Дерево. Доски. Серые, заросшие рваной зеленью и пеньками ракушек. Плывут над лицом, покачиваясь и круглясь, сходятся к… к корме?

Даэд моргнул, пытаясь поднять руку, отмахнуться от ржавых тяжелых звеньев, что волочились, кажется, над самыми глазами, завершаясь плывущим в тумане огромным якорем. Тот не болтался, утягивая цепь вниз, а плыл, будто он тоже деревянный, боком, топыря грозные заостренные лапы.

— Не спит, — сказал рядом с ухом сиплый голос, — гляди-ка, не спит!

Даэд дернулся, рука заныла, не одолев чего-то, что держало, сжимая запястье. Ноги выгнулись и упали снова.

— Тише ты. И молчи, дурень. Скоро начнется.

Вместо деревянного брюха перед глазами встало морщинистое лицо, маленькие глаза внимательно осмотрели, улыбка прорезала закопченые щеки в редкой щетине.

— Сичас, молодец. Угадал, так угадал, не зря высокий Вест нарек тебя первым вестником сенто. Я уж думал, проспишь до тяжелой зимы, а там куда тебя? Рази катмарам на забавку детенышам.

Приговаривал, а руки возились у запястий, потом у щиколоток. Освобожденный, Даэд хотел вскочить, но лишь медленно сел, кривясь от судорог в мышцах. Челюсти тоже не слушались, хотя — он медленно поднес руку, ощупывая лицо — не было повязки или кляпа. Просто зубы не разжимались, как склеенные.

Старик послушал мычание и кивнул, поднося Даэду деревянную чашу, в которой плескалось что-то вонючее.

— До славословия нет тебе речи, вестник осени. На, попей, кровь побежит живчее. А скажешь потом, понял? Все словеса твои будут взвешены и сбережены, ибо умеешь их записать корючками по бумаге.

Заботливо придерживал чашу у непослушных губ. Жидкость смочила их, заставляя чуть приоткрыться. В горло протекла теплая струйка, к удивлению Даэда, не противная. Сладкий вкус, покалывающий язык. Напившись, он снова промычал невнятные слова, стараясь выговорить их четко. Но старик опять покачал головой.

— Дождись, человек. Скоро уж. Да и счастье выпадет нам, вольным человекам нижнего мира! Великая встреча королевны Неллет с вестником прошлых времен! Ты поведаешь нам, что скажет первая и единственная.

Длинные слова старик выговаривал медленно и торжественно, справившись, приосанивался, поводя худыми плечами, замотанными серой хламидой.

— И совершится счастие человекам, кои припали к ложу Неллет в ожидании наи-вер-ней-ших словес. О! Эдак можно терпеть и еще б десять приходов осени, но я постарел, думал, помру, а детишков не дала мне мать Пустота, вместо них учни, сам понимаешь, учень он чужой сын, его и в башку не ушибешь, чтоб лучше учился.

Старик захихикал, поднимая слабую руку со сжатым кулачком.

— Мой ушиб рази научит? Коли бы высокий Вест был училой младых, то в трещины в их башках знания залетали бы сами.

Он повернул голову, елозя по вырезу хламиды такими же серыми волосами. Издалека мерно гремели звуки. Тумкали, учащаясь, потом замолкали и снова заводили свой стук — глухой и унылый.

Пошевелив губами, будто переводя сам себе послание, засуетился, приподнимая ногу Даэда и спуская ее с лежанки.

— И другую становь. Не беги, время есть. Тихо иди, я подержу. Ты ровно малой, стой, в стену ж упрешься!

Вокруг оказались стены. Даэд, покачиваясь, задрал голову. Потолка не было. Была наверху пустота, полная рваных клочьев тумана ли, облаков. И мерно плыли через нее днища, покрытые мхом и ракушками.

— Грозно? — хвастливо догадался старик, тоже взглядывая на воздух, — а то! Большие корабли завоевательные. Высокий Вест выслушает речи королевны. И снова отправится в иные миры. Для нашего обо-гатств-ления. Добрый он человек.

Непослушные ноги медлили, не успевая за мерным стуком. Один шаг — три-четыре удара по длинному извитому коридору, вырубленному в скальной породе.

Видел, невнятно подумал Даэд, стараясь не качаться при каждом шаге. Видел. Где-то. Только… темно. В последний раз. Свет под водой.

