1. Обычный гомельский сентябрь. (2005 год)

Вообще-то они с Иркой поссорились. Глупо, конечно. Ну, а кто может вспомнить умную ссору? Надулись друг на друга (как сыч на жабу, сказала бы бабушка Игната), да и разошлись по разным углам. И смотреть салют на День Города пошли каждый в отдельности. То есть, Игнат в отдельности. А у Ирки наверняка имелся запасной вариант. С ее-то волосами цвета меди, с ее-то зеленым глазом! А когда поклонники замечали, что второй глаз девушки — карий, им тотчас приходил на ум Булгаков, и вскипающие романтические чувства отшибали последние остатки разума.

С теми, кто не читал Булгакова, Ирина не гуляла принципиально. Впрочем, когда твой папа — зам по строительству областного КГБ, можно позволить себе некоторую привередливость в знакомствах. Игнат долго думал, за что же он сам удостоился высочайшего внимания. Он даже пару раз поцапался с Иркой на этой почве: не хотелось чувствовать себя очередной игрушкой элитной девочки.

Но последняя ссора была уж вовсе глупая! Что стоило промолчать! Теперь Игнату было не до салюта. Толкотня на площади раздражала. Пьяные морды просто приводили в бешенство. Домой он плелся уныло, бриться не стал, и заснул только в первом часу ночи.

Приснился Игнату сон — яркий, спокойный и почему-то радостный, несмотря ни на ссору, ни на разлуку. В этом сне Ирка с двумя какими-то подругами — кажется, брюнетку звали Ларисой, а пухлую энергичную блондинку то ли Сашей, то ли Катей — стояла на полевой дороге. Все трое были в синих джинсах (белые Ирка не признавала), а дальше сходство кончалось: Ира нетерпеливо пинала дорогу любимыми зелеными полусапожками; Сашка оставляла на песке рубчатые следы от белофиолетовых кроссовок, Лариса старалась не зарыться в пыль носками кроссовок попроще — синими, с тремя белыми чертами. Игнат покупал такие же каждую весну, и к осени снашивал насмерть. Ветровки на девушках тоже пузырились разные: на Ирине белая, на Кате (или все-таки это Сашка?) — светлосиняя; на Ларисе — рыже-замшевого цвета.

Вправо и влево до горизонта распахнулась серо-желтая степь. Во сне подруги стояли лицом к Игнату, и тот не мог видеть, на что они с увлечением указывают руками. А прямо за спинами девушек поднимался высокий округлый холм, весь заросший густым лесом. Среди зеленой стены то тут, то там попадались бурые, желтые и красные пятна, и Игнат подумал, что в загадочном месте ранняя осень, примерно середина сентября — то же, и что в его родном городе.

Из леса выползала желтая змейка тропинки, вилась по склону холма, и впадала в дорогу именно там, где стояли девчонки: у двух невысоких деревьев с мощными стволами. Стволы, пожалуй, пошире Иркиных плеч. Листья обильно усыпали грубо перевязанный корнями пригорок. Сам себя позабыв от счастья, парень зачаровано смотрел, как Иринка зеленым сапожком ворошит палую листву.

Тем временем по полевой дороге неспешно подкатились несколько телег, запряженных вполне обычными лошадьми. На телегах громоздились серые тюки, укрытые толстыми попонами бурого цвета. Игнат сразу вспомнил кожаные стельки, из которых вырезал гарды на тренировочный меч: похоже, покрышки были из такой же толстой кожи.

А люди возле повозок сразу заставили Игната вспомнить и весь ролевой клуб вообще: полосатые пояса, мягкие остроносые сапоги и высокие шапки ступкой, широкие темные штаны, коричневые и зеленые рубахи навыпуск… Так одевались пятеро погонщиков. Другие пять человек, скорее всего, охрана каравана, носили поверх всего еще и одинаковые лохматые плащи из бурых и зеленых лоскутков. Плащи лениво шевелил слабый ветерок. Костюмы ни один профессиональный историк не назвал бы правильными, но дело происходило во сне, и Игнат ничему не удивлялся.

Между тем его драгоценная Иринка о чем-то говорила с вожаком каравана: внушительным мужчиной лет сорока, которого Игнат про себя окрестил купцом. В самом деле, кому бы еще водить столько телег с товаром? Лохматые плащи собрались вокруг говорящих и внимательно слушали. Вот купец пожал плечами. Улыбнулся. Фыркнул: стремительно надулись щеки и тотчас дрогнули губы. Махнул рукой — и девчонки расселись на краю последней повозки, нагруженной меньше прочих. Потом вид сменился: караван из шести телег направился влево, Игнат теперь смотрел вслед девушкам, вдоль дороги. Холм и деревья оказались справа от парня; слева в той стороне, куда Игнат раньше никак заглянуть не мог — вдоль всего тракта развернулась могучая стена леса. Там тоже полыхали осенние деревья всех цветов: и рыжие, как Иркины волосы, и красные, как ее губы, и желтые… Игнат поймал себя на том, что думает вовсе не о красках, еще раз вздохнул — и проснулся.

Первое, что он услыхал — в дверь настойчиво звонили. На будильнике полшестого. Кому неймется в такую рань?

— Кто там?

— Ирина у тебя?

— Нет… Мы со вче… нет, уже с позавчера не виделись…

— Все равно открой!

— А вы кто?

— Слушай, Игнат Сергеевич Крылов! Ты же знаешь, чья она дочь?

Игнат похолодел. Если с Иркой на вчерашнем пьяном празднике что-нибудь случилось… А алиби у него нет… Первый кандидат как раз он и получается…

Тут ему стало стыдно, что он боится сперва за себя. С ним все в порядке. А что с Ириной?

— Не спи возле двери! — рыкнул в глазок кто-то нетерпеливый. Второй добавил спокойней:

— Не дергайся, парень. Мы просто убедимся, что ее там нет, и уйдем. Сам понимаешь, нашему шефу не отказывают… в мелких личных просьбах.

Игнат открыл дверь — и в квартиру скользнули два высоких молодых человека. Несмотря на ранний час и немного заспанные лица, пиджачные костюмы на них сидели, как влитые, Игнат даже позавидовал. Один широко улыбнулся Игнату и остался напротив него в темной прихожей; второй почти мгновенно обежал всю квартиру, вернулся, и отрицательно покачал головой:

— Ее нигде нет.

— Ты ее в шкаф не спрятал? — напряженно улыбнулся первый.

Игнат медленно повел головой слева направо.

— Много выпил вчера на празднике?

— Нет… Мы поссорились в пятницу… Она поехала домой… Потом не звонила… Мне пофиг был весь этот салют… — ронял слова Игнат, а незваный гость сочувственно кивал головой:

— Так, так… А потом?

— Да не знаю я! Я один был! А что случилось?

Незваные гости переглянулись. Самый разговорчивый хмуро отозвался:

— Извини, но если ты не дурак, то уже все понял. А если дурак, то тебе этого и знать не надо. Приносим извинения за вторжение… Пока!

— Она что — пропала?! — крикнул Игнат им вслед; в ответ долетело ругательство. Хлопнула подъездная дверь. Заурчал мотор.

Игнат пошел на кухню — варить кофе. Ложиться не стал: после вчерашнего вечера проспать первую пару в родном институте очень даже просто. А вот отрабатывать пропуск очень даже сложно: своего декана Игнат хорошо знал.

Да к черту декана! С Иркой-то что случилось? Если энергичные подчиненные ее папочки носом землю роют?

Голова болела с недосыпу и от тревоги. Маленькие кофейные наперстки Игнат терпеть не мог, и сваренный напиток вылил в любимую большую чашку, которую в полутьме отыскал наощупь. Пил медленными мелкими глотками: словно всасывал в себя ночной мрак; и подчиняясь ему, постепенно светлело небо; тарелки, кухонный стол и плита углами выступали из бессветного моря.

Подошло время отправляться на учебу. Игнат переоделся в свежее, обул кроссовки. Подумал, брать ли ветровку, и решил что не стоит: осень на удивление теплая. Подхватил с дивана сумку с конспектами, привычно проверил ключи. Вышел из дому, подергал захлопнувшуюся дверь: порядок… Мысли же его все это время крутились вокруг пропавшей подруги.

Зачем красть девушку, Игнат вполне мог себе представить. И представление это так Крылова не радовало, что редкие утренние прохожие от угрюмого лица просто шарахались. Однако что же делать? Игнат ничего придумать не мог. И потом — Ирки всего лишь нет дома. Само по себе это еще ни о чем не говорит. Может, в загул пошла. Неприятно, конечно, думать об этом, но… Выбор у нее и впрямь богатый, а ссора с ним, Игнатом — хороший повод. Крылов представил себе кандидатуры: Михаил, Александр, Денис… Петр? Да, Петр Кащенко самый серьезный конкурент.

Игнат сам не заметил, как оказался на остановке, и вот уже перед ним гостеприимно распахнулась пасть троллейбуса, а парень все стоял, и перебирал по тридцатому разу те же самые варианты: загуляла у кого-нибудь на даче; украли в гарем; убили по пьяни где-нибудь в темном углу; просто ушла из дому к подруге…

Троллейбусу надоело стоять. Окатив Игната отрыжкой из духов, пота и утреннего перегара, застекленная коробочка натужно схлопнула челюсти дверей, привычно закусив чей-то плащ. Коротко взвыла на анемичную утреннюю луну, с разбегу оторвалась от остановки и ушла по дальней полосе. Студент проводил ее взглядом и спохватился: этак все его геройское бдение пропадет даром, еще одну пахучую колесницу пропусти точно опоздаешь. Игнат крутнулся на пятке и кинулся в подходивший автобус, который с привычным скрипом повлек его к центру.

* * *

Центром Белорусского Государственного Университета Транспорта, по неписанной традиции, считался старый корпус. До революции в нем размещалась мужская гимназия. В гимназии учился знаменитый конструктор самолетов — Павел Осипович Сухой. Серебристые и пятнистые изделия его КБ до сих пор рвали воздух над многочисленными горячими точками планеты. «СУ-шки» славились живучестью, надежностью и силой, которую в самолете просто не ждешь встретить. Однажды в клубе УсатыйПолосатый рассказывал, что видел рекламный киноролик: СУ-7Б взлетает со свежевспаханного поля, обгоняя мирно пашущий там же трактор. Рассказу верили и не верили: Андрей Кузовок, больше известный под своим кошачьим прозванием, мог придумать почти любую историю, почти мгновенно и почти на любом материале. А еще Усатый-Полосатый славился своим умением давать имена. Едва поступив в БелГУТ (который тогда еще назывался БИИЖТ — Белорусский Институт Инженеров Железнодорожного Транспорта), Андрей окрестил крошечный вестибюль Дуэльным Залом за сводчатый потолок, красивые ступенчатые колонны и общую атмосферу, которую даже оранжевая краска на стенах не испортила. «Дух безвременья», как Кузовок однажды объяснил Игнату. Название прижилось среди Игнатовых знакомых, и скоро Дуэльный Зал стал общепринятым местом встреч: в библиотечной читальне шумно, не обо всем поговоришь, да и на второй этаж надо лезть. А Зал, как по заказу, в двух шагах от главного входа, и широкая лестница начинается тут же, напротив — удобно бежать по звонку в любое место громадного здания.

Вот в Дуэльном Зале сейчас и сидел Игнат. Вернее, сидел на бортике, слева от трех ступенек, продолжающих главную лестницу в самый зал. Для отвода глаз Крылов кинул рядом конспект. Но гидравлика весь день не шла в голову, и теперь Игнат даже не пытался учиться. На последнюю пару — после обеда, с двух до пятнадцати сорока — Крылов тоже не собирался идти. Студент хотел только встретится с Андреем и попросить его о помощи.

Кузовок подкрался незамеченным. То ли пристроился к шумному потоку первокурсников, то ли сам Игнат с головой утонул в раздумьях, и ничего не слышал. Усатый-Полосатый возник перед поникшим студентом беззвучно и мгновенно, как надежда на чудо. Только, в отличие от надежды, Андрей дождался, пока Игнат обратит на него внимание.

— Попроси наших, пусть пройдут каждый от своего дома до ближней остановки, и поищут Ирку без перехода начал Игнат. — Я прикинул по карте, у нас в каждом районе кто-нибудь да живет. Если все разом на улицы выйдут, есть шанс заметить.

Андрей серьезно кивнул:

— Сделаем… Вы поссорились?

Игнат помотал головой:

— Пропала. Утром люди ее папика искали ее у меня, представляешь?

Усатый-Полосатый ухмыльнулся:

— Твой будущий тесть тебя высоко ценит. Считай это комплиментом от него.

— Иди ты к черту! — Игнат поднялся с холодной плиты. Кузовок потер пальцами виски:

— Не злись. Найдется. Может, мстит тебе за что-нибудь. Женщины могут. Я тебе не рассказывал…

— Думаю, что да, — перебил Игнат.

— Ладно, извини, — не смутился Андрей. — Мы ее поищем. А ты?

— Я пойду запишусь на прием к ее отцу, — Крылов нахмурился. — Он сегодня как будто на месте.

— Но зачем? — удивился приятель, — Неужели ты думаешь, что папаша ее не ищет?

Игнат пожал плечами. Рассказывать про сон он пока что опасался: засмеют. Парни вышли из Дуэльного Зала в коридор, и теперь стояли перед широкой парадной лестницей.

— Представляешь, — задумчиво протянул Андрей — Во время войны тут было гестапо. Висели полотнища со свастикой, может, портрет фюрера метра на два… А теперь вот мы ходим, — заключил он философски.

— Исторический маньяк, — фыркнул Игнат. — Ты эту книжку Широкорада так и не купил?

— Про Грабина? Как же ж, «Легенда русской артиллерии»! — непочтительно хмыкнул Андрей. — Книга сама по себе неплохая, но стипендия пока еще только светит, а поэтому…

По лестнице ссыпалась взволнованная Светка, ухватила обоих парней за рукава и затарахтела:

— Игнат! Какого… ты тут стоишь? Ирка же пропала! Ты что, не знаешь? Сейчас Крицкая и Некотомная говорили, у них ее искали дома, представляешь? В восемь утра! В такую рань! А ты почему не знаешь? А-а! — Светкино лицо перекосилось от умственных усилий, — Вы, наверное, поссорились! Вот ты и не знаешь! Ну так теперь знаешь!

Прежде, чем ошарашенные юноши нашли ответ, пухлая блондинка отстыковалась и унеслась по баллистической кривой в сторону книгохранилища. Через пару секунд оттуда раздалось:

— Ленка! Ты представляешь! Ирка Мятликова пропала! Ну Метла из нашей группы, ты что, не помнишь? У нее еще контактная линза только одна! Для понта!

— Далее везде… — пробормотал Игнат. А Усатый-Полосатый крутнул несуществующий ус и добавил:

— Вот и не верь в глупость блондинок… Так ты все же пойдешь к ее отцу?

Игнат кивнул. Не дурам же вроде Светки сон рассказывать!

Распрощались. Законопослушный Кузовок отправился досиживать четвертую пару, а Крылов вышел из университета, без приключений добрался до троллейбуса, и поехал на площадь. Где работал Иркин отец, Игнат хорошо знал.

Однако сразу попасть на прием Крылову не удалось. В здании затеяли ремонт и покраску фасада. Вход перегородили леса. На лесах бодро изображала рабочее рвение женская малярная бригада. Под лесами ругался прапорщик охраны.

— Да я вот с прорабом иду! — оправдывался парень немногим старше Игната, одетый в черные джинсы, кроссовки и водолазку. — Я из проектного института!

— А кто он такой, ваш прораб? — злился прапор в зелено-золотой форме. — Кто он в этой организации? — и на молодом сытом лице охранника явственно проступала тоска по прежним временам. Лет двадцать назад одного слова «КГБ» было достаточно, чтобы шелупонь вроде этого недоинженера отлетала «на три метра против ветра». Вряд ли прапор застал те счастливые деньки, но фуражка его прыгала на голове, как крышка кипящего чайника, и Игнату пришлось ждать, пока скандал утихнет. После чего студент вежливо спросил, нельзя ли записаться на прием по личному вопросу. Охранник что-то буркнул, но все же взял себя в руки, и предложил пройти в здание. В прохладном вестибюле он первым делом влез за п-образную конторку темного дерева, где сразу и успокоился — как бильярдный шар в сетчатом мешке. Подвигал рычажки селектора с важностью пилота международного рейса. Поднял уже просветлевшее лицо на Игната, спросил имя-фамилию и сноровисто вписал его в регистрационную книгу. Рокотнул короткой очередью:

— Завтра. Девять тридцать. Пожалуйста, без опозданий. Пятнадцать минут Вам хватит. — последие слова были то ли вопросом, то ли приказом, Игнат не уточнял. Девять тридцать — как раз унылую «Организацию стройпроизводства» прогулять можно. И на вполне законном основании: не куданибудь, в КГБ ходил! На преподавателей действует страшнее военкомата.

Покинув стройку, Игнат посетил платный сортир в парке, отметив подорожание на десять рублей. Дерьмо, что ли, поднялось в цене? Но поехидничать всласть мешала уже нешуточная тревога. Конечно, народ в клубе самый разный. Ролевики, хиппари, которым и вовсе все по барабану. Правда, Усатый ухитряется держать в руках большую часть тусовки. Так что просьбу Крылова клуб, скорее всего, выполнит. Но даст ли это хоть что-нибудь? Гуляй Ирка просто на улице, первый встречный патруль давно доставил бы ее домой.

Игнат вынул сотовик, подаренный отцом два года назад, уселся на лавку и принялся тыкать кнопки. Первым делом он позвонил Гришке. Потом Николаю. Под конец даже дозвонился до Сергея — застать его дома было непросто, и Крылов порадовался маленькой удаче. Игнат попросил друзей — прямо сейчас, пока светло — тщательно проверить такие места, куда в темноте соваться опасно. Гришка отправился вокруг гаражей по Жукова, и дальше, к Давыдовке. Николай — в свой любимый Северный промузел, а оттуда по рельсам к речному порту. Сергей, единственный из всей компании, имел мотоцикл: старенький «Минск». Ездоку и досталось больше всего: закоулки Новобелицы, Добрушская дорога, цыганский поселок на Луговой, гребной канал, мост между Новобелицей и 5-м микрорайоном.

Встречу Игнат назначил под «Белоруснефтью», на перекрестке Рогачевской и Кирова — чтобы самую задницу, привокзальные дворы и межгаражные щели, обходить уже всей компанией. К компании гопота цепляется меньше.

Раздав роли, Крылов поднялся со скамьи и направился к ларьку на площади — купить какойнибудь пирожок. Или даже штук пять, чтобы не ездить на обед. Сам Игнат хотел идти низом парка до железнодорожного моста, и потом вокруг ТЭЦ в Монастырек, оттуда на автобусе или пешком, смотря по времени, подняться к кинотеатру «Октябрь», и по Залинейному району выйти к тому же вокзалу. Сейчас два часа; к пяти надо собраться под «Белоруснефтью». Наскоро зажевав чегототамсмясом, Игнат бодро зашагал к набережной.

* * *

День состоит из часов и встреч. Игнат не помнил, у кого он вычитал эту фразу. Но сегодняшний день в ней отражался стопроцентно. Каждый час сотовик рвался выпрыгнуть из кармана, и кто-нибудь из друзей сообщал результаты поисков. Нерадостные, правда, результаты — ничего и нигде. Игнат запретил себе отчаиваться, и терпеливо шагал по выбранному маршруту, старательно обшаривая взглядом углы и закоулки, вонючие проходы между гаражами; приямки из размороженного кирпича, новые и не очень крылечки над спусками в подвал. Сворачивал с улицы и шел дворами, словно плыл по темным фиордам среди уходящих в небо девятиэтажек. Отмечал про себя надписи на ржавых кубиках мусорных баков: «ЖЭУ26», «ЖЭУ-4» — в точности пограничные столбики. «Владения барона ЖЭУ31го!» А что надписи были все-таки на мусорных бачках, придавало происходящему едва уловимый налет киберпанка. Барон, скорее всего, ездил на четверке байкеров, запряженных в белый лимузин… Додумать эту мысль Игнату тоже не пришлось: вмешалась вторая часть дня, а именно — встречи.

Первый раз его остановила милиция. Обычный патруль. Игнат удивился: волосы у него нормальные: не длинные хипповские, и не микроскопические, как у любителей свастики. Одет тоже нейтрально и чисто. К счастью, студенческий билет был с собой, и разговор окончился ничем.

Второй раз как-то странно посмотрели на него мужики у овощного магазина. Оказалось, искали третьего. Игнат только грустно покачал головой. В ответ услышал прямо-таки крик души: «Да ты что, нерусский, что ли?» Крылов быстро и коротко послал мужиков в обычное место, и пошел дальше, не обращая внимания на ругань.

Третья встреча могла окончиться печально. Здоровенный скинхед в берцах, камуфляжных штанах и черной футболке, то ли обкуренный, то ли пьяный, упорно тащился параллельным курсом минут пять. Но Крылов методично обыскивал квадратный двор, не показывая страха. Когда же Игнат отправился в следующий каменный мешок, на скинхеда из-за угла выскочили трое ребят в кожаных куртках — это по нынешней-то теплой погоде. Что было дальше, студент не досматривал. Его не зацепило, и ладно.

В половине шестого Игнат, наконец, миновал улицу Курчатова, и по Рогачевской подошел к девятиэтажному зданию «Белоруснефти», откуда виден был и Новый универмаг, и 26-ая школа, и фирменный магазин винзавода, рядом с проходной и высоченными сусловыми танками самого завода. У проходной в ряд выстроились несколько грузовиков с яблоками — привезли сырье. Их шоферы собрались на лавочке перед общежитием, через дорогу от своих сухопутных кораблей. И, как настоящие моряки, «травили», то есть вдохновенно рассказывали байки: про последний набор добрых гаишников, где, впрочем, попалось некоторое число коварных; про сволочей-студентов, которые повадились выходить на трассу с феном или ручным миксером, чтобы направлять бытовую технику на подъезжающие машины. Издали-то не видно, фен или радар. Пугаются все водители: кто же хоть раз не превышал скорость? Кто же быстрой езды не любит? «Тот, на ком ездят» — хотел было вставить Игнат, но вовремя опомнился. Что ему до чужих проблем? Студент глянул вперед и увидел тройку друзей.

Сергей с Николаем сидели на высоком борту клумбы. Николай опустил длинные руки почти до плиточного мощения, и устало сгорбил мощные плечи. Рыжий Гришка прохаживался перед ними по бордюру, словно охраняя Сергеев мотоцикл. Он заметил Игната прежде всех, и первый подошел здороваться.

— Ну что? — для порядка спросил Игнат.

— Ничего, — хмуро бросил в ответ Сергей, — Пошли сейчас по гаражам пройдемся, и к автовокзалу. А то стемнеет скоро. И мне потом домой надо.

— Может, сразу бы и ехал?

Сергей пожал плечами:

— Да как-то… Вас брошу, неловко получится.

— Пять минут отдыхаем, и пойдем, — сказал тогда Игнат. — А то, извиняйте, я сейчас не сильно на ходу.

— А как ты шел? — поинтересовался Гриша. Крылов коротко описал весь путь. Николай и Сергей переглянулись. В их взглядах читалось ясно:

«Ни хрена мы не найдем. Ищет милиция. А мы — только для очистки совести».

Игнат вздохнул. Может, и так. Может быть, и ищут девушку патрули. Только патрули еще, кроме девушки, много всякого народу ищут. И откуда милиции знать, где найти вероятнее? С какой крыши Ирка больше всего любила смотреть на закат? И потом… перед самим собой стыдно, если совсем уж ничего не делать.

Подумав так, Игнат решительно поднялся на гудящие ноги.

— Вставайте, джентльмены… — обратился он к друзьям. — Нас ждут великие дела…

— Не всех! — буркнул Сергей. Николай не выдержал:

— Ты чего злой такой?

Сергей помолчал. Потом объяснил:

— В бане трубы меняли, вызывали сварщика. Черт дернул крючки на провода забросить… Вроде и темно было, но кто-то из соседей энергонадзор вызвал. Те приехали, колотятся в ворота. Ну, мы не открыли. А те без долгих слов х…як! И отрубили свет. Вот же суки!

— Энергонадзор?

— Да при чем тут надзор! Соседи ублюдки! Сами каждый день пилораму гоняют, слышно же. И что, думаешь, они такие честные, за свет платят? Х…й там! Так мы же их не сдаем… А они нас сдали.

— Чем ты удивлен, не понимаю? — спросил Гришка. — В нашем подъезде через быдло идею домофона не пропихнешь. А почему? А потому, что в первой квартире Галина водкой торгует, и каждая собака в районе об этом знает. Меня соседи все время просят ихнюю девочку из школы проводить, колдыри постоянно в беседке, страшно…

— А милиция?

— А что милиция? Говорят, ставьте домофон. А нашим никому домофон не нужен. Там половина старых бабок, им и так хорошо…

— Завязывайте! — оборвал их Игнат. — У меня сегодня тоже не лучший день.

Николай криво усмехнулся, гулко хлопнул ковшами-ладонями:

— Да уж!

— Но помирать я не буду, — насупился Крылов. — И вы тоже кончайте сопли пережевывать. Подключат тебя, не плачь.

Сергей невесело улыбнулся:

— Да уже подключили. Сто евро. Мать упросила, а то вломили бы штраф, миллиона два. Просто… Обидно, понимаешь? Ну рядом живем, ну что мы им сделали?

— Тебе посодють, а ты не воруй, — Гриша тряхнул рыжей гривой. — Елекстричество не воруй. Хорош сопли жевать. Об Ирке подумайте.

Все послушно подумали, вздрогнули, и поднялись.

Следующий час прошел в угрюмом молчании. Лица у четверки были такие, что даже вокзальная шпана старалась не замечать компанию. Впереди всех Сергей катил «Минск», как таран. Отупевший от усталости Игнат тащился следом. Гриша и Николай были посвежее; а, может быть, видели мрачность Крылова и старались облегчить ему душу хотя бы поисковым рвением. Они заглядывали во все повороты и ямы, не ленились подходить к гаражам и заугольям… Привокзальный район обошли не то, чтобы очень быстро, но все же справились до темноты.

А на площади их еще раз остановил патруль. Прежде, чем осоловевший Игнат успел открыть рот, Гришка вывалил старшему сержанту все, что знал: и о пропавшей девушке, и об их собственных поисках. Однако милиция, похоже, уже получила указания на этот счет, и мешать не стала. «Ну, ищите» — угрюмо пробормотал старший, и тройка камуфляжников растворилась в местном населении.

Попрощались. Гришка и Николай отправились на автобус, а Игната повез к дому Сергей. Уже остановив мотоцикл у подъезда, приятель стащил шлем и повернулся к Игнату:

— У тебя пожрать есть что-нибудь?

— Пошли… — отвечал Крылов, слезая с седла. — А не сопрут твоего коня?

— Тут вроде нормальный район, — Сергей пожал плечами. — Да я же и не на всю ночь…

— Да уж! — криво хмыкнул Игнат, — Мы все по девушкам больше…

Сергей улыбнулся:

— Шутишь, значит жить будешь.

Поднялись в квартиру, разулись. Сергей положил шлемы на пуфик в прихожей, облегченно пригладил ежик волос. Игнат тем временем успел пройти в кухню, умыться, достать из холодильника банку огурцов, тюбик сыра, по какому поводу вошедший Сергей съязвил:

— Одесса освоила производстсво голландского сыра. Малая Арнаутская не дремлет… Да режь, не стесняйся, ты что думаешь, я есть не буду? Да на тарелки-то не клади, что за Версаль? Я и с доски сожру, не поморщюсь.

Игнат и не хотел, а улыбнулся. Разлил по чашкам заварку, кипяток, открыл сахарницу. Приятель тем временем уже приступил к сыру, так и оставшемуся на разделочной доске. Ел Сергей быстро и сосредоточенно. Наверное, так же основательно он начинал всякое дело: чинил в гараже свой мотоцикл, чего-то подбивал и приколачивал в доме. В кухне сразу повисла серьезная и надежная тишина. И тогда Крылов решился:

— Знаешь, я сон видел.

Сергей заинтересованно поднял взгляд:

— Ну?

Игнат начал рассказывать медленным и усталым голосом, но уже к описанию двух деревьев увлекся, оживился, отхлебнул чая. Сергей слушал молча и внимательно. Потом вздохнул. Почесал затылок. Спросил:

— Так ты думаешь, она действительно туда провалилась? Ну, или перенеслась?

Крылов мог только пожать плечами.

— А к ее отцу ты уже ходил? — спросил еще Сергей.

— На завтра назначили, на девять тридцать.

Теперь плечами пожал Сергей:

— Не верю я в загробную жизнь… Ну в смысле, сны — это такое дело, склизкое. Как-то раз я цапнул провод от магнето. А он под током. Дернуло — чуть язык не откусил. Так потом ночью снилось знаешь что? Что я еду к себе в Белицу, а мост затоплен, и весь район в воде, только далеко-далеко крыши торчат… Я аж похолодел. Мать сказала, орал так, что деда разбудил. А ты говоришь, сны. Присниться всякое может. Вот что мы Ирку искали сегодня — это правильно. Ты не смотри, что мы ворчали. Ворчать ворчали, а дело сделали.

Сергей допил чай и потянулся, прикрыв серые глаза.

— Спасибо… Знаешь, еще что надо сделать? Надо в «Жди меня» обратиться. Ейному папику это раз плюнуть, у него наверняка знакомства есть. Еще можно награду пообещать: кто видел, слышал, знает. Сотни три не наших президентов.

— Денег нет! — огорчился Игнат. Сергей махнул рукой:

— Ты, главное, пообещай. А потом, если платить не хочешь, всегда чего-нито придумать можно.

«Вот же хитрая лиса», — подумал Игнат — «И ведь найдет способ не платить. Но он мой друг. Еще со школы. Как там в „Дюне“ говорит герцог Атридес: есть одна справедливость — защищать друзей и уничтожать врагов. Но ведь это просто книжка! И… Герцогу такое правило, может, и подходит. Только я же не герцог».

Между тем Сергей поднялся, прополоскал рот над раковиной, аккуратно вытер пальцы и губы полотенцем. Добавил:

— Ты лучше сейчас ложись спать. Завтра к отцу ее пойдешь беседовать, так лучше бы ты был свежий и выбритый. Они, то есть, старшее поколение, чистеньких и послушненьких любят больше…

«Потому что им всегда отличников в пример ставили», — подумал Игнат — «А кто ж все время может быть чистеньким?» Он мрачно посмотрел на собственные запыленные руки.

— …И слушать тебя будут внимательней. Благосклонней. — закончил Сергей, выходя в прихожую. Обулся, подхватил шлемы, пожелал удачи на прощание и ушел: деловитый, знающий себе цену парень, в свои двадцать лет умеющий устраиваться в жизни и устраивать ее. Пожалуй, Сергей сумел бы и того прапорщика уесть.

Игнат разделся, ополоснулся под душем и разобрал постель. Надо выспаться. Как ни крути, а поход к Иркиному отцу есть практически признание. Дескать, намерения у меня самые серьезные, и я не только Вашу дочь сам ищу, но и всех друзей-знакомых подвиг на то же самое. А потому…

«А потому спи!» — оборвал себя Игнат — «Размечтался. Одноглазый».

* * *

Одноглазый пес встретил караван на подходах к городу. Самого города еще не было и в помине, но дорога все больше заполнялась людьми, тележками, тачками, повозками — упряжными и ручными. В потоке путешественников пять телег ничем особенным не выделялись. Ну, оси железные. Так из ЛаакХаара только железо и вывозят, телега под поковки должна быть крепкая. Оттого и набойные обручи на колесах, оттого и слуг вдвое больше обычного: железо дорого, мало ли кто позарится. Словом, ничего на первый взгляд странного.

Но собаку не обманешь. Одноглазая черноухая псина раз за разом кидалась на последнюю, меньше всего нагруженую, повозку. Там везли еду, там же ехали и девушки. Во сне никаких звуков не было слышно, и Игнат не мог разобрать, что говорит Ирке главный в караване. Девушки слезли и послушно пересели на другую телегу — пес продолжал облаивать именно их, пренебрегая брошенной костью. Игнат вдруг обратил внимание, что Иринка с подружками уже закутаны в темно-коричневые плащи с капюшонами — должно быть, местные позаботились. Чтобы излишнего внимания земной модой не привлекать. Маскировка практически удалась — если бы не пес. Собака безошибочно чуяла нездешность троицы, что купца нисколько не радовало. Он хмурился, теребил пальцами кисточку на поясе. Его люди несколько раз пугали упрямую собаку кто рукой, кто ремнем — она крутилась по кустам и возвращалась. Наконец, купец распорядился, и кто-то из его людей бросил в собаку камень. Попал или нет, Игнату не показали. Судя по прекратившейся суете, собака больше никого не беспокоила.

Люди на дороге были одеты почти так же, как и караванщики. Те же заметные цветные пояса; те же шапки ступкой, иногда с вырезным околышем, как в кино про Стеньку Разина. Длиннополые кафтаны; вперемешку — плащи с капюшонами. Остроносые сапоги: красные, стоптанные до рыжины и растрескавшиеся; зеленые, пока еще новые, но полосы пыли уже есть; коричневые, на которых грязи не заметишь. Наконец, черные, должно быть, смазанные перед выходом на дорогу, и теперь в серой пыльной шубе с просверками царапин. Колеса на деревянных спицах. Телеги с мешками, кульками и бочонками. Лошади. Куры в прутяных клетках, пушистые желтые гусята тянут шеи из плетеной корзинки… Игнат видел достаточно исторических фильмов, и не удивлялся.

Между тем петлявшая в холмах и перелесках дорога все расширялась, в нее впадали проселки и тропинки. Открывались дымки над далекими стайками игрушечно-четких домиков; в синем небе где-то далеко справа пылало солнце. Золотые листья по обочинам, рощицы в багрово-алом, насквозь просвеченные перелески… Наконец, слева распахнулось желтое поле, перечеркнутое черным муравьиным потоком — множество людей устремлялось к городу.

Город Игната тоже не удивил. Зубчатые стены. Мощные круглые башни, высоченные шатровые крыши над ними, сразу напомнившие Кремль — если ободрать со Спасской башни все завитушки и украшения, и удлинить стену раз в десять — так, чтобы заполнила все поле зрения. Перед стеной ров, во рву десяток лодок. В лодках по несколько человек, черпают жидкую грязь ведрами на длинных ручках, выплескивают на берег. То ли кольцо золотое княжна со стены обронила, то ли ров чистят…

Иркин караван в числе прочих направлялся к воротам. Но ворота, судя по всему, находились гдето в невидимой части стены. Вдоль рва до них предстояло еще ползти и ползти — наверное, поэтому некоторые путники сворачивали и становились лагерем прямо в виду города. Некоторые останавливали лошадей, раздумчиво чесали затылки — точь-в-точь, как Сергей минувшим вечером. Значит, Сергей не верит, что Ирка находится в ином мире? Да и с чего бы ему верить?

Воспоминание о Сергее разрушило сон. Картину заволокли тучи; потом просто серая мгла. Потом было еще что-то, чего Игнат после пробуждения уже не вспомнил. Вспомнил только, что лохматых плащей в этом сне не было — ни у караванщиков, ни на одном из их многочисленных попутчиков.

* * *

Попутчики Игнату попались хорошие: в троллейбусе только бабка на переднем сиденье, да пара симпатичных старшеклассниц у средней двери. Девчонки, как им и полагалось, хихикали с пересмешками. Бабка флегматично молчала, уставившись на свою сумку. Игнат тоже молчал, и беспокойно ежился: воротник рубашки натирал шею. К рубашкам парень не привык, и надевал их только по торжественным или официальным случаям.

А сегодня как раз такой случай: Игнат ехал к отцу любимой девушки, чтобы сказать ему… Хм, а что, собственно, сказать? На минуту Крылов отвелкся от этих мыслей и вспомнил прошедшее утро. Он проснулся, умылся, оделся и поел, что нашлось в холодильнике. Щетина у Игната росла не так яростно, как у того же Сергея, а потому Крылов долго не мог решить: бриться или нет? В конце концов, решил последовать Сергеевой рекомендации — произвести на отца Ирины впечатление получше. Поэтому не только побрился, но и туфли начистил, и одел костюм — вместо привычного набора джинсы-кроссовки-водолазка. Тщательно почистил зубы. Вымыл уши — мать всегда заставляла перед походом в цирк или в театр. Осмотрел себя в зеркале. Наконец, счел годным к разговору, и с легким сердцем отправился на остановку. Ехал он к половине десятого, основной напор студентовшкольников давно иссяк. Троллейбус был практически пуст, и думать Крылову никто не мешал.

На площади Игнат никого не встретил. Леса все так же стояли вокруг величественного здания; по лесам перекликались рабочие; другие рабочие деловито выгрызали на второй слева колонне горизонтальные канавки и укладывали в них стальные полосы, которые потом стягивали странного вида болтами и крючьями. Шума было не много и не мало: привычный уже рокот перфоратора, свист воздуха из краскопультов, и рев питающего их компрессора; буханье сапог по досчатым мосткам и скрип этих самых мостков… Игнат вошел в здание, направился к конторке, вынул из кармана паспорт и протянул его дежурному:

— Здравствуйте. Мне назначено к Мятликову Борису Петровичу на девять тридцать.

— Здравствуйте… — дежурный принял паспорт, раскрыл его, глянул на Игната, потом в книгу: очевидно, искал фамилию.

— Подождите одну минуту… — прапорщик с треском перекинул сразу несколько рычажков на селекторе и что-то скороговоркой бормотнул в микрофон. Выслушал ответ. Огорченно посмотрел на Игната и протянул паспорт обратно:

— Его вызвали в облисполком. Подождите или приходите позже.

Игнат машинально сунул документ в карман. Задумался. Визит в КГБ, конечно, дело хорошее. Под этой маркой можно и день загулять, никто не пискнет. Но пропускать металлоконструкции? Хм… Стрелецкий, пожалуй, голову открутит. Он может… Пока Крылов прикидывал, позади него распахнулась дверь, и в холл крупными шагами ворвался высокий темноволосый мужчина, раздраженно рыкающий в сотовик:

— Да! Да! Сделаем!.. Нет! Что они там, с ума сошли?… Послушай, я при всех не могу говорить! Через полчаса!.. Да!.. Хорошо… Пока!

Тут он нервным жестом схлопнул свой аппарат, сунул его куда-то в нагрудный карман. Потом снял плащ, повесил на руку, открывая безупречно сидевший серый пиджак, образцовые стрелки на брюках, белую рубашку и галстук… Заколку на галстуке Игнат узнал: был у Ирки в гостях, и видел этот самый галстук на вешалке.

Борис Петрович тоже его узнал:

— Игнат! А ты что тут делаешь?

— Здравствуйте…

— Здравствуй…

— Я к вам. Я хотел погово… — Игнат замялся. Все подготовленные слова вылетели из головы.

Мятликов величественно кивнул дежурному: Игнат не заметил, когда тот выскочил из-за конторки и встал навытяжку. Прапорщик повернулся так четко, словно козырнул, после чего возвратился к работе. Борис Петрович приглашающим жестом указал на лестницу перед собой, и студент зашагал по гладкому мрамору.

Внутренности легендарной Конторы оказались вполне обыкновенными. Коридоры. Деревянные двери. Таблички только с фамилиями: должности, очевидно, все знали наизусть. Кабинет у заместителя по строительству тоже был не такой роскошный, как Игнат ожидал увидеть. Ни тебе евроремонта, ни вычурных потолков, ни сверкающей краски на стенах… Даже секретаря не было. С другой стороны, тут ведь толпы посетителей и не стоят. Дежурный вполне управляется. Перед окном стол да пара стульев с гнутыми деревянными спинками; в углу слева высокий серый несгораемый шкаф; на стене справа календарьплакат с белой лошадью. На сейфе два графина с водой — интересно, зачем два? — на горлышки вмето крышек надеты граненые стаканы. Вешалка…

К черту вешалку!

— Садись.

— Да… Спасибо… Борис Петрович, я… — Игнат качался с носка на пятку, даже не двинувшись к стульям.

— Успокойся. Не подозреваемый ведь. — невесело улыбнулся Мятликов.

— А то я уж думал… У меня ее искали, так я думал, сажать будут, — сбивчиво бормотнул Игнат.

— Это дело прошлое. Забудь. — Борис Петрович царственным жестом распахнул сейф и потащил оттуда какую-то папку. В его движениях Игнату почудилось едва заметное хвастовство: что, парень, к моей дочери клинья подбиваешь? А вот смотри, каковы мы есть: секретными бумагами ворочаем!

— Я думаю, ее и без меня много кто ищет, — справившись с волнением, объяснил Игнат. — Мы тоже искали. Ходили по вокзальным закоулкам, я ходил вдоль речки…

Борис Петрович одобрительно кивал. Он уже убрал бумаги в ящик стола, и теперь стоял у стены справа, одним глазом поглядывая в окно. Игнат догадался: что-то подобное Мятликов ожидал услышать. Да и визит студента наверняка предвидел задолго до сообщения дежурного. Ладно, сейчас мы твою бесстрастность проверим…

— Борис Петрович… Я сон видел. С Ирой. Два раза подряд. Вчера и сегодня ночью.

Мятликов быстро развернулся к студенту и посмотрел прямо в глаза. Впечатление было такое, словно на Игната уставилась трехорудийная башня главного калибра.

— Говори! — потребовал отец Ирины, — Все говори, не стесняйся и не бойся… Подожди только секунду…

Одним быстрым движением Борис Петрович выглянул в коридор и кого-то позвал. Почти мгновенно вслед за этим в кабинете появился мужчина средних лет, одетый в серый пиджачный костюм, при свежей рубашке, с неизменным галстуком. Игнат обратил внимание, что новоприбывший носил не туфли, а высокие крепкие темно-коричневые ботинки. И волосы у него были яркосоломенного цвета, а не темные, как у самого Крылова и Бориса Петровича.

— Это наш гость, Игнат Крылов. Мой сотрудник, Игорь Александрович. — представил мужчин хозяин кабинета.

— Теперь Игнат расскажет нам о сне, где он видел Иру.

Игорь Александрович медленно кивнул, не сводя с Игната глаз:

— Очень хорошо. Пожалуйста, — и подвинул к студенту стул.

Крылов шлепнулся на стул и принялся рассказывать всю историю с самого начала. Мужчины внимательно слушали. Игорь Александрович поощрительно кивал головой, и задавал множество уточняющих вопросов: а как стояли девушки? А что держали в руках? Ничего? Но тогда, может быть, ты заметил, как были повернуты руки — кистями внутрь или наружу? А манжеты, запонки или пуговицы, или что-нибудь такое было? А локти? Не заметил ли потертости курток на локтях? А джинсы на коленях протерты или просто выбелены красителем по моде? Сапожки ты точно узнал? По какой детали? Ах, по царапине. А пряжка какого была цвета? А скажи, пожалуйста, вот еще что…

Отвечая, Игнат так увлекся, что сам не заметил, как перешел ко второму сну, который сначала рассказывать не хотел: город, башни… Сочтут еще толкинистким бредом. Но теперь он спокойно и подробно описал непонятное поведение пса, беспокойство Ирининых спутниц, полученные ими плащи, и все остальное, вплоть до лодок, чистящих ров.

Как только студент закончил говорить, Мятликов налил ему воды из графина. Игнат глотнул — и чуть не задохнулся. Да это же чистый спирт! Или водка, что с непривычки не лучше. Автор не знаком с реальными лицами на упомянутых должностях и не имел намерения бросать тень на их моральный облик. Художественный вымысел.

— Не предупредил. Извини! — огорчительно мотнул головой Борис Петрович. — Ну ладно. В медицинских целях можно…

Он налил еще стакан, на этот раз простой воды из соседнего графина:

— Запивай… Так что, Игорь? Что твоя психологическая наука скажет?

Ну конечно, кем же и быть Александровичу в рыжих ботинках, как не психологом? Ладно еще, что не психиатра с санитарами позвали… Игнат опустошенно откинулся на стуле, и сам не заметил, как выпил всю воду.

Психолог утвердительно качнул головой:

— Место определить нельзя. Гор или узнаваемого объекта поблизости нет… Давайте сделаем так: наш молодой человек будет записывать сны и приносить нам… скажем, раз в три дня… А если заметит что-то срочное, или такую деталь пейзажа, которую точно опознает — то в тот же день. — Он повернулся к Игнату:

— Диктофон есть?

Игнат помотал головой. Психолог вытащил из кармана брелок:

— Держи. Потом вернешь… Флэшки… Так…

Мятликов куда-то позвонил, и через минуту парень не старше Игната принес целую пачку флэшбрелков — еще в упаковке. Положил на стол и ушел без единого слова.

— Одна кассета на одну ночь. Ни больше, ни меньше, — Игорь Александрович внимательно смотрел на Игната. Тот послушно кивал.

— … Ничего не пропускай. Пожалуйста! Все черточки. Кто как стоит. Куда смотрит. Что в руках. Морщины на лице. Складки на одежде. Все, что запомнишь! Это важно, парень, — психолог положил руку на плечо Игната:

— Ты очень хорошо ее зна…ешь. Твое подсознание сейчас выталкивает наружу все, что помнит. Наша задача эти символы расшифровать. Поэтому, чем больше ты запомнишь из снов, тем лучше. Понятно?

Игнат кивнул. Он-то думал, от него просто отделаются. А тут целая пачка флэшек, диктофон…

— Дежурному будешь отдавать кассеты, я предупрежу — кивнул головой Мятликов. — Заклеивай в конверт и мою фамилию пиши… Теперь извини, мне скоро к начальнику на доклад.

Крылов встал.

— Спасибо… До свидания.

— Так запомни: каждое утро, — настойчиво повторил психолог. — Если снов не будет, обязательно запиши, какой был день перед этим: где ты гулял и что видел. Надо найти, на какой памятный знак это все срабатывает.

Когда за студентом закрылась дверь, хозяин кабинета налил по чуть-чуть себе и Александровичу из первого графина:

— К черту правила… У меня сердце не на месте. Что скажешь?

— Похоже, у него сдвиг по фазе на почве несчастной любви. — Игорь Александрович покрутил на пальце кольцо с ключами, — Тем более, что толкинист. Антураж снов очень соответствует. Надо его подальше услать, сменить обстановку, а то он и сам свихнется и тебе будет нервы мотать.

Молча выпили. Гость продолжил:

— Например, заслать его в ту же Москву, на тяжелую, но выгодную и интересную работу. Он молодой, деньги нужны. Подачку не примет, обидится. Но выгоду оценить не дурак…

— Так он псих или не псих? — перебил Мятликов.

— Да нет, он пока что в здравом уме. По всем признакам, он действительно видел все эти сны, и детали не придумывает. Ни разу не сбился, нет противоречий. По его рассказу вполне можно нарисовать кто как стоял, на что смотрел, и так далее… Понятно, что перевозбужден: он, похоже, ее любит и очень волнуется из-за пропажи. Кстати, а она к нему как относится?

— Не знаю… — протянул Мятликов. — Ей еще пять человек звонят, есть и куда серьезнее этого пацана. Например, Петр Кащенко.

— А, помню! Этот… Кузнец? Вот у кого было шило в зад… В общем, активный молодой человек.

— Был. Теперь остепенился. Конфетами торгует.

Игорь Александрович с шумом вдохнул и так же громко выдохнул. Помолчал. Выпил из второго графина. Спросил:

— А… На самом деле как?

Борис Петрович скривился:

— Глухо. Никто. Нигде. Ничего. Никогда. Даже в Минске не смогли помочь.

