Что делает правительство Соединенных Штатов, когда сталкивается с выбором между поддержкой: а) группы тоталитарных военных головорезов, виновных в убийстве тысяч людей, систематических пытках, широко распространенном насилии, оставляющих после себя на улицах изувеченные тела, и б) мирного священника, законно избранного на этот пост подавляющим большинством голосов, которого бандиты свергнут в результате государственного переворота?
Но что, если священник является левым?
Во время диктатуры семьи Дювалье — сначала Франсуа Папа Док в 1957–1971 годах, а затем Жан-Клод Бэби Док в 1971–1986 годах — оба пожизненные президенты — Соединенные Штаты обучали и вооружали силы по борьбе с повстанцами на Гаити. При этом большая часть американской военной помощи в страну тайно переправлялась через Израиль, тем самым защищая Вашингтон от смущающих вопросов о поддержке жестоких режимов. После того как в феврале 1986 года Жан- Клод был вынужден покинуть страну, спасаясь во Францию на борту самолета ВВС США, Вашингтон возобновил открытую помощь. И в то время как несчастная толпа гаитян праздновала окончание трех десятилетий «дювальеризма», Соединенные Штаты были заняты сохранением этого режима под новыми именами.
Через три недели после бегства Жана-Клода США объявили о том, что они окажут Гаити помощь в размере 26,6 миллиона долларов США в качестве экономической и военной поддержки. В апреле было сообщено о том, что «еще 4 миллиона долларов будут направлены на обеспечение гаитянской армии фузовиками, средствами связи и на подготовку, чтобы армия могла перемещаться по стране и поддерживать порядок [1]Источник: «Вашингтон пост», 1967,26 февраля. Схема подготовлена отделом дизайна «Вашингтон пост».
. Поддержание порядка в Гаити означает внутренние репрессии и контроль. За 21 месяц между отречением Дювалье и очередными выборами в ноябре 1987 года, последовавшие гаитянские правительства успели уничтожить больше фажданских жертв, чем Бэби Доку удалось убить за 15 лет [2].
ЦРУ тем временем занималось организацией освобождения из тюрьмы и безопасной фанспортировкой за фаницу двух своих агентов времен Дювалье — печально известных начальников полиции, тем самым спасая их от возможного смертного приговора за убийства и пытки и действуя вопреки страстному желанию общественности возмездия для своих бывших мучителей [3]. В сентябре лидер главного профсоюза Гаити Ив Ричард (Yves Richard) объявил, что Вашингтон работает над подрывом левых сил перед предстоящими выборами. Организации США, занимающиеся помощью, сказал он, поощряли людей в сельской местности идентифицировать и отклонять всех левых как «коммунистов» [4], хотя у страны явно была фундаментальная по-фебность в реформаторах и радикальных изменениях. Гаити был и остается самым крупным экономическим, медицинским, политическим, судебным, образовательным и экологическим инвалидом Западного полушария.
В это время Жан-Берфан Аристид (Jean-Bertrand Aristide), харизматич-ный священник с массой последователей из беднейших фущоб Гаити, был единственным представителем церкви, выступавшим против репрессий Дювалье. Он осудил доминирование военных на выборах и призвал гаитян отказаться от всего процесса. Его деятельность заняла достаточно прочное место в предвыборной кампании, чтобы вызвать сильную антипатию со стороны официальных лиц США. Рональд Рейган, как позже писал Аристид, считал его коммунистом [5]. Заместитель госсекретаря по межамериканским делам Эллиот Абрамс (Elliott Abrams) счел необходимым атаковать Аристида во время предвыборной кампании, восхваляя действующее правительство Гаити в своем письме для журнала «Тайм» [6].
Католический священник в Гаити впервые получил известность как сторонник теологии освобождения, которая переплетала учение Христа с вдохновлением бедняков на организованность и сопротивление угнетению. На вопрос, почему ЦРУ стремилось противостоять идеям Аристида, высокопоставленный чиновник из комитета Сената по разведке заявил, что «сторонники теологии освобождения не слишком популярны в Управлении. Возможно, на втором месте после Ватикана по неприятию теологии освобождения стоит Лэнгли [штаб-квартира ЦРУ]».
Аристид призвал к бойкоту выборов, сказав: «Армия является нашим первым врагом». ЦРУ, с другой стороны, финансировало некоторых кандидатов.
Управление позднее настаивало, что целью программы финансирования было не противостояние Аристиду, а обеспечение «свободных и открытых выборов», где ЦРУ лишь помогало некоторым кандидатам, у которых не было достаточно суммы, и пыталось нейтрализовать попытки Аристида сократить явку, которая «уменьшила бы законность выборов». Неизвестно, кого из кандидатов финансировало ЦРУ и почему Управление или Государственный департамент, который, по сообщениям, выбрал кандидатов для поддержки, были обеспокоены такими целями в Гаити, когда та же самая избирательная ситуация постоянно происходит в Соединенных Штатах.
ЦРУ «оказывает меры поддержки ряду кандидатов», сказал сотрудник разведки, принимавший непосредственное активное участие в работе. Противодействие внушительной политической силе Аристида представляется единственным логическим объяснением участия ЦРУ, которое разрешили президент Рейган и Совет национальной безопасности США.
Когда комитет Сената по разведке потребовал доложить, что ЦРУ делает на Гаити и каких кандидатов он поддерживает, Управление воспротивилось. В конце концов, комитет Сената приказал прекратить тайные операции в ходе предвыборной кампании. Высокопоставленный источник в комитете сказал, что причина прекращения программы состоит в том, что «некоторые из нас верят в необходимость нейтралитета выборов» [7]. Тем не менее нельзя сказать с полной уверенностью, что программа была остановлена.
Выборы, намеченные на 29 ноября 1987 года, были отложены из-за насилия. На выборах в январе, кандидат, одобренный военным правительством, был объявлен победителем в голосовании, широко воспринятом как сфальсифицированное; попытка ЦРУ повлиять на выборы — какими способами, неизвестно — оказалась неудачной [8].
