Объезжая войска на горных позициях, я преклонялся перед этими героями, которые стойко переносили ужасающую тяжесть горной зимней войны при недостаточном вооружении, имея против себя втрое сильнейшего противника.

Самое начало войны да, пожалуй, и весь 1914 год складывался для русских войск и для 8-й армии удачно. Галицийская брама — ворота по-старорусски — распахнулась перед нашими воинами. В первом же столкновении с неприятелем части армии генерала Брусилова разбили австрийскую кавалерийскую дивизию, шедшую от Городка, а 5 августа был получен приказ перейти в наступление, не ожидая дальнейшего сосредоточения войск. В тот же день части 8-й армии перешли реку Збруч, являвшуюся государственной границей России, и, отбросив австрийцев, взяли много пленных, орудия и пулеметы. Продвинувшись на запад, части Брусилова разгромили неприятеля у реки Коропец, на которой я бывал, захватили огромное количество пленных и трофеев.

Но первое настоящее сражение Брусилов дал на реке Гнилой Липе. «Предыдущие бои, делаясь постепенно все серьезнее, были хорошей школой для необстрелянных войск. Эти удачные бои подняли их дух, дали им убеждение, что австро-венгерцы во всех отношениях слабее их» (Брусилов). Два дня, 17 и 18 августа, шел жестокий бой на этом рубеже. Австрийцы были разгромлены, и, понеся большие потери, оставив массу орудий, пулеметов, винтовок, обозы, отступили в беспорядке. Брусилов двинулся к Львову. В результате успешного наступления 8-й армии генерала Брусилова и беспримерной доблести ее солдат, героически сражавшихся с врагом на подступах к городу, Львов был легко взят.

«Когда я ехал в автомобиле на совещание с генералом Рузским в 3-ю армию, сопровождавшие меня полковники граф Гейден и Яхонтов, вследствие порчи шин, отстали от меня. Пока чинилась их машина, они обратили внимание на множество русин, идущих со стороны Львова.

— Вы откуда? — поинтересовались они.

— Из Львова.

— А что, там много войска?

— Нема никого, вси утекли».

Население Львова — украинцы, русины, евреи — достаточно приветливо, в отличие от поляков и австрийцев, встречало русскую армию, что не ускользнуло от внимания Брусилова, всегда наблюдавшего за реакцией местного населения.

Занятие 21 августа Лемберга (Львова), который австро-венгры оставили без боя, стало крупным успехом. Но на генерала неприятное впечатление произвело поведение командующего соседней 3-й армией Н.В. Рузского, который приписал заслугу взятия Львова себе, да еще подчеркнул, что город взят после ожесточенных боев. В письме жене Алексей Алексеевич делился своими чувствами: «Ты намекаешь в своих письмах про разные интриги против меня, которые порождаются завистью. Я стараюсь всеми силами души их не замечать, ибо интриги и зависть — очень низменные вещи, унижающие человека, я просто борюсь и отгоняю от себя, с Божиею помощью, эту пакость… История разберет вскоре после войны, как действительно было дело, а теперь главное — победить. Охотно уступаю лавры Рузскому, но обидно за войска армии».

Победы 8-й армии принесли ее командующему почетнейшую боевую награду — орден Святого Георгия 4-й степени. Им А.А. Брусилов был награжден 23 августа 1914 года. Рузский же за «взятие» его войсками Львова в один день получил сразу два ордена Святого Георгия более высоких степеней — 3-й и 2-й…

За военными успехами, прославлениями и интригами Брусилов не забывал о морально-политической составляющей всякой боевой операции, которая не заканчивается со сдачей города, тем более такого сложного, как Львов. Город в 1772 году в результате первого раздела Польши между Россией, Пруссией и Австрией вошел в состав Австрийской (позже Австро-Венгерской) империи, стал политическим и административным центром самой отсталой из ее провинций, получившей название «Королевство Галиции и Владимирии».

С 1772 по 1918 год город официально носил название Лемберг. Языком администрации после вхождения Львова в состав Австрии стал немецкий, а большинство должностей городского управления заняли немцы и чехи. Однако город продолжал оставаться важным центром польской и русинской культуры, но внутренние проблемы продолжали его раздирать.

Командующий вмешался и в национально-религиозные проблемы: «Униатский митрополит граф Шептицкий, явный враг России, с давних пор неизменно агитировавший против нас, по вступлении русских войск во Львов был по моему приказанию предварительно подвергнут домашнему аресту. Я его потребовал к себе с предложением дать честное слово, что он никаких враждебных действий, как явных, так и тайных, против нас предпринимать не будет; в таком случае я брал на себя разрешить ему оставаться во Львове для исполнения его духовных обязанностей. Он охотно дал мне это слово, но, к сожалению, вслед за сим начал опять мутить и произносить церковные проповеди, явно нам враждебные. Ввиду этого я его выслал в Киев в распоряжение главнокомандующего. Состоявшему при мне члену Государственной думы, бывшему лейб-гусарскому офицеру графу Владимиру Бобринскому, поступившему при объявлении войны вновь на военную службу, я приказал осматривать все места заключения, которые попадали в наши руки, и немедленно выпускать политических арестантов, взятых под стражу австрийским правительством за русофильство. Бобринский чрезвычайно охотно взялся за эту миссию, так как он еще в мирное время имел большие связи с русофильской партией русин. Не помню цифр, но таких арестантов оказалось очень много, и они были немедленно освобождены; уголовные же преступники продолжали, конечно, содержаться под стражей и были переданы в распоряжение галицийского генерал-губернатора».

Но дело было не только в униатском митрополите или политических заключённых — Брусилов точно угадывал настроение местных жителей, понимал расклад сил в этой части Австро-Венгерской империи, потому и делал такой анализ: «… Жители города Львова, в особенности поляки и евреи, чрезвычайно волновались мыслью о том, в чьи руки они попадут, то есть останутся ли у нас или вновь придут австрийцы. Воззвание Верховного главнокомандующего к полякам тут еще не было известно, и они, а тем более евреи, которые у нас находились в угнетенном положении, а в Австрии пользовались всеми правами граждан, нетерпеливо ждали, что нас разобьют, тем более что австрийское начальство объявило им, что они обязательно на днях вернутся назад. Русины, естественно, были на нашей стороне, кроме партии так называемых мазепинцев, выставивших против нас несколько легионов». Так что недругов у русской армии было больше, чем просто насчитывалось штыков у неприятеля. И всё это оставалось, действовало вокруг и в тылу, а русофилы нещадно уничтожались.

В телефильме Алексея Денисова «Трагедия Галицкой Руси» впечатляюще рассказывается о зверствах, которыми сопровождалось отступление цивилизованных европейцев: «Сентябрь 1914 года. После тридцатидневных упорных боев русская армия занимает всю Галицию. Австро-венгерские войска, потерпев сокрушительное поражение, отступают за Карпаты. Во Львове, Галиче и других городах наши солдаты и офицеры встречают самый радушный прием. Местные русины приветствуют их как освободителей и близких родственников. Вскоре прибывшие с войсками корреспонденты российских и зарубежных изданий обнаруживают в Галиции огромное количество свежих могил. Почти в каждом селе жители рассказывают о казненных или угнанных в концлагерь родных и близких. Счет подвергшихся репрессиям мирных жителей идет на десятки тысяч».

Сообщения о зверствах австро-венгерской армии шли сплошным потоком из всех уголков Карпатской и Галицкой Руси. Российскому обществу особенно невероятным казалось то, что все эти чудовищные злодеяния творили цивилизованные европейцы, еще недавно считавшиеся образцом гуманности и порядка. Так, 15 сентября 1914 года австрийские жандармы доставили в Перемышль 46 русофилов, арестованных в окрестных селах. От вокзала их погнали в полицейское управление. На улице Семирадского на русин набросилась толпа местных жителей и группа венгерских кавалеристов, которые стали рубить беззащитных людей шашками с криками «Смерть московским шпионам!». Одна из жертв этой резни, 17-летняя дочь священника Мария Мохнацкая, упала на колени перед распятием, находившимся на углу улицы, со словами «Матерь Божия, спаси нас!». После этого венгерский солдат убил ее выстрелом в голову. Тела многих несчастных были изрублены в куски. Найденные останки русские власти похоронили с почестями в братской могиле. Вплоть до Второй мировой войны каждый год 15 сентября русины возлагали на неё живые цветы. На панихиду по погибшим собиралось несколько тысяч человек, которые шли на кладбище крестным ходом. В русских театрах была даже поставлена пьеса об этой трагедии. Она называлась «Маша» — в память убитой Марии Мохнацкой. Во время Первой мировой войны в австрийские концлагеря было сослано от 30 до 40 тысяч русин. По данным составителей «Талергофского альманаха», всего в результате австро-венгерского террора на территории Галиции, Буковины и Закарпатья пострадали 120 000 человек. Было убито около 300 униатских священников, заподозренных в симпатиях к православию. Так что и половинчатая вера, о которой так пёкся Шептицкий не помогла!

Результатом геноцида русин стало то, что их численность во Львове сократилась почти вдвое. Более ста тысяч галичан, спасаясь от австрийского террора, бежали в Россию вместе с отступающей русской армией летом 1915 года. Например, жители села Скоморохи ушли с русскими и поселились в Пензенской губернии. В отместку австро-венгерские власти приказали сжечь оставленные ими дома. В городе Станиславове (ныне Иваново-Франковск) после временного отхода российских войск были казнены 250 человек, в том числе те, кто стирал русским солдатам белье, продавал им табак и хлеб. Летом 1914 года австрийские власти отдали секретный приказ: создать для русофилов особый концлагерь — Талергоф. Местом для него они выбрали небольшую долину у подножия Альп, близ города Грац, ныне так любимом туристами. Именно Талергоф станет первым лагерем смерти в истории Европы — не Бухенвальд! Сюда будут сажать невинных людей по этническому признаку. В данном случае только за то, что они считали себя русскими. Особенно страшными стали первые месяцы существования лагеря. Бараков в Талершфе не было вплоть до зимы 1915 года. Тысячи узников спали под открытым небом на сырой земле. Посуду им также не выдавали. Счастливцем считался тот, кому удавалось раздобыть бутылку: отбив горлышко, ее использовали как котелок для лагерной баланды, состоявшей из отвара фасоли или свеклы.

В другом лагере — в Терезине — не было такой смертности и эпидемий, как в Талергофе. Их удавалось избежать благодаря бескорыстной помощи чешского населения, которое сочувствовало братьям-славянам и русским военнопленным, оказавшимся в неволе. Жительницы Терезина Анна Лаубе и Юлианна Куглерова не только организовали сбор белья, одежды и продуктов для заключенных, но сумели добиться значительного улучшения условий их содержания. К 1915 году военный террор против русин достиг такого размаха, что император Франц-Иосиф вынужден был издать специальный указ. В нем говорилось, что не следует подозревать всех, кто называет себя русскими, в нелояльности к трону, а военным следует быть более сдержанными в применении карательных мер. В газетах было запрещено публиковать фотографии повешенных москвофилов.

Всех приговоренных к виселице русин в последний момент спас русский император Николай II. Через испанского короля ему удалось добиться замены смертной казни на пожизненное заключение, а уже весной 1917 года новый австрийский император Карл I объявил им амнистию. Он же поставил точку в истории концлагеря Талергоф. После смерти Франца-Иосифа военным было приказано отпустить всех узников на свободу, а сам концлагерь — ликвидировать. В своем рескрипте Карл I написал: «Все арестованные русские не виновны, но были арестованы, чтобы не стать ими». Правда, тысячи русин, окончивших свою жизнь на виселицах или в концлагерях, уже не смогли оценить великодушие нового императора, которое проявилось накануне крушения империи.

Вернёмся назад через галицийскую браму. После занятия Львова 8-я армия получила задачу охранять левый фланг фронта, «маневрируя войсками сообразно обстановке». Брусилов, однако, считал более целесообразным продолжить наступление и атаковать вражеские войска, размещавшиеся на Городокской позиции. Запросив по телеграфу штаб фронта, Алексей Алексеевич вскоре получил разрешение от Н.И. Иванова на проведение этой операции. Однако австро-венгры не собирались мириться с потерей Львова и 25 августа предприняли попытку вернуть утраченные позиции. В итоге в тяжелом встречном бою сошлись две русские и три австро-венгерские армии. Продвинуться вперед русским войскам не удалось, они понесли большие потери и начали окапываться. Наиболее тяжелое положение сложилось на участке 48-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Л.Г. Корнилова — с большими потерями она была отброшена за реку Гнилая Липа. Однако самоотверженность бойцов 12-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенанта А.М. Каледина, получившего от Брусилова приказ «умереть, причем не сразу, а до вечера», спасла фронт. И 30 августа в Городокском сражении наступил перелом: русские 7-й и 8-й корпуса перешли от обороны к наступлению. В штаб фронта командарм доложил: «Долгом службы и совести считаю свидетельствовать, что войсками было проявлено высшее напряжение, о стойкость и доблесть их противник разбился».

