ЧАСТЬ I
ГЛАВА 1
Ольга проснулась с ощущением неясного томления. Полежав несколько минут, под впечатлением стремительно тающих обрывков сна, сладко потянулась, и, словно ужаленная, подскочила — сегодня день соревнований! Сбросив простыню, невесомым облачком отлетевшую в угол комнаты, легко спрыгнула с кровати, и, застонав, едва не упала.
Травма недельной давности, полученная во время неудачного приземления, напомнила о себе острой пронзительной болью. Она недовольно поморщилась: не нужно было доказывать, что хватит двух третей от полного разбега, чтобы выполнить упражнение. Даже упоминать не стоило. Но ведь нет, захотелось выделиться, показать свои способности. Сколько раз себе говорила — выпендреж ни к чему хорошему не приводит, и все равно не сдержалась. Досадливо дернув щекой, она медленно побрела в ванную, стараясь не нагружать больную стопу.
— А вот и дочь проснулась, — в проход вышла мать. — Рано ты сегодня. Выспалась?
Отмахнувшись, Оля прошла в ванную, откуда вскоре зашумела вода. Спустя несколько минут, она вышла бодрая и посвежевшая, редкие капли быстро испарялись с раскрасневшихся щек.
— Теперь так принято с родителями общаться, это что за отмашки? — поинтересовалась мать, сдвинув брови.
— Ой, мамочка, ну что ты! — Ольга подошла к матери, чмокнула в щеку. — Я еще со сна не отошла, а ты уже вопросы задаешь, думать заставляешь. Сейчас немного в себя приду, и расскажу все, что спросишь, — улыбаясь, она направилась в кухню. — Папа уже ушел?
— Ушел, куда он денется. Нет бы в выходные выспаться, так с утра пораньше в гараж убежал, в железяках ковыряться.
— Это для нас с тобой пустяки, а для него — Дело! — Подхватив чайничек, она разлила кипяток по чашкам с темными лужицами заварки на дне, поинтересовалась:
— Пашка еще не вставал?
Мать нахмурилась, произнесла недовольно:
— Как же, подскочил с утра пораньше, и сразу за компьютер. Говорит, там какой-то важный момент в игре, охламон. Вместо того чтобы матери помочь, или погулять пойти — сутками за монитором.
От дикого крика Оля подпрыгнула, а мать расплескала чай.
— Пашка! — одновременно вскочив, они бросились из кухни.
Ворвавшись в комнату первой, Ольга в недоумении остановилась. Истошно вереща, брат молотил кулаком по клавиатуре так, что едва не вылетали клавиши:
— Черт, черт, черт! Ненави-и-ижу!
— Пашенька, что с тобой? — вбежав следом, мать склонилась над сыном, обняла за плечи.
Вырвавшись, парнишка заметался по комнате, с воплем схватился за голову:
— Сволочи, уроды, отморозки!
— Да что случилось? — мать недоуменно переводила взгляд с дочери, на мечущегося с невнятным бормотанием сына, — Оль, ты что-нибудь понимаешь?
— Думаю, это как-то связано с Пашиной онлайн игрой.
— Сын! Это правда? — лицо матери из испуганного стало сосредоточенным, брови сошлись у переносицы.
— Что? А вы уже встали? — парнишка повернулся, недоуменно взглянул на мать.
— Нет, ты только посмотри на него! — мать уперла руки в бока. — Сначала орет, как сумасшедший, а потом спрашивает, а че это вы встали? — она передразнила сына гнусавым голосом.
Левая рука Павла порхнула к клавиатуре, а правая цапнула мышку, быстро защелкала, выцеливая на экране какие-то одному ему понятные значки. Не поворачиваясь, он поинтересовался:
— Сильно, что ли орал?
— Мы думали, ты умираешь! Неслись, чуть не поубивались.
— Да я что, я ничего, умеренно реагирую, — сын пожал плечами. — Поорал да успокоился. А вот один парень, что на оффе играл, как-то при заточке грейженую на двенадцать пушку сломал, так его инфаркт хватил. Он прямо за компьютером и помер.
— И ты меня решил этим успокоить? А ну пошли!
— Мама, — Ольга воспользовалась возникшей паузой, — давай чай допьем, да я пойду. А Павел тут все закончит и к нам присоединится. — Она аккуратно оттерла мать от стола, нежно взяла за плечи, потянула к выходу. — Правда, Паша? — Ольга подмигнула брату.
Продолжая без умолку говорить, Ольга вывела мать из комнаты, не давая довершить изгнание сына из-за компьютера.
— Мама, сейчас время другое: телевидение, компьютеры, сотовые телефоны — прогресс, одним словом. Появись все это на двадцать лет раньше, тоже бы так себя вели.
Мать веско произнесла:
— В наше время дети родителям помогали, а сейчас это не модно. Вот и сидят оболтусы за компьютерами, или по улицам шастают. — Она спохватилась, сказала с озабоченностью: — Сегодня же соревнования, а ты сидишь, не торопишься!
— А я уже бегу, — дочь улыбнулась, — смахнув тряпкой крошки со стола, она выскользнула из кухни.
В замочной скважине щелкнуло. В коридоре заскрипели половицы, раздалось глухое покашливание.
— Привет, пап, — выглянув из комнаты, Оля помахала отцу. — А мы уже чай попили. Ты совсем чуть-чуть опоздал. Вот на столечко, — она показала пальцами на сколько.
— Знать, без чая останусь, — насмешливо отозвался отец, снимая куртку.
— Сергей, ты представляешь, Пашка в конец обнаглел, — воскликнула Ирина Степановна, выходя из кухни. — Совсем помогать не хочет, и опять за компьютером сидит. И чем дальше — тем больше!
— Больше наглеет, или больше сидит? — Сергей Петрович повернулся в ее сторону.
— Я уже не знаю, что с этим делать. Он мне все нервы вытрепал. Скоро в дурдом попаду.
— О, папа пришел. — В коридор вышел взлохмаченный Павел. Сделав идиотское лицо, и растягивая гласные, он поинтересовался. — Па-апа, а где ма-ама!?
Отец молча кивнул в сторону матери.
Пашка повернулся к матери, выдал с тем же выражением:
— О, ма-ама, а где па-апа!?
— Ах ты поганец! — мать гневно двинулась вперед. — Вот я тебе сейчас…
Захохотав, Павел в два прыжка оказался в ванной, захлопнул за собой дверь.
— Ты видишь, что творится?! — Ирина Степановна забарабанила в дверь, крикнула, обращаясь к сыну: — Отопри немедленно, слышишь! Отопри, кому сказала.
Сквозь плеск воды раздался недовольный голос Павла:
— Мама, не мешай, я писаю.
— И что с этим прикажешь делать? — она посмотрела на мужа. — Ни во что мать не ставит.
Сергей Петрович разделся, двинулся в кухню. Проходя мимо ванной, негромко произнес:
— Пашка, проси прощения, а то голодным останешься.
— Не. Если я выйду, мама меня загонит на плантации, и заставит мыть пол по всей квартире, да еще и в подъезде.
— Помочь матери не повредит. Выходи, поешь, да спать ляжешь. Я знаю, что ты ночью за компьютером сидел. А полы будешь вечером мыть, когда проснешься.
Скрипнула защелка, Павел осторожно выглянул в коридор.
— А мама не против?
Мать поджала губы, подвинула к столу табурет.
— Садись уже, ешь. Что с оболтуса, взять. Но вечером, пока все не отдраишь, за компьютер не пущу.
Собрав сумку, Ольга в который раз осматривала комнату — не забыла ли чего. В теле бушевал огонь, а мысли лихорадочно метались в предчувствии приближающегося соревнования. В студии, где она уже полтора года занималась спортивной гимнастикой, еще три месяца назад объявили о будущих состязаниях области. Последние два месяца она усиленно занималась, увеличив занятия на полчаса, и добавив в график лишний день — воскресение. Количество свободного времени значительно сократилось, но Ольга относилась к занятиям серьезно, и не хотела проиграть лишь потому, что в выходные дни традиционно принято отдыхать, а не изнурять себя тренировками.
Последний раз окинув взглядом разбросанные вещи, Ольга подхватила сумку, и направилась к выходу, но, сделав шаг, застонала, опустилась на диван. В глазах запорхали разноцветные искры, а стопа занемела, словно после сильного удара. Переждав минутную слабость, Ольга стянула колготки, стала осматривать ступню. Осторожно, боясь снова вызвать боль, она исследовала больное место. На ощупь никаких отклонений, только возле пятки небольшая припухлость. Ольга вспомнила, последнее время нога часто ныла, особенно, после интенсивных тренировок, но боль быстро проходила. Возможно, что так будет и сейчас.
Мягко ступая на нездоровую ногу, она подошла к шкафу, достала эластичный бинт. Бинт не подходил под колготки, но выбор был невелик: или красиво хромать до спорткомплекса, а после этого, возможно, сидеть на трибуне, болея за свою команду, или не столь красиво, но, не усиливая травму, добраться до места и выступить на все сто.
Ольга взглянула на колготки, затем на бинт, вновь на колготки. Со вздохом принялась заматывать стопу. Колготки полетели в сторону. Новенькие туфли, что были куплены лишь вчера, тоже останутся дома. Забинтованная нога войдет только в кроссовки, да и то с трудом. А так хотелось быть красивой. Чудесное утреннее настроение истаяло, на глаза навернулись слезы, скопились, образовав небольшие запруды, а одна особо крупная слезинка даже скатилась по щеке, оставив смешную мокрую дорожку.
Вытерев слезу, Ольга взяла сумку и вышла из комнаты.
— Мама, пап, вы не пойдете посмотреть?
— Нет, Олюшек, — отозвался отец. — Мне надо по делам, а у мамы голова разболелась. Жаль, конечно, мы же собирались. Но ты не расстраивайся. — Заметив, как дрогнуло лицо дочери, отец погладил ее по голове. — Ты ведь нам расскажешь как прошло. А в следующий раз мы обязательно сходим, и фотокамеру с собой возьмем. Будем потом знакомым показывать, тобой хвалиться.
— Эх, папа. Вечно ты придумаешь, — ее губы растянулись в улыбке. — Следующее соревнование действительно серьезнее, только ждать еще полгода. — Она застегнула курточку, поправила шарф и закинула сумку на плечо. — Вроде, ничего не забыла. Пожелай мне удачи.
— Удачи, — отец важно поднял руку и потряс кулаком. — А еще лучше — ни пуха.
— К черту!
Выскочив из мрачной серости подъезда, Ольга словно окунулась в другой мир. Яркое, весеннее солнце, выжигающее последние сморщенные комки грязного снега, веселая детвора, с визгом бегущая через двор, нежные, крохотные бутоны набухших почек. Вдохнув свежий весенний воздух, Ольга почувствовала любовь ко всему этому огромному миру, полному радости и счастья.
Прямо перед подъездом, словно небольшое море, раскинулась широкая грязная лужа. Дворовые дети обожали лужу, при всяком удобном случае норовили проверить глубину, или запустить кораблик. Взрослые почему-то не разделяли детских предпочтений, брезгливо обходя лужу по кромке, поминали не то дворника, вечно пьяного дядю Петю, не то местный ЖКХ. Не удержавшись от соблазна, Оля поддела носком кроссовка камешек, ловко закинула почти в самую середину лужи. Камешек шлепнулся аккурат возле изумрудно-зеленого «Ягуара». Грязные капли брызнули на блестящий металл. Ольга ойкнула, поспешила в сторону остановки.
Возле третьего подъезда ее окликнула подруга, Верка из параллельного потока, с которой они познакомились в прошлом году на вступительных экзаменах в институт.
— Оль, сессию сдала?
Вероника отличалась повышенным любопытством, и стоило на минуту остановиться, засыпала множеством вопросов, но в этот раз на ответы времени не было, и Ольга скороговоркой произнесла:
— Два экзамена еще, через неделю последний. У меня соревнования, позже поговорим.
Трамвай подошел первым. Ольга зашла в вагон, отсчитав мелочь толстой кондукторше, присела у окна. Она любила ездить на трамвае с детства. Раньше, нагулявшись во дворе, она садилась на «десятку» и каталась по городу, наблюдая за людьми и наслаждаясь видом чистеньких городских улиц. Иногда выходила на остановку — две раньше, и добиралась до дома пешком, каждый раз обнаруживая на пути что-нибудь интересное и необычно.
— Девушка, а можно вас спросить?
Вздрогнув от неожиданности, Оля повернулась, обнаружив, что сидит не одна.
— А как вас зовут?
На нее вопросительно смотрел парень. От его мягкой улыбки у Ольги защемило в груди, а букет красных роз, покоившихся на коленях, закружил голову терпким ароматом. Прикрыв рот ладонями, она расхохоталась.
— Нет, нет, я не над вами смеюсь, — поспешно произнесла она, увидев в глазах парня изумление. — Просто, так неожиданно: задумалась, ушла в себя, а тут — раз, и молодой человек рядом, да еще с таким потрясающим букетом. У вас девушка розы любит?
— Да… а, как вы догадались, что у меня есть девушка? — с недоумением поинтересовался парень.
— Так большого ума не надо, ведь не к дедушке на именины ехать с таким букетом, — в ее глазах мелькнули озорные искорки.
— Допустим. Ну, а если я еду на день рождения к маме?
— Возможно, но что-то мне подсказывает, что это не так. Верно?
— Да. Вы угадали. Действительно, у меня есть девушка, и действительно она любит розы. И с днем рождения я вас не обманул. — Он сдвинул рукав, мельком глянул на плывущую стрелку часов. — Вот только я опаздываю, и это не есть хорошо. Полчаса на остановке прождал, единственно, что пришло — этот медленный трамвай. Похоже, придется объясняться.
— Вы, наверное, очень удивитесь, — Ольга наклонилась к собеседнику, доверительно прошептала, — но я тоже опаздываю, правда, не на день рождения.
— Значит, будем опаздывать вместе. Кстати, меня зовут Денис, а вас…
— А меня Ольга.
— А куда вы опаздываете, если это не страшный секрет?
— Это страшный секрет, и даже ужасная тайна, но… вам я ее открою, конечно, если вы не боитесь ужасных тайн.
— О-о! — прошептал Денис, широко распахнув глаза, — я ужасно боюсь тайн, особенно страшных, но вас с удовольствием выслушаю, даже если придется умереть от страха.
— Видите эту большую сумку у меня в ногах? Там может оказаться нечто ужасное. Все еще хотите узнать?
— Конечно. Теперь даже сильнее чем раньше. А что там?
— В этой сумке вещи, не очень нужные в обычной жизни, но, безусловно, необходимые там, куда я опаздываю.
Парень задумался, отчего его лицо приняло столь озадаченное выражение, что Ольга едва не расхохоталась.
Тщательно подбирая слова, он произнес:
— То есть, если я верно понял… для тебя сумка, как для меня букет? — Спутник вопросительно вздернул бровь. — Обычно не надо, но к празднику позарез!
— Пожалуй, ты прав.
— И поскольку день рождения раз в году, то и твое мероприятие проходит не часто?
— Точно!
— А сумка у тебя спортивная.
— Удивительная наблюдательность.
— Значит, — Денис щелкнул пальцами, — ты опаздываешь на состязание. Угадал!?
— Молодец! — Ольга послала собеседнику воздушный поцелуй. — Ты вне конкуренции.
— Да и ты молодец. Немногие девушки сейчас серьезно занимаются спортом, к тому же так серьезно, чтобы участвовать в соревнованиях. Я раньше тоже… — Он мельком взглянул в окно, подпрыгнул, словно подброшенный пружиной, прервавшись на полуслове. — Моя остановка!
За те несколько мгновений, пока объявляли следующую остановку, и трамвай трогался с места, он каким-то невероятным образом успел добежать до дверей и выскочить на улицу, откуда еще долго махал рукой вслед, а когда Ольга, помахав в ответ, повернула голову, оказалось, что попутчик успел еще кое-что — на опустевшем сиденье лежала роза.
Аккуратно, словно хрустальный бокал тончайшей работы, Оля взяла цветок, изящный стебель щетинится грозными остриями шипов, а полураскрытый бутон пестрит крохотными капельками влаги, вдохнула сладкий аромат. Голова закружилась, словно от бокала терпкого вина. Еще некоторое время пассажиры трамвая с удивлением замечали молодую симпатичную девушку, с мечтательной улыбкой прижимающую розу к груди.
Из грез Ольгу вывел металлический голос сообщивший что-то невнятное, но очень важное. По-прежнему пребывая в мечтах, она вслушалась внимательнее.
— Остановка «Манеж», следующая…
Оля охнула, огляделась по сторонам. Так и есть, справа маячат до боли знакомые очертания спортивного комплекса. Подцепив сумку, она быстро вышла из трамвая, с облегченьем выдохнула. Еще немного и пришлось бы возвращаться целую остановку, а учитывая, как редко ходит транспорт, наверняка пешком. Обязательно бы опоздала!
ГЛАВА 2
Возле входа в спорткомплекс скопился народ. Пришедшие на тренировку спортсмены, болельщики, мамаши с малышами образовали затор, полностью перекрыв ворота. В толпе мелькали знакомые лица. Олю узнавали, перекидывались приветствиями и рассказывали последние новости. Ловко орудуя локтями, к ней протолкалась бойкая Светланка, юниор прошлогодней городской олимпиады, таинственным шепотом сообщила, что на выступления приезжают высокие гости из Москвы, и нужно быть на высоте. На середине рассказа она что-то вспомнила, всплеснула руками и исчезла в толпе.
Неподалеку возник Славик. Славик жил в соседнем дворе и очень любил легкую атлетику. Сам он атлетикой не занимался, а любить предпочитал издали, что не мешало ему периодически ходить на тренировки и болеть, как он выражался, «за наших». Болеть просто так Славику было скучно, и он брал с собой пиво. Потягивая из бутылочки, Вячеслав счастливо взирал с первых рядов на спортсменок, и ничего ему больше было не нужно от жизни в этот момент. Вот и сейчас в руке у Славы присутствовала неизменная бутылка, из кармана высовывался хвостик от пакета с чипсами, а лицо украшал равномерный розовый румянец, везде и всегда сопутствующий Славе наряду с пивом.
Булькнув бутылкой, Слава воздел руку в жесте приветствия, воскликнул с подъемом:
— Спортсменкам — гип-гип, ура!
— И тебе тем же, да по тому же месту, — Ольга улыбнулась в ответ. — Не удержался, и на соревнование пришел с пивом?
— Конечно. — Вячеслав приосанился. — Как говорили великие предки — пиво наше все!
— Ой, смотри, выведут.
— Пусть попробуют. Мы им покажем, где раки зимуют! Что я, зря на легкоатлетов который год любуюсь? Пока смотрел — научился. И бегать смогу, и прыгнуть, как ты, и вообще… — Он заговорщицки подмигнул, понизил голос: — Но, как говорится: умный в гору не пойдет, лучше он пивка попьет! Так что, мы пойдем другим путем. — Слава икнул, сделал ручкой и затерялся в толпе.
Так, переговариваясь и здороваясь со знакомыми, Ольга миновала могучую металлическую дверь. За дверью открылся знакомый простор холла: покрытые затейливыми узорами гипсовые колонны, здоровенные бочки с пальмами-лопухами, деревянные скамеечки вдоль стен. Такие знакомые, сегодня эти вещи казались необычными и праздничными.
Ольга торопливо прошла мимо распахнутых дверей боксерского кружка. Зал пустовал, лишь неподалеку от двери, сбежавший от бдительной мамаши малыш с вожделением рассматривал старые боксерские перчатки. Немного дальше, по коридору, мощно тянуло металлом и терпким запахом пота. Тренажерный зал пользовался исключительной популярностью у мужской части посетителей спорткомплекса, вот и сейчас за массивной стальной дверью звенело, раздавалось сдавленное рычание.
Бегом Оля добралась до двери с надписью «легкоатлетическая студия — Эдельвейс», потянула за ручку, заскочила внутрь. Небольшое светлое помещение, по углам в беспорядке разбросаны резиновые мячи, скакалки, спортивные булавы, на собранных у стены аккуратной стопкой матах ворох одежды.
— Оля, где ты ходишь, начало через десять минут!
Мария Анатольевна, тренер и наставник, любимая всеми без исключения девочками студии, вышла из примыкающего помещения. Выглядела она откровенно рассерженной.
— Анна заболела, Вика с костюмом корячится, маечку порвала, зашивает, ты опаздываешь… Живо переодеваться!
Кивнув, Ольга пробежала мимо руководителя, раздеваясь на ходу. Сумка полетела на скамью, а куртка на кучу одежды на матах, туда же последовал шарфик. Розу Оля аккуратно положила на подоконник, возле связки чьих-то ключей. Цветок оставался по-прежнему свеж и выглядел, словно только что срезанный с куста, на бутоне стразами блестели подсыхающие капли. Оля нежно провела по стеблю, улыбнулась, и быстро сбросила остатки верхней одежды. Сняв кроссовки и размотав эластичный бинт, она сконцентрировалась на ощущениях. Нога не болела, стопа поворачивалась безболезненно, пальцы шевелились легко, но какое-то смутное, неприятное чувство все же оставалось.
Рядом чертыхнулась Виктория. Высокая, полногрудая, с отличной развитой фигурой, она то так, то этак поворачивалась к покрывающим стену зеркалам, пытаясь рассмотреть какие-то одной ей видимые недостатки.
— Оль, глянь, шов на спине не видно? Вроде и зашивала тщательно, но… Что скажешь?
Ольга прыгала на одной ноге, натягивая трико, мазнув взглядом по маечке, сказала с досадой:
— Вик, не видно. Да и кто с такого расстояния разглядит? Хоть половину майки оторви. Основные бы элементы увидели.
— В темпе, девочки, в темпе! Вы меня до сердечного приступа решили довести?
— Марья Анатольевна, мы же не первые выступаем, — плаксиво протянула Вика, — перед нами две группы!
— Только это вас и спасло, а то пошли бы как есть: одна — с дырой на полспины, а вторая в куртке и кроссовках. Все, я на арену, а вы собирайтесь, и чтобы через минуту были. Ключи на окне.
Хлопнула дверь, прозвучали удаляющиеся шаги.
— Ой-ой-ой, — растягивая гласные, Виктория передразнила руководителя, — прямо вот так и пошли, с дырами да в куртках. — Она сделала реверанс. — Дорогие зрители, перед вами выступает команда рваных маечек — «Эдельвейс». Пфе! Этой комиссии, что к соревнованиям прибыла, лучших будут показывать, а мы под конец. Хорошо если через полчаса выпустят. Ой, какая прелесть! — Виктория обратила внимание на розу. — Откуда?
Оля улыбнулась, сказала восторженно:
— Представляешь, пока добиралась, познакомилась с парнем, он ехал на день рождения с огромным букетом роз, а когда вышел, одну оставил.
— Класс! — зажмурившись, Вика вдохнула аромат цветка. — Бывают же парни. А мне Костик только чупа-чупсы дарит — балбес малолетний.
— А ты их не любишь? — поинтересовалась Оля ехидно.
— Люблю! Но цветы я тоже люблю, мог бы и подарить как-нибудь. Другим же дарят, чем я хуже?
— Так может он просто не догадывается?
— Вот я и говорю — балбес. Настоящий мужчина давно бы догадался. Пора парня менять.
Ольга на мгновение замерла, спросила изумленно:
— Менять парня, из-за того что не подарил цветы?
— Ну да, — Виктория горделиво приосанилась. — Данные у меня неплохие, каждый второй норовит познакомиться. Было бы желание, давно бы за иностранца замуж вышла и в Штаты уехала, причем легко. Хотя, конечно, есть недостаток, — она картинно потупилась, — честная я, такая честная, что сама себе удивляюсь. Если знакомлюсь с мужчиной, то только с ним встречаюсь: с ним и с ним, с ним и с ним. Так и проходит моя жизнь девичья. — Она лукаво стрельнула глазками.
Ольга встала со скамьи, придирчиво оглядела себя: чешки, трико, маечка — все сидит безукоризненно.
— И сколько твоей девичьей жизни уже ушло на Костю?
— Ты не поверишь. Столько не живут. Полтора месяца!
— Какой кошмар, прощай молодость!
Переглянувшись, они звонко расхохотались.
— Ладно, побежали, — Виктория вновь взглянула на свое отражение, и с явным сожалением отошла от зеркала, — а то Марья изведется совсем, и нас потом изведет. А у меня от этого кожа сохнет и ногти слоятся.
Марья Анатольевна встретила на входе взбешенной кошкой, схватила за руки, поволокла. Чтобы не идти вдоль передних, занятых болельщиками и комиссией рядов, пробирались задами.
— Чертовы девчонки, — цедила тренер сквозь зубы, — раз в год соревнование, и то опаздывают. Ну, погодите, закончим, получите у меня!
Не привлекая внимания, они тихо прошли поверху, вереницей спустились на арену. Грянули первые аккорды торжественного гимна. В груди защемило, а на глаза навернулись слезы. Не ожидая от себя такой чувствительности, Оля украдкой оглянулась. Никто не смотрел на нее, не тыкал пальцем, не скалился усмешливо, лица окружающих девушек были серьезны, лишь некоторые негромко переговаривались, не в силах справиться с волнением.
— Глянь на трибуну, тот что слева, видишь? — раздался над ухом шепот. — Да не туда смотришь, левее — толстый и маленький. Член комиссии, видишь? Вчера ко мне подошел после тренировки, встретиться предлагал.
— Виктория! — Оля закатила глаза. — И о чем ты только думаешь в такой момент?
— О мужиках. И в какой такой? Я всегда о них думаю.
На них стали оборачиваться, зашикали раздраженно. Девушки замолчали, и окончание гимна дослушали в восторженной тишине.
Первыми выступали вольницы, как окрестили состав девушек занимавшихся вольными упражнениями. Прочие участники удалились за пределы арены, а на квадратный, двенадцать на двенадцать метров, ковер вышла первая гимнастка. Зазвучала мощная динамичная музыка, и сразу же девушка в переливающемся костюме изогнулась в красивом длинном прыжке. Следующие три минуты на спортивном ковре, казалось, металась блестящая молния, так стремительно и изящно двигалась гимнастка. Зал затаил дыхание и на протяжении всего номера молча созерцал, чтобы в финале, когда исполнительница, напряженно дыша, замерла в заключительной эффектной позе, взорваться аплодисментами. Следом сразу же вышла вторая. Вновь зазвучала музыка.
— Вот всегда они сливки собирают! — Крепкая, фигурой больше похожая на парня, Ирен, отчего ее чаще называли Айрен, по-английски — железная, натирала руки канифолью. — Трудишься, потеешь, а ни восторгов, ни красоты с деревяшками этими. — Она с затаенной грустью посмотрела в сторону, где выступали вольницы. — Все парни там, а на нас только родители, да уроды всякие приходят. Обидно.
— Это что за настроения?! — Марья Анатольевна отошла от группки девчушек в синих обтягивающих костюмах, которым что-то строго выговаривала. — Мы здесь не задницами крутить собрались. Это серьезный спорт и отношение должно быть такое же.
— Да я не могу уже! — Из глаз Ирен потекли слезы, схватившись за голову, она опустилась на корточки. — Все девчонки как девчонки, нормальным спортом занимаются, с парнями дружат. Одна я, как дура, на этих брусьях дурацких. Смотрят, как на мужика, подойти боятся.
Тренер опешила, сказала с нажимом:
— Девочки, у нас городские соревнования, такое раз в году бывает. Это же престиж клуба, достоинство института, ваше личное достижение, наконец!
— Да на фига мне эти достижения!? — Лицо Ирен перекосилось, став злым и жестким, отчего стоящие рядом девушки в испуге отпрянули. — У меня личной жизни никакой: днем институт, вечером тренировки, дома родителям помоги, с утра сестренку в садик отведи. Говорите, соревнования… а толку?! Все на этих вольных жоповертелок смотрят. Кому вообще это надо, зачем? Я от всего этого с ума сойду!
На Ирен смотрели с сильнейшим недоумением, и даже со страхом. Обычно отзывчивая, спокойная и вечно уравновешенная, за что, по большому счету, и получила свое прозвище, Ирина одним своим присутствием всегда создавала ощущение спокойствия и защищенности.
Марья Анатольевна выглядела растерянной. Она несколько мгновений напряженно размышляла, сказала со вздохом:
— Девочки, послушайте меня, и ты, Ира, тоже послушай. Я постараюсь кое-что объяснить. Время вы, конечно, выбрали… — она покачала головой, — ну да ладно, не убиваться же из-за этих соревнований. Расскажу небольшую историю. В молодости я была такая же как вы, — шустрая, беззаботная, не чуждая красивым нарядам и мужскому вниманию. Да что говорить — все такие были. Но не у всех получалось уделять красивому и приятному столько времени, сколько хотелось: кто-то усиленно учился, тогда учеба воспринималась серьезно, не так как сейчас, кто-то параллельно работал, на родительской шее сидеть считалось зазорным. Почти все занимались спортом, но вовсе не для того чтобы покрасоваться или выпендриться, просто, это был стиль жизни: учиться, работать, развивать ум и тело. И ценили людей не за внешность, а за достижения, и за помощь окружающим.
И были в нашей группе три подружки — красавицы расписные, мальчишки вокруг них вились, как мошка у светильника. Учились наши красотки спустя рукава, на работу не рвались — родители помогали, да мальчики по ресторанам водили, подкармливали. Ну, это как водится. Чем они занимались после института, не знаю, я по распределению в соседнюю область уехала. А пару лет назад мы встречались с сокурсниками. Немногие собрались, кто смог. Пообщались, вспомнили молодость, кто, что знал о других — поделился. Красавиц наших не было, но про них рассказали. Одна вышла замуж за богатого иностранца, уехала в Англию, потом развелась. Сейчас телом зарабатывает на улицах Лондона. Вторая трижды была в браке, трижды разводилась. Теперь одна живет, в коммуналке, работает в столовой посудомойкой…
— Марья Анатольевна, а третья? — Ирэен пытливо всматривалась снизу-вверх в потемневшее лицо тренера.
— А третья умерла. Один из ухажеров обокрал, когда ее дома не было, вынес все — золото, меха, драгоценности, что от предков остались.
— А почему умерла? Он ее убил?
— Нет, не убил. Драгоценности свои любила сильно, красоту вещей. Не пережила, наглоталась снотворного, не смогли спасти. А теперь, девочки, я скажу последнее, самое важное. — Ее лицо пугающе затвердело, а глаза стали чужими, холодными. — Некоторые, не все, но многие, считают что внешность — все. Если у кого-то смазливая мордашка и неплохая фигурка — весь мир в кармане. Но это не так. Форма, даже идеальная, без внутреннего стержня ничто. Однажды у каждого наступает момент, когда ты теряешь все, близкие отворачиваются, а друзья бросают, и все что у тебя остается, это внутренний стержень. Годы учебы, спортивных тренировок, работы через не могу — вот что лежит на одной стороне весов.
— А на другой, что лежит на другой? — Ирен встала, вплотную подошла к тренеру, ее била еле заметная дрожь.
— А на другой, девочки, лежит смерть. Она смотрит вам в глаза и улыбается, неприятно улыбается, нехорошо. И улыбнуться в ответ вы можете лишь в одном случае — когда у вас есть стержень. — Марья Анатольевна глубоко вздохнула, и… вновь преобразилась, став прежней любимой всеми, доброй и ироничной. — А теперь, пока вас не дисквалифицировали, а меня не выгнали с работы, пойдемте, поучаствуем в соревнованиях. Кто не с нами — тот против нас!
У девушек загорелись глаза, раскрасневшись, они гурьбой двинулись через зал. Последними, чуть отстав, группкой двигались Виктория, Ольга и Ирен.