Последовали более чем два года регулярного политического насилия, попыток переворота, репрессий, избавления от остатков диктатуры Дювалье и создания новой. В марте 1990 года новый военный диктатор генерал Про-спер Аврил (Prosper Avril) был вынужден ввиду широко распространенных протестов уйти с поста; на смену пришло некое гражданское правительство, но военные по-прежнему принимали все важные решения.
Соединенные Штаты не устраивал «хаос» в государстве-клиенте. Это плохо для контроля, это плохо для бизнеса, трудно предсказать, кто выйдет победителем — возможно, еще один Фидель Кастро. Опасность «массовых внутренних восстаний» побудила США информировать Жана-Клода Дювалье, что ему пора отправиться на французскую Ривьеру [9]. Подобная хаотическая ситуация принудила американского посла предложить Аврилу пойти на пенсию; транспортировка бравого генерала в место отдыха была любезно предоставлена Дядей Сэмом [10].
Далее посольство США в Порт-о-Пренс оказало давление на офицерский корпус Гаити, чтобы провести новые выборы. Ни посольство, ни сам Аристид в то время не ожидали, что он станет кандидатом на выборах, намеченных на декабрь. К тому моменту с благословения Ватикана Аристид уже был изгнан из религиозного ордена: он обвинялся, среди прочего, в «подстрекательстве к ненависти, насилию и прославлению классовой борьбы». Множество последователей и друзей Аристида не раз тщетно пытались уговорить его баллотироваться на пост. Теперь им это наконец удалось, и в октябре он стал кандидатом от коалиции реформистских партий и организаций [11].
Накануне выборов бывший посол США в ООН Эндрю Янг (Andrew Young) посетил Аристида и попросил его подписать письмо, согласно которому Аристид принимал Марка Базена (Marc Bazin) — кандидата, финансируемого и поддерживаемого США, — как президента, если Базен победит на выборах [12]. Янг объяснил опасения: если Аристид проиграет, его последователи выйдут на улицы и отклонят результаты. Янг сказал, что действует от имени своего наставника, бывшего президента Джимми Картера. Но, предположительно, Белый дом также поучаствовал в этом процессе, учитывая их озабоченность по поводу отсутствия контроля над Аристидом с его харизмой и потенциалом лидера.
Несмотря на то что кампания была омрачена террором и запугиваниями, почти тысяча наблюдателей ООН и Организации американских государств (ОАГ), а также необычно скрупулезный гаитянский генерал гарантировали, что голосование, в котором Аристид одержал победу с 67,5 процентами голосов, было относительно честным. «Люди выбрали его из 10 сравнительно буржуазных кандидатов, — пишет американский ученый из Гаити, который был международным наблюдателем на выборах, — из-за его откровенной и бескомпромиссной оппозиции к старому» [13]. Аристида также поддержали прогрессивные буржуазные элементы и более широкие народные массы.
Президент-священник вступил в должность в феврале 1991 года, после того как попытка государственного переворота против него в январе завершилась провалом. В июне в «Вашингтон пост» можно было прочитать:
«Провозгласив «политическую революцию», 37-летний Аристид вселяет дух надежды и честность в дела правительства — принципиально новый феномен после десятилетий официальной продажности в условиях диктатуры семьи Дювалье и ряда военных правителей. Заявив, что его ежемесячная зарплата в размере 10 тысяч долларов — это «не только скандал, но и преступление», Аристид объявил по телевидению, что он пожертвует зарплату на благотворительность» [14].
Католический священник уже давно и остро критиковал внешнюю политику США из-за поддержки Вашингтоном династии Дювалье и вооруженных сил Гаити. Он с подозрением относился к иностранной «помощи», которая целиком попадает в карманы богатых. «С 1980 года помощь достигла 200 миллионов долларов в год — и в те же десять лет доход на душу населения в стране сократился на 40 процентов!» [15]
Аристид не изложил конкретную экономическую программу, но четко выступал за перераспределение богатств, и говорил больше об экономической справедливости, чем о достоинствах рыночной системы. Позже он писал:
«Меня часто критикуют за отсутствие программы или, по крайней мере, за неточности в этом отношении. Было ли это из-за нехватки времени? Плохое оправдание… Фактически, у людей была своя собственная программа — достоинство, прозрачность, участие. Эти три идеи могли быть одинаково хорошо применены в политической, экономической и моральной сфере… Буржуазия должна быть в состоянии понять, что ее собственные интересы требовали некоторых уступок. Мы воссоздали 1789 год. Хотели ли они своим пассивным сопротивлением толкнуть голодных требовать более радикальных мер?» [16]
В отсутствии сильных левых традиций и с парламентом, у которого конституционно было больше власти, чем у президента, Аристиду не удалось провести ни одного закона. Он, однако, инициировал программы грамотности, здравоохранения и аграрной реформы, настаивал на увеличении дневной заработной платы, которая часто была меньше трех долларов, замораживании цен на основные товары и услуги и на введении программы общественных работ для создания рабочих мест. Аристид усилил ощущение безопасности среди населения, арестовав ряд ключевых головорезов из военизированных группировок, и запустил процесс по устранению института земских начальников, шерифов, — основной инструмент неограниченного контроля над жизнями крестьян в руках военных.
Не будучи бескомпромиссным пламенным революционером, как многие от него ожидали, Аристид нередко возмущал своих противников из богатого бизнеса, парламента, армии, критикуя их коррумпированность. Военные были особенно раздосадованы его политикой по борьбе с контрабандой и незаконным оборотом наркотиков, а также его попыткой деполитизировать их. Что касается богатых гражданских лиц — или, как их любовно называют, «морально отталкивающей элиты», — они не очень заботились о программе Аристида, согласно которой должны были заплатить налоги и поделиться своим богатством, создавая рабочие места и инвестируя прибыль в стране, а не за границей. Они были и остались раздраженными этим маленьким священником с его святостью и его любовью к (фу!) бедным.
Тем не менее на практике правительство Аристида не было против бизнеса, и он приложил усилия, чтобы сделать шаг навстречу американским официальным лицам, иностранным капиталистам и некоторым элементам вооруженных сил Гаити. Он также сократил около 2000 государственных служащих, что очень понравилось Международному валютному фонду и другим иностранным спонсорам; но сократил он те посты, которые считал бесполезными и коррумпированными [17].