За руководство Городокским сражением 18 сентября

1914 года А.А. Брусилов был награжден орденом Святого Георгия 3-й степени. Он стал одним из шестидесяти человек, удостоенных этой награды во время Первой мировой войны. Плодами победы в Галицийской битве русская армия не сумела воспользоваться. В распоряжении Юго-западного фронта было 24 кавалерийские дивизии, но разгромленных австрийцев никто из них не преследовал. В итоге потерпевшие поражение, но не добитые вражеские армии просто уходили из Галиции, а следом, отставая на несколько дней, с трудом продвигались по размытым дождями дорогам русские войска…

После Галицийского сражения 8-й армии была поставлена задача оборонять предгорья Карпат от Верхнего Сана до Верхнего Днестра. 28 сентября пополненные резервами 2-я и 3-я австро-венгерские армии начали наступление на фронте от Хырова до Стрыя (оба города ныне в составе Украины). В течение двадцати пяти дней австрийцы отчаянно пытались сбить русские 8-й, 12-й и 24-й корпуса с их позиций, однако офицеры и солдаты 8-й армии стояли насмерть. 22 октября Хыровское сражение завершилось — австрийцы прекратили попытки прорвать русский фронт. В русский плен попало 150 офицеров и 15 тысяч солдат противника, трофеями стали 22 орудия и 40 пулеметов. Воодушевленные удачей русские войска перешли в ответное наступление: 3-я армия, которой с сентября командовал болгарин по национальности, кавалер ордена Святого Георгия 4-й и 3-й степеней, энергичный и талантливый генерал от инфантерии Р.Д. Радко-Дмитриев, и брусиловская 8-я армия вышли в предгорья Карпат, а 6 ноября 12-й армейский корпус взял Дуклу (ныне Польша) и, невзирая на плохие погодные условия, горную местность и яростное сопротивление противника (особенно стойко сражались венгерские части), продолжал продвигаться вперед. «Ежедневным упорным и настойчивым движением вперед, ежедневной боевой работой, по лесистым кручам Карпат, без полушубков, в изодранных по камням сапогах, вы, русские чудо-богатыри, не знающие устали, последовательно сбивали противника, — обращался командарм А.А. Брусилов к своим войскам. — Я счастлив, что на мою долю выпала честь и счастье стоять во главе вас, несравненные молодцы».

Передовые части уже начали спуск в Венгерскую равнину, хотя соответствующий приказ отдан не был. Брусилов объявил за это самоуправство выговор комкору Цурикову и начдиву Корнилову и запретил развивать наступление, так как согласно директиве главкома фронта главные силы 8-й армии срочно перебрасывались к Кракову, на помощь 3-й армии, а в Карпатах оставались только «заслоны». А ведь перед 8-й армией открывался поистине «золотой мост» в сердце Венгрии — оставалось только преодолеть Карпатский хребет. Видя это, Брусилов буквально умолял командование своего фронта настоять в Ставке на решающем ударе. «По моему убеждению, для нанесения противнику наиболее полного поражения необходимо теснить, не останавливаясь по северную сторону Карпат, овладеть выходами в Венгерскую равнину, на которой может быть продуктивно использована наша многочисленная конница, и продолжать наступление по Венгерской равнине», — докладывал он Н.И. Иванову. Брусилов полагал, что силами 12 пехотных и 6 кавалерийских дивизий вполне возможно дойти до Будапешта. Однако ни первый брусиловский доклад Иванову, состоявшийся 4 декабря, ни второй, девять дней спустя, успеха не имели. Мнение главкома фронта гласило: «Наступление на Будапешт при современном состоянии средств не обещает многого, а отвлечет много сил». Свой резон в этом мнении был, так как декабрьские бои сильно истощили 8-ю армию: большинство ее дивизий насчитывало по 5–6 тысяч бойцов, были и дивизии по 3 тысячи человек — впятеро меньше комплекта мирного времени… Наступление без пополнений действительно грозило обернуться масштабной авантюрой.

Алексей Алексеевич прекрасно понимал, что командование противника попытается любой ценой восстановить положение и ликвидировать наметившийся прорыв. И действительно, в декабре 1914 года на карпатских перевалах завязались тяжелые бои: 3-я австро-венгерская армия отбросила назад русский 12-й армейский корпус и едва не прорвала фронт всей 8-й армии. Однако даже в таких тяжелейших условиях войска Брусилова, вовремя усиленные 29-м армейским корпусом, смогли сдержать противника и к 13 декабря полностью восстановить положение, причем за пять дней в плен было захвачено 10 тысяч вражеских офицеров и солдат.

Кампания 1914 года завершалась для Юго-западного фронта в целом и для брусиловской армии в частности удачно. Но Брусилов не мог не отметить двух тревожных моментов: катастрофической нехватки снарядов и патронов и ухудшение качества пополнений, приходящих в армию. Огромные потери понесло кадровое офицерство, на смену которому шли прапорщики военного времени, окончившие трехмесячные ускоренные курсы военных училищ. А в маршевых ротах, приходивших на фронт, люди зачастую не видели ни винтовки, ни пулемета. Прежде чем ставить таких «воинов» в строй, их приходилось заново обтесывать в полковых учебных командах.

* * *

Начался неудачный 1915 год — 7 января боевые действия на карпатских высотах возобновились. На этот раз 2-я и 7-я австро-венгерские армии были усилены германской Южной армией под командованием генерал-полковника Александра фон Линзингена. Они планировали не только сбросить с гор русские полки, но и деблокировать крупную австрийскую крепость Перемышль (ныне Пшемысль, Польша), которую держала в осаде особая Блокадная армия. Но русские 8-й, 12-й и 24-й корпуса выдержали удар трех вражеских армий, а прорыв немцев был ликвидирован небольшим — пять пехотных и четыре казачьих полка — отрядом генерал-лейтенанта барона В.А. Альфтана (13 марта 1915 года за этот подвиг он был удостоен ордена Святого Георгия 3-й степени). Особенно яростные бои развернулись на высоте 992 — Козювке, где Финляндские стрелковые полки отбивали непрерывные атаки немцев в течение двух недель. «Нужно помнить, — отмечал А.А. Брусилов, — что эти войска в горах зимой, по горло в снегу, при сильных морозах, ожесточенно дрались беспрерывно день за днем, да еще при условии, что приходилось беречь всемерно и ружейные патроны и, в особенности, артиллерийские снаряды. Отбиваться приходилось штыками, контратаки производились почти исключительно по ночам, без артиллерийской подготовки и с наименьшею затратою ружейных патронов, дабы возможно более беречь наши огнестрельные припасы».

В сложившейся тяжелой обстановке командарм 8-й армии принял весьма остроумное полководческое решение — контратаковал противника: «Таким образом по всей части Карпатских гор, нами занятой, неприятель видел бы наши стремления перенести театр военных действий к югу, в Венгерскую равнину, и ему трудно было бы определить, где нами предполагается наносить главный удар». Этот прообраз будущего Брусиловского прорыва начался 12 января 1915 года. Контратаковать приходилось в тяжелейших условиях, по пояс в снегу, и продвигались войска медленно, но тем не менее через 11 дней ими был взят город Мезолаборч (ныне Медзилаборце, Словакия). В январских боях

1915 года 8-я армия взяла 14 300 пленных, два орудия и 30 пулеметов, а всего в течение месяца, с 7 января по 7 февраля, войска Юго-западного фронта взяли в плен 691 офицера, 47 640 солдат, захватили 17 орудий и 119 пулеметов. Наградой А.А. Брусилову за проведение этой операции стал орден Белого орла с мечами.

Тем временем главком Юго-западного фронта Н.И. Иванов, оценив наконец заманчивость перспективы вторжения в Венгрию, 23 января 1915 года изложил Верховному главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу план наступления силами 3-й и 8-й армий. Роль тарана в этом наступлении предстояло играть войскам Брусилова. Увы, занятие Венгерской равнины не состоялось, а то бы разгорелся сыр-бор. Меня всегда смущало это выражение: как может разгореться сыр-бор? Но, побывав не однажды в Венгрии, я понял, что не только русские казаки подарили в 1814 году французам бистро (то есть «обслужить быстро-быстро!»), но и венгры подарили нам синоним горячего загула: ведь по-венгерски погребки, где подают пиво и вино, называются «шёр-бор». В Отечественную войну 1812–1814 годов русский солдат шёл к Парижу через Австро-Венгрию и запомнил это лихое и пьяное сочетание, слегка исказив его. Да и в Первую мировую часть северо-восточной Венгрии русские войска заняли и отпраздновали победу шёр-бором.

Несколько слов о Венгрии. Вначале война в этой своеобразной части империи пользовалась поддержкой, но граф Михай Каройи, лидер демократической оппозиции, стал выступать за разрыв связей Венгрии с Германией и Австрией, прося уступки национальным меньшинствам (в основном славянским) и заключения мирного соглашения с западными державами. Напомним, что в самом конце войны, 30 октября 1918 года, именно в Будапеште вспыхнула революция. Каройи был назначен премьером и сформировал кабинет из социалистов, радикалов и членов партии независимости. Было подписано соглашение о перемирии, и венгерские войска покинули южную Венгрию. 16 ноября Каройи провозгласил Венгрию республикой; он был избран президентом, начал подготовку к всеобщим выборам и проведению аграрной реформы, предоставил равенство и полную автономию национальным меньшинствам. Однако эти реформы шли с запозданием. Левые социалисты присоединились к группе коммунистических агитаторов, которых возглавлял Бела Кун, приверженец Ленина, вернувшийся из Советской России, чтобы организовать восстание в Венгрии. 22 марта 1919 года Каройи ушел в отставку, и к власти пришли коммунисты. Коммунисты пытались защищать венгерские территории, им удалось изгнать вторгшихся чехов, но они потерпели поражение при наступлении румын. Вследствие сопротивления крестьян, атак румынской армии и нападок оппозиции режим Куна пал. Румыны оккупировали и разграбили Будапешт. После ухода румын 16 ноября 1919 года в Будапешт вошли консервативные контрреволюционные войска во главе с адмиралом Миклошом Хорти, последним главнокомандующим австро-венгерского военно-морского флота, который и вверг потом Венгрию во Вторую мировую на стороне Гитлера. Но когда это ещё будет…

А пока Брусилов осаждал Перемышль. Талантливый полководец совершенно правильно оценивал обстановку, сложившуюся к тому времени на фронте. Он считал необходимым собрать сильный кулак и перейти в решительное наступление. Этим путем он притягивал к себе неприятельские войска и обеспечивал успешную осаду Перемышля. Брусиловская тактика — это активная оборона и стремительное наступление. «Лучший способ обороны — это при мало-мальской возможности переход в наступление, т.е. обороняться надо не пассивно, что неизменно влечет за собой поражение, а возможно более активно, нанося противнику в чувствительных местах сильные удары», — утверждал он. Еще больше привлекала талантливого генерала идея наступательной войны. Готовясь к выполнению своего плана, Брусилов очистил от австро-венгерских войск склоны Карпатских гор. Но горькое разочарование ждало его. Преступная бездеятельность главного командования русской армии привела к тому, что достаточного количества войск для создания мощного соединения собрать не удалось, да и те войска, которые оказались у него в распоряжении, подошли с большим опозданием. С этими силами предпринимать решительное наступление было невозможно, и, таким образом, вся борьба свелась к тому, чтобы продолжить осаду Перемышля и добиться его сдачи — 9 марта 1915 года Перемышль пал.

Германский генерал Людендорф по поводу действий 8-й армии писал в своих воспоминаниях: «Наступление австрийской армии, имевшее целью освобождение Перемышля, окончилось безуспешно. Русские очень скоро перешли в контрнаступление, и судьба Перемышля была решена». План Брусилова не был выполнен до конца, но его контрнаступление сорвало попытки австрийцев освободить Перемышль. Крепость сдалась, и Верховное командование австро-германской армии вынуждено было признать свою неудачу. Однако сам победитель с тревогой записал: «Это сражение под Перемышлем, беспрерывно длившееся в течение месяца, было последнее, о котором я мог сказать, что в нем участвовала регулярная, обученная армия, подготовленная в мирное время. За три с лишком месяца с начала кампании большинство кадровых офицеров и солдат выбыло из строя, и оставались лишь небольшие кадры, которые приходилось спешно пополнять отвратительно обученными людьми, прибывшими из запасных полков и батальонов. Офицерский же состав приходилось пополнять вновь произведенными прапорщиками, тоже недостаточно обученными. С этого времени регулярный характер войск был утрачен, и наша армия стала все больше и больше походить на плохо обученное милиционное войско. Унтер-офицерский вопрос стал чрезвычайно острым, и пришлось восстановить учебные команды, дабы спешным порядком хоть как-нибудь подготовлять унтер-офицеров, которые, конечно, не могли заменить старых, хорошо обученных. Приходится и тут обвинить наше военное министерство в непродуманности его действий по подготовке к войне. Офицеры, как выше было сказано, приходили к нам совершенно неподготовленными и не в достаточном количестве».

Не следует, однако, думать, что зимой 1914/15 года сильный напор противника был только на 8-й и 7-й корпуса; почти столь же сильный напор должны были выдержать войска, защищавшие доступ к Львову со стороны Мункача и Хуста направлением на Сколе — Долину и Болехув. Жесточайшие бои против многочисленного противника в ужасающе тяжелых жизненных условиях части доблестно выдерживали. «На подмогу этому участку армии, изнемогавшему в непосильной борьбе, был мною направлен 12-й армейский корпус (финляндский), который был включен в состав 8-й армии самим Верховным Главнокомандующим и, как мне передавали, против желания генерала Иванова. Как бы то ни было, мы зимой отстояли Галицию и продолжали постепенно продвигаться вперед».

Еще в марте 1915 года в этот район был перекинут штаб 9-й армии и туда направлены все войска, которые только можно было снять с других участков фронта. Новый командующий 9-й армией, генерал Лечицкий, ожидая сбора всех войск, назначенных в его распоряжение, приостановил удачно развившееся наступление Сахарова, а в это время ударная группа неприятеля против 3-й армии продолжала невозбранно усиливаться подвозом войск и всего необходимого материала для успешного наступления. Если бы все войска, которые были направлены в 9-ю армию, были быстро перевезены в распоряжение Радко-Дмитриева, он мог бы перейти в наступление, не ожидая сбора всех войск врага, разбить головные части только что собиравшейся армии немцев и этим своевременно ликвидировать грозившую нам опасность. Но хуже глухого тот, кто сам не желает слышать, и 10-й корпус, вытянутый в одну тонкую линию без всяких резервов на протяжении 20 с лишним верст, без тяжелой артиллерии, бездеятельно стоял, спокойно ожидая момента, когда Макензену, вполне подготовившемуся, угодно будет разгромить его и на широком фронте прорвать линию 3-й армии.

