Одним прекрасным майским утром меня разбудил Фадж.

— Скорей, в школу опоздаешь!

— Отстань, — буркнул я.

Но он стянул с меня одеяло и принялся трясти.

— Ты правда опаздываешь.

Я прищурился на свой радиобудильник. Восемь тридцать. «Почему он не прозвонил?!» — пронеслось в голове. Я выскочил из кровати и помчался в ванную, поплескал на лицо холодной воды, впрыгнул в какую-то одежку и рванул вниз. В кухне было тихо.

— Где все? — спросил я.

— Ха-ха, — запел Фадж, прыгая вверх-вниз, как мячик. — Ха-ха-ха. Сегодня суббота! Здорово я тебя обдурил, а?

— Ах ты… — но я не дотянулся схватить паршивца: он выскочил из дому через дверь чёрного хода.

Я поплёлся наверх и снова залез в постель. «Убью, — думал я. — Порву на куски…» Я ворочался и ёрзал, но без толку, заснуть не получалось. Проснулась Тутси, забалаболила на своём языке. Я зашёл к ней в комнату. Она сидела в кроватке, по одной выкидывая на пол игрушки. Увидев меня, встала и потянула ко мне руки. Я вынул её из кровати.

— Фу! Ну и запах. — Я положил её на стол и поменял подгузник. — Ну и ну!

Самое гадкое в детях — это подгузники. Вытер ей попу, посыпал детским тальком.

— Фю! Ню-ню, — сказала Тутси.

— Точно, — говорю.

Я отнёс её в кухню, усадил на детский стул и насыпал ей в плошку хлопьев.

Фадж сунул нос в дверь чёрного хода, заметил меня и рванул назад. Но я его настиг, взвалил на плечо и понёс к дому.

— Я буду кричать! — предупредил он.

— Только попробуй — и ты покойник.

— Сделаешь мне больно — расскажу родителям, — сказал он.

— Ябеда. — Я толкнул ногой дверь кухни.

Увидев висящего вниз головой Фаджа, Тутси захлопала в ладоши и засмеялась. От этого висения лицо у него сильно покраснело.

— Поставь меня! Поставь! — заорал он.

— Разбежался!

— Это была шутка! Ты что, шуток не понимаешь?

— За такие шутки…

Фадж лягался и выл:

— Опусти-и-и!

— Скажи «пожалуйста».

— Пожалуйста.

— Что — пожалуйста?

— Опусти меня, пожалуйста!

— Скажи: я больше никогда не стану будить тебя по субботам.

— Я никогда больше не стану будить тебя по субботам.

— И воскресеньям.

— И воскресеньям, — повторил он.

— И в праздники.

— И в праздники.

— Теперь скажи, как ты раскаиваешься в том, что сделал.

— Раскаиваюсь.

— Как раскаиваешься?

— Очень.

— Очень-очень? — уточнил я.

— Да. Очень, очень, очень раскаиваюсь!

Я поставил его на пол и наблюдал, как меняется цвет его лица — с малинового на обычный.

— Ха-ха, — вдруг запел он, кривляясь. — А я всё время держал за спиной скрещённые пальцы. Так что всё, что я наобещал, — неправда! Ха-ха-ха! — И он снова выбежал за дверь.

Я помотал головой.

— Ню-ню! — сказала Тутси. И швырнула на пол плошку с хлопьями.

— Чего это ты подскочил в такую рань? — спросила мама спустя час. Она куталась в халат и зевала.

— Долгая история, — вздохнул я.

— Что ж, денёк чудесный. Жаль тратить время на сон. — Она налила Тутси молока. — А где Фадж?

— На улице, с Черри.

— Он ранняя пташка.

— Ранняя пташка червячка клюёт.

Мама кивнула и приготовила себе кофе.

Я пошёл к Алексу.

— Давай сегодня сделаем что-нибудь классное, — сказал я.

— Например?

— В том-то и беда, — говорю. — Не могу придумать.

— Можем накопать червяков для миссис Малдор, — предложил Алекс.

— Нет, для червяков ещё слишком рано. Я ей сказал, что самыми жирными они будут ближе к осени.

— Ну, тогда… что тогда?

— Надо подумать, — сказал я.

Следующий час мы провели перед телевизором, глядя тупые мультфильмы. В середине «Человека-паука» меня осенило.

