Когда Терри вернулся домой, Фрэнки спала на софе. Ладони сложены под щеку, ноги прижаты к груди. На полу валялись обе бутылки из-под шампанского.
Он принес одеяло из спальни и накрыл ее. Хотелось есть, но он не стал, боясь разбудить Фрэнки. Она сразу засыплет его вопросами, а он не готов отвечать. Пусть уж лучше поспит.
Он вошел в спальню, разделся, включил телевизор и лег в постель. Ужасно хотелось спать, он едва пересиливал себя. По телевизору показывали очередную серию "Облавы". Джек Уэбб верхом на столе, прямая спина как приколочена. Он жестко задает вопросы и получает ответы. Лаконичная речь, живой, удивительно спокойный голос. Вскоре Терри заснул.
Проснулся он утром, под хвалебные речи о восстановительной хирургии. Человек потрясал обезображенной рукой, где не хватало двух или трех пальцев. Он демонстрировал, как большим пальцем ноги вместо большого пальца руки и мизинцем вместо указательного он умеет писать, тасовать карты и даже вдевать нитку в иголку. Он был не как все, и поэтому особенно гордился своими достижениями. И аудитория, как это ни странно, аплодировала.
Терри выключил телевизор, натянул штаны и сходил в ванную комнату. Фрэнки уже сидела – с головы свисают спутанные волосы, лицо опухшее от сна.
– Доброе утро, – приветствовал ее Терри.
– Сколько сейчас времени?
– Девять... или десять.
Фрэнки помотал головой. – Я буквально отключился.
– Тебе лучше?
– Пить хочу.
Терри пошел в кухню. – Я приготовлю кофе.
– Ты что-нибудь выяснил?
– Очень мало. – Вид только что проснувшейся Фрэнки разжег в нем желание. Справиться с этой волной жара было нелегко. Он вернулся.
– Что именно выяснил?
– Да ничего, в общем-то.
– Ну, не тяни.
– Там был один тип, он отключился почти одновременно с тобой.
– Какой тип?
– Не знаю.
– А как он выглядел?
– Тед не помнит. А тот, что был с ним – лысый.
– Это может пригодиться.
– Да. Тот мужчина не мог сам идти. Тед помог запихнуть его в такси.
– Какое такси?
Терри колебался. Ему не нравилось, как Фрэнки задавала вопросы, и он решил – чем больше будет держать в секрете, тем лучше сможет контролировать ситуацию. Хоть какая-то компенсация за то, что их отношения стали ни на что не похожими, дикими. И он сказал, что Тед о такси ничего не знает.
– Что значит – не знает? – она облизнула сухие губы и вытерла тыльной стороной руки. – Он его посадил в такси, так?
– Мужчина был ужасно тяжелый. Тед с ним измучился, когда тащил. – Он подал Фрэнки чашку с кофе и сам сел за стол.
– А другой что?
– Какой другой?
– Вышибала.
– Кокс, что ли? Я ж тебе говорил, ему было не до того. Уж он точно ничего не помнит.
– Но с ним стоит поговорить. А что нам еще остается делать?
– Я думал поговорить кое с кем, – солгал Терри и тут же подумал о Маркусе. – Он частный детектив. – На самом деле Маркус работал охранником. – Он обязательно что-нибудь придумает.
– А сам ты что, отступаешься? – бросил Фрэнки.
– Нет-нет, – быстро проговорил Терри. – Я собираюсь лично всем управлять. Дай мне шанс, и я смогу что-нибудь полезное сделать.
– Тогда поговори с Коксом.
Терри решительно запротестовал. – Это исключается.
– Тогда я поговорю.
Терри окинул ее взглядом. Поза знакомая, она всегда так горбилась над плиткой, когда готовила кофе по утрам. В глазах, чуть стеклянных от пьянства, стоял немой вопрос. Терри пожал плечами, он не привык к такому пристальному взгляду. – Как тебе будет угодно.
– Я пойду сегодня же.
– Сегодня его там нет. По вторникам он сидит дома и откусывает курам головы.
– Тогда завтра, – буркнул Фрэнки, поставив чашку на стол и рассеянно покусывая костяшки пальцев. – Почему он тебе неприятен?
– У него нрав Тарзана. Он любит делать другим больно.
– Я должен его опасаться?
