Итак, в то время, когда Луис Андраде совершал очередной утомительный поход в Льянганати, я находился в Швеции.

Однажды ко мне пришли в гости киноработники: режиссер Торгни Андерберг и оператор Вальтер Буберг. Они хотели обсудить со мной возможность заснять полнометражный научно-популярный фильм. Мне предлагали возглавить киноэкспедицию. Предложение показалось мне соблазнительным, к тому же оба были уверены, что смогут заинтересовать своим замыслом кинокомпанию и тем самым будет решен денежный вопрос. Во всех моих предыдущих экспедициях основной проблемой были финансы — а тут мне вдруг предлагают совершить увлекательнейшее путешествие и берутся оплатить расходы! Нужно ли говорить, что я не стал долго раздумывать!

Но где будет сниматься фильм? Решить это предоставлялось мне; единственным условием было участие в фильме малоизученного народа и редких животных в окружении тропической природы.

— Амазонас! — предложил я.

— Хорошо, едем в Амазонас, — согласился Андерберг.

По прежним походам в необъятные джунгли в бассейне величайшей реки мира я знал, что там раздолье для кинообъектива. Вместе с одним моим земляком, который заведует естественно-историческим музеем в Попаяне, я уже наметил путешествие в юго-восточную Колумбию. Здесь, по течению рек Путумайо и Какета, расположена малоизученная в зоологическом отношении область. Особенно меня влекла анаконда — гигантская змея, о которой ходят столь разноречивые слухи. Именно в этих краях обитают самые крупные анаконды. Попытаться поймать рекордный экземпляр — трудно придумать более заманчивое задание! Гигантская змея в главной роли! Эта мысль увлекла и Андерберга и Буберга, мое предложение пришлось им очень по душе. Торгни Андерберг тут же назвал будущий фильм «Анаконда».

Поначалу все шло как по писаному. Компания «Нурдиск Тунефильм» отнеслась к замыслу с большим интересом и взяла на себя все расходы. Начались энергичные приготовления: мы подбирали снаряжение, оформляли визы и так далее. Надо было торопиться, чтобы успеть со всем до дождей, которые льют в Амазонас с марта до октября — ноября. Однако непредвиденные обстоятельства задержали нас, и мы смогли вылететь лишь в середине января. В Нью-Йорке мы докупили кое-какое снаряжение, в Панаме испытали в тропических условиях кинокамеры, ленту и звукозаписывающую аппаратуру и наконец прибыли в Боготу.

Еще до нашего появления печать Колумбии сообщила о предстоящей экспедиции. В результате нас засыпали письмами, в которых местные жители предлагали свои услуги в качестве проводников и подсобных рабочих. Среди желающих оказалась даже восьмидесятипятилетняя дама! Она разработала для нас замечательный сценарий, обеспечив себе видную роль — нечто вроде невесты Тарзана… Бойкое предложение! Однако мы не решились его принять.

Одно из писем заметно выделялось среди других. От него веяло ароматом джунглей: автор пятнадцать лет путешествовал по Амазонас, встречался с гигантскими змеями, ягуарами и прочим зверьем. К тому же он явно был человек, неизлечимо влюбленный в лесные дебри. Подпись под письмом гласила: Хорхе Санклементе, служащий управления по делам охоты и рыболовства министерства земледелия.

Я встретился с Санклементе в Боготе и сразу же убедился, что он самый подходящий для нас человек. Это был настоящий мужчина, конквистадор, бесстрашный и суровый. Амазонас он знал, как свои пять пальцев. С первых же шагов Санклементе оказал нам неоценимую помощь.

Немало помогли нам и колумбийские власти; наша затея их очень заинтересовала. Они снабдили нас, в частности, оружием, патронами и соответствующими удостоверениями, которые иначе невозможно было достать. Шведское посольство также не пожалело сил, чтобы помочь нам; впрочем, так поступали все наши земляки в том краю.

