Мы с Пег напоминали братьев Смит — только были лучше, потому что ни у кого из нас не было бороды. Мы настолько расходились во мнениях, что стали неотразимой парой. Конечно, Пег всегда позволяла мне доминировать, если я делал то, что она мне говорила. И когда она пригласила меня на обед к Леонарду Меррилу, которого терпеть не могу, я, естественно, поспорил и согласился.

Итак, мы шли по улице, потому что Пег была девушкой спортивной, а я предпочитал такси. Я шел быстро, а Пег медлила, поэтому она первая заметила это место.

— Смотри, какой милый щенок! — воскликнула она. Мой взгляд быстро скользнул по окружающим фонарным столбам.

— Нет, вон там, в окне.

Пег подвела меня к оконному стеклу заведения, которое я принял за зоомагазин Марду. Конечно, в окне был обычный черно-белый щенок, сидящий на корточках в опилках, и Пег начала издавать те отвратительные звуки, которые женщины всегда издают, сталкиваясь со щенками, детьми или Тайроном Пауэром.

Не люблю собак, и это еще мягко сказано. Если бы я погиб в альпийском снегу, а какой-нибудь сенбернар подбежал бы ко мне с бутылкой бренди под шеей, я мог бы обнять его в знак благодарности, но уверен, что пес укусил бы меня за ногу.

Почему-то мне никогда не верилось, что собака — лучший друг человека; знаю по крайней мере троих людей, которые стоят выше любой собаки. После того, как Пег перестала сюсюкать над этой собачонкой, я сказал ей об этом, добавив, что если мы застрянем здесь, то опоздаем на вечеринку.

— О, давай зайдем внутрь и осмотримся, — возразила она.

Пег всегда была покладистой.

— Я не люблю животных, — мягко сказал я. — На самом деле я бы не сунулся в это вонючее заведение, даже чтобы поглядеть на Кинг-Конга в купальнике. Терпеть не могу муравьедов, динго, эму, панд, яков, антилоп, оцелотов, стенбоков, дюгоней и лосей…

— Мой дядюшка лось, — сказала Пег.

— А ты, моя дорогая, лошадиная шея, — пробормотал я, следуя за Пегги в зоомагазин в ответ на очаровательный рывок за лацкан, сорвавший пуговицу.

— Мне просто необходим этот щенок, — лепетала она. — Он такой милый, и я могла бы купить ему маленькое красное одеяло с его именем, а ты мог бы гулять с ним по кварталу каждую ночь…

Да, сестричка, но я также могу и упасть замертво, только это вредно для моего здоровья. Как и зоомагазин. Откровенно говоря, там воняло.

— Пойдем, Пег, у нас мало времени, — сказал я, оглядывая грязные, заставленные клетками стены в внезапном приступе клаустрофобии и боязни животных.

— Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр?

— Да, вы можете открыть окно и проветрить это заведение.

Только у вас такой вид, будто вы сами родом из дыры вроде Калькутты, мистер.

Он и был оттуда. Высокий худощавый мужчина, стоявший за прилавком, явно не был белым. Смуглое заостренное лицо уроженца Ост-Индии, а в голосе слышался гнусавый выговор. Откровенно говоря, тогда он не произвел на меня впечатления. Только потом, подумав, я понял, что он двигался, как пантера; что в своем зоомагазине он напоминал зверя в джунглях. Спокойный, быстрый, гибкий, с тлеющими глазами, он стоял передо мной.

— Этот щенок в окне… — начала Пег.

Высокий смуглый мужчина бросил на нее быстрый взгляд. Не знаю точно, что это означало, но Пег заткнулась. Я решил как-нибудь поболтать с ним наедине и выяснить, как он это проделал. Затем худощавый повернулся ко мне.

— Возможно, сначала вы захотите немного осмотреться. У меня здесь много домашних животных, и я думаю, что молодая леди могла бы найти что-то более интересное. Не так ли?

Я могу сказать, как он на меня посмотрел. Это был взгляд, который не терпел возражений. Не могу этого объяснить. Может, Дейл Карнеги и смог бы, но у меня такое чувство, что этот индус владел такими знаниями, о каких Карнеги и не мечтал. Его выделяла не индивидуальность продавца, а властная аура.

— Вы нам покажете? — услышал я свой голос.

— Но как же щенок, — запричитала Пег.

— Сюда.

Я подтолкнул Пег, чтобы она следовала за темноволосым хозяином магазина. С моей стороны это была маленькая уловка. Я не хотел, чтобы Пегги завела этого щенка, не хотел надевать на него красное одеяло и каждый вечер гулять с ним по кварталу.

Черт возьми, нет! Если бы ее можно было уговорить купить попугая, золотую рыбку или даже гориллу, я бы не возражал. Но не собирался проводить вечера, глядя на уличные деревья. Да, насчет того, что этот парень тут командовал? Мы шли между длинными рядами клеток, и я с любопытством рассматривал обитателей. Там были собаки, много собак. Китайские чау-чау, комнатные собачки, пекинесы; экзотические маленькие существа с удивительно яркими глазами. Это было забавно. Не было распространенных западных пород.

— Импортные? — спросил я.

— Да, сэр. Все импортные. Я привез их с Востока. Прекрасная кровь. Одни из лучших, сэр.

