Глава 29

Снова пришло лето, и долгая, холодная зима отступила в прямом и переносном смысле, освободив место надежде и жажде жизни. Я опять арендовала дом в Хэмптонсе, и мы с девочками с головой погрузились в круговорот вечеринок, матчей поло и, конечно, игр.

Я заново составила список игроков и снова начала зарабатывать, но теперь я уже не получала от своей работы такого удовольствия, как раньше. Я устала. Устала оттого, что меня постоянно используют. Мне стало казаться, что, если я не соглашусь опуститься до их уровня, я не смогу конкурировать с людьми, не имеющими ни совести, ни чести. Я должна была постоянно думать о том, чтобы прикрыть спину, и не могла отделаться от чувства, что все, с кем я имела дело, стремились украсть мои игры, а так называемые друзья либо сами в этом участвовали, либо получали деньги за помощь. Тяжесть моего образа жизни и одиночество все больше истощали меня.

Июль я провела на Ибице и в Сен-Тропе, занимаясь, как обычно, поиском новых игроков и политической возней. И я тоже играла. В один из вечеров на Ибице я собрала пятьдесят тысяч долларов от людей, которые были мне должны, и все они просто передали мне пачки наличных. Но страсти и энтузиазма уже не было. Вместо того чтобы отплясывать вместе со всеми на столах, я сидела на диване и просто смотрела на весь этот клубок полуобнаженных девиц, потных мужчин, наркотиков, алкоголя и обмана.

Я ушла из клуба и пошла пешком в отель. Начало светать, мои друзья будут еще гулять несколько часов, а я все никак не могла освободиться от чувства пустоты.

Я преспокойно несла в дамской сумочке пятьдесят тысяч наличными, но когда суммы, которые мне надо было перевозить по улицам города, намного превышали эту, я принимала определенные меры безопасности.

У меня был водитель, которого я нанимала именно для таких случаев.

Я договорилась с Силасом, что он заберет меня, когда я поеду в центр за большой суммой. Силас ориентировался на улицах Нью-Йорка, как рыба в воде, и мог довезти меня от моего дома в Верхнем Вест-Сайде до Финансового квартала менее чем за десять минут.

Я села в тонированный «эскалейд» и достала ноутбук.

– Приветствую, Молли, – поздоровался Силас.

– Привет, – ответила я, глядя в свои таблицы.

– Как дела?

– Отлично, – сказала я, расстроенная несоответствием того, что мне были должны, и того, что должна я.

Возможные потери составляли огромную сумму, и перспектива еженедельного сбора денег все больше угнетала меня. Силас обычно не бывал таким разговорчивым, частично этим он мне и нравился. Я никогда не говорила ему, чем зарабатываю на жизнь, и хотя я не сомневалась, что он все знал, вопросов он не задавал.

– Кстати, – продолжал Силас. Его итальянский акцент превращал речь в мешанину звуков, так что мне приходилось делать усилия, чтобы понимать его. – У меня друзья живут в Джерси. У них крупные хеджевые фонды… Хотели бы встретиться с вами.

Я оторвалась от ноутбука и посмотрела на него. Важнейшая часть моей работы заключалась в обеспечении свежего мяса для игры, и хотя попытка Силаса подключиться к моим делам была в определенном смысле навязчивостью с его стороны, я прекрасно знала, что полезная информация может появляться из самых странных источников.

– О’кей, – ответила я, – дай им мой телефон, Силас. Спасибо.

Я улыбнулась ему в зеркало заднего вида и надела наушники, чтобы, не прерываясь, успеть закончить подсчеты за следующие шесть минут.

Я напрочь забыла об этом разговоре с Силасом, пока он сам не позвонил мне через несколько часов.

– Я поговорил со своими друзьями. Они хотят встретиться, – услышала я его голос с сильным акцентом.

Меня не удивляло, что Силас действовал как посредник. Все всегда хотят урвать себе кусочек, и если сделка состоится, он получит свое.

– Пусть твои друзья приходят в «Four Seasons» – ответила я. – Я буду там в пятницу.

У меня уже была там назначена встреча с одним галеристом, который хотел устроить небольшую еженедельную игру для художников и владельцев галерей, так что я не потеряю слишком много времени, если «друзья» Силаса окажутся бесполезны.

Я сидела в уголке, допивая холодный чай, когда появился Силас с «друзьями». Я сразу же их заметила. Два типа громадного роста остановились у бара, оглядываясь в замешательстве. Они выглядели в точности так, будто вышли со съемочной площадки «Славных парней», в плохо сидящих костюмах и с золотыми цепями.

Я вытаращила глаза. Чего-чего, а этого я точно не ожидала, и такая встреча мне была совершенно ни к чему. Но они уже заметили меня и направились в мою сторону. Я встала, чтобы поздороваться с ними. Они возвышались над моей головой, как две башни.

– А… вы Молли? – нерешительно спросил один из них. Я привыкла к такой реакции. Новые игроки обычно удивлялись, когда видели перед собой молодую женщину маленького роста, одетую в деловой костюм от Армани и с жемчужным колье на шее.

– Приветствую, – вежливо сказала я, как ни в чем не бывало. Я помахала официанту, который окинул их убийственно высокомерным взглядом. – Хотите что-нибудь выпить? – поинтересовалась я.

Они опустились в мягкие кожаные кресла. Их жесты говорили о том, что они чувствуют себя именно так, как и выглядят: не в своей тарелке.

– А, типа, да-а… возьму, ээ… яблочный мартини, – сказал тот, что был повыше, представленный мне как Ники.

Я чуть не облилась чаем. Такой крутой тип – и яблочный мартини? Серьезно, что ли? Все это начинало становиться смешным. Костюмы, яблочный мартини. Это уже слишком.

Тот, что пониже ростом, Винни, обратился ко мне.

– Мы хотим поговорить о сотрудничестве, – сказал он, и его тон свидетельствовал о том, что это скорее настоятельная рекомендация, чем предложение. – Мы можем помочь с получением долгов. Мы слышали, у тебя хорошая игра, классная, но все хотят тебя поиметь, потому что ты девушка. Если ты будешь с нами, никто никогда больше не посмеет с тобой шутки шутить.

Верное заявление, и преподнесено корректно, но я понимала, что безопасностью тут и не пахнет.

Я помолчала, только отхлебнула большой глоток чая.

– Ребята, я высоко ценю ваше предложение, но мне, правда, не нужна никакая помощь, – сказала я, пытаясь смотреть им в глаза уверенно, но доброжелательно.

