РОБЕРТ БЛОХ

ПЛАЩ

Солнце умирало; медленно опускаясь в гробницу за холмами на горизонте, оно в своей агонии залило кровавыми закатными лучами небо. Ветер, завывая, гнал на запад шуршащую процессию сухих листьев, торопя на похороны павшего светила.

"Чушь", - произнес Хендерсон и отогнал неуместные мысли.

Cолнце заходило на фоне ржавого красного неба, отвратительный промозглый ветер кружил полусгнившие листья, сбрасывая их в канаву. И зачем только лезет в голову эта выспренная чепуха?

"Чушь", - снова сказал он. Наверное, во всем виноват праздник. Как-никак, сегодня Хеллоуин, День всех святых, и закат знаменует приход роковой ночи. В эту страшную ночь по миру бродят духи, а из-под земли, из могил, доносятся голоса мертвецов.

Но на самом деле, сегодня обычная холодная и сырая осенняя ночь. Хендерсон тяжело вздохнул. В былые времена, размышлял он мрачно, приход её особо отмечался всеми. Средневековая Европа, замирая от суеверного ужаса, посвятила эту ночь оскаблившемуся ужасу НЕВЕДОМОГО. Когда-то миллионы дверей наглухо запирались, чтобы в дом не проникли зловещие гости, миллионы голосов бормотали молитвы, к небу поднимался дым от миллионов коптящих свечей. В этом есть даже нечто величественное, отметил Хендерсон. Жизнь тогда была полна необъяснимых тайн, и люди замирали в ужасе, не зная, что откроется их взору там, за следующим поворотом полуночной дороги. Их окружали демоны и чудовища, призраки, жаждущие получить душу неосторожного, и видит Бог, тогда к слову "душа" относились без нынешнего легкомыслия, Новомодный скептицизм отнял сокровенный смысл у существования. Человек больше не боится потерять свою душу.

"Чушь". - Хендерсон повторял слово механически. Короткое жесткое слово, которым он всегда прерывал ненужные мысли, воплощало что-то от самой сути двадцатого века, грубой реальности современной жизни.

Та часть мозга, которая незамедлительно реагировала на романтическое настроение, заменяла Хендерсону голос общественного мнения, - миллионов здравомыслящих людей, которые хором воскликнули бы: "чушь!", узнав о столь несовременных мыслях. Поэтому Хендерсон, вынеся сам себе приговор, постарался сразу же забыть о своем странном порыве, кровавых полосах, перечертивших небо и прочей ерунде.

Он направлялся вниз по улице, освещенной закатными лучами солнца, чтобы купить наряд для костюмированной вечеринки; чем тратить время на пустые рассуждения об истоках нынешнего праздника, лучше побыстрее найти нужную лавочку, пока хозяин не закрыл её на ночь.

Он окинул взглядом ряд окутанных тенями мрачных зданий, между которыми вилась узкая улочка. Снова вытащил бумажку и прищурясь, проверил адрес, выписанный из телефонного справочника.

Что они, не могут как-то освещать фасады своих жалких лачуг? Никак не разглядеть номера домов. Конечно, это заброшенное место, бедняцкий квартал, но все-таки...

Наконец он увидел нужный дом на другой стороне улицы и поспешил туда. Заглянул в витрину. Последние лучи солнца, словно сверкающее лезвие, прорезали себе путь сквозь узкое пространство между зданиями и падали прямо на стекло, ярко осветив то, что выставлено за ним. Хендерсон невольно охнул и отшатнулся.

Это ведь обычная витрина, а не окно в преисподнюю. Откуда взялись раскаленно-красные языки пламени, среди которых ухмылялись, гримасничали страшные морды чудовищ?

"Закат", - пробормотал Хендерсон. Ну конечно, а "чудовища" - просто умело сработанные маски; такие товары выставляют на обозрение в подобных лавках. Но впечатлительных все это определенно может ошарашить.... Он открыл дверь и вошел.

Темнота, полная тишина. Везде чувствовалась затхлая атмосфера абсолютного одиночества, - дух, окутывающий места, где очень давно не появлялись люди: гробницы, могилы, укрытые в чаще густого леса, пещеры глубоко под землей, и...

"Чушь".

Да что с ним сегодня происходит?

Хендерсон виновато улыбнулся. Обычный запах магазина, торгующего театральными костюмами и прочим реквизитом. На мгновение он словно перенесся во времена учебы в колледже, любительских спектаклей. Знакомый запах нафталина, старого меха, красок и грима. Он играл Гамлета, в сцене на кладбище он держал оскалившийся череп, в пустых глазницах которого таилась вся земная мудрость... Череп, добытый в таком же магазине.

И вот он снова окунулся в эту атмосферу. Кстати, о черепе.... Ведь сегодня Хеллоуин и, раз уж он в таком настроении, глупо одеваться каким-нибудь раджой, турком или пиратом, - вообще, это пошло. А почему бы не явиться на вечеринку в облике чудовища, колдуна или, к примеру, оборотня? Хендерсон представил себе выражение лица Линдстрома, когда тот увидит гостя, заявившегося в его элегантную квартиру в каких-нибудь жутких лохмотьях! Парня придется откачивать; он и все так называемое "избранное общество", толпа самодовольных ничтожеств, облаченных в роскошные наряды, просто с ума сойдут! Хендерсона мало заботила реакция высококультурных знакомых Линдстрома, банды самозванных великих литераторов и ценителей прекрасного, дам с лошадиными физиономиями, нацепивших на себя целые тонны бриллиантов. Действительно, почему бы не поддержать дух праздника, не стать сегодня монстром?

Хендерсон молча стоял, окруженный темнотой, ожидая, когда кто-нибудь наконец включит свет, выйдет сюда и обслужит покупателя. Минуту спустя ему надоело ждать и он громко постучал по прилавку.

"Эй, вы! Есть тут кто живой?"

Тишина. Потом из глубины помещения донесся шелест. Довольно неприятный звук, особенно в такой темноте... Стук, где-то внизу, гулкое эхо шагов. Хендерсон содрогнулся и охнул. От пола оторвалась непроницаемо-черная тень и медленно выросла прямо перед ним!

Господи, просто кто-то поднялся из подвала, вот и все. За прилавком, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял человек с зажженной лампой. Глаза его щурились и беспрерывно моргали в этом неярком свете.

Желтоватое лицо сморщилось в улыбке.

"Прошу простить меня, сэр, я спал", - негромким шелестящим голосом произнес человек. - "Чем могу служить?"

"Я подыскиваю себе маскарадный костюм для вечеринки".

"Вот как. Что желаете выбрать?"

В голосе сквозила бесконечная усталость и терпение. Сморщенная желтая кожа; глаза неустанно моргают...

"Мне хотелось бы чего-нибудь необычного. Понимаете, я тут подумал, не нарядиться ли на Хеллоуин чудовищем; у вас, наверное, таких костюмов нет?"

"Могу показать вам маски".

"Нет, я имею в виду не это. Какие-нибудь лохмотья оборотня, что-то в таком роде. Нечто натуральное".

"Ах, так. Понимаю, н а т у р а л ь н о е ".

"Да, именно". - Почему старая развалина так подчеркнула это слово?

"Возможно, да, вполне возможно. Думаю, что смогу предложить вам именно такое облачение, сэр". - Глаза моргнули, узкий рот растянулся в улыбке. "Вещь как раз для Хэллоуина".

"Что же это такое?"

"У вас никогда не возникало желания стать вампиром?"

"Вроде Дракулы?"

"Гм.... Да, именно, вроде Дракулы."

"Что ж, неплохая идея. Думаете, такое мне подойдет?"

Странный человек внимательно оглядел его, не переставая улыбаться.

"Такое подходит самым разным людям. Вампиром, как мне кажется, может стать любой. Вы будете прекрасным вампиром".

"Да, ну и комплимент", - Хендерсон хмыкнул. - "Хорошо, давайте попробуем. А что за костюм?"

"Костюм? Обычный вечерний костюм, подойдет любая одежда. Я дам вам н а т у р а л ь н ы й плащ".

"И все? Только плащ?"

"Только плащ. Но в него надо заворачиваться, как в саван. Знаете, это ведь погребальное одеяние. Подождите, сейчас я его достану".

Шаркающей походкой хозяин магазина снова отправился в глубину комнаты и растворился в темноте. Он спустился в подвал; Хендерсон терпеливо ожидал. Опять какой-то стук, и наконец старик появился снова с плащом в руках. Он стряхивал с него пыль.

"Вот, извольте: п о д л и н н ы й плащ".

"Подлинный?"

"Разрешите помочь вам примерить его. Вот увидите, плащ сразу преобразит вас, сэр!"

Тяжелая, пронизанная холодом одежда давила на плечи. Хендерсон отступил немного, чтобы хорошенько рассмотреть себя в зеркале, и уловил странный удушливый запах. Даже при тусклом свете лампы было видно, что, надев плащ, он стал выглядеть совсем по-иному. Его от природы продолговатое лицо ещё больше вытянулось, щеки ввалились. Глаза горели, и кожа казалась особенно бледной по контрасту с непроницаемой темнотой плаща. Это было широкое одеяние черного цвета.

"Подлинный, сэр, подлинный", - бормотал старик. Каким-то непостижимым образом он очутился рядом: Хендерсон не заметил в зеркале его приближения.

"Я беру его", - произнес Хендерсон. - "Сколько?"

"Убежден, вы получите незабываемое впечатление".

"Сколько он стоит?"

"Ах, да. Ну, скажем, пять долларов. Устраивает?"

"Держите".

Старик взял деньги, беспрерывно моргая, и снял плащ с покупателя. Как только ткань соскользнула с плеч, неожиданно исчезло ощущение холода. Наверное, подвал здесь не отапливается, - плащ был как ледышка.

Старик упаковал покупку и, улыбаясь, протянул сверток Хендерсону.

"Принесу его завтра", - обещал Хендерсон.

"Зачем же? Вы его купили. Он теперь ваш".

"Но..."

"Я собираюсь вскорости оставить это дело. Уверен, вам он принесет больше пользы".

"Но ведь..."

"Желаю вам приятно провести вечер. Всего доброго".

Хендерсон растерянно направился к выходу. У двери обернулся, чтобы кивнуть на прощание этому странному человечку, беспрерывно моргавшему даже при неярком свете.

Из темноты за ним, не отрываясь, следила пара светящихся глаз. Эти глаза больше не моргали.

"Всего доброго", - произнес Хендерсон и быстро закрыл за собой дверь. Да, он сегодня немного не в себе.

Когда настало восемь часов, Хендерсон едва удержался от того, чтобы позвонить Линдстрому и предупредить, что не сможет прийти. С той минуты, как он надел этот проклятый плащ, его стало знобить, как от лихорадки, а когда подходил к зеркалу, все расплывалось перед глазами, трудно было даже различить свое отражение.

Но после нескольких порций виски ему стало намного лучше. Он ведь не обедал, а спиртное согрело и взбодрило, так что теперь он чувствовал себя вполне готовым к вечеринке. Хендерсон несколько раз прошелся по комнате, чтобы привыкнуть к новой одежде: оборачивал плащ вокруг себя, кривя рот в приличествующей вампиру кровожадной усмешке. Черт возьми, из него получится первоклассный Дракула! Он вызвал такси и спустился в вестибюль. Вошел шофер; Хендерсон поджидал его, завернутый в непроницаемо-черную ткань.

"Я хочу, чтобы вы отвезли меня", - произнес он низким голосом.

Шофер бросил быстрый взгляд на его длинную фигуру и моментально побледнел.

"Это что же такое?"

"Я вызвал вас", - угрожающе-торжественно объявил Хендерсон, едва удерживаясь от смеха. Давно уже он так не веселился! Он уставился на водителя, придав лицу кровожадное "вампирское" выражение.

"Да, да, все в порядке, босс. О'кей".

Водитель почти бегом направился к своей машине. Хендерсон неторопливо шествовал за ним.

"Куда поедем, босс, - ой, то есть, сэр?"

Он даже не повернул к Хендерсону искаженного страхом лица, когда тот называл адрес.

Такси рванулось с места, и Хендерсон не удержался от присущего всем настоящим вампирам глухого, наводящего ужас, смеха. При этих звуках водителя, очевидно, охватила паника, и он едва не превысил установленный в городе предел скорости. Хендерсон захохотал; впечатлительный водитель задрожал как в лихорадке. Запоминающаяся поездка! Однако финал превзошел все ожидания: когда они прибыли на место, и Хендерсон вышел из машины, дверца за ним моментально захлопнулась и водитель рванул с места, забыв о плате за проезд.

Должно быть, я вошел в роль, подумал он самодовольно, заходя в лифт.

С ним в кабине до самого верхнего этажа, где располагались роскошные апартаменты Линдстрома, поднимались ещё несколько человек. Всех их Хендерсон встречал на прошедших вечеринках, но ни один почему-то не узнал его. Это было даже приятно - сознавать, что с помощью нового плаща и устрашающей гримасы он способен полностью изменить свою внешность. Те, кто сейчас стояли рядом, были облачены в замысловатые костюмы: одна из дам загримирована под пастушку с картины Ватто, другая одета как испанская танцовщица, высокий мужчина изображал паяца, его спутник тореадора. Но Хендерсон легко узнал их всех, потому что эти дорогостоящие изыски - просто павлиньи перья, долженствующие подчеркнуть достоинства и скрыть недостатки внешности, а не преобразить её по-настоящему. Большинство участников маскарадных увеселений, выбирая костюм, отдают дань своим подавленным желаниям. Женщины всячески подчеркивают свои прелести, мужчины демонстрируют мускулатуру, как этот бравый тореадор, или же пародируют упоение мужественностью. Их всех просто жалко: ничтожные глупцы, радостно стягивающие свои привычные респектабельные костюмы и вприпрыжку бегущие на заседание очередного тайного ордена, на любительский спектакль, или, как сейчас, на костюмированный вечер, чтобы дать хоть какую-то пищу воображению, задыхающемуся от серости обыденной жизни. Хендерсон часто думал, почему они никогда не разгуливают в таких вот павлиньих нарядах по улицам?

Разумеется, его спутники из высшего общества прекрасно выглядели в своих маскарадных облачениях, - пышущие здоровьем, холеные самцы и самки, розовощекие, полные сил. Такие полнокровные, сочные! Вот, например, какая прекрасная, крепкая шея, нежное горло! Он перевел взгляд на гладкие полные руки женщины рядом с ним, и долго не отрывал глаз. Потом наконец заметил, что все отодвинулись от него. Они сбились в углу, словно боялись его взгляда, гримасы, перечертившей лицо, его черного плаща. Все разговоры прекратились. Женщина подняла голову, словно хотела что-то сказать Хендерсону, но в это мгновение лифт остановился.

Что происходит? Сначала водитель, теперь эта женщина... Может быть он слишком много выпил?

Но на размышления времени уже не оставалось. Вот стоит Маркус Линдстром собственной персоной, и пытается втиснуть ему в руку бокал.

"А тут что у нас? А, инфернальный злодей!" - с первого взгляда видно, что Линдстром, как всегда на таких вечеринках, уже хорошенько нализался. Вокруг упитанного хозяина сегодняшнего маскарада словно клубилась завеса алкогольных паров.

"Ну-ка выпей, Хендерсон, дружище! А я - прямо из горлышка. Я сначала просто опешил при виде тебя. Как ты смог так загримироваться?"

"Загримироваться? На мне нет никакого грима!"

"Ох. Да, наверное. Как глупо с моей стороны. Да... глупо".

Хендерсон не мог поверить своим глазам. Неужели Линдстром и вправду сейчас отшатнулся от него? А в глазах толстяка действительно появилось что-то похожее на панику? Да ему просто спиртное ударило в голову, вот и все

"Я... я... Ладно, ещё увидимся", - невнятно бормотал Линдстром, пятясь задом; он отвернулся от Хендерсона и поспешил к другим гостям. Хендерсон смотрел на затылок Линдстрома, на его мясистый загривок. Толстая белая шея, тесный ворот стягивал её, складки кожи выпирали наружу. И ещё там проходит вена. Вена призывно пульсирует на жирной шее Линдстрома. До смерти напуганного Линдстрома.

Хендерсон стоял в прихожей в полном одиночестве. Из комнаты доносились смех, звуки музыки. Знакомый шум вечеринки. Стоя у распахнутой двери, он никак не мог решиться войти. Отпил из бокала. Ром, и довольно крепкий. После всего, что он уже выпил, спиртное может ударить в голову. Но Хендерсон все равно опустошил бокал, не переставая размышлять о случившемся. В чем дело? В нем самом, его одежде? Почему все отшатываются от него? Может быть, он так вошел в роль, что бессознательно ведет себя как вампир? А слова Линдстрома о гриме...

Повинуясь внезапному импульсу, Хендерсон подошел к большому зеркалу, стоявшему в прихожей. Он качнулся, выпрямился. Прихожая ярко освещена, он стоит прямо перед стеклом, но ничего не видит.

Он не отражается в зеркале!

Из глотки вырвался тихий, зловещий смех. Он стоял, уставясь перед собой, и смеялся все громче и громче.

