Глава третья
Организация проституции в классической древности
Выше мы проследили в истории первичные корни проституции. Это дало нам возможность объяснить ее мировой характер, т. е. одинаковую сущность и одинаковое происхождение ее у диких и у культурных народов. В настоящее время нам предстоит задача исследовать происхождение современной проституции культурных народов в отношении к ее организации, дифференцировке и разнообразным формам проявления. Упреждая результат, к которому приведет нас эта глава, мы должны сказать, что принципиальное разрешение этой задачи мы усматриваем в доказательстве, что почти вся современная организация и дифференцировка проституции происходит из классической древности, что вся вообще проституция греков и римлян обнаруживает такие же особенности и существенные черты, как и современная проституция. Единственное исключение заключается в том, что тесная связь между проституцией и заразными половыми болезнями тогда была неизвестна и соответственно этому не были приняты санитарные и полицейские меры против распространения существовавших в то время венерических болезней (триппер, местный шанкр, кондиломы). Впрочем, несмотря на отсутствие санитарной полиции, некоторая частная гигиена проституции существовала и тогда. Во всех же других отношениях античная проституция обнаруживает такое сходство с современными условиями вплоть до мельчайших подробностей, что невозможно сомневаться в их взаимной онтогенетической связи, тем более что связь эту можно непрерывно проследить через средние века до нового времени и что христианство не только не могло надлежащим образом сломить могучее влияние античного времени в этой области, но неоднократно даже само приспособлялось к нему. Современная проституция во всех отношениях представляет пережиток античной. Она все еще является той именно формой разрешения полового вопроса, которую антично-средневековая культура создала, как единственно возможную и необходимую, и которую она оставила нам в наследство, как одну из многих дисгармоний культуры античного происхождения.
Не подлежит никакому сомнению, и мы это ниже докажем отдельными фактами, что с распространением античной культуры в трех направлениях – в Греции, Римской империи и Византии – перенесена была также и на Восток и на Запад античная организация проституции, послужившая затем образцом в глубине центральной Азии, во всей Европе и в северной Африке, а потом проникшая и на магометанский Восток. Во всех этих странах постоянно наблюдались известные противодействия и взаимодействия, но существенных изменений в этой античной основе, в этом античном ядре, не было произведено.
Первая организация проституции в древности, связанная с именем великого афинского законодателя Солона и с 594 г. до Р. X., имеет, конечно, свою долгую предшествующую историю. Но она теряется во мраке времен и может быть объяснена лишь на основании тех примитивных корней, с которыми мы познакомились в прошлой главе. Планомерная же, систематическая организация и развитие всей вообще проституции со всеми ее особенностями, безусловно, представляет результат специфической культуры классической древности и только в качестве такового может быть правильно понята и объяснена.
Организация проституции Солоном была только звеном в цепи различных новых общественных и государственных учреждений, ввести которые афиняне уполномочили архонта Солона в 594 г. Указание Аммиат Марцеллина (XXII, 16), что Солон при составлении своих законов пользовался советами египетских жрецов, не соответствует действительности, потому что по Геродоту (I, 30) и Аристотелю (Афинская конституция, 11) он уже позже прибыл в Египет. Но по свидетельству Плутарха (Солон, гл. 12) он, по-видимому, все же считался с предшествовавшим законодательством, и, прежде всего, с реформами, введенными незадолго до того (в 596 г. до Р. X.) в Афинах критским жрецом Эпименидом. Любопытно, что Эпименид же, прежде всего, обратил его внимание на реформу общественной нравственности. По словам Плутарха, в то время в Афинах господствовало состояние половой одичалости, которой предавалась в особенности женская половина населения и которая вела к обширной проституции даже со стороны свободных женщин, так как низшие классы народа были в большой задолженности у богатых и частью бывали вынуждены продавать своих детей (Плутарх, Солон, 13; Аристотель, Афинская конституция, гл. 9). Здесь впервые выступает перед нами понятие о пролетариате. Тогда начинали уже развиваться промышленность и торговля, которые заняли место, наряду с сельским хозяйством. В Афинах существовали даже фабрики и крупное производство с рабами. Но рабочая армия уже рекрутировалась также и из свободных граждан. Сюда присоединились еще довольно оживленные торговые сношения, приток иностранцев и матросов. Таким образом, мы имеем здесь перед собой социальную структуру населения, чрезвычайно благоприятную для широкого развития внебрачных половых отношений, так что нарушения супружеской верности и соблазнения даже свободных девушек представляли частое явление. Это последнее обстоятельство и заставило Солона провести свою половую реформу, – составлявшую, как мы уже упоминали, лишь часть всего его законодательства, – главным образом, в двух направлениях. Он ввел именно принудительные государственные меры: 1) для защиты брака и предупреждения нарушения супружеской верности, и 2) для неограниченного удовлетворения внебрачных половых вожделений. В реформе Уолта и те, и другие мероприятия тесно и неразрывно связаны между собой, и притом связаны сознательно. Это до известной степени провозглашение государством связи между принудительным браком и проституцией. Солон легализирует проституцию, чтобы защитить брак! Это первый ложный вывод первого «регламентариста». Потомки приняли его, и каждый раз повторяли все снова, пока ничтожность и неосновательность его не была признана даже современными сторонниками государственной регламентации проституции.
Солон обосновывал свои законы для урегулирования и защиты семейной жизни возвышенным взглядом на сущность брака, который не должен был быть, по его мнению, ни платным промыслом, ни продажным товаром; напротив, мужчина и женщина должны были соединяться лишь по любви, с целью произведения на свет детей. Поэтому государство не должно было терпеть брака, заключенного без любви: «в таких браках не выполнялись ни цель, ни обязанности, связанные с браком» (Плутарх, Солон, 20). Государственное право надзора и урегулирования брачной жизни, по взглядам Солона, простиралось так далеко, что он даже издал законодательные предписания относительно частоты исполнения супружеских обязанностей, которые обязывали супруга иметь со своей женой, по меньшей мере, три половых сношения в месяц (Плутарх, Eroticus, гл. 23; Плутарх, Солон, 20).
Такое чрезмерное вмешательство государства в область частной жизни, кажущееся нам теперь странным, объясняется воззрением греков, что нравственное воспитание отдельного лица лежит на обязанности государства, и что только в государстве и благодаря государству оно может сделаться нравственным. Поэтому индивидуум по отношению к государству не имел нравственной свободы. Этот взгляд разделяли также Платон и Аристотель. В законодательстве Солона такая опека индивидуума с целью нравственного воспитания выступает очень ясно. Он пользовался, например, удивительным государственным учреждением, «гинекономами» (дословно «надзиратель за женщинами»), представлявшими своего рода полицию нравов для приличных и уважаемых людей. Для проституток же и для людей падших, признанных бесчестными, существовал, как мы увидим ниже, особый надзор.
Институт гинекономенов существовал уже раньше, до введения законодательства Солона. Не только в Афинах, но и во многих других греческих городах, имелись особые начальники для наблюдения за нравственностью молодежи («Padonomen») и женщин («Gynekonomen»). В Афинах они находились, правда, под верховным надзором ареопага, т. е. состоящего из прежних архонтов совета, которому и впоследствии также принадлежало право выражать порицание и налагать наказание на свободных граждан за их проступки против добрых нравов (Изократ, Areopagiticus, 37 и далее. Плутарх (Солон 21) упоминает, что гинекономены, кроме Афин, функционировали в качестве полиции нравов и в Беотии, а Филарх (у Атенея XII, 20, стр. 521 в) сообщает в 25 книге своей истории, что в Сиракузах существовал касающийся нравственности полицейский закон, заключавший следующие постановления: «Женщины не должны носить золотых украшений и пестрых или отделанных пурпуром платьев, если они не желают признать себя проститутками. Мужчины не должны наряжаться, носить изысканную и бросающуюся в глаза одежду, если они не желают, чтобы их считали прелюбодеями и кинедами. Свободная женщина после захода солнца не должна показываться на улице, в противном случае, ее можно считать нарушительницей супружеской верности. И днем также она не должна выходить без разрешения гинекономена и всегда только в сопровождении прислуги. Постановления солоновской полиции нравов, по Плутарху, следующие: «Он издал особый закон относительно выездов женщин, оплакивания ими умерших и поведения их на праздниках. При выездах женщина не могла брать с собою более трех платьев, пищи или питья более чем на обол, и корзину длиннее локтя. Ночью она имела право выезжать не иначе, как в телеге и с фонарем впереди». В конце четвертого столетия Деметрий из Фалерона снова возобновил более или менее отжившую уже свой век полицию нравов и опять возложил ее обязанности на ареопаг, с правом привлекать частных лиц за дурное поведение к ответственности и наказывать их. (Атеней IV, 64 и 65, стр. 167е, 168а). Гинекономены же должны были надзирать преимущественно за жизнью и нравами женщин. На них лежала, например, обязанность проводить в жизнь закон от четвертого века, по которому число женщин на свадьбах не должно было превышать известной цифры (30) (Атеней VI. стр. 245а).
Как мы уже упоминали, главную задачу своего законодательства о нравственности Солон видел в защите и укреплении брака, причем во всех своих действиях придерживался точки зрения так называемой «двойственной» морали, т. е. мужчине разрешал добрачные и внебрачные сношения, а женщине запрещал. Плутарх (Солон 23) говорит о брачных законах Солона: «Наиболее несообразны из законов Солона те, которые касаются женщин. Он позволял, например, всякому, заставшему у своей жены любовника, убить его; а того, кто соблазнил свободную женщину или совершил над ней насилие, он наказывал штрафом в сто драхм, за продажу женщин другим – даже только штрафом в 20 драхм, за исключением тех женщин, которые продаются публично и под которыми он разумел проституток, беззастенчиво отдающих себя за деньги всякому. Кроме того, он никому не разрешал продавать своих дочерей или сестер, за исключением тех случаев, когда незамужняя девушка уличена была в запрещенных сношениях с мужчиной».
Таким образом, Солон с одной стороны наказывал по закону замужнюю женщину, нарушившую супружескую верность – о прелюбодеянии женатого мужчины нет речи – и старался воспрепятствовать законодательными мерами соблазнению и внеполовым сношениям свободных девушек. С другой стороны, он, напротив, предоставил мужчине полную свободу удовлетворения полового инстинкта до и вне брака – в полной противоположности, например, со своим предшественником, Харондас из Катаны, жившим в 650 г. до Р. X., который грозил наказанием за всякое дурное поведение, от кого бы оно не исходило (Диодор, XII, 12). Но это зависело, очевидно, от всего миросозерцания Солона. Он считал половые наслаждения чем-то необходимым, как это видно из эпиграммы о нем, приводимой у Плутарха (Солон 31):
Милые произведения Венеры, вас я люблю теперь; произведения. Вакха и Муз, вы придаете людям бодрость духа.
Но так как он запретил удовлетворение полового инстинкта признанного им самим необходимым, со свободными женщинами, то он, будучи последовательным, должен был предоставить мужчинам для этой цели несвободных женщин. А потому он предназначил «женщин, которые продаются публично», т. е. рабынь – как о том свидетельствуют приведенные выше слова вполне заслуживающего доверия Плутарха – для занятия проституцией. Так как, согласно сообщениям Аристотеля и Плутарха, Солон отменил рабство свободных граждан за долги, то проституция могла коснуться только собственно городских и сельских рабынь и чужеземок, попавших в Афины в качестве военной добычи, или благодаря торговле рабами. Если не считать, следовательно, приведенного выше, существовавшего, вероятно, только на бумаге исключения продажи развратной свободной девушки, то проституция со времени Солона рекрутировалась почти исключительно из несвободного и во всех отношениях зависимого сословия рабов.
Второй существенный пункт законодательства Солона о проституции заключается в том важном факте, что она здесь впервые является светской государственной организацией, в значительной степени уже потерявшей свой религиозный характер, принять во внимание который Солон считал, однако, необходимым в известном отношении. Бордели Солона – государственные, а не храмовые. Государство управляет и надзирает за ними, государство получает пошлины от отдельных проституток, но Солон, как сообщают, построил на эти доходы храм Афродите Пандемос. По сравнению с легализированной светской проституцией, религиозная проституция падает и теряет всякое значение. Благодаря этому, область распространения проституции впоследствии расширяется и создается возможность чрезвычайной дифференциации и специализации ее.
Главнейшие указания на солоновскую организацию проституции мы находим у Атенея, в его «Пире софистов». Они заимствованы из комедии «Братья» Филемона (около 330–260 г. до Р. X.), одного из основателей новейшей аттической комедии. Атеней замечает, что Филемон говорит о Солоне, что он первый купил женщин для находящейся в расцвете сил и возбужденной в половом отношении молодежи и выставил их в публичных домах. Атеней приводит следующие относящиеся сюда строфы из Филемона, которые мы воспроизводим здесь в немецком переводе Фридриха Якобса:
Du hast Dir, Solon, aller Menschen Dank verdient.
Denn Deiner Einsicht, wie man sagt, verdanken sie,
О Zeus, ein heilsam und volkstümlich Institut.
(Ich, Solon, sage, denk’ ich, dies mit vollem Recht).
Du sahst die Stadt mit jungen Leuten angefüllt,
In denen allen der Trieb der Natur allmächtig sprach,
So dass sie sich vergingen, wo’s nicht ziemend war.
Da hast Du, sagt man, Weiber gekauft und aufgestellt,
Gemeinsam Allen und zu ihrem Dienst bereit.
Sie stehn entkleidet; keine Täuschung giebts dabei;
Beschau sie nach Lust; und bist Du, wie sichs wohl begibt,
Einmal bedrängt – nun gut, die Tür ist aufgetan.
Ein Obolus, und Du springst hinein; und drinnen ist
Von Sträuben, Zieren, Weigern keine Rede nicht.
(Ты заслужил, Солон, благодарность всех людей. Твоей проницательности, как говорят, они обязаны, о Зевс, спасительным и народным учреждением. (Думаю, Солон, что я говорю это с полным правом). Ты видел, что город переполнен молодыми людьми, в которых бьет ключом всемогущий инстинкт природы, заставляющий их забываться, где это не подобает. Тогда ты, говорят, купил и выставил женщин к услугам всех. Они стоят голые – здесь нет обмана, осматривай их, сколько хочешь. И если – как это бывает – ты чувствуешь в них потребность, что же, двери открыты. Один обол – и ты там! А там внутри уже нет речи об отказе, приличиях или чопорности).
Это описание еще дополняется дошедшим до нас через Атенея и Хар п ократиона указанием Никандра (в третьей книге его «Колофонийских достопримечательностей», цитир. у Атенея XIII. 25, стр. 569д.), что Солон поставил открытые им дома терпимости в некоторую связь с культом Афродиты Пандемос, отдавая деньги, которые получались от них, на храм этой богини или, как сообщают другие, что он построил ей на эти деньги храм. Но последняя версия, по-видимому, неверна, так как, по Шеман-Липсиусу, культ Афродиты Пандемос гораздо старее.
Известия об этой первой солоновской организации афинской проституции заключают в себе довольно много пробелов, тем не менее из них ясно видно, что Солон учредил несколько государственных борделей и купил для них рабынь, публично выставленных напоказ, которые за определенную плату должны были отдаваться всякому желающему, не имея права выбирать по собственному желанию. Любопытно сообщение, что девушки стояли для осмотра голыми, чтобы каждый видел, с кем он имеет дело, и мог выбирать по своему вкусу. Руководились ли при этом больше эстетическими или гигиеническими соображениями, из краткой заметки не видно. В остальном для проституток не было ограничений в их половых сношениях, как это подтверждает Плутарх (Солон 23). Далее мы узнаем, что девушки из публичных домов должны были часть своих доходов отдавать государству. Тем самым Солон может, следовательно, считаться также отцом так называемого «налога на проституток». Часть этого налога он расходовал на поддержание храма Афродиты Пандемос, расположенного на юго-западной стороне акрополиса. Не подлежит сомнению, что образцом для его государственных борделей Солону послужила гораздо более древняя храмовая проституция и что религиозная проституция в различных своих формах продолжала существовать в Элладе и Риме наряду со светской.
Познакомившись с первыми зачатками организации светской проституции в древности, мы перейдем теперь к описанию всей вообще античной проституции в ее полном развитии и в ее разнообразных отношениях, как они сложились в течение веков от Солона до Юстиниана, т. е. в промежуток времени приблизительно в 1200 лет. Но уразумение своеобразной стороны античной проституции, во всех отношениях послужившей образцом для современной, возможно лишь в том случае, если рассматривать ее в тесной связи со специальными условиями государственной и общественной культуры древнего мира. Только тогда возможно научное понимание, которого не давали простой исторический пересказ с нагромождением отдельных деталей, как это делалось до сих пор. В особенности это можно сказать об описании Поля Лакруа, который не обратил почти никакого внимания на основные общие точки зрения, проявляющиеся в различных культурных влияниях и превращениях проституции, и на ее отношение к социальному вопросу. А потому Блюмнер справедливо называет имеющиеся до сих пор исторические описания проституции дилетантскими. Нашей задачей, следовательно, будет описание античной проституции по источникам, и в связи с остальными социальными условиями, придерживаясь при этом строго научной точки зрения.
1. Социальные предпосылки и факторы, благоприятствовавшие развитию античной проституции. – Развитие и своеобразная дифференцировка античной проституции совершались на основе дуализма между строгим моногамическим принудительным браком, с одной стороны, и необыкновенной половой свободой мужчины – с другой. Нигде мы не видим этого дуализма – этой антиномии и дисгармонии половой жизни – в такой резко выраженной и очевидной форме, как у древних. Даже средние века, несмотря на строгое понятие о браке и строгую защиту его, не обнаруживают уже такой остроты противоположения, а тенденция современной культуры, начиная с ренессанса, очень ясно направлена к ослаблению и постепенному исчезновению этого дуализма. Правильность уравнения: угнетение и несвобода замужней женщины – безмерному росту проституции в городах – всего легче и всего нагляднее можно доказать для древней эпохи.
Достойно внимания, что в эпоху Гомера, несмотря на доказанную для того времени полигамию и на относительно большую свободу женщины, не знали сколько-нибудь обширной проституции, если не считать сосредоточившуюся в нескольких священных местах религиозную проституцию в честь Афродиты, на которую намекает, быть может, Одиссея (VIII, 362–366). Геродот же (II, 51) сообщает, что культ фаллоса (а с ним, вероятно, и религиозная проституция) перенесен в Элладу пеласгами. Замечательные стихи, которые я нашел у Гезиода («Werken und Tagen» 373–375), также указывают, быть может, на существование проституток в героическую эпоху:
Deinen Sinn betöre kein Weib mit uppigen Huften,
Schwatzend mit schmeichelnder Rede, und Dir die Hütte durchsuchend.
Wer den Weibern vertraut, hat listigen Dieben vertrauet. [679]
(He давай вскружить себе голову женщине с роскошными бедрами и льстивыми речами, которая, болтая, обыскивает твою хижину. Кто женщинам верит, тот хитрым ворам доверяется).
Но, в общем, так называемый героический период Греции еще не знал, вероятно, проституции, как элемента общественной жизни. Такого мнения придерживается и Блюмнер. Лишь после строгого проведения патриархальной моногамии и связанного с ней ограничения деятельности замужней женщины исключительно домашней сферой – что О. Шрадер приписывает восточным влияниям – появляется и проституция, как необходимый коррелят моногамического брака, которая в VII и VI веке до Р. X., во времена Солона, уже достигла, как мы видели, полного развития. Если мы хотим понять внутреннюю связь между греческой проституцией, как массовым явлением и необходимым, по понятиям того времени, государственным и общественным учреждением, с одной стороны, и введением строгой брачной морали – с другой, то мы должны себе ясно представить греческий брак исторического времени и обусловленное им несвободное, зависимое положение женщины.
Целью греческого брака было, прежде всего, рождение красивых и здоровых детей и ведение домашнего хозяйства женщиной. Индивидуальной же любви супругов не придавалось никакой цены – настолько, что например, Элиан (Varia historia XII, 34) указывает, как на нечто удивительное, что Лавзаний питал нежную любовь к своей супруге. Так как браки заключались главным образом ради воспроизведения крепких и здоровых детей, то, прежде всего, принимались во внимание здоровье и другие вообще качества женщины, необходимые для размножения, причем они на основании закона, по-видимому, проверялись «пробными ночами». Это явствует из открытого нами недавно отрывка письма поэта Каллимаха.
Und schon schlief bei dem Jüngling die Jungfrau;
denn das Gesetz befahl, einen vorhochzeitlichen Schlaf zu schlafen [683]
(Уже спала девушка у юноши; потому что закон повелевал спать предбрачным сном).
Подробное описание афинского брака и узости охватываемой им сферы мы находим у Ксенофонта в его «Oeconomicus» (гл. 7). Там сказано:
«Мне кажется, боги очень мудро соединили пару, которую мы называем мужем и женой, чтобы они, живя вместе, по возможности были полезны друг другу. Во-первых, пара эта предназначена для того, чтобы продолжить род людской, вступая в супружеские сношения, чтобы не вымерли различные виды живых существ. Затем человек приобретает, по крайней мере, вследствие этого опору в старости. Наконец, человек не живет ведь, подобно зверям, под открытым небом, а нуждается в убежище. Но чтобы иметь под своей кровлей запасы, нужно иметь людей, которые занимались бы работами на открытом воздухе. Обработка поля, посев зерна, уход за растениями, пастьба скота – все это работы, производимые на открытом воздухе, и от них получается все необходимое для пропитания. А когда запасы эти уже имеются в доме, опять-таки нужен кто-нибудь, кто исполнил бы работы, которые не могут производиться на открытом воздухе. Сюда относятся уход за новорожденными детьми, приготовление кушанья из плодов и изготовление платьев из шерсти. А так как и те, и другие работы – и вне, и внутри дома – требуют деятельности и надзора, то Бог, мне кажется, сразу так создал нашу природу, что женщина приспособлена для работ и забот в доме, а мужчина – для работ и заботь вне дома. Тело и душу мужчины Он создал так, что мужчина лучше переносит жар и холод, путешествия и военные походы, а потому Он и возложил на него занятия вне дома. Женщине же Бог дал меньше сил, тем самым, как будто возложив на нее домашние обязанности. Он знал, что создает женщину для ухода за новорожденными детьми, что поручает ей детей, а потому внушил ей больше любви к ребенку, чем мужчине. Далее, так как Бог поручил женщине сохранять все, принесенное в дом, и видел, что для этой цели не мешает иметь робкую душу, то он снабдил ее большей долей робости, чем мужчину. Он знал также, что работающему вне дома, на тот случай, если бы ему кто-нибудь причинил вред, необходимо защитить себя, и потому дал ему больше мужества… Это одобряют и наши учреждения, связывая мужа и жену. И подобно тому, как Бог создал их для общего ухода за детьми, наши учреждения также предназначают их к общей заботе о семье и домашних нуждах, и считают похвальным и прекрасным для каждого из них именно то, к чему Бог естественно сделал его более способным. Женщине более подобает оставаться дома, чем вне дома, в мужчине же достойно порицания, если он сидит дома и не заботится о делах вне дома».
Но и для этих ограниченных узкими рамками обязанностей молодая гречанка, очень рано выходившая замуж – нередко в 13–15 лет – не получала достаточной подготовки. В своих дальнейших рассуждениях тот же Ксенофонт объясняет, что она ничего не понимает в возложенных на нее и подробно им описанных обязанностях, разве только умеет сшить платье из шерсти, так как все ее добрачное воспитание состояло в том, чтобы умеренно есть и пить и, по возможности, мало слушать и спрашивать. Последствием такого воспитания была столь большая робость, что она ни в чем не доверяла себе и едва осмеливалась говорить со своим мужем. Критика Ксенофонта сводится к тому, что очень многие женщины Аттики, именно вследствие такой полной несамостоятельности, неспособны даже к ведению своего дома и к воспитанию своих детей. Того же мнения придерживается и Платон. Таким образом, женщина из «клетки материнского гарема переходила в клетку мужа» и здесь вела строго замкнутое, несвободное существование, мало внушавшее к себе уважение. Греческий брак ни в каком отношении не отличался индивидуальным характером. Напротив, он во все времена был браком по расчету в худшем смысле этого слова, причем решающее значение для него имели, главным образом, материалистические соображения. Брак был «необходимым злом», а заключение брака по взаимной склонности, в виду замкнутой жизни девушек, наблюдалось очень редко.
Правило же составляли денежные браки и подходящие браки по расчету. (Лукиан, Dialogi meretricii 4, 1; 7, 4; Ксенофонт, Hieron гл. I).
Последствием такого порядка вещей была полная подчиненность женщин в семье и отстранение их от всех интересов мужчин вне дома, доходившее до того, что им запрещено было даже посещение театра (Элиан, Var. Histor. X, I); а мужья обращались с ними с большой строгостью. Это видно, например, из характерных стихов в «Лисистрате» Аристофана (строфы 507–515):
Wohl trugen wir Frau’n in dem vorigen Krieg und der Notzeit alles geduldig
In bescheidenem Sinn, wie Frauen nur sind, was immer ihr Männer begannet;
Denn ihr liesset uns ja nicht mucksen cinmal. Seit dorther gefielt ihr uns gar nicht,
Wir erkannten euch wohl mit feinem Gefuhl, und sassen wir stiller zu Hause,
Da vernahmen wir haufig genug, wie verkehrt ihr die wichtigsten Dinge beratet.
Dann fragten wir euch in der Seele betrübt manchmal, doch lächelnden Mundes:
«Was habt ihr nun in der Versammlung des Volks heut wegen des Friedens beschlossen?
Was wird auf die Säule geschrieben?» – «Was geht das Dich an?» brummte der Mann drauf;
«Du schweigst mir davon!» – Und ich schwieg. [689]
(Во время прошлой войны и несчастий мы, женщины, все сносили терпеливо; со скромностью, присущей только женщинам, относились мы ко всему, что затевали вы, мужчины; а вы не позволяли нам даже пикнуть. Но с тех пор вы нам совсем не нравитесь. Тонким чувством мы поняли вас и даже сидя дома часто узнавали, как превратно вы толкуете важнейшие государственные дела. Тогда мы с улыбкой на устах и с болью в душе иногда спрашивали вас: «Что вы сегодня решили в народном собрании относительно мира? Что будет написано на столбе?» – А муж мой ворчал в ответ: «Тебе-то какое дело? Замолчи!» – и я молчала).
В Афинах и Ионии мужчина искал вообще индивидуальных отношений с женщинами внебрака – у гетер и конкубинаток. Про спартанских женщин Платон, напротив, говорит (Gesetze VII, 80ба), что, свободные от низшей ткацкой работы, они наравне с мужчинами принимают участие в богослужении, в управлении домом и воспитании детей, в то время как в Афинах решающий голос во всех этих делах принадлежал мужчине. Это не простая случайность, что в Спарте проституция никогда не достигала сколько-нибудь заметного развития. Это непосредственно зависит от более свободного положения спартанской женщины. На это указывает Ретценштейн. Но и в Спарте цель брака была только физико-политическая (произведение на свет детей для государственных целей и воспитание их под наблюдением государства). Поэтому бесплодные браки не связывали (Геродот VI, 61) и бывали даже случаи временной уступки жены ради произведения потомства (Плутарх, Ликург 15; Ксенофонт, de republica. Loc. 1, 7).
Римский брак, несомненно, был гораздо ближе к нашему современному понятию о браке, чем греческий, в виду большей свободы и большего уважения, которым пользовались римские матроны. Но и здесь главной целью брака было рождение детей, как это доказывает старая, употребительная во время вступления в брак формула «liberorum quaerendorum causa» (Плавт, Aulularia 11, I, 26; Captivi IV, 2, 109; Августин, de civitate dei XIV, 18). Особенно характерным в этом отношении является следующее место из Аулус Геллия (Noct. attic. IV, 3, 2): «Сообщают, что Карвилий этот чрезвычайно любил и высоко ставил за ее добродетели свою жену, с которой развелся, но священный страх перед клятвой (данной им), по его словам, еще превосходит его нежность и любовь. Дело в том, что (как это всегда бывает при венчании) он должен был произнести перед судьями нравов клятву (обычную), что он берет себе жену только для того, чтобы иметь потомство (законное). В виду юного возраста вступавших в брак девушек (12–14 лет), другой точки зрения и не могло быть. Знакомство супругов до брака также бывало редко. Тем не менее, как мы уже упоминали, положение женщины – если не считать более древней эпохи с ее выраженным патриархатом – было относительно самостоятельное. В предисловии к своим биографиям, где он отмечает главные различия между греческими и римскими нравами, Корнелий Непот говорит: «Какой римлянин стыдится повести свою жену на званый обед, или какая хозяйка не живет в передней части дома и держится вдали от сношений с людьми?» Римским женщинам разрешено было также посещать театры и другие публичные места.
Если мы, тем не менее, в третьем веке до Р. X. видим, что проституция приняла в Риме широкие размеры, то это нужно приписать почти исключительно греческому влиянию, а не специально римским условиям семейной жизни. В Греции, как и в Риме, прежде всего, чрезвычайно благоприятствовали развитию проституции строгий взгляд на брак и наказание за нарушение супружеской верности. Мало того, можно даже сказать, что во времена Солона в Греции и Риме планомерно поощряли проституцию, потому что ошибочно верили, будто тем самым можно защитить брак от вторжения разврата. Первая государственная организация проституции последовала исключительно с этой именно точки зрения. К тому же понятие о незаконном и наказуемом соитии, «illicitus coitus», было у древних гораздо шире, чем у нас. Наказанию подвергалось не только собственно прелюбодеяние, т. е. половое сношение с замужней женщиной, но и соблазнение незамужней сестры или дочери. И то, и другое греки объединяли в одном общем понятии, между тем как римляне нарушение супружеской верности называли «adulterium», а половое сношение с приличной незамужней женщиной или вдовой носило название «stuprum» (Диг. 48, 5, 6, § 1; Диг. 48, 5, 34). Контраст между строгим воззрением греко-римского законодательства на внебрачные половые сношения с замужними и незамужними гражданками, с одной стороны, и снисходительный взгляд на сношения с проститутками, с другой, – в высшей степени поразителен. Он рисует нам античную проституцию, как оборотную сторону и необходимый коррелят брака или как защиту «половой чести» известного класса женщин.
Мы приведем здесь следующие пункты греческого законодательства, касающиеся нарушения супружеской верности и недозволенных половых сношений. Все греческие законы разрешали собственную месть за соблазнение матери, сестры, дочери и даже конкубинатки. Пойманный с поличным мог быть безнаказанно убит. Государство же наказывало за прелюбодеяние смертной казнью только в Тенедосе. По закону Залевка, прелюбодею выкалывали глаза (Элиан, Var. hist. XIII, 23). В общем же государственное законодательство карало за такого рода проступки более или менее значительными позорными наказаниями. Так, например, у пизидийцев и кумейцев мужчину и женщину, провинившихся в прелюбодеянии, сажали на осла и возили по городу (Стобеус, Florilegium 44, 41; Плутарх, quaest. graec. 2). В Гортисе, на острове Крите, прелюбодею надевали венок из шерсти, он пользовался всеобщим презрением и терял все гражданские права; кроме того, он должен был уплатить в общественную кассу 50 статеров (Элиан ХИ, 12). В Лепреуме прелюбодея и его сообщницу присуждали к пожизненному лишению прав; кроме того, его в течение трех дней гоняли связанным по городу, а ее в течение одиннадцати дней выставляли в легком нижнем платье на рынке у позорного столба (Гераклид, fragm. 14). В Афинах, кроме денежного штрафа и лишения прав, применялись еще телесные наказания.
И в Риме также муж, поймавший свою жену на месте преступления, имел право убить ее (Геллий X, 23; Сенека de ira 1, 16), а к совершившему прелюбодеяние с его женой он мог применить любой акт мести (убийство, оскопление, изуродование носа и т. д.; Квинтилиан, Instit. orator. HI, 6, 17; V, 10, 39, 52, 88; Плавт, Curculio I, 1, 28 и след.; Miles gloriosus V, 2 и след.: Poenulus IV, 2, 40; Теренций, Eunuch, V, 5, 15; Гораций, Сатиры, 1, 2, 45 и след.; Ювенал X, 311 и след.; Марциал II, 60; III, 85). То же самое имел право сделать и отец совершившей прелюбодеяние. Но по закону, если отец или супруг хотели прибегнуть к кровавой мести, они должны были убить обоих виновных (Квинтилиан V, 10, 104; VIII, 1, 6; Сенека Controvers. I, 4; II, 24). «Stuprum», т. е. недозволенные половые сношения с незамужними женщинами наказывались денежным штрафом или изгнанием.
В 18 году до Р. X. император Август издал знаменитый «Lex Julia de adulieriis», который наказывал не только за нарушение супружеской верности, но и за половые сношения с незамужними и вдовыми свободными женщинами. Наказаниями служили: конфискация имущества, телесное наказание, изгнание. Что касается мести со стороны пострадавшего, то lex Julia допускал убийство только обоих виновных. При позднейших императорах закон этот еще обострился, благодаря введению смертной казни, как государственного наказания (Instit. 4, 18: 4; Cod. 9, 47, 16; 11, 36, 4; Аммиак Марцеллин, 28, 1). Юстиниан подтвердил смертную казнь, как наказание мужчины за прелюбодеяние, а виновная женщина должна была подвергнуться пожизненному заключению в монастырь, если муж через два года не принимал ее опять к себе (Nov. 117с 8; 134с 10).
Такое суровое законодательство само собой наталкивало на рекомендацию сношений с проститутками, как наиболее удобное средство, чтобы не переступать приведенных законов. Со времени Солона у античных авторов можно проследить многочисленные указания в этом смысле. Страх перед последствиями внебрачных отношений со свободными гражданками тем более приводил к мысли о необходимости и безопасности сношений с проститутками, что опасность заражения половыми болезнями еще была неизвестна древним. Ниже мы приведем несколько наиболее разительных примеров вышеуказанного взгляда древних, который чрезвычайно благоприятствовал развитию проституции.
Когда Антисфен увидал однажды человека, обвиняемого в прелюбодеянии, он воскликнул: «Несчастный, какой большой опасности ты мог бы избежать за один обол!» (Диоген Лаерций УИ, 4). Эвбул в «Pannychis» хвалит проституцию, как верное и безопасное средство удовлетворения полового инстинкта (у Атенея XIII, 24 стр. 568е). Ксенарх в «Pentathlos» порицает молодых людей, которые подвергают себя большой опасности, вступая в половые сношения со свободными женщинами, вместо того, чтобы в безопасности наслаждаться радостями Венеры в публичных домах. (Атеней ХШ, 24 стр. 269 в. с.). Даже известный своей строгой нравственностью Катон, увидав раз молодого человека, выходившего из публичного дома, приветствовал его, что он удовлетворяет свой половой инстинкт таким безобидным способом, не совершая преступления (sine criimine), т. е. прелюбодеяния или соблазнения.
«Славно, славно, – крикнул Катон, изрекая великое слово. —
Если гнусная похоть бушует в жилах, то лучше Юношам спускаться сюда, не вводя в искушенье Жен чужих».
(Гораций, Сатиры, кн. I, сат. 2, ст. 30–35, перев. Фета).
В «Curculio» (Акт I, сц. 1) у Плавта сказано:
Das Haus ist eines Kupplers Haus,
So besser denn;
Kein Mensch verbeut und wehrt es dir, dass für dein
Geld Du kaufest бит, was öffentlich zu Markte steht.
Die off’ne Strass’ ist jeglichem ja unverwehrt.
Suchst du dir durchs verwachsne Hag den Fussteig nicht,
Hältst du dich rein von Ehefrau’n, Witwen, Jungfernschaft
Und Knaben freier Eltern, liebe so viel du willst. [700]
(Этот дом – дом сводника. Тем лучше! Никто не запрещает тебе купить на свои деньги то, что публично продается на рынке. Открытая улица ни для кого не составляет запретной вещи. И если ты не пробираешься через заросшую изгородь и держишься вдали от замужних женщин, вдов, девушек и мальчиков свободных родителей, то предавайся любви, сколько душе угодно!).
Гораций, сочувственно цитирующий во 2-й сатире 1-й книги вышеприведенные слова Катона и указывающий там же на опасности прелюбодеяния, в другом месте резко противополагает в этом отношении сношения с проститутками:
«Ты к чужой супруге стремишься, Даво к уличной деве;
Кто из нас достойней креста? – Когда мою похоть
Возбуждает природа меня при свете лампады…
Я ухожу без позора и без забот, как бы больше
Статный или богатый со мной не сходил в то же место.
Ты, как сбросишь отличия, всадника перстень и тогу
Римскую, из судьи обратишься в грязного Дама,
Так как душистую голову в плащ завернул ты. Но разве
Ты не то, чем прикинулся? За провожатым робко
Входишь, в борьбе между страхом и похотью кости трепещут.
Что за различие – ходишь ли ты, обречен на сожженье,
На убиение розгами или мечем – или заперт
В гнусный ящик служанкой, сообщницей зла, помещенный,
Скорчен так, что дошел головой до колен? Не дана ли
Мужу греховной жены над обоими воля по праву? [701]
(Кн. II, сат. 7. стих. 46–62. Перев. Фета.).
Овидий в начале своей книги «Наука любви» (1, 23) решительно подчеркивает, что он воспевает только «Venus tuta», любовь к гетерам, на которых не распространялись законы о браке. Он воспевает только любовь «вне закона» (11, 599).
Совет посещать бордели и вступать в сношения с гетерами тем понятнее со стороны древних, что страстная индивидуальная любовь с оттенком романтизма у них без сомнения не существовала в таком объеме, как в наше время, а если иногда и наблюдалась, то в общем ее все же отвергали и смотрели на нее, как на нечто болезненное. Замечательно, что античный человек считал самые бурные вспышки элементарной чувственности гораздо менее опасными, по их действию на способности и человеческое достоинство (virtus), чем глубокие душевные переживания любовной страсти. Эрвин Роде говорит: «Греки всегда смотрели на бурную, непреодолимую власть любви над человеком, как на унижающее его несчастье – как на «пафос», правда, но не героически-активный, а чисто пассивный, который опутывает волю, вырывает руль из рук разума и человека, увлеченного в пропасть страстей, не возвышает в момент погибели, как героические преступления трагических героев, а, напротив, горестно подавляет и убивает». Этим объясняется, почему более древняя эпическая поэзия греков, как и трагедия их, никогда не делала любовь предметом своего творчества. Ни у Гомера, ни у Гесиода, или Эсхила, мы не находим любовных сцен.
Только любовь между Гаймоном и Антигоной в «Антигоне» Софокла может уже считаться изображением глубокой, страстной индивидуальной любви. Еврипид называет ее болезнью (Гипполит 477, 730, 764 и след.; отрывок 340). Тем не менее, такая любовь, разумеется, все же существовала в Греции, как это видно из раннего описания ее в поэзии восточной Греции (Архилох, Сафо). Но закон и господствовавшие нравы подавляли ее по отношению к жене и направляли, как мы увидим ниже, частью на гетер, частью же на мальчиков. Но и здесь чувственная основа осталась преобладающим моментом, даже в платонической любви. Правда, в периоде расцвета истории Греции и Рима господствовавшая там чувственность была совершенно наивная, гармоничная, с необходимостью вытекавшая из природы человека, в своем наивном отношении к наготе и красоте тела обнаруживавшая, безусловно, пластически-эстетические черты. Столь характерный для христианского культурного мира дуализм, антагонизм между душой и телом, еще не оказал в то время своего губительного действия на половую жизнь. Чувственное здесь менее надломлено и менее рафинировано, потому что для античного человека все половое лежало вообще по ту сторону добра и зла и христианское понятие «греха» еще не применялось к нему. Правда, аскетические тенденции позже и здесь уже были известны, а некоторые отклонения от нормы и извращения обозначались, как «болезнь»; но не было еще монашеской борьбы между плотью и духом, и «плоть» была только красивой внешней формой внутренней духовной жизни. В чувственной красоте почитали и наслаждались духовной. Идеал человека – голый человек, а не человек в одежде.
Это сказывалось, по Тэну, в очень многих чертах греков. Так, например, карийцы, лидийцы и все вообще варвары, соседи греков, стыдились появляться голыми, греки же без стеснения сбрасывали свое платье, чтобы бороться и бегать. Даже молодые девушки в Спарте занимались гимнастикой и фехтованием почти голыми. Затем все большие празднества – олимпийские, пифийские и немейские игры – были «выставкой и триумфом голого тела», на глазах всех, при кликах одобрения всего народа. Так как греки страстно поклонялись совершенству тела, то они не стыдились во время священных праздников обнажать его перед богами. Совершенство тела считалось чем-то божественным.
Этим объясняется, что греки воздвигали памятники красивым женщинам и мужчинам, как мы теперь воздвигаем их великим мыслителям и поэтам. Громадное распространение любви к мальчикам, несомненно, находится в связи также и с этим глубоким действием нагой красоты тела, которая у юных мужчин выступала еще резче, чем у девушек. Сами половые признаки – что еще и теперь вызывает величайшее негодование со стороны приверженцев pruderie – тоже были предметом наивного эстетического наслаждения. Как говорит Фридрих Теодор Фишер, греки не без основания правильно ухаживали за своей силой и так же мало стыдились этого, как мало стыда в сильных словах книги Иова о бегемоте: «сила его в чреслах его и крепость его в мышцах чрева его».
Поэтому физическое половое наслаждение во всех его проявлениях, даже так называемых извращенных, было для древних чем-то естественным, элементарным, что они не переоценивали, но и не ставили слишком низко, как мы это видим у современных европейских народов, где постоянное колебание между этими двумя крайностями именно вызывает гибельные дисгармонии половой жизни. Сильная, даже жгучая чувственность, частью зависевшая, быть может, от южно-европейского жаркого климата, составляла наиболее резкую черту античной любви. «Сатириаз», т. е. повышенная половая чувствительность или гиперестезия, представляет специфически античную болезнь. Древние врачи описывают ненасытную потребность в половых наслаждениях, как частую в то время болезнь у мужчин и женщин, между тем как теперь она наблюдается довольно редко.
Такое преобладание физической любви тем более должно было способствовать развитию свободных, неурегулированных отношений с проститутками, что брак, как мы уже упоминали, преследовал совершенно другие цели и что для удовлетворения «taetra libido» без всяких стеснений указывали на проституцию. К тому же романтический элемент индивидуальной любви мог найти себе исход исключительно в любви к гетерам, потому что из брака он был исключен. Финк приводит тому три причины: унизительное, несвободное положение женщины, отсутствие непосредственного любовного ухаживания перед свадьбой и невозможность личного предпочтения, так как выбор супруга или супруги был делом родителей. Характерно, что индивидуальная любовь мужчины, в нашем смысле слова, у древних почти исключительно сосредоточивалась на высшей категории проституток, на гетерах или на мальчиках и юношах.
Комик Амфис (Атеней XIII, стр. 459в) противополагает условности брака свободной индивидуальной любви к гетере.
Ist etwa nicht die Hetare besserer Sinnesart
Als eine angetraute Frau? Um viel fürwahr!
Die eine, wie verkehrt sie auch sei, schützt das Gesetz
Zu Hause; die andre weiss, dass sie des Mannes Gunst
Durch ihr Betragen kaufen, Oder wandern muss.
(перев Фридриха Якобса).
(Разве образ мыслей гетеры не лучше, чем замужней женщины? Право, гораздо лучше! Одна, как бы она ни была лжива, защищает дома закон; а другая знает, что она должна купить милостивое расположение мужчины своим поведением или же должна будет уйти).
Романтическая любовь к гетерам играет большую роль в новейшей аттической комедии, а после и в комедиях Плавта и Теренция. Мы находим ее также в беседах гетер у Лукиана и в письмах Алкифрона. Связи Менандера с Глицерой (Alciphr. II, Epist. 3) и Аспазии с Периклом могут служить выдающимся примером таких знаменитых в истории любовных отношений, в которых мы находим все радости и страдания индивидуальной любви, и, прежде всего, – муки ревности (смотри, например, признание Ампелиса в 8 беседе гетер у Лукиана).
Индивидуальная любовь проявлялась, однако, в древности гораздо менее по отношению к гетерам, чем по отношению к лицам того же пола: мужчин – к мальчикам и юношам, женщин – к другим женщинам. В связи с этим развилась обширная гомосексуальная проституция, которую мы рассмотрим ниже. Здесь же мы укажем только на общие основные черты однополой любви, как на главный тип античной индивидуальной любви.
Ксенофонт в первой главе своего «Hiero» решительно утверждает, что любовь к мальчикам – самая прекрасная форма индивидуальной любви и как таковая заслуживает предпочтения перед любовью к женщинам. Как и в «Федре» Платона, у него «любовь», т. е. индивидуальная эротическая связь между двумя индивидуумами с целью духовного и физического общения, есть только любовь мужчины к мальчикам, «педерастия» – доказательство того, как выражается Брунс, что только любовь к мальчикам занимала мысли мужчин, любовь же к женщинам не ставила им никаких проблем. Очевидным доказательством того факта, что мальчика и мужчину в Греции ставили гораздо выше женщины в эстетическом, духовном и эротическом отношении, служат так называемые вазы с «любовными надписями». Вильгельм Клейн высказывается по этому поводу следующим образом:
«Меньшее число женских имен прямо поразительно – их всего 30 против 528 мужских имен на вазах – особенно, если мы примем во внимание, что они встречаются преимущественно на сосудах, необходимых для женского туалета, так что мы смело можем ими пренебречь».
На вазах, следовательно, выражалось почитание почти исключительно мужской красоты, по сравнению с которой женские прелести вызывали к себе гораздо меньше внимания, хотя необыкновенно красивым гетерам, как например, Фрине, воздавались чуть не божеские почести.
Любовь к красоте мужских форм вырабатывалась в гимназиях и в других общественных местах, где толпилась голая молодежь и где она занималась сообща телесными упражнениями или во время больших праздников и в театре, где точно так же представлялась возможность любоваться мужской красотой и силой. (На это решительно указывает Цицерон (Tusculanen IV, 33); это же послужило основанием и для закрытия гимназий и палестр Поликратом, относившимся враждебно к любви к мальчикам (Атеней, XIII, 78). Укажем также на полный энтузиазма гимн красоте мальчиков, который Ксенофонт (Symposion 4, 10 и сл.) влагает в уста Критобулу. По мнению Лукиана (Amor. 33 и сл.), одна только любовь к мальчикам проистекает из чувства красоты; у животных потому и нет такой любви, что у них нет чувства красоты.
Кроме такого чисто эстетического характера, в любви к мальчикам можно еще доказать значительную примесь чисто духовного элемента индивидуальной любви. Как убедительно выяснил недавно Бете, это, прежде всего, заметно в дорийской любви к мальчикам, которая послужила исходной точкой для развития повсеместной вообще античной любви к мальчикам. Если гомосексуальная любовь существовала в Греции (как и везде) и раньше, то дорийцы – последнее иммигрировавшее в Грецию дикое горное племя – первые ввели любовь к мальчикам, как признанное публично, заслуживающее уважения учреждение, как народный обычай.
Гомер никогда не упоминает о каких бы то ни было педерастических отношениях. Но уже Солон (Fragm. 25) описывает педерастию, как безобидную радость юности, и в цветущую эпоху Эллады такие мужи, как Эсхил, Софокл, Сократ и Платон были педерастами.
Бете говорит о своеобразном характере этих отношений: «качества мужчины, его геройство, через посредство любви, так или иначе, передаются любимому мальчику. Поэтому общество считает желательным, а государство даже настаивает, чтобы выдающиеся мужчины любили мальчиков; поэтому мальчики предлагают себя героям; поэтому Эраст и Эромен разделяют друг с другом славу и позор, на Эраста возлагают ответственность за трусость его возлюбленного, и он является законным представителем любимого мальчика наряду с его кровными родственниками. По этой же причине мужчина, прежде всего, обращает внимание на способности мальчика, которого он избирает себе, и еще строже подвергается испытанию мужчины, чтобы решить, стоит ли оно того, чтобы перенести его на другого. Для мальчика считалось позором не найти себе возлюбленного, а с другой стороны, считалось за честь, – которую на Крите праздновали и публично, и в семье, – если мальчик приобретал любовь уважаемого возлюбленного и торжественно соединялся с ним. Отсюда почетный титул для мальчиков, причастных к любви мужчины, их почетное платье, публичное чествование при каждом удобном случае – не однократное, а постоянное, потому что мальчики эти благодаря любви приобретают чин, которому подобают отличия. Насколько глубоко укоренилась вера в облагорожение мальчиков благодаря любви мужчины, насколько она была распространена и всеобща, ясно показывает Платон. В «Symposion» он влагает в уста Аристофану следующие слова: «лишь те становились выдающимися мужами в государстве, которые мальчиками испытали любовь мужчины (Sympos. 191Е, 192А)». Нужно заметить, что речь идет здесь исключительно о чувственной любви к мальчикам.
Бете отвергает всякое идеализирующее объяснение педерастии и убедительно доказывает ее половую основу, несмотря на то, что она в высшей степени индивидуальна. Мало того, самый индивидуализм опирался здесь на половой характер любви, в том отношении, что античная любовь к мальчикам покоилась на старинной вере, что при половом сношении душа, ум, характер любовника переносятся на мальчика, и что таким образом из чисто чувственного акта возникает душевное взаимодействие, значительно более индивидуального характера, чем была в то время гетеро-сексуальная любовь. Более того, благодаря своему педагогическому характеру, совершенно отсутствующему в теперешней любви между мужчиной и женщиной, любовь к мальчикам поднялась даже выше этой последней. Такой выдающийся знаток античной культура, как Ульрих фон Виламович-Меллендорф в особенности подчеркивает эту педагогическую сторону педерастической связи и старается объяснить ее отношение к чувственной стороне в следующих прекрасных выражениях:
«Ведь и нам также знакомы чувства поклонения полузрелых юношей к знаменитым современникам, или полная снисхождения любовь взрослых к распускающимся бутонам цветущей юности. Чем более мы ценим эти чувства, тем грешнее нам, конечно, кажется их профанация. Но человек имеет плоть, которая в зрелом возрасте особенно сильно действует на душу. Разве же это не было могучим прогрессом, если отныне не одна Венера связывала двух людей, а к ней присоединился еще ее сын Эрос, неразлучный с Психеей? Если Пиндар, будучи уже стариком, признается, что при виде юношески прекрасных тел мальчиков он тает, как воск от огня, то это, конечно, чувственность. Но старик этот всю свою долгую жизнь развивал в юношах понятие о высших обязанностях мужской чести. Когда душа человека почувствовала потребность в любви и процветание любимой души стало необходимым условием его собственного счастья, он достиг уже очень многого. Без сомнения, о противоестественном грехе нельзя судить мягче, чем Еврипид и Платон; но тот же Платон, в качестве сократика, учит быть господином своих чувственных страстей, хотя он и признает чувственные наслаждения и находит, что в любви к мальчикам коренится удовлетворение собственной страстной потребности направить прекрасную душу юноши на путь возвышенных стремлений.
Так любила Сафо, с жгучей чувственностью, но бессознательно охраняемая чистым чувством женщины; так любил Сократ – муж разума, который знает, хочет и может то, что он должен. В такой любви к Диону со страстной печалью признался Платон. Что принесло такие плоды, то нельзя проклинать, хотя бы Номос и изнасиловал здесь человеческую природу».
Тем не менее, на основании фундаментальных исследований Бете, невозможно сомневаться, что физический элемент, по сравнению с идеальным, составлял в античной педерастии первичный момент. Даже идеализирующие ее авторы, как Hossei, Mahaffi и Симондс не могут отрицать в ней грубо чувственной стороны, но они признают последнюю вторичным явлением, последствием «вырождения», чисто идеальной будто бы вначале любви к мальчикам. Напротив, выдающиеся знатоки греческой культуры, как В. Ваксмут и Октав Делепиерр, еще до Бете подчеркивали безусловно чувственную основу античной любви к мальчикам и мужчинам. Идеальная сторона дорийской любви к мальчикам развивалась, в особенности, в связи с дорийской гимнастикой и потому это своеобразное социальное учреждение уже очень рано проникло и в Афины, как привилегия свободных мужчин. Закон Солона (Плутарх, Солон I, и Эсхин против Тимарха стр. 147, 128) признавал любовь к мальчикам приличной и заслуживающей уважения склонностью, но не разрешал ее рабам.
Период расцвета любви к. мальчикам, как политически-педагогического учреждения, относится к 6 и 5 веку до Р. X., до наступления персидских войн. С ослаблением описанных отношений между юношами и взрослыми мужчинами в эллинскую эпоху – быть может в причинной связи с выступившими в то время на сцену гетерами – индивидуальный, душевный и социальный момент в гомосексуальной любви мужчин все более и более отходил на задний план, уступая место чисто физическому влечению. Римляне уже переняли от греков единственно только эту сторону любви к мальчикам, как показывает сообщение Ливия (39, 13) о гомосексуальных оргиях на введенных в то время в Риме ночных вакханалиях.
Если принять во внимание всеобщее распространение любви к мальчикам в классической древности и полную ее публичность, то нетрудно понять, что мужская проституция пользовалась тогда почти равными правами с женской и достигла таких размеров, о которых в настоящее время невозможно себе составить истинного представления. Еще вопрос, встречаются ли чаще в литературе эллинской эпохи и времен империи проституированные мальчики и кинеды или проститутки.
Гомосексуализм женщин в древности далеко не играл такой роли в общественной жизни, как гомосексуализм мужчин, тем не менее, он был известен древним и применялся на практике. Замечательно, что трибадия, как и любовь к мальчикам, достигла более широких размеров, прежде всего, у дорийцев. Плутарх сообщает (Ликург 18), что однополая любовь до такой степени одобрялась в Спарте, что и порядочные женщины любили девушек. Платон говорит в «Symposion» (стр. 191) о любви женщин к женщинам, как о вещи, всем известной. Там сказано: «Многие представляют только как бы сколок с женщины – они мало направляют свою чувственность на мужчин и обращаются больше к женщинам. К такого рода женщинам принадлежать все те, которые развратничают с женщинами. Оба автора, очевидно, имели здесь в виду чувственную любовь – я допускаю это вместе с Ваксмутом, против Велькера и Карла Отфрида Мюллера, потому что одно упоминание о странном факте чисто гомосексуальных любовных отношений между женщинами для антрополога уже заключает подчеркивание физического элемента, хотя можно, разумеется, не отрицать при этом и идеальной основы этих отношений. В этом же смысле нужно понимать любовь и знаменитой лесбической поэтессы Сафо, как я уже указывал на это в другом месте.
Наряду со Спартой наиболее старым местом лесбической любви считался Лесбос, как это видно из пятой беседы гетер у Лукиана: «Говорят, что женщины на Лесбосе в такой степени трибады, что избегают объятий мужчин, а, напротив, сами наслаждаются женщинами, как мужчины». Атеней (XIII, 90 стр. 610а, в) приводит в связь эти гомосексуальные половые отношения с состязаниями женской красоты, которые имели место в Лесбосе и Тенедосе. Центром трибадии считался также развратный Милет, где, по словам Аристофана (Лисистрата, 108–110), даже изготовлялись для сношений женщин с женщинами известные искусственные члены (см. Суидас). Об этом же предмете трактует и шестой мимиамбус Герона, озаглавленный «Две приятельницы, или доверчивая беседа», из которого видно, что пользовавшиеся этими olisbos женщины составляли нечто вроде тайного союза, из которого исключены были все «не имевшие к нему отношения». Плавт (Persa. II, 2, 45), Гораций (Epod. V, 41) и Сенека старший (Controversiar 2, ed. Bipontina 1783, стр. 92) упоминают о существовании гомосексуальных женщин в Риме, а Ювенал и Марциал знакомят нас с громадным распространением трибадии во времена империи. Как велико было число трибад, видно из эпитета «Tribadum tribas», которым Марциал (VИ, 70) начинает свою речь к Филене. Об их организации в тайные клубы говорит в своем описании Ювенал (VI, 306–322). Из описания этого видно, что трибады справляли свои оргии у алтаря богини Pudicitia и во время праздника Bom Dea. Сенека младший (Epist. 95) упоминает о половых сношениях между женщинами, как о давно известном факте. Наконец Тертуллиан (De pallio 4, De resurrectione carnis 16) упоминает о трибадах («frictrices») наряду с проститутками, причем из слов его можно заключить, что они представляли в то время очень частое явление. А потому нет ничего удивительного, что к услугам таких женщин существовала гомосексуальная женская проституция, – о чем мы еще будем говорить ниже, – хотя она естественно не была так обширна, как проституция мужская.
От индивидуальных отношений между обоими полами, благоприятствовавших развитию проституции, мы перейдем теперь к собственно социальным факторам древнего мира, из которых произошла специальная организация и дифференцировка античной проституции и то особое отношение между предложением и спросом в этой области, которое осталось и сохранило свою силу еще и в наше время.
Как мы уже упоминали, неистощимым источником для проституции служили в древности рабы, из которых, главным образом, рекрутировалась как женская, так и мужская проституция.
Благодаря войнам, похищению и покупке людей, благодаря рассматриваемой нами ниже обширной торговле рабами и чрезвычайно частому подкидыванию детей (которое играет, например, большую роль в аттической комедии и у Плавта), тысячи мальчиков и девочек попадали в рабство, так что число их в отдельных городах в несколько раз превосходило число свободных обывателей.
По Гелльвальду, Греция имела около 4–5 миллионов свободных жителей и около 12 миллионов рабов, почти исключительно не греческого происхождения. По Курциусу, Аттика имела вчетверо больше рабов, чем свободных людей, т. е. около 400.000. По Деметрию из Фалерона (Атеней VI, 272с) в Коринфе было 460.000 рабов, в Эгине – 470.000, меньшинство которых было занято в домашнем услужении и для частных целей, а большинство – на полевых работах, в мастерских, фабриках, в горном деле, на судах и т. д. Согласно господствовавшим взглядам, которые разделялись даже такими людьми, как Длатоп и Аристотель, рабы считались, по сравнению с свободными людьми, низшими существами, порочными от рождения. За исключением лишения жизни, которое могло быть произведено только по решению суда, рабы находились в полном распоряжении своих господ, которым разрешено было какое угодно дурное обращение с ними. Еще печальнее было положение рабов у римлян. Значительная часть рабов и рабынь употреблялась их владельцами для целей проституции или даже эксплуатировалась с этой целью экономически. Ритор Дион из Друзы в резких словах бичует злоупотребление властью, когда несвободных людей против их воли заставляли заниматься таким позорным промыслом. «Это постыдный и бесстыдный промысел, – говорит он, – когда пленных женщин и детей или купленных людей позорно выставляют везде в грязных лавках, на рынке, в местах, где проходят знатные, поблизости от присутственных мест и храмов, посреди всего того, что должно бы быть особенно дорого людям. Ни на варваров, ни на Эллинов, прежде свободных, а теперь живущих в жалком рабстве, не следовало бы налагать насильно такой позор. Поступать так, значит заниматься гораздо более недостойным и грязным делом, чем пастухи лошадей и ослов: те сводят скотину, не имеющую стыда, без насилия и принуждения, а здесь дают возможность похотливым и грязным развратникам бесцельно и бесплодно соединяться с людьми, в которых живет стыд, против их желания… Необходимо хоть сколько-нибудь позаботиться об этом и не смотреть так спокойно и равнодушно на злоупотребления, которым подвергается тело презираемых и порабощенных людей»…
В древности бесправными и лишенными всякой свободы были не только лица, жившие в борделях; большинство свободных проституток также были в рабстве у сводника или владельца, который отдавал их своднику в наймы для целей проституции. Сводники обыкновенно скупали, похищенных во время войны или пиратами, мальчиков и девочек и проституировали их. (Сенека controvers. I, 2). Для этой же цели воспитывались и продавались подкидыши (Теренций Heautontimorumenos 4, I, 26). Из комедий и из найденных недавно папирусов мы знаем, как часто подкидывали в то время собственных детей, особенно девочек.
Мы ограничимся здесь приведенными общими замечаниями, так как ниже мы еще рассмотрим подробнее весьма распространенную у античных народов торговлю девушками и проституированными мальчиками. Кроме рабов, проституцией занимались также многие вольноотпущенные. Число же вполне свободных проституированных лиц было в Греции чрезвычайно невелико и только во времена императоров они доставляли более значительный контингент для проституции. Замечательно, что часто, когда выяснялось, что проданная для проституции девушка была раньше свободна, ее обязаны были отпустить на свободу, если за нее уплачивали затраченные на ее покупку деньги. Так, в «Сшгии1ио» Плавта (акт III, сцена 5), меняла Лико говорит торговцу рабами, Каппадо:
Denk auch du
An dein Versprechen, wenn jemals von irgend her
Anspruch auf sie als eine Freie wird gemacht,
Dass alles Geld du, dreissig Minen, zahlst heraus. [736]
(Помни и ты о своем обещании выплатить все 30 мин, если кто-нибудь предъявит на нее когда-нибудь свои притязания, как на свободную).
Многим проституированным рабам и рабыням удавалось с течением времени добиться относительной свободы, так что они сами могли держать рабов для той же цели. Так, например, знаменитая гетера Питионика была рабыней флейтщицы Бакхис, которая с своей стороны была рабыней гетеры Синопе, так что она была, по выражению Теопомпа у Атенея (XIII, 67 стр. 595в), не только тройной рабыней, но и тройной проституткой.
Мы не рискуем ошибиться, если будем судить о размерах проституции, как в греческих городах, так и в городах мирового царства цезарей, по непрерывному и массовому подвозу рабов, которые должны считаться неисчерпаемым источником проституции. А потому весьма вероятно, что по сравнению с количеством народонаселения городов, античная проституция была гораздо обширнее современной, так как количество рабов в большинстве случаев в несколько раз превышало количество свободного населения.
Интенсивная городская цивилизация, – т. е. тот именно фактор, который так характерен для современных условий и который в высокой степени благоприятствует развитию проституции, – играл уже в древности совершенно такую же роль, как и теперь. И тогда уже были свои миллионные, фабричные, торговые и университетские города, большие и маленькие гарнизоны, свои рафинированные городские наслаждения, свое перенаселение, пауперизм и жилищная нужда, словом, все те моменты, которые считаются теперь ответственными за существование и постоянный рост обширной проституции.
Ниже мы приводим краткий обзор главнейших античных городов, которые должны считаться центрами проституции. Хотя собственно столичным городам принадлежит первое место, тем не менее, и многие из провинциальных городов, благодаря распространенному повсюду рабству, в достаточной мере снабжены были проститутками, а в особенных случаях, например, во время путешествий к святым местам и во время народных праздников, к ним еще прибывали в изобилии проститутки из других мест.
I. Древние столицы.
1. Рим. – Мы начинаем с Рима, с этой удивительной столицы античного мира, которая, по словам Атенея (1, 36, стр. 20в), составляла как бы экстракт всех провинций, с «громадным, вечно сменяющимся водоворотом притекающего из всех стран населения, с одуряющей и опьяняющей суетливостью настоящего мирового рынка, с многочисленными и роскошными парками и зданиями, наконец, с неизмеримым протяжением». В одном описании города от 4-го века до Р. X. в нем перечислены 1790 дворцов и 46.602 дома, отдающихся в наем. Количество народонаселения Рима во времена империи колеблется, по указаниям различных авторов, между 1–2 миллионами.
2. Александрия. – Вторым по величине городом древности была, вероятно, Александрия, «золотая» (Атеней, I, 36, стр. 20в) столица Египта, которая по пространству даже превосходила Рим и насчитывала больше миллиона жителей (в том числе 30.000 свободных, по Диодору, XVII, 52). С внешней стороны она, вероятно, и в других отношениях походила на Рим (наемные казармы и т. д.). Это было «величайшее торговое место населенной земли» (Страбон XVII, стр. 797), «венец всех городов» (Аммиак Марцеллин XXII, 16), величайший фабричный город, о котором один писатель 3-го века сказал: «Александрия – город изобилия, богатства и роскоши, в котором никто не ходит без дела: один стекольщик, другой – бумажный фабрикант, третий – ткач; единственный бог там – деньги». Каких размеров достигли торговые сношения и фабричное производство Александрии показывает заметка о грузе колоссального товарного судна, которое в царствование Августа перевезло в Рим стоящий теперь у Porta del Popolo обелиск с его основанием. На судне были, кроме того, 200 матросов, 1200 пассажиров, 400.000 римских мер (34.000 гектолитра) пшеницы и груз из полотна, стекла, бумаги и перца.
3. Сиракузы. – Сиракузы считались наряду с Александрией величайшим греческим городом. Киперт считает количество народонаселения его в 3-м веке до Р. X. более миллиона. Сиракузы обладали сильнейшей крепостью и величайшей гаванью (Диодор XIV, 42; XIII, 14).
4. Карфаген. – Эта знаменитая в древности финикийская столица на северном берегу Африки, по точным данным Страбона (XVII, стр. 832), в начале третьей пунической войны уже насчитывала 700.000 жителей. Новый Карфаген, воздвигнутый во времена Рима после разрушения старого города, по Моммзену, мало уступал Александрии по количеству народонаселения и богатству и бесспорно был вторым городом в латинской половине империи после Рима по оживленности, быть может, также самым испорченным городом Востока, половой разврат которого описывает Августин (Confesclones 111, 1). До взятия города вандалами Карфаген все время оставался одним из самых больших городов римской империи.
5. Гадес (нынешний Кадикс). – Второй финикийской столицей был Гадес в Испании. Страбон (III, 5 стр. 169) говорит о числе его жителей: «По количеству народонаселения он не уступает, по-видимому, ни одному из городов, кроме Рима. По крайней мере, я слыхал, что при определении его населения в наше время (т. е. при Август е) там насчитали 500 гадитанийских всадников – больше, чем во всех городах даже Италии, за исключением Патавии. И это громадное количество людей занимает остров не больше ста стадий в длину и местами около стадия в ширину». Поэтому Киперт ставит Гадес по числу жителей на третье место. Уже в одном анакреонтическом стихотворении упоминаются красивые девушки из Гадеса. А Моммзен характеризует эту богатую испанскую столицу, как отличающуюся с рафинированным сладострастием нравов, местными кастаньетными танцовщицами и гадитанийскими песнями, которые, подобно александрийским, употребительны были среди элегантных римлян». Мы еще познакомимся с Гадесом, как известным центром проституции.
6. Антиохия. – О столице Сирии, Антиохии, прелестно расположенной на Оронте, Страбон (XVI, стр. 750) говорит, что по могуществу и величине она не уступает Селевкии на Тигре и Александрии в Египте. По Моммзену, все большие города римской империи соперничали между собой в разнузданности нравов, но пальма первенства в этом отношении принадлежала, вероятно, Антиохии. Великий историк рисует проституцию Антиохии в следующих словах: «Строгий писатель нравов троянской эпохи, описывающий, как почтенный римлянин отвернулся от своей родины, потому что она превратилась в греческий город, прибавляет, что ахейцы представляют лишь ничтожную часть тамошней грязи: сирийский Оронт давно уже влил воды свои в реку Тибр и его язык, его нравы, музыканты, арфистки, танцовщицы, бьющие в треугольники, и толпы его проституток наводнили Рим. О сирийской флейтщице, ambubara, римляне времен Августа говорили, как мы говорим о французской кокотке».
7. Селевкия. – Моммзен называет Селевкию «последовательницей старого Вавилона и предшественницей Багдада». Страбон (XV, стр. 738, 750) говорит об этом большом городе, расположенном на Тигре, что по могуществу и величине он стоит наряду с Александрией, Антиохией и Вавилоном. Относительно населения его есть два определенных указания: у Плиния (Natural. histor. VI, 26), который принимает цифру в 600.000, и более позднее у Руфуса (ВгеV. 21; Орозий VII, 15), который называет цифру 400.000, при Марке Аврелие. Понижение это, вероятно, объясняется предшествовавшими войнами.
8. Афины. – В периоде своего расцвета столица Аттики принадлежала к большим городам, но мнения относительно числа ее жителей значительно расходятся. Цумпт считает население Афин во время Перикла равным 600.000 человек, а между тем 100 лет спустя, во время переписи населения, произведенной в 310 г. до Р. X. Деметрием из Фалерона, оно состояло только из 21.000 свободных и 140.000 рабов (Атеней VI, стр. 272с). О необходимости ранней организации афинской проституции мы уже говорили выше, об объеме же ее свидетельствуют бесчисленные имена аттических гетер и проституток, приведенных у Атенея (книга XIII).
9. Корин ф. – Так как «прекрасный» Коринф, величайший торговый город греческого континента насчитывал по Атенею (IV, стр.272в) 460.000 одних только рабов, причем в это число входят, по Киперту, рабы флота и заморской области, то из этого можно заключить, что население его, во всяком случае, превышало полмиллиона. В половине 7-го столетия Коринфбыл уже величайшим торговым городом запада и весьма обширным центром храмовой проституции, к которой потом присоединилась и светская. Для Эллады в собственном смысле слова Коринф всегда был и остался высшей школой искусства для гетер.
10. Византия (Константинополь). – Византия, провозглашенная Константином Великим (330 г. после Р. X.) столицей римской империи, получила с тех пор название Константинополя. Уже задолго до того это был «величайший город Фракии, цветущий, богатый и чрезвычайно населенный» (Геродиан III, 1). Наибольшего расширения он достиг прифеодосии младшем в 413 г. по Р. X. после того, как землетрясение уничтожило значительную часть его стен. Количество домов в нем так росло, что, по Агафию (V, 3), свободное место было редкостью, а видеть там синее небо было почти невозможно. Жители Константинополя издревле пользовались дурной славой за свой развратный образ жизни, на что указывает уже Аристотель (Politik III, 3). В эпоху императоров он был центром обширного сводничества и проституции (Элиан, Var. histor. III, 14; Атеней X, стр. 442с; XII, стр. 526е). Прокопий дал нам живое описание колоссальной проституции Константинополя в царствование Юстиниана, в своей «Historia areana» (гл. 7, 9, 17).
11. Другие большие города. – Кроме названных, в древности было еще много других городов, население которых в периоды их расцвета более или менее превышало 100.000, а потому они, по нашей современной статистике, должны быть отнесены к «большим городам». Мы назовем из них: Акрагас (Агригентум), богатый торговый город на южном берегу Сицилии, пользовавшийся дурной славой за изнеженность своих жителей, число которых в 5 и 4 столетии равнялось нескольким сотням тысяч, в том числе бесчисленное множество чужестранцев (Диодор XIII, 84:200000; Диоген Лаерт VIII, 63: 800000, вероятно, преувеличенная цифра). – Массалия (нынешний Марсель), большой торговый город на южном берегу Галлии с насчитывавшим много слушателей университетом. По Атенею (XII, стр. 523с), там, по-видимому, чрезвычайно распространена была гомосексуальная проституция. – Патавия (нынешняя Падуа), большой фабричный город (в особенности фабрикация платья), который, по Страбону (V, 7, стр. 413), в период своего расцвета мог выставить 120.000 войска и насчитывал не менее 500 всадников. – Капуа, сладострастная и роскошная столица Кампании, прежде такой же большой город, как Рим и Карфаген, но еще во время Цезаря перешедшая в разряд второстепенных городов Италии (20.000 семейств). – Терент, один из величайших торговых городов Великой Греции. О многочисленности его населения можно судить по тому, что он мог выставить, по словам Страбона (VI, 3, 4, стр. 280), 34.000 солдат. Терент славился своим роскошным образом жизни (по Страбону, больше праздничных, чем рабочих дней) и половым развратом (Атеней IV, стр. 166е; Ювенал, VI, 297). – Филиппополис, «большой, видный город во Фракии (Аммиак Марцелин XXI, 10), насчитывал в 251 г. по Р. X. 100.000 жителей. – Эфес в Лидии, религиозный центр и один из самых блестящих и богатых торговых городов Ионии (культ Артемиды): храм Афродиты гетер (Атеней XIII, стр. 572а). Проституция Эфеса упоминается в «Miles gloriosus» Плавта. – Смирна в Лидии, «одна из звезд первой величины в блестящем созвездии, малоазиатских городов» (Моммзен), величину и мраморное великолепие которой красноречиво описывает Аристид (Orat, стр. 232, 261, 521). – Ми лет в Карии, самый большой ионийский город, процветавший благодаря своей обширной торговле», до 494 г. умственная столица Эллады; после разрушения персами выстроен вновь; «большой город с многими хорошо содержащимися гаванями; производство тонких шерстяных изделий и ковров»; славился и даже вошел в поговорку за свою половую испорченность (Атен.1 XII, стр. 523f, стр. 524а; Ювенал VI, 296); главное место фабрикации аппаратов для полового раздражения (Аристофан, Лисистрата, пер. В. Т., 363, Saidas s. V.). – Родос – знаменитая греческая гавань и фабричный город (металлургия) с университетом, который посещало большое число слушателей; Ювенал (VI, 296) называет его в числе городов, которые были известны своим развратом. – Тир, величайший и старейший приморский и торговый город Финикии, пребывание в котором было неприятно, по Страбону (XVI, стр. 576), из-за многочисленных его фабрик (преимущественно производство стекла и пурпурных красок); в нем было много домов в несколько этажей (6–7), даже больше, чем в Риме, так что в небольшом «старом городе» было, вероятно, около 40.000 жителей, а во всем Тире вместе с его обширными предместьями население было гораздо многочисленнее. Уже в библейские времена Тир славился своей роскошью (Иезекиель, гл. 27); позже он был известен, как самый знаменитый в древности рынок рабов и прежде всего – как центр для торговли девушками (Нерон, Mimiamb. II, 19). – Иерусалим в 70 г. по Р. X. имел 600.000 жителей (Фридлендер III, 187). – Тарс, самый большой город Каликии, с знаменитым университетом (Страбон XIV, стр. 673) и многочисленным фабричным населением; Дион Хризостом в особенности упоминает в своей второй речи о Тарсе, ткачей льна. – Никомедия в Бетании, один из самых больших и самых красивых городов древнего мира; Диоклетиан и Константин Великий настолько увеличили его, что «по словам знатоков, он по количеству общественных и частных зданий мог считаться частью вечного города, т. е. Рима» (Аммиак Марцеллин XXI, 9). – Никея, второй главный город провинции Битинии, важный пункт для транзитной торговли передней Азии, о значении которого распространяется в своей 39-й речи Дион Хризостом. – Пергамон, старая столица Мизии и «longe.clarissimum Asiae» (Плин, histor. natur. V, 30,126), с знаменитой библиотекой, прелестными общественными зданиями, значительной индустрией (пергамент, мази, бокалы); местопребывание высшего суда и арена праздничных игр.
II. Значительные провинциальные юрода.
Невозможно, конечно, перечислить здесь все большие и небольшие провинциальные города древнего мира. Мы удовольствуемся перечислением главных из них и прежде всего тех, которые в силу особенного положения своего, или вследствие отношения своего к празднествам, паломничеству, военным гарнизонам, университетам и т. д., приобрели большое значение в развитии проституции.
Медиолан (Милан). – Университетский город (Plin. Secund., Epist. IV, 13) Верхней Италии, с 303 г. в течение столетия был столицей. – Неаполь, много посещаемый греческий город Кампании, самый большой приморский город Нижней Италии. – Сибарис, самый богатый и роскошный греческий город Нижней Италии, когда-то большой город, славившийся своим развратом, во времена империи-незначительный провинциальный городок (Дион Хризостом, Orat. 33, стр. 401: Страбон VI, стр. 263; Атеней XII, гл. 15; Ювенал VI, 276). – Кротон, до 300 г. до Р. X. густо населенный греческий приморский город Нижней Италий, позже – римский провинциальный город, о роскоши которого упоминает Дион Хризостом (Orat. 33, стр. 401) и который является также ареной некоторых сцен в романе Петрония. – Помпея, греческий город в Кампании, около 30.000 жителей, имеет величайшее значение для изучения древней проституции небольших городов и для ознакомления с борделями, так как раскопки не только открыли там публичный дом, многочисленные кабаки и гостиницы, но и многочисленные относящиеся к проституции стенные надписи и картины, доказывающие, что обширная гомосексуальная проституция существовала и в небольших городах. – Путеоли, цветущая гавань Кампании, привлекшая к себе почти всю александрийскую и испанскую торговлю (Страбон XVII, стр. 793; Плиний, histor. natur. XXXVII, 12, 11), финикийские города Тир и Бейрут были здесь представлены особыми торговыми кампаниями, а о количестве народонаселения можно судить по амфитеатру, который вмещал 25.000 человек. – Равенна в верхней Италии, роскошная гавань, город, расположенный на лагунах, как теперь Венеция, с бесчисленными мостами, легкими деревянными постройками домов на островах, с лавками на мостах (как Риальто); обширная гавань была местом стоянки королевского военного флота в 250 судов. – Нарбо (Нарбонна), Арелата (Арл), Толоза (Тулуза), Бурдшала (Бордо) и Жуидупум (Лион), густо населенные торговые и гарнизонные города Галлии. – L itet ia Parisiorum (Париж), не смотря на то, что был временной резиденцией Юлиана (358 г. по Р. X.), представлял в древности небольшой город, развитие которого началось лишь с 508 г. после Р. X., когда он сделался резиденцией франкских королей. – Лондиниум (Лондон), в Британии, уже в римскую эпоху был населенным торговым городом, первый расцвет которого совпал с временем Юлиев, а второй и третий – с временем Антонинов и Константинов. – Augusta Tremrorum (Трир е), знаменитый цветущий «urbsopulentissima» (Мела I, 1) на Мозеле, величину и торговые отношения которого Авсоний (Clarae urbes IV) прославляет в следующих стихах:
Largus tranquillo praelabitur amne Mosella,
Longinqua omnigenae vectans commercia terrae.
Со времени Клавдия Трир считался главным городом Галлии, северным Римом, который всегда служил резиденцией императоров во время пребывания их в Галлии. Киперт считает население его равным, по крайней мере, 50.000-60.000. – Mogontiaeum (Mafinm) большой римский гарнизонный город и главная квартира римских войск на Оберрейне. – Golonia Agrippina (Кельн) главный политический и военный центр Нижней Германии и самый большой город на Рейне, богатство и процветание которого прославляет уже Тацит (Histor. IV, 63). – Augusta Vindelicorum (Аугсбург), «splendidissima Baetiae provincial colonia» Тацита (German, c. 41). – Vinclobona (Бена) в Оберпаннонии, значительный римский гарнизонный город на Дунае. – Салона (Спалато), главный город Далмации, величайший торговый город Иллирии, такой же обширный, как Константинополь.
Городская жизнь была особенно развита в Малой Азии. Это была провинция с городов, благодаря своей промышленности и торговле принадлежавшая к богатейшим областям великой римской империи. Моммзен указывает, что наиболее значительные города Азии имели не только множество ремесленников, но и многочисленное фабричное население, и что торговля рабами достигла в них обширных размеров. Даже в менее значительных городах господствовала деятельная промышленная и торговая жизнь; как например, Моммзен указывает на небольшой ликийский город Сидиму.
Мы назовем следующие малоазийские города: Сарды, старая столица Лидии, густонаселенная и богатая даже еще к концу римской империи. Страбон (XIII, 627) упоминает о «гробнице проститутки» в Сардах и ссылается на указание Геродота (I, 93) относительно большого числа проституток в этом городе (см. также об этом у Атенея, XII, стр. 516а и 540f). – Алабанда в Карий, богатый, известный своими сладострастными нравами торговый город, о котором Страбон (XIV, стр. 660) говорит: «В Алабанде есть много роскошно живущих, предающихся излишествам людей, которые держат для себя большое число играющих на цитре женщин». – Лаодицея во Фригии, промышленный, фабричный город. – Келена, или Апаме я, древняя столица Фригии, у большой людной дороги от западного берега Малой Азии к средней части долины Евфрата; уже в период процветания Персии – складочное место для товаров, провозимых этим путем, а во время Августа самый значительный город азиатской провинции после Эфеса, желанная цель всех бродячих проституток (Дион Хризостом, Orat. XXXV, стр. 433). – Цезарея в Жапподокии, «промежуточный пункт для торговли между гаванями западного берега и странами, расположенными по Евфрату; во время римской империи один из самых цветущих торговых городов Малой Азии». – Синопе богатая гавань в Пафлагонии. – Пальмира, большой сирийский город; организация проституции в этом городе известна нам из папирусов (Судгофф, там же, стр. 104–105).