Терри закивал, но вдруг до него дошло, что думает он о себе. – С девушками Кокс ведет себя нормально. А вот мужиков любит попугать.
– Я мужчина, Терри.
– Тогда, моя дорогая, лучше веди себя как девушка. – Он иронично улыбнулся. – Коксу и в голову не придет, что ты мужчина.
Он подчеркнуто осмотрел ее фигуру – молодое тело, пышное в бедрах и груди, темные волосы, мечтательные глаза – ему тоже это в голову не пришло бы никогда. Перед ним Фрэнки, его любовница. Он помнит ее мягкий язык, губы, божественный запах. Снова вспыхнуло желание овладеть ею. Он решил сделать попытку.
– Фрэнки, неужели ты не хочешь, ну хоть чуть-чуть?
– Хочу чего?
– Вот этого, – ответил он, потирая штаны. – И вот еще. – Он облизнул губы. – Губы мои тебе всегда нравились.
– О нет, – Фрэнки отпрянул. – Не надо. Оставь их себе.
Терри пробормотал что-то невразумительное, ударил ногой по стулу. – Я ухожу.
– Подожди. – Фрэнки последовал за ним в спальню. Там Терри натянул на себя рубашку, надел ботинки. – Куда ты собрался?
– Ухожу. А то я сделаю что-нибудь такое, что тебе сильно не понравится.
– Что же мне делать?
– Делай что хочешь. Ты уже большая девочка, черт бы тебя побрал. Уверен, придумаешь чем заняться.
Он хлопнул дверью и поспешил вниз, игнорируя крики Фрэнки, догонявшие его сверху. В самом конце лестницы остановился, послушал, нет ли погони. Эрекции как не бывало, зато полные штаны досады. Он яростно обругал Фрэнки и врезал по стене. Потом еще раз, до боли в руке, обвинил в этом Фрэнки, и, чувствуя себя уже лучше, покинул здание.
День выдался теплый. Терри перешел на другую сторону улицы, прячась от солнца, миновал швейную фабрику, где с огромного эскалатора катили секции с только что пошитыми рубашками в чрево терпеливо ожидавшего грузовика. На Бродвее Терри купил себе крендель у толстого Тони, тот торчал здесь целый день. Они поговорили о Книксе, страстным поклонником которого был Тони.
– А ты видел игру вчера вечером? – спросил он, закрепляя на пузе фартук с пятнами горчицы. – Эвинг, это чудовище, настоящий монстр.
– Они победили?
– На свистке. У задней линии. Впереди были трое.
– Эй, Тони, да ты все знаешь. Может, тебе известно что-нибудь о сумасшедших женщинах?
– Что известно?
– Об этом я и спрашиваю.
– С моими девочками все в порядке. Изабель тоже... – Он пожал плечами. – Бывали у жены и неудачные дни. Но, в общем-то, я не жалуюсь.
– Я, наверное, тоже.
– Тебе дать содовую с собой?
– Никак не могу сообразить, что я такого сделал?
– Слишком много думать – плохо, мой мальчик. Послушайся моего совета – не думай так много. У тебя доброе сердце. Все само как-нибудь образуется.
Терри мысленно согласился, что сердце у него и в самом деле доброе. А вот с головою и нравом он порою не может совладать. Он хотел еще поговорить, но тут появился покупатель, и Тони переключился на него. Терри ушел. Через пару кварталов он остановился в телефонной кабинке, полистал справочник, ему был нужен адрес Центрального таксопарка. Оказалось, это на Манхэттене, на Западной Двадцать четвертой улице, близ реки. Терри решил, что полезно будет пройтись немного пешком. Район Сохо в этот час сносен: магазины и всевозможные галереи закрыты. Сел он уже на станции "Спринг" и доехал до "Томпсон", оттуда повернул к жилым районам. Несколько мальчишек играли в гандбол на бетонной площадке, обнесенной забором, беспрестанно ударяя мячом по огромному пуэрто-риканскому флагу, нарисованному на стене здания. На соседней площадке дети устроили общую свалку. А в самом конце двора трое парней курили сигарету с марихуаной. Терри со станции "Бликер" доехал до Шестой авеню, там обогнул "Вилледж" и пошел по Девятой. Через пятнадцать минут он был на Двадцать четвертой – булыжная мостовая, по соседству склады и автомастерские. Между Десятой и Одиннадцатой тянулась заброшенная железнодорожная колея, проржавевшая и заросшая травой. На западе блестел Гудзон, а за ним виднелся Джерси-сити. Из-за воды и рельсов показалось, что он где-нибудь за городом, где жизнь совсем другая. Но изменить собственную невозможно. Разве что вот так, мимолетно.
