На исходе второй недели березовский отряд приехал к обширному водному пространству, круглым пятном лежащему вровень с травяной долиной. В речке Березке, пробегавшей мимо родного селения, даже заяц утонуть не мог, так что деревенским жителям никогда не приходилось видеть так много воды. Изумлению их не было предела, но изумлялись они напрасно: это был всего лишь мелкий морской залив, он скоро остался позади и чудесные верблюды зашагали по земле плодородного полуострова, именовавшегося в те времена Таврикой. Путешественников окружила приморская зима — прохладная, но приветливая и на удивление зеленая. Черное море, омывавшее Таврику с трех сторон, грело ее все холодное время года, поэтому по равнине стелилась трава и повсюду виднелись низкорослые можжевельники и кустики со странными, скатанными в трубочку, колючими листиками, которые не опадают с них круглый год. Далеко впереди, в сторону утреннего солнца — там, куда уверенно несли людей волшебные верблюды, — вставали зеленеющие округлые горы с редкими скалами на макушке. В трещинах скал, на высоте, лежал белый снег, и можно было иногда видеть, как его взметают и кружат короткие метели.
Около полудня березовцы нагнали престарелого монгола в полосатом халате, везшего на ослике запас веток для очага.
«Ну и одежда. Женская юбка пришита прямо к рубахе. И не стыдно ему, едет, как будто так и надо,» — думали русские путешественники, разглядывая монгола, его халат, бритую голову и узкие, как у печенега, глаза.
Монгол остановился у дороги и кланялся. «Богатый караван, — думал он. — Наверно, русские князья едут.»
— Эврика! — приветствовал чужеземца Веприк, употребив единственное знакомое ему нерусское слово.
— Африка! — добавил на всякий случай Чудя.
«Африканские, оказывается, князья, — решил престарелый монгол. — А вроде на русских похожи. Болтают по-африкански, ничего не понятно.»
— Эврика-эврика! — приветливо согласился он и поклонился, опасаясь, как бы незнакомцы не ограбили его посреди дороги. — Африка-Африка!
— Мама! — крикнула из корзины Дуняшка.
— Мама-мама! — подтвердил монгол.
— Гм! — с сомнением произнес Горбатка.
— Гм-гм! — поспешил согласиться старик и снова поклонился…
— Хорошо поговорили, — решил Добрило, когда их отряд, миновав монгола с осликом, продолжил путь. — Душевный народ тут живет.
Следующий, кто им встретился, был одет очень просто — голубая рубаха с пояском, штаны и крепкие лапти, — и было это совсем не удивительно, потому что встретился березовцам русский человек по прозванию Копыто. Человек этот служил у киевского купца и шел из Сурожа с деловым поручением.
— Эврика! Африка! — сразу же приступил к переговорам Чудород, кланяясь с верблюда.
— Эврика! — ответил на всякий случай Копыто. Потом он, будучи мужиком ехидным и видя, что незнакомцы по-русски ни бельмеса не смыслят, состроил доброе лицо и добавил: — Охламоны!
— Охламоны-охламоны! — подтвердил Веприк, стараясь быть вежливым и подражать обычаям местных жителей.
— Болван! — добавил Чудя.
— Ты чего ругаешься? — шепотом спросил его бортник.
— Если по-здешнему «охламоны» значит что-нибудь вроде «приятного вам пути», тогда, может «болван» — это «счастливо оставаться», — прошептал Чудя и улыбнулся Копыте.
«Противные какие чужеземцы, — подумал тот. — И язык у них дурацкий.»
Вскоре навстречу березовцам попалась целая компания греческих писцов, которые шли в отдаленный монастырь переписывать книги.
— Эврика Африка, охламоны! — приветствовал их Веприк, решив, что уже достаточно освоился с местным языком.
Греки поняли слово «эврика» и очень удивились.
— Ты слышишь? — тихо спросил один из них соседа. — Эти чужеземцы говорят «Я нашел Африку!»
— Уважаемые путешественники, вы что-то перепутали! — крикнули греки. — Не хотим вас огорчать, но вы едете совсем с другой стороны! Там Киев, а не Африка.
— Но это ничего, Африку уже нашли три тысячи лет назад, нет необходимости опять ее искать, — добавил один из писцов.
Березовцы, хотя ничего из греческой речи и не поняли, услышав имя родной столицы оживленно закивали.
— Болван! — добродушно сказал Добрило.
Писец, понимавший немного по-русски, обиделся.
— Ты ответишь за болвана! — крикнул он бортнику по-русски и показал кулак, но рассмотрев широкие добрилины плечи, уточнил: — Перед своей совестью ответишь! Стыдно тебе должно быть, что хорошего человека дразнишь!
— Я думал, я пожелал вам счастливо оставаться, — смутился Добрило.
— Не горячись, — принялись успокаивать греки товарища. — Как можно сердиться на этих чужеземцев? Не видишь разве, какие они глупые — думают, что Киев в Африке?
— Дяденьки, а далеко ли нам еще до города Сурожа ехать? — спросил Веприк.
— Так вот он, вон за теми холмами, — ответили писцы и продолжили свой путь, размахивая руками и обсуждая глупых незнакомцев, которые хотели сказать «Я ищу Сурож», а вместо этого сказали «Я нашел Африку».
