Чтобы застать в летнем Крыму раннее утро, нужно проснуться намного раньше шести часов, а лучше тогда не ложиться вовсе. В семь часов, когда синяя машинка выбралась на шоссе и неспешно ехала, казалось, тоже иногда вкусно зевая вместе с пассажирами, солнце светило совсем как днем. Ну, может, было чуть менее жарким. Шанелька устраивалась, поджимая ноги, они сползали вниз, задремывая, она вскидывала голову, зевала, сперва тихо, стесняясь, а после уже вслух, громко, подвывая, как пес. В ответ зевала Крис, благоразумно всякий раз притормаживая, и после с заднего сиденья слышались зевки Тани, которая уложила голову на худое плечо живописца Жени, тощего, с темными, разметанными по длинной шее кудрями. С виду Жене было лет восемнадцать, и крупная Таня временами казалась его матерью. Нежный Женин лик клонился к ее голове, потом он зевал, выпрямляясь и моргая большими глазами.
Сладко заснуть на ходу не давали встречные машины, из них махали руками и сигналили.
Шанелька помахивала в ответ ладошкой, улыбалась, наблюдая летящую рядом с машиной тень. На плоской крыше темнели простертые крылья. Орел летел, крепко привязанный лапами к планкам багажника, утреннее солнце сверкало синими бликами.
— Насмешили весь Южный берег, — резюмировала Крис, кивая очередному встречному, который смеялся и сигналил, а к окнам прилипли пассажиры, показывая на орла пальцами.
— Нам на том повороте, — проснулась, спохватываясь, Таня. Села прямо, поправила волосы и тут же переплела пальцы с пальцами своего мужа-ребенка.
Крис кивнула, перестраиваясь. Ехали по совершенно кукольным местам. Склоны, поросшие плюшевой травкой, а по ней натыканы аккуратные отдельные кусты, тоже, как плюшевые игрушки. Выше они сливались в курчавое мелколесье, и еще выше пенились кронами темные, уже совсем не игрушечные сосны.
— Снимать птицу будем? — спросила Крис вполголоса.
Шанелька подумала и покачала головой. Говорить было лень. Пусть орел едет сверху, думала сама себе. Там ветерок, много солнца и воздуха. Пусть полетает. А потом может получится то, что она задумала… Надо только уговорить Крис не останавливаться в Алуште, а ехать дальше, к Ялте, и оттуда — к Перевальному.
Она перегнулась назад, засматривая в лицо Тани. Та, вытащив зеркальце, внимательно инспектировала сонные глаза и покрасневший облупленный нос.
— Тань. А на эту яйлу, где скала, туда на машине можно въехать?
— Не знаю, мы пехом шли, из долины. Но машины наверху видели, далеко. Шут его знает, что такое, целый месяц ошивались под солнцем, а носяра до сих пор облезает.
— Пилинг, — утешила ее Шанелька, — самый натуральный.
Крис выразительно фыркнула. Она не верила ни в какие природные процедуры, ну разве что в те, которые предлагали турагенства, продающие туры на Мертвое Море. И Шанелька вечно спорила, доказывая, что местные натурпродукты ничуть не хуже, а бывают и лучше. И солнце, и морская вода, а уж тем более — грязи.
— Ага, — соглашалась на это Крис, когда проезжали мимо очередной стихийной помойки, — с грязями тут полный порядок, никакое Мертвое море не сравнится.
— Ну тебя, — обижалась в ответ Шанелька. Но против правды не попрешь, свалок, правда, было чересчур много. И хотелось скорее проехать людные места, где с лица кокетливого пляжика все было вылизано и вычищено, а с изнанки, что выходила как раз к трассе, завалено отбросами и хламом. Будешь тут нелюдимом и любительницей робинзонад, размышляла в таких местах Шанелька, если там, где народ, обязательно понакакано выше головы.
