На солнце или в тени (сборник)

Блок Лоренс

Мур Уоррен

Чайлд Ли

Нелскотт Крис

Сантлоуфер Джонатан

Оутс Джойс Кэрол

Эббот Меган

Лансдейл Джо Р.

Блок Джилл Д.

Дивер Джеффри

Батлер Роберт Олен

Коннелли Майкл

Скотт Джастин

Фергюсон Крэйг

Кинг Стивен

Левин Гейл

Кристофер Николас

Стивен Кинг

 

 

Я вовсе не удивился, когда узнал, что у Стивена Кинга нет времени написать что-то для антологии, и все же он не отказался с ходу – из уважения к большому художнику, которому посвящен этот сборник. «Я люблю Хоппера, – написал он, – и попробую найти время, но ничего не обещаю». Позже он выбрал картину, о которой хотел написать, – существовал очень малый шанс, что время все же найдется. «Я возьму «Комнату в Нью-Йорке». У меня дома даже есть репродукция. Чем-то эта картина меня привлекает». Очевидно, влечение оказалось неодолимым, и «Музыкальная комната» тому подтверждение.

 

Музыкальная комната

[25]

Супруги Эндерби сидели в музыкальной комнате – так они ее называли, хотя это была просто лишняя спальня. Когда-то они полагали, что здесь будет детская для крошки Джеймса или Джил Эндерби, но после десяти лет безуспешных стараний стало вполне очевидно, что долгожданный ребенок не появится из ниоткуда. Они смирились с бездетностью. Зато у них была работа: прямо подарок судьбы в эти непростые времена, когда людям приходится отстаивать очереди за бесплатным супом. На их долю тоже выпадали тяжелые периоды, это правда, но когда находилась работа, они могли позволить себе не думать ни о чем другом, и это устраивало их обоих.

Мистер Эндерби читал «Нью-Йорк джорнал американ», новую ежедневную газету, которая начала выходить с полгода назад. Вроде как бульварная газетенка, а вроде и нет. Обычно он начинал с комиксов, но когда у них была работа, он первым делом просматривал городские новости, особенно полицейские сводки.

Миссис Эндерби сидела за пианино, которое им подарили на свадьбу ее родители. Иногда она трогала пальцем клавиши, но не нажимала. Сегодня в музыкальной комнате звучала лишь симфония ночного города, лившаяся в открытое окно: шум уличного движения на Третьей авеню. Третья авеню, третий этаж. Хорошая квартира в добротном кирпичном доме. Они редко слышат своих соседей сверху и снизу, а соседи редко слышат их. И это только к лучшему.

Из стенного шкафа донесся глухой удар. Потом еще один удар. Миссис Эндерби поставила руки на клавиши, словно собравшись играть, но удары прекратились, и она снова сложила руки на коленях.

– По-прежнему ни единого слова о нашем добром приятеле Джордже Тиммонсе, – сказал мистер Эндерби, шурша газетой.

– Может, стоит проверить олбанийский «Геральд», – предложила она. – Кажется, он есть в киоске на углу Лексингтон-авеню и Шестидесятой.

– Зачем? – спросил он, наконец открывая раздел комиксов. – Мне хватает «Джорнал американ». Если мистера Тиммонса объявили пропавшим без вести в Олбани, пусть там его и ищут те, кому это надо.

– Хорошо, дорогой, – сказала миссис Эндерби. – Я тебе доверяю.

У нее не было причин ему не доверять – до сих пор все шло как по маслу. Мистер Тиммонс был у них уже шестым гостем в специально укрепленном стенном шкафу.

Мистер Эндерби хохотнул:

– Братишки Катценьяммер опять учудили. На этот раз поймали Капитана на незаконной рыбалке. Собственно говоря, он палил сетью из пушки. Кстати, довольно забавно. Хочешь, я тебе почитаю?

Прежде чем миссис Эндерби успела ответить, из шкафа донесся еще один удар и какие-то слабые звуки, видимо, крики. Сложно сказать, пока не прижмешься ухом к деревянной двери, а миссис Эндерби уж точно не собиралась этого делать. Она не намерена подходить к мистеру Тиммонсу ближе, чем на то расстояние, на котором стояла ее скамья у пианино – пока не придет время от него избавляться.

– Когда он уже успокоится?

– Скоро, милая. Совсем скоро.

Еще удар – как бы в опровержение сказанного.

