— Перейдя к Пятой ступени, Джек сидел в том кресле, где теперь сидите вы. Он описал Четвертую ступень, потратил на это несколько недель, старался ничего не упустить. А потом сел здесь, а я пристроился напротив, где сейчас сижу, и прочел мне все это вслух. И несколько раз голос у него срывался. Ему было трудно.

— Понять можно.

— А я время от времени останавливал его. Ну, чтобы он что-то уточнил. Но в основном Джек все читал, а я слушал, старался вникнуть. Тоже было нелегко.

— Трудно продраться через текст и уловить смысл?

— Вот именно, Мэтт. Когда сам я находился на Четвертой ступени, там не было конца поступкам, которых я страшно стыдился. А в программе четко сказано: главное, как твои поступки давят на твою совесть, а вовсе не то, противоречат ли они общепринятой морали. Но я ощущал себя грешником в легком весе, дилетантом по части всяких там низостей и подлостей. Мои преступления сводились к нарушениям правил перехода улиц и мелкому мухлеванию с налогами. Да, и еще пару раз проскакивал под турникетом в метро, чтобы не платить. Вы же не станете сообщать об этом в полицию?

— Так и быть, прощаю на первый раз.

— Не беспокойтесь, этого больше не случится. Я совершал проступки, которые не являются преступлениями, но осуждаются с точки зрения морали, не хотелось бы упоминать о них сейчас. Зато, знаете ли, я никого не ограбил, не ударил битой. И никогда, господи, ни разу в жизни еще никого не убил!

— А Джек?

Своим молчанием он сказал мне — «да». Затем, после долгой паузы, заметил:

— Я испытывал крайнюю неловкость, слушая, что он говорил. И насильственной смертью он умер вовсе не потому, что характер дурной или он ненавидел кого-то, и даже не потому, что совершал преступные деяния. Так что считаю, все это ушло в могилу вместе с ним.

— Что ж, вполне разумно.

— Вот только никакой могилы не будет. Я распорядился кремировать его, как только выдадут тело. И хотел развеять пепел над морем. Даже узнал, что есть специальная служба — тебя вывозят в море на лодке, ты берешь урну и вытряхиваешь ее содержимое за борт. — Он закатил глаза. — Вернее, пепел и прах, так принято говорить. Будь у меня копия его записей по Четвертой ступени, я бы и ее сжег в печи вместе с ним, и зарывать в могилу не стал бы. А потом развеял бы над водой и…

Грег произнес все это почти весело, а потом вдруг осекся и умолк. Я видел, как он помрачнел, стиснул зубы, как старался сморгнуть слезы. Затем Грег взял себя в руки, и голос его снова зазвучал ровно и уверенно.

— Итак, моя дилемма связана с Восьмой ступенью, — сообщил он. — Вроде бы я уже говорил, там было расписано все детально.

— О каждом человеке отдельный параграф.

— Да, и некоторые получились весьма пространными. Думаю, человек, убивший его, был упомянут в этом списке. С большой долей вероятности.

— И у вас есть копия.

— Разве я не говорил?

— Нет. Но никакой дилеммы лично я тут не вижу. У вас на руках его список по Восьмой ступени. Вам и решать, что с ним делать.

— Если у полиции есть зацепки, если они знают, кто убийца, и не важно, имеются ли против него улики, тогда никакой проблемы для себя не вижу. Просто уничтожу этот список, и дело с концом. Но если у них ничего нет, и скорее всего это так, нет и не будет, и они не станут напрягаться, тогда… Тогда получается, я владелец информации, которая может им помочь, и это мой долг, как гражданина, предоставить им эти материалы.

— Но?…

— Но в списке около двух дюжин имен, Мэтт! Это, конечно, не означает, что среди них много подозреваемых, потому как он включил в список своего отца и еще пару покойников и даже упомянул подружку из старшего класса школы, в чьи трусики запускал лапу. Ну и других людей, которые вряд ли способны выпустить две пули в человека, пришедшего вдруг с извинениями. Но тем не менее примерно треть останется. Все они вели неправедную жизнь и даже имели отношение к криминалу. Но только один из них мог убить. Так какое я имею право навлекать подозрения на остальных?

— И он поставил себе целью как-то помириться с этими людьми…

— Вот именно! Сначала появляется и говорит, простите меня, пожалуйста, я не хотел, во всем выпивка виновата, и вот вам десять баксов, которые я недоплатил, или вот вам новая лампа вместо той, что я сбил со стола. А в следующую минуту он уже покойник, и копы стучатся в дверь.

— А люди в списке не того сорта, чтобы привлекать к себе внимание стражей порядка.

— Или в костюмах от Роберта Холла. Хотя мистер Редмонд был одет вполне даже прилично.

— Но он же детектив.

— И что с того? Разве детективы одеваются лучше других? Никогда не замечал.

