Одним прекрасным майским утром меня разбудил Фадж.
— Скорей, в школу опоздаешь!
— Отстань, — буркнул я.
Но он стянул с меня одеяло и принялся трясти.
— Ты правда опаздываешь.
Я прищурился на свой радиобудильник. Восемь тридцать. «Почему он не прозвонил?!» — пронеслось в голове. Я выскочил из кровати и помчался в ванную, поплескал на лицо холодной воды, впрыгнул в какую-то одежку и рванул вниз. В кухне было тихо.
— Где все? — спросил я.
— Ха-ха, — запел Фадж, прыгая вверх-вниз, как мячик. — Ха-ха-ха. Сегодня суббота! Здорово я тебя обдурил, а?
— Ах ты… — но я не дотянулся схватить паршивца: он выскочил из дому через дверь чёрного хода.
Я поплёлся наверх и снова залез в постель. «Убью, — думал я. — Порву на куски…» Я ворочался и ёрзал, но без толку, заснуть не получалось. Проснулась Тутси, забалаболила на своём языке. Я зашёл к ней в комнату. Она сидела в кроватке, по одной выкидывая на пол игрушки. Увидев меня, встала и потянула ко мне руки. Я вынул её из кровати.
— Фу! Ну и запах. — Я положил её на стол и поменял подгузник. — Ну и ну!
Самое гадкое в детях — это подгузники. Вытер ей попу, посыпал детским тальком.
— Фю! Ню-ню, — сказала Тутси.
— Точно, — говорю.
Я отнёс её в кухню, усадил на детский стул и насыпал ей в плошку хлопьев.
Фадж сунул нос в дверь чёрного хода, заметил меня и рванул назад. Но я его настиг, взвалил на плечо и понёс к дому.
— Я буду кричать! — предупредил он.
— Только попробуй — и ты покойник.
— Сделаешь мне больно — расскажу родителям, — сказал он.
— Ябеда. — Я толкнул ногой дверь кухни.
Увидев висящего вниз головой Фаджа, Тутси захлопала в ладоши и засмеялась. От этого висения лицо у него сильно покраснело.
— Поставь меня! Поставь! — заорал он.
— Разбежался!
— Это была шутка! Ты что, шуток не понимаешь?
— За такие шутки…
Фадж лягался и выл:
— Опусти-и-и!
— Скажи «пожалуйста».
— Пожалуйста.
— Что — пожалуйста?
— Опусти меня, пожалуйста!
— Скажи: я больше никогда не стану будить тебя по субботам.
— Я никогда больше не стану будить тебя по субботам.
— И воскресеньям.
— И воскресеньям, — повторил он.
— И в праздники.
— И в праздники.
— Теперь скажи, как ты раскаиваешься в том, что сделал.
— Раскаиваюсь.
— Как раскаиваешься?
— Очень.
— Очень-очень? — уточнил я.
— Да. Очень, очень, очень раскаиваюсь!
Я поставил его на пол и наблюдал, как меняется цвет его лица — с малинового на обычный.
— Ха-ха, — вдруг запел он, кривляясь. — А я всё время держал за спиной скрещённые пальцы. Так что всё, что я наобещал, — неправда! Ха-ха-ха! — И он снова выбежал за дверь.
Я помотал головой.
— Ню-ню! — сказала Тутси. И швырнула на пол плошку с хлопьями.
— Чего это ты подскочил в такую рань? — спросила мама спустя час. Она куталась в халат и зевала.
— Долгая история, — вздохнул я.
— Что ж, денёк чудесный. Жаль тратить время на сон. — Она налила Тутси молока. — А где Фадж?
— На улице, с Черри.
— Он ранняя пташка.
— Ранняя пташка червячка клюёт.
Мама кивнула и приготовила себе кофе.
Я пошёл к Алексу.
— Давай сегодня сделаем что-нибудь классное, — сказал я.
— Например?
— В том-то и беда, — говорю. — Не могу придумать.
— Можем накопать червяков для миссис Малдор, — предложил Алекс.
— Нет, для червяков ещё слишком рано. Я ей сказал, что самыми жирными они будут ближе к осени.
— Ну, тогда… что тогда?
— Надо подумать, — сказал я.
Следующий час мы провели перед телевизором, глядя тупые мультфильмы. В середине «Человека-паука» меня осенило.
