Крики и шум обрушились на Даэда внезапно, и он дернул рукой, перечеркивая только что написанное. Вскочил, напряженно вслушиваясь и держа свиток в опущенной руке. Под ногой хрустнуло перо, оправленное в костяной чубук.

— Что?.. — начал, но не успел спросить.

Кисея шатра заколыхалась, простучали быстрые шаги. Голос кенат-пины, задыхаясь, проговорил с испугом:

— Камни. Идет большой ураган, великая Неллет. Мой элле велел сказать…

— Иди к наставнику, — звонким голосом перебила его принцесса, — Даэд, уходи с мальчиком.

— Принцесса. А как же ты? — Даэд поспешно сворачивал свиток, повинуясь нетерпеливому жесту Неллет, встал на колени, пряча бумаги в тайный шкафчик у постели.

— Запер? Иди. Скорее, я говорю!

Даэд кивнул и выбежал, путаясь в мягких складках шатра. По пути к подъемнику спросил в узкую спину мальчика:

— Кто останется тут, кен-пин? С принцессой кто?

Тот пожал плечами, оглянулся на самом краю дыры в пустоту уровней:

— Великая Неллет одна принимает летние ураганы. Так повелось.

И через миг исчез в черном проеме. Даэд шагнул следом, не успев и подумать, куда его унесет. Сердце сжималось тоской и страхом. Он знал, что такое летние ураганы, особенно те, что несли в себе каменные осколки. После них приходилось по многу дней чинить внешние ограждения витков и прослоек, лечить раненых и даже оплакивать убитых. Но пока не вошел в покои принцессы весенним мужем, был уверен — великая Неллет не даст случиться самому плохому. Башня выдержит свирепый натиск горячих ветров, как выдерживала всегда, из десятилетия в десятилетие. А теперь недоумевал, как можно надеяться на силу хрупкой девочки, не владеющей своим телом. И ладно бы ураган был ненастоящим, вернее, лежал бы в тех параллельных реальностях, которые благоговейно именовали снами великой Неллет, уверенные, что с ними-то она совладает сама. Но ничего не было более настоящего, чем порывы раскаленных ветров, несущие горы каменной крошки и крупных осколков.

Ступая на твердую плоскость витка, он все еще лихорадочно думал эту мысль, а кто-то уже хватанул его по плечу, коротко рассмеявшись.

— Недолго ты без нас, а? Мотай в оружейную, Янне обрадуется.

Даэд побежал следом за охотником, на бегу кивая и поднимая руку в приветствии. Нашел глазами великого Янне-Валгу, тот уже мчался к повороту коридора на пирс, орал, собирая команду. На жест Даэда осклабился, показывая рукой неприличное. И рыжая голова тут же исчезла за серебристыми капюшонами и затянутыми в чешую плечами.

Да, сказал себе Даэд, падая на лавку и стаскивая с себя одежду для покоев Неллет. Да, а как по-другому. Я тут. Натягивал на голые ноги мягкий комбинезон, расправлял узкие рукава, тянул на животе застежку-шов. Прицепил к поясу кольцо страховочной веревки, поправил туго сложенный парус на лопатках. Парень напротив сунул ему в руки свернутую в кокон сеть, кивнул на длинные полки с оружием:

— Гарпунку. Ту, побольше. Не колупайся, через минуты вылет первой группы.

Арбалет оттягивал руку. Сверкала в тетиве заряженная тяжелая стрелка-гарпун. Даэд удобнее перехватил сеть и побежал к выходу, держа арбалет стрелой вниз, чтоб не подстрелить кого ненароком: полы качались, Башня внезапно кренилась, резко выравниваясь. Бегущий впереди упал, ругаясь, под смех пробегающих товарищей. Вскочил и помчался снова, касаясь рукой стены.

Перед пирсом Даэд застыл, не имея сил оторвать взгляда от прекрасной мрачности пустоты. Тяжелая туча, собранная из множества черных кулаков, громоздилась, наваливаясь на светлую полоску, по которой бежали, спрыгивая в небо, маленькие фигурки. По выпуклостям тучи полыхали багровые отсветы, и кругом, опережая друг друга, трещали, сверкая, извилистые молнии, их догонял гром, наступая свету на пятки, и тут же закладывало уши от его нестерпимого грохота. У тех, кто был рядом, разевались черные рты, выталкивая неслышные в грохоте слова. Кто-то рванул Даэда, сбрасывая его в пустоту, он прыгнул, щелкая карабином троса и тут же раскрывая упругое крыло. Ветер обжег кожу под глазами и вокруг рта, забрался внутрь, кажется, выжигая все до желудка. Даэд стиснул зубы, оберегая глотку. Опустил забытый прозрачный щиток, и тут же поднял обратно — тот мешал видеть движения охотников. Те разворачивали сети, цепляя их друг за друга, держали верхнюю и нижнюю кромку, ставя на пути огромного урагана жалкий, как женское кружево, узкий заслон.