"Я пьян", - произнес он негромко. - "Конечно, пьян. Дома с трудом различал себя в зеркале. А сейчас допился до того, что вовсе ничего не вижу. Ясное дело, нализался. Вел себя, как дурак, пугал людей. Уже начались галлюцинации, вернее, я не вижу то, что должен видеть. А вот теперь появились призраки. Ангелы!"

Он понизил голос, прищурился. - "Точно, ангел. Уже стоит позади меня. Привет, ангел!"

"Привет".

Хендерсон резко повернулся, едва не упав. Девушка. На ней темный плащ; золотистые волосы, словно сияние, обрамляют прекрасное бледное лицо. Глаза небесной голубизны, губы цвета адского пламени.

"Неужели это не видение?" - мягко произнес Хендерсон. - "Или я, глупец, напрасно поверил в такое чудо?"

"Ваше чудо зовут Шейла Дарли; она как раз собиралась, с вашего разрешения, напудрить нос".

"Стивен Хендерсон любезно оставляет сие зеркало в вашем полном распоряжении".

Хендерсон немного отступил, не отрывая от неё глаз.

Девушка одарила его полукокетливой-полузадумчивой улыбкой. - "Никогда не видели, как женщины пудрятся?"

"Не думал, что ангелы тоже пользуются косметикой", - отозвался Хендерсон. - "Что ж, я ещё многого не знаю о жизни ангелов. С этой минуты я решил посвятить себя исследованию данной проблемы. Мне так много предстоит выяснить! Так что не удивляйтесь, если весь вечер я буду ходить за вами следом и заносить свои наблюдения в записную книжку".

"Записная книжка? У вампира?"

"О, я весьма интеллигентный вампир. Не имею никакого отношения к неотесанной банде неумытых уроженцев Трансильвании, которые только и умеют, что бегать по лесам. Когда мы познакомимся поближе, вы убедитесь, что я могу быть очень милым вампиром".

"Ну конечно, это видно с первого взгляда", - насмешливо произнесла девушка. - "Но подумайте: ангел и вампир! Странное сочетание, правда?"

"Мы можем делиться опытом", - объявил Хендерсон. - "Кстати, я подозреваю, что в вас таится что-то дьявольское. Скажем, этот темный плащ поверх белоснежного одеяния. Черный ангел! Что, если вы вовсе не спустились с небес? Возможно, у нас есть что-то общее".

Хендерсон произносил обычные салонные любезности, но в душе его бушевал ураган. Он вспомнил, что утверждал когда-то в спорах с друзьями; циничные выводы, в справедливости которых, казалось, убеждала сама жизнь.

В свое время он объявил, что любовь с первого взгляда - выдумка, существующая лишь в книгах и спектаклях, где такой драматический ход нужен для того, чтобы подстегнуть развитие сюжета. Он полагал, что люди именно оттуда узнают о подобной романтической ерунде, и сами себя убеждают в том, что так происходит и в жизни, хотя ощущают лишь обычную животную страсть.

Но вот появилась Шейла, белокурый ангел, и мрачные мысли, глупая возня с зеркалом, пьяная одурь - все стало неважным, исчезло, словно по мановению волшебной палочки. Теперь он мог думать лишь о ней, мечтать о губах, красных и сочных, как вишни, небесно-голубых глазах, о тонких как у фарфоровой статуэтки, белоснежных руках.

Очевидно, его взгляд выразил чувства, которые он испытывал, и девушка все поняла.

"Ну что", - тихонько произнесла она, - "надеюсь, осмотр вас удовлетворил?"

"О, это ещё мягко сказано, как и подобает настоящему ангелу. Но один нюанс в повадках небесных созданий мне особенно любопытен. Скажите, ангелы танцуют?"

"Какой тактичный вампир! Что ж, пройдем в комнату?"

Он взял её под руку, и они вошли в гостиную. Веселье было в полном разгаре. Напитки уже подняли праздничное настроение собравшихся до нужной высоты, но танцевальная фаза вечеринки кажется, завершилась. Небольшие группы, разбившись на парочки, разбрелись по комнате. Облюбовав себе укромные уголки, они, разгоряченные раскованной атмосферой, царящей здесь и спиртным, хихикали, хохотали, томно шептались. Неизменные "заводилы" развлекали желающих своими выходками. Везде чувствовался ненавистный Хендерсону дух бездумного, пустого, пьяного веселья.

Словно бросая им вызов, он выпрямился во весь рост, плотнее закутался в плащ; на бледном лице появилась зловещая "вампирская" усмешка. Он шествовал по комнате в мрачном молчании. Шейла, кажется, решила, что все это ужасно забавно.

"Покажи им настоящего вампира!" - хихикнула она, прижавшись к его руке, и Хендерсон повиновался. Он пронизывал проходящие мимо парочки пристальным гипнотическим взглядом, растягивал губы, демонстрируя жуткую вампирскую ухмылку женщинам. Там где он проходил, немедленно стихал веселый гул, разговоры прекращались, все поворачивались в его сторону. Он шествовал по огромной комнате, словно сама Красная Смерть. За ним тянулся шлейф шепотков, приглушенных вопросов.

"Кто этот человек?"

"Он поднимался на лифте с нами, и..."

"Эти глаза..."

"Вампир!"

"Хэлло, Дракула!" - перед ним возник Маркус Линдстром в компании довольно мрачной брюнетки в костюме Клеопатры: парочка выскочила навстречу Хэндерсону. Толстяк с трудом удерживался в вертикальном положении, его спутница и собутыльница была не в лучшем состоянии. В клубе Хендерсону нравилось общаться с трезвым Маркусом, но его всегда раздражало поведение Линдстрома на вечеринках. В таком состоянии его приятель становился особенно невыносимым, - он начинал хамить.

"Детка, хочу тебе представить моего очень-очень хорошего знакомого. Да, друзья и подруги, сегодня, в День всех святых, я пригласил на наш праздник графа Дракулу вместе с дочерью. Бабушку я тоже пригласил, но как назло она улетела на шабаш, вместе с тетушкой Джемаймой. Ха! Граф, познакомьтесь с моей маленькой подружкой".

Брюнетка, кривя рот, уставилась на Хендерсона.

"Оооо, Дракула, какие у тебя большие глаза! Оооо, какие у тебя большие зубы! Оооо..."

"Ну полно, Маркус", - попытался прекратить эту сцену Хендерсон. Но хозяин уже повернулся к собравшимся гостям и начал вещать на всю комнату.

"Друзья, рад вам представить единственного и неповторимого, подлинного вампира в неволе, - остерегайтесь подделок! Дракула Хендерсон, редчайший экземпляр кровососа обыкновенного, со вставными клыками".

При любых других обстоятельствах Хендерсон оборвал бы монолог Линдстрома хорошим ударом в челюсть. Но рядом стояла Шейла, а вокруг толпятся гости.

Лучше попытаться обратить все в шутку, высмеять эти неловкие потуги на остроумие. Он ведь вампир; почему бы не поступить как настоящий вампир?

Хендерсон улыбнулся девушке, потом повернулся к любопытным, нахмурился и провел руками по плащу. Только сейчас он заметил, что ткань по краям немного грязная или пыльная. Холодный шелк легко скользил между пальцев, длинная тонкая рука Хендерсона прикрыла черным одеянием грудь. Он словно закутался в ледяную тень. Это мгновенно придало уверенности в себе. Он широко раскрыл глаза и почувствовал, как все застыли, завороженные его горящим взглядом, Медленно разжал губы. Его охватило пьянящее ощущение собственной силы, власти над ними. И тогда взгляд притянула мягкая, толстая шея Линдстрома, синеватая вена, резко выделяющаяся на фоне бледной кожи. Он смотрел на шею Маркуса, сознавал, что внимание собравшихся приковано к нему, и непреодолимое желание закружило голову.

Хендерсон резко повернулся. Глаза его не отрывались от обильной плоти, от собравшейся в толстые складки кожи, от жировых валиков, подрагивавший на шее.

Руки сами собой протянулись вперед. Линдстром взвизгнул, словно пойманная крыса. Да он и есть жирная, вертлявая, гладкая белая крыса, полная свежей горячей крови. Вампиры жаждут крови. Крови, которая сейчас брызнет из шеи крысы, из голубоватой вены на шее визжащей от смертельного ужаса крысы.

"Свежая кровь".

Этот низкий глубокий голос принадлежал ему, Хендерсону.

Его руки крепко держали добычу.

Руки сами схватили шею жертвы в то мгновение, когда он произнес эти слова, руки чувствовали живое тепло, нащупывали вену. Хендерсон медленно опускал голову, все ближе и ближе к шее добычи; Линдстром начал дергаться в безнадежной попытке спастись, и руки теснее сомкнулись на его шее. Лицо добычи заливала багровая краска. Кровь приливает к лицу, - это хорошо. Свежая кровь!

Хендерсон открыл рот. Он почувствовал, как обнажились его зубы. Клыки почти касались жирной шеи, и наконец...

"Стоп! Хватит с него!"

Голос Шейлы - словно прохладное дуновение ветерка; кровавый туман рассеялся. Ее пальца сжимают руку. Хендерсон, словно выйдя из транса, резко поднял голову. Он отпустил Линдстрома, и тот, как мешок, повалился на пол с раскрытым ртом.

Все, как завороженные, смотрели на него: челюсти отвисли, лица искажены гримасой боязливого любопытства.

"Браво!" - шепнула Шейла. - "Он заслужил это, но ты напугал беднягу до смерти!"

Хендерсон с трудом взял себя в руки. Заставил губы растянуться в приятной улыбке, повернулся к толпе.

"Леди и джентльмены", - объявил он. - "Небольшая демонстрация, чтобы вы могли воочию убедиться в абсолютной справедливости утверждений нашего дорогого Маркуса. Я действительно вампир. Теперь, я убежден, больше никому из вас не угрожает опасность. Если среди собравшихся есть доктор, мы можем организовать переливание крови для пострадавшего".

С лиц понемногу исчезала гримаса страха, кое-где раздался смех. Обычная нервная реакция. Постепенно истерическое хихиканье перешло в здоровый хохот. Хендерсону удалось превратить инцидент в застольную шутку. И только глаза Маркуса по-прежнему выражали панический ужас. Он знал правду.

Но тут в комнату влетел один из "заводил" и привлек на себя всеобщее внимание. Он спустился на улицу, позаимствовал фартук и кепку у мальчишки продавца газет, напялил их на себя, и теперь бегал по комнате, размахивая стопкой газет.

"Экстра! Экстра! Свежие новости! Страх и ужас в День всех святых! Экстра!"

Смеющиеся гости расхватывали газеты. Какая-то женщина подошла к Шейле, девушка пошла за ней, ступая неуверенно, как во сне.

"Увидимся позже", - бросила она Хендерсону. Ее взгляд словно воспламенял. Но ужасное ощущение, охватившее его, когда в руках беспомощно трепыхался Линдстром, до сих пор не давало покоя. Как он мог сделать это?

Вопящий шутник подбежал, сунул ему газету, и Хендерсон машинально развернул её. "Страх и ужас в День всех святых", - так кричал псевдо-газетчик. Что там?

Он вгляделся. Читать было трудно, все расплывалось перед глазами.

Заголовок! Хендерсон едва не выронил листок. Это действительно экстренный выпуск. Он лихорадочно проглядывал заметку, и сердца все больше сжимал безнадежный страх.

"Пожар в магазине маскарадных костюмов...около восьми часов вечера вызвали пожарных... потушить не удалось... помещение полностью сгорело... ущерб достигает... Странное обстоятельство: владелец магазина неизвестен... обнаружен скелет под..."

"Нет! Не может быть!" - вырвался у него громкий возглас.

Он перечитал это место. В ящике с землей в подвале обнаружен скелет. Нет, не в ящике, - это был гроб. Еще два рядом оказались пусты. Скелет завернут в плащ, огонь не тронул его...

В конце приводились рассказы очевидцев, страшные заголовки к которым напечатали для пущего эффекта жирным шрифтом. Соседи боялись появляться рядом с домом. Там жили в основном выходцы из Венгрии; слухи о странных незнакомцах, посещавших магазин, случаях вампиризма. Один из местных жителей уверял, что там проходили тайные сборища какого-то ужасного культа. Суеверные сплетни о том, чем торговал владелец лавки: любовные зелья, амулеты из неведомых краев, необычные одеяния, обладавшие сверхъестественными свойствами.

Странная одежда, вампиры, плащи... глаза, его глаза!

"Это подлинный плащ".

"Я собираюсь вскорости оставить это дело... Вам он принесет больше пользы".

Обрывки воспоминаний вихрем пронеслись в голове. Хендерсон бросился в прихожую, к большому зеркалу.

На мгновение он замер там, затем вскинул руку, чтобы заслонить глаза и не видеть того, что бесстрастно показало ему стекло. Там не было его отражения.

Вампиры не отражаются в зеркале.

Вот почему он так пугал окружающих. Вот откуда странные желания при виде человеческой шеи. Он почти уступил им, когда схватил Линдстрома. Господи, что же делать?

Всему виной плащ, непроницаемо-черный плащ, немного испачканный по краям. Это земля, следы могильной земли. Когда холодный как лед плащ окутывал его, он внушал ощущения подлинного вампира. Проклятый кусок ткани, некогда обвивавший тело живого мертвеца, носферату. Рыжеватое пятнышко на рукаве - засохшая кровь.

Кровь. Хорошо бы снова увидеть кровь. Ощутить, как струится теплый жизнетворный красный ручеек...

Нет! Это безумие. Он пьян, он просто спятил.

"Ага. Мой бледнолицый друг, вампир".

Рядом снова стояла Шейла, и частые удары сердца заглушили панический ужас. При виде её сияющих глаз, жарких алых губ, приоткрытых в манящем ожидании, словно горячая волна затопила душу. Хендерсон посмотрел на хрупкую белую шею, окаймленную переливающейся чернотой плаща, и другое, страшное желание опалило все его существо. Любовь, страсть, и жажда.

Наверняка это отразилось в его глазах, но девушка не дрогнула. Она ответила ему взглядом, в котором горело то же пламя.

Шейла тоже любит его!

Не раздумывая, Хендерсон стащил с себя плащ. Ледяная тяжесть, сдавившая плечи, сразу исчезла. Вот и все! Какая-то часть его естества сопротивлялась, не желала, чтобы он освободился от сладкого плена. Но другого выхода нет. Это зловещая, проклятая ткань; он сейчас обнимет девушку, захочет поцеловать, и тогда...

Но он не смел даже думать, что могло произойти.

"Устал от перевоплощений?" - тихо спросила она и так же как он, одним движением сбросила свой плащ, представ во всем великолепии сияющей белизны своего одеяния ангела. Окаймленное золотым ореолом лицо, стройная фигуры были полны такой величественной в своем совершенстве красоты, что у Хендерсона невольно вырвался вздох.

"Ангел", - шепнул он.

"Дьявол", - смеялась она.

Словно какая-то неодолимая сила притянула их; они тесно прижались друг к другу. Хендерсон держал оба плаща. Их губы слились, и время остановилось. Так они стояли, пока группа гостей во главе с Линдстромом не ввалилась в прихожую.

При виде Хендерсона толстяк побледнел и съежился.

"Ты...", - прошептал он. - "Ты хочешь..."

"Просто уйти", - Хендерсон улыбнулся. - "Мы просто уходим".

Сжав руку девушки, он увлек её к лифту, и захлопнул дверь перед самым носом у бледного, оцепеневшего от страха Линдстрома.

"Ты действительно хочешь покинуть их?" - шепнула Линда, тесно прижавшись к его руке.

"Да. Но мы не спустимся вниз. Нет, мы не спустимся в мои владения, мы вознесемся к тебе, на небеса!"

"Садик на крыше?"

"Именно, мой бесценный ангел. Я хочу внимать тебе среди райских кущ, целовать, окруженный облаками, и..."

Лифт начал подниматься, его губы снова нашли её.

"Ангел и дьявол. Какой фантастический союз!"

"Я подумала то же самое", - призналась девушка. - "Интересно, что будет у наших детей, нимб или рожки?"

"Наверняка и то, и другое".

Они достигли пустынной крыши дома. Здесь безраздельно царил сегодняшний праздник.

Хендерсон сразу ощутил это. Там, в ярко освещенной огромной комнате, был Линдстром со своими друзьями из высшего света, бушевал маскарад. Здесь - ночь, мрачное величественное безмолвие. Слепящий свет, музыка, звон бокалов, гул разговоров, - все, что обезличивало праздники, делало их похожими один на другой, растворилось в первозданной темноте. Сегодняшняя ночь - особенная, и это чувствовалось здесь.

Небо было темно-голубым, а не черным, Как серые бороды нависших над землей гигантов, изумленно разглядывавших круглый оранжевый шар луны, собрались густые облака. Пронизывающий ледяной ветер, дующий с моря, наполнял воздух едва различимыми шепотками, которые принес с собой из далеких краев.

Небо, по которому летели ведьмы на шабаш. Колдовская луна, зловещая тишь, в которой едва слышалось бормотание нечистых молитв и заклинаний. Облака скрывали чудовищные лики тех, кто явился на зов из крайних пределов тьмы. Сегодня царство Хеллоуина. Сегодня День всех святых.

К тому же здесь чертовски холодно!

