Обратно возвращались молча и все тем же порядком. Первым шел, угрюмо нахмурив лоб, Евпатий. Следом за Евпатием, задумчиво озираясь и все больше поражаясь чудесам и непонятностям русских земель, шагал Ульвэ. От Ульвэ, растеряв после беготни от болотного великана былую веселость и держась за гудевшую от удара бревном голову, не отставал Глеб.

Результатами их вылазки Евпатий остался крайне недоволен. Задуманное было осуществлено лишь отчасти. И это касалось той части, которая и так особой загадки не представляла. Часть эта касалась Глеба. А вот по поводу Ульвэ абсолютно ничего не прояснилось.

Когда Евпатий залез на сосну и сплел из магических нитей покрывало невидимости, его следующим действием было проникновение в сознание болотного великана. Он сделал это легко и для великана совсем незаметно, после чего мог не только видеть, слышать и чувствовать все то, что видел, слышал и чувствовал великан, но и влиять своим сознанием на сознание великана.

Но находясь в сознании Титрана и наблюдая за действиями своих спутников, Евпатий смог почувствовать только артефакт Глеба. Этот артефакт действительно обладал чудодейственным свойством дарить небывалое везение тому, кто им обладает. Евпатий ни разу не успел вмешаться в происходящее между великаном и Глебом. Каждый раз его на долю секунды опережал артефакт. Только Евпатий хотел повлиять на удар великана своим сознанием, чтобы отклонить смертоносную дубину, как в дело уже вступали магические силы и Евпатию оставалось только наблюдать. А в конце, когда дубина Титрана угодила прямиком в сосну, где укрывался Евпатий, тоже явно не обошлось без волшебства, которое сохраняло жизнь своему хозяину. Артефакт словно понял, что если болотный великан увидит Евпатия, то все сразу прекратится. Именно так и получилось. Когда Титран узнал в свалившемся с сосны своего давнего, товарища, и то, что неизвестные воины вместе с ним, то долго извинялся. Однако Евпатию было не до его извинений, надо было срочно найти Ульвэ и привести в сознание Глеба. Ульвэ он нашел без труда, лесные духи честно делали свое дело, переставляя тропинки на пути чужака так, чтобы тот бегал по кругу. Найдя Ульвэ, Евпатий вместе с ним вернулся к бессознательно лежащему Глебу и привел последнего в чувство. На все вопросы, куда делся болотный великан, Евпатий лишь пожимал плечами. Но уверенно заявлял, что он им больше не грозит.

Весь обратный путь русский богатырь размышлял над тем, как же заставить артефакт рыцаря себя проявить. Надежда, что он проявит себя, как это обычно бывало, перед лицом смертельной опасности, которой, безусловно, был болотный великан, безнадежно рухнула. Теперь надо было придумывать что-то новое. Нет, был, конечно, очень маленький шанс, что артефакт находится у кого-то другого из рыцарей, но Евпатий сильно в этом сомневался. По всем признакам хранителем и хозяином артефакта должен был быть Ульвэ.

Вот уже три воина миновали часовых у ворот лагеря, а нужное решение проблемы так и не пришло в голову Евпатия. Сейчас надо идти отчитываться перед воеводой, а сказать особо было нечего.

По пути к терему воеводы воинам встретился Прошка. Следопыт, видимо, все еще дулся на Евпатия за отказ взять его с собой на проверку новых воинов, поэтому, довольно сухо поздоровавшись, прошел мимо, не задерживаясь. Евпатий угрюмо посмотрел ему вслед, подумав, что только Прошкиных обид ему еще не хватало, а потом заметил, что плетенные из кожи лапти Прохора были запачканы характерного цвета грязью. Характерный оттенок грязи придавала глина, которая недалеко от их лагеря была как раз в местах, где болотные великаны охотились на столь ими любимых болотных крыс.

«Значит, ты, Прохор, все же не сдержался и тайком за нами следил, – подумалось Евпатию. – Ладно, тоже мне следопыт, за другими все подмечает, а за собой даже лапти не почистил. Или, может, просто не успел? Ладно, не до тебя сейчас, потом разберемся».

С этими мыслями Евпатий оглянулся на шедших за ним воинов. Встретился взглядом с добродушным и беззлобным Глебом, затем посмотрел на Ульвэ.

Ульвэ смотрел на Евпатия прямо, не отводя глаз. Во взгляде явно читались вызов, презрение и нескрываемая враждебность к русскому богатырю. Именно этот взгляд и помог Евпатию наконец придумать решение проблемы. Раз этот крестоносец так пропитан ненавистью и презрением к русичам, то на этом мы и сыграем.