Арбалет мешал, приходилось работать одной рукой, да еще справляться с порывами ветра, которые становились сильнее. Рядом вдруг оказался Янне, метнулся серебряным гибким телом и рыжей непокрытой башкой, пнул Даэда пяткой в плечо.

— Что, неженка, рад мне? Держи свой край. Не болтайся, ровнее! И не выпусти, ухи отрежу!

Даэд завис над сетью, сжимая край и опустив руку с арбалетом. Зачем он ему? Отбиваться гарпуном от острых камней?

Передняя туча развалилась на части, будто молнии драли ее когтями, и оттуда, из черно-алого месива, понеслись навстречу редкой цепи охотников нестерпимо блестящие точки.

— Аххо! — заорал кто-то рядом, ему завторили дальние, передавая бесшабашный клич.

Искры мгновенно оказались рядом, Даэд тоже закричал, от боли и недоумения, когда камни посыпались градом, не выбирая, куда лететь — в голову, защищенную капюшоном или в растянутую мелкоячеистую сетку. Падая в сеть, оттягивали ее, эластичная сеть послушно провисала, становясь тяжелее. А попадая в плечо, грудь и голову, рвали серебряные чешуи, обжигая кожу в разрывах раскаленными краями.

— Башку! — кричал кто-то рядом, — береги башку, тупица!

Парни болтались, нагибая головы и отворачиваясь, трепетали за спинами треугольники крыльев. Иногда парус рвался, тело падало вниз, само, как камень, и метался под сетью чей-то страховочный трос.

— Стрелы! — крик почти съелся грохотом очередной молнии.

Обе шеренги изготовили арбалеты, и Даэд, повторяя движения, почти не видя их, потому что глаза заливал пот вперемешку с кровью из рассеченной брови, пытался справиться одновременно с сетью, крылом и тяжелым луком с натянутой тетивой.

Вдруг стало тихо. И тишина пугала больше, чем яростный гром. В безмолвии тучи, отдавшие свой каменный заряд, расходились в стороны, открывая то, что пряталось за ними. Оно, это тайное, поначалу казалось невероятно прекрасным. Белые купы тугих облаков, расколотые тонкими черными линиями. Солнечный свет падал сбоку, расцвечивая белизну ослепительно яркими радугами, словно цветные кольца тонули в вате, выгибая в разные стороны полукружия света.

— То-ов, — протяжно закричал далекий голос Янне.

Линии вдруг распухли, превращаясь в полосы, те расширялись трещинами в белом и радужном. И оттуда, пожрав остатки тишины, воя и вереща, вырвались стаи жирных чудовищ, мельтешащих короткими крыльями. Вылупленные огромные глаза отразили боковой солнечный свет, разворачивались спирально сложенные языки, мелькая пластами сырого мяса.

— Бей! — сотня коротких стрел встретила нападающих, пробивая круглые жирные груди, разваливая головы со свешенными вниз мокрыми языками.

Перед тем, как выстрелить, Даэд успел увидеть в глянце вылупленного шара свое обезумевшее лицо, залитое кровью. И через миг уже толкал ногой дергающееся тулово, кривясь от пронзительного визга.

Чей-то кулак с размаху саданул его по спине пониже крыла.

— Тупой? Лови на трос! Давай!

Сеть вырвали из руки, Даэд полетел вниз, кувыркаясь следом за визжащей тушей. Поняв, что от него требуется, сорвал с пояса крюк, подцепил падающую тварь, щелкнул карабином троса. Тот задергался, развертываясь от тяжести добычи. Даэд выругался, поневоле кувыркаясь рядом. Отстегнул трос и, поймав горячий восходящий поток, взлетел обратно к сети, вцепляясь в ее край.

— Тупая башка, — снова обругал его охотник, исчезая в месиве визжащих тел, слоев сети и натянутых тросов.