"Дай мне мой плащ", - шепнула Шейла. Он машинально протянул его, и великолепная черная ткань окутала девушку. Ее глаза манили, он был бессилен против их завораживающей силы. Дрожа, он поцеловал её.

"Ты замерз", - произнесла она. - "Надень свой плащ".

Да, Хендерсон. Надень его сейчас, когда ты не можешь оторвать взгляда от её шеи. А когда снова поцелуешь её, захочется прильнуть к нежному горлу. Она покорится, потому что жаждет любви, а ты примешь её дар, потому что жаждешь...ощутить вкус свежей крови. Ее крови.

"Надень его, милый, надень сейчас же", - настойчиво шептала девушка. Ее голос дрожал от лихорадочного нетерпения; глаза горели желанием, таким же сильным, как и его страсть.

Хендерсона била дрожь.

Закутаться в этот зловещий символ зла? Черный могильный плащ, плащ смерти, плащ вампира? Дьявольский плащ, наполненный собственной холодной, призрачной жизнью, которая обволакивает хозяина, чудовищно искажает лицо, рассудок, заставляет все существо содрогаться от неутолимой жажды?

"Вот так".

Тонкие нежные руки обвились вокруг него, набрасывая тяжелую ткань на плечи. Она застегнула плащ на шее, лаская, провела по горлу.

Хендерсона била дрожь.

Он ощутил, как все тело пронзил ледяной холод; потом он превратился в страшный жар. Он словно стал исполином. Лицо, помимо воли, исказила жуткая усмешка. Власть, абсолютная власть над смертными!

Рядом стояла девушка, её глаза звали, манили... Точеная белая шея, полная горячей жизненной силы, мускулы напряглись в ожидании. Она жаждала его, жаждала прикосновения его губ.

И зубов.

Нет. Этого не будет. Он любит её. Любовь должна победить безумие. Да, так и надо поступить. Не снимать плащ, одолеть его власть, чтобы обнять любимую, а не схватить как добычу. Он должен так поступить. Он должен проверить себя.

"Шейла", - смешно, каким низким стал его голос.

"Да, милый?"

"Шейла, я должен рассказать тебе все".

В её глазах светится ожидание, покорность. Она не станет сопротивляться, это будет так легко!

"Шейла, пожалуйста, выслушай меня. Ты читала газету".

"Да".

"Я... Я получил этот плащ там. В магазине, который сгорел. Мне трудно все объяснить внятно. Ты видела, что я сделал с Линдстромом. Тогда я чуть было не довел дело до конца, понимаешь? Я хотел... укусить его. Когда я ношу чертов плащ, то чувствую себя так, будто я - одно из этих созданий".

Почему её взгляд не изменился? Почему она не отшатнулась от него, охваченная ужасом? Боже, какая ангельская невинность! Какая доверчивость! Почему она не бежит отсюда? Ведь он в любой момент может не совладать с собой и схватить её.

"Я люблю тебя, Шейла. Верь мне. Я люблю тебя".

"Знаю". - Ее глаза мерцают в лунном свете.

"Я хочу проверить себя. Хочу твердо знать, что моя любовь сильнее, чем эта...эта вещь. Сейчас я поцелую тебя, не снимая плаща. Если не выдержу, обещай мне, что вырвешься и убежишь, - быстро, как только сможешь. Надо, чтобы ты поняла, почему я так поступаю. Я должен встать лицом к лицу с этой страшной силой, бороться с ней, и доказать, что моя любовь к тебе настолько чиста, непобедима... Ты боишься?"

"Нет". - В её глазах светилось прежнее желание. Если бы она только знала, что сейчас делается с ним!

"Ты ведь не думаешь, что я сошел с ума? Я разыскал тот магазин, хозяин казался таким страшным маленьким старичком, - и он дал мне плащ. Даже сказал, что это подлинный плащ вампира. Я думал, что он шутит, но сегодня увидел, что не отражаюсь в зеркале, а потом чуть не прокусил вену на шее Линдстрома. Теперь я хочу тебя. Но я должен проверить свою выдержку".

"Ты не сошел с ума. Я все понимаю, Я не боюсь".

"Тогда..."

Губы девушки приоткрылись в призывной, вызывающей улыбке. Хендерсон собрал все силы, наклонился к шее любимой, борясь с собой. На мгновение он застыл так, освещенный призрачным светом оранжевой луны, его лицо исказилось.

А девушка манила его дразнящим взглядом.

Ее странные, неестественно красные губы раздвинулись, тишину нарушил насмешливый серебристый смех, белоснежные руки оторвались от черного как ночь плаща и ласково обвили шею Хендерсона.

"Я все знаю...я сразу все поняла, когда посмотрела в зеркало. Поняла, что ты носишь такой же плащ, достал его там же, где я достала свой..."

Странно, она притянула его к себе, но губы её ускользнули от поцелуя, Он застыл, ошеломленный её словами. Горло обожгло ледяное прикосновение маленьких острых зубов, он почувствовал странно умиротворяющий, ласковый укус; потом вокруг опустилась вечная тьма.

НАВЕК ВАШ, - ПОТРОШИТЕЛЬ.

Передо мной стоял типичный, словно персонаж водевиля, сбежавший со сцены, англичанин. Мы молча разглядывали друг друга.

"Сэр Гай Холлис?" - наконец спросил я.

"Именно так. Я имею удовольствие беседовать с Джоном Кармоди, известным психиатром, не так ли?"

Я кивнул. Оглядел своего необычного посетителя. Высокий, стройный, волосы песочного цвета, плюс традиционные пышные усы. И конечно, твидовый костюм. В кармане наверняка держит монокль. Интересно, куда он дел зонтик? Очевидно, оставил в прихожей?

Но гораздо больше, честно говоря, меня интересовало другое. Какого черта понадобилось сэру Холлису из Британского консульства искать встречи с совершенно незнакомым ему человеком здесь, в Чикаго?

Он не торопился удовлетворить мое любопытство. Сел, откашлялся, нервно обвел взглядом кабинет. Постучал трубкой о край стола. И наконец заговорил.

"Мистер Кармоди, вам когда-нибудь приходилось слышать о Джеке...Джеке Потрошителе?"

"Серийном убийце?"

"Именно так. Он - самое страшное чудовище из всех, подобных ему. Страшнее Джека Прыгунка или Криппена. Джек Потрошитель. Кровавый Джек".

"Слышал кое-что".

"Вам известна история его преступлений?"

"Послушайте-ка, сэр Гай", - процедил я сквозь зубы, - "если мы сейчас начнем делиться друг с другом бабушкиными сказками о знаменитых преступлениях, мы с вами вряд ли добьемся толку".

Ага, это явно задело его за живое. Он сделал глубокий вдох.

"Нет, тут не бабушкины сказки. Это вопрос жизни и смерти".

Он был настолько поглощен своей навязчивой идеей, что и выражался соответственно. Что ж, я терпеливо выслушаю все, что он скажет. Нам, психиатрам, за это платят.

"Продолжайте", - сказал я ему. - "Выкладывайте свою историю".

Сэр Гай зажег трубку и заговорил.

"Лондон, 1888 год. Конец лета - ранняя осень. Тогда все произошло. Неизвестно откуда, на ночные улицы безмятежно спавшего города опустилась зловещая тень Джека Потрошителя. Тень убийцы, крадущегося с ножом по трущобам лондонского Ист-Энда. Подстерегающего прохожих у жалких пивнушек Уайтчапела и Спайтфилда. Никто не знал, откуда он пришел. Но он нес с собой смерть. Смерть от ножа.

Шесть раз этот нож возникал из ночного мрака, шесть раз чья-то рука опускала его, чтобы раскроить горло и изуродовать тела жертв, лондонских женщин. Уличных потаскушек, проституток. Седьмое августа - первый случай зверского убийства. На её теле насчитали тридцать девять ножевых ран. Чудовищная жестокость. Тридцать первое августа - следующая жертва. Заволновалась пресса. Но гораздо больше это волновало жителей трущоб.

Кто этот неуловимый убийца, бродящий среди них, настигающий избранную жертву в пустынных переулках ночного города? И, самое главное, когда он объявится вновь?

Это случилось восьмого сентября. Скотланд-Ярд создал специальную группу сыщиков. По городу гуляли слухи. Особо зверский характер преступлений давал почву самым невероятным предположениям.

Убийца пользовался ножом, причем весьма умело. Он перерезал горло и вырезал... определенные части тела после смерти женщин. С чудовищной тщательностью он выбирал свои жертвы и место, где совершал убийство. Ни одна живая душа не слышала и не видела ничего. Лишь дозорные, обходя город когда занимался рассвет, натыкались на истерзанный кусок мяса - дело рук Потрошителя.

Кто он? Что это за создание? Обезумевший хирург? Маньяк? Сумасшедший ученый? Богатый джентльмен, ищущий острых ощущений? Выродок, сбежавший из сумасшедшего дома? Или один из лондонских полицейских?

Потом в газете появились стихи. Анонимное четверостишие, с помощью которого хотели положить конец пересудам и сплетням, но оно лишь взвинтило истерический интерес. Небольшое насмешливое стихотворение:

"Я не мясник, не иудей

И не заезжий шкипер,

Но любящий и верный друг,

Навек ваш, - Потрошитель".

А тридцатого сентября обнаружили ещё два трупа с перерезанным горлом..."

Тут я прервал сэра Гая.

"Все это очень интересно, "- боюсь, мой голос звучал чуточку насмешливо.

Он поморщился, но, не сбившись, продолжил.

"И тогда в городе воцарилась тишина. Тишина и невыносимый страх. Когда Кровавый Джек нанесет следующий удар? Прошел октябрь. Его, словно призрака, прятал ночной туман. Прятал надежно, - ибо никому не удалось установить личность убийцы или выяснить его мотивы. Вечерами под порывами холодного ноябрьского ветра дрожали уличные потаскушки. Они дрожали от страха всю ночь, и как избавления ждали рассвета.

Девятое ноября. Ее нашли в спальне. Она казалась очень спокойной, руки аккуратно сложены на груди. А рядом с телом, так же аккуратно, были уложены её сердце и голова. На сей раз Потрошитель превзошел самого себя.

И тут - паника. Напрасная паника. Жители Лондона, полиция, газеты, все в бессильном отчаянии ждали появления следующей жертвы. Но Джек Потрошитель больше не давал о себе знать.

Прошли месяцы, Годы. Страсти поутихли, но люди помнили Кровавого Джека. Говорили, что он уплыл за океан, в Америку. Что он покончил жизнь самоубийством. О нем говорили, о нем писали. И пишут до сих пор. Гипотезы, трактаты, теории, версии. Но никому так и не удалось выяснить, кем был Потрошитель. Почему совершались убийства. Или почему они внезапно прекратились".

Сэр Гай молча смотрел на меня. Он явно ждал, когда я выскажу свои впечатления.

"Вы хороший рассказчик, "- отметил я. - "Правда, излишне эмоциональный".

"У меня хранятся все документы по делу, "- сказал сэр Гай. - "Я собрал известные факты и изучил их".

Я поднялся. Зевнул, изображая усталость. - "Что ж... Вы прекрасно развлекли меня своей маленькой вечерней сказкой, сэр Гай. Очень любезно с вашей стороны было отложить важные дела в Консульстве, чтобы навестить меня, бедного психиатра, и угостить забавной историей".

Как я и ожидал, мой насмешливый тон снова подхлестнул его.

"Вы не хотите узнать, почему я так заинтересовался этой забавной историей?"

"Хочу. Очень хочу. Действительно, почему?"

"Потому", - торжественно произнес он, - "потому, что я иду по следу Джека Потрошителя! И уверен, что он сейчас здесь - в Чикаго!"

Я резко сел. На этот раз он застал меня врасплох.

"Ну-ка, повторите", - пробормотал я.

"Джек Потрошитель жив, он находится в Чикаго, и я намерен найти его".

"Одну минуту", - сказал я. - "Одну минуту".

Он был серьезен. Это не шутка.

"Но послушайте, когда произошли все убийства?"

"С августа по ноябрь 1888 года".

"Тысяча восемьсот восемьдесят восьмого? Но если наш Джек тогда был несовершеннолетним, он все равно уже состарился и умер! Подумайте: даже если он родился в том году, ему сейчас стукнуло бы пятьдесят семь лет!"

"Так ли с ним все просто?" - улыбнулся сэр Гай. - "Или надо говорить "с ней?" Потому что это могла быть и женщина. Тут каждый волен предполагать, что угодно".

"Сэр Гай, "- объявил я. - "Вы правильно сделали, что обратились ко мне. Вы явно нуждаетесь в услугах психиатра".

"Может быть. Но ответьте мне, мистер Кармоди, я по-вашему похож на сумасшедшего?"

Я взглянул на него и пожал плечами. Однако деваться некуда, придется сказать правду.

"Если честно, нет".

"Тогда вы, возможно, пожелаете узнать, почему я так уверен в том, что Джек Потрошитель сейчас жив?"

"Возможно".

"Я изучал эти дела в течение тридцати лет. Побывал на месте преступлений. Говорил с официальными лицами. Встречался с жителями тех кварталов. С друзьями и близкими несчастных потаскушек, ставших жертвами убийцы. Собрал целую библиотеку сведений, имеющих хоть какое-то отношение к Потрошителю. Ознакомился со всеми дикими теориями и бредовыми идеями, существующими на сей счет.

Я кое-что выяснил. Немного, но все-таки выяснил. Не хочу утомлять вас долгим рассказом о том, к каким выводам пришел. Однако я вел поиски и в другом направлении, и это дало намного большие результаты. Я изучал нераскрытые преступления. Убийства.

Могу показать вам вырезки из газет крупнейших городов мира. Сан-Франциско. Шанхай. Калькутта. Омск. Париж. Берлин. Претория. Каир. Милан. Аделаида.

Всюду прослеживается явная закономерность. Нераскрытые убийства. Определенным образом нанесены удары, определенные части тела вырезаны. У женщин перерезано горло. Да, я проследил его путь, - кровавый путь. От Нью-Йорка на запад, через весь континент. Потом, до побережья Тихого океана. Оттуда - в Африку. Во время Первой мировой войны он был в Европе. Затем - в Южной Африке. Наконец, после 1930 года он снова в Соединенных Штатах. Восемьдесят семь аналогичных убийств! Для опытного криминалиста не составляет труда увидеть, что все они - дело рук Потрошителя.

Не так давно произошла серия преступлений, так называемые кливлендские расчленения. Помните? Жуткие убийства. И, наконец, совсем уж недавно, нашли два трупа здесь у вас, в Чикаго. Промежуток между последними убийствами шесть месяцев. Одно произошло в Южном Дерборне, второе - где-то в районе Халстеда. Тот же стиль, та же техника. Говорю вам, во всех этих делах присутствуют неоспоримые указания... Указания на то, что они - дело рук Потрошителя!"

Я улыбнулся.

"Очень крепкая, продуманная версия. Я не задам ни единого вопроса по поводу собранных вами доказательств, или ваших заключений. Вы - специалист в области криминалистики, и я не вправе усомниться в ваших выводах. Остается единственная неувязка. Пустяковый вопрос, но о нем стоит вспомнить".

"Что же это?" - осведомился сэр Гай.

"Объясните, как способен человек в возрасте, скажем, восьмидесяти пяти лет совершить такие преступления? Ведь если Потрошителю в 1888 году было около тридцати, и он до сих пор жив, сейчас ему никак не меньше восьмидесяти пяти".

Сэр Гай молчал. Я убедил его. Однако...

"А если он с тех пор не постарел?" - вполголоса произнес он.

"ЧТО?"

"Если мы предположим, что Потрошитель не постарел? Что он остается молодым до сих пор?"

"Ну хорошо, давайте предположим это", - произнес я спокойно. - "Только потом я вызову санитара со смирительной рубашкой для вас".

"Я вполне серьезен."

"Мои пациенты всегда серьезны и искренни", - объяснил я ему. - "В том-то и трагедия, верно? Они искренне уверенны, что слышат какие-то голоса и видят чертиков. Но мы тем не менее запираем их в сумасшедшем доме".

Жестоко, конечно, но это дало результаты. Он резко встал и повернулся ко мне.

"Бредовая версия, безусловно. Все версии о личности Потрошителя в той или иной степени бредовые. Идеи о том, что он был доктором. Или маньяком. Или женщиной. Все построены на песке. Не за что зацепиться. Чем моя теория хуже?

"Тем, что людям свойственно стареть", - убеждал я его. - "И доктора, и женщины, и маньяки, - все стареют".

"А колдуны?"

"Колдуны?"

"Некроманты. Ведуны. Знатоки Черной магии?"

"Не понимаю, о чем вы?"

"Я изучал... Изучал все, что могло хоть как-то помочь мне. В том числе проанализировал даты убийств. Цикл, который образуют эти числа. Ритм. Ритм движения солнца, луны, Земли. Расположение звезд. Значение этого с точки зрения астрологии".

Точно, полоумный. Но я все равно внимательно слушал.

"Представьте себе, что Джек Потрошитель совершал убийства не ради садистского удовольствия. Может быть, он хотел... Хотел принести жертву?"

"Какую жертву?"

Сэр Гай пожал плечами.

