Рассказать о жизненном пути аббата представляется не столь легким делом, как это может показаться на первый взгляд. В истории, о которой пойдет речь в этой главе, в известной степени существуют два Соньера: богатый деревенский кюре — и герой невероятной эпопеи, до сих пор вызывающей споры и разногласия.
В том случае, если автор будет придерживаться первой точки зрения, читатель, взявший в руки его книгу, лишь пожмет плечами, хотя, возможно, найдутся и те, кто одобрят такой выбор. В лучшем случае в адрес исследователя будет сказано: «Этот бедолага не видит дальше своего носа!» или «Наконец-то нашелся здравомыслящий писатель, который сумел развеять миф о Соньере». Надо отметить, что столь лестный отзыв заслужили немногие авторы.
С другой стороны, взяться за историю жизни легендарной личности значит подвергать себя известной доле риска. Последствиями такого шага будут восторженное: «Эта книга придется вам по вкусу: автор сумел расшифровать указания, открывающие путь к сказочному сокровищу!» — и безоговорочное, как диагноз врача, мнение читателя: «Еще один ясновидец на нашу голову!»
По правде говоря, второй путь для писателя куда опаснее, чем первый, поскольку поклонники всего необычного не любят задерживать внимание на «всяких мелких подробностях» и легко довольствуются видимыми атрибутами «тайны, покрытой мраком». Лучшего положения дел для автора не придумаешь.
Узнать, где и когда Беранже Соньер появился на свет, не представляет особого труда. Все, что известно о годах его учебы, практически не вызывает разногласий: исследователи говорят о волевом характере молодого семинариста, о его стремлении к неповиновению… Согласие царит в рядах писателей, пока речь идет о первых этапах карьеры Соньера, о его жизни, проведенной вне стен Ренн-ле-Шато. Что же тогда становится точкой отсчета для споров и противоположных мнений?
Первое расхождение во мнениях: история о документе, обнаруженном нотариусом. 24 октября 1885 года аббат отправился на прогулку в компании приятеля из Кийана, который, согласно господину Гингаму («Золото тамплиеров»), рассказал аббату о том, что при переводе одного документа он наткнулся на сообщение о некоем сокровище. Прогулка окончилась для аббата ранением, в то время как нотариусу она стоила жизни. Связан ли этот инцидент с последующим внезапным обогащением Соньера?
Раскопки, произведенные священником в 1887 году, когда он перестраивал храм, не вызывают разногласий в рядах авторов, однако встает щекотливый вопрос: знал ли аббат, что тайник, о существовании которого ему уже было известно, находится именно здесь, в старой церкви?
Вторым поводом для горячих споров и разногласий становится вопрос о природе сокровищ. Что именно нашел Соньер в осыпающейся церкви? Конечно, известно и о документах, извлеченных из тайника, и о монетах, окрещенных «медалями из Лурда» (найденных аббатом в щебне и мусоре древней церкви!), однако до сих пор ни один исследователь не в состоянии дать безоговорочный ответ на этот вопрос. Даже наличие копий документов, найденных Соньером, еще не является веским доказательством.
Споры о природе сокровищ Соньера не прекращаются и в наши дни, лишь приумножая гипотезы по поводу столь противоречивого дела. Исходя из личных убеждений, некоторые авторы извлекают на свет все новые, зачастую не поддающиеся проверке факты из жизни Соньера. Подобные «открытия» соответствуют лишь конечным выводам этих писателей, но не истине: играя словом «тайна», они никоим образом не приближают читателя к ее разгадке.
Заявление о том, что личное убеждение автора оказывается результатом рефлексии, не вызывает сомнений. Но ведь эта рефлексия — результат воспитания, личной философии, религиозных (или нерелигиозных) предпосылок… Дело аббата Соньера являет собой прекрасно подготовленную почву для роста всевозможных субъективных мнений. Насколько легким в таком случае кажется рассмотрение этого дела со своих позиций, чего придерживаются некоторые из авторов, ставя во главу угла персональное расследование. Все многообразие высказываемых мнений в общих чертах сводится к следующим теориям:
1. Никакого клада на самом деле не было; аббат Соньер был скромным деревенским кюре, а если он и тратил много денег, то лишь потому, что получал множество «безвозмездных» даров.
2. Сокровище аббата появилось на свет благодаря махинациям с деньгами, полученными за мессы; возможно, были и другие аспекты симонии. Поскольку все же имеются некоторые свидетельства в пользу сокровищ, не стоит упускать возможность нахождения клада.
3. Сокровище, найденное Соньером, было «священным», «духовным», «сакральным». Каким именно из трех перечисленных оно было, исследователю станет понятно к концу предпринятого им поиска.
4. Аббат нашел (и выгодно продал) некие документы, содержавшие важные генеалогические сведения или религиозные догмы, утаенные Церковью. В этом случае атмосфера тайны сгущается. Так или иначе, использование этих документов обеспечило Соньеру богатую жизнь.
5. Теории, основанные на пересмотре имеющихся фактов, что дает исследователю возможность двигаться в том или ином направлении. В основном это касается «священных» сокровищ или документов, о которых мы говорили в предыдущем параграфе.
Отдельным пунктом стоит выделить тех, кто ищет ответы в сочинениях самого Соньера. Так, Клэр Корбю-Каптье (дочь наследницы Мари Денарно) и ее муж, Антуан Каптье, явили свету свое якобы практически неопровержимое исследование. Загвоздка лишь в одном: Мари Денарно сожгла почти все записи аббата…
Итак, обозначив проблемы, волнующие исследователей, попытаемся в них разобраться.
Франсуа Беранже Соньер родился 11 апреля 1852 года в Монтазеле: эта деревушка расположена в десяти километрах от Ренна, поэтому Ренн-ле-Шато можно увидеть, не выходя за ее пределы. Порой, когда облака оттеняют высокие горные вершины, окрестности Монта-зеля приобретают фантастический оттенок. Родной дом Соньера, расположенный у фонтана в форме дельфинов, построен в 1751 году.
Беранже был старшим в семье из семи детей. Помимо него, священником стал и его брат Альфред. Небогатые родители не раз шли на жертвы ради того, чтобы дети получили надлежащее образование. По традиции, бытовавшей в крестьянских семьях, основное внимание в этом случае уделялось старшему сыну, первенцу.
Сначала Беранже посещал школу Сен-Луи в Лиму: будучи способным ребенком, он получал награды за примерную учебу. Вслед за средним духовным училищем последовало обучение в семинарии Каркассона, после чего, в июне 1879 года, Соньер стал священником. Месяц спустя его назначили викарием в Але-ле-Бен: это был первый значительный пост для человека, который, отрекшись от земных благ, посвятил свою жизнь служению Богу. Три года спустя его ожидало новое назначение: Соньер стал кюре в деревушке Кла. Да, это было значительное повышение по службе… Кла и по сей день насчитывает восемьдесят три жителя; в позапрошлом веке их было в два раза больше. Попасть в деревеньку можно лишь в том случае, если воспользоваться неприглядной дорогой, ведущей из Акса. Извилистая, как серпантин, тропа взбирается на Атриг, возвышающийся над долинами Од и Ребенти, затем сворачивает к югу и тянется над Од на высоте 400 метров. Кла — это задворки мира: скудная и небогатая событиями жизнь здешних крестьян в основном сосредоточена на животноводстве и разведении высокогорных культур. Несмотря на живописную местность, все говорит здесь о неизбежном скором упадке. Если бы Беранже Соньеру пришлось провести в Кла десять лет жизни, остался бы он священником? Однако это риторический вопрос: через три года аббат Соньер был переведен в другое место. Церковное начальство решило доверить ему место кюре в Ренн-ле-Шато. Скажем без преувеличения, это было решение, которое по прошествии времени привело в движение фабрики по изготовлению чернил, типографии и издательства, заставив их работать на полную мощь. Решение, последствия которого вызовут столь бурный обмен идеями и мыслями!
Беранже Соньер прибыл в Ренн-ле-Шато 1 июня 1885 года. Итак, все герои на сцене, декорации расставлены, время подать сигнал к поднятию занавеса.
