Фрэнки де Леон оставила колледж на третьем году обучения и уехала в Нью-Йорк. Ни отец – уже умерший, ни мать – пугавшая темным и неопределенным будущим, не могли ее остановить. Она поселилась с дружком в кишащей тараканами лачуге на Восточном Побережье. То были два месяца суеты и беготни.

– Восточное Побережье, черт возьми, это не для меня, – заявил однажды дружок, съезжая куда-то – что означало: он терпеть ее больше не может и потому покидает. – Я хочу уехать на Запад.

А Фрэнки мечтала о Колорадо, Калифорнии и втайне надеялась, что он тоже. Спустя шесть месяцев она узнала, что он поступил на работу к своему отцу в Хакенсэке, никакой это не запад, близко совсем, доплюнуть можно. Фрэнки расхохоталась, а потом пошла и напилась до омерзения, на следующий день тоже. С тех пор как закончила среднюю школу – любила приложиться, благо под рукой всегда есть чего выпить.

Фрэнки встретила Терри в магазине "Сутер". Она спустилась в подвал, ей была нужна книга по космологии, а когда нашла сунула себе в джинсы. Терри все видел и сразу окликнул ее. Ему понравился ее открытый взгляд в ответ, он даже почувствовал какую-то неловкость.

– Вы лучше верните книгу на место, – посоветовал он.

Фрэнки смотрела на него с отсутствующим выражением. – Что вернуть?

– Книжку, – повторил он, – ту, что у вас в штанах.

Фрэнки смотрела на него, прикидывая, как далеко может зайти. Быстро оглядевшись, решила, что далеко.

– Какую книжку?

Терри тяжело выдохнул. – Да-а-мочка, я сам видел, как вы ее туда совали. Положите книгу на место и валите отсюда.

– А вот докажи, – выпалила Фрэнки и, выпятив грудь, скрестила руки.

Терри вздохнул, встал со стула и, обогнув конторку, вплотную приблизился к девушке.

– Чего вы добиваетесь? – спросил он. – Ощупать вас, что ли?

– Делай свое дело, – отрезала Фрэнки, не обращая внимания на прозвучавшую издевку.

Продавец не шелохнулся, и Фрэнки улыбнулась.

– Ты что, примерз?

Незаметно их роли поменялись. Фрэнки взяла его руку и сунула себе под рубашку – на два дюйма выше украденной книжки.

– Ну, найди же, – шепнула она.

Рука Терри дрогнула, и Фрэнки позволила себя погладить. Секундой позже пальцы нащупали книжку, затем спустились вниз, оказались между книжкой и низом живота, потом добрались до лобка, прошлись по волосам, какое-то время топтались на месте – и вернулись наружу.

– Ну, нашел что-нибудь? – небрежно бросила Фрэнки.

Терри отрицательно помотал головой. Ему хотелось трахнуть эту девушку – здесь же, немедленно.

– Значит, я могу уйти?

Терри машинально поднес пальцы к носу и вдохнул женский запах. Ему показалось, что он играет кем-то заготовленную для него роль.

– Ты, конечно, можешь идти. Но на выходе попадешься: там встроено сигнальное устройство.

Фрэнки задумалась. – И что же мне делать?

– Давай трахнемся, прямо сейчас.

Она отшатнулась. Потом лицо ее скривилось в неохотной улыбке. – Сейчас мне нужно на работу.

– Тогда позже.

– Н-ну... Есть карандаш?

Терри протянул ей ручку.

– Отвернись.

Он отвернулся, и Фрэнки вытащила из-за джинсов книжку, на титульной странице написала свое имя, поколебалась, может, пошутить и дать фальшивый номер телефона, но указала настоящий и вернула книгу. Потом она резко повернулась и ушла.

Терри сделал несколько шагов за ней, но она даже не взглянула. Ей хотелось забыть только что происшедшее хотя бы на время. И Терри остался один, в руках еще теплая книжка. На пальцах запах женского тела, а в собственных штанах – огромный "ствол". Он зашел в хранилище и стал тереться о стеллаж с британской энциклопедией. Боясь попортить книги, он терся в штанах. Вскоре там стало липко и влажно. После опьянения оргазмом дорога назад показалась извилистой, и он поспешил спрятаться за конторку.

Потом взял книжку, открыл, пробежал глазами по названию – "Большой взрыв", чуть ниже справа имя девушки – Фрэнки де Леон. Он провел корешком по устройству размагничивания кодов. До конца работы еще несколько часов, так что штаны вполне успеют высохнуть. А книгу он заберет сам, конечно.

