Звонок задребезжал около трех пополудни. Я как раз решал кроссворд в «Таймс». Только успел разобраться с точной наукой из десяти букв, положил газету на стол и пошел открывать. Нажал кнопку домофона, впустив его в подъезд, вышел на лестничную площадку, дожидаясь, когда он поднимется на второй этаж. Поднялся он быстро, даже запыхался.

Джек Энрайт. Муж моей сестры. Высокий, крупный мужчина сорока двух или сорока трех лет, пожалуй, с избытком веса. Отлично играл в гандбол, неплохо в сквош, правда, в тот момент он ничем не напоминал бывшего спортсмена. Плечи поникли, лицо осунулось, глаза провалились. Галстук сбился набок, пуговицы пиджака он не застегнул. Короче, выглядел ужасно.

— Мне надо поговорить с тобой, Эд, — начал он.

— О чем?

— Обо всем. Мне надо с тобой поговорить. У меня неприятности.

Я пригласил его в квартиру. В гостиной предложил сесть. Джек тяжело опустился в кресло.

— Выкладывай. — Я сел на диван. — Что случилось?

— Эд… — Он произнес мое имя и замер. Даже не закрыл рот. Я нашел бутылку коньяка, заполнил на четверть высокий стакан и протянул ему. Он уставился на стакан пустым взором, словно не видел его.

— Выпей, Джек.

— Еще нет четырех, — промямлил он. — Джентльмен не берет в рот спиртного до четырех часов. И…

— Четыре уже есть. Если не в Нью-Йорке, то в другом месте, — заверил я его. — Выпей, Джек.

Коньяк он выпил одним глотком, даже не распробовав вкуса. Это я могу гарантировать. Поставил стакан, тем же пустым взглядом уставился на меня.

— Что-нибудь с Кэй?

— С чего ты взял?

— Она — твоя жена и моя сестра. Иначе чего тебе приходить ко мне.

— Кэй в порядке, — ответил он. — У нее все хорошо. В помощи нуждаюсь я, Эд. Она мне просто необходима.

— Расскажешь, в чем дело?

— Куда деваться. Не знаю только, с чего начать.

Коньяк действовал, но очень уж медленно. Впервые я видел всегда уравновешенного Джека Энрайта в таком состоянии. Меня это не могло не тревожить. Он — врач, очень хороший врач, у которого нет отбоя от пациентов. Жена любит его, две дочери — обожают. Я всегда представлял его гибралтарской скалой, о которую могла опереться моя не столь уверенная в себе сестра. И вдруг такая паника.

— Выкладывай, Джек, — повторил я.

— Ты должен мне помочь.

Он вздохнул, кивнул, потянулся за сигаретой. Руки его дрожали, но прикурить он сумел. Набрал полные легкие дыма, выдохнул его длинной струей. Уставился на кончик сигареты.

— 51-я улица. Дом 111 по Восточной Пятьдесят первой улице. Квартира на четвертом этаже. Там женщина, Эд. Мертвая женщина. Кто-то убил ее… выстрелом в лицо. Думаю, с близкого расстояния. Лицо… изуродовано. Ее не узнать. — Он содрогнулся.

— Ты не…

— Нет! — Джек встретился со мной взглядом. — Конечно же, нет. Я ее не убивал. Ты хотел спросить об этом, да?

— Пожалуй. А чего ты так нервничаешь? Ты же врач, так что смерть для тебя — не диковинка.

— Только не эта.

Я взял трубку, начал набивать ее табаком и неторопливо раскурил, чтобы дать ему время собраться с мыслями. И он продолжил, едва я оторвался от трубки и вновь посмотрел на него.

— Я ее не убивал, Эд. Я лишь нашел тело. Такого шока еще не испытывал. Открыл дверь. Вошел. Огляделся. Поначалу ее не увидел. Она лежала на полу, Эд. Когда входишь в комнату, под ноги обычно не смотришь, не так ли? Я едва… едва не споткнулся об нее. Опустил глаза… Она лежала на спине, с кровавой дырой на месте лица.

Я налил ему вторую порцию коньяка. Секунду или две он смотрел на стакан, потом залпом выпил коньяк.

— Ты позвонил в полицию?

— Я не мог.

— Конечно, можешь и дальше толочь воду в ступе, Джек, но пользы от этого не будет. Давай по делу, хватит ходить вокруг да около.

