Айна и Еэнн

В те времена, когда все реки текли только в море, не поворачивая вспять, а пыль от больших волн сеялась до самого неба, не было в нём Большой Матери, и не было Большого Охотника. Небо светилось само, и светилась от него живая пыль воды. Не умирали деревья, плоды на них висели вперемешку с цветами; и птицы вили гнёзда прямо на земле, потому что звери не знали, что такое охота.

Люди в те времена были прекрасны, как небесный свет. И прекрасней всех женщин была Айна, светлоликая. Были у Айны волосы огненные, как грива степной лисы, глаза синие, как небо, кожа светлая, как водяная пыль на свету. Пела Айна медленные песни, и рыбы сходились к берегу, когда сидела она на камне, полоща в воде ножки. Кормила Айна рыб ягодами и маленькими листочками. И смеялась, глядя, как они выползают на берег. Нагибалась и пускала их обратно в воду, чтоб не забыли дышать, где умеют.

Всё племя любило Айну. Но некогда ей было думать о любви. Слишком светла была светлоликая Айна. Слишком занята светлыми хлопотами. То птенец далеко упорхнёт от гнезда, то кусты народят столько ягод, что гнут, ломая себе ветки, и надо снять лишние плоды. Всё время Айны уходило на заботы о жизни. И жизнь не кончалась.

Но однажды, когда наползли с запада тяжёлые тучи, закрывая собой небесный свет, пришёл в племя чужак из-за леса, с той стороны, где торчали далёкие горы, порвав покрывало деревьев.

И красив же был Еэнн!.. Выше всех мужчин племени, стройнее всех, и руки его были самыми сильными. Смуглым было его лицо под шапкой тёмных волос, и широки плечи. А за плечами висела длинная сумка с торчащими ветками.

Деревня всегда привечала гостей, Еэнна усадили на лучшее место, подали чашу молодого вина, наломали ломтей хлебного дерева, целое блюдо цветных ягод поставили у правого локтя, ешь, гость, пей, гость, и рассказывай, откуда пришёл, что там интересного. Охочи были люди до рассказов, похожих на сказки, слушая, били себя по бёдрам, ахали и охали, но после забывали всё быстро. Им хорошо жилось на берегу широкой реки, несущей к морю тёплые воды.

Еэнн рассказывать не стал. Выпил вина, протянул чашу - наполнить снова. Размял в руках плод хлебника и кинул налево, где птицы. Зашептались женщины:

- Как добр наш гость, он позаботился о птицах!

Сверкнул Еэнн глазами, рассмеялся и опрокинул блюдо с ягодами по правую руку. Набежали на цветную россыпь мелкие мыши и колючие ежи. Крякнул кто-то из мужчин:

- Каков молодец наш гость, он заботится о малых зверях!

А гость одним махом выпил вторую чашу и снова протянул её. Встал с полной чашей в руках и стал кричать, насмехаться над людьми, которые как дети:

- Эй вы, глупые, как новорождённые щенки! Разве вы мужчины? Вы - мышиные няньки! Разве вы женщины? Вы - ореховые скорлупы! Как скучно вы живёте! Всё бы вам на свету и всё бы вам песни петь!

- А что же нам делать? - спросили его мужчины, удивляясь. От времени до времени и через время жили они так, и никто никогда не смеялся над светлой их жизнью.

- Драться с волками! Убивать лесных кошек! Вешать шкуры их на стены и хвалиться этим. Догонять женщин, когда они убегают, и хватать их за волосы, когда они плачут.

- А нам что же делать? - спросили женщины, изумляясь. От времени до времени и через время уходили они из семей к мужчинам, рожали детей, и никто никогда не обижал их.

- Вам? Наряжаться, петь тёмные песни, после которых мужчины не могут заснуть; обещать и обманывать.

Сгрудились мужчины отдельно, женщины отдельно, стали шептаться, оглядываясь на Еэнна. Пожимали плечами и качали головами. И вышел тогда из толпы вождь, старый, с белыми волосами, погладил седую бороду, сказал, поклонясь:

- Ты гость и потому ложись спать в лучшем доме. Мы принесём тебе еще плодов и питья. А когда проснёшься, иди своей дорогой. Нам не нужна твоя правда, принесённая из-за серых скал. Мы будем жить так, как жили от времени до времени и через время.

- Да вы не живёте, - снова крикнул Еэнн, - вы, как пыль, поднятая речными порогами, светитесь бледно, а хвать рукой - и нету в ней ничего.

Засмеялся растерянным лицам и ещё крикнул, скидывая с себя одежду:

- Я без женщины не сплю.

