Давая девушке справиться с внезапными переживаниями, Денна, не торопясь, прогулялся под старыми яблонями, с удовольствием приминая траву сапогами и рассеянно думая о пустяках. Поодаль ярким пятном на зелени краснело платье Гюнтеры, она появилась из-за деревьев и снова вернулась к ограде фермы.

Теперь Денна стоял в тени, терпеливо ожидая. Девушка замерла, держась обеими руками за верхнюю перекладину деревянного забора, за которым бродили коровы и бегали телята, вскидывая хвосты. Кашлянув, Денна подошел ближе.

— Он уехал, — сказала Гюнтера, не поворачиваясь, — уехал, да?

— Велел тебе передать.

Девушка медленно повернулась, отводя взгляд. На мокрых ресницах блестел солнечный свет. Денна вложил в протянутую руку медный квадратик. Она продолжала молчать, сжимая в руке украшение, смотрела поверх его плеча, очень внимательно, будто пытаясь прочитать что-то в рисунке придорожных деревьев, разметавших ветви на фоне синего неба.

— Твоя сестра посылает тебе приветы и благословение. Старшая. Антера.

— Антера? Высокородный джент, так ты?..

Он кивнул, улыбаясь.

— Король Денна. Мы не успели познакомиться. Год назад.

— Я и не хотела, — хмуро призналась девушка, — ты принес горе в нашу семью.

— Полную счастья.

— Да! — она вызывающе подняла подбородок, круглый и сильный, показывая такую же сильную шею, молочно-белую там, где не достало кожу солнце. Но тут же опустила лицо, погружаясь в собственное, только что случившееся с ней горе.

— Пойдем, — Денна тронул ее локоть, мягко подхватил под руку, увлекая от изгороди, — пойдем туда, где нет шума, а только шелест листвы и пение птиц. Скажи, милая Гюнта, твой жених… Он слышал птиц? Знает, как поет зарянка и что шепчет тебе в ухо утренний жаворонок?

— Что? — она шла медленно, но послушно; подумав, покачала головой, горестно усмехаясь, — все птицы для Таргема одинаковы. Как и все зверье — только цель на охотах. Он смеялся над тем, как я возилась с телятами.

— Зачем же ты хотела соединить с ним свою жизнь? Думаешь есть что-то важнее? Деньги?

— Мне не нужны его деньги!

— Его красота?

Они перешли дорогу и углубились в светлую маленькую рощу, полную птичьего свиста.

— Да. Он красив. Но если бы…

— Если бы случилось что-то. Рана, болезнь. Ты все равно любила бы его, даже безобразного. Так кажется тебе, милая?

— Конечно. Это ведь любовь!

Денна покачал головой, усаживая девушку на травяной пригорок и садясь ниже, почти у ее ног.

— Это не любовь, Гюнта. Это просто ты. Твое отношение к жизни. Твой милый бросил тебя, без сожаления и раздумий. Поспешил к славе, деньгам и чужой красоте. А ты сохранишь себя в собственной силе и чистоте, потому что не он дал тебе эти прекрасные вещи, они выросли в твоей душе. Там и останутся. Если кто-то еще не обидит тебя. Снова и снова.

Она слушала, внимательно глядя в спокойное лицо джента блестящими от недавних слез глазами. Ждет, что я ошибусь, подумал Денна, чтобы оспорить и возразить, разгневаться. И он замолчал, предоставляя ей право молчать или говорить.

— Он еще пожалеет, — Гюнта сжимала и разжимала кулаки на смятом подоле нарядного платья, — вернется. Но я прогоню его.

Первая ненависть, думал джент, рассеянно перебирая травинки у согнутого колена. Это хорошо, но это проходит.

— Может быть пожалеет. И даже вернется. Но увидит тебя, неизмененную, и сожаления уйдут. Твои радости всегда были чужды ему. И жить за городом, без столичных удовольствий он не хотел. Вы спорили, так? А теперь представь. Он вернется. Увидит рачительную хозяйку коровьей фермы, проводящую дни в трудах рядом с телятами. И на кухне. Детишек, что цепляются за ее подол. Мужа, пропахшего навозом.

— Замолчи, джент!

— И скажет себе «как вовремя я убежал!. Был бы тут, держал корову за хвост, пока моя жена возится под ее брюхом». Ты плачешь?

— Нет.

Она вытерла слезы.

