Вокзал, который никогда не спит, все-таки дремлет ночами. И пусть эта ночь была шумной и праздничной, полной возгласов и поздравлений, но перед рассветом угомонились и те, кому пришлось встретить Новый год в пути, вернее, на перепутье, меж двух дорог, сидя в привокзальных кафе и закусочных, или в залах ожидания, а то и на собственных чемоданах. Ненадолго, на пару часов, вокзал замер, погрузившись в дремоту. Но серое утро первого дня пришло, еле заметно очерчивая жесткие линии вагонных крыш, столбов, черных отверстий подземных переходов. А внутри, в огромной стеклянной коробке просыпались и потягивались люди, вставали, поглядывая на часы, слушали бубнящие в динамиках голоса. И, подхватив сумки, баулы, чемоданы, уходили, чтобы уехать.

Даша сидела наверху, на площадке второго этажа, где ряды кресел примыкали к барной стойке, а через столбики перил можно было смотреть вниз, в кассовый зал. Глаза ее слипались, а блокнот, оставленный девочкой-спортсменкой, похудев на десяток вырванных листиков, лежал на коленях. Время от времени она совала руку в карман, куда сложила свою ночную добычу — несколько сотенных и пятидесятирублевых купюр, толкала их поглубже, боясь растерять. Кроме как в карман, положить деньги было некуда. Телефон Галки не отвечал, и Даша сердито нажимала кнопку отбоя. Загуляла хозяйка… Хотя, пусть, столько работала. Сейчас надо встать, усадить Патрисия в пакет и спуститься в метро. Приключения новогодней ночи кончились. А со звонками Олега она разберется, когда случится ей выспаться. Если там, в мастерской уже разобрались с разоренной витриной.

Думать об этом не хотелось, слишком устала.

— Милочка! Я тут за вами наблюдала и восхищалась! — женский голос вытащил из дремоты и Даша, с трудом улыбнувшись, открыла глаза. На кресло рядом присела женщина среднего роста, худая и вертлявая, в шитой блестками дутой куртке и широкой цыганской юбке, умостилась на краешке и, быстро поглядывая по сторонам, возвращала взгляд к Дашиному лицу.

— Мне уже надо идти, извините.

Даша поднялась, устраивая кота. Женщина тоже вскочила и, подождав, когда Даша возьмет пакет поудобнее, быстро сунула руку под ее свободный локоть, прижалась курткой.

— Я тоже, я тоже тороплюсь, но вы меня очень обяжете. Вы на метро? Я в магазине туфельки себе смотрела, а вас слушала, такой вкус, все так грамотно рассказывали. Вы только до магазина со мной пройдите, это внизу, по эскалатору, а там и выход к метро. Вы только поглядите, правильно выбрала. А то я знаете, сомневаюсь!

Она трещала, увлекая Дашу вниз по легкой лестнице. Подталкивая в бок, провела к середине кассового зала и поставила на ступеньки эскалатора. Ойкая, хваталась за Дашин рукав, когда плавное движение нарушалось толчками. И внизу потащила ее к освещенной стене из стекла, за которой на полках стояли туфли и сапожки.

— На вокзале лучше не покупать, вообще-то, — слабо сопротивлялась Даша, влекомая любительницей туфель мимо бессонных небритых торговцев смешными игрушками. Торговцы стояли суровыми рядами, а у ног, в широких коробках тявкали и делали сальто плюшевые собачки с красными, как у вампиров, глазами, ездили, натыкаясь на картон, маленькие джипы и ползали, вихляя пластмассовыми задами, пятнистые десантники с крошечными автоматами в руках.

Магазинчик встретил их амбарным замком на стеклянной двери.

— Ну что за горе, — ничуть не расстроившись, проговорила женщина, отпустив, наконец Дашу и всплескивая руками, — ладно, не куплю, значит. Вы туда идите, там переход и метро.

Даша обескураженно смотрела, как, шевеля надутыми плечами, странная спутница почти побежала через зал и, не оглядываясь, скрылась в черном зеве перехода к платформам. И прижав к боку тяжелый пакет, побрела к выходу, снова через ряды игрушечных торговцев.