– Ну чего застыли? – неожиданно бодро спросил Евпатий своих спутников. – Заходим уже в терем, воевода заждался, небось!

С этими словами Евпатий бодро шагнул мимо стражи в терем воеводы. Следом зашли Ульвэ и Глеб.

У воеводы на совете были несколько старшин и дружинников, что было как раз на руку Евпатию, который уже окончательно принял решение о своих действиях. Воеводе это, конечно, не понравиться, но деваться будет уже некуда. Вошедшие остановились, не дойдя до центра большого зала. Воевода и старшины с дружинниками, только что бурно что-то обсуждавшие, замолкли. Евпатий здесь явно был в особом почете. С его появлением остальные дела могли подождать. Все, включая воеводу, ждали, что скажет русский богатырь.

Но неожиданно для всех первым наступившую тишину нарушил не Евпатий.

– Так вот кто в теремочке живет. Не мышка-норушка, не лягушка-квакушка, не зайка-побегайка, не лисичка-сестричка и не волчок – серый бочек…

Говорившим был Глеб. При этом он, не стесняясь, глазел по сторонам и осматривал просторное помещение. Слова были сказаны не очень громко, но в неожиданно наступившей тишине прозвучали достаточно четко, и их услышал каждый, кто находился в зале. Кажется, Глеб и сам не замечал, что выражает свои мысли вслух. И лишь на последних словах резко осекся и густо покраснел, когда понял, что, по дурацкой привычке во время волнения, проговаривает свои мысли.

– Не обращай на него внимания воевода, и вы, витязи, будьте снисходительны. Он недавно сосновый ствол головой поймал, вот и несет невесть что. – оправдался за Глеба Евпатий.

Воевода в ответ лишь слегка улыбнулся. Затем внимательным взглядом стал осматривать спутников Евпатия. Взгляд его был не злым, не добрым, но пробирающим, что называется, до самых костей. Сразу было видно, что человек этот власть имеет несокрушимую, повидал на своем веку достаточно и полностью в себе уверен.

Глеб, который на этот раз взял под контроль свои мысли и эмоции, отметил про себя, что воевода больше похож на пожилого уголовного авторитета, вора в законе или тюремного пахана. Впрочем, все упомянутые личности наверняка могли бы быть и одним человеком.

А вот Ульвэ, приглядевшись к воеводе, выводы сделал, несколько отличавшиеся от Глебовых. Он увидел уже преклонных годов мужчину невысокого роста и отнюдь не богатырского телосложения. Да, глаза его были наполнены знаниями и уверенностью, но вряд ли этот человек когда-либо был великим воином, заслужившим почет и уважение соплеменников. И это было довольно странно. Ведь именно хороший воин мог быть удостоен почетного звания воеводы. А этот человек был скорее похож на престарелого аббата, хитрого, умного, но отнюдь не сильного и ловкого.

– Ваш небольшой поход прошел успешно? – спросил тем временем воевода Евпатия.

– Нет, – коротко ответил богатырь и сделал несколько шагов по направлению к воеводе и группе стоявших рядом русичей.

Затем Евпатий обернулся на оставшихся стоять на своем месте рыцаря и Глеба и, указывая жестом на Ульвэ, громко, отчетливо проговаривая каждое слово, заявил:

– Этот человек оказался самым последним трусом! Я уверен, что его воины так же трусливы, как и он сам! В тяжелую минуту он, не задумываясь, предпочел спасаться бегством, лишь бы только не пострадала его трусливая шкура!

Казалось, что в тереме и так достаточно тихо, но теперь, после столь громкого заявления Евпатия, в просторном зале действительно повисла гробовая тишина. Старшины и дружинники русичей даже чуть отпрянули назад, словно брошенные слова обвинения могли их задеть. Воевода же наоборот, чуть подался вперед со своего места, словно хотел удержать Евпатия от таких резких слов. Но слово, как говорится, не воробей, выпустил – не поймаешь…

Взгляды всех собравшихся устремились на Ульвэ, губы которого начали мелко дрожать от едва сдерживаемого гнева. Лицо сначала побледнело, а потом стало ярко-алым от прилива неописуемой злобы, гнева и ненависти. Стараясь изо всех сил казаться хладнокровным, Ульвэ, до побелевших пальцев сжав эфес своего покоящегося в ножнах меча, произнес, чеканя каждое слово:

– Поскольку в этом зале нет спасительного дерева, на которое от страха заберется оскорбивший меня и моих воинов, то пусть он готовится умереть!