Игорь Александрович покрутил головой: уж если минские знакомства не срабатывают… Куда могло закинуть эту девчонку? Наконец, протянул:

— Ну решай… Я советую отослать его мягко в Москву или куда подальше. Но действуй не напролом, а через родителей: пусть они его отправят. И не сразу. Сейчас он никуда не поедет. Где-то через неделю я еще сеанс гипноза проведу, выкачаем из него все источники беспокойства. Пусть пока перегорит. Затем наступит опустошение, своего рода откат. Вот тогда и время ехать. Но подкинуть идею насчет работы надо сейчас…

— Значит, он все-таки нормальный, — повторил Борис Петрович. — Тогда что же ему снится?

* * *

Сны Игнат честно вспоминал весь остаток дня. Благо, преподаватели, уже осведомленные о его проблемах, особо не беспокоили. На большом перерыве Игнат позвонил Усато-Полосатому. Тот оказался неподалеку, и вскоре друзья сошлись в Дуэльном Зале. На этот раз никто не мешал, да и Крылову было уже наплевать на условности. Сбивчиво и поспешно он пересказал Андрею оба сна, отметив про себя, что скоро выучит их наизусть, особенно первый. Андрей сокрушенно покачал головой, и начал почему-то о другом:

— Ты по телефону говорил, что ее могли украсть. Только извини, любой уголовник в нашем солнечном городе знает прекрасно, чья она дочь. И что будет после любого горбатого слова в ее адрес. А уж за похищение ее отец весь город наизнанку вывернет.

— Заезжие отморозки?

Усато-Полосатый фыркнул:

— То же мне, «Брат-два». С половиной.

— «Девять и одна вторая братьев» — вяло отшутился Игнат — А также «Сбрось брата с поезда»…

— Не могли ее украсть! — заявил Кузовок. — Некому, понимаешь?

— У наркотов и алкашей голова не работает, — угрюмо возразил Игнат. — Станут они там думать, кто чей ребенок!

Усато-Полосатый вздохнул:

— Игровую территорию мы прочесали. Потом, как ты и просил, все прошлись по улицам возле своих домов. Ничего. Город у нас небольшой: не Москва, не Минск… Это если не считать, что мальчики ее родителя весь клуб перетрясли. Да и не только клуб. Так вот, что касается сна…

Игнат затаил дыхание. Андрей сказал твердо:

— Могло быть. Только — тогда тебе надо туда. К ней.

Игнат удивленно вскинул брови: не шутит? Это ведь уже не игра! И тем более, не Игра!

Усато-Полосатый обвел взгядом оранжевые стены и продолжил задумчиво:

— В конце концов, это не самая невероятная история, которую я слышал… Но, если и так, есть несколько путей… Ну, допустим, попадешь ты туда… Как — не знаю. Она же вот попала… И, чтобы ее искать, тебе понадобится…

— Да подожди ты! — воскликнул ошарашенный Игнат — Ты что же, всерьез? Ты — веришь??

Некстати зазвенел звонок.

— Найди меня вечером, — сказал Кузовок. — Обязательно. Договорим. Сейчас прости, бежать надо: дипломное проектирование.

Повернулся и унесся куда-то в сторону ПГС.

Четвертую пару Игнат просидел на иголках. После занятий метнулся домой, пообедать — и страшно выругался, убедившись, что вся еда съедена. Чистка и готовка картошки — не меньше часа, а еще сорок минут до клуба ехать… Игнат бы перехватил чего угодно по мелочи, но в холодильнике уцелела лишь капуста. Крылов обшарил карманы: на пакет томатного сока хватит. Хлеб… Хлеб есть. Подумав немного, Игнат плюнул на обед: разговор с Усато-Полосатым казался важнее. В конце концов, Андрей и накормит, первый раз, что ли? Забыв о еде, Игнат бросился во Дворец Молодежи.

Но Андрея на клубном месте сбора не оказалось. «И правда», — вспомнил Крылов. — «Ведь тренировки сегодня нет, а игра только в воскресенье… За этой беготней расписание совсем забыл!» Попавшийся навстречу Костя Рыжик, знавший все и про всех, посоветовал Игнату искать Усатого дома. По слухам, Андрей собирался делать сценарий воскресной игры. Крылов благодарно кивнул, и отправился в путь: на остановку двадцатки, и потом далеко на Речицкое шоссе, к бывшему магазину «Белвеста». Теперь это место славилось броской рекламой универмага. Нужный Крылову двор располагался в точности под аркой с неоновой цифрой «5». Желтую пятерку Игнат разглядел за три остановки. Сама «Пятерочка» располагалась тут же рядом, с былинным размахом предлагая всем желающим пельмени — «Богатырские», да яйца — «Молодецкие».

Но Крылов не стал сворачивать.

* * *

Усатый-Полосатый был дома. И занимался самым что ни на есть прозаическим делом: читал. В полутемной к вечеру комнате лампа на столике освещала только белозеленую обложку. Игнат узнал книгу: Бьерн Страуструп, что-то о программировании на С++. Рядом был раскрыт знаменитый ноутбук Усатого, но по экрану Игнат ничего не понял: рабочий стол выглядел непривычно.

Хозяин тем временем выключил в прихожей свет и гремел чашками на кухне: делал чай.

— Готово! — позвал он, — Идем чай пить!

Игнат еще раз глянул на блестящую обложку, и пошел в кухню. Андрей уже сидел за столом, одной рукой вертел ложку в фарфоровой чашке, второй — устало тер глаза. Посреди стола ожидал «набор мальчиша-плохиша»: хлебница с печеньем и раскрытая трехлитровка клубничного варенья. На них голодный Игнат и набросился. Хозяин утомленно морщил лоб, медленно шевелил длинными пальцами, и ел вяло. Наконец, Крылов это заметил:

— Что грустный такой? Работа туго идет? Что вообще сейчас делаешь?

Кузовок душераздирающе зевнул:

— У-ужи-ина-аю…

— Издеваешься.

— Скучаю. Точнее, тоскую. Нету игры, в которую было бы интересно играть.

— Вот как? — вяло удивился Игнат, — А мне диктофон дали с кучей флешек. Чтоб сны записывал.

— Я думал, тебя просто вежливо пошлют… — рассеяно отозвался Кузовок. — Как ненормального.

— А мы что, по-твоему, ненормальные? — невнятно удивился гость, пережевывая печенье.

— А что, твою мать, нормальные, что ли?!! — карие глаза Андрея сверкнули тигровым золотом. — Нормальные пацаны в это время на районе пиво пьют. А мы тут, как маменькины сынки, чаем балуемся. Разве ж это интересно? Разве из таких, как мы, нормальные мужики вырастают?

— Это которые вечером водку пьют и жену бьют? — скривился Игнат, намазывая побольше варенья на следующий кусок. — Сергей мне как-то сказал, что лучше он, как последний придурок, будет пить пиво.

— Ну, а кто ж тогда мы получаемся? — издевательски спросил Кузовок. — Тут крепче чая них… ни хрена нет. Даже кефира нет!

— Ты чего злишься? — мягко спросил Игнат. — Опять Ленка достала?

Усато-Полосатый уронил голову в руки. Длинные волосы засыпали лоб и кисти. Андрей глухо буркнул из-под живого русого шлема:

— И она тоже. Да и так… Тупо все как-то. Стал игрушку делать, напоролся на пару мест в инете.

— Ну и?

— Да о компьютерных играх. О последнем «Falloutе»…

В играх Усато-Полосатый разбирался неплохо. Ролевые игры он часто делал и сам — как лидер одного из активных клубов. Кроме ролевых, Андрей интересовался компьютерными стратегиями. Интересовался вплотную: каждый месяц покупал газету игроманов, выменивал по знакомым тематические журналы, внимательно изучал описания. Иногда — напрашивался к комунибудь посмотреть, как играют. Обычно ему не отказывали: во-первых, Андрей умел просить, вовторых все знали, что ноутбук у него очень древний и потому новые игры не тянет. Не может человек поиграть, так хоть посмотрит — жалко, что ли? Ну, а втретьих, полевые игры УсатоПолосатого чаще всего удавались. Народ не без основания считал, что взгляд на игру пригодится лидеру клуба для работы: глядишь, в новой полевке и мелькнет особенность, знакомая по последнему хиту Кармака Кармак — из фирмы «ID Software», разработчик игры DOOM. Мейерс, Сид — разработчик серии игр Civilisation, на 2005год известно три вышедших части, и анонсирована четвертая. или Мейерса. Мелочь, а приятно. В-четвертых, Андрей Кузовок тщательно обдумывал и изучал игры, а потому даже заядлому фанату мог дать дельный совет. Исход игры Андрея, как наблюдателя, почти никогда не интересовал, и советовать он мог на трезвую голову, не отягченную боязнью проигрыша.

О том, что Усатый-Полосатый сам пытается написать компьютерную игру, Игнат давно знал. Чем-то Андрею не нравились все выходящие шедевры — даже те, которые вроде бы все хвалили. Кузовок же ворчал, что не хватает вот таких и вот этаких возможностей; а еще вон то стоило бы ввести вместо слащавых красивостей. И надо бы игровым персонажам ума добавить… Что могли фанаты ответить на подобные придирки? Правильно: «Напиши лучше, раз такой умный!» Но разработка компьютерных программ вообще, и игр — как особо сложной их разновидности — только выглядит легкой. Так что Андрей возился со своим детищем уже года два, если не больше.

— Что, — посочувствовал Игнат, — Кто-то идею спер? Буржуи чего-то реализовали из твоей игры?

Кузовок поднял голову, допил остывший чай, стукнул чашкой. И вдруг засмеялся, да как! Подпрыгивая на стуле, хлопая ладонями по коленям, чуть не задыхаясь. Даже посуда в шкафчике согласно позвякивала в такт.

— Да где им! — выдохнул Андрей, отсмеявшись. — Они все спорят, какой клон более одноразовый, да как высшую тварь в игре назвать: соник-танком или золотым драконом. Или вообще хренотроном. Алгоритмы-то игр не меняются. А ты: идею спереть! Где им! Не надо там никому никакая идея… Не знаю уж, куда они там движутся… Впрочем, это только мне интересно. — Полосатый мгновенно отвердел лицом, — Извини, я совсем тебя не слушал. Ты говоришь, что Иркин отец отнесся к твоему сну серьезно?

— Чего он после моего ухода психологу сказал, я не знаю, — задумчиво ответил Игнат. — Может, велел в дурдоме палату подготовить. Но меня они просили тщательно записывать все сны. Стало быть, подсознание все детали наружу прет, может, чего и удастся расшифровать.

— Вот как!

Усато-Полосатый задумался. Предложил:

— Пошли в комнату. Все равно печенье кончилось.

В комнате наевшийся Игнат привычно уселся на ковер спиной к дивану, а хозяин за ноутбук. Помолчали: Игнат от нервного дня и внезапной сытости, Андрей же вертел в голове ситуацию. Наконец, Усато-Полосатый заговорил:

— В принципе, тут только две ветки. Первая — рациональное объяснение. Что Ирку украли бандиты или она попала под машину, или упала с крыши, ушла в загул, и так далее… На этой ветке парень нашего с тобой возраста, уровня дохода и общественного положения мало чего значит и почти ничего не может сделать, кроме тех же поисков. Но поиски мы уже пробовали…

Игнат встрепенулся и слушал жадно, даже не замечая, как обострилось все его восприятие разом: сонливость и запах ковра исчезли; тонкий писк ноутбука перестал мешать; шум машин за окном просто пропал. В полутемной комнате существовал только желтый круг под лампой, только руки Андрея, машинально перебирающие страницы, и только голос:

— … Вторая ветка тоже определена. В фантастике она изучена: что вдоль, что поперек. Ты попадешь в тот же мир, к Ирке. Совершишь там массу подвигов, описанных тысячами авторов, и либо освободишь ее, либо геройски погибнешь… О погибших пишут реже: читать неинтересно, сам понимаешь. Но вот что будет дальше, после победы? Черт его знает! Мне кажется, потом и начнется самое важное…

Хозяин замолчал. Комнату затопила тяжелая непроглядная тишина. Только страницы толстенного справочника по С++ шелестели опадающими листьями, нагоняя сон и равнодушие.

Игнат потянулся и разбил черное колдовство. Снова комариным писком запищал ноутбук; за окном вспороли воздух легковушки. Сам хозяин поднялся, включил верхний свет, и комнату заполнили вещи: книжные полки, маленький верстак с радиодеталями справа от двери, портрет девушки Андрея над креслом. Лак на подлокотниках кресла давно обгрызли кошки: Андрей держал сразу двух, и стоически терпел все их выходки. Даже шутил иногда, что по сравнению с клубом, кошки просто ангелы во плоти.

Андрей пересел на диван. Игнат занял его место. Глянул в ноутбук. Добавить к словам УсатоПолосатого он не мог ничего.

— Что это у тебя? Непривычное какое-то? — указал он на экран, не найдя слов. — Это и есть Линукс?

— Нет, — отозвался Кузовок, — Инферно… Торн по большой дружбе из забугорья пригнал… Давай потом про это, ладно?

— Разве ты можешь что-нибудь добавить? — удивился Игнат.

— Могу… — Андрей невесело улыбнулся: — Какую бы ветку ты не выбрал, ты делаешь это сейчас. Потом ты уже окажешься в колее. — Он не удержался от шутки:

— А в сказочной, или смазочной, невелика разница. Колея есть колея, поди выпрыгни!

— Ты что же, всерьез? — повторил изумленный Игнат. — Всерьез думаешь, что можно попасть куда-то туда? — он ткнул пальцем в сторону полки с фантастикой.

Андрей повернул голову к красочным корешкам. Бушков, Сапковский, Ле Гуин, Толкиен, конечно же, Саймак, и много-много еще… Хозяин поднялся, легко провел пальцами по глянцевым обложкам. Перешел к совершенно другой полке и вытащил маленький истрепанный томик «Ларца острословов». Открыл, полистал, поставил на место. Повернулся к гостю:

— Кажется, Ларошфуко… «Не доверять друзьям позорнее, чем быть ими обманутым». Уж больно мы боимся обмануться. А потому даже в очевидные вещи не верим.

«Он сам туда хочет!» — сообразил Игнат — «Каким неизвестный мир ни окажись, Полосатый хочет туда. Потому и поверил с такой охотой…»

Усатый-Полосатый словно прочитал эту мысль:

— Рассмотри альтернативу! Если причина в нашем мире, то что мы в силах сделать? Искать? Разве ты не ищешь? И мы полгорода облазили! Но ведь ты сам мне по телефону сказал, что даже у ГБ, скорее всего, нет версий! «С их возможностями давно бы нашли» — это не твои слова? Так что лучше — искать вслепую, или взять твою гипотезу, что Ирка провалилась в неизвестный мир? Плохая гипотеза лучше никакой, ведь так?

Игнат кивнул и облизнул пересохшие губы. Если его сон правдив, то Иринка, по крайней мере, жива!

— И потом, если уж говорить о рациональных объяснениях… тут Усатый-Полосатый нахмурился. Оттянул горловину футболки, пощелкал ремнем на джинсах. Наконец, решился:

— Ты у Петра был?

Крылов отрицательно мотнул головой.

— Съезди завтра же, — приказал хозяин. — На свежую голову. Хотя и у него наверняка искали, да только Петенька наш хитрый жучара… Кто ему эти мальчики в красивых пиджаках? Напугать его особо нечем: на московской трассе наверняка Петра страшнее пугали. А вот если главный соперник лично приедет морду бить, ему хочешь-не хочешь придется открыть карты.

— Сомневаюсь, что он вообще захочет со мной разговаривать! — возразил Игнат. — Крут больно.

— Думаю, что захочет, — Усатый-Полосатый вздохнул. — Он пару раз приходил в клуб. Да ты ведь помнишь, на той неделе два раза, и месяц назад. Наши его еще Кащеем обозвали, так он только посмеялся: весит где-то под сотню. Ну вот, видится мне в нем что-то странное. Вроде как тоже наше, понимаешь?

Игнат кивнул и поднялся. Как ни откладывай неприятную правду, а только нету Иринки. Ушла к Петру — все равно что в тот же другой мир. Надо и впрямь ехать, отец учил неприятные новости разъяснять как можно быстрее…

Задумавшись, Крылов уже почти не слушал, что там говорит провожающий его хозяин, и сам не заметил, как вышел из подъезда.

Троллейбус подошел мгновенно. Как по заказу.

* * *

Сон заказать не получилось. Первую половину ночи Игнат извертелся, пытаясь решить: правильно ли он не поехал к Петру сразу от Усато-Полосатого, стоило ли откладывать на утро. Подумал, что, пожалуй, к Кащенко следует ехать при параде, как и к Иркиному папаше. Петру Васильевичу — кажется, он Васильевич, — уже подходит к тридцати. По словам Андрея, держится Кащей всегда уверенно. А если Ира и правда у него? Игнат представил, как появится храбрый геройспаситель: небритый, помятый и уставший. Смешно!

После полуночи беспокойство, наконец, отлетело. Игнат же все ворочался и ворочался; в конце концов, плюнул и пошел на кухню. Где-то читал он, будто человек спит периодами по два или два с половиной часа. И будто бы в середине периода заснуть бесполезно, надо ждать следующей волны. Крылов вспомнил, как в Минске дожидался ночного поезда на чьей-то квартире. Чтобы не сморило, всей компанией гоняли компьютерных коников в «Героях-III». Сам Игнат на компьютер не скопил. Отец, правда, что-то такое сулил по факту успешной сдачи сессии. Но это когда еще, после Нового Года… Игнат бездумно передвигал чашку взад-вперед по столу.

За окном раскачивались деревья: незаметно поднялся ветер, обрывал не успевшие пожелтеть листья. Игнат думал, что погода за последние десять лет испоганилась: пацаном он еще успел накататься на лыжах. Нынче же зимы сплошь гнилые. Весь год словно бы на месяц сдвинулся: сентябрь жаркий полетнему; октябрь чаще всего теплый, лишь в середине одна-две недели сырых и дождливых. Потом снег не выпадает до середины января, а то и до конца. И, когда уже до начала весны рукой подать, сюрприз: холода не уходят до апреля! В позапрошлом году снег выпал 11 апреля, но хоть стаял быстро. А в этом году и вовсе ни в какие ворота: мокрый снег 24-го апреля, и потом весь май холода — краше в гроб кладут. Июнь тоже премерзкий… Зато вот сентябрь без единого дождика.

Крылов зевнул. Пожалуй, теперь-то он заснет спокойно. Не проспать бы… Петр не КГБ, к нему только в свободное время, то есть, после занятий. А на занятия еще успеть надо. Еще раз зевнув, парень вернулся в постель, лег — и даже накрыться не успел. Сон поглотил его жадно и полностью, как песок вбирает в себя воду.

* * *

Вода лилась на руки, но плеска или журчания Игнат не слышал. Купец тер ладонь о ладонь, ктото за кадром держал над ними кувшин темного металла. Ирка стояла поодаль. Лара поливала из второго кувшина на руки Кате… или все-таки Саша ее звали?

Вокруг полукольцом стояли пять повозок. Между ними и вокруг сновали караванщики, кто-то совал прутья в разожженый посреди табора огонь. Кто-то натужно тащил к костру большой темный котел. Спускался ранний-ранний вечер. Крылов не взялся бы определить — тот самый день, что в предыдущем сне, или раньше.

Но почему у главного караванщика такое странное лицо?

Словно в ответ на этот вопрос, картина сна изменилась. Теперь Игнат был птицей, и смотрел сверху. Вот город: без сомнения, тот же самый. Город большой, обтянут зубчатым поясом стены, а поверх еще и блестящим обручем рва. Вдоль рва дорога, по которой текут повозки, пешеходы и ручные тележки: Игнат опять узнал свой прошлый сон. Дорога поворачивает влево, к воротам, а перед воротами в обширной котловине…

Военный лагерь! Точно на дороге, как квадратная пряжка на ремне. Ровные ряды палаток. Вокруг насыпь, под ней канава. По гребню насыпи воткнуты копья, на копьях висят щиты. Так исторические книжки показывают лагеря римлян. По периметру квадратной насыпи расхаживают часовые. Как там сказал рыжий эпирский царь Пирр, впервые увидев римский лагерь, только это и успел сказать: легионеры кинулись на его войско, и грекам пришлось принять битву.? «Однако, у этих варваров порядок в войске совсем не варварский!»

Выходит, город в осаде. Или просто войско подошло к стенам: для осады надо замкнуть город в кольцо. С другой стороны, может быть, это «очень торговый» город, наподобие Новгорода. И достаточно перехватить главную дорогу, чтобы остановить подвоз чего-то важного. С третьей стороны, на стенах как будто нет осажденных. Стрелы не пускают, смолу не льют, камни на головы не валят. И даже ворота открыты. Однако, большинство торговцев все же не рискуют ехать сквозь лагерь: множество костров освещают распряженные телеги и шатры вдоль дороги. А зачем купцу лишнюю ночь держать товар под открытым небом, ночевать под возом? До прочных складов и кабаков с теплыми кроватями можно стрелу добросить. Только вот чья-то армия поперек дороги. Непонятно…

Картина изменилась вновь. Котел снимали с огня, Ира, Лариса и Катя садились вокруг, подбирая плащи. Караванщики тащили из-за голенищ и пазух ложки. Вот купец первый, по старшинству, зачерпнул варево, дунул: горячее. Медленно выпил из ложки. Вот потянулись к еде прочие, а Игнат все еще видел купца: ложка в пальцах дрожала. Губы скорбно изогнулись углами книзу. Глаза то жмурились, то распахивались вновь. Волнуется? Боится?

Некстати взорвался будильник. Игнат всплывал сквозь вязкую мысль: судьба довольно-таки бездарный режиссер. Обрыв кадра в нормальных фильмах не используют уже очень давно.

* * *

Давно Игнат не заглядывал в эту часть города. Летом, после первого курса, они с Сергеем и Гришей часто шатались по улицам, нащелкав цифровым аппаратом Гришиного отца множество кадров. Самые удачные снимки Гриша потом безуспешно пытался пристроить на разные фотоконкурсы. Тогда Игнат и посетил северную окраину, попав на нее как всякий уважающий себя экстремал: по трубам. Теплотрасса с Северного Промузла огибала город вдоль железной дороги; трубы там лежали широкие, да поверх еще шуба из стекловаты, а поверх всего кожух из оцинкованной стали… Получалось больше метра в диаметре. Хочешь, иди, хочешь — едь. В споре о достоинствах и возможностях трубоходного транспорта время пролетает незаметно, глядь — уже открывается справа высоченный бугор с забором «Сельмаша», а под бугром, намного ниже и правее — стекляное здание торгового центра «Фольксваген»… Сергей любил помечтать, какую машину купит. Они с Игнатом сходились на том, что микроавтобус для семьи лучше даже универсала; Гришка же ехидно предлагал купить всем по спортивной модели, и пусть гоняют. Как раз в моду вошли спортивные электромобили, компьютеризованные по самые уши.

Вспомнив то лето, Игнат грустно улыбнулся. Сейчас он ехал на троллейбусе. Студенты возят своих девушек на самых мощных в мире машинах: тридцать тонн веса, несчитано лошадиных сил в моторе. Никакой лимузин не сравнится. И цена совершенно смешная. А скажи кому, что пустой троллейбус весит почти как средний танк времен Второй Мировой — так и не поверят. Был Игнат вновь аккуратно одет, умыт, начищен, отглажен, и чисто выбрит. Он ни на одно свидание так не готовился; а вот отношения выяснять — даже галстук не забыл. Смешно… Вышел Игнат на знакомой остановке, и навскидку попытался определить, где тут искать Маневича, дом 16. Не угадал: встречная бабулька с кошелкой указала совсем другую сторону. Прошел туда, и вот уже за школьным двором показались панельные девятиэтажки. Красные номера домов Игнат заметил сразу: 14ый дом слева, а 16ый дом справа.

Тут только Игнат спохватился: а что он скажет?

В лифте оказалось чисто, хотя домофона на двери еще не поставили. Парень нажал на круглую кнопочку с шестеркой, привалился к желтой стене. Лифт привычно поддал в пятки…

Вот будет смех, если Петра вообще дома не окажется. По телефону голос был раздраженный. Не захочет тяжелого разговора — возьмет и смоется. И концов не найдешь, наверняка ведь есть, куда.

А если и впрямь придется драться?

* * *

— Драться приехал?

— Нет. Ирк… Ирину ищу.

— Ну заходи. Убедись. Тут до тебя уже побывали… Архаровцы ее батюшки.

Главный соперник Игната гостеприимно распахнул дверь.

— Разуешься?

Игнат осмотрелся. Длинная полутемная прихожая. Обои — полосатый рисунок зековских штанов. Прямо перед входом закрытая дверь в комнату; направо — выход в зал. Налево белые дверцы ванной, и поворот в кухню. Обычная двухкомнатка в обычном панельном доме. У стены низкая этажерка с обувью; над ней несколько крючков. На крючках черная кожанка и сине-белая ветровка, небрежно откинутые рукава открывают полосатые обои. За одеждой темнеет еще что-то, но в полумраке не разобрать. Зато хорошо видна черная вязаная шапка на верхнем рожке вешалки. Петр стоит напротив. Тапочки, черные джинсы, темносиняя водолазка, контрастным пятном — светлые волосы… По фигуре сто килограммов никак не дашь. Тяжеловат, но немного, совсем немного. Лицо простое и правильное, такие лица любят патрульные сержанты — сразу видно, что не кавказец. А Петру хорошие отношения с милицией важны: он торгует то ли сливочным маслом, то ли славянскими конфетами, и часто мотается в Москву на собственном микроавтобусе. Имеет репутацию непьющего и очень серьезного, «вполне способен составить счастье юной девушки»… Игнат слышал о нем краем уха; с ревнивым интересом смотрел на него во время редких визитов в клуб; в общем-то, обрывки информации, а вспомнить уже есть что. Ну, а смысл? Вот он вживую — вежливо ждет, пока гость опомнится. Спокоен. Так спокоен, что Игнату сразу вспомнились слова Усато-Полосатого: «У мастера выше второго дана Дан — уровень в школах восточных единоборств. До получения первого дана, отмечаемого черным поясом, человек считается учеником. Основатели школ имеют, как правило, восьмой дан. Говорят, что есть и десятый, но автор о таких людях даже не слышал. всегда расслаблены плечи». Крылов завистливо вздохнул. Петру подходило к тридцати. Он зарабатывал достаточно, чтобы иметь все, о чем Игнат пока мог только мечтать: красивый игровой костюм; добротный доспех от лучшего мастера; билеты на ипподром и поездки на любой престижный фестиваль; палатку и спальники; музыку и фильмы на дисках; любые книги с рынка и под заказ; наконец, сколько угодно конфет и напитков — чтобы угощать понятно, кого. Все Иринкины капризы и пожелания Петру было намного проще исполнить. С другой стороны, Петр все-таки был тяжелее на подъем, да и мечтал наверняка уже о машине, квартире побольше и получше — а не о фестивалях, доспехах да книгах. Но кто поймет женщин? Игнат вот не брался…

— Заходи, — Петру надоело ждать. — Драться не будешь, так хоть чаю попьем.

Игнат медленно разулся, сам не понимая, зачем. Часто ли Ирка здесь бывала? Она никогда не говорила.

Прошли влево, на кухню. Мебель там была самая обычная: угловатый холодильник; гарнитур хмурого пластика, ничуть не дороже Игнатового. И Петр перед приходом гостя, похоже, пил именно чай: неполная фарфоровая чашка стояла на углу стола.

Петр молча указал на табурет; гость молча уселся. Так же без единого слова Петр выдернул из мойки новую кружку, влил в нее заварку из пузатого фарфорового сосудика, потом наклонил над кружкой чайник с кипятком, подал гостю. Толкнул к Игнату сахарницу. Наконец, уронил тоскливое:

— Завидую!

Игнат вяло поднял глаза на соперника.

— Завидую! — повторил тот. — Объяснить? Или сам уже понял? Небось, старшие товарищи моралями тебе плешь проели… Ничего, что на «ты»? Знаешь, я давно тебя жду. Именно тебя. Кто еще может меня понять? Только человек, которому нравится та же девушка, что и мне!

Крылов молча кивнул. Ему было все равно. Такой тяжести в плечах он еще ни разу не чувствовал.

— … Вам сегодня намного проще, чем нам было. — говорил между тем Петр. — Вам сейчас, если захотел игрушку сделать, вот тебе книжек по костюмам на рынке до х… э-э, до хрена, вот тебе Инет с какой хочешь информацией… Захотел доспех — вот тебе на каждом углу железа какой хочешь толщины, нержавеющая проволока, хоть ж… м-м, в общем, жри-не-хочу. Всякие инструменты на базаре: и болгарки, и дрели, и заклепочники. Кузнецы по объявлениям открыто работают… Давай только деньги! А знаешь, что самое обидное?

Игнат знал:

— Что уже не прет. Что есть у тебя деньги и время… а играть уже не хочется. Хочется квартиру, машину, так?

Петр грустно кивнул:

— Мы из одного карасса. То есть, одной крови…

— Мы — кто? — спросил Игнат. И пожалел: он не собирался вступать в разговор. К тому, что давило на плечи, слова Петра не имели никакого отношения.

Петр пожал плечами:

— Ты, Ирина и я.

— На этой почве вы и познакомились, — саркастически подхватил Игнат. Язвить получалось само собой. Да и жаловался соперник привычно. Все, кому к тридцати подходит, одинаково кричат: «Завидую, мол!» А предложи время откатить — ведь никто не отдаст преимуществ возраста.

Петр глянул в окно: сквозь тюлевую занавеску синело сентябрьское небо. До вечера было еще далеко.

— Ты так и не понял. Издеваешься… Я бы, может, и хотел. Только мне туда уже не вернуться. Или, как это в песне: «Я сумею вернуться в тот двор — детства мне не вернуть все равно». На ваших играх дядька вроде меня уже смотрится бородатым бронтозавром, представь, а?… «Я тоже когда-то любил летать…» — процитировал Петр, но гость не понял, откуда.

— Ирка пропала… — Игнату было не до возрастных кризисов. — Какой-то момент я надеялся, что она здесь. Лучше бы я ревновал, и знал, что с ней все в порядке, что она жива! — Игнат выкрикнул это и подумал, как все похоже на любимый мамин сериал. «Оно мне сказало, что оно мне надо?» Устыдился. Покрутил чай в чашке и закинул в рот, как опытные пропойцы водку: не касаясь губами посуды.

Петр сощурился:

— Что ж ты думаешь, ее никто не ищет?

Наступила очередь Игната пожимать плечами.

— Ее папик небось всю область на уши поставил. Куда против него нам, серым мышатам… Впрочем! Съезди-ка на ипподром! — внезапно оживился Петр. — Может, там ее видели. Вечером я по дискотекам пройдусь. Она любит «Черный лис»…

Крылов немного удивился, но согласно кивнул. Хозяин уже собрал чашки, и сноровисто мыл их в раковине. Игнат поднялся.

— Постой… Игнат?

Парень повернулся. Петр вытер пальцы и теперь держал полотенце наотлет:

— Вы все, молодые, думаете, что быть взрослым и богатым — это круто. А я теперь не знаю, что мне делать. Понимаешь? Не знаю! Вот, я чего-то зарабатываю — на жизнь хватает, а дом все равно не построить, мне не по уровню… Мое богатство — оно только по вашим, молодежным меркам, богатство. И я долбался, чего-то там учил в институте, потом крутился, бабки делал… И что дальше? В этом месяце купим холодильник, в том году «Пежо» или бумер, через пару сезонов на Кипр съездим… И что? Ну что? До сорока лет, как белка в колесе, а там и старость?

Игнат хотел улыбнуться: его отец свои полвека за возраст не считал. Да и на Кипре есть что посмотреть. Елки-палки, вот бы ему такие проблемы! Но сдержался: очень уж серьезно говорил Петр. Без обычного в таких случая театрального надрыва.

— … Пока я чего-то там заработаю, мне уже жить неинтересно будет. Не то, что стоять не будет, не в том дело… — Петр вымученно улыбнулся. — А неинтересно, понимаешь?

Игнат задумчиво кивнул. «Не в том дело», вот даже как?

Соперник пожал плечами:

— Может, и правда понимаешь. Драться не полез. Значит, в голове не сплошная кость… Удачи тебе!

Крылов сунул ноги в туфли. Распрямился, задел рукавом ветровку, та с шорохом поехала по стене. За курткой открылся щит. Настоящий «викинг» — круглый, с выпуклым зрачком умбона Стальная полусфера для ловли ударов. посередине; с остатками кожаной оклейки. Ирке такой тяжелый не по плечу, да и староват щит… Похоже, его носил Петр — когдато раньше. Рубился с ним в турнирах, вон какие рваные полосы и лохмотья; а как посечены пыльные края! И теперь…

«Петр был таким же, как мы» — думал Игнат, уже закрывая за собой дверь. — «Полосатый оказался прав — Петр действительно из наших. Вот в чем они с Иркой сошлись. Несмотря на всю эту серьезность, который мне тыкали в глаза отец и Иркины подружки. Несмотря на свои сливочные конфеты и славянское масло. Петр тоже ночевал у костра, ругался с мастером о правилах. Хотя, с его-то хваткой, скорее он сам и был мастером. Значит, делал игрушки. Рубил лес и городил игровые крепости. Проставлял за это бутылки лесникам. Встречал на вокзале команды из других городов. Ходил по улицам в кольчуге, и плевал на смешки окружающих. Договаривался с пожарными, с милицией. Писал сценарии, как сейчас Усатый-Полосатый. Может, и с гопниками дрался, говорят, раньше часто приходилось. Но потом вышел из игры. Стал взрослым. Взрослым — или просто таким как все? Ему одиноко до безумия, если со мной с мальчишкой, по его меркам! — он говорит так. Повторит ли он то же самое… ну, например, Иркиному отцу? Хм! И если ему сейчас тридцать, а мне двадцать, то получается…

Получается, через десять лет я буду таким же?»

За спиной Игната жалобно хрустнул замок.

* * *

Замок Кащея располагался недалеко от ипподрома. То есть, недалеко по Игнатовым понятиям: минут сорок прогулочным шагом. Самый пугающий разговор на сегодня закончился, и можно было не спешить. Крылов обдумывал на ходу: не обманул ли его Петр? Если он, предположим, спрятал Ирку на даче? Ну, он-то, Игнат, одно дело: поссорилась и бросила… А вот Иркины родители? Станет ли отец прикидываться, изображать беседу с Игнатом, внимательно слушать, еще и психолога от дел отрывать если будет знать, что дочка просто на даче у любовника? Да нет, он пошлет своих людей прямо на дачу, или где она там прячется. Значит, Петру придется поверить. Крылов не знал, плакать ему, или смеяться. Петра его девушка не выбрала. С другой стороны, жива ли вообще?

В этих невеселых раздумьях шло время. Парень размашисто и неторопливо шагал по пыльному асфальту; вокруг уже тянулись бетонные и сетчатые заборы Северного Промузла. Вот и железная дорога. Игнат заскакал по шпалам, а в нужном месте повернул налево. Вот и холмик, взобравшись на который, попадаешь прямиком на скаковое поле, мимо ворот. Откуда Игнат это знал? А все знали. С тех пор, как конно-спортивная школа открыла платный прокат лошадей, все студенты переболели новой модой. Час катания обходился чуть не в половину стипендии, но Иринка не стеснялась просить денег у папы. «Люблю, когда можно не отказывать себе в хорошем» — приговаривала она, — «И ведь не на водку же! Так что не стесняйся, если надо, одолжу». Игнат долго вертелся, как собака над ежом: гордость не позволяла брать деньги, а отстать от Ирки в любом ее увлечении значило потерять ее. Наконец, решение нашлось: вместо денег иногда принимали отработку, например, разгрузку сена или чистку денников. Порой и отец подбрасывал двадцатку-другую, наивно полагая, что Игнат тратит их на пиво. В общей сложности, Игнат ездил три-четыре раза в месяц. Иногда — равномерно по воскресеньям, иногда все три раза приходились на одну неделю.

Скаковое поле встретило привычным топотом: олимпийский резерв стачивал подковы. На пятнадцать человек три мальчишки, прочие все девушки. Говорят, у англичан в моде верховая езда, а здесь, судя по всему, парни идут на карате да в тренажерные залы — это те, кто вообще в силах слезть с дивана… Ирка, помнится, долго возмущалась такой деградацией мужчин, и даже какую-то мудреную книгу в пример приводила. Игнат прошел краем поля, возле щитов с номерами встретил сторожа:

— Здравствуйте!

— Здорово. Грузить пришел? — дядя Вася протягивал руку-лопату. Игнатова пятерня выглядела на его ладони спичечным коробком. Рукопожатие у дяди Васи что плоскогубцы: вроде бы и не сильно и не больно, но не вырвешься, пока он про свой футбол не расскажет. Николаю, при всей его богатырской стати, до дяди Васи было еще расти и расти.

— Нет… Ирку ищу. Здесь не было? — выпалил Игнат, пока сторож не завелся о преимуществах «Барселоны» перед вырвавшимся в какую-то там лигу «Спартаком».

Дядя Вася с сожалением разомкнул стальную хватку:

— Я не видел. Вон Люська на Интерьере, ее спроси…

Люся как раз выводила вороного из конюшни. Игнат подошел, хлопнул Интерьера по шее:

— Что, крестник? Еще кого на забор усадил?

Маленькой и смешливой Люсе много не надо: расхихикалась так, что конь шарахнулся. Но ручки у наездницы были твердые, а потому жеребец быстро угомонился. Игнат вздохнул завистливо: его кони так не слушались. В начале лета Крылов тайком от Ирки решил взять пару уроков езды, чтобы не болтаться совсем уж мешком в седле. Но с ритмом жизни ипподрома тогда еще знаком не был, а потому явился в субботу. Встретил вот эту самую девушку, сказал, что хочет научиться. Ленивые и спокойные прокатные лошади по случаю выходного дня оказались все в городе, в парке. Остались в конюшне одни ездовые да спортивные. Вывела госпожа тренер красивейшего вороного жеребца, еще и похвалила: вот на Интерьере, дескать, комплекс мастера спорта сдавать хорошо.

Но куда Игнату в мастера спорта? Он тогда еще не знал, с какой стороны на коня влезают. Краем глаза приметил, как поводья разбирать, да из книжек помнил, что спину надо держать прямо. А там уж бог батька, авось не выдаст. Ткнул Интерьера в бок коленом — тот привычно на рысь, потом в галоп, да резво так! С непривычки Игнат не знал, за что хвататься. Люся крикнула издалека: «На забор!» — в смысле, коня на забор направить, вроде как остановиться должен. А Игнат сам за высокий забор схватился и повис, конь дальше побежал. До середины загончика доскакал, где и встал столбом.

Больше Игнат на спортивных лошадей не лез. Ездил пока на «матрасиках», учебных и прокатных коняшках. Этих не то, что в галоп, на рысь поднимать через каждые полшага приходилось. Но Интерьера студент запомнил, считал крестником, и всегда при случае здоровался.

— Что один пришел? — спросила Люся, отсмеявшись и убрав черные волосы с лица.

Игнат опустил голову. Значит, Ирки здесь не было. Мятликова о своих ссорах не молчит.

— Ирку ищу. Не мелькала?

— Нет… — собеседница насторожилась:

— Так значит, это про нее по городу плакаты расклеены? Ушла из дома и не вернулась?

Игнат горестно кивнул. Вот уже и плакаты висят…

— Во-от как… — задумчиво протянула Люся. — А ты, значит, все ищешь?

Игнат молча качнул головой. Похоже, Мятликов-старший больше ни что не надеется. А вся добыча психологу за сегодня — один сон, да и тот про какой-то военный лагерь. Что римская армия может символизировать?

— Ну ладно, поеду домой тогда… — Игнат повернулся к воротам на Шилова, откуда ближе было к остановке.

— Не расстраивайся. — Девушка направила Интерьера рядом. Теплый лошадиный бок ритмично толкался парню в левое плечо. — Если жива, найдется. Чем-нибудь помочь?

Крылов посмотрел на тренера исподлобья. Подумал.

— Да нет, пожалуй. Вчера искали, позавчера искали. Мои из клуба полгорода обошли. Ее отец… Ну, ты же знаешь, он из КГБ. Наверняка тоже иск… ищет. Но спасибо.

«Госпожа тренер» независимо двинула плечами:

— Пожалуйста… Ну, не умирай только.

Интерьер взял с места так, что парня чуть не выбросило на обочину. До самой остановки Крылова беспокоил крепкий лошадиный запах — конь отерся боком о левый рукав.

* * *

Рукава Сергеевой ковбойки были закатаны — как перед дракой. И сам он сидел на трубчатом ограждении, словно степной орел на кургане, и глядел вокруг злобно. Игнат остановился метров за пять от него: встретить тут приятеля он не ожидал. К тому же, у Сергея проблемы: вон какой злющий сидит.

Приятель поднял взгляд, увидел Игната. Помотал головой. Наверное, убедившись, что ему не мерещится, слез с бортика и вперевалку пошел здороваться. Лицо его разгладилось, и Игнат тоже успокоился.

— Привет. Ты что тут делаешь?

— Жду. Кореш один взялся покрышку наплавить… — Сергей махнул рукой в сторону недалеких гаражей.

— Точно — ты же без мотоцикла, как я сразу не заметил!

— А ты с ипподрома идешь? Конно-спинной ездой занимался?

Игнат сплюнул:

— Сколько тебе раз говорить, horseback reading переводится как верховая езда! И вообще я Ирку искал!

Сергей молча ткнул рукой куда-то на север; Игнат повернул голову. Вот о чем ему говорила «госпожа тренер»! На углу красовался черно-белый плакат.

Ушла из дома, и не вернулась…

Была одета…

Игнат сел прямо на бордюр. Букв он не различал, но о содержании плаката догадаться было нетрудно.

На вид 18 лет…

Направлялась…

Сергей неловко топтался рядом, заслоняя солнце бахромчатыми джинсами. Наконец, спросил:

— Ты в порядке? Ну, извини, я тут сам не свой… Эй, на вот глотни… — он крепко взял Игната за воротник, опасаясь, как бы тот не опрокинулся вовсе, а другой рукой потянул из кармана плоскую фляжку. Ну конечно, ковбой да без виски… Игнат вяло улыбнулся:

— Я сейчас встану.

Во фляжке оказался лимонный спрайт! Чего угодно можно было ожидать от Сергея — деревенской самогонки, выгнанной в гараже из краденой свеклы; настоящего датского hennesi, добытого через знакомых в авиаотряде; наконец, просто хорошей минской водки… Но спрайт! Удивление Игната и оживило.

— Ты что, тоже «поколение пепси»? А как же имидж крутого парня?

Сергей улыбнулся:

— Имидж делает фляжка в заднем кармане. Что туда налито, никого не интересует. И потом, в некоторых местах — если не пьешь, значит нерусский. Значит, сразу в морду. А так — сам пьешь, значит, свой парень. Другим не даешь — значит, крут немерено: оторвал где-то такое дорогое пойло, которым делиться жалко. А если еще прикинуть, что пьешь и не хмелеешь… К концу вечеринки все конкуренты в дровах. Выбираешь любую, ну и…

Игнат помотал головой и с помощью Сергея поднялся.

— Значит, ее отец уже ни на что не надеется. Если объявления повесил… — хмуро выговорил он.

Сергей прибавил задумчиво:

— Во сне ты видел троих девчонок, так? А объявление одно. Остальных что же, не ищут?

— Ты же не верил сну!

Байкер прищурился:

— Мы все — статисты. А сольную партию ведешь ты. Ты у нас на сцене в круге света вертишься. Главное, не что мы думаем, а во что ты веришь. Тебе решать, тебе и в лоб получать.

— У тебя опять проблема?

Сергей фыркнул:

— Мои проблемы против твоих — тьфу! Бабушка ведро воды на улицу вылила, так сосед из шестого дома донос написал, типа засоряем проезд. Оштрафовали нас экологические менты на пятьдесят тысяч. Не так денег жалко, как обидно. Сосед…!

— Завидует, наверно.

Сергей пожал плечами:

— Да чему завидовать? Самый бедный дом на улице!

— А хотя бы тому, что ты фляжку в кармане открыто носишь. Сам же говоришь, никто не видит, что налито. И одеваешься как нравится, а не как все… Если рубашка в клетку, так и джинсы с бахромой… — тут Игнат спохватился: о чем он говорит! Какие джинсы! И умолк.

Друг понял его по-своему:

— Действительно, не слишком ли много слов?

* * *

— Это смотря какие слова! — отец Игната несогласно мотал головой, отчего уставленная в потолок вилка вздрагивала, а огурец на ней страдальчески прикидывал высоту до пола.

Крылов сидел перед родителем на кухне, подперев кулаком голову. «Тургеневская девушка» — иногда дразнился отец. За окном догорал вечер; солнце садилось в красную пыль неприятного оттенка.

… - Вот я, — говорил между тем Крылов-старший, — Я — начальник участка. Сам гвозди не забиваю, кирпич не кладу. А после меня на земле останется много такого, чем уже не стыдно похвастаться… Вот в этом году, в Сироде школу делаем. Так нас даже проектировщики хвалили, уж на что суки! Не говорю уж — президентский объект кому попало не доверят. Так чем же я строю, сын? А словами только и строю. Ведь не зуботычинами же я своих прорабов на работу ставлю, а они — своих рабочих…

— Ну да, — кивнул Игнат, — Расчетный листок намного лучше действует.

— Да ну тебя нафиг! — папа наконец-то использовал рот по назначению. Некоторое время на кухне был слышен лишь хруст огурца в крепких зубах. Потом звякнула вилка: Сергей Крылов извлекал из банки очередной овощ.

— На тарелку положи, — хмуро попросил сын, — Опять речь затянешь, а он на пол. Жалко.

Отец поднял глаза:

— Тебя так сильно достали мои речи?

Игнат пожал плечами: не то, чтобы очень, только ведь уже наизусть знаю… Разговор не клеился, как всегда в первые два часа встречи. Отец работал начальником участка в СПМК — строительной передвижной механизированной колонне. Много мотался по области, подолгу застревая на ремонтах сельских школ, детских садов, трансформаторных подстанций, автобусных остановок… Куда его черт не носил только! Как он сам шутил, иногда даже домой затаскивало. Был Сергей Павлович приверженцем сугубой самостоятельности. Потому в семнадцатый день рождения осчастливил сына ключом от квартиры — маленькой двухкомнатки в старом-старом доме. Правда, купить даже такое жилье начальник участка не смог. Снял у хорошего знакомого на пять лет, клятвенно поручившись за порядочность Крылова-младшего. Стало быть, лети, ясен сокол, в жизнь вольную. А истреплешь перышки — уж не посетуй, свобода даром не дается. Вот почему Игнат с родителями виделся или на выходных — или как сегодня, когда Крылов-старший наносил «инспекторский визит».

— Ладно! — махнул рукой Сергей Павлович, — Значит, нечего ходить вокруг да около, давай о делах… Эх, ведь так твоя Ирка нескладно пропала, некстати!

— А что такое? — вяло поинтересовался Игнат.

Отец огорченно дернул щекой:

— Было бы свинством тащить тебя сейчас в Москву… В общем, — он оживился. — Давай-ка, я с начала расскажу. Помнишь, ты меня просил работу найти? И мы еще поспорили, где лучше искать?

Игнат кивнул. Он тогда доказывал, что и в родном городе устроиться можно. Отец же настаивал, что на нормальную жизнь ему в таком случае заработка не хватит. Не хотелось сейчас Игнату вспоминать тот спор, но, похоже, отец что-то раскопал. Пусть уж расскажет, все ему на душе спокойней.