Жан-Бертран Аристид пробыл на посту президента Гаити менее восьми месяцев и был свергнут 29 сентября 1991 года в результате военного переворота; было убито много сотен его сторонников, и еще тысячи бежали в Доминиканскую Республику. Хрупкого телосложения гаитянский президент, который в предыдущие несколько лет пережил ряд серьезных попыток убийства и поджог его церкви — когда он находился внутри и читал проповедь, был спасен в этот раз в значительной степени благодаря вмешательству французского посла.
Только Ватикан признал новое военное правительство, хотя, конечно, переворот был поддержан богатой элитой. Они «нам очень помогли», — сказал новый начальник полиции страны и главный заговорщик Джозеф Мишель Франсуа (Joseph Michel Francois), — потому что мы спасли их» [18].
Нет доказательств прямой причастности США к перевороту, хотя, как мы увидим, ЦРУ обеспечивало финансирование и подготовку всех важных элементов нового военного режима. Гаитянский чиновник, поддержавший переворот, сообщил, что в момент переворота американские офицеры разведки находились в генштабе; это было «нормально», добавил он, — ЦРУ и РУ МО (Разведывательное управление Министерства обороны США, Defense Intelligence Agency) всегда присутствовали там [19].
Мы видели в Никарагуа, как Национальный фонд в поддержку демократии (НФД, National Endowment for Democracy, NED), созданный для открытых действий, более «достойных» в сравнении с тем, что ЦРУ имело обыкновение делать втайне, — вмешался в избирательный процесс 1990 года. Параллельно, НФД работал в Гаити вместе с Агентством США по международному развитию (USAID), что принесло 189 тысяч долларов нескольким гражданским группам, в число которых входил Центр по защите прав и свобод Гаити (Haitian Center for the Defense of Rights and Freedom) во главе с Жан-Жаком Онора (Jean-Jacques Honorat). Вскоре после изгнания Аристида, Онора стал премьер-министром в правительстве, пришедшим к власти после переворота. В 1993 году в интервью Канадской радиовещательной компании, он заявил, что «переворот был оправдан необходимостью защиты прав человека». На вопрос, что сделал он сам, премьер-министр, чтобы остановить массовые нарушения прав человека, которые последовали за свержением, Онора ответил: «У меня нет материалов с собой».
В предшествующие перевороту годы НФД вложил более 500 тысяч долларов в Гаитянский институт исследований и развития (Haitian Institute for Research and Development, IH RED). Эта организация сыграла одиозную роль на выборах 1990 года, когда она в союзе со ставленником США Марком Базеном, бывшим руководителем Всемирного банка, помогла ему создать свою коалицию (таким же образом НФД сыграла важную роль в Никарагуа в создании коалиции, которая победила сандинистов в начале года). IН RED возглавлял Леопольд Берленджер (Leopold Berlanger), который в 1993 году поддержал фиктивные выборы хунты, нацеленные на утверждение в должности премьер-министра Базена, преемника Оноре и политического соратника Берленджера.
Другим адресатом помощи НФД было радио «Солей» (Soleil), которым управляла Католическая церковь — в стиле, не вызывающем недовольства диктатуры. Во время путча 1991 года, по словам руководителя радиостанции преподобного Хьюго Триеста (Hugo Triest), они отказались передавать в эфир выступление Аристида.
НФД потратил финансы американского казначейства также на фанты для Федерации профсоюзных рабочих (Federation des Ouvriers Syndiques), основанной в 1984 году с одобрения Дювалье, так чтобы Гаити, где ранее препятствовали деятельности профсоюзов, смогло претендовать на пакет экономической помощи в рамках американской профаммы Инициативы стран Карибского бассейна (Caribbean Basin Initiative) [20].
Но, несмофя на свое название и непрестанную риторику, Национальный фонд в поддержку демократии не дал ни доллара ни одной из низовых организаций, которые в конечном итоге объединились в коалицию Аристида.
В течение недели после свержения Аристида, админисфация Буша начала дистанцироваться от него, сообщала «Нью-Йорк тайме», «отказавшись заявить, что его возвращение к власти является необходимым предварительным условием для того, чтобы в Вашингтоне считали, что демократия в Гаити была восстановлена». Обоснованием такого отношения было то, что отчет о защите прав человека Аристида был сомнителен, так как некоторые руководители предприятий, законодатели и другие противники обвинили его в использовании народных масс, чтобы запугать их и заставить молчаливо потворствовать насилию [21]. Некоторые гаитянские бедняки действительно усфаивали акты насилия и поджогов против богатых, но в этом лишь с натяжкой можно было обвинить Аристида: эти люди были разгневаны и шли мстить своим угнетателям за долгую жизнь в условиях крайнего притеснения — месть, которой они давно ждали.
Через год, по мнению редакторского совета издания «Бостон глоуб» (The Boston Globe), «презрение Администрации Буша к гаитянской демократии было вызывающим… отказываясь признать резню, имеющую место в Гаити, правительство почти даровало свое благословение путчистам».
Двумя месяцами ранее в выступлении перед Конфессом ведущий аналитик ЦРУ по латиноамериканским делам Брайан Лателл (Brian Latell) описал лидера переворота генерал-лейтенанта Рауля Седра (Raoul Cedras) как одного из «самых перспективных гаитянских лидеров с того момента, как семья Дювалье была свергнута в 1986 году». Он также сообщил, что «не видел доказательств репрессий» в Гаити [22].
Тем не менее в ежегодном отчете Государственного департамента по правам человека в том же году было сказано:
«На протяжении всего 1992 года гаитяне часто сталкивались с нарушениями прав человека, включая внесудебные убийства силами безопасности, исчезновения, избиения и другие издевательства над задержанными и заключенными, произвольные аресты и задержания, и вмешательство исполнительной власти в судебный процесс» [23].