Через полчаса они ехали дальше уже втроем. Таня и Женя, окруженные баулами и мольбертами, остались ждать своего автобуса. А девочки, наконец, проснувшись, летели вперед, виляя вместе с серпантином, и рядом — тенью с простертыми крылами — летел орел, внезапная синяя птица Шанельки.
— Что насчет Димы? — спросила Крис, — я правильно поняла, в Кокто ты поимела свидание именно с ним, а не с каким-то свеженьким принцем? Что молчишь? Я совсем не против Димочки Фуриозо, очень даже ебабельный персонаж. Хотя, если бы вешались на тебя гроздьями, чтоб выбор побольше, так оптимальнее.
— А я их построю и ну выбирать, — согласилась Шанелька, — мускулы щупать, в зубы смотреть.
— И кошельки еще. Щупать, — посоветовала Крис.
Шанелька улыбнулась, не особенно веря в такую меркантильность. Крис могла сколько угодно проповедовать поиски и выбор богатого дяденьки, но так как себя она не считала продаваемым или меняемым товаром, то не чинясь, могла заплатить в ресторане «за того парня», или подарок Алекзандеру сделать солидный. Однажды они с Шанелькой крупно поспорили об этом, но спор мгновенно прекратился, когда Крис призналась, не о себе печется, а мечтает, чтоб Шанельке — все лучшее, все вот сливки. Это просто мечты, поняла Шанелька и оставила их на совести подруги. Приятно да. Но невыполнимо, да еще — чересчур обязывает. Лучше уж быть самой себе Шанелькой, решила она, как вот Крис — сама себе Крис.
— Ты не отвлекайся. Насчет Димы-то.
— Я не знаю. Понимаешь, хоть мы и хихикаем, насчет большой любви, с большой буквы. Но может, она должна быть? Не делай такое лицо.
— Извини. Просто она у тебя уже была. Остыть не успела. Синяки не прошли еще на сердце. А ты снова туда же?
— Ну… Череп, наверное, один такой уникальный, чтоб прям вообще без совести. Может, в другой раз мне повезет больше. Ты снова закатываешь глаза. Я потому и стремалась тебе сказать, про свидание с Димой.
— Почему?
— Что?
— Почему стремалась? Я не поняла.
Мимо промчался открытый джип, в кузове орали и свистели парни, один махал руками, как крыльями. Шанелька вспомнила глиняного человека, который пытался лететь орлом, корча свирепую рожу, и засмеялась.
— Сейчас. Я попробую. Короче, никакой любви я к нему не чувствую. Мне с ним приятно. Но он какой-то совершенно чужой. Понимаешь? Во-от. И получается, мне стыдновато тебе признаться, что он меня вроде как бортанул, а я снова согласилась и переспала с ним. Если бы я круто влюбилась, у меня было бы оправдание. Потому что я нехорошо отношусь к спортивному сексу. Но и признаться, что я круто влюбилась, если бы оно так, мне тоже совестно, получаюсь я какая-то безмерная дурочка, ах, в одного, ах в другого. Выходит, прекрасно, что я не влюбилась.
— Состояние невлюбленности имеет свои плюсы, — кивнула Крис, — зря стремаешься. Я как раз понимаю. Когда я влюблена, я как на сквозняке, нет, еще хуже. Ну, вовсе голая где-то на морозе. Никакой защиты. Чего фыркаешь.
— Ой, — Шанелька сделала серьезное лицо и все же расхохоталась, — прости! Го-лая, как… как кальмар. В акияне.
— Вот-вот! Только я не Череп, мне шастать в поисках, кто мене голую подберет, неохота. Буэ мне это.
— Ежели ты, Крис, будешь похожа на голого кальмара, боюсь долго шастать придется. А если подберут, то на салат разве. С майонезом. Не смеши меня!
— Я?
Крис, наконец, остановила машину, прижимая ее к обочине. И насмеявшись, дамы отправились в маленькое кафе, при котором был туалет и умывальники.