"Считается, что, если предложить силам зла человеческую кровь, они могут в благодарность ниспослать дары. Да, если жертва принесена в определенное время, при определенном расположении луны и звезд, с соблюдении ритуальных церемоний, они посылают дары. Дары юности. Вечной молодости".

"Но это явный абсурд!"

"Нет. Это - Джек Потрошитель".

Я встал.

"В высшей степени любопытная теория. Однако, сэр Гай, меня по-настоящему волнует здесь только одно. Почему вы пришли сюда и изложили свои доводы мне? Я не специалист по магии и оккультизму. Не полицейский чин и не криминалист. Я психиатр с обширной практикой. Где здесь смысл?"

Сэр Гай улыбнулся.

"Значит, я сумел заинтриговать вас?"

"В общем, да. Что-то в этом есть".

"Разумеется, разумеется! Но мне хотелось сначала убедиться в том, что вы проявите интерес. Теперь я могу изложить вам свой план".

"План? Что ещё за план?"

Холлис ответил не сразу. Он окинул меня долгим изучающим взглядом. И наконец заговорил.

"Джон Кармоди, мы вдвоем должны поймать Потрошителя".

2

Вот с этого разговора все и началось. Я изложил обстоятельства нашей первой встречи во всех подробностях. Немного запутанно и утомительно, но я считаю детали важными. Они помогают понять особенности характера и поведения Холлиса. Ведь то, что произошло потом...

Но не будем забегать вперед.

Замысел сэра Гая оказался достаточно прост. Даже не замысел, - скорее, интуитивное озарение.

"Вы всех здесь знаете, "- сказал он мне. - "Я наводил справки. Вот почему я выбрал вас как идеального помощника в осуществлении моего плана. Среди ваших знакомых - писатели, художники, поэты. Так называемая интеллигенция. Богема. Безумные гении из северной части города.

"В силу определенных причин, - сейчас неважно, каких именно, собранные мной факты указывают на то, что Джек Потрошитель принадлежит к этой среде. Он предпочитает играть роль эксцентричного дарования. Я подумал, что с вашей помощью, - вы покажете мне город и введете в круг ваших друзей, - с вами у меня есть шанс узнать его."

"Ну, я-то не против, "- отозвался я. - "Непонятно только, как именно вы собираетесь его искать? Вы сами только что сказали: можно предполагать что угодно или нечто в таком роде. А вы не имеете ни малейшего представления о том, как выглядит наш злодей. Старый он или молодой. Для вас он не Джек Потрошитель, а скорее Безликий Джек. Король, королевич, сапожник, портной... Как вы его найдете?"

"Там увидим", - сэр Гай тяжело вздохнул. - "Я просто обязан найти его. Пока не поздно".

"К чему такая спешка?"

Он снова вздохнул: "Потрошитель должен совершить следующее убийство в течение двух суток. Вот к чему".

"Вы убеждены в этом?"

"Да, я в этом уверен - как уверен в движении планет. Понимаете, я составил схему. Все убийства совершаются в соответствии с определенным астрологическим порядком. Если, как я думаю, он приносит человеческие жертвы, чтобы обновить дар молодости, ему придется совершить ритуал сегодня или завтра. Посмотрите на цикл, который образуют его первые преступления в Лондоне. Седьмое августа. Затем - тридцать первое августа. Восьмое сентября и тридцатое сентября. Девятое ноября. Интервалы составляют двадцать четыре дня, девять дней, двадцать два дня, - тогда он убил двоих, - и затем сорок дней. Конечно, между этими датами были совершены другие убийства. Непременно были. Просто их тогда не обнаружили и не отнесли на его счет.

"Так или иначе, я выработал схему его действий. Схему, основанную на всех собранных мной фактах. И я утверждаю, что в течение двух суток он непременно совершит убийство. Поэтому мы должны во что бы то ни стало найти способ разыскать его до того, как произойдет трагедия."

"А я все ещё не понимаю, что конкретно вы хотите от меня."

"Познакомьте меня с городом," - ответил Холлис. - "Представьте друзьям. Приведите на вечеринки, которые они устраивают."

"Но с чего мы начнем? Насколько я их знаю, мои друзья из артистической богемы, при всей эксцентричности, вполне обычные люди."

"Как и Потрошитель. Обычный человек. Всегда - кроме определенных ночей." - И снова этот отсутствующий взгляд. - "Тогда он превращается в неподвластное времени патологическое чудовище, затаившееся перед броском на избранную жертву; в час, когда на ночном небе сияние звезд сливается в зловещий знак, призывая к смерти!"

"Ну хорошо", - пробормотал я. - "Хорошо, я поведу вас на вечеринки, сэр Гай. Я все равно собираюсь нагрянуть туда сегодня. После таких речей мне просто необходимо как следует напиться."

Мы условились о дальнейших действиях. Вечером я взял его с собой в студию Лестера Бастона.

Пока мы поднимались на лифте на самый верх здания, я решил предупредить сэра Гая.

"Бастон - настоящий сумасброд", - сказал я. - "Его гости - такие же. Будьте готовы к любым выходкам."

"Я готов." - Холлис бы абсолютно серьезен. Он вытащил из кармана брюк револьвер и показал мне.

"Что за..."

"Если увижу его, - не промахнусь", - объявил он. Ни тени улыбки на лице.

"Но нельзя же крутиться на вечеринке, старина, с заряженным револьвером в кармане!"

"Не беспокойтесь. Я не сделаю ничего неразумного."

Не уверен, подумал я. Сэр Гай Холлис не произвел на меня впечатления полностью нормального человека.

Мы вышли из лифта, направились к апартаментам Бастона.

"Между прочим", - шепнул я ему, - "как именно вас представить собравшимся. Сказать им, кто вы и чем занимаетесь здесь?"

"Мне все равно. Пожалуй, лучше открыто объявить обо всем".

"А вам не кажется, что Потрошитель, - если каким-то чудом он окажется здесь, - моментально почует опасность и поспешит затаиться?"

"Я считаю, что неожиданное известие о том, что его преследуют, заставит наш объект чем-то выдать себя", - сказал Холлис.

"Из вас самого вышел бы неплохой психиатр", - доверительно произнес я. - "Отличная мысль. Но предупреждаю - вас могут задергать. Здесь собралась дикая компания".

Сэр Гай улыбнулся.

"Меня это не пугает", - объявил он. - "Я кое-что задумал. Что бы ни случилось, не нервничайте", - предупредил он меня.

Я кивнул и постучал в дверь.

Нам открыл Бастон; он, словно амеба, вытек в коридор. Глаза красные, как пьяные вишни из коктейля. Раскачиваясь всем туловищем, он мрачно и очень внимательно разглядывал нас. Прищурившись, уставился на мою охотничью шляпу и пышные усы сэра Гая.

"Ага", - объявил он наконец громогласно, - "Явились Морж и Плотник из "Алисы в Стране Чудес".

Я представил Холлиса.

"Мы все вам ужасно рады", - сказал Бастон с утрированной вежливостью, широким жестом приглашая войти. Шатаясь, он прошел за нами в пестро украшенную гостиную.

Я увидел скопище людей, без устали снующих в плотной завесе сигаретного дыма.

Веселье было в полном разгаре. В каждой руке крепко зажат бокал. На лицах горит яркий румянец. Из угла, где стояло пианино, раздавались мощные аккорды из "Любви к трем апельсинам", но они не могли заглушить более прозаические звуки, доносившиеся из другого угла комнаты, где шла азартная игра в кости.

Белые кубики стучали по столу все громче; музыка Прокофьева безнадежно проигрывала в этом состязании.

Холлису повезло: перед его аристократическим взором предстали во всей красе завсегдатаи сборища. Он узрел, как Ла Верн Гоннистер, поэтесса, стукнула Химми Кралика в глаз; как Химми, горько плача, опустился на пол и сидел так, пока Дик Пул, торопясь за новой порцией выпивки к столу, не наступил ему случайно на живот.

Он услышал, как Надя Вилинофф, художница рекламного агентства, громко объявила Джонни Оддкату, что у него страшно безвкусная татуировка, и увидел, как ползут под стол Барклай Мелтон вместе с супругой Оддката.

Его антропологические наблюдения могли бы продолжаться до бесконечности, если бы хозяин, Лестер Бастон, не встал в центре комнаты и призвал всех к тишине и вниманию, уронив на пол вазу.

"У нас здесь важные гости!" - прокричал Лестер, ткнув в нашу сторону пустой рюмкой. - "Не кто иной, как Морж, а с ним и Плотник. Морж - сэр Гай Холлис, достопочтенный кто-то-там из Британского консульства, а Плотник, как всем здесь известно, наш верный и преданный друг Джон Кармоди, популярный распространитель притираний для активизации подавленного либидо".

Он повернулся, ухватил за руку сэра Гая и подтащил к середине ковра в центре гостиной. На мгновение мне показалось, что Холлис начнет протестовать, но он быстро подмигнул мне, и я успокоился. Он был готов к таким оборотам.

"У нас есть обычай, сэр Гай", - во всеуслышанье объявил Бастон, "устраивать новым друзьям небольшой перекрестный допрос. Просто формальность, достопочтенный сэр, так уж принято на наших весьма неформальных собраниях, вы понимаете?"

Холлис кивнул и усмехнулся.

"Отлично", - пробормотал Бастон. - "Друзья, вот вам подарочек из Британии. Он весь ваш!"

И тут они принялись за него. Я должен был присутствовать, но как раз в этот момент меня заметила Лидия Дэар и утащила в прихожую, где в её исполнении прозвучал до боли знакомый монолог: "милый-я-ждала-твоего-звонка-целый-день"...

Когда мне удалось от неё избавиться и я вернулся, импровизированный вечер вопросов и ответов был в самом разгаре. По реакции собравшихся я понял, что сэр Гай смог продержаться и без моей помощи.

И тут сам Бастон произнес роковые слова, взорвавшие атмосферу пьяного веселья:

"Теперь поведай, что привело тебя этой ночью к нам? В чем цель твоих странствий, о Морж?"

"Я ищу Джека Потрошителя".

Тишина, ни один не засмеялся.

Возможно, такое заявление ошеломило всех, как раньше меня. Я окинул взглядом собравшихся: так ли с ними все просто?

Ла Верн Гоннистер. Химми Кралик. Совершенно безобидны. Джонни Оддкат с женой. Лидия Дэар. Все безобидны клоуны.

Но что за вымученная улыбка застыла на губах Дика Пула! И двусмысленная ухмылка Беркли Мелтона, словно он все знает...

Ну да, конечно, это полная ерунда. Но впервые мои давнишние знакомые предстали передо мной в новом свете. Я подумал, что на самом деле не знаю, как они проводят время, когда не веселятся на званых вечерах; какие они тогда.

Кто здесь ловко скрывает свое подлинное "я", искусно играет роль?

Кто из присутствующих способен верно служить Гекате и приносить этой страшной богине обет на крови?

Даже сам Лестер Бастон может лишь прикидываться клоуном.

На какой-то миг, особое настроение охватило нас всех. В глазах людей, сгрудившихся в середине комнаты, мелькнули те же сомнения.

В центре по-прежнему стоял сэр Гай, и, клянусь вам, он полностью все осознавал и даже упивался атмосферой, которую сумел создать.

У него наверняка есть какая-то потаенная, серьезная причина подобной одержимости, мелькнула у меня мысль. Откуда взялась странная мания во что бы то ни стало разыскать Потрошителя? Должно быть, и он что-то скрывает...

Как всегда. Атмосферу разрядил Бастон. Он превратил все в клоунаду.

"Друзья, Морж ведь не шутит". - объявил он. - Хлопнул сэра Гая по спине и обнял за плечи, декламируя: "Наш английский дядюшка идет по следу легендарного Джека Потрошителя. Надеюсь, все помнят, кто это? В свое время славился своим умением. Ставил потрошительные рекорды, когда выходил на охоту.

У Моржа тут есть идея, что Потрошитель сейчас жив; должно быть, бегает по нашему Чикаго с бойскаутским ножиком. Но главное", - Бастон сделал эффектную паузу, и объявил театральным шепотом, - "главное, он думает, что убийца может сейчас стоять здесь, среди нас!"

Он добился желаемого эффекта: вокруг начали улыбаться и захихикали. Бастон укоризненно посмотрел на Лидию.

"Нечего смеяться, девочки", - прошипел он. - "Потрошитель ведь может быть и женского пола. Что-то вроде Дженни Потрошительницы".

"Вы что, действительно подозреваете кого-то из нас?" - взвизгнула Ла Верн Гоннистер, жеманно улыбаясь Холлису. - "Но ведь этот ваш Потрошитель давным-давно бесследно исчез? В 1888 году, правда?"

"Ага!" - вмешался Бастон. - "Почему вы так хорошо осведомлены об этом, юная леди? Звучит подозрительно! Присматривайте за ней, сэр Гай, она может оказаться не такой уж юной! У этих поэтесс темное прошлое".

Все расслабились, напряжение спало, и вся затея начала вырождаться в обычную застольную шутку. Пианист, исполнявший только что "Марш", бросал жадные взгляды в сторону пианино, что предвещало новую пытку Прокофьевым. Лидия бросала взгляды в сторону кухни, ожидая удобного момента, чтобы отправиться за выпивкой.

Затем Бастон снова приковал к себе внимание.

"Эй, смотрите-ка, у Моржа револьвер!"

Его рука соскользнула с плеча Холлиса и натолкнулась на оружие. Сэр Гай не успел ничего сделать: Бастон быстро выхватил револьвер из его кармана.

Я пристально посмотрел на Холлиса. Не слишком ли далеко все зашло? Но он подмигнул мне, и я вспомнил, как он предупреждал меня и просил не нервничать.

Поэтому я ничего не предпринял, чтобы остановить Бастона в его порыве пьяного вдохновения.

"Давайте все сделаем честно", - крикнул он. - "Наш друг Морж приехал сюда из Англии, преследуя свою заветную цель. Раз никто признаваться не желает, предлагаю дать ему возможность найти Потрошителя самому рискованным способом".

"Что ты ещё придумал?" - спросил Джонни Оддкат.

"Я выключу свет ровно на одну минуту. Сэр Гай будет стоять здесь со своим револьвером. Если один из нас - Потрошитель, пусть попытается завладеть оружием, или воспользуется случаем, чтобы...как бы это сказать... ликвидировать преследователя".

Глупее не придумаешь, но затея всем понравилась. Протестующие возгласы Холлиса потонули в море возбужденных голосов. Прежде чем я успел как-то вмешаться, Бастон протянул руку к выключателю.

"Всем оставаться на своих местах", - с деланной строгостью обьявил он. - "Целую минуту мы пробудем в полной темноте, и, - кто знает? - возможно, во власти убийцы. Когда время истечет, я включу свет и начну считать трупы. Выбирайте себе пару, леди и джентльмены."

Свет погас. Кто-то хихикнул. Я услышал шаги. Приглушенный голос. Чья-то рука коснулась лица. Казалось, часы на запястье тикают невыносимо громко. Но эти звуки перекрывали глухие частые удары, как будто рядом звонит колокол. Я слышал биение собственного сердца.

Бред, стоять так в темноте, в компании пьяных идиотов. Но все-таки, между нами где-то здесь незримо крадется страх, шелестя бархатным покрывалом темноты.

Вот так бродил в темноте Джек Потрошитель. Потрошитель сжимал в руке нож. Человек с мыслями безумца и безумной целью.

Но Джек давно умер, умер и рассыпался в прах. Так должно быть по всем законам логики.

Только ведь когда погружаешься в темноту, когда темнота и укрывает, и защищает, и с лица спадает ненужная маска, и то, что таилось в душе, поднимается, наполняет все существо, безымянное, безликое ощущение, такое же естественное и черное, как сама темнота, что тебя окружает, - тогда законы человеческой логики бессильны.

Сэр Гай пронзительно вскрикнул.

Негромкий глухой стук, словно что-то свалилось на пол.

Бастон зажег свет.

Крики ужаса.

Холлис распластался на полу в центре комнаты. В руке по-прежнему зажат револьвер.

Я огляделся: изумительно, какое разнообразие выражений можно увидеть на лицах людей, столкнувшихся с чем-то ужасным...

Все остались здесь, никто не покинул комнату. Но на полу лежало бездыханное тело...

Ла Верн Гоннистер выла тонким голосом, пряча лицо.

"Ну ладно".

Сэр Гай перевернулся и вскочил на ноги.

"Просто небольшая проверка, а? Если среди вас оказался Потрошитель и подумал, что я убит, он бы чем-нибудь выдал себя, когда зажегся свет. Теперь я убедился, что вы невиновны, все в целом и каждый в отдельности, как говорится. Небольшой розыгрыш, друзья, только и всего.

Холлис взглянул на Бастона, застывшего с выпученными глазами, на остальных, сгрудившихся за ним.

"Пойдем, Джон?" - окликнул он меня. - "Кажется, мы здесь засиделись".

Повернувшись, он направился в прихожую. Я последовал за ним. Никто не произнес ни слова.

После нашего ухода вечеринка проходила на редкость вяло.

3

На следующий вечер, как мы и договаривались, я встретил сэра Гая на углу 29 улицы и Южного Халстеда.

