ПОКРОВ БОЖИЕЙ МАТЕРИ

Слово, сказанное на всенощной 13 октября 1989 г. в храме Болгарского подворья в Москве

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Второй раз мне дано служить в этом храме; и с обновленной радостью пришел я к вам сегодня,— не только с моей радостью о том, что мы с вами предстоим перед Богом вместе, как одно тело, одна душа, забывая все, что нас разделяет, хотя бы на то короткое время, когда Христос посреди нас, когда мы все взираем только к Богу и когда наше сердце открывается под действием Его благодати; но сегодня еще две радости могут наполнить наши сердца.

Первая — это самый праздник Покрова Пресвятой Богородицы, в канун которого мы вступили. Рассказ о Покрове — один из самых дивных рассказов — раскрывает перед нами чуткость русской души изначально. Рассказ идет о том, что славяне, наши предки, хотели взять Царьград, Константинополь поздних дней, и что Божия Матерь простерла Свой покров над городом христианским, над городом, который служил и поклонялся воплощенному Богу, Сыну Ея, и буря разнесла русские ладьи. Греки надолго забыли об этом празднике, но русские никогда этого не забыли. Их не ранило то, что они явились предметом как бы гнева Божией Матери; они изумились перед той любовью, перед той защитой, которую Божия Матерь простерла над теми, кто любил Сына Ее Единородного. И мы сегодня, как наши предки, после многих столетий радуемся этому празднику, потому что в этот день Божия Матерь простерла Свой покров не только на град Константинопольский, но над всеми христианами, которые нуждаются в милости Божией и в защите.

И если подумать о Божией Матери, о том, что Она — хрупкая девушка: Она не силой защищала Свой народ, Она защитила Свой народ, город Свой — молитвой Своей, предстоянием, мольбой перед Богом: пожалей, потому что Мое материнское сердце не может вынести мысли о том, что те, которые Тебе предали свою жизнь, могли бы быть Тобой оставлены...

Любовь бесконечно хрупка, любовь бесконечно как будто немощна, а вместе с этим нет ничего крепче и сильнее любви. Ветхий Завет нам говорит о том, что любовь, как смерть, крепка. Она может устоять перед лицом смерти. Могут умереть самые близкие, дорогие нам люди, а любовь наша к ним только разгорается больше, делается глубже, делается чище, и делается теперь не только временным переживанием, но вечным чувством единства в Боге. Вот такою любовью любит нас Божия Матерь.

И Россия с ранних лет была посвящена Божией Матери, Пресвятой Богородице. Киев уже имел храм Ея имени. И Божия Матерь является как бы покровительницей Руси, не только христиан в ней, но всех тех, ради которых на землю пришел Ее Сын, Божий Сын, ради которых Он жил, учил и ради которых Он УМЕР, чтобы они могли поверить в Его любовь, ради которых Он умер, чтобы иметь право, когда Его распинали на кресте, молиться Богу и Отцу, говоря: Отче, прости им, они не знают, что творят... И это слово Он оставил нам как завет, как завещание.

Каждый раз, когда мы являемся жертвой чего бы то ни было — домашней ли распри или государственной борьбы, войны или жестокости — мы должны научиться не словами только, а всей душой, всем телом нашим, если нужно, сказать: "Прости им, Отче, они не знают, что творят; я не стану на Страшном суде перед Тобой обвинителем этих заблудших людей, я стану перед Тобой, говоря: прости, прости, они же были безумны, они были слепы!" Вот чему нас учит Матерь Божия, чему нас учит наша вера христианская.

И другой повод к ликованию у нас сегодня — это причисление к лику святых двух патриархов Российских, двух патриархов Московских: первого патриарха земли Русской Иова и первого патриарха, вступившего на престол древних святителей после более чем двухсотлетнего перерыва, Тихона. Патриарх Тихон — наш современник. Как редко бывает, что мы можем причислить к лику святых человека, которого еще некоторые — может, и многие — помнят. Я помню, как в церквах мы молились о патриархе Тихоне, как мы плакали о его смерти, как мы с надеждой возносили наши молитвы о местоблюстителе Петре. Для нас за рубежом патриарх Тихон был связующим звеном с потерянной родиной на необретенной чужой земле. Вся крещеная Русь молилась за него как за своего Первосвятителя, потому что он предстоял Богу, моля, моля, умоляя Его о помиловании Русской земли, растерзанной и войной, и междоусобицей, и ненавистью. И мы, вдали, как бы брошенные за пределы нашей Родины, которая была единственной нашей земной любовью, знали, что через него, в нем мы — одно с Русской землей, с нашей Родиной потерянной.