— Странно, никогда не видела Марью такой. Что это было? — произнесла Оля задумчиво.
— Да спятила она на своей работе. — Виктория поджала губы. — Про смерть рассказала, какой-то стержень. Полный бред.
Ирен неожиданно спросила:
— А вы знаете, кем она была после того, как отработала положенные три года по распределению?
Вика хмыкнула:
— Тренером и была, кем еще, с ее-то профессией.
— Нет, Викулька, снайпером она была, в Афгане, — холодно бросила Ирен, и с сосредоточенным лицом устремилась вперед.
Подруги оторопело переглянулись.
— Обалдеть! — Виктория развела руками. — То-то она глянула, как из винтовки прицелилась, мне аж дурно стало. Класс! Сегодня же Костику расскажу, от зависти обоссытся.
— С таким тренером, да не взять соревнования… Викунь, покажем этим понаехавшим девочкам, кто тут главный? — Ольга подмигнула подруге.
Выступления вольных гимнастов закончились. Пока комиссия совещалась, арену готовили к следующему разделу — упражнениям на брусьях. На центральную площадку выскочили девочки с подтанцовки. Ослепительно улыбаясь, они задорно отплясывали под динамичную мелодию. Через несколько минут совещание закончилось, мелодию заглушили, а девушки, откланявшись, убежали в рабочую часть зала. Пока объявляли предварительные результаты, Ольга вполуха прислушивалась, глядя, как успокоившаяся Ирен сосредоточенно разминает руки.
— Я же говорила! — вынырнув из толпы, с отвращением процедила Виктория. — Медичкам, шалавам, место присудили.
— Почему шалавам? — Оля повернула голову и увидела кусающую губы Юлю. Растрепанная, еще не остывшая от выступления, Юля с трудом сдерживала слезы.
— Потому, что кому надо дали вовремя, — зло бросила Вика. — Юлька третий год занимается, дважды лауреата брала по области, а эти едва начали!
Подошла тренер, успокаивая, увела расстроенную Юлю.
Под свод взметнулись звуки марша. Начался следующий этап. Первой выступала девушка из политеха. Ольга прониклась уважением, наблюдая, с какой легкостью и четкостью она выполняет необходимые элементы, успевая внести что-то свое, особенное, в жесткую схему обязательной программы. Скосив глаза, Ольга заметила Ирен. Ирен держалась спокойно, но подергивающиеся желваки и застывший, прикипевший к исполнительнице взгляд, выдавали напряжение.
Ольга сдвинулась к Ирен, спросила с беспокойством:
— Как себя чувствуешь?
Та ответила невпопад:
— Сильна, чертовка. Ты посмотри КАК она это делает! Да это не девка — киборг.
— Такая сильная? — произнесла Ольга с сомнением.
Ирен оторвала взгляд от выступающей, сказала убито:
— Очень. Я даже не думала, что у нас в городе есть соперники такого уровня, — она досадливо дернула плечом, — а я, дура, истерику закатила — бедная, мальчики на меня не смотрят, ужас-то какой! И поделом будет, если проиграю. Хотя… это мы еще посмотрим. — Ирен решительно направилась в сторону арены, протискиваясь через толпу.
Ольга шагнула следом, но резкая боль в ступне остановила, заставила застонать, замереть в движении. Секунды шли, мир погрузился в туман, уши словно забило ватой, отгородив от всего глухой непроницаемой стеной. Минута, другая… Цветные точки в глазах рассеялись, боль отпустила. Очень медленно и осторожно, каждое мгновение опасаясь, что боль вернется, Ольга расслабила тело. Также медленно и аккуратно набрала воздуха в легкие. Похоже, никто даже не заметил ее состояния, а казалось, прошло столько времени.
Первый крохотный шажок дался большим трудом, тело боялось боли. Ольга никогда не отличалась особой выносливостью к болевым ощущениям, всегда завидовала людям, что легко переносили ужасные, на ее взгляд, состояния. Вот и сейчас, чуда не случилось, и испуг еще не прошел. Шаг. Все нормально, никаких неприятностей. Другой. Еще один. Смелее, еще смелее. Словно и не было ничего. В уши пробилась бодрая музыка, за руки схватили, поволокли.
— Она ее сделала, представляешь! — возбужденно верещала маленькая Анютка. — Так боялась, а сделала.
— Кто сделал, кого? — вяло поинтересовалась Ольга, справляясь с остатками слабости.
— Ирка наша, Ирен… Оль, что с тобой? — Анюта удивленно вгляделась ей в лицо. — Такая бледная… Тебе плохо?
— Нет, все нормально. Душно стало.
— Душно? — Анютка оглянулась, окинув взглядом распахнутые окна, повторила с нажимом: — Я говорю, Ирен сделала эту политехничку. Результаты пока не объявили, но всем и так понятно, что сделала. Да пойдем уже, чего ты как замороженная? Не поздравим, так подбодрим!
Неподалеку группка девушек, словно стайка чирикающих воробьев, оживленно жестикулируя, окружили Ирен плотным кольцом.
— Да отстаньте вы, не надо меня поздравлять, ничего еще не известно, — скупо улыбаясь, Ирен отмахивалась от подруг, но ее не слушали, лишь шумели громче.
Марья Анатольевна возникла, как всегда, внезапно, сказала строго:
— Девочки, я все понимаю, я тоже очень рада за Иру, но впереди еще две номинации, поэтому, быстро успокоились и разошлись. Праздновать будем вечером. — Тренер подошла ближе, взгляд остановился на Оле. — Готова? Скоро заканчиваются брусья, потом десять минут перерыва и опорные прыжки.
— Да, Марья Анатольевна, как раз в себя приду… Ой! — Ольга поняла, что сболтнула лишнее, осеклась.
— Сегодня день открытий: сперва Ира, теперь ты. Что стряслось? — тренер смотрела требовательно.
— Ничего особенного, в ступне стрельнуло. Но, вы не волнуйтесь, уже все прошло.
— Прошло, говоришь? Дай ногу. — Тренер присела на корточки, взялась за стопу, прошлась ладонью по лодыжке, перешла на ступню. Ее пальцы ощупали пятку, мягко пробежали туда — обратно.
— Так не больно? — Тренер вопросительно взглянула, на Ольгу.
— Нет, — Оля развела руками.
— Точно не больно?
— Да нет же, Марья Анатольевна!
— Последнее время не ушибалась? — Она поднялась, о чем-то напряженно размышляя, сказала с нажимом: — Значит так, сейчас мы это обсуждать не будем, но завтра же покажись хирургу. И не спорь! Завтра пойдешь. Конечно, лучше сегодня, но, раз не болит, думаю, до завтра потерпит.
— Да что потерпит-то? — Ольга нетерпеливо дернула плечами.
Ответ потонул в овациях, нахлынувших шелестящей волной. Закончился очередной этап соревнований. Впереди десять минут, пока высокая комиссия подведет итоги, а арену подготовят к следующей части легкоатлетического многоборья. Сейчас необходимо отвлечься от назойливой музыки и шума трибун, отключить сомнения и страхи — любая посторонняя мысль или неуместная эмоция может сбить отработанную цепь движений, ставших уже привычными для тела, но еще не перешедших в разряд рефлексов, когда отточенным временем и мастерством комбинациям уже ничто не в силах помешать.
Отключиться удалось на удивление легко, но, едва зазвучал голос ведущей, объявляя продолжение соревнований, Ольга вынырнула из состояния отстраненности. Арену уже подготовили, вместо разновысотных брусьев на пространстве предстоящего состязания разложили длинную беговую дорожку с мостиком и опорным снарядом в конце. Объявили выход. Из-за спины кто-то пожелал удачи, Марья Анатольевна кивнула в знак поддержки.
Ольга глубоко вдохнула, закрыла глаза, сосредоточилась. Голова очистилась от лишних мыслей, как всегда происходило в сложных и ответственных ситуациях, мышцы отозвались готовностью к действию. Нервы, дрожь, а возможно и истерика — все это будет после, а сейчас нужно сделать то, к чему она готовилась последние полгода тренировок — выступить на все сто, продемонстрировав подругам, тренеру и комиссии все, чему она научилась за это время.
Оля подошла к началу дорожки, секунду стояла недвижимо, затем побежала, сперва медленно, но с каждой секундой все больше наращивая скорость, чтобы на последних метрах дорожки, оттолкнувшись от пружинящего мостика, взметнуться ввысь, скрутив тело в сложнейшем сальто, не дрогнув, идеально приземлиться в указанную правилами точку.
Наполненное кипящей кровью, сердце стучит на пределе, трибуны смазываются в стремительном рывке, последние метры беговой дорожки исчезают за спиной. Толчок. Чудовищная боль пронзает тело, протянувшись от стопы до затылка, скручивает невыносимым спазмом. Мир проваливается в заполненную зыбкими тенями мглу. Застывшие в парализующем ужасе, зрители успевают заметить, как тряпичной куклой падает изящное тело, подломившись в коленях, кувыркается через мостик, и, раскинув руки, замирает, устремив невидящие глаза под своды арены.
ГЛАВА 3
Холодная белизна потолка, иссиня-фиолетовые блики кварцевой лампы на оконных стеклах, хитросплетение приторных запахов. Приглушенные разговоры где-то за тонкой пластиковой перегородкой возбуждают смутные воспоминания. Мысли вяло ворочаются в черепе, с трудом противясь сковывающей сонной дреме.
Лежа на спине, под чистым белоснежным одеялом, Ольга пыталась восстановить череду событий последнего дня, но память отказывала, и все попытки зацепиться за ключевые события и фигуры вязли в заполнившем голову мутном тумане. Она шевельнулась, в спине кольнуло, а нога покрылась мурашками. Царапая кожу острыми ножками, мурашки разбежались по телу, и Оля окончательно пришла в себя. Судя по всему, она находилась в больнице. Осталось лишь вспомнить, по какому поводу она сюда попала и насколько давно. Метнулась жгучая мысль, соревнования! Ведь у нее соревнования. Но, почему она здесь, в больничной койке, что произошло?
Ольга резко сбросила одеяло, села, вернее, попыталась сесть. Тело дернулось, но не смогло принять вертикальное положение, рухнуло назад. В недоумении, Оля опустила глаза. Правую ногу, от кончиков пальцев и почти до середины бедра, уродливым белесым наростом покрывает гипс. Несколько мгновений она тупо смотрела на гипс, и в этот миг сдерживающая мысли запруда рухнула, воспоминания прорвались, затопив мысли вереницей образов. Вот она едет в трамвае, странный юноша с букетом цветов, а вот они с Викторией идут по коридору, недовольная Марья Анатольевна, странный срыв Ирен. Картинка сменилась. Смазанные трибуны, убывающая под ногами дорожка, стремительно приближающийся мостик… Ольга вздрогнула. Из коридора донесся шум, приблизился, разбился на отдельные голоса, продолжая неумолимо надвигаться.
— А я говорю, к ней нельзя! — гневно звенел чей-то голос.
— Мы ненадолго, мы на чуть-чуть, — мягко извинялся другой.
— Ни насколько нельзя, она еще в сознание не пришла, — первый голос по-прежнему не соглашался.
— Мы только посмотрим, одним глазком — раз и все, — продолжал мягко настаивать второй.
— Нечего на нее смотреть. Еще в себя придет, испугается, разволнуется!
В спор вклинился третий.
— Товарищ врач. Мы специально собрались, приехали сюда, и не солоно хлебавши не вернемся, так и запомните. А что до волнения, так у нашей Оли нервы крепче, чем у всего вашего медицинского коллектива. И не будем спорить, отодвиньтесь, пожалуйста!
Ольга улыбнулась, не узнать командные интонации Марьи Анатольевны мог только глухой. Так ее и застали, улыбающуюся и почти счастливую. Первой вошла тренер, за ней в палату веселой гурьбой ввалились девочки с разноцветными пакетами в руках.
— Ольга! Олечка! Ой, как ты тут? Ой, что с тобой? — запричитали девчонки на все голоса.
Обступив кровать тесным кругом, девушки с тревогой всматривались ей в лицо, перебивая друг друга, задавали вопросы и, не дожидаясь ответа, спрашивали о другом. Ольга молчала, лишь улыбалась и переводила глаза с одного лица на другое. На душе было легко, и совсем не хотелось говорить. Оказывается, так приятно, когда тебя навещают, даже если до этого лишь обменивались кивками, да уступали друг другу место в раздевалке.
Раздвинув девчонок, к кровати подошла Марья Анатольевна, поинтересовалась с подъемом:
— Как самочувствие у нашей больной? — Она присела на стоящий тут же табурет. — Когда ты упала, я уж подумала… — тренер покачала головой, видимо, вновь переживая неприятный момент.
— Ой, да у меня чуть сердце не оборвалось! — затараторила маленькая Анечка. — Ты так ужасно упала: бежала, бежала, а потом — раз, и лежишь, — она заметно побледнела.
— Все в шоке были. — Виктория, одетая в какой-то совершенно сумасшедший, по последнему писку моды, костюм, закатила глаза. — Зал молчит, тишина гробовая. Секунда, другая, и к тебе народ побежал, прямо с трибун мужики прыгали.
— А я только в себя пришла, и вот, обнаружила. — Ольга сбросила край одеяла, открыв матовую поверхность застывшего гипса.
Девчонки тут же принялись трогать, щупать. Кто-то даже понюхал, приблизив нос вплотную к ноге.
— Оля, это действительно было страшное зрелище. Ты так хорошо зашла на завершающую… Никто и предположить не мог. Тут же вызвали «Скорую», соревнования остановили почти на час. Мы все к тебе, а ты в сознание не приходишь. Как я не поседела, удивляюсь. — Марья Ивановна тяжело вздохнула. — Как чувствуешь-то себя?
— Хорошо. — Ольга светло улыбнулась. — А после того, как вы пришли — еще лучше. — Она поскребла ногтем белесую корку гипса, сказала с ноткой грусти: — Только не знаю, когда теперь смогу заниматься. Хоть бы к началу учебы выписали. А то с такой ногой на занятия прийти… Ой, а чего вы все с такими смешными одинаковыми пакетиками? — Оля обратила внимание, что все девушки, включая Марью Ивановну, держат большие серебристые пакеты, украшенные затейливым разноцветным рисунком.
— А это мы тебе гостинцев принесли. — Ирен выступила из-за спин девочек, положила пакет на одеяло. — Выздоравливай быстрее.
— Да, Олечка, выздоравливай.
— Лечись.
— И возвращайся к нам скорее.
Девушки сложили пакеты в небольшую горку.
— Это все мне?! — Ольга в замешательстве уставилась на блестящую, хрустящую при каждом прикосновении, кучу пакетов.
— Конечно. — Марья Анатольевна поднялась со стула. — Кушай, набирайся сил. До конца лечения как раз хватит. Ну и с соседками поделишься. — Она обвела взглядом остальные кровати, откуда с любопытством наблюдали за происходящим Ольгины соседи по палате. — А мы пошли. Пошли, пошли! — она жестом перекрыла все возражения. — Хватит на первый раз, и так еле пропустили. Да и Ольге покой нужен, посмотрите, бледная какая.
Девочки по-очереди обняли подругу, и вышли из палаты. Последняя вышла Мария Анатольевна.
— Подождите! Соревнования-то как прошли, что-нибудь взяли? — встрепенулась Ольга.
— Ира первое получила, — обернулась тренер, — больше ничего. — Она чуть нахмурилась. — Соперницы оказались сильные, сильнее даже чем я предполагала. Девочки, в основном, до такого уровня не дотягивали, только Ира, да ты. Но… видишь, как сложилось. — Она улыбнулась, добавила ободряюще: — Да ты не переживай: спорт — спортом, но на этом жизнь не заканчивается. Отдыхай, выздоравливай. Постепенно начнешь снова заниматься, восстановишь форму. Все медали твои будут. Если, конечно, не бросишь.
Ольга негодующе сверкнула глазами.
— Я никогда не брошу!
— Кто знает, кто знает. — Мария Анатольевна взглянула с сомнением. — После потрясений люди часто переосмысливают жизнь. — Она вышла, притворив за собой дверь.
— Любят они тебя, — заметила с кровати напротив девушка со строгим лицом. Она куталась в накинутый на плечи пестрый халат, обе руки покрывала толстая корка гипса.
— Сама не ожидала, — улыбнулась Ольга. — Пришли такой кучей, еще и с врачом поругались. Кошмар!
— Помню, у нас в студенческие годы, ребята тоже были дружные, — откликнулась пожилая женщина с дальней кровати. — Я как-то руку сломала, упала на катке, так ко мне каждый день ходили, яблоки носили да мандарины. Как раз накануне Нового Года. — Она вздохнула. — Так и встретила в больнице. У нас в отделении елку поставили, прямо в холле, и телевизор. — Она снова вздохнула. — Хорошие времена были, добрые.
— Раньше и горы были выше, и леса зеленее. — В комнату зашла хмурая девушка с повязкой через правый глаз. — Вас послушать, так сейчас одни сволочи вокруг.
— Настроение плохое? — сочувственно поинтересовалась Ольга.
— С возвращением. — Девушка повернула голову. — Мы уж думали — не очухаешься: сутки пластом лежала, жизни ни в одном глазу. А тут, гляди, встала, живая вся из себя. Да еще и подарков понатащили.
— Так все плохо?
— А чего хорошего? — здоровый глаз собеседницы колюче сверкнул в ее сторону. — Видишь, красавица я теперь, синеглазка — одноглазка. Мой ненаглядный решил, что два глаза роскошь, вот и помог прихорошиться. — Девушка нагнулась к тумбочке, щелкнула засовчиком, долго шарила рукой, вглядываясь здоровым глазом в темное нутро, наконец чертыхнулась, сказала с досадой: — Сигареты кончились! Ничего не понимаю, вчера еще были, а сегодня уже нет: то ли сама скурила, то ли взял кто. Меня, кстати, Люсьен звать, а по-простому — Люська. Если куришь — будем часто пересекаться. Здесь все дороги в курилку ведут. Ладно, пойду, стрельну у кого-нибудь, что-то ломает без сигарет, — девушка вышла.
— Грубая баба. — Девушка с загипсованными руками резко встала. — Грубая и неприятная!
Пожилая женщина вздохнула:
— Оксана, пусть ее — молодая, глупая.
Оксана выдохнула зло:
— Дура она, дура и шалава! Потому и глаз выбили, что живет не по-человечески. Только я понять не могу, почему вы, Анастасия Викторовна, ее защищаете.
— Оксаночка, я ведь тоже молодой была, — Анастасия Викторовна улыбнулась. — Все по молодости глупости творят, куда без этого? А через них ума набираются.
— Нет, не все. Кто-то головой думает, а учится на чужих ошибках. И не собирает мужиков сотнями, довольствуется тем, что есть. У меня парень тоже не сахар, так что теперь, на улицу нестись собирать кого попало?
Анастасия Викторовна лишь вздохнула.
— А давайте подарки распаковывать! — сменила тему Ольга. — Еще успеем наругаться, времени хватит, а подарки все же не каждый день.
— И то верно, — согласилась Оксана. — Только распаковывать тебе, у меня ручки не рабочие.
Ближе к вечеру приходили родители, оставив после себя смутное ощущение домашнего уюта и целую гору вещей. Погружаясь в сон, Ольга с улыбкой вспоминала, с каким восторгом Павел щупал гипс, а мать, нахмурившись, перечисляла содержимое многочисленных пакетов.
ГЛАВА 4
Скрипнув, отворилась дверь, возникло благообразное, обрамленное сединой лицо Эразма Модестовича. Главврач, шустрый старичок с хитрым прищуром веселых глаз, любимец больных и гроза персонала, совершал очередной утренний обход.
— Доброе утро, дорогие дамы, — он шутливо наклонил голову. — Вижу, кто поживее — уже на процедуры убежали. Вот и хорошо, значит выздоравливают. — Врач зашел в палату, окинул взглядом забитый книгами подоконник, сказал с одобрением: — Просвещаетесь, барышня? Это хорошо. Больница такое место, где и почитать и подумать можно. Торопиться некуда. Как поживает наша нога?
— Здравствуйте, — Ольга улыбнулась врачу. Эразм Модестович поражал сочетанием противоречивых качеств: мягкий и обходительный с больными, в отношении подчиненных он был жестким и требовательным. — Как нога? — она пожала плечами. — Я даже не знаю, зудит немного.
— Это хорошо, что зудит, — доктор потрогал лоб, попросил сказать «А», затем вставил в уши трубочки стетоскопа и стал слушать. — Дышите… Так, хорошо. Еще дышите. А теперь не дышите… Замечательно.
Повесив стетоскоп на плечи, он внимательно взглянул на Ольгу.
— Ну что ж, моя дорогая, книжки — хорошо, но надо и физкультурой заниматься. Вы, насколько я помню, увлекались гимнастикой? Значит, с нашей программой справитесь. Как вам наша больница, хорошо ли кормят, не обижают ли? — он взглянул вопросительно.
— Скажите, а почему вас так боятся? — неожиданно для себя выпалила Ольга.
— Скажите пожалуйста, и кто это меня боится? — он комично всплеснул руками.
— Ой, я, наверное, что-то не то спросила, извините, — Оля смущенно потупилась.
— Нет уж, вы продолжайте, продолжайте, мне очень интересно. — Эразм Модестович поудобнее уселся на стуле, закинул ногу на ногу. — Так кто же меня так боится?
Ольгу распирало любопытство. Махнув на приличия, она доверительно произнесла:
— Говорят, вы очень строгий, и даже ужасный.
— И вы этому верите?
— Нет, как-то не очень. Но говорят убедительно, с во-от такими глазами, — она широко развела руки, показывая с какими именно.
Пригладив бородку, главврач посмотрел в окно.
— Видите ли, милая, у нас, врачей, весьма своеобразная работа. Мы работаем с людьми, но… — он задумался, подыскивая слова, — с людьми, что попадают в больницу помимо собственной воли. Мучимые недугами, они не в силах избежать лечения и доверяют нам самое ценное — свое здоровье. В болезни люди становятся особо чувствительны к окружению и немножко капризны. И мастерство врача не только в профессиональном облегчении телесных мук, но и успокоении душевных волнений. К сожалению, порой об этом забывают. Я же стараюсь напомнить.
Оля сказала со смешком:
— Наверное, вы чересчур строго напоминаете.
— Конечно, — врач сурово сдвинул брови, — раз в день секу провинившихся розгами, а по вечерам ставлю в угол. — Улыбнувшись, он поднялся. — Что ж, если больной задает такие вопросы, значит все в порядке. Как говорится: коли больному хорошо, то и врачу легче. — Эразм Модестович встал, на прощание окинул взглядом палату и вышел, тихонько притворив за собой дверь.
— Хороший мужчина: добрый, отзывчивый, — вздохнула Анастасия Викторовна. — На нашего школьного учителя похож, Петра Моисеевича. Физику у нас преподавал. Благообразный, седенький, добрейший души человек, но педагог был очень строгий и справедливый. Уважали его очень, а когда умер — всем классом пришли проводить.
Два дня спустя Эразм Модестович заглянул вновь. Вместе с ним пришла строгая полная медсестра с двумя новенькими блестящими костылями.
— Ну-с, доброго здоровья, дорогие дамы, — его глаза хитро поблескивали из-под толстых стекол очков. Прямо с порога врач направился к Ольгиной кровати, сказал с подъемом: — Что ж, милочка, отлежались, понежились в больничных перинах, пора и работой заняться. Алина Витальевна, будьте добры, поставьте костылики.
Женщина аккуратно прислонила костыли к кровати и отступила в сторону.
— Очень хорошо. А теперь, моя дорогая, готовьтесь, вас ждут великие дела. И первое, что необходимо сделать, это сбросить одеяло, сесть и спустить ноги.
Ольга послушно последовала указаниям: откинула одеяло, благо, принесенная из дома одежда позволяла сделать это не стесняясь, села, но спустить ноги оказалось сложнее, чем можно было предположить. Эразм Модестович, внимательно следивший за каждым ее движением, и, казалось, ожидавший заминки, поспешил помочь.
— Вот так, осторожненько, — он поддержал гипс, помогая спустить обездвиженную ногу. — А теперь костылики берите, не стесняйтесь.
Ольга взяла металлическую палочку костыля. Поверхность металла тускло поблескивает, отливая серебром, набалдашник топорщится пластинкой необтрепанной резины, напоминая свеженькую автомобильную покрышку. Против ожидания, конструкция оказалась удивительно легкой. Повертев костыль в руках, Ольга приступила к делу. Опираясь с одной стороны на костыль, с другой поддерживаемая врачом, она встала, но, едва тело приняло вертикальное положение, сердце застучало чаще, а в глазах потемнело, и Оля рухнула обратно.
— Голова закружилась? Ничего страшного, такое бывает. — Эразм Модестович достал небольшой пузырек, откупорил, поднес крышечку Ольге к лицу.
В нос шибануло резким, сознание мгновенно очистилось, а на глаза навернулись слезы. Ольга вскинула голову, заслоняясь руками, вскричала:
— Ужасно! Вы меня решили отравить?
— Не нравится? — врач взглянул с укоризной. — А ведь чудеснее нашатыря — нет эликсира.
— Лучшее лекарство, как правило, горькое, — назидательно заметила Оксана.
— Истину говорите! — врач улыбнулся Оксане. — Настоящая терпкость присуща хорошему лекарству, старому вину и истинным друзьям. А теперь продолжим начатое. Вы готовы? — он взглянул вопросительно.
Ольга кивнула. Столь необычное поведение организма вызвало удивление, но не страх. Во время спортивных тренировок случались гораздо более неприятные вещи, когда, во время резкого движения, растягивались связки, смещались позвонки, а от неудачных приземлений возникали болезненные, саднящие по пять — семь дней, ушибы.
Вновь, но уже более медленно и осторожно, она встала, опираясь на костыль и руку доктора. Сердце по-прежнему колотилось, но голова оставалась ясной.
— Очень хорошо, а теперь второй костылик. Алина Витальевна, подайте.
Приняв от медсестры костыль, Ольга пристроила его под мышку. Как-то, будучи в гостях у сломавшей ногу тетки, она примеряла костыли и, забавляясь, выхаживала по дому на одной ноге. Сейчас нужно было лишь вспомнить былую практику. Сосредоточившись, она сдвинулась с места. Первый шаг дался тяжело. Переместив костыль, Оля перенесла вес тела, но не рассчитала и, зашатавшись, едва не упала, лишь в последнее мгновение восстановив равновесие. Покосившись на прянувшую на помощь медсестру, Ольга помотала головой, отказываясь от помощи, уняв дрожь в руках, и упрямо сжав губы, повторила попытку. Вся палата, затаив дыхание, следила за робкими шагами.
Шаг. Сердце бьется все сильнее, а в ноге разрастается тупая боль. Другой. Руки начинают дрожать, отвыкнув за проведенные дни от нагрузок. Сознание заволакивается пеленой, а в ушах нарастает глухой шум. Еще шаг. До противоположной стены чуть более метра. Дойти, привалиться к могучей опоре и передохнуть. Если остановиться сейчас, то через несколько секунд она грохнется посреди комнаты бессильной куклой.
Спасительная стена, прохладный бетон под шершавой корочкой штукатурки. Как хорошо! Но откуда ощущение, словно она уже полчаса бежит на пределе сил, хотя сделала всего десяток шагов. Сознание плывет, ногу жжет раскаленным металлом, а впереди еще десять шагов обратно — дорога длиною в жизнь. Попросить доктора, медсестру, они доведут, донесут, если надо, вон настороженно смотрят, ловя каждое движение, но нет, нельзя, себя нужно поднимать самой, не привыкать, рассчитывая на помощь, которой может не оказаться в нужную минуту. И вновь — шаг, еще один.
Она не помнила, как добралась до кровати. Когда зрение восстановилась, а в черепе перестал ухать молот, сменившись дробным стуком пересыпающихся камешков, Оля обнаружила улыбающиеся лица и услышала дружные аплодисменты.
— Не обязательно так себя насиловать, милочка. — Врач развел руками. — Для первого раза достаточно и пары шагов. Но вы молодец, редко доводится наблюдать подобный героизм. С такими темпами вы очень скоро встанете на ноги, и будете бегать лучше, чем раньше. А пока отдохните, покушайте, и постарайтесь все же не перенапрягаться. — Прислонив костыли к стене, главврач забрал медсестру и вышел.
— Ну ты матерая! — Люся подошла ближе. — С первого раза, да по всей комнате пробежалась. А как ты до стены дошла, я решила — в обморок грохнешься, до того бледная стала.
— Да, Олечка, вы были очень бледны. Зачем же так себя мучить? Потихоньку, полегоньку. Болезнь уважать надо, а себя беречь.
— Нечего болезнь уважать, Анастасия Викторовна, ничего достойного там нет, — строго прервала Оксана. — И себя жалеть незачем. С этой жалостью человек превращается в тряпку, начинает паразитировать на обществе. А ты, Оля, молодец. Я тебя уважаю, и прими мои искренние поздравления.
Ольга слушала, улыбалась, кивала в ответ, но сознание истаивало, растворялось в сладкой сонной дреме, позволяя телу расслабиться после утомительного рывка.
ГЛАВА 5
Яркое майское солнце прогревает воздух. Мокрый от недавнего дождя асфальт курится парком. Свежие, только проклюнувшиеся листья деревьев щетинятся зелеными иглами, а одуревшие от весны воробьи истошно чирикают в кустах. Ольга со счастливой улыбкой пристроилась на скамье в больничном парке. Поскрипывая колесами, мимо прокатилась инвалидная коляска. Оля проводила глазами пожилого мужчину, с мучительным выражением лица толкающего обода колес. Прошли две медсестры, одна что-то обвиняющее кричала визгливым голосом, вторая невнятно оправдывалась. По газону, кося зеленым глазом на беснующихся воробьев, прокралась кошка.
Думать не хотелось. Поддаваясь разлитой в воздухе умиротворяющей неге, мысли уносились далеко в прошлое, вызывая перед глазами картины беззаботного детства. Вот она возится с Барбосом во дворике у бабы Зины. Барбос радостно виляет хвостом и от нетерпения повизгивает, требуя продолжения игры. На пороге стоят бабушка и мама, они чем-то разговаривают, на их лицах улыбки. А вот уже они с Пашкой, до самых ушей перемазавшись сажей, мастерят из обгорелых дощечек собачью будку.
Внезапно что-то изменилось, Ольга вынырнула из мира грез. Перед ней стоял мужчина: спортивного телосложения, выше среднего роста, подтянутый голубоглазый шатен в короткой безрукавке и потертых джинсах. Мужчина настолько резко контрастировал с болезненными, измученными обитателями больницы, что она вздрогнула.
— Извините, если напугал, — мужчина улыбнулся, — вы так глубоко задумались, не хотелось мешать. — Меня зовут Олег. Я пришел проведать приятеля, он здесь, в четвертом корпусе, но в отделении процедурный час, придется ждать. Весь день на ногах, хотел присесть, и, как назло, ни одной скамейки. Если вы не против… — он выразительно посмотрел на свободную половину скамьи.
— Конечно, конечно, — опомнившись, Ольга поспешно сдвинула костыли, освобождая место. — Могли бы и не спрашивать. Что тут страшного?
— Ничего. Но теперь я смогу на полном основании пообщаться с приятной девушкой. Ведь вы не торопитесь?
— Не тороплюсь. Немного замечталась, а так… — она кивнула на ноги, — торопиться теперь некуда.
— Благодарю, после таких прогулок сесть — блаженство. А вам, наверное, видится по другому — пришел мужик, ноги целые, а не ходит, — собеседник улыбнулся. — С удовольствием бы поменялся с вами положением… на часок. Только не обижайтесь, правда, очень устал.