Рядом с Одиннадцатой Терри нашел управление нужного таксопарка, оно располагалось в старинном кирпичном здании, с одной стороны которого был нарисован уже выцветший гигантский таракан, а под ним слова: "У нас есть то, что вам нужно". Терри сразу подумал о СПИДе, туберкулезе, гонорее и прочих радостях. Эта реклама компании, название которой уже не видно, пронизывает до костей. Терри вошел в здание.
Управление находилось на втором этаже, в самом верху крутой лестницы с вытертыми деревянными ступеньками. Большая комната, разделенная на две части низкой, до пупа, перегородкой, тянувшейся от двери футов на десять, до конторки. Из двух грязных окон виднелась часть огороженной стоянки, ряд бензоколонок и несколько машин, в основном такси.
В глубине комнаты за столом сидел человек. Он взглянул на Терри и отвернулся к телефону. Не успел он повесить трубку, как снова раздался звонок. В углу стола потрескивало диспетчерское радио, время от времени слышались голоса, хозяин стола с ними тоже переговаривался.
Терри терпеливо ждал. Наконец этот человек не ответил на очередной звонок и все внимание обратил к нему.
– Чем могу быть вам полезен? – спросил он торопливым голосом.
– Мне нужна помощь.
– Бланк заявления заполните там. – Он показал на конторку. – Если у вас нет лицензии, здесь вам делать нечего.
– Я по другому делу. – Терри подошел ближе. Диспетчер поднял трубку, коротко переговорил, прикрутил радио. С шумным выдохом он откинулся в кресле, пробежался пальцами по волосам. На висках поблескивала седина. – Моя невеста потеряла кольцо, – начал объяснять Терри. – Пару дней назад. Она думает, обронила в такси.
– Мне колец никто не предъявлял.
– Оно маленькое. – Терри колебался. – Золотое. Наше обручальное.
Диспетчер внимательно рассматривал Терри. – Дайте мне подумать... Вы не запомнили номер машины или имя таксиста?
Терри отрицательно помотал головой.
– Вы такси заказывали?
– Нет. Поймали на улице, рядом с баром. Около двух ночи.
Диспетчер прибавил громкости радио, ему сообщали, что вызов был на ложный адрес. Человек прочитал с бумажки новый. И устремил взгляд на Терри.
– У нас сейчас в городе сто четыре такси. Двадцать четыре часа в сутки. Обыскать каждую машину – потерять много денег. Человек, заработок которого зависит от времени, не будет в восторге. Не говоря уж обо мне.
– Может, я поговорю с ними?
Диспетчера это не испугало. – Что еще вам придет в голову?
Терри молчал.
– Послушайте, дружище. Я сегодня очень занят. Не хватает одного диспетчера, болен геморроем, черт бы его побрал. А я нарабатываю себе язву. Жаль, конечно, кольцa. – Он ответил на звонок телефона, сообщил по радио адреса заказов.
Терри смотрел в окна. Медленно струилась река, усыпанная блестящими осколками солнца. Масса воды – какое значение имеет суета людей, когда происходит величественная встреча с морем. А что, собственно, я теряю, подумал Терри. Самое худшее, что этот человек может сделать – выгнать меня отсюда.
– У таксистов остаются какие-нибудь записи о пассажирах? Я хотел бы их просмотреть.
– Половина адресов берется с потолка, – ответил диспетчер, глядя на него. – Они пишут их в конце рабочего дня, лишь бы было что-то написано.
– Ничего, если я взгляну?
– Ну что мне с вами делать? Даже передохнуть не даете.
– Моя девушка... Мне очень хочется ее осчастливить.
Человек стал шумно ерзать на стуле, но голос его звучал дружелюбно. – Вон там, – он показал пальцем, – лежит куча квитанций. Только не перепутайте.
– Не перепутаю. Спасибо.
Терри прошел через ограждение и уселся за указанный диспетчером стол. Взял толстую пачку квитанций, положил было на колени, но для удобства вернул обратно. И стал просматривать одну за другой.