Переход загибался неопрятной кишкой, на кафеле чернели высказывания разной степени похабности. Даша медленно шла, слушая стук своих каблуков. Мечтала, как сядет в вагоне метро на теплый мягкий диван, и полчаса не нужно будет ни о чем думать, только ехать, куда везет воющий поезд.

К стуку каблуков добавилось шлепанье, кто-то догонял, торопясь, и она отошла к самой кафельной стенке, давая дорогу. Резкий толчок чуть не свалил ее с ног.

— Что?

— Ах ты, сука…

Высокий мужчина с перекошенным худым лицом снова толкнул ее в плечо, и Даша ударилась спиной в стенку, переступила, удерживаясь на ногах. Мужчина приблизил лицо, дыша перегаром и несвежим жареным мясом. Пирожки ел, машинально отметила Даша, закрывая лицо рукой.

— Что вам надо? Отстаньте!

— Не платила, а место заняла! — он наступал, по-петушиному дергая головой, и шея, торчащая из засаленного распахнутого воротника, надувалась жилами.

— К-какое место? — Даша вжалась в кафель, скользнула по стенке, уворачиваясь, и уронила пакет. Тот шлепнулся, глухо заворчав.

— Дурой прикидываешься? Бабки давай, сука! — мужчина схватил ее за рукав.

Даша рванулась, отбежала и остановилась. Пакет, брошенный на пол, шевелился. Она сделала шаг к нему, глядя на мужчину с испугом и злостью. Из-за поворота послышались голоса. Трое парней, выскочив, замедлили было шаги, но тут же, обходя по дуге, заторопились дальше.

— Постойте, — безнадежно позвала Даша в удаляющиеся спины, — помогите, пожалуйста…

Мужчина нагнулся и, схватив пакет, прижал к боку.

— Будешь знать, как соваться, — повернулся и быстрыми шагами пошел обратно, в сонный полупустой зал.

— Патрисий! — закричала Даша, кинулась следом, в два прыжка догнала захватчика и дернула пакет на себя.

— Ах, ты! — не отпуская пакета, из которого уже слышался вой, мужчина размахнулся. В глаза Даше будто брызнул кипяток, и она осела, держась за ушибленную щеку. Патрисий выл, стараясь переорать ругань, и похититель, наконец, поняв, что с добычей что-то не так, раздернул веревочные ручки. Кот выпрыгнул черно-белым взъерошенным комком, размахивая лапами. И тут же отлетел к стене, ударенный ногой в грязном ботинке.

— Муаффф! — на лету грозно орал кот.

— Сволочь, — закричала Даша изо всех сил.

— Падла, — завопил дядька, крутясь и прижимая пальцы к исцарапанному лицу. Эхо металось, отскакивая от грязного кафеля. Другой рукой похититель тряс пакет, из которого вывалились на истоптанный пол вечерние туфли. Швырнул его, пустой, себе под ноги. И тут Даша налетела на него, неловко суя кулаком в землистое лицо. Успела стукнуть раз, другой и, откинутая сильным ударом, упала, путаясь в распахнутом пальто. Мужчина подскочил и, больно закручивая одной рукой воротник, зашарил в Дашином кармане. Из другого кармана выпал мобильник, скользнув по Дашиной ладони, и она, почти ничего не видя стремительно заплывающим глазом, схватила его, сжимая в кулаке.

— Пустая, бля, — хватка ослабла. Над ее головой послышались удаляющиеся шаги. Застонав, Даша схватилась за перекошенное пальто, тыча дрожащую руку в один карман, в другой. И заплакала.

— Деньги, ты, гад. Украл, — встала на коленки, не обращая внимания на жавшихся к стене любопытных старушек, что остановились поглазеть. Патрисий неподалеку выл, пушил хвост, глядя в ту сторону, куда убежал обидчик.

В голове у Даши будто щелкнуло что-то. Ярость взлетела, ударяя в лоб изнутри. И Даша, упираясь в колени руками, выпрямилась.

— Убью! — хрипло закричала она и кинулась по коридору вслед за мужчиной.

— Убью, — заорала снова, врываясь в тихий зал. Игрушечники, мгновенно стряхнув дремоту, уставились на нее. Прихрамывая, она неслась между ними, задевая ногами коробки с прыгающими собачками. Мужчина, повернув голову на крик, наступил на бодро ползущего десантника, поскользнулся и упал, расшвыривая джипы и плюшевых лающих упырей. Грозно шумя, торговцы надвинулись на него, как вдруг раздался крик:

— Менты!

