Озеро
... Во сне.
Найя шла, медленно переставляя ноги и боясь открыть рот, чтоб не хлынула в горло вода. Волосы, как чужие, трогали плечи. Руки держала перед собой, как человек, идущий по тёмной комнате, когда предметы есть только в воспоминаниях и места их в реальности приблизительны. Она помнила размеры площади и знала, что сможет дойти, не пытаясь вдохнуть. И приоткрыла глаза.
Тут не было темноты. Серый переливчатый свет бежал полосами, складывался гармошками, расходился веерами. Но был он... тёмный, хоть всё и видно. Тёмный, будто она далеко от этого места, далеко в глубину. Найя оторвала взгляд от своих белых рук с растопыренными пальцами. Взбивая ткань, которая лениво надувалась водой и опадала снова, двигались колени. Белые ступни зарывались в лохматую траву, которая становилась всё короче.
"Почти середина, тут вытоптано", - мысль проплыла в голове, и Найя посмотрела вперёд. Там терялись в полосатом сумраке твёрдые ноги столбов, подпирающих хижины, и тонкие опоры мостки. "Я дойду"...
Её плавно качнуло, и она взмахнула руками, чтоб удержать равновесие. Её сон! Она засыпала, представляя себе пещеру, а в ней чёрную реку с медленной водой. Вытягивались по воде золотые кляксы нездешнего света. В снах она заходила в реку, чтобы выйти с другой стороны. Исцеленной и новой. Новой...
Волосы облаком плыли рядом с лицом. "Только нет золота, вместо него свет - серебряный". И чуть не упала, закрывая плывущей ладонью глаза - сверкающая вспышка кинулась в глаза. Пробежала вдоль тела справа упругая волна. Найя замерла на секунду. И тут же пошла дальше, уталкивая поднимающийся внутри страх. Не одна тут, под тёмной водой. Сердце смялось в холодный комок, все картинки из фильмов мелькнули перед глазами, все акулы загрызающие и монстры душащие.
И не всплыть. Неспроста идется ей плавно и увесисто, будто на ногах свинцовые обручи. Ей здесь - идти. До конца.
Замелькали вспышки, проносясь мимо, и каждый раз тело обдавало упругим движением воды. Найя шла, поднимая колено и чувствуя тяжесть повисшей в воде ноги, опускала её, и поднимала вторую ногу. А вокруг мельтешило всё быстрее, полосатый свет подёргивался рябью и расходился веерами, вспышки проносились перед лицом, сбоку, наискось, вода толкала в лицо, в спину или сбивала поднятую для шага ногу. И шуршал в ушах беспрерывный шёпот без голоса. Шелесты и шепотки складывались в слова, но они наползали одно на другое и сплетались так тесно, что Найя не понимала их. Снова нащупав подошвами короткую траву, разжала кулаки. Она прошла середину площади. Вон она, лестница, широкая, по ступеням бежит серая рябь подводного света. Две ступени, и голова её покажется над водой.
"Вдохнуть!" - закричало в голове внезапно. Как будто проснулся ребенок, заорал, требуя еды. Найя подняла правую ногу и плавно опустила на самую нижнюю ступень лестницы.
Крик в голове снова забился, требуя - побежать, взлететь, кашляя и отплевываясь, выбраться, на воздух. И - вдохнуть!
Но она медленно подняла левую ногу для шага. "Уже всё" - сказала себе. И вдруг всплыла память о втором своем сне: тёмная вода в комнатах, постель с намокшими простынями. А по воде - живые зигзаги.
Он был отражением первого сна в зеркале страха, и она прогнала воспоминание.
Нужен ещё один шаг... Волна толкнулась, что-то обвило ноги, не давая ступить. Найя дернулась и остановилась, стреноженная. Чьё-то тело вилось по тайке, прижимая к коже мокрую ткань, сжимало грудь и ползло по шее, наливаясь тяжестью.
Она изо всех сил вытянула шею, запрокидывая лицо. Недосягаемо колыхалась близкая поверхность воды, и Еэнн корчил рожи, расплываясь кривым белом лицом. Под тяжёлым телом ткань поползла с плеча, на котором заныл шрам.