Даэд висел, наполовину летя, наполовину держась за край. Одной рукой перезарядил арбалет, оглядываясь и пытаясь понять, на какой стадии охота и что ему делать. А рядом возник уже другой охотник, в нетронутом битвой доспехе, толкнул его, развертывая новую сеть — пустую.

— Чего висишь? Забирай свою! Ну?

На пирсе все обошлось, только еще одни измазанный кровью парень обругал Даэда за то, что ему пришлось тянуть вместе с добычей раззяву, потерявшего собственный трос. И убежал, волоча свой кусок сети, полный каменных осколков.

Все новые охотники бежали по пирсу, таща новые сети, прыгали в стороны и вниз, а на светлую поверхность выбирались те, что с добычей, тащили раздутые сети к стене Башни, там спихивали в жерло большого подъемника. И дальше разделялись — кто-то мчался в оружейную сменить доспех, другие хватали новые сети, притащенные мальчишками и девушками, и возвращались к урагану. И — постоянная качка, рывки тверди под ногами, угрожающе склоненная белая стена, окрашенная сполохами молний и боковым светом закатного солнца. Суета казалась беспорядочной, но крутясь внутри этого беспорядка, Даэд понял, тут все налажено, и не получается даже помешать размеренным быстрым действиям. Толчок в плечо, в спину, резко выкрикнутое слово, жест перед лицом — все направляло, куда нужно. Бросив свою сеть, он секунду помедлил, повернулся было за новой — они лежали грудой у стены под охраной нескольких совсем зеленых мальчишек, но кто-то пихнул его в сторону открытого коридора, там девушка в синем лекарском комбинезоне подхватила за руку, усадив у стены на длинную лавку, быстро обработала раны на скулах и лбу, протерла задранный на макушку прозрачный щиток. Сказала отрывисто, уже отворачиваясь к следующему охотнику:

— За сетью. Потом сменишь доспех.

Даэд выскочил в мешанину света и грохота. Мельком подумал о потерянном тросе, но не стал возвращаться в оружейную. Прижимая к боку сеть, снова прыгнул, радуясь тому, что раскаленный воздух, крутясь и перемешиваясь, свертывается в тугие восходящие потоки, а значит, несложно удержаться рядом с Башней. Правда позже его снова обругают, за то, что полную сеть потащит другой. Зато есть арбалет, и еще пару жирных визгунов он сумеет подстрелить.

Твари выбрасывались не хаотично, а лишь после извержения каменного крошева, и как заметил Даэд, паря рядом с лентой сети, целили именно в охотников, ниже, где начинались жилые уровни, их не было, только молотили по стене каменные осколки, разбрызгивая резные перила и решетки, будто те сделаны из сухого теста.

Он успел еще раз наполнить свою сеть, цепляясь за другую, выбраться обратно на пирс, и потом сбегать в оружейную, но, когда возвращался, стена дернулась, нависая над головой, лавка поехала, сшибая бегущих охотников и те падая, хватались друг за друга, съезжая в угол горой мешков.

Снаружи слышался тонкий пронзительный свист, снижался, переходя в низкий вой, от которого выворачивало желудок, и вдруг, всхлипнув, снова взмывал в режущие высоты. Даэд сел, тряся головой и откидывая с себя чужие ноги и руки. Выбрался, почти пополз по бывшему полу, держа глазами вспышки в широком проеме выхода к пирсу.

Сзади стонали, ругались, парень с напрочь разбитым козырьком и в доспехе без рукава опередил Даэда, но вдруг замер, морщась от злого визга. Другие тоже не торопились.

— Куда, — сказал хрипло в паузе тишины, — сиди, все уже.

Проговорил еще что-то, неуслышанное в новом приступе звуковой атаки. Повторил, торопясь втиснуть в мгновения тишины:

— Держись лучше. Сейчас начнется.

Начнется? Голова, набитая выворачивающими звуками, не хотела думать. Даэд обвел слезящимися глазами кучи лежащих и сидящих охотников, отметив — их становится больше. Снаружи пробирались внутрь еще и еще, усаживались, опираясь спинами на покатую стену, или просто ложились навзничь, раскидывая израненные руки. А в проеме слышался новый звук. Кто-то кричал, хрипло распевая победную песню. Она рвалась, рассекаемая визгами, как рвались до того белоснежные облака, выпуская из себя жирных противных чудовищ. Даэд не мог разобрать, кто там поет, нет, вопит сорванным голосом, но кажется, знал, кто решился. Конечно, могучий Янне-Валга, который за всю битву ни разу не накинул защитного капюшона, мелькая среди огня, света, стрел и сетей рыжей взлохмаченной башкой.