И владельцы игрушечных монстров испарились в боковых проходах, оставив на каменном полу свое тявкающее, стреляющее и жужжащее войско.

Дашу держали за локти два милиционера, а она плакала, топала ногой и, вырываясь, кричала, ничего не видя:

— Скотина! Патрисий! Деньги отдай!

Через несколько минут она сидела в маленьком закуте, отгороженном решеткой от унылого казенного помещения, рыдая, стучала разбитым кулаком по деревянной засаленной лавке, а у большого стола гоготали два парня в серой форме, довольные неожиданным развлечением.

Ушибив кулак, бессильно осела на лавку, вцепившись в деревянные планки дрожащими руками. И обводя заплывающим глазом серые ободранные стены, черные решетки, пару исцарапанных канцелярских столов и толпу тонконогих металлических стульев, ужаснулась, падая в черное отчаяние. Вот тебе, Даша, и счастливый Новый год!

— Да заткнитесь все! — рявкнул человек за столом и парни, умолкнув, отошли, не переставая скалиться. У сидящего на широком бледном лице краснели воспаленные от недосыпа глаза. Даша подавила рыдания и притихла, всхлипывая.

И, через щелку заплывающего глаза рассматривая человека в погонах, вспомнила! Бродягу, который напал на нее в переходе, она уже видела. Это же он маячил серой сутулой тенью за девочкой, которая пела про могилку!

— Успокоилась? — мужчина грузно встал, подошел к решетке, держа в руках папку, — сейчас протокол будем составлять.

— Н-не надо протокол, — попросила Даша.

— Я тебе обещал привод, попрошайка чортова? Достали своими праздниками, поблядушки. После такого дежурства язву желудка снова лечить. Праздник… Да вам каждый день праздник!

— Ы-ы-ы-ы-ы, — вспомнила Даша волшебное слово.

— Заткнись! А то поедешь отсюда в вытрезвитель, прямо сейчас.

Даша заткнулась. Тяжело дыша, сидела, сглатывая. Вытянула шею, украдкой пытаясь рассмотреть, нет ли в комнате Патрисия. Сердце тяжко стукало, наливаясь тоской, как наливается шишка на месте удара.

— Рассказывать будешь?

— Я?

— Угу. Ты. Язык работает? Или перетрудила за ночь-то? — дергая тесемку папки, он брезгливо рассматривал окровавленное Дашино лицо.

— Вы. Не имеет-те права. Так говорить… — она хотела снова заплакать, но не разрешила себе, боясь, что начальник выполнит угрозу насчет вытрезвителя.

— Права качать в другом месте будешь. Фамилия?

— Лесина.

— Имя отчество?

— Даша. Дарья Ви-тальевна.

— Место жительства?

— Ю… ю… ж…

— Юго-западный округ?

— Южномо-о-орск… — Даша все-таки расплакалась, и, дергая руками полуоторванный карман пальто, привалилась к стене, опустила голову, чтоб не видеть улыбок на лицах ментов.

— Чего? — внезапно сильно удивился начальник. Подошел к самой решетке, — и давно из дому? Да не реви, сопли вон побежали.

— Го-од скоро… нет. Уже год.

Загремел засов на решетке, лязгнула дверь, заскрипела, открываясь. Широколицый уселся рядом с Дашей, сунул ей бумажную салфетку.

— На, вытрись. Рассказывай.

Даша судорожно вздохнула. Вытерла слезы и, осторожно прикладывая салфетку к распухшему носу, высморкалась. Скомкала мокрую бумагу. Обязательно надо объяснить, внятно, чтоб понял, никакая не проститутка. Он, вроде на человека похож, не то что эти два козла. Покосилась на откровенно веселящихся парней. Вцепилась в мокрый комочек и, дергая его, начала, стараясь, чтоб голос звучал убедительно:

— Я в ресторане была, с другом. Он к нам жену приводил, потому что она похудела сильно. Она говорит, что сама, но я думаю, таблетки, эти, с морозником. Так вот, он меня в ресторан. И ее в ресторан. Только за стенку. Ну, я и ушла. Убежала. А у нас витрину разбили, и Патрисий выскочил. Это кот, Патрисий — кот.