Их знакомство длилось шесть недель. Все шло хорошо, и они решили жить вместе. Фрэнки переехала к Терри, у него просторнее, да и тараканов поменьше. Вскоре она нашла работу в "Вирго", а Терри продолжал работать в "Сутере". Все как нельзя лучше. Секс приятный. Со временем они стали ближе, роднее. Много смеялись, шутили, чувствовали себя по-настоящему счастливыми и потому иногда говорили о любви.

* * *

Наступило утро. Фрэнки зашевелился. Спать ОН не спал, но в голове всю ночь что-то происходило. ОН сел на постели и осмотрелся. Сейчас картины яснее, цвета как цвета, предметы имеют свои названия. Звуки за окном что-то значат. ОН понял, что отличается от окружающего мира. ОН в комнате, сидит в постели. На полу одежда, книги, радиочасы. ОН мог назвать их, но они не были ему знакомы, как и эта комната. ОН не помнил, как здесь очутился. И хуже всего, ОН не помнил своего имени.

* * *

Он встал с постели и тут же оперся о стену, ожидая, когда пройдет головокружение. В голове щелкали отголоски взрыва, язык был шершавый, как наждачная бумага. И он, ощупывая стены, направился в сторону кофейного запаха. Запах привел в маленькую кухню, где был какой-то человек.

– Доброе утро, – поздоровался человек, глядя на нее из-за газеты. – Тебе не холодно?

Фрэнки молча уставился на него.

– Как ты себя чувствуешь? – Человек налил кофе и поставил чашку поближе к ней. – Уверен, тебя вчера трахнули.

– Ты кто?

Человек хохотнул, потом встал и полез в холодильник. – Знаешь, я задал себе тот же вопрос минут пять назад. Что я за гадина такая и куда тащусь по жизни. Почитаешь газеты – и в голову лезет всякое. Пишут, например, один чудак прополз от Калифорнии до Нью-Йорка на руках и коленках, благословляя землю и ее обитателей: муравьев, собак, птиц и ящериц – почему-то только их. Он в своей жизни сделал что-то заметное, и жизнь обрела смысл.

Он вытащил пару яиц и маргарин. – Тебе как, пожарить или скрэмбл?

– Ты кто? – снова спросил Фрэнки. – И что это?

– Что это? – повторил Терри, мешая яйца в сковородке. – Это есть ОНО, среднего рода.

Фрэнки поставил чашку на стол и, схватив Терри за руку, прокричал: – Я ведь не шучу. Ответь, кто ты? И где я?

В голосе звучала паника. Терри отвернулся от плиты и быстро отдернул руку: здесь все еще болело после стычки с Коксом в баре.

– Ты опять свою чушь... – скривился он.

– Чушь? – Глаза Фрэнки пробежали по комнате. – Что все-таки здесь происходит?

– У тебя похмельный синдром, вот что, Фрэнки. Миллионы клеток умирают каждый день. Пора тебе с этим кончать.

– А кто этот Фрэнки?

– Хороший вопрос. Кто такая Фрэнки? Вот и ответь мне.

Фрэнки схватил за больное место, впиваясь ногтями. Терри вскрикнул от боли и вырвался.

– Вот этого больше не делай, – предупредил он.

– Скажи, кто такой Фрэнки?

Терри уставился на нее. – Фрэнки де Леон. Львица. Королева без трона. Обольстительница, сердцеедка и моя любовница. Фрэнки – это ты, бэби.

Фрэнки покачал головой. – Нет, это не я.

– Ну да, так и поверил, что не ты.

– Я не знаю своего имени. И я не женщина.

Терри фыркнул. – Не женщина? Тогда скажи мне, что болтается у тебя на груди. И чем таким прекрасным обволакивался мой член ночью?

Фрэнки проследил за глазами Терри. Он увидел свои пальцы, гладко выбритые ноги, пучок волос на лобке. Округлые бедра, гладкий живот. Выше висели два плотных шара. Тяжесть, ощущение чужого на своем теле. Груди?

– Я не женщина, – повторил он.

Терри покачал головой и вернулся к подгоравшим яйцам. – Достаточно женщина, мне хватает.

– Нет, – заявил Фрэнки дрожащим, но уверенным голосом. – Я не женщина. Я мужчина.