"Выйти, выйти-выйти-выйти" - билась кровь в висках. И навстречу внутреннему крику вдруг пришел шелест, медленный и ленивый:
- Женщина, помеченная силой, не понимающая силы... Начни новое. Без страха... С-страха...
Она снова дёрнулась, взмахивая руками. И снова была остановлена стягивающими грудь и ноги кольцами. И тогда, не успевая думать, через панику, которая кипящим озерцом плескалась в её сознании, Найя зажмурилась и открыла рот, вдыхая воду.
В уши стукнул тягучий звук гонга. ...Посреди огромной степи, на стволе старой кривой груши висел он медным тяжёлым солнцем. На сухой траве спал, раскинувшись, темноволосый человек, чьё лицо во сне меняло выражения так же быстро, как бежали серые письмена под водой. И лицо его становилось то нежным, почти детским, а то скручивала его такая гримаса, что - человек ли? Или - демон?
Мерно дыша, чувствуя, как вода струится по горлу, протекая в легкие, Найя открыла глаза и встретила взгляд близких глаз с вертикальными зрачками в густом янтаре радужки. Покачивалась узкая шея, переходя в мощные кольца.
- Я хочу к людям, - проговорила Найя, проталкивая через себя серую воду, - пусти.
- К малым? Ты им не нужна, избранная. А они не нужны тебе.
- Я хочу!
Кольца зашевелились, лиясь по телу, проскальзывая меж плененных ног. Взметнулся острый кончик хвоста и поплыл перед лицом, отводя от него облако светлых волос.
- Желание должно быть с-сильным. Нас-стоящим. Люди не могут желать так. Не разреш-шают с-себе.
- Я человек.
- Ты? - янтарные глаза приблизились. В ложбинке сомкнутых челюстей показывался и прятался двуострый язык.
- С-смешна незнанием. Люди уничтожат тебя. Ты - другое.
- Всё равно!
Она посмотрела в круглые глаза с ненавистью, вспоминая белую ленту на ладонях Акута. И круглый живот Ладда-хи вдруг вспомнила.
- Пусти! Я иду к людям!
Кольца по телу заструились сильнее, стискивая и отпуская.
- Иди, пойманная собой... Вернёшьс-ся позже...
Петли ослабели, упругое тело подтолкнуло её к ступеням. Найя качнулась, взмахнула освобождёнными руками. Сделала шаг. Голова её показалась над водой. А позади, из сумрачной воды, спрятанной под серебром лунного света, ползли за ней слова:
- Пус-сть вес-селятся. Вода свободна, пока их бог смотрит на неё. С-скажи это.
Не отвечая словам, заглушаемым мокрыми прядями волос на ушах, она поднималась, краем глаза видя, как беспорядочные вспышки бледнеют и гаснут. Перед ней возникли последние ступени, сухие, залитые светом луны. И прямо за ними - чёрными столбами, ноги вождя, сидящего в ожидании.
Найя шла в полной тишине, по которой ставили светлые точки капли воды с её плеч и подола. И напротив ног, вокруг которых вольно были брошены на дерево помоста края расшитых одежд, остановилась. Вождь сидел, опираясь на колени кулаками, и смотрел в её мокрое лицо.
- Ты? Ты вышла из вод?
Он откинулся и осмотрелся. Тишина ждала знака. Кулаки Мененеса перед глазами Найи сжимались и разжимались. Она стояла, больно дыша ночным воздухом. И только она видела движения рук вождя, говорящие ей о смятении большого человека. А потом вождь встал, воздевая раскрытые ладони. И над гладким серебром воды загремел его голос:
- Боги явили нам милость! Вамма-Найя, несущая свет, прошла тёмные воды и говорила с Владыками! Нас ждет хороший год, сытная еда и дома, полные детей!
- Ай-яяяя! - крик рванулся со всех сторон и стих, повинуясь жесту Мененеса. Шагнув вперед, он поднёс руку к лицу Найи, к её губам.
- Я, твой вождь и отец, благодарю тебя, женщина моря.
Найя хотела ответить, но рука мазнула по губам и опустилась к её руке. Найя повернулась, дёрнутая незаметным движением Мененеса.
- Вот стоит та, что была под водой и вышла. Слушайте люди, что скажет она. А я растолкую вам слова.