— Обижаться? — Ольга рассмеялась. — Вы не представляете, с каким удовольствием я бы сама с вами поменялась! Не смотря на любую усталость.
— Сытый голодного не разумеет, — мужчина трагично заломил бровь, но в глазах блеснули озорные искорки.
— Это точно, — Ольга улыбнулась ему чистой, открытой улыбкой. — Меня зовут Ольга.
— Еще раз отрекомендуюсь — Олег, — мужчина привстал, слегка поклонился. — Ну, раз уж мы оказались друзьями по несчастью…
— То почему не перейти на «ты»? — Ольга закончила фразу за него. — А не рано?
— Что ж, — мужчина печально вздохнул, — наверное, мне тоже придется сломать ногу, чтобы мы могли…
— Нет, нет, нет, — Оля выставила перед собой ладони, — только не это. Вы… — она поправилась, — ты не представляешь, как это ужасно, целый месяц не иметь возможности ходить. Особенно, если до этого занимался спортом.
— Что ж, уже проще, обойдемся без сломанных ног, — Олег кивнул. — Кстати, я тебя понимаю, сам однажды руку ломал — полтора месяца плавать не пускали, тоже извелся.
— Плаванием занимаешься?
— Раньше занимался, теперь больше по работе.
— Тренер? — Ольга взглянула вопросительно.
— Водолаз. Работаю в местном подразделении МЧС.
Оля восхищенно всплеснула руками.
— Потрясающе! Такая романтическая профессия. Наверное, постоянно приходится людей спасать?
— Не так, чтобы совсем романтическая, — Олег невесело усмехнулся. — Чаще вещи разные вытаскиваем, затонувший транспорт, проверяем речное дно. Хотя, конечно, бывает и людей, но об этом я расскажу в следующий раз. Давай лучше о тебе, а то у меня всего… — он мельком глянул на часы, — пятнадцать минут осталось. Бежать скоро, а о прекрасной незнакомке пока никакой информации.
— Хорошо, давай о себе, — легко согласилась Ольга. — Тебе рассказать вообще, или что-то конкретное?
— Конечно конкретное: где живешь, чем занимаешься, на кого учишься. Интересы, хобби, предпочтения…
— Ничего себе конкретное! — Оля заливисто засмеялась. — Это же история жизни получится, на час — не меньше, а то и на все полтора.
Олег нисколько не смутился.
— Ничего страшного. Мой приятель здесь надолго, навещать буду часто, так что увидимся.
— Ну что ж, — Оля возвела глаза к небу, — раз попался такой заинтересованный слушатель, что готов… — она сделала небольшую паузу, глядя, как Олег кивает в такт словам, — готов сбегать для дамы за мороженым, то я просто не смогу ему отказать, и отвечу на все вопросы.
На последних словах мужчина недоуменно посмотрел на Ольгу, мгновением позже в его глазах протаяло понимание, он встрепенулся.
— Легко. Какое мороженное дама предпочитает: пломбир, сливочное, заливное? В шоколаде, без шоколада, с крошеным печеньем?
— Мне, пожалуйста, пломбир — в шоколаде, но без печенья.
— Две минуты и все будет. На входе я видел отличный ларек доверху набитый мороженым. — Он встал, быстро зашагал вдоль аллеи к выходу, на ходу обернувшись, крикнул: — Всего две минуты!
Ольга с улыбкой смотрела вслед, пока Олег не скрылся за поворотом. Затем ее лицо стало задумчивым. Трижды она порывалась встать, но всякий раз останавливалась. Наконец, решившись, Оля взяла костыли, осторожно поднялась, и медленно побрела в сторону больничного корпуса.
Вернувшись через несколько минут, Олег застал скамейку опустевшей. Посмотрев по сторонам, он сел и о чем-то глубоко задумался, глядя в загадочные очертания плывущих в голубой вышине облаков. Мороженое медленно таяло, стекая тягучими белыми каплями в асфальтовую пыль.
Ольга медленно продвигалась вдоль аллеи, механически переставляя костыли. Ее мучили сомнения: правильно ли поступила, верно ли сделала, уйдя не дождавшись? С одной стороны, мужчина показался весьма симпатичным и располагал к общению, с другой, все произошло как-то чересчур быстро, не хватило времени подумать, определиться. К тому же, вполне вероятно, Олегом двигала элементарная жалость — одиноко сидящая девушка со сломанной ногой, что в этом привлекательного? Не хватало только начинать отношения основанные на жалости. Олю передернуло, когда она представила, что любимый человек встречается с ней из сострадания. Сжав губы, она ускорила шаг.
Из тяжелых размышлений вывел невнятный звук. Звук усиливался, назойливо пробивался в сознание, надоедливой мошкой звенел в ушах. Стряхнув тягостные мысли, Оля огляделась. Неподалеку стоят двое: мужчина и женщина. Мужчина кричит. Судя по активной жестикуляции, он в ярости. В женщине Ольга с удивлением узнала Люсю. Поникшая, в больничном халате, с бинтовой повязкой на голове, она казалась особенно несчастной.
— Ты что мне затираешь, тварь? Какой знакомый? Да плевал я на твоих знакомых, на тебя, и на всю твою семью уродов. — Мужчина возмущенно огляделся, словно ища сочувствия. — Это ж надо. Нет, вы только подумайте! Она к своему Коленьке ненаглядному ходит. Дружочка нашла!
Давясь словами, Люся пыталась что-то возразить, но ее не слушали.
— Пошла к черту, потаскуха. Видеть тебя не хочу. И чтобы ноги твоей у меня в доме больше не было! — сплюнув, мужчина направился к выходу.
Залопотав что-то неразборчивое, Люся побежала следом, хватая мужчину за руки.
— Саня, Санечка… это же не то, совсем не то что ты думаешь. Саня, дорогой, любимый, постой, ну подожди, я все объясню!
— Да пошла ты! — резко развернувшись, мужчина наотмашь ударил девушку по лицу. Дернувшись всем телом, она опрокинулась навзничь. — Нечего мне объяснять. Пошла к своему любовничку, сука! — сверкнув глазами, мужчина ускорил шаг и скрылся за поворотом.
Окаменев, Ольга наблюдала, как, пытаясь подняться, но всякий раз падая, Люся еще некоторое время ползла на подламывающихся руках вслед ушедшему. Преодолев столбняк, Оля подошла ближе, протянула руку.
— Люся, Люсенька, что ты. Ну что же ты, вставай, пожалуйста, асфальт холодный, простудишься.
Люсьен подняла голову, не принимая руки и не узнавая, уставилась в пространство пустым взглядом. Ее халатик испачкался, на лице пламенела ссадина, а из единственного здорового глаза безостановочно катились слезы.
— Ну почему, почему так получилось? Ведь я даже не думала, ведь я… он же просто знакомый… почему? — она посмотрела Ольге в глаза и горько разрыдалась, закрыв лицо руками.
Зрелище маленькой Люсьен, рыдающей на асфальте в перемазанном халате, казалось настолько тягостным, что Оля с трудом подавила подступившие слезы. Наклонившись, насколько позволяли костыли, она прижала девушку к себе, и стала успокаивать, нежно гладя по волосам, негромко приговаривая:
— Люсенька, маленькая, успокойся. Вставай, вставай потихоньку. Вот так, молодец. Смотри, совсем халатик замарала, как свинка, и сама в слезах. Пойдем в палату, отмоем тебя, почистим, расскажешь, как так получилось.
После нескольких тщетных попыток Люся все же поднялась, пошла следом, всхлипывая. Бормотать она перестала, но на вопросы по-прежнему не отвечала, шла молча, уставившись в землю, лишь по щекам, не останавливаясь, текли горькие слезы. Когда девушки зашли в палату, Ольга вкратце описала ситуацию. Анастасия Викторовна, ахнув, схватилась за голову, а Оксана, сквозь зубы процедив что-то насчет оборзевших мужчин и не слишком разборчивых женщин, отошла к окну.
— Да как же так, да что же это такое? — Анастасия Викторовна хлопотала вокруг Люси. — Да разве так можно?
— Можно, в нашем обществе сейчас все можно, — Оксана резко развернулась от окна. — Порой, попадаются такие вот… подонки. Им не сложно бросить ребенка, или избить женщину. Трусы и подлецы.
— Он хороший. Просто рассердился сильно, — тихо пролепетала Люся. Ее губы от удара распухли, став похожими на оладьи, а под глазом растекалась синева.
— Какая прелесть, вы только послушайте! Вот поэтому такое скотское обращение и прижилось в нашей культуре. — Оксана двинулась чеканным шагом, словно впечатывая слова в бетонный пол. — Из-за таких как вы, Люсьен, мужчины начинают считать себя царями жизни, пупом земли, неотразимыми созданиями! — Она остановилась, зловеще нависая над собеседницей, но, взглянув в искалеченное лицо, отвернулась, не выдержав полного боли и непонимания взгляда, продолжила уже мягче: — Хотя, конечно, времена меняются, культура меняется вместе с ними, ну а мы вслед за культурой. Жестче стали люди, отдалились друг от друга: мужья от жен, а дети от родителей. И, наверное, ничего с этим уже не поделать…
— А я сегодня с таким необычным мужчиной познакомилась… — невпопад выдала Ольга. — Вернее, он со мной.
— Как интересно. — Оксана прилегла на кровать и уставилась в потолок. — Оказывается у нас в саду полно мужчин, да еще и необычных: одни с женщинами знакомятся, другие их избивают. Да ты рассказывай, не обращай внимания, — она повернула голову к Оле, — что теперь, совсем радости не иметь, если у кого-то плохое настроение? Что за мужчина, где нашла, почему интересный?
— Да Оленька, расскажи, а то все какие-то мрачные.
— Знаете, Анастасия Викторовна, как-то странно получилось: он подошел, а я замечталась, даже не заметила, спросил, можно ли присесть, так и познакомились. И еще у него работа романтическая — он водолазом работает, спасателем.
— Водолазом это хорошо, — вздохнув, Оксана закрыла глаза, — будет на дно морей-океанов нырять, доставать для тебя клады.
— Не будет, — Ольга сняла халат и прилегла в койку, — я убежала.
— Как же так, Оленька, почему? — Анастасия Викторовна подошла ближе, положила руку ей на лоб. — Разве он тебе не понравился?
— Понравился, очень понравился, но, почему-то подумала, что так будет лучше. Хотя сейчас уже сомневаюсь, что поступила верно, — со вздохом ответила Ольга.
— Правильно поступила, — Оксана заворочалась, устраиваясь удобнее. — Если влечение взаимно, он сам найдет тебя. Придет сюда, кинет в окно букетом, или кирпичом, не важно. И заберет на корабле с белыми парусами за синее-синее море, где теплый океан, зеленые пальмы и вечное лето… Посплю я, пожалуй, что-то перенервничала сегодня с вами. Спокойного дня. — Отвернувшись к стене она затихла.
— Спи, Оксаночка, и ты, Оленька, поспи. Пойду и я прилягу.
Шаркая ногами, Анастасия Викторовна ушла в свой угол. Сухо скрипнула койка, прошуршало одеяло и все стихло. Полуденную тишину нарушал лишь шорох бегающего по подоконнику жука, да прерывистое хриплое дыхание задремавшей Люсьен.
ГЛАВА 6
Два дня прошли в томительном ожидании, а на третий Олег появился вновь, причем весьма неожиданным способом. С улицы, откуда-то снизу, раздался легкий свист, и тут же что-то страшное с грохотом впечаталось в стекло, прилипло, словно огромное насекомое. Жуткий предмет, едва не до икоты напугавший Анастасию Викторовну, оказался шикарным букетом, обвязанным в нижней части лоскутами скотча, на которые он и прилип, придав пейзажу за окном изрядную долю сюрреализма.
Анастасия Викторовна выглянула в окно, сказала с удивлением:
— Там какой-то мужчина улыбается и машет рукой.
— Если на нем ласты и подводная маска, то это к Ольге, — произнесла Оксана, меланхолично перелистывая страницы небольшой книжечки.
Засветившись, словно майское солнце, Оля села на кровати, воскликнула с воодушевлением:
— Неужели ко мне?
— Если с баллонами и в гидрокостюме — да. — Оксана отложила книжку, сказала в раздумии: — Приятели Люсьен, как мы имели возможность убедиться, действуют иными методами, меня навещать особо некому, ну а друг Анастасии Викторовны вряд ли будет метать букет в окно третьего этажа.
— Да Оленька, скорее всего это к тебе, — держась за сердце, Анастасия Викторовна присела обратно. — Ну и напугалась я.
Ольга подскочила к окну, с трудом сдерживая радость, произнесла:
— Сейчас он у меня получит взбучку! Я скоро вернусь. — Набросив на шею пуховый шарфик, она вылетела в коридор, стуча костылями.
Олег ждал на улице. Озорно улыбаясь, он протянул Оле мороженое, со словами:
— Вы в прошлый раз что-то забыли.
— Это с того раза мороженое!? — Оля распахнула глаза. — То самое?
— Ну, не совсем то самое, — Олег развел руками, — в прошлый раз я немного заблудился в парке, и оно успело растаять.
— Прости, пожалуйста, я в тот раз подумала, что… — покраснев, Оля опустила глаза.
— Ерунда, — он отмахнулся, — ты лучше ешь, иначе и это растает. Пойдем, присядем, не очень удобно есть мороженое, когда в каждой руке по костылю. Как раз скамейка свободна. — Он повел ее вглубь аллеи.
— Если не секрет, как ты меня нашел? — Ольга осторожно присела на край скамейки.
— Ужасный секрет, но тебе я расскажу. Конечно, за раскрытие секретов такого уровня я рискую головой, но все же. — Он внимательно посмотрел на нее, заговорщицки понизил голос: — Возможно, ты удивишься, но в любой больнице и поликлинике города есть агентурная сеть.
Надкусив мороженое, Ольга замерла, переспросила эхом:
— Агентурная сеть?
— Ну да, специальная сеть владеющая сверхсекретной информацией. Многие про нее не знают, но ведь на то она и секретна. — Он подмигнул, понизил голос еще, для чего, чтобы хоть что-то расслышать, Оле пришлось наклониться. — Услугами такой структуры я и воспользовался.
— А можно и мне узнать, — проникнувшись атмосферой тайны, Ольга тоже перешла на шепот. — Я о таком даже не догадывалась.
— Многие не догадываются… — Он окинул Олю взглядом, словно прикидывая, можно ли ей доверить такую информацию. — Хорошо, открою тайну, но ты должна дать честное слово, что никому об этом не расскажешь.
— Конечно нет, ни в коем случае.
Он наклонился так близко, что она почувствовала теплое дыхание, с пряной ноткой табака, и еле слышно прошептал:
— Регистратура.
— Что?
Ольга выглядела настолько ошарашенной, что Олег не выдержал, расхохотался. Уклоняясь от тычка мороженым, вскочил со скамьи, подхватив Ольгу, завертелся волчком, размазывая мир и кружа голову. Потом, отсмеявшись, они еще долго сидели на лавочке, а после гуляли по парку, пока вечерняя прохлада и угасающее светило не напомнили, что пришло время расставаться.
На прощание Олег привлек девушку к себе, мягко сказал:
— Ближайшие три дня я буду занят, срочный приказ на проверку группы озер по области, а потом приду. Ты будешь ждать?
Ольга выпятила нижнюю губу, сказала капризно:
— Я даже не знаю, стоит ли давать обещания молодым людям, которые одних женщин до полусмерти пугают букетами, а других загуливают до умопомрачения.
Олег молчал, в сгустившемся сумраке его глаза загадочно мерцали, напоминая блеск звезд, что уже высыпали на потемневшую часть неба. Ольга осторожно провела рукой по ежику коротких волос, потрогала щетину, жесткими пеньками выступающую на подбородке, и, обвив шею руками, коснулась губами его губ. Сладкая истома волной ударила в голову, затуманивая разум. С трудом отстранившись, она ласково прошептала:
— Ровно через три дня, и ни минутой позже. Я буду ждать.
Ольга взяла костыли, грациозно развернулась, и торопливо зашагала в сторону больничного крыльца. Гулко простучали, удаляясь, каучуковые набойки на костылях. Олег остался один. Над ним раскинуло черные крылья глубокое небо, вокруг наполнялся тихим шелестом загадочный парк, а в душе рождался, разрастаясь все больше, безудержный щенячий восторг, от которого хотелось куда-то бежать и что-то делать — что-то великое, светлое, невероятное. Закинув голову, он втянул полной грудью прохладный ночной воздух, где еще угадывался тонкий и чарующий, непреодолимо влекущий аромат ушедшей женщины.
* * *
А на следующее утро одна из кроватей оказалась пуста, ночью у Анастасии Викторовны стало плохо с сердцем, и к утру, не приходя в сознание, она умерла. Не помогло даже своевременное вмешательство реаниматологов. В палате, словно по молчаливому уговору, за весь день никто не проронил ни слова. К Анастасии Викторовне привыкли, ласковая и добрая, словно мать, она привносила в унылые больничные будни толику тепла и домашнего уюта. Глядя на опустевшую кровать, Оля почувствовала острую тоску по семье, захотелось очутиться дома, обнять мать, поговорить с братом. В груди предательски защемило, а на глаза навернулись слезы.
Зарывшись лицом в подушку, Ольга постаралась отогнать грустные мысли, вспоминая о радостных моментах жизни. Но воспоминания не шли, а перед глазами упрямо вставало доброе и немножко грустное лицо, которое она привыкла видеть, ежедневно поднимаясь с больничной койки, и которое останется лишь в воспоминаниях. Накопившись, слезы все-таки прорвали плотины, заструились солеными дорожками по щекам. Чуть слышно всхлипнув, Ольга закрыла глаза, забывшись тревожным зыбким сном.
* * *
— Как себя чувствует барышня, еще не начали тренироваться в прыжках? А то ходят слухи… — Эразм Модестович, как всегда опрятный, с неразлучным стетоскопом на шее и затаенной усмешкой в глазах, присел на край кровати.
— Доброе утро. Просто замечательно, — Ольга лучезарно улыбнулась. — Будете слушать?
— Конечно. — Врач сжал между ладонями блестящий металлический кругляш, согревая. — Как почетной пациентке нашего отделения открою вам маленькую тайну: гипс, таблетки, уколы… все это дополнительные методы, не имеющие отношения к лечению, главное… — он сделал паузу, вставил венчающие трубки стетоскопа пластиковые шарики в уши.
— Что же главное? — поинтересовалась Оля, расстегивая рубаху.
— Главное дыхание, — Эразм Модестович приложил кругляш к спине.
Совершая обход больных, главврач неизменно прослушивал дыхание, и всякий раз, по завершении процесса, кивал, словно находил подтверждение неким мыслям. Он и на сей раз не изменил привычке, тщательно выслушав пациентку, с удовлетворением кивнул.
— Так что же с дыханием? — застегиваясь, Ольга выжидательно взглянула на врача.
— А дыхание, моя дорогая, основа основ. Дыхание указывает начало болезни, оно же определяет и окончание. По дыханию хороший специалист легко определит, и с уверенностью скажет, в каком состоянии находится организм, что в нем не так, где именно сбой.
— И о чем говорит мое дыхание? — Оля лукаво улыбнулась.
— Ваше дыхание говорит, что я, не опасаясь, могу перевести вас со стационара на амбулаторный режим лечения. Тем более, ваши близкие выразили такое настойчивое желание вас забрать, что…, - доктор развел руками, — мне сложно сопротивляться подобному напору.
— Я… — распахнув глаза, Ольга растерянно смотрела на доктора, — вы меня отпускаете? Я могу идти домой?!
— Конечно. Ходите вы уже замечательно, дышите превосходно. Конечно, можно было бы полежать еще недельку, но…
— И я могу собраться прямо сейчас? — перебила Ольга.
— Разумеется. К тому же вас ждут, и, по-моему, уже довольно долго.
Ольга схватилась за голову, представив, что измученные ожиданием родители вот-вот уйдут, а она об этом даже не знает, спрыгнув с постели, лихорадочно заметалась по палате, не зная, за что схватиться. Нужно было собрать и упаковать накопившиеся за несколько недель вещи, различную бытовую мелочь, что по ее просьбе постепенно приносили из дома родители. Хорошо еще, на днях Павел забрал большую часть книг, иначе унести все разом не представлялось бы возможным.
Оля извлекла из-под койки крепкую объемистую сумку, оставленную братом «на всякий случай». Не известно, знал ли он заранее, но, в любом случае, сумка оказалась весьма кстати. Складывая в сумку книги, одежду, тюбики с кремами и туалетные принадлежности Ольга пришла в ужас от того, сколько, оказывается, вещей было принесено из дома: аккуратно разложенное на подоконник, развешенное на крючки и спинку кровати, уложенное в тумбочку, все это пригождалось по мере необходимости, и, размываясь по пространству помещения, не создавало видимого объема. Но стоило приступить к сборам…
В палату зашла Люсьен, поинтересовалась:
— Выписываешься?
— Да, Люся, представляешь, наконец-то выйду из опостылевшей больницы. Так по дому соскучилась! — радостно воскликнул Ольга, но, взглянув на девушку, осеклась.
После случая на крыльце Люся вся как-то сникла, сгорбилась, незаметная, словно тень, блуждала по больничным коридорам, а когда возвращалась — ее лицо было печально, а взгляд тосклив.
Мысль озарила молнией. Покосившись на сумку, Ольга сказала с подъемом:
— Знаешь, у меня накопилось столько вещей, не унести за раз, давай я тебе оставлю! Вот, смотри, свитер теплый, шерстяной, сейчас лето, мне не нужен, а тебе может пригодиться — в коридорах прохладно; вот пакет новеньких полотенец, даже не вскрытый, а это крема, едва начатые, а ведь дома целый набор не распакованный — куда мне столько. Да не стой столбом, помогай! — Она принялась раскладывать на одеяло одежду, доставать разноцветные тюбики, выкладывать стопочкой книги.
Поначалу скованная, Люсьен оживилась, ее лицо разгладилось, а на щеках заиграл румянец. Она гладила мягкий ворс свитера, откупоривала бутыльки, шуршала страницами, с каждым движением возвращаясь к жизни из сумрачного мира печали, в котором непрерывно прибывала последнее время.
— И ты выбирай! — Ольга обратилась к Оксане, заметив, что та уже некоторое время с видимым интересом наблюдает за процессом. — Ведь не утащу все, да и к вам я привыкла, столько времени в одной палате провели, хочу что-нибудь оставить на память!
Оксана дернула краешком губ, сказала скептически:
— Такое не то что помнить, поскорее забыть хочется. Больница не лучшая тема для воспоминаний, но, раз предлагаешь… — Она привстала на кровати, внимательно осмотрела разложенные вещи. — Свитера и прочие шмотки мне ни к чему, все равно надеть не смогу с этими культяпками, а вот пару — тройку книжек, и вон тот крем возьму с удовольствием.
Ольга оставила на кровати указанные вещи, добавила кое-что от себя, остальное спутанным комом бросила в сумку, быстро оделась, бегло оглядела комнату — не забыла ли чего. Махнув на прощание рукой, она двинулась вслед за медсестрой, что уже вынесла сумку в коридор. Проходя мимо пустующей кровати, Ольга ненадолго остановилась, в памяти всплыло доброе лицо, а в голове зазвучал ласковый голос, тяжело вздохнув, вышла из палаты.
Спустившись с лестницы, Ольга поблагодарила медсестру за помощь. В душе царило ликование, четыре долгих недели остались позади. Несмотря на частые посещения родителей, интересные книги и появление Олега, время тянулось медленно. Жажда жизни рвалась изнутри, требуя изменений, невозможных в тесных рамках больничного распорядка. Странно было лишь одно — родители по какой-то причине не предупредили о грядущей выписке, но, по всей видимости, они просто хотели сделать сюрприз.
Ольга обвела взглядом вестибюль, ожидая увидеть родные лица, но никого не обнаружила. Предположив, что родители вышли на свежий воздух, она спустилась со ступенек и пошла к выходу, когда из-за одной из украшенных зеркалами колонн навстречу вышел мужчина. Ойкнув от неожиданности, Ольга остановилась, но, узнав Олега, улыбнулась, сказала, приветливо:
— Как здорово, что мы встретились. Минутой позже, ты бы уже не успел.
— Действительно здорово. А что случилось? — поинтересовался Олег.
— Не поверишь, меня выписали!
— Учитывая твою уличную одежду, и здоровенную сумку за спиной, поверить действительно сложно. — Его глаза смеялись. — Ну что ж, давай баул и вперед, прочь из темницы. Пойдем, я провожу, а то, чего доброго, на ступеньках споткнешься и назад в койку, благо недалеко, — сказал Олег, легко вскинув сумку на плечо.
Ветерок растрепал волосы, чуть влажный, насыщенный ароматами молодой зелени, опьянил, ударил в голову, вызывая прилив отчаянной, беспричинной радости. Ольга остановилась на крыльце, вдыхая воздух полной грудью. На ее лице блуждала улыбка, а глаза светились счастьем. Олег залюбовался, не в силах оторвать взгляд от точеной фигуры, наслаждаясь строгими, но в то же время нежными чертами лица, изящными изгибами тела.
Выражение счастья сменилось озабоченностью. Ольга завертела головой.
— Что-то не так?
Нечто в голосе Олега насторожило, но Ольга не придала значения, ответила:
— Я не вижу родителей.
— А они обещали прийти?
— Нет, но врач сказал, что внизу меня ждут родственники, причем уже давно.
— То есть, он не сказал, кто именно тебя ждет?
Ольге вновь почудилось что-то странное. Она внимательно взглянула на Олега, сказала с сомнением:
— Не сказал. Но, кого еще он мог назвать?.. — Ее глаза сузились, в голосе послышались угрожающие нотки: — Ты? Это все затеял ты?
— Спокойно, сейчас все объясню, — выставив перед собой ладони, Олег отступил.
— Ах ты! Да я тебя…
— Тихо, стой! Не маши костылем, убьешься! — Сбросив сумку, он ловко перехватил ее руку, шагнув за спину, выдохнул: — Вот нервная, дай же объясню.
— Нечего мне объяснять. Что за шутки. Я как дура — собрала вещи, попрощалась с девчонками, а тут… — от негодования, ее лицо стало пунцовым.
Отпустив руку, Олег развернул девушку к себе.
— Милая, родная, ну что ты. Разве б я посмел так шутить? Вчера я разговаривал с врачом, он сказал, что ты практически здорова. Все что нужно — немного постельного режима, что легко обеспечить дома, поэтому он не видит причин тебя далее задерживать. А сегодня я приехал за тобой.
— За мной? — Ее глаза расширились.
— Я хочу, чтобы мы были вместе. И предлагаю сделать это сегодня, сейчас. Ты согласна?
На ее лице отразилась борьба чувств. Некоторое время Оля молчала, затем тихо произнесла:
— Это так неожиданно. А как же родители?
— А родители все узнают, но немного позже, скажем, дня через два, — произнес он заговорщицки. — Идет?
— Нет. Родителям я скажу сегодня, или, в крайнем случае, завтра.
— Хорошо, — легко согласился Олег, — пусть будет завтра. А сегодня… я так и не услышал, ты согласна?
— Да, — так же просто ответила Ольга, — я согласна.
ГЛАВА 7
За воротами Олег направился в сторону припаркованных у металлических заграждений машин, остановился возле потрепанной старенькой «Нивы», сказал с гордостью:
— Знакомься — мой персональный джип, и, по совместительству, карета скорой помощи, доставит в любое место с максимальными удобствами.
Ольга с любопытством оглядела машину. Старенькой «Нива» казалась лишь на первый взгляд и с большого расстояния. При ближайшем рассмотрении в глаза бросилось множество деталей не характерных для обычного автомобиля: мощный металлический бампер с лебедкой, толстые стальные трубы, приваренные по периметру машины, тяжелые щитки на дверях и зеркалах заднего вида, отверстия непонятного назначения и множество других неизвестных деталей, что не устанавливают на обычные машины. К тому же автомобиль оказался на удивление высоко приподнят над поверхностью, так что под ним спокойно могла пройти небольшая дворовая собака.
— Чудо отечественного автопрома, доработанное и усовершенствованное в свободное от работы время, в целях большей эргономичности и повышенной проходимости! Прошу, — он распахнул дверцу, — салон тоже переделан, поэтому располагайся с удобствами. Если возникнет желание — можешь изменить конфигурацию сиденья и просто лечь, возможность предусмотрена.
— Вот это да! — Оля восхищенно прицокнула языком. — Да ты мастер на все руки.
— Ну что ты, — Олег улыбнулся, — у меня на такое ни рук, ни головы не хватит. На работе есть парень, Самсон, руки золотые, такое вытворяет, народ только ахает. За два месяца уже третью машину в танк переварил.
Захлопнув за Олей дверь, он обошел машину и занял водительское место, вставил ключ зажигания, слегка повернул. Тихо заурчал двигатель. Выжидая пока прогреется мотор, Олег подмигнул, ткнул кнопочку приемника. Воздух наполнился звуками популярной мелодии.
Осматриваясь, Ольга с восхищением произнесла:
— Здорово тут, уютно. Кстати, а зачем ваш мастер все это делает, просто так?
— Насущная необходимость. — Олег выжал сцепление, переключил ручку скоростей. Машина плавно стала сдавать назад. — Иногда в такие дебри приходится выезжать — мама не горюй, никогда заранее неизвестно, где придется работать в следующий раз — аварии и несчастные случаи не запрограммированы.
Развернувшись, они выехали со стоянки, набрав скорость, понеслись по улицам. За окном проплывали опушенные буйной зеленью деревья. Ольга жадно всматривалась в яркие цвета и упивалась запахами, наверстывая проведенные в затворничестве недели.
Поплутав по закоулкам, свернули на проспект. За прошедший месяц город ощутимо изменился: исчезла весенняя грязь, зазеленели шелком подстриженной травы газоны, часть домов блестит свежеокрашенными стенами, а на каждом углу, заметные издали желтыми боками, стоят пузатые бочки с квасом.
Машин прибавилось, образовались пробки. Олег чертыхался, раздраженно гудел, обгонял медленно ползущих, ввинчиваясь в узкие проходы. От него шарахались. В одном месте простояли почти десять минут. Как выяснилось позже, на оживленном перекрестке какой-то ловкач на иномарке не пропустил фуру, в результате легковушку развернуло поперек дороги, и машины с трудом объезжали покореженное авто, тонким ручейком просачиваясь по встречной полосе.
С проспекта свернули на прилегающую улочку. Миновав несколько кварталов, въехали в ухоженный, засаженный тополями дворик. Припарковались возле аккуратных причудливых клумб с цветами, что при ближайшем рассмотрении оказались старыми автомобильными покрышками, но настолько искусно украшенными резьбой, что утрачивалось всякое сходство.
Олег мельком бросил взгляд.
— Клумбами любуешься?
— Удивительно, откуда такая красота? Казалось бы, обычные колеса, а так сразу и не признаешь.
— Никто сразу не признает, — он захлопнул багажник, где только что чем-то громыхал, подошел, отряхивая руки, — Валентин, из соседнего подъезда, заядлый резчик по дереву и любитель красоты обустраивает. Сначала детский деревянный городок в соседнем садике резьбой украсил, теперь вот покрышки. Пойдем, еще насмотришься, у нас кого только нет и художники, и плотники, всякий мастеровой люд.
Двинулись к дому. Поднявшись на последний этаж Ольга застыла в изумлении. Впереди распахнулось окно в неведомый мир морских глубин. Из таинственной голубой полутьмы, смотрит ухмыляющаяся физиономия жуткого морского черта с человеческим лицом и наполовину рыбьим телом. Черт восседает на здоровенном, полном золота сундуке, у его ног суетятся крабы, а за спиной колышется лес из причудливых водорослей.