– Слушай, тут тебе не Беверли Хиллз, – сказал Винни. – Здесь так делается: ты нам отстегиваешь, мы тебя прикрываем. Я тебя не спрашиваю, а рассказываю, как здесь такие дела делаются.

– Это не такая игра, – сказала я, пытаясь вразумить их. – Если я буду иметь дело с вами, ребята, я потеряю клиентов.

Это было правдой. Именно отсутствие связей с криминальным миром позволяло мне избегать проблем с законом. Копам не было дела до покера, пока игра не была связана с насилием, наркотиками, проституцией и подпольным ростовщичеством. Если я свяжусь с этими парнями, я вовсе не обеспечу себе безопасность, а ровно наоборот – получу на свою голову еще больше неприятностей.

Мы переливали из пустого в порожнее, не доходя ни до чего конкретного. Винни начал горячиться, и Ники бросил на него быстрый взгляд.

– Послушайте, мне надо подумать. – Я ломала себе голову в поисках решения, каким образом я могу быть им полезна, без того чтобы внедрять их в свой бизнес. – Поговорим через пару дней.

Я встала, чтобы пожать им руки. Они горой возвышались надо мной.

– Послушайте, – предложила я, придумав, по сути, увертку. – Вы тяжело зарабатываете на жизнь. И вы в курсе, какие у меня связи. Если хотите пойти по другому пути, я могла бы вам помочь. Я представлю вас некоторым людям, которые оценят ваши… эээ… уникальные навыки.

Я улыбнулась им самой искренней улыбкой, на какую была способна. Они смотрели на меня, как на пришельца из космоса.

– Мы позвоним, – сказал Винни, понизив голос.

Ники позвонил мне через несколько дней:

– Ты в самом деле можешь мне помочь? – Голос его звучал мрачно. Сейчас он не рисовался.

– А что ты хотел бы?

– Что-нибудь другое. Не знаю что, просто другое.

Я ликовала.

– Конечно могу, – сказала я. – Давай встретимся после праздников и поговорим?

– Спасибо, Молли, – сказал он.

Слава богу, подумала я. Проблема решена. Больше не надо об этом думать.

Я была так занята, что не заметила, что в какой-то момент пропустила звонок от Ники. Он снова позвонил, но я была завалена срочными делами. Я не ответила на следующий его звонок, да и еще на один. На меня навалились крупные проблемы: один из игроков выписал чек на двести пятьдесят тысяч долларов, не имея средств на счету. И Кеннет не торопился выплачивать мне полмиллиона, хотя денег у него были миллиарды.

А потом наступило Рождество – время съездить домой. Мне это было нужно. Я целую вечность не была в Колорадо и безумно соскучилась по семье.

 

Глава 30

Колорадо сиял под лучами солнца, покрытый девственно-чистым снегом. Как здесь было красиво! Давно я не приезжала домой. Утром я спустилась вниз, и в гостиной сидели мама, бабушка и братья, все в пижамах, и смотрели в Ютьюбе видео, на котором мой брат «исполнял желания» – его благотворительная организация помогала одиноким или бедным старикам получить то, о чем они мечтали всю жизнь. Мы с мамой вышли погулять, и все наши соседи здоровались со мной по имени. А когда мы зашли в местный «Старбакс», бармен спросил, как дела и как я собираюсь провести этот прекрасный вечерок. Все настолько отличалось от моей жизни в Нью-Йорке, как если бы я попала на другую планету.

Но моя прекрасная семья стала мне более чужой, чем когда-либо. Как бы я ни повзрослела, чего бы ни достигла, чувство собственной неполноценности и представление о себе как об изгое не покидало меня. Оба моих брата преуспели в жизни. Джордан поступил в ординатуру Гарварда. Он женился по любви, и молодая семья вскоре ожидала пополнения. Джереми, завершив блистательную спортивную карьеру, не тратил зря времени. Уйдя из спорта, он сразу же основал IT-компанию и вошел в рейтинг самых успешных предпринимателей в возрасте до 30 лет журнала «Форбс». Помимо того что его благотворительность была, бесспорно, трогательной, это положительно отразилось на его бизнесе и репутации. Я не могла скрыть терзавшее меня чувство собственного несовершенства и просто наслаждаться семейным теплом. Это было непросто.

За обедом я не поднимала глаз от своей тарелки, слушая, как братья рассказывают о себе. То, в чем я была по-настоящему сильна, это покер. Я создала это многомиллионное предприятие с нуля, но меня по-прежнему не покидало чувство, что за этим столом мне нет места. Я спокойно ела и все чаще подливала себе вина. Что я могла добавить к этому разговору? Домашние знали об игре и не придавали ей значения. Они считали, что это просто этап, который я должна пройти. И в какой-то момент я уже больше не могла сдерживать разочарование, переполнявшее меня из-за ощущения недооцененности, которое я испытывала так остро. Протест переливался через край, и я заговорила – о деньгах, о друзьях-звездах и миллиардерах, о частных самолетах, личном шофере, о моем персонале и клубах. Если моя семья не придавала значения таким вещам, это не значит, что весь мир их не ценит и не мечтает о той жизни, которую я описывала. Я знала, что выгляжу отвратительно.

В их глазах я прочитала неодобрение.

– Тебе действительно нравится такая жизнь? – задал вопрос Джордан.

– Да, нравится. И кстати, я не даю оценку твоей правильной, старательной, занудной жизни. – Я горячилась и говорила все громче, явно под воздействием спиртного. – Я плевать хотела на то, что ты думаешь о моей работе. Ты понятия не имеешь ни о том, что я сделала, ни о тех трудностях, которые мне пришлось преодолеть, так что держи при себе свои ханжеские комментарии и осуждающие взгляды.

Я бросилась наверх в свою комнату, хлопнув дверью, и разрыдалась. Потом яростно вытерла слезы и вытащила компьютер. Я злилась на себя и чувствовала себя не в своей тарелке. Я хотела уехать как можно скорее. Заказав билет на самолет, я вызвала такси.

В дверь постучала мама.

– Солнышко, мы просто беспокоились, – заговорила она, войдя в комнату. – Мы любим тебя и гордимся тобой. Но ты сама на себя не похожа. Ты несчастна.

– Мама, не беспокойся, со мной все в порядке. Я просто устала. Мне бы хотелось побыть одной, хорошо?

– Хорошо, солнышко, я тебя люблю. – Она погладила меня по плечу.

Я заперла дверь и стала собирать вещи.

На столе я оставила записку:

Извините, мне нужно вернуться в Нью-Йорк.

Когда машина подъехала, я с чемоданом вышла из дома. Из гостиной доносился смех. Я немного помедлила.

