Уоррен Мур – профессор английской словесности в Ньюбери-колледж в Ньюбери, Южная Каролина. В 2013 году опубликован его роман «Вальсы разбитого стекла». Рассказы Уоррена Мура регулярно появляются в небольших изданиях и интернет-журналах, в 2015 году его рассказ был включен в сборник «Огни темного города». Он живет в Ньюбери и благодарит отца (который познакомил его с Хоппером) и мать (которая познакомила его с Мардж).
Вечер в офисе
[33]
Пока Вальтер копался в бумагах на столе, Маргарет слушала грохот проходившего мимо поезда. Шнур оконных жалюзи покачивался, и она не могла понять почему: то ли от сотрясений, вызванных проносившимся составом, то ли от ветерка, дувшего в окно. Она не чувствовала движения в воздухе, как не чувствовала облегающего ее любимого голубого платья. Все внимание приковывал Вальтер и документы в лужице света от настольной лампы.
Она задержала руку на папках – показалось, что жест был из другого времени целую жизнь назад. Эта мысль вызвала у нее едва заметную улыбку. Любой отрезок времени можно назвать чьей-то жизнью – все зависит от того, сколько человек живет. Бывали минуты, когда Маргарет думала, что, может, и у них с Вальтером была долгая совместная жизнь. Пока она не умерла.
Маргарет Дюпон никогда не нравилось ее имя. Лучше бы ее назвали, как кинозвезду, – Джин или Бет – а у нее что за имя? Напоминает людям фильмы с комиками братьями Маркс. Но она с ним свыклась – куда деваться? – еще и потому, что ее второе имя Люсиль ей нравилось еще меньше. Ее назвали так в честь умершей в юности тети, и иногда она задавалась вопросом: не несет ли это имя в себе проклятия? Но бабушке имя нравилось, и, как однажды заметила кузина, когда Маргарет была еще девчонкой, «старуха буквально допекла ее мать – назови дочь так и не иначе». Что ж, такое можно представить: мать, обессиленная, лежит в больнице и отвечает: «Черт с ним, Маргарет так Маргарет». Конечно, ничего подобного она не произнесла бы при людях вслух, как не стала бы расхаживать с зажженной сигаретой. Леди так себя не ведут.
Но Маргарет в детстве нисколько не напоминала леди, и, вероятно, поэтому они с матерью, случалось, неделями не говорили друг другу ни слова. Мать была миниатюрной, Маргарет, наоборот – крупной, в отца, который в девять лет уже мог управляться с плугом и с этого возраста перестал ходить в школу. Мать проучилась на пару лет дольше, через несколько лет вышла за отца замуж и переехала в город. Еще через несколько лет родилась Маргарет. Она была вторым и последним ребенком в семье – родилась такой большой, что это чуть не стоило матери жизни, о чем ей не уставали повторять.
Маргарет была для своего возраста очень крупной – ее так и прозвали, Большая Мардж, потому что была крупнее большинства мальчишек. И оставалась такой, пока не заболела. Скарлатина, объявили ее родителям врачи. Болезнь подействовала на сердце и замедлила рост. Однако ей повезло, она легко выкрутилась – не каждый выздоравливал после скарлатины. Но Маргарет вцепилась в жизнь – так было нужно, – и ей даже не приходило в голову, что у нее был другой выбор. Хотя ее рост и замедлился, она была слишком высокой: шесть футов для девочки – это уже перебор. Какому парню понравится такая каланча? Ей пришлось пропустить год, теперь она была старше одноклассников и от этого еще выше остальных. Большая Мардж, нескладная дылда. Во время школьных танцев она вывихнула колено, и боль от позора падения на пол была острее боли в ноге.
Но она была смышленой и окончила школу, ни мать, ни отец ничего иного и не ожидали. Работала летом и после учебы, а когда родители уходили на работу, занималась домашними делами. Сестра была на семь лет старше, вышла замуж и жила отдельно. За умение печатать на машинке Маргарет вручили в школе медаль. Она научилась так хорошо рисовать, что ей заказывал рекламу местный универмаг, а потом за подписью публиковал в газете.
