Он записал ее номер

Винс встретил Джастин в сентябре, на благотворительной вечеринке. Она не была первой красавицей, но было очевидно, что она преуспевает в жизни. Он даже не стал с ней знакомиться, просто записал ее номер. Казалось, она смущена.

Он ей позвонил.

За обедом она выглядела усталой, но жизнерадостной. Мимо такой, как Джастин, он еще несколько лет назад прошел бы, не заметив, подумал Винс, да даже в прошлом году. Она напоминала ему старшую сестру его друга детства в Амангасетте – с ней всегда была полная определенность, и ее было весело дразнить. Потом Винс подвез Джастин до отдела распечаток в половине одиннадцатого. Джастин будет весело дразнить.

С другой стороны, у него и так достаточно плотное расписание.

 

Поговори же со мной

Джастин всем существом была рада видеть Винса. Кроме всего прочего, от него весь вечер исходил волнующий аромат какого-то лосьона после бритья. Не мужчина, а разбушевавшийся пожар.

Она вошла в отдел распечаток; Рокси – она проработала в компании всего год, и завалить ее мечтал каждый – сидела там с Митчем; отчеты только что отправили обратно на проверку. Митч рассказывал, как его несовершеннолетняя жена отомстила ему, когда очень разозлилась: она подмела пол и стряхнула мусор ему в постель.

– Вы спите отдельно? – нахально ухмыльнулась Рокси.

– Ну, только чтобы выспаться, – объяснил он. – Я сильно брыкаюсь во сне.

Джастин была не в настроении терпеть подобные глупости. Больше всего ей хотелось остаться одной и думать о Винсе. Хорошо ли ему было с ней или он только притворялся, что ему хорошо.

Вскоре стало очевидно, что им предстоит проработать здесь всю ночь. Рокси не переставая ворчала по этому поводу.

– Ну, я же встаю на рассвете, а домой возвращаюсь к девяти, если повезет, – ныла она, надув губы. У нее была идеальная талия, хотя она, наверное, даже и не думала заниматься спортом. – Даже повеселиться никогда времени нет.

Они решили заказать что-нибудь из японского ресторана. Джастин отказалась, так как только что ела в японском ресторане.

– Хочешь сказать, у тебя было свидание, а потом ты вернулась сюда? – недоверчиво спросила Рокси. – Но почему?

Джастин бросила испепеляющий взгляд на эту, эту… старлетку и подумала, что такой дурой не была, наверное, даже когда только поступила на работу. Может, Винс ей больше не позвонит. Он был так спокоен и уверен в себе, никаких сомнений или колебаний. Очень вероятно, что ее покоряет в нем именно эта уверенность, а что если он когда-нибудь ее утратит?

Три недели спустя, когда она с головой ушла в шквал документов и переписки по другому делу, он позвонил и после непринужденной болтовни пригласил ее в кино.

Джастин долго глядела в окно, боясь улыбнуться. Она мигом просмотрела оставшиеся бумаги и помчалась в тренажерный зал. Винс бегло говорил по-японски и по-немецки, играл на фортепьяно и одевался, как итальянский архитектор, – возможно ли, чтобы ей удалось угодить такому человеку? Она взобралась на степ-тренажере на 119-й этаж, стараясь не сравнивать свою фигуру с теми, кто занимался вокруг.

 

Второе свидание

Винс снова пригласил Джастин на свидание в октябре. Она была одета слишком нарядно, но он ее простил: она старалась. Похоже, она очень старалась. «Маме эта женщина понравится», – решил он за десертом. Джастин наклонилась вперед и, положив локти на стол, смотрела, как он ест. Она недурна собой, но родинка под носом над верхней губой у нее совершенно зря.

Зачем она ее не вывела? Это казалось Винсу чем-то вроде извращенного тщеславия.

Приятно было бы встречаться только с одной женщиной. Это было бы рискованно. Но он к этому готов. Ему осточертело впадать в замешательство каждый раз, когда он поднимал трубку телефона. Он все поглядывал на ее рот – ее вялые полные губы его раздражали. С другой стороны, откуда он знает, что с ней будет хорошо? Ему не обязательно принимать решение прямо сейчас.

Она попробовала его мороженое.

Рот у нее был отталкивающий, а родинка ее еще больше уродовала. Он сообщил, что встречается с тремя женщинами. У нее вытянулось лицо, но тут же она принялась хохотать, прижимая ладонь ко лбу тыльной стороной.

– Я думаю, что это делает меня непривлекательным для тебя, – сказал он.

Услышав такое, она чуть не упала со стула. Она смеялась и никак не могла успокоиться, у нее что-то летело изо рта. Люди начали оглядываться. Она взяла себя в руки и отдышалась.

– Ну, клеить женщин ты умеешь, это вне всяких сомнений.

– Но я ведь не хочу встречаться с тремя женщинами.

Она снова фыркнула.

– Тогда к чему вся морока?

– Потому что ни одну из них я не хочу сделать своей единственной женщиной.

– Никого не хочешь сделать единственной?

– Да, – подтвердил он, глядя ей прямо в глаза. – Мне нужно нечто совершенно иное.

В одном ему надо отдать должное, он говорил откровенно.

Она вытерла салфеткой нижние веки и наклонилась к нему.

– Похоже, ты чрезвычайно занятой человек. Джастин все еще хихикала, проходя через зал в уборную. Он опять подумал о том, что надо бы сократить количество своих женщин. Кики как-то сказала, что докопалась до истоков своей проблемы. Винс не хотел докапываться до истоков своей проблемы. Он хотел ее решить.

Вернулась Джастин в язвительном настроении. Она выразила приятное удивление по поводу чистоты женского туалета, и ему не понравилось, как по-еврейски это прозвучало.

– А с виду ты совсем не уставший, – поддразнивала она его. – Как у тебя это получается?