С последними словами Ульвэ молниеносно выхватил из ножен свой огромный двуручный меч и бросился на Евпатия. Ульвэ торопился. Он прекрасно понимал, что если не успеет быстро сразить Евпатия, то потом ему этого сделать уже не дадут. Ведь Ульвэ был один среди окружавших его врагов. И пусть ему самому суждено пасть в этих стенах, но мерзкий русич должен умереть за нанесенное прилюдно оскорбление.

Однако свершить задуманное не удалось. На его молниеносный выпад Евпатий по-кошачьи отпрыгнул в сторону и тоже обнажил свой меч. На лице Евпатия была злорадная ухмылка.

– Я зарублю любого, кто встанет у меня на пути! – заорал Ульвэ, понимавший, что первые мгновения уже упущены, но надеявшийся все еще успеть прикончить Евпатия.

– Поединок! – громко крикнул Евпатий, давая понять, что он принимает вызов рыцаря и будет биться один на один.

После выкрика Евпатия уже было дернувшиеся со своих мест старшины и возникшие как из-под земли стражники с копьями и луками были вынуждены остаться на местах и не приходить на помощь Евпатию.

В просторном тереме воеводы уже в который раз, все замерли. Даже так торопившийся исполнить задуманное Ульвэ остановился. Того, что Евпатий примет поединок, явно никто не ждал. Бунтовщиков здесь не жаловали подобными почестями, на них просто накидывали сеть, а потом сажали в яму для усмирения. Но теперь, раз Евпатий принял бой один на один, вмешиваться уже было нельзя. Теперь это была не бунтовская выходка вновь призванного и приведенного рыцаря, а спор двух воинов, которых рассудит меч.

Ульвэ, осознав все происходящее, теперь уже действовал намеренно не торопясь и наслаждаясь каждым мгновением. Раз этот лапотник решил биться с ним один на один, то Ульвэ порубит его не спеша. Богатырь умрет на глазах своих многочисленных сородичей, и честь Ульвэ и его воинов будет восстановлена. А о том, что будет дальше, Ульвэ сейчас не думал. Подняв свой обнаженный меч, он стал плавно надвигаться на Евпатия.

Евпатий обрадовался произошедшему не меньше рыцаря. Все случилось именно так, как задумывалось. Оскорбленный и готовый постоять за свою честь Ульвэ был не на шутку взбешен и готов биться на смерть. Теперь артефакт, если он есть у рыцаря, не сможет остаться незамеченным. Теперь Евпатий сам лично, а не через сознание великана, почувствует и поймет магию, которая привела рыцарей в этот мир. А значит начатое дело будет закончено, пусть даже ценой нескольких ссадин.

Только вот все шло к тому, что несколькими ссадинами здесь Евпатий вряд ли отделается. Атака Ульвэ была настолько мощна и стремительна, что русский богатырь едва успевал подставить щит для отражения двуручного меча рыцаря. Еще несколько таких ударов – и щит русича, не выдержав атаки, сначала раскололся, а потом и вовсе разлетелся буквально в щепки.

Евпатий, который так пока и не почувствовал никаких связующих магических нитей артефакта, попятился назад. С воином, который так виртуозно владел двуручным мечом, он еще не сталкивался. Русский богатырь и сам обладал силой немалой, но чтобы вот так запросто маневрировать огромным орудием, словно тот весит не больше кинжала, – это было настоящее чудо. Меч в руках его противника порхал с такой скоростью, что Евпатий едва успевал защищаться. А о собственной атаке или контратаке даже не помышлял.

Все присутствующие в зале наблюдали, как Евпатий, потеряв свой щит, схватил оказавшийся под рукой деревянный табурет и попытался прикрываться им, поскольку используя для защиты один только свой меч он лишал себя возможности контратаковать. Однако табурет, явно не предназначенный для подобных целей, разлетелся еще быстрее щита.

Евпатий едва поспевал отражать атаки Ульвэ своим мечом. С каждым новым ударом было видно, что защита русскому богатырю дается все тяжелее. Вот уже меч рыцаря оставил несколько кровавых порезов на руках и ногах Евпатия. И теперь с каждой каплей крови русский богатырь дополнительно терял силы.