Наконец; назовем еще Митилепу на острове Лесбосе, город очень любимый приезжими за его роскошный образ жизни (Атеней, I, стр. 30в и 5) и известный своими элегантными куртизанками (Марциал, X, 68,1). – Метимна на Лесбосе также славилась своей развращенностью (Атеней, X, 442f, 443а). Берея в Македонии, «большой и населенный» город (Лукиан, Lucius 34), в котором проституция представлена была между прочим публичным домом для мальчиков, описанным Лукианом (там же, 36–37). – Бейрут, финикийская гавань с прелестными купаньями, театрами и университетом. – Копана в Понте, богатый и знаменитый город, «густонаселенный и значительный торговый город для товаров, идущих из Армении»; храм Анаитис, много приезжих и обширная проституция, за которую Страбон называет ее «маленьким Коринфом» (Страбон XII, стр. 559). – Навкратис, древнейшая греческая колония Нижнего Египта, основан в 550 г. до Р. X., важный торговый и промышленный город; весьма древний центр религиозной и светской проституции (Атеней XV, 676а, в; XIII, 596в; Геродот II, 135: «вообще проститутки в Навкратисе отличались красотой». – Арсиноя в Египте, по меньшей мере с 100.000 жителей (Фридлендер III, 185). – Мегара, главный город Мегарии, точно также древний центр проституции. – Эгия, одна из самых больших гаваней Ахаии; флейтщицы Эгии были особенно знамениты (Атеней I, стр. 17а).
Абидос, гавань на Геллеспонте, был известен свободой нравов его жителей, опытностью его женщин в figurae Venerae (Атеней XIII, стр. 525в), многочисленными проститутками и храмом Афродиты проституток (Атеней XIII, стр. 572е, f). – Самос, на острове того же имени, знаменит устроенным Поликратом – в подражание славившемуся в Сардах «Glylkys Ankon» или «Hagneon» – местом всеобщей проституции, «Лаура» (Атеней XII, стр. 515f, 540f); это, вероятно, старейший так называемый «пассаж», т. е. снабженная крышей улица, на которой продавались все предметы наслаждений: девушки, красивые мужчины, всевозможные лакомства. По словам Атенея, это единственное в своем роде, удивительное учреждение нашло себе впоследствии подражание в Александрии, где устроена была аналогичная» Лаура» (Атеней XII, 541а).
Приведенный обзор, составленный почти исключительно на основании источников, не претендует на абсолютную полноту, тем не менее, в нем приведены главнейшие данные об отношении проституции к высокоразвитой городской цивилизации древнего мира. Как это можно заключить на основании происхождения и странствования проституток и гетер, большинство небольших и даже совсем маленьких городов тоже имели если не бордели, то, по крайней мере, своих одиночных проституток. За это говорит характерное замечание Атенея (XIII, стр. 610d), что города небольшого острова Кеос известны далеко вокруг тем, что в них нет флейтщиц и проституток. Уже одни эти слова указывают на повсеместное распространение проституции во всех странах и городах римской империи. Ниже, когда мы на основании приведенного обзора, детальнее рассмотрим отдельные факторы, благоприятствовавшие развитию античной проституции, мы познакомимся еще с другими доказательствами этого факта.
Проституция и в древности также достигала наиболее обширных размеров там, где на нее был больше спрос. А спрос на нее был всего больше в тех местах, где скоплялось большое число мужчин, частью холостых, частью женатых, но в силу своей профессии временно отлучавшихся от своего домашнего очага. Такими местами были, прежде всего, гавани, торговые, гарнизонные и университетские города. Все это категории городов, которыми древний мир был относительно очень богат, почти так же богат, как наше время.
Любопытно, что уже сами древние признавали значение гаваней в этом отношении. Так, Цицерон (De republica III, 4) говорит:
«Испорченность или, по меньшей мере, печальное изменение нравов легко проникает в приморские города: жители их усваивают новые речи и чужие обычаи, благодаря чему их собственные видоизменяются… Кроме того, морем доставляются в такие города вредные раздражающие средства для роскошной жизни, либо в качестве приобретенной добычи, либо как предметы ввоза. Даже само прелестное расположение города (у моря) причиняет уже много соблазнов, которые ведут к роскоши или безделью».
Далее он доказывает, что почти все греческие города лежат на берегу моря и «точно кайма вплетены в варварские страны». Вот почему первое развитие проституции связано с этими греческими гаванями; чтобы убедиться в этом, достаточно назвать Коринф и Афины, в которых ранние сношения с чужестранцами привели к необходимости принять меры для организации проституции, причем она в Коринфе носила более религиозный, а в Афинах более светский характер. Когда затем в греческую и римскую эпоху более развились и распространились на самые дальние провинции международные сношения, то пришлось, для удовлетворения возросшего спроса, усилить местную проституцию отдельных городов бродячими проститутками. Таким образом, бродячие проститутки, постепенно превратились – как мы увидим ниже – в типичное явление древности; странствования их часто бывали не менее обширны, чем у наших современных международных проституток, и сопровождались такими же приключениями. Действительно, большинство бордельных проституток рекрутировалось из чужеземных, иностранных рабынь, и даже вышестоящие гетеры в большинстве случаев искали арены для своей деятельности вне своей родины.
Вот несколько главнейших примеров, показывающих, как сильно были развиты в древних городах международные сношения, чрезвычайно способствующие развитию проституции. Дион Хризостом (Orat. XXXII, стр. 373) живо описывает скопление людей из всех стран в Александрии. «Я вижу у вас, – говорит он, – не только, греков или итальянцев, или людей из ближней Сирии, Ливии и Киликии, или из далеких стран Эфиопии и Аравии, но и бактров, скифов, персов и нескольких индийцев». О Юлиополисев Битинии Плиний младший (Epistul. X, 81) говорит, что город лежит при входе в провинцию и что почти все приезжающие туда и уезжающие оттуда не минуют его. То же самое говорит император Трапп в своем ответе (Plin … Secund. Epist X, 82) по поводу большого стечения иностранцев, которые отовсюду приезжали в Константинополь. Таким же «проезжим пунктом для всех людей» (Аристид, Orat… Ill, стр. 21) был Корин ф, в котором впоследствии сконцентрировались подонки Востока и Запада. Знаменитая пословица гласила: «не всякому мужчине подобает поездка в Коринф». Гезихий (III, 240) объясняет ее в том смысле, что соблазн и опасности, исходящие от тамошних проституток, не всякому мужчине по карману. Еще во время ритора Аристида, Коринф был городом Афродиты и гетер (Аристид, Orat. Ill, стр. 23, 5).
Интернационализм пышно расцвел в Римеи Италии 128 уже около 100 лет до Р. X., достигнув своего апогея во времена империи, что подало повод Лукиану (Pharsal VII, 405) сказать, что Рим населен не собственными гражданами, а сбродом со всего земного шара. Атеней (I, стр. 20в) говорит, что невозможно перечислить города, которые содержит в себе Рим, потому что туда переселилось население целых провинций, как например, жители Каппадокии, Скифии и некоторых других стран. Ювенал (Сатира III, 62–66) говорит:
Уж давно сирийский Оронт влил в Тибр свои воды,
И с собою привел язык и нравы, и флейты,
Да и струны косые, туземный тимпан и при этом
Дев, что неволей стоят у цирка себя предлагая.
Вступайте, кто рад шкуре варварской в пестром тюрбане!
(Сатира III, стр. 62–66, перев. Фета).
Далее он называет перекочевавших в Рим жителей Сикиона, Амидона, Андроса, Самоса, Алабанды и Тралла.
Наконец, Марциал спрашивает (De spectaculis 3):
Welch Volk ist so entfernt, welch Volk so barbarisch, о Kaiser,
Dass es Bewunderer nicht hatte geschickt in dein Rom?
(Какой же народ, о Государь, находится в таком отдалении или в таком варварском состоянии, чтобы не прислать своих представителей поклониться Риму?)
Далее он живо описывает неизмеримое скопище народов вечного города, «которое чем дальше, тем все больше превращается в пеструю толпу разнообразнейших элементов и их бесчисленных помесей и скрещиваний».,,
Весьма важный момент, способствовавший повсеместному распространению проституции, – несуществующий уже теперь более в такой степени, – составляли в древности военные условия: постоянные военные походы и передвижения легионов, в связи с основанием «лагерных городов» и военных колоний. Прежде всего, сказанное относится к военным походам Александра Великого и Диадохов и еще больше – к временам империи.
В то время как еще у Гомера воины пользуются, как наложницами, военнопленными женщинами, греческие войска, начиная с 5-го столетия, сопровождала целая толпа профессиональных проституток. Факт этот находился в связи с развитием наемных войск: таким образом, был создан «требовательный элемент военных искателей приключений, которые не знали, что такое родина, и так же быстро накопляли богатства, как и растрачивали их». Они не хотели отказываться от радостей Венеры, которых искали, главным образом, в Коринфе, даже в военное время и частью возили с собой своих собственных танцовщиц и проституток – известным тому примером служат танцовщицы аркадийца в «Anabasis» Ксенофонта (VI, I) – и проституированных мальчиков, частью же их вообще сопровождала большая толпа проституток. Так, Ксенофонт говорит: «в войсках было множество проституток» (Anabasis IV, 3). Перед Самосом (при Перикле) за афинским войском последовали в большом числе продажные девушки (Атеней XIII, стр. 272 f.). Это было вообще в обычае, и солдаты во время схваток заботились о спасении необходимых им девушек, как о своем собственном (Есеноф. Anab. IV, 3). Какую значительную роль в жизни греческого солдата играла проститутка, видно из папирусов, в которых описывается, как солдатская проститутка переходила из рук в руки; такие папирусы найдены, например, в Элефантине в 284–283 г. до Р. X. Замечательно, что и здесь также двумя последовательными владельцами проститутки оказываются два аркадийца, эти типичные представители наемных солдат.
Во времена Рима сюда присоединялся еще один фактор, чрезвычайно благоприятствовавший развитию проституции, как во время военных походов, так и вообще в гарнизонных и лагерных городах. Мы говорим о запрещении брака для солдат, чему имеются теперь, помимо других доказательств, еще сведения из папирусов. В берлинских греческих папирусах, в № 114, например, определенно сказано: «потому что солдату не разрешается жениться». Запрещение объясняется, вероятно, тем обстоятельством, что нельзя было заключать римский брак с иностранками; пребывавшие в чужих странах легионы, не имея в своем распоряжении других женщин, вынуждены были поэтому вступать с ними в свободный брак или же искать удовлетворения у проституток.
Первое обыкновенно имело место, конечно, при долгом пребывании в стране. Часто создавались, таким образом, целые колонии из живущих в конкубинате солдат с их незаконными семьями. В 171 г. до Р. X., например, положено было основание испанской солдатской колонии Картея. Римские солдаты имели здесь от испанок, с которыми нельзя было вступить в законный брак, 4000 детей. Они выхлопотали себе для этих детей у правительства колонию, в которой и содержали их.
Военные колонии послужили корнем, из которого выросло родословное дерево романских наций.
Напротив, частые военные походы и перемещения легионов благоприятствовали развитию проституции для солдат, которая уже во время республики достигла значительных размеров. Так, чтобы удержать дисциплину, Сципион должен был прогнать из Нуманции 2000 проституток. Во время империи вместе с возрастающим нежеланием солдат вступать в брак увеличивался также спрос их на проституцию. Целый обоз проституток переселялся, главным образом, в так называемые «лагерные города», которые из ряда будок, бараков и так называемых «canapae» (кабаки), в которых продавали свои товары разные маркитанты, женщины, девушки, купцы, торговцы и т. д., постепенно превратились в более значительные города.
Кроме того, развитию проституции благоприятствовали большие постоянные гарнизоны, как например Рим (14.000 человек), Лион (1.200), Карфаген и др. Можно себе представить, как велико было их значение в этом отношении, когда мы узнаем, что даже в такой стране, как Британия, находились 30.000 римских легионеров и что часто целые легионы внезапно переводились из одного города в другой. Второй легион, простоявший, например, в Египте 34 г., после поражения Вара внезапно переведен был (25 г. до Р. X.) в Майнц.
Что касается отношения солдат к проституции, то я приведу для примера два описания. Тацит (Histor. 83, 3) говорит о сражениях римских солдат в 69 г. по Р. X.: «Весь город имел дикий, ужасный вид; в одном месте сражения и раны, в другом – банки, кабаки; кровь и кучи трупов, и тут же рядом сейчас проститутки и им подобные, всевозможные наслаждения роскоши мирного времени и всевозможные преступления самого ожесточенного завоевания». В письме Севера к Рагонию Целъсу, наместнику Галлии (у Спартиана, Pescennius, 3), сказано: «Твои солдаты шатаются без дела, трибуны ходят посреди дня в баню, вместо столовых у них трактиры, вместо спален бордели, они пляшут, поют и во время пирушек пьют без меры». Аналогичное описание разнузданности и бордельной жизни римских легионов дает Вулкаций (Avidius Cassius, 5).
В новейшей аттической комедии и у Плавта военные играют большую роль в качестве любовников гетер и проституток. В «Miles gloriosus» Плавта, например, уже в прологе упоминается о сношениях офицера Пиргополиницея с продажными девушками; в «Bachides» того же автора такую же роль играет офицер Клеомах. Как видно из 9-ой беседы проституток Лукиана, особенной любовью гетер естественно пользовались солдаты, возвращавшиеся с войны, богато нагруженные добычей. В первой беседе гетер любовником нескольких гетер выступает солдат из Акарнании.
В том же направлении, т. е. увеличения спроса на проституцию, влияла античная высшая школа. По Фридлендеру, каждая провинция, каждая из более культурных частей государства имела свое высшее учебное заведение, которое посещала молодежь из близких и более или менее отдаленных окрестностей, частью и приезжие из дальних мест. К много посещаемым принадлежали университеты Кремоны, Медиолана, Августодунума в Галлии, Карфагена, Аполлонии в Эпире, Массилии, Родоса, Тарса, Антиохии, Смирны, Рима, Александрии, Коринфа, Афин, Константинополя.
В Афины всегда устремлялась такая масса жаждущих образования, что вследствие постоянного пребывания там молодых людей из Фракии, Понта и других полу– и вполне варварских стран, даже пострадало будто бы единство языка жителей города. В аттической записи эфебов, относящейся к 130–120 г. до Р. X, кроме 200 юношей из Аттики, внесены еще в список около 40 чужестранцев, проживавших здесь для обучения. Среди них были молодые люди из Малой Азии, Сирии, Понта, Фракии и Рима.
В Тарсебыло, напротив, больше местных студентов, а в Александрии опять-таки иностранцы. Страбон (XIV, стр. 673) сообщает о студентах Тарса и других университетских городов следующее: «Здешние жители обнаруживают такое большое рвение к философии и всем другим общим наукам, что они превосходят в этом отношении Афины, Александрию и другие города с университетами и школами философов. Разница между ними та, что учащиеся здесь все местные жители, чужие же приезжают мало, да и местная молодежь не остается здесь, а уезжает для усовершенствования за границу, где охотно и остается по окончании образования; лишь очень немногие возвращаются на родину. В других университетских городах, за исключением Александрии, замечается обратное явление: туда приезжает много иностранцев, которые охотно и остаются там, зато из местных жителей уезжают для изучения философии немногие, да и на месте они мало занимаются философией. В Александрии же мы видим и то, и другое: туда приезжает много иностранцев, но они и свою молодежь часто отсылают в другие места. Здесь имеются все виды школ для изучения различных наук».
Большой славой пользовалась высшая школа в Смирн е, которую посещала молодежь из Малой Азии, с греческого континента, из Ассирии, Финикии, Египта. «Из всех муз, посещающих людские города, – говорит Аристид, – здесь нет недостатка ни в одной. Велико число местных учащихся, но столь же велико и число приезжих. Этот город можно было бы назвать очагом образования для всего континента».
Во время императора Августа многие римские студенты отправлялись вместо Афин в Массилию, где число слушателей во вновь открытом университете вскоре достигло высокой цифры (Страбон, IV, стр. 181).
Наибольшее число студентов естественно насчитывал Рим, где знаменитые врачи, юристы, риторы и философы привлекали из всех стран римской империи громадное число студентов, которые частью приезжали туда еще в очень юном возрасте. Из надписей на надгробных памятниках мы узнаем о происхождении и возрасте учащихся. Знаменитые учителя часто имели очень большую аудиторию. Так, Марциал говорит (Эпигр. V, 9): Unwohl war mir; besucht hast du mich, aber es kamen Bunclert Schuler zugleich, Symmachus, als dein Geleit.
Особенно велико было число изучавших юриспруденцию, так как множество молодых людей всех стран, даже Греции, отправлялись в Рим для изучения именно юридических наук.
Развратный образ жизни учащейся молодежи (в Карфагене) бичует в резких словах Августин (Confess. V, 8, 14). Ливаний не получил от студентов гонорара за свои лекции, потому что деньги, присланные их отцами для уплаты учителям, они промотали на пирушки, игру в кости и разврат.
Далее, благоприятствующим фактором для развития проституции, как массового явления, были светские и религиозные празднества, праздничные игры, паломничества, судебные заседания, ярмарки, театральные и цирковые представления и тому подобные случаи, когда в одном месте скоплялись большие количества людей. Для проституток и, особенно, для их сводников это были золотые дни.
Так, сводники приезжали со своими проститутками на осенние собрания амфиктионов в Пиле и на другие праздничные собрания (Дио. Хризост., Orat. 77, стр. 561М). Когда в Комане в Понте происходили празднества в честь богини любви, туда стекались из всех городов и стран мужчины и женщины, в том числе и множество продажных девушек, которые надеялись сделать здесь хорошие дела (Страбон, XII, стр. 559). То же самое наблюдалось в главном городе Фригии, в Хелене(Апамее), в великие дни отправления правосудия. Дио из Лрузи говорит об этом: «Кроме того, поочередно через несколько лет у вас происходят заседания суда, причем стекается бесконечное множество людей: тяжущиеся, судьи, ораторы, чиновники, помощники, слуги, сводники, погонщики мулов, лавочники, гетеры и ремесленники – чтобы купцы как можно дороже продали свои товары и чтобы никто в городе не оставался праздным, ни рабочий скот, ни дома, ни женщины». Гетеры и проститутки играли большую роль во время празднеств «Aphrodisiae», в которых, напр. в Коринфе, они одни только принимали участие, между тем как свободные женщины праздновали свои собственные «Афродизии» (Атеней, ХШ, стр. 574в, с). В Афинах эти празднества, главным образом, заключались в пиршествах, устраиваемых гетерами (Атеней, ХШ, стр. 579е, XIV, стр. 659д; Лукиан, Беседы проституток, 14, 3). Поводом для обширной проституции служили также празднества в честь Диониса, происшедшие из Фракии «Дионисии» – властная вспышка весенних и юношеских страстей, ночные празднества в горах девушек с факелами, шумная, возбуждающая чувственность музыка, льющееся вино и льющаяся в жилах кровь, возбуждение всех чувственных страстей и бешенное упоение празднеством».
Здесь проституткам представлялись особенно благоприятные условия для заработка (Лукиан, Беседы гетер, 11, 3). Что сводницы со своими проститутками приезжали и на эти праздники, и на мистерии, и на четырехдневные народные праздники в Афинах, «Panathenue», свидетельствует Демосфен в своей речи против Неэры. Типичным «праздником проституток» был также праздник Адониса (см. об этом характерные замечания Дивила у Атенея, VII, стр. 292е;. Алкифрон, ер. I, 39; Овидий, Ars. amat. I, 74). О большом празднике Венеры и Адониса, который праздновался в Сесте и который посещали все живущие по окружности народы, упоминает Музеус (Него et Leandr. 41). «Haloe», праздник, устраиваемый в честь Диониса и Деметры в Афинах и Элевзине, преимущественно справлялся гетерами (Атен. XIII, стр. 594в).
Начиная с 3-го века до Р. X., чрезвычайно многочисленны были также римские празднества, в которых деморализующие элементы все более и более проявляли себя. Одним из старейших праздников были так называемые «Flortilia», учрежденные, как говорят, одной проституткой. Овидий (Фаст. V, 183–375) подробно описывает эти празднества, в которых главную роль всегда играли проститутки (Сенека, Epist. 97). Далее – всеобщий праздник радости, «Сатурналии», с «пьяной ночью» (Стаций, Silvae, 1, 6, 8) и дневным развратом, в котором находили свою выгоду проститутки; это наглядно описывает Стаций (Silvae I, стр. 66–72):
Horch! Welch lauten Tumult erzeugt das Werfen
Und das Streu’n der Geschenke! Madchen kommen
Käuflich jedem; man schaut hier, was den Augen
Wohlgefallt durch die Kunst und durch die Schönheit.
Hier im Chore die upp’gen Lyderinnen
Lassen schallen die Zymbeln, dort von Gades
Madchen schellen behängt, dort Syrer schwärme.
(Чу, что за шум от бросания подарков во все стороны! То идут девушки, которых всякий может купить. Здесь можно увидеть все, что, благодаря искусству и красоте, приятно для глаза. Вот в хоре роскошные девушки Лидии, бьющие в цимбалы, вот – девушки из Гадеса, увешанные бубенчиками, там – толпа женщин из Сирии).
«Вакханалии» (см. выше, стр. 88) праздновались более тайно и имели меньше значения для уличной проституции. Больше значение культа египетско-греческой богини Изиды, храмы которой были настоящими борделями (Ювенал, VI, 489; Овидий, Ars. amat., I, 77). В Риме было 8 одних только храмов Изиды, у которых стояли продажные женщины. Кроме того, всегда можно было найти проституток в храмах матери богов, Кибелы, на палатинском холме, и в храме Цереры у большого цирка, куда они выходили для заработка (Ювен. IX, 22–24). Гомосексуальная проституция должна быть поставлена на счет большим праздникам фригийской матери богов Кибелы (Апумй, Metamorph. VIII, стр. 709, 734, 740), сирийской богини в Гиераполисе (Лукиан, de dea Syria, 42 и след.; Апулей, Metamorph. VIII, 182; Минукий Феликс, Octav. стр. 355; Августин de civit. Dei VIII, 26) и Bona Dea (Ювенал II, 84 и след.).
Особый повод для проституции подавали также театральные представления, на которых в Греции могли присутствовать из женщин только гетеры, но которые и в Римеслужили для завязывания сношений с проститутками (Овид. Ars– amat. I, 90). В особенности это нужно сказать о представлениях в цирке, на которые стремился не только весь Рим («Panem et circenses»), но и чужие, как из ближних, так и из дальних стран. Во время триумфальных игр Юлия Цезаря наплыв приезжих был, напр., так велик, что большая часть из них должна была жить в балаганах и палатках, которые разбивались на улицах (Светон, Caes. 39). Страсть римлянок к цирку и театру описывает Овидий (Arc. amat., I, 89-100), который рекомендует эти места, как наиболее удобные для завязывания сношений с гетерами (там же, А. amat, I, 135 и дал.). Он упоминает, напр. (I, 172–175), о поведении проституток во время представления морской битвы, устроенного Августом во втором году до Р. X.:
Junglinge kamen herbei, es kamen die Madchen von beiden
Meeren; der Weltkreis war damals vereint in der Stadt.
Wer hat hier in dem Schwarm nicht Stoff zum Lieben gefunden?
Ach, wie Manchen hat hier Lieb’ aus der Fremde gequält. [821]
(Пришли юноши и молодые женщины с берегов обоих морей, и огромная масса (населяющая земной шар) пребывала в городе (Риме). Кто не нашел в той толпе кого полюбить? Сколь многим, увы, людям доставила мучения пришлая любовь!
«Наука Любви», стр. 27, перев. Манна).
А потому это не простая случайность, что лавки вокруг цирка, театров и ристалища служили местом пребывания проституток (Ювенал III, 65; Ламприд. Heliogobal. с. 26), что подало повод Eunpiany (Do spectacul 5) сказать, что вход в цирк лежит через бордель. Но и в самом цирке проститутки старались завлекать мужчин при помощи своего искусства:
Quintia, des Volkes Ergötzen, die weithin bekannte im grossen
Zirkus, die kunstvoll gewandt ihre wiegenden Hüften bewegt,
Weiht dem Priapus Zymbeln und Kastagnetten, die losen
Waffen der Unzucht, und Trommeln, die man mit dem
Handrucken schlagt.
(Квинтия, забава народа, всем известная в большом цирке, делает искусные и ловкие движения своими бедрами, посвящает Приапу цимбалы и кастаньеты – оружие разврата – и барабаны, в которые бьют тылом руки).
Наконец, Овидий упоминает еще о триумфальных празднествах в честь полководцев (Овид. А. а. 177–228) и о бегах с факелами к роще Дианы (там же, I, 259–262), как об удобном случае для завязывания сношений с дамами полусвета.
Но обычному посетителю проституток, при высокоразвитой уличной жизни древних городов, решительно не было надобности выжидать такого удобного случая для неограниченного удовлетворения своей похоти. Ему достаточно было для этой цели выйти погулять по многолюдным улицам древнего большого города, который во всех отношениях похож был на наш современный (если не считать, конечно, технических улучшений в освещении, средствах сообщения и т. д.), с той лишь разницей, что, благодаря множеству пестрых костюмов представителей самых разнообразных народностей, уличная картина в древности была еще живописнее нашей и больше действовала на чувственность. Уже во время Плавта дифференцировка римской уличной жизни ушла далеко вперед, как это видно из следующего описания в «Curculio»:
Я научу вас, где и какого рода людей вы можете повстречать,
Чтобы не терял времени тот, кому дело
До доброго или недоброго, путного или беспутного человека.
Нужен тебе лжесвидетель? – Ступай в Комициум.
Враль и хвастун? – Найдешь у Клоацинской Венеры.
(Богатых беспутных мужей под Базиликой немало, да там же
Найдешь и мальчика для любовных утех, и факторов, что устраивают дела).
На рыбном рынке много охотников до пирушек на общий счет.
На Нижнем же рынке ты встретишь народ хороший и состоятельный.
Но посреди – за Канавой – чистейшие плуты. А там по-над Прудом
Толпятся нахалы и дерзкие болтуны: ни за что и ни про что готовы они
Поносить человека, хотя и в самих немало такого,
За что их можно бы к ответу притянуть. В Старых Рядах заседает
Люд, что деньги дает на проценты, а там, над храмом Кастора,
Народ, которому деньги давать в займы надо дважды подумав;
А на Тусканской улице много людей, что торгуют собою.
Там, на Велабре – булочники и мясники, и жертвогадатели,
Много заемщиков по пересрочке и ростовщиков, выручавших их из беды.
Богатых, беспутных людей найдешь у Левкадии Оппии. [824]
Пер. Н. Д. Ахшарумова (см. «Римскую историю» Моммзена, стр. 831).
Несомненно, также, что и тогда уже существовал так называемый «отлет» проституток и галантных женщин, который вероятно простирался, главным образом, на наиболее оживленные и элегантные улицы с разными магазинами: на via sacra, одну из самых центральных и больших улиц Рима с роскошными магазинами, и на площадь Sapta больших лавок на Марсовом поле. С уверенностью можно говорить об «отлете» проституток в этрусский квартал и в окружающие большой цирк аркады, как мы еще увидим ниже, когда будем говорить о топографии проституции в Риме. В Александрии главной улицей была великолепная Корсо, несомненно, место «отлета» для проституток. В мужской клиентеле на этих улицах без сомнения также не было недостатка. Уже Плавт, напр., объясняет в прологе к «Truculentus»:
So geht es in
Der grossen Stadt, wo viel Gedräng von Menschen ist,
Wenn Fried’ und Ruh ist eingekehrt, der Feind besiegt,
Da läuft ein jeder, der was hat, den Weibern nach. [826]
(Так всегда в больших городах, где скучено много людей, когда наступают мир и покой и враг побежден: тут всякий, имеющий хоть что-нибудь, бежит за женщинами). А у Персия (Сат. V, 32 и след.) достигший мужественности юноша первым делом отправляется в бордельный квартал, Субура.
Ночная жизнь также была уже сильно развита в больших, городах империи, в особенности в Антиохии. В Риме ночные гуляки, мужчины и женщины, толпами направлялись или возвращались при свете фонарей с кутежей, связанных с половыми эксцессами (Ювенал VI, 300–305). Посещение публичных домов начиналось только к вечеру, так как до 3–4 ч пополудни (в 9-м часу по римскому времени) запрещено было их открывать (Персей, сат. I, 133), за то они были открыты для посетителей всю ночь напролет, до раннего утра (Ювенал VI, 127). Всем известны ночное посещение борделя Мессалимой (Ювен. VI, 114–132) и ночной разврат у алтаря Pudicitia (там же, VI, 308–313) и Bona Dea (там же VI, 314–332), а также ночной скандал перед борделем (у Геллия, Noct. attic. IV, 14).
В этом месте целесообразно привести краткий анализ античной жизни развлечений, которая рано развилась на Востоке (ионийские города Малой Азии, Самос, Коринф, греческие города южной Италии), но кульминационной точки достигла лишь в эллинскоримской Александрии, в Антиохии и Риме. Она была тесно связана с развитием капитализма и только когда последний вполне развернулся, стала обнаруживать те отвратительные черты, которые мы так привыкли связывать с мыслью об эпохе римских императоров и вообще о Риме. Сто лет до Р. X. наслаждения в Риме не отличались уже той чувственностью и вместе духовной свежестью, которые так характерны для периода расцвета Эллады. Напротив, туда уже проникла в то время погибающая эллинская цивилизация Малой Азии и Александрии, которая «все прекрасное и значительное лишала присущего ему благородства и превращала в одну только декорацию, а наслаждения изучала с самым тщательным и отвратительным педантизмом». Но и менее рафинированные удовольствия периода расцвета Греции все же способствовали развитию проституции, потому что честные женщины строго исключались от участия в них. Греческие попойки, например, служили самым частым поводом для сношений с проститутками, так как на всяком вообще званом обеде или ужине, и без того должна была присутствовать флейтщица, чтобы трубить на флейте во время жертвенного возлияния (Плутарх, Sympos, VII, 8, 4). Обыкновенно пирушка сопровождалась также музыкой, которую исполняли девушки, игравшая на флейте и цитре, и соответственными эротическими танцами, причем кроме проституток в ней принимали участие гетеры. Но и менее рафинированные удовольствие периода расцвета Греции все же способствовали развитию проституции, потому что честные женщины строго исключались от участие в них. Греческие попойки, например, служили самым частым поводом для сношений с проститутками, так как на всяком вообще званом обеде или ужине, и без того должна была присутствовать флейтщица, чтобы трубить на флейте во время жертвенного возлияние (Плутарх, Sympos, VII, 8, 4). Обыкновенно пирушка сопровождалась также музыкой, которую исполняли девушки, игравшие на флейте и цитре, и соответственными эротическими танцами, причем кроме проституток в ней принимали участие гетеры.
Древний обычай соединять пирушки с танцами восходит до Гомера. Так, в Одиссее (VIII, 248–249.) сказано о роскошных развлечениях феаков:
Любим обеды роскошные, пение, музыку, пляску,
Свежесть одежд, сладострастные бани и мягкое ложе.
(Перев. Жуковского).
В классическую эпоху бражничанье и участие в пирушках вместе с молодыми людьми было характерным признаком публичной женщины и всегда упоминалось, как таковое. Это доказывает следующее место из речи Демосфена против Неэры.
«тем более, что дело касается проститутки… которая пировала
и кутила вместе с ними, как это всегда делает проститутка». [829]
В другом месте той же речи, сказано, что Фринио всюду приглашали на пирушки вместе с Неэрой, что она всюду кутила с ним и развратничала на глазах у всех. Более подробные указание относительно поведение проституток на пирушках мы находим у Лукиана, в его беседах гетер. Так, в третьей беседе мать упрекает свою дочь Филину за то, что она напилась на одной пирушке допьяна; там же мы узнаем, что другая гетера подняла свои одежды выше лодыжек и плясала. В шестой беседе сводница Кробила рекомендует, как испытанное средство, чтобы сделаться проституткой, следующий способ. «Для этого больше ничего не требуется, как только быть с молодыми людьми, кутит с ними и за деньги спать у них». Обыкновенно к пирушкам действительно присоединялось и совместное ночное пребывание (.Лукиан, Беседы проституток XI, I). В большинстве случаев каждый мужчина приводил свою проститутку (там же, III, 2). Если же кто-нибудь приглашал для себя одного несколько проституток, то это считалось признаком особенной развращенности. Так, Эгиап говорит о царе Стратонеиз Сидона (около 360 г. до Р. X.): «Он имел к своим услугам не только певца, чтобы веселить себя за едой и доставить себе удовольствие, но и большое число певиц, флейтщиц, проституток и танцовщиц отменной красоты». Он соперничал в этом отношении с Никоклом, царем из Саламина на Кипре.
По Атенею (XII, стр. 531Ь), Стратон выписывал многочисленных проституток из Пелопоннеса, музыкантш из Ионии и молодых гризеток со всей Греции для развлечение за столом и чтобы потом вступать с ними в половые сношения.
Такие роскошные трапезы впервые ввели в Афинах, как говорят, Гиппий и Гиппарх, сыновья Пизистрата (Атеней, XII, стр. 532f). А перипатетик Жихон отправился в Афины, чтобы ознакомиться там с обычаями, практиковавшимися во время попоек, и с ценами на проституток, и затем самому устраивать в доме Конона, в зале с 20 кроватями, аналогичные пиршества со всеми утонченностями (Атеней. XII, стр. 547 d-f). Такие пиршества нравились и другому философу, Анакзарху, приверженцу эвдемонической секты, который заставлял даже прислуживать себе за столом голую девушку (Атеней XII, стр. 548b). Деметрий из Фалерона, имевший ежегодный доход в 1200 талантов (около-3-х миллионов рублей), тратил большую часть этой громадной суммы на ежедневные роскошные пиршества с многочисленными гостями в зале с прелестным мозаичным полом; пиры заканчивались обыкновенно тайными оргиями с куртизанками и ночным развратом с красивыми мальчиками (Amen. XII, стр. 542с, dl.
Бывали также собрания, в которых участвовали одни только проституированные мужчины, как например, у Анита, любовника Алкивиада, у которого последний подарил Фразиллосу половину кубков Анита (Атеней, XII, 534е, f). В этом отношении уже считалось подозрительным, если мужчина принимал участие в роскошных пиршествах, не платя своей доли (Эсхин против. Тимарха с. 31) или если его заставали в ресторане за завтраком с чужими мужчинами (там же, с. 19).
Греческий обычай развратных пиршеств с проститутками проник в Рим лишь вначале второго века до Р. X.; это видно из того, что раньше почтенная римская матрона беспрепятственно участвовала в трапезах мужчин, как у себя дома, так и у чужих (Цицерон, ad. Altic. V, И: рго Coelio 8; Овидий, Amor. 1, 4). Шумная музыка, танцовщицы, мимы и проституированные мальчики во время, следовавшее за ужином (coena), попойки (comissatio) введены были уже позже. Быть может здесь сказалось влияние не только греков, но и этрусков, у которых сладострастный разврат с проститутками и мальчиками во время трапез составлял, по словам Тимея ифеопомпа, обычай старины (Атеней XII, стр. 517е, Г). Как бы там ни было, но во времена империи участие галантных девушек в пиршествах было обычным явлением, как это видно из описание Овидия (Ars. am. а. О. I, 229–252); так же обычно было и участие мальчиков, одетых в прозрачный газ, которые по окончании обеда стояли, готовые к услугам гостей. Лукиан говорит об одном таком пиршестве у римлян: «Многое, можно даже сказать все за таким столом становится для тебя источником досады. Но наиболее огорчительно, что испорченному юноше, отдающему себя для позорных услуг, какому-нибудь танцмейстеру или развратному мальчишке из Александрии, умеющему петь ионийские песенки проституток, оказывают гораздо больше почета, – чем тебе.
Далее, и в древности уже были известны «chambres separees» и с restaurants mondains». Византийцы, которые вообще были большими любителями трактиров (Элиан, Var. histor. Ill, 14), часто посещали их, чтобы встречаться там с проститутками (Атеней XII, стр. 526е). В особенности были богаты такими ресторанами с отдельными кабинетами окрестности Александрии. Берега трехмильного канала, соединявшего Канопус с Александрией, были усеяны роскошными ресторанами. Об одном из таких ресторанов Страбон говорит (XVII, стр. 800): «Это ресторан с столовыми и зрительными залами для мужчин и женщин, которые желают покутить, так сказать, начало канопической развратной жизни». Далее, по направлению к Канопусу имелись гостиницы «для такого же рода увеселений». Сохранилась греческая надпись над одним увеселительным заведением такого типа, настоящим «petite maison» древности: «Стены эти всегда оживлены пирушками и полны молодых людей. Не трубный глас, а звук флейт раздается здесь; кровью быков, а не людей, окрашена земля; одежды, а не оружие, украшают нас, и хоры людей в венках и с кубками в руках прославляют в ночных песнях великого бога, Анархиса». Многочисленные и роскошно обставленные помещение для посторонних имел также расположенный здесь Элевзин, и еще больше – сам роскошный Канопус, арена самого разнузданного разврата (Ювенал VI, 84; XV, 44). День и ночь из Александрии совершались туда увеселительные прогулки на маленьких судах, на которых мужчины и женщины, под пляску и музыку на флейтах, проявляли величайшую распущенность (Страбон XVII, стр. 801). На этих барках точно также были отдельные кабинеты с обнесенными решеткой окнами, в которых происходили пиршества и половые оргии. Сохранилось несколько картин с изображениями таких развратных сцен на Ниле.
В ресторанах с отдельными кабинетами впоследствии предавались потреблению вина и женщины, в особенности в Риме. Соран, знаменитый врач первого столетия по Р. X., говорит в своей гинекологии (I, 40), что римские женщины часто совершали половое сношение после потребления вина. А многочисленные античные кабачки в изобилии давали мужчинам повод для сношений с проститутками.
«Кафе-шантаном» древности была музыкальная школа (Изократ, orat. XV, 207, стр. 124, ludus fidicinius Plautus Rudens prolog. 43; Теренций, Phormio I, 2, 36), где публичные женщины обучались игре на флейте и цитре, чтобы в интересах своих хозяев-сводников привлекать к себе внимание. Такие музыкальные школы были излюбленным местом развлечение молодых людей, которые наслаждались здесь музыкой и в то же время завязывали знакомства с проститутками и назначали им свидания. У Теренция мы читаем:
Der Phadria
Trieb gleich ein junges Cithermadchen auf,
In das er bis zum Sterben sich verliebte.
Sie war im Dienst beim ärgsten Filz von Kuppler
Und etwas anzubieten, dafür hatten
Die Vater nicht gesorgt. So blieb nichts übrig,
Als sich die Augen weiden, hinterdreingehn,
Sie in die Schule führen und zurück.
Wir hatten nichts zu thun und leisteten
Dem Phadria Geselischaft. Da wo sie
Singstunde nahm, der Schule gegenüber,
Wohnt ein Barbier. Hier pflegten wir gewöhnlich,
Bis sie nach Hause ging, auf sie zu warten.
(«Phormio» Akt I, Szene 1).
(Федрия сейчас же возбудила молодая девушка, игравшая на цитре, в которую он смертельно влюбился. Она была в услужении у самого отвратительного скряги сводника, а чтобы предложить что-нибудь – об этом предки не позаботились. Таким образом, не оставалось ничего другого, как только любоваться на нее, ходить ей вслед, провожать ее в школу и обратно. Нам делать было нечего и мы составили компанию Федрию. Против школы, где она брала уроки пенья, жил цирюльник. Здесь мы обыкновенно ожидали ее, пока она не возвращалась домой).
В «Protagoras» (стр. 347д) Платон резко нападает на пустое времяпрепровождение молодых людей с флейтщицами, танцовщицами и играющими на лютне девушками. Он думает, что человек умственно и нравственно образованный находит развлечение не в таких шалостях и забавах, а в серьезной беседе, как бы он ни предавался вину.
Рафинированным продуктом жизни наслаждений в Ионии была уже упомянутая нами «Лаура» Поликрата на Самосе, в подражание которой впоследствии устроена была аналогичная в Александрии. Согласно сообщениям историков, Клития, Алексиса и Клеарха, Поликрат стремился сделать Самос центром роскошнейшей жизни и выписывал из всех стран самые. избранные предметы чувственных наслаждений. Он увенчал свою деятельность в этом направлении постройкой своей «Лауры» – места, где всеэти материальные наслаждение самым рафинированным образом сочетались с проституцией. На основании описаний, я считаю это странное учреждение типичным пассажем, где проститутки и кинеды продавали в лавках всевозможные пикантные лакомства приезжим из всей Эллады и, вероятно, отдавались им в комнате позади лавки. Все в целом было рафинированным соединением гастрономических и половых наслаждений. Таково замечательное сообщение Клеарха. Атеней (XII, стр. 540 f, 541а), приведя его, прибавляет, что и в его время в Александрии еще имелось такое увеселительное заведение, которое носило название «улицы счастливых» и в котором можно было купить все чувственные наслаждения.
Насколько мне известно, никто еще не исследовал это своеобразное изобретение Поликрата, а потому, мне кажется, интересно было бы выслушать по этому поводу мнение филологов, на суд которых я охотно отдаю свои взгляды.
О половых наслаждениях в банных заведениях и в модных курортах древности и об отношении их к проституции была уже речь выше.
К характерным явлениям в мире античных наслаждений принадлежат «арделионы» времен империи, античные снобы, денди и бездельники, ничтожную жизнь которых описали Марциал (VIII, 44, X, 58, 7), Петиций (V, 61), Фсдр (Fabul. II, 5), Сенека (De tranquilitate animi 12). По Галену (Methodus medendi, изд. Кюне, Лейпциг 1825, X, стр. 3), арделионы следующим образом убивали свое время. Утром они делают визиты, затем многие из них отправляются на форум, на судебные разбирательства, еще большее количество – к возничим и пантомимам, не малое число проводит это время в любовных похождениях, в игре в кости, в банях, попойках и других физических наслаждениях, и так продолжается, пока не наступит вечер. Тогда все снова собираются за ужином, где развлекаются не музыкой и серьезными беседами, а дикими кутежами, продолжающимися часто до утра.
Необходимым дополнением такого ничтожного, бессмысленного существование является типичная «скандальная хроника», которая без всякого стеснение касалась в особенности половых отношений, причем даже женщины обнаруживали особое рвение к раскрытию малейших деталей (Ювенал, VI, 403–404); тайные пороки того или иного лица или расходы его на его метрессу составляли предмет сплетен и болтовни (Марциал, VII. 10). В то же время, с другой стороны, там очень сильно было и описываемое часто Марциалом лицемерие в половых вопросах, так что ответ гордой британки (у Дио Кассия 76, 16), осмеянной за ее свободные половые отношения, имеет свое оправдание. Она сказала: «Мы гораздо лучше удовлетворяем свои естественные потребности, чем вы, римлянки. Мы открыто имеем сношение с лучшими, а вы тайно живете в прелюбодеянии с худшими».
В тесной связи с жаждой наслаждений находится маммонизм, это истинное удобрение для проституции. Охота за деньгами и наслаждениями – вот печать времен империи (Гален, изд. Кюне, X, 2 и 172). «С тех пор, как собственность сделалась единственной радостью, мы потеряли прелесть жизни. Что раньше называли вообще, как высшее благо, свободными искусствами, то превратилось в свою противоположность; с тех пор успех достигался только любовью и пониманием рабства. Но как бы это различно ни проявлялось, в одном все согласны – в желании и в надежде разбогатеть. Так началась дикая жажда жизни, но сама жизнь потеряла свою ценность» (Плиний, Natur. histor. 14, I). Ювенал (VI, 298–300) справедливо приводит в связь половой разврат и проституцию с жадностью к деньгам:
Чуждые нравы пришли впервые с бесстыдной корыстью и расслабляющее богатство роскошью гнусной сокрушило нам жизнь. Что пьяной Венере заветно?
(Перев. Фета).
Кроме половых, в круг античных наслаждений входили еще удовольствие стола (Апиций, Лукулл и фигура Трималхия в романе Петрония), роскошные одежды, купания, мази, благовония, роскошная постель, музыка и т. д. Все это до мельчайших деталей описано в 12-ой книге «Deipnosophistae» Атенея и художественно правдиво – в «Coena Trimalchionis» Петрония. У них можно также найти известное философское обоснование и оправдание сибаритски-эпикурейского образа жизни; так например, у Атенея (XII, гл. 64 и 65) посланник Полиарх в большой речи развивает такую философскую точку зрение перед, тарентинцами; или еще короче это выражено в соответственных стихах на серебряном скелете, на пиршестве Трималхия:
eheu nos miseros, quam totus homuncio nil est.
sic erimus cuncti, postquam nos auferet Orcus
ergo vivamus, dum licet esse bene.
(Peiron. Satir, 34).
Все описанные нами явление античной цивилизации должны были в высокой степени повышать спрос на проституцию. Теперь нам, остается еще рассмотреть некоторые чрезвычайно важные социальные причины повышенного предложения проституции. Главным образом, оно, конечно, зависело от упомянутого уже нами развитого рабства. Но здесь в значительной степени играли роль и такие моменты, которые и теперь еще считаются ответственными за большое предложение проституции. В настоящее время их объединяют в общем понятии «социальный вопрос». Как показывает законодательство Солона, социальный вопрос уже очень рано появился и в поле зрение древних, а в последнее время республики и в эпоху империи он стал не менее жгучим, чем у нас. Древним не менее, чем нам, были известны явление социальной нищеты, пауперизм, перенаселение и жилищная нужда, и им приходилось в полном объеме испытывать на себе их последствия.
В нашем обзоре античных городов мы указывали, что торговля и промышленность и, как последствие их, капитализм развились уже очень рано. К старейшим торговым и фабричным городам, процветавшим уже в 8-м и 7-м веке до Р. X., принадлежали Тир, Милет, Коринф, Афины. Дурные последствие капитализма и латифундий действительно можно проследить так далеко в глубь истории. Законодательство Солона, изданное в начале 6-го века, является, по-видимому, первой попыткой проложить мост через глубокую уже в то время пропасть между пролетариатом и капитализмом. В 4-м и 3-м веке до Р. X. почти всюду в Элладе, даже в Спарте, замечалась тенденция к обострению экономических противоположностей, вследствие возрастающей концентрации капитала и земельной собственности. Последствием этого было полное исчезновение среднего сословия, ужасный пауперизм и материалистически-маммонистический образ мыслей всех слоев народа; все это потрясло основы общества и вызвало злосчастную классовую вражду. Контраст между богатством и бедностью со всеми его гибельными последствиями для нравственности подробно описывает Платон в своем «Государстве» (VIII, 548а-565а) и в «Законах» (VIII, 831 д), где он выясняет тесную связь между охотой за деньгами и охотой за женщинами, между жадностью к деньгам и служением брюху и фаллосу.
Возникновение пролетариата и пауперизма в Римеотносится к 3-му столетию до Р. X., когда быстро развилось ни с чем не считающееся капиталистическое хозяйство, которое при помощи процентов на долги отняло у трудящихся крестьян земельную ренту и передало ее в руки бездельничающих рентьеров, а 50 лет до Р. X. римское общество фактически состояло уже из миллионеров на одной и нищих на другой стороне. При этом происходил чрезмерный прилив население в города, потому что деревня, благодаря латифундиям, заморской конкуренции в хлебной торговле и т. п., запустела, а обедневшие сельчане бежали в города. Шмоллер видит особенность греческих и римских городов во времена империи в том, что рост их покоился не на экономической целесообразности, а на существовании таких антисоциальных явлений, как рабы, клиенты миллионеров, обедневшие селяне, нищенствующие авантюристы, живущие подаянием бедняки и проч. Он считает, что пролетариат больших античных городов составлял в целом половину или даже три четверти всего населения. Тогда было гораздо худшее бегство из деревень, чем теперь, и предпочтение городской жизни сохранилось с тех пор во многих местах, прилегающих к Средиземному морю, и поныне. Неизбежным последствием такого порядка вещей было перенаселение и жилищная нужда в античных больших городах, которую осветил в превосходной работе Пельман. Вот что он говорит о неотразимом и гибельном влиянии перенаселение и жилищной нужды на нравственность население и социальные условия, в частности на проституцию:
«Чрезмерное скопление людей рядом и друг над другом (до 10 этажей, Марциал, VII, 20) было, конечно, совершенно немыслимо без различных нарушений семейной жизни, без смешение полов и умножение искушений, которые тем более должны были вредить нравственности народа, чем меньше могло служить противовесом ничтожное умственное и нравственное развитие масс.
Когда мы слышим далее, что в этих зданиях, в которых имелись обыкновенно и кабаки, существовали потайные углы, в которых ютились воры и мошенники, то мы и сами не можем не додуматься до мысли, что они, вероятно, жили в подземных помещениях, если бы мы даже и не знали из случайных заметок Марциала о существовании античных подвальных жилищ, этих «clusus phornix», служивших кровом для пролетариата (Х, 5, 7). Очень часто, наконец, эти же помещение служат для целей проституции (Ювен. X, 239: career fornicis: XI, 171: olido fornice; Гораиип, сат. 1, 2, 30: olenti in fornice ef. ep. 1, 64, 21; Марциал, XII, 61, 8; niger fornix; Сенека, vit. beat, 7, 8). Из этого можно приблизительно определить, в виду жилищной нужды, с одной стороны, и жадной на барыши спекуляции на квартиры с другой, – как велико было значение именно подвальных помещений в вопросе о снабжении низших слоев население надлежащими квартирами.
Если представить себе совокупное действие всех этих факторов, имеющих решающее влияние на уклад жизни городского населения, то нам станет понятным колоссальный рост так называемых (опасных классов) в Рим е, которые могут быть названы словами одного современного экономиста «низшими осадками относительно избыточного населения» мирового города, нищенства и бродяжничества, всякого рода бездельничающих безработных, проституции, мошенничества и преступления. Все эти элементы выступают в такой ужасающей численности, что мы должны признать лишь чрезвычайно меткой характеристику условий, когда говорили о населении Рима, как о какой-то клоаке или болоте, нуждающемся в постоянной чистке и в отводящих каналах. Аммиан Марцеллин, описывая беспутное поведение лентяя пролетария, который на улицах и площадях, в кабаках, в цирке и в театре, всюду держит себя с большой важностью, дает мрачную, но в общем совершенно верную картину римской народной жизни своего времени».
Жилищная нужда и высокие наемные цены на квартиры, в которых всего очевиднее сказываются печальные социальные условия, существовали, впрочем, не только в Риме и других столицах, как Александрия и пр., но и в больших провинциальных городах. Так, например, в столице Египта некий Герод имел дом, который разделен был на части. В десятой части этого дома жили 20 членов одной семьи и сверх того еще 7 жильцов!
Бедность, естественно, могла быть в древности причиной проституции только у свободных от рождения или у вольноотпущенных, у рабов же – разве только в том случае, если их вынуждал заняться проституцией их обедневший господин. Демосфен упоминает о возможности проституции среди дочерей свободных граждан, лишенных средств и не имеющих возможности дать своим дочерям приданое. В третьей беседе гетер Лукиана мать увещевает дочь, чтобы она старалась удержать своего любовника, потому что они «нищие»; а в шестой беседе Кробила в следующих выражениях объясняет своей дочке, Коринне, почему она должна сделаться гетерой: «Я не вижу для нас другого средства, чтобы просуществовать. Тебе ведь известно, милая моя, как скудно мы должны были жить последние два года, с тех пор как умер твой отец… После его смерти я сейчас же вынуждена была продать щипцы, молот и наковальню за две мины, и на эти деньги мы жили, насколько их хватило. Затем я с большим трудом старалась добыть кусок хлеба пряжей, тканьем и шитьем, чтобы прокормить тебя, милая дочка. На тебя я возлагала все свои надежды». В «Castellaria» Плавта (ц. 1 сц. 1) сводница Миленис говорит проституткам Силенион и Гимназион:
Zu Boden uns zu drücken, trachten sie, dieweil.
Wir Freigelassne sind. Wir beide waren, ich
Wie deine Mutter, Freudenmadchen; sie hat dick,…
Ich die erzogen – doch die Vater kennt man nicht.
Auch war’s nicht Hochmut, dass ich die zum Buhlgewerb
Anhielt: dem Hunger nur wollt ich dadurch enigekn.
(Только о том, чтобы унизить нас, думают они, потому что мы вольноотпущенные. И я, и мать твоя, обе мы были проститутками. Она воспитала тебя, а я се-отцы же неизвестны. И это не было высокомерием с моей стороны, что я заставила ее заняться проституцией: я только хотела избежать таким образом голода).
Ювенал (1, 46) упоминает об одной девушке, обманутой своим опекуном, которая впала в нищету и занялась проституцией. Свободные девушки, вынужденные из бедности заниматься проституцией, как и теперь, переселялись обыкновенно в другой город. Иногда их, однако, вынуждала к тому лишь относительная бедность – девушки, имевшие честный, но скудный заработок, не могли устоять с течением времени против соблазна большого города. Это наглядно описывает Теренций в своей «Andria» (акт I, сц. 1):
Indessen zog,
Drei Jahre mögen’s sein, ein Frauenzimmer
Aus Andros hierher in die Nachbarschaft.
Durch Not und der Verwandten Lässigkeit
Dazu gezwungen, reizend von Gestalt
Und in der vollsten Jugendblute.
Erst lebte sie ganz ehrbar, knapp und hart,
Ihr Brot mit Spinnen und Weben sich
Verdienend; aber als sich ein Liebhaber,
Geld anerbietend, eingefunden, einer
Und bald ein zweiter – wie der Menschen Sinn
Sich von der Arbeit denn zur Wollust neigt —
Ging sie den Antrag ein und trieb darauf
Ein förmliches Gewerbe.
(Около трех лет тому назад сюда переселилась из Андроса молодая женщина в расцвете юности, очаровательная собой, вынужденная к тому нуждой и леностью своих родственников. Вначале она жила честно, скудно и сурово, зарабатывая свой хлеб пряжей и тканьем. Но когда нашелся любовник, который предложил ей денег, а затем и второй – а человек ведь так склонен заменить работу наслаждением – то она согласилась на предложение и потом сделала себе из этого настоящий промысел).
В IV действии (сц. 5) говорится о Хризис, что накапливание богатства в Авинах бесчестным путем она предпочитала честной, но бедной жизни на родине. Таким образом тяготение к столице уже и в древности являлось причинным фактором для развитие проституции. Не нужно также забывать, что в древности труд в общем ставили очень низко или даже совершенно презирали его; во всяком случае, он не пользовался таким общественным признанием, как теперь. Только умственный труд считали достойным свободного человека, физический же предоставляли рабам. Идея об освобождении индивидуума благодаря труду, как таковому – все равно, будет ли он физический или умственный – была совершенно чужда древнему миру. Поэтому свободные, но бедные девушки (и юноши) в то время без сомнения еще гораздо чаще становились жертвами проституции, чем теперь.
Рассмотрев главнейшие факторы античной цивилизации и общественной жизни, благоприятствовавшие развитию проституции, мы перейдем теперь к детальному изучению условий, в которые она была поставлена в древности.
Различные виды проституции. – Как мы уже упоминали, существующая в настоящее время чрезвычайная дифференцировка и специализация проституции совершилась уже в классической древности. Дело идет не только о различии между бордельной и свободно живущей проституткой, но и о гораздо более тонких оттенках отдельных категорий проституток, начиная с низших из них и кончая высоко развитыми умственно гетерами и подругами (amicae). Здесь можно построить чуть не целую скалу различных переходов, причем каждую отдельную категорию опять-таки можно дифференцировать. Ниже мы, например, увидим, что гетеры отнюдь не представляли однородной группы, а что в нее, напротив, входили весьма разнообразные элементы.
Картина античной проституции становилась еще более пестрой, благодаря различиям между свободными от рождение и вольноотпущенными проститутками и подлежащими проституции рабынями, между явными и тайными проститутками и т. д., а также благодаря многочисленным переходам от одной категории к другой. Совершенно так же, как и в настоящее время, детальная дифференцировка проституции сказывалась, прежде всего, в богатой терминологии античной проституции, с которой мы познакомимся при рассмотрении отдельных типов ее. Лексикограф Гезиох насчитывает, например, не менее 66 различных имен для женской и даже 74 для мужской проституции!
Прежде, чем перейти к обзору отдельных категорий женской проституции, мы еще перечислим общие греческие и римские название проституток, как таковых, независимо от более детального их подразделения.
Наиболее общее и употребительное греческое название проститутки было pome, наша «публичная женщина». Оно встречается уже в 8-м или 7-м веке до Р. X., у Архилоха (26).
Еще древнее, по-видимому, слово Hetara, так как оно встречается уже в Илиаде Гомера (IV, 441), но там оно еще означает «подруга жизни, товарищ, друг» в хорошем смысле слова. Уже позже афиняне перенесли это название на проституток. Плутарх (Солон, 15) и Атеней (XIII, стр. 571 d) сообщают, что афинянам приписывали уменье тонко скрывать отвратительные вещи под приличным и красивым названием: так, например, проституток они назвали «подругами»(«гетерами»). Это произошло, вероятно, в 6-м веке. В то время и в период расцвета гетеризма под «гетерой» разумели, правда, проститутку высшего ранга и, прежде всего, – свободно живущую, в противоположность обыкновенной бордельной проститутке; но впоследствии различие между «гетерой» и «публичной женщиной» все более и более стиралось. Многие гетеры были обыкновенными проститутками, которые часто принимали несколько посетителей в день, и только меньшинство из них довольствовалось одним или несколькими более или менее постоянными любовниками.
Третье часто употребительное обозначение было demiurgos, т. е. публичная женщина (Гезихгй I, 458; Атеней XII. стр. 540f).
Остальными общими названиями были: paidiske, девка (Атен. X, стр. 437f); koriske, девчоночка (Атен. XIII, стр. 570f; XIV, 665d); laikas, публичная женщина (Aristaenet. И, 16); polos, молодая проститутка (собственно жеребенок), см. Гезих. 111, 416; lypta, публичная женщина (Гезих. III. 56), собственно волчица, от латинского «lupa» (см. ниже), machlas, развратная девка (Гезих. III, 77); pandosia, все дозволяющая (Eustath. 1921, 61); Ieophoros, всемирная проститутка (Eustath. 1082, 39); ergasimoi, «работающая» (т. е. «работа» в античном, презрительном смысле), у Artemidoros (Oneirocrit 78) и пр.
Из римских общих названий проституток мы приведем следующие: merethrix – наемница; scortum; scorülum (Плавт, Poenul. 1, 2, 53 и сл.; Катулл 10, 3 и др.) – публичная женщина; Lupa – публичная женщина, собственно «волчица» (Ювенал III, 66; Плутарх, Ромул, 4; Auson. epigr. 25, 11); infamis femina – срамница (Quintilian, VI, 3, 51); famosa – любовница (Гораций, Od. IV, 15, 1; Sueton. Domit. 8); mulier quaestuaria, qttaesiuosa – наемница; quaestuavia тапс i р ia – рабыни для половых наслаждений (Dig. Ill, 2, 4); publica – публичная женщина (Сенека, epist. 88. 37); puella – молодая девушка (Ювен. VI, 126; Ювен. III, 65).
Кроме этих общих обозначений, применявшихся безразлично ко всем проституткам, древние различали еще обыкновенную проститутку без всякого образование и проститутку, обученную музыке. Первая была проститутка низшего разряда, которая занималась своим ремеслом, ничем не прикрывая его – без музыки, танцев или вообще какого бы то ни было искусства, в противоположность другой проститутке. Прокоп называет Феодору такой (Histor. arcan., гл. 9, вероятно, несправедливо). Эта низшая категория проституток совпадает, вероятно, с нашими бордельными и уличными проститутками. Вторая категория обнимала у греков проституток-музыкантш и вольноотпущенных гетер – «scorta nobilia» или «bonae meretrices» римлян. Третью, вышестоящую группу составляли образованные проститутки, часто свободные от рождения – собственно, гетеры в лучшем смысле слова. Каждая из этих групп в свою очередь делилась на различные подгруппы.
А. Бордельные и уличные проститутки.
Сюда принадлежали обитательницы «порнеиона» или «коинеиона», или «оикема», проститутки Солона (prostasae), позднее носившие также название «stegitis» (Гезих. IV, 73) или «state» (Гезих. IV, 71) или «Kasaura», «Kasori», «Easalbas» (Гезих. II, 418; Аристофан; Экклез., 1106); по-латыни они назывались «сasalides»; они стояли у дверей низших борделей напоказ. Это так называемые римские «prosedae», «prostibula», «fornicariae» и «fornicatrices».
Разновидностью этих бордельных проституток должны считаться м ельн ичные проститутки. Уже у Гомера (Одисс. XX, 107) встречаются мельничные рабыни, которые мелют рожь ручными мельницами и которые впоследствии пользовались всеобщим презрением, так что мельницы считались борделями. Алкман (у Бергка, Poetae Иугиси, стр. 648) упоминает о разврате на мельницах; в другой лирической песне мельничная рабыня, мельничная проститутка, Хетри («Aletris») описана, как распутная женщина, которая во время помола поет эротические песни. (Аристофан, Облака, 1358; Плутарх, Gastmahi der sieben Weisen 14). У Герона (I, ст. 75) упоминается о мельничных проститутках, как об известном типе самой низкой категории проституток. По Ксенофонту (Memorab. II, 5, 2) мельничные рабы вообще считались самыми ничтожными, стоившими лишь полмины, между тем как за более образованных и ловких рабов платили 30-100 мин.
И в Риме также мельницы и булочные с древних пор были местами проституции. Плавт упоминает в «Poenulus» (1,2, 54), «pistorum аmiсае», проституток из булочных, и «reliquia alicarie», «мельничные отбросы» (см. выше перев. этого места, стр. 9). Название этих проституток, «alicarie», происходит из Кампании, где они стояли перед лавками, предлагая себя. В более поздние времена римской империи многие булочные и мельницы еще связаны были с борделями, которые в большинстве случаев составляли пристройки к ним (Сократ, Histor. ecclesiast. V, 18). Обычай этот сохранился до средних веков, когда мы снова встречаемся с ним, между прочим, и в Германии. В Помпее над дверьми одной булочной находилась доска с рельефным большим фаллосом и надписью: «Нiс habitat Felicitas». «Продавщицы», о которых у Артемидора (Oneirocrit. 78) сказано, что «они что-то продают» и «получают плату за любовь», вероятно, продавщицы из булочных.
Наряду с бордельными проститутками в древности было еще чрезвычайно много так называемых уличных проституток, которые отправлялись на «отлет» и бродили по улицам, совершенно как нынешние, они не только завлекали на улице своих клиентов, но нередко тут же и отдавались им в каком-нибудь темном углу. Общими названиями для них были «Dromas», «бегунья» (Гезих. 1, 537; Pollux. VII, 203); Chamai– type или Chametaris, отдающаяся на земле (Suidas, стр. 5; Hesych. IV, 272, 273; Плутарх, Anton. 9; Athen. XIII, стр. 570f) или scoria erratica, vagae puellae (Propert. I, 5, 7), ambulatrices (Cato, de re rust. c. 143), circulatrices (Priap. 18), pedoneae, noctilucae, noetivigilae, node vagatrices, что можно перевести вместе с Группом «ночные бабочки», «праздношатающиеся» и «странницы».
Бесчисленны были специальные типы уличной проститутки, сохранившиеся и поныне всюду, где античная культура послужила основой для современной. Наиболее старый тип представляет, вероятно, Spoesilaura – проститутка, занимавшаяся своим ремеслом на большой дороге (Гезих… IV, 67). Ее имел в виду Катулл в 58 стихотворении, когда он говорит о своей Лесбии, что она опустилась до состояние низшей проститутки и проституируется на перекрестках (in quadrivüs) и в тесных переулках (angiportis).
Наиболее известны были dieteriadae (Атен. XIII, 576 и дал.), проститутки из афинского портового рынка (Ксеноф. Hellen. V, 1, 21; Диод. Сиил. XIX, 45), которых Атеней называет представительницами самой низкой проституции. Затем существовала еще категория мостовых проституток (gephyris, Hesicli. I, 427), которые продавали себя на мостах.
Еще больше была дифференциация среди римских уличных проституток. Здесь были «bustuariae», кладбищенские проститутки, которые продавали себя между могильными памятниками (Марциал, III, 93; I, 34, 8); деревенские и лесные проститутки (ruricolae lupae, inter salicta et densas sepes obscoena cubilia ineuntes – Prudentius contr. Symmach. I, 107); schoeniculae, называвшиеся так потому, что они продавали себя в волчьей траве (roivot, schoenus) близ воды или же, как думает Фест, вследствие употребление ими дурной мази, Schoenus (Плавт, Poenul. I, 2, 55); принадлежащие к грязнейшим подонкам бродячих проституток – «scrantiae» и «scrupedae» (Плавт, Nervolaria 2), «limaces» (Плавт, Fragm. Bacchid. 10), «blitene» (Плавт, Trucul. IV, 4, 1), «puti», «ри tilli» (Плавт, Asinar. III, 3, 103), gallinae (Плавт, Asinar. III, 3, 76), junices (Плавт, Mil. glor. II, 3, 32) и мн. др.
Б. Проститутки Муз и Вакха.
К этой рубрике мы относим всех тех проституток, которые применяют, как средство для привлечение клиентов, искусство, алкоголь и вообще все описанные нами выше средства самоотречение и опьянения, что их и возвышает над обыкновенными проститутками-бордельными и уличными– действующими преимущественно при помощи чисто полового возбуждения. Таковы «свободные, необузданные» люди, «liberi homines» Геллия (Noct. attic XX, 4б 1), которых греки называли «вакхическими артистами». Они развлекали игрой на флейте и цитре, танцами, фокусами, драматическими представлениями, пантомимами, пеньем и принимали участие в вакхической разнузданности во время симпозиумов, празднеств, в кабачках, трактирах и банях или же вообще имели то или иное отношение к художественной и дионисьевской стороне жизни.
Все это элементы, которые Аристотель обозначает, как «в большинстве случаев порочные», потому что они, «большую часть своей жизни употребляют на необходимое для них искусство и добывание куска хлеба, а большую часть своего времени проводят в невоздержности, частью в нужде, а между тем и то, и другое (и разврат, и нужда) являются поводом и побудительной причиной для порочности». К этой группе принадлежат также многие «гетеры»; в задачу их большей частью входило присутствовать при всякого рода случаях дионисьевской распущенности, из которых наиболее частыми были попойки после трапезы.
В собственном смысле слова (Атеней, ХИ, 531b) нужно понимать, прежде всего, флейтщиц или «аулетрид», которые упоминаются всего чаще, так как они должны были присутствовать при всякой трапезе, чтобы трубить на флейте во время жертвенного возлияния. Они появлялись обыкновенно на пирушках во множественном числе, так что каждый мужчина мог иметь в своем распоряжении флейтщицу (Аристофан, Лягушки), а потом происходили общие оргии (Платон, Theaetet., стр. 173D; Платон, Protagorus, стр. 347D); при этом нередко бывали настоящие кулачные бои за обладание флейтщицей (Атеней, XIII, стр. 607е; Лукиан, Dial– meretr. 15). Аулетриды занимали среднее положение между обыкновенными бордельными и уличными проститутками и, собственно, «гетерами» в том отношении, что они не были ни так грубы и низки, как первые, ни так жадны к деньгам и хитры, как вторые. Этим объясняется, почему, например, Эпикрат в своей «Antilais» советует обращаться к аулетридам и предостерегает против холодных и расчетливых гетер (Атеней, XIII, стр. 570Ь). Как опасные конкурентки, аулетриды пользовались большой ненавистью со стороны гетер, которые всегда выставляли их презренными существами. Так, например, lоёсса объявляет Лизию (12 беседа гетер Лукиана), что, лаская флейтщицу Цимбалион, он сам опозорил себя. С другой стороны, молодые люди нередко искали у аулетрид более дешевой любви, как, например, Дорион в 14-ой беседе гетер Лукиана, совершенно разоренный гетерой Мирталой. Многие гетеры, впрочем, раньше и сами были флейтщицами или же занимались этим искусством, чтобы иметь возможность и в этом отношении состязаться с аулетридами, как Партенис (15-ая беседа Лукиана). А многие знаменитые аулетриды достигали потом звание гетеры, как Мегара (Алкифрон, epist. I, 39), Бромиадиа (Атен. XIII, 605Ь), младшая Ламия (Atheti. XIII, 577с, XIV, 615е, f), Немеас (Атен. XIII, 587с), Галатея (AtJien. I, 6f, 7а Атен. XIII, 576f) и др.
Наряду с флейтщицами, к типу музыкальных проституток относятся и девушки, обученные игре на различных струнных инструментах: играющие на цитре (Поллукс, IV, 62; Атен. IV, 176d; XII, 531b); играющие на самбуке, на треугольном струнном инструменте, приезжие из Родоса (Amen. IV, 129а); играющие на псалтериуме, главным образом, из Лидии (Allien. XIV, 634f; XII, 537b, 532с; Платон, Protagor, 347d; Procop. Hist. arc. 9). Знаменитой гетерой-гитаристкой была Главка (Athen. IV, 176d). В найденной комедии Менандера, «Epitropontes», Харизий нанимает для своих половых эксцессов девушку, играющую на псалтериуме. Не меньше был спрос и на барабанщиц (Плутарх, Amator 9, 6, стр. 753D).
К продажным девушкам принадлежали также певицы (Theocrit XV, 97; Athen. XII, 531с; Lucian, Dialog, meretr. XII, 1; Phitarcli, Amat. 16).
He меньше спроса на музыкантш был спрос на танцовщиц (Plato, Protagor, 347d; Athen. IV, 130a; XII, 531c; Aristoph. Ran. 514, Nubes 990 и др.), искусство которых часто носило специфически эротический и неприличный характер. В особенности славились в этом отношениифессалийские (Athen. XIII, стр. 607с) и гадитанийские танцовщицы (Ювенал XI, 165 и. 6.; Мари. V, 78; XIV, 203). Они показывали свои возбуждающие танцы во время и после трапезы, часто голые (Athen. XIII, 607с; IV, 130а). Особенной любовью пользовались сладострастный Танец живота и канкан, который описывается, например, в романе византийца Никиты Эвгениана, «Neun bucher von der Liebe der Drosilla und des Gharikles». Действие такого рода танцев всего нагляднее описывает Атеней (XIII, 607с) в том месте, где голые фессалийские танцовщицы, в присутствии царя Антгииона Гоната, приводят своим искусством достойных аркадийских посланников в величайшее волнение.
Римские флейтщицы, «tibicinae» (Плавт, stich. II, 2, 56; Маршал XIV, 62, 1), ambubajade (Горации, Сат. 1, 2, I); играющие на струнных инструментах («ficlicmae», «sambucinae», Plaut. а. а. О.; Terentius, Eunuch, 457); певицы («cautrices», Plautus) и танцовщицы («saltatrices», Аттиин Marccllius, XIV, 6) – как уже показывают самые их названия – были частью греческого, частью местного происхождения.
К проституции музыкантш и танцовщиц тесно примыкает театральная проституция. Мимические и театральные представление произошли из древнего скоморошничества бродячих фокусников, которые издревле доставляли большой контингент лиц для мужской и женской проституции.
Так как мы ниже рассматриваем мужскую проституцию в известной последовательности, то мы здесь упомянем лишь о женщинах-фокусницах, которые часто выступали голыми (Athen. IV, 129d) и, подобно всем женщинам, появлявшимся на подмостках, считались бесчестными и предавались проституции. В виду многочисленных описаний женщин-жонглеров, можно думать, что эта категория бродячих проституток была очень велика.
Из скоморошничества, как мы сейчас упомянули, развился театр, в значительной степени в связи с дионисьевским культом. Из его представителей, итифаллы и мимы имели особое отношение к проституции. Мането (Apotelesmatic IV, 275 и след.) называет их: «тянущиеся по стране птицы, порочнейшие выводки города». При мужчинах-мимах всегда находились и мимы-женщины, которые пользовались иногда таким уважением, что даже становились директрисами («archimimae»), как например, Клавдия Гермионе, «archimima sui temporis ргиша». В то время, как в трагедиях и комедиях женские роли разыгрывались мужчинами, в реалистических мимах выступали женщины и девушки, репутация которых должна была сильно страдать от представление в большинстве случаев неприличных пьес, в которых они должны были, часто в декольтированном виде или голыми, танцевать сладострастные танцы. (Vabr. Maxim., X, 11). Мимы выступали также за столом и в частных кружках, они создали античный кабаре. «Когда мы теперь читаем в биржевой газете», говорит Теодор Биртц «Интимный кабаре с первоклассными артистами и прелестными мелодиями; все номера новые; рассказчик Фриц Грюнфельд вызывал настоящую бурю смеха; блестящее приобретение представляет рассказчица Мицхен Берна, смесь пикантности и скромности» или еще, «дерзкое лицо мальчишки» или «веселая особа из Вены» – то можно было бы просто взять это сообщение и подставить вместо Мицхен Берна, например, Китерис, а вместо Фрица Грюнфельда-Адониса». Разница лишь в том, что члены лучших современных кабаре приличные люди, в античных же кабаре они все причислялись к подонкам общества и Гораций, например, в начале 2-ой сатиры называет их в числе других видов проституток.
В косвенной связи с художественной проституцией находятся еще некоторые другие типы проституток, о которых мы и хотим упомянуть здесь. Таковы цветочницы, которые в большом числе стояли на улицах и в общественных местах и – как говорится в одной эпиграмме греческой антологии – предлагали для продажи цветы, большей частью розы, и себя. – Далее – «forariae», продавщицы овощей и фруктов, которые рано утром направлялись из деревень в города, чтобы там продавать свой товар, часто красиво разложенный в виде художественных arrangements; большая часть из них были проститутки. Сюда же принадлежат и натурщицы скульпторов и живописцев. «Насколько развратны изготовители божественных изображений, – говорит Юстин (Martyr. Apol. I, 9), – видно из того, что они соблазняют рабынь, помогающих им при работе». По Фридлендеру, «модели» в мастерских скульпторов, отношение которых с художниками огорчали Юстина, вероятно, женские. Знаменитыми натурщицами были гетеры: Тайс, феодота, Фрина и др. (Атен. XIII, 588е, 591а, b, с). Наконец, нужно еще упомянуть об античных массажистках, пользовавшихся не лучшей репутацией, чем наши современные. Мы уже говорили о них выше (см. стр. 145). Мы уже подробно рассматривали также представительниц дионисьевской проституции, проституток из трактиров и кабаков (см. выше, 131–135). Укажем еще на заманчивые, рекламные надписи на вывесках таких увеселительных кабачков, в которых посетителям предлагали все наслаждение Цереры, Вакха и – last not least – Амура.
В Помпее в трактирных надписях часто встречаются имена трактирных проституток, как Эдона, Кальпурние и др. Ювенал (VIII, 162) упоминает одну такую проститутку, Циану, «в платье с передником и с кувшином для продажи». На одном глиняном кольце, найденном в Париже, пьющий говорит кельнерше: ospita, repie lagonam cervesa – девушка, налей пива в бутылку.
С. Гетеры и дамы полусвета.
Третий и высший класс проституток составляли гетеры, которые считаются избранницами греческой проституции. Так оно и было в действительности для одной части этой группы, которая вначале несомненно составляла большинство, но с течением времени все уменьшалась и превратилась в скромное меньшинство, в то время как масса гетер в позднейший период греческой истории и во время империи мало отличалась от других проституток. Гетеры – как нам их рисуют «Беседы гетер» Лукиана – отнюдь не отличаются большим образованием, чем другие проститутки, и, прежде всего, они готовы изо дня в день каждый раз продавать себя другому мужчине. Таким образом, в позднейшее время уже почти не встречаются гетеры с высоким умственным развитием и даже к выше стоящим гетерам 5-го и 4-го века до Р. X. – собственно периода расцвета этой более благородной формы проституции-уже вполне применимы слова Фридриха Якобса. «Не одна гетера блистала своей красотой, некоторые – умом и остроумием, и лишь очень немногие – истинным образованием». Рамдор также оспаривает, что гетер отделяла от других проституток глубокая пропасть и признает высшее умственное развитие лишь для немногих из них. Для доказательства он справедливо ссылается на разговор Сократа с упомянутой выше гетеройфеодотой, которая признает себя совершенно неспособной привлекать и приковывать к себе мужчин другими средствами, кроме чисто чувственных; да и в искусстве рафинированной чувственности она называет себя совсем неопытной, чего нельзя сказать о лучших проститутках наших больших городов. Нужно думать, что вначале гетеры действительно старались своими изысканными манерами, высшим образованием, истинной дружбой и индивидуальной любовью к своим любовникам не походить на простых проституток; но что вскоре многие из этих последних самовольно присваивали себе имя гетеры или выступали в качестве таковых. К тому же некоторые из выдающихся в умственном отношении гетер действительно происходили из низших кругов проституции и с возрастом возвращались туда.
Демосфеновское определение гетеры, приведенное нами выше, рисует ее исключительно как предмет удовольствия, чувственного наслаждения. В своей «Neottis», Апаксилас производит название «гетера» от «Hetaria», т. е. дружба, и подчеркивает «скромную» манеру держаться у гетер, как их отличительный признак от обыкновенных проституток (Атен., XIII,572в). Аналогично высказывается о значении слова «гетера» и Атеней (Атен. ХШ, 571с). Антифан (у Атенея ХШ. 572а) говорит об одной гетере, жившей с ним по соседству: «…золотое сердце, обращенное к добродетели, истинная Подруга, между тем как другие позорят это прекрасное имя своими поступками».
Во всяком случае существовали различные категории гетер. Менандер различает два главных типа: жадную на барыши эгоистку, изображенную им в его «Thais», и добрую, любящую гетеру, как его Глицера. Затем среди гетер нужно различать рабынь, составляющих собственность сводников, й вольноотпущенных или свободных от рождения, добровольно занимавшихся этим ремеслом. По Теренцию, работавшему по греческим образцам, мы знакомимся с тремя различными видами проституток. Одни жили в собственных домах, принимали там многих любовников и были также посредницами для других встреч, как Тайс в «Евнухе». Другие – как например, гетеры в «Heautontimorumenos» – жили на содержании у одного любовника. Наконец, были и такие гетеры, которых приглашали на пирушки и в частные дома, подобно музыкантшам-проституткам, к которым Якобс их действительно и причисляет.
Местом происхождение гетеризма в его более рафинированной форме является ионийская Малая Азия и соседние острова. Здесь его можно проследить до первой половины 6-го столетие до Р. X. Старейшая из известных по имени гетер была Родо п ис, уроженка Фракии; но она была в Самосе рабыней Ядмона и сорабыней знаменитого баснописца Эзопа. Под руководством сводника Ксантоса, она обучена была всем искусствам гетеры, и он затем повез ее в Египет, где она должна была использовать свои прелести. Здесь Харакс из Митилена на Лесбосе, брат знаменитой поэтессы Сафо, заплатил большую сумму, чтобы она была отпущена на свободу. С тех пор Родопис занималась своим ремеслом в Навкратис е, в качестве свободной гетеры (вероятно, под прозвищем Doriche), зарабатывала много денег и могла послать в Дельфы драгоценный жертвенный подарок. Так как Родопис, по указанию Геродота, которому мы обязаны всеми сведениями о ней (Геродот, II, 134–135), жила в Навкратисе в царствование Амазиса египетского (569–526 до Р. X.), при котором этот город сделался официальной греческой колонией (Геродот, II, 178), то можно считать вероятным, что она и положила здесь начало блестящему ряду гетер, которыми впоследствии славился Навкратис (Геродот II, 135, Атеней, XIII, 596в). Из этой старой школы гетер в Навкратисе вышла также Архедика, другая знаменитая гетера древности (Геродот, II, 135; Атен. XIII, 596d; Элиан, Var. hist. XII, 63).