Еще там были клетки с птицами; позолоченные, декоративные клетки с причудливыми решетками, насесты из тикового дерева с восточными узорами. В них сидели канарейки с золотыми крапинками на теле; зяблики и соловьи, алые колибри с павлиньими пурпурными коронами. А в больших клетках на решетках сидели кроваво-красные ара, белые какаду, попугаи с тяжелыми гребнями и моргающими глазами.

— Целая коллекция, — заметил я.

— Со всего света, — тихо ответил индус. — Их привозят со всего мира.

Но он не остановился, чтобы продолжить, не предложил нам ничего показать. Мы прошли мимо хрустального прилавка с аквариумами, мимо безумных глаз миллионов извивающихся экзотов. А потом в полумраке Пег схватила меня, и я почувствовал, как ее тело дрожит рядом с моим.

— Змеи! — она вздрогнула, и в голосе ее прозвучало отвращение.

Из своих ям выползали гадюки и кобры, извиваясь в зловещем великолепии своей ядовитой красоты. Словно глаза Люцифера сверкнули в темноте, и воздух наполнился тихим шелестом, прозвучавшим у меня в позвоночнике холодными нотками ужаса.

— Красивые, не правда ли? — пробормотал наш проводник. — В моей стране им поклоняются. Мне было очень трудно достать их.

— Вы сами их покупаете? — спросил я, просто чтобы услышать звук собственного голоса.

— Я лично забочусь обо всем в магазине, — ответил индус.

— Хотите сказать, что лично вылавливаете все это? Вроде Фрэнка Бака, не так ли?

— Я сохраняю животных живыми.

Пег слабо хихикнула, когда я сжал ее руку, и мы продолжили осмотр. Мгновение спустя уже она с тихим возгласом схватила меня.

— Ну-ну, полегче с ласками, — предостерег я. — Здесь не место для…

— Оооо! Крысы, уберите их!

— Просто белые мыши, — послышался тихий голос рядом со мной. — Из Бирмы. Священные храмовые мыши, как вы понимаете, — продолжал наш наставник. — Как вон тот павлин, — Он махнул рукой в темноту. — На самом деле, я мог бы сказать, что все животные в этом магазине священны для восточных верований. В Китае, конечно же змеи и чау-чау; рыбам поклоняются на Яве и Целебесе, а различным птицам на Борнео и в малайских Штатах. Но я хотел показать вам обезьян.

— Зачем?

— Я уверен, что юной леди больше понравится обезьянка.

Например, вот эта.

И он остановился перед рядом клеток в задней части магазина.

Наклонившись, он ткнул в прутья ящика, защищенного тенью.

— Хануман, — прошептал он. — Хануман.

— Что?

— Я зову его Хануман. В честь священного обезьяньего бога Индии, — раздался голос. — Храмовая обезьяна, ручная, умная и очень увертливая.

Я начал задаваться вопросом, не был ли этот Марду, как гласила его вывеска, каким-то психом. Священные животные! Я заметил черепаху и сиамского кота. И уже готов был увидеть крокодила и белого слона.

— Хануман, — позвал индус. — Покажись.

Я стоял в тени, Пег рядом со мной, и вдруг что-то щелкнуло. Я знал, что в воздухе витает какое-то странное ощущение, и теперь сосредоточился на нем. Было слишком тихо. Все замерло. Когда вы заходите в зоомагазин, обычно лают собаки, кричат попугаи и другие птицы, лопочут обезьяны. А здесь было тихо. Животные смотрели нам вслед, но не двигались. Мы шли в темноте вдоль ряда сверкающих глаз, и не было слышно ни звука. Что-то было не так.

— В чем дело? — спросил я. — В этом зверинце наступил тихий час?

— Нет, — Индус улыбнулся. — Но мои питомцы очень хорошо обучены. Позвольте заверить вас в этом, сэр. Это хорошо обученные животные. Храмовые звери разумны; у них в крови сообразительность, ведь они с рождения обитают рядом с людьми. И я лично проинструктировал каждого. Я знаю, вы будете довольны… Ах, Хануман. Покажись вот этой леди. Она может захотеть купить тебя, дружок.

Обезьяна появилась внезапно, прижавшись головой к решетке.

Пег наклонилась и заглянула обезьяне в глаза. Та сидела очень тихо, и ее маленькие блестящие глазки робко остановились на лице Пег в безмолвной мольбе. Животный магнетизм или что-то в этом роде — но как бы глупо это ни звучало, но у маленького существа был тот доверчивый, заискивающий взгляд, который вызывал у меня тошноту и ошеломил Пег.

— Вот так, — прошептал индус. — Покажи, что ты любишь леди, что доверяешь ей. Она хочет купить тебя. Она хочет тебя. Не так ли, леди?

Его голос в темноте звучал почти гипнотически, и Пег заглянула в маленькие глазки-бусинки. Сработало самовнушение.

— Я хочу его! — Пег встала. Это не было из серии «разве он не милый?» или «какой прелестный малыш!» Это было четкое «я хочу его!»

— Я подумал, что он подойдет вам, — сказал индус. — Да, подойдет идеально. Вы полностью соответствуете друг другу.