— Уверена, что не хочешь вернуть его? Тебе придется измениться. Совсем. Стать городской красоткой, тратить отцовские деньги на блестящие наряды. Танцевать на балах с дворянами. И выйти замуж за одного из них, чтоб жить в большом доме, повелевая сотней слуг. Может быть, у тебя получится обогнать бывшего жениха в знатности и богатстве. А может и нет. Тогда он просто посмеется над твоими попытками.

Птицы возились над их головами. Тени ползали по горестному лицу девушки, мешая разглядеть выражение глаз. Только руки мяли и дергали ткань широкой юбки. Тихим, жалобным голосом маленькой девочки Гюнта произнесла, отворачивая лицо в тень:

— Если бы я могла поговорить с ним еще. Объяснить. Все так быстро. Он должен понять. Два года, джент!

— Это легко устроить. Еще есть немного времени до перехода. Сейчас…

Денна вытащил из нагрудного кармана изящную доску, украшенную драгоценными камнями. Набрал короткий код. Подал девушке.

— Конечно, это крайне неделикатно, посылать срочный вызов без согласия собеседника. Но время не ждет. Окликни его, когда увидишь картинку.

Гюнта поднесла доску к лицу. По широким скулам полыхнула краска, и сошла, оставляя мертвую белизну. Доска вернулась в его руку.

— Нет, — хрипло произнесла Гюнта, — убери. Я не хочу. Ничего.

Он почти и не посмотрел, зная, что увидит. Обученные служанки готовили Таргема к переходу, умащивая обнаженное тело магическими маслами и расчесывая его длинные волосы. Знал и то, какое выражение блуждает сейчас на лице парня, впервые попавшего в покои перехода, полные мягкой и чувственной роскоши. А объяснять милой поселянке технологию подготовки, которая требовала полного внутреннего раскрепощения, для чего последовательно применялись специальные виды массажа, травяных ванн и вдыхания ароматических составов — к чему, если можно промолчать, пусть толкует увиденное сама, из бездны обиды и отчаяния.

— Антера, — напомнил он, — ты не хочешь узнать, как живется твоей сестре? Вот она уже никогда не изменится, получив именно то, чего желала ее душа. Не желания других, а ее личные, они позволили ей достичь торжествующей гармонии. Конечно, там нет ферм и коров, нет бидонов со сливками. Но сады, полные птиц, музыка, песни для тех, кто рад их услышать. Возможность постоянно наслаждаться нужными ей радостями.

— Ты так говоришь, будто Анта уже в раю. Так не бывает.

— Конечно. Есть и недостатки. Например, теперь ей не нужна любовь. Ни ревности, ни страданий, ни бессонных ночей. Только нежные привязанности высокородных, которых она выбирает сама. Не страдая. Плохо, да?

— Боюсь, мне там будет скучно, — ответила Гюнта, — хотя славно, что нет любви. Я не хочу ее больше.

— А я не предлагаю тебе участи сестры, — послушно отступил Денна, — я прибыл сюда не за тем, чтоб отобрать у тебя жениха, это его отец попросил передать письмо. Я ехал к тебе. Мне нужна твоя помощь.

— Моя? Я просто сельская девушка, чем я могу помочь такому высокому гостю?

— Не мне. Своей королеве.

Он поднялся, подавая девушке руку. И повел ее обратно к дороге, прикидывая, что водитель уже возвращается и повозка скоро покажется вдалеке.

— Ты сильна и умела. Красива и умна. Без всякого смеха скажу, ты королева молока, и можешь этим гордиться. Королева Ами спит, это сон перехода в очень долгую, почти вечную жизнь. В этом вы с ней подруги. Две прекрасные женщины, две королевы. И сейчас ты могла бы поделиться с ней своей силой. Тем, от чего отказывался твой жених раз за разом. Ни капли не убудет от тебя самой, а ей ты поможешь справиться с непосильным для высокородной дамы сном. Представь себе, ей снится молоко.

Денна тихо засмеялся, качая головой. Гюнтера, внимательно слушая, тоже улыбнулась.