— Вот это да! — выдохнула Ольга. — Я даже не буду спрашивать за какой из дверей ты живешь.
— Это рисовал один мой хороший знакомый, — произнес Олег, доставая из кармана связку ключей. — Я все-таки водолаз, вот и попросил, чтобы картина была как-то связана с работой, а художник вдохновился и нарисовал… сама видишь что. Теперь, даже если в плохом настроении возвращаюсь, на дверь смотрю — на душе легче. — Он вставил ключ в замочную скважину, дважды щелкнуло, дверь отворилась. — Ну что ж, милости просим в берлогу закоренелого холостяка.
Квартира встретила зеленой рябью маскировочной сетки. Сумеречная с зеленоватым оттенком прихожая напомнила не то блиндаж, не то хижину рыбака-отшельника, уединившегося на природе, вдали от цивилизации: груда сапог в углу, исписанное фломастером зеркало, висящие на стене ласты.
Ольга покрутила головой, сказала с опаской:
— Я уже боюсь проходить, там наверняка полуразобранный танк, или запчасти для подводной лодки в натуральную величину.
— Танками не увлекаюсь, а запчасти на работе лежат — заедем, покажу. Не бойся, гвозди по полу не разбрасываю, так что разувайся, дам тапки, — он взглянул на загипсованную ногу, — вернее, тапок.
Присев на стоящую у стены скамеечку, Ольга переобулась.
— Что ж, буду принимать хозяйство — веди, показывай.
— В двух комнатах особо не заплутаешь, но, на всякий случай, уточню: вон спальня, там кровать, здесь зал, в нем телевизор, а на кухне…
— Стой, дай догадаюсь. На кухне у тебя холодильник, верно? — перебила Ольга.
Олег кивнул, направился в кухню. Оттуда загремело, донеслись сдавленные ругательства. Чертыхаясь, он вновь появился в прихожей, сказал с досадой:
— Проклятье, ведь собирался за продуктами заехать! А теперь там только мыши.
Ольга округлила глаза, спросила удивленно:
— Какие мыши?
— Те, что вешаются в холодильниках, когда кончается еда. Ладно, я только до магазина и обратно. Не убегай.
Оля прошла в комнату, с любопытством огляделась. Напротив, на стене, обрамленная тяжелой золоченой рамой картина — темные штормовые тучи над бушующим морем, а в центре стихийного хаоса белоснежный фрегат. Она подошла ближе. Картина воспринималась на удивление ярко, донося до зрителя малейшие детали: переплетение паутины канатов, мелкая рябь громадных водяных стен, белые клочья оборванного паруса. Справа, внизу, на белом гребне волны проглядывает неразборчивая роспись. Ольга честно попыталась разобрать, но, то ли краска слегка потекла, то ли автор намеренно исказил буквы, но прочесть написанное не представлялось возможным.
У дальней стены, на старой кривоногой тумбе стоит новенький японский телевизор. Ольга взяла пульт, вдавила кнопочку. На экране тут же замелькали картинки, двое размалеванных клоунов, швыряясь тортами, бегают друг за другом. За кадром одобрительно гогочут, поддерживая особо точные попадания. Оля защелкала, переключая каналы. На одном упитанный негр под ритмичную музыку читает речитатив, на другом ведущий новостей рассказывает об очередной катастрофе. Поморщившись, Ольга выключила телевизор.
В углу, возле кучки непонятных железяк, лежат новенькие блестящие гантели, рядом, на низеньком, застеленном клеенкой диванчике покоится ворох мятой одежды со следами ржавчины. От одежды ощутимо тянет мазутом. Продолжая осмотр, она перешла в другую комнату. Забитый книгами шкаф, раскладной диван, стоящий на полу музыкальный центр. В стену вбит рядок гвоздей с блестящими шляпками, с каждого свисает предмет мужских увлечений: чехол из-под охотничьего ножа, мощный бинокль, потертый туристический рюкзак. В углу, составленные шалашиком, рыболовецкие удочки, над ними свисающие лоскутья отлепившихся обоев.
Ольга провела пальцем по полочке шкафа, на поверхности остался след, а подушечка пальца покрылась слоем серой пыли. Покачав головой, Оля прошла в кухню. Покрытая слоем нагара плита и рядок пустых бутылок у стены гармонично вписывались в общий интерьер квартиры. Выбрав из кучи старого тряпья под столиком кусок ткани почище, Ольга открыла кран.
Зажурчало. Образовав множество водопадов, струя воды сливалась с горки посуды, постепенно заполняя раковину. Очень кстати в углу обнаружилась непочатая бутылка с какой-то едкой чистящей жидкости. Ольга распахнула окно. В квартиру ворвался теплый поток воздуха, стали слышны далекие гудки машин и крики играющих во дворе детей. Улыбнувшись, она приступила к работе.
Олег вернулся через полчаса, зайдя на кухню, замер с открытым ртом. Помещение сияет, словно начищенный медный пятак. Блестит отмытыми боками плита, чистая посуда аккуратными горками покоится в шкафчике, а от кучи тряпья под столом остались лишь воспоминания.
— Вот это да! Что значит женские руки. У меня бы ушло не меньше недели, да и то половину грязи бы пропустил.
— Скажи лучше, как дошел до жизни такой? — Ольга смахнула пот с лица. — Или, все живущие в одиночестве мужчины постепенно дичают, обрастают грязью, мхом, дохлыми мышами?
Олег развел руками, сказал виновато:
— Дела, работа. Постоянно приходится куда-то идти, кого-то спасать, потом опять идти, и снова спасать. За спасением, поесть времени не хватает.
Ольга покосилась на холодильник, сказала с досадой:
— Хотела на завтрак что-нибудь приготовить, но оказалось действительно не из чего.
— Уже есть, — Олег победно протянул объемистый полиэтиленовый пакет, забитый под завязку. — Сейчас я реабилитируюсь и быстренько накормлю свою уставшую королеву.
— Да, действительно, я немного устала, — Оля присела на краешек табурета. — Как-то несподручно заниматься уборкой, стоя на одной ноге, или я в больнице разнежилась…
Разложив на столе овощи, Олег вооружился ножом. Замелькало отточенное лезвие, зачавкал, рассыпаясь мелкими кусочками, разрубаемый пучок лука, зашипела остатками влаги нагревающаяся сковорода. Смахнув зеленое крошево в тарелочку, он бросил на разделочную доску кусок говядины. Свежее, только что с базара, мясо легко расходилось под ножом, распадаясь ровными ломтями. Закончив, Олег извлек из недр шкафчика зазубренный молоток. Под ударами, мясо покрывалось ямками, расползалось, становилось податливым. Разложив отбитое мясо на тарелку, он сыпанул соли, перца, перевернув ломтики, повторил процедуру.
Когда от одуряющего запаха стала кружиться голова, а желудок почти выпрыгнул наружу, Олег развернулся, словно клоун, держа в обеих руках по тарелке с кусками горячего, исходящего паром мяса, ловко поставил тарелки на свободное пространство стола, буднично произнес:
— Вот мясо, к нему прилагается скромный салат, немного хлеба, апельсиновый сок. Мгновенный завтрак из ничего. Можешь приступать.
Оля быстрыми движениями начала резать мясо. Хрустящая яично-хлебная корочка трескалась, выпуская янтарные капли сока, что тут же сливались в маслянистые лужицы. Первый же кусок наполнил рот пьянящим вкусом и… огнем. Раскрыв глаза, Ольга замахала рукой, пытаясь охладить пылающий язык, схватив стакан с соком, опорожнила почти до половины.
— Ой, прости пожалуйста! — Олег хлопнул себя по лбу. — Торопился, специй положил, как себе. Ты не увлекаешься острым?
— Уже увлекаюсь. Ты так ешь все? — Ольга натужно улыбнулась.
Олег виновато пожал плечами.
— Почти. Во время учебы два года жил в комнате с корейцем, он и приучил. Совсем нельзя есть?
— Можно, только маленькими кусочками и очень медленно. — Она ткнула вилкой следующий ломтик, осторожно откусив, медленно прожевала.
Закончив с завтраком, Ольга было откинулась на спинку стула, но, спохватившись, встала, направилась к телефону. Ее терзала совесть. Могло случиться, что родители решили именно сегодня заехать в больницу, проведать дочь. Что бы они подумали, заяви им врач, что Оля уже выписалась, и уехала с неизвестным мужчиной в неопределенном направлении, не хотелось даже думать.
Набирая номер, она несколько раз ошибалась, пальцы ощутимо подрагивали, приходилось заново крутить диск забавного, стилизованного под старину телефонного аппарата. Сердце колотится, словно перед вступительными экзаменами. Ольга совершенно не представляла, как донести до родителей такой простой и незамысловатый факт, что она переехала к мужчине. За отца она не опасалась, флегматичный, относившийся с юмором к неожиданным новшествам, отец не раз становился бесценным помощником в сомнительных ситуациях. А вот мать… здесь будет сложнее.
Палец на мгновение замер над последней цифрой. Преодолев внутреннюю дрожь, Ольга крутанула диск. В трубке раздался глухой звук гудка, затем еще один.
— Слушаю, — послышался ровный мужской голос.
Ольга с облегчением выдохнула, сказала с подъемом:
— Привет, папа, это я. Ты только не волнуйся.
— Из больницы сбежала? — в голосе отца послышалась усмешка.
— Как ты догадался?! — у Ольги перехватило дыхание.
— Просто предположил. Что у тебя еще может случиться, разве на костылях с кем подерешься, — в трубке хмыкнуло. — Значит, действительно сбежала. Полагаю, не обошлось без прекрасного длинноногого принца с голубыми глазами на лихом коне, в смысле — красивой машине.
— Да… — Ольга почувствовала, что неумолимо краснеет. — Пап, я все объясню. Мы… я и Олег, в общем… — она замялась.
— Значит, принца зовут Олег… Кстати, ты не считаешь, что хорошо бы приехать, пообщаться? Мы тебя уже месяц толком не видали, общаемся урывками. Заодно и последние новости расскажешь.
— Да, папа, ты прав. Сейчас же соберусь и приеду, — Ольга заторопилась.
— Принца не обижай. Не обязательно все бросать и тут же бежать к нам, но постарайся не затягивать. До встречи.
Зазвучали короткие гудки отбоя. Ольга положила трубку. Мысли понеслись восторженным вихрем, а душа наполнилась ликованием. Разговор прошел великолепно. Отец все понял и не стал задавать неуместных вопросов.
Из комнаты появился Олег, поинтересовался:
— Родителям звонила, просили приехать?
— Да, надо навестить, пообщаться, и обговорить некоторые моменты… — она запнулась, — в связи с появлением в моей жизни мужчины.
Мгновение поразмыслив, Олег кивнул, сказал одобрительно:
— Что ж, логично. Значит прямо сейчас и поедем, мне как раз по работе нужно кое-что, тебя довезу и дальше.
— Ты не зайдешь со мной к родителям? — Ольга взглянула удивленно.
Олег покачал головой, сказал с усмешкой:
— Тебя месяц не было дома, они соскучились, ждут не дождутся, и тут ты притаскиваешь домой непонятно кого. Я бы на их месте в такой ситуации чувствовал себя не очень комфортно, да и на своем, пожалуй, тоже.
Ольга помолчала, сказала задумчиво:
— Пожалуй, ты прав. — Добавила с улыбкой: — Значит, так и поступим. Ведь маленькие девочки должны слушаться больших, взрослых дядей. — Томно изогнувшись, она прошла в ванную, затворив за собой дверь. Олег проводил ее взглядом, в котором явно читалось сильнейшее нежелание куда-то ехать.
Когда, освеженная, Ольга вышла из ванной, Олег ждал полностью собранный. Быстро, насколько позволяла негнущаяся нога, Ольга оделась, убрала волосы и легкими росчерками нанесла косметику. Олег засмотрелся, как стремительно и изящно из чувственной, зовущей красавицы Оля преобразилась в скромную аккуратную девушку, без тени эротизма.
Распахнув дверь, Олег дождался, когда Ольга выйдет следом, запер замок, и они неторопливо, словно на балу, стали спускаться по лестнице. С глянцевой поверхности двери им вслед задумчиво смотрел морской черт.
ГЛАВА 8
— Точно не пойдешь? — Ольга пытливо заглянула спутнику в глаза.
— Нет, — Олег покачал головой, — как-нибудь в другой раз.
Мгновение поколебавшись, она согласилась:
— Пожалуй, ты прав. В таком случае, до встречи. — Подхватив костыли, она чмокнула спутника в щеку, и выскользнула из машины.
Подъезд встретил прохладой. Поскрипывая костылями, Ольга медленно поднималась по лестнице. Взгляд выхватывал до боли знакомые детали, которые в обычной жизни не привлекали внимания: сколотая ступенька, сеточка трещин на стекле, царапина в штукатурке. Наслаждаясь знакомой атмосферой, она остановилась у порога квартиры. Из-за двери доносился невнятный шум, мать что-то выговаривала Пашке. Оля вслушалась. Было необычно и увлекательно, оставаясь невидимой, находиться в нескольких шагах от родных людей, наблюдая за их общением. Над головой раздался резкий клекот, Ольга отпрянула, лишь спустя мгновение осознав, что случайно надавила кнопку звонка.
— Кого там черти принесли? Пашка открой.
Прошлепали босые ноги, скрипнул замок. Взлохмаченный, с синяком под глазом, на пороге появился Павел.
— А-а, сеструху освободили! — Едва не сбив Ольгу, Пашка кинулся к ней на шею. Отстранившись, оглядел сестру с ног до головы, наклонился, потрогал костыль, затем другой, сказал с завистью: — В больнице причиндалы выдали? Дашь погонять? Пацаны в школе обзавидуются! Да не стой столбом, — брат схватил ее за руку, потащил в квартиру, — заходи, мама как раз суп приготовила, вку-усный! Только есть не дает, требует, чтобы руки мыл. А че их мыть, если я со вчерашнего дня на улице не был, и кроме мышки ничего не держал?
Выйдя из кухни на шум, мать всплеснула руками:
— Ты откуда? Как дошла, почему не позвонила? Пашка, отстань от сестры, она на ногах не стоит!
Глядя на них, Ольга расхохоталась.
— Дом, милый дом. Я тоже вас рада видеть, а у нас как всегда — война и беспорядок.
Переговариваясь, они прошли в кухню.
— Как тут у вас? Сто лет дома не была — соскучилась! — Ольга присела на краешек табурета.
— Все как обычно, мы с отцом работаем, Пашка учится, вернее, не учится — лишь компьютер на уме. Скоро совсем с ума сойдет, и нас сведет. Матерится непрестанно, но как-то по-своему. Я догадываюсь, что материться, а подзатыльник дать не могу, слов таких не знаю. Надо отцу сказать, чтобы выкинул компьютер к чертям.
— Только не компьютер! — Павел покачал головой. — Я лучше на костылях, вон, как Олька, но с компьютером.
Щелкнул замок, из коридора потянуло сквозняком.
— Привет, безногая команда! — произнес отец, входя в кухню. — Вот так и бывает: выйдешь в магазин за хлебушком, вернешься, а дома народу! — Он потрепал Ольгу по волосам. — Готовьте ложки, будем торт есть!
— Торт? — Пашка завертел головой. — А у нас есть торт?
— Уже есть, — отец указал за спину, — в коридоре.
Перехватив сына за руку, Ирина Степановна грозно произнесла:
— Сперва руки, потом торт.
— Зачем руки-то мыть, я же только из дому? — обиженно прогнусавил Павел.
— Затем, что так положено, — отрубила мать, — а кто руки не моет, тот не есть. Все. Свободен.
Павел искоса взглянул на отца. Тот ответил еле заметным пожатием плеч, мол, что делать, брат, традиция есть традиция. Всем видом выражая несогласие, Пашка удалился в ванную, что-то бормоча под нос.
— А с чего вдруг тортик? — Ирина Степановна с подозрением посмотрела на мужа. — Раньше за тобой тяги к сладкому не замечала.
Сергей Петрович на мгновение задумался.
— Наверное интуиция сработала. Проходил мимо кондитерского отдела, и так захотелось тортик. Не поверишь — руки сами взяли, и заплатил на автомате. А из магазина вышел, озадачился — к чему купил? Но не возвращать же, сама понимаешь. И так кстати получилось, — он подмигнул дочери, — как раз Ольга выписалась.
Через пять минут все уже сидели за столом, а Сергей Петрович нарезал большими кусками торт, раскладывая в подставленные тарелки.
— Что ж, предлагаю тост, — Сергей Петрович возвысился над столом с кружкой ароматного чая. — За благополучное излечение и возвращение в родное гнездо небезызвестной всем дамы, — он кивнул в сторону притихшей Ольги, — а также в преддверии наступающего дня рождения, сами догадайтесь кого, — он вновь кивнул, — предлагаю считать праздник открытым.
Его слова прервались мычанием. Откусив огромный кусок торта, Пашка пытался что-то сказать, но кроме невнятных звуков ничего не было слышно.
— Вот видишь, как Павел за тебя радуется, тройную порцию заглотил, — произнес отец ехидно. — Паш, я тебя не узнаю: ешь медленно, говоришь невнятно, не заболел, случаем?
Пашка издал сдавленное мычание, хрюкнул, его глаза расширились, зажав рот, опрометью выскочил из-за стола, скрывшись в ванной. Раздался плеск воды и сдавленные ругательства, прерывающиеся кашлем.
— Чего это с ним? — произнесла мать с недоумением.
— Это называется — не в коня корм, — ответил, Сергей Петрович переливая чай в блюдечко. Он налил «с горкой», и теперь отпивал излишки, стараясь не расплескать.
— Видно в кого пошел, — Ирина Степановна поджала губы, — один тортом давится, второй чай разливает.
— Не поваляешь — не поешь, — ответил отец известной народной мудростью. Повернувшись к дочери, он поинтересовался: — Ну, рассказывай: как самочувствие, как нога, что врач сказал при выписке? Наверняка знакомыми обросла за месяц.
Требовательно зазвонил телефон.
— Как всегда, только за стол сядешь… — Мать встала, с недовольным видом удалилась в комнату.
Когда они остались одни, отец наклонился к дочери, с заговорщицким видом поинтересовался:
— Где принца-то потеряла, это же он тебя подвез?
Ольга почувствовала, что краснеет, спросила, чтобы скрыть неловкость:
— Как ты догадался?
Сергей Петрович подцепил с пенистой, уложенной сугробиками взбитых сливок, поверхности торта ярко-красную бусину вишни, забросил в рот, сказал задумчиво:
— Полагаю, о контрацепции ты в курсе, ну а с остальным как-нибудь разберетесь. Кстати, а почему вы вдвоем не поднялись: не решилась показать, или сам отказался?
— Сам. А есть разница? — воспользовавшись возможностью, Ольга постаралась сменить тему. Не смотря на доверительные отношения с родителями, интимные подробности обсуждать не хотелось.
— Есть, — отец потрепал ее по плечу, — и в будущем ты это поймешь. А то, что одна пришла — отлично. Как решишься познакомить, будет повод купить еще торт. Видала, как Пашке понравился? Аж из ушей лезло! В следующий раз тоже попробую, может так вкуснее?
* * *
На следующий день Ольга собралась в институт. За прошедшие сутки Олег никак себя не проявил, и, махнув рукой, она перестала ждать звонка, занявшись необходимыми делами. Вытряхнув из платяного шкафа кучу блузочек, топиков и платьев, Оля аккуратно разложила вещи по постели, выбрав лишь то, в чем не стыдно показаться в институте. Все ненужное было сброшено в большую картонную коробку и задвинуто в шкаф, после чего на смену одежде пришла косметика. С наслаждением, почти забытым за время болезни, она наносила на ресницы тушь, подводила глаза тенями, накладывала пудру.
Закончив, она отошла от зеркала, критически огляделась. Из подсвеченной утренним солнцем зеркальной комнаты на нее взглянула одетая по последней моде симпатичная девушка. Ольга опустила глаза и недовольно поморщилась. Выглядывающий из-под юбки гипс смотрелся ужасно: его поверхность приобрела грязно-серый цвет и щетинилась тонкими волосками бинтов, напоминая старый валенок, забытый на ноге со времен зимних холодов.
Проковыляв в ванную, Ольга протерла грязь мокрой тряпкой, но стало только хуже: мокрые разводы неравномерно легли на поверхность, оставив замысловатые следы. Она схватилась за голову, но в этот момент взгляд упал на баночку с зубным порошком. Через две минуты баночка наполовину опустела, а «валенок» заблистал белизной.
Ольга с облегчением выдохнула. В таком виде можно и показаться на глаза мальчишкам с факультета: идеально сидящее платье, утонченный макияж, прекрасная фигура. Что же до гипса, так это лишь придаст таинственности, ведь не каждый день встречаются элегантно одетые девушки с гипсом на ноге.
Спуск по лестнице не отнял много времени. Нога действительно восстанавливалась, а может сказались ежедневные больничные тренировки: костыли стали чем-то вроде дополнительных конечностей — не очень быстро, но достаточно удобно.
Выйдя из подъезда, Ольга оглянулась по сторонам, и неторопливо двинулась в сторону студенческого городка. Ощущение собственной таинственности росло с каждым шагом, встречные одинокие мужчины провожали заинтересованными взглядами, а женщины вздергивали носики и ускоряли шаги. Даже гуляющие семейные пары не оставались равнодушными, когда Оля проходила мимо, отцы семейства, тайком от подруг, бросали вслед короткие взгляды. Сперва такое пристальное внимание немного смущало, затем стало веселить, а когда невдалеке показались башенки главного корпуса, настроение достигло высшей отметки.
Возле главного корпуса толпился народ. Молодежь группками подходила к застекленному фасаду, внимательно изучая приклеенные с обратной стороны стекла списки. На Ольгу нахлынули воспоминания, как еще совсем недавно, всего год назад, вместе с прочими абитуриентами она пришла сюда, чтобы ознакомиться с результатами экзаменов. Улыбнувшись, она прошла сквозь пеструю толпу будущих соратников по учебе. Зайдя внутрь, Оля окинула взглядом просторный холл «Цитадели», как в свое время окрестили главный корпус.
Недалеко от входа практиканты боролись с вековыми отложениями пыли на окнах. Борьба шла с переменным успехом. Пыли накопилось много, а силы у бойцов заканчивались, потому как — то один, то другой вдруг оставляли тряпки, и с видом сильнейшей озабоченности, доставая на ходу сигареты, убегали к запасному выходу. За минуту, таким образом, отошли три человека, но ни один не вернулся.
Посочувствовав страдальцам, в такую погоду впору плескаться в море, или, на худой конец, лежать на пляже, но не скоблить грязные окна, Ольга направилась к лестнице. Поборники чистоты присутствовали и здесь. Двое раздетых до пояса парней, с повязанными на голову майками, отскребали бритвенными лезвиями присохшие лепешки жвачки.
Один из парней положил лезвие, смахнув пот со лба, сказал зло:
— Поубивал бы коров, что тут ходили!
— Каких коров? — поинтересовался второй, вскинув голову.
— Тех, что это месиво нажевали. Тут же этого говна в палец толщиной насохло, не бритвой — топором рубить надо! Ой… — Заметив подошедшую девушку, он смущенно потупился. — Извините, пожалуйста. Мы уже третий час скребем, немного подустали, вот и… — Он виновато развел руками. — А еще четыре пролета впереди.
— Как я вас понимаю, — Ольга ободряюще улыбнулась, — мы в прошлом году занимались тем же самым, только в другом крыле, и жвачный слой был в два раза толще. Бесились еще сильнее, пока одна светлая голова не додумалась, как упростить работу.
— И что же вы сделали? — почтительно уточнил второй.
— Не мы, Андрейчик Чиж, со старшего факультета. Подошел, посмотрел на наши мучения, после чего ушел, а спустя четверть часа вернулся с кипящим чайником, облил самую грязную ступеньку, и попросил вернуть чайник, как закончим.
Парни застыли, боясь пропустить хоть слово.
— До нас дошло, лишь когда спустились до ступеньки с чайником. Присохшая намертво корка размякла, вспучилась, и слезла за один взмах скребка.
Оля пошла выше, вслушиваясь в удаляющийся топот за спиной: не теряя времени, уборщики понеслись за кипятком.
Возле деканата, над дверями которого красовалась металлическая табличка с надписью — «факультет психологии», — Ольга остановилась, взглянула на доску объявлений. Среди расписаний занятий, списков должников и поздравлений с защитами она с трудом обнаружила небольшой листок с результатами экзаменов своей группы, отметила несколько незнакомых фамилий, также недосчиталась и трех «старичков»: либо они сдали заранее, либо, что вероятнее, не перешли на второй курс. Своей фамилии в списке она также не нашла.
— Дементьева? — Из дверей деканата выглянула завуч, массивная женщина, за особенности комплекции и созвучие инициалов, прозванная среди студентов БТР. — Вы очень кстати, зайдите на минутку.
Стараясь ступать как можно ровнее, Ольга вошла в кабинет, сказала торжественно:
— Здравствуйте, Татьяна Родионовна. Чем могу быть полезна?
Завуч сверкнула глазами через толстые линзы очков, сказала с возмущеньем:
— Чем можете быть полезны? Да вы два экзамена пропустили, за это обычно отчисляют! — Она поправила очки, продолжила спокойнее: — Понятно, что в вашем случае ни о каком отчислении речи не идет, но вопрос стоит так: или осенняя пересдача, или академический отпуск. И в том и в другом имеются свои плюсы и минусы. Если пересдаете осенью, вы продолжите учиться, но пропустите летнюю практику, очень важную для первокурсников. Если возьмете академ — успеете отдохнуть и восстановиться, а также приобщиться к нововведениям, вступающим в силу со следующего набора, но потеряете год.
С силой распахнув двери, в деканат вошел Алексей Николаевич — декан факультета. Солидный, седовласый, с суровым лицом римского сенатора и вкрадчивым голосом психотерапевта, декан обладал тонким чувством юмора и удивительной способностью улаживать любые конфликты, за что пользовался заслуженным уважением коллег и безграничной любовью студентов.
— Вот так новость! Звезда факультета, положившая на алтарь победы свое здоровье, добрый день, — произнес декан, галантно подкатив Ольге кресло. — Присаживайтесь. Хотите чаю?
Заметив, как декан вертит головой, завуч произнесла сердито:
— Чайника нет. На кафедру педагогики унесли еще вчера, пойду, спрошу, но ничего не обещаю. — Кольнув Ольгу суровым взглядом, она вышла.
— Что ж, с чаем не вышло, — декан развел руками, — придется поднапрячься. Не знаю, как вам, Ольга, а мне нужно время от времени заправляться кофе: голова работает лучше, тонус повышается, да и конфликты проще улаживать. Я услышал часть вашего разговора с Тамарой Родионовной — действительно, все обстоит именно так. Зная ваши успехи в учебе, а особенно учитывая обстоятельства, я бы автоматом зачислил вас на второй курс, что, к слову сказать, и предложил ученому совету. К сожалению, меня не поддержали, вернее, как бы сказать поточнее, поддержали, но… — он побарабанил пальцами по столу, — знаете, как это бывает, человек соглашается, но лучше бы он отказался.
Ольга осторожно поинтересовалась:
— Алексей Николаевич, мне не совсем ясно, я смогу пересдать экзамены осенью?
— Обязательно пересдайте, хотя бы попробуйте. Люди вашего возраста часто считают, что годовой отрезок времени большого значения не имеет — годом больше, годом меньше. Где-то они правы, не годами измеряется жизнь. Но есть подводный камень. Оставив занятия на год, велика вероятность, что желания продолжить уже не возникнет: семья, работа, старые друзья, любимое хобби — и вот у вас уже есть все что нужно для счастья. К чему учеба? — В его словах промелькнула скорбь, но тут же исчезла, сменившись привычной корректностью с легкой ноткой озорства. Вздохнув, декан развел руками, сказал с грустной улыбкой: — Видите, сказывается нехватка кофеина, начинаю впадать в декаданс и мизантропию. Еще полчаса, и начну вылавливать в коридоре практикантов — плакаться в жилетку. — Он взглянул на часы, охнул: — К сожалению, должен прервать нашу увлекательную беседу, через полчаса встреча, а ехать на другой конец города.
Алексей Николаевич встал, сгреб со стола пачку документов в пухлый портфель, и направился к выходу. У двери он остановился, произнес:
— Удачного отдыха, надеюсь, видимся не в последний раз. А что касается учебы… — его лицо стало очень серьезным, — сдайте, обязательно попробуйте. И не бойтесь, если что-то не получается, слишком часто люди отступают после первой же неудачи. Не повторяйте чужих ошибок.
ГЛАВА 9
Не дожидаясь завуча, Оля вышла из кабинета, прошла по коридору. Слева открылся холл с мягкими диванчиками по углам. Взгляд сразу же прикипел к стенам, где в огромных стеклянных аквариумах, вделанных в керамическую ширму, замерли в дремотном оцепенении разноцветные рыбы. Словно живые картины, аквариумы манят таинственной зеленоватой глубиной: медленно колышутся толстые мясистые стебли, чуть заметно шевелят плавниками бледные лупоглазые рыбины, время от времени к поверхности устремляются веселые цепочки пузырьков.
Накатило сильнейшее желание искупаться в море. Ольга вздохнула, учитывая состояние ноги и несданные экзамены, море в ближайшее время не светило.
Звонко зацокали каблучки, послышались голоса. В холл зашла шумная стайка девушек.
— А я тебе говорю — не сдаст! Сама подумай, чтобы Петров сдал математику!? Завалил раз, завалит и второй… Ой, Оля!
Подруги мгновенно окружили Ольгу, засыпали вопросами.
— Ты куда потерялась?
— Ой, а где юбочку купила!?
— Ты уже листок оценок смотрела?
— А пойдем с нами в кафешку!
Ольга беспомощно улыбалась, не в силах вставить слово, успевая только поворачивать голову к очередной вопрошавшей. Потеряв терпение, она подняла костыль над головой, сказала угрожающе:
— Сейчас я кое-кого говорливого приласкаю.
Девушки, как по команде, замолчали, изумленно глядя на подругу. Белобрысая Сенечка схватилась за голову, испуганно зачастила:
— Прости пожалуйста, я и забыла совсем, что у тебя такая травма! Как ты себя чувствуешь? Как нога? Что с экзаменами?
— Сеня, не мельтеши, — массивная Элеонора нетерпеливым жестом прервала неудержимый поток слов. — Ольга сейчас на больничном, чувствует себя плохо. Может и костылем двинуть.
— Почему плохо? — удивленно поинтересовалась маленькая Женя в вельветовом сарафане с двумя тонкими смешными косичками. — Она ведь ничего не сказала.
— Человек сломавший ногу, пролежавший лучшую половину лета в больнице, и не сдавший экзамены, должен себя чувствовать преотвратно, а задающих дурацкие вопросы, бить костылем. — Элеонора кивала в такт словам, словно подтверждая, что так бы и сделала, а если не совсем так — то еще хуже.
Ольга звонко расхохоталась.
— Да вы меня за чудовище держите! Раз ногу сломала, теперь всех убивать?
— Это не мы держим, это она. — Женя покосилась на Элеонору, и на всякий случай отодвинулась.
— Девочки, — Оля подняла руку в жесте внимания, — кто-то собирался в кафе, или мне послышалось?
— Кафе, какое кафе? — Элеонора изобразила на лице удивление.
— Не было такого, — спрятав руки за спину, Сеня вдруг заинтересовалась горбатой рыбиной в аквариуме.
