Почти неделя ушла на то, чтобы извлечь из трясины машины и тела жертв. Пришлось вызывать ребят из дорожной службы округа с драгой и кранами. Но в конце концов работа была сделана. Нашли и деньги, прямо в машине. Удивительно: на них не попало ни пятнышка грязи, представляете, ни единого пятнышка!

Примерно в то же время, когда закончили это дело, где-то в Оклахоме задержали громил, очистивших банк в Фултоне. Но заметка об их поимке заняла всего полколонки в фервиллской «Викли Гералд». Зато почти вся первая полоса была посвящена делу Бейтса. Крупнейшие телекомпании сразу же унюхали сенсацию, так что расследование подробно освещалось в телепередачах. Некоторые из писак сравнивали эту историю с делом Гейна, ошеломившим местных жителей несколько лет назад. Они выжали все, что могли, из «мрачного дома ужасов» и долго пытались доказать, что Норман Бейтс умерщвлял посетителей мотеля в течение долгих лет. Журналисты громогласно потребовали расследовать все случаи пропажи без вести на территории округа за последние двадцать лет и призывали полностью осушить болото, чтобы убедиться, что там больше нет мертвых.

Что ж, потом ведь не им пришлось бы ломать голову над тем, как оплатить такие работы.

Шериф Чамберс охотно давал интервью, многие из которых были опубликованы полностью, – два даже с фотографиями. Он обещал провести тщательное расследование, раскрыть все аспекты дела. Местный прокурор призвал не медлить с судом над кровожадным убийцей (приближался октябрь, а с ним и новые выборы) и ни разу не опроверг впрямую передававшиеся из уст в уста и кочевавшие по газетам слухи, согласно которым Норман Бейте совершал акты каннибализма, сатанизма, инцеста и некрофилии.

Конечно, на самом деле прокурор даже не говорил ни разу с Бейтсом, который был временно помещен в госпиталь штата для обследования.

Ни разу не видели Бейтса и распространители кровожадных слухов, но это обстоятельство их не смущало. Не прошло и недели, как обнаружилось, что практически все уроженцы Фервилла, не говоря уже о жителях округа к югу от городка, лично и непосредственно знали Нормана Бейтса. Одни «ходили вместе в школу, когда он еще был мальчишкой», и, конечно, уже тогда «заметили, что ведет он себя как-то странно». Другие «много раз замечали, как он крутился вокруг этого своего мотеля», и тоже божились, что всегда «подозревали, что у парня что-то там нечисто». Нашлись и такие, что помнили его мать и Джо Консидайна; они толковали о том, что «когда эти двое якобы покончили счеты с жизнью, сразу стало ясно – дело тут темное», но, конечно, неаппетитные подробности о деле двадцатилетней давности не шли ни в какое сравнение с откровениями о событиях последних дней.

Мотель, естественно, был закрыт, что жестоко разочаровало многих любителей сенсационных злодейств, упорно искавших возможности пробраться туда. Немалый процент таких любопытных с удовольствием поселился бы в нем, а небольшое повышение платы за номер сразу позволило бы окупить потерю энного количества полотенец, прихваченных в качестве сувениров. Но люди из дорожного патруля штата днем и ночью охраняли мотель и все, что было внутри.

Это оживление докатилось даже до магазина Лумиса, – и Боб Саммерфилд отметил серьезный проток покупателей. Конечно же, каждый хотел поговорить с Сэмом, но он большую часть недели проводил в Форт-Ворсе с Лилой и в госпитале штата, где трое психиатров наблюдали Нормана Бейтса.

И все же прошло еще десять дней, прежде чем Сэм смог услышать из уст доктора Никпаса Стейнера, официально уполномоченного давать заключение о состоянии здоровья пациента, связное объяснение.