Занавес открывается — и первое, что мы видим, — это церковь и дом священника в Ренн-ле-Шато. Сожалеет ли аббат об уходе из Кла? Кто знает… На самом деле поводов для уныния предостаточно: храм находится в плачевном состоянии, близком к обрушению. Впрочем, обрушение старой церкви намечалось еще в 1853 году: по мнению архитектора Каля, ее снос и постройка нового здания обошлись бы деревенской казне в меньшую стоимость, нежели ее реконструкция. Не имея денег ни на снос, ни на обновление, местное правление все же решило привести храм в порядок, заняться его отделкой, однако как только в муниципальном бюджете нашлись для этого средства, по стене храма прошла новая трещина. Когда Соньер вступал в должность, он вряд ли предвидел, что любая служба в храме, проведенная в дождливый день, будет проходить под тем же дождем, что и снаружи храма. У прихожан, в отличие от священника, все же была альтернатива: зная о столь «плаксивом» нраве своей церкви, они заранее занимали сухие безопасные места… О доме священника скажем лишь, что он оказался достойным соперником церкви. В результате аббат решает поселиться у односельчанки, Александрины Марро. На оплату жилья идут деньги из личного жалованья священника, однако аббат ежемесячно получает приличную сумму в 75 франков: разделение государства и Церкви еще впереди…
Увы, выборы не за горами, и пылкий роялист превращает свою кафедру в избирательную трибуну, что будет стоить ему временного отстранения от должности и перевода в семинарию Нарбонны в качестве преподавателя. Однако некоторое время спустя епископ решает вернуть священника на прежнее место работы.
К слову заметим, что твердая роялистская позиция Соньера в момент выборов играла ему на руку: благодаря ей кюре приобрел симпатии высшего французского общества, в частности графини де Шамбор. Быть может, это как-то связано с внезапным обогащением аббата? Вне всякого сомнения, он получает от высшей знати солидную финансовую поддержку; возможно, от нее же он узнает некие тайны, связанные с династической линией.
Когда обе партии пришли к необходимому политическому компромиссу, аббат вновь вернулся к своей повседневной работе в Ренн-ле-Шато. Будучи уроженцем этих мест, он прекрасно владеет провансальским наречием. Зная, как поддержать свое положение в обществе, он предупредителен и услужлив: это разумный человек и хороший советчик, что признают даже одержавшие победу на выборах республиканцы. И кроме того… женская половина населения оценивает не только здравый ум и любезность священника: темноволосый, хорошо скроенный аббат, несмотря на грубоватые черты лица, считается красивым мужчиной. Однако владеет ли наш аббат какой-либо информацией, наметил ли он план действий?
В свое время мы обратим внимание на некоторые непроясненные обстоятельства этого дела. Однако стоит ли внести в их список смерть нотариуса из Кийана, о которой упоминает Морис Гингам в «Золоте тамплиеров»? Ознакомимся с его версией этой истории.
По словам Гингама, нотариус Кийана попросил аббата, прекрасного латиниста, помочь ему в переводе документов, важных для делопроизводства: они якобы могли подтвердить его права на некоторые земли около Ренна. Нотариус, показавший аббату лишь часть документов, предполагал, что в них говорится о некоем сокровище. Разумеется, аббат поймал юриста на удочку, притворившись, что не верит ни единому его слову. Рассерженный нотариус бросил Соньеру: «Вы напрасно смеетесь! Я уверен, что знаю, где находится место, о котором идет речь. Мы отправимся туда вместе». Это произошло 24 октября 1885 года, в день внеклассных мероприятий: аббат в компании нотариуса повел детей на экскурсию в горы. Школьники, отставшие от взрослых, вскоре услышали крик: окровавленный, но живой аббат звал на помощь — было ясно, что произошло несчастье. Соньер был тяжело ранен, нотариус же скончался, не приходя в сознание.
Расследование, проведенное жандармерией в спешном порядке, установило, что причиной смерти нотариуса стал несчастный случай; вполне возможно, что позднее следователю стали известны некоторые дополнительные факты. Не желая лицемерить, мы, как и любой детектив, принимаем во внимание все гипотезы a priori. Одна из них звучит так: нотариус узнал о тайнике, к которому было сложно подступиться. Он и его напарник добрались до этого труднодосягаемого места, но не избежали опасности: как нам известно, произошел несчастный случай с разными для каждого последствиями. Эта гипотеза не отбрасывает на аббата ни тени подозрений… Однако становится «предположением номер один» в списке гипотез о сокровищах Соньера.
Когда же аббат затеял реставрацию храма? В 1883 году муниципальный совет вновь постановил, что работы по починке церкви должны быть произведены как можно скорее; однако средств на эту статью расходов не хватало. В начале 1885 года в церкви не велось никаких работ. Аббат принялся за дело лишь в середине 1885 года или же в начале 1886 года: он получил необходимые для этого деньги от графини де Шамбор, скончавшейся вскоре после этого, в 1886 году. Какова была сумма, доверенная Соньеру? Почему графиня решила спонсировать его работы?
На первый вопрос есть два ответа:
1. Это была тысяча франков, если верить официальным счетам Соньера.
2. Это была сумма, необходимая для его дальнейших работ.
Второй вопрос, касающийся частного интереса графини к делам Соньера, тоже не дает определенного ответа.
Некоторые считают, что эта благородная дама преклонного возраста охотно занималась благотворительностью, помогая бедным священникам, заботящимся о восстановлении дома Божьего. Нам нечего возразить на столь «душеспасительное» объяснение, однако напомним, каково было положение графини в высшем обществе: Мария-Тереза Габсбург-Гессенская, вдова Генриха Бурбон-ского, герцога Бордо, графа де Шамбора, который едва не взошел на французский престол. Королевская династия Габсбургов. Королевский дом Франции…
Но более важным, на наш взгляд, является другой вопрос, о котором часто забывают: почему и при каких обстоятельствах Соньер, тогда еще ничего не знавший и ничего не отыскавший, решил обратиться к столь знатной даме?
В 1887 году аббат задумал заменить старый алтарь: если верить запискам аббата, хранящимся в архиве Каптье-Корбю, алтарь был сделан из простой плиты, установленной на двух опорах-колоннах, одна из которых была резной.
Что известно о жизни Соньера в период его работ в церкви? Священник ведет скромный образ жизни: порой ему не хватает денег даже на оплату завтраков и обедов, которые готовит ему Александрина Марро. Охота на куропаток и ловля форели скрашивают его будни и позволяют держать себя в хорошей форме. Из суммы, подаренной графиней на реставрацию церкви, аббат не потратил на себя ни сантима.
Замена старого алтаря сыграла большую роль в дальнейшей судьбе священника. О том, что произошло при этом, незамедлительно рассказали каменщики Руссе и Бабу, принимавшие участие в реставрации храма. Приподняв тяжелую алтарную плиту, Соньер и подсобные рабочие обнаружили, что одна из опор алтаря наполнена сухими листьями. Внутри полой опоры хранились три деревянные трубки, запечатанные воском. В них были пергаменты.
Как только об открытии стало известно, аббат вступил в переговоры с мэром: глава деревни желал бы хранить эти документы в архиве муниципалитета, но аббат настаивал на своем: «В таком случае наши пергаменты будут собирать пыль на полках. В городе есть любители древностей, которые захотят купить их за большую цену; я позабочусь об этом». Соньер тронул чувствительную струну в душе мэра, глава муниципалитета дал свое согласие при условии, что деньги, вырученные с продажи документов, пойдут на обновление храма. Возможно, мэр потребовал, чтобы с пергаментов были сняты копии; это дело он также поручил аббату. Изучением пергаментов мы займемся в следующей главе, не упуская из виду и то, что подобное исследование ставит множество спорных вопросов, например: соответствие копий оригиналам или же вопрос по поводу того, со всех ли документов они были сделаны.
Каковы были дальнейшие действия Соньера? История, о которой сейчас пойдет речь, полна неясностей. Пытаясь восстановить предполагаемый ход событий, Жерар де Сед («Проклятое сокровище Ренн-ле-Шато», 1967) опирался в своем расследовании на vox populi, но его теорию не подкрепляет ни один убедительный документ. Правда и то, что главные действующие лица этой истории, должно быть, постарались уничтожить любые письменные свидетельства, проливавшие свет на это дело…
Итак, аббат попытался расшифровать документы, точнее, понять тайный смысл, вложенный в текст, на первый взгляд не представляющий трудности для перевода. В начале 1893 года он рассказал о своей находке епископу Каркассона монсеньору Бийару. Прелат был весьма удивлен тем, что Соньер задумал продать документ, столь сильно его заинтриговавший. Аббат признался, что это не входило в его намерения, однако он проводил ночи над текстом, пытаясь уяснить его истинный смысл, в чем, к сожалению, не преуспел. Возможно, интеллектуальный уровень епископа превосходил его семинарские познания; так или иначе, прелат ввел Соньера в довольно необычный для католика круг людей…
Монсеньор посоветовал аббату отправиться в Париж: среди его столичных знакомых были духовные лица, страстно любившие историю и знавшие толк в палеографии. Епископ Бийар снабдил Соньера деньгами (1400 франков), покрывавшими расходы путешествия. Кстати, часть этой суммы причиталась мэру: поскольку Соньер не продал документы, эти деньги были призваны уверить главу муниципалитета, что сделка все же состоялась. Ложь во имя всеобщего блага была прощена епископом заранее.