Он человек старых времен, и он вошел в новое время; мгновенно, в течение самого короткого времени ему пришлось вглядеться в совершающееся, и из глубин мудрости, которую ему давал Господь, он вглядывался в события и в небывалые новые обстоятельства, искал путей Божиих; и он их обрел, и он вывел Церковь на правильный, верный путь и исповедничества и верности своему народу и своей земле. Как это дивно! Какой это подвиг человеческой души — суметь оторваться от всего того, что было его прошлое, и войти, уже зрелым, стареющим человеком, в новую жизнь, такую страшную, жизнь разделенности, крови, страха, боли. Какая для нас радость думать, что он молится о нас!.. Но не потому молится он о нас, что мы его причислили к лику святых: он молился о нас с первого дня своего патриаршества, он молился о нас в течение всей своей жизни, он молился о нас из глубины своего страдания, печальника на земле Русской, предстоятеля перед Богом; и он, с тех пор как оставил землю и предстал перед Богом, молится о нас.

Но не наше избрание его сделало святым: дивно сейчас то, что настало время, когда земля Русская в целом, Церковь Русская может открыто, ликующе, торжествующе провозгласить святым одного из новомучеников российских, за кем последовали миллионы людей, окончивших свою жизнь мученической смертью за свою веру, за любовь к Богу и за неколеблющуюся любовь к людям. В его лице мы узнали и провозгласили славу всех тех, которые за последние семьдесят с лишним лет умирали, говоря: Прости им, Отче, они не знают, что творят!.. И мы теперь познали это, поняли глубину этого, одновременно и трагичность, и славу этого, и теперь мы можем не только надеяться,— нет: не только быть уверенными в сердцах наших в том, что он молится о нас,— мы это знаем, Церковь провозгласила это знание наше, эту уверенность нашу. И мы будем молиться теперь не только Святителям, которых мы поминали раньше, но прибавим к ним Иова, первого нашего патриарха, и первого патриарха нового и страшного и дивного времени — патриарха Тихона. Он стоит у грани двух миров, он как бы вратарь, который отверз трагедию российскую благодати Божией. Слава ему, благодарение ему; слава Богу и слава Матери Божией. Аминь!

Приветствие настоятеля, архимандрита Гавриила:

Ваше Высокопреосвященство, дорогой Владыко Антоний! Мы все (я уверен, что могу сказать от имени всех) очень Вам благодарны, что Вы сегодня с такой радостью и любовью согласились после стольких утомительных дней прийти к нам, и не просто прийти, а всю службу всей душой помолиться, положить молитвенный труд о всех нас, своей любовью согреть наше сердце и показать нам, что то, что написано в Евангелии, можно выполнить, что можно действительно быть живым храмом Бога. Мы Вам, Ваше Высокопреосвященство, очень благодарны, что Вы освятили нас Вашим присутствием. Просим у Вас навсегда святых молитв; и Вы будете для нас всегда примером истинного монашества, истинного христианства и истинного самоотвержения в служении людям и Богу.

Митрополит Антоний:

Храни вас Бог! Радуйтесь! Из радости и из благодарности можно строить жизнь. Учитесь благодарить за все и радоваться, что нам дано быть Христовыми и тоже нести, хоть краешком плеча, крест Спасителя.

 

ПРОСТИ ИМ, ОТЧЕ!..

Слово, произнесенное после литургии в праздник Покрова Пресвятой Богородицы 14 октября 1989 г. в храме святителя Николая, что в Хамовниках (Москва)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

С самого начала христианства на Руси Божия Матерь считалась Покровительницей Земли нашей. Под Ее покровом, силой Ее молитвы росла вера православная на нашей земле. И минутами многие спрашивают, задают вопрос себе и другим: каким же образом, когда земля Русская, Церковь наша родная изначально были под защитой Пречистой Девы Богородицы — каким образом могла наша Русская история и судьба нашей Церкви порой быть такой страшной и такой трагичной? Сколько боли, сколько страха прошло через русскую историю, и не только в ее светском образе, но и в самой Церкви. Мученики восставали из столетия в столетие, свидетели Христовы погибали. Как же это можно совместить с нашим убеждением, что над Церковью нашей, над родиной нашей — Покров Пречистой Девы Богородицы?