Винс извинился и отошел к телефону. Он позвонил Рене и договорился встретиться через час у нее. Он повесил трубку и понял, что это нелепо: он был не в настроении раздеваться, но не особенно любил разговаривать с Рене. Расплатилась Джастин, так как он забыл дома бумажник. Он подвез ее до офиса – в половине шестого вечера в субботу, так что нечего корчить из себя принцессу. Пока она выходила из такси, он сказал, что позвонит ей. Деньги на дорогу тоже дала она.

И тогда он почувствовал себя идиотом. Так она ему нравится или нет? Она ему определенно нравилась. Понравится ли ему кто-нибудь больше? Он о ней почти ничего не знал. Но что там было узнавать? Он был уверен, что она ни с кем не встречается, она, скорее всего, несколько зажата, поскольку училась в «Спенсе». Ей больше тридцати, так что она, скорее всего, лихорадочно хочет замуж. Ей, скорее всего, уже делали предложения, но ни одного подходящего, и потому ей было приятно познакомиться с ним, а теперь она разочарована. Но вот то, что она хохотала, было странно и неестественно. Однако в ней все-таки есть что-то благопристойное.

 

Стены были обиты тканью

В сентябре, вскоре после переезда к Барри, Винс пригласил его в апартаменты Анспэчеров на Пятой авеню. Когда открылись двери лифта, человек во фраке спросил, что Барри будет пить. На каждом этаже располагалась только одна квартира, и лифт привозил гостей в самый ее центр. Очень ухоженная женщина в ярко-розовом платье плавно, но быстро направилась к нему с распростертыми объятьями. Она вся сияла, будто минут двадцать сидела в соседней комнате и ждала именно Барри.

– Меня зовут Кэсси Анспэчер, – сказала она с очаровательной улыбкой, и Барри почувствовал, что картинка сложилась: ну конечно же, мать Винса должна быть очень красива – именно такой, педантичной и степенной, красотой. Он пожал ее холодную худую руку и обратил внимание, что у нее очень гладко уложенные серебристо-желтоватые волосы. Она взяла его под руку – от нее сильно пахло духами – и проводила в огромную комнату с видом на парк, где пожилые женщины в черных платьях сидели с прямыми спинами на обтянутых желтым шелком стульях.

– Я – кусина отца Финса, Хелена, – прошепелявила женщина, над головой которой висела небольшая картина Матисса, и царственно ему кивнула.

– Я – школьная патрука Энтрю, – изрекла другая женщина, подрагивая золотыми серьгами. Она сидела под большой картиной Мане.

Кто-то в черно-белой униформе прошел мимо него, держа в руках серебряный поднос с какими-то очень красивыми штучками. Барри взял канапе с лососем и огляделся. На окнах висели гардины из тюля со сложно драпированной каймой. Стены были обиты тканью. На каждом столике стояли синие с белым китайские фарфоровые тарелки и серебряные безделушки.

– Тэсси! – Это появился Винс. Барри не ожидал, что будет так рад его видеть.

– Финс! – просияла Тэсси, и Винс нежно ее обнял. Барри знал за Винсом разное, но бросаться на шею знатной вдове!

Все замерли и посмотрели на дверь.

– Это отес Финса, – сказала какая-то женщина и обернулась. Эндрю Анспэчер носил точно такую же стрижку, что и Винс, – в стиле „Битлз" в 65-м», но голова была по меньшей мере на два размера больше, чем требовалось для его жесткого костлявого тела.

– Отес и мать Финса пыли опручены ф моем томе, – сказала увешанная бусами женщина, сидевшая под Матиссом.

– Неужели?

Эндрю Анспэчер, вспыльчивый медиамагнат, вдруг оказался перед Барри и протянул ему для пожатия большую, костлявую, узловатую красную руку. Он сказал агрессивно:

– В «Мейплвуд Акрс» работаешь?

– Да, сэр.

Плеч у Эндрю Анспэчера не было.

– Волни с тобой хорошо обращается?

– Он входит в совет директоров, но я его не знаю…

– Он ублюдок, – сказал Эндрю, глядя куда-то поверх Барри. – Мы с ним давным-давно. В армии. Сметливый парень. Ублюдок.

Барри не знал, что сказать, поэтому похвалил Матисса. Эндрю прищурился. Барри на мгновение испугался, что ему предложат определить, когда картина была написана, но Эндрю только взял его за локоть сильными пальцами и быстро оттащил по коридору, где по стенам висели фотографии – он и мэр, бывший мэр, сенатор, президент, футбольный комментатор, – в темную, отделанную деревянными панелями библиотеку, которая тоже выходила окнами в парк.

– Мой новый любимец. – Мистер Эндрю указал на рисунок Пикассо, где занимались любовью минимум два человека. Что полагается говорить в таких ситуациях: «Груди – ничего»?

– Ух ты. Моя сестра – художница, – сказал Барри, неизвестно зачем. Он никогда о ней не говорил, да и думал-то нечасто.

– Кто ее агент?

– У нее пока нет агента.

У Эндрю на лице отразилась брезгливость, как будто Барри, или его сестра, или оба сделали нечто неприятное. Голова его покачивалась из стороны в сторону, вот-вот отвалится. Широким шагом в комнату вошел Винс, и Барри снова поразился тому, как рад его видеть. Винс официально пожал руку отцу.

– Как твой теннис? – спросил Эндрю Винса.

– Я играю в сквош, и ты это знаешь.

– Ну и дурак, – сказал Эндрю с отвращением.

– Он играет со мной, – уточнил Барри.

– Тогда ты еще больший дурак, чем он, – объявил Эндрю.

Барри рассмеялся – он ведь шутит, да? Кэсси стремглав влетела в комнату, как ослепительно-розовая птица.

– Обед подан. – Она подцепила Винса одной рукой, Барри – другой, и мигом перетащила их в еще одну идеально отделанную комнату с четырехметровыми потолками и обильной лепниной. Там стояли два больших круглых стола с золотой посудой и гостевыми карточками. Его посадили рядом блондинкой в очень дорогих украшениях.