Жерар де Сед повествует о том, что в Париже Соньер направился к аббату Биелю, настоятелю церкви Сен-Сульпис. Аббат, извещенный епископом Каркассона о миссии Соньера, тщательнейшим образом изучил документ. Восемь дней священник провел в ожидании разгадки. Желая обеспечить гостю из провинции приятный досуг, аббат Биель познакомил его со своим племянником, издателем Ане, а тот в свою очередь ввел Соньера в круг своих друзей и знакомых. Надо отметить, что столичная среда, в которой очутился Соньер, сильно отличалась от того привычного кружка, в котором коротал время скромный деревенский кюре. Монах Эмиль Оффе, блестяще образованный молодой человек, свободно владел несколькими языками и увлекался Средневековьем, совершенствуя свои знания в области палеографии и криптографии. Уроженка Руэрга Эмма Кальве, одаренная восхитительным сопрано, прошла нелегкий путь от нищеты, которую она познала в детстве, до всеобщего признания. Заняв к тридцати годам видное положение среди див мирового уровня, Эмма Кальве исполняла арии Кармен в присутствии самой английской королевы и играла Маргариту в прославленных театрах Европы. В перерыве между двумя триумфальными турне, в то время когда Соньер ожидал окончания работ над переводом, Эмма Кальве решила сделать остановку в Париже. Их встреча, по мнению некоторых, повлекла за собой неожиданные последствия: между аббатом и певицей вспыхнула страстная любовь. Другое знакомство было менее волнующим, но не менее важным в жизни Сонье-ра: Клод Дебюсси, композитор, написавший музыку к «Пелеасу и Мелисанде», и, предположительно, великий магистр Приората Сиона, общества, якобы появившегося на свет одновременно с орденом тамплиеров.
В это время в Париж был ареной действий целых трех тайных политических обществ. Вопрос этот подробно освещен такими известными авторами, как Жан Робен, Жан-Мишель Тибо или знаменитое британское трио Байджент—Ли—Линкольн, что позволит нам посвятить всего лишь параграф этой неисчерпаемой теме.
Итак, в вышеозначенное время во Франции появились своего рода философские общества, деятельность которых корнями уходила в политику. Одни из таких группировок ратовали за реставрацию монархического строя, проповедуя религию, выходящую за привычные рамки: Великий Монарх, Апокалипсис. Нет почти никакого сомнения в том, что Папа Римский, находившийся в то время на Святом престоле, не предпринимал никаких попыток приструнить или уничтожить подобные группировки. Другие общества преследовали цели, не связанные с монархическими или религиозными идеями. Стоит упомянуть, что в то же время австрийский император вынашивал мечту о главенстве над европейскими государствами, которого он мог добиться при помощи религии: он был главой Священной Римской империи. Впоследствии мы увидим, что подобные общества и личности вполне могли использовать в своих личных целях те «разоблачающие» сведения, которые таились в документах, найденных Соньером. Всего лишь предположение, скажете вы? Доказательства, которые мы приведем, позволяют дать как отрицательный, так и утвердительный ответ. Однако вернемся в 1893 год. После того как аббат отчитался перед епископом, прелат отдал ему сумму, предназначенную для мэра, и Соньер возвратился в Ренн-ле-Шато. Он привез из Парижа копии двух полотен мастеров: «Пастухи Аркадии» (Пуссен) и «Искушение святого Антония» (Теньер), а также портрет папы Климента V и свой собственный фотопортрет, сделанный известным столичным фотографом. Правда, насчет фотопортрета в последние дни разгорелся спор: вполне возможно, что на нем изображен не Беранже Соньер, а его брат. Однако исследователи сходятся в том, что с этого момента Соньеру был известен секрет, ставший залогом его богатства. Можно ли быть уверенным в том, что воспоминания людей, на основе которых Жерар де Сед выстроил предполагаемую цепь парижских событий, донесли до нас самое важное, ничего при этом не прибавив и не упустив?
Вопрос о путешествии Соньера в Париж и по сей день остается нерешенным. Один из современных авторов, ссылаясь на тексты, доступные публике, сумел даже заявить следующее: «Мы не располагаем свидетельствами того, что Соньер совершал свое знаменитое путешествие; более того, мы даже не уверены в том, что кюре показывал пергаменты епископу Бийару — тому нет ни единого доказательства». Таким образом, на наше усмотрение представлены две противоположные гипотезы. Первая: никакого путешествия на самом деле не было; рассказ о нем используется теми, кто стремится придать излишнюю таинственность делу Соньера. Вторая: путешествие, во время которого аббат приобрел столь странные знакомства, все же имело место; отрицают этот факт те, кто стремится всячески принизить значимость дела Соньера.
Вернемся немного назад и посмотрим, могло ли богатство Соньера появиться в силу иных причин, не связанных с епископом Бийаром, таинственными документами или тайными обществами. Действительно, обогащение могло быть вызвано находкой сокровища, спрятанного в церкви, однако в таком случае возникает вопрос: насколько оно было велико? Рассказ звонаря Каптье, поведавшего о том происшествии своей семье, варьируется. Что стоит за этим — вымысел или сознательное искажение фактов? Приведем его слова: «Во время сноса алтаря плита была приподнята. Увидев то, что находилось под ней, аббат Соньер отослал каменщиков, сославшись на то, что пора оставить работу и пойти пообедать. Однако они успели заметить сосуд, наполненный сверкающими предметами. Один из рабочих поинтересовался у Соньера, что это могло быть; аббат ответил, что это лурдские медали». Медали из Лурда, найденные в вестготской опоре, чудо из чудес, относящееся к Деве Марии, если оно имело место! С другой стороны, если верить господину Декадейя, аббат нашел в церкви не один, а несколько тайников, в которых, однако, были припрятаны незначительные ценности, а не баснословное сокровище.
Не меньшие трудности всплывают при попытке установить хронологию событий. Жерар де Сед утверждает, что аббат нашел клад лишь после возвращения из Парижа. Тайник находился под плитой, расположенной в нижней алтарной части, под «Плитой рыцарей», к которой мы еще вернемся. В вырытой на ее месте метровой яме аббат обнаружил два скелета и котелок, наполненный сверкающими предметами.
Жизнь Беранже Соньера улучшается: отныне он снимает жилье у семьи Денарно. Такие неприметные семьи, живущие в любой французской деревушке, можно описать в нескольких словах: добропорядочность, набожность, труд. Двадцатилетняя Мари Денарно, крепкая выносливая девушка, становится служанкой священника. Отношения между аббатом и служанкой перерастают в нечто большее? В ответ на этот простой вопрос многие лишь пожмут плечами. Со своей стороны заметим, что подобные проблемы не интересуют нас ни в малейшей степени: они не дают ключа к тайне сокровищ. Отметим лишь то, что Мари Денарно будет рядом с Беранже Сонь-ером и в горести, и в богатстве, храня верность аббату до конца своих дней: она унесет его секрет за собой в могилу. Прибавим еще и то, что каждый день и почти каждую ночь Мари приходила на могилу кюре, что может показаться нам своеобразным ритуалом.
Итак, аббат нашел некие документы и золото. Это золото позволило ему на время забыть о материальных проблемах (за исключением, разумеется, проблемы, заключавшейся в перепродаже драгоценностей). Однако вопрос о том, что стало с документами, найденными Соньером, еще предстоит решить. Это станет целью нашего дальнейшего исследования.