Нет ничего необычного в том, что березовцам на дороге попадались такие разные люди: гостеприимная теплая Таврика лежала в самой середине торгового мира. К ее берегам приплывали корабли всех известных народов: греческие, армянские, грузинские, русские, арабские, римские, египетские, еврейские и многие другие. Из соседних богатых стран сюда тянулись сухопутные караваны с необыкновенными товарами. По берегу здесь стояли укрепленные города, в которых можно было встретить купцов со всего света. В разное время разные народы владели этим благодатным полуостровом, сейчас даже трудно всех вспомнить — вот и название «Таврика» такое древнее, что никто точно не скажет, когда оно появилось. Через несколько столетий придут сюда новые люди и принесут новое имя: назовут эту землю Крым. А полуостров будет по-прежнему плодороден и прекрасен, все так же будет он зеленеть зимой и цвести летом…
Ветер тем временем окреп так, что по траве пошли кататься волны, словно по воде. У Веприка улетела шапка и он никак не мог ее догнать, а когда догнал, поднял и разогнулся — остолбенел: ветер в поле закрутился таким плотным изгибом, что от земли до неба выросло прозрачное, бешенно вертящееся вокруг себя, дерево, ствол у которого был из воздуха, а листва — из запутавшихся в его вращении облаков.
— Ветроворот! Кружалка! — закричали в ужасе березовцы и сбились в кучу за большим камнем.
Ветроворот с шумом и свистом приближался, в его вое людям почудился хриплый смех, ужасный и радостный. Путешественники переглянулись с испугом: каждый надеялся, что уши его обманывают.
— Вы ничего не слышите? — крикнул Добрило, перекрывая свист ветра.
— Ничего не слышу! — ответил Чудород, трясясь от страха, но виду стараясь не подавать.
— Слышишь, хохочет вроде кто-то? — настаивал медоход.
— Это я хохочу, — соврал Чудород. — Ха-ха!
— Врешь, это я хохочу! — возразил хриплый голос, который шел, казалось, и с неба, и из воздуха, и прямо у слушателей из головы. — Ха-ха-ха-ха!..
— У меня мозги смеются, — грустно признался бортник.
— У меня тоже, — сказал Веприк. — Даже трясутся все от смеха.
— Ха-ха-ха-ха! Эх вы, людишки! — радостно засвистел ветер. — Неужели вы меня не узнали?! Ну-ка, назовите мое имя!
Березовцы снова переглянулись, спрашивая друг друга взглядами.
— «Хохотун»? — робко предположил Веприк.
— Ха-ха… Кто?! Как вы меня обозвали?! Недогадливые маленькие людишки, как можно не узнать повелителя ветров?! Смотрите и бойтесь!
Одинокий дуб затрещал, вырвался вместе с корнями из земли и повалился, ломая ветки. Хохот ветра стал громче и хвастливее. Огромные камни начали подскакивать, словно семечки. Долина превратилась в горшок с кипящим воздухом, тут и там поднимались в небо молодые ветровороты и кружились по степи. Камень, укрывавший березовский отряд приподнялся от земли, качнулся и вдруг, как будто пущенный невероятной рукой, улетел за горизонт. Облака в небе носились кругами, словно кто-то мешал их ложкой.
— Прости нас, Стрибоже, мы больше так не будем — молили березовцы, стоя на четвереньках, потому что боялись как бы с колен их не сдуло и не унесло за кудыкины горы. — В другой раз не обознаемся.
Но бога ветров было теперь не так-то просто унять. С хохотом и улюлюканьем гонял вихрь по полю, подкидывая и швыряя камни, деревья, тучи пыли и сусликов, а также серую овцу, не вовремя отбившуюся от чьего-то стада.
— А, людишки, будете помнить грозного Стрибога! — крикнул наконец ветер, наигравшись. — Что, испугались?! Вот то-то! Не знали, небось, какой я могучий?! Я еще не то умею! Я еще… ой, а вы где? Эй, недогадливые людишки, вы живы?.. Ох, куда ж я их дел, наверно придавил чем-нибудь… Тут нет. И тут нету. И тут…
Камни на поле начали по очереди приподниматься и падать обратно, сотрясая землю вокруг себя.
— Мы здесь! — слабыми голосами закричали путешественники. — Прости нас, Стрибоже!
— Ладно, простил, — добродушно ответил бог ветра. — Вставайте, поговорим.
— А можно мы лежа разговаривать будем? — невнятно спросил распластавшийся на земле Чудя.
— Да не бойтесь вы, я добрый! — ответил ветер. — И веселый!
В доказательство он поднял овцу, посадил ее верхом на перевернутый дуб и зашелся радостным смехом от собственной шутки.
— Я ведь вам помочь хочу! — сообщил Стрибог.
— Все, нам конец, — пробормотал Добрило.
— А может, мы лучше сами? — шепотом спросил Веприк, поглядывая на развороченную равнину и раскиданные камни.
— У тебя небось дел много, поважнее наших… и подальше отсюда, — попробовал подлизаться Чудород. — Чего на нас, недогадливых, время тратить!
— Ха-ха-ха! Ни за что вам самим не справиться, людишки! Без меня — и не думайте! Это я буду нести ваш гордый корабль по волнам и полнить ветром паруса! Резать водную гладь! Вздымать морскую пену! Стремить проворный бег через океан!
— Корабль? — переспросили березовцы, гадая, заметил ли веселый бог, собравшись резать водную гладь и пенить волны, что путешествуют они на верблюдах.
— Да! Идите в Сурож, найдите себе корабль, садитесь в него и ждите чуда!.. Идите, людишки! — велел Стрибог. — А я еще здесь порезвлюсь!
Несчастная овца снова, растопырив копыта, понеслась в небе, а путешественники поспешно удалились, оглядываясь, чтобы проверить, не летит ли за ними дуб или береза.
Отойдя на приличное расстояние, березовцы, лишившиеся сил от потрясения, разожгли костер и устроились на ночлег.