Новорождённый

Память, как и другие функции мозга, подробнее всего изучалась в состояниях ее выпадения. Потеря памяти имеет несколько форм. Один из известных ученых, Сакс, описывает случай с мужчиной, у которого в результате драки развилась глубокая зрительная амнезия:

"Этот мужчина сразу ослеп, но не знал об этом. Он и выглядел слепым, но сам ни на что не жаловался. Подробный опрос и тестирование показали, что у него не только "корковая" слепота. Дело в том, что этот человек потерял все визуальные представления и воспоминания о том, что когда-то видел и знал. Абсолютная потеря блока памяти – но человек этого не заметил, более того, он не знал, что значит "видеть", был не в состоянии не только описать что-либо зрительно, но всегда недоумевал, когда я произносил слова "смотреть", "свет"." [О.У.Сакс, 1985 г.]

А.Лурия, известный русский невропатолог, описал форму амнезии страшнее этой. Его пациентом был человек с расщепленным сознанием, получивший ранение на войне. У него расстройство памяти являло собой крайнюю форму. Посудите сами:

"...Я не могу представить себе ни кошку, ни собаку, ни прочую тварь с тех пор, как получил ранение. Я видел их много, знал, каковы они собой, но после ранения не могу себе их вообразить. Я не могу себе представить, что такое муха или кошка. Я не знаю, какие у кошки лапы и уши. Я просто не могу это даже в уме себе нарисовать.

Я пытался вспомнить лица матери и сестер, но тщетно. Когда же я вернулся домой и увидел, я сразу их узнал, мою мать и сестер. Они радовались моему приезду, они обнимали меня и целовали. Но я не мог их целовать, потому что я забыл, как это делается.

Я понятия не имею, как изготавливается древесина, из чего ее делают. Все, чего я ни коснусь – загадка, тайна. Я не могу решить смысловую задачу, что-то выделить, придумать новое. Я совершенно другой, полная противоположность тому, что было до ранения.

Я странный, какой-то болезненный, мне кажется, я младенец, новорожденный. Все, что я познал и испытал в жизни – забылось и стерлось из памяти. Все из-за проклятого ранения в голову. Мне приходится заново распознавать все, что я вижу каждый день. Когда я выхожу из больницы подышать свежим воздухом, побыть наедине с природой в тиши цветов, деревьев, озерков, меня беспокоит не только встреча с чем-то новым и непонятным, но главное, меня беспокоит моя беспомощность, беспомощность, не дающая вцепиться и осознать то, что я вижу." [А.Р.Лурия, 1972 г.]

Человек, страдающий подобной формой потери памяти, недееспособен. Механизм получения и обработки сенсорной информации не работает, нарушена воспроизводящая способность, поэтому интеллект практически отсутствует.

Существует другая форма амнезии, глубокая по своей сути, но с меньшим поражением познавательной способности. При этом интеллектуальная деятельность и поведение человека кажутся вполне нормальными. Речь идет о Корсаковском синдроме (или психозе). По времени он может быть ретроградный – когда пробел воспоминания предшествует наступлению психической болезни, и антероградный – когда больной не помнит того, что произошло и происходит после возникновения психического заболевания. Так проявляется частичная амнезия. В большинстве случаев причиной Корсаковского синдрома является хронический алкоголизм. Больные, как правило, хорошо помнят события, происходившие до болезни, но новые впечатления моментально забывают: с кем только что вели беседу, что видели, что говорили, что ели. Они склонны рассказывать неправдоподобные истории о себе, подлинных же воспоминаний у них нет. Они фантазируют, порою до абсурда. Их остроумие и живость воображения могут обмануть собеседника, тот не заметит ничего необычного. Но оставшись наедине с собою, такой больной все забывает. Картинка вспыхнула и погасла, потому что внутренних корней у нее нет. В результате их жизнь – это истории, ими рассказанные, постоянно меняющиеся, в зависимости от степени психического расстройства, вызванного алкоголем.

Правда, неизвестно, был ли в практике С.С.Корсакова пациент, заявлявший о своей принадлежности к противоположному полу.

* * *

Терри подал яичницу, сел сам и стал есть. Фрэнки не шелохнулся. Время от времени Терри поглядывал на нее и мотал головой. Наконец не выдержал и показал вилкой на стул.

– Да сядь же.

Фрэнки нахмурился, сел. А когда сел, то вспомнил, что надо есть. Взглянув на золотисто-коричневую корочку, почувствовал, что голоден как собака. И стал сгребать кашицеобразную яичницу себе в рот.