«И вот при таком положении дел Юго-западного фронта, — сетовал Брусилов, — был затеян приезд императора Николая II в Галицию. Я находил эту поездку хуже чем несвоевременной, прямо глупой, и нельзя не поставить ее в вину бывшему тогда Верховному Главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу. Поездка эта состоялась в апреле. Я относился к ней совершенно отрицательно по следующим причинам: всем хорошо известно, что подобные поездки царя отвлекали внимание не только начальствующих лиц, но и частей войск от боевых действий; во-вторых, это вносило некоторый сумбур в нашу боевую работу; в-третьих, Галиция нами была завоевана, но мы ее еще отнюдь не закрепили за собой, а неизбежные речи по поводу этого приезда царя, депутации от населения и ответные речи самого царя давали нашей политике в Галиции то направление, которое могло быть уместно лишь в том крае, которым мы овладели бы окончательно. А тут совершалась поездка с известными тенденциями накануне удара, который готовился нашим противником без всякой помехи с нашей стороны в течение двух месяцев. Кроме того, я считал лично Николая II человеком чрезвычайно незадачливым, которого преследовали неудачи в течение всего его царствования, к чему бы он ни приложил своей руки. У меня было как бы предчувствие, что эта поездка предвещает нам тяжелую катастрофу».

Но сообщения газет были самыми благостными: «К радости святых Пасхальных дней добавлялась и надежда на скорое успешное окончание войны. Недавно — за две недели до Пасхи, пал Перемышль, почитавшийся австрийцами неприступной твердыней. В Ставке ожидали, что вскоре удастся прорваться с Карпатских гор на Венгерскую равнину, откуда откроется дорога на Вену — а значит и к победе, и к концу войны». Если бы! В конце марта 1915 года император Николай II всё-таки провёл инспекцию Галицийского генерал-губернаторства, 27 марта 1915 года (9 апреля по новому стилю) он посетил Броды и Львов, о котором в своём дневнике написал так: «Очень красивый город, немножко напоминает Варшаву, пропасть садов и памятников, полный войск и русских людей». Поездка была уже седьмой по счёту в действующую армию, но, вероятно, самой опасной из них: ведь предстояло посетить недавно завоёванные города, в которых наверняка оставались люди, враждебные к русскому царю. Как вспоминал впоследствии Александр Иванович Спиридович, ведавший в то время царской охраной, подобный план поразил его: «Как, государь поедет во Львов? В город, только что занятый у неприятеля, где мы ничего не знаем. Как же можно так рисковать? Да еще во время войны. Ведь это безумие». Против этой поездки был и Верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, которого зря обвинял Брусилов, потому что тот и сам опасался покушения на императора.

Не советовал императору ехать в Галицию и Григорий Распутин. Воля государя была, однако, непреклонна, и Спиридовичу ничего не оставалось, как срочно самому отправляться в столицу Восточной Галиции. Здесь он представился военному генерал-губернатору генералу графу Бобринскому и сообщил ему о предстоящем царском визите. Это известие застало генерал-губернатора врасплох: ведь совсем недавно государь говорил ему, что он не приедет во Львов в этом году и губернатор не имел даже парадной формы для такого случая. Но Спиридовича беспокоило другое: отряд охраны, взятый им из Ставки, очень мал и может не справиться со своей задачей. Конечно, на улицах будут выставлены солдаты, но и на них нельзя возлагать особых надежд: «Все эти шпалеры войск по пути проезда лишь красивая декорация, так как, увидев Царя, солдаты будут в таком восторженном экстазе, будут настолько поглощены созерцанием Царя, что, при нешироких улицах, при недостатке полиции и охраны позади войск, в толпе, энергичный преступник всегда сумеет броситься через строй по направлению царского экипажа», — рассуждал Александр Иванович. Наконец выход был им найден: генерал Веселаго, начальник гарнизона, согласился предоставить в распоряжение Спиридовича пятьсот унтер-офицеров, которые должны были под руководством жандармских офицеров обеспечивать охрану императора. Этими мерами, по-видимому, не ограничились: ряд неблагонадёжных жителей города был арестован и освобождён лишь после отъезда императора.

Накануне приезда императора прибыл во Львов и протопресвитер армии и флота Георгий Шавельский, задачей которого была организация встречи со стороны Церкви. В частности, он передал архиепископу Евлогию просьбу великого князя Николая Николаевича сделать приветственную речь по возможности более краткой и не касаться в ней политических вопросов.

— Как же это можно, чтобы речь была короткой?.. Разве можно тут обойти политику? Разве не могу я, например, сказать: «Ты вступаешь сюда как державный хозяин этой земли?» — волновался архиепископ.

— Я думаю, — ответил протопресвитер, — что нельзя так сказать, так как война еще не кончена и никому, кроме Бога, не известно, будет ли наш государь хозяином этой земли. Пока она — только временно занятая нашими войсками.

— Ну как же это? — настаивал владыка.

— Я вам передал просьбу великого князя, а дальше, владыка, ваше дело, — ответил отец Георгий.

Из Ставки император выехал в среду 8 апреля. На следующий день, в десять утра государь прибыл в Броды. «Знаменательный для меня день приезда в Галицию!» — отмечает он в своём сдержанном, так называемом «викторианском» дневнике. В Бродах государя встретил помощник генерал-губернатора, генерал-майор свиты Его Величества Половцов. Здесь же император принял доклад о положении дел на фронте, поработал некоторое время с бумагами, затем написал письмо Александре Фёдоровне и после завтрака в 12 часов на автомобиле отправился во Львов. Ехал он в открытом салоне быстроходного и надёжного «Делоне-Бельвиля 45CV» со знаком императрицы — гамматическим крестом на радиаторе. Вместе с императором ехали главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич и генерал Янушкевич. Как вспоминает Спиридович, «день был жаркий, и вереница автомобилей катила, окутываемая клубами пыли. По пути два раза останавливались на местах сражений. Госуцарь выслушивал доклады. Несколько раз он подходил к белым могильным крестам, которыми был усеян столь победоносно пройденный русской армией путь». Об этой поездке есть запись и в императорском дневнике: «Чем дальше, тем местность становилась красивее. Вид селений и жителей сильно напоминал Малороссию. Только пыль была несносная. Останавливался несколько раз на месте сражений в августе м-це; видел поблизости дороги братские могилы наших скромных героев. Солнце пекло как летом».

Во Львов государь въехал по Лычаковской дороге. В половине пятого на Рогатке, в том месте, где сейчас перекрёсток Лычаковской и Пасичной, императора с рапортом встретил генерал-губернатор граф Бобринский.

Встреча во Львове была восторженной. Утренние газеты известили горожан об ожидаемом приезде императора. Город был убран и украшен флагами, военные оркестры играли русский гимн. По правой стороне улиц выстроились шпалерами войска, по левой стояли горожане. Велась киносъёмка, кадры которой дошли до наших дней. В городе царский кортеж возглавил автомобиль с начальствующими лицами Галиции — генерал-губернатором графом Бобринским, его помощником Половцовым, градоначальником полковником Скалоном. За ними, вторым в кортеже, следовал автомобиль императора. «Нас встречали, бурно проявляя радость, из всех окон на нас сыпались цветы. Ники предупредили, что за печными трубами на крышах домов могут спрятаться снайперы. Я тоже слышала о подобной опасности, но в ту минуту никто из нас не боялся смерти. В последний раз я ощутила ту таинственную связь, которая соединяла нашу семью с народом. Мне никогда не забыть этот триумфальный въезд в Львов», — вспоминала много лет спустя этот день сестра государя, великая княгиня Ольга Александровна, находившаяся здесь вместе со своим госпиталем.

Владыка Евлогий так описывает встречу императора в храме: «Огромный храм был переполнен до тесноты: генералы, офицеры, солдаты, русские, служащие в разных ведомствах (среди присутствующих я увидал Председателя Государственной думы Родзянко), местное галицкое население — всё слилось воедино; длинная вереница священнослужителей, в золотистых облачениях, с о. протопресвитером Шавельским впереди, — и все это шествие возглавлялось мною. Момент был не только торжественный, но и волнующий, захватывающий душу… Забыв все предостережения, я начал свою речь… В ней я выразил всё, чем были полны души православных галичан:

— Ваше Императорское Величество» Вы первый ступили на ту древнерусскую землю, вотчину древних русских князей — Романа и Даниила, на которую не ступал ни один русский монарх. Из этой подъяремной, многострадальной Руси, откуда слышались вековые воздыхания и стоны, теперь несётся к Вам восторженная осанна. Ваши доблестные боевые орлы, сокрушив в своем неудержимом стремлении вражеские твердыни, взлетели на непроходимые, недоступные снежные Карпаты, и там, на самой вершине их, теперь вьет свое гнездо могучий двуглавый Российский орел…»

Через несколько дней, 14-го числа, генерал-губернатор через львовские газеты выразит благодарность горожанам от имени императора за хороший приём. В тех же номерах газет будет сообщено, что Николай II распорядился передать в пользу бедных львовян десять тысяч рублей. Но не только в газетах и мемуарах был отображён этот визит царя. Писатель Юрий Слёзкин, рождённый в семье генерал-лейтенанта Льва Михайловича Слёзкина — участника Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, начал публиковаться в 1901 году. Повесть о первой русской революции 1905 года «В волнах прибоя» (1906) была запрещена цензурой, а автор осуждён на год заключения, но освобождён после вмешательства высокопоставленных родственников. Роман «Ольга Орг» (1914) — плод эротического Серебряного века — пользовался скандальной известностью, выдержал 10 изданий, был переведён на несколько европейских языков, в 1915 году экранизирован. В 1920 году Слёзкин познакомился с Михаилом Булгаковым, которого и ввёл в московскую литературную среду. В романе «Девушка с гор» (1925) вывел его под именем журналиста Алексея Васильевича. В свою очередь Булгаков вывел Слёзкина в «Театральном романе» в образе Ликоспастова. Но сам Слёзкин отошёл от модерна Серебряного века, от научной фантастики, с 1930-х годов стал придерживался принципов социалистического реализма. Он издал очень нужную книгу «Брусилов» в военном году моего рождения — 1944-м. На её страницах, в частности, беллетрист так описал самую неприятную для государя встречу во Львове: «После молебна царь посетил лазарет своей сестры Ольги Александровны, он расцеловался со знакомыми ранеными и сестрами милосердия, как в пасхальную заутреню, потом отправился обедать. Здесь ему доставил несколько неприятных минут председатель Государственной думы, толстяк Родзянко. На вопрос государя:

— Думали ли вы, что мы когда-нибудь встретимся во Львове? — Родзянко ответил:

— Нет, ваше величество, не думал. И при настоящих условиях очень сожалею, что вы, государь, решили предпринять поездку в Галицию.

— Почему? — спросил озадаченный Николай, потянувшись рукой к усам.

— Да потому, что недели через три Львов, вероятно, будет взят обратно австрийцами, и нашей армии придется очистить занятые ею позиции.

Византийские глаза Николая потемнели, тусклый огонек вспыхнул и померк, он процедил сквозь зубы:

— Вы всегда говорите мне неприятные вещи и пугаете меня, Михаил Владимирович.

Родзянко вобрал голову в ватные свои плечи, попытался подобрать живот, руки прилипли к фалдам длинного кителя, глаза преувеличенно преданно обратились к государю.

— Я не осмелился бы, ваше величество, говорить неправду. Земля, на которую вступил русский монарх, не может быть отдана обратно. На ней будут пролиты потоки крови, а удержаться здесь мы не в силах…

Николай резко повернулся, он вышел на балкон к ожидавшей его толпе. Он был раздражен и напуган. Голос его в начале речи дрожал. Толпа внизу, на площади, не слыша его слов и не понимая его, кричала “ура”…»

Так оно и вышло. Конечно, получение Львова имело для россиян большое политическое значение, о чем Верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич и заявил в манифесте: наконец «русский народ объединился», и этим «завершено дело Ивана Калиты». Но до его завершения — путь долог, и, похоже, мы его и через век не различаем его конца. Нам известно, как раскололо Русь татаро-монгольское иго. В 1254 году Даниил Галицкий принял в Дорогочине титул «короля Руси» от папы римского Иннокентия IV, основав галицкий королевский дом. Потомки Даниила именовали себя rex Russiae или duces totius terrae Russiae, Galiciae et Lodomeriae («король Руси» или «князь всей земли русской, галицкой и владимирской»). Правда, историк Грушевский и другие стали называть их «украинскими князьями», что смешно. Нет ни одного разумного историка, который не знал бы неоспоримого факта: часть Киевской Руси первый раз была названа «украиной» поляками, чтобы просто географически обозначить владения, хотя ещё с XII века в летописи встречаются разные «украины» — от Переяславской до Рязанской.

Не перечислить перипетий судьбы и смены владетелей Галиции — от Венгрии и Речи Посполитой до Австро-Венгрии и России. Перед самым началом Первой мировой войны, в феврале 1914 года, бывший российский министр внутренних дел П.Н. Дурново в своей пророческой «Записке» сказал про Галицию: «Нам явно невыгодно, во имя идеи национального сентиментализма, присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров». Так оно и вышло! — казацкая волна украинского сепаратизма несравнима с девятым валом, покатившимся с Запада после всех завоеваний и освобождений Львова.