— Впервые слышу, — Женя нагнулась поправить некстати сползший сандалий, отчего стала совсем незаметной.
Ольга произнесла печально:
— Похоже, выбора нет, придется применять средство убеждения номер пять.
— Что за средство? — на лице Элеоноры проступила озадаченность.
— Ты о чем? — интерес к рыбе у Сени пропал столь же быстро, как и возник.
— Мне тоже любопытно, — Женя разогнулась, смешно взмахнув косичками.
— Какое? Вот какое! — демонически захохотав, Ольга взмахнула руками. Взметнулись костыли, страшно блеснув на солнце, словно два клинка. — Сейчас я вам покажу, во что превращаются злые безногие инвалиды, когда их не водят по кафе!
Вереща от восторга, девчонки шарахнулись врассыпную, заметались по холлу, поминутно сталкиваясь и хохоча. Посреди этого беспорядка стояла Ольга, ощерив зубы и размахивая костылями. Из ближайшей аудитории на шум выглянула студентка, распахнув глаза, в ужасе захлопнула дверь.
Первой не выдержала Женя, держась за живот и истерически взвизгивая, она согнулась возле стены, не в силах разогнуться обратно. Сеня, содрогаясь всем телом, упала на диванчик, и осталась лежать, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. На ногах остались лишь Элеонора. Распотрошив сумочку, она прикладывала платочек к глазам, не давая туши растечься.
— Оля, ну нельзя же так, — Женя с трудом выпрямилась, пригладив растрепавшиеся волосы, стала приводить себя в порядок. — А если бы у меня сердце было слабое?
— Наперед надо думать, прежде чем ущербных доставать, — Оля присела на диван, взглянула на Сенечку. — Жива, мученица?
— О-о! — только и смогла выдавить Сенечка. — Плохо мне.
— А тебе-то что? — Элеонора успешно сдержала натиск размокшей туши, и теперь подводила глаза, глядя в миниатюрную косметичку. — Женьку, вон, пополам загнуло, у меня глаза вытекли, а ты?
— Пло-охо. — Выпучив глаза, Сеня вдруг схватившись за живот, охнула: — Мне срочно надо отойти. Я быстро!
Элеонора спрятала косметичку в сумку, глядя, как Сеня убегает в сторону туалета, сказала приветливо:
— Оля, ты верно поняла. Мы собирались в кафе, и будем очень рады, если ты присоединишься.
— Не знаю, не знаю, — Ольга поджала губы, — меня нужно водить под руки…
— Само собой, — Элеонора кивнула.
— Переносить через бордюры.
— Обязательно, — Женечка подсела рядом.
— А в кафешке угостить вкусным-превкусным пирожным.
— Так точно, шеф! — в один голос отчеканили девушки.
Оля благодушно кивнула.
— Так и быть, несмотря на ваше отвратительное поведение, я согласна.
Девушки быстро привели себя в порядок, расправили складки на одежде, стряхнули несуществующие пылинки и, дождавшись Сеню, группкой двинулись к выходу. На крыльце Женя сказала с сомнением:
— Отсюда до кафешки — больше километра, не очень далеко, но Оля на костылях. Предлагаю пройти до остановки.
— Да, Олечка, тебе нужно аккуратнее. У тебя, наверное, ножка болит, и на костылях тяжело идти. Пойдем на остановку, сядем, доедем тихонечко, — затараторила Сеня.
— Оль, может в самом деле поедем? — Элеонора вопросительно взглянула на подругу.
Ольга сказала счастливо:
— Если бы вы знали, как я соскучилась по простым пешим прогулкам! Насиделась и належалась в больнице на год вперед. А за мои ноги не бойтесь, я еще в больнице километры на костылях наматывала, не упала ни разу. К тому же, кто-то обещал меня поддерживать, через ступеньки носить. Забыли?
— Нет, нет, что ты, как можно?! — Девушки дружно замотали головами. — Мы тебя поддержим, и перенесем, и спину вареньем вымажем, ты только больше костылями не размахивай — все ж на улице, неудобно как-то.
Небесный купол пронзительной голубой чашей нависает над головой, солнце изливает на землю потоки раскаленных лучей, над асфальтом поднимается дрожащее марево горячего воздуха. Голуби вяло бродят с места на место, выискивая в трещинах асфальта что-нибудь съедобное. В тени от домов разлеглись разомлевшие от жары бездомные кошки, не реагируя даже на отчаянных птиц, что, заигравшись, порой подлетают к самым усатым мордам.
Мимо проехала поливальная машина, окропив живительной влагой асфальт и широкую полосу прилегающей земли. Привлеченные происходящим, воробьи наперебой кинулись барахтаться в стремительно исчезающие лужи. Там, где струя воды теряла мощь, капли жидкости не успели впитаться в толстый слой пыли, раскатились смешными серыми шариками, с тихим хлопком лопались под туфлями.
Пройдя университетский сквер, девушки пересекли улицу, ненадолго задержались возле торгующих дешевой бижутерией и нижним бельем ларьков, после чего углубились во дворы.
— Терпеть не могу дворы, — Женины косички недовольно тряслись в такт шагам, — вечно о что-нибудь запинаюсь.
— Под ноги смотреть не пробовала? — ехидно поинтересовалась Элеонора.
Женя негодующе воскликнула:
— Пробовала, не помогает!
— А поднимать? — улыбнулась Ольга.
— Что поднимать? — Женя на мгновение опешила. — Мусор?
— Ноги, балда! Когда идешь по пересеченной местности на каблуках, ноги желательно поднимать.
— Да? Я как-то не задумывалась, — отозвалась Женя. — Надо будет попробовать.
Они вышли в небольшой, заставленный детскими домиками, дворик.
— Почти пришли, — с облегчением выдохнула Сеня. — Тоже не люблю дворы, но не из-за каблуков. Боюсь, пристанет кто-нибудь, но так получается, что постоянно приходится по ним ходить.
Ольга с Элеонорой переглянулись.
— Как в том анекдоте: — «И что ты теперь будешь делать? Как что — снова пойду!»
— Вы о чем? — Сеня с подозрением покосилась на подруг.
— Ерунда, не бери в голову, — Элеонора отмахнулась. — Тем более, уже пришли. Вон, на той стороне улицы. Минута ходу.
Кафе встретило их прохладой затемненного зала. После изнуряющего уличного пекла охлажденный кондиционерами до нужной температуры воздух казался живительным. Несмотря на жару, в кафе почти не было посетителей, лишь в дальнем углу, вальяжно развалившись в кресле, уткнулся в газету упитанный мужчина в белой безрукавке и шортах, да две девушки, сидя за столиком у окна во всю стену, лениво доставали ложечками мороженое из изящных чаш.
Осмотревшись, Элеонора пошла к столику, куда, благодаря удачному расположению, не попадало ни единого лучика с улицы. Следом гуськом двинулись остальные. Пока Женя задержалась у зеркала, подправляя макияж, а Ольга осторожно лавировала между стульев, стараясь не споткнуться об растопыренные, словно у пауков, ножки, Сеня собрала меню с ближайших столов, вожделенно впилась глазами в цветной буклет.
Когда девушки собрались за столом, Ольга, взглянув на стопку буклетов меню, изумилась:
— Здесь такой богатый выбор?
— Нет, просто, Сеня себя некомфортно чувствует без запасного буклета. Со всего кафе стащила! — хмыкнула Элеонора.
— Ничего вы не понимаете, — Сеня сладострастно листала цветные страницы, — я о вас побеспокоилась, чтобы каждая могла спокойно сесть, посмотреть, друг друга не дергать.
— Просто, она боится, что красивую картинку отнимут. Смотри, сейчас слюну пустит, — Ольга насмешливо покосилась на подругу.
К столу бодро приблизился официант, молодой парень, в белой отутюженной рубашке и черных брюках со стрелочками — бритвами, поинтересовался:
— Блюда, напитки, меню?
— Вы издеваетесь? — Женя негодующе распахнула глаза. — Да у нас весь стол ими завален!
— Кстати, я бы не отказалась. Ведь у вас наверняка есть нечто особенное, что вы никому не показываете? — игриво поинтересовалась Сеня.
Ольга поддакнула:
— Точно, принесите ей подшивку буклетов за прошлый год.
— Для таких девушек — что угодно. Можете заказать все, что обнаружите в меню, и даже что-нибудь сверх того, — расцвел улыбкой парень.
— М-мм! Даже так? — Элеонора томно вздохнула. — А мальчиков у вас можно заказать? Оль, ты каких любишь? Сене, я знаю, нравятся тощие и высокие, Женьке — маленькие и толстые. А мне… — она провела кончиком языка по губам, — ну ладно, сперва, подруги, себе потом. Так что там говорите у вас есть? — Элеонора искоса взглянула на официанта, что неотвратимо краснел, оригинально контрастируя цветом лица и рубашки.
— С чего вдруг мне нравятся толстые? — капризно надула губки Женя. — Маленькие, возможно, но толстые…
— А я высоких люблю, — простодушно согласилась Сеня. — И вовсе не тощих, хотя…
Поглядев на изнемогающего парня, Ольга покачала головой, произнесла деловито:
— Мне, пожалуйста, «Венгерский салат», мясное рагу и шоколадный джем, а из напитков грейпфрутовый сок. И принесите быстрее, уж не знаю, кто как, а я хочу кушать.
Благодарно кивнув, официант быстро записал заказ и уже собрался уйти, когда Элеонора схватила его за локоть, сказала поспешно:
— Стойте, стойте, я передумала: солянку, крыло индейки и китайские сладости. А мальчиков я позже закажу, когда наемся.
Все наперебой стали зачитывать диковинные названия из буклета, затем отказываться и называть другие, еще более экзотические. Кончилось тем, что официант исчиркал всю бумагу, извинился и ушел выполнять заказ, пообещав вернуться с новым блокнотом, чтобы записать «все-все желания очаровательных посетительниц».
— По-моему это перебор, — Ольга откинулась на спинку стула.
— Думаешь? А по мне, так в самый раз, — хмыкнула Элеонора, сдвинув стопку буклетиков к Сене. — Глядишь, запомнят, скидки будут предлагать.
Ольга усмехнулась:
— Скорее, больше не пустят, а персоналу запретят обслуживать, как особо неадекватных посетителей.
— А по-моему ему понравилось, — отозвалась Женя, поправив бюстгальтер. — Работала я в таких кафешках — скука скучнейшая: посетителей нет, на улицу не пускают, сидишь — маешься. Если мальчишки какие заходили — что ты! Такое развлечение. Мы чуть ли не дрались за обслуживание.
ГЛАВА 10
Высокий режущий уши звук прервал на полуслове. Обернувшись к окну, девушки успели заметить, как на дороге, уходя от столкновения, мелькнула белая иномарка. Словно в замедленном кино перед расширенными в ужасе глазами развернулось действие.
Не вписавшись в поворот, легковушка теряет управление, дернувшись, встает на два колеса и замирает, отсвечивая белоснежной крышей, будто дразня онемевших зрителей. Мгновения утекают вязкими каплями смолы, время останавливается в преддверии страшной развязки. Через лобовое стекло видно побагровевшего от напряжения водителя, застывшее лицо пассажира: распяленный в крике рот, ладони с растопыренными пальцами, вскинутые руки.
Время ускоряется. Неуклюже вильнув, легковушка вылетает с дороги. Перевернувшись в воздухе, проносится мимо, задев стеклянную стену кафе самым краешком. Резкий, словно удар молнии, высверк. С пронзительным треском прозрачная поверхность взрывается, наполняя пространство стеклянным крошевом. Сидящих возле окна девушек сметает вместе со столиком. Веером разлетаются куски пластика, обломки мебели с грохотом разбиваются о стены.
Надрывно воет сигнализация, где-то захлебывается криком женщина, бьющий по ушам, надрывный крик. Ольга взглянула на пол, где, в керамическом крошеве, лежит изломанная фигура: неестественно вывернутые руки, сломанные ноги, рваная рана в боку, откуда толчками выплескивается кровь. Женщина не двигается. Рядом с трудом шевелится ее подруга, зажимая руками лицо. На мгновение она отнимает ладони: у женщины нет лица, вместо него — кровавое месиво из ошметков кожи и обломков костей, лопнувшие глаза сочатся белесой жидкостью. Женщина подносит руки к глазам, пытаясь хоть что-то рассмотреть, но понимает страшную правду. Она издает ужасный крик, в котором уже нет ничего человеческого.
Сознание меркнет, пространство смазывается. Спасительное забытье гасит восприятие, защищая мозг от эмоциональной перегрузки. Очнувшись, Ольга некоторое время непонимающе всматривалась в резной с ажурной золотой сеточкой потолок, силясь вспомнить где находится: неподалеку раздается вой сирен, плечо саднит, а в спину упирается что-то острое. Память вернулась стремительно, принеся с собой ужасные картины разрушенного кафе и покалеченных людей.
— Ольга, Олечка, ты в порядке? — перепуганная, Сеня дотронулась до плеча. — Ну, скажи что-нибудь. Ты меня слышишь? Тебе больно?
Преодолевая слабость, Ольга приподнялась, оперлась на руки. Кафе выглядит так, словно внутри взорвалась бомба: разбросанные повсюду куски мебели, усеивающая пол стеклянная крошка, капли крови.
Ольга лихорадочно огляделась, спросила взволнованно:
— «Скорую» вызвали?
Скрипя обломками, с улицы вошла Элеонора, спросила хмуро:
— Уже пришла в себя? Женьке пластырь на лицо накладывают, — она мотнула головой, указывая назад, — в кафе аптечка нашлась. Но на улицу лучше не ходи, опять сознание потеряешь. Там вместо машины… — Не найдя что сказать, Элеонора лишь развела руками.
— Помогите встать, — Ольга оперлась руками на подруг. — Костыли дайте! — Костыли обнаружились тут же, на полу. Получив возможность ходить, Ольга с раздражением повторила вопрос: — «Скорую» никто не догадался вызвать?
— Когда? Ты всего на минуту отрубилась.
Не слушая, Оля поспешила в заднюю часть кафе, где уже знакомый молодой официант и несколько девушек с белыми от ужаса лицами бестолково переминались возле исходящей кровью женщины.
Нахмурившись, Ольга спросила:
— Телефон есть? — Видя, что на нее не реагируют, выкрикнула зло: — Телефон! Где телефон, черт побери?
Одна из девушек замедленно, словно во сне, обернулась. Ее губы дергались, но изо рта не доносилось не звука. Собравшись с силами, она выдавила:
— Телефон в комнате заведующего, но его сейчас нет, на обед отлучился.
Чертыхнувшись, Ольга стремительно зашагала назад, насколько позволяли костыли и загромождающие дорогу обломки. С улицы кафе выглядело не намного лучше: выбитые рамы щетинятся острыми осколками стекла, часть пластиковой стены исчезла, обнажив перебитые ребра арматур, асфальт бугрится вывороченными кусками. Недалеко обнаружилась и машина. Отскочив от стены, она влетела прямиком под задние колеса припаркованного КамАЗа. Охнув, Ольга замедлила шаг. То что прилепилось к задней части КамАЗа совсем не напоминало снежно-белую новенькую иномарку. Искореженный кусок металла, смятый, будто побывал в ладонях великана, слабо дымится. Переливаясь всеми цветами радуги, по асфальту расплывается бензиновая лужа.
Ольга в бессилье огляделась. На противоположной стороне дороги, на стене дома, ядовитым пятном выделяется пластмассовая сфера навесной телефонной будки. Она бросилась через дорогу, схватила трубку. Телефон оказался рабочий, из динамика донеслось тихое гудение. Набрав «03», Оля нетерпеливо барабанила пальцем по металлической коробке, пока на той стороне не раздался приглушенный помехами женский голос:
— Алло, «скорая помощь» слушает.
Продиктовав название улицы и номер дома Оля нажала рычажок, на секунду задумалась. В списке экстренных номеров, выбитых на металлическом корпусе телефона, значились еще несколько служб. Взглянув на последнюю строчку, где было написано всего три буквы МЧС, она решительно набрала цифры.
Перейдя улицу обратно, Оля направилась к остаткам машины, но чем ближе она подходила, тем медленнее становились шаги. Не дойдя нескольких метров, Ольга остановилась. Подойти ближе, значило увидеть содержимое. После зрелища в кафе повторять не хотелось.
К месту аварии постепенно стягивались люди. Кто-то пробовал пальцем обшивку, не горячая ли, кто-то увлеченно щелкал фотоаппаратом, не то в газетную ленту новостей, не то для домашней коллекции. Раздраженно орал ребенок, требуя чтобы его подвели ближе. Настойчивые убеждения полной мамаши о том, что машина грязная, и он запачкает свой замечательный розовый пиджачок, малыш игнорировал, продолжая визжать и дергаться.
— Чего он так гнал-то? — вопросил кто-то простуженным басом.
— Идиот потому что, — ответили в тон.
— А перевернулся почему?
— Ребенка объезжал.
— Да пьяный был или обкуренный. На такой скорости, какие дети? В дорогу бы попасть.
Окружающие одобрительно закивали. Разговор пошел оживленнее. С фигуры водителя плавно перешли на отечественный автопром, а оттуда на политику. Дальше толпа разбилась на небольшие кучки, где обсуждали актуальные бытовые темы и насущные проблемы каждого.
Слушать о грязных платочках любимого внука, стоя возле места трагедии, было неприятно. Ольга досадливо сморщилась, выбралась из толпы, обойдя машину, встала рядом. Вблизи покореженная конструкция выглядела совсем жутко. Через искривленную дверную щель тонкой струйкой стекала кровь, изнутри не доносилось ни звука.
Сквозь гул разговоров пробился посторонний звук, набрал мощь, приблизился, превратившись в шум мотора. Толпа подалась в стороны, расступаясь перед темно-синим микроавтобусом с ярко-красной аббревиатурой «МЧС» на дверях. Гуднув на столпившихся, автобус припарковался. Распахнулись дверцы, наружу выскочили парни в синих спецовках со все теми же красными буквами на рукавах. Рассыпавшись по дороге, они живо обошли место аварии, осмотрели машину и вернулись к автобусу. Один из мужчин, небольшого роста, с тронутыми сединой висками и суровым взглядом вышел вперед, вежливо попросил людей удалиться. Народ неохотно отступил, но тут же вернулся.
Мужчина что-то сказал на ухо одному из парней. Тот хмыкнул и скрылся в машине. Толпа с любопытством следила за происходящим. Парень показался обратно, держа в руках громкоговоритель. Седовласый забрал громкоговоритель, щелкнул кнопочкой.
— Граждане. Сейчас, на этом месте, работниками МЧС будет произведен демонтаж попавшей в аварию машины. В машине пробит бензобак, часть топлива растеклась по дороге и находится под вашими ногами. В ходе работ возможно возгорание и взрыв. В случае взрыва радиус поражения составит… — он посмотрел по сторонам, оценивая, — около пятидесяти метров. Предупредив вас я слагаю с себя всякую ответственность, можете оставаться на местах.
Он не успел договорить, как толпа стремительно поредела, а спустя минуту на месте аварии остались лишь работники МЧС. Отступив немного, Ольга наблюдала за их действиями.
Один из приехавших поинтересовался:
— А вы, девушка, не боитесь?
— Я из кафе, куда эта машина залетела, прежде чем протаранила КамАЗ. Да и не взорвется у вас ничего. Вы их специально напугали, чтоб не мешались.
Мужчина кивнул на разрушенный вход, спросил деловито:
— Оттуда? Жертвы есть, помощь требуется?
Оля тяжело вздохнула.
— Есть, но там только скорая поможет, да и то — если успеют. Их до сих пор нет, хотя звонила раньше.
Нас бы тоже не было, да с вызова возвращались, здесь, неподалеку, — собеседник неопределенно указал рукой. — А вы все же отойдите немного. Разное случается, может и фрезой прилететь, если заклинит.
Кто-то взял Ольгу под руку. Вздрогнув, она обернулась.
— Олег?
— Привет, родная. Прогуляться решила?
Она кивнула, сказала нервно:
— Решила, но, как видишь, не получилось.
— Да, неприятная авария. У тебя, наверное, от такого зрелища настроение испортилось? А я с нашими был. Как раз по соседству проезжали, когда по рации передали вызов.
Ольга указала на искореженную машину.
— Что вы с ней будете делать?
— Будут, — Олег поправил, — ребята будут, я здесь не при делах. — Распилят, людей вытащат, вернее то, что от них осталось, — он виновато взглянул на подругу, чувствуя неловкость от того что приходится говорить о подобных вещах.
Завизжала болгарка, от смятой машины фонтаном ударил сноп искр, рассыпая жгучие огоньки, заскрежетал металл, сгибаемый в титановых захватах. Искореженное железное месиво таяло на глазах. Словно по мановению волшебной палочки исчезла крыша, упав почерневшим куском на дорогу, сняли остатки дверей, обнажая изувеченную, залитую кровью кабину, где в нелепых позах застыли останки людей.
Не выдержав зрелища, Оля отвернулась, уткнувшись головой Олегу в плечо.
— Пойдем отсюда. Нужно заглянуть в кафе, посмотреть, как там девчата. Мы ведь тоже чуть не погибли.
Олег вздрогнул, присел рядом на корточки, заглянул в лицо. В его глазах мелькнул страх. Обхватив подругу за талию, он крепко прижал себе, прошептал со страхом:
— Нет, такого не должно произойти. Только не с тобой.
Ольга с удивлением взглянула сверху вниз, но промолчала, погладив его по волосам.
— Согласись, это было бы несправедливо, — ее голос едва заметно дрожал, — попасть в аварию, не успев срастить ногу.
— Это было бы ужасно несправедливо, потерять такое чудо, едва насладившись знакомством.
— Ладно, пойдем. Девчонки, наверное, уже с ума сошли, — она взяла его под руку, и твердым шагом направилась в сторону разрушенного кафе.
ГЛАВА 11
Гипс сняли на прошлой неделе. Съездив в больницу, Ольга прошла волнующую процедуру освобождения от надоевшего панциря. От взгляда на ногу ей едва не стало дурно: бледная, с рыхлой кожей и мутными пятнами опрелостей, конечность воспринималась как чужеродный придаток, вызывая ассоциации с бродячими мертвецами из фильмов.
Внимательно осмотрев ногу, доктор с удовлетворением произнес:
— Что ж, милочка, ножка ваша в полном порядке. Конечно, немного бледненькая, слегка помятая, но здоровая, а это в нашем деле главное. Немного упорства и здоровая конечность вам обеспечена… Хотя, мой вам совет, постарайтесь не перенапрягаться без крайней нужды.
Коснувшись напоследок рубца, Ольга встала, стараясь не хромать, прошлась по комнате. Получилось плохо. При каждом шаге в стопу постреливало, заставляя вздрагивать, и бессознательно оберегать ногу, сокращая давление до минимума. Недовольно покачав головой, Ольга огляделась. За прошедшую неделю квартира преобразилась: исчезли разбросанные повсюду непонятные вещи, создававшие впечатление не то древнего могильника, не то городской свалки, заблистали чистотой оконные стекла, новенькие обои покрыли ноздреватые стены ровными росчерками.
На известие о переезде семья отреагировала неоднозначно. Отец казался спокойным. Не заостряя вопрос, он дипломатично уточил интересующие детали, закончив напутственным словом. Пашка, узнав что ее новый знакомый аквалангист — МЧСовец, в ультимативной форме потребовал экскурсию на место работы, в противном случае пригрозив пробраться самостоятельно и испробовать акваланг в действии без чьего-либо разрешения. Тяжелее всего оказалось с матерью. Ругаясь на чем свет стоит, Ирина Степановна бегала по квартире, воздевая руки и расшвыривая вещи, но под конец успокоилась, обозвав детей неблагодарными свиньями и пригрозив, в случае чего, лишить прав на наследство.
А на следующий день, собрав две здоровенные сумки, Ольга сменила квартиру. Олег не стал злоупотреблять гостеприимством. Коротко познакомившись с родителями, он помог вынести вещи, клятвенно пообещав, что в обязательном порядке будет заставлять Олю каждый вечер отзваниваться домой с подробным отчетом о прошедшем дне.
Ольга вышла на балкон, где на мягком шерстяном коврике стопкой лежали учебники, взяла верхний. Времени до пересдачи оставалось немного, чуть больше месяца, поэтому она ежедневно занималась не менее двух-трех часов. Усевшись поудобнее, она открыла нужную страницу.
В комнате завозилось, зашлепало. Грохнув табуретом, сдавленно выматерилось, протопало назад. Вскоре из ванны донесся шум воды. Не отрывая взгляд от учебника, Ольга краем слуха ловила доносившиеся звуки. Губы сами собой сложились в улыбку. Дочитав страницу, она отложила книжку, встала, тихонько прокравшись через комнату, выглянула в коридор. Из-за полуоткрытой двери долетали холодные брызги и слышалось довольное фырканье. Вскоре журчание воды сменилось шуршанием полотенца, распахнув двери, вышел Олег: мокрые волосы торчат иглами дикобраза, с плеч стекают шустрые ручейки. Широко улыбнувшись, он шагнул навстречу, крепко обнял. В низ живота уперлось твердым. Ольга прихватила выпирающий бугор ладонью, игриво произнесла:
— Принц забыл снять перед душем пистолет?
Олег открыл рот для ответа, но так и застыл. Тонкая кисть скользнула под полотенце, обхватила, задвигалась. Он задышал сильнее, закрыл глаза и уперся руками в стену, прошептав чуть слышно:
— Еще.
Завязанный наспех узел разошелся, полотенце скользнуло вниз, обнажив пенис. Оля начала двигать рукой активнее, запустив вторую ниже, аккуратно обхватила яички. Влажная после ванны, кожа с трудом проскальзывала в ладони, цепляясь, словно посыпанная тальком, тянулась следом. Чуть согнув колени, Ольга наклонилась вперед, обхватив головку члена губами, медленно втянула в себя. Мужчина дернулся, застонал. Во рту вспухло разгоряченное, запульсировало, увеличиваясь в размерах. Оперевшись руками о бедра партнера, Ольга двигала головой, постепенно наращивая темп. Олег застонал сильнее, подстраиваясь, начал двигать тазом, сперва тихонько, затем все сильнее и сильнее. Сунув ладонь под яички, Ольга сделала сильное сосательное движение. Вскрикнув, Олег выгнулся, в рот плеснуло горячим. Едва не подавившись, Оля кинулась в ванну, зажав рот руками.
Умывшись, она выглянула в коридор. Закрыв глаза, Олег сидел у стены, его грудь часто вздымалась, рядом лежало полотенце.
— Ну ты даешь, — его голос прервался. — Это было потрясающе.
Присев рядом, Ольга обняла его за плечи, взъерошила мокрый ежик волос.
— Тебе, правда, понравилось? Я рада. Представляешь, это был мой первый минет, — она хихикнула, но тут же стала серьезной. — Но ты не думай, что я такая неумеха — первый раз в первый класс. Я об этом давно знала, просто не делала никогда. По рассказам подруг казалось противно, а оказывается совсем по-другому, так необычно и возбуждающе.
Он бледно улыбнулся, коснувшись губами ее лба, соскользнул ниже, положив голову на колени, прошептал:
— Ты не представляешь, как мне хорошо, не хочу ни говорить ни шевелиться.
Несколько минут они наслаждались тишиной и единением, испытывая покой и умиротворение от чувства близости. Наконец, Олег зашевелился, кряхтя поднялся, зашел в ванную. На пороге обернулся, сказал, хитро прищурившись:
— Если это первый, какой же будет десятый?!
Спустя полчаса они завтракали салатом из свежей зелени и бутербродами с ветчиной. Отправив в рот очередную порцию салата, Олег неожиданно щелкнул пальцами. Отвечая на недоуменный взгляд подруги, произнес:
— Сегодня нужно ненадолго забежать на работу. Как ты смотришь на мысль составить мне компанию? А после можно на речку поехать: возьмем ласты, маску, заодно Пашку прихватим — пусть пацан плавать учится.
— Потрясающе! — воскликнула Ольга иронично. — Неужели я удостоилась чести лицезреть твою секретную работу?
— Не злись, — Олег чмокнул ее в лоб, — просто не было повода. А что работа? Это со стороны МЧС окружено романтическим ореолом: как же — налетели, с помпой спасли — все на конях и в белом. А на деле, — он с неудовольствием повел плечами, — грязь, рутина. Одинаковые идиоты, на похожих машинах, разбивающиеся в лепешки с одинаковым результатом, распухшие двухнедельные утопленники, от которых несет так, что пробивает любой воздушный фильтр, обгоревшие пропойцы, поджигающие сами себя, заснув с сигаретой в кровати. Да все не перечислить. С какой бы скоростью не летела машина вызова и как бы ювелирно не спасли, все равно окажется, что ехали слишком медленно, а работали спустя рукава. И никого не волнует, что половина автопарка на ладан дышит, а другую Самсон — наш механик, ночами латает, вместо того, чтобы идти домой.
Олег зажег сигарету, нервно затянулся. Ольга подошла, погладила по щеке.
— Не заводись, я же в шутку. Просто, очень хочется посмотреть, как там у вас. Ты ведь уже месяц грозишься показать, а я любопытная. Мне, если что-то сильно интересно, обязательно надо узнать, а то разорвет. Правда-правда! — она закивала. — На мелкие кусочки.
Олег затушил сигарету, сказал с усмешкой:
— Ладно, лиса, собирайся, поехали, покажу тебе сокровищницу царя Соломона. Но если будет скучно, в меня не плевать — сама напросилась, — последние слова он говорил в одиночестве — Оля унеслась переодеваться.
Через четверть часа они вышли из дома. Покрытая засохшей корочкой глины, словно заправская свинья, машина встретила раскаленной волной воздуха, пахнувшей из раскрытого салона, словно из доменной печи.
Олег виновато развел руками, сознался:
— Автомойку не дождался. Такая очередь была — даже стоять не стал.
Ольга легкомысленно отмахнулась:
— Я не поборница чистоты любой ценой, к тому же — танки грязи не боятся.
Они сели в машину. Удушливая жара мгновенно обхватила липкими щупальцами, забила спертым воздухом легкие, солеными струйками пота прокатилась по спине. Не сговариваясь, оба опустили стекла, потянуло прохладой, дышать сразу стало легче. Выруливая на улицу, едва не сбили собаку, неожиданно выскочившую из кустов на дорогу. Олег успел нажать на тормоз в самый последний момент, избавив лохматого черного пса от гибели, в сердцах рванул руль.
Сзади загудели. Ольга вздрогнула, обернулась. Сигналя, мимо пронеслась колонна увешанных разноцветными ленточками машин. В первой, увенчанной двумя соединенными золотыми кольцами, промелькнуло женское личико в обрамлении белоснежной фаты. Кортеж умчался вперед, но над ровной линией машин еще долго трепетали воздушные шарики, постепенно уменьшаясь, словно рой уносящихся в туманную даль разноцветных мух.
Ольга посмотрела вслед, сказала с затаенной грустью:
— Наверное, это так приятно, одетой в белую фату, под звуки праздничного марша, вступать в новую жизнь.
Олег повернул голову, взглянул загадочно.
— Все когда-то происходит впервые, порой, даже раньше, чем ожидаем.
Впереди возник знакомый дом. Олег перестроился в соседний ряд, притормозил, перестроился снова. Подъехали к повороту во двор. Олег гуднул загораживающей проезд желтой «Волге» с шашечками на дверях. Из переднего окна такси выглянуло мятое лицо. Олег сделал нетерпеливый жест. Лицо поморщилось, пожевало губами, сплюнуло на асфальт и исчезло. Громко чихнув мотором, «Волга» сдвинулась, отъехала на несколько метров.