И вспомнил, застыв на полушаге. Слабенький свет под толщей ночной воды, тускнеет, погас. А вокруг такие же скалы. Он думал о пролетающем времени. Там думал. Да где он? Не смог проснуться из того мира, где оборотень-отражение хотел его убить? Неопасный дурковатый Василий, что отразился в злобствующего взрослого Веста. Как раз, когда он подумал о том, как странно отразилась Илена в одном реальном мире — в Ленке из другого, как он надеялся, не менее реального.

— Ножками, — пыхтел старик, поддерживая его за бок, — вот хорошо. Тамбы рассказуют, мы успеваем. Да я всегда высчитываю верно. И ты силен. Идешь вот сам. Последних пять сенто пришлося тащить плечьми человеков. Ну и слабы оказались, не смогли побудить. Ты ведь сможешь, а?

Он остановился, а впереди уже мерцал красный свет в большом квадратном проеме, мелькали через него черные суетливые тени.

— Сможешь? — шептал просительно, дергая руку Даэда своей — слабой и сухой, — ты уж смоги, вестник. Хоча пред смертью, глядишь, поживу я, как жили мы раньше. Летали небесными птицами. Эх.

И замолчал, приосаниваясь — навстречу из проема потекли человеческие фигуры, закутанные в темные покрывала. Держали над головами маленькие факелы, рисуя ими огненную двойную дорожку.

— Вестник идет, — важно сообщил фигурам старик, толкая Даэда к проему, — шестой сенто-вестник, надежда и толкование снов! Я, Немрос ученый, веду сенто-вестника, с благословения Веста благословляющего. На дивные подвиги, на сытую рьяную жизнь.

Немрос? Даэд, упираясь, попытался остановиться, чтоб получше разглядеть провожатого. Но живой коридор зашептался, сдвигаясь и указывая факелами направление. Как же тяжко без языка! Сотни вопросов рождал недоумевающий мозг, пугая самого себя, и не было возможности задать ни одного. Старик сказал, речь вернется. Когда Неллет…

Он прибавил шагу, уже не боясь упасть — ноги окрепли, равновесие восстановилось. Кулаки сами сжимались, а по спине протекал липкий холодок. Тут — странно. Но это всего лишь очередной сон. Нужно выбрать момент, чтоб проснуться. И он расскажет Неллет о своих путешествиях. Проснется там же, где заснул. В роскошной опочивальне, на шелковом покрывале, держа в руке ее тонкие пальцы и глядя на спокойный профиль в разметанных сном волосах.

Зал был полон людей и багрового света. У стен на корточках сидели женщины, свешивая к полу длинные волосы. Мужчины стояли тенями, укутанными в покрывала, по складкам прыгали отсветы пламени. Костры горели везде, забранные в решетчатые чаши, будто огонь пугал и его пленили. А он царил, озаряя все алым и багровым.

Все, кроме дальней стены, единственного места, над которым не было каменного потолка. Через квадратную дыру падал нестерпимый голубой свет, холодный и мертвый. И в его толще, на возвышении стоял такой знакомый Даэду шатер, со стенами из многих слоев кисеи. Вход был распахнут, края высоко подобраны, открывая всем большое ложе в ослепительно белых покрывалах. От этой открытости Даэд почти задохнулся, так она была нелепа и невозможна. Никогда там, в Башне, не поднимались стены шатра, если хоть чей-то взгляд мог увидеть ложе и принцессу. Никто, кроме наставников, мальчиков, назначенных в кенат-пины. И — весенних мужей. Избранные — один на один с принцессой. А тут…

Она лежала странно — не на покрывале, а зависнув над ним, и Даэд, уже не обращая внимания на людей, что расступались, разглядывая его с надеждой и любопытством, почти подбежал, хромая, и увидел, с острой сердечной болью — белые, в цвет шелка веревки, шнуры, что держали принцессе руки, ноги, голову, плелись, растягивая ее в подобие куклы, которая — подобие человека, которому — придана форма безмятежного сна. Мертвое лицо, обращенное к залу, казалось еще мертвее от тщательно прорисованных черных ресниц, алых губ и наведенного яркого румянца. Ногти на руках тоже были подкрашены розовым, а ноги укрыты белыми одеждами, свисающими к постели.

— Великая Неллет, — шелестело за его спиной, — великая спящая Неллет, спасительница человеков от пустоты. Пришел сенто-вестник, великая Неллет, он разбудит тебя и расскажет твой сон. Как было заведено и как продлится довеку. Великая…

— Нель? — Даэд не осознал, что голос снова пришел, ему было некогда, — Неллет? Это я. Что с тобой, Нель?