– Элизабет, – сказала она, пожимая ему руку. – Сестра Винса.

– Винс, я и не знал, что у тебя есть сестра. Только что завел?

Винс не обратил на него внимания. Она сказала, что работает на радио.

– Какая станция? – вежливо спросил он.

– «Анспэчер», – сказала Элизабет Анспэчер и посмотрела на него, как на умственно неполноценного.

После супа мужчины в черно-белой униформе обошли стол, держа в руках серебряные блюда с тонкими котлетами из молодого барашка, рисом и зеленой фасолью. Каждый гость щипцами накладывал еду себе в тарелку. Дрожащая женщина говорила о Париже. У Барри тоскливо сжалось сердце. Все эти люди так далеки и так легко и привычно чувствуют себя где угодно, а он никогда не будет жить в Париже, Риме или Буэнос-Айресе. Ему никогда не стать Джеймсом Бондом или даже Стивом Московитцем – это его сосед по комнате из Дартмута, который получил работу в текстильной промышленности в Антверпене.

Но пока они говорили – о чьей-то дочери, поступающей в колледж, или о чьем-то умирающем отце – он вдруг понял, что скорее всего люди в вечерних костюмах были бы те же самые, только гостиная в Париже. Они наверняка обсуждали бы те же самые темы и говорили новому человеку: «Отес Финса пыл опручен ф моем томе». Жить здесь Барри не хотелось, но сейчас ему несомненно было интересно.

Винс вдруг ожил.

– Если бы вы могли выбирать, – сказал он, обращаясь ко всем присутствующим, – то предпочли бы погибнуть в огне или упасть со скалы?

Никто не обратил на него внимания. Это несколько утешило Барри.

После обеда все расселись на стульях, чудесным образом возникших перед концертным роялем, который во время коктейля Барри даже не заметил. Эндрю энергично прошествовал к инструменту, нетерпеливо сел и принялся элегантно, но с силой бить по клавишам, вдавливая их массивными красными пальцами. Эндрю Анспэчер наводил страх. Он будто вытянул из комнаты весь кислород. Винс сел на диван под руку с одной из вдов, с непроницаемым выражением лица.

Винс все еще должен ему за квартиру, вспомнил Барри, глядя на хрустальную люстру. Позже, вернувшись в свою обшарпанную гостиную, Барри сообразил, что Винс вполне может позволить себе купить все здание целиком.

 

Душевные терзания

На следующий день после второго свидания с Винсом Джастин сидела за письменным столом и жестоко отчитывала себя за то, что ждет его звонка. Конечно, у него три женщины одновременно. Он учился в Гарварде и Стэнфорде, его отец своими руками сколотил фантастическое состояние, он выглядит как актер из мыльной оперы – почему бы ему не быть ловеласом. Джастин так устала. Ей хотелось поцеловать его пухлые губы. Ее охватывало отчаяние, что приходится действовать, не имея никакой информации. А интересно, кто-нибудь из этих женщин говорит по-японски?

Дома она переставляла вещи со столов на полки. Стелла ходила по пятам, натыкаясь на нее и оставляя мокрым носом влажные пятна на икрах. Все это нелепо. Винс – чокнутый. Он хвастливо рассказывал о себе. Он не задал ей ни единого вопроса о ней самой.

Джастин легла поперек кровати. Вот так и прошли шесть лет на пути к партнерству в фирме. Она обливалась потом, надрывалась, отменяла свидания, жизнь проходила мимо. Ее знакомые жили уже со вторыми мужьями, овладевали третьей профессией, рожали четвертого ребенка. Она же начала костенеть, становилась все основательнее, все неповоротливее; она уже катилась к закату. Одна.

Ничто не могло бы поднять ей настроения, кроме Винса, – но даже если бы он позвонил, этого ей было бы мало. Она вернулась в офис, села за свой стол и всю ночь проверяла черновики договоров. Воздух в кабинете всегда был свежим и прохладным, он постоянно обновлялся сам по себе. В офисе она всегда чувствовала себя стройнее, проворнее. Ее работоспособность напрямую зависела от системы центральной вентиляции.

В девять тридцать утра Джастин постучала в дверь Роберты Сильверман.

– Входите, – сказала Роберта. Лежа на полу, она делала упражнения для спины в своем сером твидовом костюме – всего Джастин видела ее в трех разных нарядах, включая этот. Когда Роберта только начинала работать, ее просили пересмотреть свое поведение. Но сейчас она председательствовала в отделе на пару с Фарло и зарабатывала для компании больше трех миллионов долларов, к ее мнению прислушивались все, от генерального директора «Пасифик телефон» до ремонтника из «Минолты», и потому было принято коллективное бессознательное решение позволить Роберте быть самой собой. Ее называли «чудачка», «язва» и «хуже адвоката».

Джастин плюхнулась на мягкий диван Роберты.

– Он мне не звонит.

– Кто этот мерзавец? – возмутилась Роберта с пола. – С ним явно что-то не так.

Роберта так и не вышла замуж, она потеряла счет разочарованиям и довольно давно питала отвращение к мужчинам. В глубине души Джастин считала, что Роберте было бы проще и на работе, и в личной жизни, если бы она что-нибудь сделала со своими волосами. Ее обычная прическа была похожа на спутанный ком сухой листвы, по которой неоднократно прошлись. Но Роберта не обладала ни тщеславием, ни тем более терпением. Ей было под пятьдесят – в какой момент опускаются руки?

Роберта медленно села на полу, одежда помялась, волосы еще больше всклокочены, чем обычно.

– Эй, – шепнула она и наклонилась в сторону Джастин, подмигивая и со значением кивая головой, будто она продавала на улице наркотики из-под полы. – Хочешь, доработаем руководство по торговле производными продуктами для «Фёст Нью-Йорк»?

На данный момент все дела Джастин не требовали ее непосредственного участия.

– С удовольствием.