Во время Луцкого прорыва 11-я армия взяла местечко Броды и, преследуя врага, направлялась к Львову, Седьмая армия захватила города Монастыриска и Галич. На левом фланге российского фронта серьезных успехов достигла Девятая армия генерала Платона Лечицкого, оккупировавшая Буковину и 11 августа захватившая Станислав. К концу августа наступление российских войск прекратилось ввиду укрепившегося сопротивления австрийских и немецких войск, а также возрастающих потерь в личном составе и его усталость. Львов так и не был возвращён. Потом — позиционная война, неудавшееся второе наступление в 1917 году, две революции, советско-польская война и — и полная утрата Львовщины.

В 1921 году в результате Рижского договора и решения Амбасадоров от 1923 года, территория Восточной Галиции была передана Польше. По условиям договора на территориях с украинским населением Польша обязалась обеспечить украинцам равные с поляками права и гарантировать национально-культурное развитие, предоставить автономию, открыть университет и т.д. Ни одно из этих условий правительство Польши не выполнило. Украинцы фактически считались людьми второго сорта, подлежащими ополячиванию и католизации. Политика Польши была направлена на насильственную ассимиляцию и полное уничтожение украинского характера Восточной Галиции, Волыни, Холмщины, Подляшья и других территорий, на которых этнические украинцы составляли большинство или представляли значительную часть населения.

Существует легенда, что сразу после Великой Отечественной, когда надо было окончательно решать судьбу и послевоенное устройство Польши, руководство польской компартии во главе с Берутом пришло на прием к Сталину. Долго обсуждали, какой быть Польше, кому передать власть в разрушенной стране, и когда речь зашла о будущих границах Речи Посполитой, Сталин взял указку, подошел к карте и очертил пограничные контуры новой Польши. Поляки заметили, что Львов в эти границы не вошел. Один из приближенных Берута не выдержал:

— Товарищ Сталин, но ведь Львов никогда не был русским городом!

Сталин затянулся трубкой, выпустил из-под усов облачко дыма и произнес:

— Да. Ви прави. Львов никогда не бил русским городом, но Варшава била…

Спор потерял смысл.

Вернёмся в 1914 год. Во время визита Николая в отвоёванный Львов Распутин давил на царицу Александру, уговаривал сместить великого князя «Николашку»: «Место царя среди войска, а твоё при министрах. Я тебя научу. Пора тебе им показать, что ты царица. У тебя зима хватит… Ты подумай только, на ком будет вина? На тебе будет вина. На тебе! Папаша помазанный — он ни за что не в ответе, он блажен духом, а тебе Бог сердце дал — камень. Тебе Бог дал разум змия. Он тебя спросит, кому помогла о камень опереться? Кого разумом своим наставила и спасла? Что ответишь?

И, положив руку на похолодевший лоб царицы, проговорил назидательно:

— Я у тебя один. Со мной все тебе дастся. Поганцев усмиришь, трон спасешь, войну ко благу кончишь. Приедет папаша — позовешь меня. Поговорим. Ну, прощай!»

А Николай продолжал свой парадный визит. К полудню государь император прибыл в Самбор. На станции государя встречал командующий 8-й армией генерал Брусилов, который сдал рапорт императору. Государь после рапорта генерала Брусилова обнял его и трижды поцеловал, а генерал поцеловал руку государя. На платформе был выстроен почетный караул от 16-го стрелкового императора Александра III полка со знаменем и оркестром. Это была рота, которая недавно вернулась из боя. Генерал Брусилов доложил государю, что эта рота под командой прапорщика Шульгина вела бой с шестью ротами германцев, и огнем, ручными гранатами и штыками отразила все их атаки. Государь пожаловал всем чинам роты Георгиевские кресты, а прапорщику Шульгину сразу три Георгиевских креста (1,2 и 3-й степеней, крест 4-й степени у него уже был) и орден Св. Анны 4-й степени «За храбрость».

Со станции император направился в помещение командующего армией, где во время завтрака пожаловал генералу Брусилову звание генерал-адъютанта и вручил погоны с императорскими вензелями и аксельбанты. Выйдя в соседнюю комнату, Алексей Алексеевич вернулся уже в форме генерал-адъютанта. В это время парадных ликований неприятель готовился к бою. Из внутренних областей Германии и Австрии непрерывным потоком шли подкрепления. Подвозилась тяжелая артиллерия. Готовился прорыв, в котором русская артиллерия на ураганный огонь вражеских батарей либо отмалчивалась, либо скупо посылала драгоценные снаряды — их порой просто не было. Недоставало патронов. Сильная ударная группа генерала Макензена с громадной артиллерией прорвала русский фронт у Горлицы. Отбиваться было нечем. Началось трудное отступление. Брусилов отошел на реку Бут.

* * *

В этом чёрном для России да и Украины 1915 году бывший президент Виктор Ющенко вдруг отыскал светлое и духоподъёмное пятно. На Рождество большой любитель отдыха в Карпатах подписал указ о чествовании украинских сечевых стрельцов, сражавшихся в годы Первой мировой войны на стороне Австро-Венгрии против России. Президент, уходящий с поста, распорядился, чтобы за два месяца был разработан план мероприятий по празднованию, изучению и объективному освещению деятельности сечевых стрельцов. Это подразделение из этнических украинцев весной 1915 года и впрямь вело бои в Карпатах. Во время Гражданской войны, натурально, сражались против советской власти. Указ Ющенко был приурочен к 95-летию мифической победы украинских частей австрийской армии над русскими на горе Маковка.

Что ж там было? Наступление на Маковку русская армия начала с 28 на 29 апреля 1915 года. Прорвав фронт, один русский полк занял часть горы, для контрнаступления были направлены четыре сотни Первого куреня и почти четыре сотни Второго куреня УСС. После однодневного боя сотни Осипа Будзиновского и Андрея Мельника (позднее одного из лидеров ОУН, оппонента Степана Бандеры) захватили вершину, а сотни 1-го куреня оттеснили русские части к реке Головчанка. Неудачей закончилась для русской армии и вторая попытка занять Маковку 30 апреля после сильной артиллерийской подготовки. По данным украинских историков, 173 военнослужащих русской армии попали в плен. В этих боях легион понес тяжелые потери: сорок семь человек убитыми, семьдесят шесть ранеными, несколько десятков попало в плен. Однако 1 мая русским частям удалось взять гору. УСС понесли в этот день наибольшие потери: в плен попали несколько австрийских сотен и часть сотен Мельника и Будзиновского. Тяжёлый, но обычный бой за господствующую высоту, которая осталась в наших руках даже до победного Брусиловского прорыва. Теперь на горе стоит поминальный крест. Однако эти старания и жертвы УСС и тогда не остались не замеченными. Так, в приказе командира 55-й вражеской дивизии генерала Флайшмана говорилось: «Украинцы! С большой гордостью можете смотреть на Ваши героические действия. Каждый должен быть горд за принадлежность к Вашему легиону, который по праву может называться отборной частью. Я уверен, что в каждой опасности на Вас можно рассчитывать. Чтобы эти желания исполнялись — трижды слава!» Да, все флайшманы могут на последователей усысовцев — вполне рассчитывать. Кстати, это не презрительно-москальское, а чисто украинское неприятное прозвище.

Националистическая обработка в Украине начинается с детства. Уже в учебнике для 5-го класса упорно выстраивается образ России как заклятого врага, а российской (даже параллельной украинской) истории с именами и событиями — не существует. Есть лишь московиты, московский царь, «его царское величество», не иначе как в кавычках. Но особого внимания заслуживает титульный лист пятого раздела, где помимо текста в верхней части с набором букв, явно воздействующих на подсознание ребенка, в полный рост изображён воин, будто только сошедший с советских военно-патриотических плакатов, правда, почему-то со злобным выражением лица и в форме украинских сечевых стрельцов (УСС), пытавшихся доблестно воевать во время Первой мировой войны на стороне Австро-Венгрии, и разгромленных российской армией. А чтобы дети не сомневались, на петлицах воина на картинке тщательно выведено «УСС». Авторы учебника считают, что именно эти люди заслужили всенародную любовь и уважение.

Впервые я столкнулся с восхищённым изучением и даже обожанием сечевых стрельцов как раз недалеко от Маковки, в городке Сколе на Львовщине, через который выезжал к железной дороге. Сначала зашёл в униатский огромный храм с мемориальной доской в честь 400-летия Брест-Литовской унии, где увидел брошюру «Как Москва уничтожала украинскую церковь» и подивился искренне: как можно уничтожать то, чего не существовало отродясь? Потом направился мимо каких-то руин в администрацию на огромной и неухоженной площади. Там мне сказали, что лучшим краезнатцем является советник председателя городской Рады Теодор Ветвицкий, бывший учитель. Он встретил радушно, повёл к себе домой, напоил кофе и принялся показывать альбомы усысовцев, как и называют по-украински сечевых стрельцов. Рассказывал взахлёб, увлечённо: «Усысовцы! Глядите, какие прекрасные лица!» Лица, конечно, были достаточно обыкновенные, не лучше фотографий моего отца и товарищей, которые, может быть, сражались как раз с ними во время Брусиловского прорыва в Карпатах. Но меня поразил напор и гордость за тех, кто воевал за давние и чуждые интересы. Я на своих дорогах по России уже не встречаю учителей и чиновников администраций, кто мне с такой же вдохновенной гордостью рассказывал бы о героях-земляках, героях-пионерах, подпольщиках и партизанах куда более близкого времени. Учиться надо в году накануне 75-летия Победы!

Современными украинскими историками растиражирован миф о созданных в Австрии «Украинских сечевых стрельцах», как якобы борцах за «независимость Украины». Но эти «борцы» принимали присягу на верность австрийскому императору и воевали под знаменем Австро-Венгерской империи (в частности, на фотографии «Украинские сечевые стрелки. 16 мая 1915 г.», помещенной в учебнике Ф.Г. Турченко, на их знамени отчетливо виден двуглавый австровенгерский орел, а не галицкий лев). В учебнике для старшеклассников написано: «Это было войско настоящих рыцарей, ибо не известно ни одного случая, чтобы сечевики убивали гражданских людей или пленных». А историк Бондаренко утверждает: «Эти “борцы” являлись частью армии, которая, отступая после поражения у Гнилой Липы от генерала А.А. Брусилова, вконец озверела и уничтожала русин, целыми населенными пунктами». Наконец, именно из этого «воинства» вышли палачи Евген Коновалец (броская доска во Львове) и Андрей Мельник — будущие основатели ОУН и активные пособники Гитлера.

Основой униформы сечевиков были полевые мундиры и брюки, принятые в австро-венгерской армии. На головном уборе вместо номера части, обозначавшего принадлежность к тому или иному подразделению, сечевики носили тканую кокарду-розетку сине-желтого цвета. Впоследствии австрийские кепи были заменены на кепи «мазепинки», имевшие в передней части V-образный «вырез». С 19 января 1917 года сечевикам было официально разрешено ношение «мазепинки» с особой кокардой — с изображением галицкого льва.

Система стрелецких знаков различия была построена также на основе австро-венгерской, с учетом отсутствия в легионе УСС званий, замененных должностями. С 27 декабря 1916 года в легионе были введены петличные обозначения должностей. На синих нашивках-«паролях» размещались шестиконечные звезды в комбинации с желтым и золотым галунами различной ширины. Первоначально расположение петличных звезд было аналогичным другим частям австро-венгерской армии, а с 1915 года располагались рядами параллельно нижнему краю петлицы. С лета 1916 года синие «пароли» были заменены узкой сине-желтой лентой, а шестиконечные звезды прикреплялись перед ней на отворот воротника мундира. Эту форму возненавидели многие жители Галиции и Волыни.

Однако в украинском учебнике для 11-го класса поётся такая осанна сечевикам, что оторопь берёт: «Среди легионеров были одаренные художники, авторы маршевых, любовных, шуточных песен: “Ой в лузе калина”, “Ехал казак на войнушку”, “Приуныли галичанки” и др. Своей борьбой стрелки получили немало отмечаний и похвал, вызвали уважение и симпатии союзников, заставили считаться с собой даже врагов». Совершенно замалчивается правда о том, что в январе 1918 года галичанские «сечевики» только в восставшем киевском «Арсенале» убили более полутора тысяч (!) пленных рабочих, женщин и детей. Что там потери на Маковке! Все жертвы Первой мировой бледнеют перед бойней, учиненной в Киеве частями Евгена Коновальца в декабре того же года, после свержения гетмана Скоропадского.

Однако нам, россиянам, необходимо помнить тех героев, кто, несмотря ни на что, сберег честь, сохранил верность Руси, Вере и Православному Государю. Именно об этих солдатах — малороссах и русинах, число которых на порядки превосходило «сечевых стрельцов», намеренно умалчивает украинская историография, тем самым фальсифицируя прошлое страны. Насильственно призванные в австро-венгерскую армию солдаты-славяне (русины, чехи, словаки, словенцы) отказывались воевать с Россией и массово сдавались в плен, чтобы потом пополнить ряды добровольческих дружин Русской армии. Например, в 1914 году в Галиции австрийскими властями был расстрелян в один день 80-й пехотный полк Императорской и королевской австрийской армии почти в полном составе. Полк состоял целиком из русин, отказавшихся выступать против Русской армии. «Русские — то наши братья, мы не будем с ними воевать!» Солдаты умирали, как подобает православным, без проклятий врагу, но с молитвой на устах. Возникает вопрос, кто же патриот: эти бедные галичане, отказавшиеся стрелять в русских, равно как и в сербов, или «сечевики», воевавшие против России, затем, в период оккупации Украины, глумившиеся над местным населением, которое они называли «москалями»? Такие вопросы всё чаще возникают на дорогах Украины.