– Я еще хочу, – заявил он, закончив.

– Возьми в холодильнике.

– Я хочу такое же.

– Пожарь сама.

Фрэнки не двинулся с места.

– Ты что, забыла даже, как готовить? – спросил Терри, бросив на нее косой взгляд.

Фрэнки нахмурился, уловив в голосе насмешку. Наконец он встал и открыл холодильник. Там лежала зелень, открытая коробка молока, маргарин в фольге и всевозможные пластиковые упаковки. Все казалось незнакомым. Пока искал яйца, он начал мерзнуть. Холодный воздух струился по телу, соски огрубели, кожа на руках и груди стала "гусиной". Наконец он сообразил, что стоит голый и, повернувшись к Терри, спросил:

– Где моя одежда?

Терри недоуменно пожал плечами. – Где всегда.

А для Фрэнки "всегда" ничего не значило. Он вопросительно смотрел на Терри.

– В комнате, – ответил тот, махнув рукой. – Может, оденешься, пойдем куда-нибудь. Что скажешь?

Фрэнки повернулся и направился туда, откуда пришел. Но у первой же двери остановился и заглянул внутрь. Раковина, унитаз и ванна. Унитаз напомнил о том, что есть и другие нужды, помимо приема пищи. Он вошел, закрыл за собой дверь. Подняв седушку, встал, ноги на ширине плеч, как это делают мужчины. И стал мочиться.

Струя не получалась. Лишь половина мочи попала в унитаз, а остальная, разливаясь веером по краям его и ногам, стекала ручейками на пол. Фрэнки недовольно нахмурился. Здесь было что-то не так, удивляли и бусинки, свисавшие с волос на лобке. Опять кошмар в голове. Он запаниковал. Дыхание резко участилось. В пальцах пощипывало, мышцы дергались. Воздуха не хватало, он дышал все чаще. В голове потемнело, комната завертелась перед глазами. Он упал на пол.

Минуты через две он пришел в себя и обнаружил, что лежит на полу, голый, весь в моче, гадкий. Попытался встать, как-то изловчился и влез в ванну, дрожащими пальцами задвинул занавеску с разводами плесени и пустил горячую воду. Не сразу, неохотно из душа полилась вода, с шумом окатывая ему спину. Фрэнки в блаженстве закатил глаза, на которые наворачивались слезы удовольствия, первого – с тех пор как он стал мужчиной.

Он долго мылся, пока не кончилась горячая вода, потом насухо обтерся и вылез из ванны. Над раковиной висело запотевшее зеркало. Фрэнки хотел было приступить к бритью, но решил, что сейчас самое время одеться. Намотав по-мужски полотенце на бедра, он вышел из ванны и направился в комнату; он смутно ощущал, что ему надо туда, только там он сможет начать все заново, и это новое будет правильным. А сейчас раскалывается голова и время от времени к горлу подступает тошнота.

В спальне он сел на матрац, рядом на полу лежала куча мятой женской одежды и сумка, из которой торчало горлышко бутылки. Фрэнки схватил бутылку, отвинтил крышку и, не задумываясь, хлебнул. Внутри приятно обожгло. Он отхлебнул еще.

Вскоре исчезла головная боль, он почувствовал себя спокойнее, не так часто тошнило, он развязал полотенце и стал подыскивать себе одежду. У стены стоял комод, рядом шкаф – оттуда пахло чем-то сладким и сигаретами. Фрэнки прошелся по вешалкам: платья, жакетки, блузки, юбки; на полу: туфельки, сандалии с завязками; с крючков свисали шляпки – совершенно ничего, что можно надеть мужчине. Наконец в углу он обнаружил пиджак в елочку и брюки, из комода достал мужские трусы, мятую рубашку с воротником на пуговицах – сел на кровать и все это надел.

Трусы были окей, а вот все остальное – трудно сказать. Пиджак и рубашка висели как морские водоросли, а когда он встал, брюки свалились. Рассердившись, он стащил все с себя и уставился на шкаф и комод как на врагов. Спустя какое-то время снова принялся искать.

На самом дне ящика в шкафу он нашел изношенные джинсы. Отвороты уже пообтрепались, коленки порвались. Зато было как раз. И даже то, что одежка мятая, казалось, ему шло. Подтянув джинсы к талии и застегнув молнию, Фрэнки впервые почувствовал: это то что надо. В другом ящике обнаружил выцветшую безрукавку с какой-то надписью и рисунком, что именно, не обратил внимания. Она висела свободно, мешком, скрывая неприятно женственные изгибы тела.