Мы спешили выбраться из Боготы, чтобы управиться со съемками до начала дождей, но вместо этого день за днем проходил в нетерпеливом ожидании недостающего снаряжения. Корабль, который вез его из Швеции, блуждал где-то между портами Центральной Америки. Наконец мы получили свое имущество — с опозданием на три недели.

Было уже начало марта, когда наша экспедиция смогла двинуться дальше.

По пути к городу Пасто, в южной Колумбии, откуда отряд должен был направиться на юго-восток, к реке Путумайо, мы остановились ненадолго в Попаяне и повидались с моим другом. Мы рассчитывали на его участие в экспедиции, но просчитались, к своему великому огорчению. Он не смог присоединиться к нам и предложил взять взамен Лаурентино Муньоса, с которым не раз ходил в джунгли собирать коллекции для музея. Лаурентино владел вместе со своим братом небольшой кофейной плантацией в районе Попаяна, но отдавал явное предпочтение приключениям. Едва представлялся случай отправиться на охоту или сбор коллекций, как он навешивал на себя ружье и мачете — длинный широкий тесак, — забирал накомарник и прочие нехитрые принадлежности и оставлял плантацию на попечение брата.

Перед тем как продолжать путешествие, мы, разумеется, зашли в музей моего друга — крупнейший и лучший музей во всей Колумбии.

В Попаяне есть две выдающиеся достопримечательности: заспиртованное сердце героя освободительной войны Симона Боливара (впрочем, ученые сомневаются в подлинности этой реликвии) и чучело лося, убитого шведским королем Густавом V. Лось стоит в музее моего друга; он приобрел его у придворного препаратора Туре Хансона в обмен на нескольких представителей животного мира тропиков. Невиданный северный зверь занял почетное место в южноамериканском музее, народ валил туда толпами. За четыре дня 10 тысяч из 38 тысяч жителей Попаяна побывали в музее. Огромное впечатление произвели на них размеры лося: таких крупных животных в Южной Америке нет. Попаянцы страшно гордились этим приобретением, особенно, когда прочли, что «эсте эхемплар фуэ касадо пар Су Махестад эль Реи Густаво де Суэсиа» («этот экземпляр убит его величеством королем Густавом V шведским»). На четвертый день в музее скопилось столько народу, что чуть не случилась беда — под тяжестью посетителей проломился пол! К счастью, никто не пострадал, лось тоже уцелел, а сильно возросшие доходы музея позволили сделать новый замечательный мозаичный пол.

Из Попаяна мы доехали до Пасто, у подножия вулкана Галерас, оттуда спустились на грузовике по восточным склонам Анд, затем пересели на лодку и поплыли вниз по реке Путумайо. Отряд достиг намеченного района как раз к началу дождей. Читатель, вероятно, уже догадывается, что экспедиция кончилась неудачей, поэтому я не стану тратить на нее много слов. Расскажу только о шестом участнике нашего похода, чернокожем поваре Хокке.

Мы разбили лагерь возле устья маленькой кебрада — протоки, соединяющей озеро Чайра с рекой Кагуан; здесь было единственное сравнительно сухое место. Дождливый сезон был в разгаре, он начался в этом году значительно раньше и интенсивнее обычного. Из-за сильных ливней Рио-Кагуан вышла из берегов и превратила окрестные джунгли в сплошную топь.

Наше настроение упало до нуля, мы стали такими же мрачными, как небо у нас над головой. Низко нависшие серые тучи напоминали грязные мокрые тряпки. И это в то время, когда нам требовалось для съемок солнце, солнце и еще раз солнце! Положение сложилось отчаянное. Совершить путешествие из Швеции до Амазонас, ухлопать кучу денег — и вдруг такое разочарование! Что делать? Надеяться на улучшение погоды и ждать? Но есть ли вообще какие-либо основания для такой надежды? Каждый лишний день означал большие дополнительные расходы, так не лучше ли уж сразу вернуться? Хотя нам далеко не удалось собрать необходимый материал…

В эти печальные дни у нас все не ладилось, не только съемки. Муньосу пришлось выбросить препарированных птиц и зверей: они загнили от сырости. Погибла моя коллекция редких представителей животного мира с реки Кагуан. Столько трудов пропало…