Они смотрели альбомы со старыми фотографиями и подшучивали друг над другом. Я не стала прощаться и тихо закрыла за собой дверь. Мне хотелось как можно быстрее оказаться в Нью-Йорке.

Во время полета я думала об игре. Мой бизнес был единственным, в чем я чувствовала свою исключительность и могла не страдать от ощущения несбывшихся надежд. Да, здесь были свои трудности, но я всегда находила способы справиться с ними.

Покер был не только игрой, это был мир возможностей.

Игра была моим пропуском в любое общество, членом которого я хотела бы стать, будь то хеджевые фонды или искусство. Я могла устраивать игры для политиков, артистов, членов королевских семей. Игроки есть во всех сферах человеческой деятельности, и поиск их был моей специальностью.

Я размышляла на тему возможностей во время поездки из аэропорта домой.

Заснеженный Нью-Йорк сверкал праздничными огнями, и я почувствовала, как радость жизни снова наполняет меня. Я действительно любила этот город. Он возвращал мне энергию и пробуждал жажду жизни.

С Роджером, консьержем, я поздоровалась как со старым другом, а потом поднялась наверх.

Дом достраивался, и в подъезде было пусто и тихо. Немногочисленные жильцы разъехались на праздники. Люси была у моей соседки Джун – та выгуливала и свою собаку тоже. Мне так хотелось увидеть Люси, что я подошла к квартире Джун, чтобы забрать ее. Джун не открывала, и я поднялась к себе.

В дверь постучал Роджер – он принес багаж. В этот раз у меня было больше чемоданов, поскольку я захватила из дома кое-что из своих вещей.

– С праздником, Роджер, – сказала я и дала ему щедрые чаевые.

Он уже уходил, когда я вспомнила, что забыла спросить его о почте.

– Были для меня какие-нибудь посылки?

– Нет, по-моему, – ответил он. – Если что-то есть, я принесу.

Я поблагодарила его.

Я уже начала распаковывать вещи, когда вновь услышала стук в дверь. Наверно, Роджер принес почту, подумала я. Открыв дверь, я увидела незнакомого мужчину. Он ворвался в квартиру, толкнул меня и, прежде чем я успела закричать, захлопнул за собой дверь.

Он вытащил из куртки пистолет и отшвырнул меня к стене. Резкая боль от затылка распространилась по всей голове.

Он сунул дуло пистолета мне в рот.

– Молчи, тварь, – прошипел он. Время внезапно остановилось.

Пистолет у меня во рту. Во рту у меня пистолет. Зубы стучат по холодной, беспощадной стали.

Ледяной страх вместе с адреналином растекался по всему телу. Я кивнула в знак того, что готова подчиниться, и он вытащил револьвер у меня изо рта и приставил к затылку.

Может быть, Роджер принесет почту. Он – единственная моя надежда.

– Вперед, – сказал он, подталкивая меня в сторону спальни.

Он толкнул меня к кровати, и я упала прямо на матрас. Я все еще надеялась, что Роджер появится, но если никаких посылок не было… если он забыл? Или, хуже, этот урод застрелил его?

Мне нужно было взять себя в руки, но ужас не давал мне четко мыслить. Я сползла вниз и села, прислонившись к изголовью кровати.

– У меня есть деньги, – выдавила я. – Много денег.

– Где?

– Наличные в сейфе.

Он схватил меня за волосы. Голова все еще болела, после того как он ударил меня об стену. Все плыло перед глазами.

– Где?

– В шкафу. – Я показала рукой в угол комнаты.

О’кей, хорошо. Может быть, ему нужны деньги. Ко мне возвращалась способность ясно мыслить. Я взглянула на него: темные волосы, большие темные глаза, чисто выбрит. Почему же он не в маске? ПОЧЕМУ ОН НЕ НАДЕЛ МАСКУ? Я же смогу легко опознать его… Ответ был очевиден, как удар кирпичом.

Он собирается убить меня.

Я уехала, не попрощавшись с семьей. Как ужасно, жестоко я себя повела.

Он убьет меня.

Он схватил меня за руку и потащил к шкафу, надавил на плечо, и я упала на колени. Тело обмякло, и от осознания, что наступили, вероятно, мои последние минуты на этой земле, страх уступил место тоске.

Он махнул пистолетом в сторону сейфа.

Оцепенелыми пальцами я нажала кнопки кода. Пистолет вдавился мне в затылок.

Металлическая дверца распахнулась. Внутри лежали аккуратно сложенные, перевязанными резинками пачки по десять тысяч долларов каждая и коробки с ювелирными украшениями. Там же были основные документы – свидетельство о рождении и паспорт.

– Давай деньги и побрякушки, – приказал он. В голосе его послышалось возбуждение.

Я передала ему пачки и отдала украшения, доставшиеся мне от бабушки.

– Сумку! – приказал он. Ему же нужно унести все эти деньги.

Я осторожно встала и протянула ему дорогущую Balmain.

Он запихнул туда деньги, золотой медальон бабушки, в честь которой меня назвали, мамино обручальное кольцо и бабушкины сережки с бриллиантами. С довольным видом он застегнул молнию.

Потом он нагнулся ко мне и обхватил мое лицо грубыми, черствыми ладонями, приблизившись ко мне Я почувствовала отвратительный запах из его рта.

Он поднес губы к моему уху и шепнул:

– Ну что, ты и теперь думаешь, что можешь верховодить, дрянь?

– О чем ты? – слабым голосом спросила я.

– Ты сама виновата. Если бы ты лучше вела себя с моими друзьями, я бы не сделал то, что мне пришлось сделать.

Теперь мне все стало ясно: его послали те два субъекта, с которыми я встречалась в «Four Seasons».

Он провел тыльной стороной ладони по моей щеке:

– Ах, как жаль, такое хорошенькое личико.

Он за волосы поднял меня на ноги.

И ударил головой об стену. Все закружилось у меня перед глазами, слезы потекли из глаз. Когда я снова открыла глаза, я почувствовала его кулак, разбивающий мою щеку. Он снова ударил меня – в нос.

Мне показалось, что-то взорвалось в голове, потом все онемело. Я рукой коснулась лица: кровь хлестала из носа прямо в рот. Я не могла дышать и захлебывалась кровью. Он снова ударил. Кулак, как железная кувалда, дробил тонкие косточки моего лица. Я представила, как они трескаются на мелкие кусочки. Лицо распухало, как шар. Я рыдала и пыталась вырваться, но в кладовой некуда было спрятаться, я пыталась втиснуться как можно глубже между платьев и пальто, обливая кровью шуршащий шелк и гладкий, мягкий мех.