Он что, остался там один? Даэд смотрел в проем, слушал, а другие прибывали, валились отдыхать, затыкая уши, оберегали слух от пения грозы.

Он отклеился от стены и пополз, приподнимаясь на четвереньки и снова скатываясь в стык стен, вставших под углом. В голове крутились картинки, как же теперь там, внизу, где жилые витки, и выше, где лаборатории? А еще наверху, под уровнем охотников, где покои Неллет.

Он явственно увидел, как медленно выливается из большого бассейна огромная масса воды, катит к краю витка, смывая все на пути. Шатер Неллет. Такой ненадежный, всего-то слои нежной полупрозрачной ткани. И она, не имеющая сил бежать, даже ползти. А он бросил ее, чтобы баловаться мужскими играми. Всаживать стрелы в жирные морды тварей, которые все равно не могли увернуться, неслись из тучи огромными пузырями — такая удобная цель…

— Куда ты? Держаться, дурья башка!

Его схватили за ногу.

— Мне надо! Подъемник. Шахта. Мне вниз!

— Не работают!

— Что? — он остановился, приближая лицо к чумазому, сердитому, с разбитой губой.

— Башня переворачивается. Ты впервой, да? Не работают лифты. Пока не свершится глав…

Даэд отпрянул, не дослушав того, что утонуло в новом приступе какофонии. Переворачивается? И проворно, ящерицей, пополз к выходу на пирс, прикидывая, что он может прыгнуть, слететь на несколько витков, или даже на целый уровень, троса хватит. А если нет, спущусь на внешнюю лестницу, быстро думал он в такт движениям, или обрежу трос. Надо к ней. Надо. К ней. Она одна там. Великая Неллет. Одна встречает. Летние ураганы. Какие гады. Все гады. Прячутся. За девчонку.

Пирс торчал почти полностью боком, похожий от выхода на покосившийся толстый забор. Даэд съехал к наружному краю площадки, хватаясь за остатки металлического ограждения, повис на блестящей гнутой решетке, оглядываясь. Вокруг было пусто. Валялись, зацепившись за столбики ограждения, рваные сети, болтался рядом оборванный трос. Туча уже не ворочалась, надвинувшись почти вплотную, поглотила солнечный свет, не было молний, не грохотал гром, только давешний пронзительный визг, исходя из черных недр, вставших на дыбы, казалось, управлял падением Башни. Поднимался режущими нотами, она накренялась, так что пирс становился ровным, как лезвие направленного в ее живот ножа. Затем визг утихал, вернее, превращался в тяжкое гудение басов, и Башня приостанавливала опасный крен, застывала, но не выравнивалась.

А по кромке лезвия пирса двигалась крошечная отсюда фигурка, пламенея на черном фоне рыжей лохматой башкой. Разведя для баланса руки, Янне шагал, покачиваясь, изгибал тощее легкое тело небесного летуна, чтоб не сорваться вниз. Орал, выплевывая слова песни хриплым торжествующим голосом. Вот дошел до самого края и замер с раскинутыми руками. Звуки взметнулись, будто пытаясь сбросить наглеца, лезвие пирса накренилось, фигурка изогнулась, не желая ни падать, ни отступать.

А прямо напротив, в гуще черных клубов, неподвижных, как грозная твердь, засветилась другая фигурка. В светлом серебре, обтекающем линии узких бедер и тонкой талии, с руками-змеями и маленькой головой, укрытой облегающим капюшоном. Клонилась так же, как клонится Башня, и вдруг, повиснув без всякой опоры, без троса и крыла, выгнулась, делая что-то руками по сторонам, потом свела их перед невидимым отсюда лицом. И стала выравниваться, вытягиваясь в тонкую струнку. Даэд разжал пальцы, которыми держался за гнутый металл, выпрямился, с изумлением ощущая, как Башня послушно повторяет движения, медленно выравнивая массивное огромное тело, сработанное из мрамора, кости, пластика и металла.