Она мертва, ужаснулось внутри него, и в панике заверещало, но он резко ударил панику, заставляя молчать. Протянул руку, пытаясь коснуться кончиков полупрозрачных пальцев с яркими пятнами на ногтях. И вздрогнул, поворачиваясь.

У кисейной стены старуха, улыбаясь ему, вертела рычаг, заставляя скрипеть блоки и колеса. Рука Неллет дернулась и плавно задвигалась, опускаясь ниже на тугом шнуре.

— Вишь, — прошептала старуха умиленно, — вишь, милость Неллет с тобой, вестник. Побуди, побуди нашу королевну.

Даэд взялся холодными пальцами за тонкую кисть, совсем ледяную.

Она мертва!!!

Но в эту секунду глаза открылись. Нечеловечески огромные, будто прорезанные насквозь на белом бумажном лице, и после налитые под самые края влажной зеленью. Опустились и снова поднялись жирно намазанные черные стрелы ресниц.

— Неллет! — он встал коленями на постель, дергая шнур и пытаясь распутать узел на запястье, — да что они тут. С тобой! Ты живая? Нам надо проснуться!

Позади угрожающе загомонила толпа. Старуха вертела свои рычаги и ручки, пытаясь отвести опущенную руку принцессы. Но Даэд рванулся, сшибая ведьму с табуретки. И зубами вцепился в тугой узел. Тело принцессы обмякло, валясь ему на руки.

— Никто! — закричал он, вскакивая с ней на мягкое ложе и возвышаясь над теми, кто подходил ближе, — никто не смеет! Назад! Неллет, проснись!

— Не сон…

Даэд умолк, наклоняясь к белому лицу, на котором алые губы разошлись краями узкой раны.

— Не сон, — повторила Неллет, глядя на него огромными глазами, полными моховой зелени, — нельзя проснуться. Отсюда. Наш мир теперь вот он. Такой.

— Назад! — Даэд пнул ногой чью-то руку, наступил на другую. Тяжело дыша, поворачивался, пытаясь одновременно поддержать Неллет, обвисающую в переплетении шнуров и отбиться от десятков людей, лезущих к покрывалу, поднимая к нему полные жадной надежды лица.

— Побудил!

— Счастье наше!

— Скажи нам! Скажи, великая! Что ждет в зиму?

— Явится кшаат, или минует нас смерть?

— Вопроси, вестник!

И вдруг все замолчали, сползая обратно и кланяясь. Стал ясно слышен треск поленьев в кострах. Мерные шаги накрывали его, приближаясь. В новом живом коридоре шел высокий человек, звенела броня, бился о бедро длинный меч в богатых ножнах. Белые волосы, коротко стриженые, охватывала чеканная диадема с черными камнями в завитках.

— Ты говорил, нет ничего в пустоте кроме Башни.

Вест встал перед ложем, расставив сильные ноги и насмешливо оглядывая Даэда с принцессой на руках.

— И тем не менее, мы тут, малыш Дай. Ты, я и наша принцесса. Привет тебе, бывший весенний муж, захвативший себе и лето, а ныне — сенто-вестник, предтеча холодной осени и грозной зимы. Ты уже понял, где мы?

— Башня… где Башня, Вест? — Даэд снимал с рук принцессы петли, дергал шнуры на талии, придерживая ее под спину другой рукой.

Вест высокомерно пожал плечами.

— Ты верен себе. Мыслишь узко, видишь коротко. На что нам Башня, если мы сумели обрести свободу? А всего-то нужно было забрать принцессу из ее покоев, показывая, она такая же баба, как прочие. И пустота открылась, гостеприимно давая нам увидеть другие места. Их тысячи! Я выбрал для своего народа самое лучшее!

Он оглянулся. И толпа поспешно закивала, шепча славословия герою.

— Лучшее. Это — лучшее? Немерос! — Даэд крикнул, повторяя имя, — Немерос! Ты был учителем мне, а теперь ты жалкий старик. Вы все. Посмотрите на себя. Пещера. Это вам жизнь? Зачем же тогда молитесь на слова спящей? Или мир без нее невыносим?

Слова повисли в полной тишине, нарушаемой треском огня. Старик, что привел Даэда, кашлянул, опуская лохматую голову.

— Щенок… — голос Веста заледенел, выплевывая слова острыми осколками, — тебе кажется, что дорога к счастью должна быть устелена мягкими покрывалами? Мы боремся. И совершаем ошибки. А потом исправляем их. Пытаемся снова! В этом наша судьба. А не паршивый неумолимый хэго с родины маленькой Неллет. Слабые — убоятся! Сильные — дойдут!