- Скажи им, - сквозь зубы велел, продолжая оглядывать чёрные силуэты вокруг озера.
- Что?
- Придумай! Скорее!
Найя оглядела безмолвных ждущих людей. Кашлянула и сказала, слушая, как её голос, усиливаясь, кругами расходится над гладью озера:
- Вода свободна, пока Еэнн смотрит в неё. Празднуйте и веселитесь!
Тишина не ушла. Люди не шевелились. Лёгкий ветер прошуршал по верхушкам деревьев, сбрасывая с ветвей частые тёплые капли.
- Я, ваш вождь и отец, принимаю слова из тёмных вод. Веселитесь дети, пока Еэнн добр к нам!
- Ай-йяя! - крик взорвал забелённый светом воздух, и вода в озере мгновенно вспенилась чёрными блестящими телами. Люди, смеясь и крича, прыгали с мостков и перил, ныряли и вздымали фонтаны серебряных брызг. Найя смотрела с изумлением на всеобщую радость.
- Еэнн, дай мне хитрости в охоте!
- Храбрый Еэнн, пусть женщины любят меня!
- Милости в снах, дай мне, небесный охотник!
- Попроси Айну дать мне сына, Еэнн!
Крики сплетались, перемешивались и были подобны мельтешению черных тел. Визжали дети, которых отцы поднимали из воды, показывая небесному Охотнику. Смеялись девушки, бросая на бурное серебро цветки, выбирались по лестницам и снова кидались в воду, прямо в руки парней.
Мененес постоял, озирая веселье. Сел на резное сиденье и похлопал по изогнутому подлокотнику:
- Сядь рядом, у моей левой руки, Вамма. Ты хорошо справилась. Отдохни. Вон идёт твой муж.
Акут пробирался через толчею, расталкивая мокрых людей. Не отрывал глаз от присевшей на помост Найи.
- Ты угадала правильные слова для племени. Хорошо.
- Я не угадала.
- Нет? - Мененес перегнулся через кресло. Найя посмотрела в широкое лицо, раскрашенное белыми узорами.
- Не придумала?
- Нет.
- С кем ты говорила? Кто сказал слова?
Она пожала плечами. Ей было сложно говорить длинные фразы. Ответила просто:
- Владыки сказали слова.
Вождь отвернулся. И Найя увидела, как снова ладони его сжались в кулаки.
- Иди. Иди к своему мужу, женщина моря.
Акут стоял поодаль, прижав к груди руку с зажатой в ней лентой и склонив голову перед вождём. Отжимая мокрые волосы, Найя пошла к нему. Вождь кивнул мастеру, отпуская их. Отвернулся, продолжая смотреть на праздник. Не было музыки и пения. Побросав барабаны и раковины, музыканты прыгали в воду вместе со всеми, крича Еэнну о самом желанном. Смеялись жёны вождя, сбегая по ступеням из-под его ног.
Найя, глядя в замкнутое лицо мужа, потащила из кулака свою ленту.
- Пойдём, Акут. Уже всё.
Он послушно повернулся и пошёл следом за ней опять через мокрую шумную толкотню. На этот раз он молчал, поднимая голову только за тем, чтоб убедиться, что вот она идёт впереди, таща его за руку маленькой белой рукой, и мокрая одежда прилипает к её бёдрам. А Найя кивала и улыбалась возгласам встречных, прижимала к груди свободную руку в приветственном жесте.
На противоположной стороне остановилась и Акут, идя, как заведённый, наткнулся на её спину.
- Уже всё, мастер, - засмеялась она, радуясь тому, что всё, кажется, кончилось, а о том, что было сказано под водой, и о снах, приходящих раньше того, что случается, - она подумает позже, в тишине и покое дождей.
- Ты вышла... - Акут крепче сжал её руку и притянул к себе. Коснулся подбородком её волос.
- Я вышла. Ты это сказал.
- Тебя не было! - он оттолкнул её от себя и всмотрелся в лицо, - ты не могла! Ты умерла бы. Время шло и шло!
- Я - вышла. Я - женщина моря, так? Потом будем говорить, мастер.
