Написать эту главу было невероятно трудно. Почему? Потому, что речь идет о сложной проблеме, предусматривающей признание или отрицание догматов, соотношение между религиозными и политическими событиями. Поэтому мы не претендуем на то, чтобы высказаться окончательно и бесповоротно по сути вопроса; мы просто попытаемся понять как и почему главный из догматов христианства — божественная сущность Христа — стал предметом ожесточенных баталий и одновременно источником выгод.

Нам бы хотелось изложить сюжет максимально объективно. Написав «Господь Наш Иисус Христос», мы погрешили бы против этого условия. Точно так же мы будем не правы, если a priori отвергнем догмат о божественности Христа. Еще до того, как приступить к изучению нашей проблемы, позволим себе напомнить о точках соприкосновения между христианами разного исповедания — католиками, православными, протестантами, арианами, гностиками, манихеями, катарами… и те и другие дали миру великих святых, истинных мучеников и людей, прославившихся высокой нравственностью. Но, с другой стороны, не стоит отрицать и то, что на протяжении многих столетий во имя догматической теологии, превозносившей Христа, было совершено немало преступлений. Впрочем, как и во имя и всех остальных догматов, — в этом отношении ни одна религия не стала исключением.

Прежде чем узнать, как был оспорен догмат о единосущности Христа-Сына, Отца и Св. Духа, посмотрим, как его провозгласили. Это произошло в городе Никея в 325 году н. э.

Константин I Великий (ок. 280–337) разбил своего соперника Максенция под стенами Рима, в 312 году. Эта победа принесла ему всю полноту власти над Римской империей. Новый император был сыном Констанция Хлора, от которого, по всей вероятности, и унаследовал ярко выраженные амбиции и четкое понимание того, что нужно сделать для укрепления собственной власти: объединить политическую и военную силу с религиозной легитимностью. Итак, что собой представлял религиозный климат в Риме IV века? Политеизм постепенно исчезал: еврейская религия не имела успеха в Риме; «элитарные» религии вроде орфизма приняло меньшинство; пантеистические религии, например религия друидов, подвергались в Римской империи преследованиям. Фактически подавляющее большинство жителей империи склонялось к одной из двух религий: митраизму, возникшему в Персии и Индии двадцатью веками ранее (но только в II веке н. э. митраизм пустил корни в Риме), и христианству, распространившемуся по римской территории несколькими десятилетиями позднее.

В отличие от христианства митраизм был «религией мистерий». Служители Митры сначала проходили курс эзотерического обучения, а затем приносили клятву: «Во имя Господа… я клянусь хранить тайну мистерий, которая была мне открыта…» Непременным условием считалось участие в инициационных церемониях, заимствованные в египетской или зороастрийской традициях, и т. д. Римские императоры: Траян, Септимий Север, Нерон, Коммод, Аврелиан и Адриан поддерживали митраизм; некоторые из них даже участвовали в мистериях Митры.

В Риме насчитывалось около сотни храмов Митры, и в далеких провинциях, особенно в Галлии, население также активно исповедовало митраизм.

В рамках этой великой религии, насчитывающей двадцать веков истории, служители культа стояли особняком от верующих и должны были досконально соблюдать традиции митраизма. Но, как это ни парадоксально, именно высокие нравственные устои служителей Митры привели к упадку, а затем и запрещению митраизма по всей империи. Как именно? Дело в том, что, перед тем как принять императорский венец, Константин просил, чтобы его посвятили в мистерии; но служители Митры отказали ему из-за «неискупимой природы его преступлений».

Тогда будущий император обратился к христианам: ведь христианские таинства и крещение позволяли забыть о прошлых ошибках и через покаяние открывали грешнику путь к спасению.

Что собой представляло христианство в то время? В отличие от великих инициационных церквей той эпохи, у христиан никогда не было школы мистерий, где посвящаемый преодолевал долгий путь к знанию — но знание это носило не догматический характер, а коренилось в области, которую современный психоанализ назвал бы глубинным подсознанием. Проще говоря, вера и покорность одержали победу над медитацией, аскезой и другими практиками, открывающими доступ к высшему знанию. Однако Иисус совершенно недвусмысленно «иерархизировал» свое учение, что прекрасно поняли первые его последователи. Но в конце концов победило христианство Св. Петра, превратившему, религию Иисуса в учение, единое для всех: он закрепил за верующими одни и те же законы и обязал их выполнять одни и те же обязанности, покончив, такими образом, с элитой, которая могла бы во всем стать достойной Христа и его заветов. Разумеется, каждый волен верить, что дело обстояло именно так.

Мы увидим, что христианский гностицизм избрал иную дорогу. Но он веками подвергался гонениям, снова и снова выходя из подполья.

С того момента, как поиски истинного знания были заброшены, все, что гласила вера, становилось догматом. Очень быстро возникли понятия исключительности правды и спасения и необходимости посредничества священников между Господом и остальной массой верующих: фундаментальное отличие догматической религии от религии, утверждавшей, что спасение достигается личными усилиями, и никакое посредничество ничего не сможет изменить или исправить. Служители Митры прекрасно понимали, что не имеют права простить грехи Константину; христианские же священники были уверены, что таковое право у них есть.

Римский догматизм зиждился вовсе не на одних канонических Евангелиях. И в наши дни каждый, кто возьмет труд сравнить евангельское учение и современные постулаты веры, предлагаемые Римской церковью, неизбежно столкнется с сюрпризами и несовпадениями. Кроме того, знатоки античных языков и истории первых веков нашей эры установили, что в Евангелиях наличествует, по меньшей мере, три текстовых уровня: обработки, искажения..: каждый из нас может выбрать тот вариант, который считает правдоподобным. Встречаются и противоречия: но иначе и не могло быть в ту эпоху, когда христианство, исповедывавшееся в самых разных странах,, представляло собой различные течения. Епископ Лионский Ириней методично работал над гармонизацией различных концепций христианского вероучения; Константин же окончательно сформулировал основные принципы христианства.

До эпохи Константина встречались тезисы, которые нам могут показаться, по меньшей мере, странными. Например, что Св. Дух вошел в Богоматерь через ухо и вышел через влагалище, зачав таким образом Христа; что Богу угодно, чтобы погибало как можно больше народу, поскольку так к нему возвращаются пребывавшие в изгнании души. Надо ли говорить, что в Евангелиях нет и следа подобных фантазий. В любом случае важно было сделать христианство более единообразным. Позже мы вернемся к вопросу о стойкой традиции, касающейся жизни, смерти и воскресении Сына Божьего.