— Слабые — убоятся, — пронесся по толпе послушный шепот, усиливаясь и звончея, — сильные — дойдут! Слабые — убоятся! Сильные — дойдут!

Вест кивал, за его спиной возносились сжатые кулаки, ткань падала к плечам, обнажая костлявые руки. Даэд перестал слушать, лихорадочно пытаясь придумать, как теперь быть. Один в чужом мире, с полумертвой женщиной на руках, и никуда не деться. Быть именно тут.

— Слабые — … — мерно скандировала толпа.

Даэд нашел глазами старика. И подобрался, встретив острый взгляд из-под седых бровей. Бывший наставник пошевелил губами, касаясь их грязным пальцем, постукал по ним и поднес ладонь к уху.

— Я! — голос Даэда перекрыл скандирование, — вы слышите меня? Я вестник осени Сенто! И я расскажу вам, что мне поведала великая Неллет. Тихо!

Вест поморщился. Но не оглянулся, продолжая стоять, уперев руки в расшитый пояс. А за спиной мгновенно смолкли голоса, воцаряя жадную тишину.

Даэд наклонился к лицу Неллет, прошептал еле слышно в ухо:

— Молчи. Я сам.

— Счастливые люди высокого правителя Веста! Великая Неллет рада проснуться к вам и счастлива позаботиться о вашем счастье. Хотите теплой осени без наводнений? Мягкой зимы без жестоких морозов? Без тварей, что приходят в пещеры забрать на еду беззащитных детей?

— Ахх, — пронеслось по толпе. Женщины вставали и подходили ближе, жадно глядя на Даэда.

— Великая Неллет обещает вам счастье покоя. Если вы устроите и ей настоящий дом. С теплым очагом и крепкими стенами. С друзьями, которые будут стеречь ее сны. Я — сенто-вестник, первый из шести сенто, который справился и разбудил королевну Неллет. Я избран ей в передающего сны счастья. А для записей, которые укрепят сны в будущем, избран ею учила Немрос.

— Он же старик, — прошелестел чей-то шепот и умолк от резкого окрика.

— Если же нет для нее теплого дома с крепкими стенами… — Даэд грозно обвел глазами толпу, — что ж, прямо сейчас Неллет уснет, и пробудится только весной, встречая тех, кто пережил зиму. Сам. Без ее заботы.

— Есть, — уверенно крикнул молодой мужчина из середины толпы, — дом Эхилея, что рядом с наружной стеной. Эхилей, что погиб на охоте третьего дня. Его жена ушла давно, там пусто. Но пока еще дом живой. Даже с вещами всякими.

— Да, — загомонили вокруг, радуясь простоте решения, — ясно, да, дом Эхилея.

— Ведите нас, — Даэд осторожно спрыгнул, прижимая к груди Неллет, такую легкую и совсем неподвижную.

Обошел Веста, тот повернулся, сводя белые брови. Но тут же сделал милостивое лицо, помахивая рукой гудящей толпе, пошел следом, кивая во все стороны.

— Сенто-вестник, — пересказывали друг другу люди, — надо ж, кто и подумал бы. Первый из шести сенто, а может, будет нам в этом году счастье? Теплое, для человеков.

— Ты поумнел, — вполголоса похвалил Вест названного брата, идя рядом с ним по каменному лабиринту, — и прекрасно. Я прослежу, чтоб устроили вас хорошо. И поставлю охрану.

— Не надо охраны.

— Не тебе решать, младший.

Даэд собрался возразить, но Вест повернулся к людям, которые следовали за ними на почтительном расстоянии.

— Слава вестнику-сенто, который теперь неусыпно заботится о великой Неллет!

— Слава-слава-слава! — покатилось по коридору.

— А не сумеешь, неусыпно, — негромко продолжил, обращаясь к Даэду, — придется вернуть принцессу ее возлюбленному Янне-Валга. Что рот раскрыл? Думаешь, пока ты скитался, бросив ее на двадцать лет, наша Неллет блюла тебе верность? Не знаю, примет ли ее Яннеке, такую… не очень живую. Но мы попросим.

Двадцать. Даэд опустил глаза к своей руке на талии Неллет. Рука взрослого мужчины. С кольцами, полученными неизвестно когда, и потерявшими свою ценность в мире, отражающем Башню. Таком далеком. Таком же далеком, как те шестнадцать лет, в которые он заснул, держа в руке ладонь Неллет. Двадцать лет?