— Сколько? — рявкнул я.

— Для леди? Десять долларов. Небольшая сумма, но они так идеально подходят друг другу, так красиво смотрятся, что…

— Она не замуж за обезьяну пойдет, — перебил я. — Вот твоя десятка. Отдай нам мартышку и пойдем.

— Дело сделано.

Индус наклонился и открыл дверцу клетки. Обезьяна просто сидела на корточках. А потом Марду наклонился, поднял ее тонкими руками цвета миндаля и на мгновение прижал к лицу. Его длинные пальцы гипнотически успокаивающе гладили шерсть зверя. И индус что-то тихо, неразборчиво прошептал на незнакомом языке. Обезьяна кивнула, и это показалось мне таким смешным, что я расхохотался, а Пег пнула меня в голень.

— Ах. Вот, пожалуйста. Обращайтесь с Хануманом хорошо, я много рассказал ему о вас. И не забудь Марду.

Пег взяла обезьянку на плечо, и мы пошли по проходу, а улыбающийся индус следовал за нами.

— Не забывай…

Пег улыбнулась, и обезьяна сделала этот нелепый жест. Я стоял на тротуаре и смеялся.

— Хорошо, Пегги.

— Он замечательный. Я собираюсь взять его на вечеринку.

— К Леонарду Меррилу?

— А почему бы и нет?

— Ну, я признаю, что он лучше обычных гостей Леонарда, но не думаешь ли ты, что оно того не стоит?

Мы пошли по улице. Обезьяна молча вцепилась в Пег, не сводя глаз с ее лица.

— Разве этот магазин не странное место?

— Я тоже так думаю, — ответил я. — Очень странное.

— А этот Марду… у него такой вид.

— Как и это место. Фу!

— О, не говори так. Честное слово, держу пари, он замечательный человек. Как он обращался с этими животными. Как какой-нибудь старый жрец-брамин или что-то в этом роде. Разве индусы не верят, что у животных человеческие души? Реинкарнация, не так ли?

— Не знаю, я не люблю цветы. Поторопимся и возьмем на ужин твоего замечательного бабуина.

То, что сказала Пег, заставило меня задуматься. Это было странное место, и индус был необычным человеком. Я решил вернуться туда и задать несколько вопросов. Иногда за такими вещами стоит какая-то история; не помешало бы узнать ее. Если Марду был отступником, святотатцем, который собирал священных животных и продавал их тем, кто, как он думал, ментально совпадал с духом зверя… О, черт с ним. Но он отвел Пег от щенка и почти загипнотизировал ее, заставив купить обезьянку. Интересно, что бы он выбрал для меня? Я надеялся, что это будет жареная курица. Я был голоден.

— Вот мы и пришли. Пег, быстро наверх, или я засуну Ханумана между двумя ломтями ржаного хлеба и слопаю прямо на ступеньках.

— Гадость! — Пег повернулась ко мне. — Спасибо, что купил мне обезьяну, поросенок.

Она обняла меня и приблизила лицо так близко, что я замер на краю вечности, когда мы целовались. Иногда Пег бывала очень милой, такой милой и славной, что я забывал, как она красит ногти красным лаком. Прямо сейчас она превратила мое сердце в желе, а потом я отстранился и увидел обезьянку, которая смотрела на меня блестящими маленькими глазками, вцепившись в Пег, и поворачивая ее лицо к себе.

— Смотри-ка, кто ревнует, — хихикнула Пег. — У тебя появился новый соперник.

— Ему надо побриться, — проворчал я.

Но при этом заметил, что Пег больше не смотрит на меня, а рассматривает обезьяну, пока мы поднимаемся по лестнице и стучим в дверь Леонарда Меррила. Внутри все тоже уставились на обезьяну. За обедом они не сводили с меня глаз, Пег рассказывала свою историю, а я просто ел. Обезьянка спокойно сидела у Пег на коленях и поднимала на нее глаза всякий раз, когда та уделяла слишком много внимания кому-нибудь из гостей. Она потянула ее за плечо в характерном человеческом жесте маленького ребенка, и вскоре все заметили это и начали отпускать шуточки о ревности, и несколько бесцветных реплик, которые могли бы заставить меня сгореть от стыда, если бы не были так чертовски смешными и уместными.

— Как вы собираетесь назвать его? — спросил Леонард Меррил, когда мы вошли в гостиную.

— Не знаю, — задумчиво произнесла Пег.

— Просто господин Икс, — прорычал я.

— Это лучшее имя для третьего члена романтического треугольника.

— Значит, мистер Икс.

— Красавица и Чудовище, — сказала Меррил.

— Где, говоришь, ты его взяла, Пег?

— В заведении под названием «Марду» на Флинн-стрит. Я рассказывала тебе об одном забавном индусе, который управляет им…

— Марду? — встряла миссис Мэррил. — Так вот откуда Лилиан взяла Тоби.

— Какой еще Тоби?

— Это… это змея. — Миссис Меррил вздрогнула. — У меня младшая сестра. Я не могу этого понять; она всегда ненавидела рептилий, и все же всего неделю назад вернулась домой с мерзкой маленькой коброй, которую держит в проволочной клетке и кормит живыми мышами…

— Неужели?