Но все это в Гринсберге не имело значения. Она так и осталась дочкой Вайолет и Эрни, Дубиной, Лосихой, Большой Мардж. Городок был слишком маленьким, чтобы ей превратиться в кого-нибудь еще. Значит, следовало переехать в другое место.
Когда она сказала родителям, что собирается в большой город, и все трое не сомневались, что за этими словами стоит Нью-Йорк, мать спросила, не повредилась ли она рассудком. И добавила, что дочь не сможет так поступить. Маргарет ответила: сможет, она накопила денег, присмотрела места, где спокойно могут жить девушки – отели «Барбизон», «Ратлидж». Мать заявила, что любая девчонка, стремящаяся в большой город, неизбежно станет шлюхой либо выйдет замуж за итальянца. Она возразила, что ей скорее всего не потребуется делать ни то ни другое, и получила пощечину. Мать выставила ее из комнаты, и она стояла, сдерживая слезы, пока мать не ушла, а отец не расплакался.
– Собралась хотя бы в Атланту.
Она тоже заплакала, но когда сказала, что хочет испытать судьбу в таком месте, где больше возможностей и заведений, где не откажутся взглянуть на ее портфолио и рисунки, покачал головой и ушел. Маргарет видела, как сотрясались его плечи. Через три дня, не сказав матери ни слова, она уехала. Всякий раз, когда пыталась заговорить с отцом, он начинал плакать, и Маргарет поняла: еще одна попытка, и она не сможет покинуть дом. Упаковала вещи, села в поезд, и ей никто не помахал на прощание. Потом нашла в чемодане десять долларов в конверте с единственным написанным на нем словом: «Папа».
Билет до Нью-Йорка стоил больше, но она доплатила из своих и еще четверть доллара дала носильщику. Часов тридцать тряслась в вагоне (надо будет купить часы, сказала себе), а показалось, тридцать лет. Поела супа в вагоне-ресторане и положила в сумочку крекеров – похрустеть в дороге. На второй день пути ей улыбнулся молодой солдат и попытался завести разговор. Маргарет не знала, что ответить, – ей не могло прийти в голову, что она способна привлечь внимание мужчины – высоченная, неловкая, Большая Мардж. Солдат вышел где-то в Огайо, наспех черкнув адрес, и сказал, чтобы написала, когда станет знаменитой художницей. Маргарет ответила, что на это уйдет некоторое время, но поблагодарила. Она понимала, что больше никогда его не увидит, поскольку не собиралась еще раз пересекать штат Огайо.
В Нью-Йорке ей кто-нибудь подвернется. Она представляла его высоким, как отец, выше ее. Белокурым, с добрым голосом и, конечно, любителем искусства. Нужно только остерегаться. Маргарет читала журналы и знала: есть такие мужчины, которые, взяв у девушки то, что им надо, бросают ее. Тогда придется возвращаться в Гринсберг к матери, но об этом лучше не думать.
Маргарет вздремнула, привалившись головой к оконному стеклу, и проснулась, когда кондуктор мягко тронул ее за плечо.
– Вокзал Пенсильвания, мисс. Конечная.
Вставая, она покраснела, взяла сумочку и отправилась за вещами в багажный вагон: за чемоданом, косметичкой и папкой с рисунками. Потом купила в газетном киоске карту и стала искать «Барбизон». Он оказался в двух с половиной милях, но Маргарет приехала в Нью-Йорк не для того, чтобы тратить деньги на такси, и потому пошла пешком: на север, по Седьмой авеню, к Центральному парку, затем на восток.
Чтобы дойти до отеля, ей понадобилось два часа. Могла бы одолеть это расстояние и за час, но то и дело останавливалась, ошеломленная высоченными башнями и множеством народа. Подумала: «Вот он какой, Нью-Йорк». И тут же уточнила: «Вот он какой, Нью-Йорк, когда в нем я». Наконец нашла отель – он оказался самым большим зданием, какое ей когда-либо приходилось видеть. Вошла в вестибюль и приблизилась к конторке.