— Она не знает, как быть. Твой отец сказал, окуни нас в молоко с головой, мы там задышим. И он прав. Так помоги ей дышать! Научи. Собственным примером и силой. А в вечность вы отправитесь вместе. Что скажет твой бывший жених, узнав, что ты — простая, по его мнению, селянка, совершила важнейшее деяние! Спасла великую королеву Ами, заслужив ее вечную, поистине вечную благодарность. И стала вечной сама. Он состарится, кудри поредеют, лицо покроется морщинами. А ты останешься прекрасной, юной и веселой, с нежным голосом и гибким телом. И я клянусь, это будет радовать тебя неустанно, так устроено действо изменения. Оно меняет, не изменяя, понимаешь? Дает женщине то, о чем она грезила, боясь поверить, что все это реальное, исполнимо.

Клубы пыли приближались, в них уже поблескивала механическая морда повозки, сверкая выпуклыми глазами фонарей. Гюнта слушала мерный голос Денны, и лицо ее принимало безмятежное, почти сонное выражение. В такт шагам еле заметно кивала голова, обвитая туго заплетенными косами.

Не переставая говорить, джент поклонился, помогая девушке подняться в повозку, усадил, сам сел напротив, беря ее руку в свои теплые ладони.

— Ты можешь попрощаться с отцом, — сказал между словами, будто вспомнив о пустяке, — и нужно подписать бумагу.

— Нет, — ответила Гюнта, — поедем сразу, можно так? Мне надо взять какие-то вещи?

— Все будет у тебя. А если захочешь, мы отправим посыльного, он заберет все, что перечислишь. Бумага, милая.

— Да.

Гюнта решительно расписалась под мелкой вязью на гербовом листе и откинулась на подушки, закрывая глаза. Повозка мягко дернулась и, разворачиваясь, полетела, набирая скорость. В обход городской стены, по широкой аккуратной дороге, к плавным подъемам дворцового холма, пока еще еле различимого в дымке.

Денна спрятал бумагу в сумку. Устроился удобнее, и стал любоваться бледным лицом с яркими пятнами румянца на широких скулах. Какая красавица. Волосы темные и блестят. Хорошо бы часть ее красоты вместе с силой перешла в изменчивый, неповторимый облик возлюбленной Ами, чтоб временами показываться ему. Среди прочих ее милых особенностей. Может быть, велеть художнику написать портрет? Но Ами ждет, сражаясь с чуждой ей средой. Я оставлю ее запечатленной в записи, решил Денна, пусть это не так изысканно, как портрет, написанный вручную, живыми красками, но все-таки. Портрет можно заказать потом, по записи. Пусть Ами увидит девушку из своего первого сна.

* * *

Неллет откинулась на подушки, держа на груди высокий стакан с оранжевым соком ройявы. Отпила небольшой глоток и снова опустила голову на подушку. Даэд ждал, сидя на краю постели и положив на колени доску с развернуым свитком.

— Сны Ами мне пришлось пересмотреть самой. Не по своей воле. Они стали сниться мне в пору созревания, сначала отдельными картинками, после — более связно. Сначала я даже не поняла, что это моя мать, глядя на окружающий мир из ее головы, ее глазами. Она никогда не сосредотачивалась на себе, неустанно повторяя свое имя или титулы, сильная, ей не было нужды уверять себя в собственном существовании и достижениях. Именно это мешало подчиниться нужным процессам. Однажды я проснулась ночью, задыхаясь от белого, которое подползало к глазам и носу, грозя затопить и пресечь дыхание. Ночь была очень спокойной, только сердце билось тяжко и быстро. Я долго сидела в постели, прислушиваясь и пытаясь вспомнить сон. Но вокруг — только тишина и редкие крики ночных птиц. Я снова легла, и почти сразу заснула, и села с криком, отмахиваясь руками.

Она медленно покрутила стакан, полный яркого насыщенно-солнечного цвета, бросающего теплый блик на маленький подбородок.

— Белое. Такое доброе изначально и такое огромное, без жалости. Никуда от него. Это я запомнила, складывая в память. А потом…

— Я пишу, — спохватился Даэд, рисуя на бумаге сказанные слова.

Принцесса кивнула.

— Потом сон усложнился. Я все еще не понимала, что именно вижу. И вдруг в него вторгся другой, пророс совершенно другими мыслями, характером и эмоциями. Это было больно. Будто два человека столкнулись, летя навстречу друг другу, как две звезды, но вместо пламенной катастрофы прорвались в тела и головы друг друга, оставаясь живыми и чувствующими. Думаю, мне было тяжелее, чем им обеим. Ведь каждая из них видела только свой собственный сон. А я. Я видела оба сна, пришедшие в мой — третий. Через очень много лет.

