужели не ясно: мы останавливаемся, неужели мне никак вам это не втемяшить?

— Мы сбрасываем скорость нормально, Буда-Пешт. Это новый город напирает. У них, кажется, какие-то неприятности.

Камера, установленная на корабле О'Брайена, позволяла поставить более точный диагноз. Огромный сферический объект отчетливо выделялся на общем фоне джунглей и, подрагивая, дрейфовал в стороне от края конусного строя, время от времени покрываясь дымкой под воздействием внезапной неконтролируемой поляризации.

— Вызовите его, может быть, нужна помощь. Остальные — занимайте свои орбиты.

— О'Брайен, время! — рявкнул Амальфи.

— Понял, сэр.

— Как я узнаю, что рукоятка управления опять слушается меня?

— С этим все в порядке, мистер мэр, — ответил пилот. — Отцы Города передадут управление, как только вы прикоснетесь к рукоятке. За пять секунд до того, как мы начнем резко тормозить, вы услышите звуковой сигнал. Затем, до момента полного торможения, гудок будет звучать каждые полсекунды. После последнего сигнала управление переходит к вам примерно на две с половиной секунды. Затем рукоятка перестанет слушаться вас, управление возвращается к Отцам Города.

Щ е л к.

— Адмирал Макмиллан, что собираетесь предпринять, если вообще собираетесь?

Новый голос, прозвучавший по Дираку сразу же не понравился Амальфи. Невыразительный и гнусавый, он начисто был лишен каких-либо эмоций, кроме, пожалуй, отчетливо выраженной самоуверенности. Амальфи подумал, что обладатель подобного голоса вряд ли будет откровенно смотреть в глаза собеседнику. Говоривший, по всей видимости, находился не на поверхности Земли. Наверняка, укрывшись в каком-нибудь надежном подземелье, он исподтишка наблюдал за разворачивающимися вокруг событиями.

— Пока будем стоять на месте, сэр, — прозвучал ответ из штаба полицейского командования. — Они остановились, и судя по всему, изъявляют желание прислушаться. Я приказал командору Эйзенштейну следить за тем, чтобы там не возникло никаких беспорядков.

— Адмирал, эти города нарушили закон. Они вошли в закрытую зону. К тому же, подобные скопления вообще запрещены. Вам это известно?

— Да, мистер президент, — с уважением подтвердили из штаба. — Может быть, распорядиться о выборочных арестах?..

— Неужели вы думаете, что мы сможем пересажать всех летающих Бродяг? Я хочу действий, адмирал. Надо преподать этим людям урок. Не можем же мы позволить, чтобы целые флотилии городов сваливались на Землю. Это дурной прецедент. Подрываются нормы морали в галактике. Если мы не возродим нравственные ценности первопроходцев, огонь охватит Землю, травой зарастут космические пути.

— Да, сэр, — отозвался штаб. — Хорошие слова, если вы позволите мне высказаться. Жду ваших приказов, господин президент.

— Вот я и приказываю: сделайте что-нибудь с этим безобразием. Этот лагерь — нарыв на нашем чистом небе. Вы лично отвечаете за все.

— Да, сэр, — голос адмирала звучал твердо. — Командор Эйзенштейн, приступайте к операции А. Группа Восемьдесят два, готовность номер один.

— Группа Восемьдесят два. Подтверждаем готовность номер один.

— Эйзенштейн вызывает штаб.

— Штаб слушает.

— Макмиллан. Я подаю в отставку. Инструкции президента не предусматривали проведения операции А. Я не собираюсь брать на себя ответственность за это.

— Выполняйте приказы, командор, — вежливо прозвучало из штаба. — Ваша отставка будет принята после того, как маневр осуществится.

Города в напряженном ожидании висели на своих орбитах. Несколько секунд все было спокойно.

Затем, похожие по форме на груши, боевые полицейские корабли, возникая словно ниоткуда, со всех сторон устремились к джунглям. Почти мгновенно четыре города испарились, превратившись в облака кипящего газа.

Телекамеры Дирака на корабле-гиганте поспешно настраивались на резко возросшую интенсивность свечения. Города по-прежнему висели на своих местах, словно пораженные, как и сам Амальфи, совершенно не ожидавший от Земли такой жестокости. Только идеальное сочетание собственной вины и свирепости могло породить подобное убийство. Очевидно, президент и адмирал Макмиллан и составили гремучую смесь…

Щ е л к.

— Принимайте бой, болваны! — вопил Король. — Огонь! Тупицы! Они же сотрут вас в порошок! Вступайте в бой!

Еще один город разделил судьбу предшественников. Полицейские стреляли из мощных бластеров Бете. Камеры, сосредоточенные на том, чтобы поймать в фокус возникающие на месте городов облака водорода и гелия, не успевали ухватить бледные смертоносные лучи. Было очень трудно эффективно выполнить приказ Короля.

Но город Буда-Пешт уже бросился дугой из вершины конуса к Земле. Он нанес смертельный удар по одному из полицейских кораблей. Перед глазами Амальфи застыл сгусток сверкающего плавящегося металла. Рассасываясь, он постепенно бледнел. Несколько городов последовали за Королем, затем еще большее число и наконец, целая волна…

Щ е л к.

— Макмиллан, остановите их! Я вас расстреляю! Они идут на нас…

Каждую секунду появлялись новые полицейские корабли. Скопление городов-Бродяг постепенно окружала плотная мгла — туманность, образованная мириадами газовых молекул, пылью, парами воды и металла. Лучи Бете продирались сквозь эту туманность. Но и солнце начало воздействовать на облако и вся его масса начала светиться, отбрасывая все усиливающийся по яркости занавес на картину поля сражения. Изображение, передаваемое камерами Дирака, теряло четкость. События, развернувшиеся перед глазами Амальфи, напомнили ему одно давнишнее происшествие с NCC 1435 в созвездии Тельца, и взрывающиеся города в данном случае служили заменой взрывавшимся новым звездам.

Однако, сейчас вспыхивало слишком много новых, гораздо больше, чем это могли бы быть одни-лишь города. Эти звезды вспыхивали за пределами лагеря. Полицейские корабли, к изумлению Амальфи, взрывались, едва появившись на горизонте. Города, сбившись в кучу, подобно рою пчел, отбивались от нападавших. Прекрасно понимая, сколь невелика боевая мощь городов, Амальфи никак не мог поверить в то, что именно они являются причиной исчезновения полицейских. Нет, тут было что-то другое. В ряды полиции затесался таинственный убийца…

— Группа Восемьдесят два. Операция А, второй вариант!

Наблюдательная станция полиции бесшумно взорвалась ярчайшей вспышкой.

Города побеждали. Один полицейский корабль без труда мог разделаться минимум с тремя городами, а к началу сражения на каждый город приходилось по пять кораблей полиции Земли. У Бродяг, казалось, не было ни малейших шансов.

И все же победа, без всякого сомнения, склонялась на сторону Бродяг. Города потоками устремились к Земле, кипя от гнева Полицейские корабли со своим смертоносным оружием, не переставая, взрывались на небе, словно искорки, разлетающиеся от костра.

Немного впереди обезумевших городов тяжело катилась к Земле огромная серебристая, судя по всему, неуправляемая сфера.

Теперь Амальфи видел и саму Землю — одну из маленьких голубовато-зеленых точек на экране. Точка эта, увеличиваясь в размерах, с невероятной скоростью превращалась в шар. Мэр не мог спокойно смотреть на это щемящее сердце зрелище. Глаза его наполнились сентиментальными слезами. Он попытался отвернуться, но глаза невольно возвращались к такому знакомому шарику. Амальфи рассмотрел ледяную шапку, покрывавшую полюс планеты…

Раздался гудок. От неожиданности он вздрогнул. Видимо, это был уже не первый сигнал, но предыдущие он не расслышал, поглощенный своими эмоциями. Через пару секунд город пересечет границы солнечной системы. Может быть, и раньше; мэр не знал, сколько гудков он пропустил, загипнотизированный чарами родной планеты. Интуиция подсказывала ему, что долгожданный момент наступил.

Щ е л к.

ЛЮДИ ЗЕМЛИ. МЫ, ГОРОД ПРОСТРАНСТВ, ВЫЗЫВАЕМ НА ВАС…

Амальфи резко повернул рычаг управления, описав им четко рассчитанную дугу. Отцы Города мгновенно перехватили управление, приняв его на себя. Земля и солнце исчезли из поля зрения. Планета Херн-6 начала быстро ускорять движение, удаляясь вглубь галактики, во имя которой погибли два города Бродяг.

— ВАШИ ЕСТЕСТВЕННЫЕ ХОЗЯЕВА ОДОБРЯЮТ, ЛЮДИ ЗВЕЗД, КТО ПОНИМАЕТ ВСЕЛЕННУЮ, ПОНИМАЕТ ДОЛГУЮ ЖИЗНЬ, ПОНИМАЕТ НАСЛЕДНИКОВ, ЛЮДИ ОТСТАЛОЙ ДЕКАДЕНТСКОЙ ЗЕМЛИ ТАКИМ ОБРАЗОМ, НОВЫЕ ПРАВИТЕЛИ КОТОРОЙ, ПРИБЛИЖАЮТСЯ. НАМИ ИНСТРУКТИРУЕМ ВАС СКОРО ПРИГОТОВИТСЯ…

Напыщенный голос внезапно замолк. Последние отблески голубой точки исчезли из виду. Земля — родина предков Амальфи — опять осталась далеко позади.

Планета Херн-6 дернулась и зазвенела. Амальфи с силой бросило на пол балкона. Тяжелый шлем давил на плечи, не давая возможности наблюдать за ходом продолжающегося сражения.

Однако, ему уже было все равно. Ударная волна, исчезновение загадочного голоса означали конец настоящей битвы в джунглях. Это означало конец любой реальной угрозы Земле. Конец сражения означал и окончание эпохи городов Бродяг. Не только тех, кто собрался в этих беспримерных джунглях, но и всех остальных, включая и собственный город Амальфи.

Ударная волна, докатившаяся до башни Городского Центра через скалы планеты Херн-6, свидетельствовала о том, что мэр четко использовал свой шанс. За те короткие мгновения, которые имел Амальфи, чтобы изменить курс планеты, он успел сделать свое дело. Должно быть, где-то на обращенном вперед полушарии планеты сейчас образовался огромный, раскаленный добела кратер. Этот кратер и остатки металлических солей, растворившихся и осевших на его расплавленной поверхности, — вот все, что осталось от старейшей из легенд Бродяг.

Орбитальный форт Веги.

Теперь никогда никто не узнает, сколь долго это средоточие, квинтэссенция военной мощи Веги скиталось по галактике в ожидании неповторимой возможности нанести удар. Вряд ли ответ на этот вопрос можно найти на планетах Веги, где загадочный форт в такой же степени, как и повсюду, представлялся не более, чем мифом.

Однако, форт все-таки был реальностью. Он использовал свой единственный шанс отомстить землянам за свою родную бело-голубую Вегу, уже не надеясь возродить ее былое величие и влияние, а просто, чтобы уколоть ненавистную ему планету, которая когда-то давно лишила его родину могущества. Едва ли форт рассчитывал подчинить себе землян. Но в сумятице марша Бродяг он просто увидел возможность мщения, правильно рассчитав, что власти Земли не сразу решатся атаковать города, и у него будет достаточно времени для долгожданного триумфа. Форт влился в поток Бродяг, словно вернувшись из долгой ссылки, отвергнутый сначала как город, потом как невероятная выдумка, чтобы нанести последний удар.

Башня слегка покачивалась под воздействием затухающих колебаний. Амальфи, держась руками за перила, поднялся на ноги.

— О'Брайен, отключайся. Планета пойдет своей дорогой. Город переходит на другую орбиту.

— Мы направляемся к Большому Магелланову Облаку?

— Правильно. Осмотри, нет ли каких-нибудь повреждений после землетрясения. Передай распоряжение Хэзлтону и Кэррелу.

— Да, сэр.

Веганская крепость была невероятно близка к победе, если бы не пилотируемый Амальфи спаситель Земли — Херн-6. Земляне никогда не узнают об этом; полет далекой планеты так и останется в их истории незначительным, ничем не примечательным эпизодом. Останки одного из главных участников событий продолжали кипеть в кратере на переднем полушарии планеты Херн-6. Амальфи позаботился о том, чтобы эта планета была потеряна для землян навеки…

И сама Земля тоже потеряна для бродячих городов, потеряна отныне и навсегда.

В старом кабинете мэра собрались все: Ди, Хэзлтон, Кэррел, доктор Шлосс, сержант Андерсон, Джейк, О'Брайен, техники. Горожане с волнением следили за собранием — трансляция шла по всем каналам на весь город. Даже Отцы Города отложили все свои дела. Подобного интереса не вызывало ни одно событие со времени последних выборов, тех выборов, по результатам которых Хэзлтон получил место управляющего. Немногие помнили те давние события, хотя Отцы Города сохранили все подробности в своей необъятной памяти и вполне могли воспользоваться ими в нынешних обстоятельствах. Полутона не были сильной стороной Отцов Города.

Амальфи начал говорить. Голос его звучал спокойно, по-деловому. Обращался он сразу ко всем, к городу в целом, но смотрел прямо на Хэзлтона.

— Прежде всего, — говорил мэр, — хочу довести до вашего сведения сложившуюся общую физическую и астрономическую ситуацию. После того, как некоторое время назад мы отделились от планеты Херн-6, эта планета продолжила путь в направлении Малого Магелланова Облака. Для тех из вас, кто родом из северных районов галактики, могу сообщить, что это — одна из двух небольших галактик-спутников, которые отдаляются от основной галактики вдоль южного рукава. Херн-6 находится на пути в тот район, и, если не произойдет ничего неожиданного, планета скоро пройдет через Облако и выйдет в межгалактическое пространство.

— Мы оставили на планете почти все оборудование, собранное в других городах во время пребывания в джунглях. Другого выхода у нас не было. В городе не было места для всех этих машин. Оставаться на Херн-6 мы тоже не могли. Земляне будут преследовать планету до тех пор, пока она не выйдет за пределы галактики. Если бы мы остались там, они не отвязались бы от нас.

— Почему, сэр? — несколько голосов прозвучали почти одновременно.

— Причин этому много. Прежде всего, полет планеты под нашим руководством через всю солнечную систему, а также по основным межзвездным маршрутами сквозь некоторое число звездных систем — серьезное нарушение земных законов. Кроме того, земляне обвинили бы нас в уничтожении города. Они и понятия не имеют о том, что это был за «город» в действительности. И очень важно, чтобы они никогда об этом не узнали; если же мы не сумеем сохранить секрета, мы будем вписаны в историю как убийцы. Ди сделала протестующий жест:

— Джон, почему мы не можем получить признание? Особенно сейчас, после того, как мы оказали землянам такую услугу.

— П о т о м у ч т о э т а и с т о р и я е щ е н е з а к о н ч и л а с ь. Для тебя, Ди, жители Веги — это просто один из древних народов, о которых ты впервые услышала три столетия назад. Находясь на Утопии, ты была отрезана от истории галактики. А правда заключается в том, что Вега правила галактикой еще задолго до землян, и они только что показали нам, как опасно по-прежнему с ним конфликтовать. Этот форт не мог существовать сам по себе, в вакууме. Время от времени ему, как и нам, необходимо было заходить в порт. Являясь военной машиной, он нуждался в более сложном обслуживании и ремонте, чем мог бы справиться сам.

Где-то в галактике находится колония Веги, по-прежнему таящая в себе опасность. Колония не подозревает о том, что произошло с главным ее оружием. Необходимо заставить колонии поверить, что форт по-прежнему скитается по галактике, что на сей раз попытка реванша оказалась неудачной, но он продолжает искать свой шанс. Если в колонии узнают, что форт уничтожен, они начнут строить новый.