Проходит время — и наш священник, преисполненный почтения к усопшим и к их последнему пристанищу на земле, замечен в довольно странном деле. По ночам он проникает на деревенское кладбище и приводит в порядок могилы — правда, способы наведения порядка несколько своеобразны. Речь идет о могильной плите Мари де Негри д'Абль, скончавшейся веком ранее. Мы уже говорили, что маркиза была единственной хранительницей секрета Ренна, ключ от которого она передала своему духовнику, аббату Бигу. Напомним также, что аббат Бигу составил некую эпитафию, начертав ее на гробнице маркизы. Что же сделал Соньер? Переместив плиту в другой конец кладбища, он, захватив необходимые приспособления, старательно зачистил эту надпись. Зачем священник передвинул могильный камень? Сам аббат объяснял это тем, что данная плита, как и некоторые другие, будет строительным материалом для будущего оссуария: на переполненном кладбище более не хватало места для новых захоронений. Однако подобные действия пришлись не по вкусу прихожанам — начались всевозможные толки и пересуды. В конце концов муниципальные власти потребовали от Соньера оставить мертвецов в покое. Те, кто стремился найти ключ к тайне в таинственной эпитафии, справедливо считали, что мэрия вмешалась в это дело слишком поздно. Тем не менее попытки восстановить надпись привели к положительному результату. Самое известное ее прочтение принадлежит Эжену Стублейну, давшему описание этой плиты в своем произведении «Гравированные камни Лангедока». Мы воспроизведем надпись в следующей главе, однако заметим, что в настоящее время ни один экземпляр «Гравированных камней Лангедока» невозможно достать… что вызывает некоторые сомнения в существовании самой книги или, в крайнем случае, репродукции интересующей нас могильной плиты.
С корзинами за плечами аббат и Мари Денарно бродят в окрестностях деревни, собирая красивые камни для маленького церковного сада. Соньер хочет украсить его, построив из камней миниатюрный грот. Будет ли он напоминать какую-либо из пещер в этой местности или, быть может, Лурдскую пещеру? Или место рождения Сына Божьего? Возможно ли, что это указание на некий географический объект? Все эти предположения, даже предпоследнее, имеют право на существование.
Соньер проводит много времени в поездках: довольно часто он покидает Ренн с тяжелым чемоданом в руках. Никто не знает, какова цель этих путешествий. Его письма адресованы людям, живущим в приграничных городах Испании, Италии, Швейцарии, Германии, Бельгии и Австрии. Он знаком с ювелиром из Мазаме, в Тарне, и ведет деловую переписку с парижским банком «Петижак», представитель которого то и дело появляется в Ренн-ле-Шато. Некоторые из коллег аббата получают от него дорогие подарки: золотую дароносицу, коллекцию монет. Все это позволяет предположить, что аббат поместил часть своего богатства в банке Франции, а другую часть за границей.
Однако мы вновь прервем рассказ о Соньере, чтобы высказать еще одно предположение о природе сокровищ аббата. Не стоит забывать, что внезапное обогащение иногда было связано с находкой золотых слитков. Такое случалось в этих краях: в XVIII веке на плоскогорье был найден слиток весом в 20 кг, сделанный из переплавленных арабских монет; в 1860 году неподалеку от Шар-боньер нашли слиток в 50 кг, покрытый смолой. Драгоценная находка — массивная золотая статуэтка — была обнаружена во времена Соньера в хижине у ручья Кулер.
Земля Ренна хранит множество легенд о сокровищах. Пожалуй, самая древняя из них повествует о том, как финикийцы подожгли Пиренеи ради того, чтобы превратить их в расплавленное золото, которое затем они увезли на своих кораблях. Известны истории о пещерах, в которых было припрятано золото различного происхождения. Местное предание гласит, что в 1645 году пастушок Пари вернулся домой с «полным беретом» золота. Соплеменники забросали несчастного камнями, поскольку он не захотел указать путь к пещере, где оно хранилось! Существуют свидетельства того, что этот драгоценный металл шел на отделку римских терм Ренна, а неподалеку от Ренн-ле-Бен в XVII-XVIII веках находились золотые рудники. Мы могли бы упомянуть еще множество подобных историй, однако остановимся лишь на одной из них,
Она произошла в семидесятых годах двадцатого века. Ювелир департамента Од был знаком с одним золотоискателем, каких в Ренне, надо заметить, предостаточно. Однажды искатель сокровищ сообщил ему, что нашел большое количество золота. В доказательство своей находки он принес торговцу древнее украшение: браслет Толедской школы (приблизительно XI в.) из чистого золота, вправленного в железную оковку. В этом случае лучше употребить выражение «чистое золото», а не «золото в 18 каратов», то есть на 18/24 состоящее из настоящего золота, а на 6/24 — из серебра и меди, благодаря чему слиток приобретает твердость. Однако к слову заметим, что этот драгоценный металл никогда не бывает полностью «чистым», в нем всегда есть примесь инородных молекул: так, в золоте, добываемом в Сальсинь (департамент Од), содержится мышьяк.
Наш ювелир прекрасно знал об этой особенности, а потому решил проверить металл на присутствие в нем посторонних примесей. По счастливой случайности сын ювелира работал на атомной электростанции, что позволило нашему герою получить доступ к спектрофотометру, прекрасному аппарату, способному обнаружить даже микроскопические примеси и определить их происхождение. Экспертиза показала, что золото было чистым, но в нем содержался кобальт. Эта особенность дала возможность установить, что золото было восточно-африканского происхождения, времен Соломона и царицы Савской! Вот чем оказалось «золото вестготов»…
Однако вернемся к аббату Соньеру. В 1896–1897 годах группа рабочих и инженеров вовсю трудится в церкви: они переставляют окна, разрабатывают план прохода, соединяющего ризницу и зал в глубине помещения, и пробивают стену, чтобы встроить лестницу, ведущую к новой кафедре. Пол у входа в церковь делают из черной и белой плитки, образующей шахматный узор.
Интерьер церкви преображается: появляются новые скульптуры и картины, обновлены тимпан, витражи и картины, изображающие этапы крестного пути. Вникая во все изменения не хуже дотошного подрядчика, Сонь-ер без колебаний подновляет некоторые полотна. Кропильница оказывается в руках дьявола. В апсиде храма появляются два младенца Иисуса, один в объятиях Марии, другой на руках Иосифа. На многочисленных картинах, запечатлевших крестный путь, можно распознать окрестности Ренн-ле-Шато. Одни находят в храме следы ордена розенкрейцеров, другие видят в расположении алтаря, кропильницы и кафедры намеки на принадлежность Соньера к масонской ложе. Однако мы еще не добрались до самого необычного!
Расстояние длиною в век меняет многое, в том числе и вкусы зрителей: кто-то назовет этот храм оригинальным, кто-то сочтет его безобразным, а кому-то и вовсе не захочется остаться в нем даже на короткое время. «Terribilis est locus iste», — гласит надпись, начертанная в церкви. Ужасно это место — или причудливо?
В 1897 году епископ, покровительствующий Соньеру, прибывает в Ренн-ле-Шато, чтобы освятить храм. Долго он в нем не задержится… Однако неужели прелат не знал о том, как продвигались дела его подчиненного?
Дела продвигались следующим образом: аббат скупил все земли, прилегающие к дому священника. Так, в его распоряжении оказалась верхняя часть деревни, расположенная на горном выступе. Сейчас на этом месте находится автостоянка для машин, обслуживающих каменоломню; сложенная из камня, она напоминает огромную головку швейцарского сыра; по склону спускается неровный сад. Местность для застройки была преобразована в соответствии с проектом восхитительного поместного ансамбля, который планировал построить аббат. По непригодной для этого дороге на вершину мыса, на котором расположен Ренн-ле-Шато, были доставлены 6000 кубических метров земли. Господин Бутьон, владелец поместья, утверждал, что для одной только транспортировки земли и щебня в то время требовалось восемь тысяч повозок, запряженных быками. Между тем это значительный расход, не фигурирующий ни в одном платежном списке аббата.
Над пропастью Соньер воздвиг башню Магдала. На ее верхнем, втором этаже расположена библиотека, которую священник будет пополнять дорогими изданиями духовной и светской литературы. Вилла «Вифания» построена рядом с домом священника: это самый красивый дом в деревне, настоящая усадьба богатого дворянина. По замыслу Соньера между двумя зданиями появились сад и огород, оранжерея и искусственные водоемы. Все владение обнесено высокой неприступной стеной, а от башни Магдала начинается дозорный путь, бросающий вызов как бездне, так и людям, пытающимся ее одолеть.
Что же, поговорим немного о деньгах? Сколько стоило такое поместье, для того времени и места превышавшее все нормы, особенно если учитывать то, что его строителем был обычный священник? В 1967 году Жерар де Сед оценил владения аббата в миллион франков золотом, но в последующем издании своей книги он уменьшил эту цифру. Принимая во внимание издержки, связанные с транспортировкой и погрузочно-разгрузочными работами, стоимость поместья должна была значительно превышать ту сумму, которая была заявлена аббатом в отчете своему начальству.