Он начал разглядывать ковер. Его соткали на Востоке, и по качеству он значительно превосходил тот, что лежал в прихожей. Но Джека никогда не интересовали восточные ковры, просто он не мог смотреть мне в глаза.

— Кто она?

— Шейла Кейн. И последние три месяца я оплачивал аренду квартиры. — Джек все смотрел на ковер. Голос уже не дрожал, но в нем слышались виноватые нотки. — Я оплачивал аренду квартиры, покупал ей одежду, давал деньги на карманные расходы. Я содержал ее, Эд. А теперь она мертва.

Он замолчал. Мы оба сидели и вслушивались в тишину.

Неожиданно Джек рассмеялся, только очень уж невесело.

— С мужчинами такое случается. У тебя идеальная семья, ты любишь жену, она — тебя. А потом ты вдруг слышишь песню сирен. Встречаешь ослепительную блондинку. Почему они всегда блондинки, Эд?

— Шейла Кейн была блондинкой?

— Темной блондинкой. Но она осветлила волосы и стала золотой. Они ниспадали на ее обнаженные плечи и… — У него перехватило дыхание, но после паузы он продолжил. — Я ее не убивал, Эд. Господи, я никого не могу убить. Я же не убийца. У меня нет даже револьвера. Но в полицию я позвонить не могу. Ты же знаешь, к чему это приведет. Многочасовые допросы, яркий свет в глаза. Раз за разом они будут спрашивать у меня об одном и том же, в надежде, что я проколюсь, пройдутся по мне паровым катком, поджарят на углях.

— Но потом отпустят.

— Так же, как и Кэй. — Его глаза переполняла мольба. — Твоя сестра — удивительная женщина, Эд. Я люблю ее и не хочу терять.

— Если ты так ее любишь…

— …то почему пошел на сторону? Не знаю, Эд. Клянусь Богом, такое случилось со мной впервые.

— Так ты влюбился в эту Шейлу?

— Нет. Да. Возможно… Я не знаю.

— Как это началось?

Джек понурился.

— Тоже не знаю. Уж точно не по моей инициативе. Однажды она пришла ко мне на прием. Случайно. Нашла мою фамилию в справочнике. Она опасалась, что беременна, и хотела, чтобы я ее осмотрел.

— Беременность была?

— Нет. Обычная задержка, такое случается сплошь и рядом. Я осмотрел ее и сказал, что беспокоиться не о чем. Но она хотела знать наверняка и попросила меня сделать анализ. Я сказал, что отошлю ее мочу в лабораторию, а потом позвоню. Она ответила, что телефона у нее нет, но она зайдет еще раз через пару дней.

— Зашла?

— Да. В лаборатории подтвердили, что беременности нет. Это я ей и сказал.

Теперь он держался более уверенно. И я видел, что измена жене тревожит его куда больше, чем гибель этой Шейлы Кейн. Он мне уже все рассказал, вот на душе и полегчало.

— У нее не было ни цента, Эд. Она не могла мне заплатить. Я ответил, что это ерунда, расплатится, когда сможет. А если не расплатится, тоже не беда. Я практикую в Ист-Сайде. Клиентура там богатая. Так что пятнадцать долларов меня не разорят. Но она из-за этого так нервничала, что я пригласил ее в приличный ресторан и угостил ленчем. Эд, она вела себя, как ребенок в кондитерской. Вот так все и началось. Глупо, не правда ли? Любовные романы не должны начинаться с гинекологического обследования.

— Они могут им заканчиваться, — вставил я. Он даже не улыбнулся.

— Наверное, я просто созрел для этого, если ты понимаешь, о чем я. Засосала меня эта рутина. Девочки выросли, Кэй увлеклась благотворительностью, жалобы пациентов осточертели. Хорошее приедается. Вот я и решил, что мне недостает чего-то остренького. Почему люди лезут в горы? Потому что они есть. Так я, во всяком случае, слышал.

— Потому-то ты и залез на Шейлу Кейн?

— Пожалуй. — Он поднес зажигалку ко второй сигарете, а я тем временем выбил трубку. — С ней я становился другим, Эд, обретал вторую молодость. Она увлеклась мною, видела во мне романтическую фигуру. Пару раз я водил ее на дневные спектакли на Бродвей. Давал ей книги, пластинки. И вырастал в собственных глазах, чуть ли не превращаясь в Бога. — Он глубоко затянулся. — Приятно, знаешь ли, ощущать себя Богом. Твоя сестра видит меня таким, какой я есть. Так уж устроена семейная жизнь. Понимает меня, знает мои сильные стороны, не корит за слабости. Но… да ладно! Я круглый дурак, Эд.