В самом верху значилась фамилия таксиста, номер машины и дата. Ниже шли линии с указанием пунктов отправки и назначения. Терри сразу понял, задача сложная. В каждой квитанции двадцать-двадцать пять позиций, в одной смене сто машин, итого просмотреть нужно пять тысяч. Записи в основном делались карандашом, некоторые смазаны, многие неразборчивы. Пункты отправки и назначения указаны кратко, типа "Бродвей"", у Двадцать второй", "Семьдесят пятая, рядом с Лекс". Чем больше Терри смотрел, тем меньше было надежд. Фамилии таксистов – Хамадех, Вонг, О'Рейли, Кастилло расплывались в голове, как имена действующих лиц из длинного романа. Задача казалась невыполнимой, но он продолжал искать. Калиновски, Пател, Дринкуотер, Дэггу. Терри остановился. Джон Дэггу, первое апреля, два часа ночи. На девятнадцатой строке нацарапано: "Бродвей, близ Пятидесятой".
Терри поискал конечный пункт, вместо адреса – засохшее кофейное пятно. Цифры еще видны, а вот улица... Он посмотрел бумажку на свет, не помогло. Терри выругался.
Он записал себе фамилию водителя, номер такси и уж было собрался идти, но вдруг появилось сомнение. Рядом с Пятидесятой есть не только "Вирго", а и много чего другого.
Терри вздохнул и снова принялся искать. За полтора часа просмотрел все квитанции. Ничего близкого к первой находке не было. Он встал со стула и потянулся.
– Нашли, что хотели? – спросил диспетчер.
– Не знаю... может быть. – Он прочитал вслух фамилию водителя и номер машины.
– Джон Дэггу, он водит такси лет пятнадцать... даже двадцать.
– Мне бы поговорить с ним.
– Зачем? У вас есть номер такси, этого достаточно.
Терри смешался. – Может, он нашел кольцо, только вот не удосужился его сдать.
Диспетчер нахмурился. Эта идея ему не понравилась.
– Вот что я скажу. Приходите в пять часов. Я дам вам десять минут, сможете поискать в машине. Найдете свое кольцо – и привет, не задерживайтесь. – Он помолчал. – Итак, в пять часов. Если кольцо на месте, вы его найдете.
Терри вышел, облегченно вздохнув. Он злился, что пришлось врать из-за Фрэнки. Уже дважды, а что будет дальше? Лучше дать взятку и дело с концом.
Сейчас около полудня. Еще пять часов ему будет некуда себя девать. А то и дольше, если решит не возвращаться сюда для разговора с таксистом. Сегодня у него выходной, и, по правде говоря, для Фрэнки он сделал уже достаточно. Поговорит с таксистом через день или два. Ничего, Фрэнки потерпит.
Терри вышел на Двенадцатую улицу и долго шел по ней, пока не уперся в металлическую изгородь Пятьдесят девятой. За изгородью разместилась стоянка, а дальше – полмили открытого пространства. Он нашел ворота следующей стоянки, ее задняя сторона тоже огораживалась, однако зиял пролом. Асфальт стоянки перешел в грунт. Терри остановился. Слева возвышалась насыпь шоссе, справа раскинулось заросшее сорняком поле, упиравшееся в бетонную стену близ Одиннадцатой улицы. Неподалеку в серых камышах скрывался берег Гудзона, над травой сновали веселые воробьи, ворона кружила над водой, но скоро уселась на обугленный остов старой пристани. Терри пробирался в тени шоссейной насыпи по бутылкам из-под пива с выцветшими этикетками, битому стеклу и прочему мусору. А мысли были заняты странной историей Фрэнки. Надо быть нездоровой, чтобы вот так выставить Терри. Невозможно понять. Кажешься себе слепым. Терри вспомнилось кое-что из прошлого.
В медицинском институте у него был друг, звали его Зак. На первом курсе они славно проводили время на семинарах сексуального просвещения. Однажды, когда показывали фильм о сексе у полных паралитиков, Терри приспичило в туалет. Там он встретил одного из приглашенных на семинар, мужчина сидел в коляске и никак не мог справиться с катетером. В то время Терри был без предубеждений, он спросил, чем может помочь.
– Да вот выскочил, – пожаловался мужчина. – Я умею делать это сам, но руки судорогой свело.