* * *

Книга исхода.

Белая жидкость тронула краешки ноздрей, защекотала уже внутри. Ами перестала дышать, широко раскрывая глаза, будто они могли задышать вместо носа и сжатых губ. И вздрогнула, когда вместо однородной невнятного цвета поверхности перед ней показалась темноволосая голова с блестящими глазами. Шевельнулись яркие губы, но Ами не слышала слов, уши давно погрузились в белое. Зато, поднимая уровень жидкости, под ней произошло шевеление, чья-то рука нашла ее руку, другая схватила другую. И почти захлебнувшись, Ами села, выдернутая на поверхность, закашлялась, тряся головой, мокрые волосы облепили плечи.

— …яться. Оно не обидит.

Девушка кивнула и повторила снова, выделяя слова, как маленькому ребенку:

— Не нужно бояться, моя королева. Оно доброе. Не обидит.

Ами выдохнула. Отняла руку и вытерла шею, с пальцев закапали быстрые капли, оставляя у обнаженной груди расходящиеся круги — легкие тени белого на белом.

Теперь они обе стояли, по пояс в молоке, держась за руки, напротив друг друга. Она выше меня, подумала Ами, и возможно, красивее. Нет, просто сильнее. Белая кожа, яркий румянец. Здоровая девушка с блестящими темными волосами.

— Как твое имя? Откуда ты?

— Меня зовут… — у девушки округлились глаза, она помолчала, — Инн. Меня зовут… нет! Нет. Инн. Нет же!

Но Ами было некогда ждать, пока та разберется с собственным именем.

— Покажи, — она повернулась туда, где, как предполагала, находилась глубина.

— Я не… Что?

— Помогай, — королева встряхнула крепко взятую руку, — ну?

Девушка посмотрела вдаль, туда, где белая поверхность сливалась с таким же белым горизонтом, переходящим в белесое нечто над головами. Кивнула, вспомнив беседу с Денной. И запела, немудреную детскую песенку о том, как мать ждет детей, что заигрались в снегу, и ставит на стол кувшин, наливая каждому по полному стакану. Каждая фраза начиналась именем ребенка, который сядет за стол, и с каждым словом девушка делала маленький шажок, а королева, слушая и видя картинки из напетой жизни, послушно шагала рядом.

Зима в песне кончилась, началась весна, полная цветов, а мать все так же ставила на стол молоко, или творог, или молодой сыр, перечисляя детей, вот пришло лето, все изменилось, кроме материнской любви, и ее молока на семейном столе. Ами мелко шагала, приноравливаясь к танцующим шажкам, так же, как спутница, пожимала плечами, склоняла голову, меняла выражение лица, иногда смеялась собственным ужимкам. И наконец, отпустила ее руку, сама сделав очередной шаг. Перед тем, как погрузиться целиком, оглянулась, увидеть лицо девушки в последний раз. И уже пропадая в белой непрозрачной толще невнимательно удивилась увиденному. Вместо яркого румянца и белой кожи, вместо широкоскулого решительного лица с круглым сильным подбородком над поверхностью клонилась на тонкой шее полупрозрачная, похожая на странный цветок личина, с еле очерченными линиями носа и больших глаз.

— Инн, — успокоенно сказала Ами, уже там, внизу. И задышала, пропуская через легкие ласковую белую массу, — тебя зовут Инн.

Развела руками и пошла, потом полетела, опираясь босыми ступнями на белую толщу, а перед лицом та прореживалась, пропуская ее.

Крича что-то победительным голосом, она летела быстрее и быстрее, толкалась ногами, совершая плавные прыжки, переходящие в парение. Все, что так недавно мучило ее, осталось далеко позади, там, где осталась бледная тень Инн, мерцающая оттенками светлого янтаря. И ее кровь билась теперь в жилах королевы, заставляя сердце работать мерно и сильно.

Белая толща комкалась перед лицом, неслись мимо отдельные клубы, то плотными облаками, то редкими горами. И наконец, белое кончилось, вынеся Ами в совершенно другое пространство, набитое линиями и цветом, а еще легкими змеями от бездны до бесконечных небес, и она хватала цветные тулова, на лету сплетая их и отбрасывая, трогала легкие узлы, смеясь новым силам. И, немного устав, вцепилась в два переплетенных хвоста, плавно опускаясь на твердую поверхность, отпустила, и те, мелькнув перед лицом, исчезли, уползая вверх. А она топнула, проверяя прочность нового. И пошла вперед, чувствуя себя богиней, исследующей новый, подаренный ей, только что созданный мир.