- Да... Ты - вышла? - он опустил голову и сказал сдавленно, - не женщина моря, нет. Я придумал, чтоб тебя не забрали. У тебя нету вот тут, чтоб дышать в воде, - и он коснулся пальцем её шеи под ушами.
- А ты не пойдёшь в воду?
- Я?
Найя вздохнула и засмеялась. Осторожно забрала у мастера свою руку и стала повязывать голову лентой. Сказала на своём языке:
- Ты как телёнок. Ну рад, понимаю. Знаешь, меня, наверное, никто так не любил, большой чёрный взрослый телёнок. Ты очень хороший, хоть и порезал меня зачем-то.
И добавила, переходя на местное наречие:
- Ты идёшь просить Еэнна о главном? Пока он смотрит на воду и на людей?
Мастер рассеянно оглянулся. Сдвинулся, чтоб не мешать нырять вскакивающим на перила подросткам.
- Зачем мне Еэнн. Я буду просить тебя. О главном.
- Меня? Я не бог.
- Моё главное - ты.
- Ну, хорошо. Тогда давай просто посидим и посмотрим.
И она села под перилами, свешивая босые ноги вниз, над головами купающихся. Акут, помедлив, сел рядом, придвинулся так, чтоб касаться её плечом и бедром.
Еэнн висел посреди неба. По краям облачной тропы громоздились крутые тучи и наползали всё ближе. По воде уже пробегала иногда тень, и тогда крики стихали. Но туча останавливалась, и люди снова и снова, торопясь, прыгали, ныряли, выкрикивая желания.
На противоположной стороне Мененес взмахом широкого рукава подозвал к себе Ладда-ху, и маленькая жена прибежала, потряхивая мокрыми волосами, держа снизу круглый живот.
- Иди в дом, Ладда-ха.
- У меня есть ещё желания, муж мой.
- Иди в дом!
- Я ещё не попросила твоей любви у Еэнна, - она села у ног мужа, тяжело дыша и блестя улыбкой, прислонилась к его колену.
- Маленький глупый заяц, нельзя сделать мою любовь ещё сильнее. Иди в дом, девочка. Еэнн последний раз смотрит, и тучи уже закрывают его лик. Я не хочу, чтоб ты осталась в ночи в тёмных водах.
- Да, мой муж. Ладда-ха самая послушная жена. Тебе так нравится?
- Конечно.
Она встала, склонилась перед вождём в поклоне. И не разгибаясь, схватила его руки и прижала к мокрому животу:
- Вот тебе вода Еэнна, большой человек. Скорее проси, пока она не высохла!
- Заяц и есть, - Мененес рассмеялся, глядя на макушку, блестящую от воды. Но она топнула босой ногой:
- Проси!
- Ты делаешь вождя смешным для его людей...
- Проси, мой муж! Чтоб я всегда любила тебя!
- Нет!
- Проси! Я знаю, это твое желание!
Мененес напряг руку, чтоб оторвать от крепкого, дышащего живота. И ухнул внутри себя в чёрную глубину своих желаний. Спасаясь и понимая, что он приносит в жертву ту, которую любит больше всего, проговорил шёпотом, чтоб только она и слышала:
- Еэнн, сохрани в ней любовь ко мне.
- Навсегда, - подсказала Ладда-ха, смеясь.
- Навсегда, - послушно повторил он. Отнял руки от живота и, вытирая их о складки одежды, приказал:
- Иди в дом! Иначе я накажу тебя, глупый заяц с подаренным именем!
Когда Ладда-ха убежала, он откинулся на спинку кресла. Резные звери кусали за лопатки и плечи. У женщин - всё через любовь, а он велик, он - вождь. И племени нужна его сила. Он попробовал, но Владыки не взяли белую женщину, это их воля, они соблюдают свои интересы. А он меж двух вод - тёмной водой Владык и светлой водой жизни - должен думать о себе, потому что он - отец всем малым.
Оглядывая купальщиков, который становилось все меньше в воде, Мененес нащупал на груди ожерелье из чёрных зерен сон-дерева. Посередине был укреплён светящийся камень размером с орех. Когда Мененес подарил себе этот камень, найдя его в странном схроне, то сразу понял: камень дан ему не просто так. Пришло его время.