— Как насчёт пикника? Отличный день для пикника.
— А где мы его устроим? — спросил Алекс.
— Не знаю.
Алекс вскинул голову.
— Может, на озере? Будем есть и смотреть, как тренируется университетская команда по гребле.
— Да, классная идея, — обрадовался я. — А что у тебя есть из еды?
— Скорее всего, ничего. Мама как раз в субботу ездит за покупками. — Мы пошли в кухню, Алекс открыл холодильник. — Так и есть, — сказал он, захлопывая дверцу. — Пусто.
— Папа закупается по пятницам, — сказал я. — Пошли поглядим, что есть у нас.
У нас дома нашлась холодная курица, помидоры, ржаной хлеб, свежие фрукты и замороженный лимонад.
Я принялся сооружать бутерброды, Алекс наполнил термос лимонадом.
— Не забудь соль, — сказал он.
— Точно. И майонез.
— Майонез нельзя класть в бутерброды, когда идёшь на пикник, — возразил Алекс.
— Почему это?
— Всё запачкает. К тому же от него может тошнить.
— Кто это сказал?
— Мама однажды отравилась в походе картофельным салатом.
— Но у нас не будет картофельного салата.
— Это из-за майонеза в салате, — пояснил Алекс.
— К тому же мы не в поход идём, а просто к озеру, — сказал я.
— Не хочу никакого майонеза, — твёрдо сказал Алекс. — Ни капли.
— Ладно. Хорошо, — сказал я и намазал майонезом свои два куска хлеба.
— И не забудь соль.
Я взял солонку с подставки, подержал в руке, а потом сыпанул немного Алексу на волосы, просто из вредности.
— Очень смешно, — оскалился он, тряся головой.
Хлопнула входная дверь: вернулся Фадж с Черри. Пёс ринулся к миске с водой и принялся жадно лакать.
Фадж огляделся.
— Что это вы делаете?
— А на что это, по-твоему, похоже? — спросил я.
— Готовите еду, — сказал Фадж.
— Угадал. Собираемся на пикник.
— Мы идём на пикник? — обрадовался Фадж.
— Не мы. А только я и Алекс.
— Где вы устраиваете пикник?
— На озере.
— Я тоже пойду.
— He-а, не пойдёшь, — сказал я.
— Почему это?
— Тебя не звали, вот почему.
— Но мне нравятся пикники. И озеро нравится.
— Да, жизнь — сплошные огорчения.
— Я же извинился, помнишь? — сказал Фадж.
— Ага, — говорю. — А ещё сказал, что держал за спиной скрещённые пальцы, значит, все твои обещания — ложь, от первого слова до последнего.
— Да я пошутил! — крикнул Фадж. — На самом деле я их не скрещивал!
— Знаешь, что бывает с детьми, которые врут? — спросил я.
— Нет. А что?
— Вот как раз и узнаешь.
Он побежал в комнату, вопя:
— Мамочка… Мамочка… Можно я поеду к озеру с Питой, пожалуйста!
— Нет, — отвечала мама.
— Почему?
— Потому что это слишком далеко. На дорогах полно машин.
Фадж топнул ногой и крикнул:
— Я хочу на озеро! Я тоже хочу на пикник!
Увидев, как вы выходим из кухни с коробками для ланча, он кинулся ко мне, вцепился в ногу и стал умолять:
— Возьми меня с собой! Возьми меня с собой! Возьми!
— Отстань! — я еле стряхнул его. — Позвони Дэниелу. Полови божьих коровок. Не знаю, займись чем-нибудь.
Фадж закрыл уши руками, открыл рот и закричал.
— У него горло заболит, и голос сорвёт, — сказал Алекс.
— Ладно, — говорю, — пошли отсюда.
Мы сели на велики и выкатили на дорогу. Фадж швырнул нам вслед пару камней, но промахнулся. В двух кварталах от дома мы ещё слышали его вопли.
Алексу надо было вернуться к половине четвёртого, у него сегодня был урок музыки. К тому времени мы насмотрелись на гребцов и устали от компании мух, слепней и комаров. Мама с папой копались на грядках, когда я подъехал к дому. Тутси спала в детском шезлонге.
— Пикник удался? — спросила мама.