Через год после переворота репортаж «Нью-Йорк тайме» о текущей ситуации был удивительно прямолинейным:
«Вскоре после свержения — когда государственный секретарь Джеймс Бейкер повторил знаменитое заявление президента Буша об Ираке «эта агрессия не устоит» — американские силовые ведомства уделили мало внимания поддержке американских принципов в Гаити… Недавно советник [правительства переворота] повторил давнюю жалобу Аристида — «все это бы решил один телефонный звонок» из Вашингтона, чтобы успокоить руководство армии… Сторонники и противники отца Аристида согласились, что нет ничего более угрожающего, чем прохудившееся и неэффективное эмбарго, быстро наложенное… Несмотря на большое количество крови на руках армии, американские дипломаты считают это жизненно важным противовесом отцу Аристиду, риторика классовой борьбы которого… угрожала или противодействовала традиционным центрам власти дома и за границей» [25].
В течение этого периода гаитянские подпольные газеты сообщали о многократных ночных посадках самолетов ВВС США в Порт-о-Пренсе. Имело ли это отношение к нарушению эмбарго, никогда не станет известно. Когда об этом спросили официального посла США, он ответил, что полеты были «обычными» [26].
Клиенты ЦРУ
I. С середины 1980-х годов, по крайней мере до переворота 1991 года, ключевые члены военного и политического руководства на Гаити получали заработную плату от ЦРУ. Эти платежи чиновники и конгрессмены Вашингтона защищали от Комитета палаты по расследованиям, объясняя как нормальную и необходимую работу по сбору информации в иностранном государстве [27]. Этот аргумент, который ЦРУ часто использует для защиты от обвинений во взяточничестве, игнорирует простую реальность (неоднократно иллюстрируемую в этой книге): подкуп приносит больше, чем информацию — он приносит влияние и контроль. И глядя на уровень жестокости и антидемократии гаитянских вооруженных сил в период активного подкупа, нужно задаться вопросом: каково было влияние ЦРУ? Что защитники взяток сказали бы, если кто-то из американских конгрессменов или высокопоставленных чиновников Белого дома в годы холодной войны получал деньги от КГБ? Даже после предполагаемого окончания холодной войны, реакция на раскрытие «советского крота» в недрах ЦРУ Олдрича Эймса была вполне живая и энергичная. Хотя он всего лишь принимал деньги от КГБ за информацию. Как бы то ни было, деньги, заплаченные ЦРУ этим людям были, очевидно, доступны для финансирования их кровавых целей. Когда Каддафи в Ливии сделал то же самое, его назвали «поддерживающим терроризм».
Содержала ли информация, переданная ЦРУ руководству Гаити, предупреждение о перевороте? Никаких доказательств этого не появилось, но четыре десятилетия известного поведения ЦРУ делают это в высшей степени вероятным. И если так, сделало ли Управление что-нибудь, чтобы остановить это? Как ЦРУ использовало свою информацию о наркоторговле с участием гаитянских власть имущих, включая Бэби Дока? [28]
II. В 1986 году ЦРУ создало новую организацию, Службу национальной разведки (СНР, National Intelligence Service). Эта группа была укомплектована исключительно офицерами гаитянской армии, которая имела устойчивую репутацию непрофессиональной с заметной тенденцией к коррупции. СНР якобы была создана для борьбы с торговлей кокаином, хотя сотрудники СНР сами занимались этой самой торговлей при содействии некоторых гаитянских чиновников, получавших зарплату также и от Управления.
СНР служила инструментом политического террора, преследования и пыток сторонников Аристида и других «диверсантов», используя полученные от ЦРУ навыки и оборудование — точно так же, как все спецслужбы, созданные ЦРУ в других странах мира, в том числе в Греции, Южной Корее, Иране и Уругвае. И создана она была с той же целью: дать Управлению должным образом обученный, оснащенный и верный инструмент контроля над страной. СНР получала оборудование, учебную и финансовую поддержку на сумму в полмиллиона-миллион долларов в год — в те же годы Конгресс отказывал в 1,5 миллиона долларов на финансирование гаитянских вооруженных сил из-за нарушений ими прав человека.
Аристид безуспешно пытался добиться закрытия Службы национальной разведки. ЦРУ обещало, что Соединенные Штаты будут следить за тем, чтобы организация была реформирована, но ее деятельность, вне всяких сомнений, продолжилась. Затем произошел переворот. После этого американские чиновники сообщали, что ЦРУ прекратило связь с СНР, но в 1992 году в документе Управления США по борьбе с наркотиками служба была упомянута в настоящем времени как «блок скрытой разведки по борьбе с наркотиками, который часто работает в унисон с ЦРУ». В сентябре того же года работа по борьбе с наркотиками на Гаити привела к аресту офицера СНР, обвиненному властями Гаити в наркоторговле [29].
III. Среди наиболее злостных нарушителей прав человека на Гаити был Фронт продвижения и прогресса Гаити (The Front for the Advancement and Progress of Haiti, FRAPH), являвшийся на самом деле прикрытием для армии. Военизированные группы сеяли глубокий страх среди народа Гаити — регулярными убийствами, избиениями людей, рейдами с поджогами в беднейших кварталах и применением мачете. Лидер FRAPH Эммануэль Констант (Emmanuel Constant) состоял на зарплате у ЦРУ с начала 1992 года; по словам Управления, эти отношения закончились в середине 1994 года. Так или иначе, к октябрю посольство США на Гаити открыто признавало, что Констант, ставший теперь убежденным демократом, получал зарплату у них.
Лидер FRAPH рассказывал, что вскоре после свержения Аристида офицер Разведывательного управления Министерства обороны США полковник Патрик Коллинз (Patrick Collins) заставил его организовать структуру-прикрытие, чтобы противодействовать успехам Аристида и вести разведывательную работу против него. В результате, Констант создал то, что в августе 1993 года превратилось во FRAPH. Члены FRAPH работали — и, возможно, работают до сих пор — в двух учреждениях социального обслуживания, финансируемых Агентством США по международному развитию (USA1D), одно из которых ведет конфиденциальные досье на движения бедноты в Гаити.
Констант — который подробно рассказывал о том, что он был приглашен на инаугурацию Клинтона и сопутствующие балы, — был организатором толпы на пристани, которая атаковала 11 октября 1993 года судно с американскими военнослужащими на борту, прибывшими для переподготовки вооруженных сил Гаити в соответствии с соглашением ООН (см. ниже). В то время Констант работал на ЦРУ. Неужели Вашингтон действительно хотел бросить вызов военному правительству Гаити? Или только подавал вид, что сделает это? Этот инцидент, возможно, был с двойным дном. На самом деле Констант заранее проинформировал Соединенные Штаты о грядущем мероприятии, а затем отправился на радио, чтобы призвать всех «патриотов Гаити» присоединиться к массовой демонстрации в порту. Соединенные Штаты ничего не сделали ни до, ни после этого, но разрешили своему кораблю уплыть, поджав хвост [30].