* * *

В майские дни 1915 года вся русская армия, истекая кровью и изнемогая от нехватки боеприпасов, героически отражала атаки врага на полях Галиции. Сосредоточив более половины своих вооружённых сил против России, австрогерманский блок таранил нашу оборону, стремясь не просто вывести Россию из войны. Вопреки стереотипам 1915 год был самым кровавым для государств германского блока за всю войну. И прежде всего — в связи с потерями на Русском фронте. У двух срединноевропейских империй были свои далеко идущие планы на русскую территорию. Весной и летом 1915 года, во время несчастного отступления Русской армии, Брусилов показал себя особенно решительным военачальником, не боясь идти на самые жёсткие и непопулярные меры, когда считал их необходимыми. В разгар отступления Брусилов счёл себя вынужденным издать приказ, где были такие строки: «Для малодушных, оставляющих строй или сдающихся в плен, не должно быть пощады; по сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулемётный, и орудийный огонь, хотя бы даже и с прекращением огня по неприятелю; на отходящих или бегущих действовать таким же способом, а при нужде не останавливаться также и перед поголовным расстрелом… Слабодушным нет места между нами и они должны быть истреблены».

Историк Николай Яковлев, приводя этот приказ, отмечает, что «хотя приказ не очень широко применялся, но нагнал страху в войсках». Когда в том же 1915 году для укрепления дисциплины в Русской армии пришлось восстановить практику телесных наказаний (существовавшую во всех тогдашних армиях мира, но в Русской отменённую в 60-е годы XIX века), Брусилов широко развил её применение. Новое пополнение частенько прибывало на фронт с недостачей в материальной части: вновь мобилизованные по дороге на фронт обменивали кое-что из казённого обмундирования на сало, водку, махорку и т.д. Командующий армией приказал давать каждому прибывшему с недостачей по пятьдесят ударов плетьми. Порка, как отмечал Брусилов в одном из донесений, дала «отличные результаты» — слух о наказаниях распространился далеко в тыл, и пополнения стали прибывать без недостачи в казённом имуществе.

В то же время генерала Брусилова всегда заметно отличала забота о людях, будь то новобранец, георгиевский кавалер или молодой прапорщик. Вот, к примеру, некоторые пункты его приказа от 23 июля 1915 года: «… 1. Предписываю начальникам всех степеней обратить самое серьезное усиленное внимание на обучение прибывающих пополнений, пользуясь каждым свободным часом. Вместе с обучением нижних чинов их чисто техническим солдатским обязанностям необходимо вести краткие, но частые беседы о цели, смысле и важности их назначения. При этом каждое слово, обращенное к солдату, должно исходить от сердца. Офицерское слово должно шевелить солдатские сердца, и если это будет, то наш солдат пойдет за своим начальником в огонь и воду. Обращаю на это внимание господ офицеров.

2. Господам командирам частей обратить усиленное внимание на занятия с прибывающими в части молодыми офицерами. По возможности следует на первых порах избегать назначать таких офицеров на ответственные должности командиров рот. Молодому офицеру необходимо сначала осмотреться, привыкнуть к тяжелой обстановке боя под руководством более опытных офицеров, тогда он сумеет быть ответственным и распорядительным с укрепившимися нервами начальником, а нижние чины будут ему верить и признавать его авторитет.

3. Предписываю командирам частей обратить внимание на своевременное и, главным образом, справедливое представление к наградам отличившихся нижних чинов. Это весьма серьезная данная, влияющая на психологию солдат, и ею отнюдь нельзя пренебрегать. Представление к наградам ни в каком случае не должно задерживаться.

Многократно мною замечалось, что нижние чины представлялись полковым начальством слишком поздно, эти представления задерживались в штабах дивизий продолжительное время и иногда окончательно затеривались или застревали в штабах корпусов. Мне случалось, и довольно часто, видеть нижних чинов, представленных, например, за августовские, сентябрьские и октябрьские бои прошлого года и до сих пор не получивших еще заслуженной награды. Считаю такое явление возмутительным и вредным. Отговорку, что в штабах вследствие непрерывных боев нельзя успевать рассматривать представления к наградам, — принять не могу. Штабных работников, не успевающих исполнять своих обязанностей, следует оттуда изгонять. Приказываю отчислять их в строй, а негодных к строю отправлять на тыловые должности. Во всяком случае, таких нерадивых офицеров отнюдь ни к каким наградам не представлять и назначать их на места с меньшим окладом содержания и без права повышения.

4. Обращаю внимание командиров частей за своевременное возвращение раненых и больных офицеров в строй. Командир полка и общество офицеров обладают достаточною нравственною силою, чтобы напомнить забывшим свой долг об их обязанностях и заставить их вернуться в часть, тотчас как только состояние здоровья это им позволит. Этим измеряется воинский дух части. Прошу помнить, что безучастное отношение господ офицеров той или иной части к подобным фактам — преступно, так как вопрос этот касается чести части и чести полкового мундира.

5. Наряду с перечисленными фактами обращаю внимание господ войсковых начальников и на справедливость донесений. Обстановка складывается иногда весьма различно. В истории каждой дивизии и каждого полка есть и блестящие страницы, встречаются и тяжелые дни, но ничто не должно быть утаено. Нужно помнить, что мы делаем одно общее дело и, скрывая тот или иной случай, мы обманываем только самих себя. Кроме того, никакое управление боем немыслимо, если старший начальник не в состоянии выяснить картину того, что происходит. Безусловно требую точных и правдивых донесений и предупреждаю, что за отклонение от истины я строго буду карать виновных, включительно до предания суду, и не остановлюсь ни перед какими мерами для достижения поставленных мною требований.

6. Подчиненные гораздо энергичнее, охотнее и правильнее работают, если видят соответствующий пример в своем начальнике и своевременно получают его указания. Случаи, как распоряжение в одном из штабов дивизий, чтобы ночью офицеров не беспокоить, я считаю фактом не только недопустимым, но и чрезвычайно преступным и могу заверить, что если такое безобразие еще раз где-либо повторится, то тяжкую ответственность понесет начальник столь провинившегося штаба.

7. Обратить внимание на внешний вид частей. Требую, чтобы солдат походил на солдата; командирам частей проявить в этом направлении большую заботливость; в некоторых полках, например, до половины июля попадались нижние чины, еще одетые в папахи, невзирая на то, что фуражки есть в избытке и что об изъятии папах было многократно приказано. А что будут зимой носить? Кроме того, прошу помнить, что подтянутый, по форме одетый, отлично снаряженный солдат — всегда отличный боец и указывает на дисциплину и порядок в части, а распущенный мужик есть элемент деморализующий, доказывающий, что данная часть находится в негодных руках несоответствующего командира…»

Осенью 1915 года русские войска неимоверным усилием остановили наступление врага, длившееся с весны, были показаны образцы героического противостояния. Одна оборона Осовца чего стоит! Осовец — это крепость, расположенная на территории современной Польши, где русские больше полугода оборонялись от превосходящих сил немцев (осада крепости началась в январе 1915 года и продолжалась 190 дней!). И эта оборона вполне сопоставима с обороной Брестской крепости. Да и 8-я армия под командованием Брусилова нанесла противнику ряд чувствительных контрударов.

* * *

Подавляющий перевес в боевой технике обеспечил германским и австро-венгерским войскам успех в кампании 1915 года. К осени российская армия оставила большую часть Галиции, Буковину, Польшу, часть Белоруссии и Прибалтики. Были сданы крепости Гродно, Брест-Литовск, Ивангород. Потери российских войск, как написано на многих современных сайтах, составили 2,5 млн. человек, злопыхатели пишут — 3,5 млн. человек. У нас ведь после объявления свободы слова миллион жертв туда — миллион соотечественников сюда за ложь и ошибку не считается… На самом деле, по самым скрупулёзным подсчётам, ВСЕ безвозвратные боевые потери с 1914 по 1918 год составили 1 890 369 человек, из них офицеров — 37 749 человек, остальное — нижние чины. Небоевые потери (смерть от ран, удушения газами, от тяжелых болезней) — составили 364 000 человек, то есть в общей сложности 2,4 миллиона за всю долгую войну, а не за 1915 год.Таблица потерь составлена по данным следующих источников: Урланис Б.Ц. Войны и народонаселение Европы. М., 1960; Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне / Военно-исторический журнал. 1993. № 1–2, 4, 6–7, 10–11; Россия в мировой войне 1914–1918 гг. (в цифрах). М., 1925, чтобы не копаться в библиографии в конце книги!

Но в разгар отступления удручённый Николай II пошёл на крайнюю меру, не одобренную Брусиловым, — объявил об отставке главнокомандующего великого князя Николая Николаевича (младшего) и сам занял этот пост. Упорным сопротивлением 8-й и других армий Юго-западного фронта положение было выравнено. Потянулась длинная череда позиционных боев, не приносившая ни одной из сторон ощутимых успехов и получившая название «позиционного тупика».

Русская армия наносила контрудары в течение всего лета, 25 августа 11-я армия перешла в наступление от Серета на Стрыпу. Операция закончилась полным поражением Южной германской армии. С 25 по 30 августа войсками 11-й армии было взято 609 офицеров, 35 435 нижних чинов, 34 орудия и 126 пулеметов. Особенно успешно действовал XXII армейский корпус (1-я и 3-я Финляндские стрелковые дивизии). В XVIII армейском корпусе 147-й пехотный Самарский полк перешел Стрыпу по горло в воде под ураганным огнем неприятеля и захватил 4-орудийную батарею. 29 августа атаковала 9-я армия, имея ряд тактических успехов над армией Пфланцера. 30 августа у Дзвиняче заамурцами XXXIII армейского корпуса взято 35 офицеров, 2700 нижних чинов и 4 пулемета.

Одновременно свой оскал показала и 8-я армия Брусилова, нанеся поражение Пухалло при Дубне и Бем Ермоли при Вишневце. При Вишневце 31 августа и 1 сентября войсками VIII корпуса (14-я пехотная дивизия) взято 160 офицеров, 9200 нижних чинов, 7 орудий и 26 пулеметов; 2 сентября у Деражно в XII корпусе подошедшая из XXX корпуса 71-я пехотная дивизия взяла 5200 пленными, причем 282-й пехотный Александрийский полк (развернут из 134-го Феодосийского) с боя взял знамя 8-го пехотного австро-венгерского полка.

Так, в результате десятидневного сражения с 25 августа по 3 сентября положение было полностью восстановлено на всем 400-верстном фронте. Трофеями было 71000 пленных и 43 орудия. Преследование неприятеля велось в 11-й и 9-й армиях накоротке, и войска в первых числах сентября были отведены в исходное положение. В 8-й армии генерал Брусилов решил развить успех занятием Луцка. Он направил XXX корпус на правое крыло для обхода Луцка с севера, а XXXIX назначил для фронтального удара, и 10 сентября Луцк был взят. Генерал Брусилов подействовал на самолюбие Железных стрелков, заявив, что, если они не смогут взять Луцка, его возьмет XXX корпус. Неистовым порывом 4-я стрелковая дивизия ворвалась в Луцк, причем генерал Деникин въехал в город на автомобиле с передовой цепью. Наши трофеи: 128 офицеров, 6000 нижних чинов, 3 орудия и 30 пулеметов. Фельдмаршал Линзинген двинул тогда от Ковеля группу генерала Герока (24-й германский корпус — 5 дивизий) во фланг и в тыл. Неудачные директивы генерала Иванова, вздумавшего было распоряжаться корпусами через голову генерала Брусилова, привели 12 сентября к ряду неуспешных столкновений, в результате которых Луцк был снова потерян.

Генерал Иванов распорядился отвести XXXIX корпус за одну ночь на 50 верст назад, XXX корпус спрятать в лесу (как будто речь шла о какой-нибудь роте) и оттуда ударить неприятелю во фланг. В это совершенно бессмысленное, но категорическое распоряжение штаб 8-й армии пытался ввести коррективы, но конечной неудачи предотвратить не смог. 13-й стрелковый полк Железной дивизии был отрезан, два дня находился в окружении и прорвался 15 сентября сквозь неприятельскую дивизию, выведя 2000 пленных и пушку. Полком командовал полковник Марков, впоследствии известный герой Добровольческой армии.

В 8-й армии, на правом ее фланге, спешенная конница IV конного корпуса генерала Гилленшмидта имела необычайно упорное дело с германцами 13 сентября при Железнице. Железницу брали казаки 2-й Сводной дивизии генерала Краснова. Деревня сгорела, и с ней сгорел заживо не пожелавший сдаться германский батальон, повторив подвиг наших азовцев под Яновом в Галицийской битве. Взято 4 пулемета и только 2 пленных. В центре VIII армейский корпус имел удачные бои 11 сентября на реке Хорупани и 24-го у Клевани. На Хорупани 14-я пехотная дивизия захватила 62 офицера, 2878 нижних чинов и 9 пулеметов.

Среди нижних чинов был и всемирно известный потом сатирик Ярослав Гашек. После мобилизации его назначили погонщиком скота, потом квартирмейстером, затем ординарцем и связным взвода. В июле 1915 года третий батальон Гашека оказался на передовой в районе Соколя. Резервный маршевый батальон прибыл в район города Гологор 11 июля 1915 года, быстро пополнил ряды 91-го полка и переместился на север, к железнодорожной станции Золтанка, а оттуда на Сокаль. Район Сокаля, значительного железнодорожного узла в Галиции, был важным австро-венгерским форпостом на восточном берегу Буга и потому постоянно подвергался нападениям русских войск. В огне этих атак оказался и третий батальон 91-го полка, посланный на передовую. Там солдаты попали в такой ад, какого не представляли себе и в самом кошмарном сне. Полк вышел из боев значительно поредевшим. За неделю рота обер-лейтенанта Лукаша потеряла более половины своего состава. Поэтому 14 августа полк был отведен в резерв, в район города Здзары, точнее — к северу от него, на берег Буга. Солдаты, пережившие бойню, отдыхали, развлекались и залечивали раны. Здесь Гашек написал стихотворения «О вшах», «В резерве» и «Плач ефрейтора». Последнее было вдохновлено реальным фактом. После боев у Сокаля Гашек был произведен в ефрейторы и теперь с юмором писал о насмешках и издевках, которые приходится сносить от солдат столь невысокому чину.