Наряду с Навкратисом, старейшими и наиболее обширными рассадниками гетеризма в течение всей древней эпохи должны считаться Милет и Корин ф. В Милете обращали большое внимание не только на физико-техническую (см. выше, стр. 256), но и на психологическую сторону половой рафинированности. Отсюда гетеризм распространился по всей Греции. Этот факт обыкновенно приводят в связи с именем Аспазии, уроженки Милета. Подруга Перикла, высоко образованная и очень красивая, Аспазия олицетворяла собой совершенный тип знатной гетеры, имя которой увековечено античной (Эсхин, диалог «Аспазия», у Атен., V, 220Ь) и современной поэзией (Г. Гаммерлин, «Аспазия»). Она, в свою очередь, была ученицей милезийской гетерыфариелии, которая пользовалась своими связями с многими мужчинами для политических целей (Плутарх, Перикл, 24). В то время, как государственные мужи и философы прославляли Аспазию за высокое философское образование и ораторское искусство (Атен. V, 219b-е; Плутарх, Перикл), она, с другой стороны, известна еще тем, что создала в Греции настоящую организацию гетер, так как привозила многочисленных красивых девушек, обучала их в своем доме в Афинах всем искусствам гетер и наводнила ими всю Грецию (Атен. XIII. 569f; Плутарх, Перикл 24). Ей приписывают также влияние и на некоторые политические события. Говорят, например, что она уговорила Перикла вести войну против Самоса, а пелопонесская война будто бы вспыхнула из-за похищение двух проституток из ее борделя, как это рассказывает Аристофан в «Ахарнянах»:
«…Но вот несколько пьяниц отправляются в Мегару и похищают гетеру Симефу; рассерженные мегарийцы в свою очередь похищают двух гетер из дома Аспазии. И тогда начинается всеобщая война из-за трех публичных девок» (Перев. В. Т., стр. 31),21). [888]
Во всяком случае, несомненно, что Аспазия дала толчок к чрезвычайному развитию впоследствии гетеризма, в частности и в Аттик е. По крайней мере аттические имена гетер гораздо многочисленнее всех других, хотя по словам древних авторов городом гетер par excellense считался Корин ф, – коринфские проститутки считались образцом утонченного разврата (Платон, «Государство», стр. 404; Аристофан, «Плутос», 149; Лисистрата, 91), а сношение с проститутками назывались «Korinthiazein» (жить по-коринфски – Eustath, 290, 23; Гезих II, 517). Филетаирос (Атеней, ХШ, 559а) и Полиохос (Атеней VII, 313с) написали комедии под заглавием «Korinthiazein», что означает «охотники за гетерами». В Коринфе были также знаменитые школы гетер. Такова, например, школа Минареты, о которой мы узнаем от Демосфена (речь против Неэры, 18):
«Никарета, вольноотпущенная элейца Харизия, жена его повара Гиппия, купила семь девочек в нежном детском возрасте. У нее был исключительный талант определять свойства и прелести таких крошек и она была не менее ловка в их воспитании и привлечении их к себе, так что она создала из этого настоящее искусство и занималась им, как профессией, поддерживая таким образом свое существование». [889]
До известной степени славилась своими гетерами и Меиара, как это доказывает одно место у Плавта (Persa, акт I, сц. 3, ст. 57), а в новейшее время Рейнганум привел тому еще и другие доказательства. Из упомянутого места у Аристофана можно заключить, что золотая молодежь города Афин часто отправлялась в Мегару для посещение тамошних гетер. Этим объясняется, быть может, что Неэра переехала на постоянное жительство, из Афин в Мегару, хотя, по Демосфену, во время пелопонесской войны там не было большого наплыва приезжих, а местные жители Мегары были большие скряги. Родом из Мегары были гетеры: Никарента, подруга философа Отильпона (Атен. XIII, 596е) и Самефа (Атен. XIII, 570а).
Следующее место за этими центрами гетер занимали: Этна (Атен. ХШ, 595), Смирна (Лукиан, Bilder 2) и другие города, о которых мы уже упоминали в нашем общем обзоре, указывая на их значение в воспитании этой категории проституток. Впоследствии число гетер было чрезвычайно велико (Лукиан, Беседы гетер, VI, 2). Ими был пропитан весь культурный мир Греции, а во время империи – все ее провинции. Уже Демосфен говорит о Неэр е: «Где только она не делала из своего тела профессии! Куда только, она ни отправлялась за поденной платой?! Разве она не объехала всего Пелопоннеса, фессалии и Магнезии с Симом из Лариссы и с Эвридамом, сыном Мидия; Хиос и большую част Ионии – в сопровождении критянина Сотады, отданная в наймы Никаретой, которой она тогда еще принадлежала, как собственность… И вот такую особу, известную тем, что она ради своего ремесла об ъ ехала весь земной шар, вы хотите своими голосами объявить афинянкой?» Гетера Пифионика занималась своим ремеслом последовательно в Эгине, Коринфе и Афинах (Диод. Сии. XVII, 108). Вообще гетеры редко оставались на своей родине, а поселялись большей частью в городах, в которых они были чужими. Вот почему Плутарх (Amator. 9) называет гетер «не имеющими родины созданиями». Аспазия, например, переехала из Милета в Афины; божественно прекрасная Лаиса из Гиккары в Сицилии – в Коринф (Атен. ХШ, 588 в. с.); не менее прекрасная Фрина из Феспии – в Афины (Атеней XIII, 583 в.; 590д). Выдающиеся умом и красотой гетеры пользовались международной славой, которая предшествовала им во время их путешествий и побуждала также мужчин приезжать к ним. К аттической гетере Гнафене, например, приехал любовник, привлеченный ее славой, из Геллеспонта (Элианг, XII, 13). Отдельные черты из жизни и любви этих знатных проституток были известны всему миру; все передавали друг другу их словечки и остроты, говорили об их благородных и неблагородных поступках, об их гонорарах и связях с царями, государственными людьми, ораторами, философами. Собрание всех этих сведений составляет знаменитая тринадцатая книга «Пира софистов» Атенея. Так как о психологии клиентов и гонорарах гетер (и других проституток) мы еще будем говорить особо, то мы здесь только перечислим вкратце исторических гетер древней Греции (т. е. не фиктивные, романические, а действительные фигуры). В интересах истории культуры такой каталог составлен уже античными авторами. Аристофан отметил, например, 135 афинских гетер (Атен. XIII, 583д). Аполлодор и Горииас насчитали еще большее число их (там же). Фридрих Якобс справедливо полагает, что авторы перечисляют лишь наиболее известных гетер и что число их очень мало по сравнению с числом знаменитых дам полусвета любой европейской столицы за такой же период времени (несколько столетий). С этой именно точки зрения мы должны судить о приводимом ниже алфавитном списке эллинских гетер, проверенном и снабженном примечаниями по источникам:
Абротонон, гетера из Фракии
Агаллис, аттическая гетера
Агафоклея, гетера из Самоса
Аглая, александрийская гетера
Антея, коринфская гетера
Антис, афинская гетера
Антицира, афинская гетера
Археанасса, из Колофона
Архедика, гетера из Навкратиса
Архиппа, афинская гетера
Аристагора, гетера из Афин
Аристагора, гетера из Коринфа
Ариетохлея, гетера из Афин
Аристоклея, гетера из Коринфа
Аспазия, из Милета
Аспазия младшая, из Фокии
Астра, гетера из Аттики
Бакхис, гетера из Самоса
Бакхис, милезийская гетера
Бакхис, афинская флейтщица
Баратрон, гетера из Аттики
Белистиха, из Аргоса
Боа, пафлагонийская гетера
Бромиадия, флейтщица
Хариклея, эфесская гетера
Химера, афинская гетера
Хорешс, гетера из Аттики
Хризис, гетера из Аттики
Дамасаидра, гетера из Аттики
Даная, гетера из Аттики
Демо, гетера из Аттики
Декситея, гетера из Аттики
Дидима, египетская гетера
Дорихея, гетера в Навкратисе
Ирена, фракийская гетера
Ирена, гетера из Аттики
Эвардис, гетера из Аттики
Эвклеп, гетера из Аттики
Евфросиня, гетера из Аттики
Галатея, флейтщица в Сиракузах
Галена, гетера из Аттики
Главка, музыкантша на цитре
Глицера, гетера из Аттики
Гликерия, гетера из Аттики
Гпафена, гетера из Аттики
Гнафения, гетера из Аттики
Гнома, гетера из Аттики
Гримеа, гетера из Аттики
Герпилия, гетера из Стагиры
Гиераклея, гетера из Аттики
Гиппавезия, гетера из Аттики
Гиппа, александрийская гетера
Каллистия, гетера из Аттики
Каллистрата, лесбическая гетера
Керкопа, гетера из Аттики
Копались, гетера из Аттики
Кирианна, гетера из Аттики
Коссифа, гетера из Аттики
Коптина, спартанская гетера
Лагиска, коринфская гетера
Лаис старшая, коринфская гетера
Лаис младшая, коринфская гетера
Ламия старшая, аттическая гетера
Ламия младшая, аттическая гетера
Лампас, аттическая гетера
Лампито, самическая гетера
Лампирис, аттическая гетера
Ласфенея гетера из Аркадии
Леена старшая, гетера из Аттики
Леена младшая, гетера из Аттики
Ленэтокистос, гетера из Аттики
Леоптиопг, гетера из Аттики
Леонтион, эпикурейка, гетера из Аттики
Лопадион, гетера из Аттики
Лида, гетера из Аттики
Лида, гетера из Милета
Милфика, гетера из Аттики
Мания, гетера из Аттики
Мегиста, гетера из Аттики
Мелисса, гетера из Аттики
Метанеира, коринфская гетера
Метиха, гетера из Аттики
Милыпо или Аспазие младшая
Мнезис, египетская флейтщица
Монима, карийская гетера
Миррина, гетера из Аттики
Миррина, гетера из Самоса
Миртиан, александрийская проститутка
Миста, сирийская гетера
Лаис, гетера из Аттики
Наннарион, гетера из Аттики
Наннион старшая, гетера из Аттики
Наннион младшая, гетера из Аттики
Нанно, ионийская флейтщица
Неэра, коринфская гетера
Немея, Немеас, аттическая гетера
Никион, аттическая гетера
Лихо, гетера из Самоса
Нико, аттическая гетера)
Никарета, гетера из Мегары
Литрето, коринфская гетера
Никростата, аттическая гетера
Нихростатис, аттическая гетера
Низа, сирийская гетера
Окимон, коринфская гетера
Онанта, гетера из Самое
Олимпия, спартанская гетера
Опора, аттическая гетера
Памфила, аттическая гетера
Паренос, аттическая гетера
Парорама, аттическая гетера
Пеито, проститутка из Сиракуз
Фанион, аттическая гетера
Фано, аттическая гетера
Фанострата, аттическая гетера
Фарсалия, фессалийская танцовщица
Фила, елвийская гетера
Филенис, поэтесса из Самоса
Филина, фессалийская танцовщица
Филоксепп, аттическая гетера
Филира, аттическая гетера
Формизион, аттическая гетера
Фрина, гетера из Аттики
Плангон, гетера из Аттики
Потеина, александрийская флейтщица
Псамата, гетера из Аттики
Пифионника, аттическая гетера
Родопис, гетера из Самоса
Сатира, аттическая гетера
Скиона, аттическая гетера
Скиона, аттическая гетера
Сепия, аттическая гетера
Сига, аттическая гетера
Симета, гетера из Мегары
Синопа, фракийская гетера
Стагониоп, аттическая гетера
Стратола, коринфская гетера
Стратоника, александрийская гетера
Стрибела, аттическая гетера
Синорис, аттическая гетера
Телезитш, македонская гетера
Телезис, аттическая гетера
Тайс, аттическая гетера
Талассис, аттическая гетера
Талатти, аттическая гетера
Талуза, аттическая гетера
Таргелия, милезийская гетера
Teaт, аттическая гетера
Теоклея, аттическая гетера
Теодопиа, аттическая гетера
Теолита, аттическая гетера
Творив, аттическая гетера
Триаллис, аттическая гетера
Тигрис, гетера из Левкадии
Тимаюра, аттическая гетера
Тимандра, коринфская гетера
Всего 155 гетер. Они принадлежат почти исключительно эллинскому периоду и громадное большинство из них относится к аттическому полусвету. Последних мы насчитали 94, следовательно, немногим менее, чем в каталоге аттических гетер Аристофана из Византии, содержащем 135 имен. За Афинами следуют города Коринф(12), Самос (12), Александрия (6), Милет (4), с гораздо меньшим числом гетер; обстоятельство это связано, вероятно, с тем фактом, что большинство имен гетер упоминается в пьесах более ранней и новой аттической комедии, а потому афинские гетеры естественно составляют большинство. Остальные 29 гетер распределяются между различными городами и странами от Сиракуз на западе и до Пафлагонии и Сирии на востоке. Как мы уже упоминали, из этого перечня видно, что период расцвета гетеризма, в лучшем смысле этого слова, безусловно, совпадает с эпохой эллинизма, в частности с IV и III веков до Р. X. Невозможно отрицать ту роль, которую гетеризм играл в культурной жизни того времени. На это уже указывают отношение гетер к художественным и литературным знаменитостям и вообще к выдающимся людям своего времени. С другой стороны, согласно дошедшим до нас сведениям, мы должны, соответственно нашим теперешним понятиям, признать многих гетер простыми проститутками, отличавшимися от других разве только искусством рафинированного разврата; в остальном же они в психофизиологическом отношении были истинными проститутками. Греческие гетеры времен империи, описанные в «Беседах гетер» Лукиана, могут служить убедительным доказательством того, что гетеры того времени были далеки от эллинского идеала гетеры, как небо от земли.
В Рим греческий гетеризм проложил себе дорогу также в эллинскую эпоху. Римские гетеры и галантные дамы точно также носили название «подруг» (Теренций, Andria I, 3, 10, где они противопоставляются женам; Цицерон, ad Attic. 10, 10; Катулл, 110; Гораций, Epod. I, 1, 20; Петрон. Sat. 93; arnica vincit uxorem; Марциал XI, 100, 1 и 5) и «элегантных» (delicatae: Sueton. Vespas. 3; pretiosae); но об умственном развитии их, в противоположность греческим гетерам упоминается очень редко. Описание «искусства любить» у Овидия относится сплошь только к выдающимся римским гетерам, принадлежавшим почти исключительно к сословию вольноотпущенных («Libertinae») или же к подкидышам и приезжим иностранкам. они не отдавались всякому, имевшему возможность заплатить; напротив, они часто бывали очень разборчивы и желали, чтобы их расположение добивались проявлением внимания, тонким обращением и подарками, как это мастерски и детально описывает Овидий. Римский гетеризм первоначально исходил, вероятно, из театральных кругов. Одним из наиболее ранних его покровителей называют знаменитого Суллу (Плутарх, Sulla 2 и 36; Валер. Маке. VI. 9, 6; Саллюст. Jugurth. 95), человека с высшим греческим образованием. Чрезмерно преданный половым наслаждениям, он поддерживал любовные связи главным образом с мужчинами и женщинами из театра и всего лучше себя чувствовал в обществе актрис и музыкантш, играющих на лютне. С ними он кутил и растрачивал на них неимоверные суммы, хотя, с другой стороны, богатая гетера Никополис, его метресса, назначила его своим наследником. Благодаря Сулл е, драматические актрисы и гетеры стали вообще до известной степени salonfahig. Его примеру вскоре последовали другие государственные люди, как Publius Cethegus, поддерживавший любовную связь с гетерой Грецией (Плуги. Lucull. 6); С. W erves, любовник Пиппии и Хелидон, увезший мимистку Терцию от ее мужа, родосского флейтщика, и всецело подчинившийся ей (Cicero in Verrem, II, 1с, 46; II Зс, 33 и 34; II, 5с, 12, 13–16). Противник его, Цицерон, долгое время имел метрессой Волумнию, вольноотпущенницу Волумния Эвтрапелуса, которая под именем «Цитерис» выступала на сцене (Cicero, ad Attic. 10, 10). Она была также возлюбленной Антония, который на носилках всюду возил ее с собой во время своих путешествий, вместе с целым штатом проституток и цитристок (Плут. Anton. 9). Гораций смеется над Марсеем, другом гетеры Орто, которой он подарил унаследованное им состояние (Сат. I, 2, 55), но сам тем не менее тоже был большим другом гетер, что доказывают его отношение с многочисленными, воспетыми им гетерами, как: Пирра (Од. I, 5), Лампа (О. I, 22, II, 5). Лида или Лидия (О, I, 13, I, 25, III, 9, II, 11, Ш, 11 и 28), Глицера (О. I, 19 и 30, III, 19), Левкония (О. I, 111, Тиндарис (О. I, 17), Хлоя (О. I, 23, III, 7. 9 и 26), Хлорис (О. И, 5), Барина (О. П, 8), Астерия (О. III, 7), Лика (О. III, 10, IV, 13), Необула (О. III, 12), Филлис (О. IV, 11), Мнахия (Epod. XI, 6, XII, 14), Неэра (О. III, 14, Epod. XV).
Эпоху Августа вообще можно считать кульминационным пунктом того рода гетеризма, который воспели Овидий, Горации и Тибулл, между тем как живший ранее их Катулл поэтически изображал не столько гетер (в лице Ипситиллы, Carm. 32, и Ауфилены, Carm. 110), сколько светскую замужнюю женщину, тип которой он воплотил в Лесбии; ниже нам еще придется остановиться на этой последней. Из любовников гетер нам остается еще назвать поэтов Тибулла и Проперция; их стихотворение обессмертили имена Делии (Тибулл, кн. I), Немезис (Тибулл, кн. II) и Цинтии (Проперц., кн. I–III). (См. также список гетер великих римских поэтов у Марциала, VIII, 73). Цинтия представляет, вероятно, наиболее совершенный тип римского гетеризма, в котором, по выражению Poge, «точно в последнем цветении эллинской культуры, грубая римская природа обвеяна истинно греческой привлекательностью». Она не только была мастерица в пении, танцах и игре на струнных инструментах, но обладала также тонким литературным и эстетическим образованием и была даже сама поэтессой.
Среди гетер второй половины первого столетие после Р. X., которых мы знаем главным образом по описаниям Марциала, такого рода личности уже совершенно отсутствуют. Марциал различает (III, 33) свободную от рождение (ingenua), вольноотпущенную (libertma) и гетеру из рабского сословие (ancilla), и упоминает (III, 70) о весьма распространенном предпочтении, которым пользуются дамы полусвета; среди наиболее любимых он называет Левию, Юстину, Лика с, Лиду и Иду (1, 71), не говоря уже о других галантных дамах, которые встречаются часто в эпиграммах, например, Филенис, Тайс, Хриспииш и др. Как многочисленны были, даже и в позднейшее время, римские дамы полусвета, видно из приведенной нами выше (стр. 110) заметки Аммиака Марцеллия о 3000 римских танцовщиц (в 4-м столетии).
Своеобразное явление – не имевшее себе подобного в Греции – представляла проституция замужних женщин, даже из высших сословий. Такие случаи бывали и в более старые времена (Ливий X, 31), но в эпоху Августа они стали настолько часты, что Гораций изображает их как нечто типичное и между прочим говорит (Ода III, 6, 29–32):
Но на глазах у всех, при муже, наконец,
Она встает, спеша на оклик отозваться,
Коль с корабля пришел испанского купец,
Который о цене не станет торговаться.
Перев. Фета.
То же у Ювенала (1, 55 и 1, 77 и след.):
Если сам муж забирает добролюбодея – коль права
Нет у жены получить – смотреть в потолок уж привычный
И привычный за чашей храпеть не дремлющим носом…
Кто может спать коль сноху подкупает иной соблазнитель,
Гнусные браки свершаются и любодействует мальчик… [1052]
Перев. Фета.
Указав мимоходом на Коринну Овидия (см. в особенности Amor., III, 11 и 12), мы приведем только два наиболее известных примера проституции замужних женщин высшого сословия. Во-первых, сладострастная Клодия, супруга Метелла Делера, которая каждый день меняла своих любовников и под конец «вела образ жизни проститутки» (Cicero pro М. Саеиио 15 и 16), так что получила прозвище «Quadrantaria» (грошовая), потому что однажды любовник сунул ей в руку вместо серебряной монеты квадранс, мелкую медную римскую монету (Плутарх, Cicero 29; Cicero pro Cael. 26; Квинтилиан VIII, 6). Она была известна не только своим корыстолюбием (Cic. р. Саеl. 21), но всем своим существом проститутки, «огненной игрой глаз, нахальством речей» (ibid. 2).
Эта Клодия, как говорят, тождественна с красивой замужней женщиной, которую страстно любил поэт Катулл, которую он воспел под бессмертным именем Лесбич (Апулей Арои., стр. 279) и вместе с тем, изобразил, как вампира в образе женщины и ненасытную проститутку (XI, 17–20):
Средь волокит пусть живя на здоровье
Триста она их за раз обнимает,
Хоть ни один ей не мил и развратом
Всех надрывает. [1053]
Перев. Фета.
Она кончила, как простая уличная проститутка:
Целий, Лезбие наша, Лезбие эта,
Лезбие самая то, что Катулл одну лишь
Больше себя самого любил и больше всех близких,
По перекресткам теперь или переулкам,
Лупит великодушных правнуков Рема. [1054]
Перев. Фета.
Достойную пару к Клодии-Лесбии представляет царственная проститутка, давшая имя всему роду – Валерия Мессалина, супруга царя Клавдия, прототип «прирожденной проститутки» в отношении к самому рафинированному удовлетворению одновременно своей жадности к деньгам и самой развратной нимфомании; «самая похотливая и самая развратная женщина», как выразился о ней Кассии Дио (60, 14). «Остальные животные, – говорит IIлинии (Natur. hist. X, 83), – имеют чувство меры в. совокуплении, человек же почти никакого». Мессалина, супруга царя Клавдия, которая победу в этой сфере считала величественно-царской, вступила в состязание с самой известной в то время продажной проституткой и превзошла ее, так как она «в течение 24 часов имела 25 сношений». Кассий Дио (60, 18 и 31) и Аврелий Виктор сообщают (Caesar 4, Epit. 4), что в особой комнате при дворце, «комнате для наслаждений», Мессалина продавалась сама и продавала других знатных женщин, даже в присутствии их мужей. Постепенно она пришла в состояние дионисьевского опьянения, которое с свойственной ему чудесной манерой описывает Тацит:
«Мессалина между тем пировала, более развратная в своей роскоши, чем когда-либо; так как была уже поздня я осень, в доме подражали сбору винограда. Тиски выжимали, чаны текли, а подле них, опоясанные шкурами, плясали женщины, точно приносящие жертвы или бешеные вакханки. Она сама с развевающимися волосами, размахивая жезлом Вакха, и рядом с ней Силий, в венках, расхаживали на котурнах, откинув назад голову, а вокруг них раздавался веселый хор».
В тесной связи с таким дионисьевским состоянием опьянение и самозабвение находилась также и развращенная проституция Мессалины, доходившая до посещения публичного дома, достопамятным описанием которого мы обязаны Ювеналу (VI, 116–132):
Послушай, что Клавдий
Претерпевал. Как почует супруга, что муж почивает,
То дерзнув предпочесть палатинскому ложу рогожку,
И ночной башлык августейшая взявши блудница
Тотчас уходит, с собой одну лишь взявши служанку,
И под светлый парик волоса свои черные спрятав,
Входит она в вертеп, от тряпья устаревшего душный,
И в пустую отдельную клеть. Там она предстояла,
В золоте грудь – нагишом, под именем ложным Лициски,
И казала твою, благородный Британник, утробу;
Тут поцелуями встретив входящих и требуя денег,
Навзничь лежала она и многих вкушала удары.
А когда уже дев своих распускал содержатель,
С грустью она уходила, но что могла, хоть последней
Клеть запирала, еще горя раздражением страсти
И утомясь от мужчин, уходила еще не насытясь;
С закопченным лицом в дыму нечистом лампады,
Грязь вносила она и запах вертепа в чертоги. [1056]
Перев. Фета.
Если даже Мессалина – как это можно допустить с большой вероятностью-и представляет болезненное явление, то дионисьевская основа этого чудовищного вида проституции, если сравнить жизненное и несомненно соответствующее действительности описание Танита и Ювенала, выступает здесь особенно ясно и рельефно и является особенно поразительным подтверждением связи проституции с дионисьевским началом, подробно рассмотренной во второй главе.
А что случаи проституции знатных женщин не представляли ничего неслыханного и бывали, напротив, довольно часто, показывают слова философа Сенеки (Epist. 97): «Ты хочешь иметь жену того строгого мужа? Хорошо, я тебе доставлю ее. Или жену того богача? Я устрою тебе сношение и с этой».
Кроме рассмотренных нами трех больших категорий античной проституции – бордельных и уличных проституток, музыкальных и вакхических, гетер и дам полусвета – нам остается еще рассмотреть последнюю весьма обширную группу, детскую проституцию. Но мы находим более целесообразным рассмотреть ее в главе об античной торговле девочками и мальчиками, с которой она теснейшим образом связана.
3. Топография античной проституции, античные бордели, дома свиданий, квартиры для встреч. – Интенсивная городская цивилизация древности создала также вполне определенную топографию как оседлой, так и бродячей проституции, во многих отношениях сохранившую свои основные черты и по сей день и позволяющую, в особенности в средние века, ясно проследить влияние древней эпохи.
Нужно иметь в виду топографические особенности двух родов. Одну из них совершенно верно отметил Гете в стихотворении «Der Gott und die Bajadere», когда он относит дом баядеры к тому месту, где находятся «последние» дома («wo die letzten Hauser sind»), т. e. вне черты города. Действительно, значительное число античных борделей расположено было на окраине города, у городской стены, в большинстве случаев даже за стеной города. В этих пустынных и отдаленных местах устраивались обыкновенно низшие бордели.
Другая, впоследствии более значительная часть проституции, напротив, открыто преследовала в своей топографии большие, людные центры, поблизости от которых всюду можно доказать следы ее существования, причем это равно относится, как к оседлой, так и к бродячей проституции. Те части города, в которых находились главные магазины и проезжие улицы, места, в которых находились по соседству большие увеселительные заведения или заведение для отдыха и гигиенических целей (променады, театры, цирки, бани, бега, гимназии) были в то же время и центрами проституции. Соответственно своему священному происхождению, последняя вначале часто бывает связана в своей топографии с каким-нибудь храмом, большей частью Венеры или Изиды, как это еще ясно заметно в Афинах и Риме.
В то время как уличная проституция, не стесняясь, располагалась на главных улицах, бордели большей частью находились в узких переулках, прилегающих к главным улицам, либо в одиночку, как например, в Помпее, либо в форме целых бордельных улиц – как в Афинах, Самосе и Риме, где встречаются, впрочем, обе формы – благодаря которым соответственная часть города получает отпечаток бордельного квартала и часто даже прямо носит такое название. Это относится, например, сплошь к га– ванным кварталам больших торговых городов (Коринф, Александрия, Афины и др.), в которых всего раньше, конечно, понадобилось сконцентрировать проституцию в особых помещениях.
Бродячая проституция пользовалась еще, кроме того, такими местами, в которых, по их расположению, можно было сейчас же совершить сношение, как мосты, своды, арки, углубление в скалах, городские стены, деревья и кусты, надмогильные памятники и другие всякие темные углы, в которых удобно было спрятаться, темные переулки, semitae и angiporta, которые особенно охотно посещали проститутки, отсюда получившие название «semitarü moechi» (Катулл, 37). Квартиры гетер и квартиры для встреч также находились большей частью в таких маленьких улочках.
Что касается специальной топографии проституции в античных городах, то мы ниже рассмотрим, главным образом, условия, существовавшие в Авинах и Рим е, о которых мы имеем в этом отношении более точные сведение и по которым можно судить также об условиях в других больших городах.
В Афинах центрами проституции служили главным образом три места: керамеикос, пникс и рынок гавани в Пирее.
Наиболее старым кварталом проституции, вероятно, в связи с расположенным на его границе, к северо-западу от агоры, храмом Афродиты – должен считаться керамеикос, и притом не только наружный, но и внутренний. Дело в том, что внутренний керамеикос лежал первоначально кнаружи от старых городских стен, как «квартал горшечников» (Тhukyd. VI, 57, 1). После постройки стеныфемистокла, название «керамеикос» особенно часто применялось к «наружному керамеикосу», предместью города. Здесь был впоследствии и собственно бордельный квартал и любимое местопребывание уличных проституток. Особенно дурной славой – благодаря многочисленным проституткам, сидевшим у дверей – пользовался квартал Скирон наружного керамеикоса. Впоследствии агора (рынок) была в Керамеикосе оживленным местом сношений низших гетер, до известной степени биржевой проституции, где надписи на стенах и в особенности на известных столбах служили газетами и сообщали текущие известие о различных высокого или низкого ранга гетерах (Лукиан, Dial, meretr. 4 и 10). Во времена империи проституция концентрировалась поблизости от Леокориона, в северной части агоры (Alkiphron, III, 5, 1). С древних пор оживленным местом, куда «слетались» афинские проститутки и гетеры, была граница между наружным и внутренним керамеикос, у дипилонских ворот. Здесь находилась красивая, образованная колоннами променада, о которой Ливий (XXXI, 24) говорит, что она имела около 1000 шагов в ширину, и которая вела от агоры через дипилонские ворота к сильно посещаемой мужской молодежью гимназии, носившей название «академии». Этим и объясняется, почему проститутки собирались здесь в таком большом количестве, что в устах народа дипилонские ворота носили название «ворот публичных девушек». Это был настоящий «корсо» города Афин.
Наряду с керамеикос, укромным уголком, которым пользовались особенно бродячая и мужская проституция, был шика (Рпух), старое место народных собраний, громадный, выстроенный против ареопага полукруг с лестницами, нишами, ступеньками и многочисленными потайными уголками и ходами (Aeschines in Timarch, стр. 81, 90;. Там были также балаганы и временные помещения – внутри или подле пникса (Aristoph. Thesmophor. 658, ecclesiaz., 243). По Эсхину (I. с. стр. 81) здесь, по-видимому, были и настоящие бордели, как можно заключить, принимая во внимание все указанное место, в котором говорится о мужской проституции в связи с одинокими домами пникса.
Порядок, введенный для проституции Солоном, коснулся, главным образом, квартала гавани Пирея, где проституция и раньше уже достигла обширных размеров, в связи с расположенным на берегу моря храмом Афродиты и благодаря сильно развитой здесь торговле и наплыву иностранцев. Солоновские государственные бордели расположены были в Пирее. В особенности торговая гавань и рынок гавани были центрами бродячей, бордельной и трактирной проституции (Pollux Onomast. IX. 34). Аристофан (Pax 165) говорит о «проститутках в Пирее», как о всем известном факте, а Плавт в «Epidicus» (Акт II, сц. 2) весьма наглядно рисует, как в Пирей стекаются со всех сторон разряженные проститутки во время прибытие флота. Во время империи проститутки еще жили частью в Пирее, частью в городе (Лукиан, Dial, meretr. II, 2).
Что касается распределения афинских борделей, то несомненно, что уже в 5-ом веке существовали типичные бордельные улицы», в которых многие бордели расположены были рядом. Интересное описание такой – опороченной улицы занимает у Аристофана почти весь четвертый акт (сц. 1–6) ero «Ecclesia2usae» Там говорится о 5 расположенных рядом на одной улице борделях, населенных большей частью очень немолодыми уже проститутками, которые оспаривают друг у друга единственного молодого посетителя. Виламович-Меллендорф упоминает также, как о местах, где практиковалась проституция, о базарных помещениях афинской агоры. По его мнению, дело шло здесь не о крытых ходах между лавками или помещениями, а о просторных галереях, позади которых находились эти помещение и кабинеты, они нанимались для торговых целей, но служили также кабаками, борделями и квартирами для свиданий. Такую же связь между торговлей и проституцией представляла и «Лаура» в Самосе, которая ч на основании приведенных нами сообщений (см. выше, стр. 220) должна считаться типичной бордельной улицей и которая имела такую же променаду перед лавками, как афинский рынок, но представляла крытый ход, так называемый «пассаж».
Относительно топографии проституции в Римемы гораздо более осведомлены, чем относительно Афин. Мы обладаем даже-по крайней мере в отношении к полусвету – особым сочинением об этом, именно в первой части первой книги «Искусства любить» Овидия, где систематически перечисляются и описываются все места, где собираются элегантные проститутки. И в Риме также различают проституцию поблизости и внегородских стен от проституции внутригородской, которая топографически опять-таки разделяется по центрам торговой и религиозной жизни и жизни развлечений.
Проституция у городских стен и за чертою города прямо так и называется «summoeniana» (Мари, I, 34, III, 82, XI, 61, XII, 32) или «extramurana» (Иамприд. Antonin. Heliogobalus 27) и ей противопоставляется вообще (там же 27) проституция «intramurana». Марциал считает проституток у городской стены самыми низкими и упоминает бордели, расположенные в этой местности. Большинство из них расположено было в том месте, где находился большой преторианский лагерь, к северо-востоку от него, чтобы дать возможность солдатам удовлетворять свои половые потребности по близости. Действительно, расчистка старого сервиева вала у квиринала (совсем близко от castra praetoria) привела к раскрытию многочисленных жилых домов, которые после засыпки рва оказались пристроенными непосредственно к стене вала, – это и были «simmoeniana» Марциала, в которых помещались, по-видимому, довольно много лупанариев. Учрежденные здесь впоследствии бани Деоклетиана несомненно еще больше способствовали развитию проституции этой местности. Сервиевский вал был также излюбленным местом, где околачивался и всякий другой вообще сброд, связанный так или иначе с проституцией, как например, прорицательницы (Ювенал, VI, 588; V, 153), бедные поденщицы (VIII, 43).
Настоящая загородная проституция принадлежала, вероятно, главным образом, к бродячей (кладбищенские, уличные и полевые проститутки).
Если мы обратимся теперь к внутренней части города, то одним из старейших кварталов проституции был «Victts Tuseus» (Этрусская улица), который издавна служил вместе с площадью «velabrum» соединительной дорогой между форумом и circus maximus и всегда был местом оживленной деятельности; там продавались например, восточные материи для платья (Марциал, XI, 27). Выше (стр. 262) мы уже упоминали о плавтовском описании «улицы этрусков», как местопребывании проституированных мужчин и женщин. Название улицы, надо думать, указывает на очень древнюю связь ее с проституцией, так как этруски издавна пользовались дурной славой за свое сладострастие и любовь к проституции (Плавт, «Cistell.» II, 3, 20), что подает повод Отфриду Мюллеру понимать название «Tuseus vicus» именно в этом смысле, т. е. что имя это, вероятно, вначале было для римлянина равнозначаще с «бордельной улицей». Намекая на это, Гораций (Сат. II, 3, 328) говорит о «Tusci turba impia vici».
Проституция, по-видимому, сильно была распространена и на другой, отходящей от форума большой торговой улице, на знаменитой «Священной улице» (Sacra Via), f северо-восточной стороны Палатина. По крайней мере, Марциал упоминает о проститутке Ледеиз публичного дома на Sacra via, а Проперций (II, 23, 15) говорит о проститутке, «часто развратничающей на Священной улице».
Бесспорно, что главной квартирой бордельной проституции был в Риме городской квартал Субура, связывающий форум с восточной частью города, главная улица долины того же имени, расположенной между склонами холмов Квиринала, Виминала, Циспия и Оппия, главный пункт для сношений в старом Риме, местность, переполненная с одной стороны торговыми, с другой – вообще всякого рода деловыми и предающимися безделью людьми. Но присущий ему особый характер квартал Субуры получил собственно от гораздо более многочисленных здесь, чем в других частях Рима, «famae non nimium bonae puellae», которые большей частью сидели перед своими борделями, расположенными преимущественно в центре (in media) Субуры (Марциал, VI, 66). Этот проституционный квартал был, по меньшей мере, так же стар, как Viscus Tuseus, потому что Ливий (III, 13) уже в 461 г. до Р. X. сообщает о вольном поведении кучки кутивших в Субуре юношей. Во время империи в «damosa Subura» (Мари. XII, 18) расположены были многочисленные бордели, тянувшиеся от входа в этот квартал (Mapti. II, 17: suburae faucibus primis) и до самого выхода его; в них жили большей частью старые рафинированные проститутки (Марц. XI, 61: Obscena Leda; XI, 78: suburunae magistrae; Приап. 40: no.ta Suburanas inter Teiethusa puellas).
При описании остальных мест, где ютилась проституция, мы придерживаемся описание Овидии, наиболее соответствующего действительности (Агsamat. I, 67-170). Согласно этому описанию, следующие шесть мест служили сборными пунктами для бродячей проституции, а частью также благоприятными пунктами для устройства борделей:
1. Porticus (Овид. А. am. 67–74). Как место прогулок элегантных проституток, поэт, прежде всего, называет портики, большие галереи с колоннами, садами и фонтанами. У Проперция (И, 23, 5) встречается вопрос: «В каком портике спрятались они теперь?» Гораздо позднее еще Ювелан (VI, 60) и Марциал (VШ, 79) упоминают о портиках, как о местах свиданий с элегантными дамами и дамами полусвета. Эти галереи с колоннами были излюбленным местом проституции даже в VИ-м веке.
Всего чаще посещалась галерея Помпея, близ театра Помпея (на Марсовом поле), которая была связана с обширным тенистым парком (Pompeia sub umbra, Ovid. А. а. I, 67; Pompeia in umbra, Mart. Хи, 47; «umbrosis соlumnis», Propert, 11, 32, 11). Катулл (55, 6-12) приходит на поиски своего друга Камерия в портик Помпея:
И в славных портиках Помпея,
Мой друг, всех женщин вопрошал,
Что мне казались помилее:
«Вы скрыли», к ним я пристаю,
«Камерия, дрянные девы».
Перев. Фета.
На Марсовом поле расположены были также портик Октавия и портик Марцелла, между тем как много посещаемый полусветом портик Ливия расположен был на Эсквилине. Наконец, Овидий называет еще одно место, где можно было найти гетер – колоннады при храмеАполлона на Палатине.
2. Храм Изиды (Овид., там же, 1, 77–78). – Проститутки и сводницы часто посещали расположенный на Марсовом поле, к северу от цирка Фламиния, храм Изиды и пользовались им для разврата (Марц. XI, 47, 4; Проперций II, 19, 10; Joseph, antiquit. Jud. XVIII, 3, 4; Hegesipp. II, 4). Ювенал (VI, 489) называет несколько храмов Изиды, служивших местом для проституции.
3. Форумы (Овид., там же, I, 79–88). – Из различных частей римского форума Овидий указывает на Юлианский форум и на находившийся там храм Venus Genitrix, как на место, которое особенно охотно посещали римские кокотки, преимущественно по вечерам (Горац. Сат. I, 6, 113).
4. Театры (Овид., там же, I, 89-134). – По описанию Овидия, проститутки целыми толпами устремлялись в различные театры. Здесь представлялся удобный случай, как для однократных сношений с обыкновенными проститутками, так и для завязывания более продолжительных связей с элегантными гетерами, «cultissima femina» (I, 97). Проперций (II, 19, 9) и Лампридий (Vita Heliog. 26) также намекают на проституцию в театрах. В Византии бордели были непосредственно соединены с театрами (Procop. Hist. arc. IX, 3).
5. Цирк (Овид. I, 135–163). Circus maximus (между Палатином и Авентином) издавна был местом пребывание бродячих и оседлых проституток-последних постольку, поскольку вообще связаны были с цирком и самые бордели, вероятно, в свою очередь связанные с расположенным в непосредственной близости храмом, еще в 295 г. до Р. X. посвященном богине Венере. Внутри цирка проститутки тем лучше могли устраивать свои дела, что женщины здесь, в противоположность театрам, могли сидеть среди мужчин (Овид. Amor. Ill, 2, 3; Trist II, 284: hie sedet ignoto iunetca puella viro). Кроме дам полусвета (Катулл, 55,4; Горац. Сат. I, 6. 113: fallacem circum), тут всегда находились также прорицательницы и сводницы (Ювен. VI, 588). Бордели же, напротив, находились в галереях нижнего этажа и в лежащих над ними жилых помещениях, открывавшихся наружу; на эти именно бордели аркад цирка и намекает Ювенал (Сат. III, 65: ad Circum jussas prostare puellas): к ним же относится сообщение Лампридия (Vita Heliogobali 26), что император Гелиогобал собрал или посетил, всех проституток цирка и других мест (там же, 32). Ср. также Cyprian de spectaculis 5; Anthol latin. ed. Riese, I, 190.
6. Арена (Овид., там же, I, 164–170). – Игры гладиаторов происходили во времена Овидия на форуме, позднее – в Amphiteatrum Flavium, нынешнем Colosseum. Проперций (IV, стр. 76; lascivum forum) намекает на присутствие полусвета на гладиаторских играх. По близости от coiosseum расположены были также бордели второго округа.
Как мы уже подробнее изложили выше (стр. 144–147), во времена империи общественные бани все больше и больше становились центрами проституции, имевшими тем большее для нее значение, что число бань во много раз превосходило число борделей. В константиновском описании римских округов насчитывается, например, только 45 лупанариев, а бань – 856. Самыми знаменитыми и наиболее посещаемыми были термы Аиртппы и Нерона на Марсовом поле (Дио 54, 29; Sncton. Nero 12); расположенные рядом, недалеко от Kolosseum, термы Тита и Траяна, термы Каракуллы на Авентине и, наконец, термы Диоклетиана в Квиринале. Частности, касающиеся проституции в банях, уже приведены нами выше. Здесь же мы упомянем только, что Марциал (II, 14 и V, 70) называет наиболее знаменитыми 4 бани: Фортунами Фауста, Грилла и Лупуса, которые служили в то же время борделями и кабачками.
Античный бордель первоначально был общественным, т. е. государственным зданием, – как это видно из общего греческого название оикема (здание), употребительного для борделя (Геродот II, 126, Атен. XIII, 577а, б), а у Павзания, например, встречающегося всюду в смысле здания, предназначенного вообще для общественного употребления, как храм и т. д. (см. Павзаний, Descript. Graec. 1, 2, 5 и 5). Греческий государственный бордель времени Солона, разделяющий иносказательное название «общественное здание» с храмом, из которого он, быть может, произошел, в такой форме, вероятно, существовал только в Vl-м веке до Р. X… к которому относится например, и «Лаура» в Самосе, учрежденная Поликратом, как общественный институт. В позднейшее время большинство греческих, как и римских борделей, были, вероятно, частными предприятиями, которые, правда, подлежали общественному надзору и обложению налогами, но в остальном ими управляли хозяин или хозяйка, которые либо владели ими на правах частной собственности, либо снимали их в аренду. В аттической и римской комедии речь всегда идет исключительно об этих частных борделях и никогда не упоминаются государственные лупанарии.
Среди античных борделей различаются две категории: обыкновенные публичные дома низшего разряда и лучшие бордели, служившие в то же время местом для встреч посторонних мужчин и женщин, – по крайней мере, там были отдельные комнаты для целей разврата, совершенно в современном духе, которые отдавались по часам и поденно., по-видимому, трактирные бордели и кабачки с женской прислугой принадлежали к первой категории обыкновенных лупанарий, а все остальные были в то же время домами для свиданий, maisons de rendez-vous. Многие проститутки, в особенности гетеры, жили также отдельно, большей частью в наемных квартирах. Иногда квартирами дам полусвета пользовались также как домами для свиданий, и вопрос о квартирах проституток в приличном доме, по-видимому, уже и в древности был такой же жгучий и щекотливый, как и в настоящее время. Как бы там ни было, но античная терминология для помещений проституток указывает на большую дифференцировку домов разврата.
Наряду с названными, общими названиями публичного борделя еще служили: Porneion (Aristoph. Wespen. 1283, Frоsche 113; Athen. XIII, 569b и мног. др.); koineion (Hesich. II, 503), kasalbion, kasaureion (Aristoph. Ritter 1282; Hesich. II, 503; Antholog Palatin XI, 363). Чаще, чем частные бордели, дома сводников, квартиры для встреч, maisons de passe, употреблялись следующие названия: maulisterion, matrylleion (Hesych. Ill, 76; Pollux IV, 48), pornoboskeion (Aristoph., Friede 815), agogeion, proagogeion (Poll. IV, 48 chamaitypeion (Lukian. Nigrin 22), tegos (Poll. XII, 13, 2; Anthol. Palatin. XI, 363); paidiskeion (Athen. X, 437f, т. e. специальный дом, в котором можно получать молодых девушек).
Трактирный бордель назывался kapeleion (Poll. IX, 34) или pandokeion (Plut. Demetr. 26; Polyaen. IV, 2, 3; Aristoph. Frosche. 55).
Обыкновенный римский бордель назывался lupanar (Juvenal, VI, 120,131; Petron. Sat. 7; Catull 42, 13; Capitollin. verus 4 и у многих других авторов), от слова «luра»=блудница (Paetant. divin. instit. 1, 20); fornix, собственно, свод, каменный свод (например, у Ливия, 36, 23), в смысле борделя (вероятно потому, что своды часто находились в подвальных помещениях или в нижних этажах), раньше у Горация (Epist. I, 14, 21 и сат. I, 2, 30), потом у Ииетроние (7; Ргиар. 13; Juven. Ill, 156, XI, 171; Mart. I, 34, 6, X, 5, 7, XI, 61, 3); corrupiela (Frontinus De aq. 76; Cyprian, de mortalitate 15), lustrum (Horat. Sat. 1, 6,68; Cicero Phil. 11, 3, 6). Квартиры для встреч назывались imeritoriumi (FopiscMS, Vita Tacit. 10, 2) и часто находились в трактире, taverna merüoria Plaui. Menaechm. II, 3, 81; Truculent. Ill, 2, 29; Yalcr. Maxim. I, 7, 10: Yarro rde re rustica I, 2). О римских бордельных кабаках саиропае, рор i па e и ganea см. выше, стр. 131–132).
Что касается устройства античных борделей, то более подробные сведение мы имеем собственно только о римских домах терпимости. О греческих же борделях мы имеем только поверхностные описание Евбула (Атен. ХШ, 368ef), Филемона (Атен. ХШ, 569е) и Ксенарха (ib. стр. 569в), а также неопределенные указание в IV действии «Ecclesiazusae» Аристофана. Проститутки жили в одиночку в небольших или по несколько человек в более значительных борделях, где они часто стояли рядами перед дверьми совершенно голыми или в тонких прозрачных одеждах или же (как у Аристофана) лежали в окне (наши «hirondelles», ласточки). При входе в более значительный бордель, посетитель мог не торопясь осмотреть их и выбрать себе любую.
Противно тому, что мы видим в квартирах гетер, в борделях двери всю ночь были открыты и заглядывать туда мешал только пестрый занавес.
В «Ecclesiazusae» Аристофана проститутки выглядывают в окно «как ласки» (акт IV, сц. I, стих 958) и привлекают прохожих мужчин словами вроде следующих:
Hier herein, hier herein,
Trauter Schatz, komm herein,
Tritt ein zu mir und ruhe
Die schone Nacht in meinen Armen!
(IV, 2, Vers 986–989).
(Сюда, сюда, сокровище, войди ко мне и покойся в эту прекрасную ночь в моих объятиях).
Некоторые описание борделей в комедиях Плавта относятся, быть может, к Греции. Но так как они совпадают с тем, что нам подробнее известно из других источников о римских лупанариях, то мы считаем целесообразным остановиться на них именно здесь, где мы говорим об этих последних. В общем устройство римских борделей было довольно примитивное, так что их грязь, их узкие, маленькие и темные помещение с чувством брезгливости упоминаются большинством авторов. Были, однако, и лучшие дома или более элегантные комнаты в обыкновенных борделях, как это еще и теперь можно видеть в Помпее.
С interieur римского борделя мы отчасти уже познакомились из приведенного выше описание ночного посещение борделя Мессалиной. Но прежде, чем перейти к деталям, мы хотим привести еще другое знаменитое описание борделя, именно описание Петрония (Сат. 7–8).
Энкольпий заблудился, разыскивая своего друга Асцилтоса и свою квартиру. Он спрашивает встретившуюся ему старуху, как ему найти дорогу. «Она повела меня в глухое место (locum secretiorum) и, вежливо откинув занавес (centonem), сказала. «Ты живешь, вероятно, здесь». Когда я ответил, что решительно не узнаю своего дома, я вдруг увидал несколько мужчин, бесшумно расхаживающих между надписями над кельями (titulos) и голыми девками. Наконец, но, к сожалению, слишком поздно, я понял, что меня привели в бордель (fomicem). Проклиная хитрую старуху, я закрыл свое лицо и хотел убежать через лупанарий на другую сторону, как вдруг у выхода (aditu, т. е. у входа с противоположной, задней стороны борделя) мне выступил навстречу Аснилтос, такой же утомленный и полумертвый, как я. Можно было думать, что его привела сюда та же старуха. Со смехом поклонившись ему, я спросил его, что он делает в таком грязном месте. Он руками стер пот с своего лица, и сказал: «Ах, если бы ты знал, что со мной случилось!» – «Что же именно», спросил я. Продолжая смеяться, он рассказал мне следующее: «Когда я блуждал по всему городу и никак не мог найти нашей квартиры, ко мне подошел почтенный отец семейства и вежливо предложил мне быть моим проводником. Темными и кривыми улицами он привел меня сюда, сунул мне в руку монету и потребовал от меня развратного действие (stuprum). Уже проститутка получила свой асс за сданную ею комнатку, уже схватил он меня своей рукой, и если бы я не оказался сильнейшим, он бы совершил надо мной все, что угодно».
Описание Ювенала и Петропш превосходно дополнены открытым в 1862 г., после раскопок в Помпее лупанарием, снимок с которого имеется в сочинении Жаннеля и который вкратце описывает May, а более пространно – Гусман.
Этот помпеянский лупанарий расположен был в центре города, в седьмом округе, между форумом и стабианскими термами, на углу улицы, в которую с обеих сторон впадали две другие. Благодаря этому борделю, одна из улиц, Via undecima, которая тянется между Strada degli Augustali и Strada dell Abondanza, носила также название «Vico del Lupanare». Лупанарий состоит из партера и первого этажа. В партере находятся пять окружающих вестибюль узких комнат, площадью в два квадратных метра, с вделанной в стену кроватью, с рисунками и надписями, соответствующими ее постыдному назначению, содержание которых не оставляет никакого сомнения, что дело идет о публичном доме. Против входа находится отхожее место, а в вестибюле перегородка для привратницы. В верхнем этаже, по словам May, находилось более элегантное учреждение из салона и нескольких комнат, имевшее также особый вход с лестницы, которая вела на небольшую улицу Vico del Balcone (рис. у Гусмана, стр. 260). По направлению к обеим улицам тянется наружная галерея (pergul), сообщающаяся с салоном и комнатами. Последние имели только одну дверь, в коридор, поэтому они были очень темны и даже днем приходилось зажигать лампы Один бронзовый канделябр найден был в вестибюле.
На основании этих общих описаний и находок, пользуясь еще также остальными литературными указаниями, мы можем установить следующие частности, касающиеся античного борделя.
Лучшие бордели по внешности, по-видимому, не отличались от других домов; только во время освящение новых лупанариев двери их украшались, как в свадебном доме, лаврами и они освещались фонарем, который уже издали указывал посетителям места разврата (Tertullian Apologetic. 35; ad uxorem II, 6). Как известно, фонарь над дверьми еще и теперь часто служит признаком публичного дома и увеселительного кабачка.
Из описание Петрония и из расположение помпеянского борделя мы видим далее, что античные бордели имели несколько «ходов и выходов на разные улицы или из разных этажей. Во многих борделях двери ночью закрывались на засов (Sera, Марциал, XI, 45. 3) и на стук их открывала привратница (Плавт, Curcul., I, 1). Другие, напротив, были днем и ночью открыты и их отделял от любопытных взоров прохожих только занавес (cento, velum; Ювен. VI, 121; Марциал XI, 45, 3), который в лучших борделях укреплен был золотыми кольцами (Dio Cass. 79, 13) и за которым часто стояли голые проститутки, завлекая прохожих (Dio Cass., там же).
Вследствие тесноты помещения, внутри римских борделей всегда было жарко и душно (tcaüdum Иирапап, Ювен. VI, 1211, а в лишенных окон, освещаемых одним только дымным фонарем (Сисета-и, 1орац., сат. 11, 7, 48; Ювен. VI, 131) келиях (cellae, Ювен. VI, 121; Мари. XI, 45; Тиетрон. 8) всегда был дурной запах (Горац. Сат. 1, 2, 30: olenti in fornice; Сенека controv. 1, 2: redoles adhuc fuligiminem fornicis. Cp. Ювен. VI, 131–132). В настоящих «fornices», в подвальных борделях и сводчатых лупанариях, постоянный полумрак нередко усиливался, конечно, до полной темноты; отсюда «latebrae» или «tenebraes поэтов (Плавт, Bacchid. Ill, 3,26). Такое место больше походило на тюрьму (Ювен. X, 136: in carcere fornicis), чем на дом наслаждений, и его трудно было очистить от грязи (Иириап. 14). Устройство каждой комнаты тоже было очень примитивно и часто состояло только из распростертого по полу (pavimentum) покрывала (lodiculum), которое служило ложем (Петрон. Сат. 20) или из вделанной в стене кровати (cubiculum, pulvinar) и одеяла (lodix, Ювен. VI, 195; Марц. XIV, 148), часто сплетенного из рогоза или тростника (Ювен. VI, 118). Ночник («lucerna cubicularis», Марц. XIV, 39) слабо освещал тесную комнатку.
Из сказанного следует, что в обыкновенных борделях проститутки и проституированные мальчики, вероятно, не жили постоянно, а только посещали их с целью разврата на известное, установленное законом время. Только, лучшие лупанарий и дома для сводничества, а также квартиры гетер должны были служить одновременно проституткам и как постоянное место жительства. В обыкновенных же лупанариях каждая проститутка получала на ночь свою определенную комнатку (Senec. controvers. 1, 2), которая распознавалась по тому, что имя ее владелицы обозначалось на дверях («inseriptu cella», Марц. XI, 45, 1), и притом недействительное ее имя, а прозвище, принятое ею при внесении в проституционные списки или «титул», «titulos» (Senec. Controv. I, 2; Ювен. VI, 123). Другая надпись над дверьми указывала, «занята» ли комната («Occupata», Плавт, Asinar. IV, 1, 15) или «свободна» («тсиа», Ювен. VI, 121).
Из описания Ювенала и Ииетропие видно, что в борделе всегда находилось несколько проституток. Эпиграмма же Марциала (XI, 45), отмечающая также присутствие проституированных мальчиков в борделе, не выясняет, находились ли мальчики и девушки в одном и том же борделе или нет. В пользу первого предположение говорит надпись «Phoebus pedico» в пом. пеянском лупанарий. В пользу существование специальных борделей для мальчиков, во времена римской империи свидетельствует описание такого борделя у Лукиана (Luciu, с. 35–36) и упоминание об этом в Codex Theodos (IX,7, 6). Многие лупанарий служили, по-видимому, исключительно для девушек н ими только случайно пользовались педерасты. Так, Ювенал говорит только о «риеииае» борделя, а Кассий Дио (79, 13) рассказывает о Гелиоиобал е, что он приходил в известные бордели, выгонял девушек и затем предавался там разврату со своими мальчиками.
Естественно, что античный бордель был излюбленным местом для помещения неприличных эротических надписей и картин, которые полны были намеков на вращающихся там людей и на совершаемые там половые действия. В помпеянском борделе сохранилось не менее 136 таких надписей, содержание которых большей частью относится к различным видам и особенностям половых отношений между названными по имени мужчинами и проститутками, к гомосексуальным сношениям, к гонорару и личным обстоятельствам жизни проституток. Картины и рисунки в борделях изображали главным образом различные figurae Veneris, яхтатз, symplegmae и spinthriae часто быть может все это имело целью непосредственное применение нарисованного. За это говорит одна картина в помпеянском борделе, о которой В. Хельбиг говорит: «Голый мужчина лежит на кровати и показывает стоящей возле него девушке в зеленой тунике на висящую на стене картину, изображающую Symplegma. Картина с обеих сторон снабжена покрышками. Изображение указывает на практическое применение, которое делали в помпеянском борделе из нарисованных Symplegmata.
Время посещения борделей начиналось только в 3 часа пополудни, в 9-ом часу по римскому времени. Вот почему проститутки назывались также «попагиае» (Persms I. 133).
Ограничение времени посещение борделя установлено было законом во внимание к тому, чтобы мужская молодежь не пренебрегала гимнастикой и не начинала уже с утра ходить в бордель. Главным временем посещение борделя был вечер (Lamprid. Commodus 3). Похождение в борделях продолжались всю ночь, до самого утра (Ювен. VI, 127: Марц. X, 81, 1).
Из остальных домов для проституции всего ближе к обыкновенному борделю стояли бордели при домах для приезжающих, которые очень часто были связаны с рестораном или увеселительным кабачком и которые во время Аристофана (Лягушки) помещались в верхнем этаже гостиницы, где проститутки отдавались на рогожах. В разысканной комедии Менандера, «Periceiromene» (Красавица со стриженными волосами) поочередно выведены молодые афиняне, солдаты и крестьяне, как посетители трактирного борделя, в котором за монету в 4 драхмы «открыт свободный доступ всякому кутиле». Бордель при увеселительном кабачке упоминает также Вурегеides в своей речи против Патрокла (Атен. ХШ, 567а). Филострат (Ер. 23) называет кабаки храмом Венеры и описывает interieur такого кабака и соблазнительные заманивание хозяйки в льняном костюме. Катулл (Согт. 37) рисует нам картину в римской «salax taberna» с сидящими в ней проститутками и кутилами. Нередко борделями служили задние комнаты верхнего этажа. Особую категорию составляли «Thermopolia» (Плавт, Си rc. II, 13,10; Руденс И, 6, 45; Тринуммус IV, 3, 6), в которых подавались горячие блюда и напитки, а рядом в других комнатах уже стояли проститутки наготове, о чем можно было узнать по занавесям с надписями («inscripta lintea», Ювен. VIII, 168) перед соответственной дверью. В Помпее такой «Thermopilium» с задними спальными комнатами и гербом в виде фаллоса расположен при входе в via secunda (Schoner, стр. 131).
Другой специальной формой борделей во времена императоров были дворцовые бордели различных императоров, изобретательницей которых должна считаться Зиесеалипа (Касс. Дио, 60, 31). Такие бордели для проституток и проституированных мальчиков учредили Гелиоюбал (Касс. Дио. 79,13; Дамприд, Heliog. 5, 6, 8, 24), Коммод (Ламприд. Comm. 5) и Каринус (Yopiscus Car. 15).
Как нам известно из Помпеи, тогда существовали еще также одиночные «cellae meretriciae», выходившие большей частью непосредственно на улицу и пристроенные к партеру дома, с которым они вообще не имели, однако, никакого сообщения. То были небольшие помещение с вделанной в стену кроватью. Такие бордельные келии и низкие квартиры для встреч расположены в Помпее на. Via Quarta (degli Scheletri), в уединенной местности; затем еще вблизи лупанария и на Vico Storto (Schoner, стр. 117 и 156). Изображение их имеется у Гусмана (стр. 261).
Говорили еще также о частных борделях в том смысле, что допускали существование в знатных домах так называемого «Aphrodision «или «Venereum», в котором хозяин дома имел сношение с проституированными лицами обоего пола. I. Овербек оспаривает, – по крайней мере, относительно venereum в «Casa di Sallustio» в Помпее, – такое значение для помещения, расположенного вправо от атриума, между тем как Гусман (а. а. О., стр. 318–319) смотрит на различные замкнутые комнаты, украшенные неприличными картинами, например, в «Casa del Centenario», именно как на такие venerea.
Наряду с обыкновенными борделями, у греков и римлян существовали еще многочисленные одиночные помещение для проституток и дома для свиданий, которые по своему внутреннему устройству ничем не отличались от частных квартир и обыкновенно рассеяны были между ними по всему городу, хотя гетеры часто жили также в небольших уличках (Лукиан, Dial, meretr., 9, 5; 10, 2; Arisiaenet. Epist. 1, 2), нередко в наемных помещениях (Лук. там же, 14, 4). Внутри такие помещение гетер, описанныя, например, в комедии Плавта «Poenulus» (акт II, сц. 4), заключали в себе красивые комнаты с кроватями и в них можно было иметь также купание и пищу; нередко они бывали также художественно украшены эротическими картинами («obscenae. tabellae». Tejoem Eunuch, акт HE сц. 5; Проперц. – U, 6, 27). В одной из эпиграмм Антипатра (Eplgr. 6) упоминается отапливаемая углем квартира одной аттической гетеры, а в «Menaechmi» Плавта (акт II, сц. 3) курение фимиама.
От других частных квартир дома гетер и лучших вообще проституток отличались, вероятно, повешенным известным образом перед домом фонарем. По. крайней мере о Инатенион говорится, что она, «свет лампы зажигая в сумерки*, ждет посетителей и завлекает их (Плут. Amator, 16), по-видимому, были еще и другие признаки, по которым клиенты могли узнавать, что в данной квартире живет гетера, так как в эпиграмме Поссидиппа говорится об одном таком признаке (Griech. Antholo– gie, нем. перев. Thudichum, Штутгарт 1867, стр. 608). Часто гетеры лежали также, подобно нашим «ласточкам» («hirondelles») в окне, более или менее декольтированныя, и завлекали прохожих. Так, в жалобе некоего Гераклеида царю Птолемею IV Филопатору, от 221 или.227 г. до Р. X., на гетеру Псенобастис в селе Псие арсиноитического округа, между прочим сказано, что она лежала в окне и оттуда зазывала его.
Посетители обыкновенно давали знать о себе стуком в дверь (Сиаиdean in Eutrop. I, 93: raro pulsatur janua tactu) или свистом (Aristaenct. Epist. II, 4). Если внутри находился уже посетитель, то дверь запиралась (Лук. Бес. гет., стр. 3). Время посещения не было, конечно, ограничено, но обыкновенно оно начиналось, когда темнело (там же, с. 21. Дневное посещение описывает Катулл (К. 32). Лучшие кокотки имели одну, двух или нескольких служанок, часто даже целую свиту из них (Лук., Бес. гет. 4, 3; 6, 2; 10, 2), которая увеличивалась по мере того, как росла слава гетеры, как это было, например, у Неэры (Demosth. in N., нем. изд., стр. 2238).
4. Личность и образ жизни античной проститутки. – Происхождение учение Ломброзо о «прирожденной» проститутке понятно, если мы вспомним изложенное во второй главе о повсеместных примитивных корнях проституции. Действительно, тождественность этих корней легко объясняет известные типические черты проституток и известные, всюду повторяющиеся воздействие и изменение психики, а отсюда уже легко могло развиться представление о врожденном характере проститутки. В древности он представляет, однако, относительно редкое явление, хотя нельзя отрицать, что и здесь часто могли оказывать свое влияние известные низшие физические и душевные качества женщины. Но общее допущение наследственного характера известных антисоциальных качеств у античных проституток невозможно уже по той простой причине, что масса проституток рекрутировалась из сословия рабов и предавалась проституции лишь благодаря случайности. Но где причинную роль играли пауперизм и социальная нищета, где наследственный фактор – как это нередко бывало – мог проявить свое действие в форме целого ряда поколений проституток, там мы натыкаемся на явления, которые можно внести в рубрику прирожденной проститутки. Но и там можно видеть, что постоянный тип проститутки со всеми его особенностями складывается под влиянием развратного ремесла, словом, что личность проститутки есть продукт, а не причина ее ремесла. II античная проститутка также сознает, себя всеобщим объектом наслаждения, чувствует и поступает соответственно атому сознанию, подобно проститутке Таис у Менандра, которая воплощает в жизни принцип проституток, т. е. никого не любить, но всем лицемерно изображать любовь, и, прежде всего, всегда иметь в виду по возможности больший барыш и утонченнейшую эксплуатацию клиента. Этот не знающий времени тип проститутки изображен многими древними поэтами, в особенности авторами аттической и римской комедии, так превосходно, пластично и в то же время современно, что мы и до сих пор не имеем описаний, которые мы могли бы поставить наравне с полными жизни характеристиками древних проституток Аристофана, Алексиса, Менандера, Анаксила, Плавта и Теренция. Разве только Зола в своей «Нана» достиг такой же грандиозной силы описание разрушительного элемента проституции, равного всепожирающему чудовищу, как мы это видим, например, в принадлежащем к средней комедии произведении Анаксила (у Атен. XIII, 558а-е) «Neottis», переведенном в стихах на немецкий язык Фридрихом Якобсом:
Welcher Mensch in seinem Leben eine Buhlerin geliebt,
Weiss, dass unter alien Wesen keines so verderblich ist.
Welchen Drachen, welche feuerschnaubende Chimara gibts,
Welche Charybdis, oder welcher Scylla dreifach Ungetüm,
Welche Sphinx, Harpyie, Hydra Oder welche Schlangenbrut,
Die der Hetaren frevle Rotte nicht bei weitera Qbertrifft?
Sicher keine. Vor alien Uebeln haben sie den Rang voraus.
Lass uns sehn. Da kommt zum Beispiel gleich mir Plangon in den Wurf.
Wie die Chimara sengt und brennt sie wer hierher vom Ausland kommt;
Doch hat ihr ein einziger Ritter jüngst des Lebens Gut entfuhrt;
Denn er nahm ihr alle Habe mit sich aus dem Hause fort.
Wohnen ferner nicht Sinopens Freunde einer Hydra bei?
Alt zwar ist sie; aber G-nathana wachst ihr jetzt zunachst empor,
Meistenteils an ihrer Seite und ein doppelt Ungetüm.
Kommt nicht Nannion der Scylla jetzt in alien Stücken gleich?
Eben wurgte sie der Freunde zwei dahin, und trachtet nun
Nach dem dritten; doch entkommt das Fahrzeug durch der Ruder Kraft.
Ferner Pkryne, überbietet sie der Charybdis Strudel nicht?
Die den Schiffspatron erst neulich mit der ganzen Fracht verschlang.
Ist Thcano keine Sirene, der die Federn ausgerupft?
Stimm und Blick vom Weib, die Beine aber einer Amsel gleich.
Thebens Sphinx darfst du sie alle nennen, diesser Dirnen Brut.
Klar und einfach redet keine; nur in Ratseln sprechen sie.
Erst, wie innig sie euch lieben, wie so gem sie bei euch sind.
Dann, wenn mir doch einen Vierfuss; dann, wenn einen Sessel doch;
Dann, wenn einen Dreifuss jemand mir beschert; ein Madchen dann
Mit zwei Füssen! Versteht das einer, eilt er davon wie Oedipus;
Wunscht sie nie gesehn zu haben, und entkommt mit Not allein.
Aber, wer auf Liebe rechnet, ist im Augenblick gepackf,
Und entfuhrt hoch zu den Wolken. Kurz, auf Erden weit und breit
Ist kein einzig Tier zu finden schlimmer als die Buhlerin.
(Кому случилось в жизни любить проститутку, тот знает, что нет более испорченного существа. Какой дракон, извергающая пламя, химера, сцилла или харибда, какой сфинкс, кровопийца или гидра, какая змея превосходят подлую толпу гетер? Без сомнения, никто. Из всех зол им принадлежит первое место. Посмотрите! Вот мне вспомнилась первой Платон. Точно химера, опустошает она и жжёт всякого приезжего из-за границы; все же один всадник недавно отнял у нее все ее добро и увез из ее дома все ее имущество. Далее, разве друзья Синопы не имеют дела с гидрой? Она, правда, стара, но вот подрастает при ней Гнитена, двойное чудовище. Разве Наннион не похожа во всем на Сциллу? Сейчас она удавила двух друзей и думает теперь о третьем, но колесница убегает помощью сил, катящих колеса. Затем Фрина: Разве она не превосходит водоворот Харибды? Она лишь недавно поглотила судовладельца со всем его товаром. Разве Феана не сирена с общипанными перьями? Голос и взгляд женщины, а ноги как у черного дрозда. Всех их можешь ты назвать сфинксом Фив. Ни одна не говорит ясно и просто. Только загадками говорят они. Во-первых, о том, как они искренно вас любят и как охотно остаются у вас. А затем… ах, если бы мне с четырьмя ногами; ах, если бы мне кресло; ах, если бы мне выпал на долю треножник… девушку с двумя ногами… Кто поймет это все, тот бежит скорей прочь, как Эдип, желает никогда больше не видеть ее и уходит с одной только нищетой. А кто рассчитывает на любовь, того сейчас же поймают и уносят к облакам. Словом, нигде во всем мире нет зверя хуже, чем проститутка).
Все детали личности и образа жизни, установленные Паран-Дюшателе и Ломброзо, как характерные для современной проститутки, имеются также и у проститутки древности: корыстолюбие, набожность, обжорство, пьянство, лживость, ревность, зависть, суеверность, нахальство, бесстыдство, страсть к нарядам. Известное соответствие существует и в нравах, обычаях и жизненной судьбе их. Много тому примеров мы уже видели выше, в сообщенных нами заметках о гетерах. Подтверждение мы найдем также и в следующем обзоре, касающемся главнейших пунктов рассматриваемого нами вопроса.
1. Внешний вид (походка, косметика, одежда, украшения). – Уже издали можно было узнать проститутку по ее соблазнительной походке, о которой Овидий говорит (Наука любить, III, стр. 101, перев. В. Алексеева, изд. А. С. Суворина):
«В походке есть своего рода красота, которой пренебрегать не годится. Она или привлекает или отталкивает от себя незнакомых мужчин. Одна женщина движется грациозно, распустив платье по ветру и гордо выступая». Другая наоборот…
Аристофан описывает (Thesmophor, 1166 и след.), как проститутка при своей танцующей походке ловко приподымает платье, чтобы еще более возбуждать мужчин, бросая в то же время во все стороны молниеносные взгляды (Аристофан, Мир 752). Аристенет описывает в 4-м письме 1-ой книги поведение проститутки на улице, когда она в пурпурном платье, в сопровождении рабыни отправляется «на отлет». Он высказывает мнение, что приличная женщина не шла бы по городу в таких нарядах и не бросала бы при ярком дневном освещении таких вызывающих взглядов на проходящих мужчин. «Разве не чувствуешь ты уже издали, что она издает запах бальзама? Не слышишь ты разве благозвучного звона браслетов, которые она незаметно сотрясает, издавая ими соблазнительный звук, наподобие девушек, возбуждающих юношей, когда они захватывают кончиками пальцев складки платья у колен и притягивают руки к себе, чтобы этим знаком влюбленности привлечь их к себе? Я обернулся, и вместе со мной обернулась и она».
Привилегией проституток считалось у древних украшение своего тела или подчеркивание известных физических прелестей его, т. е. собственно косметика, которая, как специфический обычай гетер (Атен. XIII, 568а), по характеру своему была «злостна и фальшива» и «в формах и красках, политурой и драпировкой» симулировала красоту (Plato Gorgiasp. 465b, см. также Philostr. Epist. 39). Косметика была привилегией проституток, потому что только благодаря ей они – искусственно разукрашенные и прикрашенные женщины, «meretrices auratae et ornatae» (Плавт, Epidic. II, 2, 30) и «vestifa scorta» (Ювен. Ill, 135) – могли надеяться привлекать к себе мужчин и устраивать свои дела, но она нашла себе доступ и в остальной женский мир, как это ясно видно у Ксенофонта (Оесоп. X, 2 и 7). В древности ми впервые встречаемся с тем. фактом, что ежегодная «мода» определяется проститутками и, исходя отсюда, затем уже завоевывает себе почву и в мире приличных женщин. Кроме упомянутого места у Ксенофонта, мы находим тому классическое доказательство в «Epidicus» Плавта. Во второй сцене второго акта раб Эпидикус описывает новейшую моду афинских гетер и различные имена ежегодно меняющихся костюмов, которые придумывают для них сами проститутки (ut istcie faciunt vestimentis nomina; quid istae, quae vesti quotannis nomina, inveniunt nova). Они очень интересны, потому что во многих отношениях составляют аналогию позднейшим модам, частью даже современным. Здесь упоминаются: «царское платье» (regilla inducula), «платье от дождя» (impluviata), «паутинное платье» (tunica ralla, из тонкой прозрачной материи), домашнее платье (indusiata, пестрое neglige для дома крокусовое платье (crocotulla), «парусное платье» (supparum), платье цвета киновари (subminia) и т. д. Придумывая названия, их иногда производили от имен собак (cani quoque etiam ademptumst nomen). В более значительных заведениях для гетер беспрерывно изобретали новые моды и косметические средства, систематическое занятие которыми очень наглядно описывает Алексис в своей «Jostasion» (Атен. ХШ, 568а-д). Лиы цитируем по переводу Фридриха Якобса:
Erstlich geht ihr ganzes Trachten auf Gewinn und Plünderung
Aller Menschen; jedes andr ist Nebenwerk: drum stellen sie
Hinterlistig Netz und Fallen; hat dies etwas eingebracht,
Werben sie sich neue Dirnen, die den Künsten fremd noch sind.
Diese formen sie dann in kurzem, so dass weder an Gestalt,
Noch an ihrer Art und Weise sie sich ferner ahnlich sehn.
Ist die eine klein von Wuchse, gleich wird Kork ihr in die Schuh
Eingefüttert; gross ist jene; dunne Sohien gibt man ihr,
Und das Kopfchen wird beim Gehen auf die Schultern hingesenkt;
Dies vermindert ihre Lange. Wenn es ihr an Hüften fehlt,
Wird das Fehlende durch Wülste zugesetzt, und jedermann,
Der sie sieht, preist ihres Hintern Fülle. Ist ihr Leib zu stark,
Helfen, wie Schauspielev tragerv, falsche Brüste dem Uebel ab.
Denn indem sich dieser Ansatz hebet, wird des Unterleibs
Ueberfulle, wie mit Stangen, in sein Mass zurückgedrangt.
Hat die eine feuerrote Brauen, malt sie Kienruss schwarz.
Eine andr ist schwarz von Farbe; Bleiweiss streicht man dieser auf.
Uebermassig blass ist jene; ihr reibt man Zinnober ein.
Ist ein einzelner Teil vorztiglich, dieser wird mit Fleiss entblosst.
Hat sie etwa schone Zahne, muss sie lachen früh und spat,
Dass die Leute mit Bewundrung ihres Mundes Anmut sehn.
Hat sie keine Lust zu lachen, bieibe sie zu Hause still,
Und wie in der Fleischer Buden ganz gewohnlich zum
Verkauf Aufgestellte ZiegenkSpfe, nehme sie von
Myrten sich Ein gerades dlinnes Holzchen zwischen die Lippen in den
Mund Dass sie immer lachelnd grinse, mag sie woilen Oder nicht.
(Все ее мысли всегда направлены на барыш и грабеж других людей. Все остальное на втором плане. Поэтому они хитро расставляют сети и силки. Когда это принесло свой доход, они набирают себе новых проституток, которые еще чужды этим искусствам. Они их скоро приводят в такой вид, что все они становятся похожими друг на друга. Если которая-нибудь из них меньше ростом, то ей кладут сейчас пробки в башмаки; если она велика – ей делают тонкую подошву, а при ходьбе она склоняет головку на плечо, что уменьшает ее рост. Если у нее нет боков, ей недостающее заменяют валиками, и всякий, кто видит ее, хвалит полноту ее зада. Если живот ее слишком толст, то этому злу помогают фальшивые груди, как у актеров: когда выдается это место, чрезмерная толщина живота скрадывается, точно он сдавлен. Если у нее красные, как огонь, брови, их делают черными, намазывая сажей. Иная слишком черного цвета – ее смазывают свинцовыми белилами. Слишком бледным втирают киноварь. Но если у нее хоть одна часть тела прекрасна, ее нарочно обнажают. Если у нее красивые зубы, она должна с утра до ночи смеяться, чтобы люди с удивлением смотрели на прелесть ее рта. Если ей не хочется смеяться, пусть дома сидит тихо, а так она должна – совершенно как выставленные в мясной лавке для продажи козьи головы – взять в рот тоненькую палочку и, смеясь, грызть ее, хочет она этого или нет).
Косметика эллинских гетер укоренилась также в Риме, где она очень подробно описана Овидием (Ars. amat. Ill, 101–280; Remed. amor. 341–356). От его специального сочинение по этому предмету, посвященного украшению лица (Medicamina faciei), остался только отрывок в 100 стихов. Что касается деталей косметики тела, то Овидий подчеркивает важное значение для гетер ухода за полостью рта, в частности за зубами (Ars. amat. I, 515; III, 197–198, 216). Для этой цели существовали полоскания, пастилки для жевания, средства для чистки зубов (dentifrica, Гален XII, 447); в некоторых местах, употребляли для этого даже собственную мочу (Катулл 37, 20; 39, 18–21). О ношении фальшивых зубов свидетельствует Марциал (V, 43; см. также XIV, 56).
Рафинированность и особенности древних проституток в украшении волос до сих тор остались образцом для мира проституток и переходили в наследство от одного поколение к другому. Дело касается главным образом известной окраски волос, причесок и удаление волос на известных частях тела. Все относящиеся сюда косметические процедуры проституток можно проследить до V века до Р. X. Цветом волос проституток с древних времен является белокурый. Уже Менандер упоминает об обычае гетер красить волосы в светлый цвет (Comic. Graegor. ed. Mienecke IV, 265). они употребляли для этого мази (Плут. Amator. 25) или настойки ((ииррси, Гален ХИ, 446). Разные другие средства для окраски волос в светлый цвет составил Гален (De remedüs parabilibus 1,1 ed. Kühn. XIV, 392. См. также Овидий A. am. Ill, 163; Val. Max. II, 1, 5). Еще проще было употребление светлого парика, что было в большом употреблении у проституток (Ювен. VI, 120). Стареющие проститутки обыкновенно красили свои седые волосы в черный цвет (Лукиан, Dial, meretr. II, 3). Гален и для этого дает различные рецепты (ed. Kühn, XIV, 390–391).
Кокотки задавали тон и относительно причесок и определяли моду в отношении часто меняющихся причесок. Различие причесок описаны у Овидия.
«Нас прельщает опрятность. Ваши волосы не должны лежать в беспорядке. Красота их более или менее зависит от ловкости ваших рук. Прически бывают разные. Каждая женщина должна выбрать ту, которая пойдет к ней, и предварительно посоветоваться со своим зеркалом. Длинному лицу идет простая прическа на две косы – так причесывалась Лаодамия. При круглом лице необходимо собирать волосы на макушке в пучок, чтобы уши оставались открытыми. Другие женщины должны распускать волосы по обоим плечам, как делаешь, например, ты, Аполлон, берясь, как бог музыки, за свою лиру. Некоторым следует причесываться по примеру охотницы Дианы – такой она преследует обыкновенно диких зверей. Затем, одной идут лежащие свободно волнистые волосы, другой – гладкая прическа. Третьей к лицу волосы, украшенные черепаховым гребнем. Четвертая может оставить их, как они есть, если они у нее волнистые.
(«Наука любить», стр. 92–93, пер. В. Алексеева, 1904 г., изд. А. С. Суворина).
Но как не пересчитать всех желудей на ветвистом дубе, пчел на Гибле или зверей, водящихся в Альпах, так нельзя мне рассказать и о массе видов причесок. Число их увеличивается с каждым новым днем».
Проститутки со скудными волосами или с полной лысиной упоминаются Овидием (А. Amandi, III, 243–246) и Лукианом (Беседа гетер, 12, 5). Они исправляли свой недостаток фальшивыми волосами и париками (там же и Бес. гет. II, 3; Овид. Иск. люб. III, 165–166; Марц. XII, 2, 3). В Риме существовали, например, специальные места для продажи фальшивых волос вблизи храма Геркулеса (Овид. А. а. III, 1681, в портике Филиппи, где обыкновенно прогуливались дамы полусвета. По приведенным выше причинам, волосам, привезенным из Германии или взятым у германских пленных, отдавали предпочтение (Овид. а. о. I, 14, 45; Марц. V, 68).
Своеобразный обычай представляло обнажение от волос известных частей тела, у проституированных женщин, прежде всего, половых органов и лобка. Обычай этот, вероятно, восточного происхождения, так как он и теперь еще распространен среди проституток в Индии, Египте и Персии. Для искусственного уничтожение волос и для необходимых для этого средств, depilatio, греки и римляне имели богатую терминологию. Все эти «Psilothra» (Гимн, изд. Kuhn, XII, 451), которые употребляли проститутки и женоподобные мужчины, представляли горячие смолы или смоляные пластыри. Волосы вырывали также особыми щипчиками. Такие «гладкие, как дети» проститутки (Аристофан, «Лягушки») были особенно любимы, как это показывают многие места из Аристофана (Аристофан, Lysistr. 89, 149–152; Ecclesiac. 12), Марциала (X, 90; XII, 32) и др.
Необходимой принадлежностью для украшения лица служили косметические средства. Обычай краситься и белиться бичуется, как обычай проституток, Ксенофонтом (Oekon. X, 2, 7) и в известном анекдоте о Фрипе(у Галена, Protrept. изд. Кюпа, I, 26). Когда на пиршестве гетер, на котором присутствовали гости, затеяли игру, Фрина приказала, чтобы все обмакнули свои руки в воду, затем провели ими по лицу и обсушили бы лицо перчатками, причем сама проделала это первая. Лица всех других, сильно нарумяненных и набеленных гетер, оказались после этого в пятнах, одна только Фрина осталась еще красивее прежнего, потому что не употребляла никакой косметики. Старые и больные проститутки часто имели на своих щеках «чуть нецелый горшок белил и румян» (Аристофан, Eccles. 1142).
Всего чаще употребляли белила (свинцовые белила, cerussa, а также мел, creta, например, у Аристофана, Eccles., 908; Атен. XIII, 5571, 568с; А. икифр. Epist. 3, 11; Овидий, а. а. III, 199; Горац. ерод. 12,10; Марц. 11,41,11 и др.) и румяна (лакмус, fucus, minium и т. д., Атен. XIII, 568с; Аристофан Lysistrata 48 и. б.). Гетера Филематион в комедии Плавта «Моstellaria» хочет накрасить свое лицо свинцовыми белилами и румянами, а служанка ее Скафа говорит ей по этому поводу:
Nein, die kriegst du nicht.
Sei doch gescheidt. Willst du durch Uebertünchen denn:
Das sch6nste Werk verpfuschen? Schminke keiner Art
Berühre, wer in solcher Jugendbltite steht,
Nicht Bleiweiss, nicht Meliner-Weiss, noch sonstige Schmieralien.
Nimm den Spiegel doch!
(Перев. v. W. Binder).