— Так что? — сын заинтересовано подался вперед и положил локти на стол. Сергей Павлович почесал затылок:

— Есть у меня товарищ по институту… В Сибирь уехал довольно давно. Но суть не в этом. Там сейчас нефтяники разворачиваются. Директор «Лукойл-Коми» какие-то стройки затеял. По твоей специальности есть работа. Денег дадут немеряно, плюс северная надбавка, плюс сверхурочные. Я, может, сам поеду. Хорошо было бы вдвоем туда двинуть.

— А институт?

Отец тяжело вздохнул:

— А заочный? Не потянешь?

Игнат не обрадовался. Сергей Павлович нахмурился:

— Ладно, давай уж начистоту… Ты на Ирке жениться хотел, или на ком? Или ты вообще пока не думал?

Крылов-младший выдохнул, сжал на секунду зубы, и рассказал, как ходил на работу к Мятликову. Про сны и психолога упомянул парой фраз. Но отец мигом ухватил суть:

— То есть ты четко обозначил свой интерес к этой юной особе, и ее папенька тебя прекрасно понял… Та-ак… Тогда тем более важно… Ну, давай подумаем о будущем. Вот ты доучился, диплом есть. Что дальше? Тебе надо где-то жить. У тещи? Не смешно — печально. Сын, поверь мне, я пробовал! Короче, квартира надо. Самая убитая, такая как эта, — отец пренебрежительно махнул рукой над банкой с огурцами. — Тысяч двенадцать…

Тут он вынул блокнот из пиджачного кармана. Игнату стало интересно по-настоящему. Не пропади Ирка, как все было бы дальше?

— … Но здесь жить нельзя! — Сергей Павлович возмущенно фыркнул. — Окна сифонят, полы горбатые. А знаешь, что под досками, там, внизу? А «там внизу» отсев, такая вонючая смесь, ее раньше вместо утеплителя применяли, и сейчас она разлагается, выделяя в воздух всякую дурь… Это все надо выкинуть, а знаешь, сколько стоит вывезти мусор? Короче, ремонт тебе обойдется тысяч в семь, уж поверь моему опыту строителя… Согласен?

Игнат кивнул, пока что не видя смысла в подробностях. Отец тщательно выписал в блокноте еще цифру:

— Мебель… Тебе, сын, только кажется, что шкафы и холодильники дешево стоят или что можно обойтись ерундой… В общем, я гляжу, ты заскучал. Хм… Сводной сметы ты не видел… Ладно, ускорим процесс… — он вздохнул и старательно зашуршал по бумаге дорогой чернильной ручкой:

— … Квартира… однокомнатная минимум двенадцать тысяч… холодильник, сотни три… плита газовая, двести… вытяжка над плитой — ты ж не захочешь в кухне копоти, так? Вот и еще сотня… Мебель… короче, тысяч двадцать пять упитанных ежиков Упитанные ежики, убитые еноты — они же условные единицы, они же USD.. А ну-ка, сколько это будет зарплат… Да не такого кабана, как я — а зарплат молодого парня, неопытного, только из университета?

Игнат сглотнул. Отец покачал головой:

— Самое плохое даже не в этом. Допустим, возьмешь ты кредит. Тот еще геморрой — но, допустим, тебе удалось. Годам к тридцати ты его вернешь. Может быть. Но свои лучшие годы, самые здоровые и энергичные, ты убьешь на плату по старым долгам. А твои конкуренты в это время будут тратить ресурсы, нервы и время на развитие своего бизнеса или своих идей, у кого там что есть. Так было со мной, с моим поколением. И к тридцати годам у них — у кого своя фирма, кто в начальники отдела выбился. Я же остался в инженерах. Очень обидно, поверь. Автор не обязательно разделяет мысли и чувства персонажей. А родня твоей девушки, даже если сейчас смотрит на вас снисходительно, потом-то точно шипеть начнет: «Ему уже за тридцать, а все еще инженер, фи!»

Игнат дернулся возразить: если бы по-настоящему хотел свою фирму, так никто не удержал бы. Но вот замечание насчет Иркиной родни — в десятку… Самый серьезный конкурент — тот же Кащей. У него сокровищница побольше Игнатовой будет. Крылов задумчиво опустил руки.

Сергей Павлович вскочил и прошелся по кухне:

— Знаешь, сын, я не буду врать, что тебе одному добра желаю. Мой резон — чтобы ты поскорее на самообеспечение перешел. Чтобы у меня денег не просил. Но ведь тебе в итоге окажется еще выгоднее, чем мне! Вот тот же Петр Кащенко…

— Я к нему ездил! — хмуро вставил Игнат. Папа только руками развел:

— Значит, и говорить ничего не надо!

— Родня у нее… Да… — не слушая, протянул студент. Сергей Павлович сказал с неожиданной злостью:

— Вообще я этих всех пиджачных не терплю. Начальство!

Игнат удивленно на него посмотрел.

— Их нельзя не уважать, — Крылов-старший криво улыбнулся:

— Мало дураков там, наверху. Зря Пелевин их всех тупыми уродами рисует. Уж ты мне поверь, я много с кем пил.

— Ты и Пелевина читал?! — изумился Игнат, забыв даже, с чего начался разговор.

Сергей Павлович пожал плечами:

— А что тут странного, сын? Читал. Не согласен. Очень он начальство примитивное изображает. Это скорее то, что Пелевин думает, чем истинное положение дел. Они народ хваткий и зубастый. Потому и наверху. Твоя будущая жена из этого круга; тебе, волей-неволей, придется соответствовать. Будешь ты опытным строителем, пусть и без диплома — тебе тесть скорее поможет свою фирму раскрутить, или там денег одолжит, чем обычной пустышке «только что из института» — набит общеизвестными истинами; «ум типовой, один килограмм»; зато самомнения выше крыши.

Притихший Игнат молчал за полупустым столом.

— А что, — выдавил он, наконец, — Эта твоя сибирская работа мои проблемы решит? А если Ирка найдется, что я ей скажу? Что не ждал, а за деньгами поехал?

— Если ты ее и правда искал, отец ей об этом расскажет. Он уже наверняка всех кавалеров оценил.

— И пиджаки они все носят классно, — невпопад добавил студент.

Видя его смятение, Крылов-старший придержал лошадей:

— Немедленного ответа никто не требует. Через месяц где-то этот мой друг будет проездом в Москве, там у нас встреча… Вот тогда и надо будет ответ. Насильно мил не будешь, а все же — думай, сын.

— А скажи, папа…

— Да?

— Вот как ты сам думаешь, она найдется?

Отец протянул руку: погладить по голове. Отдернул:

— Еще обидишься, не маленький… У меня как-то было, фундамент треснул. Проектировщики сразу открещиваться, мол у строителей бетон плохой, или они — то есть, мы — металл недоложили. А после расследования выяснилось, что конструктора сами виноваты. Чего-то там недоучли. Ну вот, пока это выяснялось, прошел месяц. И все это время я ходил и думал: посадят — не посадят?

— А потом?

— Как видишь, все хорошо кончилось.

Сергей Павлович опустился на стул и ушел в еду. Банка с огурцами, которую он же и принес, пустела на глазах. Быстро исчезал из плетенки хлеб. Игнат машинально собрал посуду, пустил воду и елозил мочалкой по фарфору. Вроде уж все сказано, обо всем подумано, что же ситуация никак не разрешается? Все слова, слова, все пошел-сказал-посмотрел-поговорил… И так нестерпимо захотелось ему хоть что-нибудь сделать; хоть тарелку разбить, или коня сорвать в галоп — как Люська сегодня.

Так ведь нет коня! Не тот мир, где проблемы решались молодецким ударом! Все со всем связано, тут наступи — там колокольчик зазвенит… Мой себе тарелку, мальчик. Найдут твою Иринку… или нет… а что ты можешь сделать? Тысячу тарелок разбей — не поможет. И друзья дело говорят, да и за советами отца стоит вся его жизнь, и ведь не просто так он с работой всплыл именно сегодня…

Домыл Игнат посуду, и одолело его страшное опустошение. Ни двигаться не хотелось, ни говорить. Отец почему-то не вмешивался: наверное, догадывался, что внутри Игната зреет ответ. Может быть, Крылов-старший был прав. Молча и угрюмо мылся Игнат в холодной ржавой ванне. Действительно, сюда жену привести — как? Ирка, пожалуй, привыкла к итальянской плитке, красивым коврикам… Уныло вернулся к кровати, разобрал постель, улегся. Скоро и как-то скучно заснул.

Думал Игнат, снова привидится ему что-нибудь из Иркиного мира. Например, узнает, чем там с военным лагерем кончилось. Но от судьбы не уйдешь: задаст задачу и не смей думать о постороннем. Ни сна, ни намека. Мигом пролетела ночь, а утро встало пустое и тяжелое: на сердце камень, в доме никого. Отец уехал, должно быть, еще вечером. В самом деле, к чему слова?… Студент сгреб сумку, подержал в руках. Отложил на диван — выпал диктофон с сегодняшней флешкой. Игнат вынул сотовик, начал набирать отцовский номер. Обратил внимание на часы: пожалуй, лучше из троллейбуса позвонить. Или вовсе пока не звонить? Время есть… То есть, отцу ответ еще не надо, а вот на учебу уже пора! Игнат прошел в прихожую, оставил сотовик на полочке под телефоном, сунул ноги в кроссовки, завернулся в куртку, схватился за ручку двери. Черт, сумку забыл! Там же и диктофон, и проездной, похоже — если в карманах пусто. Вернулся в зал, пожалел топтаться рифлеными подошвами по ковру, шагнул широко — и, должно быть, ковер скользнул на гладком паркете. Игнат опрокинулся на бок, затем на спину. Успел порадоваться, что сотовик не в кармане, потом грохнулся об пол и даже, кажется, сознание потерял, зарывшись в высокий ворс правым ухом.

* * *

Под ухом Игната привычно щекоталось что-то теплое и мягкое. Ковер в зале. Толстый ворс. Игнат вспомнил: он собирался ехать на первую пару, на гидравлику. Был одет и даже обут. Поэтому и не хотел следить по ковру рифлеными подошвами. Шагнул пошире, и, видимо, поскользнулся: ковер поехал по паркету. На ногах не устоял, приложило затылком об пол. И вот теперь он лежит… Глаза открывать Игнат не спешил. Ничего приятного его ждать не могло. Ехать в институт, сидеть на парах, чего-то слушать, ловить сочувственные и просто любопытные взгляды… Дуры вроде Светки, наверное, уже прикидывают, к кому Игнат теперь — после Ирины — клеиться будет… А ему теперь думать, думать, думать…

Крылов подобрал ноги. Всю жизнь под закрытыми веками прятаться не будешь. Выдохнул, оперся руками о землю, выпрямился — и остолбенел.

 

2. Чужая дорога. (3735, год Г-10)

Игнат сразу узнал это место. Два деревца у дороги, и тропинка от них — вверх по холму. Холм в точности такой, как во сне — округлый, под густой зеленой шапкой. Что-то не так? Да нет же, все совпадает! Даже цветные пятна на зелени те самые: вон справа ярко полыхает клен — они всегда первыми желтеют; а вон памятная береза подернулась золотом; а дубы, как им положено, еще зеленые… Игнат обернулся: так и есть. За спиной, километрах в четырех, исполинский темно-зеленый континент леса. А этот холмик с рощицей — прибрежный островок в необъятном травяном океане.

Парень посмотрел в голубое небо, и потянулся. Сделал глубокий-глубокий вдох. Выпустил воздух. Никто не верил. А вот он здесь! Страха Игнат не испытывал: не с чего. Испытывал легкое беспокойство, но списал это чувство на непривычность обстановки. Немного погордился собой: наверное, не читай он столько фантастики, уже бы в ужасе просился обратно… А теперь вот даже улыбается: эка невидаль! В фантастике что ни день, кто-нибудь куда-нибудь проваливается… То в будущее, то в параллельный мир, то вовсе в прошлое на столетия… Игнат пнул кучку палых листьев — точно как Иринка в самом первом сне. Беспокойство кольнуло его еще раз.

Парень ущипнул себя за руку: может, все-таки сон? Поежился: щипок вышел добротный, как таблетка амидопирина. Больно. Нет, не сон! Откуда же тревога?

Медленно обернулся кругом. Никого и ничего. Ни загадочного вороньего крика, ни леденящего душу волчьего воя… Ни…

Странный звук доносился с солнечной стороны горизонта. Козырек из обеих ладоней сперва помогал слабо. Но источник звука быстро приближался. Окоем затягивало пылью. Табун?

Вой! Самый натуральный волчий вой! А ну, кто тут воронов вспоминал? И какой черт его за язык тянул? Пыльное облако приближалось. Положим, волки гонят стадо каких-нибудь бизонов… Или не волки… Неважно. Стопчут, пожалуй… До леса далеко. В горку, к рощице?

Пока Игнат думал, из пыльной тучи вырвался черный язык и стремительно помчался к холму. Теперь пришелец отчетливо разглядел зверей: волки и есть. Точно как в «Живой планете» на канале «Дискавери». Только что-то большие слишком… Или уже так близко?! Тогда на холм не успеть… Да, хорошо тем, кто в фантастике по зазеркальям шляется: они все на подбор кто десантник, кто спецназ, кто ролевик-реконструктор с тридцатилетним стажем, а кто просто пьян до безразличия… Игнат крутнулся к деревьям у начала тропинки, думая влезть на правое — и остолбенел.

… Иринка зеленым сапожком ворошит палую листву. Деревья с мощными стволами: пожалуй, пошире Иркиных плеч…

Пошире плеч?!! Правое дерево было в обхвате сантиметров тридцать. Левое — немногим толще. Не то место? Или…

Не то время!

Прошлое! Точно! Деревья еще не успели дорасти до нужной толщины… И в высоту они всего метра три… Ну, пускай четыре… Во сне казались выше раза в полтора…

Да теперь-то какая разница!

Игнат вытаращился на предавшую его дорогу. Бугристая кора под ладонью… Теплый сентябрьский день… Есть ли здесь сентябрь? И где это — «здесь»?

Волной накатил звериный запах. Волки набежали и охватили пришельца полукругом. Левой рукой Игнат упирался в злосчастное дерево, голову опустил. Такое приключение сорвалось: провалился в другой мир, нашел девушку, спас… А неважно, как! Эти идиоты в книжках всегда спасают, а Крылов себя дураком не считал. Придумал бы что-нибудь!

Только против времени что придумаешь? Деревья растут медленно. До Иринки теперь лет семьдесят, если не все сто. А тут еще и волки…

Волки!!!

«Поздно же ты спохватываешься!» — пискнул Игнатов внутренний голос. Парень содрогнулся; обвел зверей белыми от страха глазами и привалился спиной к дереву. А дальше? Все оружие — реечный ключ от подъезда. Да тут у некоторых зубы длиннее!

«Чужая дорога» — подвел итог внутренний голос. — «Совсем чужая!»

«Но Ирина-то по ней укатила» — возразил сам себе Игнат. Удивился: почему волки не нападают? «А ты недоволен?» — внутренний голос ехидничал — «Живи, пока можно…»

Игнат заставил себя выпрямить спину и поднял голову к синему небу. Подумал: «А зато в эту чертову Сибирь теперь можно не ехать!»

И неожиданно для себя самого улыбнулся.

— Глант!

— Что?!

— Глант. А-тен-ду. — раздельно произнес ближайший к Игнату волк, и уселся, вывалив язык — если бы не крепкий, совершенно неописуемый, звериный запах, вполне можно спутать с овчаркой.

Тут ноги Игната не вынесли туризма столь экстремального, и он просто сполз спиной по стволу дерева, оседая на пригорок. «Хорошо хоть, штаны сухие» — ехидно буркнул внутренний голос. Голова кружилась, а волчий запах упорно толкал желудок к горлу. Игнат решил пока не вставать.

В ответ на движение Крылова, все волки тоже уселись, а некоторые и улеглись мордой в лапы. Теперь Игнат мог видеть, что всего их — десятка два. Пыльная туча большой охоты гулко топотала поодаль, забирая от лесистого холмика в сторону степи.

«Дрессированные!» — догадался внутренний голос, — «Есть не будут!». Игнат мгновенно дорисовал в своем воображении остальное. Зря, что ли, перечитал он столько килотонн фантастики?

Вот Игнат проходит все ступени в волчьей стае — от бесправного раба до сияющего воителя верхом на верном четвероногом друге. Вот он приносит волчьим племенам правильную тактику и строй; учит их огню и рытью колодцев… Вот созданная им волчья империя серой волной нависает над маленькими людскими городишками, как раз такими, куда увезли Ирину…

Ирка!

Тьфу, зараза! И придет же в голову… Император, блин!

— Глант! Глант! — зашумели волки, ворочая косматыми мордами, и от многоглавого движения нестерпимый звериный дух покрыл Игната выше макушки. Крылов оперся рукой о дерево и кое-как встал, думая глотнуть свежего воздуха повыше. Мелькнула мысль: разве серым не проще говорить рычащими звуками?

Но додумать он не успел: со стороны пыльного облака приближалась пара наездников на волках. Окружившее Игната зверье мигом освободило проход; прискакавшие гости сошли на землю и сбросили с голов выгоревшие до бесцветности капюшоны. От налетевшей пыли Игнат чихнул и невнятно бормотнул извинения.

Прибыли два высоких старика; а, может быть, просто пожилых мужчины. Лица крепкие, почти квадратные, загорелые; кожа обветренная, продубленная, морщинистая. Пожалуй, все-таки старики. Вожди? Вряд ли — чего им делать в степи? Глаза точно неземные — желтые, как у филина. И зрачок вертикальный. Оборотни? Всего остального под пропыленной насквозь одеждой видно не было. Телосложение? Опять же, черт его разберет под балахоном…

Правый от Игната наклонил голову; Крылов поспешно повторил его жест.

— Глант! — старик показал рукой на себя. Игнат задержал взгляд на выглянувшей из рукава кисти кирпичного цвета, и, похоже, такой же твердости. Пять пальцев. Большой — противостоящий. Суставы такие же… Все, как у людей. Только глаза волчьи… Оборотни?

— Игнат… — немного растеряно пришелец ткнул себя большим пальцем.

Старики открыто и радостно улыбнулись. Потом отошли на несколько шагов и принялись усердно отряхиваться. Игнат решил: разумно, иначе каждый жест будет окутывать их пылью. Дыхание забьет наверняка. А тут одного волчьего запаха достаточно, чтобы завтрак на дорогу вылетел.

Приведя себя в порядок, оборотни вернулись к Игнату. Глант показал на пригорок:

— Сиди!

Второй немедленно продемонстрировал соответствующее действие: сел.

Игнат тоже сел под свое дерево. Стоящий старик выжидательно глядел на Крылова, но тот пока не понимал, что от него требуется. Глант дернул плечами навстречу друг другу, подняв-таки легонькое серое облачко. Крылов чихнул и потому не увидел, откуда в коричневой ладони оборотня возникли желтые неровные шарики… Все, Игнатушка, ты допрыгался: яблоки не узнать! Мелкие, правда: навреное, с дикой лесной яблони. Но вполне знакомые.

— Помо… — Глант сел напротив и протянул яблоки Игнату. Только тут парень сообразил:

— Яблоко! — и для верности коснулся одного плода рукой.

Деды снова разулыбались, а волки, про которых взволнованный Игнат успел забыть, весело заурчали и забегали кругами.

«Моя радуйся так!» — подумал Игнат почему-то ломаным языком.

Через час он знал достаточно, чтобы понять, что его приглашают переночевать в стойбище.

* * *

Незнакомца привезли на закате. В седле он кое-как держался, даже некоторые предложения понимал с пятого на десятое. Пробовал что-то сказать и сам. Выговором отличался слабо — немного оботрется в Тэмр, и заговорит, как все. Только все равно не скроет нездешность: у Висенны почти не встречалось коричневых глаз. Северяне сплошь сероглазые. Редкие гости с восхода, где смерть ударила сильнее всего, сверкают алой радужкой. Южане и путешественники с заката гордятся глазами цвета синего моря, или фиалковыми. А зелеными глазами у Висенны и вовсе никого не удивишь.

Кроме непривычно-бурого цвета зрачков, незнакомец поражал своим необъяснимо спокойным поведением. Глант рассказывал, что при первой встрече парень не только не схватился за оружие — но даже не имел его! Выйти в степь, в сезон Охоты — без оружия? Это не укладывалось ни в одной голове Тэмр — ни в косматой, ни в расчесанной. Никакой фремдо — чужак — на такое не отважится. Может быть, удивительный гость просто ничего не знал? Искрами по шерсти перескакивали жуткие домыслы. Желтые звериные глаза любопытно косились вслед гостю, которого Глант с Терситом вели через весь лагерь.

Игнат шел между стариками, и вертел головой в полном ошеломлении. Уж как он там ни пыжился, как ни воображал себя ветераном фантастики, а такого встретить не ожидал. Думал Крылов, что увидит кольцом стоящие юрты, загорелых воинов в звериных шкурах, небрежно накинутых на литые плечи… а, может быть, лукаво подмигнет ему гибкая степнячка, грациозно несущая на хрупких плечиках высокий узкогорлый кувшин… И что вместо всего этого?

Волки. Котловина затоплена волками. Море серых спин и лохматых голов. Все — обесцвеченные пылью, или вечерний сумрак раскрасил их всеми оттенками серого. Волки-часовые на курганах вокруг логовины. Волки-водоносы, хитро приспособленными черпаками таскающие воду из ручья. Волкичерт-знает-кто, деловито кувыркающиеся на вытоптанном до песка пятачке. На них внимательно смотрят волкиучителя или волки-зрители. Хрип, рев, урчание, фырканье, завывание сотен разных оттенков. Щенята скулят. Пахнет мясом. Еще какой-то сладковатый запах. А вот потянуло травяным соком… Матерое зверье поправляет друг на друге — или зверь на звере, как правильно? шипастые ошейники тусклого металла, да ловко так — только зубищи клацают. Волчица с набухшими сосками деловито раздает подзатыльники серой детворе. Совсем маленький волчонок натужно волочет кость вдвое больше себя. Малыш визжит, слюна пенится у зубов; звереныш упирается всеми четырьмя, но не сдается. Три волка побольше смотрят на него с непонятным выражением на мордах… чуть не сказал: «на лицах». Пахнет полынью, мокрой шерстью, немного дымом.

Кто-то взял Крылова за левую руку. Игнат послушно повернул голову: Глант указывал на единственный шатер посреди котловины. Круглая палатка фонариком светилась в вечернем сумраке, костер в ней плевался рыжими брызгами изпод завернутого полога. Игнат подумал: «Палатка в ширину метра четыре». Затем тройка приезжих неспешно направились к шатру, а когда подошла уже близко, из полотняного домика выступил навстречу еще один оборотень.

Старики медленно наклонили головы в молчаливом приветствии. Игнат повторил жест. Потом все прибывшие проделали неизбежный ритуал отряхивания от пыли. Когда чистка закончилась, Глант указал на встречающего человека и на Крылова:

— Игнат, Нер.

Нер оказался высоким крепким мужчиной лет тридцати, с правильным лицом, ничуть не раскосыми глазами, густой светлой гривой волос. Ничего похожего на представляемый Игнатом образ кочевника. Носил на торсе темную безрукавку, на ногах простые штаны, подпоясанные обыкновенной до умиления веревочкой, а на ступнях — мягкие туфли. Кожаные, скорее всего. Цвета одежды Игнат в сумерках не разглядел. С другой стороны, никаких отличий от человека тоже не заметил, чему порадовался. Неизвестный мир казался все ближе к дому.

Обменявшись кивками с пришельцем, Нер быстро сунулся в шатер, откуда выволок и раскатил прямо перед входом толстую кошму. Глант и Терсит размотали свои балахоны, положили их на край подстилки, потом степенно уселись. Игнат из вежливости скинул кроссовки, и тоже прилег, с удовольствием вытянув ноги. Пошевелил пальцами.

Нер рассматривал гостя. Волки давно рассказали ему новость, и у тачефа было время подготовиться к беседе. Вождь даже не пытался гадать, откуда взялся пришелец столь удивительный. Пускай с неба упал — какая разница для Тэмр? Чей-нибудь лазутчик? С такой исключительной приметой, как нездешние глаза? Глупо! С другой стороны, сам незнакомец вовсе не дурак. Он не схватился за оружие. Знает ли он Первый Закон? Если знает, то и все остальное должен знать, и тогда он все-таки прикидывается. А если нет, то он действительно нездешний. Самое надежное в любом случае показать парня кому-нибудь из магов. Но Тэмр только начинает Охоту, и ближайшую Башню увидит нескоро. На тридцать-сорок дней Охоты незнакомец должен быть присмотрен. И потом, вдруг из него все же выйдет что-нибудь полезное?

Нер обратился к Игнату, медленно и внятно выговаривая слова. Крылов напряженно вслушивался: язык определенно напоминал что-то. Много окончаний на «о» — испанский? Итальянский? Латынь, наконец — ведь из нее выросли все языки Южной и Центральной Европы?

Игнат глянул на звезды: небо было чужим. Кошма и земля под кошмой тоже были чужими. Вокруг перекликались волки… Крылов напрасно думал, что притерпелся к их запаху. Речь оборотня оказалась под стать новому миру: очень знакомая — но все же непонятная, неродная… Голова землянина закружилась, веки захлопнулись, рот сам собой зевнул. Игнат беспокойно дернул шеей и развел руками: ну не могу понять!

Зато оборотни, похоже, поняли его прекрасно. Поднявшись, Глант отвел Игната в палатку и показал на толстую кошму под стеной. Старик склонил голову, сложил ладони домиком под щекой и зажмурил глаза. Тут никакой перевод не требовался: спи, дескать. Игнат согласно кивнул, потом жестами объяснил, что хочет выйти. Старик тоже кивнул: иди. Крылов отошел в темноту, подальше от шатра и ручья, облегчился. Вернувшись, снял обувь и перевернул кроссовки подошвами вверх: от росы. Затем, ни на что не обращая внимания, пошел в шатер, где вытянулся на указанном месте и закрыл глаза. В голове Игната мелькнула дикая мысль: «А может быть, я просто отрубился, шагнув к дивану? И теперь мне достаточно сильно захотеть проснуться?» Через секунду парень спал так крепко, что даже не слышал, как горловые на курганах заводят ежевечернюю песню.

Стая Тэмр вступала в ночь Охоты.

* * *

Под ухом Игната привычно щекоталось что-то теплое и мягкое. Ковер в зале. Толстый ворс. Игнат вспомнил: он собирался ехать на первую пару, на гидравлику. А вещи забыл на диване. Был одет и даже обут. Поэтому и не хотел следить по ковру рифлеными подошвами. Шагнул пошире, и, видимо, поскользнулся: ковер поехал по паркету. На ногах не устоял, приложило затылком об пол. И вот теперь он лежит… Глаза открывать Игнат не спешил. После такого крутого сна не грех и передохнуть. Уж больно развесистый сон привиделся. Тот самый мир, где в предыдущих снах гуляла Иринка. Волки, желтоглазые старики, говорящие на странном языке с испанскими окончаниями… Да, правду пишут в книжках: мозг на выдумки горазд. Странный язык — это же эсперанто, последнее Иркино увлечение. Она даже Игната пыталась научить. Но он, как истинный ролевик, из иностранных признавал лишь эльфийский. Для экзотики и тайных переговоров в компании его вполне хватало. А в практическую полезность — что эльфийского, что эсперанто — Игнат не верил. Вот английский — это да. Интернет говорит поанглийски. Поэтому эсперантистом Игнат был ровно настолько, чтобы Ирке угодить. Но его подсознание, оказывается, сберегло все уроки. И, как понадобилось состряпать правдоподобный сон, странный язык тоже пошел в ход.

Игнат еще раз зевнул, потянулся, сел и открыл глаза.

Да так и застыл с обалделым видом.

Сон никуда не делся. Игнат сидел в палатке, на колючей серой кошме. Три желтоглазых мужчины в темносиних шароварах и серых рубашках навыпуск расположились вокруг черного котла и с аппетитом чтото ели. Вкусно пахло супом. У Крылова даже живот заурчал. Полотняные стены шатра светились слабым золотом: снаружи вставало солнце, или местный его аналог. Получалось, все произошедшее было правдой: и волки, и те деревья у дороги, на ветки которых Игната чуть не загнали. Деревья тонкие. Значит, до Иринки в самом деле неизвестно, сколько лет!

Зато Крылов понял, почему девушка могла спокойно разговаривать с купцом — или кто он там — в ее сне. Она-то свой ненормальный язык изучала получше Игната. По Сети с фанатами переписывалась, ездила в летний волонтерский лагерь, в Австрию…

Но откуда здешние оборотни знают вполне земной язык? Воображение Игната проснулось раньше, чем он сам, и выдало несколько таких версий, что парень в отчаянии замотал головой: этак недолго и крышей тронуться. К дьяволу! Как говорил отец, «разложи все карты над i», то бишь, решай проблемы по мере поступления. Игнат тоскливо вздохнул. Тем временем самый высокий оборотень — Нер, вспомнил землянин — гостеприимно протянул ему ложку. Отчего неизвестное порой так похоже на привычное? Словно и то, и другое — две модели из одного и того же конструктора. Скомбинируем так — получаем самолет. Скомбинируем этак — планер… А идея, запрятанная где-то в глубине, одна и та же. Поймешь идею — поймешь все. Но как? Стоит ли вообще задаваться этим вопросом? Игнат взял ложку и решительно опустил ее в котел. День впереди длинный, а когда обед дадут, неизвестно.

После завтрака Игнат вышел наружу. Погулял по котловине. Облегчился украдкой, выбрав момент, когда на него вроде бы никто не смотрел. Пробежался. Потянулся и помахал руками. Подумал, что хорошо бы умыться, и долго искал на истоптанном берегу ручья место почище. Только оступившись в поток, различил границу неимоверно прозрачной воды. Фыркнул. Чуть погордился своим бесстрашием: этак запросто разгуливать посреди волчьей стаи. Петр бы не смог, пожалуй…

Тут его окликнули из шатра, и Крылов вернулся к людям. Терсит куда-то ушел, а Глант с Нером всерьез занялись обучением гостя языку. Новых слов на этот раз они не добавляли, а пытались объяснить, каким образом из одного понятия можно произвести разные слова: существительное «бег», действие «бежать», прилагательное «беглый», и так далее. Дело шло тем быстрее, что Игнат изо всех сил вспоминал Иркины уроки, а язык действительно походил на эсперанто, как две капли воды. Но руками размахивать приходилось еще очень много. Игнат чувствовал себя охотником, раздвигающим кусты и ветки: так много нужно было показывать и объяснять. Даже про мокрый кроссовок забыл: беседа шла столь оживленная, что уже через пару часов все трое запыхались. А тут еще и солнце, наконец, заработало по-летнему.

— Бон! — Нер хлопнул ладонью по кошме. — Мальмульто плезуро.

«Хорошо. Немного удовольствия» — перевел про себя Крылов. Глант тотчас свистнул — и у шатра как из-под земли выросли три здоровенных волка. Уже с седлами. Игнат улыбнулся: волк на волке верхом? Зачем оборотням седла? И тут же поймал себя на трезвой мысли: а с чего он вообще решил, что Глант и другие — волколаки? Глаза желтые? Мало ли, какие глаза бывают. Седла потертые, но кожа еще крепкая: на них ездят и вовремя подновляют. А кому ездить, когда нет гостей вроде Игната? Получается, его встретили все-таки люди. А, может, они перекидываются только в полнолуние? Игнат решил не гадать попусту, тем более, что Нер уже показывал ему на среднего зверя: залезай. Крылов не заставил себя упрашивать. Ездить верхом на говорящем волке куда легче, чем на лошади. Здорово, если можешь просто сказать: «Во-он до того холма шагом, а оттуда галопом вслед за ведущим» — и не надо даже поводьев. Конечно, равновесие держать все равно приходится. Но в верховой езде посадка лишь половина дела. Вторая половина — заставить животное делать то, что ты хочешь, а не то, что ему нравится. С этим вторым у Игната, как у новичка, всегда были проблемы: лошади хоть и не говорящие, но капризничать горазды, и потаскать новичков по буеракам всегда готовы. Пока еще выработаешь твердую руку! С говорящим зверем таких проблем нет: вождь чего-то гаркнул, и всем все сразу ясно. Кроме того, волк и ростом пониже, влезать в седло проще. Мелочь, а как приятно!

Вот почему Игнат был просто счастлив, когда вчера довелось проехаться по степи с ветерком. Оказывается, оборотни это запомнили. Ну, наверное, им по должности положено быть внимательными. Единственный шатер на всю стаю — кем же они могут быть, как не вождями?

Тем временем волки резво вымахали из котловины и повернули так, что солнце оказалось за спиной. Это было приятно вдвойне: солнце греет спину, а глаза не слепит. И даже запах исчез. Скоро волки перешли на рысь, а потом выдали аллюр, до сих пор Игнату известный только по книгам: иноходь. Земля летела навстречу, травяные метелки бились о подставленную ладонь, и можно было пока ни о чем не думать… Пока парень привыкал к ощущениям, оборотни чуть придержали своих зверей и заспорили. Глант предлагал поговорить с гостем теперь же, пока он в добром расположении духа. Нер сомневался: ему хотелось еще поучить пришельца языку, чтобы уберечься от оговорок. Волки советовали не тянуть. Таким образом, Нера убедили тремя голосами против одного. Тачеф дернул плечами и скомандовал остановку; звери мгновенно образовали круг головами внутрь. При маневре Игнат чуть не полетел из седла, но его волк вовремя вильнул корпусом, и все обошлось. Нер ухватился за этот случай и обратился к Игнату с вопросом, не желает ли тот научиться ездить как следует.

Видя, что Игнат с трудом разбирает хриплую скоролайку вождя, вмешался Глант. К выговору старика Крылов успел привыкнуть, и понимал его намного лучше. К тому же, мудрый дед пользовался простыми словами и короткими фразами:

— Тебе здесь плохо, мальбоне. Знаешь — ничего, нигил. Степь — нигил знаешь. Киой лоджас кто живет, там, там, там — желтоглазый широким жестом обвел горизонт — Не знаешь. Говоришь — мальбоне. Куда идти — нигил. Еды нет. Охота не знаешь. Ничего не знаешь! — тут старик заговорил свободнее и сложнее, но Игнат все еще понимал смысл:

— … Ребенок, кнабо. Тэмр говорит: живи с нами. Я тебе говорю — ты узнаешь. Ты демандас, спрашиваешь я отвечаю. Ты делаешь себя такой, как я и он. — Глант непочтительно ткнул вождя пальцем, — Лернас, учишься.

Игнат с иронией подумал: «Ну вот, все по канонам фэнтези. Мне предстоит выслуживаться до главного волчьего пастуха во всей степи, завоевать королевство и получить принцессу в жены. Но мне нужна Ирка, а не принцесса!» Игнат почесал затылок. Спросить, сколько времени это все протянется? Отпустят ли его потом? А на каких условиях? Ведь от этих ребят в степи уж точно не сбежишь… Но он еще недостаточно знает язык, чтобы обсуждать такие тонкости. Старик прав: Игнат ничего не знает здесь. По сути, ему колоссально повезло: могли запросто сожрать, не говоря уж — сделать рабом. А тут еще учить предлагают, его согласия спрашивают… С чего бы такая щедрость? И щедрость ли это? Кот в мешке! Проклятье, он ведь в самом деле плохо знает язык: не уточнишь, не переспросишь. Ответят — не поймешь. Какой у фразы оттенок — вопросительный, снисходительный, презрительный — и то не разобрать. За кого его тут держат?

Только выбора Игнат не видел. Оборотень попал в самую точку. Знать волчий язык и волчьи правила поведения все же лучше, чем не знать о новом мире вовсе ничего. И Крылов с легким сердцем кивнул:

— Ми акордо. — Что на здешнем языке означало, конечно же: «Я согласен».

* * *

«И потянулись суровые армейские будни» — ехидно произносил внутренний голос Игната, когда Глант поднимал юношу на рассвете. Поначалу Игнат просыпаться не хотел, но хитрый дед и не таких будил. Глант просто обтирал лицо Игната мокрым полотенцем, после чего сон отлетал, как заговоренный. Оригинальным подъемом начинался день: утренний туалет, вытряхивание спальных ковриков, завтрак. Мясо приносили волки, а люди варили его с вечера. Котел после завтрака мыли поочередно Терсит и Игнат, как самые младшие по возрасту и положению. От непривычного обилия мяса и почти полного отсутствия хлеба, желудок Игната бунтовал, часто в самые неподходящие моменты. Терсит, оказавшийся самым умелым лекарем в компании, каждый вечер поил землянина горьким травяным отваром, и терпеливо успокаивал: дескать, через две восьмерки дней все это кончится. Терсит даже показывал стебельки лечебной травы, и пытался объяснить, где она растет, но Игнат мало что понял.

После завтрака Игнат с Глантом седлали зверей, и те несли их в степь. «Волков пасти» — про себя шутил Игнат. Он пытался подавать команды на новом языке, а волк выполнял их в меру понимания. Несмотря на всю заботу волка о неопытном своем седоке, Крылов пару раз все же кувыркнулся на траву. К счастью, обошлось ссадинами на предплечьях и порванной одеждой, по какому поводу Глант дал парню настоящую костяную иглу для штопки — мечта реконструктора! Игнату приходилось латать игровые накидки, так что сильно он не опозорился. Но Глант покачал головой неодобрительно, а потом взял иглу сам, и провел шов так быстро и ровно, что Крылов обзавидовался.

В первый же день Игнату объяснили его место в здешней системе понятий. Волки и люди стаи все вместе называли себя Тэмр. Но Игнат пока что был не-Тэмр. Правда, уже не был и полным чужаком. Он был лернанто — ученик, или «сын полка», как сам себя иронически называл в мыслях. Нер выделил ученику свой запасной балахон — в широкие плащи с капюшонами и лицевыми повязками здесь кутались от пыли. А Глант почти мгновенно пришил на внутреннюю поверхность воротника белый и желтый лоскуты. Как понял Крылов, эти цвета обозначали его принадлежность к какому-то подразделению большой стаи Тэмр, которому Нер приходился вождем. Старик показал, как отворачивать край одежды при встрече, открывая свои цвета. Игнат спросил, немилосердно коверкая слова: почему не пришить лоскуты поверх одежды? Глант молча повел рукой по балахону, стряхнув изрядное количество пыли. Игнат понял: снаружи опознавательный цвет бесполезен. Он кивнул в знак согласия, на чем все церемонии и завершились.

Нер распорядился прежде всего приучить новичка к седлу, чтобы тот не отставал от стаи на переходах — пока еще Тэмр стояли на одном месте. Поэтому Игнат носился верхом до полудня, а иногда прихватывал пару часов и после обеда. Неизбежные при такой жизни потертости Игнат каждый вечер покрывал прохладной мазью, которой у Терсита всегда хватало (должно быть, оборотни страдали тем же). А разминать усталые мышцы Крылов умел и сам. Здешняя учебная езда ничем не напоминала восьмерки в манеже, к которым Крылов привык по конно-спортивной школе. Тренировки очень скоро перерастали в веселые азартные игры. Всадники гоняли палками тряпичный мешок, оставляя просеки в ломкой перестоялой траве; волки помогали им лапами и зубами, кто как умел. Перескакивали верхом через серые булыжники и высокие свечи пустозелья, подымая клубы высохшей желтой земли. Мощные волчьи лапы гоняли по камням белые кости, изобильно раскиданные вокруг стоянки, и крошили их в щепу. Пары состязались в скорости, швырялись на всем скаку камнями в цель или тряпичным мячиком друг в друга. С радостными криками врезались в холодные степные речушки, и сушились потом, прыгая через подожженные кипы сухостоя — и так далее, и тому подобное. Всего дней за десять такой бурной учебы Игнат прочно сжился и с чувством равновесия, и с управлением, и с необычно близким расстоянием до земли. Он даже наловчился определять скорость по хрусту стеблей о голени. Единственное, что поначалу казалось непривычным — перед началом каждого сложного маневра всадники советовались с волками. Зато после совещания Игнат об управлении забывал, и думал только, как бы ловчее приложить Нера мячиком, или увернуться от дедовой клюки — все остальное звери делали сами.

После скачек звери и люди остывали на медленном аллюре, затем обязательно купались в недалеком озере, что опять же удивляло Игната, ожидавшего дикарского пренебрежения гигиеной. Но тройка волчьих пастухов даже полоскала зубы после каждой еды! (Волки делали то же самое, правда это землянина не удивляло: он пока не понимал звериной мимики.) Еще Игнат недоумевал, отчего волки таскают издалека самые настоящие дрова для костра. Везде, где он читал про кочевников, было написано, что те жгут сухой помет. Из любви к чистоте, что ли, волки каждый день бегали в неизвестные дали за сухостоем? Список вопросов все удлинялся и удлинялся. Но и опыт Игната в незнакомом языке рос сообразно: за каждым обедом Глант беседовал с учеником, терпеливо разбирая сложные обороты. После обеда и очередной чистки котла Игната отпускали на волю. Поначалу он просто отдыхал или спал на кошме: масса новых впечатлений, ранние подъемы и здоровая усталость брали свое. Но человек привыкает ко всему, и через некоторое время Игнат смог тратить вторую половину дня на осторожные прогулки по лагерю. Наблюдал за сменой часовых на холмах, за тем, как волки сами одевают и снимают шипастые боевые ошейники. Видел, как Терсит вправляет зверям вывихи и промывает неизбежные ссадины. Как Глант и Нер подолгу читают вполне земного вида книги — только страницы в этих книгах были плотные, темно-серые, и гладкие на ощупь, а ржавого цвета символы Игнат, конечно же, не узнал.

Наступал вечер, и звери готовились к ночной охоте, а люди варили все в том же многострадальном котле мясо на будущий завтрак. Чистили одежду, меняли белье — Игнат нескоро научился стирать носки в ледяном ручье так, чтобы не наступать в воду. На ночь стирка развешивалась под крышей шатра, и к утру так пахла дымом, что исчезал даже вездесущий запах волчьей шерсти. К местным ароматам Игнат тоже понемногу привыкал.

Один человек всегда оставался дежурить на ночь. По команде вождя, каждые четыре дня Игнат делил такие ночные посиделки то с самим Нером, то с Терситом, то с Глантом, которого понимал пока лучше всех. Терсит обычно варил в маленьком котелке терпкие смеси, выставляя их остывать просто под открытое небо. До рассвета будущие лекарства пропитывались осенней прохладой; потом Терсит разливал составы по всевозможным мелким сосудам. Лекарь что-то бормотал и иногда напевал про себя — Игнат пока разбирал лишь отдельные слова. На вопросы из-за постоянной занятости отвечал не сразу, и понять его бормотание оказалось нелегко. Все же Крылову удалось выспросить названия основных лекарств: мазь от потертостей; состав для обработки ран; мазь от ушибов. Больше всего Крылов выспрашивал о составе для сведения волос: не хотелось бриться кремневым скребком или ржавой железкой. К утру Терсит очевидно уставал: становился вялым, и начинал прихрамывать, чего в обычное время Игнат за ним не заметил.

Нер подолгу стоял снаружи, у входа в шатер. Вслушивался в степные шумы, становясь почти неотличимым от волка — по напряженному повороту головы, по общему впечатлению звериной силы, исходящей от всей его фигуры. И даже в палатке, куда вождь заглядывал погреться или перехватить кусок, он не выглядел ни сонным, ни усталым. Казалось, ночь ему привычнее дня, а человеческая кожа досталась по недоразумению. Сбрось ее — клыкастый зверь прянет во мрак, и огромными скачками умчится по темной степи. Если он оборотень — отчего же не перекидывается? Как можно выносить такую тягу в степь — и оставаться человеком? Поневоле приходилось считать желтоглазых людьми. За всю ночь вождь не проронил ни слова, а Игнат не знал, о чем его спрашивать. Так что единственная вахта с Нером прошла в обоюдном молчании; лишь перед рассветом тот одобрительно улыбнулся Крылову. Хвалил за сдержанность? Игнат смутился, и не спросил.

Конечно, интереснее всего оказалось с Глантом. Дед был охотник поговорить, и умел рассказывать с выражением. Он называл Игнату незнакомые созвездия, азартно тыкая пальцем в небо. Чертил в пыли прутиком схему, как найти невидимый полюс мира — здесь не было никакой звезды на манер Полярной. Зато лун оказалось целых две. Глант же объяснил пришельцу, как отсчитываются недели — по восемь дней вместо привычных семи. Первый спутник, называемый Спади — Початок — имел только две фазы, которые сменял через четыре дня. Второй спутник по имени Вигла — Резвый — менял рисунок ежедневно. Любой день недели описывался видом двух спутников: если Спади открыт, а Вигла растет — это самое начало восьмидневки. На следующий день Спади открыт, Вигла полон. Потом Вигла идет на спад, и так далее. В конце недели Спади закрыт, Вигла тоже не виден. Какая небесная механика должна этому соответствовать, Игнат даже не пытался понять. Да Глант и не объяснял. Зато много и подробно рассказывал, как находить путь по звездам. Показывал ученику простейший угломер: доску с прибитой палочкой-визиром. Даже пытался втолковать, как пользоваться местными астрономическими таблицами но Игнат настолько специальную область знаний не понял. Он и домато не был силен в математике.

Дома… Наверное, висит теперь и портрет Игната рядом с Иркиным на углу. «Разыскивается… Ушел из дома, направляясь в институт…» Хотя, какое там ушел? Игната выдернуло прямо из квартиры, дверь была закрыта на ключ, сумка осталась на диване. Родители изводятся. Плохо! Игнат затосковал о доме к концу второй восьмидневки. И подумал: может, все-таки сон? Теоретически, мозг способен изобразить что угодно — и ощущения от удара, и странные знаки на непривычной бумаге. Тот же эсперанто — откуда в двухлунном мире земной язык, да еще и искусственный, выдуманный Заменгофом нарочно на роль всеобщего? «Если Глант настоящий,» — подумал Игнат, — «Он должен знать нечто такое, чего я не то, что не знаю, но даже и вообразить не могу».

Пора было заводить серьезный разговор. Игнат считал, что главные ответы он уже сможет понять.

 

3. Короткая осень на восточной окраине. (3735)

Хороша степь, если совершенно некуда спешить. Видно далеко-далеко во все стороны, до самого горизонта, до полоски синеватого марева. Волк трусит ровной иноходью и окутан привычным хрустом сухих стеблей. Пахнет травами, немного — пылью, и постоянно — шерстью. Зверь умело огибает промоины, груды костей и булыжники, раскачивая человека в седле. Теплый ветер тянет тому в левое плечо, а час назад поднявшееся солнце уже высушило росу, и теперь ласково гладит спину. Зверь и его всадник ручейком текут сквозь светлый простор. Не шрам просеки — легкая морщинка волчьего следа змеится за ними.

Так ехал Игнат на двадцатый день своего пребывания в стае Тэмр. Ехал к холму, где впервые ступил под двухлунное небо. Гостя сопровождали Глант и Нер, которым Игнат пообещал подробный рассказ перед памятными двумя деревьями. Волки умеют ждать; их пастухи терпеливы ничуть не меньше. Ни вождь, ни старый звездочет не говорили ни слова. Крылов молчал тоже, и обдумывал, что выложить в первую очередь. Что он из иного мира — и так ясно. Но поверят ли степняки во все остальное?

В раздумьях время текло незаметно. Чуть раньше полудня впереди затемнела полоска лесного континента, а потом стали различимы мысы и заливы в зелено-багряной стене. Игнат бы не нашел, куда править, но волк прекрасно помнил дорогу, и уверенно свернул к северу. За несколько недель в степи Игнат отвык от сочного лесного многоцветья. Голова закружилась, парень пошатнулся в седле. Чуткий волк перешел на шаг. Скоро троица выбралась на мягкую ленту тракта. Игнат почувствовал себя лучше; зверь обрадованно прибавил ходу. Солнце теперь было чуть справа, и опять позади — за время скачки переместилось на юг.