Его даже представили к награде серебряной медалью за мужество. В битве у Сокаля они с обер-лейтенантом Лукашем взяли в плен группу русских солдат. Те тоже не хотели воевать за интересы царского режима и, недовольные голодным пайком, добровольно сдавались в плен. Хорошо владея русским языком, Гашек будто бы договорился с командиром русской части, каким-то учителем гимназии из Петрограда, и привел добровольно сдавшихся в плен русских (около 300 солдат) к штабу полка в Сокале. Возвращение Гашека во главе пленных вызвало панику. Командир полка, безумный майор Венцель решил, что русские прорвали фронт, и бежал, за ним последовало командование бригады.

В архивах 91-го полка сохранились документы, свидетельствующие о подобном же нежелании чешских солдат отдавать свою жизнь за императора и его семью. За равнодушием к воинской службе у многих скрывалось намерение при первом удобном случае перебежать на сторону русских и добровольно сдаться в плен. Гашеку такой случай представился в битве у Хорупан 11 сентября 1915 года. При отступлении от Погорельца к Хорупанам Гашек организовал переправу батальона через Икву. От местных жителей он якобы узнал место, где есть брод, и тем самым, возможно, спас жизнь многих товарищей. С него собирались даже снять наказание (3 года тюрьмы), к которому он был приговорен за дезертирство в Бруке-на-Лейте. Но отмены этой «предстоящей» кары он уже не дождался. Вихревой калейдоскоп событий мы можем проследить по записям старшего писаря Ванека. 17 сентября Ванек с каким-то Крейчи, бывшим актером, и Гашеком посланы в ночной дозор к неприятельским позициям. Но возвращаются они без Гашека, который исчез и вернулся в часть только следующей ночью. (Не было ли это первой, неудавшейся попыткой перебежать к русским?) 10 сентября выдаются ром, шпиг, одеяла, двойной паек хлеба и чай. Все чувствуют: что-то назревает. Но если верить Ванеку, никто не догадывался, что Гашек готовится сдаться в плен. Он несет службу у телефона и внимательно слушает переговоры штаба полка со штабом бригады. Ванек находится в одном окопе с горнистом Шмидом. Гашек — в окопе напротив, с Франтишеком Страшлипкой. С ними ютится и пес обер-лейтенанта Лукаша, «захваченный в плен» в деревне Торбовицы. Чувствуя приближение атаки, Ванек обходит траншеи и обнаруживает, что известный тиран лейтенант Мехалек уснул на посту. 11 сентября ранним утром, как только по земле пополз туман, появились русские. Тревога! Гашек, который вопреки приказу спал раздетый, сонно роняет: «Ну, надеюсь, большой беды не будет». Лукаш, волнуясь, кричит четвертому взводу, чтобы он охранял фланги, и приказывает отступать.

Записки Ванека совпадают со свидетельством самого обер-лейтенанта Лукаша. Русские прорвали фронт на участке, оборонявшемся 91-м полком. Ситуация отчаянная. Лукаш пытается связаться с командованием батальона и сообщить, что участок, занятый его ротой, атакован. Солдаты в панике бегут. Отступая, Лукаш видит, как Ярослав Гашек со Страшлипкой медленно вылезают из траншеи. Гашек при этом не спеша закручивает обмотки и натягивает ботинки. Лукаш торопит их, ведь у Страшлипки рюкзак с его провиантом. Но Гашек оправдывается: «У меня отекла нога, нужно ее покрепче затянуть, чтобы сподручнее было драпать». Потом оба исчезают из виду.

Утром того же 11 сентября по старому стилю Ярослав Гашек вместе с Франтишеком Страшлипкой распростился с австрийской армией. В тот день 91-й полк потерял 135 человек убитыми, 285 ранеными и 509 пропавшими без вести. Всё чаще бежали к русским чехи и словаки, не желавшие воевать за австрийского императора против братьев-славян. Планы сдаться в плен, не таясь, обсуждали в эшелонах, идущих на фронт. А на передовой дожидались только удобного случая. И вот он представился на берегу Хорупани… Помните начало «Похождения бравого солдата Швейка»? «Убили, значит, Фердинанда-то нашего», — этой фразой пани Мюллеровой, служанки бравого солдата Швейка, как известно, открывается знаменитый роман Ярослава Гашека. Это, конечно, гениальная книга, — но книга сатирическая. В действительности дела обстояли куда сложнее — и трагичнее.

«Возлагаю надежду на мои народы, которые всегда, при всех бурях сплотились в единстве и верности вокруг моего трона и всегда были готовы к жертвам во имя чести, величия и силы родины. Надеюсь на отважные, полные воли к борьбе и самопожертвованию вооруженные силы Австро-Венгрии. И верю, что Всемогущий Господь ниспошлет победу моему оружию», — торжественно провозглашал старый император Франц Иосиф в манифесте «Моим народам», опубликованном 28 июля 1914 года, в день начала войны. Надеждам императора было не суждено оправдаться. Вот что писал в своих воспоминаниях Бедржих Оплетал — военный врач, призванный в императорскую армию в 1914 году: «В Оломоуце я встретился со многими знакомыми… Каждый вечер за кружкой пива мы говорили о политических проблемах и придумывали планы, как избежать того, что нас ждет. Мне было ясно, что мы, чехи, вынуждены помогать Австрии в конфликте, который очень далек от наших интересов. С самого начала я решил, что ради этой пангерманской политики пальцем не пошевелю». Действительно, попав на фронт в Галицию, Бедржих Оплетал быстро сдался в плен русским солдатам. Так поступали многие чехи на русском и сербском фронтах. Но нежелание чешских солдат воевать было далеко не всеобщим. Многие дисциплинированно выполняли свой долг и остались верными присяге, которую дали императору.

Между тем в 1915 году в войну против Австро-Венгрии вступила Италия, завязались тяжелые бои в Тироле и на реке Соче, в нынешней Словении. Эта война была куда популярнее среди подданных империи Габсбургов, чем война с Россией и Сербией. Ведь, как подчеркивала австрийская пропаганда, Италия изменила своим прежним союзникам — Австро-Венгрии и Германии, перейдя на сторону их врагов. Возможно, поэтому боевой дух австрийских войск, в том числе и сражавшихся в их рядах славян, был на итальянском фронте куда выше, чем на других.

Вот какую оценку боевым качествам противника давало в 1916 году командование 3-й итальянской армии: «Рост доли славянских народностей в личном составе войск противника — перед нашим фронтом сейчас находятся части, на 60 процентов состоящие из славян, — может привести к выводу, будто они не обладают высокой боеготовностью. Однако действительность убедила нас в том, что славяне, которые на остальных фронтах сдаются толпами, здесь сражаются с особой неуступчивостью. В качестве примера можно привести чехов, которые бились с отчаянным упорством и готовы были скорее погибнуть в обороняемых ими горных укрытиях, чем сдаться».

Можно вспомнить и других чешских солдат, сражавшихся на фронтах той войны. Например, экипажи нескольких подводных лодок, действовавших против итальянского флота на Адриатике, состояли в основном из хорватов и чехов, хотя в Чехии, как известно, нет моря. Это была очень опасная служба: подводный флот делал тогда свои первые шаги, и технические неполадки представляли собой большую угрозу жизни подводников, чем корабли противника. Как видим, автор «Похождений бравого солдата Швейка» был не во всём прав, описывая чешских солдат как миролюбивых людей, искренне не понимавших, что они делают на этой «чужой» войне…

Австро-Венгрия была готова к непродолжительной войне, но не к затяжным боевым действиям. В 1916 году резко обострился экономический кризис, сильно повлиявший на настроения в тылу. Тысячи людей голодали. Так, учителя одной из пражских школ провели среди учеников опрос, результаты которого оказались печальны: в один и тот же день 67 школьников пришли на занятия, не позавтракав, 46 детей ели на завтрак картошку, 71 человек обошелся горьким кофе без хлеба, и только у 168 детей завтрак можно было считать нормальным — он состоял из чашки кофе с молоком и куска хлеба, иногда даже белого. В чешских городах, как и по всей империи, росли цены, исчезали с полок магазинов товары, а с фронтов тысячами шли похоронки. В июле 1916 года престарелый император в разговоре со своим адъютантом сказал: «Наши дела обстоят плохо, может быть, даже хуже, чем мы предполагаем. В тылу население голодает, дальше так продолжаться не может. Посмотрим, как нам удастся пережить зиму. Будущей весной, несомненно, я покончу с этой войной». До весны Франц Иосиф не дожил, но его преемник, молодой император Карл, вступил на престол с убеждением в необходимости как можно скорее заключить мир на приемлемых для его страны условиях. Однако добиться этого ему в силу множества обстоятельств не удалось.

С каждым поражением чехов, связывавших свои надежды на национальное освобождение с победой противников Австро-Венгрии, становилось все больше. В 1917 году из чешских и словацких военнопленных в России, Италии и Франции были сформированы подразделения, готовые сражаться на стороне держав Антанты. (Позднее все они получат название «Чехословацких легионов», а их бойцы — легионеры — будут в независимой Чехословакии окружены ореолом славы). Весной 1918 года Чехословацкая дивизия участвовала вместе с итальянскими войсками в ожесточенных боях на севере Италии, у озера Гарда. В том же году на франкогерманском фронте отличились 21-й и 22-й чехословацкие полки, сражавшиеся в рядах французской армии.

Первая мировая война была для чехов такой же трагедией, как и для остальных народов Европы. К тому же война расколола общество, в ходе нее, как видно на примере Ярослава Гашека, вступившего потом в Красную армию, тысячи чехов оказались по разные стороны фронта. Возможно, поэтому в городах Чехии на памятниках погибшим в годы Первой мировой часто можно увидеть надписи, в которых чешские солдаты — как носившие императорскую форму, так и воевавшие в легионах, — названы не героями, а жертвами войны.

* * *

Посмотрим, чем характеризовался 1915 год в стане главного противника — Германии. С началом этого неудачного для России года один за другим немецкие союзы промышленников, аграриев, «среднего сословия» принимают резолюции экспансионистского характера. Все они указывают на необходимость захватов на Востоке, в России прежде всего. Венцом этой кампании стал съезд цвета немецкой интеллигенции, собравшейся в конце июня 1915 года в Доме искусств в Берлине. На нём в начале июля 1915 года 1347 германских профессоров различных политических убеждений — от правоконсервативных до социал-демократических — подписали меморандум правительству, в котором обосновывалась программа территориальных захватов, оттеснения России на восток до Урала, немецкой колонизации на захваченных русских и славянских землях. Но и Австро-Венгерская не сдавалась, хотя чаще терпела военные поражения.

Например, британский фельдмаршал Смэтс, лично сомневавшийся в возможности чисто военной победы после выхода из войны России и вступления в нее США, имел инструкции предложить Монархии сепаратный мир, при условии расторжения ее союза с Германией и предоставления автономии своим народам. Чтобы сохраниться как целостное образование, Австро-Венгрия должна быть преобразована в союз четырех государств (конфедерацию) — Австрии, Венгрии, Польши с Галицией, Сербии с Боснией-Герцеговиной и Далмацией. Проект предполагал, что Франции возвращается Эльзас без Страсбурга и части Лотарингии; Триест получает статус свободного города; Трентино присоединяется к Италии, Буковина и Бессарабия — к Румынии; Болгария расширяется за счет румынской Добруджи и сербской части Македонии. Вот как планировали кроить славянский мир, чертить границы произвольно! Какая же это была война, если не империалистическая?

В разгар наступления в Галиции 28 мая 1915 года германский канцлер Бетман-Гольвег выступил в рейхстаге с разъяснением стратегических целей Второго рейха в войне.

«Опираясь на нашу чистую совесть, на наше правое дело и на наш победоносный меч, — вещал премьер государства, не раз и не два поправшего международное право в ходе той войны, — мы должны оставаться твёрдыми до тех пор, пока мы не создадим все мыслимые гарантии нашей безопасности, чтобы никто из наших врагов — ни в отдельности, ни совместно — не осмелился начать опять вооружённый поход». В переводе на обычный язык это означало: война должна идти до установления полной и безраздельной гегемонии Великогерманского рейха в Европе, чтобы больше ни одно государство не могло противостоять любым его притязаниям. Применительно к России это естественным образом могло означать одно. Поскольку большая территория составляет основу российского могущества, Российская империя должна быть расчленена. Однако не только это. В планы германского правящего класса уже тогда входила колонизация «жизненного пространства» на Востоке.

Так что у гитлеровского плана «Ост» Второй мировой войны имелись вполне «респектабельные» предшественники в кайзеровской Германии. Там эти идеи вынашивались многими десятилетиями. Ещё в 1891 году возникло объединение немецких интеллектуалов, военных, землевладельцев и промышленников под именем Пангерманского союза. До Первой мировой войны включительно Пангерманский союз служил главным вдохновителем империалистской политики кайзеровской Германии. Союз ратовал за активные германские колониальные захваты, усиление мощи германского военно-морского флота. С течением времени деятели Союза стали выступать за экспансию Германии в Юго-восточную Европу и на Средний Восток. Полагая, что в этом германском стремлении Россия является конкурентом, Союз причислил её к противникам Германии. Деятельность Пангерманского союза сыграла немалую роль в ориентации кайзеровской политики накануне 1914 года на конфронтацию с Россией.