(Нет, ты их не получишь. Будь же благоразумна! Неужели же ты хочешь замазать самое прекрасное произведение? Кто находится в полном расцвете юности, тот не должен прикасаться ни к каким косметикам. ни к свинцовым, ни к каким другим белилам, вообще ни к какой мазне. Посмотри на себя в зеркало!)
Далее, когда Филематион спрашивает, надушиться ли ей, та же Скафа высказывает ей правду обо всех этих намазанных и надушенных проститутках:
Das unterlasse ganz – Weil
Nur dann ein Madchen gut riecht, wenn sie gar nicht riecht.
Denn jene Vetteln, die beschmiert mit Salbe sind,
Die angestrichnen, abgelebten, oline Zahn,
Die unter Schminke bergen ihres Korpers Schmach:
Die riechen, wenn der Sch weiss sich mit den Salben mischt,
Gerade so, als goss ein Koch verschiedne
Brühn In ein Gefass; man wird nicht klug, wonach es riecht.
Das Eine nur erkennt man, dass es übel reicht.
(Плавт, Mostellaria, A. I, Сц. 3).
(Это ты оставь… Девушка тогда только хорошо пахнет, когда она совсем не пахнет. Старые ведьмы, намазанные мазью, отжившие, без зубов, которые под белилами прячут позор своего тела – те пахнут, когда пот смешается с мазями, совершенно так, как если бы повар слил различные супы в один сосуд: нельзя понять чем пахнет, одно только можно сказать, что пахнет скверно).
Любовники часто дарили проституткам ящички с благовонными мазями (Лук., Бес. Гет., 7,1). К косметическим приемам гетер принадлежали также искусственное соединение бровей (Овид. А. а. III, 201), подрисовывание глаз различными черными и даже желтыми красками (там же, III, 203–204), обычай наклеивать мушки для красоты (sndjviov, splenium, aluta, Овид. А. а. III, 202; Мари. II, 29,9). На туалетном столе античной femme du monde можно было найти не меньше баночек и коробочек, чем у современной (pyxidas, Овид. а. а. III, 210).
С давних пор роскошные наряды и пестрый костюм считались у древних подобающими исключительно для проституток, между тем как для приличной женщины подходящим считалось простое белое платье без бросающихся в глаза украшений. Уже в седьмом веке до Р. X. закон Залевка признавал, что только проститутки могут носить золотые украшение и опушенные мехом платья (Диодор, XII, 21). Аналогичные законы существовали в Сиракузах (см. выше, стр. 174) и вероятно также в Афинах, где, согласно законодательству Солона, только проститутки могли носить платья в цветах (Суидас, см. в главе Атен. III, 521в, Фотий Lex., стр. 25, 8). Хотя греческие женщины вскоре перестали исполнят эти законы (см. об этом позднейшие описание у Алкифр. Fragm. 4, ed. Meinelce, стр. 78), тем не менее, бросающаяся в глаза роскошь и ношение пестрых платьев все же остались приметой, по которой узнавали проституток. Так, Артемидор (Oneirocrit. II, 3, нем. перев. Kraussа, стр. 101) говорит: «С другой стороны пестрые платья, в цветах, приносят женщине выгоды, в особенности проститутке или богатой женщине; первая носит их ради своей профессии, а вторая благодаря своему благосостоянию». Различие в костюме честной женщины и гетеры подробнее характеризует Лукиан (De domo, 7): «Приличной женщине, чтоб сделать более заметной свою красоту, достаточно нежного ожерелья, легкого кольца на пальце, жемчуга в ухо или ленты, поддерживающей распущенные волосы – все это так же украшает ее, как пурпурная полоса украшает ее платье. Гетеры же, в особенности более безобразные из них, носят, напротив, цельное пурпурное платье и покрывают шею золотом. Они думают, что рука их будет сиять ярче, если на ней будут блестеть золотые браслеты; что золотые сандалии улучшат форму их ноги, и что даже само лицо их будет казаться привлекательнее в сиянии металлических украшений». Филострат (Ер. 39) называет подделку под роскошь гетерообразной, а Аристенет (Ер. I, 25) описывает общий вид гетеры следующим образом: «От белил и румян блестели ее щеки, а свои волосы она, по-видимому, заплетала и причесывала перед зеркалом. На шее висели дорогие цепи, чтобы увеличить ее красоту. На ней была еще масса других побрякушек, браслетов и украшений на груди и она не забыла также украсить свою голову. Она бросала взгляды то на свое тарентинское платье, обрамлявшее ее сияющую красоту, то вниз на свои ноги, то рассматривала сама себя, то смотрела, замечают ли ее другие».
Особенной любовью античных проституток пользовались платья по возможности резких цветов, в особенности дорогие пурпурно-красные и платья шафранного цвета (Аристофан, Eccles. 340; Плавт, Trucul И, 6). Во времена империи существовал вообще богатый выбор и других цветов (Pollux VII, 55). Овидий дает нам прекрасное описание костюмов кокоток (Искус Люб. III), которое напоминает нам современные условия:
«Что сказать мне относительно платьев? Я и здесь не советую носить тканых золотом материй или шерстяных пурпуровых: если есть столько красок более дешевых, не глупо ли носить на себе целое состояние!
(Перев. В. Алексеева, стр. 94–95, изд. А. С. Суворина).
Вот материя цвета безоблачного неба, когда теплый южный ветер не гонит дождевых туч! Вот тебе другой цвет, золотистый, спасший когда то по преданию Фрикса и Геллу от коварной Ино. Этот цвет подражает цвету воды; от воды же он получил и свое имя. Я охотно поверил бы, что это любимый цвет нимф. Другой цвет похож на шафранный. В платье шафранного цвета одевается богиня, когда, влажная от росы, зажигает своих светоносных лошадей. Вот цвет пафских мирт, вот – пурпурного аметиста, телесного колера розы или перьев фракийского журавля! Не забыты и твои каштаны, Амариллида, миндаль и материя, называемая «восковой»! Сколько новых цветов вырастает на земле, когда с наступлением теплой весны дает почки виноградная лоза и когда удаляется печальная зима, во столько или даже больше цветов красят шерсть.
Выбирайте со вкусом! Не всем идет один и тот же цвет. Блондинкам к лицу черное; так черный цвет шел к дочери Бриса. В черное платье была она одета и тогда, когда ее похитили. Брюнетки должны одеваться в белое: ты, дочь Кефея, была прелестна именно в белом. Так была ты одета и во время своего приезда на Сериф».
Важную роль играли также характер материи и покрой платья. И в древности были свои трико, свое декольте и retrousse, полуприкрывание и обнажение, свое смелое подчеркивание известных женских прелестей.
В борделе или вообще в домашнем быту античные проститутки носили обыкновенно платья из очень тонких материй, через которые просвечивали все формы тела (Аристоф. Лисистр. 48). Эти поразительно легкие и прозрачные материи получались главным образом из Коса и Аморгоса (Гарпократиои, 14, 22: Аристоф. Лисистр. 150; Aesch. in Timarch стр. 118). Девушки имели в них такой вид, точно они были голые (Тибулл, 11,20; Hep с. V, 135; Гораций, Сат. 1, 2,101). Одежды, надеваемые для coitusa были из шелка (Аристотель, Histor. animal. V, 19). В Мишне упоминается «рубаха, chaluq, девушки, расхаживающей по улице», такой же выработки, как головной убор, зевака, т. е. сквозная, так что тело просвечивало (Prexiss а. а. 0, стр. 12). Античным гетерам не было также чуждо рафинированное retrousse, как это показывает следующая эпиграмма Асклепиада (Anthol, Palatin. XII, 161), в которой он описывает эфебоподобную кокотку:
Dorkion, jünglingliebend, verstehts, wie ein weichlicher Knabe
Kyprias hurtig Geschoss unter die Menge zu streun.
Sehnlicher Liebreiz bützt aus den Augen ihr, Uber den Schultern
Wehte der Hut, und nackt zeigte der Mantel das Bein.
(Доркион, любящая мальчиков, умеет, как изнеженный юноша, сеять в толпе пули Венеры. Вызывающая желание привлекательность сверкает в ее глазах, над плечами развивается шляпа и сквозь плащ видна голая нога).
В приведенном выше описании Алексиса несомненно описывается нечто вроде «cul de Paris». Обычное во времена империи у гетер декольтирование описывает Овидий (А. а. 111, 307–310):
«Оставляйте только открытыми нижнюю часть плеч и верхнюю часть левой руки. В особенности идет это к вам, красотки с белой кожей. Стоит мне увидеть ваше открытое плечико, мне так и хочется поцеловать его».
(Перев. В. Алексеева, стр. 101).
Необходимой принадлежностью туалета лучших проституток были еще, далее, шейные золотые цепи (Лук. Бес. гет. 4, 1; 6,3), которые иногда состояли из золотых монет (Schol. ad. Aristoph. Рас. 1142) или же ожерелья из драгоценных камней (Luc. d. m. 6, I), например, смарагдов (там же, 14, 4). В особенности ценились тяжелые ионийские цепи (там же, 7, I). Остальные украшение составляли: цветные ленты для груди (Poll. 65, 66; Anthol. Palat. V, 199), пояса, часто пестрые и снабженные золотыми надписями (Асклепиад, Epigr. 16), употребительные в летнюю жару веера (Dioskor, Epigr. 12), серьги (Лук., Бес. гет. 14, 4) и вуали, которые привозили из Тарента (там же, 7,2).
2. Личные качества и наклонности. – Из того, что мы ниже сообщаем о личных качествах проституток, следует, что большинство из них, как и в настоящее время, стояли на очень низкой ступени образование и занимали очень низкое общественное положение, так что, в связи с неблагоприятными еще кроме того влияниями профессии, в них брали перевес низменные, антисоциальные черты характера. Краткий обзор подтвердит эти слова.
Уже в древности вошли в поговорку лживость и лицемерие проституток. В одном своем отрывке автор комедий, Дифил, говорит, что клятве проститутки не надо придавать веры. Гораций (Од. 1, 35, 25) говорит о «клятвопреступной проститутке» (meretrix perjura), как о чем то обыденном, а Проперций (IV, 5, 27) показывает, как сводницы обучают проституток искусству лгать. Эта профессиональная лживость неразрывно связана с лицемерием и османом. Проститутка должна лицемерить, выказывая любовь своему случайному посетителю, чтобы «сильнее раздражить его страсть» и добиться большого гонорара (Аристенет, Ер. II, 13); несмотря на половое безразличие и нечувствительность, она должна соответственными движениями и вздохами изображать libido и оргазм (Овид. А. а., III, 797–803). Другие обманные приемы гетер, как фальсификация кушаний и напитков – за которые естественно должен был платить клиент – во время симпозиев, описаны, например, в комедии «Korianno» Ферекрата (Атен. IV, 159е, X, 430е. XI, 481а, XIII, 567с, XIV, 653а).
Другая характерная черта, подчеркиваемая у античной проститутки – нахальство и дерзость (см. у Филострата, Ер. 68), проявлявшиеся с одной стороны в безобидной форме мешкаю остроумия, которым отличались, например, такие проститутки, как Мания, Гнатена, Лаис, а с другой – приводившая у обыкновенных проституток к грубым, отвратительным, агрессивным действиям. Излюбленным приемом было, по-видимому, забрасывание яблоками (Аристоф. Облака, 991). У Алкифрона (III, 48) проститутка бросает в голову мужчине наполненный кровью животный пузырь, который лопается и пачкает его кровью. Неоднократно упоминается также выливание ночной посуды на головы несчастных прохожих, чем-либо возбудивших против себя гнев проститутки. (Ювеп. III, 277). Так, из упомянутой уже выше жалобы Гераклеида от 221 г. до Р. X. видно, что проститутка Псенобатис выбежала из дому и так схватила Гераклеида за руку, что он чуть не упал. А когда он рассердился и стал ругать ее за нахальство, она схватила его за плащ, порвала его, так что у Гераклеида обнажилась грудь, и плюнула ему в лицо. Когда некоторые прохожие, которые могли бы послужит свидетелями ее бесчинств против старого человека, стали упрекать ее за ее поведение, она бросилась назад в дом и облила Гераклеида мочой. Судиоф справедливо замечает по этому поводу: «От всех поступков и нахальства гетер (судейский чиновник определил поведение проститутки, как веет на нас такой правдой жизни, как будто мы уже сто раз видели, слышали или читали нечто подобное.
С этим нахальством тесно связаны были бесстыдство и наклонность к пошлостям, которыми отличались не только обыкновенные проститутки, но слишком часто и гетеры. Ювенал (XI, 173) упоминает о неприличных речах бордельных проституток; Марциал (X, 3) – о речах уличных проституток (foeda linguae probra circulatiricis). Первый говорит также о более, чем пикантных песнях кастаньетных танцовщиц (Юв. XI, 172). Но и знатные греческие гетеры предавались самым неприличным речам, из которых многие сохранились у Махона. Мание и Гнатена считались мастерицами на такие цинизмы (Атен. ХШ, 578–580).
Хотя среди античных проституток, аналогично современным условиям, и нельзя отрицать известного корпоративного духа (см. Алкифр. I, 39), тем не менее, они отнюдь не были свободны от зависти и ревности, которую Глицера в одном письме к Бакхис (Алкифр. Ер. I, 29) обозначает, как «столь естественную в нашем сословии» (см. также Алкифр. Ер. 1, 33). А Таис называет «обыкновенным явлением среди гетер», что они отбивают друг у друга любовников (Лук. Бес. Гет. I, 1). Характерна в этом отношении сообщенная Плутархом (Деметр. 27) сцена между Манией и Ламией и превосходное описание у Аристофана бешеной борьбы между четырьмя старыми проститутками из-за одного юноши (в четвертом действии «Ecclesiazusae») Приводимые там ругательства между старыми и молодыми проститутками, несомненно, представляли заурядное явление.
По словам Прокопа (Hist, arcan. IX, 8), Теодора в юности полна была зависти к своим соперницам и преследовала других театральных проституток самой грубой бранью.
Как о весьма обыкновенной черте проституток античные авторы упоминают об их наклонности к вину. Так, Алексис в своей «Orcbestris» (Атен. X, 441с), очевидно имея в виду гетер, говорит, что женщины уже удовлетворены, если только они получают достаточно вина. Аксионикос в своей «Philinna» (Атен. X, 442а) говорит, что в одном – можно верить женщине, а именно, что она пьет не воду. В профессиональных учреждениях, в борделях и домах гетер, о которых уже была речь выше (стр. 161–164), проститутки принимали даже очень ревностное участие в попойках; по выражению Плавта (Pseudol. I, 2) «они жадны лишь к вину». У Марциала (ХИ, 65) проститутка Филлис не желает ни денег, ни подарков, а только кувшин вина. С возрастом у гетер и проституток развивался типичный алкоголизм. Знаменитая Лаис, например, в старости превратилась в пьяницу (Атен. ХШ, 570в). Лропериий (IV, 5, 2) описывает алкоголизм старой сводницы, которая прежде сама была профессиональной проституткой. В романе Niketas Eugenianos о любви Дрозиллы и Харикла (VII, 271 и след.) наглядно описан канкан пьяной старой проститутки.
Жадность и страсть к деньгам проституток, безусловно, составляющие продукт их профессии, будут нами рассмотрены ниже, в главе об экономической стороне античной проституции.
У проституток древности, как и у современных, находит себе подтверждение тот факт, что проститутка обладает наивным благочестием, которое она удивительным образом умеет согласовать со своей профессией. Подобно тому, как в католических странах современная проститутка часто имеет в своей комнате и свято чтит изображение мадонны, так проститутка древности относилась с особым чувством к Афродитеили Венер е. В афродизиях и других религиозных празднествах принимали участие и проститутки и клали обыкновенно у ног статуи Венеры денежную монету, как жертвенный подарок (Лук. Бес. Гет., 14, 3); или же они приносили в жертву Венере и Купидону венки, букеты цветов и мази. Не только, впрочем, Венере, но и другим божествам, например Гермесу, они приносили столько венков, сколько они, по выражению Проперция, «делали шагов». Богатые гетеры приносили из своего заработка дорогие подарки или даже дарили храмам ценные статуи Венеры. Так, в одной эпиграмме греческой антологии (перев. Тудтум, II, 425) сказано:
Gehn wir, Fraun, zu dem Tempei und sehen daselbst
Aphrodites Standbild, welches von Gold kunstlich und bunt sich erhebt.
Dort stellts auf Polyarchis, nachdem viel grossen
Erwerbe Sie von des eigenen Leibs glanzender Schone genoss.
(Пойдем мы, женщины, в храм и посмотрим на статую Афродиты, ярко возвышающуюся и искусно сделанную из золота. Ее поставила Полиархис, приобретя большие богатства блестящей красотой собственного тела).
Или же они приносили символы и орудие своей профессии (там же, II, 416).
Fünfzigjahrig und mehr, hat diese der Liebe beflissne
Nikias Kyprien hier so in den Tempei gehängt:
Sohlen und Lockengeringel des Haars, und das spiegelbegiantze
Erz, bei welchem es nicht an der Genauigkeit fehlt,
Und voll Wertes, und was man den Mannern geheimhait;
Aber es bietet das Bild jeglicher Kypris zu sehn.
В одной из эпиграмм Леогмда из Тарепта (там же, И, 447) две аулетриды приносят Венере свои флейты. В большинстве случаев кипрской богине посвящали зеркала, искусственные шиньоны и другие предметы, служившие украшением для гетер.
С благочестием тесно связано суеверие античных проституток, сказывающееся, прежде всего, в вере в любовные эликсиры (Алкифр. Ер. I, 37), в искусство ведьм и в любовные чары. Так, в «Первой беседе гетер» Лукиана, Глицера, у которой другая гетера, Горгона, отбила любовника, говорит своей приятельнице Таис: «Ты думаешь, Таис, что акарнаниец пойман ее прелестями? Разве ты не знаешь, что мать ее, Хризарион, ведьма, что она знает известные фессалийские заклинания и может своими чарами низвести луну на землю? Утверждают даже, что она летает по ночам. Это она дала человеку такой напиток и свела его с ума». В четвертой речи Бакхис упоминает об очень ловкой колдунье из Сирии, «бодрой еще женщине суровой наружности, которая однажды примирила со мной Фания, рассердившегося на меня без всякой причины, как Харинус на тебя. И это спустя целых четыре месяца, когда я уже оставила всякую надежду; но ее сильные заклинание снова неудержимо привели его ко мне». Большинство колдуний прибывали из Фессалии (Горации, Оды I, 27, 2; Лук., Бес. Гет., IV, 1), первоначальной родины колдовства (Апулей, И, 1), некоторые из Сирии или Фригии (Алкифр. Ер. II, 4). Эти «sagae» (Тибулл 1, 2, 44) в большинстве случаев были в то же время сводницами («sagae mulieres dicuntur feminae ad libidinem virorum indagatrices, Nonius Marcellus s. v.), применявшими свое колдовство к недоступным девушкам или изменившим любовникам. Они приготовляли любовные напитки и своими колдовскими заклинаниями и заговорами всякого рода должны были возбуждать или изгонять любовь, чтобы вызвать желанное сближение. Все это очень наглядно описано у Проперция (IV, 5, 5-20). Женщины эти, почти все сами бывшие проститутки, занимались обыкновенно своими наводившими ужас процедурами по ночам, на местах казни или на кладбищах (Горац. Сатир. I, 8; Epod. 17, 47; Проперц. III, 7, 24; Статий, Theb., IV, 445). Во времена Горация в Риме особенно славились несколько таких старых сводниц (obscenae anus) Канидия, Сагана, Вейя (Горац. Epod. 5). Поэт очень наглядно описывает их ночные заклинания. (Сат. I, 8, 19–50). В пятой Epode он описывает приготовление Канидии и ее подруг к сопровождаемому мучениями убийству мальчика, чтобы из его мозга и печени приготовить любовный напиток для ее старика-любовника, неверного Вара. Канидии посвящена также и Epode 17.
В связи с этим предрассудком находится и тот факт, что сводницы и проститутки занимались шарлатанским лечением половых болезней. Плиний (пат. hist. 28, 70) вполне определенно говорит, что не только акушерки, но и проститутки применяли средства для изгнания плода и «недозволенные лечения» менструальной кровью и лечили «горящими женскими волосами» при маточных страданиях.
Что касается употребление абортивных средств и отношение проституток к своим детям, то проституция уже и в древности считалась прототипом бесплодия, не столько вследствие мертворождений, сколько вследствие предупреждение зачатие искусственными средствами. В «Truculentus» Плавта (А. IV, сц. 2) Астафион говорит о борделе: «произведение потомства здесь не у места». Артсмидор (Oneirocrit. I, 78) сравнивает бордель с кладбищем: как и это последнее, он является местом смерти, так как там погибает много человеческого семени. О Теодоре Прокопий сообщает (Hist, arc. IX, 7), что. она часто беременела, но каждый раз искусственно изгоняла плод. Во второй беседе гетер Лукиана, Миртион называет выращивание детей «самым трудным делом для гетеры», от которого она часто избавлялась, подкидывая своего ребенка. Некоторые проститутки, даже очень занятые, имели, однако, по несколько человек детей, как например, Неэра, которая родила двух сыновей и одну дочь. (Демосф., стр. 1358).
Наряду с многими дурными качествами античных проституток, у них отнюдь не было, однако, недостатка и в добрых, благородных чертах характера. Так например, Антифан следующим образом характеризует знакомую ему проститутку, жившую с ним по соседству (у Атен. ХШ, 572а): «Золотое сердце, обращенное к добродетели, и истинная подруга, между тем как остальные позорят это прекрасное имя своими поступками». В виду того, что у поэтов часто встречаются такие благородные, бескорыстные проститутки (например, Бакхис в «Несуга» и Антифила в «Heautontimorumenos» Теренция; Силенbон в «Cistellaia» иФилематион в «Mostellaia» Плавта; Музарион в седьмой беседе гетер Лукиана; Бакхис у Алкифрона, Ер. I, 38; Музарион у Аристенета, Ер. I, 24, и др.), надо думать, что такие проститутки бывали нередко и в жизни. Нам известно, например, о ИИеэреи ее дочери, что, несмотря на безжалостное обращение состороны мужа последней, они самоотверженно ухаживали за ним во время его болезни. (Демос ф., стр. 1364). У Ливия (33, 9) упоминается о верной любви проститутки Фецении к одному юноше.
3. Жизненная судьба проституток. – В древности мы впервые встречаем типичную жизненную судьбу проститутки со всеми ее перипетиями и скачками, сменой падение и подъема и, в конце концов, снова падения.
Обыкновенно проститутка – большей частью рабыня – уже очень рано вынуждена была предаваться своей профессии, а потому детская проституция в древности была гораздо обширнее, чем теперь, как мы это еще увидим ниже. Неэра, например, занималась проституцией уже в детстве (Демос ф. стр. 1352), а в пьесе Менандера «Schiedspruch» молодая гетера, Псалтрия Габротонон, говорит, что годом раньше она еще не знала вообще, что такое мужчина.
С другой стороны, известны также примеры, когда женщина очень поздно становилась профессиональной проституткой, например, вдовы, которые не могли прокормить себя одними трудами рук своих. Об этом упоминается, например, в 9-ой эпиграмме Антипатера из Сидона.
Ihr sangliebendes Schiffchen, das Werkzeug hungernder Arbeit,
Legete Bitto hierher, für Athenaea geweiht,
Sprechend: Leb wohl, о GSttin, und nimm dies. Ich, ja, die Witwe,
Die in das vierte bereits ihrer Jahrzehende geht,
Weigre mich deinen Geschenken, und halte dafür an der Kypris Werken.
Das WoIIen, ich sehs, fraget den Jahren nicht nach. [1099]
Многие женщины, с детства предназначенные к профессии гетер, предавались ей в течение 20, 30, 40 и даже 50 или 60 лет. Такие ветеранки проституции упоминаются нередко. В восьмой беседе гетер Лукиана Ампелис противопоставляет неопытности 18-летней Хризис свой «20-летний опыт гетеры»; в 11-ой беседе упомянутая уже нами Филематион в 45 лет обнаруживает еще большую притягательную силу для мужчин. В одной эпиграмме Филета из Коси (Griech. Anth., стр. 416) Никия оставляет профессию гетеры в 50 лет, а 60-летняя Ниноии де Ланпло античных времен следующим образом описывается в эпиграмме Филодемоса (Griech. Anth., стр. 635):
Sechzig Sommer bereits vollendete Charitos Leben,
Aber es bleibt noch– schwarz immer die Welle des Haars;
Immer auch stehn am Busen die tnarmornen Kegel der Brüste Fest noch, nicht von umherlaufender Binde gesttitzt;
Und die entrunzelte Haut, von Ambrosia immer, und jeder Peitho, und Ghariten auch triefet sie tausendfach noch.
(60 лет минуло Харите, но волна ее волос все еще остается черной; все еще упругие стоят мраморные груди, не поддерживаемые бинтом, а по гладкой, лишенной морщин коже все еще в изобилии струится амброзия харит).
Иные очень старые проститутки производили, напротив, чрезвычайно отталкивающее впечатление, хотя они и красили свои белые волосы, румянились, держались и наряжались как молодые, как например, Лаис, и употребляли юношеский аффектированный язык (эпиграмма Мириноса, Griech. anthol. стр. 704), составляя «истинный позор Афродиты» (Антипатер изфессалоник, там же, стр. 706). За то, что проституции часто предавались очень старые женщины, говорит также описание Аристофана в 4-ом действии «Ecclesiazusae», где молодая проститутка вступает в конкуренцию с 4-мя очень старыми проститутками и поет при этом следующую песню:
Schmähe nicht auf uns, die Jungen!
Denn die süsse Lust der Jugend Haucht um die zarten Hüften,
Und umbricht die schwellenden Aepfel.
Du, Greisin,
Liegst geschniegelt, übertüncht da,
Recht wie die Braut des Todes.
(Перевод J. С. C. Donner.)
(He брани нас, молодых! Сладкие желание юности обвевают наши нежные бедра и расцветают вокруг наших упругих грудей. Ты же, старуха, лежишь здесь нарядная, набеленная, точно невеста смерти!)
Драматург Филетаирос приводит в своей «Kynegis» целый список таких ветеранок проституции (Атен. ХШ, 587 е, f.). Некоторые проститутки праздновали победу еще и в старости, как например, Фрина и Ламия, большинство же кончали тем, что становились сводницами или погрязали в болоте самой низшей проституции. Приводимое ниже описание судьбы Лаис в «Antilais» Эпикрата (Атен. Х111, 570 Ь, с), несомненно, может считаться типичным и для других вообще гетер:
Selbst Lais ist geschaftslos jetzt und Trinkerin,
Nur auf ihr taglich Brot, auf Speis und Trank allein
Die Augen habend, scheint sie mir den Adlern gleich.
VSo lang der Adler sich noch seiner Jugend freut,
Entfuhrt er kraftvoll Ieicht von dem Gebirg hinauf
Jetzt einen Hasen, jetzt ein Schaf zum leckern Mahl.
Doch kommt das Alter, weicht die Jugendkraft dahin,
Sieht man ihn hungrig sitzen auf der Tempei Dach,
Was dann ein grosses Wunderzeichen heissen muss.
Ein Wunderzeichen kann uns jetzt auch Lais sein.
Denn früher, als sie noch ein Nestling war und jung,
Und durch die goldnen Stater wild und scheu gemacht,
Da nahm dich Pharnabazus leichter an als sie.
Jetzt, da sie schon des Lebens lange Bahn durchlauft
Und ihres Leibes Fugen auseinander gehn,
Erlangst du leichter Einlass und des Anschauens Glück.
Gern folgt zum nassen Schmaus sie dir, wohin du willst,
Nimmt einen Stater oder drei Obolen an,
Und lasst den Greis, sowie den Jüngling bei sich ein.
So kirr, bei Gott, ist sie geworden, bester Freund,
Dass sie das Silber von jedem aus der Hand nimmt.
(Лаис теперь без дела и пьяница. Думая только о хлебе насущном, о пище и питье, она кажется мне подобной орлам. Пока орел молод, он легко уносит из гор то зайца, то овечку, чтобы полакомиться. Но вот приходит старость, молодые силы исчезли; он сидит голодный на крыше храма, что должно казаться чудом. Таким же чудом может быть для нас теперь Лаис. Прежде, когда она еще имела свое гнездо и была молода, Фарнабаз легче принял бы тебя, чем она. Теперь же, когда она уже прошла длинный жизненный путь и тело ее разрушается, тебе легче будет попасть к ней и иметь счастье лицезреть ее. Охотно пойдет она за тобой куда угодно для выпивки, возьмет статер или три обола, и примет старца, как и юношу. Клянусь, мой друг, такой она стала ручной, что берет серебро из рук каждого).
По Клавдиану (в Etrop. I, 90 и след.), Лаис сделалась в конце концов пьяницей и сводницей и находилась большей частью в пользовавшихся дурной славой трущобах. В описании Эпикрата интересно упоминание о полнотестареющейся Лаис, составляющей вообще характерное свойство старых проституток.
Бывало иногда также, хотя несомненно очень редко, что проститутка бросала в конце концов свою профессию и выходила замуж. В эпиграмме Антипатера о Фессалонике (Griech. Anth. 711) упоминаются три гетеры, отказавшиеся от своей профессии ради замужества, а в приведенном нами выше списке гетер мы находим несколько примеров браков гетер с выдающимися, знаменитыми, мужчинами (королями, государственными людьми и т. п.). Иногда вступление в брак совершалось лишь после того, как рождался незаконный ребенок. Так например, у Аристенета (Epist. I, 19) богатый юноша Харикл женится на гетере Мелиссарион после того, как она родила ему сыночка, потому что «ему казалось величайшей несправедливостью, чтобы мать такого маленького Амура все еще продолжали называть проституткой». Страстные любовники, все же противившиеся, однако, браку с проституткой, доказывали свою любовь тем, что любимую ими проститутку – обыкновенно рабыню – они выкупали на свободу. Последнее случалось иногда, впрочем, и по другим мотивам, а именно, когда любовники хотели жениться, и им неприятно было, чтобы их прежняя любовница оставалась на прежнем месте, занимаясь по-прежнему своей профессией. Так было, например, с Неэрой, которая после выкупа ее на свободу несколькими любовниками из Коринфа, где она занималась проституцией, переехала в Афины. (Демосв. стр. 1355).
5. Клиентеля проституток. – Круг посетителей древних проституток был чрезвычайно велик, так как он обнимал не только относительно более состоятельные классы общества, составляющие главный контингент клиентов проституток в настоящее время; при небольших гонорарах низших проституток, они были доступны также рабочим и рабам. И в древности также были у проституток свои «постоянные» посетители, свои бордельные «babitues», свое хозяйство, своя «порнократия» и, кроме того, даже еще нечто, чего наше время не знает, – по крайней мере, как обычное явление, – а именно: бордельные абонементы. Выше мы уже подробно рассмотрели причины всеобщего распространение и спроса на проституцию. Здесь же мы только сделаем краткий обзор характера и состава античной клиентели проституции, обнимавшей знатных и простолюдинов, старых и молодых, красивых и безобразных, богатых и бедных, военных и штатских. Все разнообразие посетителей круга проституток описывает Филострат в 68-м письме, адресованном одной проститутке:
«Ты принимаешь вознаграждение, но ведь и Даная принимала золото. Ты получаешь венки – это делает даже девственная Артемида. Ты отдаешься и крестьянам – Елена отдавалась даже пастухам. Во внимание к Аполлону (играющему на цитре), ты, не колеблясь, позволяешь наслаждаться твоими прелестями и музыкантам, играющим на цитре. Не отказывай и флейтщикам, потому что искусство их свято музам, ни рабам – чтобы они благодаря тебе, по крайней мере, казались свободными. Ты не должна также стыдиться, моя прекрасная, перед Афродитой (любившей охотника Адониса) ни за охотников, ни за моряков: они, правда, очень скоро снова уходят, но Язон, первый отважившийся пуститься по морю, был уважаемым человеком; ни за тех, которые исполняют военную службу по найму; извлеки пользу и из этих кичливых: ибо бедным ты никогда не должна отказывать, к ним прислушиваются боги. Старика цени за его почтенность, юношу поучай, потому что он еще новичок, иностранца, если он спешит уехать, задерживай. Так поступали Тимсиора, Лаис, Аристаюра и Глицерия Мепандера, по стопам которых ты идешь».
Здесь действительно представлены все сословия, от короля до раба. Главную роль, несомненно, играют, однако, военные и купцы, как это видно из аттической и римской комедии, в которых в интриги гетер замешаны почти исключительно офицеры или солдаты, и богатые молодые купцы.
В частности, клиентеля античной проституции составлялась из следующих элементов: главы государств, а именно, цари и императоры, знаменитые полководцы и государственные люди, философы, поэты, ораторы, актеры, ваятели, художники, офицеры, солдаты, купцы, гимнасты, притоны, корабельщики, рыбаки, крестьяне, цитристы и флейтщики, охотники, рабы и рабочие. Наконец, среди клиентов проституток упоминаются, с одной стороны, незрелые мальчики, а с другой – древние старики.
По-видимому, известные проститутки пользовались предпочтением со стороны тех или иных сословий или категорий населения. За это говорит одно место в «Pseudolus» Плавта (действ. 1, сц. 2), в котором сводник Баллио перечисляет девушек своего борделя по категориям их– посетителей: одну особенно посещают хлебные торговцы, другую-мясники, третью-торговцы маслом, четвертую – крупные торговцы и люди знатных сословий. Они представляли постоянных посетителей борделя, так называемых adventores meretricum (Плавт, Truculentis П, 7, 55), то, что французы называют теперь «les pratiques». Не подлежит никакому сомнению, что для этих habitus борделя существовали входные билеты и абонементные марки. В лупанариях Помпеи найдены были несколько таких марок (tesserae) из терракота или кости; значение их для права входа удостоверено одной фреской. Существовали даже жестяные марки (nomismata lasciva) для бесплатного входа в бордель.
Одна надпись в Помпее, в которой проститутка названа «latidata а multis» показывает, что достойных похвалы проституток тогда взаимно рекомендовали друг другу.
Посещение борделя было обыкновенно проще и не сопровождалось такими церемониями, как посещение дома высшей проститутки, которую всегда нужно было извещать о посещении предварительно, иначе посетитель находил двери запертыми. Последнее случалось очень часто и подавало повод у гетер и галантных дам к ожесточенным жалобам оставшихся за дверьми почитателей (Плутарх amator. 8; Феокрит 3, 23), жалобам у дверей. Эти ночные ожидания– и воздыхание у порога представляют излюбленный мотив всех лириков и элегических поэтов (Гораций, Оды I, 25, 3–8; III, 10, 1–4; Тибулл, I, 2, 6-10; Проперций I, 16, 17–21; Овид. Элегии, I, 6; Катулл 67).
6. Экономические отношение древней проституции (гонорар, постоянное и случайное сводничество, торговля мальчиками и девочками, детская проституция и сутенерство). Уже в древности проституция представляла поразительное сходство с современной по своим многочисленным экономическим отношениям, разнообразным видам прямого и косвенного дохода и доставляемым ею средствам к жизни. Это одна сторона проституции, которая в такой же степени обусловливает присущее ей социальное значение, как и другая ее сторона – то обстоятельство, что она благоприятствует развитию венерических болезней. И в древности также колоссальные суммы тратились на проституцию, и тогда уже приносили в жертву ее непроизводительным целям значительную часть национального богатства. Если отвлечься от биологических корней проституции и иметь в виду только эту специальную сторону ее, то получается, можно сказать, экономический circulus vitiosus. Уже тогда проституция, наподобие разрастающегося вьющегося растения, проникла во все жизненные отношение и использовала их в своих интересах. Когда мы узнаем, что уже в эллинскую эпоху моду создавали проститутки, то мы можем заключить отсюда, что фабриканты платья и древние модные магазины имели известные прямые или косвенные доходы, благодаря связи с гетерами и проституционным миром. Если принять во внимание поразительные часто подарки, которые получали проститутки от своих любовников и о которых еще будет речь ниже, то mutatis mutandi то же самое имело место, надо думать, и в других отраслях промышленности.
В отношениях проституток к их клиентам главную роль играют деньги или же вознаграждение ценными предметами. Ловкое и рафинированное обирание мужчин является единственной целью (Аристенет, I, 14) и единственно разумной стороной в существовании гетеризма, между тем как в низших сферах проституции и в обыкновенных борделях гонорар был довольно незначителен. Правда, в массе, и гетеры также должны были довольствоваться сравнительно скромными доходами. Так, мы узнаем, что даже кокотка с таким именем, как Неэра из Мегары, получала лишь незначительные гонорары, которых не хватало на ее расходы и на поддержку существование (Демос ф. стр. 1357). Мы находим здесь целую скалу, от известных своей дороговизной гетер (Атен. ХШ, 570в), вниз, до проституток diobolariae и quadrantariae, продававшихся в углах за несколько грошей. Отдельные проститутки довольно часто пробегали всю эту скалу снизу вверх или иногда также сверху вниз, в самый короткий промежуток времени. Эпиграмма Марциала (X, 75), несомненно, рисует типические условие и частые явления:
Galla hatte von mir einst zwanzigtausend gefordert
Und, ich gesteh es, ich hielt nicht für zu teuer den Preis.
Drüber verging ein Jahr. «Zehntausend», sagte sie, «gib mir.»
Aber mir schien es, als wenn mehr sie verlang als zuvor.
Als sechs Monde nachher sie noch zweitausend verlangte,
Bot ich tausend ihr an. Doch sie verschmähte die.
Dann vergingen wohl zwei bis drei Kalenden dazwischen,
Vier Goldstücke nur noch bat sie von selber sich aus.
Ich verweigerte die. Sie begehrte hundert Sesterze;
Aber es kam auch dies jetzt als zu teuer mir vor.
Hundert Quadranten brachte mir ein die magere Sportel;
Drum bat sie: die sei, sagt ich, dem Knaben geschenkt.
Konnte sie tiefer wohl noch heruntersteigen? Sie tat es.
Galla bietet umsonst selbst sich: ich schlag es ihr ab.
(Перевод Alexander Bergs…)
(Когда-то Галла потребовала от меня двадцать тысяч и я, сознаюсь, не считал эту плату слишком высокой. Затем прошел год. «Дай мне десять тысяч», сказала она, но это мне показалось больше, чем раньше. Когда она полгода спустя потребовала еще две тысячи, я предложил ей тысячу. Но она от них отказалась. Между тем прошли еще две-три календы и она сама уже попросила еще только четыре золотых, но я ей отказал в них. Она желала сто сестерций, но и это казалось мне теперь слишком дорого. Небольшие посторонние доходы дали мне сто квадрантов и она попросила их, но я сказал ей, что они уже подарены мальчику. Могла ли она опуститься еще ниже? Она сделала это: Галла предлагает себя даром, но я отказываю ей).
Уже здесь выступает самая отвратительная сторона профессии проститутки: она торгуется за плату, и это иногда – совершенно как теперь – разыгрывалось уже на улице. Вообще, относительно заключение сделки и переговоров уличная и бордельная проституция обнаруживают в древности такие же ужасающие формы, как и в наше время. Следующая эпиграмма Филодемоса кратко, но пластично описывающая такую уличную сцену с проституткой, могла бы быть написана и теперь:
Здравствуй. – «Здравствуй». – Как тебя зовут? – «Не все ли тебе равно?» – Не спеши так. – «И ты не спеши». – Есть ли уже у тебя кто-нибудь? – «Всегда тот, кто меня любит». – Не хочешь ли сегодня со мною поужинать? – «Если хочешь». – Хорошо. А за какую плату? – «Не плати мне ничего вперед». – Это ново. – «Заплати мне, сколько вздумается уже после того, как поспишь со мной». – Дешево! Где же ты? Я пришлю. – «Обдумай себе это». – Скажи, когда придешь? – «Когда хочешь». – Хочу сейчас. – «Тогда марш вперед». [1127]
Более знатные гетеры нередко улаживали, впрочем, денежную сторону дела при помощи посредницы, большей частью при помощи прислужницы. На одной греческой вазе из коллекции Durand, например, изображен чужеземец, который с кошельком в руке передает свои желание гетере через рабыню. В рафинированности обирания они, несомненно, превосходили низших проституток, причем они прибегали к всевозможному искусству и притворству, то нежно и осторожно, то безжалостно и грубо добиваясь своей цели, стараясь выжать из своего любовника как можно больше денег и драгоценностей и по возможности эксплуатировать его. Для поэтов, в особенности для драматургов, писавших комедии, это было неистощимым источником для сатиры, острот и иронических жалоб. Последние звучат в их произведениях уже в очень раннее время. Уже Архилох говорит в одном своем стихотворении, что деньги, часто собранные с большим трудом, по грошам, нередко перекочевывают в карман продажной проститутки (Элиан var. hist. IV), а Саффо издевается над своим братом Хараксом за то, что он промотал свое состояние на гетеру Родопис (Геродот, 135). Впоследствии особенно коринфские гетеры славились своим умением обирать рафинированным образом своих любовников (Аристоф. Plutos, 149–152), откуда и произошла цитированная уже выше поговорка, что не всякому мужчина на пользу поездка в Коринф. Тогда как и теперь, у мужчин всегда скорее находились деньги на проституцию, чем на какие-нибудь другие, более благородные цели. В этом отношении разве один только льстец пользовался преимуществом перед проституткой. В следующих ямбах Кратеса (у Диогена Лаэриие VI, 5) в забавной форме приведены отдельные цифры из расходной книги светского человека:
Zehn Mnas dem Koch, dem Arzte setz ne Drachme test,
Dem Schmeichler funf Talente, Rauch dem guten Rat,
Ein Talent der Dime, dem Philosoph drei Obolen.
(Десять мин повару, врачу драхму, льстецу пять талантов, один талант проститутке, философу три обола).
По словам Овидия (Ars. am. I, 419–420), у женщины всегда имеется наготове какое-нибудь ухищрение, чтобы ощипать мужчину; и он тут же дает наглядный пример (I, 421–434) «sacrilegae meretricum artes» (1, 325). Если такой несчастный любовник попадал в руки жадной кокотки, он без конца должен был доставать еще и еще денег, хотя бы и обманным путем. Когда Музарион, в седьмой беседе гетер Лукиана, сознается своей матери, что любовник ее Хереас беден, мать говорит ей: «Среди всех молодых людей его возраста один только Хереас, как видно, еще не нашел средства, чтобы добраться до кошелька своего отца. Разве он не может потребовать денег от своей матери и пригрозить ей, что поступит на корабль или пойдет в солдаты, если, она не даст ему денег?» А в 12-ой беседе гетера Иесса спрашивает своего возлюбленного: «Разве я когда-нибудь заставила тебя хитрить с твоим отцом или обокрасть твою мать, чтобы иметь возможность дарить меня, как это делают все другие, подобные мне?». Обобранного же до последней рубахи и обедневшего, они безжалостно выгоняют и заменяют его новым любовником (Лук. Бес. гет., 14, 1).
Ниже мы вкратце рассмотрим, в частности, гонорирование проституток (Suidas s. V. mercespretium, captura), но мы должны предварительно заметить, что действительная стоимость денег у древних была выше, чем у большинства современных культурных народов и что это нужно иметь в виду при оценке приводимых цифр. Если некоторые из этих цифр, тем не менее, все же кажутся очень низкими, то тем выше зато был доход высших проституток, как это показывает сравнение покупной суммы за простую рабыню-работницу и за рабыню, служащую для половых наслаждений. За первую платили обыкновенно только две мины (около 85 р.), за последнюю же нередко – 60 мин (около 2350 р.), как это доказывает одно место в «Персиянке» Плавта (Акт IV, сц. 4, стих 113), приводимое также Группом.
От Филемона (Атен. XIII, 569 f) мы знаем, что в государственных борделях Солона входная плата была 1 обол (прибл. 61/2 коп.) – плата чрезмерно низкая, даже если принять во внимание высшую ценность денег в то время. Нам известны уже также «Scorta diobolaria». (Poenul. I, 2, 58). Но и некоторые гетеры также получали плату только в несколько оболов (например, 4 обола у Аристен. Ер. И, 16). Шесть оболов или драхму (39 к.) мы встречаем, как вознаграждение гетеры, в одной эпиграмме Антипатера (у Тудихума, стр. 563), у Аристофана (Thesmophor. 1190) и у Плутарха (Amator, с. 16), из заявление которого, что «произведение Афродиты можно иметь за драхму», мы видим, что и во времена империи это была обыкновенная плата. Хотя у Лукиана, (Бес. гет. 8, 2) одна гетера жалуется, что ее постоянный любовник, меняла, никогда не давал ей больше 5 драхм, так что она предпочла ему живописца, который платил 10 драхм (см. также Бес. гет. II, 5: 5 драхм).
Но греческие гетеры часто получали также очень ценные золотые подарки в золотых статерах (около 12 р.), минах (39 р.) и даже талантах (2365 р.). В 6-й беседе гетер Лукиана, Коринна получает от своего первого юного почитателя, «который из девственницы сделал ее женщиной», целую мину, а рафинированные гетеры умеют извлечь из своих любовников 10 мин (Лук. Бес. гет. II, 3) или даже 50 золотых статеров (Алкифр. ер. 1, 40). Знаменитые и модные гетеры получали колоссальные гонорары, далеко не. редко даже тысячные. Так, Лаис потребовала от Демос– вена талант (Геллиус Noct. attic. I, 8, 5–6), что показалось ему, правда, слишком дорогой ценой, но богатые купцы, как Филострат у Лукиана (Б. г. 9, 3) охотно платили столько (см. Лук. Б. г. 15, 2:2 таланта). Александр Великий. предложил даже за одну музыкантшу 10 талантов! (ИИлут. Amator, 16).
Мы видим, следовательно, что гонорары даже самих гетер были весьма различны. В одной эпиграмме Филодемоса (Griech. Anthol, 632), безобразная и красивая кокотка противопоставляются друг другу. В то время как последняя получает за одну ночь 10 талантов, т. е. около 25.000 рублей, первую можно получить уже за 21/2, обола! (около 18 коп.).
Гонорары римских проституток точно также были весьма различны. Для бордельных проституток и для проституток, зависимых от сводников, за каждую в отдельности назначалась особая, определенная цена (Сенека, Controv. II, 2: deducta es in lupanar accepisti locum, pretium constitutum est; Ovid Amor. I, 10: stat meretrix cuivis cert о mercabilis aere). Плата эта должна была уплачиваться вперед (Ювен. VI, 125); кроме того взималась также известная наемная плата за пользование комнатой проститутки, merces eellae (Петрон. 95), обыкновенно один ас (около 3 коп., Петрон. 8). Сами проститутки также получали только 1–2 гса (Мари. I, 103, 10: constat et asse Venus; II, 53, 7: Si plebeia Venus gemino tibi vincitur asse).
Интересные подробности о ценах на проституток дают помпеянские надписи. По Курту Ваксмуту, на так называемых морских воротах в Помпее в 1861 г. найдена была во многих отношениях заслуживающая внимание надпись: «На улице влево, непосредственно перед воротами, находились простые аркады, открытые к улице и поддерживаемые стрелками. Здесь стоит каменная скамья, главной своей стороной опирающаяся на городскую стену, образованную из больших квадратных камней. Над этой-то скамьей и нацарапана большими буквами следующая надпись:
«Si quis hie sederit: legat hoc matema, si qui futuere volet, Atticen quaerat assibns sedecim».
Всему городу было, следовательно, известно, что проститутка Аттиста продавалась за 16 ас. На другой стенной надписи, в vicolo del teatro, мы читаем, что три солдата заплатили Тихее по 5 ас каждый. И здесь также дело шло, очевидно, об установленной плате, быть может, об абонементе.
Несколько более высокая плата за низших проституток, не живущих в борделе, а отправляющихся «на отлет», упоминается у Марциала IX, 32). Им давали обыкновенно 2 динария (около 70 коп.). Леда. из via sacra получала даже 100 сестерций, около 9 р. (Марциал, II, 63). Кокотки и «подруги» (ашисае) требовали, конечно, и у римлян большее вознаграждение за свои милости. Так Галла (у Марц. IX, 4) требовала 2 золотых (aureolis duobus) около 18 р., а за особые приемы даже 10 ауреоли (около 90 р.). Эиеп получает 8 золотых (Мари. XII, 55), а красивой Фгшиеиь давали обыкновенно 10 золотых (Мари. XII, 65). Катулл (гл. 41) осмеивает одну старую проститутку, все еще требующую бессовестного вознаграждение (с. 41):
Wie? Amona, die ausgediente Dime,
Hat zehntausend Sesterzen mir gefordert?
Jenes Ding mit der ungeschickten Nase.
Jene Liebste des Formianer Prassers?
Ihr Verwandten, und wen das M amp;dchen angeht,
Ruft die Freunde zusammen, ruft die Aerzte:
Es steht schlimm mit dem Madchen; fragt nicht lange,
Was ihr fehlt, das Gehirnchen schnappt ihr über.
(Перевод Theodor Heyse.)
(Как, Амена, выслужившая проститутка, требует от меня десять тысяч сестерций? То существо с кривым носом, возлюбленная мота из Формии?! Вы, родственники, и все, кто интересуется девушкой, созовите друзей, созовите врачей: с девушкой плохо! Не расспрашивайте долго, что с ней – у нее мозги не в порядке!).
Гонорар в 100 000 сестерций или 9000 р. (Марц. VII, 10, 3) за однократное сношение или в особенности в 400.000 сестерций, которые император Веспасиан платил проститутке за одну только ночь (Суетои, Vespas. 22), составлял, конечно, редкое явление.
Кроме наличных денег, проститутки получали еще подарки, как цепочки, серьги, ботинки, платья, деликатесы (Лук. Бес. г. 14, 2–4), благовонные мази из магазинов римских торговцев мазями Cosnms ми Nicer os (Мари. XII, 55, 7; XII, 65, 4) и пр. Купцы и разносчики умели очень ловко использовать отношение молодых людей к гетерам для своих целей и их всегда поддерживали при помощи всяких ухищрений сами девушки. Это описывает с большим юмором Овидий (Ars.am. 1, 421–423). До нас дошли также сведение 6 весьма странных и разумеется крайне дорогих подарках, которые ни в чем не уступают экстравагантным выходкам современных поклонников кокоток. Так, например, Деметрий Полиоркет подарил Ламии и ее подругам 250 талантов (около 600.000 р.), которые он выжал из города Афин, чтобы они купили себе… мыло! (Плут. Demetr. 27). А римский император Каринус подарил одной проститутке два ценных слоновых зуба, из которых она заказала себе кровать. (Vopiscns Firmus 3).
Комедии и любовные произведение полны примеров рафинированной эксплуатации и обирание проститутками их несчастных любовников, счастье которых кончалось с последней копейкой и которым часто приходилось еще в таком случае выслушивать насмешки и презрение со стороны бессердечных, жадных кокоток. Менеклид у Алкифрона (1,38) рассказывает о некоей Мегаре, которая до такой степени обобрала Феагена, что от большого состояние бедняге остались только жалкая хламида и щит, с которым он отправился на войну. У Марциала (IX, 2) Лупус дарит своей возлюбленной за одну ночь именье своего отца, а Диниас в «Toxaris» (гл. 15) Лукиана дарит красивой Хариклее «целые дворы, деревни и именья». Verres налагает на провинцию Сицилию неслыханную контрибуцию, чтобы выжатые таким образом неимоверные суммы дарить двум проституткам Пипп и Терции (Cicero in Verrem II, 3, 34). Сильное описание гетер, как кровожадных вампиров, в «Neottis» Анакоила мы уже привели выше (стр. 269–270).
Но с другой стороны бывали и такие случаи, что мужчины обманывали девушек и при помощи хитрости не уплачивали им гонорара. Это забавно описывает в своей комедии Фенитдас (у Стобеуса, Florie g. VI, 30, стр. 80):
Nein, Phytias, bei der Aphrodite,
nein, nicht mehr Duld ich dies Leben.
Fort damit. Nicht weiter sprich Davon.
Mein Entschluss ist gefasst; ich geb es auf.
Gleich, als ich darin eintrat, war mein erster
Freund Ein Kriegsmann. Der erzahlte mir ohn Unterlass
Von Schlachten vor und zeigte seine Wunden auf;
Gab aber nichts. Der Konig, sagt er, habe ihm
Ein Geschenk bestimmt; und dieses sagt er Tag fur Tag.
Und für besagtes, nimmer kommendes Geschenk
Besass mich dieser Unglückssohn ein Jahr umsonst.
Ich dankt ihn ab. An seine Stelle trat ein Arzt.
Der fuhrte mir ein ganzes Heer von Kranken vor;
Schnitt, brannte, sengte; ein Bettler und ein Henkerknecht.
Er kam mir noch weit schlimmer als der erste vor.
Mit Worten würgte jener, dieser durch die Tat.
Der dritte nun, den mir das Gluck bescherte, war
Ein Philosoph, mit Mantel, Bart und Worterkram.
Da fiel ich in den offnen Mund des Missgeschiks.
Er gab mir nichts, und fordert ich, da hiess es gleich:
Geld ist kein Gut. – Nun eben, wenns ein Uebel ist,
So wirf es von dir; gib es mir! – Er horte nicht.
(Перевод Friedrich Jacobs.)
(Нет, Фитий, клянусь Венерой, я не потерплю больше этой жизни. Довольно! Не говори больше об этом. Мое решение принято, я это бросаю.
Как только я начала этим заниматься, первым моим другом был военный. Он не переставая рассказывал мне о сражениях и показывал мне свои раны, но не давал ничего. Царь, говорил он, велел ему выдать подарок, и это он говорил изо дня в день. И за обещанный, никогда не полученный подарок, этот несчастный обладал мною целый год даром. Я ему отказала. Его место занял врач. Этот показывал мне целую армию больных, резал, прижигал, уничтожал; нищий и мучитель, он казался мне еще гораздо хуже первого. Тот душил словами, этот – делами. Третий, которого мне послала судьба, был философ, в плаще, с бородой, и с набором слов. Здесь-то уж я совсем попала в беду! Он мне ничего не давал, а когда я требовала, то сейчас же получала в ответ, что деньги не представляют добра. – Ну, если они зло, так и брось их и отдай их мне! – Но он не слушал).
Само собой разумеется, что некоторые проститутки – не говоря уже о сутенерах – имели также своего amant de coeur, от которого они ничего не получали, как например, Музарион в седьмой беседе гетер Лукиана, которая любила Хереаса.
Наряду с этими прямыми экономическими отношениями античной проституции, касающимися непосредственной связи проститутки с клиентами, косвенные отношение ее, т. е. экономическая эксплуатация проституции лицами, имеющими к ней только косвенное отношение, должны были быть тем сложнее, что большая часть проституток принадлежала к рабскому сословию и сама представляла предмет бессовестной эксплуатации, а многие свободные проститутки сами охотно пользовались той поддержкой, которую предлагало им чрезвычайно развитое бордельное и внебордельное сводничество. Богатая терминология и здесь указывает на дифференцировку этой профессии. На ряду с главными греческими и латинскими названиями для сводников и сводниц, как pornoboskos (Herundas II; Athen. Ill, 108 d.; IX, 371 f. v. a.), proagogos (. Aristoph. Tliesmoph. 341; Лягушки 1077; Xenoph. Sympos. 4, 65), Mastropos (Athen. X, 443; VII, 292 b; Luk. Toxaris 13 и 6.), Prohyklis (Heronclas I) и leno (Juv. VI, 127; Horat.Sat. II, 3, 231 и v. a.), lend (Plant. Persa II, 2, 61; Tibull. I, 6, 2; Dig. XXIII. Tit. II, 43, §§ 7–8 и б), мы находим еще многочисленные другие: Maulistes (Hesych. Ill, 76), Draxon (Hesych. I. 534), Karbis (Hesych. II, 411), Propaiso (Hesych. Ill, 383); saga (Lucil. fragm. VII, 12; Nonius Marcell s. v.), conciliator (Vopiscus Ca– rin. 16), conciliutrix (Cicero de nat. deor. 4), adductrix (Tibull. I, 7, 59), agaga (Petron. 69), institor (Ovid ars. am. I, 421), perductor (Plant. Mostell. II, 2, 159); Tertull. (Apologet. 43), stupri sequestra (Apnlej. Metam. I), stimulatrix (Plant. Mostell. I, 3, 46 и 62) й др.
Сводники и сводницы играли в общественной жизни древних значительную роль; pornoboscos и Jeno – типическая фигура комедии, так же, как паразит и хвастун (bramorbos); у него даже особый физический habitus: его всегда изображают с вьющимися волосами, насмешливыми губами, длинным подбородком, сросшимися бровями и лысиной. Затем, leno и lena считаются прототипами лжи и хитрости; «fides lenonia» (Плавт, Pers. II, 11, 61) равнозначаще с неправдой и ложью («improbissimus et perjurissimus», Cicero pro Rose. 7).
Oh, geh mir, bei nem Kuppler sucht man Sicherheit;
Dies Volk, das nichts sein eigen als ne Zunge nennt,
Mit der sie stets abschworen, was man anvertraut!
Die Kupplerzunft deucht mir unter dem Menschenvolk
Wie Mück und Schnacken, Laus und Floh und soldi– Geschmeiss
Zu allgemeinem Ekel und Uebel, gut zu nichts.
(Plautus, Curculio A. Ill, Sc. 5.)
Что касается видов сводничества, то бордели и кабачки с женской прислугой находились большей частью под надзором мужчины-сводника. В своем втором мимиамбе, «Der Frauenwirt», Герондас весьма живо изобразил такого профессионального сводника. Он говорит о себе:
Ein Louis bin ich und leugn es nicht,
Und Battaros ist mein Name, und Sisymbras
Der war mein Grosspapa, und Sisymbriskos
Mein Vater, und Dirnen hielten sie allesamt. [1140]
(Я луидор и не отрицаю этого, а мое имя Баттарос. Мой дед был Сизимбрас, а отец Сизимбрискос, и все они держали проституток).
В лучших учреждениях во главе стояли большей частью женщины. Для примера назовем Никарету, затем упоминаемую Невусом хозяйку того борделя, в котором жила Альце (см. выше, прим. 453, стр. 288), Диндиму, которую Марциал (XII, 43) называет опытной учительницей в искусстве быть гетерой, Клерету в «Asinariа» и ее приятельницу в «Cistellaria» Плавта.
Наряду с этими бордельными сводниками существовала еще целая армия сводников мужского и женского пола, которые занимались своей профессией главным образом в центрах сношений, на променадах светского общества и в таких местах, как храмы, курорты, парикмахерские, лавочки для продажи мазей и т. д. В первом мимиамбе Герондаса, разыгрывающемся на острове Косе, такая устраивающая свидание сводница выведена в лице Гиллис. Она состоит в деловой связи с несколькими проститутками.
По легко понятным причинам, для своднических целей охотно пользовались также меняльными лавочками, tabernae argentariae. В «Truculentns» Плавта (I, 1, 45 и дал.) сказано:
Denn furwahr
Der Kuppler und der Huren gibt es jetzt fast mehr,
Als je der heisseste Sommertag sonst Fliegen bringt.
Trifft man sie sonst nicht, lag cm sie doch seharemccis
Sich um die Wechslertische den lieben langen Tag.
Und da gehbren sie auch hin.
(Поистине, сводников и проституток существует теперь чуть ли не «больше, чем мух в жаркий летний день. Они лежат толпами весь божий день вокруг столиков менял, где им и место).
И в новейшее время также места, где катится и звенит золото, сохранили особенно притягательную силу для проституции. Достаточно вспомнить игорные дома, Монте-Карло и Остенде.
В роли сводниц являлись также родственники, всего чаще собственная мать, как например, мать Филинны, Музарион или Иоессы у Лукиана (Бес. гет. 337 и 12) или мать в комедии «Agonis» Алексиса, которая хотела бы продать свою дочь богатому любовнику и отказывает любимому ею бедному молодому человеку (Атен. VIII, 339с. XV, 678 е); или тетка (например, Гнафена в отношении к своей племяннице Гнафении, см. выше стр. 241); или сестра (Аристенет I, 14; I, 25). У Петрония (sat. 140) выведена старшая сводница Филомела, которая продает своего сына и свою дочь предпочтительно бездетным старцам и которая подготовила их к самой рафинированной проституции. Сводничеством собственных жен, которых они отдавали иногда в наймы чужестранцам, славились в особенности византийские мужчины (Элиан, Var. hist. Ill, 14; Атен. X, 442с).
Собственно основа и организация античного сводничества покоились на распространенной и весьма разветвленной торговле мальчиками и девушками, «mercatus meretricius» (Плавт Poenul. I, 2, 126; Теренций, Phormio. V, 5, 9), которую вели специальные торговцы проститутками, «mercatores» (там же). Несчастные объекты этой торговли точно так же обозначались именем «товара», тегх, как и теперь (Агорастокл у Плавта, Poenulus I, 2, 128–129: invendibili merce; proba merx). Бессовестные правила и уловки торговцев девушками наглядно выведены в прологе Плавтовского «Rudens», который позволяет нам глубже заглянуть в античный промысел торговли девушками. Там сказано:
Dem kam einst seine Tochter noch als kleines
Kind Abhanden; ein verworfner Bursche kaufte sie
Dem Rauber ab, ein Kuppler; dieser brachte drauf
Die Jungfrau nach Cyrene her. Ein junger Mann,
Aus Attica, Landsmann dieses hier, erblickte sie,
Als sie gerad vom Zitherspiel nach Hause ging.
Er wird verliebt, geht hin zum Kuppler, wird mit ihm
Um dreissig Minen für das Madchen handelseins,
Bezahit das Draufgeld und verpflichtet eidlich ihn.
Der Kuppler aber, wie sich das von selbst versteht,
Bekflmmert sich kein Haar um sein gegebnes Wort,
Noch um den Schwur, den er dem jungen Mann getan.
Ein Siculer war als Gast bei ihm, ein alter Schuft
Aus Agrigent, ihm vdllig gleich, Verrater an Der eignen
Vaterstadt, der fing nun alsobald Die Reize dieses
Madchens und der anderen Weibsbilder die der Kuppler hielt, zu rühmen an.
Er schiagt ihm vor, sie wollten miteinander nach
Sizilien gehn: das sei das Land der LUstlinge,
Dort werd er leicht zum reichen Mann, ein prachtiges
Geschaft mit Freudenmadchen mache sich daselbst.
Er macht ihn kirr. Ein Fahrzeug mietet man geheim,
Sein Hab und Gut schleppt nachts der Kuppler in das Schiff.
Dem jungen Mann, der ihm das Madchen abgekauft,
Sagt er, er wolle Venus ein Gelubde weihn.
Dies ist des Venustempel; hierher lud er dann
Den jungen Mann zum Essen ein. Er selbst bestieg
Sogleich das Schiff und segelt mit den Dirnen ab. [1143]
(У него пропала дочь еще маленькой девочкой. Презренный парень, сводник, купил ее у разбойника и привез ее в Кирену. Молодой человек из Аттики, ее земляк, увидал ее, когда она возвращалась домой после игры на цитре и влюбился в нее. Он пошел к своднику и сговорился с ним, что купит у него девушку за 30 мин, дал задаток и взял с сводника клятву, что он исполнит обещанное. Но сводник, само собой разумеется, очень мало дорожил и данным словом, и данной клятвой. У него был в гостях сицилиец, старый плут из Агригента, такой же, как и он сам, изменник родному городу. Он стал расхваливать прелести молодой девушки и других женщин, которых содержал сводник, и предложил ему вместе поехать в Сицилию: там страна развратников и сводник легко может сделаться богатым человеком, занимаясь таким прибыльным делом, как торговля проститутками. Это было заманчиво. Они тайно нанимают повозку и ночью сводник перевозит свое имущество на судно. Молодому человеку, купившему у него девушку, он говорит, что хочет дать обет Венере, что вот храм Венеры, приглашает его затем сюда на трапезу, а сам сейчас же садится на судно и отплывает вместе, с проститутками).
Рабыни или рабы, которые продавались и отдавались торговцами в наймы, был частью военнопленными, частью же это были люди, похищенные еще в детстве и воспитанные затем для целей проституции. Так бывало часто с брошенными, детьми. Таким образом античная торговля девушками не испытывала недостатка в «товаре» и достигла обширных размеров, простираясь на все части Греко-Римской империи, далеко в глубь Азии и Африки. Клементий Александрийский (Clem. Alex. Paedag. HI, 22) говорит об этих постоянно разъезжающих сводниках: «Эти злосчастные отправляются в море с транспортом проституток, точно это пшеница или вино». Что профессия эта вознаграждается более, чем достаточно, показывает приведенное выше заявление сицилийца в прологе к «Rudеns» и объяснение некоего Семпрония. Никократа в сочиненной им самим надписи на его могиле, в которой он говорит, что оставил свои занятие художника, чтобы сделаться торговцем красивыми женщинами.. Другой исторически удостоверенный торговец девушками, который открыто вел в Риме крупную торговлю проститутками – упоминаемый Светоном (August. 69) Тораниус.
Что касается отдельных центров для ввоза и вывоза девушек и мальчиков, то, прежде всего, нужно назвать следующие из них:
1. Кипр. – Это доказывается следующим интересным местом в «Adelphi» Теренция (дейст. II, сц. 2), где торговец рабами говорит:
Ich habe Madchen eingekauft die Menge
Und andres noch, was fort nach Cypern soli.
Komm ich zum Markte nicht dahin, so ists
Mein offen barer Schaden. [1146]
(Я накупил множество девушек и многое другое, что должно быть отправлено на остров Кипр. Если я не приеду туда к ярмарке, то это будет к явной моей невыгоде).
2. Тир. – Сирийский город Тир, главное торговое место Востока, в особенности поддерживал торговые сношение с обеими большими гаванями Италии для вывоза, с Остией и Путеоли, и, по словам сводника Баттароса во втором мимиамбе Герондаса, уже в третьем веке до Р. X. был главным центром торговли девушками. Многочисленные проституированные лица обоего пола сирийского происхождения, которыми кишел Рим, привозились главным образом, вероятно, из Тира и других сирийских городов, так как рабы во времена римской империи вообще значительной своей частью провозились с востока в Италию и на Запад через Сирию.
3. Делос. – Это «место всеобщей торговли греков» (ИИавз. VIII, 33) было величайшим рынком рабов древности, куда, по Страбону (XIV, стр. 668), ежедневно привозили и где продавали десятки тысяч рабов, преимущественно в Рим.
4. Рим. – Уже во время Плавта, существовал в Риме, как мы видели, raercatus meretricius, достигший во времена империи обширных размеров, доказательства чему мы находим у Марциал (IX, 59), Светона (Aug. 69) и др.
5. Александрия. – К александрийской торговле девушками относятся, вероятно, приведенные выше слова Клемептия Александрийскою (Paed. Ill, 22). Она могла производиться тем интенсивнее, что египетские корабли в древности славились своими громадными размерами и могли вместить до тысячи человек. Александрийская торговля девушками простиралась на все части древнего мира, на Восток и на Запад Из одного анонимного описание путешествие в первом периоде империи, из так называемого «Periplus maris erythraei» (стр. 28 и 31 и след.), мы узнаем, что между Индией и Египтом существовала значительная торговля девушками, а в «Ephesisclien Geschichten» Ксенофонта из Эфеса героиня Антея продается из Александрии в Тарент, в бордель.
6. Суниум. – От Теренция (Phormio V, 6) мы знаем, что в гавани на южной оконечности Аттики точно также велась торговля девушками. Формио говорит там:
Den Alten sag ich,
Ich wolle auf den Markt nach Sunium gehn,
Das Madchen einzukauferi, das vorhin Geta besprochen hat. [1153]
(Старику я сказал, что хочу отправиться на рынок в Суниум, чтобы купить девушку, о которой переговорил со мной раньше Гета).
7. Карфаген. – Торговля рабами-неграми исходила главным образом из. Карфагена, куда они привозились из центральной Африки. Мавританские проститутки Рима происходили, вероятно, главным образом из Карфагена, где в высокой степени процветала также торговля и белыми рабынями. Это доказывает указание Диодора (Диод. V,17), согласно которому жители Балеарских островов покупали обыкновенно женщин в Карфагене. Интересное описание похищение девушки в Карфагене и продажи ее в бордель в акарнанийскую гавань Анакториум мы находим в прологе «Poenulus» Плавта:
Des Junglings Oheim, der als alter Mann noch lebt,
War in Karthago Vater von zwei Tochterchen,
Fünf Jahre war das eine, vier das andre alt.
Die wurden aus der Vorstadt samt der Amm entfuhrt,
Der Rauber brachte sie nach Anaktorium,
Verkaufte sie zusammen, Amm und Magdelein,
Um bares Geld an einen Menschen – wenn noch
Mensch Ein Kuppler ist – den grossten Schuft im Erdenrund.
Ihr mogt den Schluss im übrigen nun selber ziehn,
Was für ein Exemplar es ist, wer Lycus heisst.
Aus Anaktorium, wo er vorher wohnhaft war,
Zog er vor kurzer Zeit hierher nach Calydon
Erwerbes wegen: der nun wohnt in jenem Haus.
Der beiden Vater, der Karthager. welcher sie
Verloren, sucht sie uberall, zu Land und Meer.
Sowie er eine Stadt betritt, forscht alsobald
Er alien Freudenmadchen nach, wo eine wohnt.
Er bietet Geld, bringt ganze Nachte mit Fragen hin:
Woher, wes Landes, ob gefangen, ob geraubt,
Aus welchem Haus sie stamme, wer die Eltern sein?
(Перевод W. Bindera.)
(Дядя юноши, старик, жил в Карфагене с двумя дочурками; одной было пять, другой – четыре года. Их увезли из предместья вместе с кормилицей, и разбойник привез их в Анакториум. Здесь он продал кормилицу вместе с девочками одному человеку – если сводник еще человек – величайшему мошеннику на земном шаре. Вы, впрочем, сами можете заключить, что это был за экземпляр, по имени Ликус. Из Анакториума, где он раньше жил, он недавно переселился сюда в Калидон ради своего промысла. Он живет теперь в том доме.
Отец обеих девочек, потерявший их карфагенянин, ищет их повсюду, на суше и на море. Как только он вступает в какой-нибудь город, он сейчас же следит за всеми проститутками, где они живут. Он предлагает каждой деньги и проводит целые ночи в разспросах: откуда она, из какой страны, взята ли она в плен или похищена, из какого дома она происходит, кто ее родители.)
Вообще комедии являются богатым источником для ознакомление с обширностью и распространенностью торговли девушками во всех частях мирового государства Греции и Рима, по крайней мере, поскольку вопрос касается продажи проституток в одиночку. Несомненно, однако, что в этой области существовала и массовая торговля. Так, во времена империи существовал оживленный ввоз рабов из области Босфора, как это видно, например, из предложение одной теснимой римскими войсками местности на Азовском море (Tacit, ann. XII, 17) доставить 10.000 рабов. Более значительные ярмарки рабов нередко имели место также по случаю религиозных празднеств и гимнастических игр, во время которых, как мы видели, обыкновенно приезжали также и сводники с толпами девушек. Павзаний (X, 32,15) упоминает о такой ярмарке рабов, происходившей два раза в году в фокейском городе Титореа во время празднеств Изиды.
От общего обзора объема и распространение в древности торговли мальчиками и девушками, мы перейдем теперь к особым видам сбыта и экономической эксплуатации женских и мужских проституированных рабов.
Место продажи девушек и мальчиков, предназначенных для проституции, находилось в центре обращение города, т. е. обыкновенно на рынке, agora. Как подробно описывает Дион фон Пруза, девушки и мальчики позорно выставлялись здесь в грязных, уже издали видных лавчонках, где и продавались. Затем mercator meretricius находился также в связи с храмами Афродиты или Венеры. Так, в «Poenulus» Плавта (действ. I, сц. 2) сказано:
Es ist beim Venustempel heute Madchenmarkt,
Da finden sich die Kaufer ein von Uberall,
Drum will ich dort mich zeigen.
(У храма Венеры сегодня ярмарка девушек, там находятся покупатели из всех стран, а потому я хочу там показаться).
В Риме проституированных рабов содержали для продажи в так называемых «Septa» на Марсовом поле. У Марциала (IX, 59) имеется следующее интересное описание:
WShrend Mamurra viel und lang in den Septen umherging,
Hier, wo mit Schatzen Verkehr treibet das goldige Rom,
Sah er reizende Knaben sich an und verschlang sie mit Blicken,
Die nicht, welche man feil halt im gewShnlichen Raum, —
Sondern, die der geheime Verschlag der Bude bewahret,
Und die weder das Volk siehet, noch unsere Schar.
(Перевод Alex. Berga.)
(Пока Мамурра долго и медленно расхаживал по «Septa», где блестящий Рим ведет торговлю сокровищами, он рассматривал прелестных мальчиков и пожирал их глазами-не тех, которых держали для продажи в обыкновенных помещениях, а тех, которых содержали в потайном месте лавки, где их не видел ни народ, ни наш отряд.)
Отсюда видно, что для знатных и богатых покупателей лучший «товар» хранился в местах, недоступным обыкновенным покупателям. В общем же предназначавшиеся для продажи рабы и рабыни выставлялись публично совершенно голыми на вращающейся подставке, «catasta» или на каменной плите, и их можно было без стеснение осматривать и ощупывать от головы до пят.
Fremde Handler nicht stellten dich aus auf kreisender Bühne,
Nicht mit agyptischen Waren zusammen, als kauflicher Knabe
Sagtest du her wohleinstudierte Witze und Reden,
Um den Kaufer zu kirren, der dennoch spat sich erst findet.
(He чужие купцы выставили тебя на вращающейся сцене, не вместе с египетскими товарами; как продажный мальчик, ты говорил хорошо заученные остроты и речи, чтобы прельстить покупателя, который все же находится не скоро).
Так говорит Статий (Silvae II, 1, 72). Аналогичным образом описывают также Сенека старший (Controv. I, 2) и Гораций (Сат. I, 2, 81–85, 101–105) подробный осмотр выставленных совершенно нагими проституток покупателем, который тщательно осматривает каждую часть тела в отдельности («nuda in litore stetit ad fascidium emptoris, omnes partes corporis et inspectae et contractatae sunt», Senec., Controv., I. Что при этом осмотре принимались во внимание не только эстетическия, но и гигиенические соображения, мы еще увидим ниже, в главе о гигиене античной проституции.
Торговля проституированными мужчинами и женщинами производилась в двух формах. Дело шло либо об окончательной продаже, все равно, в публичный или частный бордель или частному лицу, либо только об отдаче в найм или аренде на более или менее продолжительное время, которую можно рассматривать также, если она производилась лишь на несколько дней или часов – как своего рода прокат.
При настоящей продаже в собственность, цена лучшей, музыкально-образованной проститутки составляла в среднем 20–30 мин (780-1170 рубл.), как это видно из заявления Изократа (Depermutatione 288), что проституток обыкновенно покупают за 20 до 30 мин.
Так, Тиманорид и Евкрат заплатили Никарете30 мин за постоянное владение Неэрой (Демос ф. стр. 1354). У Теренция уплачивают 20 мин за музыкантшу на лютне (Adelphi, IV, 7, 24); у Плавта покупные цены колеблются между 10 (Cure. Ill, 5), 30 (пролог к «Rudens») и 40 минами (Epidic. I, 1, 50).
Так как в большинстве случаев дело шло о рабынях, то покупка и продажа проституток производилась с соблюдением юридических форм, согласно законному договору о продаже. Два таких интересных договора о продаже проституток для солдат найдены в элефантинских папирусах.
«Обе рукописи были запечатаны вместе с тремя другими бумагами в каменном горшке, где они оставались, по-видимому, нетронутыми со времени их составление в 283–284 г. до Р. X. Печати принадлежали лицам, заключившим договор: «свободной» гетере и свидетелям элефантинского гарнизона. По своей юридической форме оба акта соответствуют выкупным актам рабов. Прежний владелец с получением данной суммы отказывается от всяких притязаний на проститутку по имени Элафион, которая, однако, имеет собственную печать (нежная женская головка с прической в форме дыни) и, по-видимому, выступает, как правоспособное лицо. В первом случае Элафион из Сирии уплачивает аркадийцу Антипатросу в размере 300 драхм, при законной гарантии аркадийца Пантаркеса, который, во всяком случае, уплачивает за нее эту сумму вперед и тем самым очевидно вступает во владение ею, потому что пять месяцев спустя та же Элафион опять выплачивает 400 драхм при законной гарантии Диона, который, следовательно, является ее третьим владельцем, причем она фиктивно снова выкупает себя у второго владельца. То обстоятельство, что второй владелец, Пантаркес, получил на 100 драхм больше первого, Антипатра, свидетельствует, по-видимому, о том, что Пантаркес дольше владел проституткой.
Из этих интересных документов мы знакомимся с приблизительными ценами на проституток при продаже их на время, которую предпочтительно практиковали сводники и хозяева проституток (см. Плавт Curculio А. I, сц. 1, стих 46), потому что временная отдача проститутки была им, конечно, выгоднее продажи навсегда, тем более, что богатые люди платили часто за «прокат» столько же, сколько и за покупку проститутки. Из речи Демосфена против Неэры мы узнаем, что такие договоры о найме проституток между сводником и любовником представляли совершенно обыденное явление. Неэра, например, принадлежала по такому договору поэту Ксеноклеиду и актеру Гиппарху, как последний подтвердил это клятвенно перед судом (Демосф. стр. 1353, 1354). В «Asinaria» Плавта сохранился для нас чрезвычайно интересный точный текст такого договора о найме из эллинистической эпохи. Сцена разыгрывается между любовником Диаболус и Паразитом:
Diabolus
So lass doch einmal den Kontrakt mich sehn, den du
Für mich, das Madchen und die Kupplerin aufgesetzt;
Lies die Bedingungen: du bist der rechte Mann
Zu solchen Sachen.
Parasit
Der Kupplerin wird angst und bang,
Ich wette, wenn sie meine Punkte horen wird.
Diabolus
So mach doch nur und lies.
Parasit
Horst du?
Diabolus
Zu alleweg.
Parasit (liest)
«Diabolus, Sohn des Glaucus, zahlt der Kupplerin
Cleareta zwanzig Minen, dass Philenion
Dies game Jahr durch Tag und Nacht sein eigen seh.
Diabolus
Und zwar zu keines andern Dienst zugleich.
(Перевод IF. Bindera).
(Диаболус. – Покажи же мне по крайней мере контракт; который ты сочинил для меня, девушки и сводницы; прочти условия; ты именно тот человек, который нужен в таких делах.
Паразит. – Сводница испугается и я держу пари, что она не примет моих пунктов.
Диаболус. – Так читай же!
Паразит. – Ты слушаешь?
Диаболус. – Всегда.
Паразит (читает). – «Диаболус, сын Главка, платит своднице Клерете 20 мин, чтобы Филенион вис этот год днем и ночью принадлежала ему.
Диаболус. – И притом никому другому).
Далее подробно приводятся меры, чтобы обеспечить абсолютную верность Филенион, причем они для целей комедии, конечно, юмористически преувеличены, например, меры, касающиеся ночного поведение проститутки.
Нужно, однако, подчеркнуть одну особенность такого античного договора о найме проститутки. Это тот именно факт, что ее могли нанять одновременно двое или даже несколько мужчин, которые затем взаимно ограничивали свои права и обязанности. В настоящее время это кажется очень странным, но объясняется, вероятно, античным взглядом на рабыню, как на «вещь» или «товар». Если в споре из-за какой-нибудь проститутки заинтересованные стороны не могли прийти ни к какому соглашению, то разделение притязаний отдельных любовников могло быть решено формальным третейским судом!
Последний состоял обыкновенно из трех лиц: из двух представителей от обеих сторон и из одного беспартийного, общего судьи. В споре между Стефаном и Фринио за владение Неэрой, третейский суд вынес решение, чтобы каждый из них оставлял у себя Неэру равное число дней в течение месяца, если они сами не придут к какому-нибудь другому соглашению; чтобы Неэра поочередно день за днем переходила от одного к другому, причем содержать ее должен тот из них, у которого она в данный момент находится. (Демос ф. стр. 1315, 1316). В другом случае, по делу проститутки Фано, третейский суд решил, чтобы Стефан предоставлял Фано Эпаинету каждый раз, как он бывает в Афинах, если только он пожелает иметь ее у себя. (Демос ф. стр. 1360).
Наконец, мы должны еще вкратце коснуться косвенной экономической эксплуатации проституции, которая в древности несомненно существовала не в меньшем объеме, чем теперь, если принять во внимание большое сходство жилищных условий. И в древности также было много так называемых «порядочных» людей, с весом и известным общественным положением, которые, не гнушались отдавать в наем отдельные комнаты или даже целые дома для разврата сводникам или проституткам, чтобы получить большие барыши. Они пользовались для этой цели посредничеством рабов и вольноотпущенников, чтобы окружающие могли думать, будто они не имеют ничего общего с этим делом. В дигестах прямо сказано, что такие явления наблюдаются часто. 8 февраля 1760 г. в Помпее найдена была следующая надпись:
«In Praedüs Juliae Sp. F. Felicis Locantur Balneum. Venereum. Et Nongentum. Tabemae. Pergulae. Cenacula ex Idibus Aug-. Primis in Idus. Aug. Sextos Annos Continuos Quinque. S. Q. D. L. E. N. С.»