Даже неопытному глазу было видно, что мужчина говорит правду. Скрюченные пальцы походили на клешни, и клешни эти подергивались.
– Что нужно сделать?
– Здесь у меня кондом-катетер, – человек показал головой на низ живота. – На конце есть липкое вещество, чтобы крепить к коже. Если вы приладите и приклеите, я думаю, все будет хорошо. Пока так, а дома у меня есть новый.
Терри осмотрелся по сторонам и наклонился. В нос ударил запах мочи.
– Обидно – жуть, – заметил мужчина. Иногда я так напрягаюсь, что не могу ничего сделать.
Терри пробормотал сочувственные слова. Расстегнул ширинку и отыскал резиновый кондом, сбившийся в кучку рядом с головкой пениса. Терри скатал его назад, однако зафиксировать катетер не удалось. Да и морщинистая ткань обвислого пениса не позволяла липкому веществу приклеиться как надо.
– У меня не получается.
Мужчина опустил глаза, всматриваясь в свой орган. У него были сальные волосы и плохие зубы. – Этого я и боялся. Обычно я надеваю сам, когда есть эрекция. Бывает, жду целый день.
Терри занервничал.
– Иногда мне помогает прямая стимуляция. Даже если я не чувствую желания, он-то знает, что ему надо.
– Вы хотите, чтобы я его потилибунькал?
– Если можно. Я постараюсь расслабиться.
Терри чувствовал себя в ловушке. Он сколько-то размышлял, но жалость к человеку преодолела. И он взял в руку морщинистый член.
Мужчина закрыл глаза. Постепенно руки его успокоились. У пениса появились признаки жизни. Терри сжал его в пальцах и начал стимулировать несильными трущими движениями, тихонько приговаривая и нервно поглядывая на дверь туалета. Спустя минуту, а показалась она часом, ткань набухла, затвердела и стала белой как вареное яйцо. Терри попытался прикрепить кондом, но пока еще не хватало упругости. Он сделал вдох и до смерти испугался: вдруг мужчина подумал, что сейчас ему сделают необходимые манипуляции ртом.
Еще тридцать секунд, и пенис стал достаточно твердым. Терри принялся натягивать кондом. Как только он зафиксировал его в нужном положении, дверь туалета распахнулась и ввалился молодой человек с обезумевшими глазами, шатаясь и припадая на пол, он безудержно хохотал.
У человека в кресле вид стал совсем жалкий. Терри упорно продолжал работать с кондомом. Закончив, он сразу вымыл руки. И, бормоча извинения, покинул туалет.
Позже Терри узнал, что тот, смеявшийся, надышался веселящего газа, закиси азота. Некий Теодор Заакери – но все звали его просто Зак.
Они познакомились через несколько недель в более нормальных условиях. Терри уснул на послеполуденной лекции и начал храпеть. Зак, случайно сидевший рядом, толкнул его в бок. И когда преподаватель включил свет – выяснить, кто храпит – на него смотрели невинные лица студентов; пробормотав что-то ехидное, преподаватель возобновил свою лекцию. Свет потух, и на экране высветился график. Вскоре голова Терри опять свисла набок, дыхание стало шумным, он почувствовал острый тычок под ребро, и не успел сообразить, в чем дело, а Зак уже сдернул его с сиденья. Выбравшись незамеченными из аудитории, они дружно захохотали. Так началась их дружба.
У них была одна общая черта – непочтение к авторитетам. На занятиях по анатомии они нацепляли на скелет кожаный пиджак, горбатую шляпу и джинсы, перед самым приходом уважаемого профессора вставляли в зубы дымящуюся сигару. На физиологии любили капнуть кислотой на мозги несчастной кошке. А на нейроанатомии спрятали коротковолновый транзистор в желудочек мозга, и труп во время показательного вскрытия вдруг закричал: "Помогите, помогите". Все испугались, а потом было много смеха. Так они устраивали себе разрядку. А по уикендам у них были свои вечера.