Или взять нашего чернокожего повара Хокке. Что с ним такое происходит? Он стал какой-то вялый, двигается еле-еле, от работы отлынивает, сплошь и рядом не откликается, когда его позовешь. Вокруг очага и в ящиках с провиантом — беспорядок, посуда постоянно грязная…

Прозвище «Хокке» было выдумано Торгни, который никак не мог выговорить непривычное имя Хоакин. Мы нашли Хокке (вернее будет сказать: он нашел нас) в Пуэрто-Асис, на берегу реки Путумайо. Он уверял, что замечательно готовит, да к тому же умеет обращаться с моторами. Учитывая все это, а также его знакомство с английским языком, мы решили, что нам просто повезло. Правда, у Хокке был довольно затрапезный вид, но мы выдали ему новую одежду, и он стал выглядеть вполне прилично.

Хокке пришелся нам по душе. Разумеется, он значительно преувеличивал свои познания в кулинарии и механике, но это можно было поправить. Зато его недостатки с лихвой перевешивались хорошими качествами: он охотно работал, всегда готов был помочь и относился к нам, как заботливая мать. Торгни, кажется, предпочел бы повара, умеющего петь и играть на гитаре — так было намечено в его сценарии; пришлось ему утешиться тем, что фотогеничная внешность Хокке возмещала отсутствие музыкального дарования. Хокке знал только обрывок какой-то печальной индейской песенки, пять-шесть нот, которые напевал без конца, с утра до вечера. Неудивительно, что нам очень быстро приелись эти его «позывные». Однажды утром я решил подсчитать, сколько раз он исполнит любимый мотив за то время, пока закипит котелок с кофе. Костер горел хорошо, дрова были сухие, и Хокке успел спеть свою «песенку» всего двадцать три раза.

А на четвертую неделю нашего знакомства (мы поднимались в это время вверх по реке Кагуан) Хокке внезапно переменился. Он весь как-то поник и стал запускать свои обязанности. Один раз наша лодка, из-за явной небрежности Хокке, со всего разгона налетела на бревно и чуть не перевернулась. К тому же мотор без надлежащего присмотра то и дело капризничал. Кончилось тем, что мы отстранили Хокке от должности моториста.

Не лучше обстояло дело и с приготовлением пищи, заготовкой дров и другими обязанностями Хокке. От его трудолюбия не осталось и следа, он ходил все время мрачный и замкнутый.

— В чем дело, Хокке? — спросил я в конце концов. — Что-нибудь случилось? Ты заболел?.. Ты же знаешь, что у нас полно лекарств — чем тебе помочь?

— Да нет, мистер, я в полном порядке.

— И еще одно дело, Хокке: почаще купайся. В такую жару купаться обязательно, а тебе так даже необходимо. Ты меня извини… но от тебя нехорошо пахнет…

Обычно я воздерживаюсь от упреков подобного рода, но тут был просто вынужден сделать замечание Хокке. От него не то что нехорошо пахло, а прямо-таки воняло! А так как он обычно устраивался спать на ночь по соседству со мной, то мои органы обоняния подвергались довольно сильному испытанию, хотя их никак нельзя назвать изнеженными.

Хокке послушался и стал чаще купаться, но всякий раз дожидался наступления темноты. Правда, есть люди, которые стесняются показываться нагими даже представителям своего же собственного пола. Я решил, что Хокке относится именно к таким чудакам…

После двухнедельного унылого путешествия по реке Кагуан мы добрались до озера Чайра и разбили там свой лагерь. Я уже говорил, что в эти дни у нас в отряде царило мрачное настроение; поведение Хокке только подливало масла в огонь. Его приходилось без конца подгонять, чтобы заставить выполнить даже самую простую работу; бóльшую часть времени он сидел неподвижно, устремив взор в пространство. «Уж не психоз ли какой-нибудь напал на него?» — спрашивал я себя. Дурной запах все усиливался и стал уже совсем невыносимым.