– Тогда заходи ко мне сегодня вечерком, – предложила Роберта, тяжело падая на стул. Ей бы сбросить несколько килограммов. – Я взяла в прокате «Окно во двор». Закажем китайской еды, поболтаем.

– Спасибо, я бы с удовольствием, но у меня уже есть планы на сегодня, – соврала Джастин и ретировалась в свой кабинет. Роберта все время пыталась показать ей свою квартиру, Джастин всегда отказывалась. Не то чтобы она считала такое приглашение неподобающим, хотя про Роберту ходили определенные сплетни. Такие же слухи ходили и про Джастин. Либо ты встречаешься с мужчиной, и тогда тебя не принимают всерьез, либо не встречаешься – и это значит, что ты до ужаса хочешь выйти замуж, что ты фригидная недотрога или что ты лесбиянка. Джастин чувствовала себя виноватой, но у нее было так мало свободного времени, к тому же Роберта вне офиса наводила на нее глубокую тоску.

Через неделю Винс Анспэчер позвонил поболтать. Он путешествовал и потому не мог ничего обещать. Ну, по крайней мере, ему хватило любезности создать видимость. Джастин закрыла дверь, достала свитер, который вязала в офисе, и позвонила Харриет. Если она думает, сказала Харриет, что недостаточно красива для него, то ни в коем случае не должна дать ему это заметить.

Винс позвонил снова. Он не мог разговаривать, он выезжал в Токио. Не хочет ли она поужинать с ним через неделю, в пятницу? Он позвонит ей в начале следующей недели.

В тот вечер Никки Лукаш позвал ее в кино. Она была в таком волнении, что согласилась. Но весь фильм беспокоилась, что он может к ней прикоснуться, и злилась на него, что он не Винс. Никки был тихий, умный малый и слегка был в нее влюблен, но это совсем не то же самое, что быть рядом с мужчиной, чьи движения напоминают теченье реки.

 

Планы

Винс позвонил Джастин в пятницу в пять, чтобы запланировать ужин на вечер.

Она же считала, что ужин отменяется, так как он не позвонил.

Винс презирал подобных женщин.

– Я звоню сейчас, – осторожно заметил он. – Это и есть звонок.

Ужин есть ужин, почему каждое принятие пищи нужно планировать загодя, как событие государственной важности?

– Я люблю планировать, – сказала она.

– Тогда планируй. Что будем делать?

 

Мы хотим сразу же сделать заказ

Барри сидел с мартини в одной руке и пультиком в другой, чувствуя себя избитым, синяки после катастрофы все еще болели. В пятницу он познакомился со своей женой. В понедельник все кончилось. Нельзя сказать, чтобы он зря потерял время. У Джастин были мужчины и до встречи с ним – замечательно. Но это – дурная шутка. Остались ли на свете женщины, с которыми Анспэчер не спал? В одиннадцать сорок пять он пошел спать, злой и недовольный. Подсознательно он ждал прихода Винса. Зачем – набить ему морду? Он и забыл: принц сейчас в Палм-Бич.

Барри вырвался из слякотного вихря насильственного веселья в отделе маркетинга в канун Рождества и зашел в лабораторию навестить Дана Ро, сурового химика, который позвонил и сообщил ему о новом продукте. Черные столешницы лаборатории напоминали ему, как отец возился на кухне с мензуркой, линейкой и пипеткой, изобретая чудесный способ убирать холестерин из жареной курицы.

Ро бросил на белую лабораторную тарелку красный ромбик, и Барри его попробовал. Терпкий, тягучий, не слишком сладкий.

– Это формула клубничного джема, – сказал Ро, стоя рядом в своем белом халате, прямой как палка. – Мы нагрели его посильнее и сделали более густым.

Ро был гений, он довел количество жира в диетических соусах для салатов до одного грамма и даже меньше.

– Действительно без сахара?

– Кукурузный сироп. Можно сделать любой формы, какой захочешь. У нас есть технология, – важно сказал он.

Барри решил, что Ро не шутит, так как Ро кореец. А потом он почувствовал себя человеком с предрассудками, из-за того что подумал про национальность.

– У вас есть технология, Спок! Фантастика!

Ро терпеливо на него смотрел. Естественно, он не шутил. Это же блестящий молекулярный химик. А не какой-нибудь проходимец, выдающий себя за химика, чтобы ему не пришлось торговать мужскими костюмами.

– Можешь наделать столько, чтобы хватило на фокус-группу?

– Дай мне две недели, – сказал Ро, аккуратно опуская конфеты в конверт. – К тому времени у меня будет и абрикосовая формула.

Барри обдумывал жевательные конфеты без сахара, пока ждал лифта. Дверь открылась, и вышел Джек Слэймейкер, вице-президент отдела общенациональных продаж, а Барри вошел.

– Барри, старина! – заорал Слэймейкер и принялся в красках описывать пьянку на конференции в Анахаиме, придерживая нетерпеливо рвущиеся двери. – Эй, послушай! – Он уже довел лифт до того, что тот принялся издавать тревожные гудки. – Мне нужно немного оживить вторую часть рекламной кампании. Что можешь мне предложить?

– Мы собираемся повысить сбыт на восемь процентов, – сказал Барри.

– Gracias! Мне чертовски нужна помощь. – Тут он мягко переключился на формально-сентиментальную интонацию: – Всего самого наилучшего тебе и твоим близким в наступающие праздники.

Угу, угу. Барри прислонился к стенке лифта и закрыл глаза, пока закрывались двери. Звучали рождественские мелодии в оркестровой обработке, и от них в лифте становилось как-то светлее. Он почувствовал запах чистых теплых полотенец и замер. Казалось, запах исходил от невысокой полной женщины за пятьдесят, которой он никогда раньше не видел. Он снова закрыл глаза и глубоко вдохнул. Ему хотелось уткнуться в этот запах лицом. Когда она вышла, он чуть не побежал следом. Осталась только тень запаха. Когда двери открылись на его этаже, пропала и она.

