ЦЕРКОВЬ НЕОДОЛИМА

Слово, произнесенное под праздник Вознесения Господня 26 мая 1971 г. в храме св. пророка Илии, что в Обыденском переулке (Москва)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Раньше чем сказать вам несколько слов о сегодняшнем празднике, хочу передать вам привет, любовь, молитвы русских и нерусских людей, принадлежащих к Русской Православной Церкви за границей, в Западной Европе. Молитвы их всегда с вами; любовь их к родной Церкви, к родной земле, к родному народу не гаснет, и передается она из поколения в поколение в скорби сердца и с горением сердечным. Примите этот привет от тех, которые почти полстолетия не прикоснулись к священной русской земле и не молились в родных храмах, но которые перед престолом Божиим неразлучно соединены с теми, кто одной веры и одной крови с ними.

Хочу сказать вам несколько слов о сегодняшнем празднике. Господь в Своем Евангелии, как повествует евангелист Иоанн, говорит: Когда Сын Человеческий будет вознесен от земли, Он  всех  привлечет к Себе...  И эти слова относятся к двум событиям в жизни Спасителя, Сына Божия, ставшего сыном человеческим, братом нашим по плоти, как об этом говорит сам евангелист и как повторяют и отцы Церкви.

Христос был вознесен от земли на невысокий крест страданий. Он так возлюбил мир, каждого человека, каждую потерянную душу, что захотел нас ради принять страсти и смерть. И сердца многих обратились к Нему, когда люди увидели, что Бог способен на такую любовь к человеку, что Он не стыдится стать одним из нас. Он облекается в нашу плоть. Гаснет Его слава, принимает Он образ раба угнетенного и умирает, потому что Он так любит человека и так в него верит. Многие сердца обратились тогда к Нему, многие были тогда к Нему привлечены. Для апостолов это был решительный перелом их жизни, для сотника, который стоял у креста, это было откровение о Боге,— а по их свидетельству родился весь христианский мир. Да, смертью Он привлек многих к Себе.

Но Он включил в эти Свои спасительные страсти не только тех, которые тогда сумели отозваться на Божественную любовь и на веру Божию в человека. Распинаемый, Он молился: Отче,  прости  им, они не знают, что творят. .. И в этой молитве Он собрал в Свое сердце тех, которые Его пригвождали ко кресту, тех, которые Его предали, тех, которые Его неправедно судили, тех, которые Его били на судилище Пилата, тех, которые на Него клеветали,— всех Он включил в эту Свою любовь. И когда Господь вознес эту молитву — неужели не услышал Отец? Христос Своей кровью, Своим страданием, Своей смертью заслужил право прощать, и Он простил. И нет такого человека, который так или иначе не под защитой этой молитвы Господней: Прости им, Отче, они не знают, что творят... Не знаем мы, христиане, что творим, когда живем недостойно Евангелия; не знают гонящие Церковь, что творят, когда восстают на Живого Бога и на Христа Его. Но всех объемлет молитва Христа: Прости им, Отче,  не знают,  что творят...  В этом отношении не только некоторых Он привлек к Себе, — Он как бы узлом любви связал всех и всех вознес молитвой к престолу Господню. Тайна спасения глубока; мы не знаем, чтo в последний час решит Господь о каждом из нас и о тех, в спасении которых мы так легко сомневаемся...

Но Господь еще и иначе влечет нас с Собой, ввысь. В этот день Вознесения Он, человеческой, хотя и прославленной, воскресшей плотью Своей вознесся на Небо; и с Ним человечество наше вступило в таинственные глубины Всесвятой Божественной Троицы. Святой Иоанн Златоустый в одной из своих проповедей говорит: если ты хочешь измерить величие человеческое, не взирай на престолы царей, не оглядывайся туда, где живут мощные, властные мира сего; вознеси взор свой к Престолу Божию, и там увидишь сидящего одесную славы Отчей Сына Человеческого... Он нам явил нашу истинную природу, наше подлинное призвание, то место, куда мы призваны, — одесную Бога и Отца.

Но путь этот нелегок, хотя сила — не от нас, а от Самого Бога. Не своей силой взойдем мы на Небо, не своей силой обретем мы спасение. Когда апостол Петр спрашивал Христа: Кто же может спастись? — Его ответ был: Человеку это невозможно, но Богу возможно все... Немощь наша не помешает нам подняться до престола Господня, пасть у ног Спасителя, испросить милость себе. Апостол Павел приводит слова Христа к нему: Сила Божия в немощи совершается... Не в той, столь нам обычной немощи, когда мы ленивы, бессильны, когда мы не пользуемся той крепостью, которая Господу принадлежит и которую Он нам так щедро дает. Но другой: немощи гибкой, послушной души, немощи, которая заполняет человека, когда сила Божия через него и в нем действует. Как хрупкий, слабый парус наполняется ветром и влечет за собой корабль, так и немощь человеческая может быть преисполнена дуновением, дыханием Святого Духа и повлечь нас к победе, к тому берегу, где вечная жизнь.

В немощи — да, сила Божия совершается; но для этого надо отдаться в руки Божии; для этого надо отозваться сначала на то вознесение Господне на крест, которое нам открывает любовь Господню к нам и свидетельствует, как Господь верит в человека: Он готов стать одним из нас и умереть в уверенности, в победоносной надежде, что Его смерть отзовется в каждом сердце, превратит каждую жизнь из земной в небесную и каждого из нас в члена — живого, трепетного, хрупкого, и однако непобедимого — Тела Христова.

Одно нас может остановить. Вспомните рассказ Евангелия от Иоанна о том, как Христос говорил на пути в Иерусалим Своим ученикам, что Ему надлежит умереть на кресте и воскреснуть. Тогда двое из них, забыв, не заметив, пройдя мимо страшной вести о грядущих страданиях Христа, подошли к Нему, помня только о Его победе, и стали Его просить, чтобы, когда Он воцарится, им было дано сесть по правую и по левую руку Его. Тогда Господь строго их предупредил, тогда Он им сказал: Можете ли вы креститься тем крещением, которым Я буду креститься?.. (что в переводе с греческого языка означает: готовы ли вы погрузиться в то, во что Я буду погружен, в ужас, в который Я должен уйти с головой?), готовы ли вы пить чашу, которую Я буду пить?.. Иначе сказать: "Раньше чем вы сядете в Моей славе, готовы ли вы по дружбе со Мной, по любви ко Мне разделить Мою земную участь?.." И они ответили: "Да..." Они опомнились тогда, поняв, что просили покоя себе — кровью Христовой. Христос им напомнил, что если они с Ним едины, то они с Ним должны пролить кровь, пройти муку, принять крест, последовать за Ним, куда бы Он ни пошел: не только во славу, — но и на плаху, в страшную Гефсиманскую ночь, на избиение у первосвященника и у правителя Пилата.