Однако один постулат никогда открыто не провозглашался в первые века христианства. По правде сказать, он глубоко удивил бы как толпы новообращенных христиан, так и, несомненно, современников Иисуса, а возможно, возмутил бы и самого Христа: ведь для всех них мессия, искупитель оставался на уровне — хоть и престижном — Сына Божьего. Даже если Отец и вознес его высоко, сын от этого не становился Богом. Об этом говорится в Евангелиях, пусть и подвергшихся серьезной обработке: Иисус временами сомневался, что сможет противостоять искушениям дьявола, испытывал страх перед казнью (Отче, да минует меня чаша сия). Мессия (посланник), Христос (помазанник), да; но воплощение Господа… это было самым настоящим кощунством!

Один лишь человек осмелился зайти так далеко: им был император Константин. Забудем на секунду о великом императоре и обратимся к первым текстам, в которых, утверждалось обратное: разве в синоптических Евангелиях, и прежде всего Евангелии от Иоанна, упоминается о божественной сущности Иисуса? Впрочем, четыре евангелиста, ныне признанные официальной Церковью, и те, кто перерабатывал их сочинения, не всегда придерживались одного и того же мнения.

Так, Матфей предлагает родословную Иисуса, включающую себя сорок пять поколений — от Авраама до Иосифа. Затем он объявляет, что Иисус не был сыном Иосифа, делая, по сути, бессмысленным весь вышеприведенный перечень. Выходит, нам нужно выбирать между двумя вариантами. С одной стороны, Матфей (1, 18–25) повествует нам о беспорочном зачатии Марии и рождении Иисуса согласно общепринятой ныне традиции. С другой — тот же самый евангелист сообщает (1, 1) о происхождении Иисуса от Давида и Авраама. Исходя из логики, доступной даже десятилетнему ребенку, следует признать, что Иисус не мог быть «сыном Давидовым, сыном Аврамовым», раз Св. Дух прервал законный процесс передачи царской крови. Либо одно, либо другое — третьего, в данном случае, не дано. Впрочем, некоторые основания позволяют предположить, что имела место вставка в текст, слегка изменившая смысл вмешательства Св. Духа.

Лука, суда по всему, был более осмотрительным. Конечно, с одной стороны, у него ангел посещает Марию, с другой, он упоминает, что про Иисуса все равно «говорили, что он сын Иосифа». И Лука доходит до времен Адама. Таким образом, разрыв между человеческим и божественным в большей мере относится ко временам Адама, а не Иисуса.

Марк вообще обходит данный вопрос молчанием и начинает свой рассказ с Иоанна Крестителя в пустыне.

Конечно, Св. Иоанн с силой и вдохновением, значительно превышающими остальных синоптических евангелистов, открывает повествование словами: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1, 1). И Иоанн уподобляет Слово Иисусу Христу. Единственная сложность заключается в том, что Евангелие от Иоанна стало известно спустя столетие после жизни Христа, в течение двух веков к нему с недоверием относились многие экзегеты. К надежным источникам его стали причислять только после Никейского собора. И как ни парадоксально, именно Евангелие от Иоанна позднее стало Священной книгой катаров!

Итак, Константин задумал навести порядок в Церкви, для этого он созвал церковный собор. Проект амбициозный: в Римской империи насчитывалось свыше двух тысяч епископов, многие из которых сами возвели себя в это достоинство и, случалось, отказывались признавать своих собратьев. Согласно официальному подсчету, в Церкви сменилось тридцать три папы, не считая двух-трех антипап, — но все они были просто епископами Рима. Итак, Константин созывал в Никее первый христианский собор!

Император начал готовиться к собору немного спустя после победы над Максенцием. И нельзя сказать, что двенадцать лет для таких приготовлений — слишком большой срок. Константин разослал гонцов во все провинции: он убеждал, угрожал, уговаривал и, в конце концов, смог собрать две тысячи сорок восемь епископов в Никее. Председательствовал ли папа-епископ Рима Сильвестр I на соборе? Нет: человек преклонного возраста и часто болевший, Сильвестр — хоть и прожил еще десять лет — уклонился от приглашения и прислал вместо себя двух священников, Вито и Винцентия, которые — из скромности или мудрости — воздержались от активного участия в заседаниях.

И вот, Константин собрал две тысячи сорок восемь епископов. Все они приняли участие в первом рабочем заседании. Император не стал ходить вокруг да около: главной темой обсуждения стал догмат о единосущности Отца, Сына и Св. Духа, провозглашение Иисуса Сыном. И, как следствие, Богом. Роковое утверждение. Большинство христиан поклонялось Богу непорочному, абсолютному, трансцендентному, который сотворил мир, но был не способен воплотиться в человеческом облике. Христианские гностики придерживались такого же мнения, как и мусульмане позднее. С другой стороны, приписывать Христу, то есть «помазаннику Божьему» (пусть это помазание и было осуществлено третьим лицом), претензию самому стать Господом — не значило ли это обвинять его в мистическом безумии, кощунственном стремлении — в общем, нанести ему святотатственное оскорбление?

Свыше тысячи семьсот епископов и слышать об этом не хотели и поручили самому знаменитому епископу христианского мира, Арию, епископу Александрийскому, высказать на соборе их мнение. Что оставалось Константину? Он не мог закрыть двери собора перед прославленным знатоком богословских вопросов. Но он поступил иначе: он выгнал большинство своих «идеологических» противников. Арий надеялся, что почтение перед Господом, уважение к Иисусу, здравый смысл, наконец, возьмут вверх. Увы, он жестоко просчитался… Догмат о божественной сущности Христа был одобрен оставшимися участниками собора. Сколько же их было, этих епископов? Евсевий, Афанасий, Созомен, Сократ Схоластик, Иосиф Египтянин и Исмаил ибн Али предлагают цифры от «более двухсот пятидесяти» до трехсот восемнадцати. Можно было бы даже написать: вот счастливое время, когда 84,47% епископов могли открыто противостоять императору и отказаться принять догмат, который, по их мнению, был, по меньшей мере, смешон. И вот так Иисус был «избран Богом» в 325 году, всего 15,53% епископов, прибывших на церковный собор!

Вполне понятно, что Арий и большинство епископов были объявлены еретиками, лишены сана и подверглись преследованиям по всей империи. Однако дело их не было забыто: некоторые варварские народы, жившие за границей империи, остались верны первоначальному христианству. Особенно среди них выделяются вестготы, которые отвергли императорский диктат и сохранили преданность своей вере. История причисляет их к «арианам». Да, они ими действительно были; но прежде всего они были христианами, хоть и не обожествляли Иисуса.

Вспомним, что вестготам с 413 году принадлежала территория Септимании… в том числе и Реде. А также вестготы, будучи арианами, умели писать: иногда Реде считают последним тайником, где вестготы сокрыли свои — предполагаемые — сочинения и клады.