Наверное, он спросил это вслух, потому что Вест поправил, издевательски сочувственным тоном:

— Двадцать шесть, младший. Не забывай, ты — шестой вестник месяцев сенто. Последних, из тех, что прошли вне Башни.

* * *

Дом оказался неожиданно уютным. Видимо, Эхилей был крепким хозяином своей одинокой жизни. Пока не погиб на охоте. Лавки вдоль стен заполняла простая утварь, в камень над ними вбиты крюки с развешанными топорами, кирками и веничками сушеных трав. В очаге под каменным козырьком кучкой лежали черные угли, над ними решетка держала казан и ковши с закопчеными днищами.

А потолка не было. Даэд устроил принцессу на деревянной кровати, устланной толстыми покрывалами, поглядывая на серое небо, по которому снова и снова проплывали днища кораблей, будто они все под водой, на дне. Как они шествуют по небу? Летучие корабли?

Он пока что выбросил из головы все вопросы. Кроме самого важного — надо оберечь Неллет, и не дать ей заснуть.

Рядом суетился старик, Даэд взглядывал на него, морщась от изумленной жалости, отводил глаза, слушая поспешливое бормотание, полное боязливой надежды. Это Немерос? Наставник с величественной осанкой, с гордой головой, полной знаний. Если народ покинул Башню меньше, чем тридцать лет назад, неужели столь малого срока оказалось достаточно, чтоб отбросить человеческое сознание в дебри почти бессмысленности?

— Что? — он нагнулся к лицу Неллет, слушая тихий шепот.

— Больно, — повторила она, смеживая веки.

Выпрямился растерянно, не понимая, как быть. Его возлюбленная лежала, как сломанная мягкая кукла, клоня к плечу голову и неловко вывернув руки. Даэд снова попытался уложить их правильно, но оставил попытки, увидев, как исказилось белое нечеловеческих пропорций лицо.

— Пусть Игна упокоит, парень, — вполголоса посоветовал Немрос, возясь рядом, — она умеет, королевне тяжко лежать на грубом, нежными ручками, да все ей тяжоло, кроме воздуха. Игна уж десять лет покоит великую Неллет. Иди, старая, делай, чего умеешь.

Даэд отступил, с содроганием наблюдая, как старуха, шепча, перекидывает через низкие балки и крюки шелковые шнуры с мягкими браслетами, потом подтягивает, подвешивая тело принцессы над постелью, так чтоб казалось лежит, с чуть поднятой головой.

Глаза Неллет снова раскрылись.

— Дождь. Он сейчас пойдет.

Немрос ахнул, копаясь в складках изношенного плаща, пряча вещь, которую было достал. Выбежал на середину комнаты, запрокидывая морщинистое лицо. Люди, которые помогали ему, столпились рядом, тоже поднимая лица к тяжелеющему небу.

Вест в дверном проеме стоял, остро разглядывая беспомощное недоумение Даэда, кажется — усмехался.

Сверху запрыскала теплая вода мельчайшими каплями, покрывая все вокруг влажной пленкой. Люди застыли, раскрывая рты и зажмурившись. Старая Игна не отвлеклась, сосредоточенно накидывая петли, но резким движением стряхнула с волос край плаща, подставляя голову небесной влаге.

Даэд облизнул губы. Повернулся к Весту с вопросом на лице. Язык пощипывало, будто хлебнул хорошей выдержанной гранны. И горели скулы, впитывая подарок небес, от которого внутри поднималась тихая радость. Все будет хорошо. Да что там, все уже замечательно! Дивный, прекрасный мир, полный счастья для всех. Мать пустота не оставила своих неразумных детей, принеся им первые дары осени. Небесные дары! Только не прячь себя, стань открытым. Принимай, что дают.

— Раз в несколько дней приходят облака, полные манны, — кивнул Вест растерянной улыбке Даэда, — потому в жилищах нет крыш. Мир кормит нас. Я выбрал его — для всех.

Дождь кончился, небо светлело, наливаясь краснотой. Даэд медленно сел на постель, кладя руку рядом с повисшей ступней Неллет. А Вест сумел! Какой молодец. Он заботится о тех, кого забрал из Башни. Конечно, наверняка тут свои опасности, не зря люди волновались, перечисляя, но, если мир сам кормит, можно их преодолеть. Все обдумать. Сначала поспав. Ужасно хочется спать.

Вест нащупал медальон, висящий на груди, щелкнул блеснувшей крышкой.