Боль была везде. Было больно так, что я уже почти ничего не чувствовала. Хватая воздух ртом, я была похожа на загнанного зверя.

Он вытащил меня из шкафа и вынул пистолет.

Передо мной проплывали лица мамы и отца, братьев, Юджина, мордочка Люси.

– Пожалуйста, у меня есть семья. Пожалуйста, не убивай меня, – давилась я. Чего бы он ни хотел, я была готова все сделать, только бы не умереть.

– Молли, – сказал он, и теперь его голос звучал грустно и мягко, и такой же мягкой была его рука на моем плече. – Я сказал тебе. Мы не хотели этого…

Он направил пистолет мне в лицо. Я отшатнулась и закрыла глаза.

– Открой глаза. Мы могли бы подружиться, если ты будешь вести себя хорошо.

Я сумела кивнуть головой.

– И не вздумай вызвать полицию. Мы знаем, где живет твоя мама – в таком хорошеньком домике в горах Колорадо.

О господи, господи, что я сделала?

– Нет…. Обещаю, – рыдала я.

– Это единственное и последнее предупреждение.

Я снова увидела его кулак перед глазами, и потом наступила чернота.

Когда я пришла в себя, в комнате никого не было. Все тело было вялым и безвольным. Я подползла к входной двери и, держась за ручку, сумела подняться на ноги и запереть ее. Потом опустилась на пол, прислонившись спиной к двери, и стала прислушиваться.

Я не могла ни вызвать полицию, ни позвонить друзьям..

Я набрала номер Юджина.

– Что такое? – спросил он. Голос его был холодным и отчужденным – он не простил мне Глена.

– Юджин, ты можешь приехать? Ты мне так нужен, – слабо проговорила я, с трудом сдерживая слезы.

– А, Глена нет, и я снова тебе понадобился? Извини, Циль, ты сделала свой выбор. Я занят.

– Пожалуйста, Юдж, – умоляла я.

– Не могу, извини. – И он отключился.

Я осталась совсем одна.

Не знаю, сколько я просидела, прислонясь спиной к двери. Я сидела без сил и смотрела перед собой. Наконец я сумела подняться и на подгибающихся ногах побрела в ванную. То, что я увидела в зеркале, ужаснуло меня. Глаза запали, вокруг были черные круги, разбитая губа кровоточила, запекшаяся кровь покрывала лицо, шею и грудь. Одежда тоже вся была в крови. Не верилось, что это я, а не кто-то другой. Я залезла в душ и стояла под струями воды, обжигавшими израненную кожу, но я не обращала внимания на боль. Опустившись на колени, я зарыдала, оплакивая все то, что я потеряла, все свои несбывшиеся надежды.

А больше всего я рыдала потому, что знала, что не расстанусь с этой жизнью – даже теперь, после всего, что произошло.

 

Глава 31

Новый год я встретила в одиночестве, поскольку не могла показаться на людях с синяками и кровоподтеками на лице. Я врала друзьям, врала родителям, а в новогоднюю ночь я оцепенело стояла у окна и ждала, когда часы пробьют полночь, возвестив наступление 2011-го. Неделю я не выходила из квартиры, большую часть времени оставаясь в постели, прижав к себе Люси, которая встревоженными, полными любви глазами заглядывала мне в лицо. Когда я наконец начала выходить, мне повсюду мерещилось лицо этого бандита. У меня не было никаких сомнений, что мой шофер в этом участвовал. Так же, как и наверняка кто-то из швейцаров, который за деньги пропустил его внутрь. Я больше никому не доверяла.

Потом позвонил Винни. На этот раз я ответила.

– Как дела, Молли?

– Прекрасно, – ответила я.

– Ну что, встретимся? Думаю, сейчас ты уразумела, что к чему.

– О’кей, – сказала я.

Выбора у меня не было, и я это понимала.

– На следующей неделе, – сказала я. – На этой я уезжаю.

Я не могла встречаться с ним с таким лицом. Такой радости от моего унижения он не получит.

А накануне того дня, когда я, предположительно, должна была встретиться с людьми, избившими и ограбившими меня, людьми, принуждавшими меня нарушить закон с их помощью, мне попалась на глаза газета «Нью-Йорк таймс». Заголовок на первой странице гласил:

СТО ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ БАНДИТОВ АРЕСТОВАНЫ ВО ВРЕМЯ ШИРОКОМАСШТАБНОЙ ОБЛАВЫ, ПРОВЕДЕННОЙ ФБР

Крупнейший в истории Нью-Йорка разгром бандитского подполья, читала я.

Звонка от Винни не последовало… И никто не позвонил. Неужели мне так повезло?

Радоваться мне долго не пришлось. Я получила заказное письмо с судебным запросом о явке для дачи показаний. Федеральные власти возбудили дело против Брэда Рудермана, одного из моих игроков в Лос-Анджелесе. Предполагалось, что его фонд был очередной финансовой аферой. В моих играх в Лос-Анджелесе Плохой Брэд пользовался репутацией игрока с легкими деньгами. Дело дошло до того, что, когда я рассылала приглашения на игру, мне отвечали вопросом: «А Брэд играет?» Он играл настолько плохо, что часто казалось, будто он все делает для того, чтобы проиграть. Действительно, никто не может так плохо играть в карты после двух лет постоянной практики. Но именно так плохо играл Брэд.

Я хорошо его знала, и после того, как он поучаствовал в моей игре пару месяцев, я в какой-то момент отозвала его в сторону.

– Не знаю, насколько это вам подходит, – мягко сказала я и предложила ему посещать уроки покера. Я хотела, чтобы Брэд играл, но нужно, чтобы у него были шансы выиграть.

Даже Тоби попытался помочь ему научиться играть, что несказанно удивило меня. Позже я поняла его мотивацию: Тоби устраивало участие Брэда, потому что это привлекало игроков. Но чтобы Брэд продолжал приходить на игры, нужно было, чтобы он лучше играл. Если он проиграет слишком много, он уйдет.

Брэд нравился мне, но в нем чувствовалось что-то странное, как будто что-то в нем было отключено. Казалось, он что-то потерял. Мы настолько подружились, что, когда умерла его мать, я ходила на ее похороны. Его к тому же, по-видимому, что-то мучило, но обычно он был очень приятен в общении. Теперь я поняла, почему его поведение было таким странным: он скрывал серьезные вещи. Большинство инвесторов в его фонде были членами его семьи или друзьями. Он даже не был зарегистрирован в SEC, и на момент ареста в его фонде было только шестьдесят тысяч долларов, что никак не соответствовало заявленным инвесторам сорока пяти миллионам. Вот почему, хотя он никогда не выигрывал, он продолжал играть. Все сразу же обретало смысл. Он мог проиграть 5,3 млн долларов в игре, но игровую площадку он использовал для того чтобы собирать миллионы, получая инвестиции от других игроков, поскольку он позволял им забирать его деньги.