Рождество наступило и прошло. У него были друзья. Можно было с ними увидеться, но еще лучше – обойтись без этого. Они бы все вслух жаловались, что приходится уезжать из города, а потом появлялись бы в Вестчестере или Фэрфилде, жмурясь от удовольствия, как сытые коты на солнцепеке. Они считали, что это он должен к ним приходить, сидеть, играть в ладушки с их детьми и обсуждать переделки во внутреннем дворике. Все это замечательно, если ты в подходящем настроении. В этом году у него такого настроения не было.

Барри оставил Джастин три сообщения, но она не перезвонила. Они явно ощущали время по-разному, но он поставил бы пятьдесят на пятьдесят, что с Винсом она так не играла. Чем она занимается в рождественский вечер? Ведь даже «Пэкер Брибис» явно отпустит ее домой в этот день.

Пиппа пришла накануне Нового года в колготках в цветочек, армейских ботинках на платформе и в огромном растянутом свитере. У нее был такой вид, будто она и не знает, что можно иначе. Вот бы провести ее по магазинам. Она бросила потрепанную сумку с книгами на диван и шмыгнула обратно к двери, ей нужно было в последнюю минуту купить еще несколько ингредиентов. Он пошел с ней, заняться все равно было больше нечем.

– Эл Симмс, – начал он, автоматически отметив джемы «Мейплвуд», пылившиеся на нижней полке в «Барзини'с».

– Стэн Хаббард, – отбила Пиппа.

– Хэнк Кроуфорд. – Это была игра, которую они сами изобрели, – «Гиганты джаза».

Пиппа низко наклонилась и вытащила с нижней полки банку «Солений Салли». Он повернулся к ней.

– Почему ты их выбрала?

– Они классные, – сообщила она, и Барри прижал руки к груди. – Мы всегда их едим. Твоя марка?

– Была. – Унизительно. – Ощущение было, как на передовой, – сказал он, указывая на кривой ярлычок. – Люди считают, что это небольшая семья в Беркшире, которая держит все в собственном подвале.

– Разве нет? – Она бросила в тележку коробку кукурузных хлопьев.

– Нет, «Мейплвуд Мехико» их миллионами закатывает.

– А что разладилось?

– Ничего. Мы покупаем продуктовую часть австрийского конгломерата, и вот это – один из их брэндов. – Барри указал на поблескивающие ряды «Шлегель саурс», растянувшиеся шеренгой в полтора метра на полке на уровне глаз. – Мои так называемые вышестоящие считают, что мы не должны конкурировать сами с собой.

– Бедная Салли, – вздохнула она и отправилась искать остальные продукты.

Барри медленно прошел к очереди в кассу. Сегодня утром, когда Райнекер одобрил ролик для запуска «Цезаря с беконом» по всей стране, он предпринял еще одну попытку спасти Салли.

– Верные покупатели! – умолял он с раскрасневшимся лицом.

Райнекер посмотрел на него поверх очков в стальной оправе. Это его не тронуло.

– «Цезарь» не даст тебе заскучать, – бросил он снисходительно.

Барри вышел злой, почему-то остро почувствовав себя евреем. Вот и еще год прошел. На встрече выпускников в Уортоне по случаю десятилетия выпуска Барри был ошеломлен, когда узнал, что многие из его одноклассников постоянно меняют работу, порхая из одной фирмы в другую с удивительной свободой. Он же принес клятву верности этой проклятой компании, а что если из этого ничего не выйдет?

Пиппа вернулась, одинокий лепесток кукурузных хлопьев прилип к ее свитеру, Барри расплатился, и они пошли домой вдоль по 89-й улице. Ему нравилось, когда она шагала рядом с ним и ее волосы пламенели оранжевым огнем предупредительного маячка пожарной машины. Он начинает влюбляться в нее? Или ему просто приятно сидеть до темноты, болтая с ней ни о чем?

В его подъезде парень Пиппиного возраста сел с ними в лифт и позвонил в дверь к разведенке.

– Компанию не составить? – ехидно крикнул Барри, когда та уже закрывала дверь.

– Тсс, – шикнула Пиппа.

– Эй, девчонка, как ты проводишь эту ночь? – пропел он.

И откуда только у него могла взяться мысль зайти к этой безмозглой, бессмысленной бабенке? А все-таки у нее свидание в новогоднюю ночь. Барри решил оставить отношения с Пиппой в рамках платонической дружбы, она очаровательный ребенок и великолепная повариха.

За ужином она рассказала, что из битлов ей больше нравится Джордж, что однажды она влюбилась в мечтательного ковбоя на фотографии с задней обложки «Rubber Soul», что в ее семье так часто ставили этот альбом, что конверт пришлось заклеивать со всех сторон. Барри был в дремотном экстазе от домашних равиоли и даже почти забыл про Джастин.

Пока разговор не свернул на Винса. Как будто Винс – вечная тема, общий знаменатель, и все разговоры в конце концов неизменно должны возвращаться к нему, как земное притяжение возвращает на землю брошенный вверх камень.

– Почему нам обязательно нужно о нем говорить? – раздраженно спросил он.

– Прости, – обиженно отозвалась Пиппа, – но разве это не опасно для здоровья? – Она вытерла кухонный стол.

– Конечно, опасно.

– То есть ты не думаешь, что так он растратит свою душу по мелочам?

– Если она у него есть. Но сначала я чокнусь. Она удивленно подняла глаза.

– Извини, – быстро сказала она, закончив обсуждение ловким броском губки через всю кухню. Губка аккуратно приземлилась в раковину. – Кольцо, – спокойно сказала она.

Пиппа была похожа на уютную тряпичную куклу, Барри хотелось сидеть с ней допоздна и смотреть на хрустальный шар. Но Пиппа объяснила, что ей надо побывать еще на трех вечеринках. Ну, конечно. Где же Джастин проводит новогоднюю ночь? У нее определенно найдутся свои дела. С кем она ими занимается? Пиппа закончила убирать, но не уходила. Она неловко торчала посреди комнаты, пока он не сообразил, что должен ей денег. В девять сорок пять Барри лег в кровать, почитал про первый период падения популярности Черчилля в народе и про его хроническую депрессию. Уснул он в четверть одиннадцатого.