— Новый форт наверняка добьется цели. Первый погиб, главным образом, из-за бродячей природы той культуры, которая развивалась в сознании землян. Он был побежден Бродягами, а мы просто оказались тем городом, которому было суждено решить его судьбу. Но это явилось вовсе не случайным, что именно мы оказались в позиции исполнения этой задачи.

— Но сейчас наступают такие времена, когда Бродяги не будут больше играть ключевой роли в нашей галактике, а сама она, включая и Землю, входит в глубокую депрессию. Если веганцы узнают, что форт пытался нанести удар по Земле, но в результате погиб сам, они в тот же день начнут строить новый. И тогда…

— Нет, Ди, боюсь, нам придется держать наш подвиг в секрете.

Девушка, не желая соглашаться, с надеждой посмотрела на Хэзлтона, но тот отрицательно покачал головой.

— Наше положение не так уж плохо, — продолжал Амальфи. — Мы по-прежнему поддерживаем огромную скорость, приданную нам спиндиззи планеты Херн-6, когда мы летели вместе с ней. Это, правда, не то, что было, когда мы путешествовали на планете Он, но все же маневрировать худо-бедно мы сможем. Мы сумеем войти в любой порт, попадающий внутрь конуса, образованного при вращении кривой, соответствующей нашей траектории. К тому же, земляне располагают информацией только о маршруте Херн-6, а нас они, наверняка, выпустили из виду.

— С другой стороны, наше оборудование давно износилось, и своим ходом нам уже далеко не забраться. Следующее приземление вполне может стать последним. Денег на новые машины у нас нет, а без новых машин нам их никогда не заработать. Так что следующий порт захода нам необходимо выбирать особенно тщательно. Поэтому я и пригласил вас всех на это совещание.

— Босс, вы уверены, что дела, действительно, так плохи? — спросил один из инженеров. — Мы можем провести необходимый ремонт…

«ГОРОД НЕ СМОЖЕТ ПЕРЕЖИТЬ ЕЩЕ ОДНО ПРИЗЕМЛЕНИЕ», — прозвучал голос Отцов Города.

Инженер смущенно замолк и отступил.

— Наша теперешняя орбита, — продолжил Амальфи, — в конце концов приведет нас к большему из Магеллановых Облаков. При той скорости, которую мы сейчас выдерживаем, понадобится около двадцати лет, чтобы добраться дотуда. Правда, если учесть изношенность наших двигателей, придется накинуть еще лет шесть.

— Я предлагаю двигаться к Большому Магелланову Облаку.

Раздались крики.

Казалось, весь город вопит от удивления. Амальфи поднял руку. Те, кто находился в комнате, умолкли, однако, за ее пределами шум еще некоторое время продолжался. Едва ли это можно было назвать общим протестом. Скорее, шум этот походил на возникающий при спорах гомон.

— Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, — произнес Амальфи, дождавшись, пока смог убедиться, что его услышать все. — Это долгий путь. На ближнем краю Облака есть одна или две колонии, но настоящей торговой деятельности там нет. Нам придется осесть там, возможно, даже заняться фермерством. С бродячим образом жизни будет покончено, мы перестанем быть звездными скитальцами. Я понимаю, от много придется отказаться.

Но я хочу, чтобы вы все поняли, что работы в галактике у нас больше не будет, получить ее нет никаких надежд, даже если нам удастся привести себя в порядок. Выбора у нас нет. Мы д о л ж н ы подыскать для себя планету, которая отныне станет нашей.

«ОБЪЯСНИТЕ ВАШУ ТОЧКУ ЗРЕНИЯ», — вмешались Отцы Города.

— Я как раз и собираюсь это сделать. Вы все знаете, что случилось с экономикой галактики. Она пребывает в полном развале. Пока валюта на основных космических маршрутах была устойчивой, мы могли получить за свою работу хоть какую-то плату. Но теперь все иначе. Принятие в качестве единой валюты лекарств делает жизнь Бродяг совершенно невозможной, поскольку они вынуждены пользоваться ими не как деньгами, а именно как л е к а р с т в а м и. Иначе города просто опустеют. Наше процветание целиком зависит от долголетия, которое, в свою очередь, возможно только при постоянном употреблении антинекротиков. Я не говорю сейчас о чрезвычайных ситуациях, например, о чуме, с которой мы столкнулись недавно — я думаю, все вы помните об этом. Мы живем на долголетии. И никак не можем им торговать.

Но это только начало. Стандарт, основанный на лекарстве, как валютной единице, скоро рухнет. Я думаю, это произойдет еще быстрее и окончательнее, чем в случае с германием. Наша галактика огромна. Прежде чем экономика опять стабилизируется, она еще пройдет через дюжину самых разных финансовых стандартов. Локальные денежные системы я и не упоминаю: их будут тысячи. Переходный период продлится не менее столетия…

«НЕ МЕНЕЕ ТРЕХ СТОЛЕТИЙ», — вмешались в разговор Отцы Города.

— Ну хорошо, три столетия. Я просто оптимистичен. В любом случае совершенно очевидно, что мы не сумеем заработать на жизнь в условиях нестабильной экономики. Мы не можем позволить себе спокойно ждать, когда экономика опять упорядочится. Тем более, что совершенно неизвестно, найдется ли Бродягам место в том новом укладе, который установится со временем.

Лично мне кажется, что у Бродяг нет шансов на выживание. После этого марша земляне будут вести себя с ними очень жестко. Я понимал это, но не мог поступить иначе. Другого способа заманить веганцев не было. Но и без этого марша Бродяги все равно столкнулись бы с этими проблемами: от депрессии никак не уйти. История свидетельствует, что периоды экономического хаоса всегда сменялись периодами жесткого экономического контроля, когда запрещались практически все основные возможности, все факторы, контролировать которые полностью невозможно. Это и свободная торговля товарами, и неограниченные кредиты, и свободный рынок труда.

Наш город целиком зависит от рынка труда. Если даже ему удастся пережить переходный период — что очень маловероятно — город все равно будет анахронизмом в новой экономике. Вряд ли рискую ошибиться, если скажу, что в конце концов нам п р и д е т с я сесть на ту планету, которую изберет для нас правительство. Мое предложение таково: мы сами должны выбрать для с е б я гавань, прежде чем правительство сделает это за нас. Мы должны забраться как можно дальше, за сотни парсеков от тех мест, где полиция соберется искать нас. Возможно, нам удастся найти такую планету, которая сама постоянно и с хорошей скоростью удаляется от правительства и всего, что оно в конце захочет прибрать к своим рукам. Как только мы туда доберемся, сразу же начнем обустраиваться. Некогда мы были свободными, но сейчас зарождается эпоха нового империализма, и мы должны уйти за пределы возможной границы и основать собственную империю.

Но давайте смотреть правде в лицо. С Б р о д я г а м и п о к о н ч е н о.

Все молчали, тупо глядя друг на друга.

«ТОЧКА ЗРЕНИЯ ВЫРАЖЕНА ПРЕДЕЛЬНО ЯСНО, — спокойно подвели итог Отцы Города. — МЫ ПРИСТУПАЕМ К ИЗУЧЕНИЮ ВЫБРАННОГО РАЙОНА. ОТЧЕТ БУДЕТ ГОТОВ ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ — ПЯТЬ НЕДЕЛЬ».

В просторном кабинете мэра по-прежнему царило молчание. Бродяги погрузились в глубокие раздумья. Конец скитаниям. Собственная планета. Отдыхающий город, восходящее и заходящие над ним по расписанию солнце. Времена года. Тишина, свободная от гудения гравитационных полей. Никакого страха, ни сражений, ни поражений, никаких преследований. Размеренная жизнь. А звезды — всего лишь яркие точки, застывшие на небе.

Если бы подобную перемену давно устоявшихся привычек, естественно, «в обратную сторону», предложили какому-нибудь аборигену-планетянину, он, наверняка, с ужасом отверг бы такую перспективу. Но Бродяги давно привыкли к переменам; по существу, именно постоянные перемены и были основным стабильным фактором их жизни. Это также и единственный устойчивый фактор в жизни человека, живущего на планете — просто его никогда не тыкали в это носом.

Но при всем этом, если бы Бродяги не были, по существу, бессмертны, если бы они, подобно насекомым, проколотым булавкой неумолимого коллекционера, были ограничены быстротечностью отпущенного им времени, Амальфи пришлось бы всерьез опасаться за исход своего начинания. Перспектива скорой смерти делает людей беспокойными. Пройдет всего несколько лет, и Бродяги, остепенившись, найдут свою сказочную страну Эльдорадо и будут жить, наслаждаясь мыслью о суетности мира. Победа над возрастом практически затмила это Фаустовское неистовство. По прошествии трех-четырех веков жизни люди, устав, переставали искать то, чему нет названия, они становились опытнее и мудрее и начинали думать о будущем не как о чем-то, обещающем спокойствие и богатство, а просто как о неизбежности приближения еще не происходившего. Люди стали интересоваться настоящим, тем, что совершалось сегодня, а о будущем размышляли с равнодушием, готовые покорно принять все, что бы оно ни принесло. Никто больше не прожигал свою жизнь в поисках катастрофы, имя которой «безопасность».

Короче говоря, все стали немного более реалистичными и гораздо более усталыми.

Амальфи, преисполненный спокойствия и уверенности, ждал. Он знал, что сначала последуют самые слабые возражения, которые без труда можно будет отклонить. Однако, молчание завороженных слушателей продолжалось дольше, чем он предполагал. Мэр начал даже подозревать, что под конец его аргументы стали слишком абстрактными. Если это действительно так, сейчас самое время добавить жизненной практичности…

— Это решение удовлетворит всех, — быстро объявил мэр. — Хэзлтон просил освободить его от занимаемой должности; предложенный мной вариант позволит ему уйти в отставку очень удобным способом. Мы сможем выйти из-под юрисдикции полиции. Кэррел, если он еще не раздумал занять этот пост, станет управляющим. Я дам согласие, поскольку управлять ему придется осевшим городом, а большое опасение внушают мне именно его способности как пилота. Он…

— Босс, позвольте мне прервать вас на минуту?

— Давай, Марк.

— Все, что вы сказали, звучит очень разумно, и все-таки, почему нам надо так спешить? И вообще, зачем такой максимализм? Правда, что Херн-6 следует курсом, который находится в стороне от Большого Магелланова Облака, правда и то, что дотуда очень и очень далеко, и если полицейские решат искать нас, им придется обследовать огромный пустынный район. И все же: разве нельзя спрятаться где-нибудь поближе, в нашей галактике? Зачем нам покидать ее? Зачем разбивать лагерь в каком-то Облаке, удаляющемся от галактики с колоссальной скоростью?

ТРИСТА СОРОК ЧЕТЫРЕ МИЛИ В СЕКУНДУ, — уточнили Отцы Города.

— Да заткнитесь вы. Хорошо, пусть скорость и не такая уж большая. Все равно до этого Облака очень далеко. Если вы назовете точные цифры, я перебью все ваши лампы. Пожелай мы когда-нибудь вернуться в свою галактику, нам придется искать планету, которая могла бы доставить нас сюда.

— Хорошо, — сказал Амальфи. — Каково твое альтернативное предложение?

— Почему бы нам не спрятаться в каком-нибудь большом звездном скоплении здесь, в нашей галактике? Конечно, не в таком проклятом богом месте, как созвездие Служителей. Можно, например, отправиться к Большому Скоплению Геркулеса. В конусе, который перекрывает наша орбита, найдется не одно подходящее место. Есть, кстати, еще скопление Цефеид, где, не зная направления силовых полей, никто не сможет провести корабль, управляемый спиндиззи. Вероятность того, что полицейские смогли бы нас там обнаружить, ничуть не больше. Однако, если бы условия вдруг изменились, мы опять бы заняли достойное место у себя на родине.

Амальфи не стал оспаривать это утверждение. Логичнее подобное возражение прозвучало бы из уст Кэррела, обвиненного только что в неспособности нормально управлять полетом. Мэру было достаточно уже того, что первым начал возражать отставной управляющий.

— А мне нет никакого дела до того, улучшится здесь ситуация или нет, — неожиданно вмешалась Ди. — Мне нравится идея иметь собственную планету, и чем она будет дальше от полицейских, тем лучше. Если эта планета действительно станет нашим домом, что нам с того, что через два или три столетия снова могут появиться Бродяги? Нам-то больше не нужно быть Бродягами.

— Ты говоришь так, — перебил ее Хэзлтон, — потому что еще очень молода — тебе нет и трехсот лет — и к тому же, ты не отвыкла от жизни на постоянной планете. Но не все здесь такие как ты. Некоторые из нас постарше. Есть и такие, кто испытывает склонность к скитаниям. Я не про себя говорю, Ди. Ты это знаешь. Я был бы счастлив выбраться из этой кучи дерьма. Но это предложение мне не нравится, от него отдает душком. Ты уверен, Амальфи, что хочешь совершить посадку только для того, чтобы избежать смены администрации? Ты же знаешь, что это не поможет.

— Конечно, знаю, — подтвердил Амальфи. — Едва мы прикоснемся к поверхности, я тоже подам в отставку. Но пока я еще исполняю свои обязанности и буду делать то, что положено.

— Я не об этом говорю. Делай, как знаешь. Я только хочу понять, зачем нам нужно это Магелланово Облако.

— Потому что оно станет нашим, — резко вмешался Кэррел. Хэзлтон удивленно повернулся к нему, однако, юноша отвел сияющие энтузиазмом глаза. — У нас будет не только своя планета — какую бы мы ни выбрали — у нас будет собственная галактика! Каждое из этих Магеллановых Облаков — это целая галактика. Я знаю это. Я вырос на юге, на планете, где ночью Магеллановы Облака проходили по небу подобно вихрям искр. Большое Магелланово Облако даже имеет собственный центр вращения. С моей родной планеты его не было видно — слишком мало расстояние, зато с Земли можно было отчетливо различить спираль Милна. Оба облака удаляются от нашей галактики, стремясь обрести независимость от нее. Черт возьми, Марк, все дело не в какой-то одной планете. Это просто ничто. Мы не сможем летать целым городом, но мы сможем построить корабли. Мы создадим колонии; установим такую экономику, которая будет нам удобна и выгодна. Подумай, у нас будет своя галактика! Что еще можно пожелать?

— Это слишком просто, — упрямо возразил Хэзлтон. — Я привык бороться, чтобы достичь чего-нибудь. Привык сражаться за наш город. Я хочу работать головой, а не сидеть без дела. Все, что вы оба говорите о космических кораблях и колонизации, — это просто прекрасно. Но сначала мы станем тянуть лямку, пахать и сеять. Поэтому я и возражаю против твоего плана, Амальфи. Мы попадем в ситуацию, когда наш огромный опыт будет бесполезен.

— Не согласен, — спокойно сказал Амальфи. — В галактике Большого Облака уже существуют колонии. И они основаны не с помощью кораблей. Их создали летающие города. В ту пору, когда они появились, только город мог долететь в такую даль.

— Ну и что?

— А то, что не стоит и мечтать о том, что мы спокойно сядем и безмятежно возьмемся за мотыги. Нам придется повоевать, чтобы создать свое поселение. Завоевать хотя бы кусочек Облака, поверь мне, будет очень непросто. Предстоит выдержать самое большое сражение из всех, в которых нам доводилось участвовать. Будем драться с Бродягами, которые, наверняка, забыли свою историю и свое наследие, но которые все же остаются Бродягами. Мысли об уединении пришли им в голову гораздо раньше, чем нам, и теперь они будут насмерть стоять за свой приоритет.

— Ну что ж, это их право. А зачем нам вторгаться в их владения, когда вокруг столько пустынных созвездий? Любое из них ничуть не хуже.