Тонкие руки сходились и расходились, взлетали вверх, будто лепя из грозового воздуха нечто, может быть, сеть, а может, рычаги или тросы, натянутые могучей лебедкой. Башня замирала, сопротивляясь, но после сдавалась, выпрямляя крен, и наконец, снова встала ровно, прямо, упирая в верхнюю пустоту шпиль над уровнем охотников. Даэд, конечно, не видел шпиля, его закрывали светлые потолки витков, что находились выше его места. Но явно, до боли в сердце увидел через воспоминание всю ее целиком, от нижней иглы, переходящей в сомкнутые круги уровней и витков, через центральную часть, более тонкую, к бескрайнему диску покоев Неллет и дальше, выше — снова ряд прерывистых бусин, жестко нанизанных вертикально, к навершию — шпилю, который всегда должен указывать строго в зенит. Вот как сейчас.

Янне ловко, как древесный мартынчик, перебрался на плоскость пирса, которая тоже стала привычной — широкой дорогой, языком, высунутым в пустоту. И упал на колени, допевая-выкрикивая последние слова песни-славословия. Руки простер к тонкой серебристой фигурке, а та, покачавшись, сложила свои над головой и вдруг взмыла, исчезая вверху. Вслед за ее напряженно вытянутыми ногами потянулась из тучи черная нитка, ниже все скручивалось, как великанский комок черной пряжи, ссучивалось в нить, утончалось, и утекало куда-то, теряясь в спокойном золоте предзакатного света. Даэд переминался на дрожащих ногах, с изумлением глядя то на Янне, стоящего на коленях, то на исчезающую огромную тучу. Еще несколько мгновений и — все. Чистое небо, такое тихое, мирное, и тишина вокруг. Полная, немыслимая тишина, такая совершенная, что он слышал биение сердца, свое тяжелое хриплое дыхание и даже дыхание Янне, который находился в сотне шагов от него.

За его спиной, а не сразу услышал, тихо пели охотники, как поют после тяжелой работы, сидя кружком и задумчиво глядя на сложенные усталые руки и на измученные лица напротив.

Скоро все выйдут, понял он, начнется обычная жизнь, до следующей охоты. И Янне, он встанет с колен и исчезнет, потому что у самого Даэда нет времени бегать за ним, нужно поскорее вернуться. Но кто спас Башню? Незнакомый охотник спрашивал, впервой ли Даэду. Такое уже бывало? Бывает, поправился он, идя к Янне, который по-прежнему стоял на коленях, опустив голову. Бывало и, похоже, не раз. Вот что происходит, когда внизу они сидят по углам и норам, прислушиваясь к летнему урагану, а после ставят на места упавшие вещи и бегут чинить внешние стены и ограждения.

— Кто? — спросил он, останавливаясь над Янне, — кто это был?

Тот поднял усталое счастливое лицо, так странно: с улыбкой, а в глазах плавает тоска.

— Великая Неллет. Да будут сны ее мягки и бестревожны, да? А я говорю, нет. Нет! Пусть сны Неллет будут грозовыми и дикими. Я справлюсь. И еще раз увижу ее.

Даэд молчал, не понимая, что отвечать. Неллет? Его Неллет, которая лежит там одна, устроив на груди высокий стакан с оранжевым соком. Иногда он вытирал ей платком краешек губ, она сердилась, потому что могла бы сделать это сама, хоть это, говорила ему, но он вытирал, потому что любил и хотел заботиться…

Янне легко вскочил, пританцовывая, толкнул Даэда обратно, туда, где уже изливалась из проема толпа охотников. Буднично озабоченные, парни подбирали сети, волокли добычу к шахте лифта, цепляли крюками мясные туши.

— Давай, парень, сейчас будем праздновать счастливое завершение сна. Напьемся, а?

— Мне нужно идти.

Даэд шагнул в сторону и увидел Илену. Та стояла у стены, смотрела на него через головы и плечи охотников. На девушке был лекарский комбинезон, в руках синяя шапочка сестры-врачевательницы. Он кивнул и быстро ушел к шахте лифта, шагнул, чувствуя спиной ее взгляд.

— Эй! — Янне схватил его за рукав, удерживая над пустотой, — ладно. Помнишь, ты обещал, рассказать Неллет обо мне? Рассказал, да? Теперь спроси, понравилась ей моя новая песня. Понял?

— Спрошу.

Даэд освободил руку и ухнул вниз, почти мгновенно оказываясь на уровне покоев принцессы. Не обращая внимания на суету, прошел комнаты — большие и маленькие, с внутренними лесенками, пандусами и переходами, на ходу кивнул нескольким элле, что озабоченно совещались, отдавая приказы рабочим, которые уже занимались внешней оградой покоев. И вошел в спальню, с радостью отметив — кажется, тут почти нет повреждений. Ни упавших предметов, ни разлитой воды. Или их тут вообще нет?