И теперь обвинение хотело получить мои показания. Брэд уже раскрыл всю информацию об игре, участниках, проигранных им суммах, о том, куда шли чеки, и, предположительно, о том, что организатором игры была я. Согласно тексту в повестке, Брэд заявил, что это я втянула его в игру и что в подпольных покерных залах у него выработалась игровая зависимость. В результате он утратил моральные установки и вынужден был прибегнуть к «схеме Понци».

Я улетела в Лос-Анджелес.

Мой прежний адвокат в Лос-Анджелесе встретил меня в аэропорту. Процесс дачи показаний, как я и ожидала, оказался неприятной процедурой. Несколько часов подряд я уклонялась от вопросов, подтверждая только мелкие, безобидные детали, и под конец была совершенно измучена. Вопросы к тому же разбередили воспоминания о моей лос-анджелесской жизни, которые я загнала в самые дальние уголки памяти и никогда к ним не возвращалась.

Я давно не была в Калифорнии. Остановилась я в «Four Seasons», отеле, хранившем так много воспоминаний, что мне казалось, будто среди его стен бродят многочисленные призраки. Но все изменилось. Я стала другой. И игра в Лос-Анджелесе стала другой. Рик Саломон обвинил Артура Гроссмана в мошенничестве, и хотя позже он отказался от обвинений, больше его уже не приглашали. Самое интересное, что Тоби тоже крайне редко получал приглашения.

Артур стал крупнейшим победителем в игре, позволяя одному из местных профессионалов играть у него в обмен на уроки покера. Дилеры получали зарплату, а девушки появлялись, только если были подружками игроков.

Я сидела в патио и смотрела на город, который когда-то покорила. Знакомые пейзажи, вид которых пробуждал когда-то ощущение уверенности и триумфа, теперь, казалось, отторгали меня.

Я задавалась вопросом, считал ли Тоби и теперь, что стоило все это затевать.

 

Глава 32

Наступил март, и холодная зима снова уступила место более мягкой погоде. Вместе с весной улучшилось и мое настроение. Я моталась по городу, устраивая встречи, заключая сделки и откапывая новых игроков. Поездка в Лос-Анджелес напомнила мне, что раз тогда я все потеряла и смогла подняться, то, значит, я могу сделать это и теперь. Поэтому я разработала новый план: заново создать в Нью-Йорке свою империю, но не навсегда. Когда я буду готова, я красиво выйду из игры, а потом начну новую жизнь как можно дальше от покера.

Я теперь действовала самостоятельно, никому не доверяла и остерегалась приблизить кого-нибудь к себе, обеспечивая себе тем самым безопасность. А кроме того, я открыла для себя новую разновидность клиентов – состоятельных русских. Новички вызывали у меня интерес. Они сочетали в себе жесткость и своеобразную щедрость и всегда проявляли ко мне уважение, которое можно было даже назвать восхищением.

К тому же они любили роскошь, умели ценить детали и не особенно держались за деньги – казалось, они зарабатывали их без усилий и точно так же легко расставались с ними. В этом состояла одна из особенностей их стиля жизни, которую я находила исключительно привлекательной, точно так же, как их манеру никогда не обсуждать, кто и как делал свои деньги. Такого рода вопросы у них считались дурным тоном. Вопрос, который считался самым естественным у американских игроков: «Чем занимаешься, брат?», обеспечил бы вам неуважение и презрение со стороны моих новых русских друзей.

Особенно я сблизилась с человеком по имени Алекс, негласным лидером в их кругу. Невероятно умный, утонченный и таинственный, он вел себя со спокойной уверенностью и потому выглядел весьма солидно.

В Нью-Йорке, казалось, не иссякал поток русских с их дорогущими автомобилями, туфлями и наручными часами. Все они хотели играть. И у всех, похоже, были бездонные карманы. Они не жаловались, быстро платили, не требовали уступок и готовы были играть семь дней в неделю.

Я снова была на коне, и такое международное сотрудничество мне было очень по душе.

Я должна была перестроить всю свою большую игру, и получилось даже лучше, чем раньше. Вместе с русскими там были ребята с Уолл-стрит, к тому же ко мне вернулись спортсмены и знаменитости.

На тот вечер у меня была запланирована грандиозная игра – в городе был один из моих самых крупных лондонских игроков, а русские обещали привести кое-кого из Москвы, по слухам, крупнейших азартных игроков в мире. И если игра пройдет, как я запланировала, это послужит доказательством моей способности всегда возрождаться, становиться лучше и сильнее, несмотря на чьи-то попытки выбить меня из игры.

Было десять часов вечера, я приводила себя в порядок, после того как вернулась домой. Я ездила собирать долги, и это заняло у меня больше времени, чем я ожидала.

Я поспешно наносила макияж, когда раздался телефонный звонок. Номер на экране телефона не определялся.

– Да, – сказала я, глядя в зеркало.

– Не ходи на игру, – предупредил приглушенный голос.

– Кто это? – спросила я.

Ответом была тишина.

После нападения на квартиру я стала регулярно менять место проведения игр и наняла охрану.

Я снова была на вершине. Скорее всего, голос в телефоне принадлежал кому-то из моих конкурентов, которые пытались запугать меня.

Я закончила одеваться, стараясь забыть про загадочный звонок. Я надела белое шелковое платье, чулки, шпильки, шубку из чернобурки и винтажный браслет Dior с бриллиантами. Русские снова ввели моду дорого одеваться и высоко ценили блеск и гламур. Напоследок я еще раз посмотрела на себя в зеркало и направилась к выходу. Пока я ждала лифта, на телефон начали непрерывно приходить сообщения. Я вытащила его из сумочки и посмотрела, от кого они.

Это было сообщение от Питера, участника, уже приехавшего на игру. Лифт приехал, двери открылись, потом закрылись, а я продолжала стоять в холле в холодном поту.

Тут ФБР!! Человек двадцать или около того. Ищут тебя.

Я снова и снова перечитывала сообщение, стараясь понять его смысл.