Владелец «Вифании» часто принимает гостей, потчуя их изысканными блюдами и винами. Попытаемся свести знакомство с завсегдатаями виллы… но, увы, мы не сможем описать всех гостей: упоминания о них затерялись во времени. Довольно ощутимая потеря для нашего расследования: таинственные, ныне неизвестные посетители виллы могли бы указать нам, в каком направлении следует двигаться, чтобы раскрыть тайну Соньера. В нашем распоряжении есть лишь несколько человек, о которых мы не замедлим рассказать. Думаем, читатель простит нам небольшой сбой в хронологии, который мы позволим себе сделать в последующем очерке.
Коллегой Соньера был аббат Анри Буде, ведавший делами паствы в деревеньке по соседству, Ренн-ле-Бен. Расстояние между деревнями (пятнадцать километров по основной дороге) можно было сократить, воспользовавшись каменистой тропой, ведущей в Лавальдье. Еще меньше оставалось пройти тому, кто решился бы срезать путь, идя напрямик, через гору. Кюре Буде слыл образованным человеком, сведущим в науках. Авторы, желавшие видеть в Соньере члена какого-либо тайного общества, часто приписывали Буде роль главы подобной организации — или ее надзирателя, внимательно относящегося к мельчайшим проступкам. Тот факт, что оба священника часто встречались, почти не вызывает сомнений. В бытность свою аббат Буде привлек к себе общественное внимание, выпустив в 1886 году книгу «Истинный кельтский язык, или кромлех Ренн-ле-Бен». Основной мыслью этого произведения было то, что все современные языки произошли от английского наречия. Быть может, истинной целью автора была попытка реконструкции кельтского языка? Однако в таком случае зачем ему понадобилось рассказывать о некоторых исторических и географических фактах, касающихся кромлеха… существующего лишь на карте в приложении к книге? Случилось то, что и должно было случиться: столь причудливое сочетание фактов и точное указание на место несуществующего кромлеха навели на мысль, что в произведении зашифрован путь к тайнику, в котором хранится некое сакральное сокровище. Мы знаем немало специалистов, уверенных в том, что им удалось расшифровать послание аббата Буде. Один из них, следуя своей трактовке, думал отыскать таким образом знаменитый семисвечник — и отдать его Саддаму Хусейну перед войной в заливе, чтобы иракский диктатор вернулся на путь истинный. Честно говоря, от нас ускользнул ход мысли этого автора, точнее, его логика… Приведем другой пример. Согласно некоторым текстам, величина Ковчега Завета равнялась семидесяти пяти локтям — Буде упомянул об этой реликвии на семьдесят пятой странице своего произведения. Итак, Ковчег Завета ждет своего открывателя где-то в «кромлехе», CQFD. Мог ли аббат предвидеть, что нумерация страниц его манускрипта полностью совпадет с нумерацией отпечатанного экземпляра? Вопрос заставит усмехнуться любого автора, знакомого с издательским делом: Буде сам издавал свой труд, а следовательно, мог сам вымерять порядок следования страниц… в таком случае это дает обильную пищу для воображения!
После непродолжительной болезни кюре Буде скончался 30 марта 1915 года в Акса (департамент Од). Ж.-М. Тибо («Золото дьявола») утверждает, что в последние минуты жизни аббата рядом с ним был Соньер.
Среди прочих друзей Соньера стоит упомянуть еще одного священника, аббата Жели. Он был кюре в Кустоссе, деревне в трех километрах от Ренн-ле-Шато. В 1897 году этот замкнутый человек сумел затмить славу Соньера. Правда, всего на несколько дней — и ценой своей жизни: он был убит в ночь перед праздником Всех Святых. Неизвестный убийца нанес священнику не менее дюжины ударов, в основном пришедшихся на затылочную часть черепа. Сбережения аббата остались нетронутыми, хотя убийца тщательно обыскал все ящики его стола. Племянник аббата Жели, тотчас же обвиненный в убийстве, предоставил серьезное алиби. Идеальное преступление… Поскольку ничего не было похищено, судебные следователи не обнаружили каких-либо мотивов для убийства. Чтобы лучше описать обстановку (но не для того, чтобы предложить читателю надежную информацию), обратимся к версии Ж.-М. Тибо: по его мнению, член Приората Сиона Соньер доверил аббату Жели некие документы, которые впоследствии были украдены «иоаннистами», предполагаемыми противниками Приората Сиона. Буйная фантазия автора, скажете вы? Возможно, некоторые детали вымышлены… Однако нам придется смириться с тем, что с этого момента насильственная смерть в округе Ренн-ле-Шато станет довольно частым явлением.
Другом Соньера был и аббат Куртоли (тот самый, что получил от Соньера драгоценную коллекцию вестготских и меровингских монет). К старости аббат Куртоли стал подозрительным, почти никому не удавалось перешагнуть через порог его жилища. Однако порой священник делился своими воспоминаниями, среди которых было и такое: в ночь на 2 февраля 1915 года был убит аббат Ресканьер, которому епископ поручил расследование тайн Ренн-ле-Шато и Ренн-ле-Бен. Пожалуй, на этом мы остановимся… довольно воспоминаний о коллегах Соньера — слишком много в них странных скоропостижных смертей!
В таком случае, чтобы сменить тему, может, стоит обратить внимание на министра изящных искусств? Значительный представитель победившей на выборах власти, министр III республики не раз бывал в поместье Соньера, находя в аббате-роялисте интересного собеседника. Неужели дело Соньера привлекло внимание французского правительства, не раз отправлявшего в Ренн-ле-Шато представителя столь высокого ранга? О нет, не дадим воли нашему воображению: господин Дюжарден-Бометц был главным советником Куизы; центрального города округа, в котором находился Ренн-ле-Шато. Действительно, Соньер принимал у себя министра, однако речь в этом случае может идти лишь о добрососедских отношениях.
Посещала ли Ренн-ле-Шато Эмма Кальве, знаменитая певица? В наши дни этот факт поставлен под сомнение, в то время как полвека назад он не вызывал пререканий: все, как один, сочувствовали мадмуазель Мари Денар-но — ведь ей приходилось терпеть присутствие в поместье своей соперницы! Известно также, что оперная певица увлекалась эзотерическими идеями и входила во многие тайные общества. Не довольствуясь массовыми учениями, распространяемыми Церковью, Эмма Кальве искала свою религию, преимущественно гностического характера. Утверждать, что Беранже Соньера и Эмму Кальве связывали дружеские (или любовные) отношения, — значит подтвердить идею о том, что аббат принадлежал к некоему тайному (розенкрейцеровскому или масонскому) обществу. Отрицать эти отношения значило бы поставить под сомнение мысль о принадлежности Соньера к оккультным кругам.
Навещал ли аббата в Ренн-ле-Шато Клод Дебюсси? С этим вопросом стоит обратиться к нынешнему владельцу поместья, Анри Бутьону. Учитывая все оговорки, он утверждал, что во времена Соньера Клод Дебюсси был великим магистром Приората Сиона, заняв место покойного Виктора Гюго. В наши дни этот орден преследует как политические, так и религиозные цели: восстановление монархического режима (а именно восшествие на престол потомка рода Меровингов) и обновление религии (в этом случае имеется в виду «вновь обретенная» вера, которой придерживались тамплиеры после их «ухода в ересь»).
На закуску мы приберегли лакомый кусок: среди гостей Соньера был и настоящий Меровинг, потомок Сигиберта III (630–656) и Рудольфа I Габсбурга, главы рода, правящего в Австрии с 1276 года. Австрийский эрцгерцог Иоганн Габсбург, являвшийся дальним родственником императора, родился в 1852 году во Флоренции. Будучи графом Мерано и бароном Брандхофом, он отказался от своих титулов и прерогатив. До наших дней дошел довольно расплывчатый образ этого экс-эрцгерцога, лишенного австрийского подданства; не менее таинственна и его роль в деле Соньера. Исследователь, строго придерживающийся хронологии, заметил бы, что визит эрцгерцога к Соньеру состоялся уже после злополучной прогулки аббата и нотариуса, но перед тем, как священник обнаружил в церкви тайник с документами. По поводу общих дел, связывавших Соньера и дальнего родственника императора, существуют четыре гипотезы. Первая выдвинута одним из современных авторов — упомянем о ней, чтобы несколько разрядить атмосферу и улыбнуться: именитый австриец хотел помочь Соньеру основать в Ренн-ле-Шато «дом престарелых» для одиноких священников, лишенных семейной поддержки. Вторая гипотеза: визит эрцгерцога не имеет никакого отношения к делу Соньера. Третье предположение: эрцгерцог и аббат владели одним и тем же секретом. Наконец, четвертая, как вариант третьей гипотезы: эрцгерцог и аббат собирались изготовить документы (настоящие или апокрифические), которые впоследствии «объявились» бы в Ренне.