— Потому что они сами — преступники. Даже еще хуже. Как ты думаешь, зачем в старые времена какому-нибудь городу могло понадобиться забираться туда? Ведь тогда Бродяги были полноправными, уверенными в себе гражданами галактики. Почему бы и м не остановиться в одном из гигантских созвездий? Подумай, Марк! Ответ прост. Это — бандиты. Эти города были вынуждены отправиться в такую даль, скрываясь от преступлений, сделавших их врагами всех звездных систем в галактике. Один такой город ты и сам можешь назвать, и сейчас он наверняка там. Это — Главные Межзвездные Торговцы. Тор Пять — далеко не единственное место, хранящее о них самые неприятные воспоминания. Думаю, что по всей галактике полно людей, мечтающих о том, чтобы этих злодеев настигло заслуженное наказание. Куда они могли отправиться, если не в Большое Магелланово Облако? Их не остановило бы даже, если в пути им пришлось бы голодать все пятьдесят лет. Хэзлтон медленно сплетал кисти рук, то с силой сдавливая, то расслабляя пальцы, и они то белели, то наливались кровью.

— О боги, — произнес он, сжав губы. — Бешеные Псы. Да, куда еще они могли уйти! Теперь я знаю, с кем я хочу встретиться.

— Не забывай, Марк, что встреча может и не состояться. Облака — это целая галактика.

— Конечно, конечно. Там могут быть и другие бандиты. Но если Бешеные Псы действительно находятся там, я хотел бы встретиться с ними. Помню, однажды на Тор Пять я побывал у них в гостях. Очень неприятные остались у меня впечатления. Что касается меня, я готов сражаться, чтобы очистить Облако от этого мусора.

— Галактика, — почти беззвучно бормотала Ди. — Галактика с домом… своим домом.

— Галактика, принадлежащая Бродягам, — сказал Кэррел.

По всему городу разлилась тишина. Казалось, горожане, как один, принялись вдруг размышлять о своей судьбе.

«ЕСТЬ ЛИ У МИСТЕРА ХЭЗЛТОНА И МИСТЕРА КЭРРЕЛА ДОПОЛНЕНИЯ К СКАЗАННОМУ?» — трубным, отдаленно напоминающим человеческий, голосом прогремели Отцы Города. Голос проникал в каждую щель летящего города. Как и ожидал Амальфи, такая пространная дискуссия на темы внешней политики заставила Отцов Города поверить, что предстоят выборы мэра, а не управляющего городом.

«ЕСЛИ НЕТ ДОПОЛНЕНИЙ И ЕСЛИ НЕТ ДРУГИХ КАНДИДАТОВ, МЫ ГОТОВЫ ПРИСТУПИТЬ К ПРОЦЕДУРЕ».

Некоторое время собравшиеся в кабинете Амальфи озадаченно молчали. Затем Хэзлтон первым понял, какую ошибку допустила машина. Он рассмеялся.

— Никаких дополнений, — сказал он. Кэррел, улыбнувшись, промолчал.

Десятью секундами позже Джон Амальфи стал новоизбранным мэром новорожденной галактики.

 

8. ГЛАВНЫЕ МЕЖЗВЕЗДНЫЕ ТОРГОВЦЫ

Город завис и затем тихо опустился в полумраке раннего утра на огромной каменной плите, которую Прокторы планеты указали как место его посадки. Кромка окутанного туманом Малого Магелланова Облака только что прикоснулась к линии горизонта на западе, а все облако занимало почти 35° неба. По предварительным расчетам, облако должно зайти в 5 часов 12 минут утра, а в 6 часов начнет подниматься ближняя кромка старой галактики — родины, которую они покинули навсегда. Летом солнца восходят еще раньше.

Все это вполне удовлетворяло Амальфи. То обстоятельство, что в течение нескольких ближайших месяцев родная галактика будет плохо видна на тусклом ночном небе, явилось основной причиной, по которой мэр выбрал для посадки именно эту планету. Ситуация, сложившаяся к этому времени в погибающем городе, была слишком сложна, чтобы обременять его граждан еще сентиментальной ностальгией.

Город выполнил посадку; рокот спиндиззи затих. Снизу доносился становящийся все громче шум, скрип и рев механизмов, крики людей. Команда геологов, как обычно, не теряла времени даром.

Однако, Амальфи не очень хотелось сразу спускаться на поверхность. Оставаясь на балконе Городского Центра, он вглядывался в мрачное ночное небо. Плотность звезд в Большом Магеллановом Облаке была необычайно высокой. Даже вне основных созвездий звезды часто располагались настолько близко друг к другу, что расстояния между ними составляли не световые годы, а всего-лишь месяцы. Даже если сам город больше лететь не сможет — что казалось вполне вероятным, поскольку вслед за спиндиззи на Двадцать третьей улице отказала и установка на Шестидесятой улице — можно будет организовать межзвездные коммерческие операции, пользуясь грузовыми кораблями. Оставшиеся в городе спиндиззи, если их разобрать и по одному установить на корабли, обеспечат вполне значительное ядро маленького флота.

Конечно, это будет не совсем то, к чему привыкли Бродяги, странствуя по разбросанным по всей галактике, не похожим одна на другую цивилизациям Млечного Пути. И все-таки, в некотором смысле Бродяги будут заняты коммерцией, которая всегда была им необходима как кислород.

Амальфи посмотрел вниз. В свете сверкающих звезд на западе до самого горизонта ширилась ровная опаленная плита, на которую опустился город. На востоке она простиралась не более мили и сменялась там просторным участком земли, разбитым на небольшие ровные квадраты. Представлял ли каждый из этих крошечных квадратов индивидуальную ферму — этого он пока сказать не мог, но у него имелись подозрения. Еще во время переговоров с Прокторами планеты о возможности посадки Амальфи уловил в их речи нотки, характерные для феодального периода.

Пока Амальфи осматривал окрестности, по соседству, между городом и раскинувшимся на западе плато, быстро выросло высокое строение — геологи установили первую буровую вышку. Зазвонил телефон, закрепленный на перилах балкона. Амальфи снял трубку.

— Босс, мы собираемся бурить скважину, — прозвучал голос Хэзлтона. — Ты спустишься?

— Да. Что показывает разведка?

— Ничего особенного, но скоро мы узнаем точно. Вполне возможно, что нефть здесь все-таки есть.

— Хорошо бы. Сколько раз мы оказывались в дураках. Начинайте бурить, я сейчас спущусь.

Едва мэр успел повесить трубку, как рокот буровой установки нарушил тишину тихой летней ночи, эхом отражаясь от возвышающихся вокруг зданий. Наверняка впервые одна какая-то из планет Большого Магелланова Облака слышала этот звук — возмущенный рев разрушающихся молекул, хотя подобная техника была известна на планетах Млечного Пути еще столетия назад.

По дороге к тому месту, где расположились геологи, Амальфи несколько раз останавливался, встречаясь с людьми, обращающимися к нему со своими просьбами. Когда он, наконец, добрался до места, уже рассвело. Пробная скважина была пробурена, и геологи налаживали вторую установку, на вершине которой маячил Хэзлтон, оживленно махавший рукой. Амальфи ответил ему и направился к лифту.

Наверху дул теплый, сильный ветер, порывы которого запутали волосы Хэзлтона вокруг дужек наушников. После долгих лет пребывания в условиях принудительного кондиционирования в городских помещениях Амальфи испытывал сейчас давно забытые ощущения.

— Что-нибудь известно, Марк?

— Ты пришел как раз вовремя. Сейчас узнаем.

Первая буровая вышка закачалась, когда длинный стержень упругой породы вырвался из почвы и ударил в боковые перекрытия. Долгожданный черный фонтан все не появлялся. Амальфи, свесившись с балкона, наблюдал за тем, как рабочие подтягивали наверх емкость с пробами. Лебедка скрипела и трещала, двигатель пыхтел от натуги.

— Ничего нет, — с огорчением произнес Хэзлтон. — Я так и знал. Нельзя было верить этим проклятым Прокторам.

— Уверен, нефть тут где-нибудь все-таки есть, — проронил Амальфи. — Мы ее достанем. Пойдем вниз.

Внизу, старший геолог вскрыл извлеченный на поверхность резервуар и вставил в него карандаш-индикатор. Он бросил на Амальфи быстрый, как у ящерицы, взгляд, когда тень Амальфи накрыла собой стол.

— Залежей нет, — четко заключил он.

Амальфи задумался. Теперь, когда город навсегда был отрезан от родной галактики, работа, которую он мог бы выполнить за деньги, не имела особого значения. Прежде всего необходима была нефть, из которой получали различные продукты питания. Работа, которая гарантировала бы доходы в местной валюте, будет важна позднее. Пока же городу придется работать, принимая оплату в виде разрешения на проведение буровых работ.

При первом же контакте с местными жителями создалось впечатление, что никаких сложностей в этом не будет. Население планеты не располагало техническими средствами, необходимыми, чтобы добраться до наиболее мощных и глубоко залегающих нефтяных горизонтов. Город мог рассчитывать на большое количество нефти, в свою очередь пообещав Прокторам выдавать им добываемый попутно молибден и вольфрам.

Но если бы вдруг здесь не оказалось достаточно нефти…

— Надо пробурить еще две скважины, — сказал Амальфи. — Наверняка, нефть есть, только еще глубже. Вы же получили нефтяные следы. Мы закачаем туда желеобразный газолин и рассечем пласт. Если купола нет, мы можем вскипятить нефть. Так или иначе, она выйдет оттуда.

— Бифштекс вчера и бифштекс завтра, — пробормотал Хэзлтон. — Но никогда бифштекс сегодня.

Амальфи резко повернулся к управляющему, ощутив как кровь внезапно бросилась ему в голову.

— Ты что же, думаешь, мы сможем получить еду каким-нибудь другим образом?! — прорычал он. — Эта планета отныне будет нашим домом. Тебе больше хотелось бы стать фермером, как туземцы? Мне казалось, что после поездки на Горт ты несколько изменил свои представления об э т о м занятии.

— Я говорю о другом, — спокойно ответил Хэзлтон. Его загорелое, обветренное лицо не могло побледнеть и оно лишь слегка посинело под бронзовой кожей. — Я не хуже тебя знаю, что мы пришли сюда, чтобы добыть еду. Мне просто кажется забавным, что приземлившись сюда ради пищи, мы начали с выполнения обычной работы.

— Виноват, — смягчаясь, сказал Амальфи. — Нам следует быть очень осмотрительными. Сейчас трудно правильно оценить наше положение. Местные жители освоили только самые ближние пласты под поверхностью планеты, у них самые примитивные методы очистки. Если мы сможем решить проблему продовольствия, у нас будет прекрасный шанс превратить это Облако в процветающее общество.

Амальфи, повернувшись спиной к буровым установкам, медленно зашагал прочь от города.

— Хочу прогуляться, — сказал он. — Не желаешь составить компанию, Марк?

— Прогуляться? — Хэзлтон, казалось, был удивлен. — А что, можно. Хорошо, босс.

Некоторое время они молча, устало брели по плато. Идти было довольно трудно: мелкую почву паутиной покрывали глубокие рытвины, с трудом различимые в тусклом утреннем свете. Растительности видно не было, только кое-где редкие, тощие кустики да напоминающая крапиву невысокая трава.

— Для фермерства условия здесь, кажется, не самые подходящие, — заметил Хэзлтон. — Хотя я, конечно, мало что в этом понимаю.

— Там, дальше, почва гораздо лучше. Из города это видно, — ответил мэр. — А это плато, действительно, проклятое место. Пока я собственными глазами не увидел показания приборов, никак не мог поверить, что здесь нет радиоактивности.

— Думаешь, это следы войны?

— Наверно. Видимо, она произошла очень давно. Но основные разрушения все же являются следствием геологических явлений. Слишком долго этот район предоставлен самому себе. Верхний слой почвы почти полностью исчез. Странно, если учесть, насколько интенсивно осваиваются другие части планеты.

Неожиданно они наткнулись на крутую расселину и почти что скатились по ней вниз. Карабкаясь вверх по противоположной стороне, путники время от времени обменивались репликами.

— Босс, объясни мне, — сказал Хэзлтон. — Я никак не могу понять, зачем мы полезли на эту планету? Ведь видели, что здесь уже есть жители. А до этого пропустили несколько весьма подходящих планет. Мы собираемся изгнать туземцев? Даже если бы это было справедливо и законно, все равно мы сейчас не очень-то готовы к подобным операциям.

— Ты думаешь, Марк, в Больших Магеллановых Облаках есть полицейские с Земли?

— Нет, — ответил Хэзлтон. — Но Бродяги тут имеются. Если нужно будет добиваться справедливости, то я прежде всего обращусь к ним, а не к полиции. Так каков ответ, Амальфи?

— Возможно, нам придется опросить их немного потесниться, — ответил мэр, наклонив голову. Оба солнца светили им прямо в глаза. — Главное, Марк, это знать, куда поднажать. Ты слышал, какую характеристику давали этой планете жители близлежащих планет, когда мы пролетали мимо них?

— Они ее просто ненавидят, — ответил Хэзлтон, осторожно вытаскивая колючку из ноги. — Мне кажется, что Прокторы не очень дружелюбно встречали приходившие сюда экспедиции. И все-таки…

Амальфи, выбравшись наверх, поднял руку, предостерегая управляющего. Хэзлтон автоматически умолк, карабкаясь рядом с мэром. Всего в нескольких метрах от них начинался участок обработанной земли. Неподалеку стояли два существа, уставившиеся на путников.

Один из них — мужчина. Его обнаженное, шоколадного цвета тело венчала шапка спутанных, черных с голубым отливом волос. Он держался за рукоять плуга, единственный нож которого, очевидно, был изготовлен из кости какого-то крупного животного. Только что прорезанная борозда тянулась рядом со многими другими; позади, в глубине поля, виднелась приземистая хижина. Мужчина стоял, прикрыв рукою глаза, и смотрел вдаль, на город Бродяг. Плечи его отличались необычайной шириной и мускулистостью. Даже сейчас, когда мужчина стоял прямо, тело его, казалось, наклоняется вперед, толкая перед собой сопротивляющийся плуг. Другая фигура, наклонившаяся вперед и обтянутая суровыми кожаными ремнями, прикрепленными к плугу, принадлежала женщине. Руки ее свободно висели, а волосы — такие же черные, как и у мужчины, только еще длиннее, — ниспадали на лицо, скрывая его.

Хэзлтон от неожиданности застыл на месте. Мужчина, наклонив голову, уставился прямо на них голубыми цепкими глазами.

— Вы люди из города? — спросил он.

Губы Хэзлтона задвигались. Расслышать серв ничего не мог: управляющий говорил в свои закрепленные на горле маленькие микрофоны. Слова его были слышны только в приемнике Амальфи, закрепленном у мэра в черепе.

— О боги всех звезд! Он говорит на английском, босс! Прокторы говорят на интерлинге. Возможно ли это? Неужели колонизация Облака произошла так давно?

Амальфи кивнул головой.

— Мы из города, — произнес мэр, отвечая мужчине не том же языке. — Как вас зовут, юноша?

— Карст, мой господин.

— Не называй меня господином. Я не принадлежу к числу ваших Прокторов. Это ваша земля?

— Нет, господин. Простите… Я не могу подобрать другого слова…

— Мое имя Амальфи.

— Эта земля принадлежит Прокторам. Я ее обрабатываю. Вы с Земли? Мэр бросил быстрый косой взгляд на Хэзлтона. Лицо управляющего казалось совершенно безразличным.

— Да, — ответил Амальфи. — А как ты догадался?

— Вы совершили чудо, — сказал Карст. — Ведь это чудо — за одну ночь построить целый город. Говорят, что Главным Межзвездным Торговцам на это понадобилось столько дней, сколько пальцев на руках у девяти людей. Поставить второй город на Бесплодном Плато за ночь — этого словами не описать.

Парень отступил от плуга, передвигаясь нерешительно, как будто шаги давались ему болезненно, словно массивные мускулы причиняли ему страдания. Женщина подняла голову, оторвав подбородок от ремней и отбросила волосы с лица. Глаза ее, взглянувшие на Бродяг, смотрели тупо, однако, за кажущейся тусклостью в них светились искорки безотчетного страха. Она вцепилась в локоть Карста.