Показался тот самый холм. У его подножия наездники спешились, расседлали волков. Звери унеслись в лес. Люди отряхнули пыль с балахонов; скинули капюшоны. Глант хотел было развязать сумки и достать мясо, чтобы перейти к делу после обеда. Но Игнат так волновался, что даже не заметил его движений. Крылов повернулся к двум деревьям и сказал:

— Я ищу пропавшего человека. Это девушка.

Деревья сочувственно зашелестели куцыми остатками лиственных шапок. Желтоглазые обошли Игната и встали напротив: отложивший сумки Глант справа, а бесстрастный Нер слева.

— …Вот здесь я видел ее в последний раз. Когда спал.

— Видел сон? — уточнил Нер. Игнат кивнул. Собрался с духом и продолжил, подбирая слова:

— В моем мире никто не верил, что она здесь. Я очень хотел сюда попасть. Как получилось прийти сюда, сам не знаю. Там начал шаг — здесь прибыл. У нас никто не может так. Я даже не знал, что так бывает.

Ветер сбил широкий лист, и тот пролетел между стоящими людьми. Все трое проводили его взглядами. Как только оранжевое пятно легло под ноги Игнату, он сглотнул и продолжил:

— Во сне я видел: эти деревья толще. — землянин показал руками, насколько. — Значит, я попал сюда раньше нее. Ми венис антау шин… — повторил он последнюю фразу, плюнув на дикий акцент. Захотят — поймут.

Упавший лист затерялся среди сотен таких же. Игнат глянул вокруг. Обугленные пальцы деревьев торчали из пламенеющего пригорка. Вдалеке холодным огнем полыхал лес. Мир горел! Игнат уронил голову:

— И теперь я не знаю, что делать. Помогите мне. Пожалуйста!

Вождь молчал. Глант осторожно спросил:

— Ты видел ее во сне. Что она делала?

— Говорила, — Игнат махнул рукой на юг:

— Оттуда ехали люди. Люди и… — Крылов помялся, не зная, как сказать «телега», плюнул и продолжил:

— Кони… Одежда такая… — землянин подобрал несколько листьев, и наложил их чешуей друг на друга. Добавил:

— Но цвета — зеленый, бурый, зеленый…

Вождь и Глант переглянулись. Нер и на этот раз промолчал. Старик поощрил гостя:

— И что потом?

— Она говорила с ними. Она хорошо знает ваш язык. Потом они все уехали… Туда. — махнул рукой на север.

— Хадхорд… — буркнул Глант. Крылов ничего не понял. Спохватился, что Ирка была не одна, и поспешно добавил:

— С ней были подруги. Две девушки…

— Она и еще две девушки? — уточнил Глант.

— Да, — подтвердил Игнат, и все трое замолчали.

— Надо подумать, — наконец, протянул вождь. — Поедим.

Глант вернулся к сумкам, и Игнат бросился ему помогать. Вдвоем они разложили прямо на листьях небольшую скатерть. Глант выставил сладко пахнущую фляжку, несколько блестящих стаканов, положил вяленое мясо, стопку тонких лепешек. Тем временем Нер ходил вокруг, вороша листья — как Ирка в тот день.

— Какой сезон был во сне? Лето? Осень? — вдруг спросил вождь.

— Точно как в день нашей встречи, — отозвался Игнат.

Вождь и звездочет перебросились парой скороговорок, из которых Игнат ничего не понял. Наконец, Нер уселся, скрестив ноги. Старик повторил его движение, а землянин улегся: сидеть со скрещенными ногами он еще не привык. Когда листья перестали шуршать, Нер кивнул:

— Наверное, ты прав. В Академии Магов и раньше говорили, что переходы возможны. И только они могут это все объяснить. Но прямо сейчас мы не можем туда отправиться. И не можем послать тебя туда… — с этими словами тачеф потащил в рот кусок мяса. Игнат со стариком последовали его примеру. От слов «Академия Магов» повеяло настолько знакомым духом фэнтези, что Игнат не удержался:

— Мне до сих пор кажется, что все это мне снится. Что ум составляет из осколков моего мира все это… — Игнат обвел рукой вокруг, задел старика по лбу, смутился и умолк.

— Продолжай, — ободрил его вождь. — Может быть, мы и правда снимся друг другу.

Игнат пожал плечами:

— Если вы все настоящие, вы должны знать нечто такое, чего я не знаю.

— Это не есть истина! — засмеялся Глант, сворачивая лепешку в трубочку. Затем дед перевернул над полученным кульком флягу и долго лил на сверток прозрачный, тягучий ягодный мед. Отправил в рот, прожевал. Гостеприимно протянул посудину пришельцу:

— Пробуй… Твой мозг всегда обманет тебя. Ты слышишь не то, что я говорю, а то, что донесли до тебя твои же уши. Они могут съесть половину по дороге, а на вторую половину — соврать. И проверить это никак нельзя. С глазами еще сложнее. Поэтому — либо ты веришь в происходящее, либо ищешь способ проснуться.

— Но язык! — Игнат подскочил, поперхнулся и закашлялся. Нер хлопнул его ладонью между плеч:

— Так что — язык?

Дед подвинул к Игнату вторую флягу, с обычной свежей водой:

— Запей. Ты говорил, твоя девушка знает наш язык хорошо?

Игнат кивнул и последовал совету. Прокашлявшись, отдышавшись, и бормотнув извинения, он вернулся к больному вопросу:

— Откуда вы здесь можете знать эсперанто? В нашем мире точно такой же язык сделал один человек. Потому что на нашей Земле много языков. Все знать нельзя. Давно хотели сделать простой язык для всех. Ирина его учила. Я учил меньше.

— У нас тоже пришли к этому, — спокойно ответил Глант. — Мы говорим на всеобщем очень давно, еще со времен Империи.

«Ну вот» — сказал себе Крылов, — «Уже и Империя в ход пошла. Интересно, эльфы с гномами будут?»

Тачеф ухватил еще кусок мяса. Печенья он почти не ел, и все больше напоминал землянину одного из своих волков.

— Язык, на котором мы говорим, — вождь с удовольствием отправил мясо в пасть, — Вообще не язык. Корни слов у него отовсюду. Его удобство и заслуга — в раз навсегда определенном способе выражать отношения между предметами. Если нечто — это вещь, то добавляешь к корню звук «о». Если нечто — это действие, то к тому же корню звук «и». Для других отношений есть другие добавки. Наш всеобщий, как и ваш эсперанто — не языки, это правила делания языков….

«Стандарты языка!» — изумился про себя Игнат — «А ведь верно: как XML и SGML в компьютерном мире. Не языки, а…»

— …Опоры, на которых можно выращивать нужные языки с разными наборами корней. Потомуто наш язык и не изменился за столько лет. Человек, который начал все это, давно мертв. Но лингво, язык, растет. Возникло новое понятие — ну и ввел новый корень, из любого иного языка. Или пару старых соединил. А добавочные звуки и правила сочетаний все те же. Как дерево… — Нер похлопал ладонью ближайший ствол:

— Листья появляются и опадают, а ветки целы.

Услышав почти лекцию, Игнат ошеломленно замотал головой. Дикие степные кочевники? Волчьи всадники? Что же такое ему снится, в конце концов? И снится ли? Он провел рукой по листьям: края волнистые, хрупкие. По скатерти: грубая ткань, нити различимы наощупь. По фляжке с водой: холодно… Ветер в лицо. Солнце нагрело левый бок, и уже перебирается к лесу.

— …Языки могут совпадать, — добавил старик, — например, потому, что мыслям и снам намного проще перейти между мирами, чем человеку. Но об этом надо спросить в Академии.

Игнат сдался:

— Бон, хорошо! Мне проще верить этому миру, чем просыпаться. Тогда как мне сделать правильно?

Нер удивился:

— Разве в вашем мире нет кораблей? Не плавают далеко за море? Есть? Бон! Думай, что далеко уплыл, вот и все!

— А как найти девушку? Вы можете мне помочь? Что мне делать?

Глант и Нер покачали головами. Старик объяснил:

— Если дело во времени, то помочь тебе может только Академия. Еще две октаго…

«Восьмидневки» — привычно перевел Игнат.

— … И Охота кончается. Мы идем домой, в Лес. Там есть Башни пути. Можно вызвать чьелано. Если он явится, в Академию доберешься быстро, еще до солнцеворота. В Истоке сильные маги, они могут поместить тебя и в будущее, и в прошлое. Но что ты хочешь делать потом?

Игнат замялся. Планов на будущее, к стыду своему, он пока не строил. Разве что пойти по следам многочисленных героев? Выучиться на императора, и… А почему задан вопрос?

— Вы хотите предложить…что? — Игнат впился глазами в желтые зрачки Гланта.

— Ты мог бы стать одним из нас. — Неожиданно звучно и внятно заговорил вождь. — Немного знаний о нашем мире тебе не помешает. Если ты захочешь отправиться в Академию, то уже не «оказа фремдо», не случайным чужаком — а как один из Тэмр. Тебе будет намного проще.

Игнат опустил глаза и увидел чистую скатерть. Как-то незаметно вся еда перекочевала в желудки оборотней и его собственный.

— Я буду решать, когда вы ответите на мои вопросы, — землянин едва узнал собственный голос.

Вождь дернул плечами:

— Говори.

— Вы можете становиться волками и потом опять людьми?

— Нет.

— Почему волки не напали на меня здесь… Тогда, в самый первый день?

Нер и Глант переглянулись с искренним изумлением.

— Ты что же, действительно не знаешь Примара Кодо? Первого Закона Леса?

Игнат отрицательно мотнул головой. Глант прикрыл глаза и торжественно, нараспев произнес, явно цитируя:

— … Ничто не может быть сделано с кем бы то ни было, без согласия этого последнего!

«Это скорее принцип, на котором можно строить законодательство, чем сам закон» — успел подумать Игнат, а старик продолжил:

— … Взявшийся за оружие не защищен этим законом!

Вот теперь Игнату все стало ясно. Значит, не оцепеней он тогда у деревьев, попробуй лишь оказать сопротивление… Охота стоптала бы его, едва заметив! Вот откуда берутся те костяки в степи, которые так бодро огибал волк по пути к холму! Справившись с собой, Игнат продолжил:

— Чтобы стать вашим, надо проходить эльпрово, испытания?

Вождь и звездочет разом кивнули. Игнат ничего иного и не ждал. Собравшись с духом, он задал главный вопрос:

— А я смогу потом уйти, когда захочу?

— Разве тебе нужно разрешение, чтобы выйти из собственного дома? — удивился старик. — Это сейчас мы побоимся тебя отпускать одного.

Игнат пожал плечами.

— Но почему вы пытаетесь мне помочь? Вы не получите профито, выгоды с этого! Вы же охотитесь здесь на людей, теперь я понял, что это за скелеты там, у дороги… А это мясо! Что мы ели?!

— Обычная лосятина, успокойся. — Глант примирительно протянул обе руки. — В начале Золотого Ветра косматые из леса притащили.

— Мы не людоеды, не нужно так вздрагивать, — словно ничего не случилось, потянулся Нер. — Тебя же вот не съели. А эти, чьи кости там лежат — они сами виноваты. Не стоит при встрече с неизвестным начинать с оружия.

— У нас по-другому делят плохое и хорошее, — медленно успокаиваясь, выговорил Игнат. А казались такими добрыми!

Вождь развел руки:

— Они дрались честно, один на один, если тебя это утешит. Лес вообще жестокое место. Но мы людей не едим. В Лесу едят только чужую кровь, «фремда санго».

Да уж, успокоили! Игнат передернулся и опять уставился на пустую скатерть. Все так хорошо начиналось! А теперь приходится принимать решение… Но куда выйти из этой колеи? Как?

— … Ты еще хочешь ответ на свой вопрос? — вывел его из размышления знакомый голос.

Игнат кивнул, не оборачиваясь.

— … Не знаю, как в вашем мире, — по хрусту листьев Игнат догадался, что Нер расхаживает взадвперед позади него, — А в нашем у горожан есть рассказы про героев. У вас есть герои?…

«Наши руки привыкли к пластмассе,» — вспомнил Игнат. — «Наши руки боятся держать серебро…»

— …И вот, если близко рассмотреть дела героев, видно, что поступок мальхонесто, бесчестный, отличается от благородного, только одним…

Шуршание смолкло. Самое важное Нер произносил в тишине:

— …Подлость — выгода для одного на сегодня. Честь, хонори — выгода для многих, или надолго. Лучше сегодня тебе помочь. Если завтра ты станешь амико, другом — бон. Если станешь маль-амико тогда плохо, маль-боне. Но мы уже будем знать, чем ты опасен, и где твои слабости. Очень простой расчет! Теперь веришь, что я не обману тебя?

Игнат хотел кивнуть не глядя, но вовремя сдержался. Встал. Отряхнул листья с колен. Посмотрел в желтые спокойные глаза тачефа. Краем глаза поймал напряженное лицо Гланта. И спросил опять не то, что хотел:

— Вы не прячете чувства. Лица как окна. Почему?

Нер и старик вновь удивились:

— Но зачем? Волки ловят все чувства на десять шагов вокруг себя! Злобу надо прятать в бою, чтобы не почуяли. А в обычном разговоре — волк все равно будет знать.

— Волки читают мысли?!

— Чувства, — поправил Глант.

Игнат замолчал. Желтоглазые терпеливо ждали.

— Вы не похожи на диких степных кочевников. — наконец, сказал Игнат. — Герои? У нас есть… сказка, фабело. Иван-Царевич и Серый волк. Там человек и волк вместе. Отсюда мысль прилетела?

— Может быть. — Глант сворачивал скатерть. — Теперь ты уже можешь решить?

— Я не вижу иного пути! — сердито отозвался Игнат.

— Ну почему! — возразил Нер. — Просто иди, куда хочешь. Как уцелеть при встрече с Тэмр, ты знаешь. Но вот как тебя примут люди, даже я не могу сказать заранее.

— Ирку приняли хорошо.

Нер пожевал губами: должно быть, заталкивал внутрь неприятный для Игната ответ. Выбрал нейтральное:

— Не всем так везет.

— Стать Тэмр опасно?

— Смертельно. Ты можешь погибнуть во время испытаний. И позже — я всегда могу послать тебя на смерть, если сочту, что так лучше для остальных.

«Наш мир полон тревог и опасностей» — снова пришли на ум чужие слова — «А любовь в нем часто оборачивается разлукой. Но становится от этого еще прекраснее». И еще: «Я мужчина, а мужчина не отказывается от силы — там, где предложено взять».

Игнат вдруг ощутил, как сильно мешает ему все, что он до этого прочитал. Все книги — и хорошие и плохие. Все меткие замечания, уместные цитаты — все сейчас было некстати. Мысли нужны были — свои. А слова — даже наилучшие — не требовались вовсе.

За время беседы солнце заметно переместилось в сторону леса. Яркая осень. Разноцветная живая стена. Холм поодаль — рыжий кабан ощетинилися черными стволами деревьев. Так странно: в степи еще лето, а тут уже вовсю полыхает аутуно. Белые кости тонут в траве, их не видно. Видна только жизнь… Уйти? Люди не едят людей. А волки? Но важно ли это? И еще неизвестное испытание впереди…

Землянин выдохнул. Посмотрел в лицо вождю и сказал:

— Благодарю за щедрое предложение. Я буду Тэмр так, как сумею.

Нер молча кивнул. Старик радостно улыбнулся и свистнул. Опустошенный Игнат уселся на пригорок и бездумно ждал, пока волк не встал у самых ног. Лишь уже забравшись в седло, Крылов повторил:

— Вы не похожи на диких степных кочевников!

— Мы не дикие, не степные, и не кочевники. — Нер улыбнулся так ярко и радостно, что Игнат вмиг лишился доброй половины своей тоски. Стронув зверей, вождь повернул голову к Игнату:

— Мы — Тэмр. Глант еще научит тебя не путать твердое с теплым!

А потом свистнул, гикнул — волки поднялись в галоп. Вторую половину игнатовой грусти сдуло встречным ветром.

* * *

Вечером того же дня Игната накормили и уложили спать в привычном хеймо, а Тэмр немедленно собрались на Круг, и принялись судить да рядить, как с гостем быть: верить ли его повести и сделать ли его одним из волчьих пастырей.

В Кругу, ясное дело, вспыхнул спор. Если допустить, что про иной мир Игнат лжет — то откуда еще взяться незнающему чужаку в степи? С севера, по торговому тракту не миновать владений Хадхорда. Купеческий, богатый и многолюдный Хадхорд — давний сосед степи. В городе любой расскажет, что такое Охота, и почему Золотой Ветер выметает с длинной дороги даже самых жадных или смелых путников. Могут и свежие кости показать: отважных дураков полно; каждую осень Охота прибавляет парочку скелетов.

С юга? Южная граница охотничьих земель Тэмр — Ледянка. Тракт пересекает реку на опушке Леса. Никто не осмеливается жить так далеко от людей: от Хадхорда до Ледянки семь, а неспешному обозу и все двенадцать дней пути. Поэтому на переправе нет паромщика, и всякий сам для себя сколачивает плоты — или берет, что осталось от прежних караванов. Но и южнее Ледянки такая же степь, только обширнее. Там справляют Охоту Аар, Роа, Уэр — или другие стаи, куда многочисленнее Тэмр. За рекой тракт начнет забирать к востоку, но еще добрых восемь дней надо ехать по степи, пока, наконец, у подножия Грозовых Гор не покажутся шпили ЛаакХаара. Железный Город населен рудокопами и литейщиками, и вывозит свои поковки только на север — в другую сторону лишь непроходимые болота до самого моря. Единственная нить между ЛаакХааром и миром — Южный Тракт, который осенью в полной власти волков. И потому весь ЛаакХаар знает, что такое Охота, и когда она начинается. Неужто никто не предостерег бы?

Да только чужак ничего не слыхал и о ЛаакХааре. Тогда откуда же он?

С западом все ясно: на западе Лес. От самого северного края, от Хадхорда, и далеко-далеко, в неообозримую даль, на юг, к Внутреннему Морю. Невозможно пересечь Лес, и не узнать Тэмр, и Охоты, и всего, что знает лесное население о степи.

Остается восток? Но там — непроходимая стена Грозовых Гор, и на север она тянется чуть не до края земли. На юге горы упираются в болота. Или даже, правильнее сказать — Болота. Край Владыки Грязи. Пусть бы даже пришелец и нашел путь через обледенелые перевалы или трясинные вотчины Болотного Короля — так за горами же Черные Пески! Про живущих в песках известно лишь, что у них глаза с красной радужкой. Сколько у них этих самых глаз — и то неизвестно.

Поэтому, стоило Гланту заикнуться о том, что их гость попал к Висенне случайно, и, судя по всему, вызван каким-нибудь волшебством магов Арокоменса вовсе из-под других звезд — Круг хором признал его правоту. Ну, а где замешано колдовство, там пусть маги сами и разбираются. А пока еще та встреча с магами случится — сделать гостя Тэмр, и пусть помогает. Заодно и присмотрен будет — на случай, окажись-таки Игнат подлым засланцем.

Так что, стоило Неру назначить ночь праздника — и подготовка закипела словно сама собой. Волки натащили мяса, воды и дров для большого костра. Терсит распоряжался готовкой. Вождь и звездочет еще раз перечитали книги с ритуалом и заучили фразы попроще. Некоторые древние обороты Игнат, по малоопытности в языке, мог попросту не понять.

Сам Игнат всю эту кутерьму мирно проспал на кошме, даже не подозревая, что готовит ему пробуждение.

* * *

С пробуждением началось все то, чего Игнату до сих пор не хватало. Потянувшись по обыкновению, и выйдя из шатра умыться, Крылов в первый миг даже испугался. Куда только делась обычная серость! Котловина пестрела всеми цветами радуги.

Волки тщательно мылись в ручье и озере. Отряхивались в живых серебристых ореолах — брызги летели отовсюду. Глант и Терсит разворачивали бесчисленные тюки, вынимая из них яркие полотнища, которые волки тут и там раскатывали, растягивали на неизвестно откуда взявшихся стойках. Многие волки уже щеголяли в стальных ошейниках, и потому двигались осторожно: начищенные шипы торчали во все стороны, делая зверей втрое шире.

Нер, как и положено вождю, стоял спокойно, наблюдал за непонятной Игнату суетой и улыбался краешками рта. Ошарашенный Игнат робко поздоровался, и спросил, что все это значит. Вождь коротко объяснил:

— Фесто. Твое рождение праздновать будем.

Крылов ощутил, как вдоль позвоночника побежали мурашки. Праздник, значит. Вступление в ряды. Испытание. Игнат не знал, почему именно испытание так сильно его беспокоит.

Между тем утро разгоралось. Игнат поискал взглядом котелок с едой, пробегавший мимо Глант перехватил взгляд:

— Нигил манжи, эльпрово постулас фацила стомако.

«Ничего не есть, испытание требует легкий желудок» — машинально перевел Игнат, и удивился: а ведь он понял! Понял короткую фразу, брошенную запыхавшимся человеком без малейшей заботы о произношении. Пожалуй, он начинает привыкать…

Хорошо это, или не очень, Крылов не успел подумать. Глант встряхнул тюк за плечами, Игнат бросился на помощь. Потом сворачивали и переносили шатер; рубили дрова и складывали большой костер; в четыре руки с Терситом надевали ошейники на тех волков, которые раньше были заняты переноской. Съездили к тайному складу в ложбине поодаль, откопали, привезли и вымыли три больших котла. Один поставили Терситу для готовки, на два натянули кожу — вышли натуральные тулумбасы, какими Игнат видел их в кино про Запорожскую Сечь.

Уже далеко за полдень Глант отвел новичка мыться. Дед успел завернуться в церемониальную волчью шкуру от макушки до пят, глаза загадочно поблескивали из раззявленной пасти, пушистый хвост хрустко косил сухую траву — звездочет выглядел натуральным оборотнем. Предстоящий вечер интриговал настолько, что о еде Игнат позабыл вовсе. И даже вода ручья не казалась холодной — парень вымылся наскоро и вытерся, чем подали, думая только о предстоящем испытании. Пока пришелец мылся, волчий пастух развернул на берегу коврик. Одевшемуся Игнату звездочет указал место рядом с собой, а потом из загадочных глубин шкуры на свет появилась книга. Глант начал рассказывать ход обряда:

— Поздно вечером, когда хорошо разгорится костер, все соберутся в Круг. Ты будешь на середине. Нер скажет, что ты хочешь стать Тэмр. Кто будет против, тот должен драться с тобой.

Игнат содрогнулся.

— … Но никто не против. — старик улыбнулся и подмигнул. — Потом Нер скажет: откройте ему дорогу и пусть идет. Ты увидишь. Волки разойдутся в стороны, ты ступаешь между ними, вот так… — на земле появился простенький рисунок.

— Идешь прямо. Волки будут прыгать вокруг, над тобой, спереди, сзади. Если стая не хочет принять новичка, его не убивают на Кругу. Но на Дороге просто не дают идти. — Глант посмотрел в глаза Игнату:

— Я не знаю, как будет у тебя. Просто будь внимателен. Есть те, кто просит дать дорогу. Есть те, кто берет силой. Мой отец рассказывал, Троув пел песню, и ни один волк не двигался: все хотели послушать. Ты должен только пройти.

— До какого места? — пересохшими губами спросил юноша.

— Там будет стоять вождь. Когда дойдешь, он даст тебе весто, одежду. Ты возьмешь. Из старой одежды один ажо — предмет, надо бросить… ты поймешь, когда увидишь. Это знак: прошлое остается там, — Глант показал за спину. Игнат застыл, уставившись в небо.

Прошлое — остается — там…

— … Вождь скажет тебе имя для Тэмр. — невозмутимо продолжал старик. — Ты шанжас весто, меняешь одежду. Можно на месте. Можно пойти в шатер. Твой выбор. Потом идешь в Круг и громко говоришь свое новое имя. И все. Ты есть Тэмр.

«И все» — эхом отдались слова старика. — «Ты есть Тэмр!» А кем ты был перед этим, никого уже не интересует. Игнат поежился. С другой стороны, он студент, а их в свое время тоже принимали с полным церемониалом. Крылов вспомнил байку: на затянувшемся экзамене в Оксфорде ушлый вагант потребовал говядину и пиво, ссылаясь на закон, не отмененный аж с 1430 года. Еду доставили. А через три дня крючкотвора отчислили, сославшись на тоже не отмененный закон из той же эпохи. За явку на экзамен без меча.

Глант строго посмотрел на ученика, и Крылов встряхнулся. Пропустят ли его волки по Дороге? Что за место, которое он должен увидеть? Если дед чего-то недоговаривает, то в чем суть испытания? Игнат выпрямился, чувствуя на спине прямо-таки полчища мурашек.

— Пора начинать — Глант сворачивал коврик. Словно в ответ на его слова, за холмами внезапно и страшно загрохотал тулумбас.

* * *

Тулумбасов было всего два, а колотило в них чуть не пол-стаи. Волки вставали на задние лапы и били передними. Иные прыгали на котлы с разгону, бухаясь всеми четырьмя и подлетая над туго натянутой кожей — как на батуте. Но все звуки складывались в четкий ритм. Даже дрожь, пробившая землянина до пяток, подчинялась чередованию тишины и грома, даже языки пламени в гигантском костре, казалось, вырастали под резкий удар, чтобы на глухую дробь прижаться к земле.

Игнат стоял посреди круга, под незнакомыми звездами, в кольце волчьих голов. Надетые с головой шкуры и сумрак позднего вечера превратили вождя, лекаря и звездочета в настоящих волков. Нер произносил положенные слова; стая отвечала громким «Хау!», сразу напомнившим Крылову самурайские фильмы. Костер полыхал к югу от собрания, потоки жара шевелили натянутые полотнища. Тканевые стены замыкались в исполинский шатер без крыши, который тоже что-то символизировал в волчьей мифологии — парень не знал, что. Шатер возвышался багровым островом посреди бессветного океана ночной степи. Вся стая находилась внутри шатра, все смотрели на чужака. Говорил только Нер, но вот закончил и он:

— …Ovru la vojon, kaj venu!

«Открой дорогу и иди», — прошептал Игнат. Знакомые слова вождь выкрикнул резко, непривычно: наверное, церемониальный диалект языка. Круг разомкнулся в направлении костра. Игнат обрадовался: в темноту идти неприятно. Тут хоть видишь, куда ногу поставить. И обещанные Глантом волки пока что над головой не скачут. Парень шел, напряженно осматриваясь, чуть поворачивая голову то вправо, то влево, ожидая прыжка в любой момент. Но Дорога оставалась пустой. Землянин приободрился. Сделал еще несколько шагов — и только тут сообразил, куда ведет единственный, свободный от зверей, путь.

Сквозь огонь.

С невидимой Игнату дальней стороны костра обрушилось толстенное бревно, разделив огненное озеро точно пополам. Крылов замер в фонтане искр, заслонив ладонью глаза. Кожа на щеках уже стягивалась. Это что же, идти по бревну?

Зачем? Ладно бы, они проверяли силу или там сообразительность — сильный воин ценен для племени, умный тоже… а что тут проверяется? Везение? Да ведь бежать придется! Оступишься — и не спасут…

Решать надо быстро. Что они проверяют?

Из темноты показался Глант; землянин жадно повернулся к нему:

— Объясни!

— Тэмр есть Огонь в Ветре — торжественно произнес Глант. Повернулся и растаял во мраке.

Объяснил, называется. Игнат почувствовал нетерпение. Свое? Стаи? Что делать? Страшно ему уже было — там, у деревьев, в самый первый день. Сейчас — непонятно. Хотите, чтобы я рискнул?

Бревно довольно толстое. Идти можно. Бежать можно тоже. Костер как будто пригас.

Вот тебе и отбор. И не скажешь, что вовсе уж неестественный. Шаг в сторону — и костей не останется… Сесть бы да взесить: а стоит ли членство в Тэмр такой платы? Так ведь все нарочно устроено — чтобы не дать подумать. Интуиция?

Игнат поспешно стянул рубашку, намотал на голову: волосы и глаза важнее пуза. Придется смотреть под ноги… Сощурился. Вскочил на ближний край бревна. Выпрямился, раскачиваясь и помогая правой рукой — левая держала нахлобучку. Намочить бы, да кто ж знал! Путь как будто виден…

Стая взревела в сотню глоток. Радуются?

Человек наклонился и побежал. И сейчас же, словно по сигналу, над его головой сшиблись два волка, пролетевшие сквозь огонь. Выгнулись, упали на бревно за спиной — Игнат ощутил, как эта круглая сволочь закачалась под пятками. Ветер ударил в лицо — где он был раньше? Зараза, в эту доменную печь еще и поддувать! Опять тени над головой. А, это и есть обещанные волки? Прыгают на бревно, немилосердно раскачивая его, и в два прыжка убегают обратно. Хорошо хоть, никто поперек не встал. Ну и Дорога! Шлепанье подошв. Бревно парит. Еще метров пять. Холера, кроссовки плавятся! А ведь белок распадается при сорока двух, сколько же сейчас? Да когда этот долбаный костер кончится! Складывали дрова — было всего шагов двадцать, а тут бежишь-бежишь…

Парень кувыркнулся с бревна, и Неру пришлось ловить его, чтоб не расшибся.

— Paseo lasu tie! — сказал вождь, отводя новичка подальше. Игнат очумело болтал головой. Кожа зудела. Много ли ожогов? Что там по ритуалу? Новая одежда? Какое, к черту!

— Forlasu estineco en fajro!

А, надо чего-то бросить. Один предмет из одежды. Да тут хоть всю брось, прожжена в хлам. Раньше, наверное, всю и сжигали, ритуалы тоже меняются со временем. Землянин осторожно присел: спина не болит. Пузыри, вроде, не лопаются. Есть ли ожоги? Пальцы как будто целы.

Впрочем, он не очень долго бежал. Вон и другой берег виден.

Прошлое оставь там…

Игнат развязал шнурки на безнадежно оплавившихся кроссовках. Жаль. Насколько он помнил, средневековая обувь на мягкой подошве, все неровности отдаются в ступнях.

Брось былое в огонь…

Красиво. Символично. Есть ли в этом испытании смысл? Чем оно отличается от клубных игрушечных ритуалов? Настоящей смертью?

Игнат размахнулся, и старая обувь улетела в море сполохов. Показалось, или костер взметнулся ярче?

— Спарк! — сказал вождь, но Игнат не сразу понял, что это и есть новое имя. Спарк — Искра. Действительно, символично. Символ хитрый: «искра-частичкаогня» звучит «файрето». А вот желтые иголочки электростатики, прыгающие в темноте по волчьим спинам — они-то и называются «спарк».

Из мрака выступил Терсит и принялся натирать спину парня прохладной, неимоверно приятной, мазью. Спарк скинул прожженные джинсы, бросил рубашку и белье, взял протянутую Нером стопку новой одежды. Узкие трусы до колена, зато штаны широкие. Мягкие сапоги, обмотки к ним… Хорошо, дед научил наматывать… Темный пояс. Рубашка наоборот, светлая. Куртка на шнуровке, знакомая Игнату по клубу и снам про Ирину. Волчьей шкуры, к тайному огорчению землянина, не оказалось. Наверное, пока не по рангу — впрочем, неважно… Идти переодеваться в шатер — значит, проявить стеснение или стыдливость. После этакой-то пробежки сквозь пламя? Главное — жив!

Зашнуровывая горловину, Спарк спохватился, что испытание, может быть, еще не закончено. Что место переодевания тоже могло что-то означать. Но и вождь, и Терсит смотрели спокойно — значит, он не ошибся по-крупному, а на мелочи сейчас можно плюнуть. Игнат аккуратно свернул старую одежду в узелок. Потом тихо рассмеялся. Все не так, как он ждал! Для такой ситуации не было в его прошлом ни образца, ни опоры. Хотя и осталось на Земле множество ниточек-связей. Например, попади сюда все вместе: Сергей со своей нелюбовью к соседям и хитростью; Гришка с вечными подколками и негаснущей улыбкой; Усатый-Полосатый, набитый историческими сведениями по самые уши… Уж Андрей бы мог тут чегонибудь усовершенствовать. Шагали бы командой сквозь всевозможные приключения, как в книжках пишут — от битвы до бабы. А тут… Ничего он с собой не пронес: ни мощных инструментов, ни каких-нибудь хитрых знаний, ни боевого искусства. Весь во власти первого встречного, как лист в урагане. Прошлое осталось за огнем — какой точный ритуал! Даже имя теперь другое… Спарк отряхнулся. Свернутая одежда полетела в пламя; огненный волк только зубами лязгнул.

Новое имя — новая судьба.

* * *

Судьбу Игната, ставшего Спарком, в тот же самый вечер обсуждали два Великих Мага. Беседовали они с глазу на глаз в покоях самого ректора Академии Магов. Происходило секретное совещание на другом краю огромного Леса — в городе Исток Ветров, под самой Седой Вершиной. До памятного землянину холма от Истока считали полгода пешего путешествия. Птицы долетали за четыре октаго — то есть, ровно за месяц. А магические «круги на воде» от появления Игната и его знакомства с Fajro докатились до Академии почти мгновенно. Но что именно так взволновало тонкую ткань мира? Даже сам ректор Доврефьель не рискнул объяснить этого с ходу. Долго приглаживал он свою седую ухоженную бороду, не один вечер перелистывал тома «Всеобщей Истории», не одного личного ученика отрядил на поиск причины… Наконец, со вздохом признал свое поражение. Как ни крути, приходилось звать на помощь второго Великого — господина Скорастадира. Ректор отправил посыльного, еще раз посмотрел на разложенную карту, взялся за подсвечник и замер.

Судьбу Доврефьеля нельзя было назвать необычной. Он родился в Левобережье, уже после Времени Смерти, и потому благополучно дорос до совершеннолетия. На Осеннем Празднике увидел мага, и сам пожелал крутить сияющие обручи вокруг запястий. Долго путешествовал по свету — сперва вслед за учителем, потом и в одиночку. Вскоре («Тридцать лет» — шутил Доврефьель — «Чихнуть не успеешь!») завелись у него и собственные ученики. Они не призывали демонов, не исторгали родники из скал, и не швырялись молниями направо и налево. Доврефьель практиковал магию равновесия, и прежде всего учил балансировать силы, доступные магу от рождения. Искать силу вовне Доврефьель не любил, и всех своих последователей учил тому же. Всякая волшба в его школе начиналась с тщательных размышлений: что следует сделать? Что произойдет потом? — и за долгую жизнь въелась эта привычка до корней волос.

Вот и сейчас, даже в таком простом деле как перестановка подсвечника на ладонь вправо — Великий Маг Доврефьель привычно задумался: а как на это посмотрит собеседник, только что вошедший для обсуждения «тайного, спешного и важного»?

Скорастадир посмотрел насмешливо. Второй Великий Маг Академии имел рост не про всякую дверь, широченные плечи и буйную рыжую гриву. По количеству звуков «а» в его имени легко угадывалась стихия Скора — Огонь. И сам Скорастадир не любил подолгу сидеть на месте, и мыслителей, наподобие Доврефьеля, уважал не особенно. Скор вырос на крайнем юге, где рыбаки и поморы Берега Сосен что ни день режутся то с пиратами, то с лордами Островов, то с налетчиками Империи В.В.Рула. Магию Скорастадир не столько знал, сколько применял, редко задумываясь о завтрашнем дне. Просто потому, что на Берегу Сосен завтрашний день мог и не наступить.

Теоретик и практик достигли в своем ремесле таких высот, что однажды каждый из них получил приглашение в Академию Магов. Разность характеров немедленно их поссорила, и в борьбе за ректорское кресло пять лет назад победил осторожный Доврефьель.

Сегодня соперники сошлись над расстеленной картой — далеко и от светлого Левобережья, и от теплого Берега Сосен. Магов окружала сырость, от которой не очень помогали пышные мантии; неуверенность, так и не побежденная красотой полированного пола и мозаичного стола; а еще Великих обступала темнота. В трех шагах от свечи начиналось безвременье, где несложно перепутать прошлое с будущим.

— Здесь это и случилось! — Скорастадир едва дождался, пока подсвечник сдвинется с карты, и ткнул пальцем прямо в неровную линию Южного Тракта. — Мы определили место. Спорить больше не о чем!

Последствий улыбки Доврефьель не боялся:

— Но мы же и не спорим. Отправим туда кого-нибудь, пусть проверит на месте.

— Не из твоих учеников, и не из моих. Чтобы быть честным… Если там в самом деле что-то произошло, твоя догадка блестяще оправдается.

— Теория, а не догадка.

— Да! Хорошо! Пусть теория! Ну и что?

— Надо тщательно все обдумать… Мы должны сделать еще несколько вычислений…

— Простенький опыт на месте даст больше ясности! Но сейчас в самом деле спорить не о чем. Кто отправится?

— Ахен и Панталер. Вдвоем надежнее.

Скорастадир помолчал, потом кивнул:

— Да, так лучше всего. Там уже лет сто ни Башен, ни путевой службы, ни почты… До Девяти Времен был богатый край. Жаль! Давно пора заняться им вплотную.

Доврефьель примирительно поднял обе руки:

— Прошло всего двадцать лет, как мы вернули Левобережье. Лес с трудом удерживает границу Бессонных Земель! Излучина и Увалы заселяются по капле. Нет ни лишних рук, ни еды, чтобы отряжать поселенцев еще и на север. К тому же, Следопыты доносят…

— Не будем пережевывать все заново. Ты скажешь Ахену.

— А ты обрадуешь Панталера. Наш лучший предсказатель обещал целых пять дней попутного ветра.

* * *

— Здесь всегда ветер… — Терсит обвел руками горизонт, и Спарк послушно проследил за ним взглядом. Обе ладони лекарь двигал вместе, словно сжимая в них невидимый прозрачный шар. От кургана на все стороны распростерлась серо-желтая степь. Парень раскатал привезенные коврики, сбросил пыльный балахон. Расшнуровал и положил рядом куртку. Терсит усаживаться не спешил.

— Один леционо надо тебе послушать… Жаль, ты мальбоне знаешь язык. Тут надо объяснить… лекарь стаи недовольно нахмурился, подбирая слова попроще. — Бон… Ты у нас… почти пять октаго. Да, с самого начала Охоты. А уже скоро венас эн хеймо, идем домой. Сейчас скажи своими ворто, коротко: что ты успел узнать о Тэмр?

Игнат наморщил лоб. Тэмр — это люди и волки. Волки кормят, перевозят и защищают людей. Люди лечат волков, служат им руками в сложных работах и обдумывают возникающие проблемы. Но как выразить все это своими словами на полузнакомом языке? Да еще и коротко?

— Ни эстас… Маной кай капо. Или эстас… Дентой кай жамбой.

Терсит расцвел в улыбке:

— Точно сказал. «Мы — руки и голова. Они — зубы и ноги». Думаю, ты поймешь урок.

Спарк подвигал напрягшимися плечами. До сих пор он больше общался с Глантом или даже с Нером. Лекаря видел редко, а даже если и видел, почти не разговаривал. На гладкости беседы это сказалось мгновенно. Волчий пастух продолжил:

— Ты уже знаком с файро, огнем. Глант говорил тебе: «Тэмр естас файро эн венто», Огонь в Ветре… — опять запнулся, подыскивая слово попроще. Спарк терпеливо слушал. — Хотя правильно говорить: «файро эн аеро», Огонь в Воздухе. Вот знак, — Терсит присел и быстро нацарапал в пыли треугольник, а потом вписал туда пятиконечную звезду. Игнат вздрогнул: припомнилось падающее сквозь костер бревно и не понятое тогда объяснение Гланта.

— Ты уже знаешь файро. Бон. Если Огонь не хотел тебя — на эльпрово ты бежал и упал. Конец.

Спарк поежился. Это уж точно. Костер на эльпрово был знатный. Сгорел бы начисто. Выходит, огонь оказался непростой — вот отчего и высокая температура не повредила. Тем временем лекарь уселся на коврик и похлопал рукой по второму. Парень послушно опустился на жесткий войлок. Терсит продолжил:

— Теперь тебе надо узнать венто, ветер. Волки не могут думать, как мы. Они не знают «просто кусок мяса». Они могут знать только «этот кусок мяса» или «тот кусок мяса» — что можно видеть или взять.

У волков нет абстрактного мышления, понял Игнат. Для их разума любая вещь конкретна, имеет свое имя и место в пространстве.

— … Вот поэтому файро эн венто. — Лекарь потряс руки, сложенные все так же, будто в них покоился стеклянный шар — Когда волки спрашивают: «Какой ветер?» — Мы отвечаем: «Вот этот!»

Терсит резко схлопнул ладони. Спарк ошеломленно уставился на землю, почти ожидая увидеть горстку стеклянной скорлупы.

— … Посмотри на степь сверху. Тучи есть берег, ветер есть прозрачная река. Дай свои глаза птице. Ты сидас на дне реки, смотри!

«Представить», — понял Игнат, — «Нужно представить степь сверху, а себя — сидящим на дне атмосферы». Да, ветер в самом деле можно считать рекой, промывающей облачный континент… Спарк повозился, устраиваясь на коврике поудобнее. Сосредоточился.

Вдох. Голос Терсита:

— … Степь не важно, как выглядит. Найди себя на дне реки…

Похоже, он забыл, что надо подбирать простые слова.

Выдох.

— … Не закрывай глаза. Смотри вниз, на землю!

Вдох.

— … Что чувствуешь?

Спина немного затекла. Ноги… Потертость на бедре чешется… А ведь и сам забыл, что не понимаю сложных оборотов. Интересно…

Выдох.

— … Что видишь?

Желто-серая земля и край коврика, вот и все картины. Ну, не с первого же раза получится медитация…

Вдох.

— … Спарк! Что чувствуешь?

Отцепись.

Выдох.

— … Спарк!

Да оставь ты меня в покое!

Вдох.

Плюх! Игнат с воплем подскочил на коврике. Терсит прервал транс, опрокинув ему на спину обе фляги. Мерзкие холодные ручейки устремились вдоль позвоночника к поясу. В мокром белье живо седалище сотрешь, надо сушиться поскорей. Спарк суетливо содрал через голову рубаху, хватанул куртку. Промокнул спину. Выше…

Недоуменно остановился. Поднял отброшенную рубаху: сухая. Потрогал спину: никакой воды.

— Что это было?

— Спина куда смотрит? — весело спросил Терсит.

Игнат махнул рукой на юг.

— Там дождь. Сильный, — лекарь вновь оскалился во все тридцать два зуба. — Первый раз всегда бона фаро.

«Хорошее дело» — перевел для себя Спарк. — «То есть, по-нашему — новичкам везет… А мастерам?»

— Сколько надо учиться ветру? — тихо спросил землянин.

Наставник пожевал губами, составляя ответ.

— Когда ты — партето да венто, частичка ветра — ты чувствуешь, как он. Сначала надо учиться слушать ветер, — говорил волчий пастух, пока Игнат натягивал рубашку обратно. — Ты видишь себя на дне воздушной реки, бон. Потом — ты представляешь себя парто да риверо, частью реки. Потом — всей рекой сразу…

Парень замер в полном ошеломлении. Представить себя ветром! Не воздух шуршит по сухой траве — твои руки перебирают стебли, словно волосы. Ты огромен, и повсюду; пальцы чувствуют холмы и лесную щетину, словно ямки и камушки под кошмой. Завихрение или смерч отзываются уколом боли в локте или плече; дождь течет прямо по спине — никакой прогноз не нужен. Ты не просто знаешь погоду — сам являешься ей.

— Ты понял? — спросил Терсит, когда ученик, наконец, пошевелился.

Спарк молча кивнул. Лекарь поднялся, скатал свой коврик. Ошеломленный Игнат сделал то же самое. Поднял куртку, пыльник и скатку, пошел за учителем вниз по склону. Все его прежние знания о магии сводились к умению что-то делать: говорить заклинания, складывать пальцы особым жестом, чертить пентаграммы, расставлять артефакты. Чуткое терпеливое вслушивание потребовалось впервые.

Пока он думал, тропинка кончилась. У подножия кургана лекарь спросил:

— Глант учил тебя Зову?

Спарк опять молча наклонил голову.

— Зови.

Глубокий-глубокий вдох. Теперь выдох. Теперь опять вдох, и опять выдох. Продувка промежуточная, как на космодроме. Горло как будто в порядке. Продувка главная. Желудок не мешает. Значит, теперь вдох до упора, и звук. Главное — чтобы получился выдох, звук получится сам собой… Спарк тщательно набрал ветра в легкие, сжал диафрагму и возопил изо всех сил, выталкивая воздух всеми мышцами — даже присел от натуги.

Терсит покачал головой неодобрительно:

— Чересчур стринжас да вентро. Сила должна в воко идти, а не в живот. Но ничего. Научишься. Волки услышали. Скоро придут.

Спарк отдышался. По словам Гланта, Зов новичка резко отличался от любого в Тэмр. И даже в других стаях звездочет такого голоса не припоминал. Дед считал это достоинством: легко узнавать зовущего. Видимо, он был прав: звери быстро поняли, кто и где кричал. Очень скоро пара волков показалась с заката, со стороны леса и направилась точно к кургану. Глядя на бегущих зверей, Терсит тихо добавил:

— Я учусь двадцать лет. Слышу дождь, снег, штормо кай темпесто. Редко слышу — кто-то идет по степи. Мой катехисто, наставник — Хиин из ЛаакХаара. Он может даже поворачивать ветер… Правда, редко, с извиняющейся улыбкой добавил волчий пастух.

Слова лекаря Игнат обдумывал весь обратный путь.

* * *

Путь посланников Академии завершился у самой последней Башни на севере Левобережья, в просвеченных насквозь березняках Теплых Увалов. Башня смотрелась грубым неограненным камнем, угодившим на золотой ковер исключительно по недосмотру. В эту часть Леса враг не добрался даже за Девять Времен. Башне не довелось выдерживать осад, базальтовые стены не знали таранов и боевых заклинаний. Ни копоть, ни выщербины не испортили кладку. Но увидевший Башню прежде всего вспоминал грозный рокот барабанов и знобящий скрежет стали о сталь.

Между тем Башня Пути предназначалась в первую очередь для магии, а военным опорным пунктом становилась лишь при необходимости. В ней даже не держали гарнизона. Постоянно в Башне жил только старый Лагарп — маг стихии Воды. С ним-то Ахен и советовался сейчас по поводу дальнейшей дороги, пока Панталер отправился погулять по округе.

— …Трудно сказать! — Лагарп пожал плечами. — Сеть не обновлялась больше семидесяти лет. Несмотря на это, одна из Нитей продолжается куда-то на северо-восток. Следовательно, Башни на окраине могли сохраниться. Но, даже если и так, в них никто не живет: обитаемые Башни известны наперечет.

Посланник Академии согласился вежливым кивком, пригладил волосы — и без того прямые, длинные, красивого серо-серебристого оттенка. Лагарп потеребил длинные усы, прошелся руками по отворотам церемониальной мантии, и расправил ткань, смятую долгим лежанием в сундуке. Увалы давно обезлюдели, и Лагарпу почти не приходилось носить официальную одежду. Визит Ахена со спутником взволновал старого отшельника до глубины души. Даже заблаговременное предупреждение из Истока не помогло. Сразу два посетителя! Лагарп зябко ссутулился, потом заставил себя выпрямить спину.

— Одно могу утверждать точно: вам следует запастись едой и водой. Следующий перегон может оказаться долгим, до самой опушки. Вам вряд ли удастся найти удобное место ночевки, пока не выберетесь в степь.