«В усадьбе Юлии Феликс, дочери Спуриус, отдаются в наем balneum venereum и девятьсот (!) магазинов, лавок, комнат, с будущего 14 августа по шестое 14-го Августа, на пять лет. «Инициалы последней строчки объясняются различно, всего чаще следующим образом: «si quis domi lenocinium exerceat ne conducito», T. e. кто занимается в доме сводничеством, того не принимают. Это была, следовательно, оговорка для найма, которая практикуется и теперь, хотя и не в такой откровенной форме. По мнению Овербека, впрочем, такое объяснение не вполне доказано.
Об отдаче комнат проституткам поденно свидетельствует интересный документ папируса второго или третьего столетие после Р. X., согласно которому два компаньона-арендатора отдают в наем публичной женщине Тинабделла принадлежащую им квартиру на известный день для занятие своим ремеслом.
Экономическая реализация купленных или похищенных девушек, предназначенных для проституции, начиналась уже очень рано, что находится, конечно, в связи с более ранним созреванием девушек в южно-европейских странах. Поэтому в древности существовала обширная детская проституция. Уже в раннем детстве рабынь обучали для этой цели всем искусствам гетер, среди которых главное место занимают музыка, танцы и косметика (см. выше, стр. 229 и след., 271 и след.). Из одной из эпиграмм Марциала (VI, 66) мы узнаем, что в древности очевидно производилась также торговля целомудренными девушками, цена которых была выше, чем уже дефлорированных. Марциал бичует в упомянутой эпиграмме ложь торговца, который давнюю проститутку выдает за невинную девушку (рига), чтобы больше получить за нее:
Eine Dime von nicht zu gutem Rufe,
Wie sie in der Sabura Mitte sitzen,
Bot vor kurzem der Praco Gellian feil.
Als man lange dafür geringen Preis bot,
Zog er, alien zu zeigen, dass sie keusch sei.
Sie, die sich mit den Handen straubte, an sich,
Und er kUsste sie zwei– und drei– und viermal.
Was erlangt durch den Kuss er habe, fragst du?
Der sechshundert geboten, trat vom Kauf ab.
(Перевод А. J. Berga).
Что древние придавали цену целомудрию и что у них существовала известная «мание дефлорирования», доказывает одно место в «Vita Apollonü ТЬугии» (стр. 695), из которого видно, что хозяева борделей особенно украшали невинных девушек, прямо указывая на их невинность, и требовали за них высшую плату.
В попытках ограничить и даже искоренить торговлю рабами для половых наслаждений не было недостатка в древности, но они не имели прочного успеха. В особенности мы должны указать здесь на предписание императора Адриана, которым запрещалась продажа рабов и рабынь профессиональным работорговцам, если право их на такую торговлю не было доказано (Spartianus Hadrian 18).
В заключении, мы должны указать еще на вторую форму экономической эксплуатации проституции, именно на античное сутенерство, в существовании которого невозможно сомневаться, хотя мы и не знаем ничего о степени его развития.
У римлян сутенера называли «contubemalis» (Петрон. 61), а сутенерство – «contubernium», что означает обыкновенно «дикий брак», в котором жили сутенер с проституткой. Ранний пример сутенерства представляет Публий Эбиций, который жил на щедроты проститутки Фенеции Гиспала, на что прямо указывает Ливий (39, 9). Известный из речи Демосфена против Неэры Стефан, супруг гетеры Неэры, по его поведению, также может быть назван сутенером.
Дело в том, что Неэра и после замужества с Стефаном продолжала заниматься своим ремеслом проститутки, но теперь она могла требовать большее вознаграждение, ссылаясь на то, что, как замужняя женщина, она подвергается большой опасности, если бы ее поймали на месте прелюбодеяние и что за это она должна получать больший гонорар. Но Стефан еще, кроме того, вымогал у ее богатых любовников деньги, угрожая им жалобой на их прелюбодеяние или же до тех пор держал их в тюрьме, пока они не уплачивали ему значительного выкупа (Демос ф. стр. 1359). Он пользовался с той же целью и дочерью Негры и вымогал у ее клиентов большие суммы (Демос ф. стр. 1367).
Тип менее рафинированного сутенера выведен в седьмой беседе гетер Лукиана в лице молодого Хереаса, который постепенно продает и пропивает все драгоценности и подарки своей любовницы, Музарион, очевидно нисколько не теряя от этого в ее горячей любви. Аристенет, с другой стороны, описывает (Epist. II, 18) бесстыдную эксплуатацию и форменный грабеж влюбленного юноши гетерой, которая чрезвычайно ловко пользуется для этой цели сутенером, с которым и делится своей добычей.
Некоторые проститутки выходили замуж за своих сутенеров, вероятно, с целью иметь признанного законом защитника, как это сделала, например, Паннихис, выйдя замуж за Доркаса, в девятой беседе гетер Лукиана.
7. Связь проституции с половыми извращениями или половая психопатия в древности. – Мы рассматриваем в этой главе разновидности и извращение половых сношений только в их связи с проституцией, чтобы доказать, что в древности, совершенно так же, как и теперь, она играла роль благоприятствующего в этом отношении фактора и что в особенности в борделях половые извращение и тогда также практиковались очень охотно. Но, рассматривая античную «половую психопатию», всегда нужно иметь в виду, что вся вообще половая жизнь разыгрывалась тогда в гораздо большей степени публично, чем теперь, и что наивность разврата того времени, зависевшая от меньшей степени разделение «плотского» и «душевного» элемента, все же менее позволяет подвести его под современное понятие «порока», «греха», чем нынешний разврат. К бурным вспышкам элементарной чувственности относились тогда гораздо мягче, чем к слишком глубокому душевному переживанию любовной страсти, влияние которой на деятельность человека и на его человеческое достоинство считалось гораздо более опасным, чем один только физический разврат. Без такого миросозерцания, диаметрально противоположного нашему, немыслимо и необъяснимо было бы проникновение полового элемента во все сферы жизни древнего мира; всем известно, что у древних половой элемент открыто проявляется всюду: в общественной жизни, в религии, нравах и обычаях, в языке, литературе и искусстве. Я должен здесь сослаться на подробное изложение этих явлений в другом месте, так как они большей частью выступали независимо от проституции, а нас здесь интересует только влияние именно проституции на различные виды половых сношений.
Относительно числа и рафинированности последних древний мир ни в чем не уступал новому времени или даже, быть может, превосходил его. Это видно уже из чрезвычайно обширного и до мелочей дифференцированного vocabularitmi eroticum греческого и римского языка, послужившего, основанием для всех эротических словарей современных культурных языков. И в этом также мы только подражатели и последователи древних.
Так, уже у греков было около 70 различных выражений для coitus и для различных положений и манипуляций при этом (Аристоф. Eccles. 8) или figura или modi Veneris (Овид. А. а. И, 679; III, 787; mille frgurae, или mille modi Veneris), которые варьировались соответственно различным эротическим темпераментам и наклонностям.
Связь этих вариаций половых сношений с проституцией очевидна из того факта, что их «изобретение» или привычное применение приписывалось большей частью известным гетерам и бордельным проституткам, и что в этом искусстве видели обыкновенно различие между проституткой и честной женщиной, как это ясно из следующей эпиграммы Филодемоса.
Fran unci llciure.
Warm in den Winkeln des Herzens ist mir zwiefaches Verliebtsein,
Hier in die Romerin erst in die Korintherin dort.
Die weiss sich zu erwahlen Matronenmanier und Gebarde,
Oben vom Haarnetz an bis zu den Strumpfen hinab;
Die gibt rUckhaltlos, zu jederlei Liebe gefalüg.
Richtet die Formen ins Werk. die Elcphantis ersann.
Heissest du eine von diesen mich wahlen, о Peison,
Halt ich an Ephyra [1170] mich; der ist ein Gallos genug. [1171]
(Жена и гетера. – В тайниках сердца меня согревает двойственная любовь: здесь в римлянку, там в коринфянку. Первая сумела выбрать себе манеры и жесты матроны – от сетки волос на голове, до чулок на ногах. Вторая отдается без удержу, благосклонна ко всякой любви, пускает в ход различные формы ее, изобретенные Элефантис. Если ты велишь мне выбрать, о Пейсон, одну из них, я предпочитаю Эфиру; римлянке достаточно и галла).
Упомянутая здесь Элефантис была гетера, которая написала различные книги о фигурах Венеры и о любовном искусстве, снабженные соответственными рисунками. Другая гетера, Вирена, приобрела в древности большую известность, как изобретательница так наз. «Dodekamechanon», т. е. способа совершать coitis в различных фигурах. На одну из этих фигур намекает, по-видимому, Аристофан в «Лисистрате» (стих 231), где он говорит о так называемой «львице». Овидий подтверждает в своей «Ars amatoria» (II, 676–680), что более зрелые гетеры его времени обладали большим опытом в любовной технике и видит именно в этом особую привлекательность дам полусвета, так что советует менее опытным галантным дамам усвоить себе различные modi veneris и дает на этот счет подробные предписание (III, 769–808).
Что касается собственно половых извращений и аномалий, то они несомненно распространены были в древности не менее, чем теперь. Дело в том, что хотя половые извращение у греков и римлян, как и у всех других народов, нужно рассматривать, прежде всего, как всеобщие антропологические явления, т. е. такие, которые встречаются повсюду и во всевремена, независимо от культуры и вырождения, в известной гомогенности – но оригинальная античная культура играет в этом случае роль благоприятного, видоизменяющего и повышающего интенсивность фактора. Как мы уже упоминали, античная культура, пропитанная насквозь половым элементом (культ фаллоса, специфические половые божества, свободное проявление полового элемента в общественной жизни, литературе и искусстве) заключает в себе нечто безусловно своеобразное в организации ее социальных условий (крупные города, пауперизм, жилищная нищета и т. д.), но вместе с тем она обнаруживает такие многочисленные аналогии с современной культурой, что ее считали прямо предшественницей этой последней. Это относится и к влиянию половой жизни. Высоко развитая греко-римская культура давала возможность скрытым, дремлющим у большей части людей наклонностям к половым аберрациям и рафинированности выступать открыто и безмерно усиливала их. Апогея половой «испорченности», т. е. связи половых наслаждений с «светским» вообще во всех отношениях образом жизни, достигло первое столетие после Р. X. Временем величайшей испорченности и вырождение Теодор Вирт называет годы 30–68 по Р. X., господство Вали– гулы, Мессалины и Верона, когда отвращение к браку, заставившее уже Августа издать его знаменитое брачное законодательство, мужская неврастения, женская истерия и любовь к haut-gout соединились вместе, чтобы вызвать быстрое распространение полового вырождения, достигшего своего апогея в таком учреждении, как «комиссары сладострастия» римских императоров (Светон Tiber. 42). Задача их заключалась в том, чтобы открывать и изобретать новые виды сладострастия, причем они находили в своих императорах теоретическую и практическую поддержку, так как Тиверий, Калигула и Нерон, а впоследствии еще Гелгогабал и Гелий считаются изобретателями новых аппаратов для сладострастие и новых рафинированных способов половых наслаждений (см. Лампридий, Heliogabal. 33 и Спартиан, Helius Verus 5).
Но центральным; пунктом и очагом всех половых излишеств и извращений в древности, как и в настоящее время, была проституция, в частности бордель, который Тертулиан (ad uxorem 11, 6) называет поэтому не без меткости «consistorium libidinum». Факт этот можно доказать уже в 5-м веке до Р. X. Так, Аристофан прямо говорит в своих «Всадниках» (стих 1284–1286), что мазохисты, действие которых он описывает очень ясно, могут, находить неограниченное удовлетворение своей похоти в борделях. А в позднейшее время помпеянские стенные надписи дают многочисленные свидетельства того, что удовлетворение извращенных половых чувств, прежде всего, искали и находили в борделях. Известных в этом отношении проституток прямо рекомендовали друг другу, например, Фортунату. Таким образом, публичный дом и в древности был высшей школой рафинированного полового наслаждение и извращения. И в древности также существовал свой «бордельный жаргон». Подобно тому, как в настоящее время можно услышать в борделе такие выражения, как «французские» или «флорентинские» половые сношения, под чем нужно-разуметь известные половые извращения, У древних существовали выражения (например, Аристоф. «Лягушки» 1308) о лесбической любви; (например, Лукиан Pseudologista 28) о финикийской; (Гезихий И, 413) о карийской; (Аристоф. Eccles. 953) об ионийской; (Гезихий III, 9) о лаконической; (Гезихий II, 543) о критской любви; (Гезихийи V, 36) о сифнических половых сношениях; или «dalmaticus» (Lamprid. Commod) – далматский способ; «mores Massilienses» – обычаи Марселя (Плавт Casina V, 4, 1).
Связь половых извращений с проституцией очевидна и из того, что различные виды их называли по именам гетер, которые всего больше их практиковали. Примерами могут служить: по имени гетеры Синопе (Гезихий IV, 32), по имени Кирены (Гезих. II, 557); аттическое обозначение известных половых наклонностей, по имени одноименной гетеры (Гезихий IV, 5).
В то время считалось вообще общепризнанным, что проститутки существуют главным образом для удовлетворения всех необычных похотей, как это открыто высказывает Демосфен, когда определяет сущность проститутки в том смысле, что она отдается за деньги всем для всякого рода половых наслаждений (Демос ф. 1382), причем она сообразуется, по словам Филострата (Ер. 68) с размером уплаченной суммы. Особенно доказательно одно место у Ювенала (X, 238–239), где он говорит о некоей Феллатрикс Фиале:
…tantum ortificis valet halitus oris.
Quod steterat multis in carcera fornicis minis, где необходимость практикования извращенных половых сношений несомненно приводится в связь с многолетним пребыванием в борделе. Совершенно как теперь, проститутки часто взаимно упрекали друг друга в извращениях. Так, в «Ecclesiazusae» Аристофана (действ. IV, сц. I, ст. 952–954) старая проститутка упрекает свою молодую соперницу в «ионической» и «лесбической» любви. Многочисленные анекдоты об извращенных действиях гетер находятся у Атенея, например, о Мании (XIII, 507а), Гнатене(XIII, 580 f), Нико (XIII, 582f), Гнатении (XIII, 581с).
Что касается видов ненормальной половой деятельности, то мы в другом месте уже доказали, что всеизвестные в настоящее время формы половых извращений и половой психопатии существовали и пользовались большой известностью уже в древности. По крайней мере так надо думать в виду частого упоминание о них у различных авторов. К тому же мы ведь заимствовали у древних всю относящуюся сюда современную научную терминологию.
Отсылая читателя во всем, что касается неуместных здесь подробностей по этому вопросу, к названному нашему сочинению, мы лишь упомянем здесь, что и в древности все известные в наше время половые отклонение и аберрации практиковались главным образом проституцией и благодаря проституции. Таковы, например, манипуляции «cunnilingus», «fellator» и «irrumator», которые, как обычные посетители борделя, так же хорошо были известны различным древним проституткам, как это бывает и в настоящее время. Характерна в этом отношении эпиграмма XI, 61 Марциала, где Леда закрывает свой бордель, когда видит приближение клиента, известного своими извращениями. Многие же проститутки, напротив: пользовались дурной славой, как «fellatrices» (Corp. Inscr. Eat. IV, 46 № 760), как на это указывают помпеянские надписи и многочисленные намеки у Аристофана, Марциала, Ювенала, Авзоние и др.
Названные манипуляции составляют частичное проявление нопролагнт и мазохизма, всеобщее распространение которых в борделях подчеркивает, как мы уже указывали, Аристофан (Ари– стоф. Всадники, 1284–1286; Мир 885). О мазохизме упоминают также Катулл (Сагш. 98), Сенека (Epist. 87; De beneficüs IV, 31) и Гален (изд. Кюна XII, 249). Не подлежит сомнению, что бордели часто бывали ареной таких, связанных с флагелляцией, мазохистски-садических сцен, как описывает, например, Петроний (Cat. 138) в том месте, где Энколпий, с целью полового возбуждения, заставляет жрицу Приапа, Энотею, флагеллировать его жгучей крапивой и даже подвергает себя более рафинированным, жестоким мучениям. О типично садистских эксцессах Тиверия, Калигулы, Нерона, Гелиогобала и других сладострастных цезарей достаточно упомянуть мимоходом. Они коренятся несомненно в своей эпохе, когда подобные возбуждающие часто применялись при половых наслаждениях.
Различные формы полового фетишизма, по-видимому, также были не безызвестны в древних борделях. Как велики были иной раз успехи проституток, спекулировавших на фетишистские инстинкты мужчин, показывает историе египетской проститутки Родопис у Страбона (XVН, стр. 808) и Элиана (Var. histor. ХШ, 33). Красивый, изящный башмак ее так очаровал царя Исамметиха, что он женился на его обладательнице. Без сомнение не случайность также, что башмак считался символом Диониса (Филострат Imag. I, 6; Плутарх Quaest. graec. 12).
Относительно существование в древности «voyeurs» и их отношение к проституции мы точно также имеем несколько свидетельских показаний. Наиболее известно публичное выставление напоказ проститутки Теодоры во всевозможных развратных положениях и при всевозможных половых актах (Hist. arc. IX, 7). Поведение – «voyeurs» в борделях несомненно устанавливается следующей эпиграммой Марициала.
Wenn du die Schwelle betrittst der ein Taflein tragenden Kammer,
Ist dir, sets, dass ein Knab oder ein Madchen dich lockt.
Nicht genUgend die Tur, auch der Vorhang nicht und der Riegel.
Und gesicherter noch soil das Geheimnis dir sein.
Auch den geringsten Spalt, der verddchtig scheinet, verstopfst du,
Lochlein auch, die vielleicht lusterne Nadeln gebolwl. [1183]
Niemand ist von so zarter, von so besorgter Verschamtheit,
Cantharus. wer dort nur Knaben und Madchen umarmt.
(Перевод A. Berns…)
(Когда ты переступаешь порог каморки, над которой прибита дощечка, все равно, привлекает ли тебя туда мальчик или девушка, тебе недостаточно дверей, ни занавеса и задвижки; твоя тайна должна быть еще сохраннее. Ты закупориваешь даже мельчайшую щель, которая кажется тебе подозрительной, а также дырочки, пробуравленные, быть может, сладострастными иглами. Никто не бывает, Кантарус, так педантично и подозрительно стыдлив, если он только обнимает там мальчиков и девушек).
Такие дырочки и теперь еще делаются в борделях, чтобы дать возможность «Vоуеигэам» наблюдать за плату любовные сцены. Упоминаются и женщины «voyeurs», как Квартилла у Петрония (Cat. 26), которая через дверную щель наблюдает половые сношение детей, и императрица Мессалина, которая в своем частном борделе присутствовала при сценах разврата (см. выше, стр. 254).
Чрезвычайно велика связь гомосексуализма с проституцией. Так как «мужская проституция» играла в древности почти такую же роль, как женская, то мы рассмотрим ее в особой главе, здесь же мы остановимся только на лесбической проституции, объем и значение которой естественно были гораздо менее значительны.
Гомосексуализм женщины, безусловно, был знаком древним и был в употреблении, как это показывает терминология: главные название лесбической любви: tribas (Гезихий, I, 510; Марц. VII, 67; Федр IV, 14); frictrix (Тертулл. de pallüo 4); subagitatrix (Плавт, Pers. II, 2, 45). уже очень рано Спарта и остров Лесбос считались местами, в которых любовь между женщинами была особенно распространена. На острове Лесбосе всемирно знаменитой представительницей такой любви является поэтесса Сафо.
Как и теперь, трибады и в древности организованы были в тайные клубы, причем эти женские союзы находили себе поддержку в известных религиозных культах, например, в культе в честь андрогинической богини Мизы и в честь Деметры. В Афинах образовался даже настоящий «демос женщин», который во время празднеств Деметри выступал против демоса мужчин. Женские религиозные союзы существовали и в других местах. Сюда относятся между прочим и музыкальные школы Лесбоса. Во время празднеств в честь Деметры, которые устраивались в Афинах, между женщинами бывали случаи гомосексуальных отношений.
В Риме также уже рано упоминаются трибады, например, Софоклидиска в «Персиянке» Плавта (II, 2, 45). Сенека Старший (Contr. I, in fine) выводит перед нами и теперь еще не редкое осложнение, именно ревность супруга, жена которого обманывает его с трибадой. У Горацие (Epod. 41) упоминается «mascula libido» Фолии из Арминии. Как велико было число трибад в Риме во времена империи видно из общего замечание апостола о женщинах, которые превратили естественные отправление в неестественные (Rom. I, 26) и из эпитета «tribadum tribas», с которым Марциал (VII, 67) обращается к Филенис, типичной «женщине-мужчине», которая, подобрав платье, играет в мяч, размахивает гирями, вся испачкана грязью в школе для борцов и пьет за столом несколько кружек вина. ее необузданная страсть к женщинам ярко описана Марциалом (VII, 70). Другая трибада с мужскими наклонностями – Басса (Марц. I, 90) Лукиан и Ювенал сообщают о распространении гомосексуальных наклонностей среди богатых и знатных женщин времен империи. Пятая беседа гетер Лукиана рассматривает исключительно трибадию, организацию которой в тайных клубах подробно описывает Ювенал (VI, 306–322). Эти лесбические клубы праздновали в Риме свои оргии у алтаря богини Pudicitia и во время праздника Bona Dea.
Главным образом для этих знатных и способных платить трибад и существовала лесбическая проституция. Сближение происходило либо во время купания, так как гетеры купались вместе с порядочными женщинами (Лук. Бес. гет. II, 4), либо трибады устраивали вечерние пиршества, на которые приглашали проституток, предпочтительно аулетрид и гитаристок, которых щедро награждали за услуги (Лук. Бес. гет. 5).
О размерах лесбической проституции в древности можно заключить уже и из того, что лесбических клиенток проституции обозначали особым именем (Платон, Sympos, стр. 191е; Гезихий I, 510), потому что эти трибады, как объясняет Гезихий, удовлетворяли свои лесбические наклонности главным образом у гетер. Очевидно, лесбическая любовь казалась древним гораздо более неестественной, чем однополая любовь между мужчинами. На это указывает следующая эпиграмма Асклепиада, относящаяся к двум трибадам.
Bitto, die Samierin, und Nannion, zu Aphrodite
Wollen sie nicht eingehen ihren Gesetzen gemass,
Sondern entfliehn zu Anderm, Verwerflichem. Herrscherin Kypris,
Hasse sie, die bei dir so sich dem Lager entziehn. [1189]
(Битто из Самоса и Наннион не желают входить к Венере соответственно ее законам, а придерживаются других, презренных. Владычица Киприда, возненавидь их, отклоняющих ложе твое).
Характер гомосексуальных сношений между женщинами выражался либо в подражании гетеросексуальным половым сношениям (Марц. I, 90, 7–8; Ювен. VI, 311), оттуда талмудическое название «soleleth» или «soledeth» (см. J. Preuss, Biblisch-Talmudisclie Medizin, Berlin 1911, стр. 585), либо в мастурбации, ручной или языком.
Трибады уже очень рано пользовались при своих сношениях искусственным подраоисанием membrum virile, известным под названием olisbos или Ваиоп, изобретение которого Суидас приписывает милезийским женщинам. Он прямо упоминает, что трибады часто пользовались этими искусственными фаллосами. Шестой мимиамбус греческого поэта Герондасси, озаглавленный «Две приятельницы или доверчивая беседа», касается главным образом приготовление и пользование искусственными фаллосами из кожи. Пользующиеся ими женщины образуют своего рода тайный союз, из которого исключены все «не принадлежащие к нему». Различные изображение свидетельствуют о том, что эти античные godemiches часто употреблялись также в борделях й вообще проститутками, потому ли, что дело касалось трибад, при мастурбации или же, наконец, при известных зрелищах для клиентов мужчин, практикуемых в борделях и в настоящее время.
Особую специальность времен империи представляли так называемые «Symplegmae» или «Spintriae», выполнение половых актов более, чем двумя лицами, «цепями «(catena) и «группами» (Sym– plegma). Марциал (ХИ, 43) называет их «Veneris novae figurae», следовательно изобретением его времени, которое Сабеллус описал даже в стихах. По Тациту (Annal. Vi, 1) и Сузтону (Tiber. название «spintriae» дано этим групповым актам Тиверием. Что эти «symplegmae» практиковались в борделях, мы уже указали выше (стр. 267). Марциал (X, 81) описывает такую «catena» с гетерой. Об этих же или аналогичных вещах говорит император Гелиогабал в своей известной речи к римским проституткам (Ламприд. Heliogabal, 26), где он «disputavit de generibus schematum et voluptatum».
Наконец, мы должны еще упомянуть, что в некоторых борделях й домах проституток несомненно были также зеркальные комнаты (speculata cubicula), о которых упоминается в некоторых местах из «Vita Horazü» Suetona, известных благодаря тому, что они приведены в «Rettungen des Horaz» Лессинга. В существовании таких зеркальных комнат тем менее можно сомневаться, что Сенека младший прямо упоминает о них (Natural, quaest. 1, 16), как об «instrumentum irritandae voluptatis», и подробно рассказывает, как некий Гостий Квадра устраивал в таких комнатах оргии с проститутками и проституированными мальчиками.
8. Мужская проституция в древности. – Во время, когда любовь к мальчикам выступала почти на равных правах с гетеросексуальной любовью и входила, как интегрирующий элемент, в общественную жизнь, мужская проституция должна была принять громадные размеры, равные или лишь в незначительной степени уступавшие проституции женской. Выше (стр. 190 и след.) мы уже подробно рассмотрели громадное значение античной любви к мальчикам и мужчинам, а также их первоначальную связь с религиозными культами (ср. выше, стр. 82–90). А потому мы можем здесь ограничиться только описанием мужской проституции у греков и римлян со всеми ее деталями. Термин «мужская проституция» мы разумеем здесь, конечно, в широком смысле слова, включая сюда не только собственно гомосексуальную, но и гетеросексуальную проституцию мужчин по отношению к женщинам, которая встречалась в древности довольно часто.
Главное место в нашем описании естественно займет гомосексуальная мужская проституция, которая, как сказано, выступала в таком же объеме и в таких же многочисленных и разнообразных формах, как и женская проституция. По своей дифференциации, она, безусловно, является предшественницей и прообразом современной педерастической проституции.
И в этом случае также мы можем опереться на богатую гомосексуальную терминологию у греков и римлян. В словаре Гезихие имеется не меньше 74 выражений для педерастии и мужской проституции, которые дают интересные объяснения, касающиеся разнообразных гомосексуальных отношений и манипуляций. Я сам собрал в другом месте87 обозначений гомосексуальных отношений из латинского языка, на которые я и ссылаюсь, не имея возможности привести здесь все полностью. Кроме того, многие выражение заимствованы прямо из греческого языка.
Соответственно большой давности греческой любви между мужчинами, уже очень рано можно также доказать в Греции существование мужской проституции. О ней говорится уже в законах Залевка (средина 7-го столетие до Р. X.). Этими законами мужчинам запрещается носить позолоченные кольца и одежды, на подобие милезийцев, уже тогда очевидно считавшихся изнеженными; исключение делается только для проституированных мужчин и прелюбодеев (Диодор, XII, 21). Уже во времена Солона (594 до Р. X.) большое развитие мужской проституции и сводничества в Афинах потребовало специального законодательства, знакомством с которым мы обязаны Эсхину (contra Timarcli. 16 f.f.). Один из этих законов Солона он приводит дословно:
«Если отец или брат или дядя или опекун или вообще глава семьи отдаст кого-нибудь в наймы для разврата, то Солон не позволяет подать жалобу за разврат на мальчика а на того, кто его отдать в наймы, и того, кто нанял его, он на обоих возложил равный штраф. А когда мальчик, отданный в наем для разврата, вырастет, он не обязан кормить своего отца, ни давать ему помещение; он только должен его похоронить после его смерти и исполнить остальные обряды.
Относительно взрослых афинян другой закон Солона определяет, что позволивший совершить над собой непотребство не может быть архонтом, ни занимать места жреца или выступать в качестве адвоката, а также навсегда лишается права занимать какую-нибудь государственную должность.
Издавна существовала, также мужская проституция в Элис е, где любовь к мальчикам, по Ксенофонту, с давних пор выступала в такой именно форме. (Ксеноф. de republ. La. с. 2). В Спарт е, где педерастия точно также была старинным обычаем, проституция, благодаря строгим законам, не могла раньше развиться (Элиан, var. bist. Ill, 10). За то она уже в VИ-м веке достигла обширных размеров в Ионийских городах, например, в Самосе, потому что находилась здесь под влиянием восточной любви к мальчикам, существенно отличной от греческой. Вообще, иностранцы уже рано доставляли, по-видимому, большой контингент лиц для мужской проституции. Поэтому персидские войны и пелопонесская война сильно способствовали развитию этой последней, как на это указывает, между прочим, намек у Фукидида (И, 53).
Начиная с 5-го века до Р. X., наряду с общим распространением педерастии, всюду появляется также гомосексуальная мужская проституция, которая, соответственно преобладанию физического элемента в любви к мужчинам в эллинскую эпоху и во время империи, постепенно достигает таких размеров, что не уступает по своему значению гетеросексуальной женской проституции.
Мужская проституция неизбежно должна была развиться с того момента, как исчез идеальный принцип собственно «любви к мальчикам», привязывавший мальчика к одному мужчине и облагораживавший чувственный элемент педагогическими отношениями. Когда же индивидуальная связь между мужчиной и мальчиком исчезла и мальчик служил предметом сладострастие одновременно нескольким или даже многим мужчинам, то тем самым дана была основа для развития Hetaresis, мужской проституции, представители которой (Aeseh., contra Timarch 137) во времена расцвета Греции строго отличались от честных. Правда, уже во время Аристофана существовали переходные формы, которые он иронически называет «честными». В «Plutos» [стр. 153–159) сказано:
Karim.
Auch mancher Knabe, sagt rpan uns, machts ebenso.
Nicht um des Freundes willen, nein, dem Geld zulieb.
Chremylos.
Die Wackern tun nicht also, nur die Lüstlinge;
Denn fordern je die Wackern Geid?
Karion.
Was andres denn?
Chremylos.
Der einen Zug Jagdhunde, der ein edies Ross.
Karion.
Ja, Geld zu fordern, schamen sie sich immerhin;
Doch deckt ein schbner Name nur die Schandlichkeit.
(Перевод J– J. C. Donnera).
(Карион. – Так делают и некоторые мальчики, говорят нам – не из дружбы, а ради денег.
Хремшос. – Честные так не делают, только развратники. Разве честные требуют когда-нибудь денег?
Карион. – А что же другое?
Хремилос. – Один – свору охотничьих собак, другой – благородного коня.
Карион. – Да, денег они все же стыдятся требовать, и, однако, они только прикрывают позор красивым именем.)
Действительно, любовники часто старались расположить к себе мальчиков такого рода подарками, как различные животные: голуби, утки, павлины, куры, лошади, охотничьи собаки и т. п. Рулэ описывает несколько рисунков на вазах с изображением педерастов, передающих такие подарки своим возлюбленным мальчикам. Из таких отношений затем без всякого принуждение развилась собственно проституция. Стратон из Сардеса описывает зто в весьма характерной эпиграмме (Anthol. Palatin. XII, 212):
Weh mir, was soli die Trane im Aug! was bist du so traurig?
Sage doch, was dir fehlt, Junge, und was du begehrst.
Nunmehr streckst du mir hin die Hand, die hohle, о Jammer!
Also verlangst du Geld? Wer hat dich dieses gelehrt?
Bist nicht mehr mit Geback, mit Honigkuchen zufrieden,
Nicht mit Nüssen wie sonst, die ich dir zum Spiele gab.
Nein, du denkst an Geld und Gewinn! Oh, Fluch fiber jenen,
Der dich dieses gelehrt und deine Liebe mir nahm. [1202]
(Боже, что означают твои слезы, чего ты так печален? Скамей, мальчик, что с тобой и чего ты желаешь. Ты протягиваешь мне руку, ладонь – о горе! Ты просишь, следовательно, денег? Кто научил тебя этому? Ты не удовлетворяешься более печеньями, медовыми пряниками и орехами, которыми я давал тебе играть, ты думаешь о деньгах и барышах. О, проклятие тому, кто научил тебя этому и отнял у меня твою любовь).
Вполне развитую мужскую проституцию Эсхин определяет (с. Tim. 52), как «добровольную отдачу себя многим за вознаграждение». Ксенофонт дает аналогичное определение (Memor. I, 6, 13).
Как обширна была такого рода проституция уже в 5-м веке, видно из произведений Аристофана, который очень наглядно описывает приставание уличных проституированных мальчишек к мужчинам «с сладкими нашептываниями», чтобы вступить с ними в связь («Облака», 972–974). Знаменитая речь Эсхина против Тимарха, относящаяся к VI веку до Р. X., которой мы обязаны большей частью известных нам подробностей по этому вопросу, посвящена исключительно педерастической проституции. В эллинскую эпоху произошла перемена во взглядах на идеал мужской красоты, причем они стали особенно благоприятны развитию известной категории мужской проституции, именно кинедизма. В. Хельбиг следующим образом описывает всеобщую эффеминацию мужчин:
«В Александровскую эпоху входит в моду брить лицо и место бородатых греков занимает поколение с гладкими щеками, которое заботится о том, чтобы искусственно сохранить призрак юношеской нежности лица. Туалетные искусства, окрашивание волос в светлую краску, искусственные украшение волос, разрисовывание бровей, приготовление тонких косметических средств и мазей – все это культивируется с большой тщательностью. Не только женщины, но и мужчины стараются при помощи таких средств прийти на помощь природе. Деметрий из Фалерона красил свои волосы и румянился, чтобы иметь – как выражается Дурис из Самоса (Атен. XII, стр. 524 D) – веселый и нежный вид. Таким образом, в массе греки того времени были изнеженны и женственны (Клеарх у Amen. XV, 687а).
Излюбленными фигурами греческой поэзии являются нежные юноши с молочно-белым цветом кожи, розовыми щеками и длинными мягкими локонами. Подобно тому, как Клеитос, товарищ Александра, вызывал удивление своим белым цветом лица, Бион превозносит белоснежную кожу Адониса (Атен. XII, 532 с.; Бион idyll. I, 7, 10). Павзаний (III, 19, 4) говорит о Гиакинтосе Линия, что художник изобразил юношу слишком нежным, чтобы тем самым намекнуть на любовь к нему Аполлона».
Предпочтение эффеминированных мужчин можно также доказать и в более поздней живописи Нижней Италии на вазах и стенных картинах. Это та именно эффеминированная греческая культура, которая на повороте третьего и четвертого столетие до Р. X. перенесена была в Рим, где проституция мальчиков сейчас же распространилась, «как чума», так что уже в то время красивый мальчик оплачивался дороже, чем иной крестьянский двор. Уже Плавт описывает в одном приведенном выше (стр. 215) месте из «Curcullio» поведение профессионально-проституированных мужчин в Риме, против которых уже в 169 г. до Р. X. понадобились специальные законодательные меры (так назыв. «Lex scantinia»). Тем не менее, под влиянием тесной связи с греко-восточным культурным миром, в последние десятилетие республики и во времена империи гомосексуальная проституция приняла такие размеры, что она так же давала себя чувствовать в общественной жизни, как и женская, тем более что большинство императоров поощряли разврат с мальчиками по собственной наклонности к нему. Апогея он достиг в начале третьего столетия после Р. X., во время Гелиогабала (217–222 п. Р. X.).
От римлян гомосексуальная мужская любовь, а вслед за ней и мужская проституция в свою очередь проникла, как светский обычай, в новозавоеванные провинции. Чрезвычайно интересное тому доказательство представляет одно мало известное место из «Bartfeinde» императора Юлиана, где он рассказывает, что у кельтов и германов знают только «богиню брака Афродиту и опьяняющего бога Диониса», первую – для брачных целей и произведение потомства, а второго, – чтобы по возможности больше пить. Но вот туда бежал каппадокиец, воспитанный в Антиохии, где он научился сношениям не с женщинами, а с мужчинами. Он велел доставить из Антиохии в Галлию массу танцоров и многих других представителей мужской проституции, которые возбудили здесь всеобщее внимание и казались «точно бешенными».
Что мужская проституция продолжала существовать до конца империи, видно из замечание жившего во второй половине IV века после Р. X. историка Аврелия Виктора, что, несмотря на запрещение императора Филиппа Арабса (250 лет по Р. X.), разврат с мальчиками нисколько не уменьшился в его (Виктора) время, хотя он больше держится в тайне (De Caesaribus 28, 6–7).
К концу империи мужская проституция получила особый оттенок, благодаря введению восточного обычая, евнухов, который именно в это время играл достойную внимание роль в общественной жизни, несмотря на прежнее запрещение его Домицианом (Светон. Domit 7) и Александром Севером (Ламприд. Alex. Sever. 23 и 44)., Наибольшего влияния он достиг, как известно, в восточной части римской империи.
От этого краткого наброска о ходе развитие античной мужской проституции мы перейдем к более детальному рассмотрению ее главнейших частностей и особенностей.
1. – Рекрутирование. – Так как в древности проституирование свободных от рождения мужчин подвергалось строгим наказаниям, то главный контингент для мужской, как и для женской проституции должны были доставлять рабы и военнопленные, а также чужестранцы.
Среди последних к старейшим представителям мужской проституции, несомненно, принадлежали так называемые «кинеды», странствующие шуты, которые в публичных местах или близ винных лавок предавались развратным танцам под аккомпанемент соответственных песен. Райх метко сравнивает их роль в греческом культурном мире с ролью гадитанийских музыкантш, этих типичных представительниц бродячей проституции. Петроний (Сат. 23) описывает выступление такого кинеда вместе с цимбалисткой (cymbalistria) и говорит о нем: «Тогда пришел кинед, в высшей степени нелепая фигура, поистине достойная этого дома. Он складывал руки, визжал и произнес затем следующее изречение». Его пошлая песня чрезвычайно наглядно рисует развратные танцы и движение кинед, которые обыкновенно – как это имеет место и у Петрония – соединяли с этим гомосексуальную проституцию. Таким образом слово «кинед» стало равнозначащим с «мужской проституцией», и притом не только в том смысле, в каком мы обыкновенно теперь понимаем – в смысле проституированных лиц, играющих пассивную роль, – но и в смысле активной роли. Такой проституцией занимается, например, и упомянутый выше кинед у Петрония.
Главная масса проституированных мужчин происходила из рабского сословия. Рабов подготовляли для этой цели уже с ранней юности, подобно тому, как это делалось и с рабынями, предназначенными для проституции. Многим удавалось впоследствии, благодаря какому-нибудь любовнику, выкупить себя на свободу и достигнуть высокого положения. Два таких типа описывает Петроний (сат. 81):
«И кто изгнал меня в эту пустыню? Молодой человек, запятнанный всевозможным развратом, который по его собственному признанию заслуживал изгнания, который свою свободу и теперешнее положение приобрел проституцией, юность которого продана была за деньги, которого даже тот, который считал его мужчиной, нанимал для себя, как девушку! А что такое этот второй? В тот день, когда другие мальчики получили мужскую тогу, он надел женское платье. Уже мать дрессировала его, чтобы он не был мужчиной. Этот еще в рабском состоянии занимался женскими делами».
Ввоз иностранных рабов в Рим для разврата во время империи был поистине колоссальный. По выражению Сенеки (Ер. 95), «их отделяли по национальностям и цвету, чтобы у всех была одинаково гладкая кожа, равной длины первый пушок, одинакового качества волосы на голове, чтобы ни один, имеющий ровные волосы, не замешался среди курчавых». Намек этот указывает, что среди римских проституированных мальчиков было также, вероятно, много негров. Особенной любовью пользовались проституированные мужчины из Египта. Они были известны своими едкими, циничными остротами и находчивостью:
Keinem plappernden Knaben, gekauft von agyptischen Handlern,
Keinem gemeinem Burschen voll widerwartiger Reden,
Welcher gar keck sich brüstet mit frechen agyptischen Witzen,
Schenkte ich meine Liebe.
(He болтуну, купленному у египетского торговца, не низкому парню с отвратительными речами – я подарил свою любовь тому, кто гордится своими наглыми египетскими остротами), сказано у Статия (Silvae V, 32, 66–69, нем. пер. Sebicht, стр. 202).
В Риме существовала весьма обширная торговля мальчиками для разврата которая производилась частью в определенных местах, как например, в так называемых «septa» (Марц. IX, 59), частью же ею занимались бродячие торговцы, как это видно из Carm. 106 Катулла:
Wenn dir ein artiger Knab mit dem Marktausrufer begegnet,
Dachtest du nicht, der wünscht sich zu verkaufen an dich?
(Перев. von Theodor Heyse).
(Когда ты встречаешь благонравного мальчика с бродячим торговцем, не приходит ли тебе в голову, что он желает продаться тебе)?
Ужасны детали торговли мальчиками для разврата и детской проституции вскрывают обе нижеследующие эпиграммы Марциала:
Словно обида была недостаточна нашему полу,
Тем, что народу на срам мы отдавали мужчин,
Уж колыбели достиг сводник, чтоб мальчик, отторгнут
Только от груди, крича, денег нечистых просил;
Неразвитые тела подвергались неслыханным мукам,
Но Авзонийский отец этих не вынес уродств,
Тот, что помощь подал недавно лишь отрокам нежным,
Чтобы бесплодья мужьям дикая страсть не несла.
Мальчики прежде тебя любили, тут юноши, старцы,
Вот и дети уже любят, о Цезарь, тебя.
(Эпиграмма, IX, 8. Пер. Фета).
Мальчик, скупца торгаша искусством истерзан,
Уж не оплачет утраты насильственной пола,
И подачки, отсчитанной сводником гордым,
Бедная мать за бесчестье подростку.
(Эпигр. IX, 6. Пер. Фета).
Упоминаемый здесь император – Домициан, который, по Светону (Dom. 7 и 8), строго преследовал торговлю мальчиками для развратных целей и неуклонно проводил lex Scantinia.
Среди проституированных лиц мужского пола различаются две категории, высший и низший класс. К первому принадлежали, прежде всего, музыкально-образованные проституированные мальчики, как цитристы и лирники, танцоры и актеры и т. п.
Особую категорию мужской проституции представляли кастрированные жрецы Кибелы и сирийской богини, так называемые «галлы» поведение которых описали главным образом Лукиан в своем сочинении о «сирийской богине» и Апулей (Метам. VIII, гл. 26–30). Выше (стр. 86–87) мы уже сказали все существенное об этих странствовавших по всей римской империи кинедах…
Бичуемая уже Аристофаном проституция рожденных свободными мальчиков, даже из знатных фамилий, встречалась во времена империи довольно часто. Петроний подробно описывает (Сат. 85–87) способ соблазнение таких мальчиков старшими мужчинами и из его описание видно, что даже сыновья знатных отцов продавали себя за подарки и что мальчики в школах взаимно поощряли друг друга к такой проституции, так что этих рафинированных юношей уже незачем было развращать. На это жалуется также поэт Тибулл (I, 4, 57–62):
Ach, armselige Künste, wie schlecht treibt jetzt euch die Welt urn!
Frith ist das Kndblein schon Gaben zu fordern geicolmt.
Doch dir, der du die Liebe zuerst zu verkaufen gelehrt hast,
Drücke der Stein zur Schmach-wer du auch bist-das Gebein.
Hold seid, Knaben, den Musen und hold sangkundigen Dichtem,
Schatzt nicht Gaben von Gold hoher als Musengesang.
(Перев. TF. Binder).
Он говорит о том, что теперь «мальчики уже рано привыкают требовать даров» и горько упрекает (I, 9) мальчика Маратуса, которого соблазнил золотыми подарками более богатый любовник, за продажную любовь.
Систематическим соблазнителем свободных юношей был, по описанию Тацита (Annal. VI, 1), император Тиверий, а в oxyrhynchos papyri (III, стр. 147–151) находится очень интересная речь одного александрийского адвоката против высшего египетского сановника, Максимуса, который соблазнил красивого юношу из хорошей семьи и сделал его настоящей мужской метрессой.
Наконец, мы должны упомянуть еще о последней категории проституированных мужчин, которая в древности несомненно была так же многочисленна, как и теперь, а именно о таких мужчинах, которые, не будучи сами гомосексуалистами по своим наклонностям, занимались проституцией, как легким промыслом или же хотели себе добыть средства для роскошной и развратной жизни. Приобретенное же развратом они обыкновенно потом прокучивали с проститутками. Прототипом таких гетеросексуальных кинед служит Тимарх, против которого направлена известная речь Эсхина. Последний между прочим говорит о Тимархе:
«Что сказать о молодом человеке, который оставляет отчий дом, проводит ночи в чужих домах, отличаясь от других своим видом, участвует в дорогих ужинах, за которые он ничего не вносит, имеет флейтщиц и самих дорогих проституток, играет в кости и ни за что сам не платит, а все за него платит другой? Разве [это еще нужно объяснять? Разве не очевидно, что кто предъявляет к другим столько требований, неизбежно и сам должен доставлять известные удовольствие тем, которые тратят на него деньги! Клянусь Зевсом, я не знаю как выразиться мягче о твоем презренном поведении… Он обнаружил такую похотливость к женам свободных мужей, как еще никогда никто другой… Он был изобличен, что получил от Лейконида, шурина Филотадеса, через актера Филемона 20 мин, которые он в короткое время прожил с проституткой Филоксети».
2. Места для мужской проституции. – Место для «отлета» или «прогулки» проституированных мужчин находилось обыкновенно в древних городах там же, где и для проституток, т. е. в Афинах, например, в Керамикосе (Атен. VI, 258 с), в Риме – vicus Tuscus (Плавт, Curculio, IV, 1). Затем для завязывание знакомства и сношений служили также места собраний мужчин, как аптекарские лавочки, лавочки для мазей, парикмахерские, лавочки для игры в кости и других игр, меняльные лавочки, мастерские, бани, школы, гимназии и палестри, театры и храмы.
Для практики педерастической проституции выбирались большей частью очень уединенные, темные, глухие места (Aesch. с. Tim. 82). Поэтому в Афинах кинеды и их клиенты нередко посещали ночной порой темные уголки Пникса (Платон, Symp. 271 в, Aesch. с. Tim. 81, 82), а в Риме для этой цели особенно охотно пользовались расположенными за городом дорожными перекрестками (Ювен. IX, 112).
Далее, не может подлежать сомнению, что к услугам мужской проституции, существовали собственные бордели., так называемые, Hetereae (sTocipav Schol. Mrisioph. Equit. 873). «Посмотрите, – говорит Эсхин (c.Tim.96) об этих мужских бордельных проститутках, посмотрите на тех, которые живут в публичных домах и открыто занимаются этим делом. Доведенные до такого положения, они стараются до известной степени скрыть свой позор и запирают двери. Если бы один из вас проходя мимо спросил, что делает этот человек, вы сейчас же назвали бы вещь своим именем, не зная, кто вошел, только потому, что вы знаете, какое ремесло избрал себе этот человек и знаете, чем он занимается». О том, что мальчики стояли перед борделями, прямо говорят Диоген Лаэртий (II, 9, 105) и Филострат (Epist. 69). Последний с присущим ему преувеличением и манерностью называет бордель мальчиков «убежищем красоты», посетителей – «жрецами», а гонорар за проституцию – «данью подданных». Он упоминает также, что мальчики стояли перед борделями голыми и без стеснение позволяли осматривать себя. В «Lucius» Лукиана (гл. 35–38) выведен старый кинед и жрец сирийской богини, Филебос, который содержит в македонском городе Береа бордель из мальчиков и кочует с ним по всей стране.
Согласно неоднократно упомянутой уже нами эпиграмме Марциала (XI, 45), несомненно существовали также бордели, в которых одновременно содержались девушки и мальчики, а на отдельных келийках находилась дощечка с соответственной пометкой.
Наконец, и женские бордели были доступны для проституированных мужчин и их клиентов, как места для свиданий. Проститутки отдавали им в наймы свои келии на известное время, обыкновенно за плату в один ас. (Петроний, Сат. 8).
Организацию гомосексуальных мужчин в тайные клубы, которые естественно были в то же время местами для занятий мужской проституцией, можно проследить до 5-го века до Р. X. Уже в то время приверженцы фригийской богини Котитто, так называемые «банты», устраивали гомосексуальные оргии самого развратного характера в тайных собраниях, на которые допускались одни только мужчины. Такие клубы педерастов существовали уже тогда в Коринфе и Афинах. Против них направлена была комедия Евполида, в которой, между прочим, изображен Алкивиад, как сторонник и покровитель гомосексуальных оргий. В Риметакие тайные клубы педерастов праздновали свои «мужские балы» в честь богини Bona Dea, причем мужчины одевались в женские костюмы и применяли все тайны туалетного искусства. Балы эти очень ярко описал Ювенал (Car. II, 84 и след.).
3. Клиентеля мужской проституции. – При всеобщем распространении в древности любви к мужчинам, естественно, что клиенты мужской проституции принадлежали ко всем слоям общества, начиная с самых высших и кончая рабами. Колоссальное распространение кинедизма во времена империи ничуть не зависело от того, что именно императоры первых двух столетий Р. X., за немногими исключениями, лично были клиентами мужской проституции и поощряли ее.
Так, Август держал для своих половых наслаждений мальчика Сармснтуса (Иилут. Marl. Anton. 59); Тиверий устраивал на острове Капри оргии с мальчиками и кинедами (Тац. Ann. VI, 1; Светон, Tib. 43); Калигула содержал целый ряд мальчиков, между прочим пантомима Маркуса Лепидуса Мнестера (там же, гл. 36), и в конце концов устроил в своем дворце мужской бордель, доходы с которого он брал себе (там же, гл. 41). Еще более прославился Нерон, который не только окружил себя проституированными мужчинами и даже с двумя из них, Спорусом и Ливаюром, вступил в «брак» (Касс. Dio 63,13 и 22; Свет. Nero. 28, 29, 46, 48, 49; Авр. Buxtn. Caes. et Epitome 5; Таи. Ann. XV, 37; Дио Хризост. or. XXI, стр. 270), но созывал на свои оргии всех представителей проституции, как гетеросексуальной, так и гомосексуальной. Некоторые из этих оргий описывают Кассий Дио (62, 15) и Тацит (Annal. XV, 37). Последний сообщает: «На пруде Агриппы он велел устроить паром, на котором находились все пирующие и который подвигался вперед при помощи других судов. Последние были выложены золотом и слоновой костью, а кормчими были блудные мальчики, которых разделяли по их возрасту и опытности в разврате. Птицу и дичь он выписывал из различных стран, а морских животных даже из-за океана. На берегу пруда стояли дома проституток с уважаемыми женщинами, а напротив можно было видеть голых проституток. Вот они уже делают развратные движение и жесты и, как только надвигается темнота, раздаются песни и освещаются огнями близлежащие леса и прилегающие здания».
Преемник Нерона, Галба, по всем видимостям был прирожденным гомосексуалистом, так как Светон (Galba 22) сообщает, что он в значительной степени отдавал предпочтение мужской любви перед женской и совершенно поддавался влиянию своих мужских метресс. Вителий в молодости сам был проституированным мальчиком Тиверия (Оуэт. Vitell. 3; Касс. Дио 64, 4) и продолжал свой развратный образ жизни и будучи императором (Тацит, Historia, II, 34; Касс. Дио 65, 2–4), причем он находился в полном подчинении у кинед, с которыми находился в связи, как вольноотпущенник Азиатикус, актеры и кучера (Свет. Vitell. 12).
Даже благородный Тит вначале был окружен множеством проституированных мальчиков и скопцов и устраивал развратные пирушки с ними (Свет. Tit. 7), хотя впоследствии ограничил публичное проявление мужской проституции. Траян также был страстным любителем мальчиков (Касс. Дио. 68, 5; Спартиан. Hadr. 4) и содержал при дворе многочисленных проституированных мужчин (Сшрт. Hadr. 4), ласки которых, с ним делил его преемник Адриан. Последний был, вероятно, прирожденным гомосексуалистом. Спартианус говорит о нем (Hadr. 14): «В чувственных наслаждениях Адриан не знал границ. Он сам сочинил много песен про своих возлюбленных мальчиков и писал любовные стихи». Аналогично высказывается и Аврелий Виктор (De Caesaribus 14) о «непозволительном обращении императора с мальчиками и об его порочной любовной страсти к Антиною». Кифер, по-видимому, справедливо высказывается по поводу этой знаменитой связи, что это была безусловно индивидуальная любовная связь. Во всяком случае, Адриан не поощрял систематически мужской проституции, как другие императоры, и запрещением продажи рабов профессиональным работорговцам (Спарт. Hadr. 18) даже старался ограничить ее. Луиий Вер, сорегент Марка Аврелия, должен, напротив, считаться покровителем мужской проституции. Капитолин (Verus 4 и 5) сообщает, что этот преданный любви к мальчикам император устроил в своем дворце бордель-кабак, где он пользовался услугами проституированных мужчин и женщин, посещал также простые бордели и смешивался там «с худшими негодяями», а на одном пиру подарил каждому из гостей красивого мальчика. Коммод, в молодости сам развратный мальчик, точно также поддерживал постоянные сношение с мужской проституцией и имел гарем из 300 мальчиков. Он даже публично подражал привычкам кинед, являлся, например, в женском костюме в театр, проституировался сам и не стыдился публично целовать своих любовников и сводить их (Ламприд. Коммод. 1,3, 5, 8,10,13,15). Число собранных в его дворце проституированных мужчин было так велико, что его преемник, Иертцнакс, оказался вынужденным публично продать их (Капитолин. Pertihax 7).
Как мы уже упоминали, время царствование Гелиошбала было апогеем развитие и публичного поощрение педерастической проституции. Об этом известном своей развращенностью императоре появились в последнее время две интересные, составленные по источникам монографии, одна немецкая и одна французская, которые посвящены главным образом удивительной половой жизни Гелиогобала. Вывод первой работы об этом императоре, который первоначально был жрецом сирийской богини и, как таковой, предавался мужской проституции по религиозным причинам, гласит следующее:
«Очевидно, что и Гелиогобал должен быть причислен к этой категории ненормальных существ. Он не был настоящим гермафродитом («благодаря болезненности организма»). Обладая вполне мужской организацией, он сделался «pathicus»’ом, благодаря «привычке и врожденной наклонности его природы»… причем толкователю его душевного состояние предоставляется решить, вытекало ли его извращение больше из первой или из второй причины».
На основании всех имеющихся данных надо полагать, что и то, и другое – и привычка, и врожденная природная наклонность – играли роль в гомосексуальных эксцессах Гелиогобала. Во всяком случае, мужская проституция праздновала при нем форменный триумф, стала «gesellschafts и regierungsfahig», признавалась в обществе в такой степени, как никогда ни раньше, ни позже, и положила свой отпечаток на все его царствование. Дио Кассий (79, 12 и дал.), Лампридий (Vita Heliogabali) и Геродиан (V с. 3–8) всего подробнее описали эту гомосексуальную развращенность нравов, наиболее характерной чертой которой была внушенная самим императором распространенная, и рафинированная организация мужской проституции, Образцом для не я служила ему, как сообщает Дио Кассий, женская проституция, дальнейшим «усовершенствованием» и специализированием которой он точно также занимался очень обстоятельно. Для рекрутирование мужской проституции он имел собственных клиентов. Кроме того, он посещал вместе со своими проституированными мальчиками известные бордели, театр и цирк, чтобы всюду самому не только руководить отдельными фазами мужской проституции вплоть до получение гонорара, но чтобы приобрести также новых представителей еt, для которых он устроил в своем дворце собственный мужской бордель и мужскую баню. Он находил многочисленных приверженцев и среди знатных светских людей, и среди людей науки». Он имел также друзей – рассказывает Лампридий (Heliogabal II) – среди бесстыдных людей, частью пожилых уже мужчин, частью лжефилософов, которые носили сетки на волосах, сами признавали себя орудием чужого сладострастие и хвастали тем, что имеют супругов. Некоторые утверждают, однако, что они в этом случае только притворялись, чтобы подражанием его порокам выиграть в его расположении». Своих любовников он назначал на высшие государственные должности. Так, одного танцора он назначил преторианским префектом, извозчика – начальником ночной, стражи, цирюльника – надсмотрщиком за съестными припасами, погонщика мулов – сборщиком податей. Способность к такого рода государственным должностям он определял по «enormitas membrorum» (Ламприд. Heliogal. 12). Кроме упомянутой уже нами известной речи Гелио го бала к собранию всех римских проституток, он произнес еще достойную ее соответственную речь к проституированным мужчинам, перед которыми он выступил в одежде проституированного мальчика (habitu puerorum qui prostituuntur) и излагал, как умел, свои наблюдение и взгляды на различные виды мужской проституции (Лампид. Heliog. 26). Это был, вероятно, верх императорского благоволение к кинедизму.
Размеры, которых достигла гомосексуальная проституция при Гелио гоб ал е, были так обширны, что его преемник, Александр Север, счел себя вынужденным, прежде всего, выступить с строгими мерами против института евнухов и проституированных мальчиков. Он значительно ограничил их число, удалил их с почетных должностей и многих из них велел. вывезти или даже умертвить. Принимая меры против института евнухов, он не решился, однако, совершенно запретить мужскую проституцию, боясь, что «таким запрещением можно перенести публичный порок в недра семьи, потому что люди тем сильнее желают недозволенного и с буйной страстностью гонятся за запретным» (Ламприд. Alex. Sever, 24, 23 и 34). Из поздней их императоров лишь немногие выступали в роли покровителей мужской проституции. Некоторые старались даже ограничить ее, как Аврелиан запретивший мужчинам носить цветные башмаки, которые подобает носить только женщинам (Вопискус, Aurelian 49) или Тацит, который запретил, им носить шелковые одежды (Вопискус, Tacit. 10). В исходе третьего столетие нужно назвать еще императора Каринуса, как ревностного покровителя гомосексуальной проституции, и притом, как в активной, так и в пассивной роли. И он также назначал своих мужских метресс на высокие должности; Матропиануса, например, бывшего сводника, он назначил префектом, а одного из своих писарей, «доверенного и помощника своего в делах разврата», он назначил консулом. Свой дворец он наполнил мимами, проститутками, пантомимами, певцами и сводниками. Один из его проституированных мальчиков имел право подписываться его именем «Vopiscits, Carin. 15).
Хотя христианские императоры отнюдь не покровительствовали более мужской проституции и неоднократно даже издавали против нее строгие законы, тем не менее, в IV веке она была еще весьма обширна, как это видно из описание Аммиака Марцеллина (XIV, 6) и из «Bartfeind» Юлиана, который описывает положение вещей в Антиохии, где множество развратных мальчиков и более взрослых кинед расхаживали по улицам и «бросали во все стороны томные взгляды».
4. Гонорары. – В виду равноценной роли, которую играла в древности мужская проституция наряду с женской, надо полагать, что и экономические отношение обеих групп были одинаковы. Выше (стр. 521) мы уже описали постепенное развитие экономического момента в мужской любви и здесь приведем только несколько подробностей относительно гонорирование проституированных мужчин.
Эсхин (Epist. 7) говорит о Меланопусе, что «он продал свою юность». Из этого, по-видимому, следует, что, как и у женских проституток, за первое сношение платили особенно дорого. Затем Эсхин упоминает (с. Tim. 115), что Тимарх получил от актера Филемона 20 мин вознаграждение за разврат. На торг за вознаграждение, совершенно как у проституток, указывает эпиграмма Стратона (Anth. Palatin. XII. 239):
Forderst du fünf? Ich gebe dir zehn, ich gebe auch zwanzig.
Bist du zufrieden damit? Dana! war es gewiss.
(Перев. Paul Brandi).
(Ты требуешь пять? Я дам тебе десять, дам двадцать. Доволен ли ты? Даная была бы довольна).
Во времена империи цены на рабов для разврата и вообще на проституированных мужчин достигли невероятной высоты. Плиний (Nat. hist. VII, 40) приводит тому несколько примеров и говорит между прочим: «Поистине за сладострастие, а не за красоту было заплачено, когда Луторгус Прискус купил Пецона, одного из обрезанцев Сеяна, за 5 миллионов сестерций (!). И эта позорная, покупка прошла для него безнаказанно!» Не удивительно, что проституированные очень быстро достигали громадного богатства. У Марциала (VI, 50) сказано:
Как среди чистых друзей Телезин вращаясь был беден,
То запачканный он в тоге холодной бродил;
А когда угождать бесстыдным начал кинедам,
То покупает один земли, столы, серебро.
Хочешь, Вифиник, ты стать богатым? Сообщником будь ты:
Чистый тебе поцелуй крошки единой не даст.
Пёр. Фета.
Из эпиграммы Марциала Ш, 62, мы узнаем, что мальчикам действительно платили за разврат 100–200 тысяч сестерций. Но; с другой стороны существовали, конечно, и такие проституированные мужчины, которые имели полное основание жаловаться на недостаточные доходы от своего ремесла. У Марциала (11,51) активный педераст получает только один динарий, а по Катуллу 33 мы можем заключить, что некоторые пожилые кинеды должны были довольствоваться одним ас. Вот почему Неволус (Ювенал, IX, 27 и след.), известный кинед, объявляет, получив от своего клиента только пять сестерций;
Vielen gedeiht auch dies Gewerb, doch gewahrete mir es,
Nicht fur die Milheden Lohn. Manchmal sinds dicke Lacernen,
Ueber die Toga zu ziehn, ganz grob und gewShnlich gefarbet
Und nur schlecht mit dem Kamm vom gallischen Weber durchschlagen,
Was wir empfalin, dünn SilbergerSt und geringen Gehaltes.
Doch welch argerer Graul in der Welt, als ein geiziger Weichling!
(У многих ремесло это процветает, но у меня оно не оплачивало труда. Иногда мы получали только толстые лацерны, которые надевались поверх тоги, окрашенные в простую грубую краску и плохо взбитые гребнем галльскими ткачами, утварь из тонкого серебра и скудное содержание).
Но что может быть ужаснее в мире, чем скупой эффеминированный любовник (Weichling)!]
Далее он описывает отвратительный спор между клиентом и проституированным мужчиной о размере гонорара. Что клиент и нанимаемый им для разврата мальчик часто заключали между собой формальный договор о найме, с несомненностью вытекает из описание Эсхина (с. Tim. 162–165).
5. Возраст проституированных мужчин. – Первоначально гомосексуальная любовь распространялась у греков только на мальчиков-подростков, не достигших еще полного развитие половой зрелости. С началом роста бороды и волос на половых частях мальчики переставали быть предметом эстетического поклонение и чувственных вожделений. С другой стороны, непривлекательным считался также и чересчур незрелый мальчик. Низшую границу представлял приблизительно возраст в двенадцать лет (Anthol. Palat. XII, 205), а высшую-в восемнадцать (Anthol. Palat. XII, 125: «восемнадцатилетний, но все еще в детских одеждах»). Эпиграмма XII, 4 Antholog. Palat. дифференцирует отдельные годы, лежащие между этими двумя крайними границами:
«Расцвету 12-тилетнего я радуюсь, но гораздо желаннее 13-тилетний; у кого осталось уже позади дважды 7 лет, тот представляет еще более сладкий плод для эротиков; забавнее, однако, тот, который находится в начале 15-го года; 16 же лет – возраст богов; желать 17-тилетняго дело не мое, а Зевеса. Если же кто желает еще более взрослых, то он уже не забавляется, а ищет, чтобы «ему отвечали».
В эпиграм. XII, 3, указана дифференцировка мальчиков по различным степеням их полового развития. Во всяком случае, подросток возбуждал всего больше желаний. А потому, перейдя за этот возраст, мальчики должны были, если они желали и впредь сохранить свою клиентелю, искусственными мерами (удалением волос и т. п.) поддерживать в себе соответственный вид, чтобы обманывать клиентов. Заключение эпигр. XII, 4 Anthol. Palat. указывает на то, что мальчики от 12 до 18 лет употреблялись для целей разврата только как пассивные педерасты, между тем как более взрослые проституированные мужчины служили для взаимного удовлетворения. Во всяком случае, число таких взрослых проституированных было отнюдь не меньше, а может быть даже и больше числа мальчиков, как это показывают уже намеки Аристофана и Эсхина. Во время империи старый, выслуживший кинед представляет типичную фигуру, как, например, Неволус у Ювенала (Сат. IX, 1 и дал.). Таким образом, в то время различали более юных проституированных, собственно мальчиков для разврата (Anthol. Palatin. XII, 209; meritorü pueri Ювенал, Ш, 234), от более взрослых, от кинед (Евполид Fragm. 124 и у других) и «сопсигпи» (Марц. XII, 44; Апулей, Metam. VШ, 26).
6. Категории проституированных мужчин. – Кроме разделение мужских проституированных по возрасту, существовало еще разделение их по роду деятельности. В самых общих чертах различали активных и пассивных проституированных и таких, которые одновременно практиковали оба вида педерастии (см. Anthol. Palat. XI, 216).
Что уже с самого начала должно было существовать большое число проституированных, практиковавших исключительно активную педерастию, кажется необходимым, если вспомнить громадное распространение пассивной педерастии, кинедизма (в нашем смысле слова), о котором сообщает уже Аристофан (Облака, 1083 и след.). К таким исключительно активным проституированным принадлежат Телезин (Марц. VI, 50) и Фебус (Марц. IX, 63), деятельность которых единогласно всеми характеризуются как «tentula quern pascit» и которых сильно желали все кинеды. На таких активных проституированных pathicus Гиллус (у Марц. II, 51) истратил все свое состояние. Как их привлекали «pathici», описывает Ювенал в IX сатире, где он цитирует также (IX, 37) греческий стих: кинеды ведь сами привлекают мужчину. В Риме эти проституированные назывались «drauci» (Марц. I, 97, 12).
Еще многочисленнее представителей активной – были представители пассивной мужской проституции, так как к ним ведь принадлежало и громадное количество проституированных мальчиков. Большинство греческих и латинских названий относится именно к этой категории проституированных и указывает на их пассивную роль «женщины», а также на их женственную, лишенную мужественности внешность.
Сюда относятся следующие, главнейшие из этих названий: женоподобный (Эвполис, Fragm. 124); maltha, malacus неженка (Атен. XIV, 638 с; Гезих. II, 586; Плавт Trucul. 7, 48; Miles giorior. Ill, 1, 74; Гораи. Sat. I, 2, 24); androgynus, мужчина-женщина (Platon, Sympos. 189 e; Suidas s. v., Anson. 68,15); pathicus, passivus, пассивный педераст (Ювен. IX, 130 u. 6.; Jul. Firmicus, Math. 4), bellus, красивый. (Марц. Ill, 63; XII, 39); catamitus (от «Ganymedes»), проституированный мальчик (Плавт, Menaechm. I, 2, 35; Цицерон Phil. 2, 77); delicatus, неженка (Цицерон, ad Attic. I, 16; Катулл, 17, 14); effeminatus, женоподобный (Ргиар. 58, 2); eviratus, лишенный мужества (Марц., V, 41, 1); exoletus, блудный мальчик, собств. выросший (для разврата) (Плавт, Poenulus, Prolog. 17; Senec, Epist. 66, Марц. XII, 43, 7; Светон. Tiber. 43); mollis, неженка (Марц. IX, 47, 5; Caelius Aurelian. chronic, morbor. IV, 9); muliebrosw, mulieratus, женственный (Плавт, Poenul. V, 5, 24; Varro, Satir. Menipp. 205); parum vir, полумужчина (Quintilian. Inst. orat. V, 9; Марц. 11, 36, 5; Aul. Gellius Noct. att. I, 5).
Все эти название выражают, что проституированные, к которым они относятся, подвергали себя педикации, (Плавт, Cistellaria, IV, 1, 5; Марц. IX, 67, 3) или «muliebris patientia» (Авзон. Epist. 122, 5). Древние еще разумели также под этим словом «irrumare» (Марц. III, 96 и мног. др.), coitus per os, который считался специфическим развратом стариков (Марц. IX, 50; XI, 46). Подвергать себя этому виду разврата считалось еще большим унижением и позором, чем подвергаться педикации. Так Катулл говорит (гл. 16, 2):
Pedicabo ego vos et irrumabo,
Aureli pathice et cinaede Furi
и дает также понять и в других местах (гл. 21, 8 и 13; гл. 28, 10; 37, 8), что обе эти вещи он считает крайней степенью потери мужественности. По Ргиар. 13 и Anthol. Palat. XII, 251, как будто явствует, что более молодые проституированные мужчины вынуждены были подвергать себя главным образом педикации, а более старые – иррумации.
7. Внешний вид проституированных мужчин (физические признаки, походка, взгляд, голос, одежда). – Едва ли в древности существовал другой класс людей с такой характерной наружностью, как проституированные мужчины, тип которых все сатирики и физиогномики описывают совершенно одинаково. По Лукиану (advers. indoct. 23) существовала поговорка, что легче спрятать под мышкой пять слонов, чем одного кинеда, настолько этот последний типичен по костюму, походке, взгляду, голосу, изогнутой шее, румянам и т. д. Лукиан сам говорит в этом месте:
«О pathicus, твои действие так откровенны, что их распознает даже слепой и глухой. Как только ты возвышаешь голос, раздеваешься во время купания или даже не сам раздеваешься, а только рабы твои снимут твои одежды… думаешь ли ты, что твои ночные тайны не становятся сейчас же явными?»
Было два типа кинед, соответствовавших, быть может, актив– ной и пассивной проституции. Последний, женственный, нежный тип был более частый. В литературе почти он один только и описывается. Что грубый, мужественный тип тем не менее существовал и только встречался гораздо реже, показывает следующее характерное описание Диона Хризостома (orat. 33, стр. 410):
«Один из выдающихся ваших мужей поставил себе, говорят, задачей, как только он приезжал в какой-нибудь город, сейчас же распознавать характер каждого и описывать его качества. При этом он никогда не ошибался, а подобно тому, как мы с первого же взгляда распознаем какое-нибудь животное – овцу, собаку, лошадь или быка – он с первого же взгляда распознавал, что заключается в человеке и мог сказать: этот храбр, этот труслив, хвастлив, самонадеян; это кинед или прелюбодей. Однажды он приехал в город, где возбудил удивление своим поведением и тем, что никогда не ошибался. К нему привели тогда грубого человека с сросшимися бровями, грязного и неряшливого на вид, с мозолями на руках, в темном, грубом платье, густо обросшего до щиколоток волосами и с неправильно остриженными волосами на голове, и спросили его, что он думает о пришедшем. Долго рассматривал он его. Наконец, вероятно сомневаясь, высказать ли ему свое мнение, он объявил, что не знает, что сказать, и велел человеку уйти. Уходя, последний чихнул. Тогда приезжий сейчас же воскликнул: это человек, который занимается противоестественным развратом».
Отсюда видно, что мужественные кинеды во всяком случае были гораздо менее известны, чем обращавшие на себя, конечно, внимание женственные pathici, существование которых можно доказать еще в 7-м веке до Р. X. (см. выше, стр. 320, закон Залевка). Уже Аристофан описывает эти типы (например, Thesmaphoriaz. 134, 191). Аристотель упоминает, как о признаках кинеда:
«Тусклый взгляд, согнутые внутрь колени, наклоненная вправо голова, вялые, бессильные движение рук, точно двойственная походка, причем он опускает бедро и снова подымает его, частое вращение глаз».
Физиогномик Нолемон (Pliysiogn. П, 9, 1 гл. стр. 290) следующим образом описывает общее впечатление, которое они производили:
«Андрогин имеет томный и похотливый взгляд, вращает глазами и блуждает ими, лоб и щеки у него подергиваются, брови стягиваются вместе в одной точке, шея изогнута, бедро в постоянном движении. Все в нем подергивается, колени и кисти как будто трещат; как бык озирается он вокруг себя и перед собой. Он говорит тонким, но хриплым и трескучим, дрожащим голосом».
Дополнением к этим общим описаниям может служить пластическая характеристика Марциала (XII, 38):
Этого, что день и ночь у женских находится кресел
И чрезмерно уже в городе целом знаком,
Блещущий волосом, темный от мазей, в пурпуре светлом,
Нежен лицом, полногруд, с голенью счищенной вгладь,
Что к супруге твоей назойливым льнет провожатым,
Ты не бойся, Кандид: он ни одной не имел.
(Пер. Фета).
В частности о приведенных признаках кинед нужно еще заметить следующее:
a. Прическа. – Волосы они носили либо длинными локонами, откуда прозвище «capillati» (Марц. Ш, 58, 31) или «comati» (Ювен. II, 15; XI, 149; Марц. XII, 97) или же причесывали их в искусную прическу (Петроний, 126; Марц. Ш, 63). Из Carmen Priapeum 45 мы узнаем, что при помощи раскаленного железа (fervens ferrum) кинеды точно также завивали (torquere) свои волосы, как проститутки.
b. Удаление волос. – Мы уже упоминали, что большинство проституированных мужчин старалось при помощи искусственного удаление волос (depilatio) походить на юношей или мальчиков, что соответствовало очевидно вкусу большинства любителей мальчиков. Возможно, однако, что это было также подражанием такому же неприличному обычаю, распространенному среди проституток. За этот обычай кинед называли также «depilati» (Seneca de constantia sapientis I, 7), «leves» (Persius I, 82), «glabri» (Марц. XII, 38, 4), «resinati» (Ювен. VLU, 114) или («опаленные», от опаливание волос каленым железом). Последнее название носила также комедия Кратеса, из которой Аристофан заимствовал идеи и сцены для первого издание своей пьесы Thesmophoriazusae (Clemens Alexandria Strom. VI, стр. 571) и сохранил их при вторичной обработке в том месте (Thesmophor. 215–245), где Еврипид выдергивает и опаливает Мнесилоху все волосы на теле. Аристофан и в других местах осмеивает общераспространенный уже в 5-м веке обычай удаления волос у эффеминированных мужчин, как это делает, например, Клеистенес (Acharm. 118–119, Frosche 422 и след.). Что афиняне пользовались в этом отношении особенно дурной славой, показывает заметка у Поллукса (Onomast. 2, 184), где говорится, что афинян всех осмеяли.
Колоссальное распространение депиляции во времена империи видно из частых намеков сатириков и других авторов, например, Катулл 33, Ювенал IX, 12; XVI, 194; Сенека Epist. 115; Марциал II, 29 и 62; 111, 63; Ш, 74; V, 41 и 61; VI, 56; IX, 27 и 47; Лукист, Demonat 50; Светон. Galba 2, 2; Авзон. Эпигр. 123 и мн. др. Некоторые императоры даже сами подавали в этом отношении пример, например, Ото (Свет. Oth. 12) и Гелиогабал (Ламприд. Не– liog. 5 и 31), который не только удалил волосы со всего тела самому себе, но собственноручно сделал то же самое всем своим проституированным мужчинам и женщинам. При устроенной Пертинаксом продаже с аукциона вещей Коммода, проданы были между прочим многие самитские сосуды, служившие для разжижение различных смол, которые употреблялись для удаление волос и чтобы сохранить гладкость кожи (Капитолин. Pertin. 8).
c. Взгляд, голос, походка. – Женственная, нервная внешность патика сказывалась в особенности в его взгляде, голосе и походке. Томный, влажный и притом вызывающий взгляд и беспокойные, блуждающие глаза (Полемон Physiogm. П, t9, 1 гл. стр. 190) были верными признаками проституированного мужчины, выходящего на поиски клиента. И Петроний также подчеркивает (стр. 126) «oculorum mollis petulantia» таких субъектов. Говорили они обыкновенно хоть и тонким, но в то же время хриплым и визгливым, неестественным и дрожащим голосом. Но наиболее характерным была походка. От нее именно Свидас не без меткости произвел слово «кинед». Петроний (cat. 126) говорит об «изученной походке, о размеренных шагах в припрыжку» (incessus arte compositus et ne vestigia quidem pedum extra mensuram aberrantia), отличающих на «прогулке» проституированных мужчин. Евполис (Fragm. 163) уже в 5-м веке до Р. X. говорит о походке с широко расставленными ногами у кинед. Собственно типичным в ней было так называемое «cevere» (Плавт ЦИ, 2, 75; Ювен. ГИ, 21; IX, 40; Марц. III, 95), сладострастное движение бедер (Полемон и Адамантиус а. а. О.), вероятно, в подражание аналогичной походке у проституированных женщин.
d. Употребление духов и румян. – Проституированные мужчины, как и женщины, в изобилии употребляли пахучие мази и масла и румянились. Поэтому они носили также название «unguentati» (Катулл 56, 142). Уже издалека чувствовались их духи (Евполис fragm. 163; о). В качестве благовонной мази (Menander, Fragm. 274), употребляли обыкновенно нард (там же). Благодаря блестящим от черной мази волосам, кинед уже можно было различить издали (Мари. XII. 38).
e. Одежда. – Подобно проституткам, проституированные мужчины старались обращать на себя внимание дорогой, пестрой одеждой и золотыми украшениями. Об этом упоминается уже в законах Залевка (см. выше, стр. 320). Эсхин (Timarch. 131) говорит о «нарядных верхних одеждах» и «нежных нижних одеждах» кинед, симулировавших женское платье, а Барро в своей сатире «Eumenides» осмеивает женские моды мужчин, говорит о «partim venusta muliebri ornati stola», сравнивает таких эффеминированных мужчин с наядами за их прозрачные одежды, которым противополагает в своей «Meleagri» мужскую одежду известных viragines а lа Аталанта.
Пестрые цвета играют в одежде кинед большую роль. Шафрано-желтым (Аристоф. Thesmoph. 137), пурпурным (Anthol. Palat. XII, 185; Марц. XII, 38) и каштанового цвета платьям (Петрой. 21) кинеды отдавали предпочтение. Длинные до кистей рукава также считались признаком кинеда. У Петрония (сат. 21) кинед является в крепко поддерживаемом поясом (cinguloque succinetus) «фризовом» платье (gausapa).
Для полноты мы приведем еще следующие два поэтических описание типов кинед и их профессиональных принадлежностей. Аристофан заставляет в «Thesmophoriazusae» (стых 135 и след.) Мнезилоха сказать кинеду Агатону:
Woher, du Weibchen? Welches Lands?.Was soli die Tracht?
Wie passt zum Safrankleide (ha, verkehrte Welt!)
Die Laute, wie zum Lockennetz die Kithara?
Wie stimmt zusammen Salzgefass und Busenband?
Was hat der Spiegel und das Schwert gemeinsam?
(Перев. Bonner).
(Откуда ты, милая женщина? Какой страны? – Что означает этот костюм? Как согласить шафранное платье (о, превратный, свет!) с лютней, сеть локонов с гитарой? Что общего между сосудом для мази и лентой на груди? Между зеркалом и саблей?)
Эиграмма Мириноса (Anth. Palatin. VI, 254) гласит:
Paphias weichliche Eiche Statyllios, diesen, den Weibmann,
Als ihn wollte die Zeit nieder zu Aides ziehn,
Hat er die karmoisin– und scharlachfarbigen TUcher,
Und mit Narde gesalbt, Locken aus anderem Haar,
Und an den Knocheln dem Fusse zum Schmuck weissschimmernden Zeugschuh,
Und Nippkastchen mit viel farbenden Mitteln gefullt,
Und süsstoncnde Floten im Nachtumzug mit Hetaren,
An der priapischen Tur nieder als Gapen gelegt.
(Перев. G. Thudichum).
8. Красноречие и болтливость. – Патики считались чрезвычайно красноречивыми и болтливыми, что особенно ярко описывает Аристофан, но указывают и многие другие авторы. Этим объясняется, почему, наоборот, знаменитых ораторов охотно обвиняли в мужской проституции, – как обвинял, например, Эсхин Тимарха и Демосфена. Еще Авзоний (Epigr. 45) говорит о «rhetor semivir». Словоохотливые кинеды любили проводить свое время целыми часами в женском обществе, в болтовне, и были собственно носителями скандальной хроники. Превосходно описывает это Марциал «Ш,63):
Милый ты человек, Котил; так все утверждают.
Слышу; но кто же, скажи, милый то сам человек?
«Милый тот человек, что кудри содержит в порядке,
Что благовоньем всегда и кинамоном разить;
С Нила который притом и с Гадеса песни мурлычет:
Что положенье давать щипанным ловок рукам;
Кто в течение дня, поместясь между креслами женщин,
Просидит и всегда что-либо шепчет в ушко;
Кто оттоль и отсель читает письма и пишет;
Кто на соседнем локте все избегает плаща;
Кто любовников всех знает, по улицам рыщет
… Кто старинных легко предков Гирпина сочтет».
Что ты, Котил, говоришь? Так вот человек это милый?
Премногосложная вещь милый, Котил, человек.
(Перев. Фета).
