Сбылась мечта ЦРУ: налет группы коммандос из числа антикастровски настроенных кубинских эмигрантов на кубинское посольство в Лиме обнаружил документальные доказательства того, что в Перу Куба заплатила «сотни тысяч долларов» за пропаганду, направленную на создание общественного мнения, благоприятно настроенного к кубинской революции, и на популяризацию в стране коммунистических взглядов.

Это не было еще одним огульным обвинением в духе холодной войны, поскольку в захваченных документах раскрывались всевозможные подробности и имена: лица, получавшие кубинские деньги, профсоюзные лидеры, университетские преподаватели и политики, люди, посещавшие Кубу на условиях «полного пансиона» [1]Источник: «Вашингтон пост», 1967,26 февраля. Схема подготовлена отделом дизайна «Вашингтон пост».
. Именно этих людей ЦРУ считало врагами.

Единственной проблемой — а может быть, и не проблемой — было то, что некоторые из документов были поддельными. Налет действительно имел место, и именно 8 ноября 1960 года. Документы действительно были захвачены — под дулом автоматов. Однако самые обличающие документы, представленные месяц спустя наряду с настоящими, были сработаны умельцами из Управления технического обеспечения ЦРУ [2].

С точки зрения пропаганды, «находка» оказалась весьма приятной неожиданностью. Все это дело широко освещалось средствами массовой информации в Латинской Америке и США, которые не скупились на возмущенные антикоммунистические статьи и передовицы. Газета «Уолл-стрит джорнэл» сподобилась на чрезвычайно длинный и слегка истеричный материал (явно основанный на информационном сливе из администрации и лишенный неудобных вопросов), в котором было сделано предупреждение о том, что «горы разведданных из 20 стран, протянувшихся от Мексики до Аргентины, повествуют о ширящемся проникновении коммунистов в наше полушарие» [3].

Конечно, кубинцы настаивали на том, что документы были поддельными, но иного от них никто и не ожидал. Вся эта затея была направлена на то, чтобы бросить тень на международные отношения Кастро.

С точки зрения ЦРУ, наиболее благоприятным результатом стало то, что через несколько дней после обнародования этих документов, перуанское правительство разорвало дипломатические отношения с Кубой. Это было одним из приоритетов резидентуры агентства в Лиме, равно как и резидентур в большинстве других латиноамериканских стран, и в дальнейшем привело к запрету кубинского агентства новостей «Пренса латина» в Перу. Перуанские власти решили, что его репортажи «контролировались Москвой» [4].

Неделю спустя проявились дальнейшие благоприятные для ЦРУ последствия данного инцидента. Перуанское правительство ввело закон, облегчающий арест членов коммунистической партии (год спустя его отменили). В ходе разбирательства перуанский парламент принял заявление под присягой некоего Франсиско Рамоса Монтехо (Francisco Ramos Montejo), сотрудника кубинского посольства, незадолго до того ставшего перебежчиком и присутствовавшего в посольстве при налете, который «подтвердил» то, что все документы были подлинными. Рамос, ныне проживающий в Майами и состоящий на службе ЦРУ, поделился новыми откровениями о существовании подробных планов, касающихся политических убийств перуанских государственных служащих и свержения правительства. Кроме того, он рассказал, что предположительно с этой целью из Боливии и Эквадора в Перу контрабандой ввезли оружие [5]. Вот таким манером ведется «борьба за умы и сердца» в Латинской Америке.

Политическая история Перу является классической для стран Южной Америки: олигархию свергают в ходе военного переворота, воцаряется очередная олигархия, процесс периодически отмечается восстаниями и спорадическим насилием со стороны низов, стремящимся напомнить верхам о том, что они еще живы, хотя и едва-едва. Журналист Джон Джерасси (John Gerassi), проведший немало лет в Латинской Америке, так описывает положение перуанских низов в начале 1960-х:

«В столице Лиме, чьи колониальные особняки, окольцованные богато украшенными деревянными балконами, делают ее одним из прекраснейших городов мира, половина из 1,3 млн жителей обитает в кишащих крысами трущобах. Одна из трущоб, известная как Эль-Монтон, построена на городской свалке. Когда я однажды побывал там, то наблюдал, как голые дети (некоторые совсем еще младенцы) соперничали со свиньями за жалкие объедки, случайно выброшенные мусорщиками… Чтобы притупить голод, крестьяне жуюглистья коки, содержащие кокаин, а их рацион составляет в среднем 500 килокалорий в день. Если где-то обнаруживается трава, то перуанские индейцы ее едят; овец они забивают, когда те настолько оголодают, что начинают выгрызать шерсть из других овец для пропитания. Батраки, обрабатывающие землю белого населения, зарабатывают в среднем 1 сол (4 цента) в день, трудясь от восхода до заката» [6].

Втот период движение под предводительством Уго Бланко (Hugo Blanco) организовывало крестьян в профсоюзы, устраивало забастовки и захватывало землю. Движение начало маломасштабную партизанскую войну, используя свое немногочисленное вооружение для защиты скваттеров, селившихся на небольших клочках земли, и было с легкостью и жестокостью подавлено полицией и армией, вероятно, без существенной американской помощи — за исключением «рутинных» поставок оружия полиции и военным, а также их боевой подготовки.