Итак, мы рассмотрели традицию, пустившую глубокие корни по всей Римской империи. Эта традиция оказала сильнейшее воздействие на чувства и подсознательную интуицию, присущие человеку. Теперь перейдем к основному вопросу.

Деву Марию посещает посланник небес и объявляет ей, что она избрана для важнейшей миссии: ей предстоит родить дитя, которое она понесет от Св. Духа. Этот ребенок, мальчик, родился вдали от людей, в убогом месте. О его появлении на свет незамедлительно узнали волхвы, которые пришли к младенцу и преподнесли ему символические дары. В период его детства были знамения, указывающие на предназначение мальчика. Позднее, он окружил себя учениками, придавал большое значение крещению, ввел таинство, согласно которому каждый, кто вкусил его плоти и крови, обретает вечное блаженство. Наконец, посланник Божий умер и вознесся на небо в сиянии и славе. Он вернется в конце времен, чтобы судить мертвых и живых.

Конечно, речь идет об истории… Митры, появившемся в Персии, за 1800 лет до рождения Иисуса. Митра являлся солнечным божеством в те времена, когда свет считался атрибутом божественности по определению. А Иисус? Он родился глубокой ночью, на зимнее солнцестояние; умер же и воскрес в воскресенье после полнолуния, за которым следует весеннее равноденствие. Нет сомнений, мы имеем дело с солнечной (древняя традиция) и иудейской (религия Ветхого Завета) символикой.

Что же получается? Христианский апологет Тертуллиан (ок. 155–220) предположил объяснение, основывавшееся на принципах аналогии: заранее предвидя приход Христа в мир, Сатана захотел воздвигнуть на его пути препятствие, создав на него карикатуру. Для этого он отрядил на землю своего помощника, Митру. Это одна точка зрения. Возможно, последователи Митры расценивали некоторых авторов или толкователей Евангелий как беззастенчивых плагиаторов — так, наверное, представляется нам в XX веке. Кажется все же, что Тертуллиан напрасно смеялся и истина — на стороне Митры. Но не следует ограничиваться этими поверхностными суждениями. Почему кодификаторы христианства в какой-то мере «позаимствовали» традицию Митры? Потому, что для эпохи античности вообще была привычна мысль, что Господь пошлет в мир земной чистое и могущественное существо — одного из своих сыновей, чтобы указать людям путь к спасению. Юнг или современный психолог Пьер Дако нам сказали бы, что человек находится под влиянием архетипа и не может противостоять потребности выразить это глубинное ощущение в категориях разума. Приверженцы пантеистических религий утверждают, что всякое создание — суть «инкарнация» Бога. Монотеисты, наоборот, стремятся индивидуализировать это божественное воплощение. Откуда и возникают Митра, Осирис, Заратустра, Иисус, Вишну… и еще около сорока сыновей Божьих, которых можно насчитать за всю историю мировых религий.

Почему же Иисус, Сын Божий, получил такое признание у людей с 325 года до наших дней? Потому, что он является последним по времени воплощением Господним? Или потому, что Церковь нашла способ навязать всему христианскому миру догмат о единосущности? На самом деле, если толкователи Евангелий и после них Константин смогли сделать этот догмат господствующим, то потому, что он был им нужен. Ведь этот догмат позволял новой религии покончить с религией Поиска, благодаря которому каждый человек сам, независимо от других, способен найти в себе зерно божественной сущности. Кроме того, догмат позволял представить таинство самопожертвования как ключ к спасению. Быть может, то была небольшая уступка?

Итак, какие выводы можно сделать после того, как мы рассказали о событиях, произошедших на Никейском церковном соборе, истории митраизма и всем, что показывает навязанный характер современного официального догматизма? Без сомнения, мыслей много. Отсюда вопрос: кто из христиан, поклонявшихся абсолютному Богу, оказался более верным Христу? Приверженцы изначального христианства, считавшие, что Христос — посланник Божий, мессия? Или сторонники догмата, заимствованного из других традиций и навязанного императором, которых хотел подчинить себе церковные власти?

Те же, кого объявили «еретиками», на самом деле испытывали глубокое почтение к изначальному христианству. Еретиками же они были… с точки зрения Константина, а вовсе не потому, что не любили и не почитали Христа. Вспомним об этом, когда вернемся к вопросу об Ренн-ле-Шато!

Кстати, по поводу того же Ренн-ле-Шато: конечно, в наши дни мало кто знает о Митре и событиях, произошедших на Никейском соборе, но за упоминание о них человек уже не рискует угодить на костер. Во времена же Соньера, за исключением нескольких эрудитов, никто и слыхом не слыхивал о Митре или Константине — ну разве что епископ округа. «Тот, кому полагается» следил за тем, чтобы сохранялся закон молчания. «Тот, кому полагается» и поныне следит за этим, но ему пришлось поступиться частью своих прерогатив; но он все равно остается достаточно влиятельной персоной.

Так что, Митра — враг номер один Никейского христианства? Или все же Константин — заклятый враг «приемлемого» христианства?

Вспомним религиозное выражение, уходящее корнями во времена до нашей эры, когда в человеке только зарождалась искра сознания. Это выражение вновь и вновь проявлялось в самых разных формах. Античные школы мистерий, «инициационные» религии, христианский гностицизм, манихейство, катаризм, современные инициационные ордены, церковнослужители всех конфессий провозглашали и провозглашают одну и ту же мысль. Методы медитации — софрология или йога — преследуют ту же цель. Интеллект играет здесь роль несоизмеримо меньшую, чем ощущение сердцем того, что выходит за пределы интеллекта. Не будем искать примера в далеких временах. Дадим слово психологу Пьеру Дако, которого нам уже приходилось цитировать («Удивительные пути новой психологии»):

«Человеческая жизнь тонет в миллионе одних и тех же вопросов: вопросов о жизни, смерти, судьбе, потустороннем мире. Эти вопросы кочуют из века в век, порождая то тоску, то надежду… Все они сводятся к нескольким, а затем и к одному единственному и простому — если его сжать и сократить — вопросу: “Что я делаю в этом мире?” Все вопросы на земле — всего лишь суть разные выражения, частицы, отражения одного и то же. Что касается ответа, то он может быть только универсальным. Но каков этот ответ? Можно ли его найти? И сформулировать? Нет, конечно. Он архетипичен. Малейшее слово или простейшая фраза, в которую попытаются облечь этот ответ, тут же сделает его бессмысленным. Но мы задаем вопрос потому, что потенциально у нас есть на него ответ. Но мы задаем вопрос вовсе не потому, что на него можно найти ответ».