В первый понедельник января Барри сидел с людьми из рекламного агентства у зеркального окна на первом этаже гипермаркета «Парамус Молл». Такого энтузиазма в фокус-группах в жизни не было. Тридцать детей трех разных возрастных категорий пришли в восторг от фруктовых пастилок Дэна Ро. Мальчики и девочки просили конфеты в форме обезьянок, ящериц и змей.

Барри подвез Айрис Галашофф и ее ассистента Пола Катальери до города. Он любил людей из агентства и знал, что это взаимно, – он был одиночкой из «Мейплвуд», единственным, кто вообще ходит в кино в наши дни.

– «Юркие ящерки», – предложила Айрис. В «Фридкин Мак-Кенна Де Фео» он работал именно с ней, а потому они много общались – лично и по телефону. – Можно упаковывать в пластиковые коробочки в виде ящериц.

– «Шустрые шимпанзе», – сказал Барри.

– А ты знаешь уже – про «Шустрых шимпанзе»? – нараспев продекламировал Пол. Ему было двадцать пять, и у него были все данные искусного подхалима.

– «Фруктовые штучки», – предложила Айрис. Она была очень сдержанна, атлетична и асексуальна, но всегда носила платье.

– «Фруктовые штучки»? – скептически повторил Барри.

– Ладно, «Фру-фручки», – сказала она. – Ключевая фраза «И мама ничего не скажет, потому что они полезные».

– А они нас на смех не подымут? – спросил Пол.

– Когда им будут читать рэп крутые чуваки на скейтах? – откликнулся Барри.

– Здорово! – пришел в восторг Пол. – Рэп вступает в «Мейплвуд Акрс».

Барри любил свою работу. Он влетел обратно в свой кабинет, сделав несколько непристойный жест в сторону своей секретарши Донны Калабрезе.

– Как оно, Барри? – спросила она с туманной улыбкой.

– Все торчком, Донна, – Донна злоупотребляла косметикой и обливала себя очень банальными духами. Двадцать четыре года, три раза была обручена и живет с матерью в Найяке.

Он позвал Эмили и попросил проработать цифры по фруктовым конфетам и сухофруктам.

– Посмотри по всей стране, по регионам и определи возрастную границу. Спасибо.

– Ох-хо-хо, – скривилась она. – И от кого задание?

– От меня, – коротко сказал Барри. – Твоего босса. – Всего минуту назад он был кум королю и море ему было по колено – новый замечательный продукт! – а сейчас он обижен и зол. И почему он позволил этой стерве себя задеть?

Он закрыл дверь и опять попробовал прозвонить Джастин. И неожиданно дозвонился. Для начала он пожаловался на трудности с Эмили.

– А ты уверен, что дело не в тебе? – сухо сказала она.

Все возбуждение улетучилось.

– Ну, спасибо за доверие, Джастин. Может, обойдемся без ужина и начнем избегать друг друга прямо сейчас?

Она не рассмеялась.

– Я не могу сейчас разговаривать.

– Хорошо, – покорно вздохнул он и попробовал начать с начала. Набрав воздуха, он пригласил ее на ужин к себе домой.

– Только мы, – осторожно добавил он. – Моего соседа не будет дома…

Джастин его не слушала. До него доносилось мерное пощелкивание – она вовсю стучит по клавиатуре.

– Слушай, если ты работаешь, мы можем поговорить позже.

– Позже я тоже буду работать. Давай планировать сейчас. – Она начала описывать ему свое расписание на следующие две недели.

Явно посылает его, но навсегда или только на время?

– Ага. Нет ничего соблазнительнее, чем женщина, в чьих планах тебе нет места.

Она коротко рассмеялась и тяжело вздохнула.

– В пятницу. У моего офиса. Самое позднее, скажем, в девять. И времени будет немного.

То есть это «до свиданья»?

Может, Джастин не та, кем он ее считал? Если так, то он пообещал себе немедленно с этим покончить. С Синтией он сразу все понял, но это тянулось пять лет. С этой минуты времени остается все меньше. Если это не то, надо тут же включить лампочку в приемной: «Следующий»? Барри отчаянно хотел совершить новую ошибку.

Но вместо этого окунулся с головой в конфетный проект. Он целый день проработал у себя, за закрытой дверью, а ночью – разложив бумаги на обеденном столе. Ему казалось, он снова в университете, и экзамен неотвратимо приближается. Смешно подумать, что он не смог найти себе никакой более высокой цели, побывав на волосок от гибели. Но разве это не одно и то же – акваланг, изучение Талмуда, жевательные конфеты? Все что угодно может служить точкой приложения энергии.

В пятницу, с утра пораньше, он отправил с курьером пакет для Айрис Галашофф и ее начальства во «Фридкин Мак-Кенна Де Фео» и лично отнес аккуратные синие папки Эберхарту Райнекеру, Пласту, Херну и Териакису вице-президенту по исследованиям и разработкам. Весь остаток дня он разрабатывал рекламную кампанию для «Цезаря с беконом».

После работы Барри отправился в спортзал и обошел все тренажеры по очереди, пропустив только штанги – ему нечего было себе доказывать. Он с нетерпением ждал, когда сможет наконец рассказать Джастин про фокус-группу, обсудить за бутылкой красного вина бессмысленность Анспэчера, а потом они проведут выходные вместе, радостно бездельничая.

Дома, чтобы убить время, он привел в максимально божеский вид то, что осталось от его шевелюры. Вся его уверенность в себе вдруг ушла в песок. Что эта женщина с ним делает?

Появился Винс, одетый для большого тенниса. Он налил себе шотландского виски, сел на свое обычное место и включил прогноз погоды. Барри не видел его уже неделю.

– Тебе придется найти себе другое жилье. Прямо сейчас.