И так и нам говорится, словами отцов: Пролей кровь и примешь дух... Это кажется иногда страшными словами; но если вспомнить победу Господню над крестом, победу над смертью, победу над злом, победу над ненавистью, вознесение во славе, если вспомнить несметное число и мужчин, и женщин и детей, которые так поверили Богу, что они прошли Христовым путем — и мы можем устремиться по этому пути, с верой не в нашу силу, а именно в нашу немощь, зная, что потому мы непобедимы, потому Церковь НЕОДОЛИМА, что мы немощны, но что с нами Бог и что сила Божия в немощи совершается. Да будет так во веки веков!

Аминь.

 

С НАМИ БОГ

Слово, произнесенное в праздник Вознесения Господня 27 мая 1971 г. в храме св. мученика Иоанна Воина (Москва)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Праздник сегодня, и праздник не только Божественный, но и человеческий, потому что не только Бог сияет во всей славе Своей, но на Престоле Господнем, на Божием Престоле восседает Господь наш, Иисус Христос, облеченный человеческой плотью; и взирая к Господу нашему и Богу, мы видим человека во всей славе вечного нашего призвания. Это слово смелое, и принадлежит оно святому Иоанну Златоустому. Если мы хотим знать, какова слава и честь человека,— говорит он,— не станем взирать на палаты царские или обращаться к сильным мира сего; поднимем глаза к Престолу Божию и одесную славы Его увидим Человека Иисуса Христа. Слава человека сегодня явлена нам так, как мы не могли бы даже о ней помыслить. И это нас обязывает, потому что то, что Христос нам предлагает, есть и заповедь, и призвание наше.

Священное Писание нам говорит, что мы должны стать Телом Христовым все вместе; живым, трепетным телом человеческим, исполненным, пронизанным Божественным присутствием. В том же Писании апостол Павел призывает нас быть храмами Святого Духа. Храм — это место вселения, но нам дано быть больше, чем каменным храмом. Дух Святой, сходящий на нас в день Пятидесятницы, подаваемый нам в таинстве святого миропомазания, не только в нас обитает, словно мы вещественный храм,— Он нас пронизывает, Он приобщает нас к Божественной природе. Он есть Дух истины; он нас учит всякой истине и правде о Боге. Но Он тоже — Дух сыновства, и Он нас учит в Небесном нашем Боге узнавать Отца. Он нас учит, обращаясь к Живому Богу, перед Которым мы можем только преклониться и поклониться, в простоте сердца, потому что по человечеству мы — братья Христовы, называть Его "Авва" — Отец: потому только можем мы говорить "Отче наш".

Вот величие нашего человеческого призвания. Как много нам дано от Бога. Но, скажете, призвание — это призыв, это может быть заповедью, но как нам ее осуществить? где найти такие силы, чтобы стать по образу Христа сыном Божиим, дочерью Живого Бога?.. Человеку это невозможно, но Бог нам дает Свою благодать без меры, дает нам ее потоком. Мы сами принимаем ее только мерой и небольшой мерой потому, что не раскрываемся ее действию; сердце наше узко, и поэтому вмещается в нем мало любви, мало жизни Божией; но это зависит от нас. От нас зависит — учиться так любить, чтобы стать подобными Христу любовью. И тогда благодать Всесвятого Духа, всесозидающего, преображающего Духа нас преобразит и созиждет подлинно по образу Христа, Сына Божия, ставшего сыном человеческим.

Нам столько дано в Церкви!.. Когда слушаешь церковные молитвы, иногда, когда сердце вдруг станет необычайно чутким, поражаешься тому, сколько у нас есть. Вот выходит священник и говорит: Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога и Отца, и причастие Святого Духа да будет со всеми вами. Это не пустой звук, потому что это слова, которые Дух Божий повелел нам говорить, благословение, которое Дух Божий повелел нам давать народу Божию. Значит,— с нами Его благодать, и сила, и любовь, и вера Его в нас, и надежда Его неиссякаемая, бесконечная на нас; значит, любовь Отца с нами — Отца, Который так возлюбил мир, что Он Своего Сына отдал на смерть, чтобы мы могли, во-первых, поверить в любовь, а во-вторых, этой любовью спастись. И вселение, причастие Святого Духа — с нами.

Казалось бы — облеченные такой благодатью, поддерживаемые такой любовью, водимые таким Духом, мы могли бы не бояться ничего. Так жили апостолы, так жили тысячи христиан, которые не боялись ничего, ничего на земле, только суда Божия. И сколько других дивных слов — и о благодати, и о любви, и о силе, и о милости... Поэтому не станем унывать, когда жизнь нас теснит, не станем унывать, когда кажется, что по-человечески нет сил устоять.

С нами Бог — и никтоже на ны; с нами Бог, Он в нашей среде; даже больше — Он в наших сердцах, и даже больше, чем в сердцах,— Он в самой плоти нашей через причащение Святых Тайн. Он нас приобщает Себе и телом, и духом, и душой. Церковь — общество, Тело неодолимое; крепость его измеряется крепостью Божией, надежда этого Тела — на Живого Бога, Который и через смерть побеждает смерть, проходит ее вратами, вступает в ад и его побеждает, восстает из мертвых, возносится во славе.

Дай нам Господь эту веру, эту уверенность, эту радость победную сохранить в наших сердцах, как бы ни было темно в жизни, потому что с нами Бог и никтоже на ны, с нами Бог, и победа Им и в Нем уже одержана; с нами Бог — и мы с Ним, там, где Он восседает во славе одесную Бога и Отца.

Аминь.