На протяжении многих столетий в истории были люди, которые сознательно отказывались от интеллектуализации, поскольку чувствовали, что она увеличивает разрыв между ними и истинной религией, верой. Такие люди предавались духовным занятиям: медитации, созерцанию, поиску самого себя и неистребимой архетипичной истины. Они понимали, что в какой-то момент интеллектуал в человеке должен сделать шаг назад, очистив свое сознание, добраться до архетипичной истины или, по крайней мере, до ее первых интуитивных проявлений. Познание самого себя можно называть по-разному: нирваной, блаженством, гностицизмом, преображением. Но это просто слова: «Познай себя, и ты узнаешь все тайны природы и богов» (надпись на фронтисписе храма в Дельфах). «Иисус сказал: “Пусть тот, кто ищет, не прекращает свой поиск, пока не найдет. И когда он найдет, то будет преображен и изумлен. И воцарится он над всеми”» (Евангелие от Фомы, которое Рим объявил апокрифом).

Грубо схематизируя, можно было бы сказать следующее: история религии показывает, что с самых древних времен существовало различие между гнозисом — в самом широком понимании этого слова, — побуждающим человека к духовному Поиску ради того, чтобы узреть Свет, который каждый несет в себе, и, с другой стороны, религиями, требующими от людей слепой веры, подчинения догматам, разрешения другим вести себя по стезе спасения.

«Ищи до завершения твоего поиска… или покорись, уповая на заступничество посредников».

Среди первых проявлений архетипа есть один, который возводит все живое к самому началу — Богу в трех ипостасях: недвижимому центру вне времени, истоку времени, Созидателю. В связи с этим некоторые эзотерики вспоминают вечного Бога-Отца. Бог-Мать созидает время, удаляясь от Отца, раздираемый Бог-Сын криком своим — Словом — порождает духовные миры. Примеры этой трехчастной концепции можно найти во все эпохи и во всех цивилизациях. Например, Брахма, Шива, Вишну, Сат, Иит, Ананда, Амитабха, Авалокитешвара, Манджушри, Амонра, диада Исида и Осирис, Гор. Отец, сын, «Святой» Дух (в гностицизме). Отец, Сын, Святой Дух (в никейском христианстве). Это тройное понятие Единого встречает неприятие у адептов простого и жесткого подчинения — по большей части иудейской и исламской религий.

Представления о духовных мирах составляют неотъемлемую часть всех религий, так же как и Божьего вдохновения, превращающего человека в «мессию». Основателя культа Митры считали сыном Бога, солярного божества; напротив, в митраизме и речи не идет о божественной инкарнации. На церковном соборе в Никее был сделан решающий шаг: придав историческое правдоподобие и персонифицировав инкарнацию Сына, собравшиеся на соборе предложили — и навязали — поразительный догмат. Догмат, который вверял Сыну власть даровать Спасение. Христианские гностики отказались от этого пагубного решения.

У гностиков никогда не было единой Церкви. Три столетия существования этой разновидности христианства, пребывавшего в неразрывной связи с древней Традицией, прошли под знаком великих имен: Василида, Валентина, Марка, Маркиона (в котором иногда видят апостола Павла). Сколько было школ, столько было и толкований одной и той же темы. Гностики создали — для своих слушателей — настоящую космогоническую теорию, которая в наши дни кажется хоть и несколько вычурной по форме, но довольно современной, если судить о ней по содержанию.

Вечный Отец недвижимо стоял у истоков своего счастья. Он породил во времени духовные, совершенно чистые существа. Злое начало, окруженное архонтами (дьяволами всех мастей), завидовало царству света и возжаждало его захватить. Первый человек, Адам, был прельщен и пленен силами зла, удерживавшими его в несовершенном мире, бледном отражении божественной плеромы. Желая спасти Адама и его потомков, Бог послал ему на помощь Софию, Мудрость, которая в свою очередь встретила препятствия в земном мире. Тогда Бог послал еще одно духовное существо, остававшееся чистым, — Христа. Это существо «вселилось» в человека Иисуса, через которого и передало послание любви и знания, силы, необходимые для того, чтобы помочь людям в опасности.

Катаризм — движение, впитавшее основы гностицизма — пустил корни в графстве Тулузском в XI—XIII веках. Отдельные положения учения были изменены и адаптированы к богатейшей окситанской культуре. Но главное осталось: каждый достигает спасения, вступив на стезю любви и познания. Что касается Иисуса, то катары считали его простым человеком, благодаря чему Христос, эта чистая духовная сущность, смог обрести телесный облик в этом мире.

Известно, что окситанские катары подверглись ожесточенным гонениям с 1209 года, когда начался альбигойский крестовый поход. И гностицизм, и катаризм преследовали без конца: католичество, отстаивавшее свою роль привилегированного посредника между Богом и человеком, не могло оставить в покое проповедников гнозиса, учивших, что каждый держит в своих руках ключи к спасительным вратам рая.

Мы только что обрисовали два течения, оспорившие догматы, принятые на Никейском соборе, — арианство, гностицизм и их преемников. Между этими двумя учениями существует явная связь. Конечно, арианство выглядит подчеркнуто более христианским движением, нежели гностицизм. Гностицизм предоставлял людям возможность самим позаботиться о своем спасении. И ариане и гностики отрицали божественную сущность Иисуса (или Христа), но видели в нем посланника Божьего. Заметим, что здесь Иисусу отводится роль, быть может, менее уникальная, но, по крайней мере, столь же важная, как и та, на которой сошлись участники Никейского собора.

Теперь перейдем к более фундаментальным взглядам на религиозную историю, согласно которым Иисус был «простым пророком», таким же человеком, как и все остальные, а возможно, и просто выдуманным персонажем. Но не будем спешить и шаг за шагом проследим, как проходило становление этих взглядов.

Если верить большинству авторов, то орден тамплиеров возник около 1114 года. Кажется, что главными инициаторами его создания были Бернард Клервоский, Ален де Монбар, граф Шампанский, и Гуго де Пейен, вассал графа. Город Труа еще долго сохранял роль «оперативной базы» для тамплиеров. Граф Шампанский уже провел четыре года в Святой земле, в 1104–1108 годах. За первые десять лет своего существования в орден вступило только девять рыцарей. Все они обратились к Балдуину I, иерусалимскому королю, брату герцога Лотарингского Готфрида Бульонского. Предводитель Первого крестового похода Готфрид Бульонский завоевал Святой город в 1099 году и его брат Балдуин унаследовал иерусалимскую корону в 1100 году.

Странно, но деятельность девяти рыцарей, с того момента, как они поступили на службу к Балдуину I, старательно замалчивалась. Известно лишь, что им поручили обеспечивать безопасность паломников и охранять Святой Гроб Господень!