Мне думается, что это можно понять, если только вспомнить, как Она стояла у креста Сына Своего единородного и ни словом не обмолвилась, ни криком, ни слезой не умолила, чтобы Его не распинали, потому что Она знала, что Сын Божий, ставший сыном человеческим через Нее, пришел для того, чтобы жить, учить, жизнь Свою отдать и умереть на кресте для спасения человеческого рода. И мы, христиане, не только люди, которые веруем во Христа, мы, христиане, Его ученики от Него получили в наследие заповедь любить друг друга так, как Он нас возлюбил, иметь такую любовь, которой земля не знает: Никто большей любви не имеет, как тот, кто жизнь свою положит за друзей своих...

Мы причащаемся Святых Тайн. Что же это значит? Это значит, что чудом святого приобщения жизнь Христова, человеческая природа Христова делается нашей жизнью и нашей природой, и что хотя бы в зачаточном виде наше присутствие на земле есть икона и реальность Христова присутствия в трагическом, многострадальном нашем мире. Каждый из нас в меру своей отдачи Богу, в меру того, верит ли он или не верит во Христа — не словом, не чувством только, но всей жизнью своей, каждый из нас призван пройти путь Христов. А путь Христов мы знаем. Когда Иаков и Иоанн, два из Его учеников, подошли к Нему, прося, чтобы, когда Он победителем придет, они могли сесть по правую и левую руку Его престола, Он им ответил: Можете ли вы, готовы ли вы пить чашу, которую Я пью? — то есть разделить ту судьбу, которую Я взял на Себя по любви к вам, к человеческому роду. Готовы ли вы погрузиться в тот ужас, который будет ужасом Моей судьбы: предательство, поцелуй Иуды, бегство апостолов, одиночество, беззаконный суд, лжесвидетельство и, наконец, осуждение на смерть, и путь на Голгофу под тяжестью креста, на котором Мне надлежит быть распяту и умереть?

И когда Его пригвождали ко кресту, когда этот крест ставили так, чтобы Христос мог умереть на глазах у всех медленной смертью, под насмешками Его осудителей и мучителей, каковы были Его слова? — Прости им, Отче, они не знают, что творят... И Божия Матерь стояла, и ни словом не стала умолять, чтобы пожалели Ее Сына, ни словом Она не обратилась к Нему, с тем чтобы Он Божественной властью и силой Своей сошел со креста, потому что Она знала, что для того-то Он и пришел в мир.

Я когда-то спрашивал Святейшего, приснопамятного, дорогого всем нам патриарха Алексия, как бы он определил Церковь, и он мне сказал: Церковь — это тело Христово, распинаемое ради спасения своих мучителей... Только тогда, когда мы являемся жертвой, получаем мы ту власть, которую Христос имел, сказать: Прости им, Отче! — потому что принимая страдания без протеста, безмолвно отдавая себя (Христос сказал: Никто не отнимает у Меня жизни, Я отдаю ее свободно), когда мы тоже отдаем себя на поругание, на насмешки, а порой и на худшее, мы получаем власть прощать.

Близкий мне человек, друг мой, старше меня лет на двадцать с лишним, был взят в концентрационный лагерь во время немецкой оккупации. Когда он вернулся, я его спросил, встретив на улице: что вы принесли с собой из лагеря?.. И он ответил: неумолкающую тревогу... Я на него посмотрел и сказал: неужели вы там потеряли веру? — Нет,— сказал он, — но пока я был в лагере, пока я был в страдании, под опасностью смерти, когда меня мучили, терзали и голодом и побоями, я в любую минуту мог сказать: "Отче, прости им, они не знают, что творят!" — и я знал, что Господь не может не услышать мои молитвы, потому что я своей кровью Ему свидетельствовал о том, что я всерьез эти слова произношу, из глубины страдания взываю о прощении моих мучителей. А теперь я на свободе, а те, которые нас так мучили, так терзали, так зверски с нами поступали, может, не покаялись, не поняли, что они делали. Но когда я кричу к Богу, вопию к Нему, плачу перед Ним о том, чтобы Он их как-нибудь спас, не может ли Господь мне сказать: легко теперь о них молиться: ты не страдаешь; чем ты докажешь Мне свою искренность в молитве?.. Вот отношение простого русского христианина. И к этому все мы призваны, потому что мы крещением облекаемся во Христа, потому что мы миропомазанием получаем Духа Святого, потому что мы, причащаясь, становимся одним телом, одной жизнью со Христом Спасителем, Сыном Человеческим, во всем подобным нам, кроме греха, но и Сыном Божиим. Таинствами начинается в нас тот процесс, который должен нас приобщить Божественной жизни в конце времен.