Он еще раз глотнул из почти пустой бутылки, удивляясь, откуда к этой пузатой у него такая страсть. Дрожь немного унялась, да и в голове стало яснее. Влив в горло последние капли, он бросил бутылку на матрац. Вот теперь, подкрепившись, он готов встретиться с тем человеком.

Человек по-прежнему сидел в кухне – ноги на столе, в руках газета. При появлении Фрэнки он скосил глаза.

– Ну что, тебе лучше?

Фрэнки уселся на стул – по-деловому, но с опаской. – Нам нужно поговорить.

– Я думал, ты терпеть не можешь эту рубашку.

Фрэнки опустил глаза. На рубашке человек в лодке удил рыбу. На скрытом под водой крючке сидела русалка, обвив крючок хвостом. Над головой рыбака висела фраза "Ушел ловить" с перечеркнутыми буквами и подписанными новыми, так что получилось: "Ушел любить". А под хвостом русалки в скобках другая фраза: "Если ловится всякая рыбка, значит – классная наживка." Какая наживка, непонятно: крючок совершенно чистый.

– А крючок-то пустой, – заметил Терри, ухмыляясь. – Заманивает то, что выбор безграничен... Ну конечно, это было еще до того как мы познакомились.

– Я не тот человек, за кого ты меня принимаешь.

Он широко улыбнулся. – Раньше ты носила в клетку, ты об этом?

– Я не Фрэнки, как ты меня все время называешь. Я вообще не женщина.

Терри погрозил пальцем. – Плохо начинаешь, Фрэнки.

– Я не Фрэнки. – Несмотря на алкоголь, или из-за алкоголя, Фрэнки разволновался и, облокотившись на стол, выкрикнул: – Я мужчина.

Терри вздрогнул: в голосе звучала угроза. Ему вдруг захотелось зарыться в газету, но он опасался, что это только разозлит Фрэнки. – Почему ты настаиваешь на том, чего никак не может быть? Это же ложь.

– Я настаиваю, потому что это правда. Со мной что-то произошло. Я только не знаю что, не знаю как это случилось. Я не помню ничего, что было со мной до этого утра.

– До этого утра ты напилась до чертиков, напилась так, что у тебя мозги съехали набекрень.

– Напилась?.. Фрэнки призадумался. – Я не помню, чтобы мне нравилось напиваться, – сказал он, силясь хоть что-нибудь вспомнить из прошлого. – Но только что... там... мне показалось... выпить – это так естественно, как бы само собой разумеется.

– Ты пьяница, бэби. Алкоголичка. У твоего тела одна только страсть – бутылка.

– Но это не мое тело. В нем кто-то еще живет... Она.

Терри хлопнул газетой по столу. – Какого черта, Фрэнки? О чем это мы говорим?

– Я не знаю. Я... ты... это место. Я ничего не понимаю.

– Что еще скажешь?

– Это тело не мое...

– Ну конечно. Сразу же видно, что ты мужик.

У Фрэнки перекосилось лицо. – Ты смеешься надо мной, да?

– Мне совсем не смешно. Я сейчас зарыдаю. – И он притворно начал рвать на себе волосы. – Вообще-то разговорчик у нас с тобой не фонтан.

– Это как ночной кошмар.

– О чем это ты говоришь, Фрэнки? Кошмар кончился, разве не так? Довольно с тебя, хватит, натерпелась.

– Я хочу, чтобы он прекратился.

– Тогда хватит меня дергать с этим дерьмом – кто ты, кто ты. Если тебе нужно что-то вычеркнуть из жизни, свои придумки и вычеркивай, а не меня.

– Это совсем не придумки.

– Я – мужчина, – заявил Терри. – Что бы ты мне ни заготовила, я справлюсь.

Фрэнки помотал головой. – Я не понимаю, о чем ты?

Вдруг Терри вскочил, пнул стул и грохнул кулаком по столу. – Слушай меня, Фрэнки. Я говорю об уважении. Я не хочу, чтобы ты меня тыкала в это дерьмо, Фрэнки.

Казалось, он сейчас поднимет стол и швырнет куда-нибудь. Фрэнки съежился, и это его только разозлило. Терри бросил газету на пол, потом схватил тарелку и шваркнул о стену. Осколки рассыпались по полу, а Терри уже бежал к двери.