Винс лениво поднял бровь.

– Правда?

Барри постарался выдержать нейтральный тон.

– Просто я встречаюсь с девушкой, и будет неудобно, если ты будешь здесь жить.

– Как ее зовут?

– Джастин.

– Джастин Шифф?

– Мм-хм. – Где-то вдалеке раздался крик.

– Ух ты. – Винс помолчал, улыбнулся, глядя в потолок. Барри захотелось разбить ему лицо в кровь. Это Винс подцепил Джастин, или наоборот? – Какая замечательная идея. Я бы никогда не подумал, что она может тебе подойти, но теперь, когда ты сам упомянул, я вижу, что это замечательная идея.

Что это значит? Барри чуть не ляпнул, к какому числу съезжать, но не хотел неловкую ситуацию превращать в безобразную.

– Ты еще должен мне за квартиру, – напомнил он, направляясь к своей девушке, и его одновременно и радовало, и злило, что он не сорвался.

В ресторане за углом от ее офиса Барри немедленно заметил яркую, аккуратную прическу Джастин. Грудь сдавило от волнения. Она была в черном костюме, склонилась над какими-то бумагами и ничего вокруг не замечала. Было что-то величественное в ее сосредоточенности. Но почему она не села в одну из отдельных кабинок в дальней части ресторана?

Он поцеловал ее в румяную щеку, пока она спокойно складывала бумаги в чистый коричневый конверт, конверт в коричневую папку, а папку убирала в большую черную сумку, стоявшую на обитой тканью банкетке. Сотовый телефон она оставила на столе.

– Джастин!

– Да? – отозвалась она, как секретарь в приемной у доктора, и подняла на него глаза безо всякого выражения. Почему?

– Ну, здравствуй! – Ему нужно успокоиться. Она хитро взглянула на него из-под черных прямых ресниц, и его сердце снова сжалось; как много, оказывается, оттенков у такой простой вещи, как волнение.

Джастин жестом подозвала официанта.

– Мы хотим сделать заказ прямо сейчас.

– Сейчас я принесу вам напитки и приму ваш заказ. Кстати, меня зовут Шон.

– Мы спешим, – твердо сказала Джастин. Она переложила телефон, лежавший слева от ее тарелки, под правую руку.

– Спешим, спешим, спешим – что за женщина, а, Шон?

Официант ушел.

Она подняла глаза и посмотрела куда-то за спину Барри.

– Привет, Дэннис, – сказала она.

– Меня зовут Барри, – напомнил он, но Джастин уже пожимала руку какому-то парню и болтала с ним о некоем их общем знакомом. Барри пожал парню руку и стал ждать, когда все это закончится.

Всякое выражение исчезло с лица Джастин, когда она снова обернулась к Барри. Повисла пауза. Это та же самая женщина, что сидела у него на коленях и ела стейк у него с рук в пятницу, и пиццу в субботу, и оладьи в воскресенье утром? А была ли авиакатастрофа?

– Итак, – сказала она, – как там дела с проблемной служащей?

– Эмили, – автоматически подсказал Барри. Он почувствовал облегчение оттого, что она заговорила. – Вот опять же – все дело в отношении. – Только он собрался приняться за рассказ, как Джастин поздоровалась с шустрым субъектом лет тридцати и пожилой женщиной, у которой на шее крепилась массивная система поддержки подбородка. Это, наверное, корпоративная столовая. Она представила им Барри и обменялась с ними парой шуток. Что это вообще за парень? Они продолжали говорить на своем языке, и если бы он подал голос, то лишь позволил бы этим людям отхватить еще больший кусок от их с Джастин и так короткого свидания. Так что он промолчал.

Он сидел тихо и чувствовал себя дураком. Это нечестно. У нее лицо светлело, когда она оборачивалась к ним. Нужно было, наверное, сначала получше с ней познакомиться, но в этом он был не силен. Он никогда не знал, как себя держать, пока идет процесс знакомства. И Джастин, очевидно, тоже. Ему стало досадно.

Наконец они ушли.

– Очень может быть, что я еще не встречал большей уродины, – Барри попытался вернуться к прежней теме.

Джастин холодно посмотрела на него.

– Она не говорила о тебе ничего плохого. Нам нужно сделать заказ, – сказала она официанту, когда тот появился с блокнотом. – Я возьму цыпленка. Совершенно без ничего. Никакого соуса.

– Проследите, чтобы из цыпленка выпарили все, что можно, – проинструктировал Барри официанта. – Если мясо будет хоть чуть-чуть отличаться от бумаги, мы тут же отошлем его обратно.

Джастин закрыла глаза и улыбнулась.

– Цыпленок, абсолютно сухой, – смеясь, сказал официант. – А вам?

– Мне лосося. Мокрого, – сказал он, и Шон ушел.

Барри протянул ей руку, но она ее не взяла. Это что, прощальный ужин?

– Я здесь не могу свободно себя вести, – предупредила она, обводя взглядом помещение.

– Почему ты на меня злишься?

– Я не злюсь. Винс был довольно недавно, и теперь все как-то странно и нехорошо.

– Ты придаешь этому значительно больше значения, чем необходимо. Насколько недавно?

– Я не могу об этом сейчас говорить. – Она не давала ему ничего прочитать по ее лицу.

– Я попросил его съехать.

– Ну, это уже что-то.

Принесли еду, Джастин попросила у официанта дижонскую горчицу, майонез и мисочку, чтобы их смешать.

– Так вот твой подход, – пошутил Барри. Официант рассмеялся. Шон вспомнит его, если он еще раз придет. Он почувствовал себя уютнее и начал рассказывать ей историю капитального ремонта в квартире с самого начала, но тут же принесли кофе, и не успел он добраться до увольнения первого дизайнера-архитектора, как она сказала, что ей пора.

Что за отвратительный ресторан!

– Ты всегда так?

Она вздохнула.

– Довольно часто.

– Тебе не кажется, что ты что-то упускаешь?