Сэм рассказал об этом разговоре Липе, когда они сидели в гостинице Фервилла, куда девушка приехала из Форт-Ворса на следующий уикэнд. Сначала он старался опускать неприятные детали, но Лила настояла на том, чтобы Сэм рассказал все в подробностях.

– Скорее всего, мы так никогда и не узнаем точно, как все произошло, – объявил Сэм. – Сам доктор Стейнер сказал мне, что все это не более чем достаточно убедительные предположения. Они сначала все время пичкали Бейтса снотворными и успокоительными, а когда он вышел из состояния шока, невозможно было заставить его по-настоящему разговориться. Стейнер утверждает, что сумел войти в доверие к Бейтсу, так что тот делился с ним больше, чем с остальными, но последние несколько дней его сознание затемнено. Многое из того, что доктор говорил насчет какой-то фуги, катексиса, травмы, до меня попросту не дошло.

Но вот что удалось выяснить доктору: все это началось еще в раннем детстве, задолго до смерти матери. Конечно, они с мамой были очень близки, и, как видно, она подавляла его. Существовало там что-то еще в их отношениях или нет, доктор Стейнер сказать не может. Но он почти уверен, что Норман был скрытым трансвеститом задолго до смерти миссис Бейтс. Знаешь ведь, что такое трансвестит?

Лила кивнула.

– Человек, который любит одеваться в одежду противоположного пола, правильно?

– Ну, судя по объяснениям Стейнера, этим дело не ограничивается. Трансвеститы не обязательно являются гомосексуалистами, но постоянно представляют себя существами другого пола. С одной стороны, Норман хотел быть таким, как мать, а с другой – чтобы мать стала частью его личности.

Сэм зажег сигарету.

– Опустим школьные годы и период, когда его по состоянию здоровья не взяли в армию. Именно после этого, когда ему было примерно девятнадцать, мать, очевидно, твердо решила, что Норман не сделает и шагу без ее ведома. Может, она намеренно не давала ему развиться из мальчика в нормального мужчину; мы так никогда и не узнаем, какова ее доля вины в том, что с ним в конце концов случилось. Скорее всего, тогда он и начал увлекаться оккультизмом и подобными вещами. Именно в это время на горизонте появился некий Джо Консидайн.

Стейнер так и не смог заставить Нормана рассказать побольше о Джо Консидайне: даже сегодня, двадцать с лишним лет спустя, он все еще настолько ненавидит этого человека, что даже имя его приводит Бейтса в ярость. Но Стейнер потолковал с шерифом, просмотрел подшивку газет за это время и считает, что составил довольно ясную картину происшедшего.

Консидайну было около сорока; когда он познакомился с миссис Бейтс, ей было тридцать девять. По-моему, она была не очень-то привлекательной, тощая и уже вся седая, но после бегства супруга Бейтс владела довольно большим участком земли с домом, который был оформлен на ее имя. Все эти годы участок приносил ей неплохой доход, и хотя приходилось платить немалую сумму людям, которые там работали для нее, она жила довольно зажиточно. Консидайн принялся ухаживать за ней. Это было не так-то просто: как я понял, миссис Бейтс ненавидела мужчин с тех пор, как муж оставил ее с ребенком на руках. Вот, кстати, одна из причин, почему она так обращалась с Норманом, по мнению доктора Стейнера. Но я отвлекся. Так вот, насчет Консидайна: в конце концов, ему удалось склонить мать Бейтса к женитьбе. Это была его идея – продать ферму, а на вырученные деньги построить мотель. Когда-то там проходило единственное шоссе, так что можно было рассчитывать на неплохой заработок.

Судя по всему, Норман против этой идеи не возражал. Все прошло без сучка, без задоринки, и первые три месяца они с матерью управляли новым хозяйством вместе. Вот тогда-то мать и объявила ему, что она выходит замуж за Консидайна.

– И это заставило его свихнуться? – спросила Лила. Сэм сунул окурок в пепельницу. Так можно было не смотреть на нее, отвечая на вопрос.