Через два дня после награждения золотым жетоном Эдди Кёхлер отвел меня на Пятую авеню в магазин мужской одежды «Финчлиз». С фасада здание выглядело как нормандский замок, и я вышел из него, чувствуя себя настоящим лордом, поскольку только что купил костюм за цену в три раза большую, чем обычно себе позволял.

Я купил костюм, чтобы производить впечатление на людей. Должен был одним своим видом внушить, что являюсь опытным детективом и всегда готов защищать их интересы. Впрочем, имелись и другие преимущества: жене очень нравился этот костюм, да и подружке тоже.

Там, конечно, были и другие костюмы, но этот особенно приглянулся мне — однобортный, на двух пуговицах, пошит из ткани почти шелковистой на ощупь в изящную и еле заметную серовато-синюю полоску. («Прекрасный материал», — заметил продавец.) И брюки без манжет. («Не думаю, что нам тут нужны манжеты».)

Интересно, куда он потом делся, этот костюм. Да и магазин мужской одежды «Финчлиз». Последний раз, побывав в этом районе, я заметил, что магазина там нет. В здании с зубчатыми башенками появился новый обитатель, и в огромной витрине были выставлены поделки из фальшивой слоновой кости и прочие восточные безделушки для туристов.

Проблему Грега я понимал. Если он передаст список Джека по Девятой ступени на удивление хорошо одетому Деннису Редмонду, тем самым может доставить нешуточные неприятности людям, не имеющим никакого отношения к убийству. А если не сделает этого, убийца останется безнаказанным.

Я спросил, обсуждал ли он это со своим поручителем.

— Хотелось бы, — ответил Грег. — Никогда не слыхали о раке геев? Называется саркомой Капози, хотя, возможно, произношу неправильно. Болезнь редкая, по крайней мере считается таковой. Но каждый гей-мужчина начинает утро с того, что осматривает себя с головы до ног на предмет выявления пурпурных пятен. Адриан был очень болен, и все мы боялись, что он умрет, поскольку лекарства от этой болезни не существует. Но убило его воспаление легких. Причем очень редкая форма пневмонии, хотя… не столь уж и редкая среди мужчин гомосексуалистов.

Я кое-что слышал об этом заболевании. В моей группе, той, что собиралась в соборе Святого Павла, умер один человек. Еще одного члена группы несколько раз госпитализировали с приступами жесточайшей лихорадки, и врачи не знали, чем ее лечить.

— И никто не знает, что вызывает эту болезнь, — сказал Грег. — Один мой приятель считает, что ее якобы вызывают синтетические моющие средства, кожаные изделия и пирожные с заварным кремом. Мы все можем погибнуть от этой болезни, Мэтт. А вместо того, чтобы всерьез заняться этой проблемой, только посмеиваемся, и все.

Его поручитель Адриан умер месяц назад, и Грег так и не нашел ему замены.

— Я постоянно прощупываю самых разных людей, — сказал он, — причем втихаря, сами они о том не знают. Хочу найти человека старше себя, с более долгим сроком трезвости, но того, кто посещает собрания регулярно, почти ежедневно. И гей мне не нужен, поскольку не хочу снова проходить через все это, да и натурал не очень подходит, поскольку сам я не такой. Последнее время стал думать, что мне нужна женщина-поручитель, но удастся ли поладить с обычной женщиной или лесбиянкой?

— Еще одна дилемма, — заметил я.

Он кивнул:

— Причем из таких, последствия которой выявятся не сразу, а со временем. И полная противоположность другой дилемме, требующей действий. Вы полицейский, Мэтт. Никогда не хотели вернуться к этой работе?

— Снова поступить в штат?

Я подумывал об этом и раньше, даже советовался с Джимом Фейбером.

— Нет, — ответил я. — Никогда этого больше не будет.

— Так что теперь вы частный детектив.

— Не совсем. Частные детективы должны иметь лицензию. Уйдя из полиции, я стал работать на разных людей, но строго неофициально. Просто оказываю им кое-какие услуги, а они в качестве благодарности дают мне деньги.

— А теперь?

— Пребываю в вечных поисках работы, как вы — в поиске поручителя. Какой-то человек разработал добровольную программу занятости. Называется ПЗИА, хотя не помню, как точно расшифровывается это сокращение…

— Программа занятости для излечившихся от алкоголизма. Джек начал посещать там занятия. Но ему не понравилось. И он сам нашел себе работу — развозил заказы из закусочной. Не слишком выдающаяся карьера, зато работа вполне приличная для начинающего трезвенника.

— Что ж, меня вполне устраивает работа для начинающего трезвенника. За последние одиннадцать месяцев работы хватало, так что я мог и жилье оплачивать, и на еде не экономить.

— Вы оказываете услуги людям, они за это вас благодарят.

— Именно.

— Что ж, — сказал он. — В таком случае, может, окажете услугу мне?