Поднятый быстрыми шагами ветерок колыхнул широкий рукав стража очередного часа, тот молча проводил глазами спину Даэда, мужа, одаренного привилегиями, поправил рукава и нацелил в свиток перо, блестящее чернильным клювиком.

А Даэд распахнул полог, путаясь в слоях кисеи. Встал в изножье огромного ложа, опуская руки.

Неллет спала. На ковре рядом с кроватью стоял высокий стакан, до половины полный оранжевым соком, на тумбочке толпились вазочки с десертом вокруг плоского блюда с пирамидой фруктов. Словно насмехаясь, увенчивала высокую горку яблок, ройявы, гранатов, роскошная виноградная гроздь лежала, не потеряв ни ягодки. Лишь одна, сорванная им для Неллет, так и осталась на самом краю столешницы. Не упала.

— Нельзя будить великую Неллет из сна летнего урагана, — прошелестел за мягкой стеной испуганный голос кенат-пины, — прости, весенний муж Даэд, нельзя будить великую Неллет из сна…

— Благодарю, саа-ийчи. Я не стану.

Он сел на край постели, задерживая дыхание, наклонился, осматривая спокойное лицо и сомкнутые веки, опушенные темно-золотыми ресницами. Ровный нос, впалые щеки, чуть приподнятая верхняя губа, так что виднеется белая полоска зубов — чуть-чуть. Аккуратно разложенные по мягким подушкам волосы — словно солнечные лучи свились в кольца и волны, обрамляя нежное лицо.

«Она видела сон. И нас в нем? Все это, что было сейчас, что грозило смертью, эти чудовищные отвратительные туши, визг, разрывающий головы, раны на телах охотников. Ее сон, в котором она — полная сил, могучая, летела, управляя движением Башни, не давая той потерять равновесие. Но тогда получается, я вижу ее сон вместе с ней? А Янне? А вообще все?»

— Или это мой собственный сон? — он шептал еле слышно, повинуясь правилам — никто не может будить принцессу Неллет, это грозит неисчислимыми бедами. Но одновременно так страстно желал, чтоб открыла глаза, кивнула или рассмеялась его глупости. Объяснила своим негромким, четким голосом. А вдруг?..

Он отклонился, упираясь руками в колени, обдумывая пришедшую мысль.

Вдруг нет ничего? Вообще ничего, а все вокруг лишь сон Неллет. Или его сон? И не было острова, их любви в маленькой хижине. Вообще ничего нет за пределами непрерывного колыхания светлых кисейных стен.

Его рука поднялась, тень от скрюченных пальцев легла на спокойное лицо принцессы. Что же будет, если положить руку на ее рот. Или шею. Сдавить. Заставить перестать видеть сны. Кто проснется? Она? Или он сам? И куда он проснется?

Он усилием воли сдвинул руку, положил на покрывало рядом с обнаженным плечом, будто чужую, почти мертвую. Сглотнул, пугаясь внезапного желания, которое вспыхнуло и исчезло. И снова наклоняясь, другой рукой отвел прядь волос над маленьким ухом. Тронул пальцем сверкающую на коже точку. Поднес к глазам. Чешуйка с охотничьего доспеха. Тонкий обрывок пленки, содранный камнем или зубом чудовища и пущенный летать в грозовой воздух. Такая малая мелочь.

Сидел, глядя на палец, полупрозрачная пленочка поблескивала успокаивающе. Ну что же ты, говорила глазам и мыслям, видишь, она там была. На самом деле. Каким-то непонятным для тебя образом. На то она и великая Неллет, чьи помыслы связаны с Башней, и не толкуемы людьми.

Была? — снова спросил он себя. Или малая малость приснилась мне, чтоб был выбор: прими ее как доказательство и успокойся, живя дальше. Или посчитай, что сон усложнился, подкидывая тебе новые детали. И впади в отчаяние, пытаясь пронизать разумом его колышущиеся слои, такие же, как кисейные стены опочивальни. Тебе выбирать, насмешливо шепнул внутренний голос, только тебе.

Неллет пошевелилась, вздохнула, приоткрывая губы. Он, забыв о блестке на пальце, напряженно прислушался.

— Что? — прошептал, боясь разбудить.

— Тебе, — еле слышно ответила она, не просыпаясь, — выбирать, тебе.