Они умели прожигать жизнь. Два года подряд устраивали по субботам междусобойчики с наркотой. Всегда получалось интересно. Собирались где-нибудь – от пяти до пятидесяти человек – танцевали, сходили с ума, кадрили кого попало. Марихуана и выпивка не переводились. Бывали и особые случаи, например, с седативными таблетками кваалудами, амилнитритом, с "волшебной пылью", а то и галлюцинаторным препаратом "экстаз". Иногда они устраивали адскую смесь в большой чаше, добавляли краситель зеленого цвета или под кровь и пили маленькими глотками, передавая друг другу. Становилось хорошо, порой до придурочного смеха. Но с течением времени эти праздники радости почему-то начали отмирать.
На третьем курсе им вдруг стало не до игр, а на четвертом каждый думал прежде всего и почти только о своей профессии, и для вечеров место осталось лишь в памяти. Однажды Терри и Зак случайно встретились в баре, они не видели друг друга уже несколько месяцев. Зак выглядел ужасно, мрачный, лицо небритое, глаза тусклые. Терри видывал такие глаза у студентов и не только, и сейчас подумал – может и он такой же? Многие жалуются на жизнь вслух, громко плачутся. А Зак другой, он все держит внутри. Наконец Терри не выдержал и спросил, что же все-таки случилось. Зак не смотрел ему в глаза.
– На душе херово. Весь как в дерьме.
– О чем ты?
– Ну что тут непонятно, одно сплошное дерьмо.
– Замучили тебя, да? Меня тоже.
– Я в больницу не хожу уже неделю.
– Ты что, решил передохнуть?
Зак шумно завздыхал. – Это ты можешь так сказать. Я перестал туда ходить, потому что это уже не имеет значения.
Терри нахмурился. – В чем дело?
– Познакомился с одной девушкой. Медсестра. Ну, было у нас. А потом она ушла.
– О, это часто бывает, Зак.
– Но не так, как у меня.
– А как было?
Зак поигрывал стаканом. – Два месяца я принадлежал ей. Каждую минуту, каждую секунду. Я перестал спать. Я не ел. Не было необходимости, потому что меня кормила она. Создавала голод, а потом утоляла его. Но мне всегда было мало. Я не мог насытиться. – Он помолчал. – Ты знаешь, что такое голод, Терри?
Терри хотел было сказать "да", но почему-то отрицательно помотал головой.
– Ты заряжаешься, а потом опустошаешься миллион раз в день. Когда насытишься, чувствуешь такое блаженство, а если пуст – это как умереть. Сейчас я пуст – как яма.
– Ну же, Зак. Все не так уж плохо.
Зак закрыл лицо ладонями.
Терри видел его всяким: на взлете, поникшим, изможденным от работы, запуганным женщинами, но таким – никогда. Что-то в нем надломилось, исчезло то, чем он раньше был полон – оптимизм, жизненная стойкость.
– Боюсь я за тебя, Зак.
– Мне самому страшно.
– Это не ты. Ты всегда был сильным. Думаю, что и теперь справишься.
– Не могу, не получается.
– Можешь. – Неожиданно в голове родилась идея. – Вот что, Зак. Давай устроим вечеринку. Будет весело.
– Не хочется... Только не сейчас.
– Нет, сейчас. Тебе необходимо избавиться от страха. Кто знает, может, кого-нибудь и встретишь...
Зак помотал головой.
– Какого черта. Если ты сам на себя плюешь, то чего ждать от других?
– Знаю, я сам виноват.
– Кто это здесь рассуждает о вине. Мы говорим о вечеринке. Да очнись ты, посмотри вокруг. – Терри пытался встряхнуть его, оживить. – Ну, принесем выпивки, немножко травки, и наша банда оживет. Устроим праздник всех святых, с костюмами, с призами. И пошлем всех к чертовой матери.
– Это было так давно... – задумчиво проговорил Зак.
– Вот и вернем это время. – Терри изобразил открытие театрального занавеса. – Дамы и господа. Представляем вам шоу Зака и Терри. С полуночи до рассвета. Будьте все с нами.
Терри еще сколько-то поуговаривал, и Зак, наконец, согласился. Так и случилась та вечеринка.