«Следующий я сумею создать сама»…

Денна, стоя меж двух саркофагов, наполненных прозрачным гелем, внимательно следил, переводя взгляд с торжествующего лица спящей королевы на быстро бледнеющее лицо Гюнты. Обе плавали в мягкой толще, раскинув руки и вытянув ноги, одинаково скрещенные в щиколотках. Верхний свет укладывал блики на колени и грудь, трогал плечи. За его спиной шевелился у стенда джент Саноче, покашливал осторожно, подхватывая бумажную ленту, ползущую из черной щели машины, прочитывал данные и, сворачивая, укладывал кольца и петли в откинутый ящичек.

— Так быстро, — прошептал Денна, любуясь постепенными изменениями во внешности Гюнты, — и так прекрасно. Новая тонка по имени Инн, я сам выбрал тебе имя.

На бледном лице открылись страдающие глаза, все еще темные, блестяще-карие. Раздвинулись губы, выпуская ленивый пузырь, он достиг поверхности и лопнул с тихим шелестом.

Денна нагнулся, с беспокойством прислушиваясь.

— Ант… Антера, — с трудом произнесла девушка, шевельнула пальцами, ощупывая свое бедро.

— Хочешь увидеть сестру? — догадался джент, — потерпи, осталось совсем немного. Ты встретишь ее…

— Антера! — над толщей геля показалась мокрая голова, волосы облепили грудь.

— Саноче! Что с ней? — Денна положил руки на блестящие плечи, пытаясь уложить девушку обратно, — не нужно, милая, еще не конец, ты еще должна…

— Антера!

Джент Саноче подбежал, суетясь, защелкал рычажками на боку саркофага, тот загудел, вибрируя и явственно нагреваясь.

— Она еще нужна нам! — предостерег Денна, удерживая девушку под поверхностью, — она не должна утратиться, джент! И после тоже.

— Конечно. Конечно-конечно, — бормотал Саноче, регулируя режим. Острые локти топырились в широких рукавах белого комбинезона, на бледном лбу выступили мелкие капли пота.

Гудение усилилось, глаза Гюнты закрылись и голова, откидываясь, снова погрузилась в прозрачный кисель. Рот приоткрылся, показав ровные зубы, но ни пузырька воздуха уже не появилось у бледнеющих губ.

Оба выпрямились, не сводя глаз с обнаженного тела.

— Она очень сильная, — извиняюще пояснил Саноче, — не было таких еще.

— Это помешает? Я не хочу причинить вреда королеве.

Ученый затряс головой, вытирая руки полотенцем. Потом отер потный лоб.

— Ни в коем случае, высокородный джент. Риски сведены к исчезающему минимуму. И потом, ты же сам выслушал предсказание и видел себя и королеву Ами через множество лет. Вы молоды, прекрасны и сильны. Иначе не стоило и рисковать, ведь кто знает, куда и насколько продлятся жизни, если не иметь доказательств из будущего. Спасибо высокому роду Каррелей.

— Мы, — согласился джент, забирая у собеседника полотенце, — но не она. Никто не выверил будущее Гюнтеры, времени на то не было. И статус не тот. Я не хочу, чтобы она умерла.

Саноче быстро глянул на джента и отвел глаза. Но тот, поняв интерес, пояснил спокойно:

— Это нестандартный случай. Полезно отследить, как влияет переплетение движущих снов на обе стороны. Возможно, мне тоже придется видеть такие сны вместе с Ами. Я смогу выверить будущее тонки Инн сейчас? Когда ее работа во сне завершится?

— Конечно. Как только королева перестанет нуждаться в снах девушки, мы передадим данные дженту Каррелю. Только это будет будущее именно тонки, джент. А не Гюнтеры.

— Хоть что-то. Я устал, Саноче. Мне нужно поспать, обычным человеческим сном. Ты уверен, что ничего не произойдет за пару часов?

Ученый закивал.

— Она звала сестру, — вслух размышлял Денна, выходя из покоев и стягивая на широкой лавке комбинезон, — не мать, и не повторяла свое имя, а — сестру. Может быть, хотела убедиться, что я не соврал ей?