На краю поляны возник Панталер — золотой силуэт в водоворотиках золотых листьев. Лагарп глянул на него мельком, и с сожалением развел руки:

— Увы, кроме этого, я мало что могу добавить к вашим сведениям из Академии. Карты вам известны. Волки Тэмр действительно справляют Охоту где-то в том краю. Если застанете их, может быть, они расскажут больше. Давайте загрузим как следует ваши вьюки, и — удачи вам!

* * *

Удача не покинула Игната даже после перемены имени. Когти свистнули на два пальца от живота, а потом Нер и Глант разом навалились на волка с обеих сторон; Терсит ловко сунул к чуткому носу вонючую склянку — зверь обмяк, успокоился, перестал биться. Лекарь привычными движениями выбривал ему серую шерсть вокруг раны, вождь вытирал забрызганное лицо. Старик присел отдышаться. Плюхнулся просто в грязь, мимо коврика. Глупо улыбнулся, да так и остался сидеть.

Хонар поймал стрелу в бок при встрече с последним караваном. То ли кому-то из купцов ХадХорда не сиделось за стенами, то ли ЛаакХаарцы решили ухватить последнюю восьмидневку сухой погоды. Десять телег и столько же охранников выступили по Тракту на север, благополучно пересекли владения южных стай, переправились через Ледянку… Волки уже насытились и мясом и ритуальными поединками, так что дозорные просто проводили караван взглядами.

А вот охранники каравана что-то вздурились. Как ни уговаривал их купец, как ни угрожал — до расчета еще шагать и шагать; посреди степи просто так наемника не уволишь. Не осмелится купчина отказаться от защитников. Полагаясь на это, охранники решили добыть пару волчьих шуб к надвигающейся зиме. Не так тощих осенних шкур хотелось, как славы — во время Охоты поднять копье втройне почетно. Гикнули, свистнули, разогнали быстрых коней… Волки сказали бы — «вкусных коней». Десяток Хонара мгновенно вырезал охрану, и остался купец с тремя погонщиками на тракте — пустом, как шкатулка позабытой любовницы. Поскольку ни сам купец, ни забившиеся под повозки слуги не подняли оружия — волки тоже обошли их стороной. Сдернули с телеги рядно, закатили на него бьющегося от боли десятника, и уволокли в лагерь. Увидев раненого, Терсит схватился за баул с инструментами, а людям велел держать зверюгу, чтобы хоть щуп в рану завести спокойно. Спарку достались передние лапы и немалая доля удачи: пока лекарь изловчился оглушить зверя острым запахом, Хонар несколько раз махнул когтями у самого Игнатова уха. Напоследок и вовсе чуть живот не вскрыл.

К счастью, наркоз на волка подействовал быстро и глубоко, а сам Терсит не первый раз извлекал наконечники. Пошарив длинным пинцетом где-то выше диафрагмы, но ниже сердца, поворчав изрядно, что железяка-то ладно, а вот щепок от обломанного стержня не осталось бы… Да не был ли чем наконечник смазан… Да воспаления легких не подхватить…

— … Да еще то, и вон то и вот этого подай! — буркнул ему в ответ Глант, уже ощутивший свой промах обеими ягодицами. Нер, вернувший на лицо невозмутимость, велел Спарку греть воду и доставать на всех чистую одежду. Успокоившегося десятника за лапы и загривок перетащили на кошму под навесом, с южной стороны шатра. Терсит промыл и зашил его рану, потом перешел к другим пострадавшим. Игнат глянул в небо и вздохнул печально. Дождь, так весомо поздравивший его с первой удачной медитацией, через два дня явил себя воочию. Степь раскисла. Шатер пришлось вынести из котловины на открытый всем ветрам курган. Знакомый ручей ощутимо удалился, вода в нем утратила былую прозрачность. И еще тосковал Спарк о верховых прогулках под синим сентябрьским небом.

Впрочем, в этих краях не было сентября. Спарк очень удивился, когда узнал, что конец Охоты не привязан к определенной дате. Завершилась теплая золотая осень, началось сырое и дождливое Время Теней и Туманов — вот и пора уходить на зимние квартиры, из ветренной степи в Лес. Волки больше не убегали на пять дней к самым Грозовым Горам, не прочесывали округу словно неводом, и вообще почти не выходили из поля зрения часовых. Люди сушили и штопали одежду, увязывали в тюки каменной твердости вяленое мясо — Спарк только глазами хлопал, не понимая, откуда взялось столько — и молчали. Спать ложились рано, ночь на ногах коротал один дежурный. Игнат тоже отстоял пару ночей в свою очередь. В случае каких-либо неожиданностей он должен был только разбудить вождя, с чем бы и щенок справился — но правила есть правила, и дозорные волки послушно склоняли головы, когда новичок обходил посты.

После сегодняшней стычки возвращение отодвинулось еще на октаго. Свежая дырка в легких сделала бесполезными для десятника даже носилки: тряско. Когда Терсит заштопал царапины остальных участников боя, и люди собрались в шатре вокруг котла с ужином, Спарк не вытерпел:

— Можно узнать?

Глант первым повернул голову:

— Конечно.

— Что такое Охота? Зачем волкам было вообще драться? Если я правильно понял, им ничего не стоило убежать.

Глант дожевал кусок. Терсит утвердительно кивнул. Старик поглядел на вождя. Нер согласился:

— Расскажи, Глант. Он того стоит.

Звездочет неторопливо доел, вымыл руки и прополоскал рот. Терсит и Спарк наскоро очистили котел, сразу же набрали в него дождевой воды и вновь вернули на огонь: закипит, потом выплеснут, опять наберут чистой и сварят завтрак. Глант тем временем достал из тюков за своим местом какие-то книги и разложил их перед собой.

— В городах спорят, существовала ли вообще Империя, — так начал Глант. — Приводят разные доказательства. Например, всеобщий язык, распространившийся от моря на севере до моря на юге, от восточных гор до западных заливов. Ищут клады старых вещей, мечтая обрести могущество предков… Ты говоришь, не бывал в городах?

Спарк кивнул. Старик непочтительно хмыкнул, перевернул несколько страниц, и продолжил:

— Следовательно, не знаешь, какие споры кипят вокруг существования могучей державы, не оставившей нам городов, дорог, или храмов — всего того мертвого камня, по которому чужаки меряют жизнь…

Атлантида, вспомнил Игнат. Что считать доказательством ее существования? И откуда вообще столь неистребимая тяга к славному прошлому, выявленная им на собственном опыте вот уже в двух мирах?

— … Они словно муравьи в ямке медвежьего следа, — улыбнулся Глант. — Чтобы увидеть след Империи, надо охватить взглядом весь Лес. Не меньше. Скажи, почему люди и волки живут вместе? Всегда ли так было?

Спарк почувствовал мурашки на спине. Там — люди приручили волков и сделали из них собак. Тут — волки приручили людей? Сам недавно говорил Терситу: «Мы — руки и голова, они — зубы и ноги», да еще и гордился меткостью фразы.

— …Империя создавала войска зверей. Люди… директис, командовали. Звери выполняли приказы. Все стаи Леса — и Тэмр, и Аар, и даже Уэр вместе с Роа, — все произошли от одной армии. Лес был одним большим лагерем. Потом Империя рухнула. Люди до сих пор спорят, была ли война, но… — Глант невесело улыбнулся и объяснил:

— Если все делают оружие, некому добывать еду. Империя просто умерла от старости. Лес остался сам по себе. Зверей делали умными, чтобы они могли думать сами. Их много учили, готовили воевать. Потом люди ушли, а звери остались. Другие… — Глант потянул паузу, словно удерживая на весу этих самых «других», неодобрительно покачал головой:

— Другие забыли, откуда их предки, кто и зачем. Волки помнят. Прошло больше трех тысяч лет. Есть книги, там записана история.

Игнат поскучнел. Вот если бы волки в самом деле приручили людей! Вот это был бы альтернативный мир! А войны генетиков… Звездочет истолковал его огорчение по-своему:

— Тебе не стоит печалиться. Тэмр маленькое формацио, у нас больше свободы, чем в Аар. Не говоря уж про Уэр — «хмурые» вообще не признают людей. И еще. — Старик посмотрел на землянина сочувственно:

— Твой мир далеко. Но с волками интересно, понимаешь?

Терсит тепло улыбнулся и ничего не сказал. Нер прикрыл глаза: тоже, наверное, прятал улыбку.

— Мы не научили тебя читать по-нашему. Жаль! — бросил вождь. — Придется много рассказывать. Но ничего. Пока Хонар отлежится, есть время. Сначала объясним тебе, что же такое Охота…

* * *

Охота закончилась спокойно и буднично, как прискучивший дождь или еда в котле. Звериный организм десятника взял свое. Рана, от которой человек несколько дней выкашливал бы куски легких, затянулась на волке через два рассвета. Утром при обходе постов Спарк заметил, что Хонар уже не валяется под навесом, а шатаясь, бредет к ручью. Человек не знал, можно ли пить с такой раной, и показал зверю на кошму. Волк послушно вернулся, молча лег. Спарк поспешно разбудил лекаря. Тот хлопотал над десятником еще полчаса, пока все не проснулись. После чего объявил, что завтра Хонар сможет идти. Нер кивнул, и назначил выступление поутру, через три дня.

Морось прекратилась точно перед отходом. Снимались уже под чистым небом, хотя в ногах еще довольно противно хлюпало. Вождь и Терсит привычно свернули шатер. Волки, назначенные носильщиками, выстроились длинной цепью. Спарк с Глантом принялись накидывать на них вьюки, застегивать грубые пряжки. Грузили навяленное за время Охоты мясо (оно сушилось в соседней котловине, потому-то Спарк его раньше и не видел). Паковали коврики и котлы; тканевые полотнища для большого ритуального шатра; половинки центрального столба к шатру обычному. Увязывали запас боевых ошейников; горшочки с лекарствами; оружие и доспехи, снятые волками с перебитых охранников невезучего каравана — и еще чего-то совали в мешки, привязывали, застегивали — Спарк не присматривался. Он обдумывал все, что узнал за несколько дождливых вечеров.

Волчьи войска давно погибшей Империи получили в готовом виде не только совместную с людьми культуру и образ жизни. Чтобы яростью серых зверей было проще управлять, на волков набросили добавочную уздечку религии. Стая верила, что умершие отправляются прямиком на Великую Битву, вечно бушующую в особом пространстве. Все войны всех миров, как верили волки, есть только отблески громадного сражения, где имеет значение не оружие или сила — а только целеустремленность, твердость духа и желание достичь победы. Волки презирали оружие, полагаясь исключительно на собственные силы. Волчьи пастухи подражали своей четвероногой пастве, и тоже не носили ничего серьезней хозяйственных ножиков. Ежегодная Охота обеспечивала практику в боевом искусстве и заодно давала выпустить пар. Имперским генетикам не удалось сильно переделать волчий мозг: абстрактных идей звери не воспринимали. Если волку случалось видеть или слышать чудо, то зверь больше никогда в нем не сомневался, и уж тем более не задумывался об истинности своих чувств. Поэтому к религиозным запретам в любой стае относились, как к физическим законам. Вода не может течь вверх, а волк — нарушить Примара Кодо. Звери не боялись многотысячных ратей, но атаковать одного безоружного им бы и в голову не пришло. Охота — ритуальные поединки, отблеск Великой Битвы. Только поднятое на волка оружие открывает поединок. Поединок возможен лишь между равными по силе или численности, если речь идет об отрядах. Поединок не является поводом для мести. И так далее, и тому подобное.

В мирное время культура поединков и ежегодных Охот вполне себя оправдывала, заключая звериную ярость в некие границы — чтобы окружающие народы не ополчились на слишком уж буйных соседей. Если кто и срывался — это были именно исключения, редкие, словно колодцы в степи. Но как же тогда Империя рассчитывала использовать волков на войне? Ведь на войне о равенстве сил, чести и благородстве лучше не заговаривать. Спарк долго чесал затылок. Глант, ехидно посмеиваясь, дал ему большую книжку, развернутую на нужной странице, и наскоро растолковал правила здешней письменности. Буквы составлялись из комбинаций трех горизонтальных и трех вертикальных черт, словно цифры на конвертах. Явно когда-то существовали компьютеры, под сканеры которых был приспособлен штрих-алфавит. В другое время парень бы долго над этим думал. Но сейчас он горел желанием получить ответ — и Глант это желание великолепно использовал. Интерес научил Спарка чтению за какие-то три вечера! Он и сам раньше в такое бы не поверил. Позабыв о гадостной погоде и сырых постелях, наспех проломившись сквозь чужие буквы, парень все-таки разобрал замысел Империи — и подивился его гениальной простоте.

На войне попросту вводились другие правила. Другая вера, если угодно. Особым советом всех вождей-тачефов объявлялось «Баталхордо», Время Войны и «Картела Дистордо» — Всеобщий Враг, в отношении которого правило равновесия не действовало. Отмены одного правила в нужное время оказалось достаточно, чтобы волчья культура сметала всех противников почти тысячу лет — если Спарк верно понял непривычные числа. Потом религия изменилась, землянин не сумел понять, как. Пришлось обратиться все-таки к Гланту. Тот растолковал: коль скоро Империя рухнула, пропало главное. А именно, цель, которую волки должны преследовать в Великой Битве. По времени идейный кризис совпал с небольшим — лет пятьдесят — промежутком в непрерывных войнах. Соседи волков поняли, что с серыми все-таки дешевле не связываться, и крупные войны прекратились. Зверям понадобился новый идеал, и тут загадочный «кто-то» выдвинул идею поддержания вселенского Равновесия. Как раз в это время начал возникать Лес — Спарк не совсем понял, что значит «возникать», но переспросить не успел, заслушался — и война закипела вновь. Тогда почти никто уже не помнил об Империи, возникло множество новых государств, все резво делили место под солнцем… Словом, наметившееся было ожирение от кратковременного покоя ушло, не успев толком начаться.

Спарк механически поднимал вьюки, опускал на серые спины, защелкивал пряжки, хлопал по бокам: «следующий!» — а сам думал, куда же он все-таки угодил, и что теперь делать дальше. И не замечал, как возле Нера встревоженно крутятся разведчики, еще до рассвета убежавшие искать дорогу посуше. Вождь окликнул его — раз, другой. Только на третий раз Спарк услышал и подошел.

— Возле твоего холма гости, — обратился Нер к новичку. — Помнишь, мы говорили, что после Охоты будем искать Башню Пути и звать чьелано, чтобы доставить тебя в Академию?

Спарк замер, словно громом пораженный. Потребовалось некоторое время, чтобы отложить мысли о волчьей религии и штриховой письменности. Ведь он действительно собирался в Академию. Тамошние загадочные маги поместят его в будущее… или куда там по оси времени занесло Иринку. Но за хлопотами последних недель даже беспокойство о доме как-то потускнело.

— … Так вот, Академия сама прислала мага. Он сказал дозорным: что-то нарушило тонкую ткань мира, — Нер улыбнулся. — Теперь я верю, что ты действительно не от Висенны. Маг пока не знает, что ты и был этим возмущением. — Вождь посерьезнел:

— Что ты хочешь делать?

— Хочу отправиться в Академию, — четко выговорил Игнат. — Я ищу свою девушку.

Нер хлопнул в ладоши:

— Бон! Мы на ходу, и не будем делать фесто, чтобы прощаться. Но я обещал отправить тебя в Академию как Тэмр, не как чужака. Ты сторожил несколько ночей, дал нам отдых. Ты помог с Хонаром, не испугался. Быстро понял наши книги. Огонь принял тебя. Ветер говорил с тобой. Тебе нравится ездить в седле. Ты мог бы хорошо жить с нами! Жаль тебя отпускать, но ведь не привяжешь! — вождь улыбнулся снова. Приказал Гланту, который уже стоял рядом:

— Неси хауто да Тэмр! А Терсит пусть соберет еду на две октаго. И возьми денег: мы ими редко пользуемся, а Спарк летит в город, там нужно.

Летит? Флюгас? Игнат решил, что язык он все же знает плохо. Или дело в скорости?

— Волк довезет тебя до опушки, — распоряжался Нер. — Магу мой поклон и почтение… — вождь ухмыльнулся. Пожалуй, он был рад не встречаться с посланцем Академии. Спарк понадеялся, что маг не абсолютная сволочь.

— Думаю, дальше он справится сам, — подвел итог Глант. Игнат повернулся на голос, и вновь остолбенел, уже от восхищения: старик протягивал ему церемониальную волчью шкуру, «хауто», голова которой надевалась капюшоном. Спарк поклонился, принял подарок и немедленно надел. Глянул на мир сквозь кривые клыки. Повернулся, увидел Терсита с окороком и мешком в другой руке. Двинулся помочь, но вождь остановил его:

— Он знает, что делать. Сними хауто. Оденешь на фесто аутуна, Осенний Праздник. Или когда придется говорить от имени Тэмр.

Спарк еще раз склонил голову, снял шкуру. Глант споро оседлал для него волка, Терсит обвешал зверя мешками с едой, взял подарок и тоже прикрутил к вьюку. «Как я все это потом потащу, волк же только до опушки повезет?» — подумал парень, и тотчас же забыл, услышав слова Гланта:

— Если фесто не делаем, то долго прощаться не будем. Коврик и одежда справа; деньги, нож и мясо в левом мешке. Вода за седлом, где обычно. Легкой дороги!

— Крепких ног! — пожелал Терсит.

— Хорошей охоты. — Поставил точку Нер.

Землянин поклонился в последний раз. Поискал подходящие слова — их не было. Забрался в седло. Глант задумчиво покачал головой, и не утерпел:

— Ты недолго был с нами. Что запомнишь навсегда?

— Твою улыбку, взгляд Нера и урок Терсита. Не так мало! — ответил Спарк. Старик засмеялся:

— Ты из наших, хоть и пришел неизвестно откуда… Удачи!

Волк двинулся неторопливой рысью, забирая к северу. Выскочивший из котловины Хонар пробежался рядом, поблагодарил неразборчиво. Развернулся и скоро исчез за холмом.

* * *

Холм выглядел точно, как в прошлый раз. Багровое облако мокрой листвы укутало вершину. Черные стволы копьями рвались из него к небу. Памятная тропинка свивалась от макушки к двум деревьям у Тракта. На сырой ствол левого дерева опирался рукой высокий человек, закутанный в серый дорожный плащ. Отброшенный капюшон открывал волосы — светлые, средней длины — и лицо. Лицо незнакомец обратил к степи, высматривая обещанную помощь от Тэмр, и Спарк хорошо разглядел мага, пока волк размашистой иноходью приближался к холму.

Несмотря на седые (или серые) волосы, посланник Академии не казался стариком. Лицо имел тонкое. Уши бы проверить, подумал Спарк. Если острые — вылитый эльф. Землянин предположил, что возраст гостя не слишком отличается от его собственного. Споткнулся на слове «гость», улыбнулся мысленно: кто у кого в гостях?

Волк подошел и встал. Спарк спрыгнул на хрустнувшую лиственную подушку. Пока колебался, приветствовать мага, или прощаться с волком — посланник сделал шаг вперед, поздоровался глубоким поясным поклоном, и представился:

— Ahen. Sendito el Akademio Magiista.

«Ахен» — повторил про себя волчий пастух. — «Посланник из Магической Академии». Первой неожиданностью для Спарка стал выговор. Ахен произносил звуки твердо и ясно, не глотал окончания и не торопился. Наверное, магу положено говорить на церемониальном диалекте? Или, наоборот: язык Тэмр — окраинный диалект основного языка, сохранившегося в культурных центрах наподобие той же Академии? Спарк чуть не почесал затылок, но вспомнил о поручении вождя. Поклонился ответно, и произнес подобающую фразу, передав от Нера привет и почтение. Потом все же вернулся к волку, снял с него два вьюка, сверток с ковриком и хауто, кожаную флягу. Сложил все прямо на землю, попрощался тихонько с волком. Тот совсем по-человечески кивнул головой, развернулся и в несколько скачков исчез за выступом леса.

Ахен смотрел на все это удивленно. Волки обещали помощь. Их парень, похоже, собирается присоединиться к поисковой группе. На своих ногах?

Игнат понял, что пора объясняться. Уже привычными движениями развернул на мокрой земле войлочную кошму, порадовавшись ее толщине. Показал на нее жестом, сел сам. Дождался, пока посланник опустится на другой край. Представился волчьим именем «Спарк эль Тэмр», мимоходом улыбнувшись его звучанию. И без дальнейших предисловий огорошил Ахена полной своей историей. Маг только головой кивал, да иногда переспрашивал: ясно было, что выговор Спарка для него тоже внове. Землянин повествовал, как появился именно возле этих вот деревьев, как по толщине стволов решил, что их с Ириной разнесло в разное время, как встретился с Глантом… Спарк говорил, и ловил себя на мысли: повесть давно перестала быть для него новостью, просто набор фраз, которые волнуют только слушателя, а рассказчика не трогают совершенно…

Наконец, монолог закончился. Спарк замолчал, впившись глазами в лицо посланника. Поверит ли Ахен в его историю? Насчет землян у Игната сомнений не возникало: в лучшем случае, психушка, в худшем — закрытая клиника и демонтаж на запчасти во имя родной страны. Волчьи пастухи… Нер обмолвился на прощанье, что поверил только с появлением мага. Однако, по доброте или по расчету — все же помог чужаку. Совершенно не средневековый подход.

Ахен задумчиво качал головой. В истинности рассказа у него сомнений не было. Магов учат смотреть не только глазами и нарочно показывают самые разные существа, заставляют учить наизусть описания вымышленных зверей — именно для того, чтобы знать, с кем или чем встретился. Мир огромен. Полезнее учить правила вежливости для всевозможных ситуаций, чем тратить силы в спорах о множественности обитаемых миров. Впрочем, теперь спорам конец! Великий Доврефьель еще раз оправдал свою славу. Его догадки сегодня стали теорией, которую подтвердил высший судья — опыт. Вот оно, доказательство. Сидит на кошме, моргает нездешними глазами, ждет ответа. Помимо непривычнобурых глаз, у пришельца совершенно чуждая Висенне аура. Дичайшее сочетание оттенков. Если уж кто-нибудь из Великих (а другим такое просто не под силу!) и возьмется подделывать свое тонкое тело, он все равно будет следовать общим законам Висенны. Кошмаров не наплетет. Но… Пожалуй, невообразимая аура Спарка даже красива. Только правила гармонии для нее иные. Вот эта самая инность… Да, Академия с радостью возьмется за его исследование, будь он хоть трижды лазутчик!

Посланник выпрямился; собеседник поднялся тоже.

— Ni aplaudas ti ce Visenna! — торжественно произнес маг.

«Мы приветствуем тебя у Висенны». Спарк поклонился в ответ. «Мы» — понятно, Академия. Но почему «у» — может быть, «на Висенне»? Ведь этак язык придется чуть ли не заново учить!

— Ni flugos en Akademio tuj.

Вот опять это загадочное «полетим». «Ni flugos» — мы полетим. Полетим в Академию. Да еще и «tuj» — «немедленно, тотчас». Что бы это значило?

Ахен тем временем подумал, что парень взял вещи с собой, и отпустил волка, не дожидаясь конца разговора. Был уверен, что не откажут?

— Pa-аnta-а! — крикнул маг, повернувшись к лесу. Догадавшись, что Ахен зовет спутника, Спарк ловко скрутил коврик, перехлестнул его ремешком. Управился с пряжкой, перевел взгляд на вызолоченную листвой опушку. Да так и замер — одним коленом на свертке, даже не разогнув спину.

Вдоль края леса важно вышагивал огромный золотой зверь. Четыре толстенные лапы словно вырастали из осеннего ковра; листья потоками сыпались с темно-бронзовой спины. Мощное тело, высокая шея, громадная голова — птичья по форме, конская по величине. Глаза-апельсины. Черный страшный клюв. Перья вместо шерсти. А где перья, там и крылья. Крылья исполинские — высотой в половину дерева. А когда развернет? «Мыслям и словам намного проще перейти между мирами, нежели человеку» — вспомнил Спарк. Грифон. На Земле такое называется грифоном. Griffin. «Крыса», как говорят фанаты компьютерных игрушек. Но назвать слиток живого пламени крысой? Язык отсохнет! Нет, ну и громадина же… Холка выше макушки.

— Pantaler estas cielano, — Ахен, похоже, наслаждался удивлением пришельца.

Игнат судорожно сглотнул и, наконец, распрямился. «Панталер есть небожитель». Чьелано. «Часть неба». Ну нет на земном языке подходящего слова! Cielano. Вот что означало «flugos»! Полетим. Ох, полетим! Спарк вдруг понял, что воздух больше не пахнет волчьей шерстью. Тучи разошлись. Небо синее. Погода летная. Игнат вскинул руки к солнцу и засмеялся — словно свалив с плеч три экзамена разом.

* * *

Разом обрушилось на Спарка множество перемен. Мощные грифоньи лапы оттолкнули землю, и вместе с ней пять октаго, прожитых на восточной окраине Леса. Едва успел пришелец научиться языку и попробовать краешек письма, как Ахен удивил необычным выговором. Только освоился землянин в волчьем седле — грифону на спину полезай…

Ветер на высоте еще не успел остыть — тянуло с Южного Моря, там холодает в последнюю очередь. Летел Спарк над Лесом, и понимал, отчего велики перегоны: в густой чаще небесный исполин попросту не сядет. Хоть маленькую полянку, а подай. Грифон так огромен, что седло делается на пятерых человек. А мешки, о которых так беспокоился Игнат, солнечному зверю — все равно, что слону дробина. В многодетальной упряжи для них нарочно сделано два десятка петель. Зацепил, пристегнул — и взлетай.

Долго мчался золотой великан по синему небу. Яркий, осенний и сказочный расстилался под ним Лес. Башня, замеченная Спарком далеко впереди уже под вечер, выглядела вполне достойной саги. Среди красно-лилового ковра возникла темная клякса; с каждым взмахом крыльев пятно росло, очерчивалось все резче — и, наконец, Спарк увидел Башню Пути. Солнце склонилось к закату, и светило теперь прямо в глаза. Приходилось жмурится. Грифону закатные лучи тоже мешали. Зверь обошел постройку плавным широким полукругом, убрав слепящее зарево за спину.

Теперь Башню можно было рассмотреть во всей красе. Сложенная из черных, правильно отесанных камней — между швами почти человеческий рост — круглая Башня сильно расширялась от земли, на уровне лесных верхушек плавно возвращаясь к некому минимальному диаметру. Получалась словно бы мрачная луковица, или пузатый внизу кувшин с сильно вытянутым горлышком. Горлышко это возносилось вдвое над высочайшим деревом, и даже в маленьком перешейке было так просторно, что Спарк подумал: уж не грифоны ли Башню строили? По крайней мере, плоская крыша Башни вполне могла служить посадочной площадкой двум или даже трем исполинам.

Тут землянин вспомнил слова Нера: «Башня Пути… можно вызвать чьелано» — и мысленно хлопнул себя по лбу. Получается, Башня — нечто наподобие полустанка. Грифоны отдыхают тут, кормятся, берут пассажиров, груз или там почту — и снимаются дальше. С такой вышки и взлетать легче, и видно ее издали: вон как торчит над лесом…

Панталер садился на Башню. Движение крыльев становилось все тише. Наконец, когти стукнули в доски настила. Ахен мигом расстегнул страховочный ремень, соскользнул по золотым перьям. Спарк последовал за ним с задержкой: затекшие ноги повиновались неохотно. Ступил два шага — доски противно скрипнули.

— Singarde! — предупредил его настороженный Ахен, но парень уже понял и сам: Башня заброшена. Ступать надо по балочкам, не то сгнивший пол и рухнуть может. Хотя, грифона держит — в чем дело? Спарк посмотрел на мага: тот совсем не опасался провалов. Он осторожно крался к квадратному люку, и, похоже, нащупывал на поясе оружие. Услышал что-нибудь внутри? Повинуясь желанию помочь, Спарк подошел к кольцу с другой стороны. Взялся обеими руками за грязный, грубо прокованный металл, вопросительно поднял глаза на Ахена. Тот молча кивнул. Тогда Спарк резко рванул кольцо на себя — люк приоткрылся; Спарк еще успел вдохнуть затхлую сырость. Потом дерево не выдержало. Кольцо и ржавая скоба выломились вместе с куском крышки. Землянин покатился на спину, люк гулко бухнулся обратно в гнездо. Неизвестно, что там готовил Ахен — маг не успел и двинуться. Несколько мгновений все молчали.

— Черт… — шепотом выругался Игнат, ощупывая синяк на спине.

— Midzado… — буркнул Ахен. По его смущению Спарк догадался, что слово было ругательное.

— Knabecoj! — клекотнул грифон высоко над их головами. Обозвав людей «детишками», золотой зверь сунул коготь в дыру от скобы и рывком запустил крышку люка летать над лесом.

Спарк глянул на ровесника-мага. Расхохотались сразу оба, а Панталер вторил им своим гулким клекотом. С этого мига ни странный грифоний смех, ни твердый акцент Ахена больше не казались землянину непривычным.

Оставив грифона ночевать на площадке (Ахен особо наказал ему закрыть пузом дырку люка — а вдруг дождь?), парни собрались вниз. Посланник Академии зажег магический шарик, многократно воспетый фантастами, но от того нисколько не потерявший в удобстве. Белый ежик послушно слетел по винтовой лесенке, роняя мерцающие капли на каждую третью ступеньку. К счастью, каменной лестнице время не повредило. Тем временем волчий пастух разгрузил и расседлал чьелано, ухитрившись не запутаться в незнакомой упряжи. Упряжи оказалось много, парень сложил ее там же на площадке: утром все равно надевать обратно. Мешки с постелью мага, своим ковриком и едой Спарк пока что оставил возле люка. Ахен уже изготовил посох — на лесной опушке и в полете маг обходился без него, но сейчас, очевидно, предстояло серьезное дело. Наконец, двое приключенцев зашагали вниз, часто замирая и прислушиваясь.

Почти всю высоту «горлышка» занимали каменные цистерны для сбора дождевой воды, теперь давно пересохшие. Под ними шли кладовки, которые Спарк открывал, а маг зачищал самым что ни на есть настоящим огненным шаром. Весело сгорали остатки гнилой солонины и сухарей, воздух в Башне свежел с каждой пройденной ступенью. Звезды в бойницах то и дело заслоняла голова Панталера: грифон интересовался, кого это там гоняют «da fajron». Ярусом ниже начинались жилые комнаты для смотрителя и гостей. Там же очень кстати отыскались туалет и умывальная комната, с красивой чистой раковиной — почти привычная. Воды, про причине пересохших цистерн, конечно же, не было. В спальнях сохранилась грубая мебель: лежанки (назвать их кроватями язык не поворачивался), стеллажи из толстенных досок на забитых в стены ржавых клиньях. То ли вентиляция в жилой части оказалась получше, то ли консервирующие заклинания удержались дольше — на стеллажах уцелел десяток книг. Ахен достал одну. Инкунабула не рассыпалась в пыль, но страницы ее слиплись намертво. Отчаявшись раскрыть фолиант, Ахен поставил его обратно и бормотнул с грустной улыбкой:

— Cent-sepdeko jaro…

Волчий пастух его не понял. Сто семьдесят лет Башне? Или книгам? Уж Ахену-то точно не больше двадцати: кто постарше, не полезет в заброшенную башню на ночь глядя. И докуда они будут спускаться? Тут же, наверное, и подземелья есть. Как бы не с зомбятником.

Почуяв беспокойство гостя, маг виновато улыбнулся: дескать, извини, увлекся. Затем быстро направился вниз, деловито освещая закоулки. Стены уходили все дальше в стороны, и скоро свет магического ежика перестал достигать их. Парни спускались по самой широкой части Башни. Тут они увидели просторный общий зал с пустым очагом и громадным столом посреди. За два века стол так и не утратил своей прочности. Убедившись в этом, Ахен отправил спутника за вещами, наделив его летучим светильником. Сам же маг двинулся глубже, в подземный ярус: к роднику, водосбросу канализации, тайным погребам. Пыхтящий под мешками Спарк свалил их все на стол, затем, вооружившись ножом — больше по привычке — пошел искать товарища. Усталость брала свое, да и Башня изнутри оказалась совсем не зловещей. Волчий пастух заглядывал во все комнатушки, шарик света послушно следовал над головой. Спарк видел штабеля каких-то ящиков, груды непонятно чего, укутанные в пыль и, похоже, покрытые тканью… Ахен обнаружился в дальнем отнорке. Сидя на каменном выступе, маг гладил руками небольшое светящееся облако — прямо перед собой, на высоте груди.

— Чиа естас? — спросил уставший удивляться Игнат.

— Estas fadeno de reto — непонятно объяснил маг. Потом тяжело поднялся, подобрал посох. Парни пошли наверх, в пустой каминный зал. За окнами уже стемнело. Ни о каких стеклах или даже рамах не было и речи. Ночная прохлада лилась из многочисленных проемов. Зато оказалось удобно просовывать внутрь дрова — грифон скоро натолкал их изрядную кучу. Панталер не мог собирать дрова на земле, но высохшие верхушки скусывал в один прием. Наконец, Ахен решил, что сушняка достаточно, сложил в очаге кучку поменьше и шваркнул привычным da fajron. Убедившись в нормальной тяге, навалил на решетку камина все остальные палки с ветками. Тепло и свет быстро сделали зал почти жилым. Спарк тем временем нарезал окорок. Маг кивнул одобрительно, достал фляжку с уже знакомым ягодным медом, и вскоре беседа потекла рекой.

Волчий пастух спрашивал: что означали «сто семьдесят лет»? Что за «нить сети» светится в подвале? Почему в таком удобном месте никто не живет? Верно ли он догадался про грифонью почту? Ахен слушал, кивал, и отвечал коротко — то ли боялся сболтнуть лишнего, то ли опасался, что собеседник не все поймет, то ли просто устал. Как удалось разобрать Спарку, сто семьдесят лет назад этот край был заброшен. Маги повымерли, некому стало смотреть за Башнями. Да и земли сильно обезлюдели. Лишившись заказов, почтовые грифоны перестали летать так далеко на северо-восток. А причиной всему послужила страшная война с Владыкой Грязи. До сих пор Лес видит в чужестранцах прежде всего лазутчиков Болотного Короля. И если бы не глаза бурые, совсем у Висенны неуместные — еще неизвестно, как бы волки Тэмр землянина приняли.

Игнат решил выяснить давнюю загадку:

— Почему «к Висенне», «у Висенны» а не «на Висенну»?

Ахен остановился на середине куска. Дожевал. Подумал. Его непривычный акцент вновь ударил по ушам:

— Sed ja… ti venas «al virino», ne «sur virino», tiel?

«Но ведь… ты приходишь „к женщине“, а не „на женщину“, так?»

Игнат только головой помотал. Вот уж воистину — другой язык, другие мысли. Относиться к планете, как к женщине… Всерьез? Землянин устало вздохнул:

— Я действительно чужой здесь…

Ахен ободряюще улыбнулся, похлопал по плечу: мол, ничего страшного. И ничего не сказал.

Прикончив мясо, Спарк еще нашел в себе силы подняться в умывальную: немного воды в его фляге оставалось, а сток работал исправно. Когда парень вернулся, маг уже спал на раскатанных одеялах. Камин догорал, и в просторной комнате висела неимоверная тоска. Тут бы собрать двенадцать верных друзей, изжарить лося целиком в большом камине, песни петь и веселиться… С этой мыслью Игнат постелил коврик, улегся и мирно заснул.

Ахен поднял всех перед рассветом. Спарк не пожалел нисколько: красив осенний восход. С верхней площадки Башни красив втройне. А когда к восходу грифон уже оседлан, и предутренний ветер ерошит его золотые перья, и сильные лапы толкают летучего исполина в небо, и словно бы сам поднимаешься все выше вместе с солнцем…

Долго Спарк не находил слов. Лишь когда светило поднялось достаточно высоко, чтобы пригреть спину, а Башня совсем исчезла из виду, он коротко бросил:

— Осень. Красиво!

Ахен согласился:

— Здесь еще середина осени. Золотой Ветер, скоро — Тени и Туманы. А в наших горах уже давно зима.

 

4. Зима в Истоке Ветров. (3735–3736)

С высоты грифоньего полета Исток Ветров выглядит не слишком впечатляюще. Три главных улицы — широкими ступенями поперек склона. Множество лестниц, лесенок и просто гладких спусков: зимой пандусы обледеневшие, вверх по ним никак. Круглые пузатые домики из валунов и строгие прямоугольные из тесаного камня. Вторые этажи где бревенчатые, где каменные, местами их вовсе нет. Крыши высокие, острые — чтобы снег не держался — и покрыты опять же каменной плиткой. Спарк представил, какой толщины должны быть стропила. И ставить их надо часто… А что это за глыба на северном краю города? Огромное здание, в него упираются все три террасы. От здания ломаная линия — похоже, городская стена. Стена добротная, толстая, и из хорошего тесаного камня. Скачет по склону вверх-вниз, замыкает город в тесное неправильное кольцо. Ну вниз, понятно, а сверху от кого защищаться? Как туда залезть-то можно?

Между тем грифон уверенно нацелился на огромную постройку, и Ахен указывал на нее же, чтото выкрикивая сквозь ветер. Ветер в горах всегда не игрушка; а уж зимой, да у грифона на спине — Спарк плотнее закутался в подаренную волчью шкуру и долго не мог разобрать, что же пытается сообщить ему спутник.

С посланником Академии Спарк не то, чтобы сдружился, но и полностью чужим себя не чувствовал. Почти две недели добирались они вместе до Седой Вершины. Ночевали в заброшенных Башнях путевой службы — первую такую ночевку Спарк запомнил, а прочие как-то примелькались и понемногу склеились в общий образ. Садились на тесных лесных полянах — с одной такой грифон взлетал четыре раза, думали уже бросить часть вещей. К счастью, пятый взлет удался. Садились у воды, жгли костер на берегу Великой Реки, ужинали жареной рыбой. Потом Панталер долго летел над рекой, обгоняя величаво плывущие плоты; а потом земля пошла ощутимо вверх, и грифон забрался на такую высоту, где уже недоставало воздуха. Пришлось три дня потратить на привыкание — люди разбили лагерь на плоском уступе, возле родника с вкусной и неимоверно холодной водой. Первое время Спарк валялся в лежку, каждое движение вышибало из него пот и отзывалось в голове звонкой болью — словно между ухом и макушкой лопался мыльный пузырь. Наконец, Ахен понял, что естественного привыкания не произойдет, и напоил попутчика крепкой настойкой из неизвестных трав. Еще день Спарк промаялся, а потом как отрезало — на четвертое утро он сам поднялся, походил по уступу, даже глянул вниз без малейших признаков волнения. Похоже, зелье как-то перенастроило его вестибулярный аппарат — но язык Висенны пришелец все еще знал недостаточно, и плодотворного диспута на медицинскую тему не состоялось.

Наконец, забрались в настоящие горы. Под крыльями потянулся знакомый до умиления хвойный лес; там и сям торчали острые скалы. Появился ветер. Ахен вытащил из тюка длинную шубу; Спарк одел прощальный подарок Гланта. Маг не слишком этому удивился: должно быть, видел раньше подобные куртки. Неожиданный интерес проявил Панталер: долго обнюхивал хауто да Тэмр, осматривал, что-то клекотал неразборчиво. Наконец, буркнул: «knabecoj!» — и успокоился. Спарк уже знал, что Панталеру сто четыре года — по грифоньим меркам, бесшабашная юность. Оттого-то золотой зверь и называет всех детишками, что сам еще не вполне взрослый. Но характером Пан оказался удивительно легок для грифона — то ли в силу молодости, то ли в силу ученичества своего. Об этом Ахен рассказал на памятном уступе, пока Спарк привыкал к высокогорным условиям. Маг что-то еще говорил и про другие существа, но тогда пришелец не мог отличить слова попутчика от собственного болезненного бреда. После же переспросить случая не выпало: мерзкий сырой ветер забивал дыхание; на пути все чаще попадались тучи; грифон иногда приземлялся и шел по узкой для него дороге — чтобы сослепу не налететь на скалу. Привалы проходили в усталой тишине: один молча резал еду, второй расседлывал и чесал грифона щеткой, откладывая в особый мешок выпадающие перья. Пока были дрова, маг разжигал костер. После ужина костер сдвигали в сторону, раскатывали Спаркову кошму на прогретом камне, и до утра спали урывками, жались к теплому грифоньему боку. Утром все начиналось заново. Скоро Спарк потерял счет времени.

Странствие сквозь Тени и Туманы кончилось в тот день, когда Панталер заложил очередной вираж, выруливая к большому дому. Ветер наконец-то перестал дуть в лицо, и Спарк разобрал торжествующий крик посланника:

— Akademio Magiista!

Грифон еще раз повернул, прошел над средней террасой — люди на улице поднимали головы, но не слишком любопытствовали — верно, привыкли к небожителям. Исполинское здание закрыло путешественников от ветра. Внизу справа звякнул молоток кузнеца; слева звонко крикнула что-то женщина, позади кто-то скомандовал басом, а второй голос тоном пониже отозвался согласием. Противно скрипнуло невидимое колесо за углом. А прямо перед Панталером гулко распахнулись широкие ворота. Грифон вплыл во Двор Прилетов, сложил крылья и утвердился на земле. Спарк откинул на спину капюшон-пасть, и завертел головой, осматриваясь. Ахен соскочил, рассмеялся, пошел по кругу, звучно топая замерзшими ногами. Волчий пастух скользнул следом; захолодило кисти, выглянувшие на миг из меховых рукавов. Ворота за компанией закрылись, и звуки города словно обрезало. Путники стояли в каменном дворе, передняя стена которого поднималась на три человеческих роста; левую представлял утыканный дверьми склон, стена позади содержала те самые ворота, а правой не было вовсе: обрыв и серая мгла.

Расседлали Панталера, вздрагивая от каждого касания ледяных пряжек. Отнесли ремешки и седла на большую каменную скамью — здесь же, под навесом. Грифон клекотнул что-то в спину — по ответному жесту мага Спарк догадался, что пора прощаться. Он поклонился золотому зверю, тот, помедлив, кивнул в ответ. Прыгнул к обрыву, обнял крыльями полнеба, и взлетел. Тем временем Ахен затолкал сбрую в мешок, а мешок спихнул в ящик под скамьей. Освободившись, люди направились к десятку дверей, из которых Ахен уверенно выбрал нужную.

— Куда теперь? — поинтересовался Спарк.

— В gastejo. Там все живем, — коротко объяснил маг.

— Сколько в гостинице стоит день?

— Ты же гость! — удивился Ахен. — За тебя платит Академия.

Спарк остановился, и провожатому пришлось остановиться также.

— Не люблю быть должен, — упрямо ответил Спарк. — Деньги у меня есть. Но не знаю, сколько они стоят здесь.

В пустой спор маг не полез:

— Хорошо. Две oktago ты гость. За это время надо найти laboro. Что можешь делать?

Спарк вздохнул. Грифона чистить! Гордость гордостью, а вот к чему можно быть пригодным в новом мире? Которого, к тому же, вовсе не знаешь?

Ахен, видимо, понял его затруднение:

— Не бойся. Придумаем тебе laboro. Теперь пошли. Скоро к обеду позовут.

Вновь под ногами зазвенели каменные плиты. Ахен уверенно шагал куда-то вглубь горы, сворачивал на винтовые и прямые лестницы, вел спутника мимо желтых стеклянных шаров с обычными масляными лампами внутри. Вскоре оба согрелись и сняли верхнюю одежду. Навстречу им никто не попадался, но Ахена это ничуть не смутило — он бодро торопился к известной цели, нисколько не теряясь ни в узких закоулках, ни в широченных переходах.

Спарк ступал следом, обдумывая, что умеет делать, и к чему в неизвестном мире мог бы приложить руки. На Земле он учился быть строителем. Во-первых, недоучился. Во-вторых, без справочников сложную конструкцию не рассчитать, а простеньким «кирпич на кирпич» тут не блеснешь: здешние и сами вон какие стены отгрохали, да на горном склоне, еще и почти вручную. Игната учили быть частью большой отрасли, винтиком в машине. Если уехать хоть в ту же Америку — там, конечно, и язык другой, и машина другая. Но задача та же самая: найти себе дырку по резьбе. Средневековый же архитектор занимался полностью всем: от финтифлюшек на карнизе — до найма чернорабочих. Сегодня мало какой выпускник ВУЗа на это способен. Все называются специалистами, если и сильны в чем — то в узкой области. Винтики! Но зачем самый лучший винтик, если машины нет? Спарк снова вздохнул. Вывод получался неутешительный: опыта никакого, без СНиПов, таблиц и формул он мало что умеет. В чернорабочие — оно бы и можно, да силушка не та, и платят наверняка мало. Герои прочитанных им книг в новом мире чаще всего становились воинами… Спарк даже зажмурился. Клубные тренировки он помнил. Синяки помнил тоже. Иллюзий о своем боевом искусстве не питал. Одно дело — перед девчонками вертеться на ристалище, по правилам, да если знаешь, что упавшего добивать не станут. Совсем иное — если с гопотой на улице. Если же еще и представить, что гопота на самом деле не случайные хулиганы, а воины, обученные драться чуть ли не с пеленок… Вот оттого-то Спарк и зажмурился. Нет, в местной гильдии бойцов он тоже не пригодится. Разве что — тренировочной грушей?

* * *

Груша на блюде уцелела только одна — остальные Скор съел, пока Доврефьель раздумывал, с чего начинать. Но господину ректору было не до фруктов: он сам сиял не хуже спелой виноградины, только что изнутри не светился. Великий Доврефьель был доволен: его теория подтвердилась. Обитаемых миров множество. Переходы между ними вполне осуществимы.

Господин Скорастадир тоже пока что был доволен. Он уже прикинул, какие опыты над пришельцем можно поставить без вреда для здоровья. А Доврефьель пусть себе думает и рассчитывает пока соберется затылок почесать, шапку украдут. Вот и сейчас он заводит речь о постороннем:

— Наш гость беспокоится о работе и содержании. Он не хочет есть хлеб зря…

— Он из иного мира! — рыжий великан поднял брови. — Может быть, у них там голод, и еда значит больше, чем просто поддержание сил. А может… О, извини, я опять тебя перебил. Да, наш гость не хочет сидеть у нас на кармане. И что? Он умеет делать что-нибудь, имеющее тут спрос? Или он… А! Понял!

Доврефьель кивнул:

— Пусть читает у нас лекции. Рассказывает об этом, как ты говоришь, «ином мире». Мы можем дать ему место, как наемному преподавателю. Заодно мы получим обоснованную возможность наложить на него заклятие правды, чтобы не слишком… э-э… приукрашивал.

— Ты же всегда стоял за равновесие, и сохранение баланса! — вскричал Скор. — А если эти знания опасны? Не умнее ли будет выслушать его сперва нам двоим и решить…

Ректор Академии пригладил бороду и ответил со вздохом:

— Они в любом случае опасны. Они изменят наш мир одним своим появлением. Долго скрывать их не получится. Когда шило вылезет из мешка, Академия будет возмущена…

«И ректора сменят», — живо додумал Скорастадир. — «Уж я постараюсь. То есть, постарался бы… Все-таки старый хитрец умеет видеть на ход вперед. Ладно. В другой раз».

— …А если так, то надо собрать всех, пусть слушают. Большое количество умов труднее обмануть, чем одного; большая компания скорее найдет применение тому, что мы услышим… — перечислял Доврефьель усыпляющим голосом. Скор хлопнул по столу:

— Хватит меня учить! Решение принято. Надо поскорее увидеть, с чем мы имеем дело.

* * *

Дело свое Спарк изложил на следующий же день.