После событий прошлой ночи я был готов ко всему. Но сэр Гай, ожидавший меня, устало прислонившись к облупившейся двери, выглядел как-то особенно буднично.

"Уууу!" - произнес я громко, неожиданно возникнув из темноты. Он улыбнулся. Но я заметил, как в тот момент дернулась рука, - он инстинктивно потянулся за оружием.

"Готовы начать охоту?"

"Да. Я рад, что ты согласился прийти, не задавая вопросов. Значит, веришь: я знаю, что делаю".

Он взял меня под руку, и мы неторопливо двинулись вперед.

"Какой сегодня туман, Джон.... Как в Лондоне".

Я кивнул.

"И холодно для ноября".

Я поежился, выражая свое полное согласие, снова кивнул.

"Удивительно", - продолжал он задумчиво. - "Ноябрьская ночь и лондонский туман. И место, и время - как тогда".

Я ухмыльнулся.

"Хочу вам напомнить, сэр Гай: мы не в Лондоне, а в Чикаго. И сейчас не 1888 год. Прошло пятьдесят с лишним лет".

Холлис в ответ растянул губы, но улыбка получилась какой-то вымученной. - "Вот в этом я не вполне уверен", - прошептал он. Посмотри-ка вокруг. Запутанные проходы, кривые улочки. Точь в точь лондонский Ист Энд. Митр Сквер. И все построено никак не меньше пятидесяти лет назад, если не раньше".

"Негритянский квартал", - ответил я коротко. - "За Саут Кларк Стрит. И зачем вы затащили меня сюда - не понимаю".

"Интуиция. Просто интуиция, Джон. Я хочу побродить по этим местам. Дома расположены так же, как в лондонских трущобах, где выслеживал и убивал свои жертвы Потрошитель. Вот здесь мы найдем его, Джон. Не на ярко освещенных, нарядных и богатых улицах, но здесь, где все скрыто во мраке. Здесь, где укрытый темнотой, он притаился и ждет..."

"И поэтому вы взяли с собой оружие?" - Вопрос был задан слегка насмешливым тоном, но, как я ни старался скрыть это, голос звучал напряженно. Все эти речи, постоянная одержимость мыслью найти Потрошителя подействовали на нервы сильнее, чем я рассчитывал.

"Нам может пригодится оружие", - с мрачной серьезностью, почти торжественно произнес сэр Гай. - "Ведь сегодня - та самая ночь".

Я вздохнул. Мы брели по закутанным в туман, пустынным улицам. Время от времени, словно маяки, тускло светили огни, указывая вход в бар. Если не считать этого, всюду царили темнота и густые тени. Кажущиеся бесконечными в туманной мгле, зияющие дыры проулков проплывали мимо; мы спускались по петляющей боковой улочке.

Мы ползли сквозь туман, молчаливые и затерянные, как два крохотных червячка в складках савана...

Тут я поморщился. Мрачная атмосфера сегодняшнего путешествия начала влиять и на меня. Надо следить за собой, иначе я рискую стать таким же полоумным, как сэр Гай.

"Разве вы не видите - на улице ни души!" - прошипел я, раздраженно дернув его за пальто.

"Он непременно должен прийти", - произнес Холлис. - "Его привлечет дух этих мест. Именно то, что я искал. Genius Loci. Зловещее место, неудержимо притягивающее зло. Он всегда убивает только в районах трущоб".

"Должно быть, одна из его слабостей, понимаешь? Его манит атмосфера гетто. Кроме того, женщин, которых он приносит в жертву богам зла, легче выследить в грязных дырах, пивнушках огромного города".

Я улыбнулся.

"Что ж, тогда давайте отправимся в одну из таких пивнушек. Я весь продрог. Мне просто необходимо выпить. Проклятый туман пробирает до костей. Вы, островитяне, спокойно переносите сырость, а мне по душе, когда тепло и сухо".

Боковая улочка кончилась; мы стояли в начале длинной узкой дороги.

Сквозь белые клубы тумана я различил тусклый голубой огонек: одинокая лампочка под вывеской здешней забегаловки.

"Ну что, рискнем? Я дрожу от холода",

"Показывай дорогу, Джек", - ответил сэр Гай. Я провел его вниз по улице. Остановились у открытой двери пивнушки.

"Чего ты ждешь?" - нетерпеливо спросил он.

"Осматриваю место, только и всего", - объяснил я. - "Это опасный квартал, сэр Гай. Очень не хотелось бы сейчас попасть в дурную компанию. Тут есть заведения, где чрезвычайно не любят белых посетителей".

"Хорошо, что ты подумал об этом".

Я ещё раз обвел глазами небольшое помещение. "Кажется, никого нет", шепнул я. - "Попробуем войти".

Мы переступили порог грязного бара. Слабый свет мерцал над кассой и стойкой, но кабинки для посетителей в глубине были погружено во мрак.

На стойке, положив голову на руки, развалился гигантский негр - черный великан с выдающейся челюстью и туловищем гориллы. Он даже не шевельнулся, когда мы вошли, но глаза сразу широко раскрылись, и я понял, что нас заметили и молча оценивают.

"Привет", - произнес я.

Он не торопился с ответом. Все ещё оценивал нас. Потом широко улыбнулся.

"Привет, джентльмены. Что будем пить?"

"Джин", - ответил я. - "Два раза. Холодная ночь выдалась сегодня".

"Это точно, джентльмены".

Он разлил напиток по стаканам; я заплатил и отнес выпивку в одну из кабинок. Мы не тратили времени даром. Огненная жидкость согрела нас.

Я отправился к стойке и купил целую бутылку. Мы налили себе ещё по одной. Здоровенный негр снова расслабился. Но один глаз его оставался открытым и бдительно следил за происходящим, на случай неожиданного развития событий.

Часы над стойкой назойливо тикали. На улице поднимался ветер, разрывая плотное покрывало тумана в клочья. Сэр Гай и я сидели в теплой кабине и пили джин.

Он начал говорить, и, казалось, тени собрались вокруг нас, прислушиваясь к его речам.

Холлис утопил меня в своей бессвязной болтовне. Он снова повторил все, что я услышал во время нашей первой встречи, как будто мы только что познакомились! Эти бедняги, одержимые навязчивой идеей, все такие.

Я слушал очень терпеливо. Налил сэру Гаю ещё стакан. И еще...

Но алкоголь только больше развязал ему язык. Господи, чего он только не болтал! Ритуальные убийства, продление жизни с помощью магии, - снова всплыла вся эта фантастическая история. И конечно, он твердо верил в то, что где-то рядом сейчас бродит Потрошитель.

"Ну хорошо, допустим", - сказал я, не скрывая нетерпения. - "Скажем, твоя теория справедлива, несмотря на то, что придется отбросить все законы природы и принять за истину кучу суеверий, чтобы согласиться с ней".

"Но давай предположим, что ты прав. Джек Потрошитель - человек, открывший способ продления жизни с помощью человеческих жертв. Как ты считаешь, он объездил весь свет. Сейчас он в Чикаго и замышляет убийство. Короче говоря, предположим что все, что ты говоришь, - чистая правда. Ну и что дальше?"

"Как это: "что дальше?"

"Да вот так! Если ты прав, это не значит, что сидя в грязной забегаловке на Южной стороне, мы заставим Потрошителя прийти сюда и спокойно дать себя убить или сдать полиции. Кстати, я ведь даже не знаю, что ты собираешься с ним делать, если умудришься поймать когда-нибудь".

Сэр Гай опрокинул в рот остатки джина. - "Я схвачу проклятую свинью.... А потом передам правительству вместе со всеми документами, изобличающими его, - всем, что собрал за многие годы. Я потратил целое состояние, расследуя это дело, слышишь, - целое состояние! Его поимка повлечет за собой разгадку сотен и сотен нераскрытых преступлений, в этом я твердо уверен".

"Говорю тебе, по земле безнаказанно ходит обезумевший зверь! Вечно живущий, неподвластный времени зверь, приносящий жертвы Гекате и силам мрака!"

Истина в вине. Или вся эта бессвязная болтовня - следствие чрезмерного количества джина? Неважно. Сэр Гай снова потянулся к бутылке. Я сидел рядом и размышлял, что с ним делать. Еще немного, и человек доведет себя до острого припадка пьяной истерики.

"И вот ещё что", - сказал я, просто чтобы поддержать разговор и не особенно надеясь узнать что-нибудь новое. - "Ты так и не объяснил, почему так уверен в том, что прямо-таки наткнешься на Потрошителя.

"Он придет. У меня предчувствие. Знаю, и все!"

Это было не предчувствие. Просто приступ пьяной слезливости.

Мое раздражение постепенно переходило в ярость. Я сидел с ним уже час, и все время приходилось играть роль сиделки и слушать болтовню этого идиота. В конце концов, он даже не пациент.

"Ну, хватит", - произнес я решительно, останавливая Холлиса, снова потянувшегося к полупустой бутылке. - "Ты выпил достаточно. У меня есть предложение. Давай вызовем такси и уберемся отсюда. Становится поздно; твой неуловимый друг, судя по всему, сегодня уже не появится. А завтра, на твоем месте, я бы передал все бумаги в ФБР. Раз уж ты так уверен в справедливости своей дикой теории, пусть ей занимаются специалисты, способные провести самое тщательное расследование и поймать злодея".

"Нет!" - воскликнул Холлис в порыве пьяного упрямства. - "Не хочу такси..."

"Ладно, все равно, пойдем отсюда", - я бросил взгляд на часы. - "Уже больше двенадцати".

Он вздохнул, пожал плечами и с трудом встал на ноги. На полпути к выходу вытащил из кармана револьвер.

"Эй, дай-ка сюда эту штуку", - прошептал я. - "Нельзя ходить по улицам, размахивая такой игрушкой".

Я отобрал у него револьвер и сунул себе под пальто. Потом схватил Холлиса за руку и вывел из бара. Негр даже не поднял головы.

Поеживаясь, мы стояли на узкой улице. Туман усилился. С того места, где мы находились, нельзя было различить ни начала, ни конца дороги. Холодно. Сыро. Темно. Несмотря на сгустившийся туман, легкий ветерок нашептывал тайны теням, что толпились у нас за спиной.

Как я и ожидал, свежий воздух ударил в голову сэру Гаю. Пары спиртного и туман - опасная смесь. Он шатался, пока я медленно вел его сквозь туман.

Холлис, несмотря на свое жалкое состояние, все время выжидающе смотрел вглубь улицы, как будто в любой момент оттуда могла вынырнуть приближающаяся фигура.

Тут я все-таки не выдержал. "Джек Потрошитель, как же!" - фыркнул я. "Слишком далеко заходить в своих детских увлечениях - вот что это такое!"

"Увлечениях?" - он повернулся ко мне. Сквозь туман белело его исказившееся лицо. - "Ты сказал: "увлечениях?"

"Ну а как ещё назвать твои потуги во что бы то ни стало выследить мифического злодея?" - проворчал я.

Я крепко держал его за руку. Но как завороженный застыл под его взглядом.

"В Лондоне", - прошептал он. - "В 1888 году... Одной из тех безымянных нищих потаскушек, жертв Потрошителя... была моя мать".

"Что?"

"Потом меня принял и объявил своим наследником отец. Мы дали клятву посвятить жизнь поискам Потрошителя. Сначала это делал мой отец. Он погиб в Голливуде в двадцать шестом, идя по следу убийцы. Утверждали, что кто-то ударил его ножом во время драки. Но я знаю, кем был на самом деле этот кто-то."

"И тогда я принял от него эстафету, понимаешь, Джон? Я продолжил наше дело. И буду продолжать, пока в конце концов не найду и убью его вот этими руками.

"Он отнял жизнь у моей матери, лишил жизни сотни людей,чтобы продлить свое гнусное существование. Как вампир, он живет кровью. Людоед, он питается смертью. Как дикий зверь, рыскает по свету, замышляя убийство. Он хитер, дьявольски хитер! Но я ни за что не успокоюсь, пока не схвачу его, ни за что!"

Я поверил ему тогда. Он не остановится. Передо мной стоял уже не пьяный болтун. Он обладал не меньшим запасом фанатизма, целеустремленности и упорства, чем сам Потрошитель.

Завтра он протрезвеет. Продолжит поиски. Может быть, передаст эти свои документы в ФБР. Рано или поздно, с такой настойчивостью, - и, главное, с его мотивом, - добьется успеха. Я с самого начала чувствовал, что у него есть мотив.

"Идем", - сказал я, увлекая его вниз по улице.

"Подожди", - сказал Холлис. - "Отдай мне револьвер". - Он качнулся. "С ним я буду чувствовать себя увереннее".

Он оттеснил меня в укрытую густой тенью маленькую нишу.

Я попытался стряхнуть его с себя, но Холлис был настойчив.

"Дай мне револьвер, Джон", - пробормотал он.

"Хорошо".

Я пошарил под пальто, нащупал холодную рукоятку.

"Но это не револьвер", - возразил он. - "Это же нож!"

"Я знаю".

Я быстро навалился на него.

"Джон!" - крикнул он.

"Нет никакого Джона", - прошептал я, занося лезвие. - "Я просто... Джек".

УЧЕНИК ЧАРОДЕЯ

Пожалуйста, не надо света. От света больно глазам. Зачем этот свет, я и так расскажу вам все, что хотите, расскажу обо всем, без утайки. Только уберите свет.

И пожалуйста, не смотрите на меня так все время. Как может человек собраться с мыслями, если все столпились вокруг и каждый постоянно спрашивает, спрашивает, спрашивает...

Хорошо, хорошо, я успокоюсь. Буду спокойным, очень спокойным. Я не хотел кричать. Я не из таких. Правда, я совсем не такой. Вы ведь знаете, я никого ни разу не обидел.

Это был несчастный случай. Все из-за того, что я потерял Силу.

Но вы ведь ничего не знаете про Силу, правда? Ничего не знаете о Садини и его великом даре.

Да нет, я ничего не выдумываю. Это правда, честное слово. Я вам сейчас докажу, если только выслушаете меня. Расскажу обо всем с самого начала.

Если бы вы только выключили свет...

Меня зовут Хьюго. Так меня называли, когда я жил Дома. Сколько себя помню, все время жил Дома, и Сестры были ко мне очень добры. Другие дети были плохими и совсем не играли со мной, все из-за того, что у меня косят глаза и такая спина, понимаете? Но Сестры были очень добрыми. Они меня не обзывали "Хьюго-полоумный" и не смеялись над тем, что я не мог выучить стихи, не заталкивали в угол и не пинали, чтобы я заплакал.

Нет, со мной все в порядке. Вы сейчас поймете. Я рассказывал о том, как жил Дома, но это неважно. Все началось потом, когда я сбежал.

Понимаете, Сестры сказали мне, что я уже большой. Они хотели, чтобы я с Доктором ушел от них в другое место, в Районный Дом. Но Фред, - он меня никогда не пинал, - Фред сказал мне, чтобы я не шел с Доктором. Он сказал, что Районный Дом плохой, и Доктор тоже плохой. У них там комнаты с решетками на окнах, а Доктор меня привяжет к столу и вырежет мозги. Он хочет сделать мне о-п-е-р-а-ц-и-ю на мозге, сказал Фред, и тогда я умру.

Тут я понял, что Сестры на самом деле тоже думали, что я полоумный, а на следующий день уже приходил Доктор, чтобы забрать меня. Поэтому ночью я убежал, вылез из спальни и перелез через стену.

Но вам неинтересно, что было после, да? Ну, когда я жил под мостом и продавал газеты, а зимой было так холодно...

Садини? Да ведь это все связано, ну, зима, холод и все такое, потому что от холода я как бы упал и заснул в аллее за театром. Там меня и нашел Садини.

Помню снег на асфальте, и как он вдруг встал прямо перед глазами и ударил в лицо, такой ледяной, ледяной снег, прямо укутал меня холодом, и я навсегда утонул в нем.

А потом, когда проснулся, я уже был в теплом месте, внутри театра, и на меня смотрел ангел.

Ну неважно, я тогда принял её за ангела. Длинные волосы, как золотые струны арфы из книжки. Я потянулся, чтобы потрогать, и она улыбнулась.

"Стало лучше?" - спросила она. - "Ну-ка, выпей это".

Она дала мне что-то приятное и теплое. Я лежал на кушетке, а она поддерживала мне голову, пока я пил.

"Как я сюда попал", - спросил я. - "Я уже умер?"

"Когда Виктор принес тебя, мне тоже так показалось. Но теперь, кажется, с тобой все будет в порядке".

"Виктор?"

"Виктор Садини. Неужели никогда не слышал о Великом Садини?"

Я покачал головой.

"Он маг, чародей. Сейчас он выступает. Боже мой, хорошо что вспомнила, я должна переодеться!" - Она убрала чашку и выпрямилась. - "Ты просто лежи и отдыхай, пока я не вернусь".

Я улыбнулся ей. Говорить было очень трудно, потому что все вокруг постоянно кружилось, кружилось...

"Кто ты?" - прошептал я.

"Изабель".

"Изабель", - повторил я. Такое красивое имя, я шептал его снова и снова, пока не заснул.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я снова не проснулся. То есть, совсем проснулся. До этого я был как в полусне и иногда мог слышать и видеть, что происходило в комнате.