Матери на мостках звали детей, поглядывая на тучи, которые всё ближе подползали к Еэнну, сужая облачную тропу с редкими по ней звёздами. Но озеро всё ещё сверкало серебром, и дети, подначивая друг друга, прыгали, делая вид, что не слышат материнских криков. Уже кого-то увели за ухо, а кто-то вырывался из рук отца, выпрашивая ещё один разок, единственный - и всё! И из большой хижины, примыкающей к хибарке Тику, пахло вкусной едой - печённым на камнях мясом, щиплющим язык вином.
Мененес оторвал камень от шнурка и сжал в кулаке, пряча малиновый блеск. Посмотрел на облачную тропу. Еэнн смотрел сверху половиной круглого лица. Мененес перевёл взгляд на колыхание воды у ступеней. По правую руку несколько мальчишек спешно докупывались, откликаясь на крики матерей. И вылезали, шлёпая по ступеням мокрыми ногами. Проскакивая мимо вождя, прижимали руки к груди, кланялись низко.
Еэнн почти скрылся за тучами. Мененес опустил руку и выронил камень в щель между жердей. Тот мелькнул и, покачиваясь, пошёл ко дну, плывя в толще воды малиновым огоньком. Мененес с негромким восклицанием взмахнул рукой, и мальчик, стоящий на ступенях, оглянулся по направлению его жеста. Глянул на узкую облачную тропу и, поворачиваясь, прыгнул в потемневшее серебро воды.
Еэнн скрыл свой лик за чёрными тучами.
Найя широко раскрыла глаза, сидя на влажном дереве. После сверкания воды и луны темнота казалась чёрной ладонью.
- Сейчас. Глаза найдут свет, - Акут придержал её и, подняв, стал оттаскивать от края, - нельзя теперь, вода чужая.
- Да, - Найя поёжилась, вспоминая резкие вспышки и густой янтарь нечеловеческих глаз.
- Мерути! - внезапный крик рассёк темноту, и она снова сомкнулась, становясь гуще от прозвучавшего в женском голосе отчаяния и страха: - Мерути, сын мой!
Пришёл говор, и кое-где у дверей хижин затеплились прикрываемые ладонью огоньки жирников, - мазали воду кровавыми пятнами.
- Мой сын! Он остался в воде! Нырнул и...
Красный огонёк слабо осветил бьющуюся фигуру женщины в мужских руках. Из чёрных туч брызнул дождь. Найя слизнула с губы капли. Такой же мёртвый и тёплый, как вода в чаше озера. Выдернула руку из пальцев Акута.
- Нет! Не дразни Владык!
- А кто? - Найя крикнула так же, как кричала на той стороне мать. - Ведь никто из вас! Я!
- Нет!
Но она уже бежала к лестнице, расталкивая чёрные фигуры. Страх плакал внутри и хватался за рёбра, как за решётку, цепкими дрожащими лапками. Но на голове страха топталась злость, замешанная на усталости. Устала бояться, устала бояться, ус-та-ла, шлёпали по дереву босые подошвы. И - горе в голосе матери, теряющей ребенка, кричало в ушах. Не давая себе опомниться, Найя прыгнула в чёрную воду, свалилась мешком, поднимая брызги.
Приготовилась встать, но вода изменилась, и она поплыла, ныряя и раскрытыми до боли глазами всматриваясь в мутную толщу. Всё было одинаковым, мутным и почти чёрным. Не рябил серый свет, сплетая фигуры, не мелькали вспышками глаза Владык. Но они были тут, тело ощущало упругие волны движения чужих жизней.
"Глазами не увижу"... Нырнув поглубже, она замерла, зажмурившись, повисла в толще воды, медленно всплывая. Слушала свою кожу. И посреди мерно прокатывающихся по телу волн от движения чужих тел вдруг уловила издалека мелкое беспорядочное биение - так зверёк мечется, попав в силки. Не открывая глаз, повернулась и поплыла навстречу колебаниям воды. Выныривая за воздухом, успела услышать обрывок женского рыдания и снова вниз, уже глядя через мутную толщу. Внизу и впереди светил красный расплывчатый огонёк, и рядом с ним, закрывая свет движениями, бился скорченный силуэт, окружённый длинными невнятными тенями.