И вот когда мы думаем о Покрове Божией Матери над Русской землей, разве мы не можем понять, что Она — да, вместе с нами стояла у престола Божия, что Она слезно молила Его о том, чтобы милость сошла на нас, чтобы крепость нам была дана, но не о том, чтобы мы были лишены чудесного дара жить и умирать во спасение тех, которым нужно наше прощение и нужно свидетельство о том, что значит быть человеком, в котором живет Божественная любовь.

Но вы скажете: как это сделать? где найти силы?.. Апостол Павел видя, чтo ему надлежит совершить на земле, обратился к Богу с мольбой о силе, и Христос ему ответил:Довольно тебе Моей благодати, сила Моя в немощи твоей проявляется... В какой немощи? Конечно, не в страшливости, не в трусости, не в лени, не в унынии, а в той немощи, которую мы можем явить, когда мы отдаем себя беззащитно, как ребенок отдает себя в объятия матери, не защищаясь, просто зная, что он безопасен в ее объятиях. Вот как мы должны отдать себя Богу, и тогда сила Божия в нас совершится, не мудростью наших слов, не силой наших действий, а открытостью нашей благодати Божией, которая будет изливаться через нас на все и на всех вокруг нас.

Мы имеем сегодня еще другую радость: мы впервые можем молиться Святейшему Патриарху Тихону. Он для нас — образ многострадальной, распятой Руси. Он, человек старого времени, вошел в новое время, неведомое ему до того, и вгляделся в пути Божии; и эти пути он сумел прозреть, и смысл их для себя и для других раскрыть, и он поставил Церковь в должное положение по отношению к земным властям и к Богу. Он для нас — образ всех новомучеников, которых мы вспоминаем, всех подвижников веры, мужчин и женщин, детей и стариков, которые свою жизнь отдали, которые жизнью и смертью поплатились за то, что они захотели до конца остаться Христовыми. Он как бы ключ, он — средоточие всего этого подвига. Он в свое время соединял невидимо, через непроходимые границы, тех, которые остались на многострадальной, измученной нашей родной земле, и тех, которые, подобно моим родителям и мне, оказались на чужбине, лишенные родины и лишенные такой земли, в которой они могли бы стать своими. Он нас соединял, он был тем, который за нас всех молился и за которого мы и тут, и там могли молиться одним сердцем. Какое чудо! Конечно, он молился за нас, за Русскую землю и когда был на земле живым, и когда предстал перед престолом Божиим. Признание его святости говорит в первую очередь не о его святости, а о том, что теперь мы можем ее провозгласить, о том, что теперь мы ее понимаем, как, может быть, не понимали раньше, и благодарим Бога за то, что, подобно ему, следуя его учению, его образу, миллионы людей на родной земле жили и умирали по вере своей. Слава Богу!.. И поэтому когда нам придет время скорби, большой или малой, будем помнить, что скорбь наша — это скорбь Христова, что несем мы эту скорбь, потому что мы Христовы, потому что мы — тело Христово на земле, продолжение Его телесного присутствия, Его распятого тела. Аминь!

Приветствие о. настоятеля, протоиерея Димитрия Акинфиева:

Дорогой Владыко наш! Все мы Вам сердечно благодарны за все, что Вы сделали для нас сейчас, в этот день. Русская Церковь празднует свой юбилей. И если, мне кажется, завершением празднеств, венцом их было богослужение в Успенском соборе Кремля вчера, то для нашего прихода, для нашего храма, для нашего верующего народа таким увенчанием этого празднества является сегодняшний день, который Вы возглавили своим служением. Примите нашу сердечную благодарность за Вашу любовь, за Ваше назидание, исполненное пастырской любви, богословской осмысленности и проникнутое житейским опытом, за все Ваше отношение к нам, верующим людям, простым, с любовью и простотой и добрым сердцем. Дай Вам Бог доброго здоровья на многие, многие еще годы, и чтобы мы все радовались Вашим присутствием, Вашим служением.