— Это правда. И теперь, когда ты упомянул об этом, оказалось, она купила его у Марду. Она сказала мне, что проходила мимо и случайно заметила щенка в витрине, но парень, который управляет магазином, заговорил с ней, и она…

Я перестал слушать. Остальное я знал. Она зашла купить щенка, а вышла со змеей. Например, рассказ Лу Хольца о том, как Лапидус пошел на скачки, послушался дурного совета и поставил не на ту лошадь, снова послушал того же парня и снова поставил не на ту лошадь, пока не проиграл все свои деньги; решив потратить последние десять центов на пакетик арахиса только для того, чтобы купить попкорн по совету того же незнакомца. Так что щенок в витрине был приманкой, и Марду продавал своим клиентам то, что считал лучшим. Хорошо — но почему?

— Ты знаешь, что Лилиан абсолютно предана этому ужасному гаду? — Миссис Меррил была в полном восторге. — Детишки начинают жаловаться, что она пренебрегает ими, чтобы проводить все свое время с этим мерзким чудовищем. И она ходит к Марду каждый день, чтобы научиться индийской философии. Можно было подумать, что этот человек загипнотизировал ее. Клянусь, если бы я не знала свою сестру лучше, то была бы шоке!

Внезапно взглянув на Пег, я заметил, что она смотрит на обезьяну. И тут у меня возникло предчувствие, от которого похолодела шея.

— Пошли, — прошептал я. — Давай заберем мистера Икс и уберемся отсюда.

Пег пожала плечами и встала, когда я извинился. Мы ушли. Я не хотел, чтобы Пег узнала еще что-нибудь о Лилиан и ее питомце. Это было бы слишком просто — первое, что я знал, что Пегги зайдет к индусу и наслушается какой-нибудь «философии», и у меня было только одно сильное чувство: я не хочу, чтобы это произошло. Домой мы шли очень тихо. Я молчал, обеспокоенный чем-то, что никак не мог осознать. Что касается Пег, то она что-то напевала обезьянке. Та цеплялась за нее; интересно, оставит ли она хозяйку, когда Пег ляжет спать? Лапы впились ей в плечо, обезьяна вцепилась в нее, как маленькая черная пиявка, словно какой-то инкуб. Ее глаза блестели в лунном свете. Что же прошептал индус, когда вынимал ее из клетки?

Да нет, это чепуха! Но абсолютно не было чепухой, когда Пег пренебрегла мною в пользу обезьяны, и уж вовсе не казалось чепухой, когда я поцеловал ее на ночь, чтобы почувствовать, как крошечные лапы цепляются за мои волосы, отрывая мою голову от ее. Нет, это не чепуха. Я лег спать с мрачной решимостью снова увидеть Марду на следующий день. Мне нужно было кое-что выяснить. Не нужно было давать волю воображению, но я все же намеревался поговорить со своим другом-индусом и прояснить ситуацию.

На следующее утро я проснулся от телефонного звонка. Это была не Пег, а Салливан, мой агент, и он повелительным голосом выкрикивал приказы. Через час я уже сидел в поезде и целую неделю был слишком погружен в работу, чтобы серьёзно задумываться об индусах, дрессировщиках животных или ручных обезьянах с инстинктами ребенка.

Но я вернулся, и не успел снять ботинки, как зазвонил телефон, и голос Пег продолжил его трели. Нет, на этот раз он не звенел. Ее голос звучал серьезно.

— Алло, зайдешь?

— Нет, дорогой. Как ты? Когда я смогу тебя увидеть. — И голос у нее был расстроенный.

— Что случилось, Пег?

— Лилиан умерла.

— Кто?

— Лилиан. Сестра миссис Меррил. Помнишь, та, что купила змею у Марду? О, это просто ужас…

— Сейчас буду.

Я повесил трубку, в волнении порвал шнурок, переобулся и бросился бежать. Не знаю, что я ожидал найти у Пег и что ожидал услышать. Вероятно, Пег растянулась на земле, задушенная обезьяной, с диким криком, сообщающей, что Лилиан укусила змея и что Марду — индусский мастер убийств, который продает своим жертвам зверей-асассинов. Что-то в этом роде заставило мое сердце гулко забиться, когда я взбежал наверх и постучала в дверь Пег.

Но Пег стояла в дверях, живая, холодная и стройная. Значит, с ней все в порядке. Однако обезьяна сидела у нее на плече, ее маленькие глазки-бусинки впивались в меня, хотя я видел только фигуру девушки.

— Давай, — сказал я. — Давай начистоту.

— Со мной все в порядке, — ответила Пег. — Это Лилиан. И даже это не так уж плохо. Наверное, я была немного в истерике, когда позвонила тебе. Я только сегодня узнала.

Мы вместе опустились на диван, а эта проклятая обезьяна ухмылялась у нее на плече, словно подслушивала. Казалось, Пег не возражала и даже не замечала присутствия зверька, но время от времени бессознательно поднимала руку, чтобы погладить его.

Она ласкала его так же, как Марду, и глаза обезьянки сияли.

— Это звучало так смешно, дорогой. Меррил позвонила мне. Все случилось прошлой ночью, сердечный приступ или что-то в этом роде. Она была в студии, играла с Тоби.