9. Отличительные приметы и средства для изъяснение с клиентами у проституированных мужчин. – Античные кинеды, совершенно как и современные, имели известные отличительные знаки, быть может различные, смотря по месту и времени. Знаки эти скоро становились известными публике, которая и пользовалась ими для определение кинед. Сюда относится, прежде всего, распространенный обычай показывать средний (реже указательный) палец правой руки, вытягивая его вперед; для названия его существовала довольно обширная терминология. Ситтль приводит различные названия.
Кинеда называли еще тот, на которого указывают пальцем (Аристоф. «Всадники» 1381). Таким образом, если грек или римлянин вытягивал по направлению к кому-нибудь средний палец или дотрагивался им до носа, то он тем самым молча ругал того патиком. Так, циник Диоген, например, обругал Демосфена, указав на него некоторым знакомым средним пальцем (Диог. Лаэрт. 6, 34). Таким же способом кинеды обозначали себя друг перед другом, как Стрепсиад у Аристофана («Всадники» 653), который вытягивает средний палец, чтобы признать себя тем, самым пассивным педерастом.
Затем приметой мужской проституции и средством для объяснение с клиентами считалось почесывание головы пальцем. «Развратного», говорит Сенека (Epist. 52), «выдает его походка, движение руки, иногда одно какое-нибудь слово или прикосновение к голове, пальцем (relatus ad caput digitus), и закатывание глаз». Ювенал (IX, 131–133) описывает собрание кинед «quidigitoscalpunt uno caput».
Кроме того, проституированные мужчины применяли еще известные условные знаки для приманки клиентов. Согласно интересному описанию Дио Хризостома в его первой тарсической речи, нужно допустить, что призывные звуки педерастов для приманки клиентов были различны в различных городах. В Тарсе звук, которым эти гомосексуальные «дневные сонливцы», по выражению Дио, привлекали своих клиентов, похож был на храп, причем они издавали его, как на улицах, базарах, у театра и в палестрах, так и в борделях. (Дио Хризостом, Orat. 33, стр.404). «То был дикий, отвратительный звук, музыка, которая начиналась вместе с рассветом». «Но кто же», спрашивает Дио, «издает такие звуки? Не женственный ли мужчина или кастрат? Они не всегда и не, для всякого издают такие звуки, но этой особый знак для их распознавания». Далее он рассказывает, как распространен вообще этот своеобразный носовой звук среди гомосексуалистов и мужских проституированных и что он стоит в связи с их тайными оргиями (там же, стр. 4G8-411). «Это голос не мужчины, не женщины, не другого какого-нибудь существа, а также не проститутки, когда она блудодействует; это взрыв позорнейшего преступление и бессовестнейших действий, и притом среди бела дня, при солнечном свете, среди толпы людей».
Из сатиры (IX, 36) Ювенала мы узнаем, что для посредничества между проституированными, мужчинами и их клиентами служила обширная эротическая корреспонденция.
10. Прозвища. – Многие кинеды и мужские проституированные, особенно пассивные, имели прозвища, noms de guerre, совершенно так же, как и теперь. Всего чаще среди них встречались женские имена. Уже один из авторов древней комедии, Кратип, говорит, что проституированных мальчиков правильнее было бы называть feminma (fragm. 55). Евполис (fragni. 235) говорит об одном проституированном, Филоксеносе, как о «женщине», (см. также Аристофан, Облака 679, Лягушки 934). Аристофан издевается над кинедом Клейстенесом, называя его «женщиной» («Thesmopli, 235, 574), а других эффеминированных он называет соответственными женскими именами, например, «Аминия», вместо «Аминиас», «Сострата» и «Клеонима», вместо «Состратос» и «Клеонимос» (Облака 678 и 680). Гораций (Сат. I, 8, 39) точно также называет кинеда Педиатиуса «Педиатия» (см. еще Cicero de oratore II, 68, 277). В борделях мальчиков это был, по-видимому, всеобщий обычай, что доказывает интересная сцена у Лукиана (Lucius 36):
«Как только мы подошли к квартире Филебуса, он еще за дверью крикнул громким голосом: «Эй вы, девушки, я купил для услужения вам красивого, сильного парня, урожденного каппадосийца!» Но те, которых он называл девушками, были проституированные мальчики и помощники по профессии Филебуса. Все они радостно вскрикнули, полагая, что купленный действительно был человек. Но когда они увидали, что раб их был осел, они стали грубо издеваться над стариком. «Ах, милейший», сказали они со смехом, «ты купил себе на этот раз жениха вместо прислуги? На здоровье тебе. Наплоди только поскорее деточек от этого милого брака!»
Нерон называл своего «супруга» Споруса «Сабиной» (Дио Race. 63, 13) а Гелиогабал требовал, чтобы его возлюбленный называл его не «dominus», а «domina» (Дио Касс. 79, 16).
Употребительны были и другие прозвища, частью заключавшие в себе неприличные намеки, например, «membrum virile», Приап (Ceem. Calig-. 56), Венера (там же); затем turtwilla, горлица (Сенека, Epist. 96): sponsa, невеста (Марц VI, 64, 5; Ювен. I, 78); мышка (Anthol. Palat. XII, 154); ласточка (Лукиан, de mercede conductis 33); «Ganymedes» (Петрон.) и мног. др.
11. Мужские метрессы. – Главным образом вовремя империи развился обычай типичных мужских метресс, которые по своему значению отнюдь не уступали женским, а в политическом отношении даже, быть может, превосходили их; стоит только вспомнить то влиятельное положение, которое занимали некоторые конкубины, как Виниус, Лако и в особенности вольноотпущенник Пцелус у императора Галба. Всем этим людям, из которых каждый, по Светонию (Galba 14), «был велик в известных пороках», повелитель дозволял «безвольно злоупотреблять» собою и предоставлял им громадную власть. Даже возлюбленные, принадлежавшие к рабскому сословию, часто до такой степени были господами своих богатых любовников, что можно прямо говорить о мазохизме со стороны последних. Это показывает, например, типичная сцена у Петрония (сат. 64), в которой безобразный, но обоготворяемый Тримальхио раб Крез пользуется своим господином, как верховой лошадью, и для увеселение остальных гостей угощает его пинками и положительно дрессирует его. Этим объясняется, что мужские метрессы нередко приобретали громадные богатства, как например, Филосторгос, бывший проституированный мальчик Ли циния Суры, относительно которого философ Эпиктет сказал (Diss. Ill, 17, 4), что никто не пожелал бы купить блестящую судьбу Филосторгоса такой же ценой; или вольноотпущенник, которому какой-то истерик оставил все свое состояние (Ювен. И, 58); или Тримальхио, мальчиком прибывший в Рим, где он 14 лет был возлюбленным своего господина и затем получил от него состояние сенатора (Петрон., с ат. 76).
Начало многолетней связи между любовником и конкубином часто знаменовалось настоящей «свадьбой», которая сопровождалась – совершенно как заключение брака между мужем и женой – торжественными церемониями. Такие свадьбы и венчание между мужчинами не представляли ничего редкого. Ювенал (II, 117–142) дает следующее описание подробностей такой свадьбы с кинедом.
Гракх четыреста тысяч сестерций в приданое выдал
За трубачом, знать он на трубе-то играл настоящей;
Подписали контракт, пожелали счастья!
Ужин задан славный, легла новобрачная мужу в объятья.
О патриции, цензора нам или гадателя нужно?
Неужели, оробев, ты счел бы за большее диво,
Если б теленка жена родила, а ягненка корова?
Галуны и плащ длиннополый с фатой надевает
Тот, кто, тайно неся на ремне святые доспехи,
Под щитом изогнутым потел. О, праотец Рима,
Молви, откуда на пастырей Лацие гибель такая,
И такая коснулась, Градив, твоих внуков крапива?
Видишь, замуж идет муж знатный богатством и родом:
Что ж не тряхнешь ты ни шлемом, ни в землю копьем не ударишь,
Ни к отцу не взовешь? Уходи же, покинь же суровый
Округ полей, коль им пренебрег! – «На завтра мне нужно
С ранним солнцем дело обделать в долине Квирина».
«Что же за дело? – «Что спрашивать? Замуж друг мой выходит
И не многих зовет». Вот только бы пожил я: будут,
Будут творить это въявь, захотят оглашать в объявленьях.
Между тем у замужних таких есть большая досада,
Что не могут родить и детьми привязывать мужа.
Но прекрасно, что власти над телом природа желаньям
Не представляет: умрут бездетными.
(Перев. Фета).
В основе этого описание лежат действительные факты и события: об императорах Нероне и Гелиогабале положительно сообщают, что они публично венчались со своими проституированными мальчиками и катамитами.
Первый проституированный, с которым Нерон вступил в брак, был некий Пифагор. Тацит (Annal XV, 37) сообщает об этом. «Для него самого (Нерона), опозоренного всевозможными деяниями, все равно, были ли они дозволены или нет, не оставалось, по-видимому, больше новых преступлений, которые могли бы его выставить еще в худшем свете, если бы он за несколько дней до того не вступил в формальную супружескую связь с неким Пинагором, одним из развратной толпы, и не отдался бы ему в. жены. Императору надели фату, выставлены были приданое, брачная постель свадебные факелы; все было выставлено напоказ, что даже у женщин скрывает покров ночи»: В то время как в этом необыкновенном браке Лерон функционировал в качестве «жены», он несколько дней спустя венчался в качестве мужа с вольноотпущенником Спорусом, которого он взял себе в «жены» за сходство с любимой им P орраеа Sabina. С этой, целью он велел его оскопить, велел надеть ему платья императрицы и назвал его «Сабина». Затем свадьба их праздновалась в Греции и сопровождалась торжественными церемониями. Среди поздравлений серьезно высказывались и пожелания, чтобы брак этот благословен был законными детьми! После того Нерон жил с Пифагором, как с мужем, а с Спорусом, как с женой. – Последнего, между прочим, титуловали «повелительницей императрицей, царицей», и он получил большое приданое. На вопрос, как ему нравятся такие браки, один остроумный философ ответил императору. «Ты хорошо делаешь, что берешь себе таких жен. Жаль, что боги не захотели внушить и твоему отцу такую же страсть к объятиям таких жен», (Дио Касс. 62, 28; 63, 13, Светоний Nero 27; 29). Наконец, Нерон стал еще «женой» своего секретаря Дорифоруса, причем он публично вель себя, как невинная девушка (Свет. Nero 29). Он велел уплатить Дорифорусу 1 1/2 милл. динарий и удвоил эту сумму, когда Агриппина упрекнула его по этому поводу в мотовстве, со словами: «я не знал, что так мало подарил ему» (Дио Касс. 61, 5).
Совершенно эффеминированный Гелиогабал в своих браках с проституированными мужчинами всегда играл роль исключительно жены, причем она так ему нравилась, что он обещал врачам большое вознаграждение, если они при помощи операции сделают его женщиной! Он избрал себе супруга, велел называть себя женой, повелительницей, Августой, прял шерсть, носил на голове сетку для волос и употреблял румяна и белила. Первым супругом новой «Августы» был Гиероклес, карийский раб, прежде проституированный мальчик Гордия, отнюдь не мужественная фигура, а кинед «с гладким подбородком и светлыми локонами». Он приобрел большую власть над императором, которого часто бил за измену, что, однако, не только не ослабляло, но даже усиливало любовь последнего (Дио Касс. 79, 15). Тем не менее Гелиогабал влюбился в геркулеса-гладиатора, Аврелия Цотикуса, по прозвищу «Магирус» (повар). Когда Аврелий в первый раз приветствовал его, как «повелителя и императора», он сказал ему, «опустив глаза и выгибая шею, как девушка: не называй меня повелитель, я только повелительница». (Дио Касс. 79, 16). Затем он вступил с ним в формальный брак в присутствии свата и служил ему женой. (Ламприд, Heliogabal, 10).
12. Связь мужской проституции с женской. – Уже в древности можно доказать многообразную связь между гомосексуальной мужской и женской проституцией. При чрезвычайных размерах первой и своеобразной половой неустойчивости античного мужчины, которою объясняется, почему бисексуальность представляла тогда, безусловно, более частое явление, вопрос о конкуренции между обеими формами проституции естественно имеет больше основания, чем теперь. Но в то же время между проституированными мужчинами и женщинами тогда, как и теперь, наблюдалась и известная общность интересов.
Конкуренция проституированных мужчин на улицах должно быть сильно давала себя чувствовать проституткам. «Разве не полны все улицы проклятыми развратниками? спрашивает Ювенал (II, 8–9). Клиентам бывал часто труден выбор между многочисленными мужскими и женскими проституированными, которые одновременно предлагали им свои услуги. Вопрос о том, заслуживает ли предпочтение любовь к мальчикам или женщинам, который часто дебатировался в древности, во времена империи относится, вероятно, исключительно к выбору между проституированными обоего пола.
Как велика должна была быть в Афинах конкуренция между проституированными мужчинами и женщинами уже в IV веке до Р. X., видно из характерного отрывка комедии Тимокла «Orestautokleides» (у Атен. XIII. 567 ff.), в котором одиннадцать названных по именам, известных гетер и проституток преследуют Автоииеидоса, известного из Эсхина (с. Тим. 52, как рафинированный и проституированный мужчина, наподобие фурий, преследовавших Ореста (отсюда заглавие пьесы). В одной из эпиграмм Калимаха (Anth. Palat. V, 5) гетера Ионис жалуется на измену своего возлюбленного, который перешел в мужской лагерь.
Но наряду с этой конкуренцией нельзя, однако, не признать и известную общность интересов обеих категорий проституированных. Из эпиграммы Мириноса (Anth. Palat. VI, 254) мы узнаем, что кинеды вместе с гетерами устраивали торжественные ночные процессии в честь половых богов, например, Приапа. Они сообщали также друг другу о богатых бисексуальных любовниках, чтобы сообща эксплуатировать их; намек на это имеется, по-видимому, в Anthologia Palat. IX, 241. Нередко бывало также, что проститутка вступала в связь с гетеросексуальным проституированным мужчиной, чтобы отнять у него деньги, полученные им от богатого любовника. Так поучает по крайней мере сводница девушку в «Amoreso Овидия (I, 8» 67–68):
Можно ли даже красавцу всю ночь отдавать безвозмездно?
То, что дает, с любезного пусть возьмет своего.
(Пер. Я. Б. Стр. 30).
13. Гетеросексуальная мужская проституция. – Своеобразную особенность античной проституции представляет громадное распространение гетеросексуальной мужской проституции, т. е. проституции мужчин по отношению к женщинам. О ней упоминается уже у Езекиеля 1161, 33–34. Там сказано:
33. Всем блудницам дают подарки, а ты сама даешь подарки свои всем любовникам твоим и подкупаешь их, чтобы они со всех сторон приходили блудить с тобою.
34. При блудодеяниях твоих происходит противное тому, что бывает с женщинами: не за тобою гоняются для блудодеяния, ты сама даешь подарки, а тебе подарков не дают; и, таким образом, ты поступаешь совершенно наоборот против других.
Существование обширной гетеросексуальной мужской проституции, особенно во время римской империи, установлено, безусловно, характерными указаниями, прежде всего, ей соответствовал ревностный спрос со стороны женщин. Такие любившие пожить женщины носили даже особые названия, как «lecticariola» (любительницы носильщиков качалок) у Марциал (XII, 58, 2) или «ludia» (возлюбленная гладиаторов) у Ювенала (VI, 104; см. Марц. V, 24, 10). Половые чувства этой женской клиентели мужской проституции превосходно описаны главным образом Петронием и Ювеналом.
У Петрония (сат. 126) Хризис, служанка Цирцеи, говорит Енколпию: «Ты знаешь, что ты неотразим и потому гордишься и продаешь свои объятья вместо того, чтобы дарить их. Иначе, зачем эти красиво завитые волосы, нарумяненное лицо и томно-вызывающие взгляды? Зачем эта заученная походка, эти размеренные, дрожащие шаги, если ты не несешь свою красоту на рынок? Я не умею предсказывать будущего и ничего не понимаю в небе астрологов, но по лицу человека я умею читать его характер, и мне стоит только посмотреть на прогуливающегося, чтобы знать, что он думает. Итак, если ты хочешь продать требуемое, то покупатель найден: но если ты хочешь подарить его, что было бы человечнее, то сделай так, чтобы за оказанное благодеяние мы сделались твоими должниками. Дело в том, что если ты назовешь себя простым рабом, то страстное желание влюбленной дамы еще усилится. Есть женщины, которые воспламеняются только для черни и лишь тогда испытывают щекотание сладострастия, когда они видят рабов или лакеев с подобранным платьем. Других зажигает пламенем любви арена или какой-нибудь запыленный погонщик мулов или проституированный благодаря сцене скоморох. К этому классу женщин принадлежит и моя госпожа. Она перепрыгивает от оркестра по меньшей мере к 14-му ряду кресел и ищет свое сокровище среди подонков народа (in extrema plebe).
Я. упивался ее льстивыми словами и спросил: «Уж не ты ли сама та дама, которая меня любит?». Горничная искренно рассмеялась по поводу моего пошлого комплимента и прибавила. «Не говори мне такого рода лести. Я ещё никогда не отдавалась рабу. Сохрани Бог, чтобы я протягивала свои объятья к кресту. Это годится для знатных дам, которые любят целовать рубцы от кнута. Я, правда, только горничная, но я принимаю предложение лишь среди всадников». Удивительным, почти невероятным показался мне этот контраст: «Служанка обладала гордым вкусом матроны, а матрона, напротив, имела плебейские наклонности служанки». Аналогично высказывается и Ювенал (VI, 329–332; 348–351; 355–356) о половом влечении знатных женщин.
Не спит уж любовник.
И велит она, чтобы он шел, плащом завернувшись,
Коль его нет, на рабов накинется; если надежды
Нет на рабов, то пусть приведут водоноса…
Но кто же сторожем будет.
Стражей самих? Ведь хитра и с них начнет же супруга.
Ибо похоть все та ж у высших, как и у низших.
Да не лучше ли и та, что грязная улицу топчет,
Той, что несут на затылках своих вереницей Сирийцы?
Все же, что от отцовских денег еще остается,
Вместе с последнею вазой дарит она гладким атлетам.
(Перев. Фета).
Относительно более высоких сфер гетеросексуальной мужской проституции, именно театральной, мы находим наглядное описание у Ювенала (VI, 67–90, 110):
Но другие в то время, когда отдыхают завесы,
Да при пустых и закрытых театрах гудят только рынки,
И от игрищ плебейских до Мегалезий далеко
С грустью держат и маску и тирс, и над фартуком пышут.
Урбик спешит в конце Ателланы, кривляя ужимки
Автонои: и он не богатою Элиею избран.
Те за деньги большие снимают с комика запон,
Эти мешают петь Хризагону, Гиспулла же рада
Трагику: или ты ждешь, что полюбят они Квинтильяна?
Вот и возьмешь ты жену, с которою станет отцом-то
Эхион Китаред, Глафир или флейтщик Амвросий.
За сенатором бывшая, Эппие с милым бежала
К Нилу, к Фарису и к зданьям многопрославленным лага.
Но он был гладиатор: вот этим они Гиацинты.
(Перев. Фета).
Подробные сообщение о предпочтении, которое богатые римские дамы оказывали актерам, певцам-гитаристам и гладиаторам, имеются у Фридлендера.
Что профессиональная проституция во всякое время была к услугам женщин, выдают нам некоторые эпиграммы Марциала. Так, из эпиграммы XI, 62 мы видим, что такие продажные субъекты получали плату в каждом отдельном случае, совершенно как женщины-проститутки; из эпиграммы II, 52-что проституированные мужчины предлагали себя близ женских бань или в самих банях, и что развратные женщины были им в точности известны; из эпиграммы IX, 37 – что среди последних были и старые женщины, которые должны были платить особенно большие гонорары. Что мужчины бессовестнейшим образом эксплуатировали таких женщин, мы узнаем из эпиграммы. IV, 28, в которой описываемой субъект, кроме гонорара в 100 золотых монет, получает еще дорогие платья и бриллианты и вообще систематически обирает помешанную на мужчинах женщину.
Сенека упоминает, как об особом виде мужской проституции, о бедных мужчинах, которые на время нанимались к богатым женщинам в качестве «супругов».
9. Гигиена древней проституции. – Во втором томе моего сочинения «Der Ursprung der Syphilis» (Иена 1911 г., стр. 553–554 и стр. 689–708) я подробно излагаю причины, почему гигиена античной проституции носила совершенно другой характер, чем современная. Теперь центральное место во всех гигиенических мероприятиях занимают так называемые «венерические болезни», во 1) потому, что теперь в точности известна их заразительность; а во 2) мы знаем, что проституция составляет главный очаг заразы, без которого распространение названных болезней было бы гораздо менее значительно. Всего этого древние не знали. Поэтому в основу гигиены проституции у них положены были совершенно другие начала, чем у нас. Они не знали в области проституции никакой «санитарной полиции» и никаких индивидуальных и социальных мер против заражение венерическими болезнями. Но у них уже была, как мы увидим ниже, так называемая полиция нравов, «регламентация» и регистрация.
Поразительный факт, что античные врачи и не-врачи, отлично знавшие заразительность и способность передачи другим болезней, между прочим и болезней кожи (например, чахотки, чумы, контагиозных воспалений глаз, лишаев, чесотки и даже проказы), не имели ясного представление о заразительности существовавших тогда половых болезней, именно триппера и местного, мягкого шанкра (ulcus molle). Мы находим у них только темные предположение и неясные указание относительно полового заражение и нечистоты гениталий. В виду довольно высокого развитие античной научной венерологии, полное молчание врачей об этом пункте заставляет думать, что в то время не существовало ясного и рационально обоснованного взгляда на заразительность венерических болезней или что тогда даже вообще не существовало понятие толовые болезни», т. е. болезни, приобретенные путем половых сношений. Как я доказал это в другом месте, тогда знали «болезни половых частей», но не «половые болезни». В то время, как при лишаях, например, предостерегали от поцелуев, благоприятствующих передаче болезни вследствие прикосновения, как «contactus perniciosus», мы нигде не находим запрещение половых сношений для предупреждение заражение венерическими болезнями – не находим даже в библии, в которой, в противоположность медицине классической древности, содержится так много предписаний очищение и обособление гонороиков, и которая уже, следовательно, обнаруживает большее знакомство с контагиозностью гонореи. Таким образом античная гигиена проституции-которая не только существовала, но достигла даже значительного развития-не исходила из идеи об опасности заражение венерическими болезнями в борделях, а является ничем иным, как выражением чисто эстетического отвращения к грязи, единственно только стремлением к чистоте, которое связано было в древнем мире – восточном и греко-римском – с страхом перед нечистотой и патологическими отделениями вообще и отделениями мужских и женских половых органов в частности.
Но медицинский взгляд на проституцию в античную (и средневековую) эпоху уже потому, прежде всего, должен был быть иной, чем теперь, что худшая половая болезнь, сифилис, тогда не существовала. Если бы мы даже допустили, что возможность заражения другими половыми болезнями была в то время известна, то и тогда пришлось бы признать проституцию с гигиенической точки зрения безобидной, а половые сношение с проститутками – вполне безопасными. Хотя мы знаем теперь, что гонорея, несомненно, существовавшая в древности, может представлять довольно серьезное заболевание, но знание это приобретено нами лишь в последние десятилетие 19-го столетие (со времени открытие скрытой гонореи у женщины Неггератом в 1872 г., и открытие гонококка Альбертом Нейссером в 1879 г.). Кроме того, по сравнению с той ролью, которую играла с первого момента Своего появление несомненно худшая болезнь, сифилис, на гонорее едва ли стоит останавливаться. Выдающийся знаток индивидуального и социального значения венерических болезней высказывается по этому поводу следующим образом:
«Еще очень недавно, когда упоминали об опасностях венерических болезней, имелся в виду исключительно только сифилис. Не только медицинские авторы, чтобы доказать необходимость энергичной общественной профилактики, ограничивались указаниями на большой вред, который приносит больным и обществу сифилитическая зараза (The Lancet, 28 августа, 1869 г.: «гонорея и венерические болезни ничто в сравнении с настоящим сифилисом»); и в общественных дебатах на эту тему безобидность гонореи, в противоположность сифилису, «единственно серьезной болезни» (М. Scott, А. State lnquity, London 1890, стр. 52) представляет один из главных аргументов аболиционистов против врачебного исследование проституток».
Таким образом, незнакомство с заразительностью триппера и местных венерических язв с одной стороны и полное отсутствие сифилиса – с другой были причиной той беззаботности, которую мы видим в древности в обсуждении проституции с гигиенической точки зрения. Благодаря постепенному ознакомлению с заразительностью триппера, такое отношение к вопросу в средние века ослабляется, а с первым появлением занесенного в конце 15-го века из центральной Америки сифилиса, оно испытывает дальнейшее тяжелое потрясение, последствие которого чувствуются еще и по сей день, так как современная проституция по своей организации и социальному положению, безусловно, представляет продукт античной культуры.
Античная гигиена проституции не покоится, следовательно, как наша, на страхе перед заражением венерическими болезнями, которое, несомненно, и тогда имело место в борделях, а в основу ее положены страх и отвращение к неопрятности и болезни. Прикосновение к неопрятным и больным людям внушало физическое отвращение. Последнее распространялось также на физиологические и патологические болезненные отделение (трипперные отделения, бели и т. д.), как это показывает уже известное место из библии (Левит. 15, 2 и след.). У Гиппократа (Be– natura maliebri, изд. Кюна, И, 538) женщины не желают иметь половых сношений со своими мужьями вследствие слизетечения у них. А одно признание Галена (De remedüs parabilibus II, гл. 38, изд. Кюна XIV, 485) доказывает, что отвращение внушали исключительно болезненные отделения, причем в то время были очень далеки от мысли о возможности их заразительности. Врач Аретаиос называет, например, гонор– рею исключительно только «отвратительной», а не заразительной болезнью (De causis et signis chronic, morbor. II, 5).
Далее, при половых сношениях в особенности боялись дурного запаха. Об этом свидетельствуют Марциал (XI, 30; XII, 85), Авзоний (Epigr. 82 и 84), Петроний (сат. 43), Тертуллиан (de геsurrectione carnis 16). Особенно доказательно то место у Петрония (сат. 128), где куртизанка Цирцея спрашивает Энколпия, у которого внезапно развилось половое бессилие: «Что это значит? Был ли тебе противен мой поцелуй? Не стало ли мое дыхание хуже от поста или я не удалила пота из подмышки?» Затем насмешливые названия, относящиеся к людям с «козлиным запахом» (у Атен. XIII, стр. 585е) и «hircus» (Гораии. epod. 12, 5; Марциал ХИ, 98, 4 и мн. др.) – и едкие эпиграммы XI, по 239–242 Anthol. Paiatin. показывают, как сильно боялись в то время дурного запаха при половом сближении.
Если не считать явных болезней, то внимание гигиены проституции было главным образом направлено именно на эти неприятные стороны. За такими физическими недостатками и болезненными состояниями следили самым тщательным образом уже во время покупки проституированных мужчин и женщин.
Выше (стр. 303–804) мы уже видели, что рабы и рабыни, предназначенные для продажи, выставлялись совершенно голыми на вращающейся подставке, «catamai, где покупатели могли основательно осматривать и исследовать их, чтобы не просмотреть каких-либо физических недостатков, что прямо засвидетельствовано Сенекой (epist. 80, 8–9). Это оказалось необходимым потому, что продавцы, несмотря на эдикт эдилов, старались скрывать такие недостатки (Cicero de officüs III, 17). В договорах о продаже рабов, из которых многие дошли до нас благодаря греческим папирусам, ручательство за здоровье раба или рабыни, представляет существенный пункт. Обязательно было указывать даже скрытые страдания, как например, эпилепсию. У Геллия и в дигестах (XXI, I, 6–7, XXI, I, 12 и 14 и 15) имеется запись главнейших болезней, которая имеет известный интерес и для гигиены проституции. Среди этих болезней и ненормальных состояний названы: эпилепсия, проказа, различные кожные сыпи, например, экзема и чешуйчатый лишай, бородавки, дисменорея, enuresis, дурной запах изо рта, заболевание женских половых органов.
Что с проституированными в этом отношении поступали, как и с остальными рабами, и что они часто подвергались осмотру, в борделях со стороны купцов и перекупщиков (propolae), доказывает интересное место в жизнеописании Коммода (Ламприд. Сомм. 2): «Он занимался во дворце игрой в кости и собрал там большое число красивых женщин, которых осматривал голыми, со вниманием обыкновенного покупщика (imitatus est propolas), как простых проституток в борделях».
Если мы перейдем теперь к рассмотрению специальных гигиенических мер, которые применялись во время половых сношений с проститутками, то мы, прежде всего, должны указать на обмывание и купание до и после сношения.
Роскошные бани древних в полной мере шли на пользу гигиене проституции, не говоря уже о рассмотренной нами выше (стр. 141–148 и след.) первобытной старинной связи между баней и проституцией. На гигиеническое значение религиозных предписаний востока относительно купаний и обмываний после сношение мы уже также указывали выше (стр. 143). Еще большую роль играли купание в половой жизни классической древности. «Mundities», опрятность, считалась первым требованием при половых сношениях, как для женщин (Овид. Ars am. Ill, 133 и дал.), так и для мужчин (там же, I, 513–524). При этом главное внимание обращено было на купание и обмывание после сношение (Лукиан, Бес. гет. 6, 4) – обычай очень древнего происхождения, так как о нем упоминается уже в греческой мифологии и у Гезиода (Werke und Tage 731 j. Его издавна придерживались также и римляне («а concubitu mariti se purificare». Sueton. Aug. 94).
В частности, при сношениях с проститутками и в борделях очищение половых органов обмываниями, купаниями и промываниями было в общем употреблении. Специальный технический термин гласил: quam sumere, poscere, petere (Плавт, Mil. glor. И, 6, 70; Овидий Ars am. II, 96, 619; Amor. Ill, 7, 84; Priap. 30; Lempou. 94; Марц. II, 50; Cicero ad Att. I, 16, 10). Частые обмывание играли столь большую роль в жизни проститутки, что проституток, которых много посещали, отличали от менее желанных, называя первых «udae», а вторых – «siссае», и что в бордель приводили собственных рабов, которые должны были доставлять необходимую для обмываний post coitum воду (aquam gerere) и которые назывались «lenonum ministri» (Ламприд. Сомм. 2: «aquam gessit ut lenonum minister») или «aquarioli», «aquarü» (Плавт, Poenul. I, 2, 14; Ювен. VI, 331: Тертулл. Apologet. 43; Paul Diac., стр. 22, изд. Мюллера: «aquarioli dicebantur mulierum impudiearum sordidi asseculae») или «baccariones» (по одному старому толкованию: meretricibus aquam infundens), «водоносы». Они должны были доставлять воду из какого-нибудь другого места или из того же самого дома, в баню. Многие бордели сами обильно снабжены были проточной водой и банями. Интенсивное пользование ими проститутками видно, например, из следующей характерной речи Адельфазгон в Poenul. Плавта, Акт I, сц. 2:
Denn seit dem frühsten Morgen bis zu dieser Stund.
Hat Jede von uns Beiden stets zu tun gehabt
Mit Waschen, Reiben, Bursten, SchmOcken, Reinigen,
Mit Putzen, Stutzen, Bügeln, Schniegeln und dazu
Haben noch zwei Magde, welche Jede von uns hat,
Beim Bad und Waschen uns hilfreiche Hand gereicht;
Auch sind zwei Mann vom Wassertragen mud und matt:
Pfui, wieviel macht ein einzig Weib zu schaffen schon!
Sinds gar noch zwei: die konnten selbst – das ist gewiss —
Ein ganzes Volk, wars noch so gross, mehr als genug
Beschaftgen Tag und Nacht; ihr ganzes Leben durch 1st
Nichts als Schmucken, Waschen, Glatten, Reinigen,
Mit einem Wort, das Weibsvolk kennt nicht Mass, noch Ziel,
Nie wird mit Baden und mit Reiben aufgehort:
Denn Eine, die gebadet ist und nicht geputzt,
Kommt mir nicht anders, als wie ungebadet vor.
(Перев. W. Binder.)
(С раннего утра и до этого времени обе мы всегда были заняты тем, что нужно было мыться, растираться, причесываться щеткой, прикрашиваться, чиститься, стричься, гладить, наряжаться; притом нам еще много помогали при купанье и обмываниях две служанки, которых имеет каждая из нас, а двое мужчин уставали до смерти от ношение воды. Фи, как много доставляет работы одна женщина! Но если их две, то они – за это можно поручиться – могут весь день и всю ночь доставлять более чем достаточно дела целому народу, как бы он ни был велик. Вся их жизнь только в том, чтобы прикрашиваться, мыть, гладить, чистить. Одним словом, женщины такой народ, что они не знают ни меры, ни цели, никогда они не перестают купаться и растираться, потому что если какая-нибудь из них выкупалась, но не принарядилась, то кажется, как будто она не выкупалась).
Другая гетера, Антерастилис, доказывает далее, что проститутки нуждаются «в обилии воды» (multa aqua), чтобы скрыть и устранить специфический odor di femina.
Во времена империи все почти публичные дома снабжена были проточной водой (FronUum de aquis 7 b: agros, tabernas, cenacula etiam, cornipielas deneque omnes perpetius salientibus instrnctas invenimus). Проститутки часто пользовались также теплыми купаниями (Philo ed. Mangey II 265). Во время купание половые органы подвергались специальному очищению. На одной картине из бывшей коллекции Гамильтона изображена женщина, которая сидит на краю стола перед купальным тазом и очищает губкой свои половые органы. Возможно, что женщины также пользовались для этой цели сидячими ваннами, биде. Судгоф упоминает «небольшой умывальный сосуд, который дамы могли возить с собой, плоский, без ножек, в форме нынешнего биде, изображенный на одной статуэтке с Кипра под сидящей на корточках женщиной».
Кроме губок, для местного очищение половых органов после сношения, женщины употребляли также, быть может, маточный шприц, о применении которого при болезненных истечениях из матки упоминают Соранос (II, 41; 44 изд. Hose) и Гален (изд. Kulm., XIII, 316). Для влагалищных спринцеваний пользовались, кроме того, ушным шприцем (Paulus Aeginela изд. Briau, стр. 300), а в сочинении Гиппократа «De sterilitate» (гл. 10) даже описан типичный ирригатор, который, несомненно, был в употреблении и впоследствии.
Кроме общих купаний и местных омовений половых органов, клиенты проституток придавали также большое значение полосканию рта водой, вероятно, имея в виду главным образом действие fellator или fellatris и cunnilingus, а частью, вероятно, чтобы предупредить появление дурного запаха. На первое указывает например, Марциал, II, 50:
Quod fellas et aquam potas. nil, Lesbia, peccas.
Qua tibi parte opus est, Lesbia, sumis aquam.
To же Марц. Ill, 87; XI, 95; Priap. XXX. Прямо указана эта связь у Катулла (II. 7-10):
Ибо немедля затем ты, губы омыв многократно
Каплями, пальцами стал всеми усердно тереть,
Чтоб, где коснулся я ртом, совсем ничего не осталось,
Словно от гадкой слюны твари развратной какой.
(Перев. Фета).
В то время как купания, омовение и полоскание производились в общем после сношения, другая важная гигиеническая мера, втирание мазей и масел, производилась до сношения, а потому могла оказывать тем большее влияние для предупреждение заражение венерическими болезнями. Обычай смазывание всего тела кажется нам теперь чрезвычайно странным, но у греков и римлян он был в общем употреблении и являлся настолько обыденной жизненной потребностью, что, как удачно выразился Виламович-Меллендорф, греческие юноши так же имели всегда при себе бутылочку с маслом lekythos, как мы свое портмоне. Тесная связь смазываний с гимнастикой и купанием всем известна. Но их применяли так же, как профилактическую и гигиеническую меру во время половых сношений (Галлен de sanitate tuenda III, 11–12 ed Kühn, 221 и след.). Обильные втирание мазей перед сношением практиковались поэтому и в борделях, главном очаге венерических болезней, что, несомненно, значительно ослабляло возможность перенесение заразы. В «Poenulus» Плавта (действ. III, сц. 3) сводник Ликус изображает Коллибиску наслаждения, которые его ждут в публичном доме:
Fürwahr, da kann ich mit dem allersch6nsten Piatz
Dir dienen, wenn dus anders dir gefallen lasst,
In einem netten Kabinett auf nettem Bett
In eines netten MSdchens Armen auszuruhn.
Mit Соёг-Wein,
Leucadier, Thasier, Lesbier, den das Alter schon
Zahnlos gemacht, dich anzufeuchten. Ganz und gar
Will ich mit Salbengussen dort dich überziehn.
Was brauchts viel Worte? Machen will ich, dass, wo du
Gebadet hast, der Bademeister Ware gnug
Zum Salbenhandel hat.
(Перев. W. Binder.)
(Ей-ей, там я могу доставить тебе прелестнейшее местечко, в уютном кабинете, на удобной постели, в объятиях хорошенькой девушки. Вином – левкадийским, фазийским, лесбийским, которое от старости уже перестало кусаться – я увлажню твое тело; покрою всею тебя жидкой мазью. Но не будем тратить лишних слов: я распоряжусь, чтобы банщик, где ты будешь купаться, имел достаточно мазей для продажи).
У Петрония (сат. 115) Эвмолп вырывает из объятий проституток двух преступников, «с которых еще каплет вино и мази» (mero unguentisque perfusos). Об обильном употреблений мазей при сношениях с гетерами свидетельствует также следующая эпиграмма Гедилоса (Anthol Palat. V, 199):
Wein und das Liebesgekos des Nikagoras, tauschend mit Zutrunk,
Hatten in Schlummer zuletzt Aglaonike gewiegt;
Und nun liegen der Kyprisvon ihr, jungfraulicher Flammen
Feuchte Trophan, jetzt noch alias mit Salben betrauft,
Ihre Schuh und die zarten, entrissenen Bander
Als Zeugnisse des Schlafs und des Garaufes in ihm.
(Перев. W. E. Weber.)
(Вино и любовные нашептывание Никагороса вместе с напитками убаюкали, наконец, Аглаонику. Вот лежат влажные трофеи девственных страстей ее Киприды, все еще умащено мазями ее башмаки и тонкие, сорванные с груди повязки, как свидетельства сна и происходившей во сне борьбы).
Если судить по названию комедий Анифана и Алексиса (Атен. III, 123), то втирание мазей производилось профессиональными втиральщицами, которым соответствовали мужские «aliptes» (Цельз. I, 1; Цицерон Ер. I, 9, 15; Ювен. III, 76). Сомнительная роль последних, как массеров знатных дам, ярко описана Ювеналом (VI, 421–423).
Так как заразительность венерических болезней не была известна древним, то они не применяли таких средств, какие мы применяем теперь для предупреждения заразы, например, кондом. По крайней мере, об этом не сохранилось никаких сведений. Но что своего рода кондом все же был известен в древности, видно из удивительного мифического рассказа в «Метаморфозах» Антонина Либералиса (написано в 150 г. по Р. X.), в котором содержится сказание о Прокрисе и царе Миносе. В 41-ой главе сказано:
«Прокрис от стыда покинула Цефалуса и бежала к Миносу, критскому царю. Так как она нашла его бездетным то дала ему известные обещания и стала поучать его, как ему поступить, чтобы иметь детей. Дело в том, что у Миноса вместо семени выделялись змеи, скорпионы и сколопендры, и все жены, жившие с ним, умирали. Пасифея же была дочерью Гелиоса и была бессмертна. Прокрис устроила следующее: Она вложила пузырь козы в женщину. В этот пузырь Минос скачала опорожнил змей, а затем вступил в сношение с Парсифеей». После того у них родились дети).
Хельбиг и Ферди справедливо истолковали эту процедуру Прокрис, как первое известное нам применение примитивного кондома для предохранения от возможного физического вреда при половом сношении. Но так как никакие другие сведение о кондоме у древних не дошли до нас, то это единичное известие, как бы оно ни было замечательно само по себе, не дает права заключать о систематической профилактике, как о составной части античной гигиены проституции.
Что кондом не употреблялся в древности, как это делается теперь, для других целей, именно для предупреждение зачатия, показывает – кроме полного умалчивания об этом всех писателей (врачей, сатириков) – очень интересное место в сочинении Гиппократа «Мышцы» (de musculis, 19), где речь идет о весьма раннем вытравливании плода со стороны проституток, которым было, конечно, крайне нежелательно иметь потомство и которые охотнее предупреждали бы зачатие, между прочим, и в интересах сохранение красоты. «Публичные женщины, говорит автор, которые часто испытывали это на самих себе, узнают во время сношение с мужчиной, наступило ли у них зачатие. В таком, случае они изгоняют плод».
Высшие проститутки нередко прибегали также к совету врачей для удаления плода. Автор гиппократовского сочинения «de natura pueri» (гл. 2) рассказывает:
«Одна знакомая мне дама обладала очень ценной музыкантшей, которая имела частые сношения с мужчинами. Чтобы не быть вынужденной отказаться от своего призвания, она не должна была забеременеть. Артистка слышала, как женщины, болтая между собой, рассказывали, будто, если женщина забеременеет, то семя не выходит обратно, а остается в ней. Она всегда помнила об этих словах и когда заметила однажды, что семя у нее не вытекло обратно, сказала об этом своей госпоже. Слух об этом дошел идо меня».
Затем он дает гетере полезный совет. Во всяком случае, 6 других средствах, применяемых до зачатия, нет речи.
Что касается, наконец, болезней проституток, то хотя древние и не знали, как велика опасность заболевание венерическими болезнями именно благодаря проституткам. тем не менее на основании изложенного нужно думать, что индивидуумы с явными болезнями исключались из числа профессиональных проституток, тем более, что их уже с самого начала отказывались покупать. Это не исключало, конечно, возможности, что тогда, как и теперь, заболевшие наружными болезнями проститутки прилагали все усилия, чтобы скрыть это от своих посетителей.
Доказательством может служить одиннадцатая беседа гетер Лукиана, Когда Хармидес рассказывает, что, несмотря на все его просьбы, он не может заставить гетеру Филематион раздеться, гетера Трифена дает ему следующее интересное объяснение: поведение Филематион имеет свои естественные причин, потому что она вся, от шеи до колен, покрыта отвратительными лишаями; она носит также парик, чтобы скрыть свою лысину. Это разоблачение внушает Хармидесу такое отвращение, что он находит невозможным продолжать свои отношения с Филематион.
Обозначение сыпи указывает, по-видимому, на psoriasis universalis acuta, который нередко сопровождается также, при поражении волосистой части головы, выпадением волос.
Так как местные венерические болезни, мягкий шанкр, гонорея и кондиломы, существовали уже в древности и описаны в медицинских сочинениях, то аpriori нужно допустить, что многие проститутки болели этими болезнями, хотя об., этом и нет нигде прямых указаний. Последнее обстоятельство объясняется тем, что болезни эти считались результатом ненормального состояние внутренних органов, а не последствием заражения.
Большой интерес имеет одно место в «Historia Lausiaca» епископа Палладия из Геленополиса (367–430 гг. по Р. X.). По нашим нынешним понятиям, речь, несомненно, идет о передаче мягкого шанкра во время полового сношения, с проституткой; здесь, следовательно, прямо засвидетельствовано, что болезнь эта встречалась у проституток. На более общее знакомство с язвами половых органов у проституток указывает сообщение византийского историка церкви, Георгиоса Кедреноса, об одном эпизоде из времени преследование христиан при Диоклетиане(303 г. после Р. X.). Насильственно приведенная в дом терпимости христианская девушка пугает посетителей заявлением, что у нее есть на скрытом месте язва, заживление которой она желала бы выждать. Отсюда можно заключить, что существование язв половых органов у проституток в то время было всем известно и составляло предмет ужаса и отвращения.
Как о частой болезни проституированных мужчин упоминаются кондиломы, fid, локализация которых в области заднего прохода объяснялась педикацией (см. Ювен. II, 9 -13; Марциал. VI, 9; VII, 71 и др.), причем никто не думал о заражении. О существовании кондилом у проституток нет решительных указаний – по Гаупту и Виохелеру, неправильно читать в Priap. 59, 2 «ficosissima» – но медицинские авторы так определенно говорят о частом существование вообще кондилом на женских половых органах, что мы с уверенностью можем допустить их частое появление и у проституток. То же самое нужно сказать о гонорее. Напротив, очень распространенное именно среди проституток паразитарное заболевание кожи, pediculosis, упоминается как частое заболевание и у старых авторов (Priap. 461. Наконец, Ювенал (II, 50), Катулл (гл. 80), Марциал (III, 75 и XI, 66) подчеркивают еще малокровие, как (профессиональную болезнь проституированных и извращенных мужчин.
10. Государство и проституция (законодательные меры, полиция нравов). – Отношение античного государства к проституции имело величайшее значение для позднейшего развитие и склада проституции европейских государств и сохранило свое влияние в этом направлении и до сих пор, хотя социальная структура современных народов успела совершенно измениться. Правовое и социальное положение проституции, в общем, и теперь еще опирается на воззрение древних, хотя в основе их лежали совсем другие предпосылки. В следующей главе, посвященной роли проституции в общественном мнении древних, мы постараемся обосновать этот взгляд детальнее. Здесь же мы ограничимся указанием на тот весьма важный факт, что точка зрения, с которой обсуждается позиция государственных факторов древности в отношении к проституции, безусловно, должна определяться существовавшим в то время рабством, которое у нас отпадает. Пусть вопрос, не хуже ли в этом случае положение наших наемных рабов, по сравнению с древними, имеет свои основания, тем не менее, с точки зрение современного государства, первые – свободные люди, подлежащие равному со всеми остальными сословиями публичному и частному праву; античные же рабы отделялись от свободных людей глубокою пропастью и не имели никакой доли в принадлежащих тем правах; с ними обращались в полном смысле слова, как с вещью. Но античная проституция; была только особым видом, особой формой проявление этого рабства, как мы уже упоминали, она рекрутировалась большей частью из сословия рабов и все относящиеся сюда законодательные меры имели целью ограничить ее именно рабским сословием; а где это было невозможно, законодательство стремилось исключить свободных людей, занимавшихся проституцией, из числа граждан и превратить их и с внешней стороны в рабов, «вписыванием» в списки проституированных, подлежавших государственному надзору. Разве это не странно, что современная «регламентация» в основе своей представляет не что иное, как меру, сохранившуюся от типично рабского государства, которая подходит к нашим современным условиям, как к корове седло, которая легко объяснима с точки зрение античного государства, но которая, безусловно, чужда духу государства современного и совершенно не согласуется с ним? Вот тот пункт, на который должен нападать истинный аболиционизм, если он хочет действовать правильно в логическом и этическом отношении. Выдвигаемый же теперь аболиционистами вопрос о ненадежности насильственного санитарного исследование проституток не может служить в этом случае правильной исходной точкой, потому что вопрос этот имеет лишь второстепенное значение, не принимался вообще древними во внимание (заразительность половых болезней им была почти неизвестна) и к тому же ему может быть придана, с точки зрение общественного блага, известная видимость правовой и этической обоснованности. Итак, собственно корень государственной проблемы проституции нужно искать в этом анахронизме, в суждении о современной проституции с точки зрение античной государственной морали, по которой проституция является ничем иным, как формой рабства.
Так как рабство считалось тогда учреждением, очень полезным для государства и общего блага, то оно соответственно планомерно поощрялось и поощрение это распространялось и на проституцию. Далее, так как раб-не только проституированный, но и всякий вообще-лишен был гражданской чести, то само собой было понятно, что применением его для целей проституции стремились оградить «половую честь» свободных граждан. Как мы уже указывали (стр. 172 и след.), таков именно был принцип первой организации проституции, созданной Салоном, который первый сознательно ввел основанную исключительно на рабстве проституцию, как светское учреждение. Проститутки Солона были государственными рабами и, как таковые, должны были приносить государству доходы, как и все другие категории рабов. Этим объясняется введенный Солоном «налог на проституток», оплата которого налагала на подлежащих ему лиц печать того, что они не принадлежат к разряду граждан. За строгим разграничением между этими несвободными лицами, принадлежащими к лишенному гражданства сословию и подлежащими между проститутками и честными, приличными женщинами следил описанный уже нами выше (стр. 174) подробнее удивительный институт «гинекономенов», особое ведомство для надзора за честными, приличными людьми. Для надзора же за проститутками и лицами, опороченными атимией, бесчестием, надзирали «астиномены» (агораномены), на которых, кроме других обязанностей – надзор за постройками и рынком, за чистотой улиц (Конституции Афин Аристотеля гл. 50) – возложен был также надзор за борделями и уличной проституцией; они же должны были устанавливать вознаграждение проституток. Им помогали так называемые «откупщики налога на проституток» (Pollux VII, 202), которые ежегодно брали на откуп от совета налог на проституток и вели точные списки всех лиц, обязанных платить этот налог. Институт астиноменов или агораноменов соответствовал римским эдилам, как это видно из Юстина XXI, 5. Астиномен и порнотеломен надзирали за обеими категориями проституции, мужской и женской. Это ясно видно из следующих слов Эсхина (in Timarch 134):
«Он (Демосфен) выражает крайнее свое удивление – об этом, быть может, не все из вас помнят, – что совет каждый год отдает на откуп налог на проституток и что взявшие этот откуп не просто только подозревают, но определенно знают лиц, занимавшихся этой профессией. Так как я осмелился выступить с встречным обвинением, что Тимарху, занимавшемуся проституцией, не разрешено выступать народным оратором, то для дела, говорит он, даже не требуется жалобы жалобщика, а только свидетельство откупщика, который получил от Тимарха этот налог. Слушайте же, афиняне, верите ли вы, что я скажу вам об этом простое и достойное свободного человека слово? Мне, право, стыдно за государство, что Тимарх, защитник народа, который не задумываясь берет на себя посольство в Грецию, не отклоняет от себя всего дела, а спрашивает, в каких это было местах и какие откупщики получили от него налог на проституированных. Ради вас, пусть он откажется от такой защиты». Налог на проституцию был более или менее распространен во всех странах с греческой культурой.
Согласно папирусу 41 из Файума от 46 г. по Р. X. (опубликован Гренфелем, Greek Papyri, серия II, Оксфорд 1897, стр. 67 и дал.), в Египте не только в городах, но и в деревнях существовали обложенные налогом проститутки. В данном папирусе речь идет о предложении откупщика деревне Дямее, на границе с пустыней, взять на откуп налог на проституток на год за 288 драхм. На черепке от 24 июня 31 г. после Р. X. откупщики взыскивают с проститутки Сенпса налог; на черепке от 14 июня 112 г. после Р. X. Сенпсемонтис платит налог в 9 оболов; в аналогичном документе от 3 июня 111 г. откупщик налога, Пелаиас подтверждает Типсансотис, что получил от нее драхму.
Размер налога, очевидно, соответствовал гонорару, который получала та или иная проститутка и который в Афинах определялся для каждой проститутки в отдельности агораноменами. Установление среднего гонорара каждой проститутки, возможно, было, конечно, только при тщательном надзоре и регистрации, так что мы должны допустить уже у греков своего рода регистрацию и регламентацию проституток, которая лежала на обязанности агораноменов. В Риме, как мы уже упоминали, этим последним соответствовали эдилы.
Во всяком случае, налог на проституток был специфически греческим учреждением, так как в Риме он был введен лишь при Калигуле, о чем сообщает Светоний (Calig. 40).
«Даже носильщики должны были отдавать восьмую часть своего дохода, а проститутки отдавали из своего вознаграждение (capturis), столько, сколько каждая из них получала за одно сношение (quantum quae– que uno concubita mereret). В заключение, к закону было еще добавление, по которому обложению должны были подвергнуться еще также бывшие проститутки и сводницы, а также браки».
Судгоф предполагает, что Калигула заимствовал эти налоги у египтян.
Сообщение о налоге на проституток во время империи сохранились также из Пальмиры и Херсонеса таврического.
В Пальмире проститутки классифицировались по возрасту и телесным преимуществам и должны были назначать себе соответственные цены. Нормальную плату за одно сношение они должны были потом уплачивать в виде промыслового налога, смотря по обстоятельством – динарий, 8 или 6 асс. Текст пальмирского тарифа налогов, в котором находится это место о налоге на гетер, сохранился на арамейском языке. В латинском переводе Вогюэ (см. Dessau в «Hermes», т. XIX, стр. 516 и след.) соответственный пункт гласит:
«Item exiget publicanus а muliere: ad ea quae capit denarinm aut plus, denarium uaum а muliere; et ab ea qnae capit asses octo, exiget asses octo; et ab ea puae capit asses sex, exiget asses sex».
В Херсонесе таврическом хозяева, по-видимому, сами платили этот налог. Известие о нем дошли до нас из времени императора Коммода под именем «capitulum lenocinii».
Во всяком случае, во время Александра Севера не только проститутки, но и хозяева борделей и проституированные мальчики должны были платить налог, который, вероятно, уже существовал более или менее продолжительное время, потому что император приказал, чтобы доход с этого налога поступал не в императорскую, а в государственную кассу, и чтобы он затрачивался на ремонт театра, цирка, амфитеатра и стадиума (Ламприд. Al. Sever 24). Налог этот продолжал еще, по-видимому, существовать до царствование восточно-римского императора Анастасия, который отменил его в 501 г. (Evagrius lüst. eccl. Ill, 39).
Что касается дальнейшего греческого законодательства о проституции, то оно представляет главным образом выполнение законов Солона, существенное содержание которых мы уже изложили выше. Нам остается еще только прибавить, что законы о проституции были строго разграничены от так называемых законов о разврате и нарушении супружеской верности, так что обвинение в прелюбодеянии и соблазне, никогда не могло относиться к сношениям с заведомыми проститутками. Типичный тому пример представляет рассказ Демосфена, в его речи против Неэры (стр. 1367), о жалобе Эпаинетоса против Стефанова. Последний обвинил Эпаинетоса в разврате за его отношение с дочерью Неэры и добился его осуждения. Только после поручительства Эпаинетос был, освобожден. У Демосфена сказано:
«Но как только освободили Эпаинетоса и он стал сам себе господином, он подал тесмотенам встречную, жалобу на Стефанова за то, что тот несправедливо арестовал его, ссылаясь на закон, который предписывает, в случае неправильного ареста за разврат, подать жалобу тесмотетенам, чтобы жалобщик – в случае если окажется, что с ним поступили несправедливо-был объявлен невинным и чтобы граждане освобождены были от всяких обязательств. Но если бы он признан был виновным в разврате, то граждане должны его выдать тому, кто выиграл процесс, причем последний, не применяя, однако, шпаги, может по желанию предать его суду, как развратника. Согласно этому закону, Эпатетос и подал жалобу, в которой признавал, правда, что имел сношение с этой особой, но объявил, что он отнюдь не виновен в разврате. Дело в том, что особа эта дочь не Стефаноса, а Лары, и мать знала о близких отношениях между ними. Он затратил много денег на обеих женщин и во время своего пребывание в Афинах содержал весь дом. Одновременно он приводит закон, который не позволяет преследовать кого бы то ни было за разврат с лицами, находящимися в публичном домеили открыто продающими себя на рынк е. При этом он объяснил, что дом Стефаноса тоже такого рода и утверждал, что люди эти занимаются проституцией, от которой главным образом и получают свои доходы.
Соответственно и сводничество (Платон. Theaetet. 150а) наказывалось лишь в том случае, если оно относилось к свободным людям, между тем как по отношению к заведомым проституткам оно оставалось безнаказанным (Плутарх, Solon 23). К удивлению, Солон сначала назначил за сводничество по отношению к свободным женщинам лишь незначительное наказание в 20 драхм, но впоследствии он его значительно усилил, в большинстве случаев даже до смертной казни. Эсхин (in Timarchos 184) говорит об этом:
«Он (Солон) велит также жаловаться на сводников и, если они уличены, предавать их смертной казни, потому что они, предлагая свое бесстыдство за вознаграждение тем, которые имеют склонность к греху, но еще колеблются и стыдятся встречаться друг с другом, дают этим последним удобный случай для свиданий и разговоров».
Как известно, такое же обвинение предъявлено было Аспазии за то, что она сводила свободных женщин с Периклом, и только слезы последнего спасли ее от смерти (Плутарх, Perikl. 32).
В законе о сводничестве прямо сказано: «если кто-нибудь сведет свободного мальчика или женщину» (Aeshin in Timarch 14). Этот закон Солона направлен был, следовательно, и против распространение среди свободных лиц мужской проституции, которая даже названа раньше и которая особенно имелась в виду. Обвинение в нарушении этого закона, текст которого мы уже отчасти приводили выше (обвинение в гетерезисе, в мужской проституции свободных людей) и направлено было 1) против свободного гражданина, который предавался пассивной проституции (Эсхин с. Tim. 19 и дал.; Диог. Лаэрт. I, 55; Демос ф. contra Androt. стр. 616); 2) против сводника, который отдал в наймы третьему лицу для развратных целей несовершеннолетнего мальчика, находящегося под его покровительством; и, наконец, 3) против этого третьего лица; несовершеннолетний же сам, напротив, не подлежал ответственности (Эсх. in Tim.). И в этих случаях также нередко назначалась смертная казнь (Aesch. in Tim. 72).
Предписанной законом определенной одежды для проституированных или значка на одежде, который давал бы возможность распознавать их, в Греции (в противоположность Риму) не было. В законах, относящихся к женским костюмам, сказано лишь вообще, что богато убранные костюмы и платья с цветами запрещается носить приличным женщинам, но ничего не говорится о каком бы то ни было определенном «костюме проституток». (Подробности см. выше, стр. 276).
Римские законы, касающиеся проституции, строго проводят, прежде всего, принцип регистрации и регламентации и устанавливают специальные предписание полиции нравов относительно записи имен и костюмов. Относительно первого пункта римские законы служили всегда образцом во все последующее время, а относительно последнего, т. е. костюма, – главным образом, в средние века.
В Риме полиция нравов возложена была на эдилов, которые, как мы уже упоминали, вполне соответствовали греческим агораноменам. Им принадлежал надзор за увеселительными кабачками, банями и борделями, в которых они нередко появлялись для обыска, вероятно, чтобы отыскать нерегламентированных еще проституток и раскрыть вообще всякие другие злоупотребление в этих местах. О таких расследованиях эдилов можно по крайней мере заключить из следующих слов Сенеки младшего (De vita beata 7).
«Молодежь ты найдешь в храме, на форуме, в курии, стоящую перед стенами, покрытую пылью, с свежим цветом лица, с мозолистыми руками, ищущую часто тайком чувственных наслаждений в мрачных местах, в банях, в комнатах, где парятся, и в других местах, которые боятся эдилов, расслабленную, покрытую еще каплями вина и мази, бледную или накрашенную и нарядную».
Целью таких обысков было возможно точное установление всех индивидуумов, занимавшихся профессиональной проституцией, чтобы провести строгое разграничение между ними и честными женщинами. Поэтому все проституированные лица женского пола-о проституированных мужчинах в римском праве нет речи (см. выше, стр. 12), несмотря на «vectigal exoletorum» (Лалтирид. Al. Sever 24) – обязаны были с самого начала заявлять о себе эдилу, чтобы получить так называемую «licentia stupri», т. е. разрешение заниматься проституцией, как профессией. Имена их заносились в особую книгу, т. е. производилась типичная «регистрация», которая во всех отношениях выделяла их, как проституток, а главное исключала возможность преследование за «stuprum». Поэтому во время империи нередко заявляли о себе для получение «licentia stupri» и свободные от рождение женщины, чтобы получить возможность безнаказанно следовать своим половым влечениям. Так, Тацит (Annal. II, 85) сообщает о времени царствование Тиверия.
«В том же году сенат издал строгие постановление об обуздании и урегулировании женского разврата, чтобы ни одна женщина не торговала своим телом, дед, отец или муж которой были римскими всадниками. Дело в том, что Вистилия, происходившая из семьи преторов, публично заявила, что купила licentiam stupri у эдилов, согласно старинному обычаю древних, которые полагали, что достаточное наказание для развратных женщин представляет одно уже признание их позора».
Светоний также рассказывает (Tiber. 35):
«Пользовавшиеся сомнительной славой женщины начали публично заявлять о себе, как о проститутках (lenodnium profiteri), чтобы, освобожденные от привилегий и достоинства честных женщин, избежать наказание по закону».
По-видимому, уже Елавдий (Sueton. Claud. 38) значительно ограничил права эдилов. По крайней мере о «professio nominis» со стороны проституток у эдилов уже нет более речи, хотя взимание налога на проституцию, как мы уже видели выше, продолжало существовать, а это требовало, конечно, известной регистрации отдельных проституток. Во втором и третьем веке после Р. X. запись проституток в матрикулы должны были производить «beneficiarü principii» и «curiosi», как это видно из одного замечание Тертуллиана. (De fuga in persecutione 13: Nescio dolendum an erubes– cendum sit, cum in matricibus beneficiariorum et curiosorum, inter tabernarios et lanios et fures balnearum, et aleones et lenones, Christiani quopue vectigales continentur).
После записи женщина, официально объявленная проституткой. меняла свое имя. Предписание это существовало уже во время Плавта. Он говорит в «Poenulus» (Действ. Ш, сц. 3, стих 20):
Ganz zur rechten Zeit
Bist du gekommen; denn heut 1st der Tag, wo sie
Die Kamen ünSern sollten, um dem schimpflichsten
Erwerb sich hinzugeben mit dem eigenen Leib.
(Перев. W. Binder).
(«Ты пришел как раз вовремя, так как сегодня день, когда они должны изменить свои, имена, чтобы предаться позорнейшему промыслу собственным телом»).
В большинстве случаев дело шло о «nom de guerre», который называли «titulus» (Ювен. VI, 123; Марц. XI, 46) и надписывали над дверями комнаты в борделе (см. выше, стр. 274). Из Марциала и помпеянских надписей мы знаем множество таких профессиональных имен римских проституток, как например, Дравка, Вероника, Лтонузия, Лаис, Фортуната, Лициска, Таись, Леда, Филенис и мн. др.
Третий акт на жизненном пути проститутки связан был с известной переменой костюма, которая точно также предписывалась законом. При регистрации и изменении имени проститутки теряли право носить украшение честных женщин, матрон, instita, stola и vittae, и должны были надевать похожее на тогу платье, так называемое «toga meretricia». В то время как обыкновенный костюм матроны представляла «стола», поверх которой вне дома надевали «palla», проститутка (libertina и meretrix) носила более короткую тунику без «instita» и поверх нее тогу, которая у простых проституток была темного цвета («toga pulla»). Если матрона уличена была в прелюбодеянии, она также должна была носить тогу, но белого цвета.
Различие в костюме так строго проводилось уже во время республики, что Цицерон (de finibus bonorum et malorum II) имел возможность сказать: одеть проститутку в костюм матроны все равно, что ввести сладострастие в общество добродетели. А Плавт в «Miles Gloriosus» (III, I, стр. 195) особенно подчеркивает, что «проститутка явилась одетая совершенно так, как женщина приличного звания»:
Волосы красиво причесаны, окутанные повязкой.
В комедии Афрания «Epistula» автор влагает следующие слова в уста одного из действующих лиц, которое с удивлением спрашивает:
Meretrix cum veste longa?
(Comicor. Latinor. reliquiae rec. Ribbeck, Lips. 1855, стр. 155).
Мы имеем многочисленные доказательства, что костюму проститутки придавали большое значение и в позднейшее время. Марциал (I, 36) например, спрашивает:
Wer bekleidet das Florafest und duldet
An Lustdirnen die Züchtigkeit der Stola?
(Кто украшает праздник флоры и к то потерпит на проститутках целомудренную столу?)
У Горация (Сат. I, 2, 63) «togata», т. е. проститутка, противополагается матроне.
Из «Ars amatoria» Овидие (I, 31, см. также Fast. IV, 134; Trist. II, 247; ex Pont. Ill, 3, 51) мы узнаем, впрочем, что либертинам и кокоткам запрещено было также носить «vittae» и «institae», которые, как «insigne pudoris», разрешено было носить только матронам.
За пределами Рима проститутки носили часто tunica talaris, чтобы скрыть свою профессию. Это видно из упомянутого выше места у Афрания, где сказано далее, что именно с этой целью проститутки часто надевали в чужом месте vestis longa. Путем брака meretrices приобретали право носить столу матроны (Сие. Phil. II, 18, 44). В конце эпохи императоров различие в костюме между проститутками и честными женщинами сгладились, что можно заключить из жалоб Тертуллиана (de cultu fern. 12; de pallio 4). Некоторые проститутки осмеливались даже появляться на улицах в костюме монашек, так что императорыфеодосий, Аркадий и Гоно рий должны были издать против этих злоупотреблений следующий закон:
Mimae, et quae ludibrio corporis sui quaestum faciunt, publice habitu earum virginum, quae Deo dicatae sunt, non utantur.
Об остальных особенностях костюма проституток, не предвид енных законом, мы уже говорили подробнее выше (276–277).
Закончив этот краткий обзор главнейших общих римских законов, относящихся к проституции, мы вкратце рассмотрим еще специальное законодательство отдельных императоров, прежде всего, мы должны назвать первого императора, Августа, который озабочен был «cura morum», состоянием нравственности, начиная с войны с Египтом и до последних годов жизни. Он издал свои знаменитые законы о браке, в которых неоднократно идет речь и о проституции и которыми он пытался косвенно ограничить ее. В то время, как «Lex Julia de maritandis ordinibus» (от 18 г. до Р. X) и «Lex Рарiа Рорраеа» (от 9 г. до Р. X.) относятся, главным образом, к половой реформе, знаменитый «Lex Julia de adulterüs» от 18 г. после Р. X. содержит также постановления, касающиеся проституции и сводничества; они подробно изложены в дигестах XXIII, 2, 43 и XLVIII, 5, и направлены в особенности против сводничества мужей по отношению к своим женам.
Тиверий в 19 г. по Р. X. запретил заниматься проституцией всем женщинам, дед, отец или муж которых был римским всадником, и наказывал таких знатных женщин за проституцию изгнанием (Тацит, Ann. Ии, 86; Светон Tib. 35).
Калигула ввел, как уже упомянуто, налог на проституцию (Свет. Calig. 40).
Веспасиан постановил, что рабыня, купленная под условием, что она не будет проституирована, приобретаеть свободу, если господин ее, тем не менее, заставил ее заниматься проституцией (Диг. XXXVII, 14, 7).
Домициан лишил проституток и пользующихся сомнительной славой женщин права употреблять носилки и вступать во владение наследством (Ceem. Domit. 8). Он установил также и другие карательные законы против проституции, чем и объясняется похвала Марциала (IX, 6, 8–9):
Qui nec cubili fuerat ante te quondam,
Pudor esse per te coepit et lupanari.
Александр Север пытался ограничить проституцию различными мерами, к которым относится, между прочим, и следующая: он приказал публиковать во всеобщее сведение имена проституток и сводниц (Ламприд. Al. Sev. 24 и 25; Лактанц. VI, гл. 2 и 3).
Император Тацит не желал допустить существование борделей в Риме, но не мог надолго сохранить свое запрещение (Vopiscus, Tacit. 10).
Константин издал закон, которым «ministrae» cauponae, т. е. кельнерши в кабачках с женской прислугой, признавались проститутками (Codex– IX, 9, 29; см. также Улпиан Dig. XXIII, 2, 43 и Cod. IV, 56, 3; Паул. Senentia II, 26, 11). Это не относилось, однако, к «dominae cauponae», хозяйкам, так что только первые были свободны от требований законов, последние же не могли безнаказанно предаваться прелюбодеянию.
Ограничением или даже искоренением проституции очень усердно занимались императорфеодосий младший и Валентиан. Они назначили суровые наказание для отцов и господ, которые продавали своих дочерей и рабынь для проституции, а затем, в 439 г. по Р. X. запретили вообще заниматься сводничеством под угрозой телесного наказания, изгнания, каторжных работ и высоких денежных штрафов (Cod. XI, 40, 6; Cod. I, 4, 12 и 14; Cod. Theod. XV, 8, 2). Несколько лет спустя, оба императора сделали попытку искоренить бордели и дома для проституции в обеих частях империи, причем они отменили налог на проституцию, запретили заниматься развратом в какой бы то ни было форме, а за нарушение этого постановление наказывали лиц низших сословий изгнанием и каторжными работами, а лиц высших сословий лишением имущества и сана. Кроме того, они разрешили всем желающим выкупать или освобождать рабынь из борделей. Начальство получило строгий приказ наблюдать за выполнением этого закона. За всякую небрежность в этом отношении грозило телесное наказание и денежный штраф в 20 фунт. золота. (Ницефорус Hist, eccles. XII, 22; Cod. Theod. XIII, 1,1; Ланиут, там же стр. 21).
Законодательство Юстиниана движется совершенно в том же направлении. Оно изложено главным образом в четырнадцатой новелле. Согласно законам, все lenones должны были покинуть город. Домовладельцы, которые терпели в своем доме учреждение сводников, наказывались конфискацией дома и штрафом в 10 фунтов золотом. Сами же сводники, которые хитростью и насилием привлекали девушек и проституировали их в борделях, расположенных в то время даже рядом с церквями и другими «venerabiles domos», должны были уплачивать «самые высокие штрафы».
Залоги, которые проститутки должны были выдавать на основании насильственно произведенных долговых записей, объявлялись недействительными и хозяева борделей должны были возвращать девушкам все, что им принадлежало по праву. Наконец, Юстиниан постановил, что предписание от 1 декабря 535 г. после Р. X. имеют силу во всех частях империи (Nov. XIV, § 1; Procop. de aedif. lustin. 1, 9).
Императрица Феодора ревностно поддерживала своего супруга в его стремлениях искоренить проституцию и велела освобожденных или выкупленных у купцов и сводников проституток, числом 500, поселить в расположенном на азиатском берегу Босфора старом монастыре, где они должны были вести созерцательную и благочестивую жизнь. Но уже этот «дом св. Магдалины», вероятно, один из самых старых, показал то же самое, что впоследствии постоянно приходилось наблюдать во всех остальных учреждениях такого рода: проститутки предпочитали смерть такой однообразной благочестивой жизни. Сообщают, что большинство обитательниц этого дома покаянияфеодоры бросились в море (I. Malalas, Chron. XVIII, стр. 440 и след. изд. Диндорфа-, Procop. de aedif. Iustin. I, 9).
Против распространения мужской проституции в Риме издан был относящийся, вероятно, к концу третьего века до Р. X. «Lex Scantinia» de nefanda Venere, который наказывал, главным образом, за соблазн и сводничество по отношению к свободным мальчикам, а именно штрафом в 10 тысяч сестерций (Квинтилиан VII, 4, 42). Судя по частому упоминанию о нем у писателей, закон этот, должно быть, применялся очень часто (Cicero ad div. 8, 12, 14; Phil. 3,6; Свет. Dom. 8; Ювен. II, 29 и дал., 44 и дал.; Тертулл. monog. 12; Авзан. epigr. 89). Нума Преториус справедливо замечает, что карательного закона против однополой любви, как таковой, у римлян никогда не было. Речь всегда идет у них только о «stuprum», т. е. насилии и насильственном соблазнении свободных мальчиков, о сводничестве и проституировании их, а не о гомосексуальных половых сношениях двух взрослых мужчин, хотя прежде наказанию подвергались и эти последние. По Нума Преториусу, «lех Julia de adulteriis» от 18 г. до Р. X. изменил, вероятно, наказание lex Scantinia. И этот закон также направлен был только против сводничества и проституирование свободных мальчиков. За совершение обесчещения он наказывал смертной казнью, за одну только попытку совершить его – ссылкой, а за соблазнение – конфискацией половины имущества и лишением права завещать вторую половину (Paul. Sentent. II, 26, 13).
Из императоров Домициан первый приказал строго исполнять lех Scantinia (Свет Dom. 8), старался искоренить проституцию мальчиков и, как нам известно из Марциала, IX, 6 и IX, 8, стремился положить конец возмутительному сводничеству по отношению малых детей. О мерах позднейших императоров, от Александра Севера до Тацита, см. выше, стр. 333. Император Филипп Аравитянин (244–249 по Р. X.) уничтожил бордели для мальчиков и запретил разврат с мальчиками. «Тем не менее», говорит Аврелий Виктор, «порок продолжает существовать и если места, где он практикуется, теперь другие, то он сопровождается за то еще большими ужасами». Христианские императоры запрещали не только сводничество и проституцию, но и вообще всякие гомосексуальные отношение между мужчинами, которые карались смертной казнью. (Cod. IX, 9, 30; lust. IV, 18, 4; Nov. 77 и 141; Cod. Theod. IX, 7, 3).
Граждански-правовые последствия проституции стоят у римлян в тесной связи с понятием «infamia», которое мы рассмотрим в следующей главе, а потому мы считаем целесообразным там же привести относящиеся сюда предписание закона.
11. Роль проституции в обществе и в общественной жизни древних. (Значение двойственной морали, обесчещение и его правовые последствия, отношение к обществу, общественному мнению, к литературе и искусству). – Взгляды того времени на проституцию и значение ее в общественной жизни всецело покоятся на неверном, ложном принципе «двойственной морали», как это ясно и тонко определяет Плавт (Mercator действ. Ии. сц. 10):
Die Weiber haben doch, fürwahr, ein hartes Loos
Und sind um Vieles schlimmer, als die Manner, dran.
Denn wenn ein Mann sich hinterm Rucken seiner Frau
Eine Dime halt, so gehts ihm, wenns die Frau erfahrt.
Stets ungestraft hin. Aber wenn die Frau einmal
Zum Haus hinausgeht, ohne dass der Mann es weiss,
Gleich gibt es einen Klagpunkt für ihn ab, die Eh
Zu trennen. Gabs doch ein Gesetz fur Mann und Weib!
Ein Weib, das brav ist, hat an einem Mann genug;
Warum nicht ebenso der Mann an einem Weib?
Beim Castor, würden Manner, die sich hinterrücks
Der Frau an Huren hangen, ebenso gestraft,
Wie Fraun, die aus dem Haus man stosst, wenn sie sich was
Zuschuiden kommen lassen: man würde ungleich mehr
Geschiedne Manner, als geschiedne Frauen sehn.
(Перев. W. Binder).
(У женщин поистине суровая судьба и им во многих отношениях хуже в этом случае, чем мужчинам. В самом деле, если муж содержит за спиной жены проститутку, ему это сходит с рук безнаказанно, даже если жена узнает об этом. Но если жена когда-нибудь уйдет из дома без ведома мужа, это сейчас же может послужить ему поводом для жалобы и расторжение брака. Пусть бы был один закон для мужа и жены! Честной женщине достаточно одного мужа; почему же и мужу не достаточно одной жены? Клянусь, если бы мужей, бросающихся в объятие проституток за спиною жен, наказывали так же, как жен, которых выгоняют из дома, когда они в чем-нибудь провинятся – мы увидали бы гораздо больше разведенных мужей, чем жен!)
В свете этой двойственной морали древняя проституция обнаруживает двойственное лицо, которое она сохранила и до сих пор и которое метко характеризуется выражением «необходимое зло». С одной стороны подчеркивают необходимость и целесообразность проституции для социального урегулирование половой жизни и проституция, соответственно этому, играет значительную роль в обществе и государстве – роль, которая нередко сопровождается глубоко захватывающим влиянием на жизненные условия, так что по отношению к известным эпохам (вспомните эллинизм) можно говорить о превалировании и апофеозе проституции. С другой стороны проституция стоит на низшей ступени общественной лестницы и ее клеймят печатью позора и бесчестия, которая имеет для своей носительницы самые тяжелые правовые и социальные последствия. Это противоречие – продукт двойственной морали; древний мир не разрешил его, так же мало и новейшее время. Но если мы хотим преодолеть и разрешить это противоречие, мы должны его выяснить себе, иметь его всегда в виду, исследовать его причины. В своей резкой формулировке и в своем влиянии на двойственный уклад половой жизни-с браком на одной и проституцией на другой стороне – противоречие это, безусловно, имеет античный характер, хотя нельзя не признать, что именно древний мир делал попытки найти такие переходные формы половых отношений между обеими крайностями, которые способны были бы заменить проституцию более благородными, хотя бы и временными связями между мужчиной и женщиной, в справедливом сознании того, что постоянный брак на всю жизнь возможен и пригоден не для всех, а для многих представляет недостижимый идеал.
Прежде всего, мы должны рассмотреть одну сторону значение проституции для общественной жизни, именно ту, которая находит. себе выражение в ее социальном бесчестии, в «atimia» и «infamia» Но здесь мы опять-таки должны указать, что оба больших государства классической древности представляют типично рабские государства и что понятие о социальном бесчестии в них гораздо шире, чем в, наших современных государствах, основанных на индивидуальной свободе всех, входящих в их состав. Моммзен считает центральной идеей» рабского государства й неоспоримой в то время идеей, лежащей в основе общественных и частных отношений, ту мысль, что богатый человек, живущий на счет труда своих рабов, тем самым уже заслуживает уважения, а бедный человек, живущий трудами рук своих, необходимо низок. Все, что было связано с активным трудом и добыванием денег, считалось у древних в социальном отношении низменным (minderwertig). Такое же отношение было и к представителям различных профессий: ремесленнику, механику торговцу, купцу, трактирщику; даже врач, поскольку он брал деньги за свой труд, пользовался презрением. Все это объясняется глубоким презрением к труду, которое одно только делает понятной и такую своеобразную фигуру, как античный блюдолиз, «паразит»; «жаждущий наслаждений грек проявляет здесь свое отвращение к ремесленно-низменному, банавзическому, ценою своего бесчестия»; в то же время он является «неизбежным дополнением» антибанавзического мира древности.
И вот проститутка, прежде всего, причисляется к этим банавзическим личностям; она ставится с ними на; одну ступень, в то время как у нас те другие профессии относятся к уважаемым и честным. Сапожник, например, по мнению древних, стоял немногим выше проститутки или сводника. Это неопровержимо доказывает следующее характерное признание Крития в «Charmides» Платона (стр. 163с):
«Если он и назвал все то, что ты привел раньше, делами (Werke) и деятельностью (Wirken und Thun), то не думаешь ли ты, что он хотел этим сказать, будто ни для кого не позор кроить сапоги или продавать соленую рыбу или заниматься профессиональным сводничеством? Нельзя же этому поверить, Сократ».
Общественное презрение к ремесленникам и представителям торговых промыслов было так велико, что достаточно было, например, посещение трактира, чтобы исключить гражданина из числа сочленов ареопага (Атен. XIII, 566f). Отношение к проституции и к банавзическим профессиям было различно лишь в том смысле, что над последними не тяготело собственно правовое бесчестие (infamia), которое накладывало на проституированного субъекта еще особое пятно. С другой стороны, по крайней мере в Риме, такое же. правовое бесчестие признавалось и за другими профессиями, например, танцоров, актеров и гладиаторов (Dig. Ш, 2. 1; III, 2, 5).
Так как проституированные большей частью принадлежали к сословию рабов, то при анализе понятия infamia нужно принять во внимание, что, как рабы, проституированные уже а priori лишены были известных прав и достоинств граждан. Так, аттические рабы исключены были из общества мальчиков и не имели права заниматься упражнениями в гимназиях, а все вообще греческие рабы были неправоспособны. Римский раб точно также не был юридической личностью (caput non habet, servi pro rullis habentur, Dig. XXVШ, I, 20, 7); он не мог ни завещать своего имущества, ни наследовать, и был также совершенно бесправен по семейному праву.
По всему видно, что бесчестие, infamia, проституированных, сохранившееся и до сих пор, имело в древности другую основу, которая заключалась с одной стороны в презрении к «банавзическим» профессиям, а с другой – в рекрутировании проституированных из бесправного сословие рабов. Теперь это взаимоотношение совершенно исчезло, а потому современное обесчещение проституции представляет нечто изолированное, распространяющееся исключительно на нее (и разумеется также на все косвенные формы проституции, как сводничество, содержание борделя и торговля девушками).
Охарактеризовав вообще те точки зрения, с которых должно судить об античной «infamia» проституток, мы вкратце приведем ниже главнейшие относящиеся сюда факты.
Демосфен в своей речи против Неэры ясно указал резкое социальное и правовое различие между положением свободной от рождения, честной женщины и проституткой. Он говорит (стр. 1384): «Достоинство и сан честных и свободных от рождение женщин перешли бы. на проституток, если бы эти последние добились права производить детей с кем они пожелают, участвовать в совершении тайных посвящений и жертвоприношений и пользоваться почетными правами в государстве». При сношениях с заведомыми проститутками было невозможно, потому что здесь речь могла быть только о свободных, честных женщинах. (Плут. Solon 23; Demosth. in Neacr, стр. 1367). Далее, роль проституток очевидна из постановления закона Солона, о котором Плутарх говорит (Solon 22): «Несколько суровее, по-видимому, упоминаемый Гераклеидом из Понта закон, по которому дети, прижитые с проституткой, также не обязаны были кормить своих отцов. Действительно, кто при вступлении в брак упускает из виду вопрос о благосостоянии, тот показывает, что берет себе жену не для произведение на свет детей, а только из чувства сладострастия. Тем самым он уже, следовательно, получает свою награду и теряет право жаловаться на своих детей, так как он является причиной тою, что им даже их рождение ставится в упрек». Закон Перикла, возобновленный в конце 5-го столетие оратором Аристофоном, устанавливал полные гражданские права только для детей, рожденных от гражданина и гражданки, детей же гетер он лишал права пользование гражданскими правами и правом наследование. Как глубоко укоренилось в народе понятие о бесчестии проституток, показывает следующая эпиграмма Диоскуридеса (Anth. Palat. XI, 363) на сына одной публичной женщины, который получил приз во время бега с факелами, в котором имели вообще право участвовать только юноши законного происхождения:
Ehr ist bei euch nicht mehr, Alexandrier, wenn Ptolemaeos
Bengel den Fackeltriumph unter den Jtinglingen hat.