Опустив головы, вышли вперед пять самых нежных девушек. Гостю - всё. Но посмотрел на них Еэнн и махнул рукой:

- Не нужны вы мне. Я хочу эту!

И повернулись все: за распахнутыми дверями стояла Айна. Она тоже шла гостя послушать, но задержалась у птичьего гнезда на плетне. Выпутывала птенцу лапку. Подняла Айна глаза, и будто синяя синева спустилась с неба на белую глину дороги.

- Эту! - крикнул Еэнн.

Посадила Айна птичку обратно в гнездо, погладила пальцем маленькую голову. И пошла по дороге от дома к реке.

Разозлился пьяный Еэнн. Всех расшвырял, в три шага догнал Айну, схватил за длинные волосы. Ахнула она, падая на колени. А он нагнулся смотреть: потекут ли слезы из синих глаз.

Но зарокотали тучи, сердясь за Айну, взмахнул ветками ветер, сердясь за Айну, застучали на берегу камни, сердясь за Айну. И когда Еэнн поднял лицо, посмотреть вокруг, махнула она головой и вырвалась. Побежала среди деревьев, только волосы мелькали зарницами. Кинулся следом Еэнн, рыча диким зверем.

Легко бежала красавица Айна, пыль и мелкие листья порхали из-под босых пяток. Но быстро бежал и Еэнн, тяжёлые ноги топтали птичьи гнезда, калечили неловких зверей, не умеющих увернуться. Медленнее его бежала Айна, потому что на бегу смотрела, чтоб не наступить, не ударить случайно маленькое зверьё, не сломать веток старых деревьев. Помогали они красавице: то тропу заслонят, то под ноги охотнику кинутся, то в глаза сухих листьев набросают. Заревел тогда Еэнн и, оглядевшись, увидел на поляне зайца. Схватил его за длинные уши, крикнул:

- Смотри, женщина! Смотри, как я вырву ему трусливое сердце и съем!

Пискнул заяц и повис, лапы растопырил, а глаза от страха и боли свёл к носу.

Всплеснула руками светлоликая Айна и на бегу остановилась так, что и ветер остановился, и туча забыла пролиться дождём, и камни забыли стучать друг о друга. Тихо-тихо было, когда шла она обратно, протягивая Еэнну руки:

- Отпусти маленького, сильный мужчина. Я иду к тебе...

Засмеялся Еэнн, одной рукой держа за уши зайца, а на другую намотав рыжую косу Айны. Хотел было ударить зверька оземь, раз девушка всё равно у него. Но посмотрел сверху в её глаза... И отпустил зверя.

- И меня отпусти. Я сама пришла к тебе и не убегу.

Пошли они рядом. В самую глубину леса повела Айна Еэнна, под низкие ветви, туда, где свет был только от её рук и лица, а больше там света и не было. Легла Айна на мягкий мох, вытянула руки и закрыла глаза. Лёг рядом с ней и Еэнн, не отрывал глаз от лица светлого. Хотел по привычке своей скрутить сильно, сжать, чтоб крикнула, чтоб кровь у него заиграла, но тёк светлый свет из её лица, от высоких скул, от бледных сжатых губ, да такой свет, что смуглая кожа мужчины побледнела и сама засветилась.

Словно змеи сплетались тела, проминался под ними лесной мох, колыхались гибкие ветви. А после заснул Еэнн, закрыв тёмные глаза. А красавица Айна села рядом, убирая в косу огненные волосы, и смотрела, как светится во сне его лицо. Пела песню любви, непрошеной и грустной.

На звук этой песни, тихо ступая, шли через лес мужчины, были их лица сердиты и мрачны, а в руках сжимали они толстые палки. Нашли старое дерево, укрывшее Еэнна и Айну, окружили и кинулись на гостя. Вскрикнула Айна, простёрла руки над спящим, не давая дотянуться. Но уже проснулся Еэнн. Выдернул из своей сумки тонкую ветку, острую, как жало, вскочил и воткнул её в грудь первому, кто подбежал. Зашатался мужчина, схватился за грудь. А оттуда закапала на мох, на листья кустарника красная кровь. И все расступились молча. ...Только вскрик Айны и хрип раненого, что умирал на листьях.

И умер первый из не умиравших до того времени. Стояли люди, глядя и удивляясь. Стоял Еэнн, держа в руке ещё одну ветку-жало. Наклонилась над умершим Айна, омыла его лицо синими слезами небесных глаз. И тоже встала.

- Ты, Еэнн, принёс нам смерть. И любовь. Ничто не будет, как раньше. Видно, пришли новые времена, но как грустно жить от времени до времени и через время, провожая старое и зная, что оно ушло, как утекает вода из реки в море. Я ухожу, мне здесь не место теперь. И ты уйдёшь, потому что и ты полюбил.