Свернули во двор. На лавочке у подъезда сидели девчонки, увидев Ольгу, зашушукались, возбужденно замахали руками. Помахав в ответ, Ольга показала язык, сказала со смешком:
— К вечеру весь двор будет знать, что незнакомые мужчины на крутых машинах подвозят меня до самого подъезда. То-то разговоров будет!
Подъехав к нужному подъезду, Олег сдал назад, ловко втиснувшись между стареньким «Мерседесом» и ярко-красной «девяткой», заглушил мотор.
— Что ж, иди, я подожду.
— Ну уж нет, — Ольга упрямо сдвинула брови. — Там он подождет, тут подождет, а я одна, как дура, с этажа на этаж бегай.
— Почему, как дура? — сбитый с толку, Олег недоуменно посмотрел на подругу.
— Потому. В конце концов, у меня парень, или шофер, что привозит, увозит, а между делом дремлет в кабине, да в моторе ковыряется?
Олег закивал, сказал поспешно:
— Ладно-ладно, конечно пойдем, раз все так сложно. Просто, я подумал, может тебе перед своими неудобно, все же знакомы самую малость, я в тот раз толком и не понял, какое впечатление произвел.
— А не важно, какое впечатление: хорошее — усилишь, плохое — улучшишь, — в ее глазах блеснули хитрые искорки. — Большой дядька, а такие простые вещи объяснять приходится.
В третий раз нажав на кнопку дверного звонка и не получив ответа, Ольга озадачено произнесла:
— Ничего не понимаю. Должны быть дома… Разве на дачу к тете Зое уехали. Хотя, папа не любитель, да и Пашка тоже, но мама недавно грозилась всех вывести, а с ней спорить… — она махнула рукой. — Ладно, воспользуемся отмычками.
Пошарив в сумочке, Ольга вынула блестящий стеклянный шарик, за которым, прикрепленная цепочкой, вытянулась увесистая связка ключей, выбрала нужный, отворила дверь, пропуская спутника первым. Грохнуло, посыпалось невидимое в полутьме железо, Олег сдавленно выругался. Оля щелкнула включателем. На полу, в живописном беспорядке, расположились непонятные платы вперемешку с пустыми консервными банками.
Олег пробормотал с досадой:
— Теряю навыки. В армии нас учили не бродить по незнакомым затемненным помещениям. Впредь без металлоискателя сюда не сунусь.
— Откуда здесь все это? — Ольга развела руками.
Скрипнули половицы. Из-за косяка высунулась лохматая голова, повела глазами.
— Ха-ха, подорвались, растяпы!
— Пашка, это ты натворил!? — Оля негодующе взглянула на брата.
— А бить не будешь?
Ольга нехорошо ухмыльнулась:
— Я-то не буду, не барское это дело, слуг пороть, а вот он, — Оля кивнула на Олега, что с любопытством прислушивался к беседе, — запросто. Его в армии учили, как бить непослушных детей, чтобы синяков не оставалось.
Пашка покосился на Олега, шмыгнул носом.
— Тогда предупреждаю, буду отступать через окно.
— Ты на кого мину ставил, братан? — Олег наклонился, взял одну из деталей, повертел в руках. — Какая-то странная модификация — компьютерные платы с консервными банками.
Павел вышел из комнаты, сгребая в кучу разбросанный хлам, с охотой объяснил:
— Это я решил старые кишки от компа выкинуть, почти половину комнаты занимают, а консервами обедал. Вы как это все раскидать умудрились? Я же пакет специально поставил подальше от двери, чтобы не задел кто, — он пытливо уставился на гостей. — Поди, специально?
— Это не ко мне. Олега пытай, он у нас подрывник.
Ольга направилась в кухню, краем уха прислушиваясь, как радостно заверещал брат, кинувшись выспрашивать, сколько и чего нужно для взрыва школы, чтобы ремонта хватило хотя бы на недельку — другую. На кухне обнаружилась здоровенная кастрюля борща, и доверху набитая жареной рыбой сковородка. Осталось неясным, зачем при таком изобилии брат питался консервами. Пожав плечами, она пошла в ванную, а оттуда в комнату, где Пашка уже во всю что-то объяснял Олегу, тыкая в экран пальцем и нетерпеливо притопывая ногой.
— Он тебя уже приобщил? — поинтересовалась Оля, задумчиво осматривая комнату, на предмет — что еще из нужного не забрала в прошлый раз.
Не отрываясь от экрана, Олег буркнул что-то неразборчивое. Ольга отвлеклась от мыслей, с удивлением взглянула на обоих, ребенка и взрослого, что с одинаковым энтузиазмом впились взглядами в монитор, словно обнаружили там нечто невероятно привлекательное. Заинтересовавшись, она подошла ближе, заглянула поверх голов. За гладкой матовой поверхностью, словно за волшебным окном, открылся сказочный мир.
Блистающие шпили витых колонн с трепещущими кисточками прапорцев устремляются в бездонное небо. Величественные, покрытые витиеватым узором башни вырастают из массивных стен, широким кольцом опоясывающих великолепный дворец. Из дворца, через открытые врата, выплескиваются блестящие на солнце, закованные в латы рыцари. Самые дальние, что только выехали, видны совсем чуть-чуть, намеченные лишь схематичными точками, но чем ближе, тем больше деталей: многочисленные складки одежды, выгравированные на панцирях витиеватые вензеля, а у тех, что приблизились почти в упор, можно различить даже старые шрамы, то здесь, то там пересекающие красивые лица.
Покачав головой, Ольга на цыпочках отошла назад, не найдя сил оторвать любимых людей от этой чудесной, хоть и нарисованной, сказки. Выйдя из комнаты, она притворила за собой дверь, перешла в соседнюю. Щелкнув пультом телевизора, подошла к столику, где хранились мамины украшения и притирки, оглядела придирчиво. За прошедшие недели на столике появились несколько новых бутылочек, а из открытой коробочки с бижутерией свешивалась серебряная цепочка с желтым полумесяцем.
В телевизоре замельтешило, раздался радостный хохот. На залитой разноцветными огнями сцене двое избивают друг-друга надувными молотами, беспрестанно падая и кривляясь, публика отвечает взрывами смеха. Через пару минут, когда на ногах остался лишь один из противников, на сцену вышел толстый ведущий, скрывая что-то в руке за спиной. Обратившись к победителю с поздравительной речью, он подошел ближе, а когда закончил, неожиданно выхватил из-за спины сочный торт и с размаху влепил участнику в лицо. Зал взвыл в пароксизме хохота, а ведущий вторил залу со сцены, сотрясаясь всем телом, словно гигантское желе.
Брезгливо сморщившись, Ольга переключила канал. Потыкав кнопки, пропустила еще несколько подобных программ, остановившись на трансляции балета. Хрупкие миниатюрные женщины в белых пачках и пуантах синхронно танцуют под известную музыку, перемещаясь по имитирующей глухое лесное озеро сцене. Засмотревшись, Оля забыла о времени. Опомнилась она оттого, что кто-то нетерпеливо сопел за спиной. Обернувшись, Оля обнаружила недовольного Павла, спросила с удивлением:
— Вы уже закончили с компьютером?
— Мы уже с ним полчаса как закончили, но Олег не хотел тебя тревожить. — Брат мотнул головой, воскликнул: — Но это невозможно! Тебя не тронь — до упора будешь в ящик таращиться, всякую муть смотреть.
— Это же Лебединое озеро! — возмутилась Ольга.
— Чего шумим, чего воюем? — в комнату вошел Олег.
Ольга ткнула пальцем в брата.
— Это чудище с собой не берем, оно классику не приемлет.
— А что классика, классика-то причем!? — возмущенно завопил Пашка. — Я же не в театр с вами напрашиваюсь. Олег тоже классику не любит, а спасателем работает. Ну, скажи ей, Олег!
Ольга нехорошо посмотрела на друга.
— Ты не любишь классику? Олег, это правда?
Олег попятился, натянуто улыбаясь, пробормотал:
— Пашок, ну зачем ты меня в ваши разборки втягиваешь? Я классику люблю, вернее, любил, и читаю. Ну, читал, в смысле. И вообще… — он отступал до тех пор, пока не отошел на безопасное расстояние, — я даже на спектакль ходил в школе, вернее, нас водили.
— Вот видишь! — Павел запрыгал вокруг. — Нас тоже водили, значит, я тоже классику люблю. А что она муть… ну, кто-то альтернативу слушает, кто-то готику, хотя занудь конечно, но тоже имеет право на существование. Вот и классика также — неизбежное зло: все проходили, все учили, но никому не нравится.
Ольга возвела глаза к потолку, трагически произнесла:
— Боже мой, и с этими неокультуренными чудовищами я живу под одной крышей!
Пашка уперся руками ей в спину, толкая в направлении выхода, пробормотал:
— С одним уже не живешь, а второго постепенно окультуришь, включая каждый вечер балет. Если он раньше из дому не сбежит, ха-ха!
ГЛАВА 12
Массивное серое здание возникло рывком, выступив из буйной зелени парка тяжелым приземистым прямоугольником, словно древняя цитадель, возведенная с расчетом на отражение постоянных вражеских атак: мелкие окна — бойницы, острые зубцы наверху, даже красный пристройки гаражей больше напоминают собранные из необожженного кирпича солдатские казармы. Каждое мгновение кажется, что вот-вот прозвенит сигнал тревоги, а из-за распахнувшихся врат начнут выбегать закованные в доспехи воины с острыми блестящими мечами.
Ольга отбросила непрошенные мысли. По всей видимости, подсмотренная у Пашки игра нашла в ее душе смутный отклик, вызывая неожиданные образы и необычные сравнения.
Припарковались возле «казармы». Олег вытащил ключ зажигания, подмигнул.
— Я на пару минут в «бастион». С собой не приглашаю, много возни с пропуском, но буду скоро. Не скучайте тут. — Хлопнув дверцей, он направился к серой громаде, дойдя до здания, распахнул неприметную дверь, исчез из виду.
Сзади нетерпеливо завозился Пашка, закряхтел, протискиваясь вперед, шумно перевалился через спинку, свернув зеркало и едва не заехав сестре ногой в ухо.
Отдернувшись, Ольга рассержено зашипела:
— Пашка, когда-нибудь точно зашибу!
— Не догонишь, не догонишь! — Скосив глаза к носу, Павел состроил страшную рожу, заржал, и кубарем выкатился из машины.
— Ах, ты ж! — Сестра вылетела следом.
Некоторое время они бегали по парку, шурша травой и вздымая пыльные облачка с посыпанных песком дорожек. В конце концов Оля отстала, залюбовавшись растущими повсюду оранжевыми огоньками бархатцев, а Пашка ускакал в сторону гаражей, затерявшись в кирпичных постройках. Вдыхая полной грудью пряные запахи свежей листвы, Ольга бродила, сбивая прутиком перезрелые головки одуванчиков. От удара белые шапочки разлетались пушистым роем, что плавно спускался на землю, смещаясь вместе с движением воздуха.
Посидев в траве, и понаблюдав за симпатичными красненькими букашками, деловито снующими по своим букашечьим делам, Оля направилась обратно, дойдя до гаражей, осмотрелась. Павла не было видно. Из распахнутых настежь ворот одной из построек доносился пронзительный визг болгарки. Ольга заглянула внутрь. В отблеске рассыпающихся ярким фейерверком искр обозначилась фигура брата. Расположившись на капоте автомобиля странной формы, парнишка вертел в руках блестящие трубки непонятного назначения. Увидев сестру, Пашка призывно замахал руками, но, заметив, что она колеблется, раздраженно дернул щекой, выскочил навстречу, возбужденно затараторил:
— Да не стой же ты, тут такое, такое… — Не находя слов, чтобы выразить переполняющие эмоции, Павел затряс головой. — Тут такой мужик работает, космические корабли на коленке собирает! Это он Олегу машину переделал. Пошли скорее, познакомлю.
Парень в потрепанной робе, с загорелым до черноты лицом, мгновение назад вовсю орудовавший болгаркой, отложил инструмент, вытирая руки промасленной тряпкой, с любопытством смотрел на входящих.
— Вы Ольга, — заметил он низким бархатным голосом. — А я Самсон. Руку не предлагаю — весь в масле.
— Очень приятно. — Оля приветливо кивнула. — А откуда, простите…
— Знаю имя? — Самсон расплылся в улыбке. — Уже четверть часа Павла слушаю, и узнал намного больше, чем только имя. К тому же Олег нет-нет, да обмолвится о некой таинственной подруге.
— Теперь понятно, с кого спросить за разглашение. — Ольга сурово сдвинула брови.
— Нет, нет, что вы, — приняв игру всерьез, Самсон замахал руками. — Олег у нас молчун, слова не вытянешь. Вы уж его не ругайте, а то не расскажет больше ничего.
— А вы и рады послушать. — Она насмешливо наклонила голову.
Парень простодушно согласился:
— Ну да, я же весь день в гараже, и, хотя, работы хватает, всегда приятно поговорить. Сюда редко кто заходит, основной гараж по соседству, а у меня капремонт и тюнинг.
— Пойдем, посмотришь какие он тачки делает! — Пашка нетерпеливо приплясывал вокруг. — Да пойдем же, потом договорите.
Перешагивая разбросанные по проходу металлические части, они прошли вглубь помещения. Самсон лязгнул ручкой рубильника, под потолком вспыхнули лампы, заполнив пространство ровным матовым светом. Насколько невзрачным выглядел гараж снаружи, настолько праздничным он оказался внутри. С потолка, словно новогодние игрушки, гирляндами свисают отполированные до блеска непонятные детали. Вдоль стены вздымается стеллаж, где, ровными стопками, рассортированные по размеру и предназначению, покоятся железки самых причудливых очертаний. Ведя сестру за собой, Павел что-то непрерывно объяснял, жестикулировал, и поминутно восторгался, тыкая пальцем в пучки разноцветных проводов и небольшие пузатые баночки с маслянисто поблескивающим содержимым.
Оставив брата, Оля подошла к дальней стене, покрытой нанесенными масляной краской рисунками. Полузатертые, наползающие друг на друга изображения диких зверей, ландшафтов и женских лиц заполняют всю стену, не оставляя ни сантиметра пустой поверхности. Тут же находится столик с красками, на котором лежит распылитель, и, ощетинившись, словно раздраженный дикобраз, стоит кружка с кисточками. Ольга прикоснулась к разрисованной поверхности, провела рукой, ощутив под пальцами прохладную текстуру металла, обернулась к Самсону.
— Ты еще и рисуешь?
— Так, баловство. Наброски для аэрографии, — произнес парень, потупившись. Но, наткнувшись на вопросительный взгляд гостьи, оживился, произнес с подъемом: — Ты не слыхала об аэрографии? Как бы объяснить… Татуировки видела? Некоторые их наносят на тело, для красоты, так вот аэрография — те же татуировки, только на машинах.
Ольга сказала восторженно:
— Наверно, жутко увлекательное занятие. Тем более, если твоя картина ездит по городу, и все на нее любуются. Для художника лучше не придумать.
— Так-то для художника, — он почесал затылок, — я ж механик, а художник лишь изредка, для души. Хотя, порой кое-что получается. Если хочешь, могу показать.
— Конечно, хочу. — Ольга с готовностью шагнула к нему. — Куда идти?
Самсон отступил в угол, где под блестящим черным полиэтиленом угадывались очертания машины, взялся за край и одним резким движением сдернул тонкую пленку. Сзади раздался сдавленный писк брата, а у Ольги перехватило дыхание — словно привезенная из далекого будущего, перед ними возникла удивительная машина: плавные обводы корпуса, обтекаемые, словно спина дельфина, замысловатые решетки воздухозаборников. Темно-фиолетовая, с бардовыми переливами, исчерченная паутиной умело наложенных теней, машина создавала иллюзию небольшого инопланетного корабля, неизвестно каким образом попавшего в обычную автомастерскую.
— Самсоново творение разглядываете? — поинтересовался Олег, возникнув в проеме входных ворот. — Челюсти об пол не ушибли? — Улыбаясь, он подошел ближе. — Самсон у нас скромняга, видать, сильно вы ему приглянулись, раз машину показал. Мало кто удостаивается такой чести. Кстати, я уже готов, если насмотрелись — марш в машину.
* * *
Дыхание реки ощутили заранее: воздух насытился влагой, а палящее июльское солнце перестало обжигать. Остановившись на обрывистом склоне. Павел, не раздумывая, понесся вниз, а Оля подошла к краю обрыва, осмотрелась. Берег оказался буквально забит телами отдыхающих самых разных цветовых оттенков: от молочно белых, попавших на солнце впервые, до бронзовых завсегдатаев пляжа.
Хлопнула дверца багажника. Олег запер машину, подошел, держа в одной руке пакет с полотенцами, а в другой ласты и плавательную маску, поинтересовался:
— Ну что, спускаемся, или тут постоим?
Они направились вниз, где, побросав одежду в кучу, по мелководью уже вовсю носился Пашка, веселя мелких детишек и вызывая недовольные взгляды мамаш. Ольга отказалась от помощи, нежно, но решительно отклонив предложенную руку. Нога напоминала о себе легким покалыванием. Несмотря на ежедневные тренировки, двигаться приходилось с определенным трудом, аккуратно распределяя вес при ходьбе, и ставя стопу определенным образом. Порой, утомленные непривычным напряжением, мышцы уставали так сильно, что приходилось сжимать зубы до ломоты, чтобы не расплакаться от острой стегающей боли. В такие моменты Ольга бледнела и ненадолго останавливалась, подыскав подходящий повод. Если же рядом находилась скамейка, она опускалась на краешек, наслаждаясь мгновенным блаженством короткой передышки.
Спустившись вниз, подыскали свободное местечко. Небольшой, покрытый пучками жесткой травки, пяточек земли не приглянулся изнеженным городским обитателям, оставшись нетронутым оазисом среди усыпанного телами пространства. Сбросив одежду, Олег подцепил маску с ластами и направился к реке, пригрозив найти Павла и обучить его основам спасательских навыков на воде.
Неподалеку расположилось упитанное семейство. Изрядных размеров папаша, под недовольным взглядом столь же объемной супруги, неуклюже пытался развеселить пузатого малыша, тыкая ему в рот блестящим леденцом на палочке. Малыш недовольно верещал, отворачивался, а под конец выхватил леденец, запустил им куда-то за спину. Судя по долетевшему недовольному возгласу, малец не промахнулся.
Ольга перевела взгляд. Справа, на темно-зеленом покрывале, под палящими лучами вытянулись три девушки топлесс. Все мужчины в радиусе десятка метров тайком бросали на них заинтересованные взгляды. Почувствовав, что краснеет, Ольга отвела глаза.
Убаюканная льющимся с небес теплым маревом, она легла на живот и незаметно для себя задремала, но в тот момент, когда явь смешивается со сном, унося сознание в сказочные миры, по спине стегануло током. Дернувшись, Ольга мгновенно обернулась, с трудом подавив готовый вырваться вопль. Рядом весело скалил зубы Пашка, зажав в одной руке ворох одежды, а в другой половинку пластмассовой бутылки с остатками воды на дне.
— Ах ты свиненок! — Ольга подскочила, взмахнув рукой для подзатыльника.
Павел увернулся, бросил одежду и, хохоча и кривляясь, зигзагами понесся в сторону, перепрыгивая загорающих. Сон прошел. Вздохнув, Ольга встала, двинулась к кромке воды, где уже вовсю плескался Олег. Покрытый прилипшим песком, с намотавшимися на ноги водорослями и сдвинутой набекрень подводной маске, он напоминал морского черта, на минутку покинувшего родную стихию для прогулки по берегу.
Ольга смерила его насмешливым взглядом, сказала:
— Теперь я точно знаю, кто позировал на твою дверь.
Олег проследил за ее взглядом, ответил:
— Это неправда. На море я никогда не был, а купаюсь в основном в бассейне, там ни песка, ни водорослей. Кстати, ты ластами пользоваться умеешь? — Дождавшись отрицательного жеста, он кивнул: — Это мы исправим. Вот тебе ласты, надень, и маску не забудь, а я пока искупнусь, а то правда, словно в говне извалялся, перед людьми неудобно.
Он нырнул, без плеска уйдя под воду. Надевая ласты, Ольга посматривала на реку, но водная гладь оставалась пуста. Почувствовав беспокойство, она встала, приложив руку козырьком к глазам, чтобы не мешало солнце, зашла в воду. Время шло, и Оля уже собралась звать на помощь, как вдруг что-то холодное и мокрое коснулось плечей. Едва не заверещав от ужаса, Ольга рывком развернулась, вернее, попыталась развернуться, обутые в ласты ноги словно приклеились ко дну. Неловко взмахнув руками, она мягко опрокинулась.
Сквозь полупрозрачное колеблющееся марево проглянуло улыбающееся лицо Олега. Миг, и могучая сила повлекла наверх, вынося из прохладных речных объятий.
— Скотина, разве можно так пугать! — Ольга кашляла и отплевывалась, от неожиданного падения, нахлебавшись воды. — А ну иди сюда.
С виноватым видом Олег пятился.
— Дорогая, ну кто же знал, что ты такая пугливая. Я же не нарочно.
Оля пыталась догнать, но вода сопротивлялась, и она топталась на месте, отчего раздражалась еще больше.
— Все мужики такие! Сначала прячутся, заставляя нервничать, а потом пугают.
Олег некоторое время героически крепился, глядя на безуспешные попытки подруги выйти, под конец не выдержал, расхохотался:
— Милая, у меня работа связана с плаванием, меня утопить сложнее, чем всех этих отдыхающих, вместе взятых. Решил размяться, понырять. Только я не совсем понял, чего ты так испугалась?
Ольга почти выбиралась из воды, гнев прошел, а на душе стало хорошо и спокойно, сказала беззлобно:
— Лап твоих лягушачьих испугалась, рожа водяная. Хоть бы предупредил, а то положил скользкие холодные ручищи…
Олег встретил ее на берегу, обнял, нежно поцеловал в губы, сказал просто:
— Хорошо, поплаваем позже, а сейчас пойдем сохнуть.
Они почти дошли до своего места, как позади раздался отчаянный крик. Ольга вздрогнула, нога застыла в воздухе, а в сердце болезненно кольнуло. Олег мгновенно развернулся, черты его лица заострились, а взгляд нацелился на что-то позади. Повернувшись, Оля успела увидеть девушку, протянувшую руку в сторону реки, когда мимо пронеслась фигура, обдав тугой волной воздуха. Пока она лихорадочно шарила глазами, отыскивая причину паники, Олег преодолел песчаную полосу, и уже плыл, вспенивая речную воду, словно торпеда.
Вглядевшись внимательнее, Оля заметила в отдалении от берега слабое шевеление. С расстояния казалось, что попавшее в воду насекомое растеряно перебирает лапками. С холодком в груди Ольга поняла что это за насекомое — в нескольких десятках метрах от берега тонул человек. Судорожные движения становились все реже, тонущий боролся из последних сил. Остроту ситуации оценила не только она: Олег, летящий, словно дельфин, наддал еще. Можно было только догадываться, чего ему это стоило. Создавалось впечатление, что по воде несется механизм, оснащенный бесшумным мотором. Столпившиеся у воды мужчины переминались, не в силах решиться — плыть ли следом, на помощь, или дожидаться развязки на берегу.
Когда до тонущего оставалось совсем немного, человек перестал сопротивляться и скрылся из глаз. По пляжу пронесся вздох ужаса. Все, как один, затаили дыхание, не в силах оторвать взгляд от места трагедии. Секунды медленно утекали, уменьшая шансы на спасение, напряжение нарастало. Какая-то женщина от переизбытка чувств упала в обморок, у ее тела бестолково суетился спутник, не зная что делать, потеряно оглядывался вокруг. Один из мужчин негромко выматерился, прыгнул в воду, следом посыпались остальные.
Девушка закричала вновь, указывая рукой. Все головы мгновенно повернулись в этом направлении. Гораздо ниже по течению медленно плыл человек. Глядя на замедленные гребки, могло показаться, что человек очень устал, или плывет с тяжелым грузом. Стоявшие у воды, обгоняя друг-друга, кинулись к предполагаемому месту выхода пловца. Взволнованно прижимая руки к груди, Ольга побежала следом. Прибыв на место одной из последних, она с трудом протиснулась к реке, расталкивая локтями плотно столпившихся людей.
Олег по-прежнему греб к берегу, но его неумолимо сносило. Медленно взмахивая правой рукой, левой он удерживал безвольное тело, захватив его таким образом, что голова возвышалась над водой. Несколько человек бросились в воду, перехватили, потащили в десяток рук, выдергивая спасителя и жертву из цепких лап стихии.
На берег Олег вышел пошатываясь, за ним вынесли спасенную. Утопающий оказался стройной девушкой лет двадцати в ярко зеленом бикини. Ее руки весели безвольными плетьми, спутанные мокрые волосы волочились по земле, забиваясь песком. Олег жестом указал на песок. Тело тут же положили на землю. Девушка не подавала признаков жизни. Не обращая внимания на окружающих, спасатель опустился рядом, бросил взгляд на бледное лицо с закрытыми глазами, положил скрещенные ладони на грудь.
Три быстрых толчка, три вдоха через посиневшие губы, еще три толчка, и опять три вдоха. Со стороны казалось, что мужчина играет в какую-то странную игру, то легонько толкая подругу, то нежно целуя ее в губы. Три толчка, три вдоха — лежащая по-прежнему не подает признаков жизни, опять три толчка, и опять поцелуй в холодные губы. Лицо спасателя, словно маска фараона, остается неподвижным, лишь шишками бугрятся желваки, выдавая внутреннее напряжение.
Наконец, в звенящей тишине раздался стон, девушка выгнулась, извергнув изо рта мутную струю воды. Олег бережно повернул ее на бок, устало произнес:
— Подержите.
Множество рук протянулись, поддерживая, ощупывая, согревая. Олег незаметно выбрался из толпы, наткнувшись взглядом на Ольгу, молча поманил за собой.
Пока собирали брошенные вещи и поднимались на берег Олег молчал, лишь когда остановились возле машины, запрокинул голову, с силой потер лицо. Окинув взглядом притихших попутчиков, утомленно произнес:
— Вот такая она, работа спасателя.
ГЛАВА 13
Наступил день пересдачи. Встав раньше обычного, Ольга просматривала учебники, сидя на балконе. Пальцы привычно ощупывали гладкую бумагу, взгляд пробегал по строчкам, пропуская лишнее, прыгал через абзацы. Порой, Ольга теряла нить текста, улыбаясь мыслям, что неслись возбужденным роем.
Скрипнули половицы, отворилась дверь, пропуская взлохмаченную голову. Голова моргнула сонными глазами — щелочками, пожевала губами и изрекла:
— Гранит науки с утра… жесть, — после чего скрылась.
Ольга встала, отложила книгу. Зайдя в комнату, взглянула на стоящий напротив будильник — половина девятого. В запасе осталось два часа. Она прошла на кухню, заглянув в холодильник, уверенным движением вытащила из морозилки большой кусок замерзшего мяса.
Когда, закончив душ, Олег пришел на кухню, на плите уже вовсю шипела сковородка, выстреливая жгучими капельками масла, а посреди стола, на большой плоской тарелке, возвышалась аппетитная горка нарезанных мелкими ломтиками овощей. Стараясь не мешать, Олег присел в дальний угол, любуясь, как подруга ловко переворачивает шкворчащие кусочки, а спустя минуту перед ним появилась тарелка исходящего паром мяса. Следом возникло блюдце с хлебом, майонез и бутылочка острого соуса. Вдохнув полной грудью аромат, Олег подцепил вилкой сразу несколько кусков мяса, закинул в рот, замычал от удовольствия.
Ольга с улыбкой наблюдала, как он трясет головой, обжигаясь горячим мясом, но продолжает забрасывать в рот все новые порции. Сама она едва притронулась к пище, хотя дразнящий аромат щекотал ноздри, пробуждая аппетит и заставляя желудок беспокойно ворочаться. Поковыряв вилкой салат, Ольга решительно встала из-за стола.
— Благодарю за компанию, но не в коня корм. Не могу отвлечься от экзаменов.
Олег о чем-то задумался, нахмурив брови и поглядывая на часы, сказал серьезно:
— Экзамен — хорошо. Не сомневаюсь, что сдашь на отлично. К сожалению, сегодня много работы, возле плотины размыло грунт и повредило идущую по дну линию напряжения. Вернусь поздно, так что не теряй. — Приблизившись, он обнял ее за талию, поцеловал в висок. — А завтра поедем к Петру, он на днях достроил баню, требует в гости. Я намекал, что ты баню не любишь, но он слышать ничего не хочет.
Ольга отстранилась, сказала с удивлением:
— Я не люблю баню? Это я-то не люблю баню?!
На лице Олега промелькнуло недоумение:
— А разве любишь? А… ну да, ну да. Это кто-то другой не любит. Извини, спутал.
— Кто-то другой, или, может, другая? — поинтересовалась Ольга угрожающе.
— Оля, ну что ты, право, — глаза Олега забегали, он попятился. — Какая другая, о чем ты говоришь? Просто… я заработался, замотался. В числах путаться начал, в людях. Ну… ты же понимаешь, — он продолжал отступать, сохраняя серьезное выражение лица, но глаза смеялись.
— Я сейчас кому-то покажу работу! — Ольга зашарила рукой в поисках подручных предметов. — И забывчивость вылечу и замотанность. А ну иди сюда!
В коридоре зашуршало. Звякнула обувная ложка. Раздалось сдавленное:
— Оля, давай, мы потом поговорим, ага? А то мне бежать нужно, и вообще, понедельник — день тяжелый. Ты готовься, а я пошел, пошел…
Ольга кинулась в коридор, но наткнулась на растворенную дверь. С лестничной площадки донесся грохот удаляющихся прыжков. Улыбнувшись, она заперла засов, немного постояла возле двери, прислушиваясь к себе. Где-то глубоко внутри возникло смутное ощущение тревоги, разрастающееся с каждым мгновением. Сердце забилось чаще, а кончики пальцев похолодели, словно очутились на морозе при сильном ветре.
Вернувшись в кухню, Ольга убрала остатки пищи, сгрузила посуду в раковину и подставила ладони под струю горячей воды. Вода становилась все горячее, но пальцы продолжали неметь, а в груди образовался ледяной ком. Ощущение неизбежной потери хлестнуло с такой силой, что тело дернулась, как от удара током. Застонав, она опустилась на пол, приложив пылающий лоб к стене.
Из раковины брызгало, мелкая водяная пыль оседала на волосы, собиралась в капли, стекала за шиворот, возвращая к жизни прохладными живительными струйками. Ольга шевельнулась, с трудом отлепилась от стены, замедленно встала. В глаза бросился циферблат, минутная стрелка успела сдвинуться на четверть круга. Нужно было спешить.
Всю дорогу до университета она пыталась настроиться на предстоящий экзамен, но из головы упорно не шел неожиданный приступ. Ольга прислушивалась к себе, но никаких отрицательных симптомов не находила, лишь где-то глубоко внутри, на самом дне сердца, острым комочком застыло ощущение безысходности. Пройдя через большие деревянные двери корпуса, она усилием воли подавила страх, отбросила сомнения и твердой походкой направилась к нужной аудитории.
А потом было ощущение легкости и полета во всем теле. Улыбаясь прохожим, Ольга шла по проспекту, вспоминая процесс сдачи. Экзамены прошли на отлично. На первом преподаватель даже не стала задавать вопросов, поставив в зачетке аккуратное «отл», а на втором они долго полемизировали, далеко уклонившись от заданной темы в горячем споре, после чего ей вручили зачетку вместе с отличной оценкой и пожеланием держать марку и впредь. Минувший утренний дискомфорт испарился без следа, так что Ольга даже засомневалась, не почудилось ли. Жизнь распахнула объятия, даря радость и обещая исполнение всех желаний.