— Тоби?

— Та змея, которую она купила. Марду дал ей маленький серебряный флажолет, какой используют заклинатели. Она играла перед тем, как упала. — Пег замолчала. — Вот и все. Леонард видел, как это произошло; пришел доктор и удостоверил смерть.

— Продолжай.

— Ну, это все.

— О нет, не все. Не пытайся обмануть меня, Пег. Выкладывай.

Пегги закусила губу и зачастила:

— О, все остальное не имеет значения, за исключением того, что случилось сегодня. Марду пришел в дом Меррил и забрал змею.

— Что?

— Утром он подошел к двери и спросил змею. Сказал, что, если дама мертва, змея ей больше не понадобится, и он хотел бы выкупить ее обратно.

— Он получил ее?

— Меррил чуть не швырнул змею в него. Индус ушел. — Пег сидела и смотрела, поглаживая обезьянку на плече. — Но именно это и расстроило меня поначалу. Видишь ли, Марду не спрашивал, умерла ли миссис Меррил, он знал, что она умерла еще до своего прихода.

— Пег.

— Да.

— Ты была у Марду с той ночи? Посмотри на меня — это правда?

— Я…

— Так я и думал! Что все это значит? Почему ты пошла туда?

— Мне пришлось.

— Пришлось?

— Чтобы узнать о снах. Я тебе не говорила, не так ли? Что мне снился Хануман?

— Я думал, обезьяну зовут Мистер Икс.

— Нет, его зовут Хануман. Так говорит Марду. Я должна называть его Хануманом.

Отсутствующий взгляд ее глаз, не принадлежавший Пег, нервировал меня. Я без особой нежности потряс ее за плечи.

— Да ладно тебе, эти просто сны! Я в порядке. Они начались в ту первую ночь. Я отнесла Ханумана на кухню и легла спать. Почувствовала, что засыпаю, и первое, что я увидела, был Хануман, в комнате, рядом с моей кроватью. Он запрыгнул на мою подушку, прижался ко мне и начал говорить. Не бессвязно лопотать, а говорить. Сначала это была белиберда, затем я смогла разобрать слова, а потом узнала и голос. Он напоминал голос Марду — такой же мягкий, шепчущий. Он говорил мне вещи, которые я скорее чувствовала, чем понимала. Говорил долго, но я не испугалась.

Потом я, кажется, проснулась. Все это было настолько реально, что я почти ожидала увидеть обезьяну, лежащую рядом, но, конечно, ее там не было. Я поняла, что это был сон. Забавно, но я не могла вспомнить о тех вещах, которые Хануман говорил мне. Я вошла на кухню и увидела его. Может быть, это звучит глупо, но я была взволнована и ошеломлена, и начала разговаривать с этим животным. Конечно, обезьяна только моргала. Поэтому я вернулась в постель. На следующий день ты ушел, а я пошла к Марду.

— Продолжай.

— Я рассказала ему об этом. Он только улыбнулся и спросил, помню ли я, что сказал Хануман, а когда я ответила «нет», рассмеялся и предложил мне сесть. Он объяснил, что я, должно быть, была бессознательно загипнотизирован. Это самое смешное, потому что я и сама так подумала. Да, в ту ночь, когда мы купили Ханумана, голос Марду повлиял на меня. По ассоциации — Марду и обезьяна — голос проник в мое подсознание во сне. Странно, не правда ли?

— Очень, — коротко ответил я.

— Ну, этот Марду — действительно интересная личность. Он узнал, что я интересуюсь психологией, и начал рассказывать мне, что индусы знали об этой науке; как святые брамины могут контролировать ум и влиять на других. Он сам когда-то учился в каком-то храме; я думаю, это был храм Ямы; сказал он, и то, что он узнал о животных, в частности, очень помогло ему в его работе.

Он рассказывал мне, как охотники гипнотизируют животных, и как заколдовывают змей, и как иногда в храмах жрецы учат некоторых животных гипнотизировать людей!

— Зачем это?

— О, это всего лишь восточная легенда; они думают, что змеи гипнотизируют птиц, и что иногда животные могут научиться этой силе. Все это вперемешку со многими другими вещами, которым он меня учил, о теории реинкарнации. Знаешь, я говорила что-то подобное, когда мы впервые встретились, что его может интересовать реинкарнация. Забавно, что он такой. Он абсолютно убежден, что люди проходят через всевозможные инкарнации на Земле, начиная с низших насекомых и постепенно, жизнь за жизнью, эволюционируя в человеческую форму. Если жизнь хороша, душа вознаграждается восхождением к высшей форме в следующем существовании; если жизнь плоха, душа опускается в низшее животное состояние. Это один из основополагающих принципов их религии.

Марду говорил о том, что все религии утверждают, что боги когда-то ходили по земле в облике зверей; египтяне, греки и индусы, конечно. Он рассказал мне о ликантропии как о всеобщем суеверии — о, тысячи вещей! Он довольно образованный человек.

В конце концов он успокоил меня, посоветовал больше не беспокоиться о снах и дал мне вот это.

Пег вытащила ее из-за пазухи крошечную серебряную дудочку с потертым узором в виде свитка.