– Будьте добры, мне нужен номер.
Женщина за конторкой напомнила ей библиотекаршу начальной школы: узколицая, строгая. И при этом она каким-то образом умудрялась смотреть на Мардж свысока, хотя была на голову ниже.
– Под какой фамилией вам забронирован номер?
– У меня нет брони.
– Рекомендации?
– Вы имеете в виду, как для поступления на работу?
– Нет, мисс. У тех, кто хочет остановиться в «Барбизоне», мы требуем три рекомендательных письма. Мы очень избирательны в отношении проживающих у нас юных дам.
– Ничего подобного у меня нет. Я только что приехала в Нью-Йорк и не знала ваших правил. Не могли бы вы…
– Прошу прощения, – отрезала «библиотекарша». – Это совершенно невозможно. Всего хорошего.
Женщина отвернулась, а Маргарет, сделав шаг назад, почувствовала, как у нее отливает от лица кровь и начинают слегка дрожать колени. Опустив голову, она вышла на улицу. Была середина дня, и город уже накрывала тень высоких зданий. Маргарет направилась в сторону парка, затем на юг. По мере того, как уменьшались цифры на табличках домов, язык на них стал меняться – сначала с английского на немецкий, затем снова появился английский. На некоторых немецких вывесках возникало слово Bund, и Маргарет заинтересовалась, те ли это люди, которых она видела в кинохронике.
Багаж все сильнее оттягивал руки. Маргарет пересекала верхние восьмидесятые и ругала себя: надо же было оказаться настолько глупой. Еще вопрос, захотят ли родители востребовать ее тело, когда она умрет в каком-нибудь переулке. И тут вдруг увидела написанное от руки объявление: «Сдаются комнаты». Маргарет постучала в дверь.
У открывшей ей женщины волосы были зачесаны назад и собраны в пучок, но она выглядела добрее той, что прогнала ее из «Барбизона». Она посмотрела на багаж Маргарет и объявила:
– Комната, холодный завтрак и обед за пять долларов в неделю. За две недели задаток.
Голос был приятным, но говорила она с акцентом. Маргарет представляла, что так разговаривают эльфы. Она, не подумав, спросила:
– Вы ирландка?
Женщина поморщилась:
– Это что, проблема, мисси?
Маргарет моргнула:
– О нет, мэм, просто я хотела сказать, вы говорите как священники в кино.
– Сама ты говоришь, как деревенщина.
– Может, я и есть такая. Только я деревенщина, которой нужна комната. И у меня есть десять долларов.
– Пятнадцать, девонька. Десять задаток и пять за эту неделю.
Маргарет сделала в уме быстрые подсчеты. Работу придется искать не откладывая, но то, что ей удалось разглядеть за плечом женщины – коридор и столовую, – выглядело чистым.
– Хорошо, пятнадцать. – Она отдала хозяйке деньги и, заглянув в кошелек, мысленно поправилась: работу нужно найти очень-очень быстро.
– Как тебя зовут, деревенщина?
– Маргарет Дюпон. Мисс Маргарет Дюпон. А вас?
– Миссис Дороти Дейли. Но при том, что мой муж уже два года как ушел в мир иной, от этого «миссис» мне ни холодно, ни жарко. – Женщина перекрестилась. Маргарет чуть не улыбнулась – такое она тоже видела только в кино, – но сдержалась, оставшись серьезной. – Тебя, Пегги, я вижу, ростом Бог не обделил. Готова спорить, ешь ты за обе щеки.
– Стараюсь следить за фигурой, – ответила Маргарет. То, что она читала о грубых ньюйоркцах, походило на правду. – Почему вы назвали меня Пегги?
– Сокращенное от Маргарет, девонька. – Миссис Дейли покачала головой. И прежде чем Маргарет смогла оценить ее слова, продолжила: – Не стой как столб, пошли, до обеда покажу тебе комнату.