Один раз я увидел, как надо мной наклонился высокий черноволосый человек с черными усами, одетый во все черное, и глаза у него были черные. Я подумал, наверное пришел Дьявол, чтобы утащить меня в Ад. Сестры часто рассказывали нам про Дьявола. Я так испугался, что снова как бы заснул.

В другой раз я проснулся от шума голосов, опять открыл глаза и увидел черного человека и Изабель; они сидели в другом конце комнаты. Наверное, они не знали, что я проснулся, потому что говорили обо мне.

"Сколько ещё я должна с этим мириться, Вик?" - говорила она. - "Мне до смерти надоело быть сиделкой из-за маленького ничтожного уродца. Зачем он тебе? Как будто ты ему чем-то обязан".

"Ну не можем же мы его выбросить на улицу в такой мороз, правда?" Человек в черном ходил взад и вперед по комнате и дергал себя за усы. "Будь разумной, дорогая. Разве ты не видишь, бедняга умирал от холода и голода. Ни паспорта, ничего. С ним что-то случилось, он нуждается в помощи".

"Что за чушь! Вызови "скорую", есть бесплатные госпитали для таких, как он. Если ты надеешься, что я буду проводить все свободное время между представлениями, сюсюкая над этим немыслимым..."

Я не понимал, о чем она говорила, что хотела сказать. Она была красивой, как ангел, понимаете? Я знал, что она должна быть доброй, значит, это все ошибка, может я неправильно слышал, потому что был болен?

Потом я снова заснул, а когда проснулся, почувствовал себя по-другому, бодрее, и понял, что, конечно, это была ошибка, потому что она сидела рядом и снова улыбалась мне.

"Ну как ты?" - спросила она. - "Сможешь поесть что-нибудь?"

Я только смотрел на неё во все глаза и улыбался. На ней был длинный зеленый плащ, весь покрытый серебряными звездами: теперь я точно знал, что она ангел.

Потом появился Дьявол.

"Он пришел в себя, Вик", - сказала Изабель.

Дьявол посмотрел на меня и ухмыльнулся:

"Как дела, малыш? Рад видеть тебя в нашем избранном кругу. День-два назад я уж было подумал, что мы лишимся твоего общества".

Я глядел на него и ничего не говорил.

"В чем дело, тебя испугал мой грим? Ну да, ты ведь не знаешь, кто я, верно? Виктор Садини. Великий Садини - маг и чародей, иллюзионист, понимаешь?"

Изабель тоже улыбалась; значит, подумал я, все в порядке, и кивнул головой.

"Меня зовут Хьюго", - прошептал я. - "А ты спас мне жизнь, да?"

"Ладно, не будем об этом. Оставь разговоры на потом. Сейчас ты должен что-нибудь поесть и хорошенько отдохнуть. Ты целых три дня не вставал с кушетки, парень. Надо набраться сил; мы заканчиваем выступления в среду и как перелетные птицы летим в Толедо".

В среду выступления закончились, и мы полетели в Толедо. Только взаправду мы не летели, а ехали на поезде. Ну да, я тоже поехал, потому что уже стал новым помощником Садини.

Это все случилось до того, как я узнал, что он служит Дьяволу. Я думал, что он просто добрый и спас мне жизнь. Он посадил меня рядом и все рассказал: как вырастил усы и по-особому сделал прическу, и носил черное только потому, что так должны выглядеть все цирковые маги.

Он показал мне трюки, замечательные трюки с картами, с монетами, с носовыми платками, - он вытаскивал их у меня из ушей, - и заставлял течь из карманов разноцветную воду. Еще он мог сделать так, что разные предметы исчезали, поэтому я боялся его, пока он не объяснил, что все это просто трюки.

В последний день перед отъездом он разрешил мне подняться и постоять за занавесом, и я смотрел, как он выходит на сцену перед всеми людьми и показывает своей "номер", - так он это называл. Я увидел много невероятных вещей.

По его знаку Изабель легла на стол, а он взмахнул Палочкой, и она сама по себе поднялась и повисла в воздухе. Потом он заставил её опуститься, и она не упала, только улыбалась, пока вокруг все хлопали. После этого она подавала ему разные предметы, а он указывал на них своей Волшебной Палочкой, и они исчезали, или взрывались, или превращались в другие предметы. На моих глазах он вырастил большое дерева из маленькой веточки. Потом он поместил Изабель в ящик, несколько человек вывезли на сцену огромную стальную пилу, и он объявил, что сейчас распилит Изабель пополам. И ещё тогда он связал её.

Я чуть было не выбежал на сцену, чтобы остановить Садини, но она не казалась испуганной, а люди, которые задергивали занавес после выступлений, тоже все смеялись, так что я сообразил, что это просто ещё один трюк.

Но когда он включил пилу и начал перерезать ящик, я весь покрылся холодным потом, потому что видел, как зубья вгрызались в живое тело. Только она почему-то улыбалась, даже когда он перепилил её пополам. Она улыбалась, и она была живой!

Потом он накрыл её, убрал пилу и помахал Волшебной Палочкой, а Изабель вскочила, снова целая и невредимая, как будто её не перерезали пополам. Я никогда не видел ничего более удивительного, и, наверное, именно тогда решил, что должен поехать вместе с Садини.

Поэтому после выступления я поговорил с ним о том, как он спас мне жизнь, и о том, кто я, и о том, что мне некуда податься, что я согласен работать бесплатно, делать все, что он скажет, если только он возьмет меня с собой. Я не сказал, что хочу быть с ним, чтобы видеть Изабель, потому что понял - ему это не понравится. И ей тоже не понравится. Я уже знал, что она была его женой.

Я говорил сбивчиво, но он, кажется, все понял.

"Ты можешь оказаться полезным", - сказал он. - "Нам нужно, чтобы кто-нибудь присматривал за реквизитом, это сэкономит мне время. Кроме того, ты можешь расставлять все перед выступлениями, а потом снова упаковывать".

"Найн, найн, найн, Вик", - произнесла Изабель. - "Найн, нихт, ферштейн?"

Я не понял, что она сказала, но Садини все понял. Может, это были специальные магические слова.

"Ничего, Хьюго справится", - сказал он. - "Мне нужен помощник, Изабель. Парень, на которого я могу положиться. Надеюсь, ты поняла, что я имею в виду?"

"Слушай, ты, дешевый про..."

"Успокойся, Изабель".

Она скривилась, но когда Садини на неё посмотрел, как-то сникла и попыталась улыбнуться.

"Ладно, Вик. Как скажешь, так и будет. Но запомни, это твоя забота, я здесь ни при чем".

"Точно". - Садини приблизился ко мне. - "Ты можешь ехать с нами", произнес он. - "С этого часа ты мой помощник".

Вот как это было.

Так было долго, очень долго. Мы поехали в Толедо, а потом в Детройт, в Индианаполис, Чикаго, Милуоки и Сент-Пол, - ох, в разные, разные места. Но для меня все они были на одно лицо. Сначала мы тряслись в поезде, а потом Садини с Изабель ехали в гостиницу, а я оставался и следил, как выгружают наш багаж. Дальше реквизит (так Садини называл все предметы, которые использовал в своем "номере") ставили в кузов грузовика, и я давал кусочек бумаги водителю. Мы подъезжали к театру и водитель выгружал реквизит перед входом, а я относил его в гримерную или за кулисы. Потом я все распаковывал. Вот так это было.

В основном я спал в театре, в гримерной, и обедал вместе с Садини и Изабель. Правда, Изабель появлялась не очень часто. Она любила спать допоздна и еще, наверное, сначала стыдилась сидеть со мной за одним столом. Неудивительно, - на кого я был похож в этой одежде, с такой спиной и такими глазами.

Позже, конечно, Садини купил мне новую одежду. Вообще, он был со мной добрым, Садини. Часто рассказывал о своих трюках, и "номере", и даже про Изабель. Я не понимал, как такой хороший человек мог такое о ней говорить.

Пусть даже она меня не любила и с Садини держалась не очень приветливо, все равно я знал, что она ангел. Она была красивой, как ангелы в книжках, которые мне показывали Сестры. Конечно, зачем ей уродливые люди вроде меня и Садини с его черными глазами и черными усами. Не понимаю, как вообще она вышла за него, ведь могла бы найти какого-нибудь красивого человека. Такого, например, как Джордж Уоллес.

Она все время встречалась с Джорджем Уоллесом, потому что он работал в той же труппе, с которой мы разъезжали по стране. Он был высоким, со светлыми волосами и голубыми глазами, во время своего "номера" он пел и танцевал. Когда он его "показывал", Изабель всегда стояла за боковыми кулисами (они по обе стороны сцены) и смотрела на него. Иногда они разговаривали и смеялись, а как-то раз, когда Изабель сказала, что у неё разболелась голова, поэтому она едет в гостиницу, я увидел, как они оба зашли в гримерную.

Наверное, я зря сказал Садини, но все как-то случайно вырвалось, я не успел остановить себя. Он очень рассердился и задавал мне разные вопросы, а потом велел держать рот на замке и смотреть в оба.

Теперь я знаю, что неправильно сделал, когда ответил ему "да", но тогда я думал только о том, что Садини был со мной очень добрым. И я смотрел в оба за ней и Джорджем Уоллесом, и вот однажды, когда Садини ушел в город, я снова увидел их вместе в гримерной Уоллеса. Я поднялся наверх, на цыпочках подобрался к двери и стал смотреть в замочную скважину. Никого рядом не было; никто не видел, как я вдруг покраснел.

Я покраснел, потому что Изабель целовала Джорджа Уоллеса, а он говорил ей:

"Давай не тянуть больше, любимая! Подождем до конца гастролей и покончим с этим, ты и я. Смотаемся отсюда, поедем куда-нибудь на побережье, и..."

"Кончай эту идиотскую болтовню!" - Судя по голосу, она страшно рассердилась. - "Мой миленький мальчик, я схожу по тебе с ума, но я прекрасно знаю, кто сколько стоит. Вик - это полный сбор, это успех; он за день заработает столько, сколько ты за год не соберешь. Любовь любовью, но на такую сделку я никогда не пойду".

"Вик!" - Джордж Уоллес скорчил гримасу. - "Что в нем такого особенного, в этом мыльном пузыре? Пара ящиков с реквизитом и черные усы. Каждый способен показывать фокусы, я сам сумел бы, если бы была по вкусу такая дешевка. Да что за черт, ты ведь знаешь все его секреты. Могли бы вместе подготовить собственный номер. Как тебе моя идея? Великий Уоллес со своей труппой..."

"Джорджи!"

Она сказала это так быстро, так быстро отпрянула от него, что я не успел убежать. Изабель метнулась к двери, рывком распахнула её. Я беспомощный стоял перед ней.

"Что за..."

Джордж Уоллес подошел, и когда увидел меня, хотел схватить, но Изабель шлепнула его по рукам.

"Не лезь!" - сказала она. - "Я сама займусь им". - Потом она мне улыбнулась, и я понял, что она не сердится. - "Идем вниз, Хьюго", произнесла она. - "Нам надо серьезно поговорить".

Никогда в жизни не забуду этого серьезного разговора.

Мы сидели в гримерной Садини, только Изабель и я, больше никого. И она держала меня за руку, - такие мягкие, нежные руки, - смотрела прямо в глаза и говорила своим низким голосом: как песня, как звезды, как солнечный свет!

"Значит, теперь ты знаешь..." - сказала она. - "Стало быть, я должна объяснить тебе все до конца. Я... я не хотела, чтобы ты узнал, Хьюго. Думала, ты не узнаешь никогда. Но теперь, наверное, другого выхода нет".

Я только кивнул. Я боялся выдать себя и не смотрел на нее, просто глядел на туалетный столик. На нем лежала Волшебная Палочка Садини черная, длинная, с золотым кончиком. Золото сверкало, сияло и слепило глаза.

"Да, это правда, Хьюго. Джордж и я любим друг друга. Он хочет, чтобы я ушла от Садини."

"Но... но Садини такой хороший человек", - сказал я ей. - "Даже если он не выглядит, как хороший, он..."

"Ты о чем?"

"Ну, когда я впервые увидел его, подумал, что он Дьявол. Но сейчас, конечно..."

Я увидел, что у неё как бы перехватило дыхание.

"Ты подумал, что он похож на дьявола, Хьюго?"

Я засмеялся.

"Да. Знаешь, Сестры говорили, что я не очень хорошо соображаю. Они хотели сделать мне что-то с мозгами, потому что я не все понимал. Но я нормальный. Ты ведь сама знаешь. Просто, пока Садини не объяснил мне, что это просто трюки, я думал, что он, наверное, Дьявол. На самом деле тут лежит не настоящая Волшебная Палочка, и он взаправду тебя тогда не перепилил пополам..."

"И ты поверил ему!"

Тут я посмотрел на нее. Она сидела прямая-прямая, и её глаза сияли.

"Ох, Хьюго, если бы я только знала! Понимаешь, когда-то я тоже так думала. Когда я впервые повстречала его, я ему верила. А теперь я его рабыня. Поэтому я не могу убежать, я служу ему. Так же как он служит служит Дьяволу!"

Наверное, тогда я вытаращил на неё глаза, потому что когда она говорила, то смотрела на меня как-то странно.

"Ты ведь не знал, правда? Когда он сказал, что все это просто трюки, ты ему поверил, поверил, что он понарошку распиливает меня на сцене, что он просто иллюзионист, делает все с помощью зеркал".

"Но он и вправду использует зеркала", - сказал я. - "Ведь я каждый день распаковываю, ставлю их перед представлением, потом запаковываю?"

"Только чтобы обмануть служителей", - объяснила она. - "Если бы они узнали, что он настоящий чародей, сразу схватили бы его. Разве Сестры тебе не рассказывали про Дьявола и как ему продают душу?"

"Да, я слышал про это, но думал, что..."

"Ты веришь мне, правда, Хьюго?" - она снова взяла меня за руку и посмотрела прямо в глаза. - "Когда он выводит меня на сцену и воскрешает, это чародейство. Одно лишь слово, и я упаду мертвая. Когда он распиливает меня надвое, все происходит по-настоящему, взаправду. Поэтому я не могу от него убежать, поэтому я его рабыня. Понимаешь?"

"Значит, Дьявол дал ему Волшебную Палочку, которая и делает все трюки?"

Она кивнула, внимательно наблюдая за мной.

Я посмотрел на Палочку. Она вся сияла, сияли и волосы Изабель, сияли её глаза...

"А почему я не могу украсть Волшебную Палочку?" - спросил я.

Она помотала головой.

"Не поможет. Ничего не поможет, пока он жив".

"Пока он жив", - повторил я.

"Но если он... Ох, Хьюго ты должен помочь мне! Есть только один способ, и это не будет грехом, ведь он продал душу Дьяволу. Хьюго, ты должен помочь мне, ты поможешь мне..."

Она поцеловала меня.

Она поцеловала меня! Да, она обняла меня, её золотые волосы обвились вокруг лица, такие мягкие губы, а глаза как солнце, и она сказала, что я должен сделать и как все сделать; и это не будет смертным грехом, потому что он продался Дьяволу, и никто не узнает...

В общем, я сказал: "Да, я сделаю это".

Она снова объяснила мне, как.

И заставила пообещать, что я никому не скажу, даже если что-нибудь случится не так, и они станут задавать вопросы.

Я обещал.

Потом я стал ждать. Ждал, когда ночью вернется Садини. Ждал до конца представления, когда все ушли домой. Изабель тоже ушла. Она сказала Садини, чтобы он остался и помог мне, потому что я больной, и он обещал помочь. Все произошло точь в точь как она обещала.

Мы начали упаковывать вещи. В театре кроме сторожа никого не осталось, но он сидел внизу, в комнате у входа. Я вышел в в-е-с-т-и-б-ю-л-ь, пока Садини упаковывал реквизит, и огляделся: вокруг тихо и темно. Потом снова зашел в гримерную и стал смотреть на Нее.

Палочка, мерцая, лежала на столе. Мне очень хотелось взять её и почувствовать магическую Силу, которую дал ему Дьявол.

Но теперь уже не осталось времени, потому что я должен был встать за спиной Садини, когда он наклонится над ящиком, вытащить из кармана кусок железной трубы, поднять высоко над его головой, а потом опустить, и ещё раз, и еще, - три раза.

Раздался страшный треск, а потом глухой стук, когда он свалился на пол.

Теперь оставалось только засунуть его в ящик, и...

Опять какой-то шум.

Кто-то стучал в дверь.

Кто-то дергал за ручку, и я оттащил Садини и попробовал найти место, чтобы его спрятать. Но все напрасно. Снова стук, и кто-то говорит: "Хьюго, открывай! Я знаю, что ты здесь!"

Тогда я открыл дверь, держа кусок трубы за спиной. Вошел Джордж Уоллес.

Наверное, он был пьяный. Сначала не заметил мертвого Садини, лежащего на полу. Только смотрел на меня и махал руками.