— Ты в зоомагазине, что ли, работаешь?

— Почему? А. Нет, я шью. Я ведь сказала уже — он жену привел, ушить.

— Ясно. Дальше.

— Я обиделась. Потому что соврал. И ее жалко. Она же худела, дурочка, потому что любит. Понимаете?

— Не очень. Дальше давай.

— А в метро, там ребята были, с ништяками. И украли сумочку.

— Сколько их было, приметы?

— Нет, — испугалась Даша, — они не крали, сигареты я сама отдала. Ну, только Петр украл виски, но он долил бутылку, чаем. Это же не считается, за кражу?

— Чай?

— Что чай?

— За кражу, чай?

— Какой чай?

— Он, что, в буфете работает?

— Кто?

Офицер мягко положил папку к себе на колени. Увидев его лицо, Даша заторопилась:

— Я лучше сначала…

— Не надо сначала! Ты говори, почему дралась в переходе?

— Так я и… У нас витрину разбили, украли шубу. Она, правда, все равно лезет.

— Куда?

— Что куда?

— Куда лезет? А, ладно. Дальше.

— Я убежала. И Патрисий убежал. А сумочку украли в метро.

— Кто?

— Да какая разница, — Даша махнула грязной рукой, — они уехали уже. Главное, я вышла, а тут Курский. А у меня обратно войти нет денег!

— Угу. Значит, ты на Курском, ночью, и решила заработать, чтоб в метро проехаться?

— Да. Потому что у Галки телефон не отвечает, а у Данилы я не знаю, восьмерка или девятка.

— Ясно, — без выражения сказал милиционер, — дальше.

— Там пела девочка. Ужасно так пела. Кошмар просто. И ей дали денег. А кот голодный.

— Ты его украла? Разбила витрину и украла?

— Да вы что? Это же Патрисий!

— Это все меняет… Дальше.

— Петь я не умею, — сокрушенно призналась Даша.

Один из подчиненных хрюкнул и обмяк на спинке стула, бессильно свешивая руки. Даша сурово посмотрела на него.

— Я читала стихи. Сперва.

— Зачем?

— Ну, кот же голодный!

Начальник что-то промычал и хлопнул себя папкой по колену. Даша торопливо дополнила:

— На английском никому, оказывается, не интересно. А тут пришла дама и попросила насчет платья. И ее муж дал мне денег. Вы не думайте, они сами. И даже Патрисию купили ветчины. Они очень хорошие.

— И где они?

— Уехали. Потом еще девочка была, и толстая такая армянка. Ей даже золотое платье можно, хотя и в возрасте уже, но брюнеткам это можно.

— Ты разрешила, значит.

— Причем тут я, — оскорбилась Даша, — есть же вкус, есть правила.

— Хоть понимаешь, сколько ты правил нарушила?

— Но они все хотели! И я помогла. Вы знаете, что такое — Платье Счастья?

— Нет.

Она встала, скидывая пальто. Повернулась, стягивая рукой порванный серебристый подол.

— Вот! Видите? Оно для каждой — свое.

Парни бросили стол, подошли ближе, разглядывая Дашу.

— Ну, понял. Ты заработала денег. И пошла себе… на метро?

— Нет. Ко мне там женщина, еще.

— Тоже за платьем?

— За туфлями. Ой! — Даша снова села, глядя перед собой, и прошептала упавшим голосом:

— Туфли там, в переходе…

— Ее?

— Мои! Теперь их украдут! — она всхлипнула.

— Количество краж зашкаливает, — подвел итог офицер, — ну?

— А этот, он меня догнал и украл деньги! — она уткнула нос в рукав и постаралась плакать потише.

— Все? Кражи, я надеюсь, кончились? — утомленно воззвал собеседник.

— Нет, — пробубнила в мех Даша, — он сперва украл Патрисия. В пакете. А я побежала, чтоб свои деньги. Стойте!

Широколицый дернулся, подхватывая папку. Даша смотрела вдаль, мучительно сведя перекошенное лицо.

— Я поняла! Это не он украл. Она украла!

— Туфли?