Комната оказалась маленькой – в Гринсберге такую назвали бы тесной – с односпальной кроватью, тумбочкой, раковиной и комодом. С зеркала на тумбочке местами сошла амальгама, а в остальном оно вполне подходило, чтобы смотреться. Наконец Маргарет смогла поставить вещи на пол и стала слушать, что хозяйка говорила о правилах поведения в доме.
– Гостей наверх не водить, душ принимать не больше четырех раз в неделю. У меня чистый дом, но не дворец. Телефон внизу в коридоре. Разговаривать не больше пяти минут и никаких междугородних звонков без предварительной оплаты.
– Хорошо. Мне все равно некому звонить.
– И вот еще что, Пегги.
– Да?
– Как только освободишь чемоданы, принеси их вниз.
– О! Вы храните у себя чемоданы гостей?
– Можно сказать и так, деревенщина. А можно сказать, страхуюсь. Ты не улизнешь отсюда, если не в чем будет унести вещи.
Маргарет сделала так, как ей велели, только оставила в комнате папку с рисунками – решила, что это образцы ее работ, а не багаж. На обед была курица с картошкой и зеленая фасоль – такое она много раз ела и много раз готовила сама, но вкус был совсем не такой, как дома. Но хотя бы не суп с крекерами, и она все подчистила. Хотела попросить добавки, но вспомнила замечание миссис Дейли по поводу ее роста и решила воздержаться. Еды было достаточно. Какое-то время она сумеет продержаться, питаясь два раза в день.
Миссис Дейли познакомила ее с другими жильцами: от самого старшего пожилого мужчины до женщины, которой, как решила девятнадцатилетняя Маргарет, было лет тридцать. От всех треволнений после еды ее потянуло в сон, и она тут же забыла, как кого зовут. Немного для приличия посидела, затем поднялась наверх и упала на кровать как подкошенная. Завтра четверг – день, когда следовало идти искать работу.
И в пятницу тоже был такой день. И в последующие недели тоже. Великие идеи мистера Рузвельта еще явно не дошли до магазинов, и там не нужны были ни оформители витрин, ни художники. Маргарет надеялась, что ей что-нибудь перепадет в квартале модисток, но и там ничего не получила. Она почти пожалела, что отвесила оплеуху хозяину бара, который предложил ей место официантки и вознаграждение, как он выразился «в виде комиссионных за привлечение новых клиентов». Почти. Не хотела признавать, что мать была права.
Обследуя квартал с магазинами готового платья в часе ходьбы от дома, где остановилась, Маргарет заметила обветшалое здание с офисами, видимо, такими же убогими, как и место, где они находились. Но и ее саму жизнь изрядно потрепала. Даже при двухразовом питании деньги и время быстро утекали. Еще немного – и придется просить миссис Дейли разрешить ей вместо части квартирной платы мыть посуду и готовить еду. Но пока надо искать и искать.
Маргарет вошла в здание, увидела указатель и стала его изучать. Офисы располагались на десятом, седьмом, шестом и третьем этажах, и она решила начать сверху и спускаться вниз, чтобы в конце, когда выяснится, что работы здесь нет, осталось меньше ступеней. Она поднялась на лифте и потратила полторы минуты, чтобы узнать, что компании «Гарлэндсон архитектс инкорпорейтед» работники не требуются – спасибо, мисс. Три пролета лестниц, и она вполне ожидаемо оказалась на седьмом этаже, где в компании «Паркер и сын», чем бы та ни занималась, ее ждал такой же плачевный результат. И поскольку не встретилась ни с Паркером, ни с сыном, то так и не узнала, каким бизнесом занимаются в этой конторе, кроме как отказывают претендентам на работу. Дальше по коридору Маргарет наткнулась на букинг-менеджера, некоего мистера Ландсберга, который заверил, что, раз она не умеет танцевать, ей ничего не светит. Она чуть не ляпнула, что готова попробовать, но ответила, что, к сожалению, не танцовщица.
– Может, все-таки попытаетесь? – спросил Ландсберг. – У вас для этого подходящая фигура. Какой у вас рост?