 

ПОБЕДА ВОСКРЕСЕНИЯ

Слово, произнесенное за всенощной в субботу 29 мая 1971 г. в храме св. Иоанна Предтечи, что на Красной Пресне (Москва)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Каждую неделю, в течение всего года, из века в век Православная Церковь возвещает Воскресение Христово. Каждую неделю мы вновь переживаем радость о том, что воскрес Господь. И эта радость настолько глубока, что сама она свидетельствует: мы ликуем не только о том, что воскрес Господь, но и о том, что Его Воскресение для нас самих — начало новой, обновленной жизни. В "Слове" Иоанна Златоустого, читаемом в ночь Воскресения Христова, говорится: Воскресе Христос, и мертвый ни един во гробе... И эту весть мы продолжаем проносить из столетия в столетие. Однако, правда ли это? Разве мы не видим, что смерть косит вокруг нас, разве не стоят гробы и в христианских церквах? Как же мы можем говорить, что "мертвый ни един во гробе", что Христос смертью смерть победил?

Мы можем так говорить, потому что смерть имеет два совершенно различных оттенка, и гробы действительно опустошены. До пришествия Христова каждый человек, умирая, праведен он был или нет, бывал отлучен от радости встречи с Богом. В ветхозаветном представлении грех наших прародителей Адама и Евы отлучил весь человеческий род от сияния, от радости и славы Божией. Всякий, кто умирал, сходил в бездну ужаса разлуки со своим Богом и, следственно, разлучения со своими ближними. И смерть была двоякая; не только смерть земная, когда душа, разлучившись от тела, вспорхнет, и взлетит к Богу и поклонится у престола Господа, Который утешит ее от скорби земной. Была и вторая смерть, вторая разлука. Пока человек жил на земле, он мог какой-то гранью своей души прикасаться хоть края ризы Господней, но после смерти разлука была окончательная, страшная. И из тысячелетия в тысячелетие люди ожидали Спасителя, Того, Кто соединит Небо и землю, Бога и тварь. Но пока не пришел Господь, Спаситель наш Иисус Христос, разлука эта была темная и страшная.

Но вот пришел Господь, и умер Он на кресте смертью человека, приобщился Он к ужасу предсмертного томления и одиночества. Вспомните Гефсиманский сад: Если можно, Отче, пусть пройдет эта чаша мимо... Приобщился Он к ужасу этой разлуки, когда с креста возопил Богу: Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?.. И сошел в ад, сошел в ад!..

И ад широко разверзся в радости и в надежде, что теперь побежден и пленен непобедимый на земле его Противник, Враг. Ад отверзся, как говорит тот же Иоанн Златоустый, раскрылся, чтобы принять плоть — и приразился Божеству. Ад открылся, чтобы пленить воплощенного Сына Божия, ставшего человеком,— и перед ним предстал, в него вошел Живой Бог, все Собой заполняющий, вступающий в ад и уничтожающий его до конца: ад — уже не древний ужасный ад разлуки, потому что и в нем — Живой Бог.

Пророк Давид видением своим таинственным говорил: Куда мне бежать от Твоего лица? На небе престол Твой; сойду ли в преисподнюю — и там Ты... Для нас это кажется простым, потому что для нас уже нет этого ада бесконечного, безнадежного отсутствия Божия. Но для ветхозаветного человека это было недоуменное слово: как же может Бог быть там, где место разлучения? Давид предвидел, пророчески провозгласил это сошествие Господне и прекращение этой конечной разлуки.

Теперь для нас смерть стала иной, теперь смерть стала успением. Телом человек засыпает для тревоги земли, покой сходит на его плоть. Лежит она теперь, как бы во образ Христа лежащего во гробе в ту таинственную, благословенную субботу, когда почил Господь от дел Своих, от дел спасения человека, от дел страдания, и креста, и распятия. Всякий, кто теперь умирает, усыпает во Христе, засыпает плотью до дня, когда и плоть его восстанет при последней трубе, в день воскресения мертвых. Блаженны отныне умирающие о Господе, — говорил в своем видении Иоанн.

Вот почему не страшна христианину смерть; вот почему человек, который много значил для меня, мог мне говорить: "Ожидай смерть твою так, как юноша ожидает невесту свою". С таким же трепетом, с таким же ликованием души можем мы смерти сказать: "Приди, отверзи мне врата вечной жизни, чтобы успокоилась многомятежная плоть, и вспорхнула и взлетела душа в вечные обители Божий". Вот почему правдиво и истинно можем мы говорить, что Христос Своей смертью победил смерть, можем говорить, что мертвый ни един во гробе: гроб перестал быть тюрьмой, местом окончательного страшного плена; он стал местом, где тело ожидает воскресения, пока душа вырастает в свою меру к вечной жизни.

А смерть, разлука смертная осталась все-таки в какой-то мере еще на земле. Она побеждена там, где было ее царство, но сам человек продолжает, отлучая другого от тайны любви, на земле увековечивать эту разлуку. Посмотрите на наше человеческое общество; не смотрите далеко от себя: взгляните на семью, на самых близких, на друзей, на приход, на Церковь. Разве мы можем сказать, что мы так объединены любовью, что нет на земле смерти, нет этой разлуки, отлучения от Бога, взаимного отлучения? Увы, победил Бог везде, но в сердце человеческом должен победить сам человек.

А смерть и любовь неразлучны между собой; и потому так страшно бывает нам любить. Любить слегка, любить безответственно, любить так, что завяжутся отношения и развяжутся, когда станет больно и трудно и страшно — мы все умеем. Но любить так, как нас полюбил Господь,— нет, мы не умеем. Апостол Павел нам говорит: Принимайте друг друга, любите друг друга, как Господь вас полюбил... Знаете ли, как нас полюбил Господь? Он так нас полюбил, что Сам стал человеком. Он так нас полюбил, что не захотел остаться чужим для нас, и сделался одним из нас, человеком среди людей,— и не на время, а на веки вечные, навсегда,— со всей тяжестью, со всем ужасом этого приобщения. Слава Господня потухла в Воплощении, никто Его не узнавал, победа Его казалась поражением. Он стал Тем, о Ком Священное Писание говорит: Он Муж, изведавший страдания. Он навсегда с нами соединился. Умеем ли мы так друг с другом соединяться? Умеем ли мы любить так, чтобы сказать: навсегда,— и в горе и в радости, и в ужасе и в ликовании, что бы ни было, что бы ни случилось — я останусь с тобой навсегда?.. Если бы так было, какая была бы дивная наша земля, какая дивная была бы наша Церковь, какой был бы приход, какая была бы семья, какие были бы друзья!.. Но наши встречи подобны встрече в море корабля с другим: встретились и разошлись. Не хватило глубины, не хватило верности, не хватило готовности сделать то, что Христос сделал: сойти в ад, в ад страдания того, кого мы любим, в ад его соблазна, в ад его горя, в ад его погибели. Мы стоим на берегу, призываем другого: "Спасись, приплыви — я протяну тебе руку!.." Но сами не сходим в этот ад, и так страшно нам говорить о любви, так трудно любить — потому что любить надо только так, как нас возлюбил Господь. Смерть и любовь переплелись, потому что полюбить — это значит так себя забыть, чтобы даже не существовать, не вспомнить о себе; другой тебе так дорог, что мысль о себе мешает; хочется сказать себе самому то, что Христос сказал Петру, когда тот встал поперек Его пути к Голгофе: Отойди от Меня, сатана, ты думаешь о земном, а не о небесном... Умеем ли мы так себя забыть, умеем ли так полюбить, умеем ли так умереть?