В 1139 году папа Иннокентий II пожаловал тамплиерам важную привилегию: отныне они подчинялись не светским властям, а самим понтификам. На протяжении двух столетий тамплиеры занимали фактически уникальную нишу в истории христианских орденов. В орден, организованный на основе строгой иерархии, входило около тысячи рыцарей. В большинстве стран Западной Европы, особенно во Франции, появились Командорства и земли тамплиеров. Орден скопил несметные богатства. В то же время орденские рыцари участвовали во всех походах в Святой земле, пока не сгинуло Иерусалимское королевство. Они неоднократно подтверждали свою гордость, отвагу и истовую веру.

Крестовый поход против катаров начался в 1209 году. Можно выделить, по меньшей мере, четыре даты, ознаменовавшие его завершение:

1229 год — подчинение графа Тулузского;

1244 год — падение Монсегюра, цитадели катаров;

1255 год — сдача последнего оплота — замка Керибюс;

ок. 1350–1400 годы — постепенное прекращение деятельности инквизиции в Окситании.

Тамплиеры никогда не участвовали в военных действиях против катаров и их «обетованной земли» — графства Тулузского. И они охотно предоставляли приют гонимым катарам.

Во второй половине XIII века появились странные слухи: говорили, будто великий магистр тамплиеров требует от новичков, вступавших в орден, отречься от Иисуса; якобы братья ордена больше, чем следовало, почитают Иоанна Крестителя, впадают в содомский грех и практикуют другие сексуальные извращения. И наконец, они поклоняются самому настоящему идолу — Бафомету. Воинов Христовых стали подозревать в вероотступничестве!

Первая тайна связана с основанием ордена Храма. Примерно в 1118–1119 годах первые тамплиеры прибыли на Святую землю под предводительством Гуго де Пейена. Они добились приема у короля Балдуина I, который поручил им охранять паломников, идущих в Иерусалим. Нелегкая задача для девяти рыцарей! Ходили слухи, что они что-то искали в развалинах Храма Соломона и его подземельях. Возможно, что им посчастливилось найти там что-то необычайно важное.

Граф Шампанский появился в Святой земле в 1104 год, и еще раз приехал в 1108 году. Случилось, что он встретился со Стефаном Гардингом, аббатом Сито, — и вскоре после этой встречи этот цистерцианский настоятель повелел инокам своего монастыря заняться изучением древнееврейских текстов; для этого ему даже потребовалось прибегнуть к помощи бургундских раввинов. Граф уехал в Святую землю: он был готов бросить все — графство, жену, детей. Графиня, которой в этом случае пришлось бы постричься в монахини, решительно воспротивилась его планам — и граф ее послушал. Гуго де Пейен с соратниками все же отправился в Святую землю, где стал первым великим магистром тамплиеров. Граф Шампанский присоединился к нему в 1125 году: для этого ему потребовалось развестись с женой, отказаться от своего сына и забросить графство!

Чтобы резюмировать все, что написано о таинственной находке тамплиеров — то ли свитках, то ли священных предметах, — потребуется не меньше ста страниц. Придется сделать выжимку из выжимки…

Считать тамплиеров простыми вероотступникам больше походит на нелепую карикатуру. Зададим себе иной вопрос: в какой мере христианство XIII века оставалось верным своим корням?

Тамплиеры, по-видимому, больше не проводили параллель между Христом и Иисусом. Вероятно, они поклонялись «космическому Христу», а не реальному историческому лицу. Вполне возможно, что они всегда видели в Евангелиях аллегорические сочинения, которые неоднократно переписывались, а главного героя Писания полагали символическим существом, олицетворяющим приход на землю двух людей: Иисуса, потомка Давида, потенциального царя иудеев, и великого духовного учителя, «Учителя праведности» ессеев, верховного посвященного и посланника Господня. Не стоит забывать, что тамплиеры особенно ревностно почитали Иоанна Крестителя, который был, по меньшей мере, величайшим из пророков и тем более человеком, крестившим Иисуса.

Скорее всего, тамплиеры чувствовали себя «христианами», хоть и отрекались от Иисуса, распятого по политическим соображениям. Для них он был доблестным защитником дома Давидова, но никак не мессией.

Не углубляясь дальше в этот вопрос, отметим, что тамплиеры, по-видимому, владели знаниями, уходящими далеко за пределы нашей эры: их умение строить — кафедральные соборы своими появлением отчасти обязаны и им — восходит ко временам древнего Египта. А возможно, они стали экспертами в алхимическом искусстве, символом которого являлся Бафомет.

Прошли десятилетия. Тамплиеры раз за разом доказывали свою отвагу. Во Французском королевстве они основали свыше сотни командорств, завели поместья, торговые лавки. Они занимались торговлей и ростовщичеством. Они стали богатыми, очень богатыми.

На пользу тамплиерам, безусловно, пошла привилегия, которой, как говорили, в дни основания их ордена, добился Бернард Клервоский: во Франции они не подчинялись никаким властям. На земле лишь один-единственный человек мог потребовать от них отчета: Папа Римский.

И вот наступил 1307 год. Филиппа Красивого все больше раздражала надменность ордена. Кроме того, король завидовал богатству тамплиеров. И он решил покончить с ними. Филипп тщательно приготовился к этой операции. Нападение на тамплиеров должно было пройти без сучка и задоринки. Начало операции король назначил на 13 октября 1307 года.

Филипп Красивый помог Папе Римскому Клименту V, бывшему архиепископу Бордо, вступить на папский престол, и тот не посмел воспротивиться королевским планам. Итак, французский государь приказал разом арестовать всех тамплиеров в своем королевстве. Процесс следовал за процессом, и в мае 1314 года. Жак де Моле, великий магистр ордена тамплиеров, взошел на костер вместе с прецептором Нормандии Жоффруа де Шарнэ. Официально орден закончил свое существование.

Но тамплиеры из Ренн-ле-Шато вроде бы воспользовались отсрочкой в несколько недель во время повальных арестов; возможно, они зависели от основного командорства в Мае Де, которое подчинялось арагонскому королю.

Во второй половине XX века о своем существовании громко заявил орден — возможно, он активизировался еще в эпоху Соньера, — который хвастал тем, что якобы ведет свое происхождение' от тамплиеров. Дескать, его первым великим магистром был Жан де Жизор (1188–1220). Великие магистры этого ордена втайне продолжили — как они уверяют — дело тамплиеров. Конечно, возможно, что Приорат Сиона был основан в упомянутую эпоху и им руководил Жан де Жизор. Также возможно, что с 1918 года им управлял и Жан Кокто, которого в 1963 году сменил Пьер Плантар де Сен-Клер. Главный вопрос в этом случае — преемственность ордена на протяжении многих столетий. Был ли коннетабль Шарль де Бурбон его кормчим в 1519–1527 годах? И Исаак Ньютон в 1691–1727 годах? И Виктор Гюго в 1844–1885 годах? И особенно, поскольку это затрагивает историю с Ренн-ле-Шато, Клод Дебюсси в 1885–1918 годах? Лица, которые ныне выступают как руководители Приората Сиона, уверяют нас в этом…

Кого же нынешние сановники Приората видят в Иисусе? Мессию и одновременно еврея, потомка Давида по крови. Для еврея было немыслимо не жениться и не произвести на свет потомство. Поэтому он якобы и вступил в брак со своей спутницей Марией Магдалиной, или Марией из Вифании, сестрой Лазаря!