Маргарет настолько удивилась, что ее фигура вообще может для чего-нибудь подходить, что сказала правду:
– Пять футов, одиннадцать с половиной дюймов.
Ландсберг покачал головой:
– Нет, дорогуша, для ансамбля «Рокетс» высоковата. Но если передумаете, позвоните.
«Наверное, для всех будет лучше, если не передумаю», – сказала она себе, уходя по коридору. Фигура танцовщицы? Это у Большой Мардж? Ноги длинные, за последнее время постройневшие – двухразовое питание помогало сохранить фигуру. Пожалуй, она стала слишком худой. Миссис Дейли даже стала иногда предлагать ей по вечерам дополнительную порцию. Что ж, в ее ситуации имелись и положительные моменты.
Очередной пролет лестницы привел ее на шестой этаж, который оказался пустым. «Как и мои перспективы», – подумала Маргарет. Но, настроившись доделать все до конца, пошла по коридору и наткнулась на дверь с вывеской на рифленом стекле: «Вальтер Шрёер. Адвокат». Золотые буквы были довольно свежими – краска еще не шелушилась, держалась крепко. Маргарет различила за стеклом силуэт человека и постучала.
– Входите, – прозвучал голос. Голос был мужским и довольно приятным. Маргарет открыла дверь. – Вы, должно быть, девушка из агентства. Почему так задержались?
Маргарет подмывало солгать, сказать, что да, она девушка из агентства, но затем решила, что это плохая мысль. Ведь девушка из агентства (кстати, какого?) может объявиться в любой момент.
– Не понимаю, о чем вы, – ответила она. – Я просто ищу работу. Но если вы ждете кого-то конкретного…
– Ждал, – сказал мужчина. – Но она, судя по всему, не придет.
Маргарет осмотрелась. Кабинет был маленьким, не намного больше ее комнаты у миссис Дейли. Мистер Шрёер – Маргарет решила, что это он и есть, поскольку для других сотрудников там не хватило бы места, – сидел за небольшим письменным столом из коричневого дерева, стоявшим на зеленом ковре. За его правым плечом у стены этой странной комнаты возвышался шкаф для хранения документов. Комната по форме напомнила ей пастилку от кашля или колоду карт для игры в «Грача» до того, как ее разложили на аккуратные стопки. Справа расположился стол еще меньшего размера с пишущей машинкой на нем. Лампа на столе хозяина кабинета стояла так, чтобы освещать регистрационную книгу, а у его левого локтя примостился телефон.
– Печатать умеете? – спросил он.
– Да, сэр. Примерно шестьдесят – шестьдесят пять знаков в минуту.
Шрёер присвистнул.
– Вести картотеку?
– Ну, знание алфавита помогает печатать.
Он улыбнулся.
– Писать под диктовку сможете? Давайте попробуем. Садитесь туда. – Он указал на стол с пишущей машинкой. – В ящике есть блокнот и карандаш. – Они там в самом деле оказались. – Итак, мисс…
– Дюпон, – ответила Маргарет. – Мар… Пегги Дюпон. – Ей понравилось звучание нового имени. Может, оно принесет ей удачу.
– О’кей, Мар-Пегги. – Теперь улыбнулась она. – Пишите. 19 октября 1935 года. Дорогой мистер Макгилликудди – с двумя «д», – рад вас проинформировать, что правооснование на участок земли под индексом Зет219Экс3 свободно от арестов. Определения сервитутов не требуется, поскольку полоса отвода включена в право собственности. Необходимые документы прилагаются. К вашим услугам. Искренне ваш, Вальтер Шрёер. Теперь прочитайте. – Маргарет прочитала. – Неплохо. Теперь напечатайте. – Она напечатала. – Можно взглянуть?