День просыпался, оглядывая себя. Видя на руках своих старые сосны, скалы и синее море, яркие облака и солнце, не просто яркое, а нестерпимое, устраивался, никуда не собираясь. Я буду долгим, говорил день, кивая верхушками гор и смеясь изумительной красоты виноградниками в долинах. И вам покажется, что к вечеру вы прожили еще одну жизнь. Проживите ее прекрасно.
Шанелька, горя умытыми щеками, сидела за шатким столиком, лицом к нижней воде, такой далекой, что взгляд прыгал по кручам горной козочкой. И сердце щемило от красоты вокруг, такой ликующей, что казалось, нужно обязательно что-то сделать, будто она требовала и звала, хватала за руки и чуть ли не давала подзатыльник. А если просто сидеть, то к вечеру накатит ощущение, что жизнь прошла, а я ничего не совершила, думала Шанелька, не беспокоя подругу, которой снова позвонили с работы, и она внимательно слушала, коротко говорила, задавала вопросы и снова слушала.
Отодвигая наполовину выпитый кофе в зыбком стаканчике, Крис встала, комкая салфетку.
— Такое дело, Нель. У них сегодня совещание, внеурочное, мне надо там побыть. Так что нужно придумать, где встать, и пару-тройку часов погуляешь сама. Ладно?
— Без проблем. Фотик можно? Я бы поснимала.
— Объектив какой навертеть?
— Большой. Я издалека буду. Людей хочу.
Они спустились по узкому серпантину к маленькому поселку, название которого Шанелька тут же забыла, бережно вертя в руках зеркалку, там Крис припарковала машину в тупичке переулка, под сенью роскошной магнолии, усыпанной огромными восковыми листьями. Кивнула Шанельке, уже набирая номер в мобильнике. И та ушла, мягко ступая удобными сандалетами по вертлявому плиточному тротуару, укрытому старыми соснами и всяким раскидистым можжевельником. Тут было прохладно от старых деревьев, шум голосов смягчался хвоей и листьями. Тени пятнали плитки, ползали по лицам гуляющих. Шанелька посмотрела на часы, и улыбнулась, ощущая себя охотником. Тут кругом дичь, кругом лица, разные. Сегодня она вышла снимать людей, а не цветы или пейзажи. Хороший объектив, можно не тыкать камерой в глаза, а поймать издалека, оставаясь невидимой — выражение лиц, взгляды, жесты и то, как смотрят и то, о чем говорят. Вдруг у нее получится.
И у нее получалось. Она не смотрела на экранчике, что снимает, просто наводила, ловя смех или усталость, улыбку или чей-то разговор. Уходила все дальше, туда, где кованая ограда чертила черными завитками сверкание воды. На песке, перемешанном с галькой, сняла сандалии, прицепила их ремешками к рюкзачку и пошла босиком, щурясь на солнечные блики. Попила ледяной газировки у маленького киоска, обходя коврики и шезлонги, присела к зеленой прозрачной воде, окуная в нее руку. И засмеялась, так стало вдруг хорошо.
Оглянулась. Рядом раздался вкрадчивый смех, вторящий ее собственному.
— Такая красивая девушка, — перестав смеяться, сообщил приземистый мужчина в черных очках и плотно сидящей на круглой голове кепке, — вы, наверное, корреспондент? Для журнала снимаете?
— Для себя, — вежливо ответила Шанелька, усаживаясь на соседний валун и закрывая крышечкой объектив.
— Да, — подхватил крепыш, — конечно, оно так, зимой станете смотреть там. В одноклассниках. Я вот в одноклассниках…
Он не закончил, выжидательно молчал, наверное, полагая, сейчас красивая девушка кивнет, насчет, я тоже в одноклассниках. Но Шанелька вежливо молчала в ответ. Не рассказывать же незнакомцу, что знаменитые одноклассники были у них с Крис предметом издевательских шуточек. Обе они в одноклассниках были. Обе были там мужчинами, школу посещали на Новых Гебридах, и когда-то пару месяцев развлекались тем, что вешали на стену невнятные фото, содранные из сети, с мужественными охотниками, попирающими охотничьим ботинком свежеубитого носорога. Радовались наплыву поклонниц, которые, восторгаясь, требовали подробностей смелой охоты и писали в личку кокетливые записки, пытаясь собой заинтересовать. Но это быстро им надоело и аккаунты остались заброшенными.