Члены Приората также уверяют, будто у Иисуса были дети, чьи потомки существуют и поныне. Кем же были самые известные представители этого выдающегося рода? Раннесредневековая династия франкских королей Меровингов и их современные наследники… претендующие на французский трон! Ну не абсурд ли? В Евангелиях не упоминается о свадьбе Иисуса. Впрочем, как нет там и отрицания его воздержания. Да, Мария Магдалина сыграла особую роль возле Иисуса. Так как же обстоит дело с предполагаемым потомством Меровея, особенно детей Дагоберта II и Гизелы из Реде? Но об этом мы поговорим позднее.

В глазах тамплиеров Иисус утратил свое положение мессии. Члены Приората Сиона считали, что Иисус стоял у истоков меровингской династии. Однако есть нюансы: мы готовы голову дать на отсечение, что тамплиеры существовали, но не станем так рисковать, чтобы доказать многовековую историю Приората Сиона!

Перейдем теперь к заклятым врагам Иисуса Бога-Сына, Иисуса-пророка или даже Иисуса-человека, в чьем существовании иногда сомневаются.

Действительно, до сих пор встречаются авторы, которые считают, будто Иисус никогда не существовал: прекрасным примером может послужить книга Тристана Аннаньеля «Противоречия христианства».

Вначале автор замечает, что «для интегристов религия утратила свой сакральный характер». Тристан Аннаньель отметил искусственный характер Евангелий, написанных в несколько приемов, указав на то, что ни одна версия, предшествующая Никейскому собору, не была найдена. Он заклеймил поведение Церкви на протяжении многих столетий. Автор удивляется, что «множество историков, высмеивающих божественную сущность Христа, не находят лучшего выхода, как сделать из него исторического персонажа». Автор идентифицирует Св. Павла и гностика Маркиона и констатирует, что, кроме довольно подозрительных Евангелий, нет ни одного сочинения той эпохи, ни одного нейтрального труда, которое могло бы подтвердить существование Иисуса. Перебрав несколько гипотез, автор утверждает, что история — реальная — «Учителя праведности» ессеев, жившего за полвека до времени предполагаемого появления Иисуса, отчасти легла в основание истории, приписанной человеку, которого на самом деле никогда не было.

В своей книге Тристан Аннаньель поднимает действительно важные вопросы. Он указывает на полное отсутствие любого упоминания нерелигиозного характера об Иисусе. Эта точка зрения заслуживает самого серьезного внимания. Автор, не дрогнув, сравнивает двадцать четыре поколения христиан перед Никейским церковным собором, христиан после 325 года и всех «еретиков». И действительно, мнение масс никогда никого не убеждало…

В отличие от Тристана Анниньеля Робер Амбелен не сомневается в существовании Иисуса, которому он посвятил весомый труд объемом в триста девяносто восемь страниц: «Иисус или смертельный секрет тамплиеров». Прежде чем приступить к самой книге, отметим, что Амбелен принадлежит к нехристианскому философскому ордену; правда, сам автор не любит об этом распространяться, и мы тоже не станем излагать детали. Мы вполне отдаем себе отчет в том, что аргумент ad hominem, который часто влияет на оценку книги, может помешать адекватному восприятию труда. Тем не менее не лишним будет упомянуть, что автор довольно строго относится к Иисусу, Евангелиям и христианству. Впрочем, противники a priori взглядов, излагаемых на страницах этой книги, рискуют пополнить когорту интегристов, о которых так точно написал Тристан Аннаньель. Тот, кто соглашается прочесть книгу, должен уметь признавать убедительные аргументы.

Мы не станем писать обстоятельное резюме на огромную книгу Робера Амбелена; мы только упомянем о названиях глав и остановимся лишь на некоторых подробностях, среди тех, что в изобилии приводит автор. Конечно, нас будут интересовать вещи, которые могут иметь отношение к Ренн-ле-Шато. И естественно, непосредственное знакомство с книгой Робера Амбелена «Иисус или смертельный секрет тамплиеров» даст заинтересованному читателю прямой доступ ко множеству других аргументов, изложенных на удивление логично.

В предисловии Робер Амбелен анализирует проблему вероотступничества тамплиеров. Он останавливается на времени предшествующем уничтожению ордена. Амори де Рош, друг Людовика IX и командор тамплиеров, заставил новичка Жоффруа де Шарнэ отречься от Христа: «Не бойся, дитя мое, он не Господь и не Бог, он всего лишь лживый пророк». Отметим — и эта деталь кочует из главу в главу, — что речь идет лишь об одном примере из двенадцати.

Первая глава посвящена исследованию источников информации.

Во второй главе Робер Амбелен обличает обман в датировке самых старых манускриптов, формирующих «базовую библиотеку христианства». Ни один из них не составлен до IV века. Апокалипсис Иоанна считается видением, явившемся апостолу, согласно официальным источникам, в 94 году. Это видение предрекало пожар Рима, который на самом деле уже произошел. В нем объявлялось о скором возвращении Иисуса, которого так и не случилось. Специалисты по древним языкам находят в тексте, теоретически написанном на греческом, вставки из древнееврейского и арамейского наречий. Автор считает, что настоящим автором Апокалипсиса был не кто иной, как Иоанн Креститель: если текст датируется временем, когда Иоанн пребывал в пустыне, то «возвращение» Иисуса действительно было не за горами.

В третьей главе Робер Амбелен исследует историю с благой вестью, принесенной ангелом Марии. Ангел извещает Марию, что она понесет Сына Божьего; она же отвечает: «Как будет это, когда я мужа не знаю?» Ангел объясняет. Мария рождает Иисуса. Но более пристальное чтение синоптических текстов показывает, что ни Мария, ни Иосиф никогда не верили в божественное происхождение Иисуса. Евангелия неоднократно называют Иисуса «Сыном Давидовым». А ведь он мог им быть только в том случае, если был зачат Иосифом. Матфей и Марк приводят родословное древо Иосифа: зачем же это было нужно, если бы авторы этих оригинальных текстов не считали Иисуса сыном Иосифа. В противном случае приводить эти генеалогии было бы абсолютно бессмысленно.