— Ты встречался с ней три месяца. Что произошло потом?

Он вскинул на меня глаза.

— Она не заводила разговор о женитьбе?

— Нет. Абсолютно. В этом вопросе у меня не было никаких сомнений. Решение я принял однозначное: одно ее слово о женитьбе, и мы расстаемся. Ты должен меня понять, я не переставал любить Кэй, не думал о разводе. Но Шейла ничего не требовала, ей нравилось сидеть и ждать, когда я к ней приду. Это фантастическое чувство — безграничная власть над человеком. Теперь она мертва. — От его голоса веяло арктическим холодом.

— И ты не можешь позвонить в полицию.

— Эд…

— А как насчет анонимного звонка? Тогда бы они начали искать убийцу.

Джек так яростно замотал головой, что я даже испугался, не оторвется ли она.

— Я оплачивал аренду квартиры, давал ей чеки, проводил много времени в ее квартире. Соседи могли запомнить меня, а хозяин дома знает мою фамилию. — Теперь его лицо блестело от пота, в глазах смешались злость и страх. — Так что копы будут искать меня. Найдут и попытаются навесить убийство на меня. Будут утверждать, что ее убил именно я. Сначала нашел где-то пистолет, а потом выкинул его. Я буду главным подозреваемым, так?

— Скорее всего.

— И Кэй все узнает, — добавил он. — Можешь себе представить, как она отреагирует.

Я мог. Если Джек называл свою семейную жизнь рутиной, то у Кэй ничего не было, кроме семьи. Она жила в раю, где всегда светило солнце, на деревьях росли деньги, а если чего и боялась, так это проиграть подряд две партии в бридж. Муж любил ее, она — мужа, Бог был на небесах, а вокруг царили тишь да благодать.

— Что же мне делать, Эд?

— Давай сформулируем вопрос иначе. Чего ты от меня ждешь?

— Помощи.

— И как я могу тебе помочь?

Он отвел глаза.

— Допустим, я твой клиент. Допустим, я пришел бы к тебе и…

— Я бы двинул тебе в ухо. Или позвонил бы в полицию. А может, и двинул бы, и позвонил.

— Но я — не клиент. Я — муж твоей сестры.

Он продолжал говорить, но я его уже не слушал. Черт, будь он моим клиентом, я бы умыл руки. Вышвырнул его и не стал бы соучастником убийства. Потому что, если бы я его не знал, если бы он не был моим шурином, я бы поставил на то, что убийца — он. У него нет оружия? За сотню долларов в половине ломбардов Нью-Йорка можно приобрести незарегистрированный револьвер или пистолет. А уж вышвырнуть его в канализационный люк — пара пустяков. Так что шансов на спасение у него было немного. Хороший прокурор завязал бы его узлом.

— Нельзя допустить, чтобы ее нашли в квартире, — услышал я свой голос. — Иначе они сложат два и два, и возьмутся за тебя.

Он поморгал, потом кивнул.

— Следовательно, они не должны ее опознать, — продолжил я. — Если опознают, выйдут на квартиру. А уж от квартиры до тебя рукой подать. Она из Нью-Йорка?

Он покачал головой.

— В городе у нее много знакомых?

— Практически никого. Но… Я лишь хотел сказать, что проводил с ней далеко не все время. Возможно, у нее были и другие интересы. Мы практически не говорили о том времени, что проводили врозь. Даже не знаю, что и сказать, Эд. Вроде бы она хотела пробиться на сцену. Роль не получила, правда, никогда об этом не говорила, но откуда-то я об этом знаю. Может… у нее были знакомые в театральном мире.

Я сказал, что такое возможно.

— Однако у полиции все равно возникнут проблемы с опознанием, если ее найдут не в квартире. Ее отпечатков, возможно, нет в картотеке. Если тело найдут, скажем, в Центральном парке, она пройдет по разряду неопознанных жертв. Возможно, они не выяснят даже ее фамилию, не говоря уже о твоей. В любом случае, ты выиграешь время. Твои чеки уйдут в банковские архивы, а владелец дома забудет тебя.