Вселенная вращалась вокруг меня, все двигалось куда-то, а я неподвижно стояла в холле, не в силах пошевелиться. Через секунду я очнулась. Двери лифта продолжали открываться и закрываться, и я бросилась обратно в квартиру. Времени было очень мало. Агенты ФБР могли уже сообразить, что на игре меня не будет. Следующей их попыткой будет найти меня дома, если они, конечно, еще не здесь. Федералы. ФЕДЕРАЛЫ!

Это было несравнимо серьезнее, чем все, чего я могла ожидать. Меня охватил ужас. Мне нужна была мама. Я схватила сумочку, спешно собрала чемодан, взяла Люси и заперла дверь.

Закрыв глаза, я спускалась с двадцать первого этажа на лифте и молила бога о том, чтобы не встретить агентов ФБР в подъезде. Двери лифта открылись. Я собралась с духом и сделала шаг.

Никого.

Я прошла к выходу и оказалась на холодном ночном воздухе. Затаив дыхание, я спускалась к тротуару, ожидая каждую секунду вспышек фар, сирен и паники вокруг. Но ничего не происходило, только обычные прохожие шли мимо, да из Центрального парка через дорогу несло конским навозом.

Мой черный «эскалейд» дожидался меня.

Я обернулась и взглянула вверх на окна квартиры моей мечты. На стене здания светились красные буквы «Эмпайр». Мне стало грустно. Я чувствовала, что больше никогда сюда не вернусь.

– Куда ехать? – спросил Джо, добродушный и беззаботный парень.

Меня вдруг осенило, что не у каждого сегодня рушится жизнь. Только у меня.

– Джо, – сказала я, – нам нужно убраться отсюда. Пожалуйста. Быстро.

– Но куда, мисс Блум?

– Куда-нибудь, пожалуйста, поехали, – повторила я.

Я позвонила своему адвокату домой:

– Извините, что беспокою вас. Сегодня вечером на мою игру явились федералы. Они взломали дверь. Ищут меня.

– Где вы? – спросил он, мгновенно перейдя из полусонной расслабленности в состояние боевой готовности.

– Я в машине, направляюсь в аэропорт. Хочу поехать домой, в Колорадо. – Голос у меня дрогнул. – Это преступление – покинуть штат?

Я не могла представить, что все это говорю я сама.

– Нет, это не преступление, но они могут ждать вас в аэропорту. Оставайтесь сегодня в Нью-Йорке. Заселитесь в отель, переночуйте у друзей, а утром я сразу же займусь этим.

– Я очень хочу домой. Я позвоню вам из Колорадо.

– Если вас арестуют, ничего не говорите. Позвоните мне, и я приеду. Запомните, ничего не говорите.

– О’кей, – ответила я.

По кредитной карте я заказала билет в Колорадо из аэропорта Ньюарк.

И попросила водителя отвезти меня в аэропорт Кеннеди.

Если федералы следят за мной, это собьет их с толку. Каждая секунда тянулась бесконечно. Я подошла к стойке продажи билетов, и, пока сотрудница аэропорта оформляла мне билет за наличные, я не сводила с нее глаз.

До полета оставалось более двух часов, я взяла Люси и чемодан и заперлась в одной из кабинок туалета. Там мы и просидели эти томительные часы.

Наконец пришло время идти на посадку. Все решится именно сейчас. Если меня пропустят в самолет, я попаду домой, хотя бы на время, только чтобы увидеться с родителями, обнять их и попрощаться.

Солнце уже вставало над Нью-Йорком. Я смотрела, как остров тает в свете нового дня, пока самолет набирал высоту. Мне хотелось заплакать, но внутри все было пусто и мертво. Когда мы приземлились, я получила багаж и нашла такси.

Шофер ехал по знакомой дороге к нашему дому в горах, и в голове у меня мелькали воспоминания о детстве, когда мы все вместе каждые выходные выезжали кататься на горных лыжах.

Наконец мы подъехали к маминому дому. Я позвонила в дверь, и она вышла в халате на крыльцо. Удивлению ее не было предела, когда она увидела, что это я. Обмякнув, я почти упала ей на руки.

– Солнышко, что случилось? Расскажи мне, все расскажи. У тебя все в порядке?

И тогда слезы хлынули у меня из глаз. Мама обнимала меня, а я все никак не могла остановиться.

После того как я рассказала маме все, что произошло, я забралась к ней в кровать, и она оставалась со мной и гладила меня по голове, пока я не провалилась в глубокий сон. Когда я проснулась, солнце уже садилось. Здесь, в этом тихом лесном гнездышке, я ощущала себя безмерно далеко от покера, от моей прежней жизни, и мне казалось, что я могла бы прятаться здесь, в этом доме, всю жизнь. Но я понимала, что это невозможно. Мне придется пройти через все, что меня ожидает.

Я позвонила адвокату. Он сказал, что ведется следствие и что я вхожу в список лиц, интересующих власти. За ведение дела в мою защиту он возьмет дополнительный гонорар. Я посмотрела свой банковский счет.

Баланс составлял – 9 999 999.00. Я проверила другие счета, и на них тоже отразился тот же самый отрицательный баланс.

Я позвонила в банк:

– Я хочу знать, почему на всех моих счетах отрицательный баланс.

– Прошу прощения, мисс Блум, – смущенно сказал банковский служащий, с которым я разговаривала, – здесь пометка – связаться с прокуратурой.

Я сразу же перезвонила адвокату, который сообщил мне, что на мои активы наложен арест. Он также сообщил, что власти хотели бы, чтобы я явилась «поговорить с ними» насчет организованной преступности.

Я вспомнила чуждые жалости глаза бандита в Нью-Йорке и особенно его угрозу насчет моей матери.

– Нет, я отказываюсь, – твердо сказала я.

– Я передам им, – ответил он.

– Что теперь будет? – спросила я.

– Ну, если вы не будете сотрудничать со следствием, я не смогу вернуть ваши деньги, и есть вероятность, что вам самой предъявят обвинение.

– Но мы же изучали этот вопрос, – возразила я, вспоминая, как он сам, как и адвокат в Лос-Анджелесе, подтвердил, что я не нарушала федеральных законов. В голове не укладывалось, каким образом мне могут предъявить обвинение на государственном уровне.

– Власти иногда так делают. Они пытаются выжать из людей информацию, – сообщил адвокат.

У меня не было денег, не было ответов на вопросы и не было желания входить в программу по защите свидетелей.

Всего лишь несколько лет назад я, пылая от ярости, в мгновение ока собралась и приехала в Нью-Йорк, чтобы построить новую жизнь, а вот теперь я осталась одна, и вокруг меня пустота.