– Не только это, как выяснил доктор Стейнер. Кажется, она объявила о своем замужестве при довольно неприятных обстоятельствах: после того как Норман застал ее с Консидайном в спальне, на втором этаже. Сразу на него подействовал шок от увиденного или понадобилось какое-то время, чтобы все осмыслить, неизвестно. Известно только, что произошло в результате этого события. Норман отравил свою мать и Джо Консидайна стрихнином. Добыл какой-то крысиный яд, положил его в кофе и подал им. Наверное, он ждал до тех пор, пока они не решили отпраздновать все вместе предстоящую свадьбу; так или иначе, стол был уставлен всякими яствами, а в кофе добавлен бренди. Это позволило отбить привкус яда.

– Ужасно! – Лила поежилась.

– Судя по тому, что мне рассказали, все действительно было ужасно. Насколько я знаю, отравление стрихнином вызывает судороги, но жертва остается в полном сознании до самой смерти. Смерть обычно наступает из-за удушья, когда затвердевают грудные мускулы. Норман наблюдал за их агонией. И его рассудок не смог перенести этого.

По мнению доктора Стейнера, изменения в его сознании произошли в тот момент, когда он писал предсмертную записку. Конечно, он заранее спланировал текст такой записки; Норман прекрасно умел подделывать почерк матери. Даже придумал причину «самоубийства»: что-то насчет беременности и невозможности выйти за Консидайна, потому что у того уже была семья на Западном побережье, где он жил под другим именем. Стейнер говорит, что даже стиль записки должен был насторожить любого внимательного человека. Но никто ничего не заметил, никто не заметил, что произошло с самим Норманом.

Тогда все видели только одно: у парня была истерика от шока и перенапряжения. Но вот чего никто не смог увидеть: пока Норман писал эту бумагу, он изменился. Теперь, когда все уже было сделано, он не мог пережить потерю матери. Он хотел, чтобы она вернулась. И вот, когда Норман Бейтс выводил буквы ее почерком, писал записку, адресованную Норману Бейтсу, он в буквальном смысле ИЗМЕНИЛ САМОМУ СЕБЕ. Он или какая-то часть его ПРЕВРАТИЛСЯ в свою мать.

Доктор Стейнер говорит, что такие случаи вовсе не так уж редки, особенно если имеется изначально нестабильная личность, наподобие Нормана. А горе, которое он испытал при виде мертвой матери, было чем-то вроде последней, капли. Его скорбь была так безутешна, что никому и в голову не пришло сомневаться в достоверности истории с самоубийством. Так что и Консидайн, и мать Бейтса покоились на кладбище задолго до того, как Нормана выписали из больницы.

– И он как только вышел, сразу выкопал ее из могилы? – спросила Лила.

– Да, очевидно, он сделал это самое большее через несколько месяцев после возвращения. Он давно увлекался изготовлением чучел и знал, что надо делать.

– Но я не понимаю. Если Бейтс думал, что он – его мать, как тогда…

– Все не так просто. По мнению Стейнера, Бейтс теперь не просто «раздвоился», у него было по меньшей мере три личины. Он существовал одновременно как три разные личности. Во-первых, НОРМАН – маленький мальчик, который жить не мог без любимой мамы и ненавидел каждого, кто мог встать между ними. Потом НОРМА – мать, она должна была вечно жить рядом с Норманом. Третьего можно назвать НОРМАЛЬНЫЙ – взрослый мужчина Норман Бейтс, которому приходилось ежедневно делать то, что делают обычные люди, поддерживать свое существование и скрывать от мира существование остальных. Конечно, эти трое не были самостоятельными личностями, они переплетались, и каждая содержала в себе какие-то элементы другой. Доктор Стейнер назвал такую ситуацию «адской троицей».