— А я на вас давно смотрю, — сменил тактику незнакомец, и спохватившись, представился, — меня Коля зовут. Николай, то есть. Я тут живу, в Приморском. Все отдыхают, а у меня работа, эх работа, аж три работы у меня. Жена вот бросила.
Он снова выжидательно замолчал. Шанелька честно прикинула, что ей надо сделать. Вскинуться, с воплями хватая свободного кавалера. Или скроить зазывное лицо. Или хотя бы ахнуть сочувственно и поинтересоваться, чего же стерва такая, недооценила Колю, то есть Николая.
— А искать некогда, — продолжил Коля, не дождавшись, — оно ведь, когда зарабатуешь, время разве есть, по бабам бегать. А я человек семейный. По натуре. Мне вы вот сильно нравитесь…
Шанельке уже прискучили понукающие паузы в беседе, она украдкой осмотрелась, прикидывая, куда бы скрыться. Но Коля ее взгляды заметил и тут же истолковал.
— Вы и не знаете, какие тут красоты, а я хотите, покатаю вас? Чисто как друг. Я понимаю, я сильно быстро, но поверите, как вот увидел…
Он опять замолчал, прикладывая пухлую руку к волосатой груди.
Шанелька кашлянула, сказала неопределенно:
— Гм… — тоже повесив в сверкающем воздухе паузу.
— Да, — удовлетворился Коля, убирая руку и поправляя на мягком животе поясную барсетку, свисающую на плавки, — увидел. Вас. И сразу, как молнией. Но я понимаю, я быстро. А давайте так. Вы мне свой телефончик дайте, а? После обеда, к примеру, можем поехать. На Синий мыс. Там такая вода! Вы одна тут?
— С подругой.
— Так берите и подругу! А где остановились?
— Мы проездом, — Шанелька встала, тень от нее упала на поднятое круглое лицо, а в черных стеклах отразились две маленькие стройные Шанельки, с копной светлых волос.
Коля тоже поднялся, хлопнув себя по бокам.
— Так на машине вы? Вдвоем, да? Заметано! Туда ехать я один знаю как. Не пожалеете. Красота! А я так рад, вам показать. Красоту такую. Оно же…
— Коля, — Шанелька с трудом вклинилась в излияния, — извините, мне пора уже.
— А телефон? — возмутился Коля, — вы ж обещали!
— Да? — изумилась сбитая с толку Шанелька, — ну, если обещала. А вы мне лучше свой.
— Ц-ц, — с сожалением ответил горячий поклонник семейной жизни, — у меня с собой рабочий только, я же сказал — три работы, три! И дом еще. Электрик я. А номер не помню, хоть тресни. А оттуда поедете уже дальше, если не занравится у нас. Я вам покажу такую дорогу! Такую! И не надо вертаться. Сразу возле мыса выезд на трассу. А такая красота! Та… Вы вот точно — останетесь.
Он засмеялся, показывая крупные желтоватые зубы, один впереди совсем темный, будто его недавно стукнули по челюсти.
Слегка ошарашенная Шанелька продиктовала номер телефона, и спаслась, дав обещание выйти на связь ровно в три часа.
— Покушаете, — кричал вдогонку стремительный Коля, — и сразу едем! А потом я дом покажу! Свой! Виноград! Вино домашнее! Шашлык!
На шашлыке Шанелька скрылась в зарослях каких-то колючих кустов и, продравшись через них, чуть не уронила табличку, с гордой надписью о том, какие эти самые кусты редчайшие и исчезающие.
От обещаний семейного Коли ей захотелось съесть, пусть не шашлыка, но чего-то горячего, основательного. Чебуреков с мясом. Но кошелек остался в машине, а мелочи в кармане хватило бы только на порцию мороженого.