Мой телефон не звонил, девочки разлетелись кто куда. Я продала покерный стол и шаффл-мастер, отказалась от нью-йоркской квартиры и заплатила грузчикам, чтобы они упаковали всю мою жизнь в коробки и отдали ее на хранение где-нибудь в Квинсе.

Я обосновалась в родительском доме и старалась научиться жить тихо, в гармонии с природой. Так много вопросов осталось без ответа. Страх неизвестности постоянно преследовал меня. У меня бывали хорошие дни, бывали плохие. Иногда я чувствовала невероятное облегчение, а иногда была так угнетена, что не могла встать с постели.

Мне вспоминался профессиональный покерист, уже пожилой человек, с которым я познакомилась в казино Белладжио. В то время я пыталась заловить крупного туза и постоянно следила за ним, делая вид, что просто составляю компанию Юджину.

Этот человек сидел слева от меня, и после бэдбита он повернулся и, глядя на меня умудренными опытом глазами, объявил:

– Покер разобьет ваше сердце, юная леди.

– А-а, – возразила я, улыбаясь, – я не играю.

– Все мы играем, – ответил он. – Покер – это образ жизни.

Он оказался прав. Покер разбил мне сердце.

Тем не менее я сумела это пережить. Я ходила в походы, читала и писала.

Мы с братом съездили в Перу и добрались до Мачу-Пикчу. Я стояла на вершине холма и дивилась невероятному творению рук человеческих, оставленному в нам наследство этой великой цивилизацией. И я думала об игре. Устраивая игры в роскошных пентхаусах, я считала, что поднялась на самую вершину мира, но это был материальный мир. Вокруг меня разворачивалась драма, царили волнение и ажиотаж. Короли этого мира собирались вместе и проигрывали целые империи. Но когда последняя карта была разыграна, когда уносили стол, когда горничные убрались в номере, не оставалось ни следа соперничества, ни признаков триумфа, ни памятников великим победам. Не оставалось ничего, кроме тишины, как будто вообще ничего этого не было.

 

Эпилог

Два года я собирала по крупинкам осколки моей прежней жизни. Через полгода, после того как ФБР ворвались на мою игру, арестовали Алекса и еще нескольких русских. Говорят, что они устроили грандиозное мошенничество – обманом выманили из страховых компаний шестьсот миллионов долларов. Мой адвокат сказал, что федералы вмешались именно поэтому. Мне стало известно, что та мощная сеть контактов, над созданием которой я работала несколько лет, больше не существует, а выстроенные мной отношения с людьми больше ничего не значат. Дело было не только в слухах, ходивших в среде покеристов. В прессу просочилась информация о том, что обвинение, предъявленное Брэдли Рудерману, повлекло за собой судебное разбирательство, в котором против каждого игрока, получившего чек от Брэда в качестве выплаты, было возбуждено дело. Многие из игроков были знаменитостями, и, копнув глубже, журналисты рассказали миру о большой игре, знаменитых игроках и девушке, проводившей игры. Они называли меня «Покерной принцессой», «Мадам Покер», а то и еще похуже. Папарацци являлись домой к маме, к отцу, разыскали школу, в которой я училась. Они звонили моим друзьям, моим бывшим бойфрендам и завалили сообщениями мою электронную почту. Я ни с кем не разговаривала, и постепенно они отвязались.

Я вернулась в Лос-Анджелес перед своим днем рождения, почти через два года после того, как мой мир развалился на части. Я нашла симпатичную квартирку – ничего общего с теми роскошными апартаментами, в которых я жила раньше, – но она стала моим домом. Большинство моих так называемых друзей перестали ими быть, как только у меня кончились деньги, но несколько настоящих, тех, с кем я встретилась в начале своего пути, остались мне верны, и я была им благодарна за это. Однажды рано утром я выгуливала Люси и столкнулась с Юджином. Он переехал в Лос-Анджелес и по чистой случайности снял квартиру в двух кварталах от моего дома.

– Циля! – услышала я знакомый мягкий голос. Он стиснул меня в объятиях.

Я была очень рада, что он выбрался из Нью-Йорка. Последнее, что я слышала о нем, это что он стал партнером Эдди Тинга, который, что было вполне предсказуемо, обчистил его. Мы долго разговаривали, вспоминали прежние времена, хорошее и плохое. Я попросила прощения за то, как обошлась с ним.

– Я всегда буду любить тебя, Циля, – сказал он. – И давно простил тебя. Ты сильная, и ты самая хорошенькая девушка из всех, кого я знаю. Фея с крошечными ножками и маленькими крылышками.

Я рассмеялась. Я так скучала по нему, скучала по жизни в нашем сказочном мире. Он был единственным, кто действительно знал меня, принимал меня такой, какая я есть, и я видела его таким, каким он был на самом деле. Мы были родственными душами, и мое чувство к нему пустило глубокие корни, но я знала, что мы никогда не сможем быть вместе. Он был азартным игроком, и его жизнь всегда будет проходить по ночам, от раздачи до раздачи, от игры до игры. Мы смотрели друг на друга, и страсть, любовь и прошлое всколыхнулись во мне.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала я усилием воли.

– О’кей, – сказал он.

Мы обнялись на прощание.

Я побрела домой. Сколько иронии было в том, что он поселился так близко от меня. Я думала о безумной энергии, которой была полна моя жизнь, связанная с покером. Мне ее временами недоставало. Риск, деньги, ажиотаж игры… Как это все оказалось непрочно! Теперь я научилась жить по-другому. Я много спала, проводила время на солнце, правильно питалась и экономила. Это была мирная жизнь.

Перед сном я надела белую шелковую ночную рубашку «Ла Перла» – мне ее когда-то подарил Юджин ко дню рождения.

Я улыбалась. У него все было в порядке, и я всегда ему этого желала. Я кое-что записала в свой дневник, а потом задремала, прижав к себе свернувшуюся клубочком Люси – единственного постоянного спутника моей жизни.

Меня разбудили назойливые телефонные звонки. В смятении я взглянула на часы. Пять утра? Мне больше не звонят среди ночи с незнакомых номеров. Я взяла трубку.

– Молли Блум?

– Да.

– Говорит Джереми Бессон из Федерального бюро расследований. Мы находимся рядом с вашей квартирой. Если вы немедленно не откроете, мы взломаем дверь. У вас двадцать секунд.

Меня затрясло, сердце заколотилось, задрожали руки. Что это, розыгрыш? Кто-то хочет напасть на меня? Непонятно…

– Мисс Блум, у вас пятнадцать секунд.

Я бросилась к двери и открыла ее.