А вместе с этим, пока этого с нами не случается, мы касаемся только края ризы Господней, мы только с края приобщаемся свету, сиянию, лучезарному свету и сиянию Воскресения Господня. Жить воскресением можно, только пройдя смерть и по ту сторону смерти, но не земной смерти, не вещественной, не телесной; а той смерти, которая называется любовью, когда человек о себе забудет и так полюбит, что он жизнь и душу свою положит за други своя. Моисей был назван другом Божиим в Священном Писании, и чтo он говорит: Господи, если Ты не простишь народу Твоему грехов его, зачеркни мое имя из Книги Жизни, не хочу жить, если другие уходят в смерть... Апостол Павел говорил, что предпочел бы, если можно, быть отлученным от Христа, скорее чем видеть погибель народа Израильского... Безумные слова,— безумные тем, что когда человек вкусит такой любви, он по ту сторону смерти; но по-человечески это все, что мы можем сказать: да, лучше мне погибнуть, чем одному человеку быть отлученным... Вот какую меру нам показывают Крест и Воскресение, которые неразлучны друг от друга.

Итак, из недели в неделю, когда вы будете слышать весть о том, что воскрес Христос, вспоминайте: мы призваны все уже на земле быть воскресшими людьми; но для этого надо так полюбить, чтобы пройти врата смертные, сойти крестом в ад, любовью приобщиться страданию ближнего, забыть себя — и вдруг обнаружить: я жив — жив Божественной жизнью Христа!

Аминь.

 

СЛОВО О БОЖИЕЙ МАТЕРИ

Рига, июнь 1971 г.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Из столетия в столетие Церковь находит все новые и новые слова, чтобы петь славу Пречистой Девы Богородицы, — и все равно слов не находит: какие бы они ни были ласковые, восторженные, теплые, наши слова никогда не сравняются с тем, что была Божия Матерь, что Она есть для нас. Мы молимся Ей с таким доверием! Так нам ясно, несомненно, что Она отзовется на нашу молитву; так ясно нам, что радуется Она о каждой радости человеческой, радуется о спасении нашем, радуется о всем самом простом, самом земном. Но мы мало думаем о том, какой ценой эта радость Ей досталась.

Уметь радоваться с радующимися, уметь радоваться о том, что добро, что нечто хорошее пришло в жизнь человека, не всегда легко. А для Матери Божией — это подвиг, который мы недостаточно измеряем. Ведь подумайте: каждый раз, когда мы говорим Деве Богородице: "Пречистая Богородица, спаси! Пречистая Дева, защити! Матерь Божия, заступись за нас!" — что это значит? Кто мы по отношению к Ней? Разве мы не те, ради которых Ее Сын умер на кресте? Разве не потому умер Он страшной смертью, пережив до этого ужас Гефсиманского сада и страстных дней, что мы — грешные, что каждый из нас потерял Бога, потерял доступ к Нему, потерял доступ к своему брату, к своему ближнему, к самому родному? Для того сделался Сын Божий Сыном человеческим, чтобы закрыть эту пропасть, которую грех создает между человеком и Богом, чтобы закрыть бездну, которая отделяет человека от человека... В одном житии рассказывается, как праведной жизни священник, в ужасе от того, что он видел вокруг себя, как-то в молитве воззвал: "Господи, когда же Ты накажешь этих людей?". И Христос перед ним стал и сказал: "Молчи! Так — не молись! Если только один-единственный человек был бы грешен, лишен Бога, отчужден от людей, погибал, Я был бы готов вновь стать человеком и тысячи раз перестрадать то, что Я перестрадал однажды на земле".

Вот любовь Божия; и вот любовь Божией Матери. Каждый раз, как мы Ей говорим: "Матерь, защити нас от того осуждения, которого мы заслуживаем"— потому что мы ведь изменники Богу, мы изменники друг другу — это то же самое как сказать: "Мать, я виновен в ужасной смерти Твоего Сына... Если Ты простишь, если Ты заступишься — никто не может меня осудить и отвергнуть. Прости, заступись, защити; тогда, я знаю, суд меня не застигнет, а милость Божия меня покроет, спасет и унесет из мира зла в мир Божьего Царства".

Но как велика, как изумительна любовь Божией Матери, как мы ее изведали из столетия в столетие, чтобы быть в состоянии говорить такие слова! Ведь подумайте — многие из вас матери, отцы, сестры: кто из нас нашел бы в себе силу заступиться за убийцу сына, брата, мужа, близкого человека, сказав: "Я прощаю — не судите его, дайте ему идти в мир"? А именно это делает Божия Матерь. Заглянем в наши сердца: кто из нас может хоть сколько-то приблизиться к такому великодушию, к такой любви?

И вот мы поем в акафисте: "Радуйся!.. Радуйся, Благодатная!.. Радуйся, всем радостям Ты еси радость... Радуйся, Дево, радуйся..." Да, радуйся. Радуйся о том, что люди, которые вокруг Тебя это поют, спасены ужасом Гефсимании, страстной седмицы, спасены крестом Твоего Сына. Радуйся, что так нас возлюбил Бог, радуйся, что так нас возлюбил Твой Сын, Божия Матерь; радуйся и о том, что не напрасна была Божия любовь и не напрасна оказалась крестная смерть Твоего Сына. Мы поняли любовь, мы приняли любовь; мы плачем, мы молимся, мы надеемся, мы верим, мы ждем спасения...