— Это — это ничто, — пробормотала женщина.

Мужчина потряс ее за плечи.

— Вы построили город за одну ночь, — повторил он. — Вы говорите на анге, как и мы, по праздничным дням. Вы разговариваете со мной словами, а не хлыстом с маленькими наконечниками. У вас хорошие одежды. Какие красочные ткани сделали мастера!

Без сомнения, эта речь была самой длинной в жизни юноши. Глина, налипшая у него на лбу, покрылась морщинками.

— Ты прав, — согласился Амальфи. — Мы прибыли с Земли, хотя и покинули ее очень давно. Знаешь, что я тебе скажу, Карст? Ты ведь тоже происходишь с Земли.

— Это не так, — произнес Карст, отступая на шаг. — Я родился здесь, как и все представители моего народа. Никто из нас не может заявить, что у него земная кровь…

— Понимаю, — подтвердил Амальфи. — Ты принадлежишь этой планете. И все же ты землянин. И вот что я еще скажу. Мне кажется, что Прокторы не являются землянами. Они потеряли право называться этим именем очень давно на другой планете, на планете зовущейся Тор Пять.

Карст вытер заскорузлые ладони о бедра.

— Я хочу понять. Научите меня, — попросил он.

— Карст! — с мольбой в голосе воскликнула женщина. — Это все ничто. Чудеса кончаются. Нам пора сеять.

— Научите, — упрямо повторил Карст. — Всю свою жизнь мы пашем поля, а по праздникам они рассказывают нам о Земле. И вот произошло чудо: за одну ночь земляне построили город, земляне говорят с нами… — Он остановился. Казалось, у него перехватило дыхание.

— Продолжай, — мягко сказал Амальфи.

— Научите меня. Теперь, когда на Бесплодном Плато земляне построили город, Прокторы не могут больше безраздельно владеть знаниями. Даже если вы уйдете, мы все равно сможем изучить ваш город прежде, чем ветер и дождь разрушат его. Господин Амальфи, если мы — земляне, то обучите нас так, как учат землян.

— Карст, — не унималась женщина. — Это все не для нас. Это — волшебство Прокторов. Все чудеса от них. Эти люди хотят забрать нас от наших детей. Они хотят, чтобы мы умерли на Бесплодном Плато. Они искушают нас.

Пахарь повернулся к ней. В движении его огрубевшего, мускулистого, с потрескавшейся кожей тела было что-то невероятно нежное.

— Тебе идти не надо, — сказал он на каком-то искаженном местном диалекте интерлинга, который, очевидно, и был его повседневным языком. — Продолжай пахать, если считаешь, что так лучше. Но я знаю, что Прокторы не имеют к этому никакого отношения. Они никогда не стали бы заниматься искушением таких рабов, как мы. Мы соблюдали все законы, платили подати, чтили праздники. Уверен, это — земляне.

Женщина, скрестив руки на груди, дрожала.

— Ты же знаешь, что о Земле разрешено говорить только по праздникам. Я буду пахать. Иначе наши дети умрут с голода.

— Пошли, — сказал Амальфи. — Тебе многому предстоит научиться.

К удивлению Амальфи серв опустился на колени, однако, через секунду все же поднялся, и они отправились вместе к плато. Хэзлтон предложил ему руку, но когда Карст ухватился за нее, он, словно пушинка, отлетел в сторону. Пахарь обладал огромным весом и необычайной силой и уверенно держался на ногах, будто высеченных из камня.

— Карст, ты вернешься до ночи?

Пахарь не ответил. Процессию к городу возглавил Амальфи. Хэзлтон спускался по склону оврага позади них, когда что-то заставило его оглянуться назад на маленькую ферму. Женщина, склонив голову вперед, снова шагала по полю; ветер развевал ее спутанные волосы. Плуг снова, преодолевая сопротивление каменистой почвы, чертил ровную борозду. Теперь она работала одна; вести плуг было некому.

— Босс, — произнес Хэзлтон в микрофон, — ты меня слышишь или слишком занят, изображая Мессию?

— Слушаю.

— Я хочу сказать, что мне не нравится идея отобрать планету у этих людей. Будь я проклят, если сделаю это!

Амальфи не ответил. Он прекрасно понимал, что ответа просто нет. Город-Бродяга больше никогда не сможет взлететь. Эта планета — их дом. Идти больше некуда.

Женщина, налегая на ремни, затянула монотонную колыбельную, убаюкивая своих невидимых и изголодавшихся детей. Хэзлтон и Амальфи свалились с неба, чтобы украсть у нее все, кроме каменистой почвы.

Город был уже старым, в отличие от живущих в нем мужчин и женщин, которые просто провели много времени на этом свете, а это совершенно другое дело. И прошлые грехи его, как это всегда бывает в старости, лежали на поверхности, всегда под рукой, доступные для того, чтобы их можно было вспомнить еще раз — то ли в приступе ностальгии, то ли занимаясь самобичеванием. В последнее время стало совершенно невозможным делом получить хоть какую-то информацию от Отцов Города, не выслушав от них лекцию, наполненную нравоучениями настолько, насколько это возможно для машины, у которой выживание любой ценой является высшей моралью.

Амальфи прекрасно понимал, под какой удар подставляет себя, обращаясь к Отцам Города с просьбой просмотреть журнал нарушений закона. И ему действительно пришлось испытать на себе их беспредельное занудство. Они выдали ему все, начиная с того дня, более дюжины веков назад, когда впервые обнаружили, что со времени, как город покинул Землю, никто не удосужился хоть раз произвести уборку в старом метро. Собственно говоря, молодые горожане тогда вообще впервые узнали о наличии в городе метро.

Но мэр терпеливо выслушивал многословные излияния машины, без устали перечислявшей подобные нарушения, хотя шум в наушниках стоял такой, что едва не лопались барабанная перепонка его правого уха. Из потока мелких жалоб и сожалений об утерянных возможностях ему удалось понять только то, что интересовало его больше всего.

Амальфи глубоко вздохнул. Красноречие Отцов Города не помешало ему определить, что полиция вряд ли забудет о существовании его города всего по двум причинам: в о — п е р в ы х, за городом числилось довольно много зафиксированных нарушений, а поскольку он еще существует, остается надежда получить с него штраф; в о — в т о р ы х, город ушел в направлении Большого Магелланова Облака, как это сделал за несколько веков до этого еще один, гораздо более древний и еще изряднее запятнавший себя город, тот город, на совести которого лежит бойня на планете Тор Пять. Память о бандитах не давала покоя в равной мере и Бродягам, и полицейским.

Мэр отключил Отцов Города, прервав их на полуслове, и вытащил наушник из болевшего уха. Рядом с ним находился пульт управления, которому никогда больше не придется решать свою основную задачу — вести город от звезды к звезде. Город осел навсегда. Выбора не было; осталось только одно: принять и завоевать эту планету, ставшую его судьбой.

Е с л и п о з в о л я т п о л и ц е й с к и е. Магеллановы Облака уверенно удалялись от родной галактики, постоянно наращивая скорость. Полицейским придется найти ответ на нелегкий вопрос: стоит ли пускаться в столь дальний путь ради одного ничтожного города-Бродяги. Рано или поздно они примут решение. Чем меньше Бродяг останется в родной галактике — а ведь не может быть никаких сомнений в том, что полиция уже уничтожила большинство странствующих в космосе городов-кораблей — тем больше будет у них стимулов преследовать до конца несколько еще уцелевших смельчаков.

Амальфи не очень-то верил в то, что звезда-облако, в котором они нашли приют, сможет укрыть их от людской технологии. К тому времени, когда полицейские начнут подумывать пуститься в погоню за Большим Магеллановым Облаком, в их распоряжении, наверняка, будет техника, пригодная для этого, причем гораздо более совершенная, чем та, которой владеет сегодня город Амальфи. Если полиция решит погнаться за Облаком, она найдет способ сделать это. Если…

Амальфи снова надел наушники.

— Вопрос, — произнес он. — Может ли необходимость поймать нас привести к тому, что соответствующая технология будет разработана вовремя?

Отцы Города, потревоженные в своих постоянных раздумьях о прошлом, мерно зажужжали. Через некоторое время прозвучал ответ:

ДА, МЭР АМАЛЬФИ. ИМЕЙТЕ В ВИДУ, ЧТО МЫ НЕ ОДИНОКИ В ЭТОМ ОБЛАКЕ, ПОМНИТЕ ТОР ПЯТЬ.

Вот он, старый призыв, лозунг Бродяг. Именно из-за него Бродяг ненавидели даже на тех планетах, где города никогда не бывали и где никто не предполагал их увидеть. Ничтожна вероятность того, что город, навлекший на своих бывших собратьев это проклятье, укрылся именно в этом Облаке. Но если Отцы Города на сей раз правы, то полиция рано или поздно появится здесь, чтобы разрушить город Амальфи во искупление незабытого преступления.

П о м н и т е Т о р П я т ь. Ни один город не сможет чувствовать себя в безопасности, пока не исчезла память об этой истерзанной планете. Спокойствия не будет даже здесь, на отдаленных и девственных спутниках родной галактики.

— Босс? Прости, мы не знали, что ты занят. Готов новый график, хочешь взглянуть?

— Давай сюда, Марк, — ответил Амальфи, отворачиваясь от пульта. — Привет, Ди. Как тебе нравится планета?

Девушка улыбнулась.

— Она прекрасна, — просто ответила Ди.

— В основном, да, — согласился с ней Амальфи. — Плато, конечно, ужасное место, — включился в разговор Хэзлтон, — но остальные районы выглядят очень привлекательно. Даже несмотря на то, что возделывают ее весьма отсталыми методами, земля довольно приличная. Они разбивают пашню на небольшие квадратные участки. Я хоть и не серв, но уверен, что существуют более передовые способы обработки почвы.

— Ничего удивительного, — сказал Амальфи. — Мне кажется, что Прокторы удерживают власть отчасти благодаря тому, что они препятствуют распространению передовых сельскохозяйственных знаний. Довольно примитивная политика!

— Что касается политики, — спокойно вставил Хэзлтон, — то тут я, как всегда, не могу согласиться. Давай лучше займемся нашими делами.

— Хорошо, — согласился мэр. — Как успехи?

— Мы разбили рядом с городом, на плато, экспериментальную станцию. Начали испытывать семена, уже делают анализы почвы. Конечно, знаний недостаточно. Скоро будем переходить к освоению хороших соседних земель. Я подготовил контракт между городом и Прокторами, который предусматривает попеременный переход участков земли из одних рук в другие, перемещение сервов станет минимальным, и мы сможем вести посадки самых разных растений. В сущности — это контракт Ограниченной Колонии, хотя нам пришлось учесть все предрассудки Прокторов. Уверен, что они подпишут его. И тогда…

— Ничего они не подпишут, — возразил Амальфи. — Мы его просто не будем им показывать. И вот еще что: придется выдергать все, что вы успели посадить на этом экспериментальном участке.

Хэзлтон вскипел:

— Что за чертовщина, босс! — в гневе воскликнул он. — Только не говори, что мы опять будем крутиться, как белка в колесе. Неужели не надоели все эти бесконечные интриги? Меня от этого тошнит, прямо тебе говорю. Неужели тебе недостаточно тысячи лет? Я думал, мы пришли на эту планету, чтобы обосноваться здесь?

— Именно так. Мы будем жить здесь. Но как ты правильно заметил вчера, сейчас этой планетой владеют другие люди, и мы не можем потеснить их на законном основании. Не стоит пока давать им повода заподозрить, что мы собираемся тут остаться. Мне кажется, они и без того начали уже это подозревать.

— О нет, — сказала Ди. Она проворно вышла вперед и положила руку на плечо Амальфи. — Джон, ты обещал, что после окончания марша мы создадим свой дом. Не обязательно именно на этой планете. Где-нибудь здесь, в Облаке. Ты обещал, Джон.

Мэр посмотрел на нее. Его чувства к девушке ни для кого не были секретом. Но и сама Ди, и Хэзлтон прекрасно знали жестокий и справедливый закон Бродяг. Но даже если бы закона этого не было, Амальфи все равно вел бы себя точно так же. Его непоколебимая стойкость не оставляла в этом никаких сомнений. До того знаменательного разговора с Хэзлтоном во время пребывания в джунглях, когда чувства мэра стали известны Хэзлтону, оба они — и управляющий, и Ди в течение добрых трех веков не могли избавиться от подозрений, что дела обстоят именно так.

Но Ди была еще сравнительно неопытным Бродягой. К тому же, она была женщиной. Как любой женщине, ей было явно недостаточно лишь знать, что она любима. Она готова была заставить это знание работать.

Очевидная нехватка жизненного опыта не позволила ей почувствовать, что кризис уже миновал, оставив после себя лишь преданность, бесполезную и для нее самой, и для Амальфи. Едва ли она догадывалась о том, что образ ее уже вытеснен из сознания мэра ни кем иным, как феодальным пахарем Карстом, что Амальфи услышал в его наивных речах те трогательные вопросы, которые когда-то без устали задавала ему сама Ди. Разве могла понять девушка, что теперь, оставив за плечами тысячу напряженных лет своей жизни, Амальфи был, наконец, в состоянии отвечать на любые вопросы. Если бы кто-нибудь сказал Ди, что только сейчас мэр вступает в пору истинной зрелости, вряд ли она поверила бы, наверняка, даже рассмеялась. Мэр сам не смог удержать улыбки, когда к нему пришло понимание этого.

— Конечно, я обещал, — сказал он. — Я раздаю обещания уже целое тысячелетие и продолжаю это занятие. Если ты хоть немного поможешь мне, эта планета станет нашим домом. Эта планета — лучшая из всех, которые мы встречали по пути сюда. Скоро все убедятся в этом, хотя, я уверен, пара преимуществ не станет очевидной, пока ты не увидишь здешние созвездия зимой, а еще больше достоинств проявится в беге столетий. Единственное, чего я не могу обещать сейчас, так это немедленного дара.

— Ну хорошо, — согласилась Ди, улыбнувшись. — Я верю тебе, Джон, ты же знаешь. Но так трудно быть терпеливой.

— Действительно? — не очень-то и удивился Амальфи. — Вспоминаю, что однажды на планете Он я уже подумывал об этом. Оглядываясь назад, проблема теперь мне не кажется такой уж и сложной.

— Босс, ты бы лучше подумал о том, что делать людям, — холодно вмешался Хэзлтон. — Все население города, возможно, исключая только тебя, готово по первому слову броситься на захват планеты. Ты же всем внушил, что каждый мужчина и женщина, каждая кошка будут здесь хозяевами. Если ты не позволишь им сделать это сейчас, тебе следует подумать о том, какой работой занять людей.

— Надо заключать прямые контракты на работу. Все, как всегда. Никакой эксплуатации местных жителей. Все должно быть так, будто для нас это обычная краткая остановка для работы. Никаких огородов и садов. Нам надо наполнить нефтерезервуары, восстановить запасы воды и штаммов х л о р е л л ы из местных источников гетерозиса. В последний раз когда я слышал об этом мы все еще использовали штамм Тх 71105 Х л о р е л л ы п и р е н о и д о з ы. Это слишком высокотемпературная водоросль для планеты с зимними сезона, как у этой.

— Ничего не получится, — заметил Хэзлтон. — Может быть, Прокторов тебе и удастся одурачить, но неужели ты думаешь, что сможешь обмануть собственных горожан? Ну что, например, ты собираешься делать с городскими полицейскими? Вся команда сержанта Андерсона уверена, что им никогда больше не придется участвовать в военных действиях. Девять десятых из них мечтаю о том, чтобы скинуть свою узду и стать фермерами. Что я, по-твоему, должен сказать им?

— Пошли их на свой экспериментальный участок, на плато, — не растерялся Амальфи. — Пускай уничтожат все посевы.

Хэзлтон направился было к лифту, протянув руку Ди. Но затем, весьма характерно для него, в голову ему пришла третья мысль и он вернулся назад.