Но все же «взрослый» аспект Нормана достаточно твердо контролировал ситуацию, и Бейтс смог выйти из больницы. Он вернулся к себе и стал управлять мотелем. Вот когда он впервые ощутил лишившее его покоя напряжение. «Взрослого» Бейтса в первую очередь угнетало сознание того, что матери больше нет и он виновен в ее смерти. Сохранять в неприкосновенности ее комнату было явно недостаточным. Он хотел точно так же сохранить и ее, навсегда сохранить ее тело: иллюзия того, что она живет вместе с ним, заглушит чувство вины.

Так он принес ее обратно в дом, можно сказать, вытащил из могилы и вдохнул в мать вторую жизнь. Ночью укладывал в кровать, днем одевал и выносил в гостиную. Естественно, Бейтс скрывал это от посторонних, и вполне успешно. Должно быть, Арбогаст тогда действительно увидел мумию, посаженную возле окна, но, по-моему, за все прошедшие годы он был единственным, кто что-то заметил.

– Тогда, значит, ужас скрывался не в доме, – прошептала Лила. – Этот ужас был у него в голове.

– Стейнер говорит, что все было примерно так, как у чревовещателя, когда он говорит за свою куклу. Мать и МАЛЕНЬКИЙ Норман, очевидно, подолгу беседовали друг с другом. А ВЗРОСЛЫЙ Норман скорее всего пытался рационально объяснить возникшую ситуацию. Он был способен притворяться нормальным человеком. Кто знает, какими знаниями он обладал? Бейтс увлекался оккультизмом и мистикой. Очевидно, верил в спиритуализм так же крепко, как и в волшебные оберегающие возможности искусства набивки чучел. Кроме всего прочего, он не мог отвергнуть или попытаться уничтожить другие части своего «я»: тогда он уничтожил бы самого себя. Он одновременно жил тремя различными жизнями.

– Ему удавалось сохранять равновесие и скрывать свою тайну от окружающих; все шло хорошо, пока не…

Сэм умолк, не зная, как сказать это, но Липа продолжила за него.

– Пока не появилась Мери. Что-то произошло, и он убил ее.

– НОРМА убила твою сестру, – поправил Сэм. – Мама. Невозможно с точностью воссоздать, как все происходило, но доктор Стейнер уверен, что каждый раз, когда возникали трудности, доминирующей личностью становилась НОРМА. Бейтс начинал пить, затем терял сознание, и в это мгновение главной становилась она. Естественно, когда он был в таком состоянии, он надевал ее платье и прятал мумию, потому что был убежден, что настоящая убийца – она. Значит, надо было обеспечить безопасность Мамы.

– Так, значит, Стейнер убежден, что Бейтс не отвечает за свои поступки, что он – сумасшедший?

– Психопат, он употребил именно это слово. Да, боюсь, что так. Он собирается в своем заключении рекомендовать, чтобы Бейтса поместили для лечения в госпиталь штата. Там он пробудет; скорее всего, до самой смерти.

– Тогда никакого суда не будет?

– Я как раз пришел сообщить тебе об этом. Да, суд не состоится. – Сэм тяжело вздохнул. – Мне очень жаль. Поверь, я понимаю, что ты чувствуешь…

– Я довольна, – медленно произнесла Лила. – Так будет лучше. Странно, как это получается в жизни. Никто из нас не знал истинной правды, мы просто брели вслепую и в конце концов добрались до истины, хотя шли неверным путем. А теперь я даже не испытываю ненависти к Бейтсу за то, что он совершил. Должно быть, он сам страдал больше, чем любой из нас. Мне кажется, в чем-то я почти понимаю его. Во всех нас таится что-то темное, что может в любой момент вырваться наружу.

Сэм поднялся, и она прошла с ним до двери.

– Что ж, теперь уже все позади, и я попытаюсь забыть. Просто забыть все, что связано с этим делом.

– Все? – еле слышно произнес Сэм. Он не смел взглянуть ей в глаза. Так закончилась эта история. Точнее, почти закончилась.