Вот что значит наша молитва Божией Матери. И каждый раз, когда тихим светом сияет слава Богородицы, мы должны помнить, что эта слава блеснула, как огонь в горниле испытания. Вспомните явления славы Христа Спасителя: тогда только бывала явлена эта слава на земле, когда говорится о кресте или переживается крест. Первый раз — свидетельство Иоанна Крестителя: Вот Агнец Божий, Который подъемлет на Себя, берет на Себя грех мира... — и голос Божий: Это Сын Мой возлюбленный, Его послушайте...Гора Преображения: в каком сиянии является Господь Своим ученикам в тот момент, когда Моисей и Илия говорят с Ним о грядущем Его распятии и смерти...

Так и с Божией Матерью. Ее слава сияет из мрака ужаса, Ее слава родилась у подножия креста; и когда мы молимся Ей, с каким чувством благоговения и благодарности должны мы к Ней обращаться! Она нас так возлюбила, что может за нас молиться, сказав Сыну: "Чадо! Он виновен в Твоей смерти, но Я, Мать Твоя, простила уже давно,— а теперь говорю Тебе;

Прости! Разве не молился Ты на кресте: Прости им, Отче, они не знают, что творят...? Вот чего мы ожидаем от Божией Матери.

Поэтому, когда вы будете вновь и вновь молиться Ей дома, петь акафист в церкви, слышать молитвы, хвалебное пение Ей в храме — вспомните, что это значит. Она простирает над каждым из нас Свой покров и говорит: "Не бойся! Да, ты виновен, ты виновна в том, что погиб Мой Сын, но Я за тебя заступлюсь, и милость Божия будет с тобой!.."

Аминь.

 

ЖИВОЕ СЕМЯ

Слово произнесенное в Риге в июне 1971 г.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

"Встреча" на сербском языке значит "радость"; и вот такова наша встреча. Для меня глубочайшая радость служить с Владыкой Леонидом и быть в вашей среде. Пусть у Престола Божия, который так высоко стоит, что до него не доходят ни человеческая распря, ни тьма, ни перегородки, ни границы, мы всегда стоим в сознании, что мы едины и что придет время, когда мы будем ликовать вместе о том, что вновь встретились и что встреча эта — поистине вечная радость.

И вот я хочу вам рассказать про одну женщину, которая по человеческому рассуждению только погибла, а для верующего сердца и для тех, которые понимают, одержала победу вечной жизни для себя и для других. Женщину эту звали Наталья; ей не было тогда тридцати лет. Шла война. В предместье одного городка укрылась женщина с двумя детьми: Зоя, маленький Андрей и маленькая Татьяна. Ее искали; она была лишняя на земле. Она спряталась в пустой хижине и ждала времени, когда ей избежать смерти и спасти своих детей. Вечером кто-то постучался в дверь. Она открыла со страхом и встретилась лицом к лицу с незнакомой ей дотоле Натальей. "Тебя зовут Зоя?" — спросила Наталья. — "Да". — "Тебя ищут, тебе надо уйти, кто-то тебя предал..." Зоя посмотрела на Наталью (они были одного возраста) и говорит: "Куда же мне идти? Эти маленькие далеко не пройдут, нас узнают". И тогда из соседки Наталья выросла в меру того, что Евангелие называет ближним; она сказала: "Тебя, Зоя, искать никто не будет; я вместо тебя здесь останусь". — "Но тебя расстреляют!" — сказала Зоя. — "Это все равно, у меня-то детей нет..." И Зоя ушла, и осталась Наталья.

Нельзя себе представить того, что происходило в эту ночь; чувств человеческих, предсмертного боренья нельзя выдумать. Но можно заглянуть в Евангелие и поставить себе вопрос, что происходило в Наталье, когда она, по образу Христа Спасителя, свою душу клала за другого человека, свою жизнь отдавала, чтобы кто-то другой спасся.

Помните Гефсиманский сад: была ночь, темная, холодная ночь. Христос был один в этой ночи. Шла на Него ненужная как будто смерть; не Его смерть; Он умирал нашей смертью — не своей: в Нем ничего не было, что заслуживало смерти или могло бы понудить Его умереть. Он был без греха; не было в Нем неправды; темный мир в Нем ничего не имел своего; Он ждал нашей смерти, чтобы нас вырвать из вечной смерти. О, мы продолжаем умирать на земле, но это уже не та смерть! До Христа умереть значило, что даже небольшая связь веры, связь крика душевного, связь тоски с Богом — и та прервалась; до Христа и праведный и грешный уходил от лица Божия. Вот этой смерти больше нет, с тех пор как умер и воскрес Христос, с тех пор как Он этим страшным криком: Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил? — с нами разделил всю глубину богооставленности человека, его одиночество, с тех пор, как Он сошел во ад, подобному всякому умирающему человеку, отдался в плен, и разорвал этот ад, внеся в область конечной смерти вечную жизнь...

Умирал, ждал смерти Христос — ради других. И Наталья, в сгущающейся тьме, ожидала, чтобы к ней пришла смерть; не ее смерть — Зоина смерть. Христос боролся с предсмертным ужасом: Боже, да минет Мя чаша сия... Разве вы думаете, что не плакалась перед Богом тридцатилетняя девочка Наталья? Христос искал человеческой помощи — взора, прикосновения руки; три раза ходил Он к трем ученикам, которых Он избрал, которым Он сказал: Побдите со Мной, — и три раза они спали. Никто Ему не протянул руки, никто не сказал Ему слова, никто не взглянул на Него человеческим взором. Наталья тоже — как хотела бы, верно, чтобы кто-нибудь ей сказал: "Не бойся, Наташа! За смертью придет вечная жизнь; не бойся, Наташа, — я с тобой!" Но тьма молчала — и никто ей этого не сказал.

В такую ночь крепчайший из учеников, Петр, пошел за Христом, когда Его увлекали на суд неправедный. Вместе с Иоанном они дошли до дома архиереева; их впустили не как учеников Христовых. Евангелие говорит очень страшное слово: их впустили, потому что Иоанн был там знакoм. Их впустили как своих, а Христа, их Учителя и Бога, влекли туда, чтобы осудить на смерть, оплевать, избить, унизить, оклеветать и предать на распятие. Они вошли; им ничто не грозило, и однако, стоило молодой служанке, нескольким мужчинам, греющимся у огня, сказать: "Мы тебя узнаем, ты тоже был в саду Гефсиманском: ты галилеянин, тебя можно узнать по твоему говору" — чтобы Петр трижды отрекся от Христа: Не знаю  этого Человека!  Я не с Ним, я — с вами... Он не сказал "я с вами", но разве можно сказать "я не с Ним" — и не прибиться к другому берегу? Петр вышел,— страшно ему было... И Христос обернулся; через открытое окно того места, где Его судили, и били, и оплевывали, Он взглянул на Петра, и Петр заплакал горько. Но Петр вышел, он был на свободе, он уже не там, где дышит смерть... Наталья могла бы открыть дверь, выйти на улицу; и в тот момент, когда бы эта дверь открылась и она из нее вышла, она снова была бы Наталья, а не Зоя; над ней бы не тяготела больше смерть... Но она не вышла. Хрупкая девочка, она оказалась крепче Петра.