Планы пересмотра сложившегося геополитического равновесия на востоке Европы развивались в Германии ещё до официального создания Пангерманского союза и независимо от него. В 1888 году немецкий философ Эдуард Гартман выступил в журнале «Гегенварт» со статьёй «Россия и Европа», в которой проводилась мысль о том, что огромная Россия опасна для Германии. Следовательно, Россию необходимо разделить на несколько государств. В первую очередь, нужно создать своего рода барьер между «Московитской» Россией и Германией. Главными составными частями этого барьера должны стать т.н. «Балтийское» и «Киевское» королевства.

«Балтийское королевство», по плану Гартмана, должны были составить «остзейские», то есть прибалтийские, губернии России, и земли бывшего Великого княжества Литовского, то есть нынешняя Белоруссия. «Киевское королевство» образовывалось на территории нынешней Украины, но со значительным расширением к востоку — вплоть до нижнего течения Волги. Согласно этому геополитическому замыслу, первое из новых государств должно состоять под протекторатом Германии, второе — Австро-Венгрии. При этом Финляндию следовало передать Швеции, Бессарабию — Румынии. Данный план стал геополитическим обоснованием украинского сепаратизма, над разжиганием которого усиленно работали в то время в Вене.

Намеченные Гартманом в 1888 году границы государств, которые предполагалось вычленить из тела России, практически совпадают с границами намеченных в 1942 году планом «Ост» «рейхскомиссариатов» Остланд и Украина. В сентябре 1914 года рейхсканцлер Бетман-Гольвег провозгласил одной из целей начавшейся войны для Германии «по возможности оттеснить Россию от германской границы и подорвать ее господство над нерусскими вассальными народами». То есть почти неприкрыто указывалось, что Германия стремится к установлению своего влияния на землях Прибалтики, Белоруссии, Украины и Кавказа.

В это же время руководство Пангерманского союза подготовило памятную записку кайзеровскому правительству. В ней указывалось, в частности, что «русского врага» необходимо ослабить путём сокращения численности его населения и предотвращения в дальнейшем самой возможности её роста, «чтобы он никогда в будущем не был бы в состоянии аналогичным образом угрожать нам». Этого следовало достигнуть изгнанием русского населения из областей, лежащих к западу от линии Петербург — среднее течение Днепра. «Пангерманский союз» определил численность русских, подлежащих депортации со своих земель, приблизительно в семь миллионов человек. Освободившаяся таким образом территория должна быть заселена немецкими крестьянами.

Нужно различать, конечно, планы Германии в Первую и во Вторую мировые войны. В Первой это были действительно именно планы, не дошедшие до стадии реализации. Не дошедшие, однако, лишь благодаря тому, что Германия не имела в то время возможностей для их воплощения в жизнь. Намеченные к освоению территории нужно было ещё захватить, и мирным договором обеспечить себе безраздельное обладание ими. Даже оккупация этих земель кайзеровскими войсками в 1918 году не давала ещё такой возможности, ибо на Западе продолжалась отчаянная борьба, в конечном итоге неудачная для Германии. Но основы будущей «остполитики» Третьего рейха намечались и выкристаллизовывались именно в это время. Реализации этих установок в годы Первой мировой войны помешало сначала героическое сопротивление русских войск, потом окончательное поражение Германии. Об этом не следует забывать.

Особое значение все германские агрессоры придавали отделению Украины от России. Ещё Отто фон Бисмарк говорил: «Могущество России может быть подорвано только отделением от неё Украины… необходимо не только оторвать, но и противопоставить Украину России, стравить две части единого народа и наблюдать, как брат будет убивать брата. Для этого нужно только найти и взрастить предателей среди национальной элиты и с их помощью изменить самосознание одной части великого народа до такой степени, что он будет ненавидеть всё русское, ненавидеть свой род, не осознавая этого. Всё остальное — дело времени».

Князь Отто фон Бисмарк, призванный в 1862 году королём Вильгельмом I на пост министра-президента Пруссии, спустя 9 лет получил практически неограниченную власть на посту имперского канцлера. Но задолго до этого, с 1859 по 1862 год, фон Бисмарк был послом Германии в России, поэтому русских он знал неплохо и, будучи талантливым человеком, понимал, в чём сила русских и в чём их слабость. Бисмарк понимал также, что оружием русских не победить, а потому при планировании стратегии Германии канцлер много сил уделял идеологической войне. Фактически именно он, Отто фон Бисмарк, стоял за идеей создания Украины и признавал, что термин «Украина» ему весьма импонирует. На картах Бисмарка Украина простиралась от Саратова и Волгограда на северо-востоке до Махачкалы на юге. Программа украинизации была запущена Австро-Венгрией в конце XIX века, и в основе этого лежала переидентификация малороссов и галицких русинов в так называемых «украинцев».

Кстати, ни у «умеренного» русофоба Тараса Шевченко, ни у «махровой» Леси Украинки нет таких терминов, как «украинец», «украинская нация», а есть славяне, малороссы, русины. Но планы фон Бисмарка стали реализовываться и, согласно переписи населения 1908 года, украинцами назвались уже до 1% жителей юго-запада России. В Германии «научно доказывалось», что русские — не славяне и даже не арийцы (хотя племена, из которых вышли германцы и славяне, так и называют — славяно-германскими племенами), а представители некоего монголо-финского племени. В 1898 году в Германии была запущена идея создания «самостийной украинской нации» в рамках автономии на территории Австро-Венгрии. В подконтрольной Вене печати вместо понятий «Русь», «русский» стали тиражироваться термины «Украина», «украинский» и т.д. В мемуарах генерала Гофмана в 1926 году можно прочитать: «Создание Украины не есть результат самодеятельности русского народа, а есть результат деятельности моей разведки».

* * *

В мае 1915 года российская армия начинает отступление из Польши и лишь недавно занятой Галиции. Львов и Галич, а еще раньше и крепость Перемышль, которую шесть месяцев держали в осаде, прежде чем она капитулировала, пришлось оставить под напором германо-австрийского наступления. Дождливая Галиция, где русские добыли первую громкую победу в войне, растворялась в туманных окулярах офицерских биноклей. А солдаты, по воспоминаниям полковника Брыгина, частенько затягивали «ностальгическую» песню:

Вскоре противник попытался еще раз накатиться на ослабленный отступлением, лишенный пополнений Юго-Западный фронт. Главный удар пришелся по правому флангу 8-й армии, нависла угроза охвата всей армии. Новый вызов судьбы Брусилов парировал неожиданным, как тогда считалось, решением: отвести корпуса, которые и так бы не сдержали вражеского натиска, а двумя дивизиями атаковать в сторону Луцка, откуда неприятель снял четыре бригады. Эти бригады пустились догонять отходящие русские полки. И сразу 4-я австрийская армия получила достойный ответ. Вот цитата из дневника фельдмаршала Конрада фон Хетцендорфа: «Брусилов вновь проявил хитрость. Мы думали, что его армии уже не существует, но русские с диким воем ворвались в Луцк… Венгерские гусары побросали обозы… Впереди у русских какой-то генерал на автомобиле». Этим генералом был начальник 4-й дивизии А.И. Деникин. За взятие Луцка в ходе боёв 17 (30) сентября — 23 сентября (6 октября) 1915 года Деникин был произведён в генерал-лейтенанты. Позже командование, выравнивая фронт, приказало оставить Луцк. Вообще многие, потом известные по Гражданской войне, генералы, служили под началом Брусилова.

В его армии 48-й дивизией командовал Л.Г. Корнилов, сменивший в семнадцатом году Алексея Алексеевича на посту Верховного главнокомандующего. Судьба их свела ещё в начале войны. А уже в ноябре 1914 года начальник дивизии чуть не угодил под суд. 8-я армия пробилась в Карпаты, откуда 2-я сводная казачья дивизия совершает набег в Венгерскую долину. В рейд казачков отправили налегке, без артиллерии. Приказ один: наделать шума и быстро вернуться, так как подлинный смысл операции — замаскировать намерения главкома Иванова. Показать, что его войска пойдут на Будапешт, хотя на самом деле их планировалось повернуть в другую сторону — к Кракову. Но Корнилов, увлекаемый жаждой отличиться, не выполнил указания командира 24-го корпуса «стоять на позиции» и «скатился с гор» вслед за казаками. Те «произвели на всю долину панику» и повернули назад, как им и полагалось, при появлении свежих венгерских сил. А 48-я дивизия втянулась в мелкие стычки и через неделю попала в окружение. Лавру Георгиевичу, как пишет Брусилов, «пришлось бросить батарею горных орудий… часть обоза, несколько сотен пленных и… вернуться тропинками». Командарм объявил выговор корпусному командиру А.А. Цурикову, не удержавшему корниловской дивизии в горах, а самого Корнилова хотел отдать под суд. Но взмолился Цуриков, просил не наказывать «человека за храбрость». Лавр Георгиевич отделался выговором. Похожая ситуация случилась в апреле 1915 года — 48-я дивизия, перешедшая в состав 3-й армии, опять оказалась в окружении. Последовал приказ отступить, так как 2-й германский корпус прорвался в тыл русскому 24-му. Корнилова подвела самонадеянность, отходить он не захотел. В результате — плен.

Теперь биографы Корнилова считают, что именно мемуары Брусилова утвердили отрицательное мнение о полководческих качествах Лавра Георгиевича. Связывают это с личными отношениями двух генералов. Но в архивах сохранились донесения Цурикова, отражающие истинное положение 48-й дивизии весной 1915 года. Там оценки покруче брусиловских. Но все, что надо отметить, называют Корнилова храбрым, отчаянным, себя не жалеющим. Он потому и унижения пленом не перенес, сбежал, переодевшись в австрийскую солдатскую форму. Вышел к своим через месяц, босой, оборванный…

В изложении военного министра А.А. Поливанова общее отступление 15-го года выглядело так: «Пользуясь огромным преобладанием артиллерии и неисчерпаемыми запасами снарядов, немцы заставляют нас отступать одним артиллерийским огнем. Тогда как они стреляют из орудий чуть ли не по одиночкам, наши батареи вынуждены молчать даже во время серьёзных столкновений. Благодаря этому, обладая возможностью не пускать в дело пехотные массы, неприятель почти не несёт потерь, тогда как у нас люди гибнут тысячами. Естественно, что с каждым днём наш отпор слабеет, а вражеский натиск усиливается». Отступление 1915 года стало тяжёлым ударом для морального духа российских войск. По воспоминаниям генерала Деникина: «Весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии — отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы».

Общая обстановка усугублялась непродуманным вывозом беженцев. Многие из них принадлежали к национальным меньшинствам западных национальных окраин империи: поляки, выселяемые из прифронтовой полосы евреи, немецкие колонисты, не желавшие жить при германской оккупации латыши и др. Примерно в то же время с южных окраин бегут от турок армяне и греки.Общие масштабы явления оцениваются до 2 млн. 200 тыс. чел., основная масса которых прибывает в центральные районы России в июле — августе 1915 года, окончательно же эта миграция завершается в декабре 1915 года. Среди беженцев свирепствовали дизентерия и тиф. Около 16% из них умерли в пути. Исследователь И.В. Нам приводит другую оценку — по крайней мере в 5 млн. перемещённых лиц, в том числе 3,2 млн. «призреваемых», из которых на конец 1916 года насчитывалось 58.8% русских, 15% поляков, 10% латышей, 6,4% евреев, больные — медленно тянулись по дорогам, хороня у дороги на обочинах детей и стариков, не выдержавших трудностей пути. Трупы лошадей вдоль дорог отступления были другой приметой.

Двигаясь к местам назначения, беженцы сеяли панику и деморализовали тыл, разносили болезни. Однако шоссейных и грунтовых дорог в конце концов тоже не хватило. В ряде районов беженцы шли сплошной стеной, вытаптывали хлеб, портили луга и леса, оставляя за собой пустыню. Не только ближние, но и глубокие тылы русской армии были опустошены, разорены, лишены последних запасов… Опустошение губерний запада России, изгнание их населения в глубь страны привели к деморализации населения внутренних губерний, дезорганизации транспорта и хозяйства, к росту недовольства и недоверия к власти в стране, которые в 1917 г. вылились в революцию».

В середине лета 1915 года в результате Горлицкого прорыва немецких войск русские армии были вынуждены целиком оставить Галицию. До конца года войска вели позиционные бои, не приносившие ни одной из сторон успеха. Лишь к декабрю сражения на Юго-западном фронте затихли, а в Ставке стали разрабатывать планы будущей кампании. Американский журналист Джон Рид в качестве корреспондента журнала «Metropolitan Magazine» летом 1915 года побывал на Юго-западном фронте, изложив затем свои впечатления в очерке «Как они воевали», впервые опубликованном на русском языке в журнале «30 дней». Он рассказал о случае пропажи 17 миллионов мешков муки, предназначавшихся для армии Юго-западного фронта. Русский полковник, разговаривавший с Ридом, предполагал, что мука была продана румынам, а затем переправлена в Австрию. Рид также обнародовал и много других чудовищных фактов неорганизованности, халатности, воровства и взяточничества, царивших в русском тылу.