Он потер грудь, бросил одежду и направился к двери, ведущей в бассейн. Встал на пороге, освещенный зыбким светом, плетущим сетки бликов от ясной воды. И продолжая раздумывать, оттолкнулся и нырнул прямо со ступеней, уходя к самому дну. Повернулся на спину, рассматривая зеркало воды через прозрачную толщу.

Скоро ему лежать так же, как лежит сейчас его Ами. В таких же саркофагах вот уже три года проходили изменения тонки, и все было нормально, без сбоев. И несколько высокородных, что согласились опередить царственную пару, чтобы принять на себя внезапные риски, уже изменились и благоденствовали, пройдя все медицинские обследования и заручившись гарантиями мэтра Карреля, который рассмотрел будущее их измененных тел в очень далекой перспективе. Две сотни доступных ему лет они были здоровы и молоды. Уже хорошо.

Но Денна не обманывался. Кроме физического здоровья есть и другие вещи, которые недоступны предсказателям медицинского будущего. Как изменится его душа, останутся ли прежними побуждения?

Джент думал об этом, выходя из бассейна и вытирая сильное, красиво слепленное тело цветущего мужчины. Думал, пройдя в свои покои, укладываясь поверх вышитого покрывала, и закрывая уставшие глаза.

«Одно я могу сказать точно, моя любовь к Ами останется неизменной, и это успокаивает. Все будет очень хорошо»…

Во сне он стоял у плетеной изгороди, щурясь на солнце и перебирая пальцами цепочку хронометра. Темные волосы, свитые в жгут, падали на плечо. Нога в парадном сапоге нетерпеливо притопывала, отсчитывая утекающие секунды. Где же она, обещала быть вовремя и снова крутится там, среди своих ненаглядных телят. Но вот послышался ее голос, окликала кого-то на ходу, смеялась, пробегая мимо. И Денна (а точно ли это я?) повернулся с широкой улыбкой, чувствуя, как глупая щенячья радость теснит сердце. Смотрел, как почти бежит, улыбается ему, прикрывая глаза от яркого солнца. Такая прекрасная, сильная. Такая живая.

Гюнта подбежала, с разбегу обняла, прижимаясь и поднимая к нему горящее румянцем лицо. И Денна, ощущая плавное, сильное до боли схождение, слияние и размыкание двух душ в одном теле, ответил на поцелуй, трогая языком ее влажный сладкий язык. Думая о том, точно ли это Гюнта, одна ли она.

— Не смей меня потерять, — она отодвинулась, осматривая его лицо, словно трогала глазами скулы, брови, ресницы, нос и приоткрытые губы, — слышишь? Не смей. Со мной потеряешь и часть себя, очень важную. Понял, высокородный джент?

Он попытался нащупать цепочку, но ничего от исчезнувшего в реальности и возвращенного сном торговца Таргема уже не было в нем. А девушка оставалась сама собой — белокожей румяной Гюнтой, с сильными круглыми плечами и широкими бедрами.

— Не смей, — рот приоткрылся, выпуская ленивый пузырь прозрачного геля, тот покачался и лопнул, оросив лицо Денны странным нездешним запахом.

Он проснулся с мокрым от пота лицом. Сердце глухо и сильно стучало, рука, поднятая перед лицом, тряслась. Садясь, вытянул перед собой обе руки, приказывая дрожи утихнуть. Что это было? Просто сон впечатлений, связанный с нынешними событиями? Оценивающий сон, толкующий не грядущее, а сами уже совершенные поступки? Тогда Денна очень виноват перед обманутой (да, тихо согласился внутренний голос, ты обманул ее) девушкой. Но с этим можно смириться и даже бороться, найдя достойные аргументы. А вдруг это сон-предупреждение и ее нельзя потерять? Не тонку с нежным именем Инн. А веселую и живую Гюнтеру, свет отцовских очей, по глупости отвергнутую женихом, который, понял вдруг Денна, встав и хлебая прохладное питье из серебряного кувшина, до конца своих дней станет жалеть об утрате. Не будет того, что рисовал ей вкрадчивый голос короля, полного милостей. Не разочаруется Таргем-прелестник, а наоборот, заболеет виной и до смерти станет проживать две жизни. Одну — в делах архипелага Ценеи, и другую, возможную, но не состоявшуюся. С прекрасной любящей женой, которая станет зрелой женщиной, окруженной детьми, потом состарится. И умрет, чтоб ее помнили и скучали по ней.