Вспомните еще: в предсмертном ужасе, в тюрьме находился крепчайший человек, больший из всех, которые были рождены на земле — Иоанн Креститель, друг Христов. Он ждал смерти; и вдруг перед лицом смерти заколебалась самая крепкая душа, которая когда-либо жила на земле. Он послал двух своих учеников спросить Иисуса: Ты ли тот, которого мы ждали, или нам ожидать другого? Вопрос как будто простой, но вот что он значит: "Если Ты — тот, которого мы ожидали как Спасителя мира, тогда стоило мне погубить всю мою молодость в пустыне, выйти и быть ненавидимым всеми и чужим для всех, и теперь ждать своей смерти (как он сам говорил: Мне надо на убыль идти, чтобы Христос вырос в полную меру). Но если это не тот, если этот Иисус, которого он крестил во Иордане, на самом деле не Спаситель,— тогда все облекается в безумие, в кошмар бессмысленности; тогда юные годы действительно погублены, тогда зачем ему было быть чужим среди людей, отверженником и одиноким; зачем ему теперь умирать, обманутым мечтой и Богом... Иисус ему не дал никакого ответа. Пророку Он дал пророческий ответ: Идите к Иоанну и расскажите, что вы видите: слепые видят, хромые ходят, нищие благовествуют, —  блажен тот, кто не соблазнится о Мне” .. И умер Иоанн.

Верно, Наталья тоже, в этой сгущающейся тьме, в этом пронизывающем холоде, перед лицом грядущей ее смерти думала: "А что если все это напрасно? Что если я умру, а Зою возьмут и детей убьют?" И никто ей не ответил ничего. "Только верь, Наташа,— говорила ее душа,— только верь и умри". И утром она умерла...

И если бы все кончалось этим, это был бы только рассказ о том, как большая русская душа сумела полюбить и вырасти в меру своего Учителя-Христа. Но этим не кончилось все. Зою я знаю, она старая женщина, Андрей — мой однолетка, Таня моложе. И как-то, рассказывая мне про Наталью, один из них мне сказал: "Вы знаете, — она не напрасно умерла; вот уже много лет как мы живем только той мыслью, что она умерла нашей смертью,— а мы должны прожить ее жизнь, прожить так, как прожила бы она на земле: в меру полноты роста Христова". Помните слова апостола: Не я живу, но живет во мне Христос! Вот здесь образ. Она как будто на земле умерла; но памятью, духом, силой, вдохновением она живет теперь утроенной жизнью, в трех людях, которые стараются прожить так, чтобы ее смерть были живым семенем, упавшим в землю, а не погибелью того, на что надеялся Господь.

И вот, когда будет вокруг вас темно, когда будет страшно, когда будет казаться, что нет сил, когда будет казаться, что хрупкость наша человеческая, церковная, христианская такова, что не устоять ей — вспоминайте Наталью. Она своей хрупкостью победила силы ада, победила немощь человеческую, выросла в меру Христа и дала новую (верю — вечную) жизнь не только трем людям, но, может быть, и вам, если мое слово запало в вашу душу; и мне — потому что я не мог без слез слушать этот рассказ; и многим, многим другим. А теперь предстоит она, хрупкая девочка, молясь перед Богом несокрушимо сильной молитвой. Дай нам Господь это семя жизни принять и взрастить и принести плод.

Аминь.

 

РАДОСТЬ ВСТРЕЧИ

Слово, произнесенное в Риге в июне 1971 г.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Всего несколько дней тому назад мы пели в церкви: Благодать Святого Духа нас собра... Разве не ощущаем мы это теперь с такой простотой и силой — потому что благодать Святого Духа нас учит именно радости встречи и радости взаимной любви. И вот это Господь нам дал так мгновенно при нашей теперешней встрече. Еще вчера утром мы не были знакомы; может быть, понаслышке только; а теперь мы все знаем друг друга в лицо. Я легко запоминаю лица; я ваши лица унесу с собой на всю жизнь; а вы вспоминайте и меня.

Расставание всегда бывает грустное; но вместе с этим где-то глубоко — расставания нет. Расстаются окончательно, бесповоротно, безнадежно, только когда сердца хладеют; пока сердце тепло, пока есть живое сердечное воспоминание — расставания настоящего нет, люди друг друга потерять не могут. Ум может помешаться, ослабеть, — сердце не мешается и не слабеет.

И вот, давайте так и расстанемся: благодаря Бога, что мы встретились. Для меня это большая милость; хотелось бы, чтобы и для вас это осталось какой-то радостью. То, что я вам говорил — я говорил из сердца, говорил из какого-то опыта жизни; мы этим поделились, — теперь оно наше общее. Мы разъедемся — но не расстанемся никогда. Будем жить! Слово, которое я говорил, если оно живое, правдивое, пусть падет на ваши сердца, как доброе семя. Пусть образ той Натальи, о которой я сегодня говорил, останется, как вклад в вашу душу; а вы, как добрая земля, приносите плод.

Придет время,— мы все будем стоять перед Божиим престолом, уже после того, как жизнь земная пройдет, после того, как, может быть, и мир, в свое время, придет к концу. И тогда, глядя друг на друга, мы увидим, что не только мы не чужие, — мы ближе, чем на земле были, мы — словно большой невод, соединены друг с другом, как ниточки, узлами. Мои слова, может быть, вырастут в людях лучших, чем я, в богатую жатву. И когда меня будут судить, кто-нибудь из вас сможет сказать: "Не осуди! Смотри: без его слова я бы этого не сделал". И, может быть, если кого из вас Господь уличит — и я смогу сказать: "Не суди, Господи! Тяжела была жизнь". И придет время, когда возрадуются вместе и сеющий и жнущий; и Господь возрадуется о том, что от мгновенной, такой короткой встречи может вырасти такая теплая, сердечная, плодотворная и вечная любовь.