– Почему же нельзя? Вы в своем кабинете. – Маргарет удивилась собственной, как она решила, дерзости. Мать от таких ее слов забилась бы в истерике. Она подала Шрёеру листок. Тот посмотрел и сказал:
– Прекрасно. – Вернувшись за свой стол, он взялся за телефон. – Бюро по найму на работу «Аякс»? Беспокоит Вальтер Шрёер. Говорите, произошла путаница? Бывает. Вакансия закрыта. Благодарю вас. До свидания. – Он снова повернулся к Маргарет. – Судя по вашему произношению, мисс Мар-Пегги, вы не из Бруклина. Где вы научились печатать и писать под диктовку?
– В гринсбергской школе, сэр. Гринсберг – это в Теннесси.
– Не знал, что у вас там печатают.
– Не все. – Маргарет ехидно прищурилась.
– Наверное, поэтому вас оттуда и выставили.
Она начала подниматься, но Шрёер, вытянув руки ладонями вниз, подал ей знак успокоиться:
– Остыньте, Мар-Пегги.
– Вам обязательно продолжать так меня звать? Вполне достаточно Пегги.
– С радостью приму к сведению. Вам приходилось раньше работать секретарем? Нет. Если вас устроит зарплата семнадцать с половиной долларов в неделю, считайте, что вы им стали. Обычная оплата – двадцатник. Но попробуйте найдите такое место. Я начал бы с просмотров объявлений о смерти. Еще вам придется отвечать на телефонные звонки, но это не слишком обременительно, поскольку телефон звонит нечасто.
– Семнадцать с половиной меня вполне устраивает.
– Кабинет маловат, чтобы посадить сюда кого-нибудь еще. Дай бог, разместить клиента. Так что вам придется довольствоваться одним Вальтером.
Мать бы такое не одобрила, но здесь Нью-Йорк, а не Гринсберг.
– Хорошо, Вальтер.
– Отлично. Теперь скажите, что вам известно о законах о собственности?
Маргарет о них ничего не знала, и Шрёер потратил остаток дня, рассказывая, что такое правооснование, чем он занимается, где находится городское регистрационное бюро, куда ему придется ее время от времени посылать, и кулинария, где он завтра попросит ее купить сандвич на ленч. Наконец в пять часов он спросил:
– Есть вопросы?
Не больше миллиона, подумала она, но ответила:
– Вы сообщили мне достаточно. И спасибо, что даете шанс.
Шрёер пожал плечами:
– Благодарите «Аякс». До завтра, до девяти.
– Хорошо, сэр. – Три мили до дома, где она снимала комнату, показались ей самыми короткими в жизни. До следующего утра. Наконец она шла не по чужому городу – у нее возникло ощущение, что она идет по своим улицам.
Маргарет не сразу привыкла к тому, что умерла. Прошла всего пара недель, и она пока не знала, какими руководствоваться правилами. Сколько времени она должна их изучать? Наверное, вечность. Не надоест ли ей быть… привидением или нетопырем, как это называют в Гринсберге? Превращаться в нечто иное или вообще в ничто? Что бы там ни было, ей хотелось знать, как все устроено.
Например, ее тело. Она знала, что тело вернулось в Гринсберг и лежит на кладбище на фамильном участке. По крайней мере, так подумала, когда узнала, что отец его запросил. Немного удивилась, что ей не обязательно следовать за ним. На самом деле, даже невозможно. А если и возможно, то она не знала, как это делается. Только надеялась, что похороны были благопристойными. Ее тетя Конни любит хорошие похороны, особенно такие, когда родственники заходятся от горя, ревут, голосят, падают на могилу и все в таком роде. Маргарет решила, что ничего подобного на ее похоронах не было. Мать бы не одобрила. Извини, тетя Кони. Но лучше слушать музыку.