Вышла она из-под полога листьев, подняла лицо к светлому небо и поднялась в него. Только волосы вспыхнули красным огнём. Закричал тогда Еэнн от боли в раненом сердце, - вроде, и не ударил его никто, а рвётся грудь на куски. Поднял руки к небу, где в синеве засияло лицо красавицы Айны, обжигая глаза до слез.

- Возьми меня! - закричал.

- Иди, - ответила Айна, - но мы не встретимся больше. Я буду днём, ты - ночью. Когда я в небе, ты будешь спать. Когда ты выйдешь на небо, я уйду. Слишком много несчастий, когда мы с тобой вместе.

- Всё равно! - крикнул Еэнн. Поднял руки и растворился в синеве дня.

Люди ушли в деревню. Но Айна правду сказала в своем плаче. Смерть отворила ворота для ночи. И мужчины и женщины не забыли Еэнна. Стали учиться ходить на охоту, стали спорить и ссориться. Смотрел на них сверху Еэнн, ухмыляясь бледным ликом. А потом выходила в небо светлая Айна, но и тогда людям не становилось легче. Терпела Айна, прятала свои слёзы, и взгляд её обжигал огнём. Высыхали колодцы, и река позабыла, где берега, став ниткой среди камней. Ссорились люди из-за воды и еды. Звери, боясь, ушли в чащу, птицы, боясь, стали вить гнёзда на верхушках деревьев. И только заяц, спасённый Айной, бегал поблизости, сторожил длинные уши, слушая и думая. Косил испуганными глазами.

И однажды, никому не сказав, побежал далеко, к серым скалам, где жило страшное, которое лучше не трогать, с которым нельзя говорить. Но заяц сказал:

- Страшное, невидимое, неслышимое! Сжалься над теми, кто полюбил! Дай им свиданий. Пусть светлая Айна и темный охотник любят друг друга, как могут. Может, тогда станет лучше всем?

- Ты просишшь за тех, кто чуть не убил тебя? - прошелестел ветер в странных деревьях.

- Да.

- Ты хочешшь им счастья? - зашуршало в странной траве.

- Да!

И всё замолчало вокруг. Долго ждал заяц, боялся, но не уходил. Но время текло, извиваясь, и заяц, повесив уши, собрался упрыгать обратно. И тут зашуршало, зашелестело, посвистывая и поскрипывая:

- Что ж, храбрый трус, беги. Скажи своей Айне, пусть не боится плакать, когда ей захочется. Если сильна их любовь, то и слёзы их будут сильны.

Как ветер в степи, убегал заяц от странных шёпотов и хвост поджимал так, что навеки стал он коротеньким. Выбежал на пригорок и прокричал светлой Айне слова о слезах. Уши поставил, стал ждать: что будет?

Светлоликая в небе молчала. А потом потемнело вокруг, и полились с неба светлые слёзы Айны, плач по любимому. Весь день плакала Айна, не заботилась о птицах и мелком зверье, горевала свое горе. Так и ушла за дальнее море в слезах. А мокрый заяц, дрожа, дождался свирепого лика Еэнна и ему прокричал те же слова-шёпоты. И заплакал Еэнн. Храбрый и злой, плакал в тёмном небе, кривил бледный лик. Слёзы его текли так плотно, что превратились в тучи, закрывшие небо. Не стало дня, и не стало ночи.

Но заяц поставил уши и услышал: там, за тучами, из которых текут и текут слёзы с неба, встретились, наконец, Айна и Еэнн. И забыли о своих слезах. Потекли слёзы к земле сами по себе, наполняя реки и колодцы, трогая мокрыми руками корни деревьев.

И тогда поскакал промокший заяц через лес и поляны, через степь и вдоль берега реки, через деревню к морю, закричал:

- Слушайте все! Нет больше девушки Айны и нет Еэнна. Большая Матерь выходит на дневное небо, а ночью сменяет её в чёрном небе Большой Охотник. Весь год будут служить они людям и зверям. Кормить траву светом и укрывать гнезда тьмой. А ко времени Длинных Дождей там, за тучами, стелет Большая Мать облачные покрывала и ждёт домой Большого Охотника. Только за тучами встречаться им. Такое им счастье. И нам так жить.

Слушали зайца люди, кивали. С тех пор, как появилась на земле ночь и пришла в мир смерть, стали они серьёзнее и умнее. И такое бывает счастье, понимали они. И согласились, что так - правильно.

С тех пор каждый год приходят на землю Длинные Дожди и идут две луны от полного лика Большого Охотника до второго полного лика его.

Время любви и терпения - для всех.

===