— Но почему, босс? — грустно спросил он. — Почему ты думаешь, что Прокторы заподозрят нас в желании потеснить их? Да и что они могли бы сделать, если бы это соответствовало действительности?

— Прокторы затребовали от нас типовой контракт, — ответил Амальфи. — Они прекрасно знают, каким он должен быть и настаивают на его соблюдении, до последней буквы, в к л ю ч а я и пункт о том, что по его истечении город должен покинуть планету. Как тебе известно, это совершенно невозможно. Взлететь мы не сможем, однако, до последней минуты мы будем делать вид, что собираемся уйти.

Хэзлтон выглядел упрямым. Ди, успокаивая Хэзлтона, взяла его за руку, однако, управляющий будто не заметил этого.

— Я не могу ничего знать о намерениях и возможностях Прокторов, — сказал Амальфи, снова надевая наушники. — Попытаемся понять. Но кое-что мне известно.

Прокторы у ж е вызвали полицию.

В сером, дымчатом свете учебного класса, в свете, не освещающем воздух, а словно окутывающем его легким плащом, голоса и зрительные образы, изливающиеся из ячеек памяти Отцов Города, оказывали гипнотическое воздействие даже на самых подготовленных посетителей. Амальфи ощущал на себе это давление, частью своей неприятное потому, что ничего нового для себя он уже почерпнуть не мог. Картины, возникавшие перед его глазами, являлись настолько знакомыми, что, эти усиленные воспоминания стремились привлечь его полное внимание. Ему казалось, что они — воспоминания обладают живостью недавних впечатлений.

Мэр раздраженно помахал рукой перед глазами, и взглядом поискал наблюдателя, обнаружил одного, стоявшего рядом с ним. Интересно, подумал Амальфи, сколько времени о сам уже здесь находится — или, соответственно, сколько времени провел здесь сам Амальфи затянутый в учебный транс.

— Где Карст? — резко произнес он. — Тот первый серв, которого мы привели сюда. Он мне нужен.

— Да, сэр. Он сидит в кресле в центре комнаты. Наблюдатель, выполняющий одновременно функции классного инспектора и медсестры, резко повернулся к стене; встроенные в стену конструкции, приоткрывшись, выдвинули ему навстречу высокий металлический бокал. Наблюдатель принял его и пошел через комнату, прокладывая себе дорогу среди многочисленных кушеток. Большинство из них обычно пустовали: чтобы довести обычного несмышленого ребенка до того уровня, когда он мог спокойно ориентироваться в тензорном исчислении, требовалось не более пятисот часов. Однако, сейчас кушетки были заняты, причем, некоторые из них — детьми.

Один из многочисленных, постоянно сменяющих друг друга голосов нашептывал: «Некоторые города, ставшие бандитами, не проводят обычную политику пиратства и не совершают налетов. Они осели в затерянных мирах и установили там тиранические режимы. Большинство из них полиции Земли удалось свергнуть; города никогда не были особенно сильными в военном отношении. Тем из них, кому удалось выдержать первый натиск, иногда по особым политическим причинам позволяли остаться у власти, однако, на коммерческую деятельность все равно накладывался запрет. Некоторые из этих нежелательных империй, возможно, и сегодня еще остаются в границах земной юрисдикции. Наиболее известный пример этих рецидивов империализма — уничтожение Тора Пять. Там орудовал один из первых городов-Бродяг, напоминавший отлично вооруженную крепость. Еще в древности он получил прозвище „Бешеные Псы“. Этот эпитет, распространенный как среди Бродяг, так и среди населения планеты, связан, в основном с…»

— Вот ваш парень, — тихим голосом произнес наблюдатель. Амальфи взглянул на Карста. Серв сильно изменился. Едва ли в нем можно было узнать вымученную карикатуру на человека, загорелого, обветренного, перемазанного грязью и огрубевшего так, что больно было на него смотреть. Сейчас, свернувшись, словно эмбрион, клубком на кушетке, он скорее напоминал невинного, еще не опытного юношу. Прошлое Карста — и едва ли у него его могло быть много (несмотря на то, что, по словам Карста, его нынешняя жена, Эдит, была по счету уже пятой, совершенно очевидно, что ему едва лишь минуло двадцать лет), являлось столь монотонным и непримечательным, что при первой возможности он избавился от него, сбросив, словно изношенный костюм. Он, как понял Амальфи, был в гораздо большей степени ребенком, нежели любой ребенок Бродяг.

Наблюдатель прикоснулся к плечу Карста, серв неловко поежился и, мгновенно проснувшись, уселся на кушетке, вопросительно уставившись на Амальфи голубыми глазами. Наблюдатель протянул ему анодированный алюминиевый бокал, наполненный холодной жидкостью, и Карст принялся молча поглощать содержимое. Острый напиток заставил его чихнуть. Словно кот, он чихнул быстро и, казалось, не заметил этого.

— Ну, как идет обучение? — спросил Амальфи.

— Очень трудно, — ответил серв, сделав еще один глоток. — Но как только ухватываю суть, все подобно цветку, сразу же раскрывается передо мной. Лорд Амальфи, Прокторы утверждают, что ГМТ спустился с неба на облаке. Вчера я просто верил в это, а сегодня, мне кажется, я понимаю.

— Я тоже так думаю, — сказал Амальфи. — И ты не не одинок. Сейчас в городе уже много сервов. Все они учатся здесь — оглянись вокруг. Изучают они не только основы физики и культурную морфологию. Все они знакомятся с понятием «свобода», начиная с самой первой ее составляющей — свободы ненавидеть.

— Я помню этот урок, — со спокойной мудростью произнес Карст. — Но для чего-то разбудили меня.

— Конечно, — угрюмо согласился мэр. — У нас гость, и мы думаем, что ты сможешь опознать его. Это один из Прокторов. Он задумал что-то чертовски странное, так мне кажется с Хэзлтоном, но мы не можем понять в чем оно заключается. Поможешь нам?

— Вы бы лучше дали ему возможность отдохнуть, господин мэр, — запротестовал наблюдатель. — Пробуждение от гипнотического транса может вызвать сильный шок. Ему нужен хотя бы час, чтобы придти в себя.

Амальфи недоверчиво посмотрел на наблюдателя, собираясь, видимо, ответить, что ни Карст, ни город, не располагает таким большим временем. Однако, в последний момент, подумав о том, что это пришлось бы выразить по меньшей мере десятью словами, когда более чем достаточно одного.

— Исчезни, — произнес он.

Наблюдатель выполнил это как нельзя лучше.

Карст пристально всматривался в экран. Мужчина стоял спиной, изучая пульт управления в кабинете управляющего городом. Свет падал на его лысую, блестящую голову. Амальфи выглядывал из-за плеча серва, зажав в зубах неизменную сигару.

— Этот человек такой же лысый, как я, — сказал мэр. — Кажется, ему не так уж много лет, если судить по его черепу. Думаю, не более сорока пяти. Узнаешь его, Карст?

— Пока нет, — ответил серв. — Все Прокторы бреют голову. Если бы только он повернулся. Ага! Да. Это Хелдон. Я его видел всего один раз, но узнать этого человека легко. Он, действительно, молод. Хелдон — один из самых активных членов Большой Девятки. Считается, что он хорошо относится к сервам. По крайней мере, могу точно сказать, что он не так часто хватается за плеть, как остальные.

— Как ты думаешь, что ему здесь нужно?

— Наверно, сам скажет. — Карст не отводил взгляда от изображения Проктора на экране.

— Ваш вопрос ставит меня в тупик, — звучал голос Хэзлтона из расположенного над дверным глазком громкоговорителя. Самого управляющего на экране видно не было, однако, о выражении его лица можно было судить по голосу: тигр скрывался под маской невинно мурлыкающего котенка. — Мы, конечно, рады каждому новому клиенту, которому можем предложить свои услуги. Но и мы и предположить не могли, что у ГМТ имеются действующие антигравитационные механизмы.

— Не считайте меня идиотом, мистер Хэзлтон, — сказал Хелдон. — Мы с вами прекрасно знаем, что когда-то их город скитался по галактике точно так же, как и вы. Ваш город, подобно всем Бродягам, мечтает о собственном спокойном уголке. Полагаю, вы позволите мне так думать?

— В порядке дискуссии — конечно, — прозвучал голос Хэзлтона.

— Тогда разрешите мне сказать и то, что для меня совершенно очевидно ваше желание подготовить здесь восстание. Вы точно придерживаетесь условий контракта. Но это только потому, что вы боитесь нарушить его, как и мы; полиция Земли защищает нас друг от друга. Мэру Амальфи сказали, что сервам запрещается вступать в разговоры с вашими людьми. Но, к сожалению, этот запрет распространяется только на сервов. Если мы не можем удержать сервов от посещения вашего города, вы не несете никаких обязательств делать это за нас.

— Вы избавили меня от необходимости самому излагать эти обстоятельства, — заметил Хэзлтон.

— Именно так. Могу еще добавить, что нисколько не сомневаюсь в том, что, когда эта ваша революция разразится, вы одержите победу. Не знаю, чем вы собираетесь вооружить сервов, однако, уверен, что в любом случае нам не устоять. У нас нет вашей технологии. Мои коллеги со мной не согласны, но я — реалист.

— Довольно интересная теория, — прозвучал голос Хэзлтона. Последовала краткая пауза. В тишине отчетливо раздавался звук — словно постукивание деревянных каблуков по мостовой. Наверное, Хэзлтон барабанит пальцами по столу, выражая нетерпение, — подумал Амальфи. Лицо Хелдона по-прежнему ничего не выражало.

— Прокторы верят в то, что смогут сохранить свои завоевания, — произнес, наконец, Хелдон. — Если вы будете злоупотреблять нашим терпением, прикрываясь контрактом, они объявят вам войну. Несомненно, это будет оправданно, хотя, к несчастью, справедливость Земли слишком далеко отсюда. Вы победите. Мне не остается ничего другого, как позаботиться о нашем спасении.

— С помощью спиндиззи?

— Именно так. — Уголки губ Хелдона тронула неопределенная улыбка. — Буду с вами честен, мистер Хэзлтон. Если случится война, я буду изо всех сил сражаться вместе с Прокторами, чтобы защитить нашу планету. Я пришел к вам только потому, что вы можете починить спиндиззи ГМТ. Не стоит ожидать, что из-за этого я пойду на предательство.

Однако Хэзлтон, как казалось, проявлял необъяснимую глупость.

— Не понимаю, по какой причине я должен хоть пальцем пошевелить ради вас? — сказал он.

— Подумайте, пожалуйста. Прокторы будут сражаться против вас потому, что это их долг. Вероятно, у них нет никаких шансов, но тем не менее они сумеют повредить вашему городу. Думаю, что разрушения у вас будут настолько значительными, что вам вряд ли удастся отремонтироваться, если только вам феноменально не повезет. Кроме меня и еще одного человека никто из Прокторов не подозревает, что спиндиззи ГМТ все еще способны работать. Это значит, что они не будут пытаться спастись с их помощью. Вместо этого они попытаются разбить вас. Но если отремонтировать машины и отдать их в опытные руки…

— Понимаю, — сказал Хэзлтон. — Вы намереваетесь поднять ГМТ в воздух, пока вы еще можете покинуть планету целым городом. Взамен вы предлагаете нам вашу планету и шанс на то, что наши собственные повреждения будут минимальными. Ну что ж, занятно. Предположим, я взгляну на ваши спиндиззи — следует убедиться, что они действительно еще на что-то годятся. Ими уже столько лет никто не занимается, а машины любят, когда за ними ухаживают. Если спиндиззи можно привести в рабочее состояние, мы еще поговорим об этой сделке. Хорошо?

— Все будет нормально, — пробормотал Хелдон. В глазах Проктора Амальфи увидел холодное самодовольство. Сколько раз, обманув противника, он сам испытывал подобное чувство. Правда, ему, как правило, удавалось куда лучше скрывать его. Он выключил экран.

— Итак, — сказал мэр. — Что он задумал?

— Неприятности, — медленно протянул Карст. — Он не раскрыл своих истинных мотивов. Было бы глупо пойти у него на поводу.

— Конечно, — сказал Амальфи. — Привет, Марк. Что ты сделал с нашим другом?

Хэзлтон вышел из лифта, едва не поскользнувшись на бетонном полу поста управления.

— Думаю, он большой тупица, но довольно опасен. Он чувствует, что от него что-то скрывают, но в то же время считает, что мы не догадываемся, куда он клонит. Отсюда и его уверенность. Все это мне не нравится.

— Мне тоже, — сказал Амальфи. — Когда враг начинает сам выдавать информацию — берегись! Вряд ли Прокторам действительно неизвестно, что у ГМТ есть действующие спиндиззи.

— Уверен, что не знают, — убежденно заявил Карст. Мэр и управляющий повернулись к нему. — Прокторы не верят даже, что вы пришли, чтобы захватить планету. Им в голову не приходит, каковы ваши истинные намерения. Создается впечатление, что их вообще это мало волнует.

— Почему? — удивился Хэзлтон. — На их месте я бы держал ухо востро.

— Вам никогда не доводилось быть х о з я и н о м сразу нескольких миллионов сервов, — беззлобно сказал Карст. — Вы платите сервам деньги за их работу. Для Прокторов само такое положение вещей — катастрофа. И они не могут предотвратить ее. Они знают, что с вашей стороны тут все законно, и деньги имеют несут власть Земли. Они не могут помешать нам зарабатывать. Если бы Прокторы попробовали сделать это, восстание стало бы неизбежным.

Амальфи взглянул на Хэзлтона. Город расплачивался с сервами бро-долларами. Здесь они не вызывали никаких подозрений, но в родной галактике давно уже считались простой бумагой. Обеспечены они были только германием. Неужели Прокторы столь наивны? Или, может быть, ГМТ настолько стар, что в нем просто отсутствуют мгновенные передатчики Дирака, благодаря которым они узнали бы об экономической катастрофе в родной галактике?

— А что ты думаешь по поводу спиндиззи? — поинтересовался Амальфи. — Кто еще из Большой Девятки знает о них?

— Во-первых, Азор, — ответил Карст. — Он отвечает за правильность голосования. По своему характеру он законченный религиозный фанатик. Говорят, что он ежедневно занимается йогой. Пророк Маалвин навсегда запретил людям летать, поэтому мне кажется маловероятным, чтобы Азор позволил ГМТ взлететь.

— Ему виднее, — машинально произнес Хэзлтон. — Религия никогда не существует в вакууме. Она отражает структуру общества и сама на него влияет. Возможно, он просто боится спиндиззи. При наличии такого оружия даже несколько сот людей могут совершить революцию — более чем достаточно, чтобы свергнуть феодальную структуру вроде вашей. ГМТ никогда не отважится запустить свои спиндиззи.

— Продолжай, Карст, — вмешался Амальфи, делая нетерпеливый жест в сторону Хэзлтона. — Что скажешь насчет остальных Прокторов?

— Есть еще Бемаджи, но о нем вряд ли стоит много говорить. Дайте подумать. Я их плохо помню, большинство из них я видел очень редко. Единственный стоящий, мне кажется, это Ларре. Такой толстобрюхий, старый, с суровым лицом. Обычно он стоит на стороне Хелдона, но редко поддерживает его до конца. Его вряд ли будет волновать то, что сервы имеют возможность зарабатывать деньги. Наверняка, он попытается придумать какую-нибудь уловку, чтобы вытянуть из нас заработанные деньги — возможно, объявит праздник в честь визита землян на нашу планету. Его обязанность — сбор налогов.

— Позволит ли он Хелдону произвести ремонт спиндиззи ГМТ?

— Думаю, что нет, — ответил Карст. — Хелдон, наверно, говорил правду: ему придется делать это тайно.