После умывания и короткого завтрака — взволнованный гость не запомнил ни обстановки в комнатах, ни еды — Ахен облачился в парадную синюю мантию с золотым кантом; по его примеру Спарк одел церемониальную волчью куртку, так хорошо согревавшую землянина всю дорогу. Маг взял неизменный посох; пришельцу брать было нечего. Огладили одежду, каждый про себя подивившись сходству движений. Отправились.

Прием происходил в Главном Зале Академии. Верил ректор в историю Спарка, или не верил — а первый контакт двух миров постарался обставить с наивозможной пышностью. Едва гость и провожатый ступили в широкий холл, под ногами заклубился тонкий зелено-золотистый туман, высокая дверь Зала с мелодичным звоном отворилась сама собой. Спарк первым вошел в обширное круглое помещение, и замер, ошеломленный светом и красками.

Стены Зала к приему покрыли всевозможными картинами. Лесной пейзаж и какая-то батальная сцена; меняющийся на глазах водопад; рассвет в горах; уходящие к потолку бессчетные портреты — надо думать, прославленных учеников или здешней профессуры; а чуть ниже орнаментом зелено-золотые завитки, словно трава… Что нарисовали, а что наколдовали, выяснять не хотелось. Хотелось любоваться и рассматривать. После многодневного полета сквозь стылую сырость Зал согревал и освежал не хуже полудня в майском лесу… Да еще если вдвоем… Игнат встряхнулся, и вспомнил, что пришел за помощью.

Помощи следовало просить у живых. Гость опустил взгляд от настенных и потолочных росписей: среди громадного гулкого объема встречающие терялись, несколько мгновений парень искал их глазами, слушая почему-то громкий стук собственного сердца.

В двух десятках шагов, точно напротив входа, ожидал высокий старик со снежно-белой ухоженной бородой, укутанный в черную мантию, при посохе. «Великий Доврефьель, ректор!» — шепнул Ахен из-за плеча. Слева и справа от старика пестрыми крыльями развертывались маги Академии; от яркой вышивки, сверкающих камней и непонятных символов рябило в глазах.

Спарк выдохнул для храбрости и твердо зашагал сквозь изумрудный туман. Разноцветный полукруг приближался; проявились лица. С неимоверным удивлением гость различил второй ряд встречающих: над головами людей самые настоящие звериные морды… медведь, похоже. О, вон знакомый золотой грифон — Спарк даже улыбнулся от облегчения, узнав Панталера. А вот еще два грифона! Да какие огромные: на что Пан был велик, эти выше его чуть не на голову… Только другой масти: один чисто-белый, второй коричневый в белых пятнах — пегий, кажется. Вот отчего в Академии такие просторные коридоры… Если есть грифоны, интересно, драконы есть? Во всех книжках пишут…

Тут изумрудная дорожка кончилась. Гость остановился внутри полукольца. Великий Доврефьель поклонился первым. Звучно выговорил знакомое приветствие:

— Аplaudas ti en Akademio Magiista!

Спарк привычно пробормотал про себя перевод: «Приветствуем тебя в Магической Академии!» Затем обеими руками отвернул клыкастый капюшон за плечи. Опустился на левое колено; не ломая спины, коротко и четко наклонил голову; выпрямился и поднялся в рост — все это одним движением, неспешно, но без задержек. Глянул в лицо ректору, отметил про себя — глаза зеленые — и назвался пока что здешним именем.

По толпе прошло чуть заметное шевеление. Доврефьель представлял магов, указывая то направо, то налево; Спарк жадно всматривался.

Вот слева от ректора здоровяк с непонятного цвета глазами: то ли синие, то ли светло-зеленые. Посоха нет. Красная мантия в буйных бело-золотых узорах. Из-под капюшона длинные рыжие волосы, бороды никакой: молод, должно быть. А назвали Великим Скорастадиром, вот и Ахен подсказывает, что важная персона. Против него в первый ряд протолкался медведь — маленький, на четырех едва по пояс вытянет. Звать его Барат-Дая; шерсть черная, белый треугольный воротничок. Вот этот плюшевый мишка — кастелян, по-нашему, значит, завхоз. Нет, завхоз должен быть минимум вдвое шире! Между тем ректор опять показывает в другую сторону, опять изволь вертеть головой… Ну, тут пожалуй стоит. Госпожа Вийви. Грива черная, почти до пола. Обруч, и пронзительно-синий сапфир в нем. Синие глаза. Жемчужного отлива плащ — для мантии чересчур изящен. Расшит светло-синим кружевом. Руки тонкие. Длинные пальцы теребят стеклянную (может, и алмазную) палочку — вместо посоха. Из-под плаща носки серых сапог, видна строчка вышивки — бисер или жемчуг. Не успел налюбоваться, опять поворачиваем: о, грифон. Пестрый. Теграем звать. А глаза красные. Тревожно. Чтото клекотнул в ответ: на благодушное «knabecoj» не похоже… Напротив Теграя — грифон снежнобелый. Нетерай. Имена рифмуются. Почему же Доврефьель так странно представляет своих: то вправо, то влево? Надо спросить у Ахена, что значит расстановка в зале, а пока смотрим: похоже, брат госпожи Вийви. Среднего росточка парень, до плеч прямые индейские волосы — черные с синим отливом. Яркие синие глаза. Единственный из людей — не в плаще или мантии, а в куртке, штанах и сапогах, вся одежда светло-рыжая. То ли замша, то ли вытертая кожа. Светлые искры пряжек. Короткая строчка краснозеленого орнамента по воротнику. Господин Мерилаас. Сдержано кивнул. Поклонимся ему и перейдем опять на другое крыло. Батюшки-светы, да ведь это же еж! Ну, ежик чуть ли не больше медведика будет… Как его? Дилин? Имя-колокольчик. Напротив Дилина — опять еж. Откуда они берутся, только что же не было? Из-за спин вылез, или в глазах двоится? Нет, имя как будто другое: Бушма. Ахен подсказывает: тоже ученик.

Уф, наконец-то столоверчение кончилось, идем по порядку. Рядом со вторым ежом громадный черный медведь. Этот уже настоящий. Если Барат был на двух лапах в человеческий рост, то Ньон на четырех стоит, а до холки не допрыгнешь. Как его позвоночник держит такой вес? Библиотекарь. Хм. Жутковато. Но вот два парня рядом с темной глыбой стоят, и хоть бы хны. Оба закутаны в одинаковые песочные плащи с черной оторочкой. Хартли и Хельви. Близнецы. Даже представили разом. Тоже ученики. Спасибо, рад знакомству… Ну, Панталер уже известен. По этой стороне — все. Да и в другом крыле только два человека. Мастер Йон — главный лекарь Академии. Глазищи жесткие, серые, лицо словно вырезано из елового корня; в черную мантию закутался, губы сжал. Тут сам болеть не захочешь, лишь бы этот не лечил. Ахен шепчет: «Великий врач» — возможно, но к детям его лучше не пускать. Господин Сеговит — лицо теряется; мантия роскошная, темнозеленая, с синей оторочкой. На груди вышита красивая алая загогулина: вроде как символ бесконечности, повторенный несколько раз. Наверное, и цвета что-то значат. Ладно, потом у Ахена спросить… Сеговит главный по магическим приборам. Все… Уф…

Спарк еще несколько раз по инерции повернул голову туда-сюда. Пестрая группа магов молча ждала его слов. Гость собирался с духом. Наконец, прокашлялся, и начал излагать свою удивительную историю — на довольно понятном языке, правда, с неистребимым мягким акцентом восточной окраины.

* * *

— … Окраину ты хорошо описал… — Ахен шумно перелистнул несколько страниц.

— Поверили, как думаешь? — устало спросил волчий пастух.

Маг не успел ответить: Ньон-библиотекарь бухнул на стол еще несколько толстенных фолиантов и пробасил:

— Если ищете учебники — даже у нас нет. Оборотная сторона Kartela Lingvo, Всеобщего Языка. Его все знают. Учить его просто. Нет других языков, не надо и… — медведь замялся.

— Переводчики, tradukistoj, — поправил Спарк прежде, чем сам осознал свою дерзость. Маги переглянулись. Потом Ньон выдохнул (маленькую приемную затопил грибной запах):

— Ты действительно не наш.

Ахен только молча улыбнулся: дескать, что я говорил!

— Вот тут смотри. — Ньон постучал когтем по твердой обложке верхнего тома. — Тебе надо узнавать новые vortoj, много. Словарный запас увеличивать. И сразу узнавать мир. Читай kronikoj, в летописях почти все есть.

Словарный запас Спарк увеличивал не просто так. После впечатляюще яркого приема, по пути в гостиницу, он поинтересовался, нет ли каких идей насчет работы: почему-то мысль из головы не шла. Ахен оживился:

— Есть предложение к тебе. Будешь lecionoj читать? Тебе — практика в языке. Нам про твой мир интересно. Rektoro хочет, чтобы ты просто рассказывал, что сам сочтешь нужным. В первую очередь, различия, конечно. Но similecoj тоже интересно: где наши миры похожи. За это, во-первых, бесплатная chambro в гостинице. Во-вторых, кроме комнаты, тебе плата, как instruisto. А учитель тут живет bon.

Спарк почесал затылок. Быстро, однако, среагировал белобородый Доврефьель… Показать здешним наш мир глазами снаружи… Заманчиво! Только вот язык до сих пор на уровне туриста. «Совершать прогулка на яхта, аренда капитан с корабля…» С другой стороны, на приеме упоминался библиотекарь — тот самый громадный медведище… Спарк решительно кивнул в знак согласия, и после обеда попросил Ахена проводить его в здешнее книгохранилище.

Ньон их уже ждал. Он легко догадался, с каким делом пришелец явится. И даже несколько книг по теме припомнил. Но вот учебники…

— А lernolibro по языку у нас нет. — Медведь качал косматой головой даже не огорченно: с искренним удивлением. Кому придет в голову делать учебник по языку, если язык — без исключений в грамматике? Если написание совпадает со звучанием? Ведь это так просто запомнить! Тем более, что Всеобщий Язык давным-давно один на всех. Клановые диалекты, секретные языки воров и торговцев — все они построены на тех же самых правилах.

Так что вместо какой-нибудь простенькой хрестоматии для первого класса Ньон приволок из глубин хранилища три последних тома «Большой летописи Леса». Спарк только глаза опустил от отчаяния. Медведь и маг обменялись хитрыми взглядами, после чего Ахен вышел, и скоро вернулся с маленькой тележкой. Две лапы и две руки уложили спрессованную мудрость столетий, ошарашенный Спарк даже не пытался им помогать. Ахен весело дернул веревку:

— Тот не ученик Akademio, кто libroj носит по одной!

Спарк стряхнул оцепенение, налег на гладкую рукоять, и парни повлекли тележку вверх, из библиотечных подвалов, потом по широченным коридорам, вокруг фонтанчика в Звенящем Холле — до самой своей комнаты. Переполненный впечатлениями гость хмуро считал плитки под ногами, Ахен тоже ушел в себя. Никто не заметил, как новичка сквозь фонтан внимательно разглядывает блистательная госпожа Вийви.

* * *

Госпожа Вийви расхаживала по комнате: от левой стены с книжными полками, до правой, с массивным платяным шкафом. Еж смирно сидел на каменном подоконнике единственного окна и озирал горы: по случаю ясной погоды, ставни были распахнуты. Летом открывали и раму, но с зимним холодом шутки плохи. Приходилось довольствоваться видом сквозь желтоватое стекло; Дилин поминутно морщил длинный нос непонятным для человека выражением.

— … Понятно, почему я поддерживаю Скора. — Вийви размышляла вслух. — Он практик. Я всетаки лекарь и тоже больше применяю заклинания, чем задумываюсь об их происхождении… Теоретики наподобие Доврефьеля слишком уж оторваны от земли.

— И Скор куда красивше! — фыркнул Дилин, не поворачиваясь.

Вйиви улыбнулась:

— Пожалуй. Ты тоже наслушался этих… — изящные пальцы брезгливо щелкнули в воздухе, — Которые считают, что женщина волшебница лишь в постели? Чего про меня и Скорастадира еще не рассказывали?

Дилин снова фыркнул и засопел:

— Мне придется пожалеть о собственных словах… Ты ведь начала говорить не о сплетнях, так продолжай же!

— Возмножно, лучше, чтобы продолжил ты. — Ведьма остановилась посреди комнаты, и дождалась, пока острая звериная мордочка повернется в ее сторону. Посмотрела в черные бусинки глаз. Дилин выдерживал ее взгляд шутя, и Вийви, наконец, вспомнила, что на другие расы ее очарование не действует:

— Ты-то, колючка северная, отчего примкнул к Скору? Если бы тогда проголосовал за Доврефьеля, твоя мечта уже воплотилась бы.

Еж отрицательно крутнул головой, да так резко, что кувыркнулся с подоконника. Опасным шаром прокатился по плитке, распрямился. Возразил:

— Ректор стережет равновесие. Только равновесие. А времена меняются. Он стоял, как дерево, во Времена Смерти — и был прав. Но теперь пора сеять, а он все еще боится выпускать семена на волю…

Вийви присела, чтобы глаза собеседников были на одном уровне. Еж метнулся за низкой скамейкой:

— Прошу.

— Ты ведь из кромешников? — напрямик спросила ведьма.

— Никогда не скрывал! — отозвался еж. — Следствия?

— Насколько я знаю… — женщина играла кисточкой пояса, пока могла держать паузу. — Кромешники хотят немедленной очистки Левобережья от Болотного Короля. За этим посылают представителей и в Академию, и в Совет…

— И даже по всем остальным урочищам Леса, — добавил еж. — Но это не тайна и не подлость. В конце концов, Призвание Земли произошло не вчера. Хоть и относительно недавно: Лес обновился едва на седьмую часть. Владыка Грязи вынужден зализывать раны и копить силы. Самое время нам вступить в прежние границы Леса, и вновь засеять края, где росли деревья до Времен Смерти. Да ведь об этом каждый комар поет, не может быть, чтобы ты не знала!

Вийви кивнула, но промолчала. Она родилась уже в самом конце Девяти Времен. Девчонкой застала Последнее Время. Еще и сейчас, бывало, просыпалась в холодном поту — снилось, как лесной пожар накатывался на заимку; маленький караван бежал от огня. Оседланный лось под ней споткнулся; Вийви полетела головой в мох, чудом не сломав шею. Обернулась — похолодела, хотя вокруг трещали и скручивались от жара листья. Из толстых лосиных губ летела красная пена, а большие глаза смотрели укоризненно и тускло. Лось последний раз дернулся — умер. Девчонка обернулась: семейный караван успел скрыться из глаз. Отставших разве что оплачут. Верховой пожар тем и страшен, что идет со скоростью ветра. Опоздал — умер… Тут-то Вийви развернулась лицом к ревущему красному шторму: больше терять было нечего. То, что она прокричала, мало какой охотник рискнул бы повторить даже спьяну; а за жест отец перетянул бы вожжами, не меньше. Но верхушки деревьев окатило инеем; пожар словно напоролся на незримую стену; в океан пламени ударил треугольный клинок холода. Так ведьма познакомилась со своей стихией — Водой. Не понимая ни сути сделанного, ни правил заклинания, девчонка держала поток, пока глаза ее не закрылись от усталости. Огненный вал прокатился по сторонам. Лес медленно и жутко горел слева и справа. Толстенные стволы гулко лопались, визжа, сдирали друг с друга кору и подымали облака пепла, ударяясь о черную землю. Спасенный островок таял сосулькой в багровом кулаке. На счастье беглянки, клочок жухлой зелени заметил белый грифон, сложил крылья и упал посмотреть, что спасло пригорок… Вот как Вийви попала в Академию; вот почему стала целительницей, носила одежду исключительно морозных оттенков, и даже в лютые вьюги не пряталась от холода за ставнями.

Собеседник ее забегал по комнате взад-вперед:

— Великий Доврефьель все ждет, ждет, ждет… Пусть Скорастадир не ректор! Он думает так, как мне надо… Он правильно говорит: магию надо не столько копить, сколько практиковать. Голая философия ничего не стоит, только опытом можно достичь ясности. Просто и четко! Нам подходит! Будет он ректором великолепно. Не будет — пусть поможет с той высоты, на которой есть… Поэтому я с ним!

Топот прекратился. Еж присел прямо на пол — отдышаться. Дилин принадлежал к самому старому племени, которое только помнили необъятные хроники Академии. Предки его поддержали Седую Вершину первыми и во всем. А происходило это еще тогда, когда Академия высилась одинокой громадой на диком склоне, и не было ни города Исток Ветров, ни самого слова «Лес». Что было? Три ежиных племени; неудачливая волчья стая, да два десятка людей, вылезших из-под гор, и собравших все это вместе… Нынче невидимый маховик крутится все тяжелей, и подминает все больше. Лес шагнул за Великую Реку, пережил и Войну Берегов, и Год Лемминга, и вторжение Болотного Короля… Сотни и сотни лет; деревья в Лесу — и те сменили несколько поколений! А племя Дилина по-прежнему живет в горах вокруг Истока, и все также самым страшным оскорблением для него будет кусочек сахара — хотя ежи пьют молоко, а сахару не ели отродясь. «Продались за сахар!» — так говорят потомкам племенродоначальников Леса. То есть, говорят те, кто пожелает обидеть их; ну и те, кому недорога жизнь… Тем временем Великая Река течет и течет себе, смывая листья и поколения. Уже двадцать весен, как отброшен Болотный Король. Лес понемногу возвращается в прежние границы, и…

— И вот теперь появляется этот мальчик с нездешней аурой. — Вийви направила разговор туда, куда метила с самого начала. — Быстро учит язык. Разбирается в письме. Четыре дня назад я видела, как они с Ахеном тащили книги из библиотеки. А уже через четыре дня объявлено его первое выступление. Он будет рассказывать нам о своем мире. Переход сильно изменит… изменит все.

— Важен не сам факт перехода… — Дилин поднял голову. — Важны следствия из него. Мы нашли один переход и одного человека. Который упомянул еще троих — в будущем. А ведь такое могло быть и в прошлом. Или — в ином месте, не у нас. Может, Болотный Король давно черпает из реки, к которой мы едва приблизились.

— И что ты предлагаешь делать нам?

— Предлагаю не делать. Не так, как он просит. Он просит отправить его в будущее — надо подождать или вообще отвертеться от его просьбы. Все же я — лучший в Лесу предсказатель. Принесенное им будущее пугает меня. Может быть, мы уже опоздали, и это Владыка Грязи пробует повторить Девять Времен…

— Не пугай! — ведьма почувствовала, что сама вот-вот затрясется. — Не говори наугад!

— Ты права. Благодарю. Обратись к Доврефьелю. Я хочу посмотреть вперед. Пусть откроет мне Большой Грот.

Вийви поразило, как быстро зверь перешел от возбужденной скороговорки к полному спокойствию в голосе и движениях.

— Когда?

Еж некоторое время загибал и разгибал игрушечные пальчики:

— День… Вигла растет… Вода на убыль… Сила в Огне… Воздух молчит… Да! Проси через октаго. К этому времени все прояснится. И мы лучше узнаем, что высматривать в будущем — гость прочтет несколько лекций.

* * *

Первая лекция Спарка состоялась точно в назначенный день, сразу после обеда. Местом назначили уютный зал в недрах горы — как большинство помещений, без единого окна. Обвешали гладкие холодные стены светильниками, собрали достаточно столов и стульев, чтобы все могли сесть и разложить бумаги: слушатели для пометок, а Спарк — листы со схемами, подсказками и выписанным словариком. Понимая неизбежное волнение новичка, ректор определил всего полчаса на монолог, и полчаса на вопросы, но предупредил, что, скорее всего, обоюдный интерес затянет разговор самое малое на час, и пусть пришелец готовится к долгой беседе.

Спарк выдержал испытание с честью: тележки с книгами, которые он таскал туда-сюда все подготовительные дни, даром не прошли. Тему волчий пастух взял самую простую: в двух словах описал Землю, континенты и океаны, климат и времена года. Оттуда плавно перешел к Солнцу, Луне и Солнечной системе. Немного опасался вопросов о подробностях: диаметр и массу Земли, или спутники Сатурна поименно — кто же помнит наизусть? Но разношерстные волшебники этим не заинтересовались, а вот про разницу между лунным и солнечным месяцем, про форму Земли — точно ли грушевидная, и почему? И что за мир такой наподобие груши? — про фазы Луны, знаки Зодиака — вопросы сыпались градом. Скоро пришелец перестал стесняться акцента: у Мерилааса выговор оказался еще позаковыристей. Даже самому Доврефьелю часто приходилось переспрашивать.

Но даже грушевидная форма Земли не так удивила магов, как наличие на ней множества разных языковых групп. Спарк понимал, в чем тут дело: здешнее общество казалось ему почти монолитным. Объединяющих факторов он насчитал множество. Например, по всему Лесу только один язык — волчий диалект окраины отличался от твердого выговора Седой Вершины лишь произношением. К языку — единая письменность с давно и четко определенной грамматикой. Странная и жестокая судебная система… насколько Спарку удалось понять, осужденных стравливали между собой на манер гладиаторов; выживший оставался палачом. Гуманизмом тут и не пахло. А с другой стороны, все, встреченные Спарком до сих пор, существа — отнюдь не делили чужаков на врагов или добычу, как было принято в раннем земном средневековье. И еще удивлял землянина парадокс: как могли разные расы, живущие на одном и том же месте, спорящие за одинаковую еду и территорию — не истребить друг друга в течении трех тысяч лет? (Если летописная история не врет.) Ну да, пока стояла Империя, каждый имел свою сольную партию; но вот концертный зал сгорел, дирижер умер… а бешеной, доходящей до истерики, ненависти к чужакам все равно нет. Может, Спарк ее просто не заметил? Войны и убийства в пудовых фолиантах прилежно записаны. Но причины всегда обычные: власть или земля; экономика или претензии на титул.

Где-то к середине бурного обмена вопросами Спарк с удивлением понял, что Висенна для него куда удивительнее, чем Земля — для Akademio Magiista. Он остановился, ошеломленно разглядывая собственные пальцы. Маги переглянулись. Великий Доврефьель решил было, что гость устал, но Спарк тотчас заговорил с прежней живостью, и ректор не стал обрывать беседу. Он знал, что вскоре разговор угаснет сам собой — насытившись знанием, слушатели разойдутся его обдумывать. Через некоторое время так и случилось: маги спрашивали все меньше, больше заглядывая в исчерканные пометками листы; заводили глаза к потолку, что-то беззвучно проговаривая про себя — усваивали. Спарк помахал руками, опустил напряженные плечи. Поймал взгляд ректора — тот кивнул. Тогда гость вежливо поблагодарил всех за внимание. Попрощался. Двинулся было к выходу — спохватился. Вернулся собрать свои же записки, растащенные по всей комнате. Мельком подумал: «Так вот, значит, как, чувствуют себя преподаватели на кафедре!» — и поймал себя на ненужной, роняющей профессорское достоинство, суетливости.

* * *

Не так Игнат мечтал уходить.

Из чего уходить — он и сам затруднялся в определении. Из детства? Из прошлой жизни? Из колеи, чертеж которой его отец коротко и емко изложил за банкой с огурцами?

Все-таки он слишком много читал. И думал, пожалуй, излишне много. Наверное, человек более деятельный просто настучал бы Петру по морде, а потом… Потом, может быть, ушел в запой: девушка пропала, положено слезы лить. А потом — ну, куда деваться? Собрался бы и поехал на заработки.

И все.

А здесь, на первый взгляд, жизнь складывается удачно. С одними познакомился, у вторых поучился, а третьим уже и сам учитель… Вписался в пейзаж. Правда, без особенного надрыва, без фейерверка эмоций, без леденящего предощущения великих тайн… Это-то и плохо! На что человеку другой мир, если в нем приходится делать то же самое, что и в прежнем?

Лежал Игнат на своей постели, в отведенной ему маленькой чистой комнате, и весь его небольшой жизненный опыт прямо криком кричал: «Не так! Все не так, ребята!»

Нездешняя аура Игната, которую исподтишка осматривали уже все волшебники Академии, волновалась и металась столь сильно, что маги, наконец, догадались: с гостем неладно. Ахен приходился новичку ближе всех по возрасту и положению в обществе; он первым сообразил, что пришелец простонапросто тоскует о доме.

Медлить ученик не стал. Очень скоро в комнате Спарка открылась дверь. Повернув голову, волчий пастух увидел своего знакомого — в теплом плаще для выхода наружу.

— Хорошая погода, — Ахен улыбался. — Вставай, нечего киснуть в четырех стенах. Хочешь, покажу тебе город?

Спарк сел на постели. Долго разыскивал правый сапог под кроватью. Натягивая его, глянул исподлобья и проворчал:

— За подсказку спасибо. Только… Я уже немного знаю лингво. Если я один пойду, не обидишься?

Ахен улыбнулся не так широко, но намного теплее, чем вначале:

— Напротив. Я тоже больше люблю гулять один. Тогда я nihil говорить не буду. Заблудиться здесь негде. Пусть тебе будет больше intereso.

* * *

Интереса Спарку хватило по самые уши. После полутемных, душных и кое-где сыроватых пещер Академии — под белосинее высоченное небо! После муторных споров на незнакомом языке — в свежий, пусть и немного резковатый, ветер! После зубодробительной подготовки — полчаса лекционного монолога стоят пяти часов чтения и выписок, от местной штриховой письменности к вечеру в глазах рябит — иди куда хочешь и ни о чем не думай? Да тут от радости и захлебнуться недолго!

Город на самом деле оказался невелик. Три главные улицы-террасы. Лестницы между ними — на пять человек в ряд. Верхняя улица привычной ширины, примерно, как четырехполосная автодорога с тротуарами. Вверх и вниз по склону несколько проулков, где вдвоем еще разойдешься, а втроем уже никак. Дома самые разные. Больше всего мощных двухэтажных построек из гладко отесанного камня. Внизу камень, второй уровень или бревенчатый, или каркасно-досчатый, оштукатуренный — почти как в знакомых фильмах. Только дома не стремятся срастись над головой, и сетка кварталов ничем не напоминает скомканую паутину средневековья. Крыши высокие, острые. А вот черепица не глиняная — тесаные плитки того же камня, из которого сделаны стены. Парень вновь подумал, что стропила под такую крышу нужны частые и толстые. Зато зажигательную стрелу не воткнешь: дом, как черепаха под панцирем.

Пройдя верхнюю улицу из конца в конец — больше получаса неспешного хода — Спарк опустился ярусом ниже. В отличие от спокойной Верхней, Большая или Главная улица, жила громко и размашисто. Она была шире почти на размер дома, и людей тут роилось куда больше. Перед каждым зданием навес и прилавок; несмотря на зимний холод, выложены товары. Горкой что-то круглое… миски? Оказалось, большие твердые лепешки. Тут же привычные окорока. Вяленое мясо мелкими кубиками, ложкой пересыпают его в мешки и подставленные ладони. А вот какой-то медведь лег прямо на брусчатку, пузом кверху, и торговец сыплет мясо в разверстую пасть деревянной лопаткой… Сыр, засушенный до того, что перед едой его надо час запаривать кипятком. Свежих овощей нет, зато теплой духовитой выпечки навалом… Какието сушеные листья, пахнут вроде приятно… Что значит: «набивка для матрасов»? А Спарк уже хотел пожевать на пробу, вот незадача…

Главные ворота Akademio тоже выходили на Большую улицу. Спарк видел их далеко-далеко к северу. В противоположном конце Большой, куда он сейчас забрел, жили мастера по металлу. Парень насчитал три громыхающих оружейных лавки, один звонко тюкающий ювелирный магазин, пять лавчонок потише; и без числа навесиков, подсвеченных окон-прилавков, где выставили свой товар мастераодиночки. Понравилось что — стучи в дверь. На цепях болтаются щиты с вывесками. Вот вывески привычные, в картинках. А вот вывески удивительные, на все лады обыгрывающие здешнее палочковое письмо: похожи на иероглифы общим рисунком, и тотчас отрицают это впечатление горизонтальным расположением текста. И все яркое, зимнее, свежее, звонкое, шустрое и веселое…

На людей Спарк начал посматривать не сразу. Во-первых, Верхняя улица была почти пустынной; и гость, по привычке, интересовался на Главной тем же, чем и вверху: зданиями и вещами. Во-вторых, слишком пристальное разглядывание ставило самого пришельца в неловкое положение, да и прохожих могло обеспокоить… Спарк пока что не собирался привлекать внимание. Даже одел не меховую хауто, а обычный дорожный плащ с капюшоном — плотный, теплый и неброский. Игнат шагал по чужому городу, и думал, что в родном иногда чувствовал себя точно так же. Люди в проплывающих мимо окнах; ставни, решетки, белые, мутные и цветные стекла; цветы на подоконниках и начищенные желтые дверные ручки — все они ничем не были связаны с прохожим. Спарк шел мимо, мимо, мимо — и не мог отдохнуть нигде, до тех пор, пока не окажется, наконец, в своей комнате… Дома или в гостинице при Академии — неважно. Важно, что там можно будет лечь, расслабить спину, и закрыть глаза…

Вот потому-то погруженный в свои мысли Спарк заметил сперва щит — а уже потом человека. Круглый щит, точь-в-точь, как клубный; от этого воспоминания снова жутко захотелось домой. «Что, наелся приключений?» — съехидничал было внутренний голос. Но Игнат больше не желал сдаваться хандре. Он поднял глаза: на углу ожидал кого-то натуральный викинг, разве что молодой и безусый. А так все признаки были налицо: длинные соломенные волосы, двумя косами вдоль ушей… не будь завитой бороды, девушкой бы счел… пронзительные синие глаза из-под клепаного шлема; начищенная чешуйчатая броня, рыжие кожаные штаны, дорогие зеленые сапоги с черной росшивью. Наконец, ножны с мечом на левом боку. Ну и щит — круглый, оклеенный кожей, стальное полушарие умбона посередине — точно такой же, только побитый, висел у Петра на стене… Иркино лицо заслонило все; чтобы выплыть из воспоминаний, Спарк решительно шагнул навстречу и поздоровался самым вежливым образом.

Незнакомец удивленно поднял брови. Однако за меч не схватился, и тоже ответил вежливо. Потом замолчал, ожидая, пока землянин пояснит свою выходку. Но Спарк уставился в щит, словно рассчитывая найти на диске необходимые слова.

— Нравится? — наконец, осторожно спросил викинг. — Хочешь купить?

Спарк вскинул голову:

— Нравится. Но купить не хочу. Я не воин.

— И ты нездешний.

Спарк дернулся. Что у него, на лбу написано, что ли?

— У тебя глаза… — викинг прислонил щит к стене, и пошевелил пальцами освободившейся руки, подыскивая слово.

— Карие, — хмуро объяснил гость. Как они все первым делом различают маленькие зрачки? Под капюшоном и хмурым лбом — вот внимательность!

— Ciel? — удивился викинг.

— Karie, — повторил Спарк, стараясь попасть в тон твердому столичному выговору.

Молодой воин улыбнулся:

— Меня зовут Майс. Давно ли ты под Седой Вершиной?

— Спарк эль Тэмр. В городе я две октаго. Мы прилетели…

— С северо-восточной окраины, Тэмр там живут, я знаю, — кивнул Майс. — Ты voli мне помочь?

— А что надо?

— Моя девушка не выходит. Вон ее окно. — Викинг с великолепной небрежностью махнул кудато вдаль, и продолжил:

— Уже два раза подходила к занавескам. Лисица. Хочет, чтобы я staras тут у всех на виду, как дурак, и мерз… Если ты попросишь показать тебе, например, vojo к Стене Семи Магов… Или просто ближайший трактир… Я смогу сослаться на долг вежливости перед гостем, а sekvanta раз она подумает, что очень долго тянуть тоже нельзя.

— Пойдем туда, где тепло, — попросил Спарк. — Ты служишь здесь?

— Нет. Я lernisto у мастера-мечника.

«Везет мне на учеников!» — удивленный волчий пастух только головой мотнул. Майс подобрал щит и поспешил объясниться:

— Мастер Лотан учит меня. Мы все живем при его lernejo. Пойдем, посидим в гостевом зале, возле fajro. Расскажешь мне про landlimoj Леса. Я вырос здесь, и никогда не путешествовал на окраины. Другим тоже будет занятно… — говоря все это, щитоносец повел гостя по лестнице вниз, на Темную улицу, самую короткую и мрачную из трех. Здания теснились тут почти вплотную, деревянных вторых этажей не было. Вместо светлой штукатурки, хорошо отражавшей зимнее солнце, вокруг громоздились хмурые острые крыши — словно из просторного снежного поля окунуться в черный ельник. Спарк даже вздогнул.

— Вон там школа, — новый знакомец указывал на единственное двухэтажное здание посреди улицы. Здание не выделялось высотой, потому что крышу имело плоскую. Как раз на уровне коньков соседних построек. Крышу со всех сторон ограждал высокий, насколько можно было судить, толстый парапет, там и сям прорезанный щелевыми бойницами. Наконец, Спарк сообразил, что это самая настоящая боевая башня — то ли остатки прежних городских стен, то ли бывший форпост в горах. Улица застраивалась очевидно позже башни: все дома стояли ровно по линеечке, фасадами на запад, к вершине — а школа мастера Лотана торчала углами куда придется, и Спарк не брался посчитать эти углы с ходу. За одним из ребер многогранника обнаружилась дубовая дверь, окованная широкими железными полосами. Майс распахнул ее с легкостью; Спарк едва не надорвался, закрывая за собой. «Нарочно ее такой тяжелой устроили?» — думал гость, обметая сапоги в полутемной прихожей, — «Для тренировки здешних терминаторов?»

Короткий узкий коридорчик привел парней в небольшой зал на первом этаже, освещенный лишь гудящим очагом у дальней стены. Как понял пришелец, окон здешние архитекторы не любили. Посреди зала стоял длинный стол, окруженный семью или восемью стульями, по стенам висело и стояло разнообразное оружие; никого и ничего больше в комнате не было.

Исчезая в единственной широкой двери Майс попросил немного обождать. Спарк присел на крайний стул, бездумно повозил пальцем по чисто отскобленному столу и потерял чувство времени. Очнулся он от голоса своего нового приятеля:

— Вот homo, о котором я говорил Вам, мастер!

Спарк поднялся. Майс, очевидно, привел того самого мечника. Сам викинг уже стоял возле входа. Справа от него разглядывал гостя мощный широкоплечий мужчина. Глаза Лотана сияли такой глубокой зеленью, что даже в отблесках каминного пламени цвет нельзя было перепутать. Мастер обогнул стул с удивительной для своей величины грацией. В компании столь живых глаз и легких движений, волосы решительно отказывались выглядеть седыми и изо всех сил прикидывались просто очень светлыми.

Соблюдая вежливость, Спарк назвался первым. Лотан поклонился в ответ:

— Мастер Лезвия Лотан, — представился он внушительным басом, въяве и вживе напомнив Спарку медведябиблиотекаря.

— Майс! — крикнул кто-то из коридора. Вбежал рослый громкоголосый брюнет, гулко потребовавший Майса; из-за его плеча выглянула симпатичная рыжая девушка:

— Ой!.. Неслав! Там же мастер!

— Боги! — высокий юноша крутнулся на пятке и исчез столь же стремительно, как и появился.

— Hastemo… — флегматично обозвал его торопыгой Лотан, даже не повернувший головы на шум. — Итак, господин Эль Тэмр… Вы в нашем urbo впервые. Присядем… — хозяин подобрал свою роскошную шубу с черным меховым воротником.

— Да, — согласился Спарк, отодвигая стул. Когда смолк шум рассаживания, он продолжил:

— Мы прилетели две октаго назад. Я ищу работу, — тут взволнованный парень ляпнул настоящее время: «sercas» вместо «sercis laboro» — «искал работу». Позже землянин часто вспоминал свою оговорку, поражаясь глубине и размаху ее последствий. А сейчас, прежде, чем он успел заикнуться об удачной находке службы в Академии — Мастер Лотан рявкнул басом, сразу позабыв «господина» и «Эль Тэмр»:

— Мы поможем тебе искать laboro!.. Майс говорит о тебе хорошо. Ты сразу откликнулся на его просьбу. Но что ты умеешь делать?

Спарк вспомнил свое рассуждение о тренировочной груше. Грустно помотал головой:

— Драться не умею.

— Да не scarmi, не фехтовать, — помотал головой мастер, отчего белые волосы полетели во все стороны. — А, shildoj, щиты делать? Майс говорит, ты узнал сначала щит, потом посмотрел на homo, значит, немножко видел щиты раньше?

Игнат криво усмехнулся. Ну да, «немножко», в клубе. Так ведь в клубе щит делать просто: тут тебе и электродрель, и готовый металл, и кожу сразу выделанную можно купить… Кстати, викинг-то довольно глазастый оказался: все заметил, и выводы сделал правильные.

Между тем Лотан не сдавался:

— Луки, pafarkoj, скоблить — это же нетрудно. Если у тебя руки не к midzado приросли, я тебя научу за пол-tago… — Мастер подумал еще немного:

— А можно еще игрушки делать! Их совсем просто. Игрушечный pafarko, маленький knabglavo, детский меч из дерева… Тебе кажется сложно?

Игнат вспомнил, как перед большими играми вырезал деревянные мечи пачками. Конечно, до настоящих бокенов его изделия не дотягивали, но на тренировках стучать ими вполне получалось. Согласиться?

— Несложно, — пожал он плечами, собираясь продолжить: «Но у меня уже есть работа, извините, я просто не успел рассказать». Только с Лотаном нельзя было говорить такими длинными периодами. Мастер встрял в первую же паузу и могучим басом попросту смел остаток фразы:

— Превосходно! Работай у меня!.. — зеленые глаза умело изобразили огорчение:

— Рубак много, а надо и уголь носить и воду, и учебные мечи делать, и shildoj эти бешеные cielanoj ломают каждый день… Дам тебе lito en chambro, кроме кровати в комнате, еще деньги. Еды каждый день — сколько съешь.

— Надо подумать… — медленно произнес Спарк. — Извините, я все никак не успел сказать. Я работаю в Akademio.

— Знаю, — добил его Лотан. — О твоих нездешних зрачках который день болтают в городе… Город-то у нас маленький. Вот Неслав, ну этот торопыга, который только что забегал… Вот он откудато из твоих краев, тоже с северо-востока. Так он говорит, его ГадГрад в три-четыре раза больше.

— В Akademio?… — медленно уточнил Майс. — А что ты там делаешь, если не konfidenco?

Спарк невесело усмехнулся:

— Никакого секрета. Я там lecionoj читаю.

* * *

— Он читает свои лекции уже вторую октаго. Время идет. — Великий Доврефьель вскинул брови:

— Что нам делать? Кто что советует?

В покоях ректора собрались три его личных ученика. За овальным столом черного дерева устроился Барат-Дая. Кастелян происходил из горных медведей-Соэрра, и владел их родовым секретом, а именно, рецептом приготовления мороженного. Три серебряные вазочки лакомства он принес и сегодня. Пока ректор прохаживался взад-вперед по небольшой комнатке, уставившись на высокий сводчатый потолок, Барат переставлял столовое серебро то треугольником, то в линию; выкладывал маленькие ложечки то так, то этак. Наконец, маленький медведь потешно склонил голову:

— Господин Скорастадир прав. Пора ставить опыт.

Мерилаас передвигал стул так, чтобы оказаться поближе к очагу, но при этом не сердить Доврефьеля: ректор ужасно не любил рассохшейся мебели. Черноволосый южанин искал подходящее место на каждом совещании, и всегда оставался недоволен: то камин далеко, то, напротив, стул сохнет с противным скрипом… опять же, Доврефьель ругается… Оторвавшись от капризного четвероногого, Мериалаас добавил:

— К нам попал человек умный, воспитанный и образованный… в меру. Его знания скорее широкие, чем глубокие. О новом мире можно слушать бесконечно; а результат?

Ректор посмотрел в дальний угол: там молча лежал Теграй, уткнувшись носом в лапы. Пятнистое оперение делало грифона похожим на мягкий диван, тем более, что зверь не шевелил ни пером, ни клювом. Великий маг беспокоился: двигатель их группы, Теграй всегда шел до конца. Именно он выдвигал самые резкие идеи, именно он не позволял ничего отложить даже на полчаса… А вот сейчас пестрый гигант молчал, и без его поддержки Доврефьель не хотел ничего решать.

Укротив стул, Мерилаас заговорил вновь:

— Если в самом деле попробовать отправить юношу в нужное время… Мы до сих пор не делали таких опытов. Это безусловный прорыв к новому знанию — и какому! При удаче парню легко будет отправить нам письмо или даже зайти в Академию лично… Может быть, мы не доживем. Но Академия получит результат!

— А если его девушки в прошлом? — Барат звякнул ложечкой по столу. Доврефьель возразил:

— Если допустить, что мы отправим… Нет — отправляли! — его в прошлое… В архивах Академии должно содержаться сообщение об этом. Или даже наше письмо. Ведь тогда получится, что он уже приходил сюда — раньше.

— Мог просто-напросто не добраться! — не сдавался медведь. — Девять Времен, знаешь ли… Тут такое творилось!

— Надо готовить опыт! — наконец-то клекотнул Теграй. Дождавшийся поддержки ректор подхватил облегченно:

— Прочитать его память. Определить образ этой его девушки… он будет нужен, как маяк. Заодно убедимся, что парень не врет. Точно установить время. Потом пусть Дилин посмотрит в то время. Скорастадир наверняка думает так же, вот почему Вийви просила Большой Грот: Дилин сам собирается делать предсказание.

— Почему тебе или Барату не сделать пророчество? — удивился Теграй. — К чему ждать Дилина?

— Дилин — лучший в Лесу. Никому не превзойти ни его точности, ни его ясности, — ректор с завистливым вздохом переплел пальцы, хрустнул ими и смолк.

— Если опыт удастся, наши позиции будут крепче корней горы! — Добавил Барат. — Мы получим столько полностью достоверных сведений, что сможем даже рассчитать переход в его мир.

* * *

— В чужой мир попасть нелегко… — Доврефьель стирал пыль с большого хрустального шара и что-то рассказывал — по мнению ректора, это должно было успокоить гостя и немного отвлечь от предстоящей процедуры. Спарк, удобно откинувшийся на высокую резную спинку, слушал бормотание вполуха. Попробовать чтение памяти гость согласился с удовольствием. Пожалуй, впервые за два месяца, дело продвинется в нужную сторону — а для перемещения, конечно же, надо знать день и год. Все земные вещи сгорели в посвятительном костре Тэмр. Значит, единственным маяком будет его память об Иринке… Игнат сам не заметил, как разулыбался до ушей.

Доврефьель и Дилин настраивали все необходимые приборы. Для колдовства ректор отвел небольшой зал в сердце горы, поближе к Большому Гроту. Великий Доврефьель хотел получить самый яркий отпечаток Иринкиной ауры, и передать его Дилину. Затем ежик быстро отправится в Грот, и попытается отыскать девушку — картины на стенах Грота ясные и большие, искать в них намного легче, чем в самом лучшем магическом шаре.

Прочие маги Академии обеспечивали рабочую пару инструментами, энергией, едой и всякой другой поддержкой; Спарк в подробности не вдавался. Его радовал сход с мертвой точки. Парень охотно выполнял все команды Доврефьеля.

Наконец, ректор громко и торжественно произнес заклинание. Игнат послушно представил пропажу: каштановые волосы; зеленый и карий глаз; улыбка; губы…

«Образ ничуть не потускнел» — шепнул Доврефьель; «Он, похоже, действительно ее любит» — шепотом же отозвалась черноволосая ведьма. «Давай скорее отпечаток!» — прервал еж — «У меня нить уходит!» Маги согласно и быстро проделали все необходимое; Дилин затопотал маленькими ножками к Гроту, а Спарк очнулся и вновь увидел над собой каменный свод; слева и справа два стола с нагромождением стеклянных колб, магических шаров, непонятных предметов и книг… Нигде ни пылинки: оборудованием пользовались и содержали в чистоте… Издалека долетел гулкий удар: Ньон распахнул высокую дверь Грота, впуская ежика-предсказателя внутрь. Великий Скорастадир, Сеговит и Барат-Дая уже были готовы вкачать в провидца достаточно силы, чтобы картины на обширных стенах пещеры держались так долго, как потребуется, и чтобы искомый образ нашелся скорее. Потом с таким же гулким ударом дверь захлопнулась. Лучший предсказатель Академии отправился в поиск сквозь безвременье.

Спарку предложили вернуться в свою комнату и отдыхать. Понимая, что невежливо путаться под ногами у работающей бригады, гость даже не просил провожатого. Однако Ахен все-таки отправился с ним: не так показать дорогу, как проследить и помочь в случае неожиданных побочных эффектов. Парни поднялись к знакомому холлу, сели на вытертую деревянную лавку, и некоторое время бездумно разглядывали журчащий фонтан.

Потом Ахен вспомнил о долге хозяина и решил занять гостя беседой:

— Так ты говоришь, Лотан предлагал тебе laboro?

Спарк кивнул.

— Хорошее дело, — ученик магов одобрительно потер ладони:

— Кажется, Доврефьель на твоей стороне.

Волчий пастух удивленно посмотрел на собеседника. Тот, похоже, огорчился:

— Да, ты же не знаешь… В общем, тут у нас три партии. Личные ученики Доврефьеля — БаратДая, он из Соэрра. Скоро ему держать экзамен на Великого Мага.

— А подробнее?

Ахен замялся:

— Подробнее я и сам не знаю. Я-то всего лишь ученик. Могу только добавить, что Барат и Мерилаас — лучшие умы Akademio. Еще у них Теграй, это пестрый cielano…

— Помню, — вставил Спарк. Ахен продолжил:

— Великий Скорастадир — соперник Доврефьеля во всем. У Скорастадира учатся Вийви, Дилин и Нетерай — снежного cielano ты тоже должен помнить… Скор и его lernistoj придерживаются точки зрения, что магию надо не столько копить, сколько практиковать. Они стоят на том, что-де голая теория ничего не значит, только опытом можно достичь ясности. Пожалуй, они и к тебе относятся как к источнику сведений о nova мире. Пытаются обдумывать не столько сам переход, сколько profitoj, которые можно извлечь из этого.

— А как ко мне относится партия Доврефьеля? И кто третья партия?

— Третья партия — все прочие. Мы, обычные ученики. Потом, те маги Akademio, которые не лезут в дележку власти: Ньон-книжник, Йон-лекарь, и Сеговит, заведующий магическими приборами. Их еще называют «каменная тройка», за подчеркнутое равнодушие к diskutoj Великих…

Спарк припомнил высокого старика Сеговита, беспокойно теребящего красную вышитую змею на глубоко-зеленой мантии. Потом видение заслонил главный вопрос:

— Так как же ко мне относится Доврефьель?

Ахен двинул плечами:

— Предполагаю, ты для него прежде всего живое доказательство. Rektoro давно исследует теорию множественности обитаемых миров и возможности переходов между ними. Твой okazo тут просто подарок. А если удастся еще и закинуть тебя в нужное tempo, Доврефьель уж точно войдет в историю.

— Так вот почему они стояли на два крыла, и Двор… Довер… виноват, ректор, представлял их попеременно: Барат-Дая из своей партии, и в противовес ему Вийви из людей Скора… Имена же у ваших Великих!

Ученик магов насмешливо фыркнул:

— Традиция такая! У Великих Магов многосложные имена.

— А Скор не возражает, чтобы его звали коротко.

— Он у нас hastemo, — улыбнулся Ахен. Спарк вспомнил, где впервые услышал это слово: мастер Лотан обозвал так одного из своих учеников. Торопыга, значит. Лотан!

— Ну так при чем тут Лотан? Ведь ты же с него начал?

— Доврефьель на твоей стороне, tiel?

— Это ты говоришь, я-то не могу знать.

