Говорят, что способность выбрать себе учителя — это талант. Знать, что именно этот человек — лучший и может научить тому, чему не научит никто. В этом смысле нам, девушкам, которые пришли в академию, очень повезло. Мы выбрали себе таких учителей, о которых и по сию пору можно говорить захлебываясь. Это были хирурги, от которых пошли великолепные искусники, и о них теперь так много говорят… Но мало кто помнит имена Сергея Петровича Федорова, Василия Ивановича Добротворского, Генриха Ивановича Турнера…

Профессор Федоров выезжал в Америку: он делал в то время одну из сложнейших операций — удаление камней из почек. Он был великолепный диагност и без массы анализов, которые теперь делают до операции, точно определял то, что нужно оперировать, и был всегда прав.

Василий Иванович Добротворский делал тончайшие операции на мозге — он был нейрохирургом и одним из первых у нас делал эти операции, причем без рентгена. Мы присутствовали на операции, когда он удалял из головы опухоль величиной с зернышко. Ему ассистировали его адъюнкты, уже кончившие курс. Он оперировал так, что казалось, его руки не двигаются совсем. Был он прямо неподвижным. И все вокруг словно застыли — трепанации черепа были очень редки тогда. Вдруг один из его ассистентов подал что–то не то, и раздался крик Добротворского:

— Вон!

Не разобрав, кто я, — а нас, новичков, он очень долго не признавал совсем, — он сказал мне коротко:

— Мойтесь!

Я задрожала, и все сочувственно отнеслись ко мне: «Бедная Маруся, вот попала!» Но вымылась и встала, чуть не молясь, чтобы меня он тоже не выгнал. Я повторяла про себя: «Отцу угождала, может, и теперь сумею». И в самом деле — угодила. Меня Добротворский не только не выгнал, но даже сказал:

— Вот, учитесь у него!

И все промолчали, даже не смели сказать, что я не он, а она.

Операция шла долго, Добротворский колдовал и наконец вылущил почти неощутимое зернышко — опухоль, которая после травмы больного вызывала припадки эпилепсии Джексона, травматической эпилепсии, которую он распознал и от которой избавил молодого человека навсегда.

После этой операции имя Добротворского стало особенно известным, а заодно у нас стали говорить о том случае, когда он похвалил меня в мужском роде.

Какое количество редчайших случаев заболеваний демонстрировали нам — и столбняк, и тиф всех видов, и различные типы лихорадок: малярийные, тропические, вызванные разными плазмодиями, — они так редко встречаются у нас в России! Мы узнавали о невиданных формах аппендицита, когда никому не приходило в голову, что аппендикс может разрастись до уровня печени и иметь двадцати сантиметров в длину. Об эхинококке, когда живот становится огромным и из него удаляют тазами друзы, и не дай бог проколоть эту друзу или оставить нечто невидимое глазу — обсеменение происходит очень быстро по всему организму.

Эту операцию делал Семен Семенович Гирголав, и мы могли наблюдать, как из полости живота вырезали огромные опухоли, вызванные эхинококком, и мельчайшие, почти невидимые отростки, так что после операции больная становилась тоненькой и стройной, а лежала на столе горой.

И, наконец, Генрих Иванович Турнер. Его операции на костях были волшебными. Он исправлял хромоту, он сращивал кости, он, наконец, делал операции даже без ножа. Так было со мной: в финскую войну я была ранена в руку, и после не очень удачного сращивания кости мне грозила новая операция, потому что образовался ложный сустав на месте перелома. Кость не срослась, а мне уже стали делать лечебную гимнастику. Тогда я уехала из того госпиталя, где лежала, и нашла Генриха Ивановича всеми правдами и неправдами. Попала к нему и попросила консультации. Он вспомнил меня и принял.

Его операция была мгновенна, болезненна и остроумна. Он вырезал кусок гипса, сделал окно в нем и бил молотком по кости до тех пор, пока не образовалась огромная гематома, а я чуть не потеряла сознание от боли. Рука вздулась из–под гипса, но все было кончено за несколько минут и без ножа. Началось рассасывание, и тем временем срасталась кость — и по сию пору рука моя действует безотказно.

Таким был Генрих Иванович. Он был не просто хирургом, не просто искусно сращивал кости — он был творцом костей. Казалось иногда, что он бог, который может сотворить человека из ничего.

Привозили больных, у которых были разломаны не только кости, но и суставы, и он умел собрать — репонировать — кости и суставы так, что потом можно было свободно двигать конечностями. По тем временам это было чудом.