* * *
Двадцать девятого, за два дня до встречи, на седьмом этаже высокого бетонного здания медицинского института, где экспериментальные лаборатории были набиты стеклянными мензурками, белыми крысами и молодыми учеными, мечтающими о Нобелевской премии, собралась толпа. А неделей раньше Терри заметил там два баллона с закисью азота, они лежали без присмотра, прикрепленные цепочкой к тележке. Возникла идея – а почему, собственно, не употребить их на торжестве, тогда No 2О вывел бы всех на орбиту. Зак полностью доверился другу-энтузиасту и потому не спорил. Близилось к часу ночи, когда они прибыли на место. Осторожно пробирались по коридору, открывая дверь за дверью, в нос били резкие запахи химических реактивов, то и дело встречались наклейки, предупреждающие о радиационной опасности. Ученые, как известно, работают в любое время суток и когда угодно могут принести в жертву мышку или расщепить ген. Открыв очередную дверь, Терри и Зак увидели женщину, стоявшую у раковины, она их не заметила. Где-то наверху приглушенно лаяли собаки. Тележка стояла на том же месте, в ней два баллона, оба полные. Все шло гладко. Они отстегнули цепочку и принялись стаскивать с тележки баллон, весивший фунтов восемьдесят. Зак ухватился за основание, Терри за верхнюю часть – подняли и потащили по коридору. Они собирались добраться на лифте до подвала, а там от выходной двери двадцать ярдов до улицы, где их ждал фургон. Устроившись в лифте, они облегченно вздохнули. Все оказалось до смешного простым, и они, весело ухмыляясь, смотрели на светящееся табло, считая про себя этажи: четвертый... третий... второй... первый. Нам ниже, в подвал, подумал Терри, на самое золотое дно.
Лифт остановился на первом, вошел охранник, делавший свой обычный обход. Работа у него была скучная, и он любил с кем-нибудь поболтать. Охранник им добродушно кивнул, а потом уставился на баллон, и выражение его лица стало медленно меняться.
Подвал, подумал Терри, это для недоумков: кто плохо планирует, тот плохо и кончает.
Охранник вызвал полицейских, но те оказались слишком заняты и не соизволили приехать. Двоих студентов уличили в краже вещества, не находящегося на особом учете. Это вызвало не больший интерес, чем семейная ссора. Полицейские посоветовали ему разобраться самостоятельно, не поднимая большого шума. Охранника безразличие парней в голубой форме уязвило. Он взял с нарушителей порядка отпечатки пальцев и фотографии. И погрозился сообщить обо всем декану. А отпуская, сказал, чтобы они ему не попадались на глаза, иначе расплата будет суровой.
Часа в четыре они вернулись к Терри домой. Нервы были на пределе, и парни расслабились при помощи кваалудов. Терри прикидывал, что охранник, скорее всего, тоже чем-нибудь балуется, и потому не станет вести себя как болван. Зак, казавшийся поначалу беззаботным, вдруг скис. Ему мнилось, может, в душе они хотели попасться. Терри утешил его последней капсулкой. Они крепко спали, когда солнце показалось на горизонте.
* * *
В день намечавшегося торжества Зак вдруг сообщил, что плохо себя чувствует и поэтому не сможет принять участие. Терри пришлось его буквально затащить к себе домой в маленькую гостиную рядом со спальней.
– Я приготовил тебе сюрприз.
На столе лежала большая куча ненадутых воздушных шариков, а рядом зеленый цилиндр, похожий на тот баллон, что они пытались недавно украсть. Наверху тонкая трубка из винила подсоединялась к соплу, а к последнему – полупрозрачная пластиковая маска.
Зак удивился. – Откуда это у тебя?
– Это наш последний шанс. И я не хотел его упускать.
– Здесь закись азота?
– То самое, отчего смеются. – Терри усмехнулся. Он развернул маску, перемещая ее вместе с баллоном. – Желаешь испробовать?
– Что-то не хочется.
– Да ну... не будь таким букой, хотя бы сегодня.
– Может... позже.
– Ты будешь у нас главным. Идет? – Он похлопал по цилиндру. – Вход безбилетный.
Зак поигрывал маской. – Бывает без билета еще дороже...
Терри помолчал. – Значит, решили.
* * *
Вечеринка началась вяло, но к половине одиннадцатого стало тесновато. Кого только не было – дьяволы, вампиры, танцовщицы с оголенными животами, непременные итальяшки-гангстеры и хирурги-живодеры. Терри оделся в костюм оборотня, на щеках и подбородке торчали пучки волос, глаза были подведены красной косметикой. А Зак шокировал всех тем, что сбрил наголо волосы на голове. Вот таким и был его костюм: более чем хватало. В толпе он выделялся таинственной бледностью черепа, непонятной и пугающей.