Однако к 1965 году на восточных склонах Анд было сформировано несколько вооруженных партизанских групп. Их руководители осознали суровую действительность — организовать крестьян само по себе было недостаточно, а по мнению некоторых, и просто самоубийственно. Вдохновленные кубинской революцией и последовавшим за нею социальным прогрессом, эти выходцы из среднего класса встретились в мае для планирования общей стратегии. Некоторые из них прошли подготовку под руководством кубинцев. В следующем месяце они начали партизанскую войну всерьез. Однако к концу года три мятежные группы были разгромлены в ходе совместной перуанско-американской противоповстанческой операции (две из них — менее чем через два месяца). Те из партизан, кому удалось выжить, вели в течение следующего года с небольшим тщетные стычки с правительственными войсками [7].

Роль ЦРУ в этом решающем разгроме повстанцев лаконично описывается бывшим высокопоставленным сотрудником ЦРУ Виктором Маркетги (Victor Marchetti):

«В этой операции, которая была крупнейшим вмешательством ЦРУ в дела Латинской Америки со времен вторжения в заливе Кочинос (Залив Свиней), участвовали «зеленые береты». Это произошло в середине 1960-х годов, когда управление тайно пришло на помощь перуанскому правительству, не справлявшемуся с партизанами в отдаленных восточных районах. Оказавшись неспособной самостоятельно справиться с повстанческим движением, Лима обратилась за помощью к США, которую последние незамедлительно и скрытно предоставили.

ЦРУ профинансировало строительство в неспокойных перуанских джунглях того, что один опытный наблюдатель описывал как «Форт-Брэгг» в миниатюре, включая столовые, учебные классы, казармы, административные здания, парашютные вышки, морские десантно-высадочные средства и все остальные атрибуты полувоенных операций. Под прикрытием официальных программ военной помощи были поставлены вертолеты, а самолеты ЦРУ доставили оружие и иную боевую технику. Боевую подготовку вели инструкторы из Управления специальных операций ЦРУ и «зеленые береты», прикомандированные к сухопутным войскам США» |8].

В феврале 1966 года министр обороны Роберт Макнамара (Robert McNamara) подвел итоги операции на слушаниях в Сенате: «В Перу правительство уже достигло значительных успехов в борьбе с партизанами, а перуанские сухопутные и военно-воздушные силы, подготовленные и оснащенные Соединенными Штатами, сыграли заметную роль в этой противопартизанской кампании» [9].

Как обычно — и как ни парадоксально — такая подготовка привила перуанским офицерам мотивацию к борьбе в первую очередь с повстанцами. Как указывал американский военный исследователь Майкл Клэр (Michael Klare):

«Многие латиноамериканские офицеры предпочли бы командовать каким-нибудь элитным подразделением или частью вроде истребительной авиационной эскадрильи, военно-морской флотилии или танковой бригады, а не воевать против партизан в ходе долгих, не особенно эффектных военных операций в джунглях. Поэтому американские программы боевой подготовки нацелены на то, чтобы подчеркнуть важность противопартизанских операций (и тем самым намекнуть, что США вознаградят тех из них, кто хорошо себя проявит в войне подобного рода)» [10].

Масштаб непосредственного участия американского личного состава в боевых действиях в Перу неизвестен. Однако американцы развернули свой штаб в деревне Мазанари, посреди района, в котором велись ожесточенные боевые действия. В сентябре 1965 года газета «Нью-Йорк тайме» сообщила о том, что когда перуанская армия начала крупное наступление на партизан, «по меньшей мере один американский специалист по противоповстанческой борьбе помогал планировать наступление и руководил им» [11].

Одновременно в населенных пунктах прошли аресты сторонников партизан на основе разведданных, предоставленных ЦРУ — в частности, списка «подрывных элементов», регулярно составлявшегося резидентурами ЦРУ по всему миру как раз для подобных случаев [12]. ЦРУ обычно гораздо удобнее собирать сведения подобного рода, чем правительству той или иной страны, ввиду огромного опыта «фирмы» в данной области, финансовых средств для найма информаторов, наличия оборудования для организации прослушки и более высокой заинтересованности в результате.

Пока в Перу происходили вышеописанные события, заголовки американских газет были заполнены новостями о войне во Вьетнаме и активных антивоенных протестах. В этой связи единственное сообщение о перуанских событиях в «Нью-Йорк тайме» прошло практически незамеченным. Однако американская цель в Перу — сокрушение движения за проведение настоящей земельной реформы и общественно-политические перемены, неизбежно вытекающие из таковой реформы, — была та же самая, что и во Вьетнаме. Применяемые методы тоже были схожими: дома крестьян и целые деревни сжигали в наказание за поддержку партизан, сельскую местность подвергали воздействию дефолиантов для уничтожения мест базирования партизан, бомбардировки велись «ковровым методом» с применением помимо обычных бомб напалма, пленных выбрасывали из вертолетов в воздухе [13].

Ряды перуанских повстанцев не пополнялись хоть сколько-нибудь заметным количеством крестьян-индейцев. И это было существенным отличием их борьбы — отличием, обрекшим их на поражение. Революционное сознание крестьян-индейцев было слабо выраженным, и еще слабее выражалась их смелость. Четыре века обесчеловечивайия практически лишили их какой-либо надежды на улучшение и осознание своего права на восстание. А когда такое осознание (даже слабое) наступало, как, например, в случае с Уго Бланко, то органы государственного насилия обрушивали на него всю свою мощь, чтобы оно не окрепло.

В странах третьего мира большинство личного состава вооруженных сил, чьей задачей было удержание в узде крестьян, состояло из солдат, которые сами были выходцами из крестьян. Со стороны перуанского и американского военного командования было высшей мерой цинизма отправлять солдат служить подальше от дома, чтобы они не отказывались стрелять в народ, когда получали такой приказ [14].

У них все получилось. И получилось настолько эффективно, что до следующего вооруженного восстания отчаявшихся людей в Перу прошло более десятилетия.