Летом 1993 года организованные ООН переговоры на Губернаторском острове в Нью-Йорке между Аристидом, живущим в изгнании в Вашингтоне, и гаитянским военным правительством привели к соглашению, что лидер хунты генерал Седра уйдет в отставку 15 октября и позволит Аристиду вернуться на Гаити в качестве президента 30 октября. Но даты приходили и уходили, а военные не выполняли своих обещаний, тем временем продолжая нападения на сторонников Аристида: сентябрьское убийство известного доверенного лица Аристида, которого вытащили из церкви и расстреляли на глазах у чиновников ООН, а также убийство спустя месяц Ги Малари, министра юстиции при Аристиде, и многие другие случаи.
Довольная своим «внешнеполитическим успехом» в обеспечении соглашения в Нью-Йорке администрация Клинтона, казалось бы, была готова терпеть любые бесчинства.
Но советник Седра впоследствии заявил, что когда военные согласились на переговоры, «все это было дымовой завесой. Мы хотели, чтобы санкции были отменены… Но мы никогда не собирались действительно согласиться с решениями, принятыми на Губернаторским острове, что, я уверен, каждый теперь уяснил для себя. Мы тянули время».
Аристиду никогда не нравился план ООН, который предусматривал амнистию для участников переворота против него. Он заявил, что Соединенные Штаты оказывали на него давление, чтобы он его подписал [31].
Выступая перед конгрессменами в начале октября, сотрудник ЦРУ Брайан Лателл — который ранее высоко оценивал Седра и его правление — охарактеризовал Аристида как психически неуравновешенного. Было ли это связано с полученной ЦРУ информацией от агентов в гаитянских вооруженных силах? Во время избирательной кампании недоброжелатели Аристида на Гаити на самом деле распространили слух, что он был психически болен [32]. Лателл также свидетельствовал, что Аристид «уделяет мало внимания принципам демократии», призывая сторонников к убийству своих противников путем necklacing, когда пропитанную бензином покрышку надевали на шею жертвы и поджигали. Ни Лателл, ни кто-либо другой не предоставил никаких доказательств участия Аристида в такой явной провокации. Хотя это не означает, что necklacing не использовался как акт отмщения гаитянскими массами, как это было в 1986 году после свержения Дювалье.
В то же время, конгрессмены оперировали документом, в котором якобы описывалась история болезни Аристида: он лечился в психиатрической больнице в Канаде в 1980 году, где ему был поставлен диагноз «маниакально-депрессивный психоз» и предписаны большие дозы нейролептиков. Это сообщение было описано в средствах массовой информации, как исходящее от ЦРУ, но даже Управление отрицало его подлинность, отмечая, что видело документ прежде и пришло к выводу, что это частичная или полная подделка. Но ЦРУ добавило, что по-прежнему считает верным свой психологический портрет Аристида 1992 года, в котором заключалось, что свергнутый президент, возможно, был психически неустойчив.
Претензии были отклонены Аристидом и его пресс-секретарем, а независимые проверки больницы в Канаде не выявили записей о том, что он был там пациентом. Тем не менее у противников Аристида в Конгрессе теперь появилось основание пытаться ограничить степень его поддержки со стороны США, и некоторые из них утверждали, что Соединенные Штаты не должны втянуть себя в гаитянские авантюры от имени таких лидеров [33].
«Он [Лателл] представил самое примитивное, одномерное сообщение, какое мог, — он убийца и психопат», — сказал представитель администрации, знакомый с докладом Лателла об Аристиде [34]. В 1960 году правительство Эйзенхауэра расценило поведение другого темнокожего иностранного лидера, не продавшегося Pax Americana, — Патриса Лумумбы — как «неустойчивое», «иррациональное, почти психотическое» [35]. Оппоненты Нельсона Манделы часто описывали его аналогичным образом. Некоторые из выдвигавших такие обвинения, возможно, действительно верили, что намеренное отрицание установленного США порядка является признаком безумия.
Хунта, обеспокоенная тем, что президент Клинтон может приказать начать военные действия против Гаити, была довольна докладом об Аристиде. Пресс-секретарь отметил: «После того как от наших друзей в ЦРУ появилась информация об Аристиде и Конгресс начал говорить о том, каким плохим он был, мы полагали, что риск вторжения исчез» [36].
Хотя администрация Клинтона публично отвергла утверждения о психическом нездоровье Аристида в недвусмысленных выражениях, она тем не менее продолжала вести переговоры с гаитянскими военными — политика, которая ошеломила сторонников католического священника. «Видимо, — поражался Роберт Уайт (Robert White), бывший посол США в Сальвадоре и добровольный советник Аристида, — ничто не поколеблет трогательную веру, которую правительство Клинтона питает в отношении честности гаитянских вооруженных сил».
Сторонники Аристида утверждали, что такая вера — отражение долгих отношений между американскими военными и высшим командованием Гаити, Седра и Франсуа, начальником полиции: оба прошли военную подготовку в Соединенных Штатах. Журнал «Тайм» предположил, что «позиция США в отношении некоторых приспешников в Гаити не так враждебна, как указывает американская риторика» [37].
Это отношение было прокомментировано Комитетом юристов по правам человека (Lawyers Committee for Human Rights):
«Столкнувшись с разговорами [Аристида] о радикальной реформе, сработал старый и закоренелый американский инстинкт. Повторившийся в бесчисленных странах во время и после окончания холодной войны, он заключается в следующем: если вы сомневаетесь, рассчитывайте на вооруженные силы как на единственную институциональную гарантию стабильности и порядка» [38].
Действительно, Рейган и Буш смотрели на армию как на пример этих качеств, несколько раз похвалив искреннюю приверженность гаитянской армии к демократии [39].