В одиннадцать Зак принялся раздавать шарики. Всем по одному, их нужно было сразу защипывать, чтобы не выходил газ. Это было и показателем "улета". Если человек достаточно надышался газа, пальцы сами разжимаются и шарик улетал. Веселое опьянение длится лишь несколько секунд, так что шариков нужно много. К полуночи квартира была полна разноцветных шариков. Терри обратил внимание, что Зак идет к выходу из комнаты – и вдруг его лицо резко меняется. Проследив за его пристальным взглядом, он увидел девушку, одетую кошкой. Черный облегающий костюм, крашеные усы, уши из меха, привязанные лентой к голове. Она танцевала с ковбоем. Зак подошел, они о чем-то шептались недолго. Вскоре Зак вышел из комнаты.
Терри протолкался сквозь толпу к девушке, она уже не танцевала. Приблизившись, представился.
– А меня зовут Андреа, – ответила девушка.
– Ты подружка Зака?
– Я тоже так думала. Но, похоже, я ошибалась.
– Ты бросила его?
– Мы повстречались-повстречались и разошлись. – Она рассматривала Терри с любопытством. – А ты страж его, что ли?
– Нет, друг.
– Зак хороший парень. Только очень уж чувствительный.
– Что-то не так с его чувствительностью?
– Ну, знаешь... Извини, я ухожу. – Она повернулась, но Терри схватил ее за руку.
– Напрасно ты так.
– Я пришла сюда не для того, чтобы создавать проблемы.
– Тогда зачем пришла?
– Ну, я услышала, что вы тут устроили забавную вечеринку. Да ты сам знаешь, почему – Ее глаза засверкали. – А о тебе ходят легенды.
Она умела себя подать, эта девушка. Терри пригласил ее на танец. А после они курили. Она и в самом деле была хороша собой, только вот пустая. Терри не понимал, как может такая вызвать чувство голода.
К этому времени Зак вошел в другую комнату и закрыл за собой дверь. Оставалось еще достаточно закиси азота, хватило бы всем на три или четыре раза. Он решил не пользоваться шарами, а прикрепил зеленую пластиковую маску к концу трубки. Потом надел маску себе на нос и рот и крепко привязал эластичной лентой, обмотав ее вокруг головы. Под пальцами возникало странное ощущение – безволосый череп был еще непривычен. Так он просидел минуту-две, думая, что бы еще такое сотворить. Из другой комнаты доносилась музыка и обрывки смеха. Он вздохнул и открыл клапан.
С потоком газа на душе сразу стало легче, он вот-вот начнет смеяться. Открыл он до упора, и в мгновение комната затуманилась, отступила на задний план, голоса из соседней комнаты растворились в пустоте. Быстро приближалась ночь, мир превращался в булавку, а потом и ее не стало.
Андреа пришла на похороны. Позже у нее с Терри завязался короткий роман. В деканате занимались расследованием смертельного случая. Охранник сообщим им о той краже, и они никак не могли взять в толк, зачем человек пошел воровать баллон с газом второй раз, если уже попадался. Терри тоже ничего не мог объяснить, он был совсем раздавлен. И бороться за себя не было сил.
Его исключили, правда, с правом перезачисления по окончании консультационной программы. Он сделал попытку, но ничего не получилось. Чувствами он продолжал жить в прошлом, но говорить об этом вслух не решался. Через полгода он все бросил и уже не думал о повторном зачислении. Легче было найти себе другую работу.
* * *
Терри шел по пустынной местности, пока не уперся в забор с колючей проволокой поверху. По другую сторону дети играли в баскетбол. Они рассказали, как пройти, и уже через минуту Терри прогуливался по мощеной дорожке парка "Риверсайд". Слева текли воды Гудзона, слегка взъерошенные весенним ветром. Справа пробивалась трава, рядом с бетонным покрытием валялись окурки. Вопрос появился будто сам по себе: зачем останавливаться? Он не голоден, не устал. Единственное, что приковывало его к этому месту, к этому городу с сомнительной перспективой – его воспоминания. Если б он мог навсегда избавиться от них, как змея при линьке, он бы перестал страдать. Он бы просто ушел. Оставил бы Фрэнки, Зака и все остальное. Никогда не останавливаться, никогда не думать, ничего не планировать и не помнить. Если б он мог идти дальше...