— Он сказал, что я должна играть на свирели Хануману каждую ночь перед сном, что это покажет мою власть над зверем и таким образом успокоит мое подсознание и не даст мне видеть сны. Так и есть. А потом я услышала о Лилиан.

Я посмотрел на нее долгим взглядом и увиденное мне не понравилось.

— Достаточно, — прошептал я. — С тебя достаточно. Ты опять ходила к Марду, да? И твои сны не прекратились, не так ли? Перед смертью Лилиан ты видел ее, и она рассказала тебе…

— Что этот Марду колдун, и что маленькая серебряная трубка является символом его силы, и что змея приходила к ней во сне и шептала, и она боялась…

Пег выпалила это так, словно не могла остановиться. Но ее остановило другое: крошечные обезьяньи лапки царапали ей губы, тянулись ко рту. И Пег упала в обморок. Я схватил мохнатое маленькое чудовище, но оно увернулось и спрыгнуло на пол. Потом я растирал запястья Пег и шептал ее имя, смахивая поцелуями яркую струйку крови с ее губ. Она села и прижалась ко мне на долгое, волнительное мгновение, а затем взяла себя в руки.

— Не вижу зла, не слышу зла, не говорю зла, — сказала она с оттенком веселья в голосе. — Три обезьяны. Ну, конечно.

— Где эта проклятая дудка? — спросил я. — Ее надо сломать. А потом я пойду и отделаю Марду. Факир, святой человек, знахарь, волшебник — кем бы он ни был!

— Дождь идет, — сказала Пег. Она смотрела в окно. Капли с грохотом падали вниз. — Дудочка? Да ведь она у Ханумана.

Обезьяна, сидевшая на каминной полке, прижимала к груди серебряную трубку. Я пошел за обезьяной. Гонялся за ней в течение получаса, в разгар самого проливного ливня, который когда-либо видел. Свет погас, и я, спотыкаясь, бегал за неуловимым зверем в темноте. Тогда Пег испугалась и заплакала, и я стал ее утешать. Погоня за нечеловеческим разумом в кромешной тьме — штука не из приятных, и я не хочу об этом говорить. Но то, как эта дьявольская обезьянка ускользнула от меня, было жутко. По истечении получаса я впал в такую же истерику, как и Пегги, и охотно поверил ее рассказу.

Марду не загипнотизировал меня, но я знал. Понял это, когда обнял Пег в промозглой темноте и слушал ее бормотание.

— Ты знаешь, чего боялась Лилиан? И почему Марду знал, что она умерла, и хотел, чтобы змея вернулась? Ты знаешь, почему он держит этих животных, и почему они такие тихие, и почему он дает их только определенным людям? Понимаешь, что он имеет в виду под реинкарнацией и животными, которые могут гипнотизировать людей, словно музыка. Маленькие серебряные дудочки.

Ты знаешь, что означают сны, и почему каждую ночь они становятся все сильнее и сильнее, и Марду зовет меня и словно вынимает меня из моего тела…

— Не говори глупостей, — сказал я, но сам в это едва ли поверил.

И где-то в темной комнате все еще затаилась обезьяна. Я почти чувствовал, как она ухмыляется.

— Но почему? — спросил я вслух. — Видишь ли, дорогая, это неразумно. Если ты намекаешь на ловушку, то у Марду должна быть какая-то цель. У него такой нет, так что твое предположение абсурдно.

Только в моей голове это не казалось абсурдом. Я все понял.

Пегги сказала, что он жрец Ямы. Яма — божество Смерти и Ада.

Марду был индуистским эквивалентом поклонника дьявола.

Ныне у таких людей есть одна цель: унизить Бога и его дела, притянуть души людей к Сатане. Индус, преданный Яме и служащий дьяволу, должен принизить других людей. Если он верил в реинкарнацию и использовал гипноз, то попытался бы принизить других людей, возвращая их назад, в прошлые круги перерождений, помещая их человеческие души в… Но нет. Мы живем в двадцатом веке. Змеи и обезьяны, даже храмовые, не могут загипнотизировать человека, не способны шептать во сне, не в силах вытащить человеческую душу из тела и… О, это же двадцатый век!

Или это просто безумный мир грома, молний и проливного дождя. Я подошел к окну. Улицы заливало потоками, поднимавшимися из реки, угрожая устроить потоп.

Пег тихо прошептала у меня за спиной:

— Я была там сегодня и видела змею, которую Марду дала Лилиан. Он попытался спрятать ее, но она лежала в коробке. Когда змея увидела меня, она раскрыла глаза, и я все поняла, а потом закричала и выбежала из магазина, прежде чем индус смог остановить меня. Но я знала.

— Чепуха, — сказал я, но гром заглушил мои слова.

— Его нужно остановить, прежде чем он сделает то, что я подозреваю. В следующий раз, когда я засну, эта обезьяна снова зашепчет и вытащит мою душу из тела, и я больше не смогу бороться с ней, не смогу!

— Я иду к Марду, — сказал я.

— В такую бурю? Река…

— Я рискну. Попробую добраться. Оставайся здесь. Найди обезьяну — она прячется где-то здесь. И вышиби ей мозги. Да, убей ее!

Жди меня, я вернусь.