Des Ptolemaeos Bengel. 0 Stadt, Stadt! Wo ist der Mutter
SchSndlichkeit, und der Spelunk often getrieben Geschdtf?
Wo ist das Dirnengehaus uud der Schweinstall? Hecket, ihr Huren!
Hecket! Der Bengel im Kranz kann euch Ermunterung sein.
(Перев. G. Thudichum).
(В вас нет больше чести, александрийцы, если победа в факельном празднестве осталась среди юношей за бастардом Птолемея. О, город, город! Где же позор матери, где открытое содержание кабака?! Где дом для проституток и хлев для свиней? Высиживайте, высиживайте своих птенцов, проститутки, увенчанный бастард может послужить для вас поощрением).
В «Ап dri а» Теренция, обработанной по греческим образцам, прежняя честная (honeste) жизнь бедной в то время Хризис противополагается ее позднейшему бесчестному (inhoneste) добыванию денег путем проституции (действ. IV, сц.,5).
Римская «infamia» проституток без сомнение была строже «атимии» греков, как и вообще римлянин строже относился к развратному промыслу. Проститутка была у них тождественна с tinfamis femina» (Квинт. VI, 3, 51), причем infamia эта впервые выражена в lex Julia и Papia Рорраеа, между тем как эдикт преторов распространил «infamia» только на сводников и проституированных мужского пола (qui lenocinium fecerit Dig. Ill, 2, I; Cod. IX, 9, 31; Dig. Ill, 1, 1, 6). Впоследствии «infamia» в обоих законах сравнялась (Dig. XII, 5, 4, 3) и сохранялась даже по прекращении занятия проституцией (Dig. XXIII, 2, 43, 4 и 6). Последствиями «infamia» были: 1) Запрещение носить одежду честных матрон (Dig. XVII, 10, 15, 15); 2) Лишение права давать свидетельские показание перед судом; 3) Признанную «infamis» женщину можно было без всяких оговорок выгнать из нанятой ею квартиры (Nov. 14, Ланиут, а. а. О. стр. 52); 4) Она не могла подавать жалобы в суд в случаенеуплаты за coitus (Лаппут, стр. 53–55. 5) Согласно постановлению Домициана, ока не могла приобретать ни завещанного имения, ни наследства (Свет. Dom. 8), что имело силу также и для завещаний солдат (Dig. XXIX, 1, 41, 1; Dig. XXXIV, 9,1, 14; Cod. V, 4, 23, 3). 6) Над «infames» тяготело относительное лишение права наследование братья и сестры «infames», если они должны были получить по завещанию меньшую долю, могли возбудить «querela inofficiosi testament» (Cod. Theod. II, 19, 1, 3; III, 28, 27). 7) Infames feminae не могли вступать в брак с сенаторами и вообще с свободными от рождение людьми (Dig. XXIII, 2, 43, 6 и 8: XIII, 1, 16; Cod. V, 27, 1; V, 5, 7).
Напротив, сами проститутки могли свободно распоряжаться своим имуществом, могли также составлять закономерные завещание (Paul. Sent. Ill, 4, 6) и не обязаны были возвращать полученные подарки. (Ланггут, стр. 41 и пр.)
Весьма любопытно ироническое разъяснение Эсхина относительно возможности жалобы на исполнение или неисполнение проституционного договора. Он говорит:
«Все мы, вероятно, согласны, что взаимные договоры заключаются вследствие недоверие друг к другу, чтобы не нарушивший договора мог защитить свое [право перед судом против нарушителя его. Итак, если требуется разрешение дела предававшимся разврату по письменному соглашению, если права их нарушены, то остается прибегнуть к помощи закона. Какие же речи вам пришлось бы слышать в таком случае с обеих сторон? Не думайте, что дело только вымышлено мною, а представьте себе, что оно действительно совершается на ваших глазах. Допустим, что справедливо поступает в этом деле наниматель, а нанятый неправ и не заслуживает доверия. Или наоборот, что нанятый честен и исполняет договор, наниматель же, имеющий то преимущество, что он стар, обманул. Представьте себе, что вы сами назначены судьей в этом деле. И вот старший, получив разрешение на воду и на произнесение речи, с жаром начинает свою жалобу следующим образом:
Я нанял, афиняне, Тимарха для разврата со мною по договору, который хранится у Демосфена. Ничто ведь не препятствует такому допущению. Но он не исполняет уговора… Затем, обращаясь к судьям, он излагает то, что такой субъект должен делать. Но разве тот, кто нанял афинянина противно закону, не будет в этом случае забросан каменьями, неся наказание по суду не только уплатой эпобелии, но и за оскорбление действием?
Но вот обсуждается вопрос не о нем, а о наемнике. Пусть же выступит мудрый Баталос и говорит за него, чтобы мы знали, что он, вероятно, скажет: Вы, судьи, меня нанял некто за деньги для разврата с ним; такое допущение, без определения имени, ведь не меняет дела. Я исполнил и теперь еще исполняю согласно договору все, что должен исполнить нанятый для разврата. Он же нарушает договор. Не раздастся ли после этого громкий крик даже со стороны самих судей? Кто же, в самом деле, не скажет: «И ты смеешь выступать публично? Или ты хочешь получить венец жертвы? Или считать нас равными себе?» Таким образом, договор был бы совершенно бесполезен.
Из дальнейшего рассуждения мы узнаем, что жалоба на выполнение проституционного договора была со стороны Эсхина вымышлена, но что подобные договоры действительно практиковались. Эсхин доказывает недействительность такого договора, которую он выводит из бесчестия (infamia), лежащего в основе дела.
Atimia проституированных мужчин выражена в следующем законе Солона:
«Афинянину, который позволяет совершать над собой разврат, запрещается быть одним из девяти архонтов, занимать место жреца, выступать защитником перед народом, занимать какую-нибудь государственную должность, будет ли это внутри или вне страны, по жребию или по выбору.
Ему не разрешается также быть герольдом, произносить приговор, присутствовать при государственных жертвоприношениях, носить венок во время общих процессий с венками, ни переступать освященных границ внутрь народного собрания. Если же признанный виновным в том, что он позволил совершить над собой разврат, сделает это, то он подлежит наказанию смертной казнью.
Обвинением в гетерезисе, в мужской проституции, часто пользовались по отношению к ненавистному лицу, чтобы возбудить против него так называемое epangelia dokimasias, т. е. публичное расследование его жизни (Ро XIII, 40 и дал.). Классический пример тому представляет речь Эсхина против Тимарха.
В Риме бесчестной считалась главным образом пассивная педерастия кинед и проституированных мужчин. Infamia «muliebria passus» выражена в дигестах (III, 1, 1, 6) и в кодексе (IX, 6, 31). Характерны в этом отношении в особенности два признания. Сенека (de benef. II, 21) говорит: «Еще больше следовало бы принять во внимание: что должен делать попавший в заключение, если порочный, продажный и таращенный человек (homo prostituti corporis et infamis ore) предлагает ему деньги для выкупа? Должен ли я позволить этому негодяю спасти меня? И если я позволю ему спасти себя, то чем я могу потом выразить ему свою благодарность? Могу ли я поддерживать отношение с этим дурным человеком? Или я должен отвернуться от того, кто освободил меня? Мое мнение об этом такое: Разумеется, что я приму от человека из такой компании необходимую мне для моего спасение сумму. Но я приму ее не как благодеяние, а как заем. Я заплачу ему эти деньги и, если представится случай, спасу его от грозящей ему опасности. Но я не вступлю с ним в дружбу, которая связывает равномыслящих». Домициан помиловал во время военного заговора только одного трибуна и одного капитана, которые, «чтобы легче доказать свою невинность, показали, что они извращенные развратники, которые именно поэтому не могли, следовательно, иметь какого бы то ни было влияние ни на солдат, ни на вождей».
Об «infamia» сводничества мы уже говорили неоднократно. Речь Эсхина против Тимарха служит доказательством этой infamia (см. выше стр. 320). В Риме lenocinium признается бесчестной уже эдиктом преторов Dig. Ill, 2, 4, 2 и 3).
Посл едствия «бесчестия» проституированных естественно должны были сказываться и в различных отношениях проституции к общественной жизни, причем половое лицемерие часто выступало, разумеется, в непривлекательной форме, потому что проституция, с другой стороны, считалась ведь «необходимым» злом и пользование ею рекомендовалось, как защита против прелюбодеяние и совращение честных девушек. Тем не менее посещение борделей считалось вообще позором и никто не решался отправиться в лупанарий днем, открыто. Для этой цели выбирали обыкновенно вечерние часы или же ночные. Но и тогда, чтобы не быть узнанным, голову покрывали плащом (Сие. Phil. II, 31) или же укутывались «cucullus» (Ювен. VI, 330; VIII, 145), своего рода капюшоном. Посещение борделя с открытой головой (aperto capite), так что можно было быть всеми узнанным, считалось большим бесстыдством. Уже Плавт резко порицает людей, которые с базара отправляются в лупанарий с непокрытой головой:
Ipsi de foro tarn aperto capite ad lenones eunt.
(Plaut. Captivi A. Ill сц. 1 v. 15.)
«Сноситься с проститутками в борделях», говорит Артемадор (Oneirocriticon 1, 78)», значит испытывать небольшой стыд и незначительные расходы, потому что стыдно, когда приближаешься к этим созданиям, и кроме того еще приходится тратиться на них». Сенека (Nat. quaest, I, р. 16) также высказывается за необходимость посещать бордель под покровом ночи. То же говорит Теренций. (Andria, II, сц. 6).
Что аналогичные воззрение существовали и у греков, показывает например, Элиан (Var. hist. XII, 17):
«Деметрий, повелевавший многими народами, посещал проститутку Ламию в полном вооружении и с диадемой на голове. В достаточной мере позорно было бы для него, если бы он только позволял этой особе приходить в свое помещение, но он был настолько любезен, что сам отправлялся к ней на квартиру. Флейтщику Теодорову я бы отдал предпочтение перед Деметрием, потому что когда Ламия звала его к себе, он не принял ее приглашения».
Знаменитые и выдающиеся мужи считали часто необходимым защищаться против упрека в посещении проституток/.
Так, циник Диоген упрекал киренаика Аристиппа, что он живет с простой проституткой (Лаис). «Либо откажи ей, либо обратись, как я, к секте собак». Аристипп ответил на это в духе своей системы: «Кажется ли тебе неподходящим жить в доме, где живут еще другие люди?» – «Нимало», – ответил Диоген. «Или ехать на корабле, на котором уже раньше ехали многие другие?». – «Так же мало». – «В таком случае нет ничего дурного и в том, чтобы наслаждаться женщиной, которой раньше уже наслаждались многие другие». (Атен. ХШ, 588е, f, по нем. перев. Фридриха Якобса).
В знаменитой защитительной речи Г. Гракха по возвращении его из Сицилии, он между прочим сказал: «Два года я пробыл в провинции. Если в течение этого времени какая-нибудь проститутка переступила порог моего дома или какой-нибудь раб был совращен, благодаря мне, то считайте меня худшим и презреннейшим негодяем среди всех народов».
Отцы нередко лишали своих сыновей наследства за то, что они имели связь с проституткой, что Квинтилиан считает, впрочем, спорным с юридической точки зрение (Квинт. VII, 4, 20). Иные имели полное основание косо смотреть на посещение борделей их сыновьями, потому что последние часто проматывали там все их состояние.
Таким мотом является Харинус в «Mercator» Плавта. Он сам описывает в прологе огорчения, которые доставил своему отцу:
Kaum den Kinderschuhn entschlüpft,
Vom Knabenhaften kaum den Sinn hinweggewandt,
Fing ich mit Glut ein Madchen hier zu lieben an,
Und alsbald, hinter meines Vaters Rücken, zog
Mein Hab und Gut zu ihr in die Verbannung hin.
Der habbegierige Kuppler, dieses Madchens Herr,
Riss mit Gewalt so viel, als ihm nur moglich war,
Aus meinem Haus in seines. Da erfolgie bald
Des Vaters Tadel. Tag und Nacht beschrieb er mir
Die Falschheit und die Schlechtigkeit des Hurenwirts:
Stets werde sein Vermogen kleiner, wahrend sich
Der Kuppler maste; dieses sagt er mit Gelarm
Mir manchmai, manchmal auch nur mit verbissnem Zorn;
Ich sei sein Sohn nicht mehr, rief in der ganzen Stadt
Er Iaut herum, es solle jedermann vor mir
In Acht sich nehmen, einen Deut nur mir zu leihn.
Ich sei ein Geldverputzer, ein missratner Sohn,
Der aus dem Hause schleppe, was nur moglich sei.
Er nenne das die schlechteste Aufführung, wenn
Ein Sohn durch dissolutes Leben das verstreu,
Was er, der Vater, muhevoll hereingeschafft.
Er schame sich, dass er so lange mich geschont:
Wo keine Scham sei, gelte auch das Leben nichts.
(Перев. W. Binder).
(Едва выскочив из детских пеленок, когда мысли мои еще почти не успели отвернуться от ребяческих интересов, я страстно полюбил девушку и сейчас же, за спиной моего отца, перетащил к ней все свое имущество. Жадный сводник, хозяин девушки, насильно вымогал у меня, что только было возможно, и тащил из моего дома в свой. Но затем отец вскоре выступил с порицанием против меня. День и ночь описывал он мне лживость и подлость хозяина проститутки: его состояние, говорил он, все уменьшается, а сводник все жиреет. Иногда он говорил сердито, иногда – со сдержанным гневом. Я больше не его сын, кричал он по всему городу, пусть всякий остерегается дать мне взаймы хоть один деут; называл меня мотом, неудачным сыном, который тащит из дому, что только возможно. По его мнению, нет худшего поведения, как если сын развратным образом жизни растрачивает все, что он, отец, с таким трудом приобрел. Ему стыдно, говорил он, что он так долго щадил меня: где нет стыда, там жизнь ничего не стоит).
Такие рельефные, выхваченные из жизни сцены, рисующие конфликт между отцом и сыном, вследствие чрезмерной склонности последнего к борделям и проституткам, встречаются довольно часто в античной комедии. Странный контраст с этим представляет, с другой стороны, в известной степени вольное и благосклонное суждение об отношениях молодых людей, с проститутками. Мы встречаем такие взгляды уже в более старое время республики, когда господствовали строгие нравы, и это объясняется распространенным в древности воззрением, будто посещение борделя и сношение с проститутками действительно способны ограничить запрещенные половые сношение (прелюбодеяние, совращение).
Гак, Ливий рассказывает (XXXIX, 9) о связи Публие Эбуцие с проституткой Феценией Гиспала, что ото не имело ни малейших дурных последствий для состояниz и доброго имени юноши» (minime adolescentis aut геи aut famae damnosa). Или старый Патон, например, увидав юношу, выходившего из борделя, похвалил его в следующих словах: macte virtute esto, потому что это лучше, «чем соблазнять чужих жен» (alienas permolere uxores. Гораций, сат. 1, 2, 31–35). Правда, по одной из схолий он в другой раз сказал тому же юноше, увидав его вторично выходящим из борделя: «юноша, я похвалил тебя за то, что ты иногда приходишь сюда, но не затем, чтобы ты жил здесь».
Весьма характерны следующие слова Цицерона (pro Coelio 20, 48); «Впрочем, если кто думает, что молодежи запрещено любить проституток (meretri– cüs amoribys), то он придерживается – не могу этого отрицать – очень строгих правил. Но он стоит в противоречии не только с вольными нравами современного мира (hujus soeculi licentia) но и с тем, что входило в привычку и что было признано нашими предками (consuetudine atque conccssis). В самом дел е, когда втою не было? Когда это осуждалось? Когда это не было равртиеио? И когда, наконец, нельзя было делать того, что было разрешено?» У Плавта (Mercator III, 4), Евтихий объявляет сношение с проститутками привилегией молодежи, между тем как для более пожилых мужчин он считает их непозволительными. Точку зрения, господствовавшую в эпоху империи, характеризует Сенека старший (controvers. II, 12, 10): «Он не совершил греха. Он любит проститутку-это принято, потому что он юноша. Он исправится и женится».
Противоречивый взгляд древних на проституцию отнюдь не устранен христианством. Такой святой, благочестивый и строго-нравственный человек, как Августин (de ord. И, 12)9 мог с одной стороны называть проституцию «чумой» человечества, а с другой – самым резким образом подчеркивать ее необходимость».
«Quid sordidius quid inanius decoris et turpitudine plenius meretricibus lenonibus ceterisque hoc genus pestibus did potest? Aufer meretrices de rebus humanis, iurbaveris omnia libidintbus».
В главных чертах, христианское учение и христианское государство сохранили это воззрение и по настоящий день.
Что касается отношений между проститутками и честными женщинами, то здесь infamia тяготела над ними всей своей тяжестью. Тут не было снисхождение и уступок двойственной половой морали. Как ревниво греческие женщины следили за тем, чтобы проституток разделяла от них глубокая пропасть и чтобы проституткам не предоставлялись никакие привилегии честных гражданок, показывает следующее место из речи Демосфена против Неэры. (стр. 1383).
«Что сказал бы каждый из вас своей супруге, матери или дочери, если бы он голосовал за оправдание этой женщины? Если они спросят вас, где вы были, и вы ответите им, что творили суд, они сейчас же опять спросят вас: над кем? Над Неэрой ответите вы. Неправда ли? – За что? – За то, что она, чужестранка, противно закону, вышла замуж за афинянина, а развратная дочь ее повенчалась с Теогенееом, который был тогда архонтом, совершала от имени государства священные таинства и жертвоприношение и позволила себе во время церемоний представлять супругу Вакха и т. д. И вы рассказали бы в точности, какое обвинение возбуждено против нее по этому пункту. В ответ на эти сообщения, женщины спросили бы вас; как же вы поступили в этом случае? Если бы вы сказали, что вы оправдали ее, разве более разумные из них не рассердились бы на вас за то, что вы признали за этой особой такое же право принимать участие в прерогативах государства «во всем, что относится к религии, как и за ними?»
Тот же Демосфен сообщает (стр. 1352), что Лизий не ввел в свой дом гетер Никарету и Метанеиру, потому что не хотел оскорбить этим свою жену и свою мать, а Элиан (Vег. hist, XII, 1) описывает негодование Аспазии из Фокеи по поводу предположения, что она может надеть драгоценное платье, которое подобает носить проституткам, но не честной женщине. Весьма характерно изображено презрение к проституткам со стороны порядочных женщин в одной сцене из «Mercator» Плавта (действ. II, сц. 5–7), в которой матрона Дориппа узнает, что в ее доме живет гетера, и жалобно восклицает:
Ein solch unglücklich Weib, wie ich bin, hat noch nie
Gelebt und wird nie leben, dass ich solchen Mann
Genommen! Аch, ich Aermste, das ist der Mann,
Dem ich mich selbst und mein Vermogen anvertraut!
Der ist es, dem ich zehn Talente Heiratsgut
Hab zugebracht, und muss nun solche Dinge sehn,
Mich so beschimpfen lassen, das ist gar zu arg!
Nun duld ich solchen Schimpf nicht langer, das du mir,
Die deine Frau ist, Huren schleppst ins eigne Haus.
(Перев. W. Binder).
(Такой несчастной женщины, как я, еще никогда не было и не будет; и все из-за того, что я взяла себе такого мужа! Ах я несчастная, и такому человеку я доверила и себя, и свое состояние! Я принесла ему десять талантов приданого, а теперь я должна видеть такие вещи и позволять та к оскорблять себя! Это слишком тяжело! Но я больше не допущу такого позора, чтобы ты тащил проституток в собственный дом ко мне, к твоей жене!)
Полноправная аттическая гражданка, в особенности наследница имела право, при выходящих из ряда вон сношениях своего мужа с гетерами или мальчиками, так что он совершенно забрасывал семью, подать «жалобу на дурное обращение». В большинстве случаев женщины, впрочем, смотрели сквозь пальцы на временные связи их мужей с гетерами (Аристоф. Friede 1738; Eccles. 721). Плутарх замечает в «Ehevorschriften», гл. 16:
«Персидские цари сажают своих законных жен за столом и во время празднеств рядом с собою. Но если они хотят веселиться и пить, они отсылают своих законных жен и призывают певиц и наложниц. Они поступают, конечно, вполне правильно, не позволяя своим законным женам принимать участие в их попойках и разврате. Если же частное лицо, которое не умеет умерять своей похоти и владеть собой, совершить когда-нибудь грех с проституткой или служанкой, жена его тоже не должна быть недовольна и гневаться, а должна подумать о том, что муж ее из чувства стыда направил свою похоть и разнузданность на другую».
Таким образом, поводом к судебному процессу большей частью служила постоянная связь мужа с проституткой (или проституированным мальчиком), а не мимолетные сношения. Как часто бывали такие жалобы в позднейшее время, мы видим из многочисленных брачных договоров в актах папирусов. Почти в каждом таком договоре определяется, в интересах молодой женщины, что муж при ее жизни не должен брать себе другой жены, ни наложницы, внебрачной сожительницы или проституированного мальчика; с другой стороны, жена берет на себя аналогичные обязательства. Для примера мы приведем брачный договор между Аполлонией и Филискосом от 92 г. до Р. X. (опубликовано в Tebtynis Papyri, т. I, стр. 450 и след., за № 104):
«Аполлония должна остаться у Филискоса, быть ему послушна, как это подобает жене по отношению к мужу, и делить с ним свое имущество. Филискос должен давать Аполлонии все необходимое, одежду и все прочее, что полагается замужней женщине, соответственно содержанию их дома, все равно, будет ли он дома или в путешествии. Филискосу не разрешается также привести в дом другую жену, кроме Аполлонии или наложницу или проституированного мальчика или производить детей с другой женщиной, пока будет жива Аполлония или жить в другом доме, кроме того, на которое будет иметь право собственности и Аполлония, а также не отсылать ее из дома, не оскорблять ее чести, не обращаться с ней дурно и ничего не отчуждать из имущества в ущерб Аполлонии. Равно Аполлонии запрещается спать или проводить день вне дома Филискоса без его согласия или отдаваться другому мужчине или причинять ущерб их общему хозяйству или позорить в чем бы то ни было Филискоса, что может быть позорно для мужа. Если же Аполлония пожелает по собственной воле развестись с Филискосом, то он должен ей вернуть ее приданое».
Пример конфликта между женой и гетерой мы находим в «Hecura» (Теща) Теренция. Памфил из-за гетеры Бакхис в высшей степей грубо обращается со своей женой. По требованию отца Памфила, Бакхис отказывает ему со словами (действ. IV, сц. 6):
Dem Pamphilus
Muss ich die Rückkehr seiner Frau bewirken,
Hab ich das ausgewirkt, so scham ich mich
Des Rufes nicht, allein getan zu haben,
Was andre Buhlerinnen sonst vermeiden.
Ich tu es,
Wiewohfich weiss, ich bin nicht gern gesehn.
Denn eine Ehfrau, die von ihrem Mann
Geschieden Iebt, ist Feind der Buhlerin.
(Я должна добиться возвращение жены к Памфилу. Если это удастся, я не буду стыдиться репутации, что я одна сделала то, чего избегают обыкновенно проститутки. – Я сделаю это, хотя знаю, что меня примут неохотно, потому что жена, живущая в разводе со своим мужем, враг проститутки).
Она действительно способствует сближению Памфила с женой и даже радуется его новому семейному счастью (действ. V, сц. 2).
Dass durch mich ihm so viel Wonne
Zuteil geworden, freut mich, wenn auch andre
Hetaren so nicht denken. Denn es ist
Zu unserm Vorteü nicht, dass einer unsrer
Liebhaber an de Ehe Freude hat.
(Перев. Johannes Herbst).
(Меня радует, что ему выпало на долю такое большое счастье именно благодаря мне, хотя другие гетеры так не думают: для нас ведь невыгодно, чтобы кто-нибудь из наших любовников наслаждался счастьем в браке).
Аналогичный характер представляет Габротонон в «Epitrepontes», где, по словам Вилламовича, «искусство Менандра даже осмелилось свести жену с доброй гетерой».
У Аристенета (Epist. II, 11) Аполлогенес любит проститутку, и, чтобы освободиться от этой страсти, женится на честной женщине, но, не будучи в состоянии искоренить в себе любовь к гетере, продолжает эту старую связь.
Не только жены, но и другие женские члены семьи, как матери и сестры, косо смотрели на связи их сыновей и братьев с проститутками. Наиболее знаменитый тому пример представляет Сафо, которая, узнав, что брат ее Харакос промотал все свое состояние в объятиях гетеры Родопис, обругала его в одном из своих стихотворений (Геродот, II, 133). Найденное в 1898 г. в Верхнем Египте стихотворение Сафо, в котором она умоляет морскую богиню о благополучном возвращении ее брата, также содержит намеки на связь его с названной гетерой.
Несмотря на бесчестие социального положения проституток, уже в древности случалось, что с ними вступали в брак по страстной любви. Несколько примеров тому мы уже привели выше (стр. 285). Общее мнение о таких редких случаях выражено в следующих словах Изократа (Элиан hist. XII, 52):
«Оратор Изократ говорил об Афинах, что они сходны с проститутками. Увлеченные прелестями проституток, иные поддерживают с ними чувственные отношения, но никому ведь не придет в голову быть о себе настолько низкого мнения, чтобы решиться сделать одну из них своей подругой жизни».
Что такие браки, однако, бывали, доказывают упомянутые уже нами запрещение браков между свободными лицами и проституированными.
По Полю Мейеру, первое место здесь занимают запрещение Августа и конституции Константина. Мейеру принадлежит следующий обзор относящихся сюда постановлений августовского законодательства.
A. Ingenui (рожденным свободными), не принадлежащим к званию сенаторов, запрещены браки.
I. с lena et а lenone lenave manumissa, т. е. с женщиной, которая занимается или занималась содержанием борделя, и с ее вольноотпущенными;
2. с mulier famosa в тесном смысле слова (Ульпиан, 16, 2), к каковой категории причисляются не только те, quae artem ludicram fecerit (Ульпиан, 13), но и те, которые только называются у сенаторов corpore quaestum faciens (D. Ill, 2, 1: de his qui notantur infamia).
О запрещении, брака между ingenua и мужчиной упомянутой выше категории нет речи, как и вообще проституированные мужчины почти вовсе не принимаются во внимание римским правом.
B. Сенаторам, их сыновьям и их потомкам кроме того еще запрещено (Paul. Dig. XXIII, 2, 44, 8; Marcell. Dig. XXIII, 2, 49) вступать в брак с libertinae (Ульпиан 16, 2; Dig. XXIII, 2, 23) и с женщинами, родители которых были famosi (Dig. Ill, 2, 1), которые сами, следовательно, obscuro loco natae sunt (Dig. XXV, 7, 3 pr.). Запрещение таких браков распространяется также обратно на дочерей сенаторов и женское потомство их сыновей и внуков, которые не имеют права вступать в брак с мужчинами упомянутой выше категории (сводники, проституированные, танцоры, актеры).
Все такие браки объявляются недействительными. Недействительность эта снова была подтверждена и строжайше предписана при Маркусеи Коммодерешением сената (Dig. XXIII, 2, 16, pr).
Законодательство Константина запрещало браки (и конкубинат также) между сенаторами, представителями высших государственных и духовных должностей и feminae humiles et abjectac (Cod. Theod. IV, 6, 3; Cod. lust. V, 5, 7; Nov. 117, 6; Nov. 89, 15).
Вследствие лишения честного имени и запрещение браков, обычной формой продолжительных связей с проститутками был конкубинат, в форме содержание метресс; выше (стр. 236–252) мы привели много таких примеров. Заключение браков было, конечно, исключением; только царственные особы могли себе позволить игнорировать общественное мнение и вступать с проститутками в законный брак.
Так, Иероним, сиракузский тиран, женился на бордельной проститутке Нетто (см. выше стр. 247), а Птолемей 2 из Египта – на знаменитой гетере Таись (стр. 250). Наиболее знаменитый пример такого рода представляет, однако, императрица Теодора, супруга Юстиниана, случай этот тем более заслуживает внимания, что он имел место уже во время христианской эры. Теодора была дочерью сторожа медведей в Византии и уже ребенком проституировалась в одном театральном борделе, где превосходила всех других проституток своим бесстыдством, предаваясь публично всевозможным извращениям. (Прокоп. Histor. arcan. 9). Затем она поехала в Африку в качестве метрессы Хекеболоса, но там поссорилась с ним и заработала себе деньги, необходимые для обратного путешествия, проституцией. Вскоре после того в нее страстно влюбился Юстиниан и женился на ней-несмотря на протест его тетки, императрицы Евфимии, которая отказалась назвать проститутку своей племянницей, и на увещание благочестивой матери его, Бигленииы – после того как дядя его Юстин, отменив соответственный параграф закона, сделал этот брак возможным. Глубокое впечатление, произведенное этим неслыханным по тому времени событием, отразилось в рассуждениях Прокопия в начале десятой главы его «Geheimgeschichte», где он говорит о контрасте между браком с честной женщиной и проституткой, как Теодора. Будучи императрицей, Теодора осталась тем же, чем была, типом «плебейской силы и плебейской чувственности», женщиной, посвященной во все тайны сладострастия, с пламенными очами, сияющими страстью», лицемерно нравственной, моральной по внешности, оправдывающей пословицу о проститутке в молодости и ханже в старости. Но особенно важно то, что эта бывшая проститутка, несмотря на постоянный тщательный уход за собственным телом, находила достаточно времени, чтобы «вмешиваться в государственные дела еще более властно, чем ее беспокойный супруг, при котором она была признанной сорегентшей.
В удивительном противоречии с общественным презрением к проституткам стоял тот факт, что проститутки играли в общественной жизни более значительную роль, чем честная хозяйка дома и ее дочь, деятельность которых всецело ограничивалась домашней сферой. Проститутка, гетера действительно была «публичной» женщиной par excellence. Она одна только имела значение в обществе, ей одной было предоставлено право участие в симпозиях. Только она имела право быть субъектом и объектом беседы. Украшением честной женщины было молчание (Софокл, Аиа 292) и такой замкнутый образ жизни в тиши дома, чтобы и о ней молчали. По отношению к тому времени оказывалась справедливой пословица, что те женщины самые лучшие, о которых всего меньше говорят. В заключение знаменитой надгробной речи Перикла (Фукидид, II, 45), оратор сначала утешает родителей, затем братьев и сыновей павших воинов, а в конце он обращается к вдовам с следующими характерными словами: «Если мне позволено будет еще высказаться о женской добродетели во внимание к вдовам, то вся моя речь будет заключаться в кратком напоминании: вам послужит большой честью, если вы не измените своего характера и вас будут по возможности меньше хвалить, гили порицать». Яков Буркгардт справедливо подчеркивает, что эти слова принадлежат человеку, который жил с Аспазией и вообще провел, вероятно, жизнь, богатую любовными приключениями.
Только проститутка была для античного мужчины настоящей «гетерой», т. е. товарищем в общественной жизни. В этом смысле слово «гетера» не следует считать эвфемизмом, смягчающим выражением, как думает Атеней (ХШ, 571d). Только гетера, а не хозяйка дома обращает на себя общественное внимание: она служит объектом обширной скандальной хроники в повседневной беседе и в то же время предметом выдающегося публичного поклонение (пословицы, памятники), она играет выдающуюся роль в литературе и искусстве.
Главным местом, где сосредоточивалась греческая скандальная хроника было «леше», известное уже Гомеру помещение для бесед (Одисс. 18, 329), античная кофейня (большей частью в форме галереи с колоннами) в которой собирались, чтобы поговорить о городских историях» (Павз. X, 25, 1). Выдающееся место среди них занимали истории о проститутках (Мохон у Атен. XIII, 581 д). Так Геродот сообщает о гетере Архидию (II, 135), что она была воспета и потому пользовалась всеобщей известностью, и, однако, она меньше была предметом разговоров в помещениях для бесед, т. е. тонкие знатоки ставили ее менее высоко; эти слова Геродота в достаточной степени указывают на всеобщий интерес к известным гетерам. Проявление этого интереса, сказывавшееся в беседах о них в общественных местах (цирюльни, театры, судебные заседания, народные собрание и т. д), живо описано например, Алкифроном (Fragm. 5) по отношению к Лаис, о которой сказано, что одна эта женщина приводит в движение всю Грецию и всюду составляет предмет злободневной беседы. Собственно же дурная сторона скандальной хроники греков (вероятно и римлян также) наглядно описана в следующем месте «Mercator» Плавта (д. I, сц. 4), в основу которого положена комедия Филемона:
Weil es Verdacht erregt, wenn einem ehrbaren
Hausweib ein Madchen von dem Aussehen folget.
Man wurde, wenn sie durch die Strassen wandelt.
Sie ansehen und betrachten, nicken, zischen, an
Ihr zupfen, rufen, drangen, um die Türe stehn.
Der Lobgedichte Kohlen machten mir das Tor
Am Haus ganz schwarz, und wie alleweil die Menschen sind,
Die gar gem schlecht von einem sprechen, wurde man
Mir, gleichwie meiner Frau, nachsagen, dass wir sie
Zur Hurenwirtschaft bloss ins Haus getan.
(Перев. W Binder).
(Потому что, если за честной женщиной следует девушка с таким видом, то это возбуждает подозрение. Ее бы рассматривали, когда она проходит по улице, кланялись бы ей, насвистывали бы, звали, толкали, трогали ее, стояли бы у ее дверей. Ворота мои были бы черны от угля, которым писали бы на них хвалебные стихи, и так как всегда есть люди, которые охотно говорят дурно о других, то обо мне и о моей жене рассказывали бы, что мы взяли ее в дом для занятие проституцией.)
Об интенсивном интересе общества к проституткам свидетельствуют также помпеянские стенные надписи и беседы гетер Лукиана, в особенности четвертая беседа, в которой идет речь о стенных надписях, относящихся к гетерам и содержащих часто злые сплетни, так что они даже нередко подавали повод к дракам из-за проститутки, о чем Лукиан упоминает в «Nigrinus» (гл. 22).
Проститутки играют также роль в пословицах, народных книгах и сонниках. Характер поговорки носит, например, следующая эпиграмма Аnthologiae Palat. V, 29;
Huren und Badepatron haben genau einerlei Brauch gemein:
Ganz in einerlei Trog spület sich da Guter und Boser ab.
Многие хрии Махона и других точно также вошли в поговорку о гетерах, как это показывают цитаты и сообщение в тринадцатом томе Атенея. По имени считавшейся очень глупой гетеры Хариксены, сложилась поговорка «как будто от Хариксены», для обозначенич чего-нибудь очень глупого (см. доказательства в Poetarum Comicorum graecorum Fragmenta post. A. Meinecke, recogn. F. H. Bothe. Париж, 1855, стр. 30). Многие пословицы относились к кориноским проституткам; особенно знаменита пословица «не всякому мужчине на пользу поездка в Коринф» (Страбон стр. 378; другие поговорки такого рода у Свидаса).
На латинском языке также было много пословиц и изречений о проститутках, например: «Проститутка орудие позора» (meretrix est instrumentum contumeliae). «Только подарками, а не слезами можно разжалобить проститутку» (mineribus, non lacrimis meretrix est misericors). «Беги проститутки» (meretricem fuge). «И проститутки имеют некоторый стыд» (est aliqua etiam prostitutis modestia, Senec. nat. quaest. I, 16).
В высшей степени своеобразна роль проституток и проституции в античном толковании снов, как оно изложено главным образом в «Oneirocritica» Артемидора. Видеть во ере проститутку означает счастье, а места, где она принимает (бордель и т. п.) – несчастье (Артемидор, Oneirocrit. IV, 9).
Артемидор (I, 78) детально обосновывает свои толкования следующим образом: «Иметь сношение с девушками в борделях означает небольшой стыд и незначительные расходы, потому что, приближаясь к ним, испытываешь стыд и, кроме того, еще предстоят издержки. So, с другой стороны, они означают успех во всяком предприятии, потому что некоторые называют их устроительницами дел и они без сопротивления отдают себя в распоряжение. Затем хороший знак, если во сне входят в бордель и выходят из него невредимым, если же из него нельзя уйти, то это худо. Так, я знаю человека, которому снилось, что он входит в бордель и не может больше выйти из него, а несколько дней спустя он умер, так что сновидение, вследствие указанной тесной связи, осуществилось; ведь бордель называется общим местом, подобно кладбищу, и там погибает немало человеческого семени. Это место, следовательно, естественно равно смерти. Женщины же сами, напротив, не имеют ничего родственного с местом их пребывания, так как они сами по себеозначают хорошее и только место имеет дурное значение. Поэтому еще лучше видеть во сне расхаживающих проституток. Добро означают также лавочницы, все равно, являются ли они во сне в момент, когда они продают что-либо, когда получают вознаграждение за любовь или же в тот момент, когда ими пользуются. Если приснится обладание незнакомой женщиной, то это предвещает видевшему сон – если только эта женщина красива, мила, богато одета, имеет золотые украшение на шее в виде цепей и сама предлагает себя – особенно счастливую удачу в его предприятиях. Если же она противная, безобразная, укутанная в лохмотья старая ведьма, то это имеет противоположное значение. На незнакомых женщин нужно вообще смотреть, как на символ тех дел, которые предпримет видевший сон, так что смотря потому, каковы эти женщины и как они себя держат, соответственно сложится и предпринятое дело».
В другом месте он говорит о дурном значении борделя: «Одному человеку приснилось, что он видит свою жену в пурпурном одеянии, сидящей перед борделем. Мы истолковали ему этот сон, исходя не из одежды, не из того* что жена его сидела, а из того, что это было у борделя. Человек этот сделался сборщиком пошлин. Дело его было бесстыдное, а мы должны рассматривать дело или профессию видевшего сон, как его жену».
Основная точка зрения, основная идея античного толкование относящихся к проституткам снов без сомнение заключается в том, что встреча с проституткой – которая сама по себе представляла ведь бесчестное во социальном отношении, ничтожное существо – приносит счастье. Как это объяснить? Мы имеем здесь пред собой не что иное, как остаток первобытного, примитивного представление о характере проститутки, как представительницы необузданной, ничем не ограниченной первобытной половой жизни – связь, которую мы фактически доказали во второй главе. Блестящее подтверждение наших слов мы находим у такого крупного исследователя, кал Якоб Гримм. В своей «Deutsche Mythologie» (стр. 1024, 1074, 1077) он доказывает, что по народному поверью, в Германии, Англии и Франции встреча с проституткой считается хорошим предзнаменованием, потому что с проституткой связывается представление о свободном, ничем не ограниченном размножении и плодовитости, а, следовательно, и о благосостоянии и процветании; напротив, встреча с бездетным и не живущим половой жизнью субъектом, например, с католическим священником, старухой или девушкой, пробуждает противоположное представление, именно: о бесплодии, неуспехе, несчастий… Таким образом, и здесь также проявляется глубокая внутренняя связь проституции с необузданностью и промискуитетом первобытной половой жизни.
Не подлежит сомнению, что удивительная роль, которую играли презренные вообще проститутки в известных публичных празднествах и религиозных церемониях, связана с этим первобытным верованием, которое – как это вытекает из доказательств Якоба Гримма – имеет также отношение к идее колдовства в сфере плодородие и к связанному с ним фаллическому культу. О значении религиозной проституции мужчин и женщин в таких культах и в храмовом богослужении – что также имеет отношение к данному вопросу – мы уже говорили подробно выше).
У римлян Lupa, Леса Lanrentia и Flora являются олицетворением первобытных богинь плодородие в образе проституток, в честь которых ежегодно праздновались «Lupercalia», «Larentinalia» и «Florali а», типичные празднества плодородия. Весьма характерно, что на этих празднествах играли роль голые проститутки, которые являются здесь представительницами безудержной половой необузданности. Типичным праздником проституток был также у греков и римлян праздник Венеры или Афродиты, о чем мы уже говорили отчасти выше (стр. 71). Поведение проституток в такие дни наглядно описано у Плавта (Poenul. HI, 4;).
Wer Liebenswürdigkeit zu schatzen weiss, für den
Wars heut der MUh wert, seinen Augen einen Schmaus
Zu bereiten, wenn er diesen Schmuck des Tempels sah.
Hab ich doch ganz verliebt mich in die zierlichen
Festgaben, die die Freudenmadchen dargebracht;
Ich musste staunen uber alle diese Pracht,
So viel des SchBnen gab es hier; ein jedes lag
Gar hübsch an seinem Platz; Weihrauch und Myrrhenduft
Hrfullte ringsum alies. Nicht als ordinar
Erschien dein Fest mir, Venus, und dein Heiligtum.
Welch grosse Menge Flehender, die nach Calydon
Zum Venusfest gekommen waren! Was jedoch
Uns zwei betrifft, so waren wir unstreitig weit
Die Schonsten, Hochstgeehrten, Ungestortesten.
Die jungen Leute trieben keinen Spott mit uns.
Was doch gewohnlich alien anderen widerfabrt.
(Перев. W. Binder).
Что дело в таких случаях, однако, часто не ограничивалось поддразниванием», доказывает похищение проституток сабинянами во время праздника флоралий (Ливий II, 18). Настоящим праздником гетер был также праздник Адониса (Amen. VII, 292 е; Овид. Иск. любить, I, 75; Алкифр. 1, 391 В некоторых из этих праздников принимали участие и свободные женщины, например, в празднике Адониса в Александрии (феокрит, Idyll. 15). В Коринфе же было два праздника Афродиты, один для гетер, а другой для свободных женщин (Атен. ХШ, 547 в). В Афинах афродизии сопровождались большими пирами со стороны гетер (Атен. ХШ, 579 е; XIV 659 д; Лук. dial, meretr… 14, 3: Плут. non posse suav. 16), также как и Halos, дионисьевский праздник жатвы (Лук. Бес. гет. 7, 4), заканчивавшийся ночным праздником (Алкифр. Ер. I, 33, II, 3) который посещали все проститутки. О таком же ночном празднике упоминается еще, впрочем, также и во время празднества Адониса (Antho logia Pal. V, 193) и в Риме, как «pervigilium» во время празднеств Доброй Богини, Цереры и Венеры. Сохранившееся еще стихотворение «Pervigilium Veneris» обнаруживает явную связь с культом плодородия, причем возрождение природы весной изображено в» форме картины оплодотворения. Наконец, нужно еще упомянуть о собственно дионисиях, которые праздновались в присутствии гетер (Лук. dial, meretr. Il, 2).
Главным образом, при этих празднествах плодородие участие проституток было не только разрешено, но даже желательно. Что же касается других религиозных праздников, то все пользовавшиеся подозрительной славой женщины (проститутки, совершившие прелюбодеяние) несомненно. исключались от участие в больших мистериях и больших народных празднествах. Относящийся сюда афинский закон сообщает Демосфен (in Neaeram, стр. 1374). Вот почему особенно подчеркивают, что Деметрий, внук Деметрие из Фалерона, велел устроить во время Panathenaeen трибуну для своей метрессы Аристаюры, а во время элевзинских мистерий даже приказал посадить ее на трон поблизости от места святилища, причем он выражал угрозы по адресу всякого, кто удалил бы ее оттуда. (Атен. IV, 167 f). Судя по описанию Демосфена (in Neaera стр. 1351, 1352), по-видимому, нередко бывало, что проститутки посвящались даже в эти мистерии и что даже выдающиеся мужчины, как например, Лизий у Метанеиры, сами производили посвящение. Присутствие Глицери в храме Каллииипеа (Цереры) упоминается у Алкифрона, ер. II, 4.
Вообще, отношение проституции к религиозным святыням и чувствам были в высшей степени разнообразны и доходили даже до апофеоза, до обожествление проститутки. Проститутки не только получали подарки, посвященные дельфийскому оракулу (как например, флейтщица Бромиадия от фокейского тирана Филлоса или фессалийская танцовщица Фареамя от Филомелоса (Атен. VИН, 605 Ь-с), но и сами сооружали таковые, как например, старейшая «знаменитость» проституции (1. Буркиардт), Родопис, которая на десятую часть своего имущества велела сделать железные вертела для жарения целых быков и послала их не в какой нибудь храм Афродиты, а в Дельфы, где они находились позади алтаря, против храма, еще во время Геродота (Геродот, II, 135). Так как красота считалась у Эллинов чем то божественным, то тем самым проложен был путь для апофеоза красивых проституток. Первым этапом на этом пути была постановка статуй необыкновенно красивых гетер в храмах. Наиболее знаменитым примером такого рода является постановка сделанной Враксителем статуи Фрины в храме в Веспии и ее позолоченной статуи в Дельфах (см выше, стр. 248). Циник Кратес назвал эту последнюю памятником «эллинской разнузданности», а Элиан (var. hist. IX, 32) говорит по этому поводу: «Проститутке Фрине греки соорудили в Дельфах статую на очень высокой, колонне. Впрочем, я не хочу сказать просто «греки», чтобы не показалось, будто я выражаю порицание всей нации, которую я люблю больше всего на свете; я хочу сказать: некоторые сладострастные греки. Статуя была сделана из золота». Вторым этапом было собственно превознесение до степени божества апофеоз, который может быть объяснен только приведенной выше идейной связью. Уже во времена Пизистрата гетера временно играла роль богини. Аристотель сообщает об этом: «Как сообщает Геродот, он (Мегаклес) нашел высокую, красивую девушку из общины паинийцев, а по другим указаниям то была цветочница фракийского происхождение по имени Фие, из Коллиттоса. Он нарядил ее в точности как богиню в ее вооружении и повез ее в Афины вместе с Пизистратом, который управлял экипажем, в котором женщина, стояла с ним рилом. Население же го рода с благоговением пало перед ними ниц и приняло ее с изумлением и восхищением». Затем в эллинскую эпоху наступил настоящий апофеоз проститутки; мы слышим, например, о храмах Афродиты Л амии (см. выше, стр. 243), Афродиты Леенны (стр. 244), Афродиты Белсстихи (стр. 238). О других прославляющих гетер памятниках (монументах на могилах) мы уже говорили выше (стр. 249).
Но в эллинскую эпоху и во время империи проститутки играли главную роль и в светской жизни. Как мы уже упоминали, они были постоянными участницами пирушек; они одни только появлялись в театре. Глтера, например, «сидела в театре и была свидетельницей победы своего Менандра» (Алкиф. ер. II, 3). Они задавали тон на всех пикниках и сельских празднествах; наконец, одни только проститутки могли принимать участие в играх, например, в играх в мяч, так как участие со стороны честных женщин считалось безнравственным (Марц. VII, 67; Ювен. VI, 246, 419).
Значение проституток видно из характерного анекдота, который Линефрон из Халкиса приводит в своем сочинении о комедии. Когда Антифан, главный представитель комедии из жизни гетер, прочитал царю Александру одну из своих комедий и не встретил одобрения, на которое надеялся, он сказал: «Чтобы такая пьеса понравилась, нужно самому принять участие во многих пиршествах, неоднократно получать побои ради гетеры и отвечать тем, же»! (Атен. ХШ, 555а). Поведение проституток в обществе молодых людей и их попытки одновременно заигрывать взглядом, словом, прикосновением со многими, наглядно изображены в «Tarentilla» Невия:
quase pila
In choro iudens datatim dat se et communem tacit.
Alü adnutat, alü adnictat, alium amat, alium tenet.
Alibi manus est occupata, alü percelüt pedem.
Anulum alü dat spectandum, a labris aüum invocat,
Cum alio cantat, at tamen alü suo dat digito literas.
Уже в древности были свои «Дома Теллье». По крайней мере шестой, фрагмент письма Алкифрона напоминает эту знаменитую новеллу Ги де Мопассана тем, что и там изображена прогулка нескольких проституток в деревню. Эта восхитительная идиллии, озаглавленная в превосходном немецком переводе Ганса Б. Фгишера, которого мы здесь придерживаемся, «Fest im grunens, позволяет нам глубже заглянуть в общественные развлечение гетер.
Одна из гетер пригласила своих приятельниц по профессии совершить прогулку в расположенное вблизи от города имение ее любовника, во владение «светского человека, а не мужика». Весело болтая, вся эта жизнерадостная компания девушек отправляется в путь, дорогой вызывая замечание прохожих и своей находчивостью не оставаясь у них в долгу. Все мирно наслаждаются природой. «Мы рвали кизильник, искали лютики и анемоны и неожиданно достигли цели путешествия; благодаря шалостям и веселью, дорога незаметно осталась позади». Затем у импровизированного алтаря, у скалы, поросшей миртами, лаврами и платанами, они приносят жертву нимфам и молятся им, «но не менее также Афродите, чтобы она милостиво ниспослала нам любовную добычу». Потом у всех появляется аппетит. «Пойдем в дом, – сказала Мелисса, – и ляжем к столу». – «Ради Нимф и Пана, нет! – воскликнула я, – ты видишь, как он похотлив; он охотно посмотрел бы, как мы будем здесь бражничать. Погляди, как там под миртовым кустом все кругом покрыто росой и как все пестро от роскошных цветов. Я охотно вытянулась бы на этой траве, здесь лучше, чем в доме на коврах и мягких подушках. Клянусь Зевсом, такая постель стоит больше, чем там в городе – на деревенском просторе, под открытом небом!» И вот, они располагаются, как попало, на земле, едят роскошный обед и наполняют бокалы тяжелым италийским вином, пока все, мужчины и женщины не пьянеют, все девушки «для одной и той же цели» встают, а мужчины следуют за ними в кусты. Затем они вновь предаются кулинарным и алкогольным эксцессам и дело, наконец, кончается открытой любовной оргией.
Громадное влияние проституции в общественной жизни древнего мира всего яснее, всего рельефнее сказывается в античной художественной литературе. По существу можно различать три вида литературных произведений, в которых проституция играет выдающуюся роль или которые написаны для проституток и их клиентели и нашли себе доступ и в светские круги, а именно: а) комедии, b) монографии о проститутках, с) специфически эротическая и порнографическая литература.
а) Комедия. Тот факт, что в древности сводники, проститутки и даже жизнь борделя представлялись и, не вызывая протеста, могли Представляться на сцене для публики, более всего доказывает, насколько различно было отношение общественного мнение к проституции в древности и теперь. Правда, и позже встречались пьесы, в которых такого рода личности играли главную роль. Достаточно вспомнить средневековые масленичные представления, испанские «celestina», известные современные бытовые французские пьесы. Но такой реализм в представлении проституции, какой практиковался на античной сцене, позднее уже был невозможен, по крайней мере, для широкой публики. Впрочем, даже и в древности он господствовал только со времени средней и новейшей аттической, хотя, безусловно, существовал до известной степени и в древнейшей комедии (укажем, например, на прямо неприличные бордельные сцены в 4-м акте «Ekklesfazusae» Аристофана с их детальным изображением различных типов проститутки).
Хотя лирик Бакхилид, процветавший еще в первой четверти пятого века до Р. X., считается первым, который вывел тип проститутки в литературе именно в своем произведении, а Аристофан (Лягушки 1110) упрекает Еврипида в том, что он первый вывел на сцене сводников и заставлял декламировать на сцене песни проституток (Арист., Лягушки 1339), тем не менее, изображение проституции на сцене связано главным образом с комедией. Это находится, очевидно, в связи с происхождением комедии из фаллических песен (Аристотель, Poet. 4), которые распевала в честь Диониса, участвовавшая в фаллических процессиях «comos», веселая толпа. Таким образом, в противоположность трагедии, здесь уже с самого начала более выступал эротический элемент, а дио нисьевский характер комедии объясняет нам, почему в ней уже рано стали появляться изображение из области проституции, женской и мужской, и из распущенной жизни гетер. То же самое нужно сказать о родственных с комедией мимах – в них только не было хора и отсутствовало непрерывное развитие действие – мимически-драматических представлениях, которые в позднейшее время, по своему реализму, даже далеко опередили комедию и в лице мимистки (что равнозначаще проститутке) Теодоры, наконец, вступили даже на самый высокий трон того времени.
Как мы уже упоминали, типичные пьесы из жизни гетер писали и некоторые авторы древнейшей аттической комедии, прежде всего, это относится к одному из самых старых авторов, Ферекратесу, из 16 комедий которого три, именно «Korianno», «Thalatta» и «Petala» названы по именам гетер; они же являются и центральными фигурами пьес». Аттический кинедизм изображен уже в «Androgyni») (АчорбХоVи) Эвполпса и в его пьесе «Города». «Ecclesiazusae» Аристофана и их яркое изображение бордельной среды упоминались нами уже не раз; в заключение «Ос» описана веселая пирушка с флейтщицами; в «Птицах» (285 и далее) «красивые проститутки» общипывают перья Каллиасу.
Из переходного времени между древнейшей аттической комедией, относящейся к 5-му веку до Р. X., и средней, принадлежащей к 4-му веку, мы назовем следующие пьесы из жизни гетер: «Ichthys» Архиппоса и «Nemea», «Pamphile» и «Aphrodisia» Феопомпа.
Нo полное выражение господство гетеризма находит себе лишь в средней комедии. Можно сказать, что средняя и новейшая греческая комедия вращается, как вокруг центра, вокруг связи с какой-нибудь гетерой, в то время как древнейшая комедия рассматривала главным образом политические условия. Плутарх высказывается о главных мотивах комедии из жизни гетер следующим образом (Sympos. VII, 8,3): «О любви к мальчикам нигде нет речи, а соблазнение девушки кончается обыкновенно браком. Что касается проституток, то если они наглы и бесстыдны, связь с юношей порывается, благодаря исправлению или раскаянию его. Если же они приличны и любят опять другого, то автор (Менандр) заставляет их найти своего настоящего отца или же их любви определяется известное время, в течение которого им разрешается честная любовная связь». Преобладание гетер в средней и новейшей комедии связано, с развитием индивидуализма в это время, что благоприятствовало представлению на сцене частной жизни, в которой гетера играла такую значительную роль. Характерно, что политические нападки на мужчин в древнейшей комедии уступают место в средней нападкам на женщин, т. е. на гетер; наиболее известный пример такого рода представляет «Antilais» Эпикратеса.
В типичной, посвященной гетерам пьесе средней комедии гетера является героиней интриги, действие которой большей частью обнаруживается в ссорах между различными соперниками и в вытекающих отсюда комических любовных столкновениях. Любовь к гетере изображается единственной, достойной похвалы, причем каждый раз все снова подчеркиваются преимущества гетеры перед честной женщиной. «Не без основания», говорит Филетаирос в комедии «Korinthiastes», «всюду существуют храмы гетер, но нигде в Элладе нет храма жены». (Атен. XIII, 559а). Любовь к честной девушке в средней комедии совершенно неизвестна; основное положение ее – дайте нам жить и наслаждаться, потому что завтра мы должны жениться. Любовь является только простой чувственной страстью, а потому даже знаменитые представители более благородных любовных ощущений, как Платон и Сафо, составляют предмет грубых острот, есть, пить и предаваться половым сношениям, вот главные наслаждение в жизни, все остальное только «придаток».
Совсем иное мы видим в новейшей комедии; она точно «свежий воздух, когда выходишь из душного кабака» (Венеке). В новейшей комедии мы впервые встречаем индивидуальные типы честных девушек, романтическую и платоническую любовь, которая ведет к браку. Тем не менее в пьесах новейшей комедии, связанной главным образом с знаменитыми именами Менандра, Филемона и Дифила, значительную роль играют также различного рода проститутки, хозяева борделей, образы паразита, интригующего раба, легкомысленного сына и хвастуна, miles gloriosus.
Ниже мы приводим алфавитный список посвященных гетерам драм средней и новейшей комедии. Источники, которыми мы пользовались для него, частью уже указаны выше, частью же мы дополним их здесь. Большинство заглавий представляют имена гетер из действительной жизни:
«Aeschra» комедия Anaxandridesa
«Agonist», комедия Alexisa
«Antea», «Anthea», две комедии Eunikosa и Philylliosa.
«Archestrata» Antiphanesa
«Choregis» Alexisa
«Chrysilla» Eubulosa
«Chrysis» Antiphanesa
«Isostasion» Alexisa
«Lampas» Alexisa
«Malthiake» Antiphanesa
«Melissa» Antiphatiesa
«Nannion» Eubulosa.
«Neaera» Timoklesa
«Neottis» Eubulosa
«Neottis» Amxilasa
«Opora» Alexisa
«Palaestra» Alkaiosa
«Pamphile» Alexisa
«Phanion» Menandera
«Philinna» Axionikosa и Hegemona
«Philotis» Anliphanesa
«Philyra» Ephipposa.
«Plangon» Eubulosa
«Polykleia» Alexisa
«Synoris» Diphilosa
«Thais» Menandera.
«Thallatta» Dioklesa
«Tiogonion» Alexandera
К драмам, посвященным жизни гетер, относятся также «Pornoboskos» Eubulosa и «Antilais» Epikratesa, в которой знаменитая Лаис изображена пожилой, но еще кокетливой красавицей; «Antilais» Kephisodorosa, «Ahestria» (модистка), «Auletris» (флейтщица), «Aleiptria» (массажистка), Antiphanesa, «Stephcmopolides» Eubulosa, «Psaltria» Dromon и Eubulos «Auletris» Diodoros a, «Antipornoboskos», Dioxipposa.
В «Philaulos» (Друзья флейты) Теофил осмеял гетеру Лаис, в «Klepsydra» Евбул осмеял гетеру, носившую такое прозвище… Возлюбленная Менандра, Глицера, играла, говорят главную роль, в одной из его пьес, вероятно, в «Synerosa». Затем гетеры играют большую роль в новооткрытых пьесах Менандра в «Epitrepontes» (у Karl Robert, Scenen aus Menanders Komodien, стр. 9-16), в «Samierin» (Robert, стр. 47–83), в «Schdnen mit dem gestutzten Haar» (стр. 85-122). Комедии Филемона имели большей частью, по Апулею (Flor. 16), ту особенность, что соблазнения встречались в них редко, а действие вращалось обыкновенно вокруг какого-нибудь недоразумения. Например, молодой человек любит рабыню, проститутку или гетеру, которая впоследствии оказывается свободной. Среди драм Филемона, посвященных гетерам, называют «Korintgerin», «Neaera», «Bettlerin Oder Bhodierin», «Geraubte». «Emporos» Филемона сохранился для нас в подражательной пьесе Плавта «Mercator»-, комедию с таким же названием написал еще также Дифил.
Многие пьесы новейшей комедии из быта гетер сохранились для нас в подражаниях римских авторов-драматургов, прежде всего, в произведениях Плавта и Теренция. Так, из пьес Плавта написаны: «Audens» (по Дифилу); «Asinaria» (по «Onagos» Дифила, «Bacchides» по Филемону); «Mostellaria» (вероятно, по Филемону); «Poenulus» (по Менандру); «Truculentus» (по одной аттической комедии). Из произведений Теренция написаны: «Andria» по «Andri а» и «Perinthia» Менандра); «Eunuchus» (по «Eunuchus» и «Кои l ах» Менандра), «Adelpha» пo пьесе Менандра того же названия и по «Synapothneskontes» Дифила), «Несу r а» (по Менандру).
Комедии эти, заимствованные у греков, назывались «fabulae palliatae», потому что в них было чуждое, греческое содержание, между тем как «fabulae togatae» рассматривали исключительно римские условия. Современник Плавта, знаменитый Сп. Naecius писал комедии обоих родов, из которых для нас здесь, конечно, интересны главным образом первые, как-то: «Ко l ах» (написана по Менандру) «Corollaria» (по «Steph anopolides Евбула), «Tarentilla» (по «Tarantinoi» Алексиса). Комедии из быта гетер по образдам средней и новейшей комедии сочиняли, кроме того, Statins Caceilius, Тrabea,Atilius, Aquilius, Licinius Imbrex, Luscius Lavinius, Sextus Turpilius.
Однако, и «fabula tagata» не вполне была свободна от сюжетов, имеющих отношение к проституции. Это доказывают название пьес, как «Psaltria sive Teretinaies» Титиния, «onciliatrix» Quinctius Atta, «Thais» Афрания, «римского Менандра».
Мужская проституция также служила сюжетом для комедии. Если не считать отдельных намеков и порицаний в комедиях (например, Аристофана), то сюда относятся: «Avdroguoni» Эвполиса, «Orestautokleides» Тимокла, «Paiderostes» Антифана, «Рauderastai» Дифила.
В родственных комедии мимически-драматических пьессах, мимах и ателланах, пользовавшихся дурной славой за их реализм и неприличие, точно также весьма распространено было представление на сцене проституции и сводничества. Сводницы, гетеры, флейтщицы, проституированные мужчины были излюбленными типами в мимах. Они изображались профессиональными мимами, кочевавшими с места на место во время ярмарок и сельских праздников, и нашли себе дальнейшее развитие в произведениях писателей и поэтов в мимическом роде.
Старейший мимограф, Сафрон из Сиракуз, написал неприличный мимус «Paidica» (любимец). Благодаря тому, что вновь найдены мимиамбы Херондаса, мы получили ясное представление о характере такого рода мимов, в которых первое место обыкновенно занимала одна какая-нибудь личность, по сравнению с которой все другие роли отступали на задний план. Условие античной проституции рассматриваются в первом и втором мимиамбе Херондаса, в с Gelegenheitsmaeherin oder Kupplerin» (сводница) и в «Ро rnovoscos» (хозяин женщин). В первом описывается искушение приличной гражданки, Метрихе, сводницей Гиллис. В заключение сводницу прогоняют, напутствуя ее «жесткими словами». Второй мимус представляет, очевидно, pendant к первому. Ерузиус дает следующий верный анализ пьесы: «На острове Косе был неурожай и наступил голод. Предприимчивый судохозяин, Талес, как раз вовремя привез туда партию хлеба, заслужив благодарность граждан и получив хорошие деньги. Радость по поводу достигнутого успеха он выражает по-своему: после беспутной пирушки он при свете факела отправляется со своим товарищем к борделю, ломает дверь и старается насильно увести одну из проституток. Таково вступление, которым начинается маленькая монодрама. Перед судом присяжных в Косе стоит товарищ Гиллис по профессии, Баттарос; он подал жалобу на Талеса за нарушение тишины и спокойствие в его доме и за нанесение побоев. Расшумевшийся, низменно-хитрый, чуть не хвастающий своим грязным, но необходимым ремеслом, Баттарос произносит перед судом напыщенную речь, в которой ничто не забыто, причем производит столь же удивительное, сколь и забавное впечатление. Манера, с которой его забавная, несмотря на низость, и полная жизни личность проявляется в каждом его предложении, в пределах твердо установленных, данных границ, свидетельствует о мастерском изображении характера… Баттарос начинает с великого принципа справедливости и равенства всех перед законом, каждый раз возвращаясь к нему с таким упорством, которое едва ли превзошел даже Шейлок в ведении своей тяжбы. Свое жалкое маленькое дело он умеет раздуть, «увеличить», не хуже самого утонченного адвоката… Большим блеском отличается то место, где Баттарос призывает свою Миртале. Она разыгрывает роль робкой, а он отеческим тоном увещевает. Все это так живо, точно видишь все перед собой в действительности. Вслед затем автору удается другой мастерской штрих. Баттарос выступил против Талеса с большим пафосом, но его угрозы внезапно переходят в предложение мирно покончить все дело за несколько грошей. В общем Баттарос представляет, вероятно, наиболее оригинальную фигуру, вполне удавшуюся Херондасу».
Мимические стихотворение Феокрита касаются, между прочим, и любви между мужчинами (Idyll. V; XII; XXIX), но не собственно проституции. Последняя издавна связана была с римскими мимами. Валерий Максим (II, 10, 8) указывает на появление голых проституток во время мимических представлений на празднике Флоры, как на старый шутливый обычай. Позднейшие римские мимы восприняли еще также в себя распущенные народные фарсы, ателланы, пользовавшиеся дурной славой за свое бесстыдство. В конце республики самыми выдающимися поэтами в мимическом роде считались Лабе– рий и Публий Сир. И здесь также мы находим в palliata и ателланах проституцию, как сюжет пьесы, например, в «Соlах», «Hetaera», «Ephebus», «Tusca» Либерия.
в) Монографии о гетерах (каталоги, собрание анекдотов, панегирики t беседы, письма, речи). – Интерес, существовавший в древности ко всему, что связано было с проституцией, сводничеством и гетеризмом, проявлялся не только в драматических произведениях комедии и мимов, но и в своеобразном виде литературы, в монографиях о гетерах. К этой категории принадлежат, прежде всего, каталоги знаменитых проституток, которые являются прообразом современных английских, французских и итальянских «списков девушек», адресных книг проституток и борделей, словом, произведений, принадлежащих не столько к литературе, сколько к рекламе.
Эти сочинения о гетерах составляют продукт эпохи Диадохов и сочинялись, по Хельбиху, главным образом, позднейшими перипатетиками. Из каталогов гетер известны следующие:
1. Апполодор. Об афинских проститутках – Аполлодор. грамматик второго века до Р. X., много занимался собиранием и приведением в порядок фактов и удивительных событий из истории греческой культуры. Он составил собрание древних мифов под заглавием «Библиотека, аналогичное сочинение о богах в 24 книгах; сочинение по этимологии и, наконец, также книгу об афинских гетерах, в которой приводит более 130 имен и рассказывает судьбу и особенности приведенных им проституток, например, известные анекдоты о Фанострате(см. выше, стр. 247), об Антис и Стаюнион (стр.237 и 249). Затем в его сочинении встречаются обе Наннион и обе Фрины. Одна Фрина, по Аполлодору, имела прозвище «Klausigelos» («смех сквозь слезы»), а вторая называлась «сардинка».
2. Аммониос. Об афинских гетерах. – Подробности об этом сочинении неизвестны. Автором его был, быть может, философ-перипатетик (1-е столетие после Р. X.)
3. Антифан. Об афинских проститутках. – Автор этого сочинение не тождествен с поэтом того же имени, писавшим комедии, а принадлежит к более позднему времени. В своем сочинении он упоминает, между прочим, гетер: Ншостратис (см. выше, стр. 246), Гоиу или Антициру (получившую такое прозвище, по его словам, потому, что ее любовник, врач Дикостратос, не оставил ей в наследство ничего, кроме большого количества heUeborus (весенняя ветреница), весьма любимого древними слабительного, которое доставлялось главным образом из фокейского города Антициры и Наннион.
4. Аристофан из Византии. Об афинских проститутках. – Знаменитый александрийский грамматик, современник Каллимаха, Махона и Эратостенеса. При Птолемее Эпифанесе занимал, как предшественник Аристарха, почетное место библиотекаря в Александрии в 201 г. до Р. X. й умер в 185 г. до Р. X. По Кристу, его историческая с виду книга о гетерах как и его сочинение о масках и поговорках, связана с его исследованиями об аттической комедии. Быть может, впрочем, его интерес к проституткам зависит от того, что он любил александрийскую цветочницу или же он получил его от своего учителя, Махона, который написал аналогичную книгу. Его знаменитое в древности сочинение содержит биографии 135 аттических гетер, в том числе также биографию Лаис. Оно послужило, по-видимому, в древности образцом для позднейших монографий о гетерах. По крайней мере, Атеней 583d среди писателей такого рода первым называет Аристофана и сообщает, что Аполлодор и Гориий прибавили в своих сочинениях недостающие у Аристофана, биографии гетер.
5. Горий. О гетерах или афинских проститутках. – Афинский писатель, быть может тождественный с младшим афинским учителем красноречия, преподавателем сына Цицерона (Cic. ad Div. 16, 21; Pleut. Cic. 24) принадлежащий в таком случае к первому веку до Р. X. Он дополнил каталоги гетер Аристофанак Аполлодора, прибавив к ним между прочим биографии гетер, носивших прозвища Парфтос, Лампирис и Ефросиньи, а также биографию Леме, по прозвищу «Панорама», о незначительности гонорара которой он сообщает тут же.
6. Каллистрат, О гетерах. – Жил в средине второго века до христианской эры, ученик Аристофана из Византии, от которого он, вероятно, и получил интерес к данному предмету. Кроме того, его влекла к тому, быть может, и его склонность к светской жизни. В своем сочинении о гетерах он писал, между прочим, и о Фрипеи рассказал анекдот о фивийских стенах (см. выше, стр. 248).
Содержание и распланировку этих руководств о гетерах мы можем более или менее восстановить по различным сообщениям Атенея. Все они были составлены по одной и той же схеме, введенной, вероятно, первоначально. Аристофаном из Византии, творцом этого рода произведений. Они содержали список наиболее знаменитых гетер прошлого, а может быть и настоящего времени, их биографии, привычки, описание квартиры, гонорара, телесных и половых особенностей и всякие другие сообщение анекдотического характера. То были практические руководства для сношений с гетерами, как это ясно вытекает из одного места у Атенея (ХШ, 567а), которое гласит: «Но ты, софист, шатаешься по кабакам не с друзьями, а с подругами (гетерами), имеешь у себя не мало любовниц и всегда носит с собой книги Аристофана, Аполлодора, Аммотоса, Антифана, а также афинянина Горгия, которые во трактуют об афинских проститутках». Отсюда мы видим, что такие книги были весьма распространены именно в светских кругах и оказывали те же услуги, какие оказывают и в настоящее время книги аналогичного характера, например, «The pretty women of Paris» (Париж, 1883 p.), список парижских высших и низших гетер в алфавитном порядке и сообщение особенностей личности и судьбы каждой из них в отдельности, совершенно как в античных каталогах гетер. Вероятно, что поэты, писавшие комедии и неоднократно приводившие в своих пьесах записи вроде каталогов действительно существовавших гетер (как Тимокл в «Orestautokleids», Менандр в «Коlах», Филетарос в «Kynegis», Анаксандридес в «Gepontomania», Теофил в «Philaulos», Апаксил в «Neottis», Антифан в «Наииеитепе») и обильный анекдотический материал из жизни наиболее знаменитых из них, послужили источниками для авторов, позже составлявших такие руководства о гетерах. В пользу этого говорит также тот факт, что античные научные исследование о комедии, как например, исследование александрийца Херодикоса, содержали особые главы о встречающихся в комедиях исторически известных гетерах, например, об обеих Фринах и Симоне (Атен. ХШ, 591 с. 586а).
Сочинения, весьма родственные по своему характеру руководствам о гетерах, представляют сборники относящихся к гетерам анекдотов, по типу наиболее прославленного произведение такого рода, Махона, известные также под названием «хрии» (т. е. сентенции, изречения). Они содержали богатый, преимущественно анекдотический материал о проститутках и гетерах и пользовались, по-видимому, большой любовью со стороны публики. Сборники эти были весьма различны, частью написанные в поэтической форме и вышедшие из-под пера видных писателей и ученых; вообще писание анекдотов ничуть не вредило славе ученого. Упоминаются следующие, относящиеся сюда сочинения:
1. Махон, Анекдоты. – Махон из Сикиона жил и умер в Александрии, где ставил написанные им комедии. Он был учителем грамматика Аристофана из Византии и написал анекдотическое произведение под названием «Хрии» в ямбических триметрах. Слово «хрии» дословно означает собственно «пригодные вещи» и под ними нужно разуметь в большинстве случаев анекдоты из придворной скандальной хроники Диодохов, преимущественно имеющие отношение к знаменитым проституткам. Из сохранившихся у Атенея выдержек видно, что в том числе были анекдоты о Леем, Ламии, Мании, Гнатен е, Гнатенион, Гликерион, Нико, Каллистион Типпе и Фрин е.
2. Аристодемос. Достопримечательные шутки. – Писатель анекдотов времени Птоломеев, собравший, в особенности во второй части упомянутого сочинения, остроумные и меткие словечки паразитов и проституток. В том числе сохранилась одна острота Гнатены.
3. Клеарх из Соли. Эротические сочинения. – Знаменитый философ-перипатетик, ученик Аристотеля, между прочим, также автор биографий и сборников поговорок. Написал большое сочинение «Erotica», по меньшей мере, в двух томах, в которых собрал эротические черты всевозможных исторических личностей и снабдил их собственными добавлениями и примечаниями о природе любви. Между прочим, там находится сообщение о памятнике гетер в Сардах и о гетерах Аспазии, Лиде, Глицер е.
Упоминаемое Атенеем (XIV, 649с) сочинение Гераклида Понтийского младшего, «Болтовня, остроты и шутки» также, быть может, содержало анекдоты о гетерах.
Во многих исторических сочинениях сообщение и анекдоты о проституции и ее известнейших представительницах также занимали не мало места-часто даже настолько, что трудно сказать, имеем ли мы перед собой сборник анекдотов, в роде упомянутых или же историческое сочинение. Мы назовем здесь главных авторов, из которых Атеней почерпнул материал для своего XIII тома: Линкеус из Самоса, Хегезендер из Дельф, Нимфодор из Сиракуз, Николаос из Дамаска, Дииллос, Филарх, Феопомп из Хиоса и др.
Из всех этих сочинений, из известий, помещенных в комедиях, из руководств о гетерах, собраний анекдотов и исторических сочинений Атеней собрал и составил, в 21–71 главе XIII-го тома своего «Пира софистов» богатый фактический материал, который служит основой для истории греческой проституции».
Особый вид литературы о гетерах представляют энкомии, хвалебные сочинение об отдельных знаменитостях из них. Это были, впрочем, скорее софистические упражнения, так как их сочиняли, главным образом знаменитые учители ораторского искусства. Об их характере можно себе составить быть может некоторое представление, если сравнить с ними панегирики отдельным проституткам в письмах Филострата старшого (особенно Epist. 22 и 68); только эти последние носят общий характер, между тем как старые энкомии о гетерах относятся к определенной, названной по имени личности. Называют следующих авторов таких панегириков:
1. Алкидамас из Элеи. Похвальное слово гетере Наис. Алкидамас из Элеи в Эолии, сын Диоклеса, был учеником софиста Гориие и его последователей, в качестве учителя ораторского искусства, современник и соперник Изократа.
2. Кефалос, оратор, Похвальное слово гетере Далис. В подробности оно неизвестно.
Более точное представление мы имеем о того рода сочинениях, в которых вопросы и описание из жизни гетер излагались в форме диалогов» т. е. о так называемых беседах гетер (dialog! meretrici). Мы должны здесь различать два вида бесед: во-первых, философский диалог, который, как мы увидим ниже, частью содержал биографический материал в форме философского изложения, частью же в нем высказывались мысли относительно жизни гетер, в форме, аналогичной, например, изложению мыслей Сократа в «Memorabilia». Ксенофонта (II, 6, 36 и HI, Н) о Теодоте и Аспазии и в «Menexenos» Платона (стр. 235, 236). Второй вид бесед представляет конкретное описание радостей и страданий жизни гетер в отдельных жанровых картинках. Классическим образцом этого рода бесед являются сохранившиеся еще до сих пор знаменитые беседы гетер Лукиана.
A. Философский диалог о гетерах.
1. Диалог «Аспазия» сократика Эсхина. – Эсхин, в отличие от оратора того же времени называемый обыкновенно «сократиком», был одним из самых верных учеников Сократа и свидетелем последних минут его жизни. (Платок, Phaedon, стр. 59В). Он чрезвычайно тщательно записывал беседы Сократа и опубликовал их, после предварительной обработки, уже в первые годы после смерти Сократа. Таким образом и в диалоге «Аспазия» мы тоже имеем, надо думать, передачу беседы Сократа об этой знаменитой гетере и подруге Перикла, тем более, что Сократ в шутку называл Аспазию своей учительницей в ораторском искусстве (Платон, Мепех. 3 и 4, стр. 236). – Что касается содержание диалога «Аспазия», то мы его знаем по некоторым отрывкам. Из них видно, что диалог содержал различные детали из жизни Аспазии и ее беседы с другими в форме сократического метода поучения. Прекрасный пример таких сократических вопросов передает Цицерон, а после него Квинтилиан:
«У сократика Эсхина жена Ксенофана дала Аспазии ненадлежащий ответ. Цицерон передает это в следующих словах: «Скажи же мне, жена Есенофона, если бы твоя соседка имела более красивые золотые украшения, чем ты, какие ты предпочла бы иметь: ее украшения или свои? Она сказала, что ее украшения. – А если бы она имела более дорогие платья или другие женские украшения, ты предпочла бы иметь свои или ее вещи? ее вещи, был ответ. – Ну, а если бы у нее был лучший муж, чем твой, ты предпочла бы иметь своего или ее мужа? Женщина покраснела. «И не без основания, потому что она дала ненадлежащий ответ, что предпочитает чужое золото своему, а это нехорошо. Если же бы она ответила, что желает, чтобы ее золотые украшение были так же красивы, как украшение соседки, то она, вполне сохраняя приличия, могла бы ответить и дальше, что желает, чтобы и ее муж был такой же, как и тот, лучший».
2. Диалог «Таргелия». – Об этом неизвестном вообще диалоге Филострат старший говорит в письме к Юлии Август е, супруге императора Септимие Севера-. «Сократил Эсхин, о котором ты недавно высказала в своей ученой статье, что диалоги его написаны с чрезвычайной тщательностью выражений, в своей речи о Таргелии, не задумываясь, подражает Гориию. Так, в одном месте он говорит: «Тариелие прибыла в Фессалию и вступила там в сношения с Антиохом, фессалийцем, который, как царь, управлял всеми фессалийцами». Подражание Горгию в этом месте заключается в повторении одного и того же имени («Фессалия»).
3. Диалог «Аспазия» сократика Антисфена. – Антисфен, основатель школы циников, также был ревностным учеником Сократа и последователем его диалогического метода преподавания. Соответственно этическому и аскетическому направлению Антисфена, надо полагать, что диалог «Аспазия» направлен был против гетеризма и клиентели гетер. Между прочим, в нем был резкий выпад против сыновей Перикла, Ксантиппоса и Паралоса.
B. Реалистический диалог о гетерах.
1. Беседы Гетер Лукиана. – Лукиан родился в Самосате в Сирии, в 125 г. по Р. X., жил преимущественно в Афинах, и умер в Египте, приблизительно во время Коммода. Он является представителем тонкой эллинской сатиры во времена империи.
Если признаком лукиановского диалога признавали вообще, что вместо возвышенной серьезности и остроумной диалектики философии, выступающей например, в диалогах Сократа, он проникнут остроумием и духом комедии то это, прежде всего, нужно сказать о знаменитых диалогах гетер. Чем чаще читаешь их, тем больше удивляешься изобразительному искусству автора, его тонкой психологической наблюдательности по отношению к характеру гетер, его глубокому знакомству с столь разнообразными действительными положениями из жизни гетер. В виду такого реализма изображение совершенно справедливо делали тот вывод, что Лукиан говорит на основании собственного опыта и что он сам был близко знаком с жизнью кокоток и проституток своего времени.
Заглавия его 15-ти бесед (в скобках мы указываем сюжет каждой из них) гласят:
1. Глицера и Таис (ревнивая или покинутая).
2. Миртион, Памфилус, Дорис (конфликт между браком и любовью к гетерам).
3. Филина и ее мать (сцена во время пирушки).
4. Мелита и Бакхис (чары любви).
5. Клонарион и Леаина (лесбийки).
6. Кробилла и Коринна (вступление в жизнь гетеры).
7. Музарион и ее мать (неплатежеспособный любовник)…
8. Ампелис и Хризис (гетеровская мудрость).
9. Доркас, Паннимис, Филостратос и Полемон (сутенер и два любовника).
10. Хелидонион и Дрозе (гетера или философ).
11. Трифаина и Хармидес (зависть из соперничества).
12. Иоёсса, Питиас, Лизиас (ссора и примирение).
13. Лентихус, Хенидас, Химнис (хвастун).
14. Дорион и Миртале (прощание и расчет).
15. Кохлис и Партенис (драка).
Эти реалистические беседы гетер, оригинальным творцом которых должен считаться Лукиан, по-видимому, не встретили подражание в древности. Как мы увидим ниже, лишь во время ренессанса они возбудили богатую литературу в таком же роде, которая продолжала существовать до 18-го столетия. Прямое влияние Лукиан имел, быть может, на своего младшего современника Алкифрона, который в своих письмах, относящихся к гетерам, по реализму бытовых описаний неоднократно напоминает Лукиана. Но род его произведений – эротические письма – более старый. Наиболее старые из известных нам эротических писем следующие:
1. Эротические письма Лесбонакса. – Лесбонакс был ритором вовремя Августа. От его писем ничего не сохранилось.