– Бывает, но потом это все равно выпустят на видео, да и в любом случае я бы уснула под эту тягомотину. – И она жестом попросила счет. – Если бы я работала дома, у меня была бы нормальная жизнь.

– Почему же ты не работаешь дома?

– У меня сейчас еще не хватает стажа, чтобы получить на таких условиях работу, которая меня заинтересует. И оплату срежут очень сильно.

Я всегда работала с тем расчетом, что сначала нужно добиться партнерства, а потом, если захочу, смогу пойти куда угодно. – Она накинула шарф.

– Ты очень консервативна.

– Да, конечно, – сказала она, как будто это само собой разумелось.

Он улыбнулся.

– Почему?

– Не знаю, – ответила она, надевая пальто. Очень, очень странные разговоры, особенно в сложившейся ситуации.

Он совсем забыл про костыли – он не мог даже держать ее за руку, пока она переходила улицу. Она быстро чмокнула его в щеку и ушла внутрь, к своим юридическим делам. Он следил сквозь стекло, как она медленно пересекает по диагонали холл, пока она не скрылась.

Пятница, вечер. Барри стоял в одиночестве на бетонном тротуаре перед темным офисным зданием на пронизывающем ветру. Он-то думал, что к этому времени они уже будут встречаться регулярно. Он почувствовал себя обманутым.

 

Один-единственный раз

По дороге на свое четвертое свидание с Джастин Винс чуть не наткнулся на ковш экскаватора, полный земли. Он остановился и стоял, оглушенный. Прямо под ним была земля. Он-то думал, что Третью авеню от планеты Земля отделяет пара километров труб и кабелей. Он ждал, пока трактор отъедет задним ходом, предупредительные гудки слегка его загипнотизировали. Он еще даже за руку Джастин не держал и не мог понять, почему медлит.

Сегодня утром, за рабочим столом, он мял пластилин, который Пиппа дала ему, чтобы он избавился от привычки грызть ногти. Всего год назад он прошел бы с Джастин все рутинные этапы отношений просто от скуки. Именно таким образом он не раз втягивался в самые маловероятные ситуации.

Все ограничения, которые он мог бы наложить на отношения с женщинами, были бы надуманными: никто не уезжал, никто не был замужем или женат, никто не уходил на войну. От любой женщины его отделял всего один телефонный звонок. Он прикусил ноготь. Ноготь на вкус был как пластилин. Он мельком подумал, одинаковый ли вкус у красного и у синего, потом открыл баночку с красным. Запах тот же. Когда вошла Клаудиа, он сидел, сунув нос в баночку.

– Ты ненормальный, – брезгливо заметила она, швыряя ему факс. Ее влюбленность превратилась в неприязнь. Так случалось всегда, рано или поздно.

Джастин ждала его перед рестораном. От того, как ярко засияли надеждой ее глаза, когда она его увидела, у него чуть не захватило дух.

– Винс Анспэчер, – сказала она, пока они садились, и сделала ударение на фамилии, подчеркивая ее.

– Наверное, ты хочешь познакомиться с моим отцом, – сказал он.

– Я встречалась с твоим отцом, – сказала она буднично. – В отеле «Виста».

– Вы всегда там встречаетесь?

– Один-единственный раз, – сказала она. – Один из моих клиентов пытался заинтересовать его новым венчурным предприятием. Но не вышло.

Винс поигрывал своими часами. Он чувствовал себя шестилетним сопляком. Эта женщина встречалась по работе с его отцом. Мясо было слишком сырым, но обратно на кухню он его не отправил. Хватит медлить.

Он отвез ее домой. Джастин и вмонтированная в потолок камера следили за ним, пока они ехали в лифте. Когда она открыла дверь, на него прыгнул, заливаясь лаем, спаниель, пачкая шерстью его костюм, обслюнявливая ему руки. Жить с животным – это непостижимо. Джастин с надеждой посмотрела на него снизу вверх. Винс снял пиджак. Она быстро моргнула и взяла у него пиджак, улыбаясь и опустив голову, – она смущалась.

Он отвел ее в ванную и стал мыть ей руки, поглаживая ладони под струей воды.

– Винс, – она тяжело дышала. – Меня пугает, что ты ладишь со всеми подряд.

– Не так уж много людей, с которыми я могу поладить.

– Ты встречаешься с тремя женщинами, – сказала она тоном, который означал, что и он, и она сама – оба сошли с ума.

– Да, всего с тремя из многих миллионов женщин на земле, – сказал он, вытирая полотенцем руки ей и себе.

– Что ты такое говоришь! – Она отстранилась от него, ей это не показалось забавным.

– Иди сюда. – Он положил голову ей на плечо и притянул к себе за талию. – Будет лучше, если я уйду, – сказал он, наблюдая за ней.

– Это нечестно.

– Я уйду, если ты этого хочешь. – Он говорил искренне. Ему не нужны были новые неприятности. Он был только слегка возбужден. Он вполне мог уйти.

– Я не хочу, – сказала она, нежно прикрывая ему губы пальцами.

Он расслабился и поцеловал ее палец.

– Тогда все остальное не важно.

Джастин посмотрела ему в глаза.

– Очень важно.

– Тогда я ухожу.

Она была так близко, она обнимала его, прижималась к нему, она была совершенно доступна, так что все равно было уже поздно. С самой первой встречи он знал, что это случится, рано или поздно.

Потом, протирая глаза в такси по дороге домой, он осознал, что понятия не имеет, носит ли она фамилию отца или отчима, и даже не настолько с ней знаком, чтобы его это интересовало. В четверг ему нужно было в Лондон. Его мутило, когда он думал, как будет встраивать ее в график. У нее плоская грудь, толстые ляжки и большая задница. Она ничего не сказала, когда он уходил. Ему хотелось спать и больше ничего. Интересует ли его хоть кто-то, и знает ли он хоть кого-то? Или он только раз за разом снимает с себя одежду безо всякого дополнительного смысла?