Марк и Матфей приводят разные родословные древа Иисуса. Матфей начинает с Авраама и заканчивает Иосифом, «мужем Марии, от которой родился Иисус, называемый Христос». Предполагаемый разрыв между человеческим и божественным должен располагаться в момент непорочного зачатия Христа. Лука восходит в описании родословной от Иисуса, сына «как считали» Иосифа, до Адама; разрыв, таким образом, имеет место между Адамом и Богом. Нужно ли говорить, что генеалогии абсолютно не схожи? Давид, Иосиф…

Монахи-переписчики наверняка пытались добиться большей гармоничности для текста. Вот почему история Иисуса напоминает историю Митры; и вот почему два разных родословных древа были приписаны Иисусу. Некоторые экзегеты придумали обманчивый аргумент: якобы одна из вышеуказанных генеалогий относилась к Марии. Однако факт есть факт: в текстах указано имя Иосифа. И зачем уделять столько внимания Иосифу, если он не был отцом Иисуса?

Глава четвертая посвящена поискам истинной даты рождения Иисуса. В ней Амбелен показывает все связанные с данным вопросом противоречия. Есть вероятность, что Иисус мог увидеть свет за двенадцать лет до общеизвестного первого года н. э. Впоследствии станет ясно, почему это утверждение так важно.

В главе пятой автор изучает проблему непорочного зачатия Марии. Современные теологи уверяют, что речь идет об отрицании первородного греха, а не о чудесном зачатии.

Автор пытается найти в текстах подтверждение тому, что у Иисуса были братья и сестры, и, как следствие, что Мария не осталась девственницей после рождения Иисуса. Матфей косвенно признает эту версию: «Иосиф не знал Марию до того, как она родила Иисуса». Поэтому современные утверждения, что Мария «так и осталась девственницей», по мнению Амбелена, являются необоснованными.

В шестой главе Робер Амбелен идентифицирует одного из братьев Иисуса как его двойника. Якобы тот, кого Мария Магдалина сперва не узнала, сыграл роль воскресшего Иисуса. Автор замечает, что воскресший Иисус старался выбирать для встреч места темные и пустынные; казалось, он опасался ареста; в апокрифическом «Евангелии от Фомы», утверждается, что не Иисус появился перед последователями после казни, а его близнец; Он ел и пил словно был человеком из плоти и крови. То же «Евангелие от Фомы» восхваляет Марию как «пречистую Деву, родившую двух близнецов».

В главе седьмой автор заявляет, что Симон-Петр и Андрей, братья Иисуса, были сыновьями Иуды из Гамалы. Следовательно, Иисус был сыном Иуды из Гамалы.

В восьмой главе Робер Амбелен обращает внимание на место и значение того орлиного гнезда, каким являлась Гамала, центр иудейского сопротивления римлянам. Каждый раз, когда Иисус вспоминал о Горе, не приводя больше никаких деталей, речь, без сомнения, шла о Гамале.

В главе девять автор заявляет, что во времена Христа Назарет еще не существовал. Современный городок Назарет, по мысли Амбелена, основали в VIII веке н. э. специально для паломников.

В десятой главе автор исследует двусмысленные сведения об Иосифе.

В главе одиннадцать внимание уделяется неизвестным годам жизни Иисуса. Был ли он посвященным в рамках египетской традиции? Автор считает, что есть основания причислять Иисуса к «вождям повстанцев». В доказательство Амбелен приводит, например, случай из Писания: один слепец слышал, как мимо него прошло множество народу. Он спросил, кто это, и ему ответили, что мимо него только что прошел Иисус из Назарета (Лк. 18,35–37).

Выходит, за Иисусом двигался крупный отряд. Автор специально делает на это упор: большой отряд, а вовсе не двенадцать учеников, сопровождающих своего духовного лидера.

В главе двенадцать Амбелен рассматривает эпизод, когда Иисус беседует с учителями в храме. Автор видит в этой сцене обыкновенный сеанс преподавания основ иудейской веры. Иисус попросту проходил экзамен гражданского и религиозного совершеннолетия. Собственно говоря, этим-то и объясняется, почему Мария и Иосиф уехали из Иерусалима, не дождавшись сына, который в тот момент официально вступал в права совершеннолетнего.

Отношения между Иоанном Крестителем и Иисусом стали предметом тринадцатой главы. Робер Амбелен старается найти доказательства тому, что крещение Иисуса вовсе не было из ряда вон выходящим событием.

В главе четырнадцать автор видит в многочисленных чудесах, совершенных Иисусом, проявление магии — в то время как магия была запрещена в Израиле, но активно применялась в Египте. В V веке «Детское евангелие» подчеркивает магические способности Иисуса. Когда он играл в песок и воду, дети, разрушившие его земляные постройки, внезапно умерли; но он воскресил одного из них. В канонических Евангелиях видно, как Иисус использовал различные приемы, чтобы совершить чудо.

«Царь иудейский» — глава пятнадцатая — начинается со слов, приписанных Иисусу Иоанном (Ин. 18, 36): «Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда». Аргументация Амбелена построена на слове «ныне»: то есть до своего ареста Иисус якобы верил, что станет царем иудейским.

В «Мессианской десятине» — главе шестнадцатой — автор подчеркивает тот факт, что за Иисусом якобы в первую очередь следовали бедняки и маргиналы общества, особенно блудницы. Он приписывает Симону-Петру кражу, за счет которой он собирался заплатить налоги.

Вспоминая бегство в Египет в главе семнадцать, Ро-бер Амбелен говорит о сходстве между словами Иисуса и ритуалом митраизма.

В главе восемнадцать автор разбирает «Загадки последнего дня». Он показывает, что составители канонических Евангелий полностью игнорировали некоторые иудейские ритуалы.

В обвинительном акте Иисуса, который Амбелен тщательно разбирает в главе девятнадцать, ему инкриминируется попытка провозгласить себя царем, взимать налоги и десятину в качестве царя, совершение разбоя и применение колдовских ритуалов. Автор приходит к выводу, что Иисус был казнен как вождь зелотов.

В «Проклятии Иерусалима» — главе двадцатой — Амбелен заявляет, что на кресте Иисус проклял Иерусалим. Он приводит несколько фраз, которые Иисус якобы произнес перед смертью. Автор разыскал эти слова в «Ключах Соломона»: «Заклинаю и проклинаю! Именем Ламы, Астаньи и Тани». Первые два духа повелевают мертвыми, третий властвует над часами дня и ночи.

Изучая обстоятельства казни Иисуса Робер Амбелен проводит четкую параллель между преступлениями, в которых его обвиняли, и видом казни. Распятие было нередким видом казни в то время. Если, как это утверждают канонические Евангелия, Иисус и был распят головой кверху, то потому, что его считали преступником, приговоренным в рамках общего права. Если бы его распяли головой вниз, то это означало бы, что он казнен как мятежник. В этом случае лично нам кажется, что Амбе-лен противоречит сам себе: разве Иисус, как утверждает автор, не был вождем восстания? Его должны были бы распять головой вниз.