За исключением первой гипотезы, пленяющей своей наивностью, три другие затрагивают вопрос об отношении к делу Ренн-ле-Шато самого императора Австрии. Известно, что Франц-Иосиф, глава Священной Римской империи, мечтал о том, чтобы распространить свою верховную власть по всей Европе. Спустя одиннадцать сотен лет у «седобородого императора», Карла Великого, появился честолюбивый соперник, претендующий на его трон. Более того, австрийский император претендовал и на некоторые прерогативы самого Папы Римского; разве то, что он являлся главой Священной Римской империи, не давало Францу-Иосифу права возражать против избрания папы?
Однако вернемся к экс-эрцгерцогу, в свое время навестившему Соньера в Ренн-ле-Шато. Получив генеральский чин в возрасте двадцати девяти лет, Иоганн Габсбург был страстным поклонником искусства, а не военного ремесла. Свидетельством тому может быть его балет «Ассассины», поставленный в Вене. После гибели своего кузена Рудольфа эрцгерцог обратился к императору с такими словами: «Я более не желаю быть императорским высочеством, то есть марионеткой в руках императора… Почтительно сообщая вашему императорскому величеству, что устав династии Габсбургов более не является моим законом, что более я не принадлежу к членам императорской фамилии, что я отказываюсь от своего положения, от титулов и прерогатив эрцгерцога. Отныне я становлюсь обычным человеком».
Спустя девять месяцев император вынес решение: ознакомившись с письмом эрцгерцога, Франц-Иосиф лишил его австрийского подданства, изгнав из страны. Какова дальнейшая судьба эрцгерцога-изгнанника? Жан Робен считает, что злоключения Иоганна Габсбурга описал Жюль Берн в романе «Кораблекрушение “Джонатана”», рассказав об анархисте Кауджере, закончившем свои дни на Огненной Земле. По другой версии, эрцгерцог, достигнув преклонного возраста, скончался в Норвегии. Так или иначе, это произошло после его визита к кюре Ренн-ле-Шато.
Сегодня ясно одно: изгнанный правитель, прибывший в Ренн-ле-Шато, не являлся уполномоченным его императорского величества. Дело, которое привело эрцгерцога в заброшенную деревеньку, вряд ли бы пришлось по вкусу Францу-Иосифу. Однако многие авторы, не принимая в расчет натянутые отношения между двумя представителями династии Габсбургов, и поныне готовы объединить священника, императора и эрцгерцога в рамках одного и того же заговора. Вопрос, сформулированный ими как «Могли ли, сведения, предположительно имевшиеся у Соньера, пойти на пользу Священной Римской империи?», должен звучать в другой тональности: «Могли ли эти сведения навредить императору?»
Если принять во внимание, что легитимность Священной Римской империи базировалась на общепринятых христианских догмах, становится ясно, что любой подлинный документ (или гениальный апокриф), ставивший под сомнение истинность этих догм, представлял для нее смертельную опасность. Однако почему в столь политизированном деле вдруг появился забытый богом Ренн-ле-Шато? Напомним, однако, что этот край был древним владением вестготов, исповедовавших «ересь» (арианство) и отрицавших божественность Христа. Позднее на этой земле появились тамплиеры, видевшие в Иисусе «всего лишь незначительного пророка». Таким образом, обнаружение в Ренне документов, подкрепляющих теологические идеи вестготов и тамплиеров, могло показаться вполне правдоподобным. Разумеется, подобные документы Австрия попыталась бы предать забвению, в то время как дальние французские родственники австрийского императора (бывшие, как и он, потомками Меровингов) были бы не прочь предать их огласке. Зачем и почему это было нужно, мы расскажем далее. Заметим лишь, что в той ситуации, что сложилась в Вене к началу XX столетия, Соньера легко можно назвать вестником беды.
В Ренн-ле-Шато приезжали и другие, менее выдающиеся деятели. Чтобы установить их личности, довольно часто приходится основывать свои предположения на слухах, впрочем, порой обоснованных. Ходит мнение, что странный «сеньор Ренн-ле-Шато» принимал у себя сановников ордена розенкрейцеров, а также членов одной из масонских лож, соблюдавших древний шотландский исправленный ритуал. Впрочем, точных, проверенных данных по этому вопросу не существует. По всей видимости, аббату Буде было известно о встречах Соньера и руководителей эзотерических обществ (вполне возможно также, что он сам принимал в них участие). Бросив быстрый взгляд на положение Церкви в ту эпоху, мы не станем отрицать того, что Соньер мог входить в тот или иной тайный орден. К аббату приходили странные посетители родом из Германии и Австрии, что может навести на мысль о шпионаже (подобное обвинение появится тогда, когда отношения между нациями станут напряженными, накануне Первой мировой войны).
Несмотря на все изменения в своей жизни, кюре Ренн-ле-Шато не оставляет без внимания свою паству: он помогает обездоленным семьям, его денежную поддержку получают тяжелобольные. Творя добро, он вызывает всеобщую признательность и благорасположение. Чем руководствовался наш аббат: искренними порывами души, желанием щегольнуть своим богатством или тем и другим сразу? Как бы то ни было, во всех делах Соньер сохраняет неизменную приветливость; что бы ему в то время ни приписывали, все сходятся в одном: местный кюре — «славный малый».
Однако как сказались подобные изменения в жизни кюре на Мари Денарно? О, она довольно быстро стала знатной дамой Ренна. С тех пор как за их столом обедает сам министр изящных искусств, мадмуазель Мари ни в чем не уступает элегантным парижанкам. Ее часто видят на прогулке рука об руку с господином кюре, в сопровождении верных домашних любимцев — Фауста и Помпоне, собак священника. («Фауст — ну конечно, как не вспомнить договор с Мефистофелем!» — может воскликнуть читатель.) Встречая во время прогулки односельчан, кюре расспрашивает их о сборе урожая, беседует на разные темы. Мадам Олив, достигшая ныне преклонного возраста, еще помнит о любезном кюре: по ее словам, о богатстве аббата говорили нечасто. Ее подруга Жоржета сохранила память о господине аббате в основном по рассказам своего отца. От нее мы узнали, что Беранже и Мари частенько наведывались на их ферму: там они танцевали под звуки аккордеона, на котором прекрасно играл ее отец! Не мечтала ли мадмуазель Мари Денарно однажды открыть бал в паре с Францем-Иосифом при венском дворе? Дело есть дело, но танец навсегда останется танцем!
Неприятности Соньера с начальством начинаются в 1902 году. Не потому ли, что аббат скупал земли, возводил на них постройки, иными словами, жил на широкую ногу? Маловероятно: монсеньор Бийар, уже давно знавший, что деятельность аббата выходит за рамки дозволенного духовному лицу, не находил повода к критике. Пока монсеньор Бийар был епископом Каркассона, пока на папском престоле восседал Лев XIII, а в Вене правил Франц-Иосиф, «предприятие Соньера» процветало. Однако в 1902 году положение дел изменилось: епископом Каркассона становится монсеньор Босежур. Отныне Соньер лишен прелата-покровителя, познакомившего его с духовенством Сен-Сульпис и, вероятно, посвященного в обстоятельства этого дела. Новый епископ вызывает Соньера к себе, требуя объяснить, каким образом у простого кюре появился столь богатый доход. Священника подозревают в симонии, в незаконном присвоении денежных сумм, вырученных за мессы. Однако создается впечатление, что аббат не слишком обеспокоен подобным обвинением. Если исходить из того, что нам известно о споре обвинителя и обвиняемого, священник будет защищаться, но сделает это довольно неумело. Однако обратимся к цифрам.
С момента обогащения и до конца жизни аббат потратил около 600 000 франков золотом (около трех миллиардов сантимов по нынешнему курсу 1994 года), однако истинная цифра будет получена, если мы увеличим эту сумму в два раза. Возможно ли, чтобы за двадцать один год работы в Ренн-ле-Шато аббат прочел 600 000 месс (из расчета, что месса стоила один франк)? Ко всему этому надо принять во внимание колоссальные усилия, вызванные такой работой, а также затраты на транспорт и на непредвиденные расходы в таком предприятии. Ведь речь идет о миллионе уговоров, к коим пришлось бы прибегнуть священнику, чтобы обеспечить себе 800 000 заказов на служение месс, с которых он мог бы выручить 600 000 франков чистой прибыли… Нет, нужно признать, что способы обогащения Соньера были иными. Так же, как и то, что у этого дела была еще одна сторона, в какой-то мере объясняющая, чем был вызван внезапный гнев иерарха Церкви.