Она оставалась в Нью-Йорке и в роли привидения пользовалась некоторыми преимуществами. Не надо было платить за комнату, ей было безразлично, где находиться – в доме или на улице, – не тяготило постоянное состояние бодрствования (или лучше сказать, состояние без сна?), потому что она больше не уставала. Иногда ей хотелось осмотреться, прошвырнуться по городу, иногда нет. Прошло много часов, может, даже пара дней, прежде чем она отключилась. Всякий раз, когда бы это потом ни случалось, где бы она ни находилась, все равно оказывалась либо в кабинете, либо перед домом миссис Дейли, где…
Да, там, где умерла. Ничего трагического, но то, что случилось, было неотвратимо. Она не стала жертвой уличного преступления, не попала под колеса такси, просто неудачно упала. Задумалась о духах с ароматом жимолости, которые только что купила в универмаге «Мейси», когда на бровке тротуара сломался каблук. Или снова подвело колено. Детали не запомнились, да и не имели особого значения. Она рухнула на мостовую и еще успела подумать: «Будет больно». Но боли не почувствовала. Затем как-то очутилась за спиной миссис Дейли и слушала, как та рассказывает соседке, что их высокая девушка упала и тут же умерла, будто свечку задули (миссис Дейли перекрестилась). И что приезжал ее несчастный отец и забрал вещи туда, где они живут. У нее теперь пустует комната, и нужно снова искать жильца.
Маргарет понимала, как это грустно, но сама расстраивалась не сильно, ничего ее особенно не тревожило. Она могла ходить на выставки и в музеи – куда угодно в городе – и ни за что не платить. Разумеется, ее никто не останавливал. Ей казалось, ее видели некоторые животные: кошки в переулках и на окнах, птицы, и, когда она находилась рядом, белки в Центральном парке по-особенному наклоняли голову. А люди не видели. Она могла путешествовать целый день напролет, не ощущая ни голода, ни усталости. И это ее тоже устраивало.
Она видела в городе другие привидения (слово до сих пор казалось странным, даже коробило, как «незамужняя мать» или «негр», но другого она не знала), но если они ее и замечали, то скрывали это. Может, так было принято. Каждый занимался своим делом, она своим, и это устраивало ее.
Впрочем, делать она могла немного – например, проходить сквозь предметы – и воспользовалась этим, как только услышала голос миссис Дейли. Но это не далось просто так – предметы также получили возможность проходить сквозь нее и постоянно этим занимались. Через несколько дней Маргарет поняла, что если сконцентрироваться, можно проникнуть в машину, такси или поезд метро и ехать в них, а не стоять столбом, пока они проносятся сквозь нее. Но она не могла ни поднимать, ни передвигать вещи, во всяком случае, ничего тяжелее пылинки. И даже это требовало концентрации внимания и времени. Когда же она иссякала, не хотела больше концентрироваться, отключалась и оказывалась у дома миссис Дейли или в офисе.
Маргарет не очень представляла, как выглядит. Не знала, что видят животные, когда смотрят на нее, или другой, то есть другие. Когда она думала об этом и бросала взгляд вниз, где раньше было ее тело, ей казалось, что она выглядит по-прежнему: в любимом голубом платье с белым воротником (может, в нем ее и похоронили? Может, в нем она и умерла? Маргарет не знала, но ей нравилось это платье), в чулках и темных туфлях. Без пояса, но она его и раньше не носила. Увы, никто не мог ей рассказать, как она выглядит. Однажды ей показалось, что она увидела свое отражение в витрине универмага – с голубым цветком в темных волосах, который так подходил к платью. Но произошло ли это на самом деле, сказать не могла – может, это была игра света. Может, она сама и есть игра света, но такой она себя не чувствовала.
А какой? Третьей копией под копирку самой себя: тусклой, но разборчивой и слегка в пятнах. Вполне подходящей, чтобы подшить в дело, но негодной для отправки клиенту. Но она по-прежнему находилась в городе, который стал ее городом, где она превратилась в Пегги, пусть даже здесь ее подвела неуклюжая Большая Мардж, из-за которой она так неудачно упала.
Маргарет скучала по Вальтеру. Они проработали вместе полгода, прежде чем она умерла, и ей нравилось находиться рядом с ним. Пусть это была работа, но он оказался приятным начальником, был на редкость красивым мужчиной, что нисколько не мешало, и к тому же истинным джентльменом.