– То же самое ты говорил и вчера.

– Похоже, я поторопился, – сказал мистер Эндерби и добавил: – Ого! Дик Трейси снова охотится за Кислым.

– У меня прям мурашки от этого Кислого, – отозвалась она, не повернув головы. – Вот бы детектив Трейси упрятал его в тюрьму навсегда.

– Этого никогда не произойдет, милая. Все поддерживают героев, но помнят злодеев.

Миссис Эндерби ничего не сказала. Она ждала очередного удара. Когда он раздастся – если раздастся, – она будет ждать следующего. Ждать – это самое худшее. Бедняга, конечно же, мучается от голода и жажды; они перестали кормить его и давать воду три дня назад, когда он подписал последний чек, полностью обнуливший его банковский счет. Его бумажник они выпотрошили сразу, там было почти двести долларов. Во времена столь глубокой депрессии двести долларов – хороший куш, а если получится удачно продать его часы, то можно выручить еще двадцатку (хотя она понимала, что это был чересчур оптимистичный прогноз).

Счет мистера Тиммонса в Национальном банке Олбани оказался прямо-таки золотой жилой: восемьсот долларов. Когда пленник достаточно проголодался, он с радостью подписал несколько чеков для обналичивания с пометкой «Командировочные расходы». Возможно, жена и детишки отчаянно нуждались в этих деньгах, ведь отец семейства не вернулся домой из поездки в Нью-Йорк, но миссис Эндерби запрещала себе даже думать об этом. Ей больше нравилось представлять, что у миссис Тиммонс есть богатые родители, имеющие собственный особняк в Олбани, щедрые маменька с папенькой прямиком со страниц романов Диккенса. Они не бросят в беде дочь и внуков, скажем, двух милых мальчишек – очаровательных сорванцов вроде Ганса и Фрица, братишек Катценьяммер.

– Слагго разбил у соседа окно и свалил все на Нэнси, – сказал мистер Эндерби, посмеиваясь. – Клянусь, по сравнению с ним Катценьяммеры – сущие ангелы!

– А какая у него ужасная кепка! – добавила миссис Эндерби.

Из шкафа донесся очередной удар, на удивление сильный для человека, который должен вот-вот умереть от голода. Но мистер Тиммонс был крупным мужчиной. Даже после изрядной дозы хлоралгидрата в бокале с вином он едва не поборол мистера Эндерби. Миссис Эндерби пришлось помочь мужу. Она уселась на грудь мистеру Тиммонсу и сидела, пока он не затих. Приличной женщине такое не подобает, но выбора у нее не было. В тот вечер окно, выходящее на Третью авеню, было плотно закрыто, как всегда, когда мистер Эндерби приводит гостя на ужин. Он знакомится с ними в барах. Он очень общительный, мистер Эндерби, и у него хорошо получается распознавать бизнесменов, изнывающих от одиночества в городе, – мужчин, столь же общительных и всегда готовых завести новых друзей. Особенно таких друзей, которые могут стать выгодными клиентами. Мистер Эндерби оценивал их по костюмам и всегда замечал золотую цепочку для часов.

– Плохие новости, – сказал он, нахмурившись.

Она вся напряглась и повернулась к нему:

– Что случилось?

– Мин Безжалостный взял в плен Флэша Гордона и Дейл Арден. Держит их в шахтах по добыче радия в Монго. А там эти твари, похожие на крокодилов…

До них донесся приглушенный, еле слышный вопль. В тесном, обитом звукопоглощающим материалом шкафу бедняга, наверное, так надрывался, что чуть не сорвал голос. Как у мистера Тиммонса хватало сил так кричать? Он уже продержался на сутки дольше, чем каждый из предыдущих пяти гостей, и его возмутительная, прямо-таки неприличная жизнеспособность уже начала действовать ей на нервы. Она надеялась, что сегодня все благополучно закончится.

Ковер, в который его завернут, уже лежит в спальне, автофургон с надписью «ЭНДЕРБИ ЭНТЕРПРАЙЗЕС» на боку припаркован прямо за углом, с полным баком, готовый к очередной поездке в Пайн-Барренс в Нью-Джерси. Когда они только поженились, фирма «ЭНДЕРБИ ЭНТЕРПРАЙЗЕС» действительно существовала. Депрессия – которую «Джорнал американ» теперь называет Великой депрессией – положила конец этому предприятию два года назад. Но теперь у них есть эта новая работа.