— Было здорово. Муравьи слегка достали, но всё равно здорово.
— Не забудь помыть термос, — напомнил папа.
— Не забуду. Где Фадж?
— Не видел его с тех пор, как вы уехали, — сказал папа.
— Наверное, у Дэниела, — сказала мама. — Он очень разозлился.
— Я заметил.
В четыре зазвонил телефон. Это была мама Дэниела. Она попросила меня напомнить её сыну, что пора домой.
— Он не у нас, — сказал я.
— Тогда где же он?
— Не знаю. Подождите… — Я положил трубку на стол, вышел на заднее крыльцо и крикнул маме: — Это миссис Манхейм! Она ищет Дэниела!
Мама вбежала в дом, вытирая руки о джинсы, и схватила трубку.
— Миссис Манхейм… мы думали, Фадж у вас… Нет, с половины двенадцатого или около того… Что вы нашли? Нет? Вы же не думаете, что… Да. Конечно, бегу.
Она повесила трубку.
— Что случилось? — спросил папа. Он стоял у двери и слышал разговор.
— Она нашла копилку Дэниела — разбитую. Все деньги исчезли.
Мама бросилась наверх, в комнату Фаджа. Мы с папой — следом.
— Бонжур, — сказал Дядя Перьев.
— Где копилка Фаджа, которую бабушка подарила ему на день рожденья? — спросила мама, не ответив на приветствие Дяди Перьева.
— Вот она, на полке, — говорю. — Пустая!
— Бонжур, тупица! — сказал Дядя Перьев.
— Заткнись! — с досадой сказал я.
— Сам заткнись… Сам… Сам…
— Как думаешь, сколько у него там было? — спросила мама.
— Около двух с половиной долларов, — ответил я. — Он вчера вечером считал.
— Значит, вместе у них долларов семь.
— Семь, — повторил Дядя Перьев. — Семь… семь… семь…
— На семь долларов далеко не убежишь, — хмыкнул я.
— Питер, прошу тебя! — сказала мама.
Несколько минут спустя подъехала миссис Манхейм в красной спортивной машине. На ней были обрезанные джинсы, футболка с надписью «Где твои лыжи? Холмы заждались!» и дырявые кеды с торчащими большими пальцами. По спине спускалась длинная коса.
— Мы думаем, они могли пойти к озеру, — сказал папа.
— К озеру? — ужаснулась миссис Манхейм. — Бог мой! Дэниел не умеет плавать.
— Фадж тоже, — сказала мама.
— Нет, умеет, — возразил я. — По-собачьи.
— Питер, прошу тебя! — сказал папа.
— Что просишь? — наконец не выдержал я.
— Прошу тебя помолчать. Мы думаем.
— Не будем тратить время, — предложила миссис Манхейм. — Чем скорее начнём поиски, тем скорее найдём их.
— Уоррен, — сказала мама, — поезжай с миссис Манхейм. Мы с Питером останемся дома: вдруг они позвонят.
Когда они уехали, мама попросила меня занести Тутси в дом. Она так и спала в своём шезлонге. Я перенёс её в дом. Она открыла глаза, увидела меня, улыбнулась и сказала: «Ню-ню».
В пять зазвонил телефон.
«Вот и всё, — пронеслось вихрем у меня в голове. — Это конец, его нашли на обочине. Он лежит, сбитый машиной, велосипед искорёжен… А может, команда гребцов Принстонского университета вытащила его из воды с посиневшим, опухшим лицом. — В горле у меня застрял комок. — Если бы я взял его на пикник, ничего этого не случилось бы. Это я хотел убить его за то, что он поднял меня ни свет ни заря. А теперь слишком поздно».
— Питер, возьми трубку, — попросила мама.
— Алло, — с трудом выдавил я. Как я скажу об этом маме…
— Привет, Пита!
— Фадж! Где ты?
— Угадай.
— На железнодорожном вокзале?
— Не-а.
— На автостанции?
— Не-а.
— В полиции?
— Не-а. Сдаёшься?
— Да. Где ты?
— В «Кондитерской Сэнди».
— Что?
— В «Кондитерской Сэнди».
— Это возле шоссе?
— Да.
— Вы доехали до самого шоссе?
— Это было нетрудно.
— Дэниел с тобой?
— Да.
Мама выхватила у меня трубку.