Шанелька обошла сторожку, спрятанную в соснах, села на порожек у заколоченной накрест стеклянной двери. Вытянула ноги и стала решать, вернуться ли за деньгами или погулять еще часок, пусть уже Крис там освободится. И тогда вместе перекусить, и кто знает, может, и правда, проехаться с Колей к прекрасному Синему мысу. Все курортное всегда состоит из двух слоев, знала приморская жительница Шанелька. Один слой — места, которые посещают туристы, и ничего кроме, они не увидят. Пусть оно красивое, но истоптанное донельзя. И другой слой, неявный и прекрасный, куда попадаешь с кем-то местным. Кто покажет, как добраться и как потом выбраться.
* * *
В маленьком кафе, всего-то три столика, укрытых густой листвой, мурлыкала из тайных колонок Милен Фармер, и казалось, вокруг музыки сгущается парижский вечер с фонарями, держится туманным ядром, окруженным жарой, тенью и запахами еды: жареного мяса, острых овощей, ванильной выпечки.
— Типа проводник из местных? — уточнила Крис, аккуратно сгрызая с ребрышка жареную мякоть, — думаешь, правда, покажет что хорошее?
Шанелька макнула вилку с кусочком мяса в блюдечко с соусом, пожала плечами.
— Не знаю. Я бы вот показала, это же просто. И хитро. Ну, в смысле, в Керчи я могла бы отвезти на маяк, в Голубиную бухту. Или в Героевку, помнишь, мы весной ходили пешком, по прибою, к самой пограничной заставе? Сами приезжие вряд ли в такие места доберутся, а если знаешь — там минут двадцать всего ехать, и — красота.
— Семейный Коля — это не совсем библиотекарь Шанелька, — возразила Крис, — но поглядим. А тебе он как? Кадрил ведь.
Шанелька снова пожала плечами. Прожевала вкусное, запивая лимонадом в высоком стакане. Мама всю жизнь декларировала, нельзя выбирать по внешности, мол, некрасивые, они как раз бывают с золотым характером и мягкой душой.
— Похож на Шалтая-Болтая, гопнический вариант. Бывший гопник Шалтай. Понимаешь, если у него золотое сердце, то и хрен бы с шалтайством. Но это вот — пузо, барсетка, зуб нехороший, а рядом прикинь — золотой. Я сноб?
— Куда тебе, — засмеялась Крис. Она уже все доела и медленно черпала из вазочки витое кремовое мороженое.
Обе одновременно посмотрели на часы, и под их взглядами Шанелькин телефон зазвонил, переплетая с нежной песенкой француженки страстную мелодию змеиного танца Тито эн Тарантула.
— Точный какой, — Шанелька поднесла мобильник к уху, убирая длинные пряди, — алло? Да, Коля, да, я. Что?
Крис внимательно следила за выражением ее лица, которое менялось в такт обрывкам слов, что доносились из телефона. Вот поднялись светлые брови. Сошлись на переносице, снова поднялись. Вернулись на место, и теперь сошурились глаза, уставясь на соседний столик и не видя громкого за ним семейства.
— А Синий мыс? — Шанелька прикусила губу, быстро взглядывая на подругу, — погодите, Коля. Да? Мы уже на «ты»? Ну, вы же, ладно, ты же сказал. Утром сегодня. Ох, нет. Не поняли. Да. Давай мы не поняли. Друг друга. До свидания. Что??? О-о-о…
Она отняла телефон, проведя пальцем по экрану, будто сбрасывала муху. Открыла рот, возмущенно глядя на Крис, но телефон зазвонил снова.
— Подожди, — подняла палец, предупреждая комментарии Крис, — але? Ах, вот что. Ну как тебе сказать… созвонимся. Если что. Нет? Ну…
Она положила мобильный на стол.
— Гм. Оне бросили трубку. Счас я, пока не забыла. Ибо ход мужской мысли… Перескажу счас.