"Должен тебе кое-что сказать, Хьюго",. - Он точно был пьяный, теперь я чувствовал запах. - "Она мне все сказала", - прошептал он. - "Сказала, что задумала. Пыталась меня напоить, но я знаю, с кем имею дело. Сбежал от нее. Должен тебя предупредить, пока ты не наделал дел. Она все мне сказала. Хочет подставить тебя, понял? Ты убиваешь Садини, она вызывает легавых, все отрицает. Ты ведь вроде как... ну, с приветом. Нну вот, когда ты начнешь болтать эту чушь насчет дьявола, они решат, что ты точно спятил, и запрут в психушке. Потом она хочет уехать со мной, составить собственный номер. Я до... должен предупредить тебя, пока..."

Тут он заметил Садини и вроде как застыл, стоял в двери прямой как доска, раскрыв рот. Из-за этого мне нетрудно было зайти ему за спину и ударить трубой по голове, и ещё раз, и еще...

Потому что я знал, что он врет про нее, она была не для него, он не мог убежать. Я не мог позволить ему убежать. Я знал, что ему взаправду здесь нужно - ему нужен источник Волшебной Силы, Волшебная Палочка Дьявола. А она была моей.

Я подошел к столу, взял её и почувствовал, как по руке растекается Сила, пока я смотрел на сверкающий золотом наконечник. Я все ещё держал Палочку в руках, когда вошла она.

Должно быть, она выследила Джорджа Уоллеса, но теперь уже было поздно. Она поняла это, когда увидела, как он лежит на полу лицом вниз, а на затылке словно широко раскрытый в улыбке мокрый красный рот.

На секунду она тоже как бы застыла, но потом, прежде чем я успел объяснить, опустилась на пол.

Она просто заснула, как я тогда в парке.

Я стоял рядом, сжимая источник Силы, и смотрел на нее: мне было жалко их всех. Жалко Садини, горящего сейчас в адском котле. Жалко Джорджа Уоллеса, потому что он пришел сюда. Жалко её, потому что вышло не так, как она задумала.

Потом я взглянул на Палочку, и мне пришла в голову замечательная идея. Садини мертв, и Джордж тоже мертв, но у неё оставался я. Теперь она уже меня не боялась; она даже поцеловала меня.

А у меня был источник Силы. В нем секрет всей магии. Пока она ещё спит, я могу проверить, правда это или нет. А когда Изабель проснется, как она удивится! Я скажу ей: "Ты была права, Изабель! Волшебная Сила действует, и с этого часа мы с тобой станем исполнять магический номер вместе, - ты и я. Волшебная Палочка у меня, тебе больше никогда не придется бояться. Потому что я умею делать это! Я уже сделал все, пока ты спала".

Никто не мог помешать мне: во всем театре никого не осталось. Я вынес её на сцену. Вытащил реквизит. Даже включил свет, потому что знал, где рубильник. Было как-то странно и приятно стоять так в пустом зале и кланяться в темноту, где должна сидеть публика.

Но на мне был плащ Садини, у ног лежала Изабель. С Волшебной Палочкой в руке я чувствовал себя совсем другим человеком, чувствовал себя Хьюго Великим.

И я стал Великим Хьюго!

Да, в эту ночь в пустом театре я был Великим Хьюго. Я знал что и как сделать. Служители давно ушли, незачем возиться с зеркалами, ведь они для того, чтобы их обмануть. Надо связать её, самому включить пилу. Лезвие почему-то вращалось не так быстро, как у Садини, когда я приставил его к деревянному ящику, в котором лежала Изабель, но я заставил пилу работать как надо.

Она все жужжала и жужжала, а потом Изабель открыла глаза и стала кричать, но я её связал, и потом, бояться ей было нечего. Я показал ей источник Волшебной Силы, но она все равно кричала и кричала, пока жужжание не заглушило все звуки, а лезвие вышло наружу, перепилив ящик.

Лезвие стало мокрым и красным. Красные капли стекали на сцену.

Я посмотрел, и мне стало плохо, так что я закрыл глаза и торопливо помахал над ней источником Силы.

Потом открыл глаза.

Все осталось, как прежде.

Я снова взмахнул Волшебной Палочкой.

Снова ничего не произошло.

Тут что-то не так. Я не смог все сделать, как надо. Тогда я понял, что не смог все сделать как надо.

Я стал кричать, и, наконец, меня услышал сторож и прибежал, а потом пришли вы и забрали меня сюда.

Так что, видите, это был просто несчастный случай. Палочка не сработала как надо. Может, Дьявол забрал у неё Волшебную Силу, когда Садини умер. Я не знаю. Знаю только, что очень, очень устал.

Теперь выключите этот свет, пожалуйста!

Мне так хочется спать...

ЕНОХ

Каждый раз одно и то же.

Сначала, ты его чувствуешь.

Представляете: по голове, по самой макушке, быстро-быстро семенят малюсенькие ножки? Топ-топ, топ-топ, взад и вперед, без остановки...

Так оно всегда начинается.

Ты ничего не видишь. Действительно, как можно разглядеть, что делается у тебя на голове? Решили схитрить, терпеливо подождали как ни в чем ни бывало, а потом быстренько провели по волосам, чтобы стряхнуть непонятное существо? Нет, так просто его не поймаешь. Он все понимает. Прижмите обе руки к голове - даже так умудрится выскользнуть. А может, он умеет прыгать; кто его знает?

Понимаете, он ужасно быстрый. И даже не пытайтесь не обращать на него внимания. Если не получится с первого раза, он не оставит вас в покое. Спустится по шее, и начнет шептать всякие разности на ухо.

Вы чувствуете его, крохотное, холодное существо, тесно прильнувшее к самому мозгу. Коготки у него, наверное, выделяют какое-то особое средство, потому что вам совсем не больно. Но потом видишь на шее маленькие длинные царапинки, которые долго кровоточат. Ощущаешь только одно: ледяное тельце, все время давящее на затылок. Прижалось и постоянно шепчет, шепчет, шепчет.

Тут наступает решающий момент. Вы начинаете с ним бороться. Пытаетесь отвлечься, забыть о навязчивом шепоте, спорите. Потому что, если послушаете, все пропало. Придется делать то, что он велит.

Он такой хитрый, такой умный!

Он знает, как напугать, чем пригрозить, если осмелишься перечить. Но я-то больше почти не пробую. Для меня же лучше просто внимательно слушать, а потом молча исполнять, как сказано.

Пока не противишься шепоту, все не так уж плохо. Он ведь может быть таким убедительным, таким ласковым... То, что ты слышишь, так соблазнительно! Ох, чего он только не обещает, этот шелковый, мягкий шепоток!

Енох всегда выполняет свои обещания.

Здешние считают, что я бедный, ведь у меня никогда не водятся деньги, и я живу в старой хижине у самого болота. Но он дает богатства почище людского злата!

Когда я выполняю то, что велит голос, в благодарность он вытаскивает меня из моего тела и уносит далеко-далеко на много дней. Понимаете, кроме нашего мира существует множество иных мест. Там я царствую.

Люди смеются надо мной, дескать, у меня нет друзей. Девчонки из города называли меня "пугалом". Но часто, после того, как я сделаю свое дело, он приносит цариц разделить со мной ложе.

Просто сны, галлюцинации? Да нет, едва ли. Сон - это жизнь в убогом домишке на краю болота. Она больше не кажется мне взаправдашней.

Даже когда я убиваю...

Да, правда, я убиваю людей.

Вот чего хочет Енох, вот чего он требует, понимаете?

Вот о чем он шепчет все время. Он велит убивать для него.

Мне такое не нравится. Когда-то я даже с ним боролся, - ведь я вам уже говорил? - но теперь не могу.

В общем, он хочет, чтобы я убивал людей. Енох. Существо, живущее у меня на голове. Я не могу его увидеть. Не могу поймать. Только ощущаю, слышу и повинуюсь голосу.

Иногда он оставляет меня в покое на несколько дней. Потом вдруг чувствую - вот он, опять скребет по самому мозгу. И отчетливый шепот объясняет, что кто-то снова идет к болоту.

Откуда он все это знает? Понятия не имею. Видеть он их не может, но всегда подробно описывает, и ни разу не ошибся.

"По Элисвортской дороге идет маленький толстый и лысый бродяга по имени Майк. На нем коричневый свитер и голубая спецовка. Еще десять минут, и он свернет сюда. Когда солнце зайдет, остановится у большого дерева рядом со свалкой".

"Тебе лучше спрятаться за этим деревом. Подожди, пока он не начнет искать ветки для костра. Потом ты сам знаешь, что нужно сделать. Быстрее иди за топором. Поторопись".

Иногда я спрашиваю Еноха, как он потом меня наградит. Но обычно просто доверяюсь его словам. Все равно ведь придется выполнить все, как он говорит. Так что лучше сразу приниматься за дело. Енох никогда не ошибается, и каждый раз ограждает от всяких неприятностей.

По крайней мере, так было до сих пор. До того последнего случая.

Однажды вечером я сидел в своем домишке, ужинал, и вдруг он начал говорить о девушке.

"Она скоро придет к тебе", - шептал голосок. - "Красивая девушка, вся в черном. У неё отличная голова - прекрасная кость. Просто прекрасная".

Сначала я подумал, что он говорит об одной из тех, кого дает мне в награду. Но Енох имел в виду обычного человека.

"Девушка придет сюда и попросит помочь починить машину. Она съехала с шоссе, чтобы попасть в город быстрее. Теперь она совсем близко, у неё спустилась шина, надо поменять".

Смешно было слушать, как Енох рассуждает о всяких там колесах и покрышках. Но он знает и о них. Он все знает.

"Когда она попросит помощи, пойдешь с ней. Ничего с собой не бери. В автомобиле лежит гаечный ключ. Используй его".

Впервые за долгое-долгое время я попытался сопротивляться. Я стал скулить: "Нет, я не стану её убивать, не стану..."

Он только засмеялся, а потом объяснил, что сделает, если я откажусь. Повторял снова и снова.

"Лучше я поступлю так с ней, а не с тобой. Или ты хочешь, чтобы..."

"Нет!" - быстро сказал я. - "Нет-нет! Я согласен".

"Ты ведь знаешь, я тут ни при чем, просто не могу обойтись без этого", - прошептал Енох. - "Время от времени приходится обо мне заботиться. Чтобы я остался жив, и сохранил силу. Чтобы мог и дальше служить тебе, давать разные вещи. Вот почему меня надо слушаться. А если не хочешь, я останусь с тобой, и..."

"Нет! Я не стану больше спорить".

Я сделал, как он велел.

Прошла всего пара минут, и раздался стук в дверь. Все произошло в точности, как он нашептал мне на ухо. Такая яркая, красивая девушка, блондинка. Мне нравятся блондинки. Когда я пошел с ней к болотам, меня радовало одно - не придется портить ей волосы. Я стукнул её гаечным ключом сзади.

Енох подробно описал, как поступить потом, шаг за шагом.

Я немного поработал топором, а затем бросил тело в зыбучий песок. Енох не оставил меня, он объяснил насчет следов от каблуков, и я от них избавился.

Я беспокоился о машине, но он рассказал, как использовать полусгнившее бревно, чтобы столкнуть её в болото. Я зря боялся, что она не потонет, пошла ко дну как миленькая, и гораздо быстрее, чем можно было подумать.

С каким облегчением я смотрел, как скрывается в мутной жиже автомобиль! Ключ я тоже забросил в болото. Потом Енох велел мне идти домой, я так и сделал, и сразу почувствовал, как подступает приятная сонливость, предвестник награды.

За эту девушку он пообещал что-то особенное, и я сразу погрузился в сон, чтобы поскорее получить, что заслужил. Почти не ощутил, что на голову больше не давит вес маленького тельца, потому что Енох оставил меня и прыгнул в болото за своей добычей.

Не знаю, сколько времени я проспал. Наверное, долго.... Помню только, что начал пробуждаться с неприятным чувством, что Енох вернулся и произошли какие-то неприятности.

Потом проснулся окончательно от громкого стука в дверь.

Я немного подождал, хотел услышать привычный шепоток, который подскажет, как поступить.

Но Енох как назло отключился. Он всегда впадает в спячку... ну, после этого. Несколько дней его не добудишься, а я хожу сам по себе. Раньше-то я радовался такой свободе, но в тот момент - нет. Понимаете, мне нужна была его помощь.

Тем временем в дверь колотили все сильнее, дальше ждать становилось невозможно.

Я поднялся, открыл дверь.

В хижину ввалился старый шериф Шелби.

"Собирайся, Сет", - сказал он угрюмо. - "Пойдешь со мной в тюрьму".

Я промолчал. Его маленькие черные глазки шарили по комнате. А когда этот колючий взгляд стал сверлить меня, я так перепугался, что захотелось куда-нибудь убежать и спрятаться.

Он, конечно, не мог увидеть моего Еноха. Ни один человек не способен на такое. Но тот был со мной, я чувствовал, как он пристроился на макушке, укрылся волосами, словно одеялом, вцепился в них. Спал как ребенок.

"Родные Эмили Роббинс сказали, что она хотела проехать через болото", - сказал старый Шелби. - "Следы от шин ведут к зыбучим пескам".

Енох забыл предупредить об этих следах. Что я мог ответить? Вдобавок...

"Все, что вы скажете, может быть использовано против вас", - так объявил шериф. - "Ну, пошли, Сет".

Я и отправился с ним. Ничего другого не оставалось. Добрались до города, и куча зевак попыталась открыть дверцы машины. Среди толпы я увидел женщин. Они визжали мужчинам, дескать, давайте, хватайте его!

Но шериф Шелби утихомирил всех, и наконец я, живой и здоровый, очутился в самом конце здания, где они держали заключенных. Он запер меня в средней камере. Остальные две были пустыми, так что я снова оказался один. Ну конечно, со мной остался Енох, который проспал все представление.

С утра пораньше шериф куда-то отправился, и взял с собой ещё несколько человек. Думаю, он хотел попытаться достать тело из песка. Он меня ни о чем не спрашивал. Не знаю, почему.

Вот Чарли Поттер, тот наоборот хотел знать все! Шериф Шелби оставил его за главного. Чарли принес мне завтрак, немного постоял рядом и задал целую уйму вопросов.

Но я молчал. Стану я разговаривать с придурком вроде Поттера! Он воображал, что я псих. То же самое думали те, которые бесновались на улице. И почти все в городе. Наверное, из-за матери, а ещё потому что я живу совсем один, окруженный болотом.

Да и о чем с ним толковать, с этим Поттером? О Енохе? Он все равно бы не поверил.

Так что я не говорил, а слушал.

Он рассказал о поисках Эмили Роббинс, и о том, как шериф стал раскапывать давнишние дела о пропавших людях. Ожидается громкий процесс, и сюда заявится сам окружной прокурор. А ещё он слышал, что ко мне пришлют доктора.

И действительно, не успел я позавтракать, как явился врач. Чарли Поттер заметил, как он подъезжает, и впустил. Пришлось ему проявить сноровку, люди, стоявшие у тюрьмы, чуть было не прорвались внутрь. Думаю, они хотели меня линчевать. Но доктор все-таки прошел благополучно, маленький, с такой смешной узенькой бородкой. Он велел Чарли подняться в дежурку, а сам присел на его место напротив меня и мы стали беседовать.

Он просил называть его доктор Силверсмит.

До того времени я как бы онемел, не чувствовал ни страха, ничего.

Все случилось так быстро, что я не успел как следует подумать, собраться с мыслями.

Точь в точь обрывки сна, - шериф, толпа, всякие разговоры о суде и линчевании, тело в болоте...

Но как только появился доктор Силверсмит, я словно очнулся.

Он-то точно был из плоти и крови. По его внешности, манерам, разговору сразу понятно, что это настоящий лекарь, вроде тех, которые хотели забрать меня в приют, когда нашли мою мать.

Он сразу и спросил, что с ней случилось. Кажется, доктор Силверсмит уже знал обо мне много разных вещей, оттого беседовать с ним оказалось просто и легко.

Я глазом не успел моргнуть, как разговорился. Рассказал о том, как мы с мамой жили в хижине. Как она готовила снадобья и продавала местным, о большом котле, и как мы собирали травы, когда темнело. И даже о тех ночах, когда она уходила на болота одна, и я слышал странные звуки, доносящиеся издалека.

Я не хотел говорить дальше, но он и сам все знал. Знал, что её называли ведьмой. Знал даже, как она умерла. Тем вечером к нам пришел Санто Динорелли и ударил маму ножом, потому что она изготовила зелье для его дочери, а та убежала с охотником. Доктор Силверсмит знал и о том, что я с тех пор жил на болотах один.

Не знал он только об одном. О Енохе.

Существе, которое живет у меня на голове, сейчас мирно спит, и не ведает, что произошло со мной. А может, ему все равно...

Удивительно, но я стал рассказывать доктору Силверсмиту о моем покровителе. Я хотел объяснить, что на самом деле не виноват в смерти той девушки. Так что пришлось упомянуть и Еноха, и то, как мама однажды ушла в лес и там заключила договор. Меня она с собой не взяла, - тогда мне было всего двенадцать, - просто захватила с собой немного моей крови в бутылочке.

Вернулась она с Енохом. Он теперь твой до скончания лет, сказала она, чтобы охранять и помогать, что бы ни случилось.

Я рассказал об этом очень подробно, объяснил, почему сейчас бессилен поступить вопреки его воле, ведь после маминой смерти Енох руководил мной.