В учебниках истории рассказ о смерти папы Льва XIII и появлении на папском престоле Пия X строится по одной схеме: в 1903 году, после кончины понтифика, священная коллегия собиралась избрать папой кардинала Рамполлу, руководителя внешнеполитического ведомства, — в таком случае политика Ватикана не претерпела бы существенных перемен. Какова была политика Льва XIII? Спокойный здравомыслящий понтифик умел найти общий язык с представителями обществ, исповедовавших идеи, отличные от христианских догматов, в частности, с розенкрейцерами, мартинистами и иоаннистами. Иными словами, покойный Папа Римский предоставил свободу тем мистическим, эзотерическим и политическим группировкам, которые не вмешивались в дела Христианской церкви. Как поступал Лев XIII с теми священниками, которые, как и Соньер, принадлежали к оккультным кругам? Мы можем с уверенностью сказать, что он не применял к ним каких-либо карательных мер. Если бы управление перешло в руки кардинала Рамполлы, такое положение дел, вероятно, длилось бы еще долго.
Однако кто сумел воспротивиться избранию папы, кто смог выступить против выбора, сделанного кардиналами по велению Святого Духа? Человек, обладавший могуществом и признанным на то правом: глава Священной Римской империи!
Со времен Средневековья ни один германский император Священной Римской империи не воспользовался правом, неотъемлемым от его функции: правом запрета, касающегося избрания папы. Однако наследные императоры Священной Римской империи никогда не забывали об этой удивительной привилегии. В глазах простых христиан вето давно устарело и потеряло силу, однако стареющий австрийский император все же воспользовался своим правом. Так кардинал Рамполла не получил папской тиары, после чего потерял свое влияние в высших церковных кругах. Римским Папой стал Пий X.
Новый папа оставил заметный след в истории Церкви. С его приходом заканчивается любой диалог с теми, кто не придерживается ортодоксальной католической веры. Пий X ввел в обиход Тридентскую мессу, составленную в XVI веке и совершавшуюся в Католической церкви вплоть до богослужебных реформ II Ватиканского собора. Отметим, что нововведения этого собора (а именно отказ от Тридентской мессы) вызвали открытую неприязнь лефевристов (последователей архиепископа Лефевра), ратовавших за сохранение латыни в качестве богослужебного языка. Таким образом, Пий X и монсеньор Лефевр строго придерживались церковных догматов, в то время как Лев XIII и участники II Ватиканского собора походили друг на друга в толерантности. Однако пусть читатель решает сам, чья партия в этом случае достойна одобрения, а чья заслуживает порицания.
То, что предпринял Пий X, можно назвать жестокой охотой на ведьм. Отныне Рим становится смертельным врагом тайных орденов. Для философских и эзотерических обществ начинается тяжелая пора: некоторые из их членов умирают, другие покидают общества и хранят в тайне свою былую принадлежность к ним. Священников, входящих в то или иное общество (например, в орден розенкрейцеров), ожидает незавидная участь. Кроме того, отметим, что вето, которым воспользовался Франц-Иосиф при избрании кардинала Рамполлы, косвенным образом может указать нам, каково было его отношение к политике, проводимой Львом XIII.
Однако вернемся к кюре Ренн-ле-Шато. Вслед за новым папой монсеньор Босежур устраивает «охоту на ведьм местного масштаба». Он решает сослать аббата на несколько недель в монастырь, однако кюре Кустоссы сообщает ему, что Соньер отказался «покинуть приход, где его удерживают личные интересы». Множество раз епископ настаивает на том, чтобы аббат прибыл в Каркассон, но тщетно: частые недомогания, каждый раз документально подтвержденные доктором Роше из Куизы, не позволяют аббату совершать длительные поездки. Наконец, после года этой игры в прятки, аббат решает отправиться в путь.
Итак, заполучив к себе Соньера, прелат потребовал отчет об источнике его доходов. Аббат сослался на неких дарителей, величайших грешников, которых он наставил на путь истинный: назвать их имена ему не позволяет тайна исповеди. Таким заявлением Соньер лишь затянул партию, предложенную ему епископом: монсеньор Босежур тут же отыгрался, потребовав от аббата отчет не о доходах, а о расходах! Ответным ходом Соньера было предоставление епископу вымышленной бухгалтерии, в которой отсутствовали какие-либо реальные документы, а сумма расходов не превышала 193 000 франков. Епископ обвинил аббата в симонии: партия была окончена 5 декабря 1911 года, когда прелат добился, чтобы его слишком удачливого коллегу временно лишили права выполнять обязанности священнослужителя. Победа за епископом? Ничуть, Соньер возобновляет игру: через два года его защитник, каноник Юге, доказывает, что в мотивировочных статьях судебного постановления полно противоречий. Приговор отменен. Монсеньор Босежур готовит ответный ход, не имея, однако, на руках новых обвинений. Тем не менее 11 апреля 1915 года Соньер вновь отстранен от своих обязанностей без права на апелляцию. В дело вмешалась Римская курия… Лев XIII скончался. Закончен ли спор между двумя противниками? Выиграл ли партию епископ? Отнюдь нет, поскольку Соньер играл не по правилам.
Бесспорно, аббат Марти, назначенный Босежуром на место кюре в Ренн-ле-Шато, приступил к своим обязанностям (кто бы решился воспрепятствовать этому?). Однако как только новый служитель Церкви пожелал расположиться в доме священника, он встретил мягкий отказ: увы, в соответствии с законом о разделении государства и Церкви, принятым в 1905 году, церковные помещения переходят во владение деревенских властей, дом священника уже сдан. И не кому-нибудь, а глубокоуважаемому Соньеру, который не жаждет пересдавать своему преемнику нанятое помещение. Но «арендовать церковь» отстраненный от службы аббат не имеет права… что не мешает ему найти выход из положения. Итак, нового кюре, не нашедшего приюта в деревне, ожидает довольно тяжкое испытание: ранним воскресным утром он плетется в Ренн-ле-Шато, чтобы провести богослужение. Бог знает, какие выражения вырывались из аббата Марти, когда он ни свет ни заря штурмовал гору, на которой расположилась деревенька: крутая каменистая тропа не располагала к латинским экзерцициям… Но еще большее разочарование ожидало аббата в церкви: она была пуста. Прихожане слушали мессу в другом храме — в часовне, построенной Соньером на территории своего имения, — и вел ее не кто иной, как ее основатель, Беранже Соньер!
Годы с 1911 по 1916 проходят для аббата под знаком финансовых затруднений. Денежный поток, происхождение которого так и осталось неизвестным, понемногу идет на убыль, а война ставит точку на таинственных поездках Соньера за границу. Неужели блистательная карьера «сеньора Ренн-ле-Шато» закончилась тем же, с чего и началась: с должности нищего деревенского кюре? Ничуть не бывало, в 1916 году священник вновь богатеет. Правда, мы должны заметить, что дальнейшая информация о нем вновь приобретет оттенок условности, поскольку у нас нет ни единого документа, подтверждающего ее достоверность. Соньер разрабатывает планы новых построек. Война все еще продолжается, но кое-что все же существенно меняется: в мир иной уходит непримиримый Пий X, на смену которому приходит Бенедикт XV. Имеет ли это отношение к «делу Соньера»? Утверждать подобное было бы неправомерно, однако заметим, что новый епископ Каркассона начинает преследовать Соньера в 1906–1907 годах, то есть три года спустя после избрания Пия X, в то время как мытарства Соньера заканчиваются через два года после избрания Бенедикта XV. Тем не менее кюре все еще отстранен от своих обязанностей.
Каковы были новые планы аббата (разумеется, если таковые действительно существовали)? Он намеревался построить дорогу, ведущую из Ренн-ле-Шато в Куизу, и возвести вокруг деревни крепостные стены. Проекты, не получившие дальнейшего развития? Не совсем так. Далее Соньер приходит к мысли о башне высотой в 70 метров. 5 января 1917 года он составляет смету, предусматривающую расходы в восемь миллионов (то есть три миллиарда сантимов в пересчете на деньги образца 1993 года). По мысли Жерара де Седа, с высоты этой башни аббат собирался излагать «новые религиозные идеи, понемногу созревавшие в его голове». Можем поспорить, что эти идеи уже давным-давно созрели: оставалось лишь выразить их.