— Не знаю, — сказал Амальфи. — Мне это не нравится. Создается впечатление, что Прокторы рассчитывают напугать нас, чтобы по окончании контракта мы сразу же покинули планету, а затем собираются изъять у сервов весь их заработок. Они надеются, что полицейские окажут им поддержку. Но подумайте, о чем идет речь. Это же просто сумасшедшая идея. Как только полиция определит, что это — ГМТ (а это займет у них не так уж много времени), они разгромят и их, и нас. Подобная возможность их несказанно обрадует.

— Скажите, это потому, что ГМТ был тем самым гордом-Бродягой, виновным в том, что произошло на Тор Пять? — спросил Карст.

Амальфи неожиданно разволновался. Он почувствовал, как заходило его адамово яблоко.

— Не будем об этом, Карст, — прохрипел он. — Не хочется тащить эту давнюю историю сюда, на Облако. Надо будет вообще стереть этот эпизод с учебной ленты.

— Я уже знаю, — холодно заметил Карст. — И ничуть не удивлен. Прокторы совсем не изменились.

— Забудь об этом, слышишь? Забудь все. Карст, можешь хоть одну ночь побыть опять темным сервом?

— Вернуться на мой участок? — спросил Карст. — Это было бы ужасно. У жены, наверняка, уже есть другой мужчина…

— Нет, об этом речь не идет. Я хочу, чтобы мы вместе с Хелдоном отправились взглянуть на спиндиззи, как только он будет готов. Нужно нести кое-какое оборудование. Мне понадобится помощь. Пойдешь со мной?

— Тебе не удастся обхитрить Хелдона, босс, — в удивлении поднимая брови, заметил Хэзлтон.

— Думаю, что удастся. Он, конечно, знает, что мы обучаем сервов, но не придает этому особого значения. В его глазах сервы не способны к разумному мышлению, поэтому он нисколько не тревожится по поводу перспективы тотального их «поумнения». Он считает, что самое большее, чего можно от них добиться, это превратить их в вооруженную толпу. Вряд ли он задумается о том, что серв сможет свободно управляться с чем-то более сложным, чем обычное личное оружие.

— Ты так уверен? — спросил Хэзлтон.

— Я просто мыслю по аналогии. Помнишь ту планету, в созвездии Тетис Альфа? Она называлась Фицджеральд. Местные жители разводили там удивительное животное — лошадь, которое использовали самыми разнообразными способами — от перевозки грузовых повозок до скачек. Представь, ты оказался в таком месте, где тебе говорят, что несколько лошадей научили говорить. И вот ты там работаешь, а в это время появляется некто, желающий тебе помочь, волоча искалеченного старого неумеху в соломенной шляпе, натянутой на уши, и с мешком на спине. Существо это во всем походит на лошадь. (Извини, Карст, дело есть дело). Разве тебе придет в голову, что именно она и может вдруг заговорить? Ты даже не привык к мысли о том, что лошадь способна издавать членораздельные звуки.

— Ну хорошо, — сказал Хэзлтон, улыбаясь, видя очевидное смущение Карста. — Какова твоя стратегия, босс? Бьюсь об заклад, что ты уже все продумал. Ты уже подобрал название для будущей операции?

— Еще нет, — ответил мэр. — Если, конечно, ты не удовлетворишься слишком длинным. Хотя это другая проблема в политическом псевдоморфизме.

Амальфи взглянул на нарочито равнодушное лицо Карста, и улыбка его стала еще шире.

— А может быть, — добавил он, — это просто тонкий способ заставить противника подставить себя под удар.

 

9. ДОМ

ГМТ оказался довольно приземистым городом. Он словно пустил корни в жесткую, каменистую почву, подобно целому лесу надгробий. Его тишина также напоминала кладбищенскую. Прокторы со своими жезлами, напоминающими вееры, перемещались по городу, словно монахи по пепелищу.

Тишина объяснялась очень просто. Сервам не разрешалось говорить на всей территории города, пока с ними не вступит в беседу кто-нибудь из Прокторов, а это случалось довольно редко. Амальфи же слышал в этом безмолвии вынужденное молчание миллионов мучеников далекой планеты Тор Пять. «Слышат ли Прокторы эту суровую тишину?» — задавал он себе неизбежный вопрос.

Ответ вскоре пришел сам собой. Проходивший мимо обнаженный, загорелый серв, взглянув на них украдкой и заметив Хелдона, поднес палец к губам, изобразив общепринятый жест почтения. Хелдон едва заметно кивнул в ответ, Амальфи сделал вид, что ничего не заметил, однако, про себя подумал: «Ш ш … н е т а к л и? М о л ч и т е и б у д ь т е о с т о р о ж н ы. Я н е у д и в л я ю с ь. Т о л ь к о у ж е п о з д н о, Х е л д о н. С е к р е т — б о л ь ш е н е с е к р е т.»

Карст ковылял вслед за ним, время от времени поглядывая на Хелдона из-под ветвистых бровей. Все его внимание было сосредоточено на Прокторе. Они пересекли пришедшую в упадок городскую площадь, в центре которой располагалась обветшалая скульптурная группа. Побитая ненастьем, она, казалось, давно уже утратила способность выражать первоначальный замысел своего создателя. «Цельность замысла — штука в скульптурной композиции довольно редкая» — размышлял Амальфи. Лишь знатоку скопление камней на пьедестале могло показаться чем-то большим, нежели довольно крупным метеоритом, испещренным изогнутыми канавками, характерными для сидеритов.

Цепкий взгляд Амальфи, однако, без труда выделил в очертаниях груды черных камней контуры разумного построения, когда-то давно исполненные глубокого смысла, который вложил в свое детище его создатель — известный на Земле скульптор по имени Мур. В центре композиции когда-то стояла огромная человеческая фигура. Гигант опирался ногой на шею поверженной им жертвы. Оба они, казалось, были врезаны в пространство, вне связи с окружающими их второстепенными деталями.

Хелдон тоже обратил внимание на монумент и, отступив, принялся рассматривать его со стороны. В душе его, казалось, происходила какая-то борьба. Амальфи не знал в чем именно тут было дело, но его догадка была правильной. Хелдон выглядел довольно молодо, так что явно стал Проктором совсем недавно. Из рассказа Карста следовало, что все остальные члены Большой Девятки — Азор, Бемаджи и другие — входили в ее состав с самого начала. Короче говоря, они не были потомками тех людей, которые растерзали планету Тор Пять, они сами являлись теми людьми, дожившими до сего времени благодаря интенсивному применению антинекротиков.

Хелдон пристально смотрел на монумент. Вся композиция, позы составляющих ее фигур совершенно отчетливо свидетельствовали о том, что когда-то ГМТ даже гордились своей победой над Тор Пять, и древние члены Большой Девятки, хотя уже могли и не гордится этим, все же были виновны. Хелдон, непосредственно не участвовавший в том преступлении, испытывал затруднения в определении своего отношения к нему: сделавшись Проктором, он косвенно уже связал с ним свое имя…

— Впереди нас — Храм, — неожиданно произнес Хелдон, отворачиваясь от статуи. — Оборудование находится под ним. Сейчас там, наверно, никого нет, но мне лучше все-таки проверить это. Подождите здесь.

Н и к о г о н е т, — видимо, он говорил не о сервах, которые интересовали его очень мало. Хелдон как-никак был Проктором. Тор Пять запал в его голубиную грудь.

— А если нас кто-нибудь заметит? — спросил Амальфи.

— Обычно по этой площади никто не ходит. Все избегают ее. Кроме того, я расставил посты, чтобы они не пропускали сюда случайных пешеходов. Не отклоняйтесь от маршрута, и все будет в порядке.

Проктор подобрал полы своей длинной одежды и зашагал в сторону большого куполообразного здания. Подойдя к нему, он неожиданно исчез, скрывшись в узком проходе. Карст, следовавший позади Амальфи, вдруг запел скрипучим голосом и в то же время очень тихо — это была какая-то народная песня. Ее мелодия когда-то, очень давно, возникла в древнем городе Казани, однако Амальфи, даже если бы он и не был туг на ухо, вряд ли смог бы узнать ее. И тем не менее, мэр поймал себя на том, что он с интересом слушает Карста, пытаясь уловить каждый мельчайший оттенок звучания, подобно сове, которая в темноте по звуку выходит на затерявшуюся в траве полевку. Мелодия лилась из уст Карста:

Заметив, что Амальфи слушает его, Карст умолк, сделав извиняющийся жест рукой.

— Продолжай, Карст, — тут же произнес мэр. — Что там дальше?

— Пропеть все — времени не хватит. Там сотни куплетов. Каждый исполнитель прибавляет еще что-нибудь от себя. Считается, правда, что песня должна заканчиваться таким стихом:

— Это прекрасно, — печально произнес Амальфи. — Мы попали в самую точку. Жаль, что я не слышал этой песни неделю назад.

— Она вам о чем-нибудь говорит? — удивился Карст. — Это ведь всего лишь старая легенда.

— Теперь мне понятно, почему Хелдон стремится починить городские спиндиззи. Я догадывался, что он чего-то темнит, но эта старая уловка Лапуты только сейчас мне вспомнилась — более современные города имеют недостаточно мощное основание для того, чтобы попробовать это проделать. Это айсберг имеет огромную массу, он может запросто раздавить нас. Если, конечно, мы будем сидеть на месте и ждать!

— Ничего не понимаю…

— Все очень просто. Ваш пророк Маалвин использовал ГМТ как щипцы для орехов. Он поднял его вверх, остановился над противником, а затем снова устремился вниз. Помнится, о подобном приеме любили рассуждать еще до начала космических полетов. Карст, держись ко мне поближе. Возможно, мне придется передать тебе кое-что прямо под взглядом Хелдона, так что следи за… Тсс… он идет сюда.

Проктор выскочил из внутреннего коридора, словно случайно выпущенное слово, и, перескакивая через камни, подбежал к ним.

— Я думаю, мэр Амальфи, — произнес он, — что теперь мы готовы принять вашу неоценимую помощь.

Хелдон надавил ногой на странный, напоминающий пирамиду, камень. Амальфи пристально следил за ним, однако, ничего не произошло. Он пробежался фонариком по монотонным каменным стенам подземелья и остановил зайчик на полу. Хелдон нетерпеливо стукнул по камню еще раз.

На этот раз послышался протестующий скрип. Очень медленно, с громким скрежетом пятифунтовый каменный блок начал подниматься, словно кто-то тянул его с одного конца. Луч фонарика скользнул в проем, выхватив ступени узкой лестницы.

— Я разочарован, — произнес Амальфи. — Я ожидал, что оттуда выйдет, по меньшей мере, сам Жюль Верн или Джонатан Свифт. Ну что ж, Хелдон, ведите нас.

Проктор принялся осторожно спускаться вниз, приподняв полы своего платья. Карст двигался последним, согнувшись под тяжестью ноши. Ступени показались Амальфи скользкими и холодными, он осторожно переставлял свои плетеные сандалии. С низко нависших стен ручейками стекала вода. Мэр ощутил непреодолимое желание закурить сигару, всем нутром мысленно впитывая в себя сильный аромат, пробивающийся через влажный воздух. Но ему были нужны свободные руки.

Амальфи был уже почти готов поверить в то, что спиндиззи давно разрушены под воздействием такой влажности, однако, отбросил эту мысль, едва она промелькнула у него в голове. Этот выход был бы слишком простым, и, в конце концов, мог привести к катастрофе. Если Бродяги когда-нибудь хотят назвать эту планету своей, необходимо заставить ГМТ снова взлететь.

Но как сохранить свой собственный город, как только ГМТ взлетит — на этот вопрос Амальфи ответа пока не находил. Сейчас он руководствовался, как это каждый раз случалось с ним, когда он попадал в сложное положение — лишь одной интуицией.

Внезапно ступеньки кончились, выведя путников в небольшую, холодную, сырую комнату, походившую на пещеру. Огонек фонаря нырнул вниз и остановился на овальной двери, окованной листами тусклого металла, напоминающего свинец. Значит, спиндиззи ГМТ были «раскаленными»? Это уже были плохие новости. Возраст спиндиззи на самом деле значительно превосходил ожидания Амальфи.

— Это здесь? — спросил мэр.

— Это вход, — подтвердил Хелдон, поворачивая дверную ручку. Древние лампы дневного света пробудились к жизни, как только тяжелая дверь подалась назад, приоткрыв корпуса машин, по пробежали отсвечивающие блики. Воздух внутри оказался довольно сухим — совершенно очевидно, изоляция была здесь надежной. Амальфи не мог сдержать внезапно охватившее его разочарование. Он обвел взглядом огромные машины, пытаясь разыскать пульт управления или какие-то намеки на него.

— Ну? — резко произнес Хелдон. Чувствовалось, что он скован непонятным напряжением. Мэр подумал вдруг о том, что вся эта затея Хелдона является его собственной инициативой, а совсем не официальным действием Большой Девятки. В таком случае, ему сильно не поздоровится, если коллеги вдруг обнаружат его здесь, в этом особом месте, в обществе Бродяги.

— Вы собираетесь провести какие-нибудь тесты?

— Обязательно, — ответил Амальфи. — Просто меня немного удивили размеры ваших машин.

— Они очень старые, как вам известно, — пояснил Проктор. — Сегодня их, наверняка, делают значительно большими.

Это, конечно же, совершенно не соответствовало действительности. Современные спиндиззи были раз в десять меньше. Это замечание породило в душе Амальфи новые подозрения насчет точного статута Хелдона. Раньше ему казалось, что Проктор не позволит ему после осмотра даже прикоснуться к спиндиззи. В ГМТ наверняка есть немало специалистов, способных, получив подробные инструкции, самостоятельно провести необходимый ремонт. И сам Хелдон, и любой Проктор обладают достаточными познаниями в физике, чтобы понять разъяснения Амальфи. Теперь же Амальфи сомневался, что Хелдон поведет себя таким образом, ибо от ответа на этот вопрос зависело то сколь сможет Амальфи проделать своих модификаций, чтобы этого не заметили.

Мэр взобрался по металлической лестнице к служебному проходу, проложенному в верхней части генераторов, и бросил взгляд вниз на Карста.

— Чего ты там стоишь, идиот? — прокричал он. — Поднимайся сюда.

Карст, подчинившись, принялся карабкаться вверх. Хелдон последовал за ним. Амальфи, не обращая на них внимания, разыскивал в корпусе генератора контрольное окошко и, обнаружив, открыл его. Заглянув внутрь, он увидел и мощный выпрямитель плюс усилитель для какого-то монитора — наверное принадлежащего цифровому компьютеру. Усилитель был снабжен специальной системой увеличения, состоящей из бесчисленных вакуумных ламп. Подобной конструкции прежде Амальфи не видел. И для питания их сеток накаливания имелся специальный источникам постоянного тока. Две из вакуумных ламп имели размеры с кулак мэра.

Карст, наклонившись, положил на пол тюк, который он притащил с собой. Мэр извлек из него кусок черного кабеля и подключил его к ближайшей розетке. На другом конце кабеля небольшой, правильной формы пузырь вспыхнул неоново-красным светом.

— Компьютер работает, — сообщил он. — Другое дело, в своем он уме или нет. Ну что, Хелдон, можно мне подключить главную память?

— Я сам включу, — сказал Проктор. Он уже спускался вниз по ступеням.

Амальфи тут же принялся шептать, не двигая губами одновременно разглядывая что-то в окошко для осмотра. Для ушей Карста результат его шепота мог показаться весьма странным. Метод разговора без движения губ состоит в том, чтобы заменять гласные, для произношения которых требуется двигать губами, на те, которые можно произносить без подобной артикуляции. Если человек, воспринимающий такую речь, слышит ее изнутри резонирующей камеры, так же как и в случае с микрофоном, закрепленным на горле — она не слишком сильно отличается от нормальной, только чуть менее четкая. Но, слышимая же извне области носа-горла, где формируется характер речи человека, она больше походит на японский пиджин.

— Нэблдай зэ Хэлднэм, Кэрст. Смэтри, кэкэй выклчэтэль эн нэжимээт и зэпмни, гдэ эн рэсплэжэн. Пэнл? Хэршэ, — говорил Амальфи.