— К утру мне улетать. Смотри же, вестник-сенто, запомни все, что поведает тебе наша Неллет. Отдыхай.

Шаги затихали в каменном коридоре, свежий голос окликал кого-то и ему нестройно отзывались дальние голоса.

Даэд прилег рядом с принцессой, закрывая глаза. Такой покой внутри. Все идет, как и должно ему происходить. И пусть куда-то исчезли почти тридцать лет его жизни, не страшно. Неллет сама говорила — до полного совмещения двух миров должно пройти сколько там? Шестьдесят лет? Половину срока он уже одолел. Сейчас они поспят, а после он займется беседами с Неллет, так славно, что Игна позаботилась, чтоб принцессе было удобно.

Сон забирал его, наполняя голову мягкими медленными мыслями. И вдруг разбился, разлетаясь на осколки. Даэд вскочил, тряся рукой и моргая слипающимися глазами.

— Ты! Да что ты себе…

— Нельзя, — зашептал Немрос, опуская руку с тлеющей деревяшкой, — нельзя тебе спать, сенто. Прости старика. Ты обещал беседовать с королевной. А мне… ты обещал мне буквы. Слова, которые пишут!

Он свободной рукой выдернул из-под плаща грубый ящичек, стал тыкать им в живот Даэда, умоляюще кривя лицо.

— Вота, я тут сберег. Но сам не умею. Что за дело-то, парень? Не умею я!

Губы дрожали, лицо кривилось все больше, он заикался, пытаясь выговорить яснее, быстро донести то, что не мог сформулировать. И впалые щеки заливала краска.

— Горе мне! — Немрос опустил голову, — не могливый я стал. Почему так, сенто? Скажи это хоть, а после уж спи. А? Мучаюсь ведь. Не голодом или страхом. К чему, а?

Даэд вытащил из его руки ящичек, открыл плотную крышку. Оттуда, изнутри, пополз, развертываясь, туго скрученный бумажный лист. В тусклом вечернем свете еле виднелись начирканные кое-как буквы.

Игна у постели принцессы дремала, держа руку на петле шнура. И сама принцесса парила недвижно в темнеющем сумраке, казалось, просто спит, белея лицом на подушке. Стояла вокруг безмерная тишина, прерываемая уютным громыханием дальней грозы.

«Это от нее в небе на тучах отсветы, от грозы». Небо…

— Немерос? Куда летит Вест и его люди? На этих кораблях, да?

Старик закивал, жадно заглядывая снизу в сосредоточенное лицо Даэда.

— На них, парень. Вест знает, как летают они. А куда, нам, простым, неведомо. Но привозит оттуль многие прекрасные вещи. Иногда думается мне, — он понизил голос до хриплого шепота, — сии вещи деланы нами, в другие времена. А тут мы делать ничего не умеем, кроме совсем простой простоты.

Даэд вытянул руку, показывая кольца. Витое, змейкой, и другое — толстой округлой веткой с листом, а еще — плетеное их трех полосок цветного металла.

— Лучшее, чем твои, — тоном знатока объявил старик, рассмотрев, — твои хороши, но те — намного лучшее. И еще всякое. Для себя и дружины. Для жен своих. Новые кисеи для королевны. Шелк еще вот. Одежа. А еще…

Даэд сунул ему ящичек. Немерос замолчал, поворачивая лицо вслед его движениям. Задрал седые брови, изумляясь.

— Да как же? А можно ль?

— Ты можешь отвести? Где корабли эти? Но чтоб не заметил никто?

Держа на руках Неллет, ждал уже у входа, не нарушая боязливой тишины. А потом старик кивнул, засветясь лицом. Схватил Даэда за край рукава, осторожно подталкивая в каменную кишку коридора.

— Рядом оно. Стена ж наружная, за ней уже мир. В дырку ежли пролезть дальше за поворотом, то как раз там якоря они и бросают. По лестницам всходят, чтоб к утру уже вознестись. А ты вернешься, сенто? Ты обещал. Буквы-то…

Они шли быстро, почти бежали, шаги глухо отдавались в каменных стенах, которые то сужались, трогая локти, то расширялись снова.

— Не знаю. Нет, вернемся, конечно. Всех разбудить, кто тут в грибы превратился. А ты полетишь с нами.

— Как же? — Немерос резко остановился, сквозняк из недалекого уже выхода откинул со лба седые волосы, — так стар я. Куда мне, с вами-то?

— Тебе только с нами.

Даэд кивнул и шагнул к светлеющему проему в темном каменном массиве.