В 1915 году окончательно стала очевидной необходимость мобилизации российской экономики, её перевода на военные рельсы. В России подобные шаги принимают форму Особых совещаний и Военно-промышленных комитетов. Параллельно аналогичные усилия предпринимают, в той или иной степени, все остальные воюющие державы. Требовались и перемены в командовании. По воспоминаниям современников, великий князь ещё в 1915 году пользовался значительной популярностью как среди солдат, так и среди горожан. Широко раскупаются его портреты и почтовые открытки с его изображением. Разошедшиеся в народе слухи приписывали ему личное нахождение в окопах, избиение и срывание погон с непопулярных среди солдат генералов, особая нетерпимость к офицерам и генералам с немецкими фамилиями. Слухи также утверждали, что великий князь в ответ на предложение Распутина приехать на фронт якобы телеграфировал: «Приезжай — повешу», а на вопрос царя «Где противник?» ответил: «В двух шагах позади», намекая на военного министра.

Разросшийся культ великого князя Николая Николаевича поначалу охотно поддерживался властями, считавшими, что «вера армии и народа в вождя — первый залог успеха». Со временем, однако, пропаганда превращает его фактически во второе лицо империи, и слухи становятся всё более фантастическими: «Николаю Николаевичу, может быть, доверяют, но государю никто не доверяет. Он баба, даже хуже бабы», «Нужно молиться за воинов и Великого князя Николая Николаевича. За государя же чего молиться. Он снарядов не запас, видно, прогулял…», «Государь Император продал Перемышль за 13 миллионов рублей, и за это Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич разжаловал царя в рядовые солдаты», «наша Государыня передаёт письма германцам. Если бы я был на месте Николая Николаевича, я бы ей голову срубил».

Со временем культ Николая Николаевича начал вызывать всё более сильное раздражение царя и царицы. Как Верховный главнокомандующий, он имел значительную власть и над гражданскими ведомствами, которой активно пользовался, фактически потеснив царя. Дошло до того, что в народе начали ходить портреты великого князя с надписью «Николай III», одна из его телеграмм, вопреки придворному этикету, оказалась подписанной «Николай» вместо «Николай Николаевич» (на что имел право только царь), а официальные документы Ставки начинают имитировать стиль царских манифестов.

Императрица Александра Фёдоровна в своих письмах неоднократно «давит» на царя, требуя снять Николая Николаевича, к этим требованиям присоединяется и Распутин. По её утверждениям, Николай Николаевич стал «чем-то вроде второго императора», или даже намерен сместить Николая II, став новым царём. Дворцовый комендант Воейков В.Н. в своих воспоминаниях указывает: «Вмешательство Ставки в дела гражданские в ущерб делам военным стало всё возрастать. Корень этого зла лежал в том обстоятельстве, что, когда писалось положение о Верховном главнокомандующем на случай войны на нашем Западном фронте, предполагалось, что во главе армии будет стоять лично сам государь. При назначении Верховным главнокомандующим Великого князя Николая Николаевича вопрос этот был упущен из вида, чем и воспользовался генерал Янушкевич, чтобы от имени Великого князя вмешиваться в вопросы внутреннего управления. Это породило ненормальные отношения между Ставкой и верховным правлением государства; некоторые из министров, желая застраховать своё положение, ездили на поклон в Барановичи, где получали предписания, часто противоречащие Высочайшим указаниям. Немалую роль играли в ставке и журналисты, за ласковый приём платившие распространением путём прессы популярности великого князя, искусно поддерживаемой либеральными кругами, в которых он стал сильно заискивать после пережитых им в 1905 году волнений».

Всё это кончилось тем, что 4 августа 1915 года царь переместил великого князя на должность командующего Кавказской армией, назначив Верховным главнокомандующим себя. Это назначение вызвало протесты, в том числе и матери царя, вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, записавшей в своём дневнике 12 (25) августа 1915 года: «Он начал сам говорить, что возьмёт на себя командование вместо Николаши, я так ужаснулась, что у меня чуть не случился удар, и сказала ему, что это было бы большой ошибкой, умоляла не делать этого особенно сейчас, когда всё плохо для нас, и добавила, что, если он сделает это, все увидят, что это приказ Распутина. Я думаю, это произвело на него впечатление, так как он сильно покраснел. Он совсем не понимает, какую опасность и несчастье это может принести нам и всей стране».

Генерал Деникин в своей работе «Очерки русской смуты» отмечает, что с принятием Николаем II Верховного главнокомандования фактическим главнокомандующими, конечно, стал не он сам, а его начальник штаба (первый заместитель): «Генералитет и офицерство отдавали себе ясный отчёт в том, что личное участие государя в командовании будет лишь внешнее, и потому всех интересовал более вопрос: кто будет начальником Штаба? Назначение генерала Алексеева успокоило офицерство. Что касается солдатской массы, то она не вникала в технику управления; для неё Царь и раньше был верховным вождём армии, и её смущало несколько одно лишь обстоятельство: издавна в народе укоренилось убеждение, что Царь несчастлив».

Судя по всему, военное сообщество всё-таки восприняло назначение негативно; адмирал Колчак отметил, что «Николай Николаевич являлся единственным в императорской фамилии лицом, авторитет которого признавали и в армии и везде»; по оценке генерала Брусилова: «В армии знали, что Великий князь неповинен в тяжком положении армии, и верили в него как в полководца. В искусство же и знание военного дела Николаем II никто (и армия, конечно) не верил… Впечатление в войсках от этой замены было самое тяжёлое, можно сказать, удручающее». Лично я склонен доверять Брусилову и в этом случае!

Удручающие результаты кампании 1915 года на Восточном фронте заставили английские и французские правящие круги задуматься о дальнейшем положении России как союзника. Попахивало поражением и возможным сепаратным выходом России из войны, чего очень не хотела Антанта. Российский обыватель горячо обсуждал дело бывшего военного министра Сухомлинова, полковника Мясоедова. Цены в России стали кусаться. Шутка ли сказать, хлеб ржаной до войны стоил 2 коп., а теперь — 4; гусь 5 руб., а теперь — 11; икра кетовая — 40 коп., теперь — 1 руб., и т.д. Читая эти пугающие обывателей цифры, трудно поверить, что ровно через год ниспровергатели империи организуют в стране, прежде всего в обеих столицах, настоящий голод. Пока же во дворцах, парламентах, министерствах и военных штабах элита рассуждала о перспективах года.

Волновались в штабах Берлина, Вены, Стамбула. С чего бы это? Казалось, вся обстановка благоприятствует Центральным державам. Действительно, все их фронты держались прочно. Во Франции англичане и французы за весь предыдущий год не продвинулись ни на шаг. Немцы продолжали оккупировать Бельгию с ее угольными богатствами, пограничные промышленные центры Франции, а ведь промышленность этих территорий давала до 94% всего французского производства железа, чугуна, стали и сахара, до 55% угля и до 45% электроэнергии. Была полностью разбита Сербия и остановлена в своих устремлениях Италия. Наконец, Центральные державы усилились Болгарией и создали единый, сплошной фронт от Северного моря до Африки и Ближнего Востока. На Востоке русская армия была далеко отодвинута от своих позиций 1914 года, понесла значительные потери в личном составе и территориях. Так, вражеские войска впервые вторглись на территорию России. Но волноваться в главных штабах Центральных держав было от чего. Там прекрасно понимали, что, несмотря на победы кампании 1915 года, преимущество в вооруженной борьбе склоняется на сторону Антанты.

Во-первых, в 1915 году не была достигнута главная цель — вывод из войны России, а значит, по-прежнему воевать предстояло на два фронта. Во-вторых, союзники Германии нуждались в постоянной помощи как в вооружении, материальных средствах, так и непосредственно в германских дивизиях. А Германия сама начала испытывать острый недостаток во всем этом. Страна напрягала последние силы, перешла на карточную систему, призывала второочередных запасников. К тому же союзники подвергались серьезным дипломатическим атакам. В Берлине было хорошо известно, что Антанта готова немедленно заключить мир, если не с Турцией, то уж с Австрией и Болгарией наверняка. И, в-третьих, Антанта начала превосходить Тройственный союз в личном составе примерно на полмиллиона человек, как на Западном, так и Восточном европейских театрах военных действий. При этом англо-французская армия уравнялась с германской и начала превосходить германскую по технике и тяжелой артиллерии. Для немцев стало полной неожиданностью увеличение английских дивизий до 37-ми. Русские тоже успешно преодолели свой кризис.

Германский главком генерал-фельдмаршал Фалькенгайн имел у себя в резерве 25 дивизий. Немало, но и немного, чтобы разбрасываться ими по театрам военных действий. В конце декабря 1915 года он представляет кайзеру план ведения кампании 1916 года. В преамбуле характеризует каждого противника. Прежде всего, отмечает возросшую мощь Англии. Нанести ей решительное поражение на суше на островах для германских войск недостижимо без ликвидации английского флота. То же самое касается и сражений на других театрах военных действий в Индии или Египте. Удар по ней, даже удачный во Фландрии, тоже не решает проблемы — Англия не выйдет из войны в случае частного поражения. Поэтому Англии надо вредить политическими мерами и беспощадной подводной войной.

Исключает он как объект наступления и Россию, ибо, «несмотря на внутренние затруднения этого исполинского государства, можно говорить о наступлении только в богатые области Украины, но пути туда во всех отношениях недостаточны. Удар на миллионный город Петроград, который при более счастливом ходе операции мы должны были бы осуществлять из наших слабых ресурсов, не сулит решительного результата. Движение на Москву ведет нас в область безбрежного». Ни для одного из этих предприятий мы не располагаем достаточными силами». Какое замечательное выражение-предостережение: «ведет нас в область безбрежного». Здесь обращает на себя внимание лишь один момент — в германские расчеты все более уверенно входят предположения о возможной революции в России и разложении русской армии. Обвинения в адрес Николая в связи с желанием заключения сепаратного мира можно считать необоснованными. В качестве яркой иллюстрации этого тезиса можно привести собственные слова Николая II из Акта об отречении (2 (15) марта 1917 года в 15 часов): «В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, всё будущее дорогого Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца…»

А что другие страны Атланты? «Франция же, — писал Фалькенгайн, — в военном и хозяйственном отношении ослаблена до пределов возможного. Если удастся ясно доказать ее народу, что ему в военном отношении не на что более рассчитывать, тогда предел будет перейден, лучший меч будет выбит из рук Англии. Объектом для удара на французском фронте должен быть избран такой, для защиты которого французское командование будет вынуждено пожертвовать последним человеком. Но если оно это сделает, то Франция истечет кровью, так как иного исхода нет, и притом одинаково, достигнем мы цели или нет».

Фалькенгайн выбрал в качестве такого объекта Верденский укрепленный район, обеспечивающий всю систему обороны на правом крыле французского фронта. К тому же успех операции под Верденом опять открывал немцам путь на Париж. Немецкий Генеральный штаб вовсе не хотел втягиваться под Верденом в изнурительную борьбу на уничтожение. Наоборот, операция готовилась как быстротечная, решительная, с далеко идущими последствиями к возможно быстрому решению войны. В крайнем случае, перемолоть в верденской мельнице последнее напряжение французов. Фалькенгайн считал, что имевшимися у него силами он способен вывести Францию из войны. И в этом крылась его роковая ошибка. Многие считают, что он был самым дальновидным полководцем в германской армии, намного превосходящим так восхваляемого в Германии Гинденбурга. Но и он недооценил силы противника и переоценил свои, что типично для германских полководцев всех времен.

Австро-венгерский Генеральный штаб об операции против России более и не мечтал и потому предполагал провести решительное охватывающее наступление из Тироля в тыл Итальянского фронта на Изонцо. Турки готовились добивать англичан в Месопотамии и на Суэце. Но ни те ни другие не могли рассчитывать на успех без привлечения германских войск и вооружений. Так, только австрийцам требовалось не менее 9 германских дивизий, в которых на сей раз им было отказано. Не говоря уж о том, что все свои планы они согласовывали с главным координатором войск Тройственного союза фельдмаршалом Фалькенгайном.

У Антанты нашелся свой Фалькенгайн — генерал Жоффр, получивший к началу 1916 года Верховное командование всеми французскими армиями. В своей Ставке в Шантильи 6,7 и 8 декабря 1915 года он проводит вторую конференцию главнокомандующих и представителей союзных армий, на шторой предлагает свой план единых стратегических действий кампании 1916 года. Суть его сводилась к четырем положениям. Решение войны может быть достигнуто только на главных театрах военных действий — русском, англо-французском и итальянском. Остальные театры остаются периферийными. Решение следует искать в обязательно согласованных наступлениях на главных фронтах, дабы не позволить противнику перебрасывать свои резервы с одного фронта на другой. На каждом из главных фронтов до перехода в общее наступление необходимо вести ограниченные операции по истощению живой силы противника. И, наконец, каждая из союзных держав должна быть готова остановить собственными силами возможное наступление противника и оказать поддержку в пределах возможного атакованной державе. Участники конференции согласились с предложениями Жоффра, и это действительно стало новым шагом в новой согласованной, единой стратегии ведения войны.

К сожалению, конференция так и не определила конкретные задачи каждому члену коалиции, сроки и место будущего наступления. Они определились только в меморандуме от 15 февраля 1916 года, составленном опять же французским Генеральным штабом, и должны были быть утверждены на совещании 12 марта все в том же Шантильи. Русская Ставка предложила нанести совместный главный удар на Балканах. Предлагалось направить не менее 10 англо-французских корпусов от Салоник на Дунай и далее к Будапешту, куда с русского фронта должны были подойти и русские армии. План этот западные союзники отвергли, и, может быть, это было правильное решение. Перебросить такую массу войск с главных операционных направлений во Франции на периферию союзники просто не имели права, а русские не имели возможности. Румыния все еще оставалась нейтральной страной и совсем не собиралась пропускать через свою территорию русские войска. Решено было наступать одновременно во Франции на реке Сомма и в России на Западном фронте не позднее 1 июля. Антанта, оттягивая решительное наступление, сама отдавала инициативу противнику. И, как полагается, планы, замыслы, надежды нарушила и перетасовала сама жизнь.