Пег прижалась ко мне в темноте, и я слышал дождь, биение ее сердца, а над ним слабый, злобный шорох, с каким невидимая обезьяна, ухмыляясь, бегала по комнате.

— Будь осторожен, — прошептала Пег.

Я захлопнул дверь и помчался по залитым водой улицам. Лужи поднимались выше лодыжек, но я все-таки добрался до своей квартиры. Вбежал, открыл ящик стола и вытащил револьвер. Потом зазвонил телефон. Я сразу понял, кто это. Пег. Она решила отговорить меня. Ну и пусть…

— Слушаю.

Телефон зазвонил только что. Я держал трубку возле уха.

Брррррр. А потом раздалась болтовня. Обезьянья болтовня. Я бросил трубку на рычаг, и через мгновение уже мчался по бурлящим улицам с револьвером в руке. Я постучал в дверь квартиры Пег и толкнул ее плечом. Внутри было темно, но у меня имелись при себе спички. Пег лежала на полу с маленьким серебряным флажолетом в руке. Она не упала в обморок. Должно быть, это пришло к ней внезапно, в темноте; она задремала, а затем напор обезьяньего голоса, голоса Марду, заставил ее заиграть. И в этой игре имела место гипнотическая связь. Но это же безумие. У нее просто был шок, или всё-таки случился сердечный приступ. Это сделал дьявольский звереныш. Где эта тварь?

Она дернула меня за лодыжку. Я посмотрел вниз и зажег вторую спичку. Обезьяна была рядом. Зверь, который всегда меня ненавидел. Обезьяна дергала меня за ногу, скулила и смотрела вверх таким поразительно знакомым взглядом, что мое сердце пропустило удар.

— Дьявол, — пробормотал я и ударил.

Обезьяна уклонилась от удара, но не сделала попытки убежать.

Она просто терпеливо смотрела вверх, а потом заскулила и показала пальцем. Сначала на тело, потом на собственную грудь. И потянула меня за ногу. Потом подвела меня к телефону и указала на микрофон. Конечно. Пег перенесла сердечный приступ, а потом позвонила мне и болтала, словно обезьяна. Но так не должно было быть. Иное просто не укладывалось в голове. Обезьяна продолжала скулить, и когда я поднял ее, она потянула меня за плечи и указала на дверь.

Ладно. Кажется, я свихнулся. Меня должна была вести обезьяна. Я должен пойти по темным, затопленным улицам, вниз к реке, откуда поднималась вода; и все это по указанию ручной обезьянки. Потом я посмотрел на белое тело Пег на полу, на обезьяну и принял решение.

— Пошли, — сказал я.

Я тут же перестал думать. Воды на улице было по колено.

Сквозь раскаты грома и вспышки молний я пробирался вброд с мокрой обезьяной на плече. Прорываясь сквозь затопленную темноту, вниз к реке, вниз к темной лавке на Флинн-стрит, чтобы отомстить за то, во что мой рассудок не позволял мне поверить.

Магазин казался темным пятном в чернильном море. Обезьяна пронзительно заверещала, подгоняя меня вперед через кружащиеся воды. Я загремел дверью, словно гремел гром, затем достал свой револьвер. Обезьяна взвизгнула и соскользнула с моих плеч. Он взобрался на притолоку. А потом мокрая коричневая фигурка пролезла через фрамугу и проникла в магазин. Мгновение спустя дверь открылась, и поток воды залил пол, когда я влетел внутрь.

Было тихо. Даже в бурю животные не кричали, но тысячи глаз горели в темноте. Обезьяна бежала передо мной, ведя за собой.

Тысячи глаз следили за нашим продвижением. Тысяча — и сколько из них настоящих животных? Марду говорил, что объездил весь мир. В скольких городах он открыл зоомагазин, продал своих животных и вернул их? Сколько из этих странно молчаливых животных вернулось? Я должен отомстить за Лилиан, Пег и за многих других.

Мы почти дошли до конца магазина, когда обезьяна остановилась передо мной. Она присела рядом с низкой, похожей на коробку клеткой с сеткой спереди и затрещала. И в ответ из темноты послышалось шипение. Обезьяны ненавидят змей. Но у Лилиан была змея…

Зверь возился с сеткой. А потом что-то шевельнулось, и поползло по полу передо мной. Послышалось шипение и лопотание.

Я на цыпочках двинулся вперед, и мы подошли к двери. Потом обезьяна потянула меня за ногу и посмотрела своими яркими глазами, которые я слишком хорошо знал. Я толкнул дверь, чуть приоткрыв ее.

В комнате горела единственная свеча. Марду лежал на койке в маленькой задней комнате. Спал ли он, или находился в позе йога, я не мог сказать. Он был неподвижен, как в трансе. Я поднял револьвер, но обезьяна тихонько взвизгнула. Я стоял в дверном проеме, пока бурлящая вода раскачивала стены магазина; стоял, пока обезьяна и змея проскользнули в маленькое отверстие и двинулись вперед. Я не мог пошевелиться, мог только смотреть.

Волна ударила в стену, и я почувствовал, как меня качнуло. Я знал, что пора выбираться отсюда, река окончательно вышла из берегов. Но не мог пошевелиться. Я мог только наблюдать, как гротескная коричневая фигура движется по полу к койке Марду.