— Фадж, ангел мой! Я так рада, что ты жив-здоров! Мы так волновались! Никуда не уходи. Не двигайся с места. Мы сейчас приедем.
Мы прыгнули в машину. Я устроил Тутси в детское сиденье, и мы поехали. Нашли папу и миссис Манхейм — они колесили вокруг озера. Мы рассказали новость, и они поехали следом за нами.
Фадж и Дэниел стояли перед кафетерием. Они казались очень маленькими. Фадж держал пакет с выпечкой, на нём была надпись «Сэнди». Мама остановилась, выпрыгнула из машины и обняла Фаджа.
— Я так рада тебя видеть!
Я снова почувствовал комок в горле.
— Осторожней, мамочка, — сказал Фадж, — кексы раздавишь.
Дома Фадж уселся на любимый мамин стул и сказал:
— Мы зашли в кафе рядом с кондитерской и купили один на двоих бутерброд с ветчиной.
— Ещё съели по три маринованных огурчика, — добавил Дэниел, устраиваясь поудобнее на папином стуле. — И пили крем-соду.
Мама, папа и миссис Манхейм сидели рядком на диване и смотрели на беглецов.
— Знаешь, сегодня ты поступил неправильно, — начала мама.
— Это было крайне неразумно, — сказал папа.
— Не говоря уж о том, что опасно, — добавила мама.
— И попросту глупо! — сказал я.
— Мы, конечно, очень рады вас видеть живыми и здоровыми, — сказала миссис Манхейм, — но всё же очень сердимся.
— Очень! — с нажимом произнесла мама.
— И вас придётся наказать, — сказал папа.
Фадж и Дэниел переглянулись.
— Какое наказание вы бы сами предложили? — спросил их папа.
— Уложить нас сегодня спать в восемь вечера, — сказал Фадж.
— Это не совсем соответствует случаю, — сказала мама.
— В семь? — зевнув, предложил Дэниел.
— Уложим, — сказала миссис Манхейм, — потому что вы устали. Но это не годится для наказания.
— Может, забрать у них велосипеды на месяц? — предложил я, думая, что все сейчас в один голос закричат: «Питер, прошу тебя». Но вдруг стало очень тихо.
— Нет! — крикнул Фадж.
— Нечестно! — взвыл Дэниел.
Мама, папа и миссис Манхейм смотрели друг на друга.
— По-моему, вполне адекватное наказание, — наконец высказался папа.
— Я тоже так думаю, — кивнула миссис Манхейм.
— Согласна, — сказала мама.
Я не мог поверить. В кои-то веки меня приняли всерьёз.
— Как же мы будем добираться до школы? — надул губы Фадж.
— Пешком, — сказала мама. — Так же, как добирались, пока у вас не было велосипедов.
— Мамочка, — завёл волынку Фадж, — если ты меня любишь…
— Это именно потому, что я тебя люблю. Именно потому, что мы все вас любим…
Фадж встал и топнул ногой.
— Зря я вам кексы купил!
Папа взял их велосипеды, скрепил цепью с замком и поставил на полку в гараже.
— Надеюсь, это вас научит, что нельзя убегать всякий раз, когда вам что-то не понравится.
— Побег ничего не решает, — сказала мама.
— А нам было весело, — сказал Дэниел. — Вот так-то, ха-ха!
— И вкусно, — сказал Фадж. — И мы доказали, что мы достаточно взрослые, чтобы ездить на озеро. Вот так-то!
— Ничего подобного, — усмехнулся папа. — Вы доказали, что не готовы пользоваться такой привилегией, как собственные велосипеды, только и всего.
Фадж с Дэниелом снова переглянулись. И хором заревели.
На ужин мы заказали пиццу. Дэниел ненадолго прервал плач, чтобы напомнить маме:
— Я не ем ничего с горохом и луком.
— Разве такое забудешь, — сказала мама.
Когда Дэниел с миссис Манхейм ушли к себе, мама поставила в музыкальный центр новый диск Моцарта, и мы все уселись за круглым столом в гостиной собирать семейный пазл — закат в горах. Пока мы собрали один угол.
— Пита однажды тоже убегал, — сказал Фадж, покусывая кусок пазла.
— Я только задумал побег, но не убежал, — уточнил я, отобрал у него кусочек и поставил на подходящее место в картине.