Митрополит Антоний:

Лет тридцать тому назад я впервые посетил ваш храм, и тогда я вам привез привет от стареющего поколения, от тех, которые покинули русскую землю, разрываясь душой, и которые постепенно склонялись к чужой земле, в которой им положено было почить. Но тогда я говорил вам — или тем, которые еще тут были — что растет новая нива, что, падши в землю, зерно дает плод. И вот сегодня со мной мой дьякон, отец Петр, с женой. Я с ним познакомился, когда он был маленьким мальчиком, а теперь он протодьякон в нашей церкви. Я его попросил сказать вам несколько слов от имени того поколения, которое родилось от жизни, от верности, от любви к Церкви и к Родине его прародителей и родителей.

Дьякон Петр Скорер:

Ваше Высокопреосвященство! Отец Димитрий, братия и сестры, и особенно — все молодые и все дети! Сегодня, побывав и послужив с вами в вашем замечательном храме, меня больше всего тронуло то, что так много было не только причащающихся вообще, но особенно огромное количество детей. И вот когда я сейчас смотрю на ваши лица, я вижу, что в наших церквах здесь, в России, не то, что нам говорили раньше, что только старики сохранили старую православную веру, а теперь я вижу среди вас так много молодых, так много людей, которые сейчас нашли в Церкви, в вере, свою действительную надежду, опору, нашли истину. Я тоже смотрю на вас, и, знаете, вся наша Сурожская епархия могла бы собраться вот в такой храм, потому что нас немного; мы епархия небольшая. Приход, где я служу, совсем маленький, всего пятьдесят-шестьдесят человек; но побывав здесь и побывав на разных праздничных актах, молебнах, молебствиях, присутствовав на канонизации новых святых и отслужив первую за семьдесят с лишним лет службу в Успенском соборе в Кремле, я чувствую себя немножко, как, может быть, посланцы великого князя Владимира, когда они поехали в Константинополь и там нашли истинную веру и вернулись в свою страну. Так и я, мы вернемся в свою страну и будем там говорить, как всегда мы говорим, что в России Церковь не уменьшается, что Церковь растет, Церковь растет во славе, Церковь растет молодыми силами, и что эти молодые силы у вас не иссякнут. Дай вам Бог спасения, здравия, и всего, всего вам доброго!

 

ВСЕ ЕВАНГЕЛИЕ ГОВОРИТ ТОЛЬКО О ЛЮБВИ

Слово, произнесенное в воскресенье 15 октября 1989 г. в храме святителя Николая, что в Хамовниках (Москва)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Все Евангелие, а не только сегодняшнее чтение, говорит нам о любви и ни о чем другом; потому что в сердцевине Евангелия лежит один исторический факт, то есть факт реальный, что в какой-то определенный день нашей человеческой истории Бог, по любви к нам, стал человеком.

В одной древней книге описывается Предвечный Совет, когда во Святой Троице обсуждался вопрос о сотворении мира. И речь идет приблизительно так. И сказал Отец: "Сыне, сотворим мир". — И Сын ответил: "Да будет так, Отче". — И Отец продолжал: "Да, но этот мир изменит Нам и своему призванию, и Тебе придется стать человеком и умереть за него"... И Сын ответил: "Да будет так, Отче!". И Бог сотворил мир.

В основе нашего мира лежит Божия любовь, любовь отдающаяся, любовь Божия, которая себя без остатка отдает человеку. И призыв всего Евангелия к нам именно о любви: так, как Я вас возлюбил, и вы любите друг друга... Мы часто думаем, что достаточно, для того чтобы быть православным, исповедовать православную веру, без сомнения провозглашать Символ веры, без колебания произносить слова молитвы "Отче наш", с умилением слушать заповеди блаженства. И действительно, без этого никто православен не бывает до конца. Но этого недостаточно, потому что апостол говорит: Покажи мне веру твою без дел твоих, а я тебе покажу мою веру из дел моих... Если мы только на словах являемся учениками Христа, то мы не Христовы, то мы только повторяем исповедание, за которое свою жизнь отдавали другие. И это нам очень важно помнить, потому что можно быть верными Христу, только если сохранить Его заповеди.