2. Алкифрон. Письма. – В высокой степени, вероятно, что ритор Алкифрон был современником Лукиана, как это доказывает хоть и вымышленная переписка между ними у Аристенета (epist. 1, 5, 22) и общие воспоминание о стихах в комедии. Кроме того, невозможно также отрицать известного влияние Лукиановских диалогов гетер на форму и содержание писем Алкифрона. «Аликифрон изображает нам в тонко нарисованных эскизах духовную и чувственную жизнь наслаждений афинян вначале эллинской эпохи» (Рода). Он, несомненно, самый значительный и оригинальный из эротических эпистолографов. Из 118 писем Алкифрона только 16, если не считать некоторых сохранившихся отрывков, относятся к жизни гетер. Остальные рисуют жизнь рыбаков, крестьян и паразитов. Письма о гетерах следующие (указание содержания по Н. W. Fischer у):
I, 29: Гликера к Бакхис (дипломатическое письмо).
I, 30: Бакхис к Гипериду (к процессу Фрины).
I, 31: Бакхис к Фрине (к процессу Фрины).
I, 32: Бакхис к Миррине (к процессу Фрины).
I, 33: Тайс к Теттале (товарки).
I, 34: Тайс к Эвтилемосу (диалектика гетер).
I, 35: Сималион к Петале (любовь и дело).
I, 36: Петала к Сималион (любовь и дело).
I, 37: Миррина к Никиппе (товарки).
I, 38: Менеклеидес к Энтиклесу (смерть Бакхис).
1, 39: Мегара к Бакхис (взаимоотношение гетер).
I. 40: Филумена к Критону (энергичная записка).
1: Ламие и Деметрий (царская гетера).
II, 2: Леонтион к Ламии (гетера философа).
II, 3: Менандр к Гликере (поэт и гетера).
II, 4: Гликера к Менандру (гетера и поэт).
Отрыв, 3: Фрина к Праксителю (гетеры художников).
Отрыв. 4: Леаина к Филадемосу (приличная девушка).
Отрыв. 5: Гетеры из Коринфа к гетерам города Афин (красота Лаис)
Отрыв. 6: Без название (пир на лоне природе).
Кроме того, проституции и гетеризма касаются еще следующие письма:
III, 5: Трехедеипнос к Мандилоколаптес (вестник любви).
III, 8: Оинопниктос к Котилоброхтизос (сводник и сутенер).
III, 17: Хаирестратос к Лерион (письмо сердитого деревенского парня).
III, 48: Кефалоглиптес к Маппфанизос (соперничество).
III, 50: Букопниктес к Аутопиктес (соперничество).
III, 55: Аутоклетос к Гетоимаристос (тонко воспитанные люди).
III, 58 Халокиминос к Филогарелаиос (соперничество).
III, 64: Турдосинагос к Эфаллокитресу (сводник и сутенер).
3. Филострат старший или средний, письма. – Письма эти, вероятно, принадлежат к началу третьего столетия после Р. X., перу не старшого, а среднего софиста по имени Филострат, автора биографий софистов и биографии Аполлоние ига Тиана. Всех писем 73; они очень небольшого объема и большей частью эротического содержания. Они представляют образец софистической эротики, обнаруживают «нежную и шутливую игру ощущениями сердечными» (Родэ) и самые странные противоречие в обсуждении проституции, которая то превозносится в них, то подвергается презрению, очевидно, смотря по тому, как должен быть разрешен поставленный вопрос, ибо здесь больше речь идет о пробах софистического красноречия, чем об изображении действительных фактов. Приведем несколько примеров:
«Отдаваться нужно не влюбленному, таково было мнение Лизия; влюбленному – так думал Платон; и влюбленному, и невлюбленному – этого не одобрял еще ни один философ, разве только какая-нибудь Лаис».
Проститутку он старается обратить в знатную даму в следующих словах:
«То, что другим кажется достойным порицание и осуждения, – что ты ни с чем не считаешься, смела и готовом услугам – то именно я больше всего люблю в тебе (!). Ведь удивляемся же мы лошадям, обнаруживающим сознание своего достоинства, и гордым львам, и птицам, не склоняющим головы. А потому нет ничего необыкновенного в твоих поступках, если ты, женщина, превосходящая красотою многих, бросаешь кругом гордые взгляды и величественно выступаешь вперед. Есть же убежище для красоты, более прекрасное, чем у царей: вас мы любим, а тех мы только боимся. Ты принимаешь вознаграждение, но ведь и Даная принимала золото. Ты получаешь венки – это делает даже девственная Артемида. Ты отдаешься и крестьянам – Елена отдавалась даже пастухам. Во внимание к Аполлону (играющему на цитре), ты не колеблясь позволяешь наслаждаться твоими прелестями и музыкантам, играющим на цитре». Аналогичным образом превозносятся и все другие клиенты проститутки, какого бы низкого звание они ни были, а она сама сравнивается с знаменитостями гетеровского искусства, с Лаис и Глииерой, и ей воздается похвала в сладчайших выражениях. В таком же роде написаны, впрочем, и многие письма к проституированным мальчикам, между тем как у Алкифрона, к удивлению, совсем нет таких писем. Справедливо указал еще один из старых писателей, что у Филострата встречаются черты истинной галантности, достигшей полного развитие гораздо позже, во время миннезенгеров и трубадуров.
4 Аристенет, эротические письма. – Софист конца пятого века после Р. X. Его письма скорее– представляют эротические рассказы и описания, в которых он часто опирается на Алкифрона, Платона, Тибулла, Каллимаха и др.; они частью проникнуты сладострастием, но без упоминание о мужской проституции. Всех писем 50 и они разделены на 2 книги (28 в кн. I, 22 в кн. II). Аристенет уже обнаруживает почти средневековую рафинированность любовных отношений, вплоть до любовного рабства и поклонение любви (например, epist. II, 2), до субтильного душевного анализа любовных наслаждений (например, II, 18) и придачи ей более возвышенного характера путем добровольного воздержание (I, 21). Затем письма эти содержат много интересных подробностей из жизни высших и низших проституток, которые, ввиду ссылок автора на более старых писателей, имеют также историческое значение. Сюда относятся: описание светской гетеры, подражающей в своей манере держаться знатной даме (I, 4), превращение в приличную женщину путем вступление в брак (I, 19), различие в выборе клиентов (1,18) жизнь и любовь театральных дам (I, 24), платный и бесплатный любовник (II, 4), гетера и жена (II, 11).
Теофилактос Симокаттес, Моралистические письма, сельские письма и письма о гетерах. – Софист родом из Египта, императорский секретарь и префект при дворе в первой половине 7-го века после Р. X. Его 85 письмам недостает знакомства с действительной жизнью; это только риторически-софистические упражнение с морализирующей тенденцией (например, epist. 3). Тем не менее и они дают кое– что для истории нравов того времени, например, письмо 30-оео частоте изгнание плода гетерами. В письме 72 выражается мысль, что мужской пол только потому не сделался рабом женского, что по закону природы вслед за радостями любви и половыми наслаждениями сейчас же наступает пресыщение.
Как о последнем виде специальных сочинений о гетерах, нам остается еще упомянуть о судебных речах, за или против гетер, из которых в оригинале сохранилась одна только приписываемая Демосфепу знаменитая речь против Неэры. Большинство этих речей относится к 4-му столетию до Р. X. и принадлежит веку Демосфена, только две, приписываемые Периклу и Лизию, относятся к 5-му веку. Поводами для этих речей служили чаще всего жалобы на дурное обращение со стороны законной жены, а также, как в случае Неэры, незаконное вступление в брак заведомой проститутки с гражданином; или довольно частое также обвинение в безбожии (например, против Аспазии, Плут. Pericl. 32 и против Фрины, Атен. XII, 590д, е) и сводничестве по отношению к свободным девушкам (против Аспазии, Плут. Pericl. 32) или еще, наконец, личная злоба (например, Хиперид против Аристаюры).
1. Перикл, речь в защиту Аспазии. – Когда драматург-комик, Хер– миппос, обвинил Аспазию в безбожии и в том, что она сводила Перикла у себя в доме с свободными женщинами, то Перикл произнес перед судом в ее защиту пламенную речь и пролил при этом больше слез, чем когда опасность грозила его собственной жизни и имуществу, добившись блистательного оправдание Аспазии.
2. Лилий, речь против Лаис.
Повод для этой речи, в подлинности которой Атеней сомневается, неизвестен. В ней встречается перечень гетер, преждевременно отказавшихся от своей профессии.
3. Демосфен, речь против Неэры. – Эта знаменитая речь всегда приписывалась Демосфену (например, у Атен. XIII, 573в, 586е, 592Ь, с. 594а), но в последнее время подлинность ее отрицается, между прочим, и Кристом. Но так как она помещена вместе с речами Демосфена (и в изд. Диндорфа также), то мы оставили ее под старым названием.
Жалоба против Неэры и ее супруга Стефана возбуждена была Теомнестом и его тестем Аполлодором, которые были глубоко возмущены несправедливыми нападками Стефана. Обвинение основывалось главным образом на том, что Неэра не афинянка, а чужестранная проститутка, и тем не менее живет в браке с Стефаном, который служит ей сутенером и выдал замуж ее незаконную дочь за свободного аттического гражданина. Кроме того, Апаинетос обвинял Стефана в том, что он отдал свой дом под бордель. Далее, Стефанос и Неэра, по словам обвинения, совершили также еще преступление и виновны в том, что выдали замуж дочь Неэры за человека, который занимал высокий пост архонта; что дочь эта, в качестве супруги архонта и, следовательно, жрицы, выполняла вместе с другими священные обычаи, таинства, совершив таким образом богохульство, потому что проституткам запрещен был вход в храм под страхом тяжкого наказания. Затем подробно описывается проституция Неэры и ее дочери, так что вся речь в целом представляет ценный документ по истории культуры, знакомящий с проституцией и сводничеством во времена Демосфена.
4-6. Аристогеитон, речь против Фрины. – Эвтиас, ь против Фрины. – Хипереидес, речь в защиту Фрины. – Мы рассматриваем все три речи в совокупности в виду их внутренней связи, которая вполне достоверна для речей Эвтиаса и Хипереидеса, и которую нужно допустить и для речи Аристогеитона. Обвинение Фрины исходило от оратора Автиаса, а защиту ее взял на себя ее любовник, известный оратор и друг гетер, Хипереидес. Что касается мотивов обвинение и роли Хипереидеса, то Алкифрон сообщает об этом следующее:
«Мы, гетеры, все вместе и каждая из нас в отдельности благодарим тебя не меньше Фрины. Обвинение недостойного Автиаса. было, правда, направлено только против одной Фрины, но опасность была общая для всех. В самом деле, если нас будут обвинять в безбожии за то, что мы требуем денег от наших любовников или за то, что мы дарим наши милости платящему, то лучше совсем отказаться от нашего образа жизни и избавить себя и наших друзей от придирок. Теперь же мы не будем проклинать нашего звание из-за того, что Эвтиас признан был плохим любовником, а будем, наоборот, благословлять его, как счастье, благодаря добросовестности Хипереидеса. Пусть же твое человеколюбие вознаградится всеми благами мира! Ты спас для себя превосходную подругу и нас также склонил к тому, чтобы воздать тебе за нее. Если бы ты еще написал свою речь, то мы, гетеры, поистине поставили бы тебе золотой памятник в любом месте Эллады». (Немецкий перев. Фридриха Якобса). Отсюда видно, что Эвтиас был одним из любовников Фрины и обвинил ее в безбожии, рассердившись за требование денег с ее стороны, а также, что такие речи, как защитительная речь Хипереидеса, возбуждали всеобщий интерес и всеми читались, а в особенности, разумеется, гетерами. Полусвет, впрочем, и теперь еще обнаруживает не менее жгучий интерес, к судебным разбирательствам дел, касающихся их круга, совершенно так же, как говорит об этом в своем письме Алкифрон. Что Хипереидес исполнил желание, выраженное гетерами, и действительно написал речь в защиту Фрины, видно из того, что она сохранилась еще до Квинтилиана (около 35-100 г. по Р. X.), который называет ее «достойной удивления» (admirabilis), и Атенея (около 230 лет по Р. X.), который упоминает о ней, как о литературном произведении. Тем не менее, по словам Квинтилиана, оправдание было вызвано не столько речью, сколько тем, что сама Фрина в подходящий момент обнажила свое красивое тело перед судьями (см. об этом другую версию, стр. 248). По словам Диодора (у Атен. XIII, 501с), впрочем, ни для кого не было тайной, что речь Эвтиаса была составлена не им самим, а по его поручению Анаксименом.
Что касается речи Аристогеитона против Фрины, то автор ее был известный сикофант, у которого были конфликты с лучшими ораторами своего времени, например, с Демосфеном, так что он, вероятно, просто воспользовался процессом Фрины, чтобы столкнуться с Хипереидесом.
7. Хипереидес, две речи против Аристогары. – Как вольная птица и как любящий разнообразие друг гетер, Хипереидес естественно имел много столкновений со своими покинутыми любовницами. То же самое произошло у него и с гетерой Аристогарой (см. выше, стр. 287), которую он содержал в Пирее и которая впоследствии, вероятно, наделала ему столько неприятностей, что он возбудил против нее процесс и произнес против, нее две обвинительные речи, о содержании которых только известно из Атенея, что он указывал на ее прозвище «АрЬуа» (сардель) и упоминал Лаис и других гетер.
8. Хипереидес, речь против гетеры Микки. – Подробности о ней неизвестны.
Как образец речи против проституированною мужчины мы назовем:
9. Эсхин, речь против Тимарха. – Эсхин, известный противник Демосфена, уже по самому своему происхождению – как это можно думать на основании односторонних, правда, указаний Демосфена (речь о венке, стр. 270 и 313) – не чужд был связи с проституцией, так как мать его. Глаукотея, как говорят, рабыня, добывала себе средства к существованию проституцией и сводничеством и была всем известна в Афинах под именем «Empusa». Своей речью против Тимарха он хотел поразить главным образом Демосфена. Речь эта имеет величайший интерес в том отношении, что она представляет единственный сохранившийся пример без сомнения нередких в то время обвинительных речей против свободных граждан за мужскую проституцию, независимо от того, действительно ли она доказывает оспариваемую многими вину Тимарха или нет. Дело в том, что ко всем речам хитрого Эсхина, поскольку дело касается фактической основы их, нужно относиться, как известно, с большой осторожностью. Такой сведущий человек, как Вестерман, высказывает о речи против Тимарха следующее суждение: «Пусть Тимарх не был героем добродетели, тем не менее, самодовольный тон и стремление выставить напоказ давно забытые грехи молодости обвиняемого и втянуть в скандальную хронику Афин многих уважаемых мужей, разумеется, из противной партии, делают эту речь в высшей степени отвратительной. Она достигла, однако, своей цели: Тимарх был лишен гражданских прав». Это случилось в 345 г. до Р. X. и Тимарх с горя повесился.
Ход рассуждений в речи Эсхина вкратце следующий. На вызов связанного с Демосфеном Тимарха, Эсхин отвечает заявлением, что афиняне должны следить за строгим соблюдением законов, чтобы сохранить свою свободную конституцию. Среди законов же первое место занимают законы, касающиеся общественной нравственности, в особенности те из них, которые относятся к соблазнению мальчиков и к мужской проституции. Затем он описывает в отдельности каждый проступок Тимарха против этих законов, а его самого характеризует, как типичного проституированного и выводит отсюда его подкупность и измену, как государственного чиновника, причем не щадит и Демосфена. В заключение Эсхин просит судей осудить Тимарха, во внимание к благу государства и к общественной нравственности.
с) Эротически-порнографическая литература. (Происхождение, центры, в которых она сосредоточивала, распространение, эротически-сотадическая поэзия. Стихотворение о любовном искусств е. Рассказы и романы, статьи, эротические и скатологические стенные надписи). – Наряду с комедиями и особыми сочинениями, посвященными исключительно гетерам, существовала еще также чрезвычайно богатая эротически-порнографическая литература, обнаруживающая самые разнообразные отношение к проституции и первоначально, вероятно, вышедшая из ее кругов. Греков можно назвать настоящими творцами так называемой эротической литературы (в более тесном смысле) и порнографии. Они послужили в этом отношении образцом как для римлян и средних веков, так и для новейшего времени, наиболее известные литературные произведение которого в этой области всегда обнаруживают отголосок греко-римской эротики и заимствование тех же литературных типов и тех же родов литературы. Благодаря более наивному и свободному взгляду в древности на половую жизнь, к литературе этой относились тогда совершенно иначе, чем теперь, хотя отнюдь не было недостатка и в голосах, которые протестовали против ее распространение среди молодежи, правда, только среди нее одной. Для взрослых же порнографическая литература и порнографическое искусство, тем менее, считались опасными, что – как это решительно подчеркивает Аристотель (15, 8) – комедии и мимы, а также некоторые религиозные культы были чрезвычайно богаты эротическими и неприличными изображениями и к ним допускались только взрослые мужчины, в качестве зрителей, чтобы молиться во время празднеств и за своих жен и детей. А потому, если среди древнейших имен авторов античной порнографии поразительно много женских, то мы уже аpriori можем допустить, что дело шло о публичных женщинах, о проститутках. Ведь и самое происхождение эротически-порнографической литературы связано вообще с песнями кинед, бродячих шутов и в то же время представителей мужской проституции, и с импровизированными грязными ямбами проституток во время элевзинских таинств в честь Деметры. В «Лягушках» Аристофана (стих 1339) Эсхин упрекает Еврипида, что он заимствует свою поэзию у проституток и что он воспел «двенадцать искусственных приемов» пользовавшейся дурной славой гетеры Кирены («Лягушки, стих 1365).
Находясь в постоянной связи с проституцией – связь эта продолжала существовать и дальше, только в скрытом виде – порнографическая литература отнюдь не отрицает своего дионисьевского характера, который в достаточной степени сказывается во всех случаях, в которых она находит себе практическое применение. К таким случаям принадлежали танцы, дионисьевские празднества и last not least симпозии. Во всех трех случаях дело идет, как мы уже не раз говорили об этом, о психофизических состояниях опьянения, которые, разумеется, очень часто сопровождались половым возбуждением и половыми эксцессами. Этим объясняется тесная связь сотадически-эротических представлений и песен с пляской, религиозным экстазом и алкогольным опьянением во время симпозии. Поэтому кинеды и танцовщицы сопровождали обыкновенно свои хореографические представление неприличными песнями; поэтому же симпозии представляли самый удобный случай не только для встреч с проституированными лицами обоего пола, но и для произнесение эротических стихов и для обсуждение эротических тем в форме речей, диалогов и вопросов. Поэтому же, наконец, искусство гастрономии и общительности во время симпозий так тесно связано с искусством любить. Весьма характерно, что, например, стоик Хризипп называет «Опсологию» или «Гастрономию» Архестратоса, т. е. сочинение об искусстве по части еды, и пользующуюся сомнительной славой книгу так назыв. Филаинис о фигурах Венеры, принадлежащими к одному и тому же роду литературы (Атен. VIII, 335c-e), и что одно только имя Архестратоса уже напоминало во время симпозие о величайшей разнузданности и разврате, так как в своем сочинении о гастрономии он описал все, возможные в таком случае эксцессы (Атен. VIII, 335е). Еще яснее выступает эта связь в «Диалогах» и с «Мемуарах о симпозиях» стоика Перзагоса, в которых объявляется, что за вином уместно говорить о любовных наслаждениях (Атен. XIII, 607Ь) и делается предложение о допущении молодых мальчиков и девушек на симпозии, чтобы помешать собутыльникам заснуть. В названных сочинениях Перзагоса, кроме различного рода гастрономических удовольствий, непременной принадлежностью симпозиев называются также поцелуи (Атен. IV, 162с). А потому это отнюдь не случайность, что именно гетера (Гнафения), по образцу аналогичных философских сочинений, написала в 323 стихах «Кодекс столовых законов», в котором рассматривается также половое общение с гетерами во время симпозий и который Каллимах даже поместил в свой сборник законодательных таблиц (Атен. XIII, 585b).
Хотя эротически-порнографическая литература греков очень давнего происхождения, но периодом ее расцвета, как мы увидим ниже, была эллинская эпоха, к которой принадлежит большинство писателей в этой области, а вероятно и многие сочинения, приписываемые более старым авторам. Известные места служили нейтральными пунктами собственно порнографической литературы. Таковы, главным образом, Сибарис и Жилет.
Родэ допускает, правда, что в «сибаритских шутках» и «сибаритских ответах» (. Аристоф. Vesp. 1259 и Suid. s. V.), уже очень рано известных во всем древнем мире, имелись только короткие остроумные ответы и шутки, но он совершенно просмотрел, что Марциал (XII, 95) вполне ясно характеризует «сибаритские книги», как грубо порнографические:
Was Musaeus Verbuhltes hat geschrieben,
Bocher, die sich mit Sybarifschen messen
(qui certant Sybariticis IIbellis)
Und mit reizendem Salz getrankte Blatter,
Lies, Instantius Rufus; doch ein Madchen Sei bei dir, dass du nicht Talassus Werke
Deinen lüsternen Handen Ubertragest Und Ehgatte du werdest ohhe Gattin.
В царствование Августа появилось порнографическое сочинение под заглавием «Sibaritis».
Но когда в древности хотели указать на неприличный характер сочинения, еще чаще, чем «сибаритским», его называли милезийским, так как роскошный ионийский город Милет славился такого рода литературой. Наиболее были известны «милезийские рассказы» Аристида, чрезвычайно распространенные в древности. Сизенна перевел их на латинский язык под названием «Milesiae» и, благодаря «обилию крепких пряностей», они пользовались также большой любовью и среди римлян. На порнографический характер их указывают Овидий (Trist. II, 413), Плутарх (Crassus 32) и Лукиан (Amores I), а Родэ, опираясь на этих авторов, назвал эти рассказы «эротическими новеллами непристойного характера». Тем фактом, что литература такого рода вообще чрезвычайно процветала в ионийских городах Малой Азии, объясняется выражение «иониколог» по отношению к авторам порнографических стихов, с которыми связывались также «motus ionici», неприличные ионические танцы.
Большое распространение эротических сочинений среди греческой и римской публики видно уже из приведенного выше мнение Аристотеля и из 13-го тома застольных изречений Атенея. Овидий (Trist. II, 307–308) полагает:
Doch ist Verbrechen noch nicht, in schlupfrigen Versen zu blattern,
Lesen die Keuschheit mag manches, was nimmer zu tun.
(Еще нет преступление в перелистывании неприличных стихов; скромность не запрещает читать многое, что она не разрешает делать).
А Филострат (ер. 14) одобрительно говорит: «Эротические поэты представляют приятное развлечение и для пожилых уже людей; они вызывает воспоминание о любви и люди как будто снова молодеют». Весьма характерен, как показатель большого распространение порнографической литературы среди римлян в И-м веке до Р. X., следующий рассказ Плутарха (Crassus 32) из парфянской войны 53-го года до Р. X.: «После того Суренас (победитель Брасса) велел созвать сенат селевкийцев. и положил перед ними развратные сочинение Аристида, носящие название «Milesiaca», чем он отнюдь не возвел на римлян ложного обвинения. Ибо книги эти были найдены среди багажа некоего Рустиуса и подали повод Суренасу в бранных выражениях осмеять римлян, что они даже во время войны не могут обойтись без такого рода вещей и книг».
На ревностное чтение таких книг женщинами намекает Марциал (Ш, 68), а живший 400 лет после Р. X. врач Теодор Присциан даже рекомендовал во время полового бессилия чтение сочинений, «направляющих мысль в сторону чувственности».
От этих общих замечаний о происхождении, значении и распространении эротически-порнографической литературы мы переходим к краткому обзору отдельных видов и произведений литературы, поскольку они еще не были упомянуты нами.
I. Эротически-сотадическая поэзия. – Мы можем останавливаться на рассмотрении эротической поэзии греков и римлян лишь по стольку, поскольку в ней выступают на первый план физическая любовная страсть, связь с мужской и женской проституцией и с жизнью гетер. Сентиментальная же эротика менее относится сюда:
Старейшим представителем поэзии кинед и развратных песен, которыми сопровождались ионийские танцы и аналогичного характера музыка, считается Литермос из Теоса. современник Хиппопакса (в 1500 г. до Р. X.). Он же является, как говорят, и изобретателем неприличной ионической музыки. Периодом расцвета «кинедологии» или «ионикологии» была эллинская эпоха. О происхождении, ее из развратных песен, употребительных среди проституированных лиц обоего пола, свидетельствует Страбон (XIV, стр. 648), когда он сообщает, что фехтовальщик Клеомах влюбился в кинеда и в его содержанку проститутку и потом подражал употребительному у них развратному способу выражений и поэтическому изображению нравов. Затем Сотад и житель Этодии Александер разработали кинедологию в прозе, а Симос и Лизис – в стихах. Атеней (XIV, 620с) дает несколько другой хронологический порядок кинедологических поэтов. По его словам, неприличные ионические песни уже до Сотада сочиняли Александер из Этолги, Пирес из Милета и Алексес, а по Свидасу (в статье о Сотаде) к ним нужно еще прибавить Теодорида, Тимохарыда и Ксепарха.
Но истинным творцом и главным представителем греческой порнографической литературы, по имени которого весь этот род литературы и до сих пор называется «сотадическим», был Сотадес из Маронеи, живший при ПтоломееII Филаделфеи сочинявший свои неприличные сочинения, как в прозе, так и в стихах. По его имени, известный стих назван «Sotadeum metrum». Сотад имел также, по-видимому, ту особенность, что его стихи приобретали неприличный смысл лишь после того, как их читали в обратном порядке. Стихи его предназначались больше для чтения и речитатива, чем для пения. Мы назовем из них «Priapos», стихотворение, посвященное гетере Белестихеи др. Неприличие содержание явствует из замечание Квинтилиана (I, 8, 6), что чтение сотадических стихов нужно либо избегать, либо только сохранять для людей более крепкого и здорового еще возраста; что Сотад касался в них и известных вариаций половых сношений, намекает Марциал, VI, 26, где он одному cunilingus дает прозвище «Sotades». Даже и конец Сотада связан, как говорят, с неприличной сказанной им остротой по поводу свадьбы Птоломея Филиделфа с его сестрой Арсиноей; по приказу государя, его бросили будто бы в море в свинцовом ящике. Биографию его написали сын его Аполлоний и пергамеец Каристий.
Другую категорию порнографических писателей – которые в Греции, впрочем, назывались не pornographou, что означало скорее, творцов неприличной скульптуры и картин, а «kinaidologoi» и «Anaischyntographoi» – представляют авторы paegnia (имитса), частью эротических, частью же прямо развратных поэтических произведений в прозе и стихах. Изобретателем их считается Вотрись из Мессины в Сицилии (Атен. VI, 322а), paegnia которого Полибий (ХИ, 13) обозначает, как «hypomnemata» (т. е. проза.) и как крайне неприличные произ ведения, и ставит их наряду с развратными произведениями Филенис. Авторами erotopaegniae называют еще, кроме того: Гнезиппос, Мназеае из Локри, лесбийскую поэтессу Сальпа, латинского поэта Левиуса и др.
В близком родстве с paegniae находятся эротические стихи о любви к мальчикам, «paidia» или «paidica», большей частью неприличного содержания. Такие эротические песни о любви к мальчикам писали уже и более старые поэты, как Стезихор (640–555 г. до Р. X.) и Лвикь, а в эллинскую эпоху к ним присоединились еще «Erotes или красивые мальчики» Фанокла Стратон из города Сарды составил при Адриан сборник всех относящихся к любви к мальчикам эпиграмм, присовокупив к ним многие собственные эпиграммы. Сборник этот назывался «Муза мальчиков»; он перешел в греческую антологию (книга XII) и содержит многочисленные неприличные стихи и намеки не мужскую проституцию.
Настоящей гетеровской поэзией должна быть признана знаменитая книга элегий Гермезианака из Колофона (около 310 г. до Р. X.), носящая заглавие «Леонтион», по имени гетеры Леонтион, подруги Эпикура, в которой описаны многочисленные любовные истории философов и поэтов. Старший друг Термесиапака, Филета из Косы также считался автором «похотливых стихов». К этому же времени принадлежит, быть может, и упоминаемый Марциалом (XII, 95) Музей, писавший «pathicissimos libellos». Римские стихотворения Горация, Овидия, Тибулла и Проперция, касающиеся гетер, мы уже упоминали выше. Овидий перечисляет в «Tristia» (II, 433 и. след.) еще целый ряд других эротиков, как Тиицида, Меммий, Цинка, Анзер и др.
2. Стихотворение о любовном искусстве. Богатую литературу о любовном искусстве создали также индийцы, но она стала известна лишь в новейшее время, между тем как многочисленные произведение древних на эту тему, хотя из них сохранились лишь немногие, все же имели громадное влияние на последующую литературу, так что аналогичные произведение времен ренессанса. и новейшего времени почти всецело на них основаны. А все они в совокупности целиком принадлежат к кругу литературы о проституции в более тесном смысле. Не только происхождение таких произведений неоднократно приписывалось литературно образованным проституткам, но они вообще представляли исключительно практические руководства для сношений с проститутками, все равно, излагались ли в них специально бордельные наблюдения, как в статьях о фигурах Венеры или же правила более тонкого любовного искусства при сношениях с дамами полусвета, классическим примером чего служит «Искусство любить» Овидия.
Большинство этих произведений имели, по-видимому, поэтическую форму. Среди авторов замечается поразительно много имен гетер. Мало того, весь этот род литературы считается первоначально творением проституток, опытных в области ars amatoria. Так как сохранились литературные произведения гетер в других областях, то нет основания отрицать возможность составление ими и таких писаний на половые темы. Но по одному определенному случаю, именно с Филепис, мы знаем, что такие технико-эротические сочинение писали также мужчины, которые потом опубликовывали их под именем каких-нибудь известных по части этих искусств гетер. Да и в новейшее время существуют такого рода «supercheries litterairess. Укажем для примера на сотадические беседы Алоизгй Сшеа, которые опубликовал под именем этой испанской акушерки в 17-м веке Николаи Хориер. Но если и допустить, что родоначальниками таких произведений, по эротической технике были мужчины, то сотрудничество в них опытных проституток все же весьма вероятно: ведь даже в делах более благородной любви охотно обращались за поучением к гетерам, как это сделал, например, Сократ по отношению к Аспазии, которая и получила с тех пор название «erotodidaskalos», «учительница любви» (Атен. V, 219д); впрочем, советчиц, помогавших писать эти сотадические сочинения, правильнее было бы, конечно, назвать «pomodidaslcdlos», «учительницы разврата» (Аристенет I, 14).
а) Под именем Астианасы, служительницы Елены, вышло старейшее произведение о фигурах Венеры. Свидас сообщает, что в нем впервые описаны различные положения во время coitus. Гезихий (I, 308) также говорит об Астианас е, что она первая открыла «Афродиту» и что она является изобретательницей развратных положений. В сочинении этой мифической порнографистки мы имеем перед собой либо фальсификацию из более позднего времени, либо только упоминание об этом авторстве в аналогичного рода сочинениях, которые и теперь еще охотно хвастают своими издавна знаменитыми предшественниками.
в) Уже Аристофан (Лягушки, 1365-66; Темосф. 98) называет проститутку Кирену, которая имела прозвище «додекамеханос», потому что она продавала желающим свои объятия на двенадцать различных ладов. Эсхил (там же) упрекает Еврипида, что он поэтически изобразил все эти фигуры Венеры. Таким образом, уже в V веке до Р. X., т. е. во времена Аристофана, существовали такого рода произведения. Несомненно, во всяком случае, что писатель эллинской эпохи, Паксамос, сочинил книгу о «двенадцати искусствах при развратных положениях» (Свидас).
с) К пятому же столетию до Р. X. относится, вероятно, и часто упоминаемое в древности сочинение о различных видах половою сношения, которое приписывается вообще проститутке Филаинис, но автором которого, по словам Аисхриона из Самоса, был живший во второй половине пятого века до Р. X. афинский софист и оратор Лоликрат, стремившийся своим сочинением повредить репутации этой почтенной женщины. У Атенея (XIII, 335 с) относящиеся сюда стихи Аисхриона сохранились в форме надгробной надписи, в которой Филаинис уверяет, что она никогда не имела недозволенных сношений с мужчинами и никогда не была проституткой, а все то, что приписывается ей, написал Поликрат из Афин. Большинство античных писателей, однако, ничего не знают об этом и приписывают порнографическое сочинение, о котором речь, поэтессе Филаинис из Левкадии (Атен. V, 220, f), о которойпоэт Леократсс написал комедию «Филаинис» (Schol. Lucian. Amor. 28). Содержание сочинения касается «figurae veneris», как это видно из Priap..63, 17: quae tot figuras quot Philaenis narrat. Форма изложение была, вероятно, в виде дневника или коротких писем, на что указывает выражение «Deltos» у Лукиана (Pseudolog. 24). Во всяком случае, во времена Лукиана, т. е. во втором веке после Р. X., это порнографическое сочинение Филаинис было чрезвычайно распространено. Лукиан упрекает одного развратника, что он «никогда не выпускает его из рук» (Лук. Pseudolog. 24). Атеней (VИИИ, 335 d-е, X, 457d) также упоминает о сочинении Филаинис, как особенно любимом в известных, предающихся удовольствиям кругах.
d) Наряду с Филаинис, Атеней называет еще, как авторов таких руководств к любовному искусству, гетер Нико из Самоса и Каллистрату из Лесбоса, а также Литопикоса из Афин (Атен. V, 220f).
e) Философ-циник Офодриас сочинил книгу об «эротическом искусств е», которая пользовалась большой любовью (Ame н. IV, 162d).
f) О «любовных наслаждениях» писал Терпсиклес, который в своем сочинении упоминает, между прочим, об отношении некоторых кушаньев и напитков к половому влечению (Amen. VII, 325b, IX, 391с).
g) Александрийский плодовитый писатель Дидим – он опубликовал будто 3.500-4.000 сочинений, по-видимому, также писал книги о фигурах Венеры; по крайней мере, встречающееся у Марциала XII, 43, 3 выражение «Didymae puellae» относят к сочинению Дидима об искусствах проституток; в этом есть известная доля вероятности, так как тот же автор написал исследование, была ли Сафо публичной женщиной или нет (Сенека ер. 88, 32).
h) Саббеллус, современник Маршала, нашел новую фигуру Венеры, которую он описал, по Марц. XII, 43, в одном стихотворении:
Wollusttriefendes hast du mir, Sabellus,
Vorgelesen in zu beredten Versen,
Wie des Didymus Dirnen nicht sie kennen,
Noch der lfisternen Elephantis Bucher.
Neue Formen der Venus gibt es dorten,
Wie sie wagen verlebte Buhler mogen;
Was verschwiegen wohl Ausgediente bieten,
Wo sich fünfe zu einer Gruppe filgen,
Sich aus mehreren eine Kette bildet,
Was erlaubt bei verloschter Lampe sein mag,
Das verdiente nicht, dass du beredt warst.
(Перев. A. Berg.)
i) Наконец, наряду с Филаинис мы еще должны упомянуть о самой знаменитой писательнице в этой области, именно об Элефантис или Эле фантин е, которая принадлежит либо к Александрийской эпохе, либо к началу Римской Империи, потому что Гален называет ее автором сочинение о косметике наряду с Асклепиадом, Гераклитом из Тарента и Мосхионом. ее поэтические и прозаические неприличного содержания сочинение о фигурах Венеры имели ту особенность, что они были иллюстрированы соответственными рисунками. Подробности об Элефантинесм. выше (стр. 510).
k) Вероятно под влиянием греческих сочинений о любовном искусстве и под влиянием сношение с гетерами, во втором или первом году до Р. X. появилось единственное древнее сочинение этого рода, сохранившееся и до наших времен. Мы говорим о знаменитой книге Овидия «Ars ата toria» или «Ars amandi». Основываясь на издании текста Эвальда, Поль Брандт выпустил недавно превосходное новое издание с немецкими комментариями, в котором имеется еще кроме того обстоятельное критическое приложение. Анализируя ниже это знаменитое произведение мировой литературы, которое послужило образцом для всех позднейших поэтически произведений такого рода и всегда вызывало всеобщее поклонение, мы всюду придерживаемся выводов Брандта, одного из лучших знатоков античной эротики.
Стихотворение Овидия претендует на то, чтобы быть руководством, но только известной любви, именно любви к кокоткам и галантным девушкам, которые также заклеймены были до известной степени «infamia», так как не имели права носить знаков честной женщины, vitta и instita. Предметом стихотворение является, следовательно, не супружеская любовь, а только любовь к гетерам, направленная исключительно на физические наслаждения. «Non nisi lascivi а me discuntur amores», прямо говорит сам автор (III, 27), а Аполлон называет его в обращении «praeceptor lascivi amoris» (II, 497). Стихотворение написано только для гетер и их любовников (I, 31; И, 600). Это произведение, основанное на личном опыте поэта (Ш, 791; Ш, 245, 666), излагает детали человеческой эротики. Палдамус следующим образом высказывается о характере этого изложения: «То, что тысячи людей во времена Людовика XIV и регентства рассказывают, как частности, для характеристики того или иного лица, то изложено здесь как система, как теория, абстрагированная от всякой личности. Он первый и единственный римский поэт, который представлял себе любовь вполне теоретически и объективно, а потому его влияние во все времена так же не поддавалось учету, как и влияние Макиавелли. Он изображает любовь, происходящую и коренящуюся в чувственных и материальных интересах, но которой руководит разум и которая представляет лишь мимолетный разврат. Дело в том, что здоровое, постепенно назревающее развитие чувства было совершенно неизвестно римлянам».
Далее он называет стихотворение Овидия «эротической стратегией». Эта стратегия искусства любви, изложенная с блестящим изображением деталей и тончайшим искусством наблюдения, развивается в трех книгах. Тему первых двух книг автор сам определяет в следующих словах (I, 35–38):
«Солдат, в первый раз участвующий теперь в новом для тебя походе, ты постарайся, прежде всего, найти будущий предмет своей любви. Затем тебе надо будет постараться упросить понравившуюся тебедевушку и, наконец, сделать любовное отношение продолжительным».
(Перев. В. Алексеева, стр. 3).
В третьей книге Овидий обращается к девушкам, чтобы и им также преподать искусство, как покорять и приковывать к себе мужчин. Более подробный обзор содержание Ars amatoria, по Полю Брандту, следующий:
Первая книга (772 стиха).
Предисловие 1-34.
План 35–40.
Переход к первой части 41–66.
Первая часть.
Где можно находить девушек.
67-262.
1. Портики, 67–74.
2. Публичные празднества, 75–76.
3. Храм Изиды, 77–78.
4. Форум, 79–88.
5. Театры, 89-134.
6. Цирк, 135–163.
7. Арена, 164–170.
8. Примерные морские сражение Августа, 171–176.
9. Триумфальные процессии, 177–228.
10. Пиршества, 229–252.
11. Байи, 253–258.
12. Ариция, 259–262.
Переход ко второй части, 263–268.
Вторая часть.
Как овладевать девушками 269–770.
1. Доверие к самому себе, 269–350.
2. Хорошие отношение с прислугой красавицы, 351–398.
3. Выбор момента, 399–436.
4. Любовные письма, просьбы, обещания, 437–458.
5. Красноречивость и настойчивость, 459–486.
6. Постоянно быть вместе, 487–504.
7. Избегать франтовства, но соблюдать правила внешнего приличия, 505–524.
8. Искусное использование удобного случая, представляемого пиршеством, 525–630.
9. Ловкость в технике обещаний, 631–658.
10. Слезы, поцелуи, насилие, инициатива, отступление, 659–722.
11. Цвет лица любовника и вообще его внешность, 723–738.
12. Осторожность в откровенности с друзьями и родственниками, 739–754.
13. Индивидуализирование обращения с каждой девушкой в отдельности, 755–770.
Заключение, 771–772.
Вторая книга (746 стихов).
Введение, 1-96.
Переход, 97-106.
Главная часть.
Семнадцать указаний, как сохранить расположение девушки, покоренной по правилам, изложенным в первой книге.
107-732.
1. Будь действительно достоин любви; одной красоты для этого недостаточно, будь также приятным собеседником и ловким рассказчиком, 107–144.
2. Будь снисходителен и обращайся всегда ласково со своей возлюбленной, 145–176.
3. Будь вовремя уступчив и выжидай, как галантный кавалер, 177–250.
4. Постарайся расположить в свою пользу прислугу, 251–260.
5. Научись умело и кстати делать подарки, 261–272.
6. Будь ловок в сочинении красивых любовных стихов, 273–286.
7. Устраивай свои дела таким образом, чтобы твоя девушка всегда чувствовала себя твоей повелительницей, 287–294.
8. Подчиняйся кокетству твоей возлюбленной, 295–314.
9. Во время болезни твоей девушки выказывай ей особенную любовь, 315–336.
10. Устрой так, чтобы девушка твоя непременно привыкла к тебе, 337–372.
11. Не давай поймать себя в неверности. Советы на случай такого рода подозрения или открытие измены, 373–424.
12. При известных обстоятельствах подай некоторый повод для ревности, чтобы каждый раз снова пришпоривать любовь твоей девушки, однако, не на слишком продолжительное время, а примирение должно наступить потом при еще больших доказательствах любви, 425–492.
13. Познай самого себя, люби с мудрой умеренностью и научись выносить многочисленные страдания, которые приносит с собою любовь, 493–534.
14. Проявляй всевозможную снисходительность по отношению к твоему сопернику, 535–600.
15. Соблюдай всегда в своих любовных похождениях стыдливую сдержанность и скромную скрытность, 601–640.
16. Никогда не упрекай свою девушку в ее физических недостатках, напротив, старайся скрасить их. Никогда не спрашивай об ее возрасте, но не забывай, однако, что именно зрелый возраст, в эротическом смысле, по многим причинам заслуживает предпочтения. Доказательства тому, 641–702.
17. Отдельные предписания для правильного наслаждение любовными радостями, 703–732.
Заключение и переход к третьей книге, 733–746.
Третья книга (812 стихов).
Введение, 1-100.
Главная часть.
Семнадцать советов девушкам, как приобретать и сохранять расположение юношей.
101-808.
1. Особенное внимание посвятите культу своей внешности, 101–250;
a) Уходу за волосами, 133–168.
b) Выбору костюма, 169–192.
c) Другим тайнам туалета и косметическим средствам, 193–258.
2. Физические недостатки старайтесь по возможности сглаживать или скрывать при помощи искусства, 251–280.
3. Изучите технику смеха и плача и намеренно притворной речи 281–296.
4. Приучите себя к подходящей для вас и грациозной походке, 297–310.
5. Будьте сведущими в искусствах муз, 311–328.
6. Стремитесь также к литературному образованию. Каталог классиков, 329–348.
7. Будьте ловки в танцах и в различных играх, 349–380.
8. Показывайтесь часто в обществе и выставляйте при этом всегда свои прелести в надлежащем свете, 381–432.
9. Будьте осторожны, не доверяйтесь слишком быстро и остерегайтесь франтов, обманщиков и изменников, 433–466.
10. Усвойте технику любовных писем, 467–498.
11. Не показывайте на своем лице гнева или высокомерия, а только дружелюбие, и остерегайтесь мрачного настроения, 499–524.
12. Поставьте каждого любовника на надлежащее место; обращение с поэтами. Индивидуально приспособленные приемы, 525–576.
13. Будьте своевременно немножко недоступны, подайте некоторый повод для ревности и окружите свою любовь некоторой опасностью, 577-610
14. Научитесь хитрости ловко обходить своего стража или расположите его в свою пользу, 611–666.
15. Добейтесь того, чтобы юноша непременно думал, что вы любите его, но остерегайтесь слишком быстрого недоверия, 667–746.
16. Научитесь держать себя во время пиршества, 747–768.
17. Самые интимные предписания относительно различных modi Veneris, в зависимости от индивидуальности той или иной девушки, и другие эротические детали, 769–808.
Заключение, 809–812.
Дополнение к «Науке Любви» Овидия представляют «Remedia Amoris», «Лекарства от любви», в одной книге, в которой объясняется, как избавиться от надоевшей любви.
3. Эротически-порнографические романы и рассказы. – По литературным указаниям, у греков существовали порнографические романы и рассказы, от которых, однако, ничего не сохранилось. О пользовавшихся дурной славой «Милезийскнх рассказах» Аристида («неприличные модные новеллы самого низкого пошиба» по Моммзену) мы уже говорили. Наряду с этим последним Арриан называет, как автора неприличных новелл, Эвеноса. Затем к порнографической литературе принадлежали также «Po досские рассказы» Филиппа из Амфиполиса, так как Свидас называет их «совсем грязными», а Теодор Присциан рекомендует их для чтения импотентам, как афродиазическое средство. Авторами более или менее возбуждающих рассказов такого же рода Присциан называет еще Геродиана и Ямблиха.
В римской эротике, кроме несуществующего более перевода «Milesiaka» Аристида, сделанного Сизенной (с прибавлением неприличных шуток переводчика), мы должны, прежде всего, назвать знаменитый роман нравов Петрония, «Satirae», или, вернее, сохранившиеся от него отрывки из 15-ой и 16-ой книги. Автор этой несравненной картины во время Нерона тождествен с подвизавшимся при дворе Нерона maitre de plaisir, о котором Тацит (Annal. XVI, 18–19) сообщает следующее:
«О Петронии следует сказать еще несколько слов. Он проводил день во сне, а ночью занимался делами и предавался удовольствиям. Как другим деятельность, так ему дала славу беспечность. Он не считался, однако, как большинство, кутилой и мотом, а пользовался именем образованного, светского человека, а слова и дела его, чем они были непринужденнее и чем больше обнаруживали пренебрежение к самому себе, тем более на них смотрели, как на естественное простодушие. Но сделавшись проконсулом, а вслед затем и консулом Вифинии, он показал себя человеком деятельным и стоящим на высоте своих обязанностей. Предался ли он затем снова порочной жизни или же только притворился в этом отношении, но он был принят Нероном в число немногих его доверенных, в качестве судьи, в деле изящного вкуса («elegantiae arbiter»), так что Нерон не считал ничего приятным и доставляющим негу своим изобилием, если раньше не одобрил того Петроний. Этим объясняется зависть к нему Тигеллина, как к сопернику, выше стоящему в науке наслаждений. И Тииеллин прибегает к жестокости императора, которой уступали дорогу все другие страсти последнего, и обвиняет Петрония в дружбе с Сцевином, подкупив предварительно его раба, как свидетеля, и отрезав ему возможность защиты, бросив большую часть его прислуги в тюрьму. Цезарь случайно отправился в то время в Кампанию и Петроний, достигнув уже Куме, был там задержан. Он не пожелал тогда дольше выносить колебание между страхом и надеждой. Тем не менее, он отказался от жизни не торопясь, а приказывал по своему усмотрению то перевязывать разрезанные кровеносные сосуды, то снова вскрывать их, беседовал со своими друзьями, но не о серьезных вещах или о чем-нибудь, чем он мог бы достичь славы сильного духом человека. И от друзей он не слыхал ничего о бессмертии души и мнениях философов, а слушал только веселого и легкомысленного содержание стихи (levia carmina et faciles versus). Некоторых из своих рабов он одарил, других велел бичевать. Он отправился еще к столу и затем лег спать, чтобы смерть, хотя бы и вынужденная, была похожа на естественную. Он не высказал лести ни Нерону, ни Тигеллину, ни вообще кому-нибудь из сильных мира, хотя бы в своих собисии1и, – !как это делало большинство умирающих, а напротив, описал всепозорные деяние императора, приведя имена всех проституированных им мальчиков и женщин, описал все, что было нового в его сладострастных отношениях и послал все запечатанным Нерону (sed flagitia Principis sub nominibus exoletorum feminarumciue et novitata cujusque stupri perscripsit atque obsignata misit Neroni), а перстень с печатью сломал, чтобы им нельзя было больше воспользоваться с целью погубить кого-нибудь другого».
Упомянутые выше замечательные описание половых извращений Нерона – несомненно единственные в своем роде – считались одно время тождественными с романом Петрония. Но Шанц справедливо указывает, что приведенный «список грехов» имеет безусловно личный характер, предназначался исключительно для Нерона и совершенно не укладывается в рамки романа. Нельзя также допустить, чтобы Нерон опубликованием этих описаний сам пригвоздил себя к позорному столбу. Правда, более тщательное исследование текста «Satirae» показало, что Петроний, умерший в 66 году после Р. X., и роман свой написал в царствование Нерона. Образцом для его «Satirae» послужили так называемые, по имени циника Мептоса, «Satirae Menippeae», которые ввел в римскую литературу Варрон. То были изображение человеческой глупости и порока в пестром смешении шутливого и серьезного, прозы и поэзии, пестрое «блюдо» с разнообразным содержимым (satura, satira, не столько сатира в современном смысле, т. е. критика современности (.наподобие поэтических сатир древности Луцилия, Горация, Персия, Ювенала и сатирических эпиграмм Марциала), – сколько полное жизни описание социальных условий и общественных типов, с обращением особою внимание на эротику и жизнь наслаждений в ее духовных и материальных проявлениях, не считаясь с какими бы то ни было нравственными тенденциями. Таков характер знаменитого романа Петрония. Местом действие в сохранившихся частях романа являются Массилия и Кротон, а также греческий город недалеко от Байи и Капуи (быть может, Куме). Лейтмотивом служит, по-видимому, гнев Приапа за оскорбление, причиненное ему героем Энколпием. Из мести Бог гонит Энколпия по разным странам. Энколпий представляет главное лицо романа и рассказчика событий; второстепенными фигурами являются Аскилт и проституированный мальчик Гитон, а позже еще поэт Эвмолп. Что касается содержания, то заслуживают быть отмеченными следующие места: во время беседы Энколпия об упадке ораторского искусства, он вдруг замечает бегство своего друга Аскилта и попадает в поисках за ним в бордель, где и встречается с ним опять. Мы находим здесь очень наглядное описание внутреннего устройства, жизни и похождений в лупанарий. Затем следует опять– таки весьма характерная сцена ревности между Энколпием и Аскилтом из-за проституированного мальчика Гитона. После своеобразного ночного похождение на рынке, их поражает в их пристанище Квартилла, жрица Приапа, которая хочет их наказать за оскорбление мистерий ее неприличного бога. Сцена эта заканчивается развратной половой оргией с проститутками и кинедами. Вместе с ритором Агамемноном все три искателя приключений следуют приглашению богатого вольноотпущенника Тримальхиона, который устраивает для них блестящий пир, причем Петроний обстоятельно описывает изысканность кулинарного искусства, пошлости и грубости пьяных гостей. Аскилт второй раз уводит от опьяневшего Энколпия мальчика Гитона, который во время возникшего между ними спора высказывается за Аскилта. Пришедший в отчаяние любовник встречает старика поэта Эвмолпа в богатой эротическими картинами картинной галерее и с неприличными подробностями рассказывает ему о своей любовной связи с одним красивым мальчиком, но когда он начинает объяснять в стихах из 65 строк картину «Завоевание Трои», публика прогоняет его, бросая в него каменьями. Энколпий и Эвмолп отправляются после того в баню, где первый снова находит своего Гитона и сейчас же-берет его с собой домой. Сюда приходит затем Эвмолп и описывает яркие гомосексуальные сцены, которые он видел в бане. Так как и он начинает бросать взгляды на мальчика, то Энколпий выгоняет, но затем снова принимает его, когда он грозит, что выдаст Аскилту место, где спрятан Гитон. После того все трое садятся на корабль, но к ужасу своему открывают, что на нем находится тарентинец Лика, их смертельный враг, и упитанная Трифена, которые после жестокой драки мирятся с ними. За обедом Эвмолп рассказывает известную историю матроны из Эфеса. Затем разражается буря. Судно бросает якорь поблизости от Кротона. Все три искателя приключений отправляются туда и, спекулируя на жадность пользующихся дурной славой кротонцев, которые до крайности любят гоняться за наследствами, стараются получить от них денег. Эвмолп достигает благосостояние и влияния. Для Энколпия также наступают хорошие дни, и он в платановом парке завязывает любовную интригу с красивой гетерой Цирцеей, но все дело кончается фиаско, так как он вдруг становится импотентным. По этому поводу Энколпий и Цирцея обмениваются ироническими письмами. Прислужница Цирцеи, Хризис, ведет бедного Энколпия к колдунье Прозеленос, которая вылечивает его импотенцию, по-видимому, заговорами. Тем не менее, он терпит у Цирцеи второе фиаско и служителя ее бьют его кнутами так же, как и Прозеленос. После весьма комического монолога, Энколпий снова доверяется искусству старухи Прозеленос и жрицы Энотеи, которые подвергают его в храме Приапа настоящему курсу лечение флагелляцией. Сводница Филомела приводит к Эвмолпу свою дочь и своего сына и поручает их его «опытности и честности». Он насилует девушку в сообществе своего слуги и Энколпий также имеет возможность испробовать здесь, излечена ли его болезнь. Заключением романа является сцена между Эвмолпом и незаконными искателями наследств, которые не верят больше в обещанный им приезд корабля с сокровищами Эвмолпа, причем их успокаивают прочтением завещание Эвмолпа, по которому получение наследства, впрочем, связано с одним неприятным условием: каждый из наследников должен сесть кусок трупа завещателя!
Роман всюду обнаруживает законченную художественность изображения, которая сказывается не только в индивидуальной манере, разговора каждого из персонажей, но и в полном жизни описании социальных условий, провинциальной жизни, в обрисовке выскочек, полового разврата и т. д. Ни один сатирик, вообще ни один памятник древности не может в этом отношении сравниться, по словам Бюхелера, с романом Петрония. Он, правда, «погружается глубоко в грязь» (В. С. Тейфел), но изображение половой распущенности, бордельной жизни, мужской проституции и сношений с кокотками всюду так художественно, что, по мнению знаменитого филолога Юста Липсия, оно оставляет «в душе и нравах не больше следа, чем киль корабля в своем фарватере».
Кроме «Satirae» Петрония, мы должны указать, прежде всего, на «Metamorphoses», «Превращения», африканского платоника Апулея, которые состоят из рассказов в роде милезийских и в целом представляют сатирический роман нравов, имеющий еще и второе заглавие, «asinus aureus» (Золотой Осел: Августин decivit dei. XVIII, 18, см. также Plinius Sec ер. II, 20: fabula durea). Заглавие это произошло от лейтмотива, от превращения героя в осла.
Сочинение Апулея написано во время Жарка Аврелия, а сам автор родился около 125 года по Р. X.
Идея произведения, очевидно, заимствована из новеллы Лукиана «Лукий или осел», в которой рассказана история молодого купца Лукия из Патры, пожелавшего изучить в Фессалии колдовство и по ошибке превратившегося при этом в осла, но сохранившего свое человеческое сознание и рассказавшего затем, что он пережил, будучи ослом, пока не получил снова свой человеческий облик. Роман Апулея представляет дальнейшее развитие рассказа Лукиана, интересного с точки зрение истории нравов, но Апулей вплел в свой рассказ еще целый ряд историй о привидениях, разбойниках и скандалах, а также милую сказку об Амуре и Психее. В обоих произведениях часто затрагивается также жизнь гетер и проституированных мальчиков.
4. Исследование и статьи о половом влечении и различных видах любви. – Особую категорию эротической литературы представляют философские исследование о сущности и значении полового влечение и о различного рода проявлениях его. Академики, перипатетики, стоики, эпикурейцы и др. рассматривали половую проблему в многочисленных произведениях, написанных большею частью в форме диалогов и носящих преимущественно заглавие «Eroticus» или «Об эросе». Вопрос, который всего чаще рассматривался в этих сочинениях – вопрос о том, заслуживает ли предпочтение любовь к женщинам или к мальчикам. «Amatorius» Плутарха и «Amores» Лукиана дают нам возможность представить себе распределение и содержание таких исследований. Для решения вопроса, заслуживает ли предпочтение Эрот или Афродита, обыкновенно приводят многочисленные примеры, заимствованные из мифологии и истории и касающиеся нередко сферы проституции.
5. Эротически-порнографические стенные надписи и приапическая эпигрфика. – Как на последнюю и своеобразную категорию античной порнографии, мы должны указать на поэтическую и прозаическую литературу, происшедшую– из стенных надписей. В основе своей это порождение чрезмерного полового чувства, вследствие чего они встречались главным образом на стенах борделей и храмов дионисьевских богов, например, Приапа, что весьма для них характерно. Весьма родственны этим надписям стенные надписи в публичных отхожих местах, которые играли в этом отношении в древности такую же роль, как и в настоящее время. Название «эпиграмма» для краткого стихотворения, состоящего из нескольких двустиший, объясняется тем, что оно происходит первоначально от эпиграфа, надписи для храма, статуи или бюста. Что касается в частности приапических эпиграмм, то Carmen Priap. II очень ясно указывает на такое их происхождение.
Priapus, Du bist mein Zeuge, dass mühlos im Spielen
Ich diese Verse ersann! Weit besser gefielen
sie in heimlichen Gcirten als hier im gramlichen Buch.
Lud ich doch auch nicht die Musen, wie Dichter es tun, zu Besuch
eines so wenig jungfraulichen Ortes;
denn mir fehlt die Lust und der Mut ermunternden Wortes,
den pierischen Chor, die heiligen Sch western, zum grossen
Gliede Priaps zu führen, ein dreist Unterstehn.
Darum alles in allem: Die losen
Reime, icomit ich die Wand JDeines Tempels versehn
nimm sie gnadig entgegen und hore mein Flehn.
(Перев. Alexander von Bernus.)
Эти неприличные эпиграммы надписывались в большом числе на статуях Приапа или на стенах посвященных ему храмов, и ревностно читались посетителями, в том числе и женщинами. Такие стихи назывались Р ri ареа. У греков автором таких приапических стихов называют только Евфрониоса, быть может, его вдохновили надписи в храме Приапа в Орнее близ Коринфа, потому что он называет также на этом основании Приапа «Orneates» (Страбон, VIII, стр. 566 с.). В Риме даже значительные поэты подражали сотадической поэзии приапических садов и храмов. Гаспар Сииопиус, первый критический издатель «Carmina-Priapela», принимая во внимание тот факт, что большинство сохранившихся стихотворений такого рода относится к эпохе Августа и частью написано знаменитыми поэтами того времени, как Тибулл, Овидий, Катулл и др., высказал предположение, что Меценат или другой какой-либо покровитель этих поэтов (быть может Месилла,), поставил в своем саду чудовищного Приапа и заставлял посещавших его поэтов изощряться в составлении приапических эпиграмм. Группе склонен считать эту гипотезу весьма вероятной, и опирается при этом на Priap. XI, I, которое содержит по его словам следующее обращение к поэтам:
Кто приходит сюда, да будет поэтом (Poeta fiat)
и посвятит мне шутливое стихотвореньице;
если же он этого не сделает, то да будет он из всех
поэтов наиболее покрыт фигообразными наростами.
Здесь, однако, скорее кроется, по-видимому, требование к профанам, чтобы и они в этом месте следовали примеру поэтов и сочиняли неприличные стихи. Теория С ииопиуса остроумна, но невероятна. Происхождение так назыв. «Corpus Priapeorum», т. е. собрание в 80 или 81 приапических стихотворений, можно себе скорее представить таким образом, что издатель воспользовался каким-нибудь существующим собранием стихотворений с Priap. II. в качестве предисловия, как основой, а затем присоединил к нему еще и. другие Priapea. Сборник относится, конечно, к времени Августа или к несколько более позднему времени. Priap. III принадлежит, как видно из Сенеки (controv. I, 2, 22), Овидию. Обыкновенно издатели включают в этот сборник еще пять Priapea, переданных из других источников; Priap. LXXXII и LXXXIII принадлежат Тибуллу, три остальных помещены среди небольших стихотворений Вергилия.
Проституция и ее среда играют в приапических эпиграммах значительную роль, например, женская проституция в Priap. Iгетеросексуальная мужская в LVII и LXXIII.
Из этих стенных стихотворных надписей возникла художественная приапическая поэзия, в которой, кроме названных поэтов, еще пробовали свои силы Гораций (сат. I, 8) и Катулл, а позднее Петроний (sat. 132 133), Марциал, Авзоний, Лукзорий, Апулей и другие.
Наряду с приапическими надписями мы должны назвать эротические стенные надписи, из которых многие известны особенно благодаря раскопкам в Помпее. Всего чаще они, конечно, производились в борделях, но они имеются также и в общественных местах, в Афинах, например, на колоннах и домах Керамеикоса.
Наконец, неприличными стихами и выражениями испещрены были также стены публичных отхожих мест. И в древности также была своя «скатологическая литература, своя «Muse latrinale», корни которой нужно искать в бессознательной, инстинктивной ассоциации идей между процессами половой жизни и совершаемыми в названных местах отправлениями. Содержание этих надписей в достаточной степени характеризует Марциал (XII, 61, 7-10):
Nigri fornicis ebrium poetam Qui carbone rudi, putrique creta Scribit carmina, quae Iegunt cacantes.
Наряду с литературой, в широких размерах пользовались также для целей эротики и проституции живописью и скульптурой. Отсутствие стеснений и наивность древних именно здесь обнаруживаются особенно поразительно, в том смысле, что многие приапические и неприличные произведения, например, живописи, выставлялись совершенно открыто, публично.
«Едва ли существует другая эпоха», говорит Эдуард Фукс, «которая предоставила бы в наше распоряжение аналогичный по своему богатству материал в сфереэротических художественных изображений. Нигде изо дня в день не накопляется еще и теперь столь неистощимый материал, как из времен древности. Куда бы ни прикоснулась лопата, она извлекает на поверхность все новые, относящиеся к этой области предметы, все равно, будем ли мы производить раскопки в Египте, Греции или Италии, отбрасывая сор, чтобы выкопать великое прошлое. Вот почему теперь даже во всякой частной более или менее значительной коллекции мы находим целый ряд таких произведений, – бронзу, терракоты, монеты, геммы, фрески, мраморные скульптуры и т. д., – составляющих в совокупности неисчерпаемое богатство по изумительным мотивам и силе художественного творчества в области формы. Не бесплодны, однако, поиски эротических произведений древности и в общественных коллекциях. Некоторые из них обладают даже обширными и особыми отделениями или шкафами для этой цели, как например, национальный музей в Неаполе и Ватиканский музей в Риме… Что приготовление настоящих эротических произведений искусства составляло в древности чрезвычайно процветавший промысел, а не было только простой случайной работой для немногих любителей, доказывает, между прочим, и значительное число эротических мозаик, найденных с течением времени. В Неаполе хранится эротическая мозаика, обнимающая не менее четырех квадратных метров. Составленная из довольно больших черных и белых кубиков, она изображает любовные игры на Ниле. Тот же мотив, только в меньшем масштабе, найден был еще также в Помпее, но в форме фресковой живописи. Стены домов терпимости богатых римлян и богатых гетер частью украшены были драгоценными эротическими фресками, а пол состоял из эротической мозаики; на красовавшихся же всюду колоннах и капителях находились эротические группы из мрамора и бронзы. Из этих вещей, представляющих в то же время самые художественные документы эротики древних, сохранилось благодаря неувядаемому материалу, большое число, и чтобы исчерпать хотя бы часть этого эротического древнего искусства, составив соответственный каталог, воистину понадобился бы объемистый том…
Само собой понятно, что эротизм в изобилии процветал и в предметах мелкого искусства. Все, что принадлежало к предметам повседневного употребления, украшено было эротическими изображениями, прежде всего, это нужно сказать о столовой посуде и глиняных вазах, этом главном предмете античной индустрии. Вазы с эротическими изображениями мы находим сотнями; такими экземплярами обладают не только многочисленные музеи, но и многие частные коллекции. Эротические изображение на вазах чрезвычайно стары; так, многие глиняные вазы с эротическими изображениями выкопаны из могил в Апулии, вероятно еще этрусского происхождения…
К мелкому искусству принадлежит также и резьба на камне, никогда, как известно, не достигавшая такой высоты, как в античную эпоху. В резьбе на камне всего чаще встречаются эротические изображения. Эротические геммы несомненно были одним из главных предметов торговли античных народов».
Сюда принадлежат еще также бесчисленные приапические колонны, фаллические символы, амулеты, игрушки и предметы употребления. Словом, изображение половой жизни, как дионисьевского начала, пользовались самым обширным распространением в обществе. Вещи эти несомненно рассматривались без всякого стеснение и объективно, и были частью предметом религиозного почитания. Зритель не принимался здесь во внимание, как дополнение к изображению.
Напротив, другая, весьма значительная часть эротического искусства в александрийскую и более позднюю эпоху прямо произошла из рафинированной чувственности и всюду обнаруживает отношение к проституции и к жизни гетер. В общем, в порнографическом искусстве древности можно различать религиозно-мифологическое и реалистически-светское направление. Естественно, что мы, главным образом, из этого последнего получаем наглядное представление о всей вообще жизни разврата и наслаждений древности. Эротические симпозии, проституция и жизнь в борделях, употребительные в лупанариях symplegmata и figurae Veneris изображены здесь на картинах.
Отношение искусства к проституции можно рассматривать с следующих точек зрения.
1. Портреты и статуи гетер. – Лишь в эллинскую эпоху вошло в моду, что знаменитые художники рисовали портреты гетер, частью в виду их красоты, частью же в виду их выдающагося положение в общественной жизни, вероятно по поручению их любовников. Нередко их рисовали, однако, только по чисто художественным мотивам. Эта отрасль живописи по временам, вероятно, очень процветала, так как существовал даже особый вид «портретистов проституток» или «порнографов», которые рисовали портреты проституток «с натуры». Главными представителями «порнографии» этого рода, которая в особенности культивировалась сикионской школой, Атеней (ХШ, 567 b) называет Аристида, Пикофанеса и Павзания. Об Аристид е, родом из Фив, Плиний (nat. hist. 35, 98,) говорит, что он был особенно выдающимся художником в изображении аффектов и внутренней жизни. Он нарисовал, между прочим, возлюбленную Эптура, гетеру Леонтион, портрет которой нарисовал еще, впрочем, и художник Теон или Теорус (Ллин. nat. hist. 35, 144). Портретиста гетер Никофанеса Плиний называет (nat. hist. 35, 111) «elegans ac concinnus». Наиболее прославленный художник древности, знаменитый Аппелес, современник Александра Великого, нарисовал многих гетер, в том числе двух наиболее знаменитых гетер того времени, младшую Лаис и Фрину. Он собственно и открыл Лаис. Он увидал ее однажды в Коринфе, когда она брала воду из источника, и так был очарован ее красотой, что взял ее к себе, обучил искусствам гетер и нарисовал ее портрет. Вообще Лаж была весьма желанной моделью; многие художники стремились рисовать ее, в особенности из-за прекрасных форм ее бюста (Атен. XIII, 588, с. – е; Atkiphr. fr. 5). Фрина послужила, как говорят, Аппелесу моделью для его всемирно знаменитой картины Афродиты, выходящей из моря (Атен. XIII, 590 f.); его побудили написать эту картину проститутки в Элевзине, купавшиеся в море перед собравшимся народом. По Плинию (nat. hist. 35, 87), для Афродиты Анадиомены моделью послужила гетера Панкаспе. Аппелес получил предложение от Александра нарисовать эту последнюю голой, в виду изумительных форм ее тела (ob admirationem formae). Но когда царь заметил, что художник, в течение своей работы, воспылал к ней страстной любовью, он ему подарил ее. Александр доказал этим, говорит Плиний (nat. hist. 35, 86), свое величие, еще большее в виду его самообладания; этот факт возвышает его не менее, чем любая из одержанных им победи так как он одержал здесь победу над самим собой, и не только подарил художнику свою постель, но и свое расположение, не поддавшись увещаниям своей возлюбленной, что она принадлежала до сих пор царю и не должна теперь принадлежать художнику. Портрет Панкаспе пользовался особенной славой даже еще и в более позднюю эпоху древности (Ael. var, hist. XII, 14; Luk. imag. 7). Современник Аппелеса, художник Давзий из СикИона, нарисовал свою возлюбленную, плетельщицу венков и гетеру Глицеру, в сидячем положении и с венком. Эта знаменитая картина получила название «Stephanoplokos» (плетельщица венков), а также «Stephanopolis» (продавщица венков). Копию этой картины Л. Лукулл купил в Афинах у Дионисие за 2 таланта (Плин. nat. hist. 35, 125). В аналогичном виде Леонтискос нарисовал арфистку (И. 35, 141). В Риме также были художники, рисовавшие преимущественно проституток. Плиний (nat. hist. 35, 119) называет среди них жившего незадолго до Августа знаменитого художника Ареллия, который «позорил свое искусство» (ni flagitio insigni corrapisset artem): он положительно охотился за проститутками и только ими пользовался как моделями для изображение богинь, так что по его картинам можно было определить число его любовниц (itaque in pietura eius scorta numerabantur).
Более старого происхождения, чем живописные портреты, были пластические изображение проституток, которые можно проследить чуть ли не до архаического периода искусства. В историческом отделений международной гигиенической выставки в Дрездене можно было видеть, например, копии пластических произведений с Мальты и Крита, которые представляли, вероятно, проституток. В периоде собственно расцвета гетеризма, в четвертом и третьем веке, статуи гетер стояли в храмах и других общественных зданиях, наряду с полководцами и государственными людьми. Кёлер собрал целый ряд гетер, удостоенных такой чести, которым поставлены были статуи в публичных местах. И здесь также все эти произведения связаны с самыми знаменитыми именами как художников, так и гетер. Так, никто иной как сам Пракситель сделал две статуи Фрины: одна из мрамора стояла на ее родине в Веспии, рядом с Афродитой того же художника (Павзан. IX, 27, 5), а другая, из позолоченной меди, находилась в Дельфах, куда отправила ее сама Фрина с обычным посвящением оракулу (Павз. X, 15, 1; Атен. ХШ, 591, в). Дельфийская статуя, если судить по тому, что она неоднократно упоминается писателями и что она была поставлена в таком почетном месте, была, вероятно, более знаменита. По В. Клейну, Фрина была изображена голой, а по Фуртвенглеру – полуодетой. В пользу первого говорит, пожалуй, суждение циника Кратеса, который назвал эту статую подарком, посвященным эллинской разнузданности (Amen. XIII, 591 в).
Сын Праксителя, Кефисодот, тоже делал статуи гетер, как и Эвтикраии, сын литейщика Лизиепоса (Tatian. adv. Graecos 62).
Тациан (orat. ad Graecos 53, стр. 115; 54, стр. 117) упоминает две статуи Фрины и Глицеры ваятеля Геродота из Олинта; возможно, что в имени этом описка, вместо Геродора, который жил, согласно двум имеющимся надписям, во второй половине четвертого века до Р. X. Старшей Лаис коринфяне соорудили после ее смерти памятник в виде колонны, аналогичный памятнику Диогена, только на ее памятнике вместо собаки изображена была львица, раздирающая барана, как намек на жестокость, с которой она обирала своих любовников. Этот памятник различно изображается на коринфских бронзовых монетах, на оборотной стороне которых изображена юная женская головка, несомненно, относящаяся к Лаис; голова красивой формы с собранными сзади волосами, скрученными узлом над затылком, как резчики обыкновенно изображала впоследствии гетер. О сходстве с оригиналом едва ли можно говорить в этом случае.
Весьма вероятно, что для многочисленных статуй Афродиты (например, для статуй Алькмена, Кеф у содота, Скопаса, Филискоса, Полихармоса и др.) моделями обыкновенно служили красивые гетеры, как мы имеем основание допустить это для знаменитых статуй Афродиты Праксителя, для которых служила моделью, быть может, одна и та же гетера (Плин, nat. hist. 34, 70). В особенности была знаменита в древности статуя Праксителя, изображавшая веселую проститутку (meretrix gandens), моделью для которой считалась вообще всеми Фрина. Изображение было настолько реально, что в лице проститутки будто бы замечали даже как любовь художника, так и вознаграждение за нее (Плин. n. h., 34, 70).
Как уже было упомянуто, большая часть портретных статуй гетер принадлежит к эллинской эпохе. В более ранние времена, так как изображение действительных гетер встречало, по-видимому, затруднение, прибегали обыкновенно к символам; изображали, например, фигуру львицы, которая служила, как мы уже видели, изображением Лаис. Быть может, представление это связано с прозвищем «львица» (Leaina) той знаменитой лютнистки, которая была в дружбе с Гармодием и Аристогитоном и не выдала их заговора, хотя подверглась за это мучительной казни. За это афиняне пожелали почтить ее, но для того, чтобы не подумали, что они хотели отличить в ней проститутку, они велели сделать статую носившего ее имя животного, львицы, и запретили знамени тому художнику Амфикратесу, которому поручена была эта работа, сделать львице язык; это должно было служить указанием, что причиной оказанной чести было храброе молчание гетеры (Плин. nat. hist. 34, 72).
2. Рисунки па вазах. – Обширных размеров достигло в древности живописное изображение гетер и проституции на вазах. Эротические сцены из этой среды встречаются во множестве уже на более старых сосудах. Так, живший еще 500 лет до Р. X. художник Бригос развил этот вид художественных изображений на вазах в особую отрасль живописи. Пол Гартвил упоминает о нескольких неприличных рисунках на античных вазах. На чашке Эпиликоса в Лувре мы видим неприличные группировки мужчин и женщин, большею частью противоестественного характера. Бордельная сцена с применением olisbos изображена на одной из чашек в бургиньонской коллекции в Неаполе. Тот же мотив замечается на чашке Евфрониоса (около 500–450 лет до Р. X.), а также на внутреннем рисунке чашки Пемфайеса в Лондоне. На одной старинной вазе мюнхенской пинакотеки изображены 16 мужчин и 17 женщин «в самых причудливых, неприличных положениях»; на другой вазе – трое бородатых голых мужчин и голые женщины в неприличной группировке А. Шнейдер сделал общее замечание, что на чашках из Акрополиса поразительно часто изображены неприличные сцены и половые сношения. Афинский народ, по-видимому, не был разборчив в выборе подарков, посвящаемых богам города. Такое же направление обнаруживается затем и в эллинской живописи на вазах, которая – как об этом свидетельствует целый ряд сосудов так называемого новоаттического и нижнеитальянского стиля – в совершенстве обладала способностью изображать неприличные вещи в таком виде, чтоб они раздражали чувственность. Особенно многочисленные примеры такого рода доставляет знаменитая коллекция Пурталеса. Сюжетами всего чаще являются попойки и танцы с гетерами, затем изображение интимных деталей туалета и, наконец, различного рода половая деятельность.
3. Бордельные картины и другие вообще эротические картины и пластические произведения. – Наряду с рисунками на вазах, уже очень рано существовало значительное число эротических художественных произведений, которые предназначались непосредственно для целей проституции и разврата, частью для борделей, частью для приватных Venerea и Aphrodisia, частью, наконец, в меньшем формате для книг или для переносных предметов употребления. Уже Еврипид (Hyppolitos 1005) упоминает об этих неприличных картинах, о всеобщем распространении которых свидетельствует известное место в политике Аристотеля (VII, 15, 8), где он требует запрещение неприличных картин. Поставщиками таких картин для развратников служили – и даже прославились в этом отношении – некоторые знаменитые художники. Самым старым из них называют знаменитого Паразия (во время пелопонесской войны). Он рисовал небольшие картины на неприличные темы; сюда принадлежит, между прочим, его картина, изображающая архигалла (т. е. верховного жреца Кибелы). Император Тиверий так ценил эту картину, что купил ее за 60.000 сестерций и запер ее в своей спальне (Плин. nat hist. 35, 70). Сюда же относится, прежде всего, всем известная в древности неприличная картина с изображением «Atalante Меleagro ore morigerans», которая точно также впоследствии продана была Тиверию под условием, что если бы тема картины была ему неприятна, ему дали бы за нее 1.000.000 сестерций, но он предпочел картину деньгам и повесил ее в своей комнате (Свет. Tiber. 44). Наряду с Паразием, как художник неприличных сюжетов выдвинулся Тимантес с Самоса. Он преимущественно пользовался для этой цели небольшими полотнами (pinxit et minoribus tabellis libidines), которые любители, вероятно, сейчас же уносили с собой (Плин. nat. 35, 72). Плутарх (de aud. poet. 3) упоминает о Херефанес е, как о художнике, который изображал сцены coitusa. В виде фресок такие картины находились в борделях и в Venerea. Так, Грассе нашел в Эгине неприличные изображение на стене в отдаленной глухой комнате античного дома. Гетеры украшали эротическими картинами соответственные комнаты своей квартиры, как мы уже видели из описания interieur дома гетеры Таис в «Eunuchus» Теренция (акт III, сцена 5; V, 56 и след.), где в то же время указывается и на действие этих картин, как возбуждающих половые чувства. Всеобщее распространение таких картин в частных домах описывает Проперций (II, 6, 25–34):
Jetzt, was nutzt es den Madchen, der Keuschheit Tempei zu bauen,
Wenn die Gemahlin sich– doch alles zu treiben erlaubt.
Ja, die Hand, die zuerst unzüchtige Bilder gezeichnet,
Schandliche Stücke zur Schau keuschen Gemachem gebracht,
Die hat sicher den Blick anstandiger Madchen vergiftet,
Und zur eigenen Nichtswurdigkeit jene geweiht.
Nicht mit solchem Gebild hat einst man die Zimmer geschmttcket,
Noch an die Wand damals Taten des Lasters gemalt.
(Перев. W. Sertsberg).
(Какая польза теперь строить храмы целомудрие девушкам, если супруга позволяет себе делать все, что угодно. Да, та рука, которая впервые нарисовала развратные картины и повесила эти позорные вещи в скромных покоях напоказ для всех – та рука, несомненно, отравила взгляд приличных девушек и посвятила храмы собственной гнусности. Не такими картинами украшали когда-то комнаты, и не изображали также на стенах порочные действия).
Публичные картинные галереи (например, знаменитая галерея Октавии), как и частные, также содержали многочисленные эротические картины. Интересное описание такой галереи преимущественно эротического характера мы находим у Петрония (Sat. 83). Что эротические картины и рисунки в борделях преследовали главным образом практические цели, мы уже указывали выше; как доказательство, мы там же привели типичную сцену, нарисованную на одной из картин, найденных в помпеянском борделе. Из Priap. IV точно так же видно, что такие «obscenae tabellae» служили как бы введением в технику ars amatoria. Дело в том, что содержание этих небольших картин почти исключительно составляли изображение различных figurae Veneris. Об этом свидетельствует Овидий (А. am. II, 679–680):
Utque velis, Venerem iungunt per mille figuras:
Invenit plures nulla tabella modos.
Многие из сохранившихся стенных картин в Помпее представляют не что иное, как изображение именно этих Афродит (Аристоф. Eccles. 8), например, сцены, воспроизведенные на картине 15 и 17–23 «Musle secret» Ру.
Затем мы должны еще указать на описание многочисленных помпеянских изображений соитие у Герарда и Панофки и у Гельбига. Какую роль такие картины играли во время кутежей знатных кутил, видно из подробного сообщение Светония об оргиях Тиверия, которые он устраивал с проститутками и проституированными мальчиками на Капри, причем он приказывал убирать свои спальни «различного рода сладострастными картинами и небольшими статуями и снабжать их сочинениями поэтессы Элефантис», чтобы «никто не испытывал недостатка в образцах для соблюдение предписанных правил при совершении сладострастных актов» (Светон. Tiber. 43). Упомянутые здесь статуи представляли пластические изображение соития, вроде статуи, которую сделал, например, Кефисодот, сын Праксителя (Плин. nat. h. 36,24) или вроде дошедших до нас мраморной группы сатира с козой (Национальный музей в Неаполе), и обеих бронзовых групп фавна с нимфой в Неаполе (Национальный музей) и Риме (Ватиканский музей). Аналогичные пластические изображения эротических сцен мы находим далее на рельефах, на употребительных предметах и на геммах.
Наконец, мы должны еще упомянуть, что в домах лучших гетер и знатных светских кутил с художественным вкусом украшалось также любовное ложе (cubilia amatoria, Плин. nat. h. 37, 17). Так, например, Нерон велел украсить свои ложа жемчугами (Плин., там же). Под «Sellaria» Тиверия (Свет. Tib. 43) также нужно разуметь, вероятно, разукрашенные с рафинированным вкусом ложа. Император Гелий Вер велел устроить своего рода ложе, окруженное сеткообразной занавесью, с четырьмя выступающими подушками, и наполнить его розами; там он отдыхал, помазанный персидскими благовонными мазями, вместе со своими любовницами, под усыпанным лилиями покрывалом, постоянно читая при этом «Науку любви» Овидия. Он велел также сделать для себя подушки из роз и лилий (Спарт. Неl. Vег. 5). Такие сцены освещались соответственно эротически украшенными фонарями и начинались попойками, во время которых пили вино из стеклянных Приапов (Ювен. I, 2, 95: vitreo bobit ille priapo), и ели печенья в форме Приапов (Priapus siligineus, Шари, XIV, 69).
Мотивы и формы эротического искусства древности, которые невозможно понять без отношений их к проституции, в такой же степени имели решающее значение для позднейшего времени, как мы уж это доказали выше для литературы. Средние века и новое время принесли в этом смысле мало нового.