Что-то мелькнуло в поле зрения, привлекая внимание, что-то очень знакомое, но, увлеченная настроением, Оля прошла еще несколько шагов, прежде чем уловила ускользающий образ. Она резко остановилась.
— Совсем зазналась, буром прет — своих не узнает! — Усмехаясь уголками губ, рядом стояла Виктория.
Раскинув руки, Ольга крепко обняла подругу, воскликнула:
— Привет, Викулька! А я только что экзамены сдала, совсем голову потеряла — иду, мечтаю.
— И о чем мечтаешь? — иронично поинтересовалась Вика. — О золоте, бриллиантах, заморском принце?
— Ха! — Ольга вздернула носик. — Принц у меня уже есть, да какой! А золото, бриллианты ни к чему… Хотя, признаться честно, не отказалась бы.
Улыбнувшись друг другу, они пошли вдоль улицы.
— А ты неплохо выглядишь, — Ольга окинула Викторию оценивающим взглядом, — очень неплохо. Родители подарили, или принца нашла?
Вика не ответила, занятая осмотром вывесок. Остановившись возле неприметного кафе, она кивнула на распахнутые двери, сказала:
— Зайдем, поболтаем. Не так душно, да и ушей поменьше.
В небольшом уютном помещении, с деревянной отделкой под старину и развешенными повсюду пластинками иностранных музыкальных исполнителей, подруги расположились в дальнем углу. Не испытывая особого голода, Ольга заказала слабоалкогольный коктейль с кусочком торта. Виктория как-то странно усмехнулась, долго и придирчиво изучала меню, после чего подозвала официанта и перечислила множество блюд, да еще и в двойном размере. Оля было запротестовала, но Вика лишь отмахнулась, досадливо дернув щекой.
— Ну что, рассказывай.
Вика удобнее устроилась на стуле, закинув ногу на ногу. Короткая мини-юбка задралась, обнажив изящную кружевную окантовку чулок. Ольга указала глазами, предлагая поправить недочет. Виктория поморщилась, но, видя удивленный взгляд подруги, нехотя сдвинула юбку на пару сантиметров вниз, сказала:
— Ладно, пока ты думаешь, что бы на мне еще поправить, расскажу сама. Костика я бросила, причем давно, надоел… и Петр тоже надоел. — Заметив возникшее на лице Ольги недоумение, Виктория протянула: — Так я не рассказывала? Ну и незачем. А из интересного… — Она наклонилась ближе, понизив голос, прошептала: — устроилась в фирму. Работа не сложная и, местами, даже интересная, хотя, не без недостатков.
Подошел официант, сгибаясь под тяжестью уставленного блюдами разноса. Вика замолчала, глядя, как юноша в фирменной одежде быстро расставляет блюда. Официант действовал проворно, и вскоре отошел от стола.
— Вот и отлично, — Виктория с удовлетворением кивнула. — Ешь, не стесняйся. Я тут была пару раз. Эти блюда самые вкусные.
Ольга с опаской смотрела на принесенную роскошь, не решаясь притронуться. Наконец, набравшись храбрости, зачерпнула ложечкой из парующей тарелки, где, среди маслянисто поблескивающих янтарных кружочков, плавали аппетитные кусочки мяса с мелкими крошками какой-то пряной зелени. Будоражащий запах пищи проник внутрь. Ольга сглотнула, только сейчас осознав, насколько голодна, опрокинула ложку в рот. Жидкость горячей пленкой растеклась по языку, воспламеняя рецепторы и вызывая непреодолимое желание взять еще.
Несколько минут слышался лишь тихий стук ложек, да причмокивания. Глубокие суповые тарелки опустели, уступив место плоским блюдам с горками обжаренного до коричневой корочки мяса, приправленного розоватыми листьями. Сменив ложки на более удобные вилки, девушки с новыми силами приступили к трапезе. Ольга сдалась первая, отложив вилку и отодвинув недоеденное блюдо, она произнесла, отдуваясь:
— Ух, не могу больше. Виктория, столько есть вредно. От этого жир образуется.
Подруга, подмигнула, сказала с усмешкой:
— А это, смотря где: на боках — да, не эстетично, а вот на попе очень даже ничего. Ну а если… — она многозначительно опустила взгляд себе в вырез платья, — отложится здесь, это будет о-очень кстати.
Ольга схватилась за живот, сказала со стоном:
— Ой, не смеши, я после такой обильной трапезы дышу-то с трудом. Куда тебе еще грудь, в спине не переломишься?
— Груди много не бывает, — рассудительно отозвалась Виктория, — а учитывая специфику некоторых видов деятельности, тем более.
Ольга с любопытством посмотрела на подругу, поинтересовалась:
— И что это за такие виды деятельности? Кормление грудных детей?
Вика ответила устало:
— Почти, но не детей, и не кормление. — Заметив, что до Ольги по-прежнему не доходит, добавила с легким раздражением: — Да в «девочках» я работаю, что ты как маленькая.
Оля несколько мгновений смотрела недоумевающе, прошептала потрясенно:
— Ты… серьезно?
— А таким шутят?
— Нет, конечно, но я думала… — Ольга взглянула сперва с недоверием, а потом с откровенным ужасом. — Но почему, зачем!?
— Спокойно! — Вика выставила перед собой ладони. — Давай поговорим, как взрослые женщины, без детских испугов и родительских назиданий. Я, когда с Костиком поругалась, злая была, как собака. А тут еще родители на мозги капают, экономией задрали, дескать, мы каждую копейку считаем, а тебе все тряпки подавай.
— И ты…
— Ну да. Я давно над этим думала, но не решалась.
— И сколько ты уже… — Ольга запнулась, подбирая слово, — работаешь?
— Третий месяц. — Виктория одним движением вытащила из сумочки пачку сигарет, распечатала, щелкнув зажигалкой, глубоко затянулась. Выпустив голубоватое кольцо дыма, взглянула остро: — Осуждаешь?
Ольга ответила честно:
— Вик, я даже не знаю. С одной стороны, все вокруг твердят — проституция зло, но с другой… — она замолчала, подыскивая слова. — Наверное, что-то есть, что толкает женщин на этот путь: разрыв с любимым, нехватка денег, любопытство. Но как, наверное, должно быть тяжело, чтобы пойти на контакт с… чужим? — она поправилась, — с чужими. Когда я занимаюсь сексом с Олегом, это рай. Меня уносит в небеса, в другие миры, в… Да я слов не подберу, как мне с ним хорошо! А чтобы с кем-то незнакомым, за деньги… — Запнувшись, она сказала просительно: — Викуля, расскажи, как это? Я понимаю, что, наверное, это отвратительно, но все же… расскажи.
Виктория молча курила, испытывающе поглядывая на подругу. Стряхнув столбик наросшего пепла в изящную фарфоровую пепельницу, она нахмурилась, отчего сразу стала старше и серьезнее, сказала сухо:
— Знаешь, не буду я ничего говорить. Сейчас у тебя есть принц, бесплатное место на очном отделении психфака, любовь и помощь родителей. Когда исчезнет что-то одно, ты вспомнишь этот разговор, когда лишишься всего — придешь к нам. — Виктория подняла руку, сказала в голос: — Счет!
Появился официант, протянул листок расчета. Пробежав чек глазами, она кивнула, бросила на стол несколько крупных купюр. Кланяясь и приторно улыбаясь, официант удалился.
— Я тебя обидела? — Ольга вскочила, схватив подругу за плечи, развернула к себе, и ужаснулась. Перед ней предстало лицо смертельно уставшего от жизни человека. Мгновение ужаса, и Виктория преобразилось, вновь став прежней: улыбающейся и немного высокомерной.
— Нет, Олюшек, конечно не обидела. Но мне действительно надо идти. Работа ждет.
Вика достала помаду, глядя в зеркальце, быстрыми мазками накрасила губы, закинув сумочку на плечо, послала воздушный поцелуй, и пошла к двери. На полпути спохватилась, быстрым шагом вернулась, произнесла скороговоркой:
— Совсем забыла, если вдруг надумаешь… если захочешь поговорить, вот мой телефон. — Она протянула огрызок бумаги с нацарапанным номером. — Это мобильный. Сейчас такие появились, беспроводные, слыхала?
Оля кивнула.
— Слышала конечно, и даже видела, но у меня нет, обычного хватает, да и дорого.
— Ну да, ну да, дорого… — Вика насмешливо улыбнулась. — В общем, звони. Если не возьму, значит занята, перезвони позже.
ГЛАВА 14
Ближе к вечеру Ольга зашла к родителям. Оказалось, что за полчаса до ее прихода, к матери заехали двоюродная сестра с мужем и дочерьми. Гости уже расположились за столом, уставленным всевозможными блюдами, и оживленно обсуждали последние новости: будет ли холодной осень, пойдет или нет президент на второй срок, и насколько подорожают продукты с началом учебного года.
На удивление, телевизор не работал, но младшая из дочерей гостьи уже шарила глазами по полкам, с явным желанием исправить досадное упущение. Стол перегородил большую часть комнаты, а визитеры, не ограничивая себя пространством, заняли все оставшееся место, и Ольге пришлось протискиваться боком, чтобы ненароком кого не зацепить. Пришедший чуть позже, Павел, не церемонясь, встал на четвереньки и прошел под столом, отчего опешившее семейство живо поджало ноги, тем самым упростив ему задачу.
Когда новоприбывшие заняли места и все успокоились, слово взял Сергей Петрович.
— Хочу выразить радость от вашего, — он кивнул гостям, — визита. Наш дом всегда открыт, но, к сожалению, гости приходят не так часто, как хотелось бы…
Ольга слушала, искоса рассматривая родственников. Пашка делал тоже самое, но более непосредственно, разглядывая девушек в упор, чем их заметно нервировал.
Дослушав речь, тетя Эмма расцвела улыбкой, подняла хрустальный бокал в ответном жесте. Ее долговязый муж о чем-то задумался, но, получив незаметный тычок локтем, заговорил:
— Да, да. Мы уже давно собиралась, но дела: дача, ремонт… А тут, как ни кстати, Иришка учебу завалила, репетиторов пришлось нанимать… — взглянув на жену, он осекся, сник, и уткнулся в тарелку.
— Сейчас все в работе. — На лице Ирины Степановны обозначилась озабоченность. — Наша тоже учебу завалила, правда, из-за травмы, но все равно, это же лишнее время, силы, да и нервы, а они не железные. Столько бессонных ночей, я совсем издергалась. Ведь это ВУЗ!.. не школа, не шарашка какая. Сейчас таких денег все стоит. Не поступи Ольга на бесплатное — не приложу ума, как бы выкручивались.
Тетя Эмма понимающе кивала, пытливым взглядом анализируя салаты на предмет составляющих ингредиентов, сказала скороговоркой:
— Действительно, времена нынче тяжелые. Ирина, а с чем во-он тот салат? Передай мне, пожалуйста, и вот эту подливку, цвет немного не очень, но запах неплохой. Павел, а ты почему не кушаешь? Худющий стал! Накладывай, не стесняйся, чай дома, не в гостях, ха-ха! — Она обвела горделивым взглядом стол, ожидая реакции. Все одобрительно заулыбались, только младшая из сестер, надув губки, недовольно ковырялась в тарелке.
Зазвенели вилки, задвигались челюсти. Воспользовавшись паузой, младшая из дочерей вытащила откуда-то пульт и щелкнула кнопочкой. Привычно зажурчал телевизор, замелькали картинки новостей: вот где-то опрокинулся поезд, ведущая берет интервью у пьяного машиниста, а вот свежие, еще тлеющие обломки упавшего самолета, камера выхватывает крупным планом обезображенные тела, а здесь автодорожное происшествие — во весь экран показывают окровавленные ошметки, вплавленные в искореженную груду металла.
Обстановка сразу стала раскованнее: вилки застучали громче, а разговоры переключились на бытовую почву. Сергей Петрович достал из недр шкафа изящную бутылку коньяка, разлил в рюмочки. Лицо мужа тети Эммы тут же разгладилось, а взгляд обрел заинтересованность. Пригладив усы, он одним движением отправил содержимое рюмочки в рот, крякнул, захрустел огурчиком.
— Как дочка-то поживает, — тетя Эмма повернулась к Ольге, — замуж не собралась?
— Да куда ей, — Ирина Степановна снисходительно подняла бровь. — Это в наше время девки рано замуж выскакивали, потому как на шее у родителей сидеть было зазорно, и мужики самостоятельнее были.
— Это да, — тетка кивала в такт словам, — вырождаются люди. Ну, жених-то есть?
— Да есть какой-то.
— Что значит какой-то? — не выдержала Ольга. — Он не какой-то, а самый лучший!
— Еще какой лучший! — Павел подержал сестру. — Он меня плавать учил.
— Ну, если плавать учил, тогда да, тогда конечно. Даже спорить нечего — идеал, а не мужчина, — усмехнулась мать.
Ольга смотрела на мать и не могла понять, смеется она, или говорит серьезно. Разговор уже ушел в другое русло, но на душе остался неприятный осадок. Вернулся утренний страх, кольнуло сердце, а в груди засосало от чувства близкой потери. Извинившись, Ольга встала из-за стола, прошла в ванную, плеснула в лицо водой. Холодные капли взбодрили. Возвращаясь, она столкнулась с отцом. Тот проходил мимо, но остановился, потрепал волосы ладонью, шершавой и теплой.
— Не сердись на маму. Ты же знаешь, она нас всех очень любит, хотя, порой ее заносит.
— Знаю, — Оля опустила глаза, — конечно, я это знаю, но от ее слов мне не по себе. Порой мне кажется, что она нас… — она запнулась, не решаясь выговорить ужасное, — просто ненавидит! Как, как такое может быть, ведь она же наша мама? — в ее глазах стояли слезы.
Покачав головой, отец крепко обнял дочь за плечи, усадил на табурет, присел рядом на корточки, произнес нараспев:
— Когда-то давно жила-была маленькая девочка и у нее были строгие, но любящие родители. Порой, они запрещали маленькой девочке делать что-то интересное, а иногда говорили неприятные вещи. Девочка обижалась, плакала, но соглашалась, следуя советам взрослых. Потом девочка выросла, стала умной, красивой, завела семью. Ее родители состарились, переехали в деревню и больше не докучали советами, занимаясь возделыванием своего маленького участка. А потом у девочки появились дети, сперва дочь, а потом и сын. Она их очень любила, так любила, что ни за что в жизни не хотела, чтобы с ними случилось что-то плохое, поэтому старалась оградить от всего опасного, помочь, предостеречь. Ее любовь доходила до абсурда: вместо того, чтобы поговорить с детьми, помочь опытом, она просто кричала, ругалась нехорошими словами, предостерегая от ошибок, которые, как ей казалось, дети должны непременно совершить…
В каждом взрослом прячется ребенок. Каких бы вершин человек ни достиг, чему бы ни научился, частица детства навсегда остается в нем, в поступках, в мыслях, в желаниях. Поэтому, если бы наша взрослая, семейная женщина взглянула вглубь, туда, куда люди не пускают даже самых близких, то увидела бы маленькую девочку, которая так любила своих родителей, что переняла их все, даже самые мельчайшие привычки.
Рядом с отцом было хорошо и уютно, тихий голос убаюкивал, а мерно вздымающееся, в такт дыханию, плечо успокаивало, создавая ощущение защищенности и тепла.
Ольга обняла отца, прижалась к колючей щеке, сказала с благодарностью:
— Спасибо. Извини за слезы, что-то у меня сегодня с настроением не ладится, — она улыбнулась, промокнула кончиками пальцев уголки глаз.
Когда Оля встала, отец слегка наклонил голову, как бы невзначай произнес:
— Жизнь полна сюрпризов, и далеко не все из них приятные, но наибольшую боль всегда доставляют самые близкие люди.
На ночь Оля осталась у родителей. Позвонив Олегу, она долго слушала длинные равномерные гудки, отзывающиеся в груди странным болезненным щемом, но, так и не дождавшись ответа, повесила трубку. А вечером, когда гости ушли, а семья постепенно разошлась спать, она долго ворочалась, не в силах заснуть от переживаний прошедшего дня.
С утра позвонили из института, и в срочном порядке потребовали явиться в деканат. Голос оказался незнаком и держал дистанцию, сохраняя нейтральное выражение. Чувствуя себя разбитой после вечернего срыва, Ольга не придала этому особого значения. Родителей дома не оказалось, как, впрочем, и неугомонного брата. Включив маленький телевизор, венчающий плоскую поверхность холодильника подобно недремлющему оку, Оля окинула взглядом кухню. На плите стоит кастрюлька с желтоватыми кругляшами картошки. Рядом, в небольшой, почерневшей от времени и нагара сковородке, топорщатся разломами подсохшей корочки котлеты, выступающие из матовой поверхности застывшего жира, словно обросшие мхом валуны из ледяного озерца.
Равнодушно скользнув взглядом по плите, тяжелая калорийная пища не вызвала желания, Оля решительно открыла холодильник, достала брикет масла и пару яиц. Пока она занималась завтраком, по телевизору начались местные новости. Не отвлекаясь от создания бутерброда, Ольга наощупь нашарила пульт, сделала громче. Послышался возбужденный голос, диктор с подъемом рассказывал об успешном завершении избирательной компании в местную мэрию. Секунда, и сюжет сменился. Кто-то внушительным басом объяснял преимущество своей избирательной программы над программами соперников, репортер поддакивал и задавал наводящие вопросы.
Когда, выключив огонь, Ольга вытряхнула глазунью в плоскую тарелочку, стали передавать последние происшествия. В новостной скороговорке телеведущей что-то показалось важным, Оля подняла глаза к экрану. Заслоняя небо, серой стеной возвышается угрюмая громада плотины. Горестно перекосив лицо и едва не заламывая руки, репортер кричит в камеру. Позади него суетятся люди в белых халатах.
— Очередной случай халатности, ставшей в наше время уже нормой, принес ужасные плоды! Буквально несколько часов назад…
Внезапно трансляция прервалась, эфир заполнили шумы, а изображение поплыло, разбив картинку в разноцветный калейдоскоп. Выскользнув из пальцев, вилка со звоном полетела на пол, от тяжелого предчувствия сжалось сердце. Вскочив, Оля защелкала пультом, отбросив, принялась теребить антенну. Через минуту связь наладилась, но уже шли спортивные новости: десяток мужчин с упоением гоняли мяч по полю, а за экраном, захлебываясь восторгом, рассказывали о великолепных достижениях городской футбольной команды.
Есть расхотелось. Ольга встала из-за стола, в волнении прошлась по квартире. Мысли мечутся стаей испуганных птиц. Остановившись у телефона, она набрала домашний номер. Медленно длятся секунды, динамик равномерно гудит. Бросив трубку, Оля заходила по комнатам, но тут же одернула себя. Ничего конкретного не было сказано, а то, что журналист стоял на фоне плотины… Что ж, мало ли кто свалился в воду. А быть может и не свалился, просто так совпало, что именно туда вчера выехал Олег, а сегодня какой-то разгильдяй… Только отчего так болит сердце?
Разозлившись, Ольга тряхнула головой, отбросив ненужные сомнения, взглянула на часы. Стрелки показывают половину первого, нужно торопиться. Она прошла в кухню, закинула в рот остатки яичницы, взяла со стола бутерброд. Быстро оделась, на скорую руку нанесла макияж, и выскользнула из квартиры.
Ольга вышла возле института, сокращая расстояние, пошла через главный корпус. Подготовленное к новому учебному году, здание преобразилось: сверкают хрустальные люстры, через огромные стекла — витрины, отмытые до полной прозрачности, вливаются раскаленные потоки полуденного солнца, стены пестрят поздравительными плакатами и списками поступивших. Кто-то приветственно помахал рукой. Ольга ответила. Пробежала стайка абитуриенток, обдав густым ароматом духов. Постукивая тросточкой, важно прошел седовласый профессор. Со стен многозначительно смотрят лики философов и ученых. Настроение постепенно выровнялось, насытившись витающим под сводами залов духом знаний.
Полюбовавшись рыбками, которых за прошедшее лето стало как будто больше, Ольга поднялась на третий этаж. Дверь в деканат распахнута, за столом завуча сидит незнакомая сухопарая женщина в строгом костюме. Она мельком взглянула на Ольгу, холодно произнесла:
— Дементьева? Вы опаздываете на десять минут. Присаживайтесь.
Немного растерявшись от такого приема, Ольга присела, пытаясь лихорадочно сообразить, куда могла пропасть почти родная Татьяна Родионовна.
— На днях вы сдавали экзамены… — Женщина выжидательно взглянула на Ольгу.
— Да, а что случилось?
Проигнорировав вопрос, женщина перевернула страницу, произнесла отстраненно:
— В течение первого года вы учились на факультете психологии. Сдали почти все зачеты, — она вновь перевернула страницу, — вернее, все зачеты и экзамен, после чего исчезли.
— Как исчезла? — воскликнула Ольга удивленно. — Я в больницу попала с переломом.
— В вашем деле об этом нет ни слова.
— Как нет!? А что есть?
— Ничего. Вернее, все, что происходило до двадцатого июня включительно. А потом — ничего.
— И что это означает?
— То, что вы исключены из института. Можете забрать документы, они здесь. Проверьте. — Женщина сдвинула папку к краю стола.
ГЛАВА 15
Мир закачался. Ища опоры, Ольга вжалась в спинку стула.
— Анна Львовна, зачем же так жестко? Студенты — наше богатство. Не нужно торопиться. — На пороге возник мужчина, волевое лицо и цепкий взгляд выдают опытного управленца, а безукоризненный дорогой костюм усиливает впечатление, создавая незримую дистанцию с окружающим миром. — Анна, минут пятнадцать не пускайте никого в мой кабинет, а вы, — он кивнул Ольге, — пройдемте.
Оля прошла следом, мучительно пытаясь понять, что так резануло слух в словах этого необычного мужчины. Лишь переступив порог, и затворив за собой тяжелую, обитую черной кожей дверь, она поняла — «мой кабинет». Они находились в помещении, где долгие годы работал бессменный декан факультета — Алексей Николаевич Паршин, но сейчас за массивным столом красного дерева сидел совсем другой человек.
— Похоже, у нас возникла проблема, — мужчина кивнул на стул, — присаживайтесь. Насколько я понял, вы пропустили часть весенней сессии по уважительной причине. Это правда? — Он вопросительно изогнул бровь. Дождавшись кивка, продолжил: — Судя по вашим оценкам, другого и быть не могло. Действительно, было бы странно поступать на общих основаниях, год отлично учиться, сдавать экзамены, чтобы потом, бросать учебу.
Видите ли, я всей душой болею за студентов, и в каждом случае стараюсь разобраться сам, но… бывают случаи, когда ничего нельзя сделать. И ваш случай, — он развел руками, — именно такой. Вы бросили учебу, никто ничего не знал, все мыслимые сроки прошли… Мы были вынуждены написать приказ об отчислении. Два дня назад приказ ушел наверх и был подписан ректором института.
Ольга изменилась в лице, но твердо отчеканила:
— Этого не может быть: родители звонили в институт, ко мне приходили однокурсницы, все кто нужно были поставлены в известность…
— Кто это все? — Мужчина мягко улыбнулся.
— Декан — Алексей Николаевич, завуч — Тамара Радионовна.
— И где же они, эти все? — Он улыбнулся еще мягче.
— Я не знаю где они, — сказала Ольга с достоинством, — но они такого бы не допустили.
— Пролежав все лето в больнице, вы упустили много интересного. Не буду углубляться в детали, сути это не изменит, но, дело в том, что Алексея Николаевича теперь нет, как, впрочем, и Тамары Радионовны, и правила устанавливаю я. — Мужчина больше не улыбался, серые водянистые глаза смотрели холодно. — Коммунизм, светлое будущее, образование в массы… ничего подобного здесь больше не будет. Финансирование институту урезано, и балласт будет сброшен.
— Люди балласт? — Оля раскрыла глаза, не веря услышанному.
— Учитывая нынешние реалии — да. Вы можете думать что угодно на этот счет, но ситуация следующая: сессию вы не сдали, деканат не предупредили. В принципе, ничего страшного не произошло: сломали ногу, пролежали в больнице, попали под отчисление. С кем не бывает? Можете попробовать поступить еще раз, в следующем году на общих основаниях.
Медленно, с трудом подыскивая слова от захлестнувшей обиды, Ольга произнесла:
— А вы не боитесь, что я обращусь на вас с жалобой?
Мужчина покровительственно улыбнулся, подавшись вперед так, что стали видны мельчайшие розовые прожилки в зрачках, вкрадчиво произнес:
— Вам времени и нервов не жалко? Поверьте на слово, в среде высшего образования крутится достаточно денег, чтобы не только спустить на тормозах претензию любого студента, но и навсегда отбить желание дальнейших поползновений.
Чувствуя полную беспомощность, Ольга тихо спросила:
— Какие у меня варианты?
— Один я уже озвучил, но есть и другой. — Собеседник улыбнулся краешками губ. — Чтобы не терять год, можете перейти на платную основу. Для начала. А потом, спустя семестр — другой, обратно на бюджет.
— Учеба начинается на следующей неделе. Я не успею собрать деньги.
Он пожал плечами.
— Выход есть всегда: не успеваете на очное — успеете на заочное. Сессия у заочников через полтора месяца, так что все в ваших руках. Если согласны — пишите заявление, если нет — можете поискать правды.
Ольга задала вопрос, что уже несколько минут вертелся на языке.
— Прошу прощения, а с кем я все это время говорю?
Мужчина смерил ее взглядом, ответил холодно:
— Вы до сих пор не догадались? Тимофеев Геннадий Викторович — новый декан и отец факультета. Будете выходить, гляньте на табличку.
Дав выход эмоциям, Оля дерзко уточнила:
— А разве пора?
В глазах декана мелькнула усмешка, но он лишь коротко кивнул на дверь и склонился над бумагами, давая понять, что встреча окончена.
Ольга встала, с достоинством вышла из кабинета, хотя ноги подкашивались, а сердце стучало все сильнее. Уже затворяя дверь она услышала приглушенное:
— Насчет заявления спросите Анну, она объяснит.
Оторвавшись от бумаг, секретарша молча подвинула чистый лист, рядом положила образец заявления, и вновь углубилась в работу. Чувствуя, что совершает непоправимую ошибку, Ольга неверной рукой написала заявление, поставила подпись. В глазах расплывалось, а в мыслях лавиной нарастал вопрос — что сказать родителям?
Секретарша что-то говорила, беззвучно открывая рот, заметив отсутствующий взгляд собеседницы, замолчала, с раздражением дернула головой. Ольга попыталась сосредоточиться, словно через толстую стену до слуха донеслось:
— Повторяю еще раз. Сессия начинается пятнадцатого октября, оплачивать будете в бухгалтерии первого корпуса, не позднее трех дней до начала.
Оля вышла из здания института с тяжелым сердцем. Всего два часа назад жизнь была безоблачна, а сейчас… Она на автомате прошла до остановки и села в автобус, а опомнилась, лишь обнаружив, что стоит у родительской квартиры, безуспешно пытаясь отпереть замок ключами Олега.
Из-за двери раздался знакомый голос:
— Кто ломится? Сейчас милицию вызову, уши-то шутникам поотрывают.
Ольга ответила с раскаянием:
— Мама, это я. Задумалась, вот и тычу чужими ключами.
Дверь отворилась. На пороге возникла мать, спросила с подозрением:
— Случилось что? — не дожидаясь ответа, ушла на кухню.
Осторожно ступая по забрызганному водой полу, Оля прошла следом, остановившись в дверном проеме, окинула взглядом помещение. В кухне царит разгром: распахнутые шкафы зияют пустыми полками, в раковине сгрудилась огромная куча посуды, а посреди помещения, сверкая белоснежными потеками пены, высится холодильник. Вынутые из холодильника продукты расположились на подоконнике.
— Есть хочешь? — перекрикивая шум бьющей из-под крана струи, поинтересовалась мать. — Кастрюля с супом на плите. Возьми тарелку, налей. — Заметив, как опасливо дочь косится на мыльные лужицы на полу, она поморщилась, бросила: — Ладно, садись, больше натопчешь. Сама налью.
Когда на столе возникла тарелка наполненная горячим борщом, Ольга сглотнула. Рука непроизвольно потянулась за ложкой, а рот наполнился слюной. Ольга помешала ложкой, разминая белый комок сметаны, пока суп не приобрел равномерный золотисто-розовый цвет, зачерпнула, попробовала.
— М-ммм… вкусно! Мамочка, ты готовишь лучше всех!
Мать снисходительно усмехнулась, но было заметно, что похвала пришлась ей по душе, сказала с озабоченностью:
— Пашка из школы вернется, надо накормить. Представляешь, повадился уличные бутерброды жрать! «Подорожники», или, как их там… а домашнее не ест. Я ему — да ты знаешь, из чего их делают?! А он только ржет в ответ, оболтус неблагодарный.
Дождавшись паузы, Оля осторожно уточнила:
— А папа сегодня вовремя придет? Я хотела с вами поговорить.
Мать отмахнулась:
— Да куда там. Последние дни сидит на работе допоздна. У них план горит, не успевают. Скоро там ночевать будут. Еще бы платили за эти переработки, а то название одно. — Добавила со злостью: — Уже сил нет. Платят копейки, а ведь скоро ремонт делать. Да и осень на носу, а мне ходить не в чем!
Ольга двигала ложкой все медленнее. Аппетит пропал. Суп стал безвкусным, а на душе заскребли кошки. Оля всматривалась в лицо матери, что искажалось все больше, постепенно превращаясь в маску ненависти.
— Недавно, Светка рассказывала, ей сын заявил, что нужно оплатить учебу. Понимаешь ли, слишком большой конкурс — четыре человека на место. Вот негодяй! Так, рожаешь, растишь, воспитываешь, а тебе потом счет предъявляют.
В горле возник комок, а в висках заломило. Ольга несколько раз открывала рот, порываясь заговорить, но не могла произнести ни слова. Наконец, через силу прошептала:
— Но… могут же быть и объективные обстоятельства.
Мать жестко отрубила:
— Все объективные обстоятельства — тупость и лень. Кто по настоящему хочет — всего добивается сам, а не сидит на шее родителей. — Отбросив полотенце, которым вытирала тарелки, она ушла в соседнюю комнату.
Оля молча сидела за столом, изо всех сил сжимая зубы, чтобы не разрыдаться. Но слезы находили дорогу, пробивая воздвигнутый волей барьер, образуя мокрые дорожки, скатывались по щекам, беззвучно капали в тарелку с остатками борща. В коридоре послышались шаги. Она поспешно вскочила, поставила тарелку на горку недомытой посуды, плеснула чистящего средства.
Мать появилась в дверном проеме, махнула рукой:
— Брось, сама помою. Все равно убираться до вечера. — Она подошла ближе, поинтересовалась: — А с глазами что?
Пряча лицо, Ольга пробормотала:
— Мылом брызнула, пойду под водой подержу.
Избегая дальнейших вопросов, она выскользнула из кухни. В коридоре долго не могла застегнуть ремешки на туфлях, раз за разом промахивалась трясущимися пальцами. Попала, дернула зло, едва не оторвав тонкую полоску, подхватив сумочку, крикнула, не оборачиваясь:
— Мам, я по делам, зайду позже, — и почти бегом выскочила на лестницу.