Правительство Клинтона было столь же лицемерно по вопросу о Гаити, как и его предшественники. Это иллюстрирует его выбор на пост министра торговли Рона Брауна (Ron Brown), высоко оплачиваемого и чрезвычайно активного лоббиста Бэби-Дока Дювалье [40]. Ложь Седраса «с пеной у рта» во время соглашений на Губернаторском острове, казалось, обеспокоила вашингтонских чиновников намного меньше, чем несогласие Аристида сформировать совместное правительство с вооруженными силами [41]. К февралю 1994 года не было секретом, что Вашингтон собирался избавиться от Аристида. «Лос-Анджелес тайм» сообщила: «Официально [США] поддерживает восстановление Аристида. Конфиденциально, однако, многие чиновники говорят, что Аристид… является настолько политически радикальным, что вооруженные силы и финансовая элита острова никогда не позволят ему вернуться к власти» [42].
Идеологические, если не эмоциональные, антипатии высших должностных лиц вашингтонской администрации к политике Аристида не уступали таким антипатиям правящего класса страны. Кроме того, главная причина некоторой немилости Вашингтона по отношению к гаитянским военным имела мало общего с их злостными нарушениями прав человека. Это было скорее связано с тем, что репрессии на Гаити побуждали десятки тысяч людей становиться беженцами, вызывая у Соединенных Штатов серьезную головную боль и проблемы с имиджем в странах Карибского бассейна и во Флориде, а также стоили сотни миллионов долларов.
Пропасть между администрацией и Аристидом расширилась еще больше, когда государственный секретарь Уоррен Кристофер (Warren Christopher) заявил, что группа гаитянских парламентариев, которых он назвал «центристами», вьцвинула план, включавший амнистию офицеров — участников государственного переворота, и предлагал Аристиду назначить премьер-министра, который, в свою очередь, создаст кабинет, приемлемый для внутренних врагов Аристида. Эти шаги, согласно плану, создадут коалиционное правительство и расчистят путь для возвращения Аристида на пост.
Аристид, с которым не консультировались вообще, категорически отклонил это предложение: план позволял злодеям избежать наказания, не упоминал о дате его восстановления на посту, не содержал гарантий, что он когда-либо будет в состоянии вернуться к власти вообще. В конечном итоге у него могли потребовать, чтобы он разделил власть с политически несовместимым премьер-министром и другими членами правительства подобного рода.
Кристофер добавил, что любое укрепление эмбарго в отношении Гаити будет зависеть от принятия плана Аристидом. Соединенные Штаты, по его словам, не желали жестких санкций, поскольку они усилят страдания Гаити [43]. В то же время главный эксперт Государственного департамента по Гаити Майкл Козак (Michael Kozak) обвинил «экстремистов с обеих сторон» в срыве плана. Но, по словам гаитянского сторонника Аристида, этот план «создавал моральную равнозначность Аристида и военных. Этот план уравновешивал Аристида и убийц» [44].
Администрация Буша, используя ООН, атакже Организацию американских государств, давила подобными предложениями и ультиматумами на Аристида несколько раз. Его отказ принять их вызвал его классификацию как «непримиримого» среди некоторых чиновников и СМИ [45].
Отклонение плана Аристидом, можно лучше понять, если сравнить, настаивал бы Вашингтон, чтобы кубинские изгнанники в Майами для возвращения на Кубу согласились на коалиционное правительство с Кастро или чтобы иракские изгнанники жили с Саддамом Хуссейном. Настойчивое требование Буша и Клинтона создания правительства «национального согласия» от Аристида тем более саркастично, что в окружении американских лидеров невозможно найти открытого лево-либерала, а тем более левого либо социалиста или даже просто подлинного либерала. Серьезные страдания кубинцев от американского эмбарго также не оказали никакого значимого эффекта на политику администраций США.
Вскоре был разработан план, маркированный как «двухпартийная гаитянская законодательная инициатива», фактически возникший из докладной записки Государственного департамента; хуже того, гаитянских вклад в него исходил от сторонников свержения Аристида, в том числе лично от начальника полиции Франсуа [46].
Еще одним симптомом отчуждения администрации от Аристида был апрельский отчет посольства США на Гаити в Государственный департамент. Признавая широко распространенные и серьезные нарушения прав человека со стороны военного режима, докладе утверждал, что Аристид «и его последователи постоянно манипулировали и даже сделали нарушения прав человека инструментом пропаганды». Лагерь Аристида был описан как «жестко идеологический» [47].
Либералы Конгресса, в частности группы чернокожих конгрессменов, были возмущены. В разгар их растущей критики и давления специальный посланник Государственного департамента на Гаити Лоренс Пеззулло (Lawrence Pezzullo), к этому времени открыто описываемый как автор «законодательного» плана, подал в отставку. Неделю спустя несколько конгрессменов были арестованы на акции протеста у Белого дома, что получило широкое освещение в СМИ.
К началу мая под давлением Конгресса «большой план для Гаити» был дискредитирован и заброшен. Учитывая, что санкции стали международной дурной шуткой и беженцев по-прежнему выбрасывало на берега Флориды и на базу Гуантанамо на Кубе, администрация Клинтона была вынуждена прийти к выводу, что, хотя они по-прежнему не любят этого Жана-Бертрана Аристида с его нецентристскими мыслями, они не в состоянии создать что-либо приличное без его возвращения на пост президента. Билл Клинтон загнал себя в угол. Во время избирательной кампании в 1992 году он осудил политику Буша по возвращению беженцев в Гаити, назвав ее «жестокой». «Моя администрация, — заявил он, — будет выступать за демократию» [48]. С этого времени слово «Гаити» не могло быть произнесено без сопровождения по меньшей мере тремя фразами о «демократии».
Что-то нужно было сделать, иначе еще один «внешнеполитический провал» был бы добавлен к списку, на который республиканцы пускали слюни в этот год выборов. Но что? В течение следующих четырех месяцев, мир слышал непрерывные расшаркивания и постоянные перемены позиций по беженцам, по санкциям, по тому, за сколько времени хунта должна собраться и уехать (целых шесть месяцев), какое наказание или амнистия должны были последовать за убийства, совершенные вооруженными силами и полицией, вторгнутся ли США. «Насей раз мы имеем в виду это»; «теперь, мы действительно подразумеваем это»; «наше терпение закончилось»; на третий раз «мы не будем исключать группу войск»; в пятый раз… хунту все это не пугало.