— Давай!
Шанелька выпрямилась, поправляя на переносице воображаемые очки и стараясь не сбиваться, произнесла:
— Ну, так что? Мы едем, красавица? Как куда? На шашлычок, конечно. На «ты» конечно, а чо там. Чиво? Какой Синий мыс? Я не поэл, ты про что сейчас? Ты ваще штоле не поэла, о чем мы говорили? Как до свидания? Ты ж мне кивала, все пучком вроде как. Телефон дала? Ну! Тут я удивилась словом «что???» и отключилась. Перезвонил. И началась вторая серия: так ты что, сегодня не придешь на шашлык, ну чтоб я знал? Угу. Угу. А нафига мне созваниваться? Если продинамила. Все. Конец. Продинамленный Коля бросил трубку.
Милен Фармер уступила место в динамиках развеселым панкам. И Крис засмеялась в такт скачущему припеву.
— Да-а-а, Нель, ну совершенно он не ты. То есть, он на полном серьезе полагал, что ты снимаешься. А ты на таком же серьезе полагала, что он покажет нам местные красоты. Короче, оба хороши.
— Криси! По самой обычной логике, он хотя бы привез на этот самый мыс! Хотя бы соблюл какую-то, ну, я не знаю, прелюдию! И после предпринял шаги, ну, а вдруг и правда, отломится, от такой дуры, как я, ах, ну и что, что похож на толстожопого засранца, а может за этой, пардон, толстожопостью прячется нежная ранимая душа…
— Угу. А если не отломится? Зря бензин жег.
— Он же мне практически предлагал замуж! Что-то я ржу и не могу остановиться. Представила… Вместо глазки состроить, подхожу эдак на пляже, а давайте поженимся, мущина? А чего, выкупаемся и вперед, детишек нарожаем.
— И всегда будешь иметь ба-альшой просторный пустой пляж, — согласилась Крис, — кстати, твой синий птиц мешал нашему совещанию. Я с людями общалась, а вокруг меня маленькие босячки и босЯчки собрались, ой тетя, ой, у вас там орел. С крыльями! Будто я не вижу и удивлюсь, ой, и правда, у меня же там орел. Эдуард Иннокентьевич даже прервался разок, спросить, я что, в зоопарке сижу? И вообще нам нужно решить, едем дальше или остаемся тут. Ловить на вечернем пляже Колю-Семейника.
Шанелька с унынием представила себе пляж, он тут совсем невеликий, как во множестве южнокрымских поселков — стиснут с обеих сторон горными кручами, и по песку, деловито присаживаясь и поправляя на мягком животе барсетку, бегает Коля-Семейник. Предлагает очередной простушке руку, сердце, три работы и поездку на Синий мыс — через постель с шашлыками. Она посмотрела на Крис и вздохнула. Смешно, конечно, но отдых тут для нее изрядно подпорчен. Но рулить и ехать Крис, а значит, ей и решать.
Крис верно истолковала ее взгляд и кивнула, закидывая за голову смуглые руки.
— Поехали еще километров на двадцать-тридцать. И тогда искупнемся.
Шанелька обрадовалась. Кроме того, что машина увезет их подальше от Коли, они еще на пару десятков километров приблизятся к западным крымским местам. Таким диким, таким — не туристическим. Вернее, те люди, что едут дальше, за пределы Южного берега, — они совсем другие. Там меньше мягких животов, а больше мускулов. Вместо резиновых шлепок — кроссовки. А вместо барсетки и цветастого пакета с бутербродами — рюкзак с пенкой и термосом. С ними интереснее. Они прыгают со скал в далекую воду, спускаются в лазурные бухты в дайверском снаряжении, носятся по пыльной степи на раздолбанных старых джипах или на великах. И если уж перебирать самцов, решила Шанелька, усаживаясь под сень орлиных крыльев, то пусть это будут самцы, а не Шалтаи-Болтаи с гопническим уклоном.