И эта заповедь о любви охватывает все в нашей жизни, — не только наше отношение к Богу, но отношение наше друг ко другу. Христос нам говорит, что есть две заповеди, которые равны по важности: чтобы мы любили Бога всем сердцем, всем умом, всей крепостью своей, но чтобы мы любили и ближнего своего, как самого себя. Что же это значит? Это значит, что все, чего мы для себя желаем, мы должны быть готовы не только желать для ближнего, но давать ближнему. Мы сейчас живем в очень трагичном и страшном мире, и вокруг нас в каждой стране есть люди нуждающиеся и в душевном утешении, и в подкреплении, и в материальной помощи, и во вразумлении, и в просвещении разума. Мы должны быть готовы каждому дать то, что ему нужно, с такой же готовностью, с какой мы от других принимаем эти и многие, многие другие дары, когда мы сами в нужде. Давать более отрадно, чем получать, — говорит апостол Павел. Мы должны себе поставить вопрос: на самом ли деле это так для нас? Разве мы так же любим давать, как получать? Разве не отраднее получать, чем давать?.. И как грустно, что мы должны бы почти все ответить: да, я предпочитаю, чтобы мне давали, чтобы обо мне заботились, мне труднее давать, мне труднее отказываться от того, что у меня есть, для того чтобы у другого было то, что ему нужно... А вместе с тем это Евангельская заповедь. Никто не может назвать себя христианином, кто этого не исполняет.

Мы поем Символ веры. О чем мы поем? О Боге, Который есть Любовь. Он Творец. Почему Он нас сотворил? Он нас сотворил по любви, чтобы нам дать бытие, которое Ему принадлежит, чтобы с нами поделиться всем тем, что у Него есть, чтобы нас приобщить даже Своему Божеству, по слову апостола Петра, который нам говорит, что мы призваны быть причастниками Божественной природы. Мы поем о Христе, о Сыне Божием, Который стал сыном человеческим для того, чтобы с нами разделить всю человеческую судьбу, всю скорбь, всю тесноту, все страдание, больше того — даже смерть, и страшнее того — то условие, которое нас убивает: потерю нашего единства с Богом. Когда Он на кресте воскликнул: Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил? — Он в Своем человечестве почувствовал вдруг то, что все мы чувствуем: одиночество. Вдруг Он почувствовал, что Он не общается, не един с Богом, и от этого Он умер нашей смертью. Разве это не любовь? И когда мы исповедуем такого Бога, разве можно Его исповедовать, не приобщаясь — но приобщаясь активно, не сентиментально — той любви, которую Он нам явил? И когда мы говорим "Отче наш" — задумывались ли мы когда-нибудь над тем, кто это "наш"? Мы всегда думаем: "Отче наш" — это наш Отец: мой, твой, наш, всех тех, которые собрались в Церкви. Но Христос эти слова сказал Своим ученикам. Это значит, что когда Он говорил "Отче наш", Он ученикам Своим говорил, чтобы они называли Отцом — Его Отца; Он Своих учеников дальше, позже, перед смертью назвал Своими братьями... Какую ответственность это накладывает на нас! Отче наш, Отец Господа Иисуса Христа — и мой Отец, и твой Отец, и наш Отец... А мы что — похожи на нашего Отца? похожи на нашего Брата Иисуса Христа, Брата по человечеству?.. Это суд над нами. И когда мы читаем дальше: Остави нам долги наши, как мы оставляем другим их долги, прощаем их согрешения, — разве мы себя не осуждаем?.. Конечно, в это мгновение, потому что у нас стало тепло на душе, потому что нам хорошо в церкви, потому что мы молились, нам кажется, что мы всем прощаем; а случись нам выйти из церкви и встретить кого-нибудь, кто нас обидел, обездолил,— разве мы чувствуем, что это дело прошлого и что ничего нет между нами и им или ею? Конечно, возрождается в нас старая злоба, старая горечь...

Что же значат эти слова: Остави нам долги паши, якоже и мы оставляем должником нашим? Я этот вопрос поставил своему духовнику раз, когда был подростком. Я тогда имел злобу против одного своего товарища. Он мне ответил: будь правдив; когда дойдешь до этого места, скажи: откажи мне в прощении, Господи, так же как я отказываю в прощении этому моему приятелю... Я ужаснулся. И он мне сказал: другого выхода нет,— или научись прощать, или всерьез прими, что ты требуешь от Бога, просишь у Бога себе отвержения... Подумайте над этим; оно так и есть. Если мы не прощаем друг друга — и нам прощения нет. Суд без милости тому, кто не оказывает милости. Вот страшная мера любви. Вот страшная сторона заповеди любви. Все другие заповеди в каком-то смысле просты: сделай одно, сделай другое... Сделать можно; а вот стоять перед судом любви и знать, что я не умею любить...