Между тем группа по правам человека Организации американских государств обвинила режим Гаити в «систематической кампании убийств, насилия, похищений, задержаний и пыток, чтобы терроризировать гаитян, которые хотят возврата к демократии и президента Жана-Бертрана Аристида»; организация «Международная амнистия» сообщала о том же [49].
Время шло, и каждый день означал меньше времени для правления Аристида на Гаити. Он уже потерял почти три из пяти лет своего срока, отслужив восемь месяцев.
К лету Билл Клинтон отчаянно хотел выгнать хунту из власти, не прибегая к тернистому процессу одобрения Конгресса, без американского вторжения, без любых американских жертв, без того чтобы идти на войну от имени социалистического священника. Если сердце Вашингтона действительно было настроено на возвращение к власти священика Жана-Бертрана Аристида, то ЦРУ, возможно, было бы предписано дестабилизировать гаитянское правительство все время в течение предыдущих трех лет, используя оправдавшие доверие взяточничество, шантаж, подделку документов, дезинформацию, слухи, паранойю, оружие, наемников, убийства, экономическое удушение, свои молниеносные подразделения, воздушные налеты тут и там — в общем, нужное количество террора для нужных людей в нужное время. Управление делало так с намного более сильными и более устойчивыми правительствами — правительствами с гораздо более активной общественной поддержкой, как Иран и Гватемала, Эквадор и Бразилия, Гана и Чили.
Многое из необходимой инфраструктуры уже было заложено в Гаити, начиная с собственного детища ЦРУ Национальной разведывательной службы, а также широкой сети осведомителей и проплаченных агентов в других силовых ведомствах, вроде FRAPH, и свои надежные военные [50]. Офицеры разведки США даже провели полную инвентаризацию гаитянского вооружения [51].
Отказ Клинтона использовать этот вариант особенно любопытен, тем более что многие члены Конгресса и некоторые члены его собственной администрации на протяжении нескольких месяцев призывали его сделать это [52]. Наконец, в сентябре 1994 года, что ЦРУ «приступило к осуществлению крупной тайной операции в этом месяце, чтобы попытаться свергнуть военный режим Гаити… но пока попытка не удалась». Один чиновник заявил, что усилия «были предприняты слишком поздно, чтобы изменить ситуацию». Правительство, по слухам, провело месяцы, дебатируя, какие действия следует предпринять и будут ли они законными [53].
Хотя они могли сделать тот самый «один телефонный звонок». Как будто они этого хотели.
Предательство
«Самый насильственный режим в нашем полушарии»; «кампания насилия, пыток и увечий, людей морили голодом»; «издевательства над детьми, изнасилования женщин, убийства священников»; «убийство гаитянских сирот», подозреваемых в «тайных симпатиях к президенту Аристиду», по причине того, что он управлял приютом, будучи приходским священником»; «солдаты и полицейские насиловали жен и дочерей подозреваемых политических диссидентов — молодых девушек 13–16 лет, людей убивали и калечили как предупреждение для остальных; дети были вынуждены наблюдать, как лица их матерей кромсали мачете» [54]. Так Уильям Джефферсон Клинтон объяснял американскому народу, почему он стремится «восстановить демократическое правительство на Гаити».
Следующее, что мы узнали: лидерам Гаити было сказано, что у них есть четыре недели, чтобы уйти в отставку, что с них будут сняты обвинения во всех преступлениях, что они смогут остаться в стране, что смогут баллотироваться впрезиденты, что смогут сохранить все свои активы, вне зависимости оттого, как эти активы были получены. Тем, кто выберет изгнание, будут выплачены крупные суммы денег в Соединенных Штатах за аренду их недвижимости на Гаити и бесплатно сделан ремонт; два самолета будут предоставлены в их полное распоряжение, чтобы они со своим имуществом, включая мебель, могли улететь в любую страну по их выбору; их жилье там и текущие расходы будут оплачены в течение года, за всех членов семьи и десятков родственников и друзей — что составило миллионы долларов [55].
Почему Билл Клинтон как президент — в отличие, может быть, от Билла Клинтона как человека — не испытывал омерзения от Седра и его компании? (Джимми Картер ранее назвал Седра человеком чести и признался в большом уважении к нему.) Потому что они не создавали никакого идеологического барьера для экономического и стратегического управления Гаити Соединенными Штатами. В отличие от Жана-Бертрана Аристида — человека, который только годом ранее объявил: «Я все еще думаю, что капитализм — смертный грех» [56]. Или Фиделя Кастро на Кубе. Чтобы здесь не было сомнений, нужно отметить, что незадолго до того как Клинтон сделал процитированные выше замечания о насилии военной хунты Гаити, вице-президент Гор объявил по телевидению, что Кастро — более злостный нарушитель прав человека, чем военачальники Гаити [57].
Злодеяния гаитянского правительства, как и его участие в наркоторговле, были представлены президентом Клинтоном просто для того, чтобы заручиться поддержкой для военного вмешательства. После долгих лет наблюдений Вашингтон вдруг «обнаружил» преступления военной хунты — точно так же, как «обнаружилась» преступная деятельность Норьеги ровно в тот момент, когда наступило время для военного вмешательства в Панаму.
Но самое страшное предательство было еще впереди.
По вышеуказанному соглашению с Раулем Седрой вооруженные силы США начали прибывать в Гаити 19 сентября, чтобы расчистить путь для возвращения Аристида в середине октября. Гаитянской народ встретил американцев с восторгом, солдаты США разоружили, арестовали и застрелили некоторых членов хунты, представлявших особую опасность для жизней и здоровья гаитян и во избежание хаоса в обществе. Но сначала американцы установили танки и автотехнику с пулеметами, чтобы блокировать улицы к жилым кварталам морально подавленной элиты — местных богатых, естественных союзников Вашингтона [58].