— Думаю, что так. Значит, при удаче он перенесет тебя точно в то tempo, какое надо. Следовательно, сколько бы ты ни потерял времени на lerno, не опоздаешь. А подготовка опыта займет не меньше пяти oktago, Доврефьель всегда обдумывает и проверяет мельчайшие bagateloj, таков его характер. Лучше провести это время с profito. Учись пока у Лотана — а то попадешь, куда хочешь, и что будешь делать?

Спарк задумался. Ахен не мешал ему, и долго-долго тишину холла нарушало лишь журчание фонтана. Игнат думал: «Пожалуй, здешние маги четко делятся на теоретиков во главе с ректором; практиков — во главе со Скорастадиром; и прочих, которые пока еще не знают, кого выбрать… Может, предложить им идею профессиональной специализации? Поможет ли это снять напряжение между партиями?»

— Интересно посмотреть на магический мир… — произнес волчий пастух. Ученик мягко возразил:

— Магия принимается и изучается только в Лесу, а в городах она не в чести.

— Почему?!

— Горожане считают, что наличие большого числа сильных магов сдерживает жизнь: никто не пожелает улучшать ее, если сможет легко наколдовать желаемое. Да и магов среди urbanistoj почти нет. Горожане просто боятся волшебников, считая их всесильными — потому, что редко встречают magiistoj и плохо знают их настоящие возможности. Лес огромен. Города на его границах — мосты между Urbo kaj Arbaro…

— Не так быстро! — Спарк замахал руками. — Про ваше государственное устройство я читал… Не надо мне пересказывать список провинций, которые можно уместить на одной несложной карте. Сам прочту, там и карты есть. Лучше скажи: разве за жалкие пять октаго, которые ты советуешь провести у Лотана, можно научиться чему-то приличному?

— Ну тогда наймись к нему хотя бы до середины somero, это почти полгода. Проси учебу, крышу и еду, а что сверх этого, игрушки там всякие — пусть monoj платит.

Спарк пожал плечами:

— До середины лета? Не знаю… Вообще, как-то странно получается: не успел о работе помечтать, предложили сразу две, одна другой лучше.

— А что удивительного?

— Такое везение…

Ахен даже подскочил над скамейкой:

— Это не везение, а donaco судьбы! Инструмент в твоих manoj, чтобы ты что-нибудь сделал… Сам же говорил мне тогда, помнишь? Кому дано multo, с того multo и спросят!

— И что, в вашем мире это серьезно?

Ученик магов просто остолбенел:

— А что, в вашем — нет?!

— Но тогда что я должен сделать?! — ошеломленный землянин забегал вокруг мирно булькающего фонтанчика. — В чем моя цель? Я же хотел просто вернуть Ирку домой! Или что тогда?

* * *

— …Тогда как отправить человека в разгар войны? — Скорастадир недовольно размахивал руками.

— А Дилин точно видел там войну? — Барат-Дая был спокоен и серьезен.

— Если бы только Дилин! — Ньон покачал громадной косматой головой. — Мы все видели армию. Военный лагерь… Точно на дороге, как квадратная пряжка на ремне. Ровные ряды палаток. Вокруг насыпь, под ней канава. По гребню насыпи воткнуты копья, на копьях висят щиты. И еще городские стены. Ведь все это — под стенами города, который мы не смогли узнать.

Доврефьель молчал. Ему, как ректору, следовало высказываться последним. Тем более, в таком важном споре.

Мерилаас и Теграй выступили за переброску Спарка. Доврефьель их прекрасно понимал. Опыт подтвердит теорию. Заодно устранит источник беспокойства: чужак с его тревожными рассказами и новыми знаниями попросту исчезнет из поля зрения. У Скорастадира и так достаточно поводов мутить воду… К магии нельзя допускать непосвященных. И лучше пусть магов будет мало, но зато они будут… настоящими. Пожалуй, это верное слово. Наконец, успешная переброска в будущее добавит Доврефьелю научного веса — по словам загадочного гостя, «мелочь, а как приятно!»

Скорастадир и его партия немедленно кинулись в бой: они хотели поучить Спарка подольше и отправить его на восточное пограничье, чтобы волчий пастух попал в будущее своим ходом.

— … Спарку деваться некуда, поневоле будет сидеть там, Ирку свою ждать. — Скор яростно жестикулировал, едва не цепляя обступивших его магов.

— А забудет ее, полюбит другую? — усомнился Ньон.

— Так это же еще лучше! — не сдержался Дилин — У него появится тут женщина, следовательно, появятся тут корни. Тогда человек полностью наш, он будет иметь свой интерес в делах Границы. Парень деятельный по характеру: все Вы видели его ауру, и понимаете, о чем я говорю… Обучить же мы его можем всякому. Пусть понемногу поворачивает край лицом в нашу сторону. Он еще благодарен нам будет за выучку и поддержку.

— Сколько между ними лет разницы?

— Десять, — уронил Сеговит, разглаживая красную вышивку на груди. — Девушки появятся у Висенны день в день через десять лет. Точно там же, где появился и сам Спарк.

— Надо сказать ему это открыто. — Подал голос Теграй, впервые с начала спора.

— Тогда мы проиграли! — выкрикнул снежно-белый грифон. — На что разум ежей далек от человеческого, но ясно даже и ежу! Он выберет свою девушку — и немедленно. Какие десять лет? Кто станет ждать десять лет? Только ты, пегий полукровка…

— Молчать!!! — в обрушившейся тишине легкий стук ректорского посоха отдавался ударами грома. Великий Доврефьель грозно посмотрел на Великого Скорастадира. Рыжий великан выстрелил взглядом в Нетерая. Небожитель сложил белые крылья и что-то неразборчиво проворчал. Люди приняли это за извинения; Теграй расслышал правильно, и огрызнулся:

— Сколько бы ты ни оскорблял меня, я против использования этого человека втемную. Это прямое нарушение Первого Закона.

— А бросить его в будущее, где бушует война? — мягко поинтересовался Скор, — В конце концов, мудрый отец запрещает детям играть с боевым ножом, и не спрашивает согласия детей; разве это — не нарушение свободной воли ребенка? Нужно ли объяснять вам итог? Наш гость молод; сердце непременно потянет его в будущее, поближе к любимой. Но не разумнее ли будет хоть немного подготовить его к этой встрече? В конце концов, десять лет — это всего лишь десять лет! Не вся жизнь, и даже не половина ее. А для его подруги этих лет вовсе не существует, ей даже ждать не придется — в каком угодно случае…

Вийви нахмурилась, скомкала платок, уронила его. Дилин поймал легкую ткань на лету, вернул. Ведьма поблагодарила ежа взглядом. Доврефьель молчал.

— Вы нарушаете Первый Закон! — упрямо повторил Теграй. Нетерай встопрощил оперение:

— Вы соблюдаете букву Закона, но искажаете его дух!

— Хватит! — распорядился Доврефьель. — Обдумайте последствия вашего решения, изложите их на бумаге. Ты, Барат, так же опиши наше. Потом прочтем и сравним. Немедленных действий ни один из путей не требует, значит, есть время подумать. Скажем гостю, что ответ темен, и пророчество нуждается в истолковании. Обдумаем все, на что у нас хватит ума. Бумаги для сравнения должны быть готовы через два дня. Обсуждение состоится утром. Чтобы пришелец ничего не заподозрил, увеличим время его лекций: это потребует больше сил на подготовку, и даст ему намек на скорое расставание с нами.

* * *

Перед расставанием Игнат решил все же подсунуть магам взрывоопасную идею. Нельзя сказать, чтобы у Висенны цеховое разделение было особенной новостью или редкостью. Кожевники и кузнецы не пересекались ни в чем. Но каждый кожевник и каждый кузнец в своем деле был универсалом: сам задумывал вещь, сам чертил наброски, подбирал необходимые материалы; если надо, проводил опыты, варил нужные закалочные или дубильные смеси; делал опытный экземпляр, испытывал, и потом только начинал выпуск на продажу — словом, тут царило обычное средневековье. Спарк уже привык вздрагивать от отличий, и при очевидном сходстве, сперва своим глазам не поверил.

Однако, перечитав «Описание мира», Спарк убедился, что все именно так и обстоит. Почесав затылок, он принялся набрасывать черновик выступления; благо, ректор увеличил время лекций, и можно было не так тщательно отсекать излишки. Спарк уже привык готовиться к выступлениям с листа, расставлять мысли по порядку и выписывать нужные примеры. Время уходило, в основном, на движение пером по бумаге. К счастью, первокурсников еще учили пользоваться тушью; так что рукописание не было для Игната чем-то страшным или запредельным.

А пока гость мирно скрипел перышком по пергаменту, маги Академии поодиночке и группами обсуждали два главных варианта действий. То есть, помочь пришельцу и магической силой переместить его в будущее, благо, известно точно, куда и когда; или же под благовидным предлогом отказать в переброске, предлагая взамен помощь в обучении и жизни вообще. Колокол к началу лекции прозвучал для обеих сторон боевым сигналом.

Выступление Спарка началось в молчаливом внимании. Маги сперва не поняли, отчего пришелец поломал привычную схему. До сих пор Спарк основывался на «Описании мира»: брал какойлибо раздел книги и перечислял отличия или сходства относительно такой же области земной жизни. В этот раз пришелец взял примером ситуацию в самой Академии! Острота предмета связала собрание настороженной тишиной. Спарк ожидал подобного, и не удивился. Он описал строительную отрасль на земле. Начал с архитекторов, которые чертят общий вид здания, определяют взаимное расположение комнат и коридоров. Перешел к конструкторам: они-де определяют способ воплощения в реальность архитектурных мечтаний. Не забыл сантехников и электриков, которые показывают на чертежах свои трубы и провода… тут Спарку пришлось попотеть, чтобы не объяснять еще и физику с электричеством. Потом чертежи попадают к сметчикам, те вычисляют примерную стоимость строительства с точностью до одной десятой от общего объема. И, наконец, чертежи приходят на стройку — только тут начинается собственно отесывание камня, выпиливание деталей, сбивка, кладка, подгонка…

До государственной приемки и народных обычаев, как-то: «поить плотников на закладку первого венца, последнего венца, и вывода под крышу» Спарк не дошел. И так изрядно подогретое утренним спором, собрание взорвалось. Маги моментально уловили намек. Это значит, сделать команду Доврефьеля «проектировщиками», а Скорастадира — «строителями»? Но ведь проектировщики главнее? Или как? Шквал вопросов ошеломил даже ректора; сколько он ни стучал посохом в пол, сколько ни призывал к порядку — еще немного, и маги пошли бы врукопашную… Если бы сам Спарк не вмешался. Уж игровые споры в клубе ему улаживать приходилось… да и не казались ему маги страшнее волков.

— Главные не проектировщики и не строители! — выкрикнул Спарк, и удивление опять заткнуло спорщиков. Гость обвел взглядом пестрое общество, жадно сверкающее разнокалиберными глазами, выдохнул для храбрости, затем нарочито спокойным тоном пояснил:

— Главный — заказчик. Кто деньги платит, тот и говорит, что делать.

Маги владели лицами намного лучше волчьих пастырей с восточной окраины. Но сейчас даже они переглядывались в искреннем ошеломлении. Признать существование силы, которая выше магии? Которая отпускает распоряжения и плату? Которой придется давать отчет в израсходованных средствах? Может, еще и сапоги целовать?!

Наверное, чужеземец просто не знает пока всей истории Леса! Ведь это маги Седой Вершины первыми объединили племена, ведь Академия магов долгое время была истинным центром власти, а Совет возник уже много позже, после присоединения Левобережья… И даже сейчас влияние Истока на Лес колоссально. Только Академия издает книги. Одна лишь Академия готовит лекарей для всего Леса. Из Академии выходят лучшие строители и управляющие. Как бы ни злились племенные вожди, но и они подчиняются магам, понимая всю выгоду такого сотрудничества… И вот всю эту налаженную цепочку поставить кому-либо на службу? Кому?

Спарк смотрел в застывшие лица, и понимал, что междуусобица магами забыта. Все они теперь обратились против чужака, покушающегося на самые основы их власти, могущества и влияния. Но страх по-прежнему не шел. Пришелец вспомнил недавнюю беседу с Ахеном. Может, его миссия в том и состоит, чтобы подбросить эту мысль Академии? А потом слинять на работу к Лотану: не зря же она подвернулась именно сейчас?

Однако, сказав «А», следует сказать и «Б». Спарк покаянно уронил голову:

— Плохие отношения между проектировщиками и строителями у нас тоже не новость.

— Так в чем же выигрыш вашего образа жизни?

Именно этого вопроса Спарк ожидал. Длинный ответ он заучил наизусть, много раз произносил вслух, привыкая к интонации. И теперь отозвался немедленно, уверенным ясным тоном:

— Каждый имеет дело по душе и не ломает свой характер. Кто хочет делать, тот делает, не путаясь в сомнениях. Кто больше любит и умеет думать, тот ищет решения, не вязнет в мелочах: как сделать.

Маги молчали. Только теперь Спарк испугался по-настоящему. Как у него вообще наглости хватило — в чужой монастырь со своим свиным рылом… Но слушатели не проявляли даже злобы: они обдумывали. Воспользовавшись паузой, землянин глубоко поклонился, подобрал свои листки… Академическая дискуссия дело серьезное. В ходе прений случается и табуреткой по голове получить. Особенно, когда предмет обсуждения настолько спорный. Вон Скорастадир уже рукава закатывает…

Ректор быстро овладел ситуацией. Он поднялся, вежливо поблагодарил гостя за «знание, новизну которого даже не с чем сравнивать!» — и тотчас предложил каждому магу представить к завтрашнему же утру свои соображения о последствиях, какие может иметь нововведение… Фразу ректор нарочно завернул усыпляюще длинную, и ответ намеренно потребовал письменный; и в конце добавил слово, которым пользовался исключительно редко: «Приказываю!»

После столь внушительной угрозы мысли о драке увяли сами собой. Противники решили отвести душу на бумаге. Ректор не сомневался, что на несколько дней им этого хватит. А потом…

* * *

— Потом он сказал, что будет рад другим лекциям в том же духе. Ты «стряхнул мох с бороды». Похоже, ты нас в самом деле удивил! — Ахен покачал головой. Спарк, не отвечая, положил перед медведем-библиотекарем очередной том. Ньон спросил прямо:

— Ты переезжаешь потому, что испугался?

Спарк замялся; Ахен пришел ему на помощь:

— Я советовал ему lerni у Лотана, еще до того, как была задумана эта leciono. Совпадение.

Ньон хитро прищурился:

— Что говорят о таких koincido Великие?

— Что случайность есть nekonato закономерность! — фыркнул от входа Барат-Дая. Подкатываясь к стойке, завхоз добавил:

— Скорастадир многократно и шумно выражал свое восхищение.

Рядом с библиотекарем Барат выглядел медвежонком, но нисколько не смутился, а потребовал срочно четыре тома «Карт и существ» — ректор-де велит доставить немедленно. Ньон исчез в полутьме за стеллажами; Барат вздохнул:

— Берегись Скорастадира! С ним надо быть очень singarde… — отвернулся, и ничего не прибавил.

Ахен посмотрел на гостя смущенно. Спарк не расстроился:

— Ну, раз от здешней зарплаты меня не отлучили, жить будем. А что Скорастадир?

— Поманит pomo, а там груша, — буркнул медведь, не оборачиваясь. Пришелец его не понял:

— Груша тоже сладкий плод.

— Плод, да не тот! А в твоем положении senbezona шаг — с обрыва в лед! — Плюшевый мишка не утерпел, развернулся и покачал лапкой с уморительной серьезностью.

«В гробу я видал ваши выверты, и разменной монетой тут не буду!» — подумал Спарк, но вслух, конечно же, не произнес.

— Bon, что не будешь. — Барат-Дая оскалился. Насколько гость понимал звериную мимику, вышла улыбка, а не угроза. Землянин смутился. В самом деле, они ведь мысли читают!

Тем временем большой медведь принес книги. Маленький сгоряча обложил все четыре тома заклинанием. Лишенные веса фолианты плавно всплыли перед кастеляном. Спарк подозревал, что и это игра на публику, то есть, на него же. Барат-Дая вышел, толкая книги перед собой. Ньон смахнул куда-то вниз последний возвращенный том Спарка.

— Пойдем и мы. — Волчий пастух посмотрел на ученика:

— Поможешь вещи к Лотану отнести?

— Конечно! — легко согласился Ахен. — Только зимнюю куртку одену.

* * *

Зимние куртки ученики Лотана вешали над кроватями, чтобы укрываться поверх одеял. Спарк сделал то же самое, порадовавшись, что ему отвели место не под окном и не на проходе. Спальня занимала весь второй этаж Башни, имела в стенах узкие щелевидные бойницы, теперь застекленные мутноватым стеклом. Освещалась спальня камином и масляной лампой на высокой подставке у входа. Посреди комнаты древние строители выложили красивый витой столб, и уже на него оперли непривычно пологие своды потолка. Спарк сразу заподозрил бетон: каменная арка на такой пролет должна быть много круче.

— Здесь мужская спальня. — Майс рывком выдернул из-под кровати новичка внушительный сундук и распахнул крышку:

— Сюда deponas вещи. Можешь вешать замок. У нас нет замков, и пока еще nihil не пропало.

— А что, у вас и девушки учатся? — Спарк вспомнил рыжую, которая выглядывала из-за плеча Неслава.

— Только одна. — Майс пожал плечами. Спарку послышалось недовольство в голосе, и он не стал развивать тему. Но викинг пояснил сам:

— Скарша живет en chambroj у госпожи Эйди… Госпожа Эйди — жена мастера Лотана. Мастер на первом breto, там же оружейный склад, кухня и общий зал. А упражняемся мы en korto, ниже по склону. Там просторнее, чем на крыше, а бегать надо… — викинг потеребил заплетенную в косички бороду:

— Бегать надо multo. До стены, и дальше…

Волчий пастух глянул в указанное окно. От башни Лотана до городской стены на востоке спускался обширный заснеженный пустырь.

— В стене pordeto, за калиткой тропинка через arbaro, к роднику. Иногда Соэрра привозят уголь на продажу. Но обычно мы ходим en arbaro за дровами. Их надо много… — Майс грустно вздохнул, и тотчас опять повеселел:

— Теперь пошли знакомиться!

Спарк попытался прикинуть, сколько новых людей он успел увидеть за неполные три октаго в Истоке. Выходило, по лицу в день. А сейчас будут еще… Парень одел хауто да Тэмр: Майс просил для первого знакомства явиться при параде. Затем оба вышли на винтовую лестницу, спустились по ней, и узким коридором попали в знакомый зал.

Учеников у мастера Лотана оказалось меньше, чем Спарк опасался. Белоголовый наставник поместился во главе стола; слева от него сидела статная женщина. Справа — три парня и та самая рыжая девушка, которую Спарк уже видел. Волчий пастух поклонился. Лотан коротко кивнул в ответ, прежде всего подавая руку госпоже Эйди. Та выплыла из-за стола, шелестя зеленым платьем с золотой и белой вышивкой — тоже наверняка парадным — плавно склонила голову, обошла новичка со всех сторон, улыбнулась и исчезла в двери. Пока Спарк соображал, что это значит, Лотан уже оправил памятную черную шубу и теперь называл имена учеников:

— Неслав из ГадГрада…

Тот самый громкоголосый брюнет. Цвет глаз не очень-то разглядишь, не то освещение. Говорит, что уже два года переходит от одного фехтовальщика к другому, учится… Похоже. Движения быстрые и точные, волосы острижены коротко. Одет, как и прочие ученики: рубашка навыпуск, штаны и сапоги.

— Скарша из Финтьена…

Улыбки в зале. Оно и понятно: единственная девушка в пределах видимости. Что ж спорить, красавица. Одета по-мужски. Только волосы не стрижет, рыжая коса вокруг головы — кажется, такая прическа называется «венок».

— Дитер, тоже el Fintieno…

Среднего роста, глаза спокойные. Волосы не такие белые, как у Майса, но светлей, чем у Неслава. Будем считать русыми.

— Венден из Маха-кил-Агра…

Парень тоже среднего роста, но коренастый и крепкий, почему и выглядит ниже. Брови густые и почти сросшиеся, из-за этого взгляд как в прицел.

— Наш nova ученик… — Лотан широким движением указал на волчьего пастуха: назовись!

— Спарк эль Тэмр, — новичок еще раз опустил голову в поклоне. Он не заметил, как резко нахмурился и быстро оттаял лицом Неслав.

На этом церемонии окончились. Уже обычным голосом Майс предложил:

— Садись, рассказывай: откуда ты, как живут у вас. С твоей восточной landlimo тут очень давно никого не видали.

Спарк отодвинул стул, устраиваясь поудобнее. Вернулась госпожа Эйди, в платье попроще. Перед ней два паренька несли деревянные подносы с едой, едва не подметая пол желто-черными накидками. «Слуги» — шепнул Майс на вопросительный взгляд. — «Наняли на вечер, обычно не держим…» Что ж, Спарк поднаторел в говорильне, все-таки две октаго лекции читал… Но именно поэтому сейчас болтать не хотелось. Надоело, да и опасался он брякнуть еще что-нибудь спорное. Лотан не терпел промедлений и опять влез в паузу:

— Ты нанялся до верхушки somero. Хорошо еще, что не на три октаго. Надо тебе знать сразу, великим бойцом человек не станет за пол-jaro. Спроси вот у них!

Ученики согласно улыбнулись. Должно быть, Лотан сел на своего конька и говорил давно известные им вещи. Но скуки не мелькнуло ни в одном глазу. «А как же фэнтези-шаблон? Главгерой должен за два месяца все изучить!» — подумал Спарк.

— А нет ли какого заклинания, чтобы достичь мастерства rapide? Может, Спарк что-нибудь знает? — встряла Скарша безо всякого почтения к плавной речи мастера. Лотан от ее наглости поперхнулся. Майс и Венден потащили к себе по куску мяса. Дитер ободряюще улыбнулся новичку и взял круглый хлеб. Спарк покачал головой:

— Если и есть, я его не знаю.

Мастер лезвия добавил:

— Мало ум поменять, менять надо все korpo: кости и мышцы. Ведь ребенок двадцать весен узнает все, что ему надо для жизни!

Рыжая не сдавалась:

— Но люди в nova стране осваиваются за год-два, редко больше трех jaro. Значит, rapide изучить многое все-таки возможно?

«Зачем ей этот спор?» — подумал Спарк, и сказал совсем не то, что собирался:

— Потому, что взрослый отсекает многое, зная, чего он хочет. А ребенок вынужден учиться всему подряд, ибо еще не знает, что ему надо…

* * *

— Так что же нам надо? — Великий Скорастадир покатал свечку по разложенным листкам. Хруст пергамента заглушил возмущенное бормотание Дилина. Госпожа Вийви посмотрела на предсказателя, потом на рыжего великана и промолчала.

— Или это нужно не нам, а только кому-то одному из нас? — зловеще поинтересовался маг.

Еж презрительно фыркнул:

— Если ты смог забыть, кто произнес самую длинную речь в защиту нашего дела, то забудешь и все то, что сейчас скажу! А поэтому…

— А поэтому помолчи, пожалуйста, Дилин… — ведьма опустила руку, словно закрывая невидимое окно, и зверек послушно умолк. Женщина повернулась к Скору:

— Нарушение Первого Закона мне неприятно. Ты изящно выкрутился с этим примером про боевой нож в руках мальчика. Да только Спарк вовсе не мальчик. Тебе напомнить его полное имя?

Рыжий великан фыркнул не хуже ежа:

— Да-да-да, конечно, грозная стая Тэмр! Примерно одна десятая от числа Аар, и едва лишь одна двадцатая от волков Роу. А Спарк, если ты заметила цвет нашивок, представляет даже не всю стаю. Он из отряда Нера… помнишь, лет пятнадцать назад Нер пытался поступить в Академию?

— Тэмр — единственная стая, которая не уступила своих земель Владыке Грязи. Нер очень гордый и твердый… человек. По-моему, простачком он только прикидывается, — хмуро возразил еж.

— Дело ведь не в количестве, Скор, — ласково протянула ведьма. — Ты Великий Маг, тебе ли объяснять значение имени?

— В имперском языке слова «тэмр» нет. Значение, на которое ты намекаешь, помнят лишь немногие маги. В конце концов, госпожа моя, имя всего лишь имя. Сути ничто не заменит… — Скорастадир поставил свечу вертикально. Поднял взгляд и отчеканил:

— На Берегу Сосен я ежедневно нарушал закон. Иначе там просто не выжить. Сказать правду, я вовсе не пониманию, как можно строить державу на рабском послушании. Итак, мне плевать на обвинения!

Вийви улыбнулась еще ласковей:

— А мне — нет.

— Я не поддержу отступника от Первого Закона! — угрюмо подтвердил еж. — Кромешники отвернутся от тебя. «Каменная тройка» смотрит сквозь пальцы на твои споры с ректором, но за Первый Закон поднимется каждый зуб в Лесу.

Скорастадир сжал кулак. Куски воскового цилиндрика брызнули по всей комнате. Вийви опустила глаза. Еж, напротив, поднял голову и злобно смотрел снизу вверх. Рыжий маг с шумом набрал воздух. Потом выдохнул. Потом скомкал несколько листков на столе, путаясь пальцами в фитиле раздавленной свечи.

— Хорошо же! — рявкнул Скор. — Чего вы хотите?

— Не вы, а мы, — тихо поправила черноволосая красавица. — Мы хотим. Поддержи Доврефьеля. На следующих выборах все вспомнят, что ради Первого Закона ты ломал себя. Зачтется…

— Уж мы постараемся, — кивнул Дилин и прибавил:

— Я лучший предсказатель в Лесу. А ты — самый опытный маг. Доврефьель сильнее в теории, но ни он, ни любой в Академии не сделает переброску лучше тебя. Если же ты первый предложишь ему помощь… — ежик мелко засмеялся. Вийви прыснула в сложенные ладони:

— Представляю, какое у него будет лицо!

* * *

Лицо Неслава не изменилось, хотя рука онемела. Он еще успел перекинуть деревянный меч в левую ладонь — но Неслав был вторым мечником школы, а Майс все-таки первым и лучшим. Викинг ударил прямым сверху, и был удар столь быстрым, что противник просто не успел закрыться, хоть и видел все движение. С громким треском деревяшка впечаталась в стальной шлем; Неслав полетел спиной на стену, а обломки тренировочного клинка — в разные стороны.

— Вот! — Венден наставительно поднял палец, обращаясь к новичку, — Tiela должен быть удар!

Спарк сглотнул пересохшим горлом и бросил Майсу новый деревянный клинок. Викинг взял оружие из воздуха, словно яблоко с ветки. Неслав успел подняться, но в новую атаку не полез. Он пошел полукругом, чтобы заставить Майса топтаться на месте и надеясь спутать ему ноги внезапным выпадом. Майс не купился. Качнувшись в сторону, изобразив, что попался, викинг одним широким шагом сократил дистанцию — и вновь ударил с невообразимой быстротой. Неслав отчаянно вывернулся — отбил. От второго уклонился, на третьем попытался контратаковать… четвертый удар исчерпал дыхание и вновь швырнул его на колени. Неслав положил меч на землю, протянул пустые руки. Спарк увидел, как Майс опускает плечи: из поединщиков словно выходил воздух. Венден подошел к Майсу, а Спарк к его противнику, чтобы помочь с доспехами. Бой на сегодня был последним. Из двери показалась Скарша и разбойничьим свистом позвала к ужину.

Спарк ужинал вместе со всеми, только накрывали стол теперь сами, без всяких слуг. После ужина можно было отдохнуть у огня или сразу ложиться спать — если Лотан не объявлял ночной тренировки. Утром все бежали во двор, прыгали, махали руками. Правильной разминки здесь не знали, а землянин опасался ее предлагать, помня, как влез со своим уставом в споры магов. Очень любили играть в снежки: выбирали защитника, вручали ему деревянный меч, и всей толпой закидывали его снежками. Защитник должен был отбивать белые шарики или уклоняться. Но от пятерых не так-то просто увернуться. Рано или поздно прилетало в лоб, защитник зверел, и гонялся за прочими по всему полю, те же яростно отстреливались — пока зычный рев Лотана не прекращал забаву.

После завтрака ученики полного курса делились на пары и упражнялись в том, что приказывал мастер, а Спарк резво бежал с тяжелыми деревянными ведрами за калитку, оттуда вниз по тропинке к обложенному камнями родничку. От родничка тащил ведра наверх, матерясь тихонько, когда ноги окатывало ледяной водой. К счастью, коромысло у Висенны знали — а то ведь с одного ведра даже завтрак на шестерых здоровых мужчин не сготовишь, что уж там говорить об умывании да мытье посуды. Набиралось полтора десятка ходок. Лотан считал родник лучшим упражнением для спины и сердца. После солнцеворота мастер вовсе обещал коромысло отобрать: чтобы бегал больше. Но пока что волчий пастух справлялся за пятнадцать рейсов. Затем он считался свободным, и шел в Академию — готовиться к очередной вечерней лекции. Первые пару дней пришелец побаивался перемены отношения к себе. Однако, маги не обратили особого внимания на переезд. Собрания проходили по-прежнему. Уже через пол-октаго Спарку казалось, что не было ни спора, ни мыслей о поспешном уходе из Академии — лекции и обсуждения вернулись в привычное русло.

Это ощущение после обеда сразу пропадало. Поначалу Лотан всегда занимался с новичками сам, выясняя их возможности и характер. Так что прямо из Академии, часто еще не отошедший от спора, Спарк попадал в ежовые рукавицы мастера-мечника. Весь мир сжимался до тяжелого дыхания, скользкой мерзлой земли под тонкими подошвами, противно стынущих на верхней губе соплей, да коротких выкриков — когда тренировочная деревяшка проминала толстую куртку. Очень скоро Спарк покрылся синяками не хуже леопарда, но отступать теперь было стыдно.

Метод обучения Лотан использовал очень простой. Преподав на первом же занятии десять ударов и шесть защит, на втором показав три парных упражнения, мастер лезвия больше к теории не возвращался. Спарк повторял и повторял движения, доводя их до такой степени, чтобы противник не мог защититься, даже зная, какой будет удар. Мастер ходил вокруг и следил за постановкой ног, удерживал от нырков вслед удару, поправлял руки. В конце каждой тренировки следовала короткая схватка с Лотаном, заканчивающаяся всегда одинаково: Дитер или Майс помогали новичку встать, а сам он прикладывал к свежему синяку комок снега. Ученики полного курса занимались и с копьем, и со щитом, и с секирой, да еще и из лука стреляли. Спарка натаскивали только на меч.

После тренировки Спарк имел единственный за день промежуток отдыха, когда никто не смел его беспокоить — а затем начинал собственно работу, оплачивая честно вбитые в него знания. Вытесывал грубые подобия мечей для тренировок, трясущимися руками скоблил простые луки, прикладывая медные полукружья шаблонов. Рубил дрова. Если выпадала свободная минута, наблюдал за упражнениями старших. Опять носил воду, но по вечерам уже не один: все хотели смыть пот. Спарк подозревал, что без Скарши это желание уступало бы усталости. А перед рыжей красавицей все хотели выглядеть хорошо. Поэтому цепочка учеников каждый вечер волоклась с ведрами к роднику, оглашая зимние сумерки сдержанной руганью — когда ктонибудь неудачно наступал на побитую ногу или тыкался свежим синяком в ветки. Дни неслись черно-белой лентой, связываясь узлами после особенно крепкого спора в Академии, или маленького успеха в работе.

Первым событием стал визит Ахена. Ученик не поленился явиться в Башню лично. Он сообщил Спарку: готовятся опыты по переброске в будущее неодушевленных предметов, а там, возможно, и до человека дойдет. По какому случаю произошло небывалое: Великий Скорастадир сам предложил свою помощь, позабыв былую ругань — а Великий Доврефьель, не требуя покаяний или извинений, эту самую помощь принял. Загоревшиеся глаза Спарка маг быстро остудил: на проведение опыта тоже требовалось немалое время. Гость мог спокойно учиться дальше. Тем более, что Лотан, удовлетворенный старательностью новичка, теперь обучал его изготовлению круглых щитов — в точности такой щит привел Спарка в школу.

* * *

— Хорошо, что наш гость занят по горло в этой своей школе. Пусть себе машет деревяшками, и не задает вопросов… — Великий Скорастадир устало опустился в кресло. Дилин, Вийви и Нетерай глянули удивленно. Ведьма мягко поинтересовалась:

— Что-то не ладится?

Рыжий великан обозлился:

— Не притворяйтесь! Понятно, что не удалась первая попытка. Но четыре проваленных ритуала подряд! Конечно же, Доврефьель и его ученики будут смотреть на меня косо. Если бы еще я сам не пришел к ним тогда… Теперь же получается, я вытребовал себе управление опытами именно, чтобы их запороть!

Госпожа Вийви не согласилась:

— Там нет дураков. А ты сейчас сердишься, как мальчик, впервые упавший с коня. Подумаешь, несколько неудачных попыток! Что мы знаем о таких переходах? Только то, что они возможны!

— По склону легко скатиться в яму, но не всегда можно подняться обратно… Это мог быть односторонний переход, — поддержал предсказатель. Грифон встряхнулся, сверкнул алыми глазищами, но промолчал, и Вийви посмотрела на него благодарно.

Скор махнул рукой:

— Теперь у нас нет выхода, кроме как пробовать и пробовать всеми силами. Если опыт не удастся, век не отмоемся.

Ведьма улыбнулась:

— Мы тебя в любом случае не выдадим… Правда, Дилин?

Ежик фыркнул и уставился в пол. Грифон опять промолчал.

* * *

Молчаливый Дитер лучше всех управлялся с круглым щитом. Его-то и поставили в первый бой. Накануне зимнего солнцеворота Лотан счел новичка достаточно умелым, чтобы допустить к парной работе. Дитер взял только щит, Спарку позволили железный меч — пока незаточеный. Однако волчий пастух насмотрелся на возможности самой обычной палки, и прекрасно понимал, что даже тупой железкой можно покалечить. Поединщики одели толстые стеганые куртки, зашнуровали подшлемники, натянули на шеи защитные ожерелья, и влезли в шлемы. Обоим подали латные рукавицы. Наконец, Лотан удовлетворительно кивнул. Парни захрустели утоптанным снегом, а школа сгрудилась вокруг в заинтересованном молчании.

После толстой сырой дубины узкий клинок казался перышком. Спарк несколько раз махнул и крутнул, привыкая к легкости — а потом внезапно, в лучших традициях самого Лотана, полоснул по ногам. В клубе такой удар считался бы верхом совершенства; Дитер легко перескочил белую змею и повернулся издевательски пнуть противника в зад. Спарк ударил снизу вверх; щитоносец убрал ногу, резко выдохнул — и принял на щит звонкую серию. Волчий пастух отчаянно молотил сверху и снизу, и со всех сторон. Но верткий финтьенец пока что даже не запыхался. Двужильный он, что ли? Спарк уже почувствовал, что в руках отнюдь не легкая сабелька, а Дитер, знай себе, пританцовывал на снегу без малейших признаков усталости. Наконец, Спарку повезло: противник оступился, молчаливый бой прервало сдавленное ругательство. Удар в щит — глухо. Еще удар — оседает, пятится, неужели подался? Спарк замахнулся, и от всей души залепил в шлем. Дитер ловко подставил умбон, и так крутнул щит, что новичок не удержал равновесия. Меч повело в сторону, Спарк переступил, чтобы не вывихнуть запястья, повернулся боком… Чертов молчун двинул краем щита по шлему, ноги подогнулись сами собой. Волчий пастух перекатился, встал на колено, махнул еще несколько раз почти вслепую. Подкравшийся со спины щитоносец саданул его умбоном по голове. «Лиха беда начало!» — подумал Спарк, и с чувством выполненного долга потерял сознание.

— Вот! — наставительно произнес Лотан, когда ученик разлепил веки. — Понял теперь, что такое настоящий shildo?

Спарк подогнул ноги под бок и попробовал встать. Мастер поощрил его почти незаметным кивком.

— Понял… — пробормотал Спарк. Дело было в самом первом его изделии. Настоящий круглый щит никогда не сбивается гвоздями: доски провязывают кожаным ремнем. Только стальная полусфераумбон, круглое сердце щита, ставится на шесть заклепок. Скрепленные ремнями и туго обтянутые кожаной оклейкой, тонкие сосновые доски вразнобой играют под стрелами. Конечно, секира или меч легко сокрушат сухое дерево — но искусство в том и состоит, чтобы удары принимать на стальную выпуклость; а еще можно положить щит врагу на локоть, срывая замах; можно стукнуть краем диска под ребра, в колено, или в зубы, когда стоят вплотную. Наконец, поступить так, как только что Дитер, отзвонив полдень на вражьем шлеме. Делая первый щит, Спарк всего этого не знал. Клубные щиты просто сколачивали, подобно крышкам от бочек. Встретив новую технологию, ученик задал можество вопросов, ответ на которые мастер пообещал ему «позже». Вот это самое «позже» и наступило. Хорошо хоть, не пнуло.

— Тошнит? — спросил мастер. Спарк выпрямился в рост:

— Нет.

— Ну, потанцуй с красивой virino… — ехидной улыбкой Лотана можно было сквашивать капусту.

В круг вышла Скарша, уже полностью снаряженная к бою. Дитер протянул ей щит. На удивление Спарка, девушка не стала хвастать мастерством, и предложение приняла. Во второй руке амазонки тускло блеснул такой же тупой меч, как и у него самого.

Лотан махнул рукой. Рыжая бестия мигом подскочила к новичку; первые несколько секунд тот едва успевал закрываться и пятился. Ни о каком изматывании противника в глухой обороне тут речи не было; первая же ошибка Спарка стала и последней. Стоило чуть промедлить с отшагом — рыжая без колебаний засветила прямо в лоб, Спарк полетел на снег, и едва успел подняться, как получил еще раз. Медленно осел на левое колено. Подумал: «Уже лучше. Хотя бы не до потери сознания…»

Мастер отозвал воительницу. Неторопливой походкой палача подошел Венден. Двуручная секира мерно качалась на его плече. Спарк переглотнул. Не будь Скарши, он, пожалуй, попятился бы, или вовсе бросил меч на землю — как тогда Неслав. Но Ирка… Если в этом мире придется за нее рубиться, это будет уж вовсе насмерть. Надо пробовать…

Спарк выпрямился. Качнулся. Лотан опустил руку и сузил глаза. Волчий пастух атаковал первым! Венден едва успел спустить удар вдоль рукоятки. Понявший игру Спарк молотил без остановок, не давая противнику замахнуться, и наседал до тех пор, пока хватало дыхания. Конец был предсказуем: более опытный, свежий и сильный, Венден отскоком разорвал дистанцию. Крутнул над головой страшную гизавру. Удар вышиб клинок из ладони новичка; затем рукоять секиры ткнула его в солнечное сплетение; Спарк перегнулся в поясе и упал.

Венден опустил оружие:

— Не перестарался?

Дитер снял с лежащего шлем и потрогал висок:

— Жив.

— Он не побежал… — Скарша закусила рукав. — Пожалуй, его стоит учить!

— Не тебе это решать, девочка. — Неожиданно мягко остановил ее Лотан, и распорядился:

— Несите его в дом. Готовьтесь к завтрашнему празднику. Дитер, посиди с ним. Не давай вставать… Ну, ты знаешь, что надо делать.

— Сам пойду… — прохрипел Спарк. Парни, не обращая внимания на лепет, подняли новичка, и понесли на плечах к дому. Скарша сбегала за улетевшим почти под стену мечом.

— Хорошо, что Майс и Неслав в городе, — сказала она, возвращаясь к Башне по заснеженному полю. — Они бы его зашибли насмерть…

Шагающий рядом Лотан хмуро качнул головой, соглашаясь. Мастер и ученики знали: первый бой проверяет только характер. Потому-то он начинается просто, исподволь, а завершается ужасом — когда пыл и азарт схлынут, когда боль от свежих синяков и ссадин вступает в свои права — вот тогдато на новичка и выходит лучший боец с тяжелым оружием. Чтобы напугать, и чтобы проверить, как новичок себя испуганным поведет. Тех, кто пятился или сдавался, Лотан не учил дальше; да и сами они редко после этого хотели стать воинами.

Спарка тем временем освободили от стеганки, рукавиц, доспехов. Отвели к его кровати. Ссылаясь на мастера, Венден приказал новичку лежать спокойно, и прибавил:

— Сейчас Дитер portos напиток. Надо обязательно выпить. Жди спокойно, сегодня у тебя nihil laboro нет.

Но вместо Дитера с кувшином и кружкой из кухни пришел сам Лотан. Пинком вытолкнул из-под кровати сундук. Сел на него, а посуду поставил прямо на пол.

— Я решил, что буду тебя учить, — заявил мастер лезвия без предисловий. Повозился с кувшином, забулькал, наливая загадочный напиток в кружку. — Ты будешь studos только меч.

— Почему? — волчий пастух сел на кровати, взял кружку и глотнул. Лотан вскинул брови. Вошел Дитер с большой кружкой:

— Вот это надо drinkos… Э-э?

Спарк смутился:

— Я думал, это и есть напиток… — он поставил кружку мастера обратно на сундук. Лотан посмотрел на шустрого новичка грозно. Дитер подал правильную кружку. Красный от смущения Спарк вылакал ее, не чувствуя вкуса.

— Пожалуй, я учу вас быть слишком hastemo… — мастер лезвия нахмурился:

— Рыжая не дает vorto сказать… Побитый novulo обожрал меня, не вставая с кровати… — тут Лотан расхохотался во все горло. Сбежались все: и вернувшийся Неслав, и госпожа Эйди с кухни, и Скарша, чья очередь была накрывать на стол. Лотан двумя словами объяснил суть; прибывшие подхватили смех. Спарк совсем застеснялся и опять спросил, больше для перемены темы:

— Так почему только меч?

Лотан посерьезнел:

— Хороший вопрос! Меч легче топора, короче копья. Зверя на расстоянии не удержит. Дерево en arbaro не срубит. Glavo хорош только в ближнем бою… а до этого еще надо добежать: сперва тебя встретят из луков, потом метнут frameoj и топорики, потом наставят lancoj с рогатинами, и только потом выжившие сойдутся на длину меча… Меч намного malsimple ковать, чем топор, и железа надо больше, и лучшего качества, чем для наконечника lanco… Починка glavo тоже сложнее. Наконец, меч не пробьет латной кирасы, безопасно скользнет по литому шлему: тут надо чекан, секира, или такое armilo, которое убивает, не разрушая доспеха: дубина, булава, молот. Мечом не сдержать атакующего всадника. Вот сколько недостатков! Так отчего все же меч?

Ученики шумно перевели дух. Спарк попытался принять менее жалкую позу, чтобы не выглядеть перед Скаршей совсем уж задохликом. Но девушка сама толкнула его в грудь:

— Лежи, слушай! А то еще раз en frunto получишь, чтобы наверняка!

Хм… Спарк сделал лицо поравнодушней, но скоро забыл огорчение, увлекшись рассказом мастера:

— … Так вот, отчего все же glavo. Доспехи носят не каждый день: в panoplio, знаешь ли, тяжело ходить. Войны, где можно встретить правильный строй, прикрытие из стрелков, копьеметателей; бои с врагом в тяжелых латах — тоже бывают редко. А бандит, нападающий из-за angulo — вот он!

Лотан махнул рукой в сторону, едва не шлепнув Неслава по уху. Тот отштанулся молча и быстро, по-змеиному. Скривился, но промолчал. Мастер продолжил:

— Если нет войны, то чаще всего попадается malamiko вообще без доспеха, или прикрытый facila мелочью, наподобие кожаной куртки… Ее, кстати, тоже прорубать malfacile, если нет опыта. Но все же, glavo чаще всего противостоит такой же glavo — или клинок еще короче. Более сильное оружие неудобно весом или длиной. Его, как и доспехи, постоянно носят только те, кто живет боем…

— Да, а еще некоторые, кому volo повыделываться перед разными вертихвостками! — неугомонная Скарша намекала на лучшего ученика школы. Волчий пастух припомнил: действительно, на свидания с загадочной подругой в городе викинг упорно надевал броню и шлем. Майс и сегодня утром ушел так же… Скарша ревнует? До сих пор Спарк не заметил, чтобы девушка относилась к комунибудь лучше прочих. Может быть, потому, что все ученики имели приятельниц в городе?

— Я ходил на базар. Хотел подать товар лицом, — внезапно отозвался Майс. Никто не заметил его возвращения, и теперь Скарша на миг умолкла. Первый ученик ехидно хмыкнул:

— Если уж ты, красавица, volas доказывать, что не хуже мужчин… Так хоть не язви, korfavoro.

— Ах, милости тебе? — Скарша уперла руки в бока. Госпожа Эйди легонько хлопнула ее полотенцем по спине. Лотан без церемоний ткнул викинга локтем под колено: с сундука выше не доставал. Оба старших рявкнули:

— Уймитесь! Knabecoj…

Спарк вспомнил золотого грифона. «Детишки!» — и вырванный люк летит над лесом… Перед отбытием дыру застелили парой широких полок. Хорошо было в той Башне, но совсем иначе, чем в этой.

— Что sur bazaro? — поинтересовался Венден. Майс обрадованно свернул с опасной темы:

— Твой щит продался. Я получал monoj у лоточника… — викинг бросил Спарку звякнувший мешочек.

— Половину мастеру я уже вычел, а твоя duono вот.

— Ужинать! — вдруг спохватилась хозяйка. — Скарша, перестань на них пялиться. Гони всех умываться и за стол, — тут госпожа Эйди ловко изъяла с сундука кувшин и кружку Лотана. Венден первым направился к выходу, за ним потянулись остальные.

— Мне можно встать? — спросил новичок.

— Теперь да… — отозвался Лотан. — Пошли есть.

За столом сперва только стучали ложки и урчали желудки. Утолив первый голод, Спарк тихонько поинтересовался:

— На что хватит этих денег, что ты принес?

— На три дня в хорошей гостинице, без излишеств, — так же тихо ответил Майс. Но рыжая услышала и заинтересованно уставилась на парней. Спарк вспомнил сцену из Дюма:

— … Портос посоветовал ему заказать обед в «Сосновой шишке», Атос — завести слугу, а Арамис — любовницу… А поскольку девушки у меня нет…

Видно, сегодняшние удары по голове, даже сквозь шлем, что-то сместили в мозгах пришельца, потому что замечание волчий пастух пробормотал не по-русски — а на здешнем окающем языке. И рыжая бестия взорвалась мгновенно:

— У тебя нет девушки? Ну ты здоров, если вытерпишь! Но ведь не вытерпишь! Вы все одинаковы, уж я-то знаю!

Парни за столом возмущенно загудели. Лотан с женой переглянулись поверх стриженых голов.

— Спорим! Спорим, что пока ты будешь здесь, ты не выдержишь! — в Скаршу словно бес вселился. — Сколько тут таких было, все говорили: да я только учиться, да я даже не посмотрю… И у всех бабы в городе!

— И что с того? — тихонько пробормотал Майс, но никто его не услышал.

Спарк улыбнулся: тут Ирка что ни день перед глазами, кого еще можно впустить на ее место! И тренировки, и лекции же эти в Академии, и работу всякую по дому делай… Какие девки! До постели дошел, и бревном упал. Утром хоть на веревках подымай… Пожалуй, еще месяц… Ну, два… Он вытерпит без особых проблем. А потом маги запустят его к Иринке, и приключение, наконец, кончится. Ох, как славно будет вернуться!

— Спорим. — Волчий пастух положил обе руки на стол. — Твой заклад?

Скарша вытащила из кошелька тонкую цепочку:

— Серебро… А ты, если проиграешь, выполнишь мое желание.