Воскресение — для Робера Амбелена лжевоскресение — стало темой двадцать второй главы. Сначала автор показывает, что согласно Талмуду душа еще три дня после смерти остается возле тела, стремясь в него вернуться: затем она удаляется прочь, так как тело умершего начинает разлагаться. Это подтверждает воскресение Лазаря; он был объявлен мертвым, поскольку не дышал в течение четырех дней. Что же касается воскресения Иисуса, то три дня и три ночи, прошедших со дня воскресения до дня вознесения, по мнению автора, были выдуманы писцами, чтобы придать больше достоверности чуду. Основное внимание в статье уделяется изменению внешности — прежде всего лица — Иисуса. Его близкие и ученики сначала даже не узнали учителя. Он старался держаться в тени. По мнению Амбелена, то был живой человек, который сознательно выдавал себя за распятого Иисуса. Автор выдвигает аргументы в пользу теории о брате-близнеце, стараясь одновременно разрушить концепцию о единородном сыне Божием и воскресении. В главе также содержатся размышления о мифе об Ионе во чреве кита и различных средствах, позволяющих живому человеку притвориться мертвым, в данном случае наркотических веществах. По правде сказать, нам кажется, что последний пункт несколько не вяжется с логикой повествования самого Амбелена.

Робер Амбелен отмечает, что христиане, пришедшие в 362 году поклониться телу Иисуса, рассчитывали увидеть его тело; верование о телесном вознесении еще тогда не сформировалось. Верующие думали, что дух и душа Иисуса воспарили в Плерому, что не исключало возможности поклониться его плотским останкам. Автор полагает, что догмат о телесном вознесении на небеса был выработан после разорения гробницы по приказу императора Юлиана Отступника и осквернения останков Иисуса. Если автор прав, то получается, что канонические тексты подверглись серьезной доработке после Никейского собора в 325 году. Факт несомненный: во II веке христиане праздновали Пасху и Троицу, а Вознесение — нет. Автор сожалеет о том, что Юлиан Отступник якобы приказал уничтожить останки Иисуса; в противном случае Церковь не осмелилась бы зайти так далеко в создании мифа.

В двадцать пятой главе автор отступает от строгого исследования своей темы. Он рассуждает об Искуплении и напоминает, что в свое время о нем говорил Виктор Гюго: «Искупление — это когда Бог справедливый заставляет страдать Бога невинного, чтобы успокоить Бога доброго». Так учитель, устав от шумных и непослушных учеников, наказывает единственно вежливого и внимательного слушателя, чтобы получить возможность отменить наказание смутьянам, весело хохочущим при виде этой сцены. Но, скажет верующий читатель, если Бог в своей бесконечной любви, стал бы человеком, то именно ему почтенный учитель устроил показательную порку перед глазами бунтарей, задыхающихся от смеха. Уже постановка проблемы свидетельствует о ее неправдоподобности.

Двадцать шестую главу Амбелен посвящает «Казни Иуды», а двадцать седьмую — «Иисусу и женщинам». Он заканчивает свою книгу двадцать восьмой главой, где снова возвращается к сожжению великого магистра ордена тамплиеров Жака де Моле — что оправдывает ее название «Иисус или смертельный секрет тамплиеров».

Почему мы так подробно анализировали сочинение Роберта Амбелена? Потому, что оно представляет собой своеобразный сборник всех аргументов, имеющих целью свести историю Христа в ранг простого события, которое впоследствии стало предметом колоссальной религиозной мистификации. Впрочем, возможно, что Робер Амбелен нашел и несколько новых аргументов.

Очевидно, любой человек волен по-своему оценивать проблему зарождения христианства. Христианская церковь поставила своих верующих в непростые условия: от них требовали верить во все, что было написано в Священном Писании, в буквальном смысле, под страхом отлучения. Что не могло не вызвать определенные сложности, учитывая противоречия, прекрасным примером которых служат две ранее указанные генеалогии Иисуса. Некоторые рационалисты, отдельные священники утверждают, что буквальное чтение Евангелий граничит с наивностью…

Никейское христианство даже не потрудилось бы ответить Виктору Гюго. Гностики, стоявшие на позициях дуализма, ответили бы, напомнив о необходимой уступке Добра Злу, чтобы остановить его наступление. Но разве наступление Зла было остановлено за все двадцать столетий?

Даже если не обращать внимания на наивные и неправдоподобные вещи, встречающиеся в Евангелиях, последовательную переработку текстов, нам все равно приходится учитывать два уточнения.

Первое: история Христа, в строгом историческом ее понимании, является неправдоподобной. Эпопея сына Давидова начиналась в добрый час: его сторонники справедливо надеялись на «земную» победу Иисуса над римскими захватчиками. Но эта авантюра закончилась провалом. У приверженцев вождя повстанцев и пророка оставался единственный выход для того, чтобы превратить их поражение в победу: перевести исключительно «земное» событие в сферу более высоких материй. Что и было сделано.

Второе: в самых отдаленных уголках человеческого подсознания существует «архетип», совпадающий с понятием искупительной жертвы и божественной инкарнации. Если бы все было иначе, последующие поколения никогда не поверили бы в исторически сомнительное повествование, ни в другие подобные истории, в том числе и Митры. Иначе никогда авторы — и их лживые последователи — не ввязались бы в столь опасную авантюру. На этом уровне и следует вести настоящий спор, и для истинного спиритуалиста никакие толкования не должны затмевать «архетипичную правду».

Итак, вернемся к Ренн-ле-Шато.

В те годы, когда Соньер и его будущий исповедник постигали Истину в семинарии, завеса тайны скрывала от учащихся Константина, Митру, любые свидетельства, грозившие поставить под угрозу догмат о божественности Христа.

Кто сумел различить архетип за целые столетия надуманной историчности? Всем было навязана буквальная вера в христианские догматы: Рим цепко держал в своих руках ключи к спасению.

Но Соньер умел смотреть вглубь: даже будучи человеком, отягощенным не одним грехом, он придерживался единственной религии, которая могла поспорить с разумом: той, что опирается на глубокое чувство.

А кюре Ривьер, последний исповедник Соньера? Нет догматов — нет и истины. Нет Церкви — нет и спасения души. Как мог отреагировать Ривьер, столкнувшись у постели умирающего Соньера с иным толкованием христианских истин? Он впал в состоянии прострации. Бросил Соньера одного у врат ада. Отпустил умершему его грехи, возможно, после нелегкой борьбы в душе.

Да, пусть Ривьер не служил Христу «космическому», далекому от любой исторической действительности! Такой Христос мало напоминает Иисуса. Но зато больше — осмелимся сказать — непотопляемый архетип.

Но никто не говорил этого кюре Ривьеру.