Возвращение Жана-Бертрана Аристида был радостным праздником, наполненным оптимизмом. Однако его поклонники не подозревали, что в то время как они возвращали Аристида, они, возможно, потеряли аристидизм. «Лос-Анджелес тайме» сообщила:
«В серии частных встреч представители администрации просили Аристида отказаться от риторики классовой борьбы… и обратиться вместо этого к примирению богатых и бедных гаитянцев. Администрация также призвала Аристида строго придерживаться свободной рыночной экономики и соблюдать конституцию, которая дает существенную политическую власть парламенту при введении жестких ограничений на полномочия президента… Представители администрации призвали Аристида обратиться к некоторым из своих политических оппонентов для создания его нового правительства… создать широкую правительственную коалицию… Администрация дала Аристиду понять, что если он не может достичь консенсуса с парламентом, Соединенные Штаты не будут пытаться поддержать его режим [59].
Почти каждый аспект планов Аристида на возобновленное правление — от обложения налогом богатых до разоружения вооруженных сил — был исследован американскими чиновниками, с которыми гаитянский президент встречается ежедневно, и представителями Всемирного банка, Международного валютного фонда и других организаций. Финальный пакет требований ясно отражал их приоритеты… Аристид, конечно, снизил накал освободительного богословия и риторики классовой борьбы, которые были его стилем до изгнания в Вашингтон» [60].
Обученный ведущими представителями администрации Клинтона, «Аристид усвоил принципы демократии [sic!], национального примирения и рыночной экономики со рвением, которое Вашингтон хотел бы видеть у всех лидеров развивающихся стран» [61].
Аристид вернулся в Гаити 15 октября 1994 года, спустя три года и две недели после того, как был свергнут. Соединенные Штаты могли организовать его возвращение на тех же условиях два-три года ранее. Но тогда вашингтонские чиновники продолжали верить, что политика возвращения беженцев на Гаити или поселение их в Гуантанамо заставит проблемы исчезнуть — проблему беженцев и проблему Жана-Бертрана Аристида. Столкнувшись с неизбежностью возвращения Аристида к власти, Клинтон потребовал и получил, объявив об этом публично, обещание гаитянского президента, что он не будет пытаться остаться у власти в компенсацию времени, потерянного в изгнании.
Клинтон, конечно, назвал это «демократией», хотя это было частичным узакониванием переворота. Как можно судить из приведенной выше подборки новостей, это был далеко не единственный пункт, по которому Аристиду пришлось капитулировать [62].
Его кандидатом на важный пост премьер-министра — того, кто назначает кабинет, — была Клодетт Верли (Claudette Werleigh), женщина, соответствовавшая его взглядам. Однако он был вынужден отказаться от ее кандидатуры из-за протестов против ее «левой наклонности» его политических противников, утверждавших, что она серьезно повредит перспективам получить иностранную помощь и инвестиции. Вместо этого Аристид подтвердил назначение Мишель Смарк (Michel Smarck), главного кандидата Вашингтона [63]. Правительство Клинтона и международные финансовые учреждения внимательно наблюдали за президентскими назначениями на посты министра финансов, министра планирования и главы Центрального банка [64].
Двое из кандидатов, одобренных Вашингтоном на эти посты, 22 августа встретились в Париже с международными финансовыми институтами, чтобы обговорить условия соглашения, в соответствии с которым Гаити получит приблизительно 700 миллионов долларов инвестиций и кредита. Как обычно в случае третьего мира, соглашение призывало к решительному сокращению государственного участия в экономике и увеличению роли частного сектора посредством приватизации общественных услуг. Гаити должна будет распахнуть двери для иностранных инвестиций и международных корпораций, для торговли с минимальными тарифами и ограничениями импорта, и предложить себя для сборочных производств как источник дешевой рабочей силы — чрезвычайно дешевой рабочей силы, радующаяся хоть небольшому увеличению текущей зарплаты в 10–25 центов в час, которая мучительно недостаточна даже для утоления голода. Такой образ жизни пропагандировали инвесторам Агентство США по международному развитию (USAID) и другие правительственные ведомства [65]. Сборочное производство рассматривается Вашингтоном как важное для американских компаний — настолько важное, что в разгар санкций в отношении Гаити США объявили, что «тонко корректируют» эмбарго, чтобы позволить компаниям импортировать и экспортировать для продолжения бизнеса [66].
Соглашение также подчеркивает, что власть парламента должна быть усилена. Должность президента даже не упоминается. Как и слово «правосудие» [67].
На момент написания статьи (конец октября 1994 года) мечты Аристида о прожиточном минимуме, цивилизованных условиях работы для гаитянских масс, социальной системе пенсионного обеспечения, достойном образовании, жилищном строительстве, здравоохранении, общественном транспорте и т. д. — так и остаются мечтами. О чем можно сказать с уверенностью, так это о том, что богатые станут еще богаче, а бедные останутся на самом дне латиноамериканской бедноты. При преемнике Аристида — кого бы Соединенные Штаты ни выбрали — их положение только ухудшится.
Аристид как радикальный реформатор знал все это, и в определенные моменты в сентябре и октябре у него, возможно, был шанс добиться лучших условий, поскольку Клинтон нуждался в нем почти также, как он нуждался в Клинтоне. Если бы Аристид пригрозил предать огласке процесс предательства Гаити, обстоятельно объясняя все опущенные СМИ детали так, чтобы целый мир мог услышать что-то помимо вашингтонских банальностей и понять, какой ложью было беспокойство Билла Клинтона по поводу «демократии» и благосостояния гаитянских людей — тогда американский президент столкнулся бы со скандалом очень крупного масштаба.
Но священник Аристид увидел мир в ином свете:
«Давайте сравним политическую власть с духовной. С одной стороны, мы видим контроль с помощью традиционных инструментов политики: оружие, деньги, диктатура, государственные перевороты, репрессии. С другой стороны, мы видим инструменты, которые используются уже 2000 лет: солидарность, сопротивление, храбрость, решимость, мужество, борьба за достоинство, уважение и власть народа. Мы видим превосходство. Мы видим веру в Бога. Вопрос, который мы теперь задаем, звучит так: какая власть сильнее — политическая или духовная? Я уверен, что последняя сильнее. Я также уверен, что эти две силы могут сходиться и что их сближение будет иметь критическое значение» [68].