Представился ли опальному священнику шанс начать новую карьеру? Быть может, он воображал себя новоявленным Арием — властителем дум вестготов — в обличье ересиарха, способного завоевывать души? Ему уже шестьдесят пять лет, он по-прежнему силен и вынослив, у него превосходное здоровье. Но шестьдесят пять лет — это тот возраст, когда становятся папой или президентом Республики. Возможно, мы разберемся в политических и религиозных устремлениях, которых придерживался наш герой. Какая пышная развязка последует за разоблачением его тайны! По всей вероятности, от секрета Соньера будет исходить приятный аромат ереси, которая всегда была чревата последствиями для Рима, стремившегося умерить ее поток. В основном все ереси ставили под угрозу догмат о божественности Иисуса Христа, что влекло за собой жесткий ответ Церкви: репрессии, потоки крови.
Однако война идет полным ходом — и имя новоявленного ересиарха, Беранже Соньера, перестает мелькать на первых полосах газет. Молчание вокруг «тайны Соньера» создало проблему: его не стали сжигать живьем, как какого-нибудь катара или великого магистра. Такие способы действий в то время были немного… модернизированы.
В костре более нет нужды: герои этой невероятной истории в спешном порядке покидают край Разе (точнее, планету Земля): несчастный случай во время охоты уносит жизнь нотариуса, жестоко убит кюре Жели, причину смерти аббата Ресканьера и аббата Буде видят в болезнях, которые при ближайшем рассмотрении покажутся сомнительными. Но это неполный список…
17 января 1917 года Беранже Соньер, прогуливаясь неподалеку от своей башни Магдала, вдруг почувствовал сильное недомогание «от прилива крови к голове», если верить молве. Доктор Куррен, вызванный из Каркассона, нашел, что состояние его пациента достаточно тяжелое. Стоит упомянуть о двух в высшей степени нелепых предположениях, сделанных по поводу смерти Соньера: «Вероятно, аббата не могли исцелить» (Жерар де Сед, «Проклятое сокровище Ренн-ле-Шато») и «Аббат Соньер умер от туберкулеза» (Анри Бутьон, фильм «Ренн-ле-Шато: великая загадка»). Вслед за доктором в деревню спешно прибыл исповедник, аббат Ривьер из Эсперазы, с которым аббат Соньер сохранил дружеские отношения, несмотря на свои неприятности с Римом.
Они остались наедине. Вскоре духовник вышел из комнаты, очевидно потрясенный до глубины души тем, что поведал ему Соньер. Аббату понадобился целый год, чтобы выйти из депрессии, начавшейся в тот день, когда он исповедовал умирающего Соньера, однако проходит время — и к Ривьеру возвращается его былое душевное равновесие.
После апоплексического удара, произошедшего 17 января, Беранже Соньер оставался в живых еще пять дней. 22 января он отдал душу… Богу — или дьяволу? Спустя два дня после смерти Соньера его навестил странный визитер: это вновь был аббат Ривьер. Кюре Эсперазы пришел отпустить грехи собрату и причастить его после смерти… чего он не сделал в свой прошлый визит.
Этот последний эпизод в жизни священника вызывает, по меньшей мере, два вопроса. Первый: что побудило аббата Ривьера отказать умирающему «в ключах от рая» — в последнем причастии? На него без колебаний ответит любой человек, мало-мальски знакомый с христианскими обычаями и уставом; мы еще вернемся к нему. Второй: почему Ривьер прибегнул к столь редкой процедуре, к таинству после смерти? Обычно его применяли, если встрече грешника со Всевышним могли помешать непредвиденные причины: в таком случае можно было допустить, что грешник обратился бы к помощи священника и покаялся. Однако что мы видим в этом случае? Сначала Ривьер отказал Соньеру в последнем причастии. Переменил ли он решение по собственной инициативе, поскольку такая мера была слишком тяжела для того, кто ее принял? Или, быть может, в его действия вмешалось вышестоящее начальство? Если это так, то почему? На эти вопросы мы тоже постараемся ответить.
Жители деревни проводили экстравагантного пастора в его последний путь, отдавая почести его телу, покоившемуся в имении, рядом с башней. Несмотря ни на что, он ушел из жизни христианином, освобожденным от наказания. В недели, последовавшие после смерти аббата, большая часть его библиотеки была расхищена, многие вещи из дома священника бесследно исчезли.
Что же случилось с Мари Денарно? Ожидала ли ее печальная участь служанки, выброшенной на улицу наследниками Соньера? Кто в таком случае являлся наследником кюре — семья покойного или Римско-католическая церковь? Однако все движимое и недвижимое имущество аббата не досталось ни тем и ни другим: оно было записано на имя той, чья жизнь была проведена в бескорыстном служении аббату. Мари Денарно не должна была отчитываться перед кем-либо: поместье по праву принадлежало ей.
Она жила в уединении. Друзья аббата по большей части забыли о Мари Денарно, а односельчане скорее были вокруг нее, нежели рядом с ней. День за днем и даже по ночам она приходила на кладбище к человеку, который сделал ее жизнь похожей на чудо. Впоследствии к бывшей знатной даме Ренна пришла бедность: она продавала книги из библиотеки, обменивала имущество на пропитание. Нет, Мари Денарно не владела сокровищами и ничего не знала о таинственном секрете аббата: то и другое позволило бы ей жить безбедно. Когда подошла старость, Мари решила уступить имение Ноэлю Корбю взамен пожизненной ренты.
«Ах, если бы я могла рассказать то, о чем знаю!» — «Друг мой, вы ходите по золоту, даже не догадываясь об этом!» — порой восклицала Мари Денарно. Уступив 26 июля 1946 года свое имение на условиях пожизненной ренты, Мари более не боялась бедности. Множество лет она прожила в доме священника, после чего семья Корбю приютила ее на вилле «Вифания». Дружба между Ноэлем Корбю и бывшей служанкой Соньера к тому времени окрепла настолько, что Мари даже пообещала владельцу имения: «Перед смертью я открою вам секрет, который превратит вас в могущественного человека». Заметим, однако, что в ее речи промелькнуло слово «могущественный», но не «богатый».
В день, последовавший за смертью Соньера, Мари сожгла все его бумаги, тем самым не оставив ни единого следа, способного привести к разгадке тайны. Она хранила ее на протяжении тридцати шести лет. Однако доверила ли она этот секрет своему наследнику?
Мари Денарно не смогла этого сделать (по крайней мере, таково общее мнение): 29 января 1953 года она скончалась от инсульта в возрасте восьмидесяти пяти лет… надо сказать, что в этом деле редко кто доживал до столь почтенного возраста.
20 мая 1968 года неподалеку от Каркассона, на трассе R16, разбился Ноэль Корбю. Годом ранее нашел свою смерть Факар-аль-Ислам, эрудит, увлеченный делом Рен-на: по всей видимости, его выбросили из поезда, идущего из Женевы в Париж. Через месяц после смерти Корбю викарий Каркассона монсеньор Бойер, занимавшийся делом Ренн-ле-Шато, чудом спасся, попав в автокатастрофу, но получил тяжелые увечья.
Конечно, можно привести контрдоводы. Ничего в образе действий Ноэля Корбю не указывало на то, что ему был известен секрет аббата; к тому же со смерти Мари Денарно к тому времени прошло пятнадцать лет. Происшествие с монсеньором Бойером? Не будем наивны: о тайне Ренн-ле-Шато прекрасно известно в высших эшелонах церковной власти — однако мог ли знать ее главный викарий Каркассона? Ничто не противоречит тому, что ряд автокатастроф, одна из которых унесла жизнь Корбю, а вторая чуть не сгубила викария, можно отнести к разряду несчастных случаев. Однако остается дело Факар-аль-Ислама…
В 1960–1980-е годы еще был жив священник, которого считали сведущим в деле Ренн-ле-Шато, но он, тем не менее, ловко избегал этой темы, обычно ссылаясь на общеизвестные факты. Обычно… Аббат Мазьер умер так же, как и Мари Денарно. Быть может, это был последний «священник Разе», который что-либо знал об этой странной запутанной истории. Не ушла в небытие ли вместе с ним вековая тайна Бланшфоров? Или неизвестные подробности фантасмагорического дела Соньера, хранившего некий секрет?
Знаменитый секрет Соньера… неужели он навеки потерян?