— Как насчёт пикника? Отличный день для пикника.

— А где мы его устроим? — спросил Алекс.

— Не знаю.

Алекс вскинул голову.

— Может, на озере? Будем есть и смотреть, как тренируется университетская команда по гребле.

— Да, классная идея, — обрадовался я. — А что у тебя есть из еды?

— Скорее всего, ничего. Мама как раз в субботу ездит за покупками. — Мы пошли в кухню, Алекс открыл холодильник. — Так и есть, — сказал он, захлопывая дверцу. — Пусто.

— Папа закупается по пятницам, — сказал я. — Пошли поглядим, что есть у нас.

У нас дома нашлась холодная курица, помидоры, ржаной хлеб, свежие фрукты и замороженный лимонад.

Я принялся сооружать бутерброды, Алекс наполнил термос лимонадом.

— Не забудь соль, — сказал он.

— Точно. И майонез.

— Майонез нельзя класть в бутерброды, когда идёшь на пикник, — возразил Алекс.

— Почему это?

— Всё запачкает. К тому же от него может тошнить.

— Кто это сказал?

— Мама однажды отравилась в походе картофельным салатом.

— Но у нас не будет картофельного салата.

— Это из-за майонеза в салате, — пояснил Алекс.

— К тому же мы не в поход идём, а просто к озеру, — сказал я.

— Не хочу никакого майонеза, — твёрдо сказал Алекс. — Ни капли.

— Ладно. Хорошо, — сказал я и намазал майонезом свои два куска хлеба.

— И не забудь соль.

Я взял солонку с подставки, подержал в руке, а потом сыпанул немного Алексу на волосы, просто из вредности.

— Очень смешно, — оскалился он, тряся головой.

Хлопнула входная дверь: вернулся Фадж с Черри. Пёс ринулся к миске с водой и принялся жадно лакать.

Фадж огляделся.

— Что это вы делаете?

— А на что это, по-твоему, похоже? — спросил я.

— Готовите еду, — сказал Фадж.

— Угадал. Собираемся на пикник.

— Мы идём на пикник? — обрадовался Фадж.

— Не мы. А только я и Алекс.

— Где вы устраиваете пикник?

— На озере.

— Я тоже пойду.

— He-а, не пойдёшь, — сказал я.

— Почему это?

— Тебя не звали, вот почему.

— Но мне нравятся пикники. И озеро нравится.

— Да, жизнь — сплошные огорчения.

— Я же извинился, помнишь? — сказал Фадж.

— Ага, — говорю. — А ещё сказал, что держал за спиной скрещённые пальцы, значит, все твои обещания — ложь, от первого слова до последнего.

— Да я пошутил! — крикнул Фадж. — На самом деле я их не скрещивал!

— Знаешь, что бывает с детьми, которые врут? — спросил я.

— Нет. А что?

— Вот как раз и узнаешь.

Он побежал в комнату, вопя:

— Мамочка… Мамочка… Можно я поеду к озеру с Питой, пожалуйста!

— Нет, — отвечала мама.

— Почему?

— Потому что это слишком далеко. На дорогах полно машин.

Фадж топнул ногой и крикнул:

— Я хочу на озеро! Я тоже хочу на пикник!

Увидев, как вы выходим из кухни с коробками для ланча, он кинулся ко мне, вцепился в ногу и стал умолять:

— Возьми меня с собой! Возьми меня с собой! Возьми!

— Отстань! — я еле стряхнул его. — Позвони Дэниелу. Полови божьих коровок. Не знаю, займись чем-нибудь.

Фадж закрыл уши руками, открыл рот и закричал.

— У него горло заболит, и голос сорвёт, — сказал Алекс.

— Ладно, — говорю, — пошли отсюда.

Мы сели на велики и выкатили на дорогу. Фадж швырнул нам вслед пару камней, но промахнулся. В двух кварталах от дома мы ещё слышали его вопли.

Алексу надо было вернуться к половине четвёртого, у него сегодня был урок музыки. К тому времени мы насмотрелись на гребцов и устали от компании мух, слепней и комаров. Мама с папой копались на грядках, когда я подъехал к дому. Тутси спала в детском шезлонге.

— Пикник удался? — спросила мама.