— И папа убежал, когда не хотел больше работать. — Фадж сгрёб в кучку оранжевые кусочки.
— Ты о чём это? — насторожился папа.
— Мы же поэтому переехали в Принстон, разве нет?
— Конечно, нет, — возмутился папа. — Кто тебе такое сказал?
— Сам додумался, — гордо сказал Фадж.
— Так знай: ты ошибся!
— Тогда зачем мы переехали?
— Для разнообразия, — объяснил папа. — Перемены ради.
— Вот поэтому я и хотел на озеро, — сказал Фадж. — Для разнобезобразия.
— Кстати, раз уж заикнулись о Принстоне и переменах, — вступила в разговор мама, отодвигая тарелку с третьим кексом. — Милли с Джорджем скоро возвращаются, и мы должны решить, что делать дальше.
— В каком смысле? — не понял я.
— Ну, искать здесь другой дом или готовиться к возвращению в город.
— В смысле, у нас есть выбор? — уточнил я. — Я всегда думал, что мы приехали на год. И всё.
Тутси подошла к столу, схватила несколько кусочков пазла и убежала.
— Эй, а ну верни, — я ринулся за ней. Догнав, протянул ей резиновую мышь, и Тутси бросила добычу.
— Я лично не любитель каждый день кататься на поезде в город и обратно, — пробурчал папа, — но если остальные жаждут остаться в Принстоне, я готов.
— Каждый день кататься в город? — переспросил я.
— Да. Я возвращаюсь на работу в агентство.
— Больше писать не будешь?
— Пока нет. Выяснил, что не слишком у меня это получается. Может, я никогда и не закончу свою книгу.
Я точно знал, что он не закончит. Но смолчал.
— Зато в рекламе я дока. И по работе соскучился. — Он взглянул на меня. — Но это не значит, что я хочу стать директором агентства, Питер.
— Я понял. Понял, — говорю. — А как же ты, мам? Кем ты будешь?
— Ну… Если папа снова пойдёт работать, я бы с удовольствием доучилась, получила степень по истории искусств. Может, в Нью-Йоркском университете.
— В смысле, в Нью-Йорке, да? — уточнил я.
— Да. В Гринвич-Виллидж.
— Значит, вы оба хотите вернуться?
Мама взяла папу за руку и сказала:
— Наверное, да.
— А ты, Питер? — спросил папа. — Чего бы ты хотел?
— Не знаю. Я уже как-то привык здесь, но по Нью-Йорку всё равно скучаю.
— Я не помню Нью-Йорка, — сказал Фадж.
— Да помнишь ты, — сказал я.
— Нет. Я смогу там ездить на велике?
— Кое-где — да, — сказал я. — В Центральном парке, например.
— Центральный парк я помню.
— И квартиру нашу ты помнишь, — говорю. — И лифт с Генри, лифтёром…
— Ой, точно. Генри и лифт помню.
Мама с папой засмеялись.
— А ты, Тутси? — сказал Фадж. — Где хочешь жить? В Принстоне или Нью-Йорке?
— Ню! — сказала Тутси.
— Вы слышали? — обрадовался Фадж.
— Ню-ню! — повторила Тутси.
Мама с папой обменялись недоумевающими взглядами.
— Это её первое слово, — сказал Фадж. — Она тоже хочет жить в Нью-Йорке!
— Ню-ню! — подтвердила Тутси.
Тут я сообразил, что кроме меня никто не слышал, как она целый день говорит «Ню-ню». И что ничего общего с городом Нью-Йорком это слово не имеет.
— Значит, единодушно! — заключил Фадж.
— Ого, какое длинное слово! — сказала мама.
— Я знаю много длинных слов, — похвастался Фадж. — Вы удивитесь, сколько я их знаю.
— Фадж, — улыбнулась мама, — ты полон сюрпризов.
«Значит, мы возвращаемся, — подумал я. — Назад, в наш большой город. Назад, в нашу квартиру. Назад — к Джимми Фарго, и Шейле Тубман, и к моему камню в парке. Снова выгуливать Черри с совком для какашек, фу. Но оно того стоит. Да, оно того стоит».
Я подхватил Тутси на руки и закружил. Я смеялся и не мог остановиться. И Тутси смеялась. Мы возвращаемся домой!