Спящее лицо, смуглое, бесстрастное лицо Марду внезапно ожило.

Индус открыл глаза, и в их сияющих глубинах словно разверзся ад.

— Ты здесь? — прошептал он, глядя на крадущуюся к нему обезьяну. — Но этого не должно быть. Сегодня была та самая ночь — да, я ее установил. Но я собирался позвонить завтра. Ты явилась бы сюда не по своей воле — или нет?

Обезьяна уставилась на него. И тут я понял. Она тянула время.

Потому что, никем не замеченная, змея ползла вверх по кровати.

Прогремел гром, вода ударилась о стены, а я все смотрел сквозь щель в двери, как индус с недоумением глядит на обезьяну. Внезапно его тон и набор слов изменились.

— Ах! Неужели я потерпел неудачу? Или ты оплошал, Хануман?

Разве я не направлял тебя, не оживлял твою цель в снах? Разве ты не взял душу женщины и не воплотился в ее?

Я наблюдал за змеей, незаметно извивающейся рядом с индусом. Она метнулась вверх. Снова прогремел гром, но крик ужаса Марду заглушил голос самой природы. Индус резко выпрямился, когда зеленая лента ужаса сжала его горло. Его руки рвали колышущиеся кольца, глаза вылезали из орбит. А потом обезьяна бросилась вперед, торжествующе щебеча. Его крошечные когти царапали грудь Марду, зубы снова и снова впивались в сердце. Змея сжала свои объятия, обвив коричневое горло Марду нефритовым ожерельем смерти. Грохот, звон стекла и внезапный крик животного ужаса донеслись из магазина снаружи. Сюда хлынула вода. И все же я мог только смотреть на удушаемого индуса, наблюдая сцену отмщения. Обезьяна спрыгнула с коричневого тела мне на талию, дико стрекоча. Его лапа указывала на дверь. Она потянула меня за плечо. Я кивнул, указал на нее, но она покачала головой.

На какое-то ужасное мгновение наши глаза снова встретились, и я отшатнулся. Позади себя я услышал булькающий стон, но не оглянулся.

Я пробирался через магазин, когда поднялась вода. Умирающие животные в клетках визжали под надвигающимся потоком, который вскоре должен был подняться; плавучие ящики преграждали мне путь, и вода угрожающе вздымалась волнами, но я пробивался вперед. Вода доходила мне до пояса, и, когда я в темноте переступил порог, сотрясающийся магазин начал обваливаться. Ругаясь и задыхаясь, я пробирался сквозь ухмыляющийся хаос. Промокший до нитки, оглушенный громом и ослепленный молнией, я пошел восвояси. Мысли кончились, эмоции иссякли.

Только порыв гнал меня вперед. Магазин исчез, исчез Марду, а Пег… да ведь я вернулся домой и шел к ней по лестнице. Как долго я боролся? Какой безрассудный инстинкт привел меня сюда?

Взломанная дверь распахнулась в темноту. Я ввалился внутрь.

— Пег!

Она безвольно лежала на диване, но горела единственная свеча, и когда я бросился вперед, она села, слабо улыбаясь.

— Дорогой, я, должно быть, упала в обморок, когда ты ушел, но обезьянка исчезла, и я чувствую себя… хорошо. Что случилось?

— Ты не… знаешь?

— Конечно, нет. Как я могу? Я была под заклинанием или что-то вроде того.

— Но я думал… Скажи мне, — потребовал я у нее, шепча в кольце ее рук.

Она улыбнулась и кивнула, и было приятно видеть это. Но я продолжал гадать. Значит, этого не было? Была ли обезьяна всего лишь обезьяной? Неужели зверь привел меня в магазин и отомстил? Должно быть, так оно и произошло, потому что Пег была здесь. Или же — когда Марду умер, Пег освободилась. Возможно, изменение оказалось недостаточно долгим, чтобы установилась астральная связь. Возможно, было еще одно заклинание, которое Марду произнес, когда животное вернулось. Или мне все это просто мне померещилось. Но револьвер в моей руке опровергал эти мысли. И отсутствие обезьяны подтверждало их. Я рассказал Пег всю историю, а потом добавил свои сомнения.

— Ты уверена? — спросил я. — Ты ничего не знала, не чувствовала?

Пег улыбнулась.

— Тебе, должно быть, померещилось, — сказала она. — В том-то и беда, дорогой, что у тебя такое глупое воображение. Конечно, твоя идея, что я была обезьяной и привела тебя к Марду, ошибочна.

— Пег, — сказал я. — Или ты очень храбрая девушка, что пытаешься избавить меня от этих ужасных воспоминаний, или ты просто упрямая, милая, проклятая дурочка. Так как же?

— А тебе не хотелось бы знать это точно? — спросила Пег.

И посмотрела на меня. Она по-обезьяньи улыбнулась, и я вспомнил еще один взгляд, который бросила на меня обезьянка, отчего у меня возникли ужасные сомнения. Потом Пег поцеловала меня, и я перестал беспокоиться. Времени для споров будет предостаточно. Мы с Пег всегда спорили. Но с этого момента, решил я, у нас с Пегги будет только один спор — мальчик это или девочка. И даже тогда я надеялся, что со временем мы придем к соглашению.