Поэтому не бойтесь разлуки: пока сердца наши будут живы, пока мы не изменим друг другу сердцем — мы не расстанемся никогда. А когда будем молиться у престола Божия, мы будем там, где нет никакой разлуки, никакого расстояния, где живые и мертвые вместе, потому что у Бога все живы, где те, кто расстался десятилетия назад, оказываются рядом. Какая это дивная вещь для верующего — это знать и жить этим!

Спасибо вам за ласковый, добрый прием. И пусть благословение Господне — не мое, а собственное Божие благословение, которое нам, священникам, поручено давать, почиет на вас, оградит вас, защитит, взрастит все доброе, рассеет все дурное, и всякую слезу утрет, и радость умножит, и любовь преумножит, — чтобы когда-нибудь встреча была только радостью.

Аминь

.

 

РОЖДЕСТВО БОЖИЕЙ МАТЕРИ

Слово, произнесенное 21 сентября 1971 г. в Богоявленском Патриаршем соборе в Москве

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Поздравляю всех с праздником Рождества Божией Матери; поздравляю вас и от себя, и от ваших — наших — братьев, находящихся в Западной Европе, откуда я вчера прибыл.

Хочу вам сказать несколько слов о величии этого праздника. Когда человек озирается, оглядывается на себя в том мире, в котором мы живем, таком безгранично просторном, которому, казалось бы, нет пределов, он чувствует себя иногда бесконечно малым и страшно незначительным. И если к этому прибавить окружающую его черствость и холодность, то человеку иногда кажется, что он беспредельно уязвим, бессилен, беспомощен, беззащитен и перед лицом людей, и перед всем простором, устрашающим простором нашего мира.

А вместе с этим, если человек оглянется на себя самого уже не по отношению к тому, что вокруг, а войдет внутрь себя, то он обнаруживает в себе такой простор, такие глубины, что весь тварный мир слишком мал для того, чтобы заполнить его до дна. Человек видит красоту этого мира, — и не насытится этим видением; он узнает бесконечно много о том, как и что Бог сотворил — и знания его до конца не заполняют; ни радость, ни даже человеческое горе не могут до предела заполнить, завершить человека. В нем глубина, превосходящая все тварное; Бог создал человека таким просторным, таким глубоким, таким беспредельным в духовной своей сущности, что, кроме Самого Бога, ничто на свете не может его заполнить, удовлетворить до конца.

Мы это видим с особенной красотой, особенно дивно сегодня в праздник Божией Матери. Она так уверовала в Бога, Она так отдалась Ему — чистым разумом, чистым сердцем, неколеблющейся волей Своей, и чистотою девства и жизни Своей, что Ей было дано произнести имя Божие так совершенно, с таким благоговением, с такой любовью, что Слово стало плотью и что в Ней Бог стал человеком.

И этим нам показано, что не только наша душа, наш дух, внутреннее наше естество таким создано Богом, что оно может вместить в себя тайну встречи с Живым Богом, но что даже тело наше так создано, что оно может — непостижимым образом — соединиться с Живым Богом. Да, по слову апостола Петра мы призваны стать причастниками Божественной природы, по слову Павла апостола наше призвание — быть храмами Святого Духа. Весь Новый Завет нас учит тому, что через крещение и через приобщение Святых Тайн мы — тело, живое, трепетное тело Христово. Как это дивно и как мы должны относиться не только к вечной нашей душе, но к этому телу нашему, которое призвано к воскресению, призвано войти в Царство Божие и прославленным быть, подобно телу Христову.

Святой Симеон Новый Богослов, один из величайших подвижников, записал мысли, которые ему пришли, когда он, причастившись Святых Тайн, вернулся в убогую свою келью, сидит на дощатой кровати. Он пишет: Я взираю на бренное это тело, на немощную эту плоть — и трепещу, потому что причащением Святых Тайн она вся пронизана Божеством, она вся приобщена Христу, она вся преисполнена Духом Святым. Эти бессильные руки стали руками Божиими, это тело стало телом, которым овладел Бог...

Подумайте о том, что нам дано, не только верой нашей, но таинствами Церкви, когда освящаемая вода, в которую мы погружаемся при крещении, делает нас частицей, живым членом Тела Христова, когда, помазуясь святым миром, мы получаем не только видимую печать Святого Духа, но делаемся храмами, в которых Он обитает. Когда освящаются хлеб и вино, приносимые верой нашей, любовью нашей Богу, они делаются непостижимо, таинственно Телом и Кровью Христа. И эта вещественная тварь приобщается Христу и доносит до нас, неспособных духом воспарить к Богу, Божество Христово, спасающее и преображающее нас и в душе и в теле.

И вот, праздник Рождества Божией Матери — это день, когда родилась Та, Которая сумела за нас всех, за весь человеческий род так поверить, так уверовать, так отдаться Богу, что Бог смог стать человеком через Нее и дать нам эти бесчисленные, непостижимые для нас дары. Слава Ее смирению, слава Ее вере, слава Ее любви, слава Богу воплотившемуся и Деве Богородице — достойному сосуду Воплощения Сына Божия, Христа Бога нашего!

Аминь!

 

 

ПОБЕДА ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ

Слово, произнесенное 2 октября 1971 г. в храме святителя Николая, что в Хамовниках (Москва)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Каждый воскресный день это малая Пасха. Не напрасно так называется этот день торжества Христова над злом, над рознью, над ненавистью, над всеми силами разлуки; и каждую субботу, когда мы собираемся в храм, мы стоим, словно на малой заутрени. Мы приходим сюда, как жены мироносицы пришли ко гробу Господню; и слышим ту же самую торжествующую, ликующую весть о том, что не надо искать Господа во гробе — там Его больше нет, и сам гроб, куда Его положили, своей пустотой теперь свидетельствует о том, что воскрес Господь. С этим чувством должны мы приходить в храм, с этим чувством и уходить: с пасхальным чувством победы Божией над всем тем, что разлучает, и с радостью о том, что и мы — соучастники этой победы; не только потому, что нам Господом дано это видеть, это знать, этим жить и этому радоваться, но потому что и в нас действует сила жизни, не временной только, а вечной. Воскрес Господь, и с Ним человеческая природа вознеслась на Небо; и теперь одесную Бога восседает Сын Человеческий. Как это дивно! Эта победа одержана для нас...