Фрэнки остался сидеть на стуле – испуганный и ничего не понимающий. Хлопнула дверь, он весь передернулся. Он ждал: может случиться что-нибудь еще. Но текли минуты, и ничего не происходило.

Постепенно до него дошло, что он один в квартире. У него вырвался облегченный вздох. Этот человек не понимает, что с ним происходит, и не хочет понять. То ли забавляется, то ли ненормальный. Настаивает на том, чего никак не может быть. Да пошел он...

Фрэнки сделал себе еще чашку кофе, достал яйцо из холодильника и поджарил. В ящичке нашел кусок хлеба, разрезал на два ломтика и положил между ними жареное яйцо. Он пытался сконцентрироваться на еде, это казалось ему и необходимым, и вполне безопасным занятием. Но вскоре вернулись мысли... вопросы...

Если бы только он мог понять, что случилось, тогда, возможно, все встало бы на свои места. Должна же быть причина. Если знать – какая, тогда можно найти выход.

Он зашел в ванную комнату взглянуть на себя. Пар давно рассеялся, зеркало над раковиной стало чистым. Рот... как ворота. Он вздрогнул, ужаснулся от мысли, что сейчас увидит свое лицо. Оперся о дверь, собираясь с силами. Встряхнул головой и, вобрав воздух, подошел к зеркалу.

Лицо оказалось приятным. Лоб чуть покатый, длинные, до плеч, темные волосы, густые. Голубые глаза с сероватым оттенком, прямой нос, широкие губы – верхняя чуть нависает. В уголках рта морщинки смеха. Привлекательное лицо. Радует глаз. Но что-то здесь не так. Еще чья-то кожа поверх его. Щеки, челюсть, зубы. Незнакомка. Она моргала, когда он моргал, она хмурилась, когда он хмурился. Она следовала за ним повсюду, знала все его мысли. Невыносимое ощущение.

Фрэнки закрыл лицо и отвернулся. Где он? Что из себя представляет? Как обрести себя истинного?

Он посмотрел на себя еще раз. И девушка на него посмотрела. Тогда он вцепился в нее красными ногтями – нет, не своими, а ее ногтями. Царапал щеки, боль заставила остановиться. Глаза наполнились слезами, лицо исказилось.

И снова он закрылся ладонями, стараясь не разрыдаться. Когда посмотрел в зеркало, на него уставилось напряженное недоумевающее лицо. Зрачки расширенные. Маска страха.

Фрэнки отшатнулся. Он, как и прежде, ничего не понимал. Более того, угасала надежда... На глаза навернулись слезы. Он как раненое животное забился в угол и, раскачиваясь вперед-назад, зарыдал. Казалось, он в плену, в замкнутом пространстве, откуда нет выхода.

Рыдал долго. После проливных слез туман в голове стал понемногу рассеиваться. Появились мысли – простые фразы. Их получилось несколько.

1. Я мужчина. Мне это известно.

2. У меня лицо и тело женщины.

3. Я не знаю, как меня зовут. Я не знаю, где я живу и каков я собой (при этой мысли дыхание участилось, и потребовалось время, чтобы успокоиться).

4. Я совсем не помню, что было до этого утра. Тот человек сказал, что я потерял сознание. Так ли это? Да и вообще – кто он?

5. У этого тела есть имя – Фрэнки. Какое она имеет отношение ко мне? Она вселилась в мое тело, как я в ее?

6. Почему это случилось? Чьей жертвой я стал? И как это произошло?

Последние вопросы побуждали что-то сделать. Ответы сами собой не возникали, вместо них воображение создало нечто таинственное, маячившее впереди, как гримаса клоуна. Фрэнки отправился исследовать местность. Может, удастся найти что-нибудь существенное до возвращения того человека.

В спальне на полу он наткнулся на бутылку "Джека Дэниэлса" и подобрал ее. Она была пустая. Алкоголь, подумал он. Окей. Вытянул руки – они не тряслись. Может, единственное, что ему нужно было, это хорошо поплакать. Мысль показалась смешной. Он огляделся.

Большую часть комнаты занимал матрац, в ногах стоял телевизор, наверху – радиочасы. На окне висели выцветшие занавески. Мебель в комнате – черный комод, с одной стороны краска облупилась из-за нагрева от батареи, обнажив старую светло-зеленую. Рядом – шкаф с дамскими костюмами на вешалках, столь же противными, как лицо в зеркале. Фрэнки закрыл дверцу и подошел к окну. Ему пришлось встать на матрац, чтобы раздвинуть занавески.