— Было здорово. Муравьи слегка достали, но всё равно здорово.

— Не забудь помыть термос, — напомнил папа.

— Не забуду. Где Фадж?

— Не видел его с тех пор, как вы уехали, — сказал папа.

— Наверное, у Дэниела, — сказала мама. — Он очень разозлился.

— Я заметил.

В четыре зазвонил телефон. Это была мама Дэниела. Она попросила меня напомнить её сыну, что пора домой.

— Он не у нас, — сказал я.

— Тогда где же он?

— Не знаю. Подождите… — Я положил трубку на стол, вышел на заднее крыльцо и крикнул маме: — Это миссис Манхейм! Она ищет Дэниела!

Мама вбежала в дом, вытирая руки о джинсы, и схватила трубку.

— Миссис Манхейм… мы думали, Фадж у вас… Нет, с половины двенадцатого или около того… Что вы нашли? Нет? Вы же не думаете, что… Да. Конечно, бегу.

Она повесила трубку.

— Что случилось? — спросил папа. Он стоял у двери и слышал разговор.

— Она нашла копилку Дэниела — разбитую. Все деньги исчезли.

Мама бросилась наверх, в комнату Фаджа. Мы с папой — следом.

— Бонжур, — сказал Дядя Перьев.

— Где копилка Фаджа, которую бабушка подарила ему на день рожденья? — спросила мама, не ответив на приветствие Дяди Перьева.

— Вот она, на полке, — говорю. — Пустая!

— Бонжур, тупица! — сказал Дядя Перьев.

— Заткнись! — с досадой сказал я.

— Сам заткнись… Сам… Сам…

— Как думаешь, сколько у него там было? — спросила мама.

— Около двух с половиной долларов, — ответил я. — Он вчера вечером считал.

— Значит, вместе у них долларов семь.

— Семь, — повторил Дядя Перьев. — Семь… семь… семь…

— На семь долларов далеко не убежишь, — хмыкнул я.

— Питер, прошу тебя! — сказала мама.

Несколько минут спустя подъехала миссис Манхейм в красной спортивной машине. На ней были обрезанные джинсы, футболка с надписью «Где твои лыжи? Холмы заждались!» и дырявые кеды с торчащими большими пальцами. По спине спускалась длинная коса.

— Мы думаем, они могли пойти к озеру, — сказал папа.

— К озеру? — ужаснулась миссис Манхейм. — Бог мой! Дэниел не умеет плавать.

— Фадж тоже, — сказала мама.

— Нет, умеет, — возразил я. — По-собачьи.

— Питер, прошу тебя! — сказал папа.

— Что просишь? — наконец не выдержал я.

— Прошу тебя помолчать. Мы думаем.

— Не будем тратить время, — предложила миссис Манхейм. — Чем скорее начнём поиски, тем скорее найдём их.

— Уоррен, — сказала мама, — поезжай с миссис Манхейм. Мы с Питером останемся дома: вдруг они позвонят.

Когда они уехали, мама попросила меня занести Тутси в дом. Она так и спала в своём шезлонге. Я перенёс её в дом. Она открыла глаза, увидела меня, улыбнулась и сказала: «Ню-ню».

В пять зазвонил телефон.

«Вот и всё, — пронеслось вихрем у меня в голове. — Это конец, его нашли на обочине. Он лежит, сбитый машиной, велосипед искорёжен… А может, команда гребцов Принстонского университета вытащила его из воды с посиневшим, опухшим лицом. — В горле у меня застрял комок. — Если бы я взял его на пикник, ничего этого не случилось бы. Это я хотел убить его за то, что он поднял меня ни свет ни заря. А теперь слишком поздно».

— Питер, возьми трубку, — попросила мама.

— Алло, — с трудом выдавил я. Как я скажу об этом маме…

— Привет, Пита!

— Фадж! Где ты?

— Угадай.

— На железнодорожном вокзале?

— Не-а.

— На автостанции?

— Не-а.

— В полиции?

— Не-а. Сдаёшься?

— Да. Где ты?

— В «Кондитерской Сэнди».

— Что?

— В «Кондитерской Сэнди».

— Это возле шоссе?

— Да.

— Вы доехали до самого шоссе?

— Это было нетрудно.

— Дэниел с тобой?

— Да.

Мама выхватила у меня трубку.