Ольга брела вдоль улицы, не обращая внимания на прохожих. Мужчины провожали заинтересованными взглядами, оборачиваясь, смотрели вслед. Какой-то молодой парень, свернув с пути, некоторое время шел рядом, пытаясь завязать разговор, но она не отвечала, и парень отстал.
Улицы остались позади, дома отступили, сменились могучими тополями, раскинувшими широкие кроны над дорожками парка. Вдалеке замаячили смутно знакомые красноватые стены. Где-то впереди, за кирпичными стенами гаража, колдовал над машинами опытный механик Самсон, а по соседству, в суровом приземистом здании, работал… Ольга улыбнулась, ускорила шаг.
Как и в прошлый раз, двери гаража оказались распахнуты настежь, внутри царила тишина. Остановившись в нерешительности, Ольга потопталась у входа, набравшись смелости, зашла. Некоторое время ничего нельзя было разглядеть в серой кляксе полутемного ангара, но глаза привыкали быстро. Тьма распалась на части, протаяла оттенками, стали видны очертания машин, на полу проявились разбросанные детали. Стараясь не запнуться, Ольга медленно шла вперед, удивляясь царящему безмолвию.
Впереди что-то шевельнулось. Из темноты выступил силуэт, подошел ближе. На Ольгу взглянуло знакомое застенчивое лицо.
— Самсон, а ты чего спрятался? — Обрадованная, она шагнула навстречу, но остановилась, пораженная. Механик как будто постарел, его лицо почернело, а в глазах затаилась глубокая печаль. — Самсончик, что с тобой? Ты меня пугаешь. Сидишь в темноте, лицо такое несчастное. Пойдем на свет.
Парень молча последовал за ней. Уже на самом выходе они столкнулись с группой людей. Самсон вышел вперед, указал глазами на Ольгу, прошептал чуть слышно:
— Это подруга Олега. У меня не хватает сил сказать…
Из группы выдвинулся мужчина, все поспешно расступились, пропуская, встал рядом, долго смотрел сверху вниз, его губы подергивались, словно он силился что-то сказать, но никак не мог. Наконец, когда молчание стало нестерпимым, мужчина глубоко вздохнул, взял Ольгу за плечи и тихо промолвил:
— Олег умер. Мы ремонтировали линию на дне, когда какой-то мудак подал напряжение. Олег варил кабель…
Мир стремительно закружился сжимаясь в точку. Мелькнули испуганные лица мужчин, посеревшая листва деревьев, и одинокий, парящий в высшей точке неба орел. Стремительно надвинувшись, жестко ударила земля, сознание затопила спасительная тьма.
После того, как ее дружными усилиями привели в себя, Ольга молча сидела на заботливо расстеленной кем-то куртке, вперив неподвижный взгляд в пространство. Вокруг суетились люди, кто-то говорил успокаивающие слова, кто-то ободряюще держал за руку. Но слов не было слышно, а картинки расплывались, растворяясь в окутавшем землю сером мареве. Лишь один образ во всех красках жизни упрямо вставал перед глазами, до боли знакомое лицо ставшего родным человека, того, с кем было так хорошо, того, с кем она познала радость любви, того, кого больше никогда не будет рядом.
Боль стиснула сердце так, что, не выдержав, Ольга подняла лицо к небу, закричала пронзительно и тоскливо. С соседних деревьев взвилась стайка ворон, а гуляющие по парку люди вздрогнули, пугливо озираясь, поспешили к выходу. Лишь несколько суровых мужчин, сжимая в бессилье зубы, молча глядели на хрупкую девушку, что, обхватив руками колени, тихо покачивалась взад-вперед под беззвучную, слышимую лишь ей, мелодию — мелодию прощания.
ГЛАВА 16
День похорон выдался дождливый. Словно поддавшись настроению, природа притушила яркие краски, затянув мир серым маревом. Тяжелые, висящие над самыми деревьями тучи, временами разражались мелкой водяной пылью. Похоронная процессия двигалась от здания «МЧС». До кладбища было недалеко, поэтому решили идти пешком. Ольга отказалась сопровождать гроб, отправившись вместе со всеми. Катафалк неспешно катился где-то впереди, а следом шли соратники Олега, изредка делясь воспоминаниями.
На кладбище было пусто. Других процессий не оказалось, а одиноких посетителей и случайных нищих выгнал с территории дождь. Гроб выгрузили у кладбищенских ворот. Мужчины взяли продолговатый, обтянутый красной тканью ящик на плечи и понесли внутрь. Постояли у свежевырытой могилы, сказали прощальные слова. Ольга в последний раз взглянула на близкого человека, с кем познакомилась так быстро, но была так недолго.
Лицо Олега казалось спокойным, таким, каким она привыкла видеть его спящим. Ольга никак не могла отделаться от впечатления, что он вот-вот откроет глаза, улыбнется, и в своей обычной манере, с легкой долей иронии, поинтересуется, зачем его запихали в этот ящик. Но мгновения шли, чуда не происходило, а лицо любимого оставалось все таким же отрешенным.
Гроб опустили в яму. С глухим стуком на крышку упали первые комья земли. Гроб уходил под землю, а вместе с ним уходило беззаботное прошлое. На пятачке свежевспаханной земли установили памятник, вкопали ограду, а потом молча пили водку. Ольга пила вместе со всеми, не пьянея и не чувствуя вкуса, лишь слегка порозовевшие щеки, да чуть более резкие, чем обычно, движения выдавали непривыкший к алкоголю организм.
Когда уже собирались уходить, Ольгу отвел в сторону незнакомый мужчина. Представившись, он принес соболезнования, и в осторожных выражениях объяснил, что Олег проживал в служебной квартире и теперь, после его гибели, она перейдет другому нуждающемуся работнику. Рассыпавшись в извинениях, он мягко, но настойчиво отметил, что можно особо не торопиться, но в течение месяца ключи необходимо сдать в обязательном порядке. Оля лишь молча кивала, не пытаясь возражать. В итоге мужчина лишь покачал головой, и тихо удалился, оставив ее одну.
А у самого выхода Ольгу нагнал Самсон. С почерневшими от бессонницы лицом и покрасневшими глазами, он выглядел еще более утомленным. Робко коснувшись ее плеча, Самсон молча протянул руку. На ладони покоилась небольшая, обитая бархатом коробочка. Ольга непонимающе смотрела на коробочку до тех пор, пока он не сказал:
— Это от Олега. Он купил тебе к сдаче экзаменов, но, словно чувствовал, оставил у меня, перед тем как… — он запнулся. — Хотя, ерунда это все, просто, некуда было положить, их срочно вызвали. Возьми.
Бережно, словно сделанную из тончайшего стекла, что может расколоться от малейшего сотрясения, Оля взяла коробочку. Надавила кончиком ногтя, откинула крышку. Зеленым глазком-кулончиком сверкнула золотая цепочка. Дыхание сбилось, а глаза расширились, когда она взглянула на дорогой подарок. Уже стоя за гранью этого мира, любимый обернулся, послав ей прощальный подарок. Ольга шагнула вперед и крепко обняла Самсона, сквозь застилающую глаза пелену слез прошептав:
— Спасибо.
* * *
По белесой поверхности потолка протянулась темная сеточка трещин. Взгляд зацепился за одну из нитей, пошел петлять, разматывая сложные узоры. Последние дни Ольга неприкаянно бродила по пустой квартире, словно в тумане. Обрывки сладких воспоминаний чередовались тяжелыми мыслями о будущем. Просыпаясь по утрам, она счастливо улыбалась, пока суровая реальность не прорывалась через остатки сна мучительными воспоминаниями. Оля шла умываться, после чего ставила чай и готовила завтрак из оставшихся в холодильнике продуктов.
От неудобного положения затекла шея. Поморщившись, Ольга шевельнула головой. Потолок, качнувшись, исчез, вместо белой поверхности в поле зрения возникла сумочка. Оля бездумно протянула руку, пытаясь достать. Пальцы коснулись гладкой кожи, заскребли, не в силах зацепиться. В вязком отупении заполнившем тело мелькнуло раздражение, исчезло, поплутав по лабиринтам души, возникло вновь, усилилось. Рука напряглась, дернулась резче. Пальцы ухватили краешек, потянули на себя.
Сорвавшись с кресла, сумочка упала. С грохотом разлетелось содержимое. По ковру раскатились бутыльки, тюбики, мелкие монеты. Веером легли записочки и мятые полоски старых билетов. Один из цветных бумажных кусочков привлек внимание неразборчивыми цифрами. В голове крутилась смутное воспоминание о чем-то важном, но быстро исчезло, так и не проявившись. Вздохнув, Ольга с трудом встала с дивана, стараясь не раздавить разбросанное по полу хрупкое добро, прошла в ванную. Долго сидела под струей горячей воды.
В прихожей раздраженно звякнул телефон. Не вытираясь, Ольга вышла в коридор, подняла трубку.
— Дочь, ты куда пропала? Послезавтра учеба начинается, а от тебя ни слуху, ни духу. Приходи вечером, и Олега захвати.
В груди болезненно кольнуло. Оля ответила ровно:
— Да, мам, приду. Только, Олег вечером на работе, наверное… не сможет.
Голос предательски дрогнул, но помехи заглушили последние слова. Несколько секунд в трубке бушевал ураган. Ольга смогла разобрать лишь прощальное:
— …некогда мне сейчас, вечером договорим. — В ухе запикали гудки отбоя.
— Конечно, мама, до свидания, — отозвалась она, замедленным движением положила трубку.
Глядя на расплывающуюся под ногами лужу, Оля досадливо дернула плечом, пошла за тряпкой. Подтерев воду, она поставила чайник. Пакет с чаем оказался пуст, но на полочке обнаружилась баночка с остатками кофе. Мгновение поколебавшись, Оля высыпала коричневые комочки в стакан, плеснула кипятка. Черная жидкость обожгла небо, наполняла рот горечью, возвращая к жизни. Вдохнув терпкий аромат, Ольга ощутила, что сонное оцепенение последних дней отступает.
Убрав остатки завтрака, она вернулась в спальню. Диван смутно белеет в полумраке ворохом расправленного белья. Мелькнула малодушная мысль вновь забраться под одеяло, забыться, отгородившись от мира, уйти в мечты. Усилием воли стряхнув непрошенное желание, Ольга решительно двинулась мимо. Под ногой хрустнуло, острые осколки впились в ступню. Зашипев, она прыгнула к окну, пытаясь удержать равновесие, схватилась за штору. Затрещало, тяжелая ткань неотвратимо поползла вниз, увлекая мелкие предметы с подоконника. Чертыхнувшись, Ольга опустилась на пол. Взгляд заскользил по гладкой поверхности, выискивая разбросанные вещи.
Закончив уборку, Оля вернула потери в сумочку. Мятые бумажки и фантики полетели в мусорное ведро. Лишь одна, с накарябанными цифрами телефонного номера, задержалась в руке. Некоторое время Ольга сосредоточенно вглядывалась в номер, пытаясь вспомнить. Что-то ворочалось в мозгу, какая-то не дающая покоя мысль упорно пробивалась наружу. Перед глазами возникло уютное кафе. Память услужливо выдала картинки: короткая юбка, высокие сапоги, дорогие блюда и насмешливое — «Надумаешь — звони».
Ольга в волнении заходила по комнате. На мгновение присела, но тут же вскочила, вновь принялась шагать из угла в угол. В голове метались суматошные образы, а в ушах звучали голоса, холодное лицо декана сменялось доброй улыбкой Олега, что, в свою очередь, исчезало, превращаясь в раздраженный взгляд матери.
Взгляд упал на ворох газет, скользнул по набитому крупным кеглем заголовку — «Работа», пробежал по колонкам рекламы, вернулся обратно. Ольга взяла газету, полистала испещренные объявлениями страницы. Эмоции улеглись, в голове прояснилось, а хоровод картинок исчез, сменившись холодным расчетом. Вооружившись ручкой, Оля отобрала последние номера и, разложив перед собой, углубилась в изучение. Через полчаса перед ней красовался список из нескольких десятков телефонов и целая страница адресов. Устроившись удобнее, она набрала первый номер.
Не успел отзвучать гудок, как жизнерадостный мужской голос с апломбом произнес:
— Здравствуйте! Вы позвонили в компанию «Фауст». Мы рады приветствовать вас…
Первый же адрес, куда она направилась, оказался ошибочным. Поплутав четверть часа возле дома странной конструкции, Ольга узнала, что здесь нет, и никогда не было указанной фирмы, а здание еще строится и будет сдано не скоро. Со вторым адресом повезло больше. Сойдя с автобуса, она сразу увидела броскую золоченую вывеску кафе. Подойдя к ближайшей официантке, Оля задала вопрос о трудоустройстве. Внимательно выслушав, девушка попросила подождать. Через минуту появился менеджер. Коротко взглянув на Ольгу, с искренним сожалением сообщил, что нового работника взяли буквально час назад и вакансия закрыта.
Несколько дней прошли в тщетных поисках работы. Почти отчаявшись, Ольга зашла по одному из последних адресов в списке. Отворив ржавую металлическую дверь, она прошла по короткому коридору, перешагнув порог, оказалась в небольшом помещении. Вдоль стен расположились шкафы с множеством пластиковых баночек в привлекательных обертках. В центре возвышается стол, где, едва видимый за стопками бумаг, восседает небольшой пухлый человечек в измятом деловом костюме.
Всплеснув ручками, человечек спрыгнул на пол, оббежал стол и схватил Ольгу за руку, воскликнул возмущенно:
— Вы ужасно, ужасно опаздываете! Прайд уже десять минут как начал. — Он потащил ее за собой, восклицая: — Это просто немыслимо, пропустить лекцию Прайда, ведь он алмазный менеджер! Вы понимаете, что это значит — стать алмазным менеджером? — Человечек на мгновение обернулся, отчеканил: — Титан, человечище, мастодонт мира продаж! Гений, сделавший себя из ничего.
Пройдя обратно по коридору, они свернули налево, оказавшись возле двери. Человечек приложил палец к губам, затем приставил ухо к двери и прислушался. Удовлетворенно кивнув, он приотворил дверь и поманил Ольгу, громко прошептав:
— Этот человек умеет делать деньги из воздуха. Если хотите работать в нашей компании — это ваш шанс, не упустит. — Он втолкнул ее внутрь и захлопнул дверь.
Помещение оказалось плотно забито стульями, на которых, затаив дыхание, сидели внимающие искусству мастера слушатели. Ольга присела на свободное место, осмотрелась украдкой.
— Итак, повторяю вопрос. Что главное в продажах? — громко поинтересовался стоящий на импровизированной сцене, у исчерченной схемами доски, мужчина.
По рядам прошел шепот. Какой-то мужчина привстал, произнес неуверенно:
— Товар?
На него зашикали, и он смущенно бухнулся обратно на стул.
— Покупатель! — звонко выкрикнула девушка с первого ряда.
Ослепительно улыбаясь, Прайд снисходительно оглядел зал, произнес, подначивая:
— Еще варианты? Ну же, смелее!
Одно за другим посыпались предположения.
— Одежда.
— Подача.
— Цена…
— Не мучайте нас, маэстро, скажите же, — льстиво произнес кто-то.
Лектор усмехнулся, изящным движением стряхнул с рукава пылинки, бросил снисходительно:
— Все что вы перечислили правильно, и, безусловно, важно, но! — Улыбка погасла, а взгляд стал цепким и пронизывающим, он отчеканил стальным голосом: — Главное в продажах — результат! Вы можете сколько угодно ублажать покупателя, выставлять лучшую цену и до упора рекламировать товар, но без факта продажи это бессмысленно.
Вокруг закивали, послышались одобрительные возгласы. Движением руки Прайд утихомирил аудиторию.
— А теперь…
Спустя час, Ольга вышла из духоты зала с ощущением головокружения и легкой боли в висках. Из всего произнесенного она уяснила главное — можно легко заработать крупную сумму в сжатые сроки. Времени до начала учебы оставалось все меньше и это был шанс. Ее окружали радостные лица. Вдохновленные речью, люди с подъемом обсуждали лекцию, делились грандиозными планами и подсчитывали доходы.
Ольга не заметила, когда в коридоре возник человечек в мятом костюме. Словно дирижер, взмахнув руками, он торжественно объявил:
— Дамы и господа, наша компания решила пойти на беспрецедентную акцию. — Разговоры мгновенно стихли, а головы повернулись в его сторону. — В любой, даже самой большой компании, рабочие места ограничены. Ограничены они и у нас. Но… — он сделал многозначительную паузу, — мы решили поступиться принципами и временно расширить штат. Только сегодня и только для вас — все посетившие лекцию и принявшие участие в полемике могут устроиться к нам без всяких документов! Второго шанса не будет. Прошу в приемную!
Восторженный гул стал ему ответом. В едином порыве люди устремились по коридору, стараясь протиснуться быстрее и первыми прийти к финишу. Ольга неспешно двинулась следом. Сама собой организовалась очередь. Кое-где раздавались недовольные возгласы, люди выясняли, кто стоит первым, но вскоре стихли. Очередь продвигалась быстро. Через пять минут большая часть народа ушла, распихивая по карманам договора об устройстве на работу, а еще через две минуты помещение полностью опустело. Ольга осталась один на один с «председателем», как уже успела про себя окрестить человечка.
— Прочтите и распишитесь, — буркнул председатель, подвинув заполненный мелким шрифтом лист.
Ольга пробежалась взглядом по строчкам договора, спросила удивленно:
— Сорок процентов от продаж?
— Конечно! — председатель обиженно всплеснул руками, — это минимум, который наш работник получает на первых порах. В дальнейшем, если человек показывает результаты и проявляет заинтересованность, процент повышается. Что до оплаты, то все не просто, а очень просто. Неделя стажировки, в течение которой вы нарабатываете навык, устанавливаете контакты, набираете базу, ну а после, если мы заинтересовали вас, а вы не разочаровали нас, начинается полноценная работа.
— Простите, возможно я не расслышала, так что с оплатой? — улыбнулась Оля.
— Разве я не сказал? В самом деле? — Председатель выглядел озадаченным. — Каюсь, моя вина. Оплата каждые две недели с момента окончания стажировки.
ГЛАВА 17
На следующее утро Ольга встала пораньше. Волнение от первого выхода на работу не позволяло расслабиться, заставляя подбирать одежду и накладывать макияж с особой тщательностью. Жизнь больше не казалось такой безрадостной, а мир расцвел яркими красками. Неожиданная возможность вселяла надежду решить вопрос с учебой самой, не привлекая родителей. К тому же, нужно было подумать о жилье. Ставшая почти родной квартира, где она провела несколько счастливых месяцев, тяготила, бередя рану постоянным напоминанием.
В уже знакомом помещении царила суета, ежеминутно в комнату входили и выходили люди. Некоторых Ольга узнавала: знакомые по вчерашней лекции, подрастерявшие за ночь пыл, заходили осторожно, опасливо озирались, переминаясь с ноги на ногу, жались к стеллажам. Другие, их было большинство, деловито пробегали мимо, появляясь, и скрываясь за дверями, с одинаково озабоченными лицами.
В дальнем углу председатель что-то настойчиво объяснял троим мужчинам. Подойдя ближе, Ольга прислушалась, но уловила лишь несвязные обрывки слов. Через минуту, понурив головы, троица тихонько прошмыгнула в коридор, под испуганные взгляды новичков. Перехватив устремленные на председателя вожделенные взгляды, Оля быстро шагнула вперед, опережая конкурентов.
— Что вы хотели? — От неожиданности человечек отшатнулся.
Обаятельно улыбнувшись, Ольга взяла его под руку, отвела в сторону.
— Вчера мы с вами разговаривали насчет работы, помните? Я оставалась последней.
Человечек несколько мгновений недоуменно моргал, сказал замедленно:
— Да, да, кажется, припоминаю. Извините, столько дел, столько посетителей. Подождите минутку, я отдам кое-какие важные распоряжения и прикажу выдать вам сопровождающего. — Он стремительно юркнул за дверь, вызвав разочарованный вздох ожидающих.
— Вообще-то, девушка, мы первые пришли. — От стены отделилась полная женщина средних лет. На ее лице читалось недовольство, а руки рассерженно теребили сумочку.
— Не вы одни, не вы одни. — К женщине мгновенно присоединился возникший словно ниоткуда мужчина в спортивном костюме.
— Молодежь в конец обнаглела! — Ощутив поддержку, женщина заговорила громче. — Раньше только места не уступали, а сейчас вперед очереди лезут.
Людей в приемной становилось все больше. Входящие с интересом прислушивались, предвкушая скандал, а прибывшие раньше уже активно спорили, разделившись на два лагеря. Про Ольгу в пылу полемики забыли, переключившись на более глобальные темы. Попятившись, Оля добралась до двери и выскользнула из помещения.
В коридоре обнаружился высоченный, напоминающий баскетболиста, парень, флегматично разглядывающий настенную живопись, искусно сделанную каким-то острым предметом на штукатурке под самым потолком. Ольга уже собралась обратиться к парню, когда рядом возник председатель.
— Степан, сегодня идешь с этой девушкой, все как обычно.
Парень кивнул, направился к выходу. Председатель проводил его взглядом, после чего вернулся в приемную. Едва за ним захлопнулась дверь, раздался возбужденный рев раздосадованных ожиданием людей. С холодком в груди прислушавшись к жутким звукам, Ольга поспешила выйти.
Степан ждал на улице, у его ног покоилась объемистая сумка. Оля остановилась рядом, ожидая указаний. Парень сплюнул, произнес с ленцой:
— Схема простая. Сегодня ходим по клиентам, я продаю — ты смотришь, завтра ты продаешь — я смотрю, послезавтра идешь одна.
В первых трех квартирах им даже не ответили, в четвертой захлопнули дверь, едва не прищемив Степану руку, а в пятой пригрозили вызвать милицию, если «проходимцы» немедленно не уберутся. Ольга приуныла. Когда они вышли из подъезда, Степан присел на лавочку, кивком пригласив Ольгу присоединиться, спросил:
— Разочарована?
— Не так, чтобы очень, но представляла немного по-другому, — честно призналась Оля. — У вас так всегда?
Степан достал сигарету. Похлопал по карманам в поисках зажигалки, нашел, затянулся, выпустив облачко дыма, произнес:
— Не бери в голову. Обычно, новичков водят по проверенным клиентам, чтобы не спугнуть, но я этим не занимаюсь. Как говорится — тяжело в учении. Я считаю — пусть человек сбежит в первые полчаса, чем уйдет пару дней спустя, столкнувшись с реальностью. Меньше затрат.
— И часто уходят? — осторожно поинтересовалась Ольга.
— Из десяти девять. — Степан стряхнул пепел под ноги.
— Так много? — Ольга в удивлении распахнула глаза. — А почему?
— Разные причины. Кто-то общаться не умеет, кто-то ходить устает. Ладно, пошли, тебя натаскать надо, а у меня еще работа, — закончил он, затушив сигарету подошвой.
Ольга не уставала удивляться, как преображался Степан, едва появлялась малейшая возможность совершения сделки. Из флегматичного увальня — баскетболиста он превращался в эстета, ценителя искусств и знатока поэзии. Движения становились плавными, голос смягчался, а на лице отражалась богатейшая эмоциональная гамма. Он легко шутил, много смеялся, расточал комплименты хозяевам и непринужденно, но настойчиво, объяснял выгоды принесенного товара, демонстрируя его преимущество над известными аналогами.
К обеду последняя блестящая баночка перекочевала из сумки в руки страждущей женщины, очарованной Степаном настолько, что она даже не взяла сдачу. Они вышли из холодного подъезда на улицу, под теплые лучи осеннего солнца. Степан с хрустом потянулся, взгляну на часы, выдохнул:
— Ну все, на сегодня хватит, как раз уложились. Возьми, — он протянул пачку потрепанных бумаг свернутую в рулон, — здесь информация о товаре. Не будешь знать чем торгуешь — ничего не продашь. Завтра в то же время у конторы. Опоздаешь — пойдешь одна. Счастливо. — Махнув рукой, он скрылся за углом.
До поздней ночи Ольга перелистывала бумаги, стараясь запомнить как можно больше, в итоге, не выспавшись, но вызубрив весь материал, в назначенное время ждала возле здания конторы. Степан подошел три минуты спустя, и они тут же отправились «в поля», как коротко охарактеризовал происходящее напарник. Все было как и в первый раз, но активная роль теперь отводилась Ольге, Степан же выступал в качестве пассивного наблюдателя.
Сперва Ольга робела, преодолевая естественный порог общения с незнакомыми людьми, но постепенно втянулась, и, порой, расходилась так, что даже обычно безразличный напарник поглядывал с удивлением. Один раз она перепутала названия, и сильно смутилась, когда покупатель, заметив расхождение, высказался в резком тоне. Степан промолчал, хотя Ольга несколько раз умоляюще смотрела в его сторону, ожидая поддержки. Лишь когда вышли на лестницу и Оля с пылающими от стыда щеками уткнулась лбом в шершавую поверхность стены, он произнес:
— Неприятно? Запомни ощущение. Это поможет в будущем избежать ошибок.
* * *
Неделя завершилась. В пятницу вечером, сдав выручку председателю, Ольга получила поздравление и пластиковую карточку члена фирмы, где на синем фоне, среди прочей информации, большими буквами были выведены ее имя и отчество. Не желая откладывать, она приступила к работе уже на следующий день, в субботу. Решение оказалось верным. Отдыхая после трудовой недели, люди охотно общались на темы касающиеся здоровья. За два дня Ольга продала товара больше чем за всю предыдущую неделю.
Время летело незаметно. Каждое утро Ольга отправлялась в контору, где получала объемистый пакет фирменных лекарственных средств, после чего обходила ближайшие районы. Товар продавался хорошо, порой, настолько, что приходилось возвращаться за новой порцией.
Наступил долгожданный день зарплаты. Придя с утра в контору в приподнятом настроении, Ольга немного удивилась, вместо вечно издерганного председателя за столом расположилась полная женщина в блестящем платье. Платье сидело в обтяжку, сдавливая грудь, отчего женщина часто и неглубоко дышала. Нахмурившись, она быстро писала, поминутно что-то раздраженно вычеркивая. Не ответив на приветствие, женщина уточнила у Ольги имя, после чего выложила на стол корку разноцветных коробочек и несколько банок с яркими наклейками на боках. Удивившись еще больше, Ольга осторожно уточнила:
— Простите, это все?
Поджав губы, отчего нос заострился, а лицо приобрело хищное выражение, она желчно ответила:
— Вам мало?
— Вообще-то да. Вчера вечером я написала заказ.
— Я не получала инструкций, — женщина нервно отмахнулась, — пожалуйста, не отвлекайте, очень много работы.
Переложив коробки в пакет, Ольга замедленно вышла из кабинета, остановилась в раздумии. Происходящее казалось странным. Заказы всегда выполнялись. К тому же председатель всегда лично выдавал товар. Постояв минуту, но так ничего и не решив, она пожала плечами и, выбросив из головы ненужное, устремилась в поля.
Как и ожидалось, товар кончился еще до полудня. Пообедав в ближайшей столовой, куда заходила почти каждый день, Ольга отправилась назад в контору, лелея смутную надежду, что председатель вернулся, а замещающая мегера благополучно испарилась. Но ожидания не оправдались, мегера сидела на прежнем месте. Вздохнув, Ольга подошла к столу, произнесла с ноткой разочарования:
— К сожалению, заказ был выдан не полностью, поэтому… — она развела руками, — пришлось вернуться.
— А от меня-то вы что хотите? — Женщина взглянула непримиримо.
— Как что? Выдайте остатки, или заберите наличку. — Ольга протянула деньги.
Женщина взяла купюры, пересчитала. Вытащив из кипы бумаг чистый конверт, коротко чиркнула ручкой, вложила деньги и бросила в стол, но, видя, что девушка не уходит, бросила недовольно:
— Еще что-то?
— Зарплату, если можно, — кротко произнесла Ольга.
К ее удивлению возражений не последовало. Хлопнул ящик, зашуршала бумага, и на матовой поверхности стола возникла несколько мелких купюр.
— Пересчитайте. Ровно семьсот рублей.
Ольга неверяще смотрела на стол. В горле враз пересохло. Преодолевая навалившееся оцепенение, она с трудом выдавила:
— Что это?
— Ваша зарплата, конечно, или вы за чем пришли? — Женщина скрестила руки на груди. — Что-то не так?
— Дело в том… — Голос предательски дрогнул, сглотнув, Ольга повторила четче: — дело в том, что по условию договора я получаю сорок процентов от продаж. За две недели я продала почти на сорок тысяч. А это… что это такое?
— Милочка, все претензии к Николаю Никифоровичу. Перед тем как уехать, он приказал передать вам эти деньги.
Почувствовав, что земля уходит из-под ног, Оля спросила упавшим голосом:
— Как уехать, куда?
— Не знаю, он о своих планах не сообщает. Вернется через две недели, тогда и поговорите.
Задохнувшись от нахлынувшего отчаяния, Ольга закричала:
— Но я не могу ждать! Через неделю нужно оплатить сессию, иначе меня отчислят.
Лицо женщины стало злым, она посмотрела с ненавистью, желчно произнесла:
— Прекратите отнимать мое рабочее время. Забирайте деньги и уходите, иначе я позову охрану и вас выведут.
В глазах у Оли стояли слезы, когда, с трудом собрав трясущимися пальцами купюры, она вышла из кабинета.
Ольга зашла в квартиру, не разуваясь, прошла через комнату, раскинув руки, бросилась на диван. Постель мягко приняла в объятья, расслабляя напряженные мышцы, но внутри было тяжело и муторно. Времени почти не осталось, а единственная возможность, заработанная тремя неделями тяжелого труда, исчезла каким-то странным, нелепым образом.
В голове царил хаос, побуждая куда-то бежать, что-то делать, требовать, угрожать, но вместе с этим, на самом краю сознания, возникла стойкая уверенность в бесполезности любых действий: ни сегодня, ни завтра, ни через две недели денег не вернут. Закрыв глаза, Оля мысленно перебирала варианты, отбрасывая один за другим, пока не остался последний — попросить взаймы у родителей.
Пронзительно зазвонил телефон. Мысли взметнулись испуганными рыбешками, тело дернулось. Встав с кровати, Ольга подошла к телефону, сняла трубку. Воздух наполнился шумом, сквозь который прорвался недовольный голос матери:
— Дочь, чем занимаешься? Уже неделю не появлялась.
— Мама, — губы трогает улыбка, скользит, расходясь к уголкам глаз лучистой сеточкой, — я как раз хотела поговорить. У меня возникли сложности на учебе и я…
— Ты представляешь, что наш балбес учудил?! Завалил зачет по математике. Придется нанимать репетитора, а это двести рублей в час и минимум десять занятий! Семейный бюджет трещит по швам. Где я на него денег напасусь?!
— Да мама, — уголки губ опускаются, набрякшие веки закрывают глаза, вдруг ставшая очень тяжелой трубка, почти выскальзывает из руки, — конечно я зайду… Как только смогу. Много учебы… Я тоже тебя люблю.
Короткие гудки отбоя. Тело деревянной походкой направляется в угол комнаты, где среди вороха газет, неприметный, ждет своего времени клочок бумаги с накарябанными кривыми цифрами. Словно чужие, руки разгребают пыльную бумагу, отбрасывают ненужное. Между квадратных листов с ровными строчками букв мелькает обрывок. Пальцы ухватывают за кончик, вытягивают из груды бесполезного мусора. Глухие шаги болью отдающиеся в теле, холодная трубка, мерные звуки гудков.
— Виктория? Это Ольга… Да, я решила… Встретимся… Через час? Хорошо, я буду ждать, я знаю место.
Тупая, давящая боль в висках, и серый солнечный зайчик прыгающий по стене в такт ударам сердца.