Лампы начали светиться. Карст тихонько кивнул. Проктор наблюдал снизу за тем, как Амальфи осматривает установку.

— Будет работать? — спросил он. Голос его звучал приглушенно, как будто он боялся повысить его больше, чем необходимо.

— Думаю, да. Из одной лампы выходит газ. Есть еще отдельные незначительные неисправности. Прежде чем пытаться предпринять что-либо серьезное, надо все обстоятельно проверить. У вас есть течеискатели?

Лицо Хелдона заметно расслабилось, несмотря на то, что он изо всех сил старался не показывать своих чувств. Возможно, ему и удавалось обманывать таким образом своих коллег и подчиненных, но с Амальфи темнить было совершенно бесполезно. Как всякий опытный мэр города-Бродяги, он без труда прослеживал внутреннюю игру чувств своего оппонента, пусть даже на лице его она проявлялась неуловимым движением мускулов. Для Амальфи подобный диалог эмоций представлялся столь же ясным и отчетливым, как если бы эти эмоции выражались словами. Вот и сейчас переживания Проктора представлялись ему совершенно очевидными, словно Хелдон сам подробно изложил их на бумаге и скрепил собственной подписью.

— Конечно, — ответил Хелдон. — Что-нибудь еще вам понадобится?

— Думаю, нет. Вам следует убрать добрую половину всех этих схем и, где только можно, установить транзисторы. Необходимый для этого германий мы можем вам продать по обычному курсу. По моей оценке на каждый блок у вас приходится по две-три сотни ламп, и если хотя бы одна из них откажет в полете — единственное подходящее для того, что может произойти слово — б а — б а х!

— Вы скажете нам, как это исправить?

— Возможно, — ответил мэр. — Если вы позволите мне осмотреть всю систему полностью, я дам вам точный ответ.

— Хорошо, — согласился Хелдон. — Только не тяните. Мы можем рассчитывать максимум на полдня.

Это было даже больше того, о чем Амальфи мог мечтать. Имея в своем распоряжении столько времени, он наверняка сможет добраться до главного пульта управления. Его, правда, настораживало то явное несоответствие между выражением лица Хелдона и его словами, не заметить которое было просто невозможно. В чем тут дело? Это ему еще предстояло выяснить. Амальфи достал из пакета, принесенного Карстом, бумагу и карандаш и принялся рисовать схемы, одновременно давая необходимые разъяснения.

Когда ему стало окончательно ясно, каким образом следует модернизировать первую установку, легче было определиться и со второй. Эта работа заняла много времени, однако Хелдон не торопил его и не высказывал никакого нетерпения, внимательно слушая импровизированную лекцию Амальфи.

Третий спиндиззи дополнял картину, но Амальфи теперь гадал, для чего нужен четвертый. Оказалось, что он выполнял роль дополнительного ускорителя — бустера — установки, предназначенной для компенсации потерь других спиндиззи в тех случаях, когда их выходная мощность оказывалась недостаточной. Усилитель располагался в контуре обратной связи, позади, а не впереди компьютера. Таким образом, все коррективы, вносимые машиной, проходили через него. Амальфи не сомневался, что в результате этого всякий раз, когда компьютер передавал очередную коррекцию, четвертый двигатель испытывал значительные возмущения. Казалось, что спиндиззи ГМТ соединены между собой доисторическим человеком — кроманьонцем.

Но они смогут поднять город. Это было самым важным.

Амальфи закончил осмотр четвертого генератора-усилителя и, болезненно поморщившись, распрямил ноющие мышцы спины. Он не имел ни малейшего представления сколько часов у него ушло на работу. Ему показалось, что прошли месяцы. Хелдон все это время наблюдал за ним и сейчас, несмотря на синяки под глазами, по-прежнему был внимателен и спокоен.

Но Амальфи так и не обнаружил в этой подземной камере ни одного устройства, хоть чем-то напоминающего блок управления системой движения ГМТ. Управление осуществлялось откуда-то из другого места. Кабель, в котором были собраны основные информационные и сигнальные провода, заключенный в отдельную трубу, уходил сквозь крышу пещеры.

… В злобе Торговцы обрушили небо…

Амальфи зевнул и наклонился, чтобы закрепить крышку смотрового окна резервного генератора. Карст сидел рядом с ним, с трудом борясь со сном. Сейчас он напоминал разомлевшего, пригревшегося в удобном месте кота. Хелдон смотрел на них.

— Я бы выполнил для вас всю необходимую работу, — сказал Амальфи. — Дел тут много, думаю, уйдет несколько недель.

— Я не сомневался, что вы это скажете, — ответил Хелдон. — Рад, что смог предоставить вам возможность провести обследование. Только не думаю, что мы будем делать что-нибудь подобное.

— Но это необходимо.

— Возможно, и так. Но совершенно очевидно, что наша система обладает большой надежностью и гарантирует полную безопасность. Иначе мы вообще не смогли бы поднять город в воздух. (Не «наши предки», а именно «мы», — отметил про себя Амальфи. Итак, Хелдон полностью объединил себя с этим преступлением. Ну что ж, придет время, и он заплатит).

— Вы должны понять, мистер Амальфи, — продолжал Проктор, — что мы не можем вам позволить делать с нашими двигателями нечто такое, чего мы сами не понимаем. Откуда нам знать, что их эффективность от этого повысится. Нам достаточно того, как они работали раньше. Вполне достаточно.

— Да, работать они будут, — сказал Амальфи, принимаясь не спеша упаковывать свои инструменты. — Я только хочу сказать, что иметь с ними дело весьма опасно.

Пожав плечами, Хелдон направился вниз по металлическим ступеням винтовой лестницы. Амальфи еще немного повозился со своими вещами, а затем неожиданно сильно хлопнул по плечу задремавшего Карста. Указав ему на стоящий на полу тюк, мэр направился вслед за Хелдоном. Проктор широко улыбался, но вряд ли кто-нибудь признал бы его улыбку приятной.

— Небезопасно? — пробормотал он. — Я всегда знал, что это так. Но мне казалось, что все опасности носят скорее политический характер.

— Почему? — удивился Амальфи, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Он вдруг почувствовал себя совершенно усталым. Сколько все-таки времени они провели в этой камере? Он не имел ни малейшего понятия.

— Вы представляете, который сейчас час, мэр Амальфи?

— Полагаю, наступило утро, — бесцветным голосом ответил Амальфи, поправляя сползший тюк на левом плече Карста. — Ужасно поздно, во всяком случае.

— Да, очень поздно, — подтвердил Хелдон. Он уже не стремился скрыть свои чувства. Напротив, Проктор просто наслаждался.

— Сегодня в полдень истек срок контракта между нашими городами. Сейчас около часа дня. Мы пробыли в подземелье всю ночь и утро. А ваш город все еще находится на нашей территории, между прочим, нарушая при этом установленные законы.

— Это — надзор?..

— Нет. Это наша победа. — Откуда-то из складок своей накидки Хелдон извлек маленькую серебряную трубку и дунул в нее.

— Мистер Амальфи, вы можете считать себя военнопленным, — заключил он. Труба не издала ни единого звука. Тем не менее, в комнате тут же собралось около десятка людей с древними мезотронными ружьями в руках древнего образца, наверное до-Каммермановского, как и сами спиндиззи ГМТ. Но как и спиндиззи, они, без сомнения, вполне сохранили свою работоспособность.

Карст от неожиданности застыл на месте, так что Амальфи пришлось ткнуть его пальцем под ребро, чтобы привести в чувство. Мэр начал перекладывать содержимое своего небольшого свертка в тюк Карста.

— Вы уже вызвали полицию Земли? — спросил он.

— Давным-давно. Это направление отступления для вас уже закрыто. Позвольте заметить вам, мистер Амальфи, что если вы хотели найти там устройство управления, чтобы вывести его из строя, я и это позволил бы вам сделать. Вы считали меня законченным идиотом, и я был готов не разочаровать ваших надежд.

Амальфи молча продолжал упаковывать свои принадлежности.

— Вы делаете слишком много движений, мэр Амальфи. Поднимите руки и осторожно повернитесь.

Амальфи подчинился. В руках он держал по одному небольшому черному предмету, формой и размером напоминавшие куриное яйцо.

— Я ожидал обнаружить в вас ровно столько идиотизма, сколько его оказалось, — сказал он, словно стараясь поддержать мирную светскую беседу. — Видите, что у меня есть. Если в меня выстрелят, эти штуки могут случайно выпасть из моих рук. Да и сам я могу бросить их, если захочу. Что-то мне надоел ваш город. Он напоминает мне привидение, которое вечно шатается по задворкам.

— Взрывчатка? Газ? — хмыкнул Хелдон. — Просто смешно. Неужели такая маленькая штучка способна содержать столько энергии, чтобы уничтожить целый город? Вы меня за дурака держите?

— По-моему, все ваше поведение показывает, что это так, — твердо сказал Амальфи. — Конечно же, я не сомневался, что вы попытаетесь захватить меня после того, как я оказался в вашем городе. Я мог помешать этому. Стоило только окружить себя охраной. Вы еще не встречались с моими пограничниками. Жесткие ребята. К тому же они так давно сидят без дела, что будут рады любой возможности поразмяться с ваш дворовой командой. Боюсь, им понадобится совсем немного времени, чтобы расправиться с вашими слугами. Неужто вы посчитали, что если я не очень-то пекусь о собственной безопасности, то и весь город оставлю на произвол судьбы?

— Яйца, — презрительно произнес Хелдон.

— Да, это самые настоящие яйца. Просто мы выкрасили их в черный цвет, чтобы не спутать с другими и покрыли прочной оболочкой, а то, не дай бог, лопнут раньше времени. В них находятся куриные эмбрионы, зараженные земным вирусом-мутантом риккетсиального сифилиса — новый распространяющийся по воздуху штамм, разработанный в нашей биологической лаборатории. В открытом космосе большой простор для подобных экспериментов. Пару веков назад подобным вещам нас научил один из городов-Бродяг, специализировавшийся на агрономии. Всего пара яиц, но если бы я их вдруг уронил, вы на брюхе ползли бы за мной, выпрашивая укол антибиотика, способного остановить эту ужасную болезнь. Антибиотик мы тоже сами разработали, для себя. Так что с этим все в порядке.

Последовала короткая тишина, прерываемая только тяжелым, с присвистом дыханием Проктора. Вооруженные люди напряженно смотрели на черные яйца, один за другим опуская или отводя в сторону стволы ружей. Амальфи еще раньше, обдумывая вероятное развитие событий, очень точно выбрал оружие для решающего удара. Феодальные общества испытывают суеверный страх перед угрозой чумы, слишком много они от нее натерпелись.

— Тупик, — выдавил, наконец, Хелдон. — Ну хорошо, мэр Амальфи. Вы и ваш раб — оба можете покинуть эту камеру.

— Не камеру, а здание. Если я услышу хоть малейший шорох на лестнице — сразу же угощу вас этими яичками. Кстати, они так чудесно взрываются — вирус образует в эмбрионах много газа.

— Очень хорошо, — прошипел Хелдон сквозь зубы. — Согласен с вашей формулировкой. Только имейте в виду, мэр Амальфи, что вы все равно ничего не добились. Если вы сможете добраться до своего города, то наверняка окажетесь там как раз вовремя, чтобы самому стать свидетелем победы ГМТ. Кстати, победа эта стала возможна именно благодаря вам. Уверен, вы удивитесь тому, какими проницательными мы иногда бываем.

— Вряд ли, — заметил Амальфи холодным, безжалостным тоном. — Мне, Хелдон, известно все о Городе Межзвездных Торговцев и, могу вас заверить, что это конец для Бешеных Псов. Когда вы будете умирать, вы и вся ваша команда ГМТ, в с п о м н и т е Т о р П я т ь.

Лицо Хелдона сделалось бумажно-белым. К удивлению Амальфи, четверо из его солдат тоже выглядели ничуть не лучше. Затем краска начала постепенно возвращаться, румяня пухлые, обвисшие щеки Проктора.

— Вон, — произнес он почти неслышно, а затем вдруг истошно завопил: — Вон! В о н о т с ю д а!

Осторожно неся в руках смертоносные яйца, Амальфи зашагал к свинцовой двери. Карст, ковылявший вслед за ним, церемонно поклонился Хелдону, поравнявшись с ним. Амальфи отметил про себя, что серв, пожалуй, переигрывает. Хелдон не обратил на него никакого внимания, Карст с таким же успехом мог быть — лошадью например.

Свинцовая дверь закрылась за ними, скрыв гневное и испуганное лицо Хелдона и отблески флуоресцирующих ламп на древних спиндиззи. Амальфи просунул руку внутрь тюка, взваленного на спину Карста, и осторожно опустил одно из яиц в специальное гнездо из силиконовой пены. Освободив руку и пошарив в тюке, он извлек неуклюжий пистолет-ускоритель системы Шмайсера и положил его в карман.

— Поднимайся, Карст. Быстрее! Я пойду за тобой. Как ты думаешь, где могут находиться регуляторы этих спиндиззи? Труба с кабелем уходит наверх через крышу той камеры.

— Наверху Храма, — ответил Карст, без каких-либо видимых усилий огромными прыжками преодолевая узкие ступени огромного лестничного пролета. — Там, наверху, находится Звездная Камера, в которой проходят заседания Большой Девятки. Но я не знаю, как можно попасть туда.

Они ввалились в холодную каменный зал. Фонарик Амальфи заметался по полу, остановившись на выступающей каменной пирамиде. Карст ударил по ней ногой. Каменная плита с протяжным стоном накрыла лестничный пролет. Теперь она выглядела как один из блоков, составляющих пол. Несомненно, ее можно было поднять и снизу, однако, Хелдон вряд ли решится на это, поскольку движение плиты сопровождается шумом, который Амальфи непременно услышит. Наверняка, у Хелдона нет никаких сомнений в том, что при первом же подозрении Амальфи воспользуется своим бактериологическим оружием.

— Я хочу, чтобы ты ушел из города, прихватив по возможности больше сервов, — сказал Амальфи. — Нам только нужно все точно рассчитать по времени. Кто-то должен будет повернуть тот переключатель внизу, который я просил тебя запомнить. Сам я этого сделать не смогу. Мне нужно попасть в Звездную Камеру. Хелдон догадается, что я направляюсь туда, и последует за мной. Когда он уйдет, ты, Карст, должен будешь спуститься вниз и повернуть переключатель.

Они оказались у низкой двери, через которую Хелдон в первый раз впустил их в Храм. От нее уходила вверх еще одна лестница, освещенная ярким дневным светом, пробивающимся из-под двери.

Амальфи приоткрыл дверь и выглянул наружу. Несмотря на яркий полуденный свет, сбившиеся в кучу приземистые здания города ГМТ превратили близлежащую аллею в затемненное, сумрачное место. Мимо проходила группа сервов, которые понуро брели с ничего не видящим взглядом усталых глаз. За ними следовал засыпающий на ходу Проктор.

— Ты сможешь найти обратную дорогу в этот склеп? — прошептал Амальфи, оставляя дверь приоткрытой.

— Здесь только одна дорога.

— Хорошо. Тогда возвращайся. Можешь сбросить тюк около двери снаружи. Он нам больше не понадобится. Как только Хелдон со своими людьми поднимется по этой лестнице, спускайся вниз и потяни за переключатель. Затем уходи из города. Не теряй ни секунды, у тебя будет всего около четырех минут. Трубы успеют прогреться. Понял?

— Да, но…

Внезапно над Храмом пронесся характерный звук, постепенно стихший вдали, словно с неба на Замок обрушился камнепад. Амальфи, прищурившись, уставился в небо.

— Ракеты, — определил он. — Иногда сам удивляюсь, зачем я настоял на выборе этой примитивной планеты. Ну что ж, может быть, я научусь любить ее. Желаю успеха, Карст.

Мэр повернулся к лестнице.