— Фадж, ангел мой! Я так рада, что ты жив-здоров! Мы так волновались! Никуда не уходи. Не двигайся с места. Мы сейчас приедем.

Мы прыгнули в машину. Я устроил Тутси в детское сиденье, и мы поехали. Нашли папу и миссис Манхейм — они колесили вокруг озера. Мы рассказали новость, и они поехали следом за нами.

Фадж и Дэниел стояли перед кафетерием. Они казались очень маленькими. Фадж держал пакет с выпечкой, на нём была надпись «Сэнди». Мама остановилась, выпрыгнула из машины и обняла Фаджа.

— Я так рада тебя видеть!

Я снова почувствовал комок в горле.

— Осторожней, мамочка, — сказал Фадж, — кексы раздавишь.

Дома Фадж уселся на любимый мамин стул и сказал:

— Мы зашли в кафе рядом с кондитерской и купили один на двоих бутерброд с ветчиной.

— Ещё съели по три маринованных огурчика, — добавил Дэниел, устраиваясь поудобнее на папином стуле. — И пили крем-соду.

Мама, папа и миссис Манхейм сидели рядком на диване и смотрели на беглецов.

— Знаешь, сегодня ты поступил неправильно, — начала мама.

— Это было крайне неразумно, — сказал папа.

— Не говоря уж о том, что опасно, — добавила мама.

— И попросту глупо! — сказал я.

— Мы, конечно, очень рады вас видеть живыми и здоровыми, — сказала миссис Манхейм, — но всё же очень сердимся.

— Очень! — с нажимом произнесла мама.

— И вас придётся наказать, — сказал папа.

Фадж и Дэниел переглянулись.

— Какое наказание вы бы сами предложили? — спросил их папа.

— Уложить нас сегодня спать в восемь вечера, — сказал Фадж.

— Это не совсем соответствует случаю, — сказала мама.

— В семь? — зевнув, предложил Дэниел.

— Уложим, — сказала миссис Манхейм, — потому что вы устали. Но это не годится для наказания.

— Может, забрать у них велосипеды на месяц? — предложил я, думая, что все сейчас в один голос закричат: «Питер, прошу тебя». Но вдруг стало очень тихо.

— Нет! — крикнул Фадж.

— Нечестно! — взвыл Дэниел.

Мама, папа и миссис Манхейм смотрели друг на друга.

— По-моему, вполне адекватное наказание, — наконец высказался папа.

— Я тоже так думаю, — кивнула миссис Манхейм.

— Согласна, — сказала мама.

Я не мог поверить. В кои-то веки меня приняли всерьёз.

— Как же мы будем добираться до школы? — надул губы Фадж.

— Пешком, — сказала мама. — Так же, как добирались, пока у вас не было велосипедов.

— Мамочка, — завёл волынку Фадж, — если ты меня любишь…

— Это именно потому, что я тебя люблю. Именно потому, что мы все вас любим…

Фадж встал и топнул ногой.

— Зря я вам кексы купил!

Папа взял их велосипеды, скрепил цепью с замком и поставил на полку в гараже.

— Надеюсь, это вас научит, что нельзя убегать всякий раз, когда вам что-то не понравится.

— Побег ничего не решает, — сказала мама.

— А нам было весело, — сказал Дэниел. — Вот так-то, ха-ха!

— И вкусно, — сказал Фадж. — И мы доказали, что мы достаточно взрослые, чтобы ездить на озеро. Вот так-то!

— Ничего подобного, — усмехнулся папа. — Вы доказали, что не готовы пользоваться такой привилегией, как собственные велосипеды, только и всего.

Фадж с Дэниелом снова переглянулись. И хором заревели.

На ужин мы заказали пиццу. Дэниел ненадолго прервал плач, чтобы напомнить маме:

— Я не ем ничего с горохом и луком.

— Разве такое забудешь, — сказала мама.

Когда Дэниел с миссис Манхейм ушли к себе, мама поставила в музыкальный центр новый диск Моцарта, и мы все уселись за круглым столом в гостиной собирать семейный пазл — закат в горах. Пока мы собрали один угол.

— Пита однажды тоже убегал, — сказал Фадж, покусывая кусок пазла.

— Я только задумал побег, но не убежал, — уточнил я, отобрал у него кусочек и поставил на подходящее место в картине.