А вот Ульвэ двигался по-прежнему стремительно и без особых усилий. Создавалось такое впечатление, что бой не отнимает у него силы, а наоборот, придает новые. И тут Евпатия словно осенило. Ну конечно! Как он мог сразу не догадаться? Артефакт не спрятан где-то за пазухой у рыцаря. Артефакт находится у рыцаря в руках! Меч! Сам меч и есть артефакт!

Евпатий, улучив долю секунды, перенаправил энергию своих шарящих по Ульвэ в поисках ответа нитей на меч противника. Догадка оказалась верной. Русский богатырь сразу почувствовал связь меча с хозяином. Из рукояти страшного оружия, прямо в ладони Ульвэ текла мощная энергия связующих магических нитей.

Русский богатырь резко сменил тактику. Он полностью сосредоточился на мече, словно сражался с самим мечом, а не его хозяином. И теперь защита стала даваться намного легче, но не более того. Времени провести свою атаку попрежнему не было.

Евпатий пробовал маневрировать, хватал все, что попадалось под руку, и швырял в рыцаря, пытаясь тем самым сбить темп его атаки. Но ничего не помогало. Уже были изрублены в куски все находящиеся в помещении стулья и табуреты, опрокинут и разрублен надвое стол, а Ульвэ, по-прежнему не сбивая темпа, преследовал русского богатыря.

Воспрявший было духом после своего открытия Евпатий понял, что силы его на исходе. Озираясь по сторонам, он увидел узкий боковой проход, переходящий в длинный коридор. Куда этот коридор вел, Евпатий не знал, но то, что в узком пространстве Ульвэ уже не сможет так яростно размахивать своим мечом, было однозначно.

Улучив момент, израненный и уставший русич метнулся к проходу и, не задумываясь, нырнул в его неширокое пространство. Следом за Евпатием последовал уже почти торжествующий победу Ульвэ.

– Погоди, мерзкая крыса! Я достану тебя и в этой норе! – яростно прокричал рыцарь.

Коридор оказался недлинным. Пробежав несколько шагов, Евпатий уперся в запертую дверь и оказался зажатым, словно лиса в норе. Тяжело дыша, он развернулся, готовясь вновь лицом к лицу встретиться с огромным двуручным мечом рыцаря.

Ульвэ надвигался на Евпатия, как неминуемая смерть. Проход, который в ширину составлял не больше трех шагов, был почти полностью заслонен его мощной фигурой. На невысоком потолке, до которого, если подпрыгнуть, можно было достать рукой, зловеще мерцали тени от подвешенных к стенам светильников.

Понимая, что такое пространство не годится для нормального боя не то что его двуручным мечом, но даже и обычным, Ульвэ прекратил бешеное вращение своего оружия. Направив острие меча в сторону Евпатия, он приготовился наконец прикончить этого русского выскочку, проткнув его, как барана.

Евпатий же, вспомнив уроки мастера хитрости, повернул свой меч острием к полу и взял его обратным хватом. Такой непривычный маневр слегка озадачил Ульвэ, но решительности не убавил. Подойдя на расстояние удара, рыцарь стал быстро, словно копьем, наносить тычковые удары по зажатому в углу русскому богатырю.

Меч – это продолжение руки, так с детства учили Евпатия. Меч делает твою руку длиннее, держи его крепко, руби с плеча, не давай противнику опомниться, и он будет повержен. Так Евпатий всегда и поступал. В чистом поле ему не было равных. Так было до тех пор, пока судьба не свела его в этих землях с тем, кого в их лагере называют мастером хитрости или попросту Кешкой.

– Скажи мне, витязь, а если тебе придется биться с врагом не в чистом поле, а в тесном доме? Там ведь мечом особо не размахнешься! – спросил как-то Кешка Евпатия. Евпатий даже не нашелся, что и ответить. Никогда такого на Руси не было, чтобы в домах сражаться. Разве что в кабаках мужики кулаками помашут, да и только. Русские воины с врагом всегда в чистом поле встречались или на крепостных стенах.

– Не знаю, что тебе и ответить, мастер. Но ежели и правда так тесно будет, что мечом не размахнуться, так на это шестопер, кистень, булава или кинжал имеются. Ими в тесноте сподручней, – развел в ответ руками Евпатий.

– Ну а если только меч у тебя, что тогда?

Понимая, что Кешка явно клонит к чему-то такому, чего Евпатий не знает, богатырь в ответ лишь пожал плечами.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – позвал за собой Евпатия мастер хитрости.