Но она действует в нас еще по-иному. Перед лицом порой очень устрашающего мира, в котором мы живем, мы себя чувствуем столь беспомощными, мы так бессильны, так хрупки — а вместе с этим в нас, в наших душах, в наших телах уже совершается силой Божией, силой благодати это чудо нарастающего воскресения, чудо, делающее нас участниками вечной жизни, когда мы станем причастниками Божественной природы. Это зачаточно в нас совершается, дается нам, как начало новой жизни, через тайну крещения. В начале шестой главы своего Послания к римлянам апостол Павел говорит, что мы, верующие, крестились со Христом в смерть и восстаем с Ним в вечную жизнь. "Крестились" — старое слово, которое значит "погрузились": с головой ушли, без остатка погрузились в смерть, с тем, чтобы вместе с Ним воскреснуть. Что это значит, каким образом можем мы погрузиться в смерть Христову?

Верно, никого почти среди нас нет, кто не потерял бы близкого человека, кто не пережил бы вместе с другими горе утраты. Те, кто пережил горе сам, это знают не только в своей душе, но и в теле своем; а те, которые видели чужое горе, могли наблюдать, что когда умрет близкий человек, родной, дорогой, когда он лежит перед нами уже бездыханный, когда на земле нет ему будущего до воскресения мертвых, он уносит с собой в гроб все то, что поверхностно в жизни, все то, что дешево, все то, что мелко. Человек перед лицом смерти самого близкого, самого родного вдруг вырастает в меру своего настоящего человеческого величия; он делается такой же великий, как смерть, почти такой же великий, как вечность. На какое-то время (а это зависит от того, глубоко ли наше сердце или, увы, мелко) все то, что слишком мелко, чтобы стать рядом со смертью, слишком ничтожно, чтобы быть пережито одновременно с тайной смерти, отходит в сторону: до этого уже нет дела, к этому уже не прикоснешься.

Так пережили смерть Христа апостолы, и не на какое-то мгновение, а навсегда. Перед ними постоянно стоял образ страшной гефсиманской ночи, когда в неописуемом одиночестве, оставленный людьми, Христос стоял перед чуждой Ему смертью,— смертью, которой Он собирался умереть ради нас. Вспоминали они и Страстные дни, и страшную Великую пятницу, когда Христос умирал на кресте, не только оставленный людьми, но как бы оставленный Богом: Боже Мой, Боже Мой,  зачем  Ты Меня оставил?..  Эти слова Христа говорят о более страшном одиночестве, чем то, которое Он пережил даже в неописуемо страшную ночь гефсиманскую. И каждый раз, когда эти образы вставали перед апостолами, они собой отстраняли все, что слишком мелко, слишком ничтожно, и все, что было причиной смерти их Бога, ставшего человеком. Они умерли ко всему земному и дурному смертью Христа, потому что они так Его сумели полюбить, что Его смерть убила для них все, что было причиной Его смерти...

В этом и заключается смысл таинственного для многих слова апостола Павла в его Послании к римлянам, что мы погрузились в смерть Христову. Да, мы обречены на эту смерть, она пронизывает душу и тело наши. Мы мертвость Господа нашего Иисуса Христа носим в теле своем,— говорит тот же апостол. Но не только мертвость, но и жизнь,— однако, жизнь новую, необычайную. Когда Христос предстал перед Своими учениками в воскресный вечер, когда впервые они Его встретили воскресшего, Он не вернул им земную жизнь,— земной жизни они не теряли, телом они были живы, но они умерли в сердце своем. Ведь когда умер Христос, им показалось, что погибла всякая надежда: земля победила небо, человек победил Бога; ненависть поразила любовь; немощь человеческая оказалась сильнее крепости Божией; все погибло, казалось. И они понимали, что жить больше нечем; будучи со Христом, они вкусили, испытали вечную жизнь, а теперь Его больше не было,— оставалось им как-то просуществовать, пока телом не умрут, костьми не лягут. И вот среди них Христос — живой, воскресший; живой плотью Своей, живой человечеством Своим, но живой уже не просто утраченной Им земной жизнью, а жизнью вечной; потому что Христа воскресил Отец (Еф. 1, 20), и воскресил уже в славе жизни непобедимой, за пределом смерти. И Христос даровал Своим ученикам не временную жизнь, а вечную; они ожили верой и надеждой и ликованием, ожили даром Святого Духа и самой реальностью вечной жизни, победившей в них смерть. Потому они не боялись умереть: они уже умерли у Голгофы более страшной смертью, чем телесной смертью умирают, но в ночь Христова воскресения они ожили жизнью, которой никто и ничто не может у них отнять. И они уже были присутствием на земле вечности, победы Христовой.

И когда так думаешь о значении смерти и воскресения Спасителя, когда думаешь о том, чтo случилось с апостолами, то понимаешь, почему вся проповедь апостольского века, этих свидетелей Христа, была проповедью о кресте и о воскресении, причем не врозь, а о том и другом вместе: потому что из гроба воссияла весть Воскресения, потому что смертью была попрана смерть, потому что жизнь вечная восторжествовала над временным, кажущимся поражением Сына Божия.

И вот в крещении нам тоже дано так погрузиться в смерть Христову — но только если мы научимся Его так любить: не краем сердца, не краешком ума, а так, что Его смерть унесет в гроб все тленное на земле, все то, что не Божие. Это не значит "все земное": Бог сотворил эту землю, Бог сотворил этот мир; и этот мир Он так любит, что Своего Единородного Сына Он отдал, чтобы этот мир постепенно, познав Его, стал бы раем, где Бог обитает среди людей. Поэтому каждый из нас, кто крещен, каждый из нас, думающий о том, что, может быть, призвал его Господь креститься, стать членом Церкви, пусть поставит себе вопрос: так ли я люблю Господа, чтобы без остатка умерло для меня все, все, что несовместимо со Христом, а все, что Христово, включая страдания, Гефсиманию, Крест — стало бы моим? Мы должны все время ставить себе вопрос: люблю ли я Господа?.. Петр предал Христа, но покаялся и по правде мог сказать: хоть трижды я от Тебя отрекся, но я Тебя люблю, Господи, и Ты это знаешь, потому что Ты знаешь глубины сердечные!

Будем испытывать и мы наши сердечные глубины, обновлять в себе обеты крещения, верности так нас возлюбившему Господу, или готовиться к крещению вопросом: так ли я люблю Христа?.. Пусть Господь, сила Которого в немощи совершается, каждого из нас укрепит, совершит, доведет его до полной меры зрелости и крепости, и святости — благодатью Святого Духа!

Аминь.