— И папа убежал, когда не хотел больше работать. — Фадж сгрёб в кучку оранжевые кусочки.

— Ты о чём это? — насторожился папа.

— Мы же поэтому переехали в Принстон, разве нет?

— Конечно, нет, — возмутился папа. — Кто тебе такое сказал?

— Сам додумался, — гордо сказал Фадж.

— Так знай: ты ошибся!

— Тогда зачем мы переехали?

— Для разнообразия, — объяснил папа. — Перемены ради.

— Вот поэтому я и хотел на озеро, — сказал Фадж. — Для разнобезобразия.

— Кстати, раз уж заикнулись о Принстоне и переменах, — вступила в разговор мама, отодвигая тарелку с третьим кексом. — Милли с Джорджем скоро возвращаются, и мы должны решить, что делать дальше.

— В каком смысле? — не понял я.

— Ну, искать здесь другой дом или готовиться к возвращению в город.

— В смысле, у нас есть выбор? — уточнил я. — Я всегда думал, что мы приехали на год. И всё.

Тутси подошла к столу, схватила несколько кусочков пазла и убежала.

— Эй, а ну верни, — я ринулся за ней. Догнав, протянул ей резиновую мышь, и Тутси бросила добычу.

— Я лично не любитель каждый день кататься на поезде в город и обратно, — пробурчал папа, — но если остальные жаждут остаться в Принстоне, я готов.

— Каждый день кататься в город? — переспросил я.

— Да. Я возвращаюсь на работу в агентство.

— Больше писать не будешь?

— Пока нет. Выяснил, что не слишком у меня это получается. Может, я никогда и не закончу свою книгу.

Я точно знал, что он не закончит. Но смолчал.

— Зато в рекламе я дока. И по работе соскучился. — Он взглянул на меня. — Но это не значит, что я хочу стать директором агентства, Питер.

— Я понял. Понял, — говорю. — А как же ты, мам? Кем ты будешь?

— Ну… Если папа снова пойдёт работать, я бы с удовольствием доучилась, получила степень по истории искусств. Может, в Нью-Йоркском университете.

— В смысле, в Нью-Йорке, да? — уточнил я.

— Да. В Гринвич-Виллидж.

— Значит, вы оба хотите вернуться?

Мама взяла папу за руку и сказала:

— Наверное, да.

— А ты, Питер? — спросил папа. — Чего бы ты хотел?

— Не знаю. Я уже как-то привык здесь, но по Нью-Йорку всё равно скучаю.

— Я не помню Нью-Йорка, — сказал Фадж.

— Да помнишь ты, — сказал я.

— Нет. Я смогу там ездить на велике?

— Кое-где — да, — сказал я. — В Центральном парке, например.

— Центральный парк я помню.

— И квартиру нашу ты помнишь, — говорю. — И лифт с Генри, лифтёром…

— Ой, точно. Генри и лифт помню.

Мама с папой засмеялись.

— А ты, Тутси? — сказал Фадж. — Где хочешь жить? В Принстоне или Нью-Йорке?

— Ню! — сказала Тутси.

— Вы слышали? — обрадовался Фадж.

— Ню-ню! — повторила Тутси.

Мама с папой обменялись недоумевающими взглядами.

— Это её первое слово, — сказал Фадж. — Она тоже хочет жить в Нью-Йорке!

— Ню-ню! — подтвердила Тутси.

Тут я сообразил, что кроме меня никто не слышал, как она целый день говорит «Ню-ню». И что ничего общего с городом Нью-Йорком это слово не имеет.

— Значит, единодушно! — заключил Фадж.

— Ого, какое длинное слово! — сказала мама.

— Я знаю много длинных слов, — похвастался Фадж. — Вы удивитесь, сколько я их знаю.

— Фадж, — улыбнулась мама, — ты полон сюрпризов.

«Значит, мы возвращаемся, — подумал я. — Назад, в наш большой город. Назад, в нашу квартиру. Назад — к Джимми Фарго, и Шейле Тубман, и к моему камню в парке. Снова выгуливать Черри с совком для какашек, фу. Но оно того стоит. Да, оно того стоит».

Я подхватил Тутси на руки и закружил. Я смеялся и не мог остановиться. И Тутси смеялась. Мы возвращаемся домой!