Черт возьми! Она тоже держалась как леди. Даже мать не справилась бы лучше. Хотя Мардж понимала, что некоторые мужчины заглядываются на нее – видела в их глазах блеск, слышала, что трепал языком продавец в кулинарии. Иногда ей казалось, что Вальтер тоже положил на нее глаз. Если честно, именно поэтому она и купила духи.
В прошлом у него была возлюбленная, которая умерла от полиомиелита, когда он учился на юриста. Вальтер заговорил об этом всего раз, когда не было клиентов, и они расслабились без работы. Она заметила в его глазах боль и поспешила сменить тему. Может, однажды он почувствовал бы нечто подобное и к ней. Маргарет десятки раз видела такой сюжет в кинофильмах: босс западает на секретаршу, и у них возникают отношения. Почему бы такому не случиться и с ней?
Но не случилось. Может, поэтому она так часто оказывалась теперь в офисе. Вальтер иногда засиживался там допоздна. А было ли такое, когда она у него работала: возвращался ли он в кабинет, когда она уходила домой? Как будто нет. При хорошем секретаре в этом нет необходимости.
Вальтер снова размышлял вслух. Так бывало и при ней, и ей нравилось служить звуковым экраном. Что-то искал в папке клиента, но не мог найти. Не иначе напортачила присланная агентством «Аякс» девица. На стуле у шкафа валялся блокнот для стенографирования. Сама она всегда клала его рядом с машинкой, чтобы не искать потом по всему кабинету.
Кабинет казался более запущенным, чем она помнила. Неужели он такой маленький, такой затрапезный? Через секунду Маргарет поняла, в чем разница. Все вещи стояли на своих местах. Но раньше это было то место, где перед ней открывались возможности. А теперь все это исчезло. Исчезла и она сама. Впервые с тех пор, как умерла, Маргарет почувствовала себя обманутой.
Но только на мгновение. Она приехала в город, не зная, что ее тут ждет. Город ее принял, и вскоре она превратилась в его часть. Она стала той, которой никогда бы не смогла стать в Гринсберге, – Пегги Дюпон.
А теперь кто она? Маргарет не знала. Но не знала этого и раньше. Однако нашла свой путь в город. Значит, сумеет найти путь в то неизведанное, что лежит перед ней. Она вспомнила других, таких же, кого встречала, проносясь по городу. Они с ней не заговаривали – выполняли миссию, для которой, как им казалось, были призваны. Почему она видела их так редко? Может, потому, что они не сознавали, что им не положено здесь находиться?
Она была в Гринсберге в плену, пока не решила, что ей пора оттуда вырваться. Без средств к существованию, одной, чтобы положить этому конец. А как теперь убедиться, что ей больше не нужно здесь находиться? Она не представляла, что́ перед ней откроется, но ведь ей понравилось то, что она обнаружила раньше. Так не стоит ли попробовать и посмотреть, что там дальше?
В этот момент Пегги Дюпон поняла, чего всегда хотела, – свободы. И она ее получила. Свободу от Гринсберга, свободу от матери, свободу от большого тела, которое ее предало, а теперь еще и свободу унестись, куда только сможет вообразить. Она вспомнила строки из очень длинной поэмы, которую читала в школе:
У Маргарет возникло ощущение, что пред ней простиралось нечто большее, чем мир (как город больше, чем маленький кабинет), и все ее скитания в прошлом – лишь крохотные неловкие шажки. Ей предстояла новая дорога. Но как быть с Вальтером? Любила ли она его? Этого Маргарет больше не знала. Но не сомневалась в его доброте. Может, она сумеет напоследок оказать ему добрую услугу.
Она заметила, что потерянный лист лежит наискосок в открытом ящике шкафа. Сосредоточилась сильнее, чем обычно. Может, от этого, а может, от ветерка и тряски проходящего состава, бумага слетела на пол у стола. Вальтер пока ее не замечал, продолжая перебирать документы в папке, но скоро должен был найти.
Он нашел через несколько минут, но Пегги уже исчезла. Только на следующее утро, собирая нужные документы, Вальтер Шрёер почувствовал легчайший запах пыли и жимолости.