— Но настоящий убийца…

— … останется на свободе, — закончил я за него. — Не обязательно. Во-первых, настоящий убийца — ты. Не перебивай, я знаю, что ты ее не убивал. Но полиция прекратит поиски, как только выйдет на тебя. У них будет достаточно косвенных улик для того, чтобы предъявить тебе обвинение в убийстве. А тем временем настоящий убийца окончательно заметет следы. — Тут я сделал паузу, чтобы перевести дыхание. — Если они находят тело в Центральном парке, они не смогут сразу свалить все шишки на тебя. Им придется начинать следствие с нуля и, возможно, они-таки выйдут на настоящего убийцу.

Он аж просиял.

— Но это еще не все. Я буду знать то, что не известно им, и смогу провести собственное расследование. Возможно, у кого-то была веская причина прострелить голову Шейле Кейн. Постараюсь это выяснить.

— Ты думаешь…

— Скажу тебе честно, сейчас я ни о чем не думаю. Но постараюсь не допустить крушения вашего семейного корабля. Надо уберечь Кэй от лишних переживаний, и я не хочу, чтобы тебя судили по обвинению в убийстве. По всему выходит, что мне придется перевезти труп из квартиры в Центральный парк.

Он поднялся, закружил по комнате. Я наблюдал, как он складывает одну руку в кулак и бьет им по ладони другой. Видать, так и не смог совладать с нервами. Я смотрел на него и пытался его возненавидеть. Он женился на моей сестре и изменил ей. Вроде бы достаточное основание для ненависти. Но не получалось. Он увлекся симпатичной блондинкой. Со мной такое тоже случалось. Конечно, он женат, а я — нет, но узы брака не влияют на основной инстинкт. А теперь он попал в беду, и я считал себя обязанным ему помочь.

— Могу я что-нибудь сделать, Эд?

Я покачал головой.

— Справлюсь один. Но займусь этим не сейчас. Попозже, когда стемнеет и опустеют улицы. Это рискованно, но я готов рискнуть. Если у тебя есть ключи, они мне не помешают.

Он сунул руку в карман, вытащил кольцо с двумя ключами. Я взял их у него, положил на кофейный столик.

— Иди домой. Попытайся расслабиться. — Он кивнул, но не думаю, что услышал меня.

— Самое трудное еще впереди, когда я до конца осознаю, что она мертва. Сейчас она неотделима от той передряги, в которую я попал. Но через несколько часов я пойму, что больше не увижу ее. Буду думать о том, как ты поднимаешь ее, словно куль с мукой, везешь в парк, бросаешь… Извини. Я несу чушь. Я понимаю, это глупо, Эд… но будь с ней помягче, хорошо? Она была очень хорошим человеком. Тебе бы она точно понравилась.

— Джек…

Он скинул мою руку с плеча.

— Да ладно. Я в норме. Слушай, если у тебя будет возможность, позвони мне завтра на работу. И будь осторожен.

Я проводил его взглядом. Затем подошел к окну, посмотрел, как он шагает к своему большому черному «бьюику», припаркованному у соседнего дома. Он сел за руль, завел двигатель и уехал. Я взглянул на небо. Тучи становились все темнее.

Я допил коньяк и вновь наполнил стакан. Вспомнил его слова: «Будь с ней помягче, хорошо?» Помягче. Мягко так закатай в ковер, мягко положи на заднее сиденье автомобиля, мягко сбрось на влажную траву. И оставь там.

Я тоже попал в передрягу. Частный детектив не раскрывает преступление, пряча улики. Он не занимается незаконной перевозкой трупов. Наоборот, он всегда играет в одной команде с полицией и держит руки в чистоте. За это ему и платят клиенты. Платят неплохо. Он может позволить себе арендовать большую квартиру, ездить в автомобиле с откидным верхом, курить дорогой табак и пить выдержанный коньяк.

Мне нравились мои квартира, автомобиль, табак и коньяк. Поэтому у меня были резоны играть в одной команде с полицией и держать руки в чистоте. Обычно я так и делал. Но теперь ко мне обратился не клиент, а муж моей сестры, и речь шла не о расследовании. Вот и пришлось поступиться принципами.

Я взглянул на часы. Четыре утра. После четырех джентльмен может позволить себе что-нибудь выпить. Хорошо чувствовать себя джентльменом. На джентльменах держится весь мир. И хотя мой стакан вновь опустел, в бутылке коньяка еще хватало.

А когда опустела бутылка, я пошел спать.