– Дейл боится, – продолжил мистер Эндерби, – и Флэш пытается ее подбодрить. Он говорит, что доктор Жарков…

Теперь раздалась целая очередь ударов: десять, может, двенадцать подряд – в сопровождении таких же воплей, приглушенных, но все равно жутких. Миссис Эндерби представляла бисеринки крови на губах мистера Тиммонса, кровь на его разбитых костяшках. Она представляла, какой тощей сделалась его шея, как исхудало и вытянулось его прежде упитанное лицо, когда тело сожрало собственный жир и мышцы, чтобы выжить.

Но нет. Тело не может поедать само себя, чтобы оставаться живым, верно? Эта идея так же ненаучна, как френология. И как же ему сейчас хочется пить!

– Это так раздражает! – не выдержала миссис Эндерби. – Почему он никак не успокоится? Зачем ты привел такого сильного мужчину, дорогой?

– Затем, что он был еще и состоятельным мужчиной, – мягко проговорил мистер Эндерби. – Я это понял, как только он открыл бумажник, когда мы решили повторить и он сказал, что угощает. Его вклада нам хватит месяца на три. На пять, если будем поэкономнее.

Удар, еще удар и еще. Миссис Эндерби поднесла пальцы к вискам и принялась легонько массировать нежную кожу.

Мистер Эндерби посмотрел на нее с сочувствием:

– Я могу сделать так, чтобы все закончилось прямо сейчас, если хочешь. Вряд ли он будет особенно сопротивляться в его состоянии; особенно после того, как он израсходовал столько сил. Один быстрый удар твоим самым острым кухонным ножом. Разумеется, если я это сделаю, убирать придется тебе. Так будет по-честному.

Миссис Эндерби с потрясенным видом уставилась на него:

– Может, мы и воры, но мы не убийцы.

– У всех будет иное мнение на этот счет, если нас поймают, – проговорил он, как бы извиняясь, но твердо.

Держа руки на коленях, обтянутых подолом красного платья, она сплела пальцы в замок с такой силой, что у нее побелели костяшки, и посмотрела прямо ему в глаза:

– Если нас посадят на скамью подсудимых, я приду в суд с высоко поднятой головой и скажу судье и присяжным, что мы стали жертвами обстоятельств.

– Я уверен, ты будешь весьма убедительна, дорогая.

Еще один удар в дверцу шкафа, еще один крик. Это и вправду уже неприлично. Да, вот самое верное слово для подобной жизнеспособности. Неприлично.

– Но ведь мы не убийцы. Нашим гостям просто недостает самого необходимого, как и многим другим в эти тяжкие времена. Мы их не убиваем: они угасают сами.

И снова вопль человека, которого мистер Эндерби привел домой из «Максорлиса» больше недели назад. Может, это были слова. Может, это была фраза ради всего святого.

– Осталось недолго, – пообещал мистер Эндерби. – Если не сегодня, то завтра уж точно. И мы сможем несколько месяцев вообще не работать. И все же…

Она все так же сжимала пальцы и все так же смотрела на него в упор.

– И все же?

– В каком-то смысле тебе это нравится, я думаю. Не этот этап, а момент, когда мы их берем. Так охотник берет зверя в лесу.

Она обдумала его слова.

– Да, наверное. Мне, конечно же, нравится то, что у них в бумажниках. Мне это напоминает, как папа устраивал поиски кладов нам с братом, когда мы были маленькими. Но то, что после… – Она тяжко вздохнула. – Я никогда не умела ждать.

Снова удары из шкафа. Мистер Эндерби перешел к разделу деловых новостей.

– Он из Олбани и, стало быть, получил по заслугам. Сыграй что-нибудь, дорогая. Это поднимет тебе настроение.

Она открыла банкетку у пианино, достала ноты и сыграла «Я никогда не буду прежним». Потом сыграла «Я хочу танцевать» и «То, как ты выглядишь сегодня». Мистер Эндерби поаплодировал ей и попросил повторить на бис эту третью, и когда отзвучали последние ноты, удары и крики в специально укрепленном стенном шкафу с шумоизоляцией тоже затихли.

– Музыка! – провозгласил мистер Эндерби. – В ее волшебной власти дарить покой встревоженной душе!

Это их рассмешило. Они засмеялись вдвоем, как принято у супругов, которые много лет прожили вместе и давно понимают друг друга без слов.