Снаружи вверх и вниз тянулась металлическая лестница. На противоположной стороне улицы стоял потемневший от времени высокий кирпичный дом. Сквозь грязные стекла едва можно было разглядеть обитателей – все как будто женщины. Они сидели за машинками и шили. Одна из них взглянула на Фрэнки. Голова повязана шарфом, лицо немолодое. На какое-то мгновение их глаза встретились, и Фрэнки запаниковал, он быстро сдвинул шторки и, попятившись, вышел из комнаты.

В коридоре лежали учебники по медицине, научные книги, любовные романы, политика. На титуле медицинских книг стояла именная печать: "Терри Коннор". Кто это? Человек, сидевший в кухне?.. Он врач? Непохоже. Некоторые места помечены желтым фломастером. Одна книжка по квантовой механике, другая – физика твердых тел, третья – солидное издание о растениях юга новой Англии.

Фрэнки силился понять, какие книги принадлежат ему. Рассматривал обложки любовных романов: сильно волосатые мужчины, вцепившиеся в пышных дамочек с тонюсенькими талиями. Все казалось незнакомым. Он быстро пробежался по странице, где лежала закладка: женщина флиртует с мужчиной, тот пожирает ее глазами, мысленно раздев догола. Здесь ничего нельзя было узнать о себе, и Фрэнки разочарованно захлопнул книгу.

Еле передвигая ноги, он поплелся в другую комнату. В голове было пусто. Ему не хотелось ничего знать об этой женщине. Мерзавка. Украла у него ум и память. Он доберется до нее, и тогда она заплатит сполна.

Гостиная. Все богатство квартиры сконцентрировалось здесь. Мягкое зеленое кресло, пообтрепавшаяся коричневая софа с широкими подлокотниками. Над софой плакат – изображение Президента с ракетной установкой вместо головы. Напротив – встроенный шкаф со стеклянными дверцами, ниже – подставка со стерео. На полу два усилителя, между ними множество пластинок: джаз, рок, индастриал, ритмы и блюзы – но, как и книги, ни о чем новом они не говорили. В коробке несколько кассет, большинство с наклейками. Фрэнки машинально схватил ту, что была без наклейки, и вставил в магнитофон. Сначала послышалось шипение, на заднем плане кто-то хохотал. Вскоре заговорил мужской голос:

"Я Терри Коннор, мне велели сказать о любви. Моя повелительница – львица, что лежит в обнаженном величии рядом со мною. Она великолепна. Наверное, она жаждет послушать, как я ею восхищаюсь". Потом Фрэнки услышал глубокий вдох и громкий выдох, имитирующий львиный рык.

Сижу ли, лежу ли —

Я люблю тебя.

Взбираюсь ли на гору,

Плыву ль по реке —

Я всегда с тобою,

Я люблю тебя.

Из двух вишенок улыбка,

Ягодиц смородиновое желе,

Бедра – сейчас, немедленно

В пищу пещерному человеку.

Трах, трах, трах —

Слова непристойные,

Раскачались в движении знойном.

Я люблю тебя, моя львица,

Я хочу вгрызаться в тебя,

Глубоко проникая...

– Давай сюда, – вдруг врезался женский голос. На кассете затрещало.

– Я еще не закончил.

– Хватит уже. – К треску добавился хохот.

– А сейчас говорит львица, – зазвучал женский голос в полную силу. – Ее рассказ о себе. Она в джунглях. Она гордая. За ней гонятся мужчины. Она...

– Какие мужчины? Ты моя, Фрэнки де Леон.

– Подойди сюда.

Опять потрескивание в магнитофоне.

– Ну, иди же сюда.

Тишина, потом опять треск. Частые дыхания, едва слышная дробь, похоже, барабана из глубины спальни.

– Тебе так хорошо?

– Да, попробуй еще чуть ниже.

Трение, звуки передвигаемых галек в воде.

– Не надо. – Наступила пауза, а потом раздался громкий треск. Далекие обрывки голосов...

– ...Сюда. Да. Хорошо. Терри. Да...

Дальше кассета просто шипела. Никакой записи. Фрэнки наконец протянул руку и выключил. Он уже слышал голос этой женщины, вероятно, она тоже здесь живет. Фрэнки впервые почувствовал стыд. Тот человек обладал ее телом. Она пропала, как и он. Это убийство. Двойное.