Как-то раз Торгни и Хорхе удалось выловить здоровенную рыбу, килограммов на шестьдесят — желанное пополнение наших продовольственных запасов. Хокке получил задание почистить рыбину и разрезать ее на тонкие куски, чтобы мы могли коптить их над костром. Пришлось несколько раз повторить распоряжение, пока он взялся за мачете и стал вяло — нарочито вяло, на наш взгляд! — ковырять рыбу. Хорхе резким тоном предложил ему двигаться поживее. Хокке не отвечал и продолжал не спеша отковыривать толстенные куски. Тогда Торгни прыгнул в лодку к нему, чтобы показать, как нарезать филе.

И тут Хокке повел себя самым неожиданным образом. Он издал дикий вопль и замахнулся мачете, собираясь ударить Торгни. Тот едва успел спастись на берег.

— Хокке сошел с ума! — закричал Торгни.

Мы пристально следили за движениями нашего повара. Постепенно он успокоился, но не стал больше возиться с рыбой, а вышел из лодки, медленно прошел к костру и присел там, уставившись на огонь.

Я подошел к нему.

— Что с тобой происходит, Хокке? — спросил я.

Он не ответил, только поднял взор и все так же молча стал смотреть на меня.

— Отвечай же, Хокке!

Инкские маски из золота.

Кито, красивая столица Экуадора, расположена на высоте трех тысяч метров над уровнем моря, у подножия потухшего вулкана Пичинча.

Котопахи — самый высокий действующий вулкан в мире (5943 м).

По пути в Льянганати. Не так-то просто переправиться с грузом по скользкому стволу!

Лесные клопы — представители удивительно разнообразного мира насекомых, обитающих в джунглях Южной Америки.

Так цветет обитающее в дебрях растение, родственное банану.

Опустошенное огнем болото Ла-Апая.

Берегитесь зубов эль перро!

Нелегко было подниматься вверх по реке Сан-Мигель.

Победители состязания.

Именно так должен выглядеть настоящий индеец: убор из перьев, ожерелье из клыков ягуара и кабана.

Лиловые губы стали модными после того, как один торговец привез химические карандаши.

Вождь кофанов.

Юная кофанка с большим вкусом изготовила украшение из перьев тукана.

Птичьи перья украшают и мужчину.

Цветы можно не только нюхать!

Один из наших маленьких помощников с громадной улиткой.

Есть в Швеции деревни, где девушки наряжаются в красные чулки. У кофанов чулок нет, зато здесь красят ноги ачиоте, и получается ничуть не хуже.

Приготовление кураре. Ядовитый настой варят из лиан и этим ядом смазывают стрелы.

Одной стрелой охотник поражает насмерть небольшого зверя.

Не только женщины носят серьги!

Снимайте скорее, мне некогда!

Чем не меховой воротник?

Анаконда!

Наконец, когда я уже потерял надежду услышать ответ, он заговорил:

— Я… все время… так мучаюсь, а вы… только ругаете меня! Посмотрите, мистер!

Хокке завернул штанину, и я поспешил отвернуться, чтобы меня не вырвало.

На ноге Хокке зияла отвратительная язва… Как только он еще жив оставался!

— Хокке! — воскликнул я, придя в себя. — Я ведь давно спрашивал тебя, не заболел ли ты, и ты сказал — нет. Какого же черта ты молчал! Ведь ты знаешь, что у нас есть всевозможные лекарства.

— Я боялся потерять работу, если вы узнаете, что я болен, — пробормотал Хокке.

— Бедный Хокке! — расчувствовался я.

— «Бедный»! Черт бы его побрал, этого бедного! — возмутился Хорхе. — Мне его ничуть не жаль! Это же старая язва, сразу видно. Она была у него еще в Пуэрто-Асис. Да и неизвестно еще, от чего она. А он набрался нахальства наниматься к нам на работу, да еще поваром! Это же преступление! Он всю нашу экспедицию под угрозу поставил! Даже если завтра установится хорошая погода для съемок, все равно мы должны немедленно возвращаться в Пуэрто-Легизамо, чтобы спасти этого негодника…

Жестокие слова! Но в них заключалась горькая правда. Хорхе совсем не лишен человеческих чувств — напротив, и все же такой волевой, прямодушный и неизнеженный человек, как он, не мог сказать иначе.