— Они поймают вас там, наверху, — сказал Карст. — Нет. Только не Амальфи. Карст, прошу без возражений. Беги!

Над ними прогремела еще одна ракета. Где-то вдалеке раздался мощный взрыв. Амальфи словно бык понесся вверх по лестнице к Звездному Залу.

Лестница оказалась длинной, узкой и кривой. Ступеньки и площадки были необычайно малы. Амальфи вспомнил, что Прокторам самим не приходилось подниматься по лестницам, их несли на руках сервы. Такие ступеньки для котят годились для медленного передвижения, но не для быстрой ходьбы.

Насколько мог судить Амальфи, лестница поднималась вверх, плавно огибая башню Храма с внешней стороны. Она тянулась до самой вершины, проделав вокруг башни полтора оборота. Зачем Прокторам понадобилось забираться на такую высоту, даже если сервы несли их? Почему им было не расположить Звездный Зал под спиндиззи, а не над ними?

Не успел Амальфи преодолеть первые пол-оборота вокруг башни, как одна из причин такого размещения стала совершенно очевидной. Сквозь щели из расположенного внизу, под ним, купола, доносились голоса. Очевидно, скоро должна была начаться служба. По мере того, как Амальфи поднимался по спирали выше, бормотание становилось все более и более внятным, пока, наконец, отдельные голоса не зазвучали совершенно отчетливо. Наверху — инженеры назвали бы это место дном котла, — где находился пол Звездного Зала, архитектор Храма предусмотрел специальную акустическую галерею. Прислонив ухо к определенному месту конструкции, Проктор мог слышать каждый слог, каждый звук, доносившийся снизу, где собиралась толпа.

Амальфи вынужден был признать гениальность замысла создателя Храма. На тех планетах, где церковь играла заметную роль в жизни населения, заговорщики обычно считали храмы самым безопасным местом для проведения тайных собраний. Во вселенной Амальфи, почти на каждой планете, где церковь имела поддержку, рано или поздно вспыхивал мятеж.

Сопя, как морская свинья, Амальфи взобрался по последнему пролету спиральной лестницы. Плотно закрытые двойные двери, украшенные завитками с замысловатой резьбой в ложно-византийском стиле, в упор смотрели на него. Но времени для восхищения искусством сейчас у мэра не было. На высоте плеч в дверь была инкрустирована пара искусственных сапфиров, и Амальфи, не задумываясь, ударил по ним рукой. Дверь открылась.

На какую-то секунду Амальфи застыл в разочаровании. Открывшаяся перед ним комната имела форму эллипса с низким эксцентриситетом. Внутри нее, словно в монастырской келье, было совершенно пусто. Кроме тяжелого деревянного стола и девяти стульев, которые сейчас выстроились вдоль стены, в ней ничего не было. Никаких устройств управления или мест, где их можно было спрятать, он не видел. Окна в комнате отсутствовали. Последнее обстоятельство подтвердило догадку Амальфи. Вторая и главная причина, по которой Звездный Зал располагалась в верху купола Храма: где-то здесь находилась кабина пилота города ГМТ. При управлении таким старым городом хорошая видимость была очень важна. Поэтому необходимо было расположить кабину по возможности выше, в таком месте, где окрестности просматривались бы со всех сторон. Видимо, Амальфи просто поднялся еще не до конца.

Он посмотрел на потолок. На одной из больших каменных плит виднелось полукруглое отверстие, по размеру чуть больше монеты. Плоский край его был заметно потерт.

Улыбнувшись, Амальфи заглянул под деревянный стол. Да, все именно так, как он и ожидал. Под столом валялся длинный шест с крюком на конце, чем-то напоминающий алебарду. Мэр вытащил шест, протянул его к потолку, вставив крюк в отверстие в камне.

Пластина легко подалась, повернувшись на противоположном конце как на петлях. Конструкция ее была такой же, как и у того каменного блока над машинным отделением. Предки Прокторов строго придерживались своих инженерных принципов. Свободный конец каменной плиты уже почти касался поверхности стола. Амальфи, вскочив на стол, принялся карабкаться по наклонной его плоскости. Когда он добрался до верха, центр тяжести сместился настолько, что вмонтированный где-то рядом механизм противовеса включился автоматически. Плита поползла вверх, увлекая за собой Амальфи, так что остальную часть пути он проехал, словно на качелях.

Итак, он оказался в кабине управления. Комната эта была небольшой. Повсюду виднелись пульты и панели, покрытые толстым слоем пыли. Во все четыре стороны света смотрели бычьи глаза перископов и четырех прожекторов. Пятый располагался сверху. Одна из панелей светилась ровным зеленым светом, который улетучился, стоило Амальфи приблизиться к ней.

Должно быть Карст отключил питание. Амальфи надеялся, что серву удастся выбраться оттуда невредимым. Он почувствовал к нему искреннюю привязанность. В непоколебимой, закаленной в испытаниях, натуре серва, в ненасытности его изголодавшегося интеллекта мэр узнавал что-то знакомое, но давно ушедшее. Однако, он все-таки не догадывался, что тем человеком, которого напоминал ему юноша, был, как это ни странно, он сам — двадцатипятилетний Амальфи. И не было никого в живых, кто мог бы указать Амальфи на это.

Спиндиззи, по существу — довольно простые устройства. Он не встретил никаких сложностей в настройке и блокировании управления ими или выполнении некоторых довольно простых действий высоко избирательного саботажа. Осталось только замести следы… Задача непростая, ведь при каждом движении он непроизвольно задевал поверхность машин и смахивал с них пыль, оставляя отчетливые следы. Однако, и тут мэр мгновенно нашел очевидное решение: сняв рубашку, он принялся энергично стряхивать пыль. Результат получился отменный; вряд ли кто-нибудь смог бы теперь сказать, где следует искать следы работы взломщика.

Осталось только одно: выбраться отсюда.

Глаза слезились, да и прочихаться никак не удавалось: поднявшаяся пыль давала знать о себе. Внизу, в Звездном Зале, уже раздавался какой-то шум, однако, особых причин для волнения пока не было. Черное яйцо по-прежнему находилось у него, Прокторы об этом прекрасно знали. Кроме того, ему удалось завладеть и шестом, с помощью которого открывали проход в рубку управления, так что Прокторам придется взгромоздиться друг другу на плечи, чтобы добраться до выключателя. Они не обладали хорошей физической подготовкой для подобных гимнастических упражнений, к тому же, они прекрасно понимали, что с людьми, пытающимися провести подобный фокус, расправиться очень просто, достаточно ударить по зубам.

Так или иначе, проводить остаток жизни в кабине управления города ГМТ Амальфи вовсе не собирался, особенно, если вспомнить, что у него оставалось всего около шести минут, чтобы покинуть его.

Собравшись с мыслями, Амальфи снова встал на каменную панель, нарушив ее хрупкое равновесие. Панель поехала вниз, и мэр опять оказался на столе в Звездном Зале.

Не успел Амальфи даже осмотреться, как добрая дюжина рук схватила его со всех сторон. Хелдон придвинул к нему свое лицо, искаженное гневом и страхом до неузнаваемости.

— Что ты там делал? Отвечай, или я прикажу разорвать тебя на куски!

— Не будь таким болваном, Хелдон. Прикажи своим людям отойти от меня. Ты гарантировал мне безопасность до того, как я покину здание. Но если ты вдруг решил нарушить слово, могу напомнить, что яйцо с вирусом по-прежнему у меня. Убирайтесь, или, клянусь богом…

Охрана Хелдона отпустила его еще до того, как закончил говорить. Хелдон тяжело взобрался на стол и принялся карабкаться вверх по плите. Еще несколько человек, облаченные в длинные мантии, с бритыми головами, бросились за ним. Очевидно, Хелдон, обуреваемый страхом, рассказал обо всем другим членам Большой Девятки. Амальфи выскочил из Звездного Зала и спустился на несколько ступеней по лестнице, а затем, нагнувшись, осторожно положил черное яйцо на порог, сделал смешной, подбадривающий жест в сторону рассерженных солдат и бросился огромными прыжками вниз по лестнице.

Хелдон обнаружит, что генераторы отрезаны, примерно через минуту после включения управления. Потом он побежит вниз, в подвал, чтобы подсоединить их. На это также уйдет не меньше минуты. Еще четыре минуты спиндиззи будут прогреваться, а затем — город ГМТ поднимется в небо.

Амальфи, промчавшись по аллее, выскочил на улицу, едва не сбив с ног проходившего мимо изумленного Проктора. За спиной мэра послышался крик, но он, пригнувшись, припустил еще быстрее.

Улица почти погрузилась в темноту, лишь тусклые отблески заходящих сдвоенных солнц освещали ее. Держась в тени, Амальфи добрался до ближайшего угла. Угол огромное здание впереди него вдруг побелел, как раскаленная лава, а затем постепенно начал темнеть, приобретая красный оттенок. Он так и не слышал услышал сопутствующего рева мезотронной винтовки, ибо он думал совсем о другом.

Еще немного — и он завернул за угол. Кратчайший путь к границам города, насколько помнил Амальфи, пролегал как раз по той улице, с которой он только что свернул. Но не могло быть и речи о том, чтобы вернуться на нее: он не испытывал ни малейшего желания быть заживо сожженным. Осталось только посмотреть, сможет ли он вовремя выбраться из города ГМТ, избрав другой маршрут.

Он продолжал упрямо двигаться вперед. Еще раз по нему кто-то выстрелил. Человек, взявший его на мушку, понятия не имел, кто он такой. Амальфи, бегущий и сторонящийся встречных прохожих человек, выглядел странно и вызывал подозрения, он не подпадал ни под одну из привычных категорий жителей…

Земля под ногами задрожала — пока мягко, как огромное животное, подрагивающее во сне от укуса назойливой мухи. Каким-то образом Амальфи заставил себя бежать еще быстрее.

Почва под ногами снов вибрировала, на этот раз куда сильнее. Затем последовал длинный, протяжный стон, волной прошедший по городу. Звук этот заставил выскочить из своих домов и сервов, и Прокторов.

После третьего сотрясения что-то в центре города рухнуло с глухим грохотом. Амальфи оказался в гуще беспорядочно мечущейся толпы. Выбираться из нее ему пришлось, отчаянно работая руками, зубами и своей круглой головой.

Стон все усиливался. Неожиданно земля буквально встала на дыбы. Амальфи полетел вперед. За ним последовала вся мятущаяся, беспорядочная толпа; люди валились рядами, словно скошенные хлеба. Отовсюду доносились бешеные вопли, хуже всего было внутри зданий. Где-то над головой Амальфи с шумом треснуло окно, из которого, корчась и кувыркаясь, вылетело тело женщины.

Амальфи заставил себя подняться на ноги и, сплевывая кровь, снова побежал. Мостовая впереди него топорщилась рваными кусками, словно выложенная безумцем мозаика. Здания покосились, напомнив Амальфи экзотический волнорез, который он видел когда-то, на другой планете, в другом столетии…

Пробираясь между домами, мэр вдруг сообразил, что эти здания обозначают старую границу первоначального города ГМТ — широкий ров, заполненный обломками и булыжниками. С внешней стороны огромного рва тоже стояли здания. Ров показывал, где периметр древнего города-Бродяги проходил по поверхности планеты. Перебираясь с камня на камень, Амальфи, хрипя, пробирался к внешней кромке рва. Скорее преодолеть это самое опасное место…

Если город Торговцев взлетит сейчас, его, Амальфи, раздавит камнями как котлету. Если бы только он успел добраться до Бесплодного Плато…

Стон за спиной Амальфи становился все более пронзительным; он походил теперь на звук разрываемого бесконечного металлического листа. Впереди, за Бесплодным Плато, блестел его собственный город, освещенный последними лучами обоих солнц. Вокруг него шло сражение; около границ то и дело вспыхивали взрывы. По небу носились четыре ракеты, сбрасывавшие на город какие-то черные предметы. Город Бродяг окутывали клубы дыма.

Прогремел непереносимый ослепительный взрыв. Амальфи почувствовал резкую боль в глазах, и, когда он снова смог их открыть, одной ракетой в небе стало меньше. Еще несколько секунд — и не осталось ни одной: Отцы Города никогда не промахивались.

У Амальфи саднило в легких, он вдруг ощутил, как грунт словно вскипает под подошвами его сандалий. Резкая боль в икрах снова свалила его с ног.

Он попытался подняться, но не смог. Высохший торф, на котором когда-то стоял древний непокорный город, угрожающе заурчал и начал переворачиваться. Коренастые башни города ГМТ раскачивались из стороны в сторону по краю городской территории. Взлетали и переворачивались огромные блоки и глыбы грязи. Невозможно, но тонкая полоска света, яркая и узкая, беспорядочным нагромождением камней появилась тонкая полоса интенсивного красного цвета. Оба солнца сияли п о д г о р о д о м …

Полоса света расширялась. Старый город, словно глубоко вздохнув, пустился в путь, с треском обрывая свои застарелые корни. Люди толпами со всех сторон бросились к Бесплодному Плато; большинство из них, как заметил Амальфи, составляли сервы. Прокторы, наверно, все еще пытались наладить управление полетом города Межзвездных Торговцев…

Город Торговцев, словно волшебный, поднимался все выше, набирая и набирая скорость. Сердце застучало в груди Амальфи. Если Хелдон со своими помощниками вовремя успеют понять, что он сделал со схемой управления, старинная баллада Карста может претвориться в жизнь еще раз. Тогда уже Прокторы будут править тут вечно.

Но мэр проделал все на совесть. ГМТ продолжал подниматься, и Амальфи, напряженно наблюдая за ним, с удивлением отметил, что расстояние, отделявшее его от поверхности, составляло уже не менее мили и неуклонно увеличивалось. Воздух вверху будет все более разреженным. И Прокторы многое забыли, каким образом вести себя в подобных условиях…

Высота составляла уже полторы мили.

Две мили.

Город Межзвездных Торговцев становился все меньше. На высоте пяти миль он показался мэру размытым чернильным пятном, залитым с одной стороны светом. На высоте семи миль видна была лишь небольшая светлая точка.

Из соседней ямы осторожно возникла покрытая щетиной голова и огромные плечи. Это был Карст. Он еще некоторое время пристально смотрел вверх, однако, город ГМТ на высоте десяти миль совсем перестал быть виден. Серв перевел взгляд на Амальфи.

— Они… могут вернуться? — хриплым голосом спросил он.

— Нет, — сказал Амальфи, его дыхание постепенно становилось спокойным. — Но расслабляться рано, Карст. Еще не все кончено. Не забывай, что Прокторы вызвали полицию Земли…

В этот момент город Торговцев появился вновь — некоторым образом. В небе возникло третье, яркое и огромное солнце, которое красовалось там всего несколько секунд. Затем побледнело и угасло.

— Полицию предупредили, — негромко произнес Амальфи, — что она должна следить за каким-то городом Бродяг, который попытается сбежать из этого района. Ну вот, полицейские его обнаружили и разобрались с ним. Правда, полицейские немного ошиблись, но они не знают этого. Сейчас они отправятся домой. А мы, можно сказать, уже дома. Это касается и вашего народа. Это наш дом, на нашей Земле, теперь навсегда.

Вокруг звучали голоса, возбужденные столь невероятными событиями. Но было в этих голосах что-то еще. Нечто древнее и одновременно новое, нечто, чему на планете, где правил ГМТ, названия не имело. Это была с в о б о д а.

— На Земле? — переспросил Карст. Они оба, преодолевая боль, поднимались на ноги. — Что вы имеете в виду? Это же не Земля…

За Бесплодным Плато играл огнями город Бродяг. Позади него уже поднималось звездное облако.

— Теперь это — Земля, — ответил Амальфи. — А мы, Карст, — земляне. Земля — это не просто одна маленькая планета, затерянная где-то в глубинах соседней галактики. Земля — это гораздо важнее.

Земля — это не какое-то конкретное место. Это — идея.