Да, долгие годы он отводил любую беду, как она и хотела. Она заранее знала, что её сын в одиночку не сможет приспособиться к жизни. Я как на духу выложил все доктору Силверсмиту, потому что считал его мудрым и знающим человеком, который поймет меня.

Я ошибся.

Это стало видно сразу. Доктор Силверсмит, наклонясь, внимательно слушал, поглаживал куцую бороденку и без остановки повторял: "Так, так...", а тем временем сверлил меня глазами. Точь в точь, как люди из толпы. Недобрый взгляд. Любопытный и злой. Взгляд человека, который тебе не верит и хочет перехитрить.

Потом доктор Силверсмит начал задавать разные дурацкие вопросы. Сначала о Енохе, хотя, понятное дело, только притворялся, что поверил мне. Спросил, как я могу его слышать, хотя не вижу. Говорили со мной когда-нибудь другие голоса, или нет. Как себя чувствовал, когда убил Эмили Роббинс и не занимался ли потом.... Даже в уме не хочу повторять, что он спросил! Вообще, он со мной говорил так, словно я... словно я псих какой-то!

Он только дурил меня, пытался убедить, что не знает о Енохе. И сам доказал это, когда поинтересовался, скольких ещё я убил. А потом попытался вызнать, куда я дел головы.

Но больше ему меня обмануть не удалось.

Я только засмеялся, и как в рот воды набрал.

Наконец ему надоело, он поднялся и пошел к выходу, качая головой. А я хохотал ему вслед, потому что доктор Силверсмит так и не узнал, что хотел. Он пришел, чтобы выведать все мамины секреты, мои секреты, и секреты Еноха.

Но ничего у него не вышло, поэтому я так радовался. А потом лег и заснул. Проспал почти весь день.

Когда продрал глаза, у камеры стоял незнакомый человек с широким лицом, расплывшимся в улыбке, жирными щеками и добрыми глазами, в которых сверкали смешинки.

"Хэлло, Сет", - сказал он очень приветливо. - "Решил немного вздремнуть, а?"

Я поднял руки, ощупал макушку. Я не чувствовал Еноха, но знал, что он со мной, только ещё не проснулся. Кстати, он очень быстро двигается, даже когда спит.

"Ну-ну, расслабься", - сказал толстяк, - "Я тебя не обижу".

"Вас что, доктор послал?"

Он от души рассмеялся. - "Ну конечно, нет", - ответил он. - "Меня зовут Кэссиди. Эдвин Кэссиди. Я прокурор округа, самый главный здесь. Как считаешь, могу я войти и присесть рядом с тобой?"

"Но меня заперли".

"Шериф дал мне ключи". Мистер Кэссиди вытащил их и открыл дверь камеры, зашел и сел рядом с лежаком.

"Вы не боитесь?" - спросил я. - "Я ведь вроде как убийца".

"Да ладно, Сет", - засмеялся мистер Кэссиди. - "Конечно, не боюсь. Я знаю, что ты никого не хотел убить".

Он положил мне руку на плечо, и я не стряхнул её. Теплая, мягкая, дружеская рука. На пальце большой перстень с бриллиантом, сверкавшим на солнце.

"Как там поживает твой приятель Енох?"

Я даже подскочил.

"Ну-ну, все в порядке. Я встретил на улице нашего доктора, и он мне рассказал. Он совсем не понимает насчет Еноха, правда, Сет? Но ты и я мы-то знаем правду".

"Он думает, что я спятил", - прошептал я.

"Ну, между нами, Сет, в то, что ты наговорил, сначала трудновато было поверить. Но я только что вернулся с болот. Шелби и его люди до сих пор не закончили там работать".

"Пару часов назад они нашли тело Эмили Роббинс. И остальных тоже. Выудили толстяка, маленького мальчика, какого-то индейца. Понимаешь, песок хорошо сохранил останки".

Я внимательно следил за его глазами, но в них только искрились смешинки. Я понял, что могу доверять мистеру Кэссиди.

"Если они продолжат искать, найдут и других, верно, Сет?"

Я кивнул.

"Но я больше ждать не стал, потому что увидел достаточно, чтобы тебе поверить. Енох заставил тебя их всех убить, правда?"

Я снова кивнул.

"Молодец", - сказал мистер Кэссиди, легонько пожимая мне плечо. "Видишь, мы отлично друг друга поняли. Поэтому я не осужу тебя за все, что ты сейчас скажешь, ведь виноват-то он".

"Что вы хотите знать?" - спросил я.

"Ну, массу всяких вещей. Понимаешь, мне надо получше познакомиться с Енохом. Много людей он тебе велел убить? Сколько всего?"

"Девять".

"Они лежат там, в песке?"

"Да".

"Знаешь, как их зовут?"

"Не всех, только некоторых". - Я назвал имена, потом объяснил: "Иногда Енох просто описывает внешность и одежду, а я выхожу и встречаю их".

Мистер Кэссиди то ли закашлялся, то ли хмыкнул, и вытащил сигару. Я нахмурился.

"Не хочешь, чтобы я курил?"

"Да, пожалуйста, мне это не нравится. Мама считала, что в сигаретах толку мало, и не разрешала мне".

Тут мистер Кэссиди громко рассмеялся, но сигару убрал, наклонился ко мне и доверительным шепотом произнес:

"Ты мне можешь здорово помочь, Сет. Думаю, ты знаешь, что такое окружной прокурор?"

"Ну, это законник, он выступает в суде и вообще разбирается с разными делами. Правильно?"

"Точно. И я собираюсь участвовать в твоем процессе, Сет. Теперь послушай. На суд придет куча народу. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя поставили прямо перед ними и заставили рассказывать о... обо всем?"

"Нет, не хочу, мистер Кэссиди. Только не в нашем городе. Здесь люди ненавидят меня"

"Тогда сделаем вот что. Ты мне расскажешь, а уж я буду там говорить за тебя. Услуга за услугу. Договорились?"

Как мне хотелось, чтобы Енох помог советом! Но он спал. Я посмотрел на мистера Кэссиди и сам принял решение.

"Да. Вам я доверяю".

И рассказал ему все, что знал.

Он вскоре перестал хмыкать. Ему просто стало так интересно, что он не хотел ни на что отвлекаться, боялся пропустить даже слово.

"Вот ещё что", - произнес он наконец. - "Мы выудили тела из болота. Эмили сумели опознать, и ещё нескольких. Но нам будет легче работать, если узнаем ещё кое-что. Ты мне можешь помочь, если скажешь, Сет".

"Где их головы?"

Я поднялся с лежака и отвернулся.

"Нет, этого я не скажу. Попросту не знаю".

"Как так не знаешь?"

"Я даю их Еноху", - объяснил я. - "Неужели не ясно: именно из-за них я и должен убивать людей. Он хочет их головы".

"Зачем?"

Я рассказал. "Видите, даже если найдете их, они вам уже вряд ли пригодятся. Все равно там теперь ничего разобрать нельзя".

Мистер Кэссиди выпрямился и вздохнул. - "Почему же ты позволяешь Еноху творить такое?"

"Вынужден. Иначе он то же самое сделает со мной. Так он всегда угрожает, когда я пытаюсь своевольничать. Он должен получить свое, ничего тут не поделаешь. Приходится подчиняться".

Пока я мерял шагами камеру, мистер Кэссиди не отрывал от меня взгляда, но не проронил ни слова. Он вдруг почему-то стал нервным и, когда я приблизился, вроде как отшатнулся.

"Вы, конечно, объясните им на суде", - сказа я. - "Ну, насчет Еноха, и вообще..."

Он потряс головой.

"Я ничего о нем не скажу, да и ты тоже. Никто не должен знать, что он существует".

"Почему?"

"Я пытаюсь помочь тебе, Сет. Подумай сам, что скажут люди, если ты хоть заикнешься о Енохе? Они решат, что ты свихнулся. Ты ведь такого не хочешь, верно?"

"Нет. Но как тогда вы поможете мне?"

Мистер Кэссиди широко улыбнулся.

"Ты боишься Еноха, так ведь? Я просто думаю вслух. Что, если ты передашь его мне?"

Я чуть не упал.

"Да! Скажем, я возьму Еноха прямо сейчас, и позабочусь о нем во время суда. Тогда получится, что он действительно не твой, и не придется никому ничего говорить. Он-то сам наверняка не хочет, чтобы люди знали о его повадках".

"Да, верно", - отозвался я растерянно - "Енох очень рассердится. Понимаете, он - наша тайна. Но нельзя отдать его в чужие руки, не спросив, - а он сейчас спит".

"Спит?"

"Да, у меня на голове. Только вы его, конечно увидеть не можете".

Мистер Кэссиди задрал голову, прищурился и снова хмыкнул.

"Не беспокойся, я все объясню твоему приятелю, когда он проснется. Как только он узнает, что это для общего блага, наверняка будет очень доволен".

"Ну ладно, тогда, наверное, все в порядке", - вздохнул я. - "Но вы должны обещать, что станете о нем заботиться".

"Ясное дело".

"А когда придет время, дадите что ему нужно?

"Конечно".

"И не скажете никому?"

"Ни единой душе".

"Вы поняли, что случится, если откажетесь достать Еноху то, что он хочет?" - предупредил я его. - "Я ведь сказал, что он насильно возьмет это у вас самого?"

"Ни о чем не беспокойся, Сет".

Тогда я застыл на месте, потому что почувствовал, как что-то скользнуло вниз по шее.

"Енох", - шепнул я. - "Ты слышишь?"

Да, он меня слышал.

Тогда я все объяснил ему. Сказал, почему передаю его мистеру Кэссиди.

Енох молчал.

Мистер Кэссиди тоже не проронил ни слова, только сидел и ухмылялся. Думаю, немного странно я выглядел со стороны, словно говорил сам с собой.

"Иди к мистеру Кэссиди", - шепнул я. - "Ну, давай!"

И тут Енох перебрался на новое место.

Я ощутил, как исчез привычный вес, слегка давивший на голову. Вот и все, но я знал, что он ушел.

"Чувствуете его?" - спросил я мистера Кэссиди.

"Что... А, ну конечно!" - объявил он и поднялся.

"Позаботьтесь о нем. Хорошо?"

"Да, ещё бы!"

"Не надевайте шляпу. Енох их не любит".

"Извини, совсем забыл. Что ж, Сет, я должен с тобой попрощаться. Ты мне здорово помог, и с этой минуту давай-ка забудем о существовании Еноха, по крайней мере, пока суд не кончится".

"Я приду снова, и мы поговорим о предстоящем процессе. Наш общий знакомый, доктор Силверсмит, постарается убедить здешних, что ты псих. Думаю, теперь, когда Енох у меня, тебе надо отрицать все, что ты наговорил ему".

Отличная мысль. Я сразу понял, что мистер Кэссиди человек башковитый.

"Как скажете, мистер. Вы только обращайтесь с Енохом хорошо, а он будет отвечать вам тем же".

Он пожал мне руку и ушел вместе с моим бессменным помощником. Я снова устал. То ли из-за сегодняшних переживаний, то ли потому, что чувствовал себя немного странно, ведь Еноха больше со мной нет. Я снова лег и спал довольно долго.

Когда проснулся, было уже совсем темно. В дверь камеры барабанил старина Чарли Поттер. Он принес ужин.

Когда я поздоровался, он весь вздрогнул и отскочил от решетки.

"Убийца! Душегуб!" - заорал он. - "Они вытащили девятерых из болота! Ах ты сумасшедший грязный ублюдок, чудовище!"

"Да что ты, Чарли! Я-то всегда думал, что ты мне друг".

"Псих несчастный! Я отсюда сваливаю. Оставлю тебя на ночь взаперти. Шериф позаботится, чтобы никто не ворвался и не вздернул тебя, хотя я бы на его месте особо не старался".

Потом Чарли выключил весь свет и ушел. Я услышал как хлопнула дверь, а потом лязгнул большой висячий замок. Кроме меня во всей тюрьме не было ни души.

Совсем один! Такое странное чувство, ведь я почти всю жизнь ни разу не оставался без присмотра. Совсем один, без моего Еноха.

Я провел пальцами по волосам. Голова казалась такой странной, непривычно голой, словно я вдруг облысел.

Сквозь решетку светила полная луна, я подошел к окну и стал глядеть на пустую улицу. Енох всегда любил такие ночи. Он преображался, становился бодрым. Беспокойным и ненасытным. Как-то ему живется сейчас, с мистером Кэссиди?

Наверное, я простоял довольно долго. Когда пришлось повернуться, подойти к решетке, - замок на входной двери вдруг громко лязгнул, - ноги совсем онемели.

В тюрьму влетел бледный как смерть мистер Кэссиди.

"Сними его с меня!" - крикнул он. - "Сними скорее!"

"Что стряслось?"

"Енох, этот твой зверек... Я думал, ты спятил, а может, я сам тронулся, уже не знаю... Только убери его, пожалуйста!"

"Да что вы, мистер Кэссиди! Я же вам рассказал, какие у него повадки".

"Он сейчас ползает у меня по голове. Я его чувствую! И слышу... Господи, какие страшные вещи он шепчет мне!"

"Но я ведь вам все объяснил заранее. Еноху кое-что от вас надо, так? Вы сами знаете, что должны сделать. Придется дать ему это. Помните, вы обещали?"

"Не могу. Я не стану убивать для него, он не сумеет заставить..."

"Сумеет. И обязательно заставит".

Мистер Кэссиди вцепился в решетку. - "Сет, ты должен помочь мне. Позови Еноха. Возьми его назад. Сделай так, чтобы он перешел к тебе. Скорее!"

"Хорошо, мистер Кэссиди".

Я обратился к Еноху. Он не ответил. Окликнул его снова. Молчание.

Мистер Кэссиди заплакал. Меня это здорово потрясло, я от души пожалел его. На самом деле, он, как и остальные, ничегошеньки не понял. Я хорошо знаю, каково приходится, когда Енох начинает тебя обрабатывать. Сначала уговаривает, умоляет, а потом начинает угрожать...

"Лучше сразу соглашайтесь", - посоветовал я ему мягко. - "Он уже объяснил, кого надо убить?"

Но мистер Кэссиди меня не слышал. Он плакал все громче и громче. Потом вытащил из кармана ключи, открыл соседнюю камеру, зашел туда и защелкнул замок.

"Ни за что, нет, нет", - всхлипывал он. - "Нет, не буду, не буду!"

"Что вы не будете делать?"

"Я не пойду в гостиницу к доктору Силверсмиту, не убью его, не отдам Еноху голову! Нет, я останусь здесь, в тюрьме, в безопасности. Ах ты чудовище, дьявол, слышишь, я не..."

Он склонился набок. Сквозь разделяющую нас решетку я видел, как он скорчился, забился в угол, и начал рвать на себе волосы.

"Не перечьте ему", - посоветовал я от души, - "иначе Енох потеряет терпение и кое-что сделает с вами. Ну пожалуйста, мистер Кэссиди, а то будет поздно, скорее соглашайтесь, скорее..."

Вдруг мистер Кэссиди протяжно застонал. Наверное, он потерял сознание, потому что перестал терзать свою голову и больше не произнес ни слова. Я окликнул его - он не ответил.

Что тут сделаешь? Я сел на корточки в темном углу и наблюдал, как красиво серебрит камеру лунный свет. От него Енох всегда становился совсем необузданным.

И тут мистер Кэссиди начал кричать. Не очень громко, скорее глухо и протяжно. Он не дергался, не метался, - только кричал.

Я знал, что это Енох берет то, что ему нужно - у бедного мистера Кэссиди.

Что толку смотреть? Я ведь предупредил его, а Еноха никак нельзя остановить.

Так что я просто закрыл ладонями уши, чтобы не слышать, и тихонько сидел, пока все не кончилось.

Когда наконец повернулся, он так же сидел в углу, прижавшись к железным прутьям. Полная тишина.

Нет, неправда! Тихое урчание, словно оно доносилось издалека. Так всегда выражает удовольствие мой спутник, когда сытно поест. А ещё - едва различимый шорох. Скрежет крохотных коготков Еноха, это он балуется, потому что его накормили.

Звуки раздавались внутри головы мистера Кэссиди.

Да, точно, я слышал Еноха, и он был счастлив!

Я тоже почувствовал себя счастливым.

Просунул руку сквозь прутья, вытащил ключи и открыл дверь. Я снова свободен.

Теперь, когда мистера Кэссиди не стало, какой смысл торчать здесь? Енох тут тоже не останется. Я позвал его.

"Ко мне, Енох! Ко мне!"

Тогда, единственный раз в жизни, мне удалось его увидеть, - что-то вроде белого сияния, как молния вылетевшего из большой красной дыры, которую он прогрыз в затылке у мистера Кэссиди.

А потом на голову мягко опустилось холодное как лед тельце. Я понял, что Енох вернулся.

Я прошел по коридору, открыл дверь тюрьмы.

Крошечные лапки начали выплясывать на макушке свой причудливый танец.

Мы вдвоем пошли по ночным улицам. Луна ярко освещала дорогу, вокруг ни души, слышно только, как мой дружок довольно посмеивается, уткнувшись мне в ухо.