Мы перевязали Хокке ногу и влили в него пенициллин, а на следующий день свернули лагерь и двинулись обратно вниз по реке. Никакой работы ему, разумеется, больше не поручали.

— Теперь мы будем иметь удовольствие готовить обед для нашего уважаемого пассажира, бывшего повара! — ворчал Хорхе.

Сам Хокке почти не раскрывал рта. Изредка он постанывал и получал болеутоляющее лекарство, однако на аппетит не жаловался и с каждым днем заметно веселел. А один раз мы после долгого перерыва услышали даже его любимые трели.

Впрочем, прежде чем мы сдали Хокке в лазарет при военной базе Пуэрто-Легизамо, на реке Путумайо, он ухитрился поднести нам еще один сюрприз. Это случилось на Кагуане: низко нависший сук смел с лодки Хокке и часть багажа. И тут мы обнаружили, что наш повар не умеет плавать. Он исчез под водой, потом вынырнул, отчаянно размахивая руками и ногами, и опять ушел под воду. Если бы не Хорхе, который без промедления бросился на выручку, песенка Хокке была бы спета.

Придя в себя, Хокке обратился прерывающимся голосом к Хорхе:

— Спасибо, дон Хорхе! Вы спасли мне жизнь…

Хорхе сделал вид, будто не слышит. Мне он сказал:

— Ничего не мог поделать с собой — в таких случаях действуешь просто машинально!

Валле Бубергу тоже нездоровилось; он заметно осунулся и мечтал только о том, чтобы поскорее вернуться домой. К счастью, это удалось осуществить довольно быстро. Из Пуэрто-Легизамо один немец подбросил нас на своем видавшем виды самолете в Боготу (в следующем же рейсе его летающий рыдван свалился в джунгли). Этот немец скупал каучук и другие ценные товары в Амазонас и перепродавал их в Боготе с немалой выгодой. Одновременно он перевозил пассажиров и багаж. Казалось, в самолете и для мухи места не найдется, тем не менее он забрал и нас и наше снаряжение. Впрочем, бóльшая часть снаряжения осталась в Пуэрто-Легизамо: мы с Торгни твердо решили завершить съемки, как только кончится дождливый сезон.

Мы попросили летчика следовать над Кагуаном. Для этого не надо было сильно отклоняться от курса, зато мы получили возможность опровергнуть один географический миф. На всех картах озеро Чайра производит внушительное впечатление своими размерами. Между тем кишащий крокодилами водоем, который мы видели во время нашего путешествия и который Хорхе называл Лаго Чайра, показался нам совсем уж не таким обширным. Но где же тогда большое озеро, помеченное на карте? Обследовав этот район с воздуха, мы пришли к выводу, что оно вообще не существует, и пилот подтвердил наши наблюдения. Собственно, тут нет ничего удивительного. Настоящие картографические съемки здесь никогда не производились; часто географам приходилось основываться на сделанных кое-как зарисовках и противоречивых сообщениях путешественников. Так Чайра и останется на карте значительно больше своих действительных размеров, пока кто-нибудь не поправит картографов.

В Боготе мы распрощались с нашими спутниками-колумбийцами, взяв с них обещание сопровождать нас и в следующей экспедиции. Снова — на самолет, через Ямайку и Нью-Йорк в Европу. Чудесным весенним днем мы приземлились на стокгольмском аэродроме, где нас встречали представители «Нурдиск Тунефильм». Встреча была приветливой, но, естественно, не особенно восторженной. Однако мы с Торгни вовсе не чувствовали себя поверженными героями. Конечно, обидно было возвращаться без достаточного материала для картины, но мы по-прежнему верили в свой замысел и в самих себя. Весь вопрос был в том, продолжает ли верить в нас кинокомпания. Ответ последовал уже через несколько недель: «Поезжайте снова!»