Над ним Найя снова нырнула, ударилась о столб и, перебирая по нему руками, опустилась до самой земли, отталкивая ногами плотные упрямые тела, скользившие вокруг. Мальчик бился над ней, раскидывались по-лягушачьи ноги и подтягивались к животу, а от запрокинутой головы отделялись и всплывали к поверхности серые пузыри. Он все реже и слабее дёргал ногами, рука повисла в толще, будто указывая на что-то вдали. Вильнув телом, Найя подставила плечи и, бодая головой вялое тело, толкнула его вверх. Кольца змеиных тел резко сокращались, и она повернулась, руками поддевая и растаскивая их. В голове билось и гудело от недостатка воздуха, а дышать, как в первый раз, под водой она не рискнула: всё уже было тут другое. Всё, кроме вольных и плотных движений Владык, хозяевами мелькающих в водяной толще. Вцепившись рукой в плечи вяло висящего мальчика, изо всех сил потащила его вверх, всплывая сама. Другой хваталась за столб, подтягиваясь повыше. И наконец, теряя сознание, выскочила головой в пустоту воздуха, переворачивая и дёргая детское тело.
На чёрной поверхности воды закашлялась мучительно, прижимая спасённого своим боком к столбу под мостками, цепляясь за него руками.
- Мерути, мой Мерути! - на ступенях женщина крутилась, визжала, сотрясая мостки, протягивала руки поверх держащих её мужчин.
- Да, норм, всё в поряд-ке, вот он, - Найя выплюнула слова вместе с водой из горла. Все замерли, пытаясь разглядеть, откуда донесся голос. Только мать, пытаясь спуститься, задёргалась сильнее на верхних ступенях, упала к самой воде, взбивая волны и брызги, но её крепко держали мужчины, стоящие выше. Найя хрипло вздохнула. Похоже, никто не поможет ей. Издалека слышался крик Акута, прорывавшегося через толпу. Она приняла тряпочное тело мальчика на руки и, стараясь держаться на поверхности, толкнула перед собой к ступеням. Там его подхватили мужчины, стараясь не спускаться к самой воде.
Медленно выбралась следом и села рядом с матерью, что раскачивалась, прижимая к груди сына. Акут рвался к ней, но воины, охраняющие вождя, держали его, заламывая руки.
Найя с трудом подняла голову и посмотрела на Мененеса. Лицо его в мигающем свете факелов было чёрным и неподвижным.
- Пусти моего мужа, вождь.
- Ты нарушаешь волю богов, - голос вождя напомнил ей шелесты Владык, - ты так сильна?
- Я просто... - она сглотнула и сморщилась.
- Иди в свой дом, женщина без правил. Я буду думать о тебе.
Найя увидела, как из разжавшегося кулака мальчика выпал и засветился на сыром дереве круглый камушек огненного цвета. Тяжело встала и подошла к Акуту, взяла его за руку.
- Пойдем отсюда, мастер.
Они шли, а люди вокруг жадно слушали слова Мененеса о смелости мальчика, вернувшего ему оброненный в воду амулет. Люди кричали хвалы вождю и радовались благополучному завершению времени Еэнна.
Голос раскатывался над чёрной водой, шелестел мелкий дождик, и снова пришедший ветер дёргал верхушки деревьев. Мененес, договорив, отправил племя к праздничной еде и встал. Злыми глазами посмотрел на камень, который вернул ему Меру с поклоном. И сжав в кулаке, отправился в дом. Но, не дойдя до порога, остановился, услышав догнавший его шёпот.
- Все с-свершилось верно, пос-слушный. С-сложное вкус-сно. Ты будешь награждён. Будеш-шь...
Оглянулся, проверяя, слышит ли ешё кто шелест у самого уха. Но с тихим говором люди расходились. И Мененес, успокоенный, двинулся внутрь, к вкусной еде и женщинам.
За углом общего дома, в котором горели светильники и на праздничных чистых циновках стояли деревянные и глиняные миски с едой, привалился к плетёной стене Тику. Он не выходил к людям сегодня ночью. Но и не пил отту. Теперь, когда Мерути был спасён и вождь ушёл в дом, Тику сидел у стены и плакал. Слёзы жгли его единственный глаз, падали на реденькую бороду. Он боялся.