Они зашли в недавно отстроенный мастером хитрости небольшой сарай. Сарай был абсолютно пустой, имел низкий потолок, а через каждые два-три шага по всему помещению сарая от пола до потолка стояли деревянные столбы.

– Попробуй достать меня своим мечом, богатырь! – как всегда, хитро улыбаясь, заявил богатырю мастер хитрости.

Евпатий сразу сообразил, что в таком помещении с плеча особо не рубанешь, но так просто сдаваться ему не хотелось. Он аккуратно вынул из ножен меч и сделал несколько попыток достать мастера. Тот, в свою очередь, ловко прятался от ударов за столбами и периодически награждал Евпатия тычками и подзатыльниками, которые наносил небольшой деревянной палочкой.

– Здесь хитрость нужна! – сказал уже начинавшему злиться Евпатию Кешка свою излюбленную фразу.

С этими словами мастер хитрости забрал у Евпатия меч и, перевернув его рукоятью вверх, а острием вниз, показал несколько хитроумных движений.

– А теперь ты попробуй, – сказал Кешка, вернув обратно Евпатию его оружие.

Евпатий попробовал взять меч так же, как только что показал ему Кешка. Получилось несколько неуклюже. Но многолетний боевой навык не подвел, и после нескольких неловких движений руки Евпатия приспособились к новому хвату. А через полчаса непрерывной работы Евпатий уже запросто повторял многие движения, показанные мастером хитрости. Да, действительно, работать в тесном помещении мечом с помощью обратного хвата было эффективнее.

– Ну вот, – заключил в конце тренировки мастер хитрости, – теперь, если твоему мечу будет тесно, просто переверни его…

Урок мастера даром не пропал. Сейчас, отражая натиск Ульвэ, Евпатий понимал это как нельзя лучше. Атаки рыцаря уже не были столь стремительными и быстрыми. Даже несмотря на то что меч, являвшийся магическим артефактом, давал дополнительные силы своему хозяину, все же его мощь была не беспредельна.

Атакующие выпады рыцаря требовали затраты намного больших сил, чем короткие движения защиты перевернутым мечом. Отражая очередной натиск, Евпатий даже сумел сделать несколько контрвыпадов, однако и его силы были не безграничны.

Сделав вид, что он от бесконечной защиты решил перейти в атаку, Евпатий бросился вперед, намеренно подставив под удар плечи и шею. Уловка сработала. Боевые навыки Ульвэ действовали быстрее мысли, но именно это и подвело рыцаря. Увидев слабость в защите русича, Ульвэ резко взметнул свой меч вверх, чтобы одним ударом положить конец этому затянувшемуся поединку. Но сила рыцаря, увеличенная к тому же магией меча, сыграла здесь злую шутку. Замах оказался слишком сильным, и острие меча, взмыв вверх, завязло в деревянных перекрытиях потолка. Этим сию секунду воспользовался Евпатий. Мощным ударом ноги в живот он заставил своего противника выпустить застрявший в потолке меч, а затем, как следует вложившись в решающий удар, опрокинул Ульвэ на спину мощным ударом снизу вверх рукоятью меча в подбородок. Последний удар обладал такой силой, что рыцарь вылетел из прохода обратно в просторный зал терема воеводы.

Падая на спину, Ульвэ успел втянуть голову в плечи, чтобы не удариться об пол затылком. Однако это ему не сильно помогло. Не успел он оказаться на полу, как увидел припечатывающий его сверху сапог Евпатия.

Оказавшись между полом и ногой русского богатыря, голова Ульвэ, словно побывав между молотом и наковальней, сначала гулко ударилась об пол, а затем вяло и безжизненно завалилась набок.

На этот раз сознание уходило постепенно. Сначала начало затуманиваться зрение. Разбросанные по полу остатки табуретов и порубленный стол расплылись, очертания стоявших вдоль стен людей стали неясными, а потом и вовсе все смешалось в неясном тумане. Глаза рыцаря закрылись, и он явственно почувствовал вес собственного тела, давящего на пол. Сначала с каждой секундой тело словно становилось тяжелее и тяжелее, стало нестерпимо душно, а потом, наоборот, он вдруг перестал ощущать его вовсе.

– Вот так, – послышался в тишине знакомый, но глухой голос, – пришел мишка и развалил теремок…

Незаконченная фраза Глеба была последним, что восприняло сознание Ульвэ. Тихо выдохнув, его тело застыло без движения, а в голове мелькнула единственная мысль:

«Вот и все…»