Что же тогда сделать? Только одно: отказываться от всякого себялюбия, отрываться от себя, отрывать взор от себя, отрывать внимание от себя, вглядываться в другого человека и ставить перед собой вопрос о его нужде; и знать или, может быть, когда-то понять, что я послан в мир для того, чтобы, по поручению Христову, служить вот этим людям, которые мне так противны, отвратительны или страшны; потому что если ученик Христов к ним не придет с миром, кто же придет? если милость не придет из Церкви и от верующих, откуда научиться " внешним" милости, любви, жалости? И это относится ко всему. Апостол Павел говорил еще давно, в первом поколении учеников Христовых: Имя Христово хулится ради нас — то есть его современников... Разве имя Христово не хулится ради нас? Разве, глядя на нас, кто-нибудь может увидеть Христа? Если Христос сейчас ходил бы по стогнам российским, по улицам московским, разве не останавливались бы все в изумлении, смотрели бы и видели Человека, какого раньше никогда не видели? Русский поэт говорит: "В Его смиренном выраженье восторга нет, ни вдохновенья, но мысль глубокая легла на очерк дивного чела... " Про кого из нас можно сказать, что, встретив нас, человек остановится и скажет: такого человека я не видал; что же в нем такое, чего во мне нет, ни в ком вокруг меня нет? Мне надо подойти к нему и его спросить: кто ты?... Ответ был бы прост: я — гражданин Царства Небесного, проще: я — верующий христианин; а проще всего: я просто человек, ученик Христов... И этого, даже этого мы большей частью не вправе сказать.

Так вот давайте читать Евангелие с тем, чтобы от Евангелия научиться, каким образом можно стать настоящим человеком. А для этого путь очень прост. Возьмите Евангелие, читайте его просто, с открытым умом и душой, и отмечайте всякое слово Христово, всякое действие Христово, всякую притчу, от которой у вас загорится сердце, вдруг просветлеет ум, дрогнет душа, и знайте, что в этот момент вы и Господь Бог друг на друга похожи, что вы Его понимаете, и Он вас понимает, что вы коснулись какой-то точки в себе, где образ Божий еще жив. И отметьте себе это, и живите всегда согласно этому видению себя; и тогда вы откроете в себе то, что Христово и Божие, и одновременно вы о Боге узнаете то, что вам нужно знать, что вам родное, простое, к вам лично относится. И начиная с этого, вы можете вырасти в полную меру роста Христова, как говорит апостол Павел.

Дай нам Господь мужество, храбрость и радость так приобщиться ко Христу, чтобы в Нем видеть Брата, Спасителя, и чтобы нам Он был и Путь, и Истина, и Жизнь, и та Дверь, которая раскрывается на вечность и нас делает детьми Отца Небесного.

Аминь!

Настоятель, протоиерей Димитрий Акинфиев:

Ваше Высокопреосвященство, дорогой Владыко наш Антоний! Еще раз имею счастливую возможность выразить Вам слова благодарности за то, что Вы и сегодняшний день удостоили нас благодатного с Вами молитвенного общения, и еще раз мы слышали из Ваших уст слово назидания в христианской жизни.

Я когда-то, поражаясь красноречию Святителей наших, думал: откуда сие? то ли от начитанности, то ли от образованности... Вероятно, от того и другого, и от жизненного опыта. Но вот как-то мне пришлось особенно прослушать и прочитать тропарь святителю Григорию Богослову, и там такие слова: "Пастырская свирель богословия твоего риторов победи трубы..." — почему так? — "Якожебо глубины Духа изыскавшу, и добрo ты вещания приложишася тебе"... Вот именно эти глубины Духа, когда человек их находит и их достигает, дают ему говорить от Духа Божия глубокие, проникновенные, исполненные любви к людям слова поучения. Глубины Духа изыскать как можно? — если только не молитвенным подвигом, о чем и Вы говорили и учили нас, изъясняя Молитву Господню, молитву Иисусову. И вот когда мне сегодня во второй раз пришлось с Вами служить Священную Литургию, я наблюдал Ваше молитвенное настроение, я понял, что именно этим путем только можно прийти к тому, чтобы изыскать глубины Духа; и тогда Господь даст дар вещать глаголы сокровенные, глаголы жизни вечной.

Примите, дорогой Владыко, нашу сердечную благодарность за Ваше служение и за Ваше научение не только словами, но делом своим. Низкий Вам поклон и многая лета!