Что необходимо сделать – найти их обоих. Его и девчонку. Задать вопросы, выяснить эту связь. Он нахмурился. Какую девчонку? Какую связь? Все это абсурд...

Фрэнки оборвал свой поток мыслей. Спокойствие...

Очень хотелось выпить. Фрэнки обыскал всю квартиру, в том числе спальню, но ничего не нашел. Порою ему хотелось кричать, но от страха и чувства обреченности он молчал. Рассматривал телефон, приткнувшийся камнем на полу в гостиной – молчаливый свидетель его помешательства и одиночества. Он ничего не помнил – ни имен, кому можно позвонить, ни телефонов. Эти ворота, как, впрочем, и другие, для него закрыты. Он вернулся в свой угол, там были стены, определенность границ, хоть что-то прочное. Притулился на корточках, несчастный, одинокий и всеми забытый...

Вдруг зазвонил телефон.

Фрэнки от неожиданности весь содрогнулся. Телефон прозвонил снова. Фрэнки не решался ответить. Три... четыре... пять... На восьмом звонке он как бы очнулся и торопливо схватил трубку.

– Алло? – прозвучало в трубке. – Фрэнки, это ты? – Голос был незнакомый, женский. – Алло? Это 555-5217?

Фрэнки взглянул на номер на пластинке и кивнул.

– Извините. Я, должно быть, ошиблась номером.

– Подождите...

– Фрэнки?

– Кто это говорит?

– Это твоя мать. Что-нибудь случилось?

– Моя мать?

– Да. Что, в это так уж трудно поверить?

– Мать?

– Тебя так плохо слышно. Говори в трубку.

Он прижал трубку к губам.

– Скажи, что случилось? – настаивал голос. – Ну скажи же.

Ему нечего было ответить.

– Ты что, накачалась наркотиков, Франческа? Скажи, что нет.

– Нет.

– А где этот парень? Терри. Он там? Вы поссорились?

– Он ушел.

Наступила пауза. Напряженный Фрэнки не клал трубку, желая узнать, что последует дальше.

– Ты мне ничего не рассказываешь.

– Я мало знаю.

– Ну, это другое дело.

Фрэнки кивнул, удивляясь пониманию этой женщины.

– Я говорю о семье, Франческа. Ты изволишь шутить. А мне не до шуток.

– И мне тоже.

– Я рада это слышать. Я приеду через неделю. Девятнадцатого, во вторник. Надеюсь, увидимся.

– Скажи, как ты выглядишь?

На том конце провода холодно молчали. – Да разразит меня Бог, но я не могу ждать, когда ты состаришься. Не все ж персики со сливками. Стараюсь выглядеть красивой, и в этом нет ничего зазорного.

Фрэнки хотел еще поспрашивать, но не стал: женщина, вероятно, и так уже сходит с ума.

– Мне нужно будет походить по магазинам, – сообщила женщина. – Вернусь разве что к полудню.

– Вернешься куда?

– Домой, куда же еще?

Фрэнки раздумывал. Женщина говорила так уверенно... – Может, встретимся.

– Я буду у ресторана "Редженси". Часов так около двенадцати?

– Чувствую, тебе хочется мне что-то сказать. А вдруг ты и сможешь мне помочь...

– Ну конечно. – Послышалось шуршание бумаги, потом шелест – перелистывалась записная книжка. – Та-а-к, девятнадцатое, вторник... так я сказала?

– Вторник?

– И постарайся хорошо выглядеть, дорогая.

– Тебе известно, как я выгляжу?

– Я знаю, как ты можешь выглядеть. Ты всегда была красивой, Франческа. Очень красивой.

Неожиданно Фрэнки засомневался. Он опять в ловушке: о нем все все знают и как-то рассчитывают на него, а он о них ничего не знает. Им он понятен; а себе – нет.

– Ну, так наденешь на себя что-нибудь?

Фрэнки пытался уклониться от встречи, но женщина сама вдруг прервала беседу.

– Мне нужно бежать, дорогая, – она чмокнула в трубку. – Люблю тебя.

Связь прервалась.

Фрэнки долго смотрел на телефон, пока голос оператора не попросил положить трубку. Опять он чувствовал себя насекомым в тенетах паука или пришпиленным булавкой на доску коллекционера, а вокруг собрались любопытные, они шепчутся, трогают руками. Закричать бы сейчас...

В горле пересохло.

Ему необходима помощь.

Друг.

Больше всего на свете он хотел уснуть и очнуться нормальным человеком.