Даша смерила мужчину здоровым глазом и поправила раздраженно:

— Какие туфли? Понимаете, я сперва думала, ей — платье, а она говорит — мне туфли. Но сама под руку, и трещит-трещит, тащит. Получается, деньги? Да! И вот… А я…

Она вздохнула и понурилась.

— И вот ты здесь… — мужчина с интересом разглядывал ее.

— Не надо меня в вытрезвитель, — снова попросила Даша, — я уже давно не пила. С самого ресторана. Нет, еще виски немножко совсем. Которые Петр украл. Которое.

— Ы-ы-ы-ы, — вдруг высказался милиционер.

— Гы-гы-гы! — подхватили подчиненные.

Но тут распахнулась дверь, явив празднично одетую даму, увешанную мишурой и блестками. За спиной дамы подпрыгивали, шумя, явно хмельные личности.

— С Новым годом! — закричала она, вздымая над головой полупустую бутылку шампанского.

— Светочка, — обрадовался офицер, вставая и с облегчением захлопывая папку, — вы что тут?

Дама прошла мимо гогочущих парней, пихнув одного в бок, а другому взъерошив волосы. Приподнялась на цыпочки, чмокнув в нос офицера, стащила с его головы фуражку и нахлобучила на пышно взбитые волосы.

— Домой едем. Решила вот мужа забрать. Смена закончилась ведь, Димкин?

— Полчаса еще, — смущенно ответил Димкин, потирая лысину, до того спрятанную под фуражкой, — а у меня тут твоя почти родня. Вон видишь?

— Как это? — Светочка близоруко прищурилась на сидящую в уголке Дашу в накинутом на плечи пальто.

— Она из Южноморска. Представь.

— Ага! — закричала супруга и, подбежав к Даше, бесцеремонно затормошила ее, — понаехала, значит? А что случилось-то? Расскажешь, Димкин?

— Нет, — поспешно открестился муж, отбегая к решетке, — не стоит. Пусть Вадик пишет протокол, а она поставит подпись. Поехали, Светочка?

— Я? — ужаснулся один из парней, — я не могу, Дмитрий Василич, у меня голова сломается. Пусть Олег.

— Я на обход, — бодро сказал Олег и тут же испарился.

Пышноволосая Светочка оставила в покое Дашины плечи и выпрямилась, подбочениваясь. От резкого движения ее повело в сторону и, расхохотавшись, она схватилась за мужа.

— Дима, ну посмотри на нее! Какой протокол? Она же бедная! Да, деточка?

— У меня все украли, — с достоинством сказала Даша.

— Синяки сойдут, так будет еще и красивая! А ты хочешь девушке жизнь испортить? В Новый год? Ну, какие же вы все мужики — козлы, ээх! Ты на какой улице жила у нас, — обратилась она к Даше.

— На Вишневой. Дом восемь.

— Божже мой! Да она, небось, с Танькой в одну школу ходила! Отпусти ребенка, не бери греха на душу.

— Не положено, Свет. Она драку устроила. Кричала.

— Ну и что? — лицо Светочки покраснело под слоем пудры, накрашенные глаза засверкали:

— Ну, покричала немножко. Так у самой вон вся мордочка разукрашена. И хватит с нее.

— Ну да, — согласился Димкин несколько язвительно, — по сравнению с тобой, скажем и не кричала вовсе. Чисто шепотом культурно разговаривала.

— Да! — в голосе Светочки зазвенела корабельная бронза, — давай, собирай свои манатки, валим домой. Девочку подвезем. И это последнее твое дежурство в праздник, понял? Надоело мне с посторонними мужиками по ресторанам шляться, и на столах канкан танцевать.

— Света!

— Сорок лет с хвостом уже Света! Давай, мы тебя на улице подождем.

Она подхватила Дашу под локоть и вывела из загородки. Муж с мальчиковым именем Димкин шумно вздохнул, покоряясь. Идя мимо, Светочка сказала:

— Кстати, у вас на входе кот сидит. Роскошный котище. Тоже ждет ареста?

— Патрисий! — Даша побежала к выходу, подбирая руками полы пальто.

— Спасибо! Спасибо! — повторяла, оборачиваясь к начальнику незаплывшим глазом, и в дверях, вспомнив, остановилась торжественно:

— С Новым годом вас, с новым счастьем!