Все было как в кино. Вооруженные агенты ФБР, наверно, человек двадцать или больше, с наручниками, они орали на меня, как на настоящую преступницу. С меня сняли наручники только один раз, чтобы я могла одеться. Мне пришлось переодеваться в присутствии агентов-женщин. Мне не разрешали ни до чего дотрагиваться, они сами одевали меня. Потом снова надели наручники и посадили в темный внедорожник.

– Куда мы едем? – сдержанно спросила я.

– В город, – последовал ответ.

Мы въехали на неосвещенную подземную парковку.

– Готовы привести заключенного? – раздался мужской голос по радиосвязи.

– Да, – ответили они.

Они повели меня наверх и объявили, что «заключенный на месте».

У меня взяли отпечатки пальцев, сфотографировали, а дальше приказали встать лицом к стене. Женщина-агент надела мне на ноги кандалы.

– Повернитесь, – приказала она.

Она надела мне на пояс цепь и застегнула ее. Потом пристегнула к цепи мои наручники, и вместе с другой сотрудницей они повели меня в камеру. Идти в кандалах было очень неудобно, они врезались мне в щиколотки, но я не смела жаловаться. Они открыли дверь в грязное помещение. Ужас… Они провели меня внутрь и вышли, большим ключом заперев дверь.

– Я долго здесь пробуду? – вежливо спросила я.

– Устраивайся поудобнее, не стесняйся, дорогуша, – ответила женщина.

Я услышала, как надзиратели выкрикивают:

– Заключенные на месте!

Подняв голову, я услышала шарканье ног, доносящееся из-за угла. Знакомые миндалевидные глаза встретились с моими… Юджин! Я всматривалась в его лицо. Он на мгновение остановил на мне свой взгляд, а потом равнодушно отвернулся. За ним шел его брат, Илья, потом Хелли, состоятельный светский лев, Ной, математик, по прозвищу Оракул, гандикапер в их букмекерской конторе. Дальше шел Брайан Зуриф, наследник трастового фонда.

Когда наконец появился мой адвокат, он передал мне многостраничный документ – предъявленное обвинение – с детальным описанием предполагаемого криминального заговора. Читался он, как сценарий к фильму. Перечень обвиняемых включал в себя человека, именуемого «Vor», главаря русской организованной преступной группы, одного из десяти самых разыскиваемых преступников в мире, с одной стороны, а с другой стороны, Хедли, богатого бойфренда многочисленных супермоделей, Джона Хэнсена, шахматиста, Ноя, гения-математика, «Сантехника» Пита, проигравшего так много денег в азартных играх, что ему пришлось расстаться с частью своего водопроводного бизнеса, предположительно служившего теперь прикрытием для операций по отмыванию денег. Там же были Юджин, его брат и их отец, которые, согласно обвинению, руководили многомиллионными букмекерскими операциями из той самой квартиры в Башне Трампа, где я провела так много ночей. В общей сложности тридцать четыре человека, о большинстве из которых я никогда не слышала.

Я была единственной женщиной в этом списке.

В конце концов меня отпустили под залог в сто тысяч долларов, и я должна была предстать перед федеральным судьей южного округа Нью-Йорка, чтобы ответить на предъявленные обвинения.

Пребывание в суде стало одним из самых странных испытаний, выпавших на мою долю. На скамье слева сидели мои друзья, семья и журналисты. Я взглянула на маму, которая пребывала в полном неведении по поводу происходящего, она сидела рядом с матерью Юджина, по-видимому, крайне подавленной. Я не могла не сочувствовать этой женщине – обвинения были выдвинуты против всех членов ее семьи. Скамьи справа предназначались для обвиняемых, а те, кто содержался под стражей, сидели в стеклянном боксе в передней части зала суда. Защищавшие меня адвокаты, к моему счастью и облегчению, сидели по обе стороны от меня, объясняя мне все, что происходит. Они уверяли, что я все делаю правильно. Я оглянулась на моих так называемых сообщников. Некоторые были в превосходных дорогих костюмах, другие – в спортивных куртках и брюках, были и те, кто прибыл в тюремной одежде. Из пресс-релиза, опубликованного на сайте ФБР, я узнала, что мне грозит от пяти до десяти лет.

В зал вошел судья, и все встали. Большая часть его речи касалась процедурных вопросов. Я оглянулась на Юджина. Он был в обычной одежде и сидел в первом ряду. Я ждала, когда все обвиняемые, многие из которых нуждались в услугах переводчика, заявят о своей невиновности. Наконец, в самом конце списка, судья прочитал мое имя. Я встала, хотя ноги у меня подкашивались. Все присутствующие в зале повернулись, чтобы посмотреть на меня. Комната поплыла у меня перед глазами.

– Вы признаете себя виновной, мисс Блум?

– Я отрицаю свою вину, ваша честь, – с трудом проговорила я.

– Прошу прощения, но я не слышу вас отсюда. Вы признаете себя виновной в совершении указанных правонарушений?

В зале стояла полная тишина. Не знаю как, но я сумела найти в себе силы и ответила громко и уверенно:

– Я отрицаю выдвинутые против меня обвинения, ваша честь.

Спустя год, ставший для меня временем тяжелейших испытаний и колоссального роста, я приняла решение не защищаться. Как бы то ни было, это не вопрос вины или невиновности. Если бы я стала защищаться, это обошлось бы мне в миллионы (а у меня едва хватало денег на авиабилеты, чтобы являться в суд в указанные даты) и на это ушли бы годы жизни. И даже это не гарантировало справедливое решение. К тому же я снова отклонила предложение о сотрудничестве с властями. Поэтому в этот самый холодный день 2013 года, 12 декабря, я сдалась и признала обвинения. В этот день я стала осужденной преступницей и теперь ожидаю приговора.

Не знаю, что решит федеральный судья, но каким бы ни было наказание, не он выбирает мою судьбу. Я выбираю. Меня много раз спрашивали: если бы можно было начать все сначала, выбрала бы я тот же самый путь? Мой ответ: да, тысячу раз да. Я пережила грандиозные приключения и научилась верить в себя. Я ничего не боялась и добилась успеха. Я была и беспечной, и эгоистичной. На своем пути я потеряла все. Я пренебрегла многими важными вещами и обменяла их на богатство и статус. Я жаждала могущества и причиняла людям вред. Но мне предстояло все потерять, упасть лицом в грязь перед всем миром, чтобы понять, что те уроки, которые я вынесла, падая с пьедестала, были не менее ценными, чем те, что мне пришлось познать, взбираясь на него. И теперь все, что я поняла, я смогу использовать, чтобы сделать что-то действительно значимое и ценное.