— Вещь против желания? Нечестно! — возмутился было Неслав. — Пусть тоже ajo поставит! Или ты сама к нему санки смазываешь?

Скарша даже не снизошла до ответа. Молча двинула ложкой по голове — но ученик мастера не опозорил. Грозное оружие свистнуло мимо.

— Заклады приняты, я свидетель! — Лотан улыбался во все тридцать два зуба. Что-то его отчаянно забавляло во всем происходящем. Госпожа Эйди тоже поминутно то улыбалась, то теребила край фартука.

— А кто такие эти твои Портос, Атос и третий… я не расслышал?

Спарк посмотрел в потолок. В конце концов, рассказывает же он магам то, что знает о земной культуре… и, кстати, они не запрещали ему говорить об этом с другими.

— У нас, на восточной окраине, есть сказка… Но она длинная!

— Вечер тоже длинный, а завтра festo…

«Завтра в школу не идти,» — усмехнулся про себя Спарк. По крайней мере, глаза у всех горели искренним интересом.

— … Вечера не хватит, можно и ночь проговорить! — добавил Майс, — нам всем intereso.

— Не тушуйся… На меня коршуном кидался, а тут чего боишься? — уловил его колебания Венден. Наконец, и Лотан не вытерпел:

— Начинай!

* * *

— Начинаем-то мы всегда удачно… — Скорастадир раздраженно сжимал пальцы. — Знать бы, что потом встает на дороге!

— Есть предположе-е-эние, — зевнул Дилин. — Барат делал какие-то вычисле-э-ения… В общем, он полагает, тут свойства миров сказываются. Как на море бывает прилив и отлив…

— Парень попал к нам на приливной волне, а сейчас отлив, так? — рыжий маг соображал быстро.

Мерилаас кивнул:

— Да, мы именно так считаем.

Доврефьель подтвердил коротким кивком, и предложил:

— Давайте сделаем перерыв на две октаго. Эти ежедневные опыты с середины зимы измотали всех. Ахен очень кстати сосватал Спарка поучиться ремеслу. Почти до лета парень не будет задавать вопросы…

— А если окажется, что переброска все-таки невозможна? — проскрипел из дальнего угла Нетерай. Пестрый грифон раздраженно клекотнул в ответ:

— Тогда пусть сам решит; в конце концов, он же Эль Тэмр!

* * *

— Слово «Тэмр» обозначает вовсе не смерть… — Лотан покачал головой. Зеленые глаза полыхнули ярче зимнего солнца.

— …Тэмр — это как бы первая ступень, когда решается только одно: жить или умереть. Нер тебе ничего не рассказал? Видимо, не успел. Твоего tacchefo здесь помнят. Он пытался поступить в Akademio, и я один или два раза видел его в городе. У него не нашлось таланта к магии, но управлять он пытался даже мной… Так вот, все волчьи стаи при создании были посвящены, каждая своей стихии…

— Стихий шесть, Ахен мне объяснял… — Спарк неловко, ушибленными руками, потащил через голову шлем, и глухо пробурчал из железного ведра:

— Вода и Огонь, Земля и Воздух, Жизнь и Разум…

— Вот так, а всего стай было семь. Две погибли. Роу и Уэр отказались от людей, и теперь называются «хмурые» волки. Стая Аар посвящена Ветру. Хэир — Земле. А Тэмр — это граница. Единственная стая, имеющая в знаке сразу две стихии. Никакая из стихий, и в то же время все вместе. Вот почему тот ежик, который сегодня просил отпустить тебя на октаго в Akademio… Дилин, да, так… придает такое значение твоему имени. Я сказал ему: если бы Akademio учила не только колдовать, но и строить, править и воевать без магии — ученики завалили бы ее деньгами.

— А Дилин?

Лотан усмехнулся:

— Фыркал и брызгал слюной, как ты только что!

Спарк покраснел. «Только что», в ходе тренировки, Лотан загнал ученика к самой стене, и там опять излупил чуть не до потери пульса. Во всяком случае, гуманизм отбил напрочь. Ученик озверел, и ответил несколькими ударами такой силы, что тренировочная железка в его руках разбилась о добрый меч мастера, словно стеклянная. Попал бы — убил, какое там «сдержать удар» или «контролировать силу», как любили говорить в клубе.

— Вот, первая ступень… Тэмр. Пойми, ученик: тэмр не знает слов «хорошо» или «плохо», «честно», «подло», «победа» или «поражение», «позор» или «честь»… Все эти слова нужны, чтобы управлять жизнью на высших ступенях. А если ты соскользнул вниз, бей насмерть. Как сегодня. Выживешь — сможешь загладить позор, восстановить честь, отомстить за подлость. Умрешь — ничего не сможешь.

Спарк переглотнул, и понял, отчего самые простые удары учеников Лотана были страшнее самых хитромудрых комбинаций лучших бойцов клуба.

— … На первой ступени человек не может быть хорошим или плохим, а только живым или мертвым. На каждом уровне свой язык и свои правила. Где-то намек есть оскорбление, где-то удар считай лестью — принимают всерьез.

— Это все философия. — Спарк устало опустил голову. Холодное широкое лезвие тотчас вернуло его подбородок на прежнюю высоту. Они с мастером оказались глаза в глаза — и впервые за всю зиму яростный зеленый взгляд Спарку не понравился.

— Слушай внимательно, укладывай в голове правильно и запоминай навсегда! — с угрозой прошипел Лотан, уперев меч прямо в горло Игната:

— Не будь тупым скотом! Не смей уходить от умных разговоров! Сложное — сложно! Ты мне однажды рассказал — сам рассказал, вспомни! Про большевиков, которые взяли власть в твоей стране. Сейчас мы не будем говорить, как они эту власть употребили…

Спарк опустил веки: именно «употребили», точнее не скажешь. Он бы и голову опустил, плечи после урока болели нещадно. Но мастер по-прежнему держал его на мече, и даже немного приподнимал лезвие, так что Игнату приходилось тянуться, вставать на носки. Настолько Лотан еще не зверел. Может, это очередное испытание?

… - И никакая сволочь там у вас даже не задумалась, а почему — почему! — люди пошли именно за большевиками. Не сомневаюсь, что там были и другие вожди. Предлагавшие разумные и толковые вещи. Но пошли именно за теми, кто пообещал звезду с неба, мечту пусть недостижимую, даже не всем понятную… но светлую и красивую… Так вот, парень! — холодный клинок шлепнул Спарка снизу под челюсть. — Ты меня разозлил! Запомни! Главная задача вожака даже не указывать цель! Задача вожака прежде всего — ее увидеть! Начальника присылают. Вожак выбирает сам себя! Даже в вашем мире про это песни поют. И если ты не видишь вперед дальше собственного члена! То никто! Никогда! Не пойдет за тобой! Кроме таких же скотов, как ты! Которые не видят дальше собственного члена! Повисшего!

— А почему уважаемый мастер решил, что мне непременно быть вожаком? — самым светским тоном произнес Игнат.

Наставник убрал оружие; Спарк облегченно опустил голову и потер шею тыльной стороной ладони. Крови не было. Мастер протянул ему меч:

— Возьми. Чем полировать, знаешь?

Ученик кивнул:

— У меня с собой, — и вытащил из-за пояса лоскут тонкой полировальной замши.

— Вот и займись… Уши бы тебе обрезать… — проворчал Лотан. — С крупной солью самое то…

Но Игнат на такие шутки уже два месяца, как не ловился. Или, по-здешнему, восемь восьмидневок, ок-октаго. Он промолчал и принялся старательно тереть полировальным лоскутком холодный клинок.

Мастер буркнул еще что-то невнятное. Потом глянул Спарку в лицо — тот поразился, насколько разным может быть взгляд одного и того же человека в одной и той же беседе.

— Я позавчера руны раскинул, — сказал учитель ясным и спокойным голосом. — И вижу, что когданибудь тебе этой дорожки не миновать. Будешь. Так ты лучше заранее пойми… У тебя будут люди, которые сражаются лучше тебя. Будут и такие, которые окажутся умнее тебя. Но ты должен увидеть цель, понимаешь? Увидеть звезду и указать ее всем своим. А потом умные придумают, как ее достать, а сильные их замысел выполнят. А ты, если впредь станешь от высоких материй прятаться, то и звезды все твои будут — ниже корней горы. Понял? — спросил Лотан с прежней угрозой в голосе. Правая рука Игната недовольно дрогнула. Блеснуло в закатных лучах потревоженное пальцами лезвие; отраженная полоса рыжего света разделила хмурый лоб наставника надвое.

— Да, мастер.

— Дополируешь, соберешь обломки своего, и ложись спать, никаких дел на сегодня. Ночью подниму, пойдем на склон, — уже совсем обычным голосом добавил Лотан. Повернулся и ушел в дом.

Спарк еще раз потер шею. Посмотрел на синий заснеженный пустырь и тоскливый черный лес за далекой стеной.

Холодно.

* * *

— Если холодно, садись поближе к огню. — Еж деловито подтащил гостю табурет. — Гору-то не протопишь, как вашу Башню.

Спарк присел. Он пока еще не понимал, зачем его на целую октаго отпросили у Лотана, но чувствовал, что происходит нечто важное, и это каким-то образом с ним связано.

— У нас много спорили о той твоей leciono, где предлагалось разделить магов на «думающих» и «делающих»… — ежик свернулся прямо на каменном полу, ничуть не обращая внимания на ту самую сырость, которой только что пугал своего гостя, и продолжил:

— А меня заинтересовало вот что: эти группы как-то сообщаются между собой. Те бумаги, ты назвал их чертежами… Там есть язык символов, ведь правда?

Гость кивнул.

— Еще я думал, — неторопливо перечислял ежик, — Что Лотан прав. Надо разделить Akademio… Пусть будут школы попроще, которые только используют магию, и учат даже без нее. И пусть останется Akademio, которая будет только придумывать новое волшебство, и продавать его этим школам… Я бы хотел придумать такой язык символов, чтобы магию можно было описывать понятно для всех…

Спарк замер, прикусив язык. Введение удобных арабских цифр и общепринятой записи вычислений бросило вперед математику. Нотная запись позволила сохранить на века музыку. На Земле существовал язык алхимиков: сложная система символов Зодиака, имена планет, превращений и тому подобное… Ее Спарк никогда не знал. Чем он сможет помочь Дилину? Ведь здешняя магия для пришельца темный лес.

Распахнулась дверь, размашисто вошел высокий дед в темно-зеленом с красной вышивкой на груди. Спарк узнал Сеговита, главного по магическим предметам и приборам. Вошедший объявил с порога:

— Дилин, дело плохо! Скор и Доврефьель установили достоверно, что переброска вперед невозможна ни при каких условиях, Барат и Мерил начинают искать причину… Ректор просит тебя готовиться к предсказанию… Кто это у тебя?!

Тут Сеговит узнал гостя, и, прежде чем окаменевший Спарк успел открыть рот, маг исчез.

— Midzado da sinfaro! — выругался еж, подскочил на полметра и забегал кругами. Игнат в отчаянии вспомнил дом. Подумал: «Родители, наверно, с ума сошли!»

Ворвался Скор:

— Убью дурака! Что ему стоило вежливо постучать в дверь, прежде, чем входить…

— Спокойно. Пока что ничего плохого не случилось. — неизвестно откуда взявшийся, Великий Доврефьель был само благообразие. — Все равно мы бы сообщили тебе результат, — он грустно посмотрел на Спарка, а тот, наконец, встал с табурета. Не будь вчерашнего разговора и исступленной рубки с Лотаном, Спарк бы расплакался. А теперь он чувствовал себя бабочкой на булавке: рад бы согнуться, да что-то мешает. Что-то крепкое вколотил в него шумный мастер лезвия; Спарк едва узнал собственный, безразлично-холодный голос:

— Тогда… Прошу Вас… Хотя бы верните меня обратно… Домой.

Скорастадир, конечно же, ответил первым:

— Почтенный Сеговит немного преувеличил наши трудности… Но нет нужды обманывать: за успех не ручаемся. Когда назначен ближайший опыт?

— Сегодня, через два часа, — Доврефьель величественным жестом указал Дилину на шкаф, откуда ежик вытащил свиток и поспешно подал. Ректор развернул и пробежал бумагу глазами.

— Да… Именно по этому плану. А вечером опять сеанс предсказания, именно о нем так шумно сообщил Сеговит. Итак, молодой человек! Вы, безусловно, взволнованы, и, конечно же, знаете, что сегодняшней лекции не будет: мы все заняты. Если наши сегодняшние опыты увенчаются успехом, то вы сможете отправиться и вперед, и назад… Но не ручаемся, нет. Понимая ваше беспокойство… Можете погулять по городу. Можете подождать неподалеку на городской площади. Подойдите к нам после обеденного колокола…

Едва дотерпевший до конца речи Скорастадир попрощался кивком и тотчас же ушел. Выплыл из комнаты Великий Доврефьель. Ежик поднял на гостя печально сморщенную острую мордочку:

— Жаль! Какой уж тут Lingvo magiista, если мы на всеобщем не всегда друг друга понимаем… Что ж, иди погуляй. А мы будем пробовать…

* * *

— Мы, изволите ли видеть, будем пробовать! Пробовать! Словно магию можно зачерпнуть ложкой, и вылить обратно, если придется не по вкусу! — черноволосый южанин сердито перебирал вещи на полках.

— Надо же было Сеговиту так вляпаться! — буркнул собеседник в нос.

— Не говори… — Мерилаас расстроенно потер медное зеркальце. — Так бы мы спокойно медитировали и думали до времени Солнца и Снега… А потом почти до Лепестков и Листьев… Теперь же наш гость взвинчен… А ведь пересылка потребует и его внимания тоже, это не мертвые камни кидать в будущее-прошлое… Что? Ты слышишь?

Барат-Дая насторожился:

— Хлопок… А, проходят первый гребень… Скор говорил, при переброске ощущения, как при подъеме на гору: кажется, уже залез до самого верха, и тут распахивается новая долина, а ты всего лишь на очередном отроге… И каждый гребень требует все больше усилий. А перевал так и не открылся ни разу.

— Не могу понять, отчего Скор так рьяно взялся за дело… Ведь он же требовал прямо противоположного! — человек выпустил слабо звякнувшее зеркальце, и пошел в дальний угол кладовки.

— Не скажи. Рыжий — хитрый политик, да и наш незаметный ежик парень не промах… Кстати, ты там возле ящика — возьми еще бумаги… Ага, вот такой, побольше… — завхоз кинул взгляд на роющегося в сундуке собеседника, и только собрался продолжить характеристику Дилина, как стены каморки ощутимо дрогнули.

— Вот это усилие… — Мерилаас икнул от неожиданности.

— Не бойся, если бы землетрясение, уже бы сыпались камни. Слышишь, опять звон! О, да они вкачивают в Скора почти все, что было приготовлено на полную серию опытов… Разумно ли это?

— Говоря проще, — Мерилаас скривил вымученную улыбку, — Морда у нашего красавца не треснет?

— И это тоже, — медведь потешным жестом почесал треугольник белого меха на груди. — Но меня заботит, отчего все же Скор так рвется к удаче… Или к неудаче? Разве он знает заранее, выйдет или не выйдет?

Южанин выровнял стопку чистых листов, взял отобранные к вечернему предсказанию зеркальца и пучок длинных полосатых свечей.

— Идем, что ли?

И тут ударило по-настоящему. Гулкая волна затопила всю громаду Академии разом. Подземный лабиринт, в котором сейчас творились самые тяжелые чары, затрещал по швам. Медведь одним прыжком оказался у двери, вытолкнул застывшего пробкой Мерилааса, выскочил сам. За ним громко сыпались полки, приборы, коробки, пластинки, свитки, и все это покрывали мелкие камушки и пыль со свода.

— Так они дойдут до корней горы! — рыкнул медведь. — Бежим к ним!

— Постой!.. — Мерилаас быстро начертил несколько знаков на верхнем листе пыльным пальцем:

— Проверь и опровергни, быстро!

— Некогда… Чего тебя только сейчас пробило?

— Увидел, как полки падают… ты смотри сюда! — запыленный палец жирно отчеркнул три знака. Кастелян всмотрелся:

— Что… Что??! Ты уверен?

Мерилаас упрямо наклонил голову:

— Проверяй же! При теперешнем расположении звезд… и вот тут учти: картина эфира не такая, мы же раньше самого пришельца не прибавляли!

Барат-Дая огладил шерстку еще раз: лапы вспотели самым предательским образом. Лабиринт больше не трясло. Завхоз молча смотрел на формулу. Потом медленно и тихо произнес:

— Но тогда получается, они делают все не так… И даже если бы они накачали под горло не эту рыжую обезъянку, а самого Лохматого Мага, и то ничего бы у них не вышло. Сколько ни пытайся «построить перевал» — у их «горного хребта» попросту нет обратной стороны. Лента, концы которой сперва перекрутили, а потом сшили… Они «переходят гребень» — и попадают к нам. Потом опять переходят — и опять попадают к нам же. И так до бесконечности, а вернее, до полного исчерпания сил…

Звонкий хлопок — под сводами коридора возник Йон. Главный лекарь быстро кинулся в соседнюю кладовку, не обращая внимания на обрушившиеся полки. Деловито выгреб из завала какие-то баночки, сорвал с крюка пучок остро пахнущих трав. Человек и зверь глянули на него вопросительно; лекарь отозвался скороговоркой:

— Рыжий спалил руки… по самую шею! Кабан безмозглый! Где мы теперь возьмем практика его уровня? Пока ожоги не затянет, — считай, до Времени Молний! — никаких серьезных опытов: ни с этой их переброской, ни с другими работами…

И пропал со звонким хлопком, прыгнув прямо к больному.

— Он что, нарочно? Или он действительно не знал? — Мерилаас опустил плечи, позабыв про стопку бумаги; листы с шорохом полетели во все стороны. — Великий Маг не мог не чувствовать, куда идет!

— Не торопись с обвинениями, человек! — Барат-Дая раскачивался, обхватив лапами голову. — Думать… Надо тщательно все проверить… Ведь Дилин что-то говорил мне про новый магический язык: в его записи это все получалось наглядно, мы же только вчера последний раз поцапались… Собери вещи и не трясись подобно бегущему суслику… Пойдем считать! «Тройка» справится без нас, да там еще и ректор. Мы же тем временем…

* * *

Тем временем Игнат согревал спиной каменную лавку, жмурился на зимнее солнышко, и размышлял. Книг он в свое время читал преизрядно. Уж так мы все хотели куда-нибудь, в чудесную страну! Первые мечтатели не шли дальше описания двери в зазеркалье. Вот, дескать, откроешь ее, а уж там! Там сидит такой барашек, какого тебе хочется. Потом самые смелые стали робко набрасывать контуры чудесной страны: кто в ней живет, да какие в ней закаты-рассветы. Но все эти описатели в детали не вдавались. Красное солнце, а почему не наше собачье дело. Положено так. Однако, вскорости люди попривыкли думать о неведомом. Осмелели. Стали вопросы задавать. А почему это у вас ухи острые? А где вы были до 17-го года? И вот уже третья волна фантазеров заверещала наперебой: «Да мы там были! Да мы все сами видели! Да мы точно знаем, почему и отчего звездные шестеренки вертятся! Да мы угол заострения эльфийских ушей помним точнее, чем тариф на электричество в этом месяце…» Игнат, кстати, тарифа и сам не помнил.

Крылов улыбнулся и тотчас поежился: набежавшая туча знобко прошлась тенью по спине.

Ну, наконец, привыкли к незнакомым землям и волшебникам так крепко, что стали тыкать их в каждую дырку, наподобие пробкового дерева. Скрещивать с земными технологиями. Связи промеж Землей и всеми подряд мирами устанавливать. Да не просто ниточки, а уже чуть ли не транзитные авиамосты. Поезд до станции Мост. Лес-между-мирами. Чего там еще?

Где-то вычитал Игнат, что составители легенд о Бабе-Яге и побеждающих ее богатырях просто воплощали в бабульке свой страх перед смертью. И над самой смертью торжествовали хотя бы в мыслях. Потому в сказках и рассказывают: пришел гость, аж колотится от ужаса весь. А приглядится — ни ужаса, ни страха — обычная бабка. Напоит, накормит, спать уложит. В давние времена на антураж избу пускали, али терем боярский; в нынешних сказках из потустороннего мира все больше офисы, тюряги да промзоны лепят. Только смысл на века один: победить смерть хотя бы в мечтах. Проникнуть в невозможное хотя бы помыслом.

А зачем? Может, Игнат оттого и попал сюда, что иначе никак Ирине не помочь? Только… отчего же так некстати? И как вообще получилось, что он не рад? Он же и в ролевой клуб пошел потому, что подсознательно ждал: а вот откроется дверь… А за ней…

Так вот же оно и случилось! Окунули тебя в чудо с головой, Игнат сын Сергеевич. Вот тебе говорящие волки, мечикольчуги, сильномогучие маги, женщины красоты неописуемой, да суровые молчаливые воины… Вот мир, который ты на себя примерял — поносить дали. Что ж ты не радуешься? Не только твоя мечта сбывается: сбывается мечта всего человечества…

И лезет змеей подколодной мерзкая мыслишка: а ведь не нужны человечеству на самом деле ни Луна с Марсом, ни иные миры. Надо каждому маленький кусочек, да собственный. Кому квартирка, кому машинка — с кнопочками, или с колесиками, неважно. Кому девушка… Вот оттого и не открываются между мирами ни ворота, ни двери, ни даже малые калиточки, что не идет больше никакой Ермак Тимофеевич воевать астероидный пояс, как давеча ходил за Урал-камень. А попадают люди в новую землю — ну и давай выполнять мечту старую. Из прежней жизни. Тому же Игнату до местных принцесс дела нет. Ему Ирину подавай. За ней одной шел.

А нашел бы?

Ну, дом построил…

Ну, семью завел…

Словно наяву, услышал Игнат, как отец перечисляет вещи, и с прорабской основательностью записывает на бумаге: «… Квартира… однокомнатная минимум двенадцать тысяч… холодильник, сотни три… плита газовая, двести… вытяжка над плитой — ты ж не захочешь в кухне копоти, так? Вот и еще сотня… Мебель…»

Для этого пространство-время по швам пороть — стоит ли?

Игнат поежился и встал с камня. Захотелось побыстрее со всем этим покончить. Туда или сюда, только бы с места. Только бы на страшный вопрос не отвечать. Скорее бы маги его в будущее швырнули. Хронодесант так хронодесант. Война там или не война, Ирку все равно спасать надо. А там видно будет, стоила ли овчинка выделки.

И с этой мыслью оторвался Игнат от твердого сиденья, и зашагал к воротам Академии.

* * *

Ворота Академии помнили осады и снежные бури Времен Вьюги, когда сугробы в три-четыре человеческих роста, а ветер шутя раскидывает по ущельям тяжелые каменные черепицы. Улицы Истока превращаются в подснежные галереи, и лишь столбики пара указывают случайным птицам, что где-то внизу, под толстой снежной шубой, теплится жизнь. Однажды даже лавина прошла до самой Академии вдоль Торговой Улицы, нисколько не просадив белого свода. Ярость Седой Вершины лишь грохнула в черные створки, да кипящим серебром взлетела над высокой стеной — тем все и кончилось.

Дубовые воротины давным-давно потемнели, железные полосы изъязвила ржавчина; и только бронзовое кольцо ярко желтело под зимним солнцем. Древние механики так хорошо вывесили створки, что и один человек мог открыть их, взявшись за кольцо; правда, упираться все же приходилось крепко, а тянуть обеими руками.

За высокими воротами открывался Двор Прилетов; оттуда первая дверь налево, размерами под медведя или грифона, вела широким коридором к Главному Залу. Следующий поворот налево приводил в Звенящий Холл с фонтаном; оттуда уже начинались пути вниз: в библиотеку, хранилища, Лабиринт. В Лабиринте и проходил неудачный опыт.

Скорастадира успели донести до фонтана, когда Теграй, наконец, не утерпел:

— Не может Великий Маг не видеть, куда идет… Зачем Скорастадир гнал до отказа? Он же чувствовал, что ничего не получается!

Нетерай встопорщил все перья сразу, заклекотал грозно:

— Ты намекаешь, что Великий Скорастадир нарочно довел дело до тупика! Имей смелость обвинять прямо!

Доврефьель и Йон согласно ударили обездвиживающим заклятьем, но оба опоздали. Белая лавина накатилась на пестрый камень. Жарко полыхнули скамьи: кто-то из дерущихся успел кинуть огненный шар. Нос перехватило вонью горелых перьев. Вийви получила грифоньим хвостом поперек тела, и Дилин со Скором кинулись ей на помощь. Сеговит тоже выкрикнул обездвиживание — промахнулся. Громадный бибилиотекарь, попытавшись схватить Теграя за лапу, окаменел в позе кумира, и тотчас был свергнут могучим ударом. Жалобно чавкнул испаряющийся фонтан; ректор с руганью отер лицо от кипятка; в боковом проходе возникли прибежавшие на шум Барат-Дая с Мерилаасом, но они тоже ничего не успели понять: громко рванули три боевых заклятия сразу, маленький медведь умело пригнулся, южанин ловко поставил сиреневый искристый щит…

И страшная тишина нестерпимо зазвенела в ушах. Медленно-медленно распрямлялась полуоглохшая Вийви, опираясь левой рукой на колючий шар ежа-предсказателя. Дилин плакал в три ручья, размазывая слезы игрушечными лапками. Скорастадир, перекосившись от боли в обожженных ладонях, поддерживал ведьму под локоть справа. Сеговит беззвучно шевелил губами и пальцами, пытаясь расколдовать отброшенного к стене Ньона-библиотекаря; Йон одним и тем же жестом накладывал ожоговую мазь на ошпаренный лоб и щеку Доврефьеля, пока Великий, наконец, не отстранил его и не пошел к середине зала, где поверх фонтана медленно оседало облако перьев и невыносимо воняло паленым. Опомнившийся лекарь первым нырнул в смрадную пену; прежде, чем ректор сделал три долгих шага к лежащим, Йон уже вернулся и ответил:

— Оба.

Вернулись звуки. Дилин продолжал всхлипывать; Вийви успокаивающе гладила его по колючкам, царапаясь, шипя и сплевывая. Рядом с ней сквозь зубы ругался беспомощный Скорастадир. В углу торопливо бормотал отмыкающее заклинание Сеговит.

— Мы опоздали! — ужаснулся черноволосый южанин, а Барат-Дая глухо рыкнул.

Ректор поглядел на теоретиков вопросительно.

— Мы завершили вычисления и проверили дважды, — угрюмо пояснил Барат-Дая. — Причина установлена точно. Миры еще только сходятся. Спарк просто первая ласточка. Сейчас окна между мирами слабенькие, и их немного. Но лет через семь-восемь миры сойдутся настолько, что окна будут многочисленны и устойчивы… — завхоз опустил голову и принялся оправлять шерсть, разглаживая белый треугольник на груди.

В подземелье долетел легкий звон надвратного колокола.

— А вот и сам Спарк пришел за ответом… — Скорастадир даже тут откликнулся первым. — Что мы ему скажем?

Доврефьель поднял глаза. «Я же говорил, надо было не спеша обдумать все!» — ясно читалось в них. — «Мы бы получили тот же результат. А Теграй и Нетерай остались бы живы. Академия не лишилась бы пары сильных магов. И второй Великий Маг Академии не вышел бы из строя неизвестно на сколько времени…»

Однако, ничего этого ректор не произнес, а озвучил лишь распоряжение:

— Барат, найди Панталера и узнай, какие среди чьелано похоронные обряды. Сеговит, когда отомкнешь Ньона, наведете здесь порядок, а погибших положите в Главном Зале. Дилин!

Ежик поднял жалкую заплаканную мордочку:

— Я же видел! Я видел кровь… Я только не знал, как! И еще! Будет еще! Я ви-и-дел! — зверек свернулся клубком, и снова затрясся в рыданиях. Йон осторожно тронул его сапогом. Дилин попытался встать; лекарь жестом погрузил его в сон. В наступившей тишине ректор продолжил:

— Скорастадир, встреть гостя во дворе, не впуская дальше первых дверей. Принеси извинения. Скажи, что задача оказалась нам не под силу. Вийви, поддержи его, если будет нужно… Велите Ахену: пусть присмотрит, чтобы Спарк от огорчения чего-нибудь не натворил.

* * *

Ахен отыскал его у стены. Спарк спускался за водой, выбирая тропинку, где гладкие подошвы не скользили бы по выбитому поединщиками склону. Вышел правее калитки шагов на двадцать. Но к дверце не повернул, а уперся шапкой в серый камень, и так стоял, не обращая внимания на тяжелое ведро в мерзнущих пальцах, не слыша окликов мага, бегущего от Башни напрямик.

— Стена… — тоскливо пробормотал Игнат, встряхнулся, и сделал пару шагов к калитке. Тут Ахен, наконец-то догнал его, и остановился, не зная, что сказать. Землянин посмотрел в серые глаза. Постоял еще несколько времени молча.

— Лучше бы ты ругался или плакал… — наконец, продышался Ахен. — Ты ушел из двора подозрительно спокойно… Может, напьемся? Или сходим к девкам? Тут есть, я знаю, где…

Крылов прикрыл веки.

…Ира нетерпеливо пинает дорогу любимыми зелеными полусапожками; пузырится белая ветровка…

…Ирка соскальзывает с коня; Игнат ловит ее на руки; рядом проезжает черноволосая Люська и завистливо кривит рот…

…Иринка оборачивается, быстро и нахально целует ошеломленного Игната в губы, отворачивается и опять чинно смотрит на доску… Лектор ничего не видел, но студенты вокруг переглядываются и тоже завистливо вздыхают…

Это, что ли, пропить можно?!

Или девка, раздвигающая ноги за деньги перед каждым, больше даст его гордости, чем девушка, выбравшая именно его; своим выбором доказавшая, что его, Игната, стоит любить — поперек всех его шишек и граблей, все же именно его, а не иного?

Крылов улыбнулся. Мага эта улыбка испугала: Ахен отступил на полшага. Игнат попытался объяснить:

— Когда-то в нашем мире жил великий император. Каждый день к нему во дворец приходило множество людей… Однажды пришел и величайший актер того времени… Помнишь, две октаго назад, я рассказывал о театре: как люди изображают чувства других людей?

Ахен моргнул. Игнат почти физически ощутил, как ускользает нить внимания.

Нет!

Стена!

Слишком много надо объяснить Ахену, чтобы тот понял все изящество и спрессованную горечь анекдота про Наполеона и Тальма. Вот император французов, обводя рукой сверкающий золотом и хрусталем зал Версаля, наклоняется к актеру (сидящие все примерно одного роста; невысокий корсиканец потому и предпочитает принимать сидя), и говорит: «Взгляните, вы увидите здесь принцев и принцесс, потерявших свои королевства; герцогов, ненавидящих меня за отобранные у них курфюршества, и генералов, боготворящих меня, ибо я сделал их королями… Вдов моих погибших солдат, просящих о пенсии; и поэтов; храбрых героев; предателей, уже назначающих мне цену между собой. Льстецов, дураков, просителей, дарителей, шпионов; наконец, послов великих держав — разве все эти люди принимают сценические позы? Разве мечут на пол приборы или рыдают? Все они что-то чувствуют ко мне и друг к другу. Так где же громокипящий шквал чувств? Вот величайшие актеры мира, Тальма, учитесь у них!»

Игнат от бессилия даже зажмурился.

— Я понял… — неожиданно кивнул Ахен. Крылов удивленно вскинул брови. Ученик магов пояснил:

— Ну, мы же умеем мысли читать. А ты нарисовал очень яркий образ в своем воображении; егото я и увидел.

Крылов пожал плечами:

— Не знаю, во сколько ценит меня Лотан. Он говорит иногда почти то же самое, что отец: слезами ничего не исправишь…

— Точно. Слезами горю не помочь, — глубоким басом вступил мастер лезвия. Парни ошеломленно посмотрели на снег: следов не было! Перевели взгляд на лицо Лотана: как же он сумел подойти незамеченным? Мастер показал рукой вверх:

— Я ждал тебя там, на стене. Лежа, чтобы ты не видел. Я думал, если хочешь кинуться с обрыва, то здесь только одно такое место поблизости. Ну, а повеситься ты мог бы и в Башне…

Повисло неловкое молчание. Ахен не знал, что сказать. Лотан полагал, что слов достаточно. О чем думал Спарк, осталось неизвестным: из далеких дверей Башни с криком выскочила госпожа Эйди. Парни еще не разобрали, что она голосит, а мастер уже громадными прыжками летел вверх по склону. Опомнившийся Игнат бросил ведра и рванул следом, маг отстал от него лишь на пару шагов.

Мучительные забеги из-под Лотановой деревяшки не прошли даром: к Башне землянин успел почти вслед за мастером: свежий снег на полу не успел подтаять; Игнат только раз подумал: «Не поскользнуться!» — и забыл, почти оглушенный странными звуками. Госпожа Эйди что-то быстро объясняла про Скаршу, Дитер сидел в углу, держась за голову; Вендена, Неслава и Майса нигде не было видно. Пробежав по белому следу мастера, Крылов оказался на месте событий точно вовремя: Лотан вынес дверь на себе, но запутался в досках, упал и матерно ворочался внизу справа. Рыжая идиотка успела влезть в петлю, заведенную за крюк светильника на дальней стене. Осталось подняться на табурет.

— Ты что, дебилка, квадратную твою мать!! — заорал Игнат, на здешнем и земном вперемешку, наступил на спину приподнявшемуся было Лотану, и прыгнул к стене комнаты. В дверях показался не потерявший хладнокровия Майс; его боевой нож перебил веревку. Игнат схватил девушку в охапку и принялся трясти, как коврик:

— Дура! Балда! Скотина безмозглая!

Скарша двинула его лбом в лицо; Крылов едва сберег переносицу. Пришлось отстраниться. Рыжая с размаху влепила пощечину. Набежавшие Венден и Неслав, каждый со своей стороны, окатили пару ледяной водой. Скаршу словно выключили, она вцепилась в Игната обеими руками, прижалась до потери дыхания и расплакалась:

— Да, дура! Не хочу, противно жить, понимаешь? Я только брала, брала, и все… Не один, так другой, и какое мне дело, что потом кому-то будет плохо! И этот спор дурацкий! Понятно, почему Лотан хотел быть свидетелем! Он думал, хоть теперь поумнею! А не вышло… И теперь, когда я узнала, что тебе тут десять лет сидеть!

Игнат обалдел настолько, что забыл о промокшей одежде. Ахен переглянулся с выпутавшимся из двери мастером лезвия. Лотан живо развернулся и принялся выдавливать народ из девичьей светелки:

— Все, все! Сами разберутся… Дитер, чем она тебя приложила?

— Сковородой, midzado da sinfino… — ученик зажимал рассченную бровь.

— И ты, сын хромой kokino и трехногого cervo!.. Не успел увернуться от посуды?! В руке молодой истерички? Так-то я тебя учил, значит? Ну, постой же, ты у меня похудеешь!

— Она через три октаго учебу закончит, а Дитер всего пол-jaro как начал! — вступился Венден. Тут мастер с Ахеном вытолкали остальных сперва в покои госпожи Эйди, потом вообще с жилой половины; голоса утихли. Лотан и маг некоторое время навешивали обратно изрядно помятую дверцу, Скарша молча рыдала у Игната на плече — тот даже двинуться не мог. Наконец, Крылов извернулся, вдохнул и спросил:

— Ну, а ты-то откуда знаешь, сколько мне лет тут ждать, если маги сами сказали мне только сегодня?

Девушка всхлипнула презрительно:

— А еще меня называл дурой! Мы же заклады на спор поставили, а как проверить? Да у меня столько золота ушло на слежку за тобой… да все мои знакомства в городе… а ты… а ты… даже с этой мороженой ведьмой не поцеловался ни разу… что, смелости не хватило? Побоялся, что рыжий поджарит?

«Весь месяц мужа выслеживала,» — вспомнил Игнат — «А он, скотина, действительно на рыбалку ходил!» Скарша еще несколько раз всхлипнула, и вдруг совершенно нормальным голосом попросила:

— Не уходи! Я сейчас одна не могу!

Лотан за дверью посмотрел на мага. Ахен кивнул:

— Лучший способ забыть о своей беде — помочь в чужой.

Мужчины тихонько попятились, вышли из покоев госпожи Эйди. Лотан успокоительно махнул рукой жене: не лезь, теперь сами справятся. Обронил:

— До утра не трогай. Завтра придут в себя.

Госпожа Эйди сунула руки под фартук, и, как ни в чем не бывало, понеслась наверх: отправить кого-нибудь к роднику, куда так и не дошел Спарк, а прочих — накрывать на стол.

* * *

Стол собрали богатый, и кроме двух слуг, Лотан даже нанял музыканта: Скарша отбывала из школы с блеском. Первую октаго после памятного события она чувствовала себя виноватой, редко появлялась во дворе; и даже со Спарком мало разговаривала.

Тем более, что Спарк подолгу пропадал в Академии — Доврефьель тоже считал работу лучшим лекарством от тоски. Игнат с Ахеном готовили не просто лекции, а целую маленькую книжку про земное судопроизводство. Крылов и свой-то уголовный кодекс помнил с трудом, что уж говорить о тонкостях английского прецедентного права, римских дигестах, или об истории суда присяжных! Целых восемь дней ему ни до чего не было дела, и уставал он чуть ли не больше, чем на тренировках.

А потом все пошло по-прежнему. Утром Спарк уворачивался от снежков во дворе, бегал за водой. Снег подтаивал, росли кружевные забереги у родника, стволы неизвестных деревьев покрывались влагой — во всем чувствовалось робкое дыхание еще далекой, но уже несомненной весны. Перед обедом парень заглядывал к Ньону — библиотекарь до сих пор носил правую лапищу на перевязи, но грустил не столько о себе, сколько из-за нелепого боя двух грифонов. В библиотеке гость наскоро просматривал нужные страницы, благодарил медведя, просил его приготовить книгу на завтра. Потом нагло влезал на черную спину, и лохматый гигант вез Спарка к месту лекции по ничуть не изменившимся сводчатым коридорам.

После обеда Лотан или кто-нибудь еще гонял новичка по двору тупым железом — пока оружие не выпадало из ослабевших рук. Наконец, отдых! А затем опять скоблить деревянным ножом спинки луков, кропотливо снимать кору — ни в коем случае нельзя порвать наружные волокна, при натяжке подрезанный лук способен лопнуть. Вышибет глаза или тетивой рассечет руку до кости, а потому работать надо бережно и осторожно… Затем выглаживать скребком бессчетные заготовки для стрел, наскоро тесать заготовки деревянных мечей… Треск во дворе ежедневно, ведро пота бережет бочку крови, значит — не жалейте деревяшек, ученики! — и, наконец, мытье по очереди в широкой бадье, и ужин…

Лотан решил продолжить хорошую традицию, начатую Спарком накануне солнцеворота. За ужином ученики рассказывали, кто что знал — слушатели не требовали правды, но и лгать почти никто не пробовал. Кто передавал чужие слова, объявляли прямо: за что купил, за то и продаю. Не опасаясь разочарований, все внимали с интересом.

Так Спарк узнал кое-что о судьбе рыжей воительницы. Скарша родилась в Финтьене, в семье Людей Камня — что это означало, девушка обещала рассказать как-нибудь потом и отдельно; похоже, один лишь пришелец не знал этого. Среди Людей Камня род Скарши считался отступниками — опять же, Спарк не услышал ни причин, ни мотивов. Роду приходилось много воевать; отец Скарши больше любил сыновей, от ревности к ним рыжая и взялась за меч. А к совершеннолетию и вовсе сбежала из патриархального насквозь Финтьена в легендарный Исток… Тут прибилась к школе Лотана, бывших с ней денег как раз хватило на три года обучения. Лотан старательно и честно учил всякого, кто выдержит экзамен. В Башне девушка наконец-то избавилась от ощущения «твое место кухня». Тем более, что рубиться у нее получалось.

Кроме истории Скарши, за столом звучало еще многое. Неразговорчивый щитоносец, родом из того же Финтьена, Дитер подался в Исток именно по следам девушки: уж если она смогла, то парню и подавно стоит пробовать. Неслав о себе отмалчивался, зато о своем городе говорил много и с удовольствием: у нас-де и люди хороши, и рынки, а уж девушки! А каких коней пригоняют с равнин Северного Княжества! Венден оказался родом с противоположной окраины Леса — Маха-кил-Агра, Закатная Крепость, южное взморье. Оттуда, в сторону тонущего солнца, живут совсем непривычные люди. Какие? Ну, говорят, есть один среди Akademiisto: волосы черные, как смоль, а глаза синее неба… Как, бишь, его назвал Спарк? Господин Мерилаас? Очень похоже, и выговор у них — да-да, страшнее северного ветра.

И вот теплая жизнь в одночасье закончилась. Скарша покидала школу. Нанятый дудочник весело выдувал плясовую; рыжая безоглядно танцевала со всеми, шутила и заразительно смеялась. Майс привел-таки загадочную подругу — синеглазую пышную блондинку себе под стать, которую Спарк, конечно же, тотчас окрестил Валькирией. Имя понравилось, хотя стоящую за ним шутку никто не понял. Госпожа Эйди оказалась неплохой плясуньей, а какие коленца выкидывал сам мастер лезвия! Дитер, Неслав и Венден только затылки чесали, жалея, что не привели своих красоток — похвастаться.

Спарк двигался, улыбался, подавал руку, брал руку, склонял голову, вертелся в танцевальных фигурах — не сложнее, чем попасть по закрытому щитом Дитеру! — и молчал. Волчий пастух уже договорился с Панталером. Золотой зверь обещал доставить рыжую к самым воротам родного Финтьена. В конце Времени Вьюги даже небожители не летали напрямик из города: боялись внезапных шквалов. Кроме того, над Седой Вершиной пролегала знаменитая Белая Река: мощное воздушное течение, пересекавшее весь континент с севера на юг. Зимой его струи приносили снег и мерзкие слепые облака, на корню губившие перевозки. Чтобы скольконибудь безопасно взлететь на Финтьен, требовалось сперва оставить за спиной Белую Реку. Панталер придумал пройти пешком по ущелью Минча до западных склонов хребта, где уже и подняться в воздух. Скарша попросила Игната проводить ее эти два-три дня. Лотан колебался: девчонка-то с Панталером улетит, а как ты назад пойдешь? Зимой, в одиночку, по заснеженному ущелью на три дня пути? Но Спарка неожиданно поддержал Доврефьель: после всех потрясений не вредно душу проветрить. К тому же, Дилин обещал хорошую погоду до конца Волчьего Времени. Лотан фыркнул, но согласился.

Наутро после праздника, когда школа еще спала, волчий пастух, мечница и грифон сошлись у западных ворот. Воротная стража удивилась не слишком. Если Akademio посылает зимой в горы — стало быть, нужда. Растворили калитку — путь добрый, а зверик пусть через стену прыгнет, ему нетрудно. Все равно воротину не откатишь, снег выше пояса, до полудня раскапывать придется.

Дорогу Спарк запомнил на всю жизнь. Три дня по глубокому снегу; безжалостные ледяные ночи. Панталер вез несколько тюков с дровами и был искусным магом огня, а волчий пастух тащил хорошо показавшую себя кошму. Несмотря на это, каждый вечер все трое прятались от ветра за ближайшим утесом, сбивались в кучу и колотились, пытаясь согреться. Съедали ужин; засыпали, глядя на громадные злые звезды. Страшнее всего было вылезать в холодную ночь по нужде. Спали урывками: горные волки, если и знакомились когда с культурой стай, давно одичали. Их вой беспокоил девушку, Спарк слышал, как она беспокойно ворочается, бормочет: «Будить? Или пусть отдохнет? Ближе подойдут, тогда подниму…» — засыпает, потом вновь тревожится — и так несколько раз за ночь. Игнат не путал Скаршу с Иринкой, не думал, кого любит больше — кто же, кроме Ирки? За кем шел, в концето концов? Но каждый вечер под его плечом засыпала совсем другая девушка, которой он, как ни крути, спас жизнь… и изменил жизнь тоже довольно сильно. Ни вины, ни ощущения неправильности не было: Спарку казалось, что все произошло единственно верным образом… а сравнивать ему, по молодости лет, все равно было пока не с чем.

На третий день стены ущелья раздались в стороны, и Панталер сделал пробный круг над отрогами. Вернулся возбужденный, столкнул людей к нависающей скале и велел Спарку переносить связки дров, обкладывая стоянку по кругу: буран идет! Спарк тихо обругал ежика-предсказателя. Панталер услышал, и тотчас вступился за собрата по цеху: Дилин смотрел погоду в ущелье, а Минча уже вон где осталось! Впрочем, по словам золотого грифона, буран продержится не больше полусуток.

Тогда-то Скарша и рассказала Игнату обещанную легенду о Людях Камня.

* * *

Люди Камня все носили на груди каменный кубик. Кто побогаче, те оправляли подвеску в серебро. Победнее — заказывали камень с отверстием и цепляли на простенькую веревочку. Но размер Камня оставался всегда одинаковым: Спарк оценил его примерно в ноготь большого пальца. И никогда камень не имел иной формы — только кубик. И нельзя было вешать драгоценный камень: только поделочный, стеновой или дорожный.

Первых Людей Камня было всего десять. Происходили они из города Теуриген. Где он стоял, семья Скарши никогда не знала. Несомненно лишь, что неподалеку от Леса. Потому что лет триста назад (Спарк сразу решил уточнить в Хрониках), к городу подступила целая армия зверей. Может быть, это были не совсем звери, а стаи под управлением людей — подробности за давностью лет стерлись. По крайней мере, один человек там был. Он явился послом в ратушу, где от имени Истока Ветров предложил военный союз против соседнего Хоградского государства… Хоград тогда находился там же, где и нынче: севернее Финтьена, и еще дальше от Седой Вершины, чем родной дом Скарши.

Горожане Теуригена предложения не приняли. То ли не сочли серьезным, то ли имели иные политические расчеты — словом, победила партия войны. С гордым ответом посланника завернули обратно к мохнатому войску, а чтобы грязные звери не воображали о себе чего не следует, послу отрубили руки. Дескать, не протягивай, куда не положено.

Следующим же утром войско Леса пошло на штурм. Город пал, и большинство горожан в бою погибло: человеческой армии еще можно сдаться, но сложить оружие перед зверьем? К тому же, за убийство или оскорбление посла горожан могли перебить поголовно, да не просто так, а с пытками — бывали случаи. Помня их, Теуриген сопротивлялся отчаянно. Каждый дом и каждый погреб приходилось брать с боем. Несмотря на приказ, пленными насчитали едва десяток бюргеров. Впрочем, может сперва было и больше десятка уже во времена деда Скарши, никто не помнил точного числа уцелевших.

Зато количество Камней помнили точно.

После боя звери тщательно перетаскали всех убитых в дальние ущелья, где и похоронили, засыпав ледяным крошевом. Пленников поместили в лагере под охраной.

Затем военачальники раздали своим полкам мерки: каменные кубики размером с ноготь большого пальца. До начала зимы войско Леса стояло возле взятого города. День за днем невидимый дракон пожирал дома и стены Теуригена. Выдранные из кладки булыжники калили на огне, после чего бросали в ледяную воду. Камень гулко лопался на все меньшие и меньшие кусочки. Пленники седели от ужаса, слыша каждый день непонятные звуки: громыхали тараны, звонко клекали молотки. Строения валили штурмовыми машинами. Стены молотами дробили на блоки; блоки на половинки; половинки на четвертинки, четвертинки на осьмушки — и так до тех пор, пока на месте города не остался ужасающе ровный слой щебня. Ни один камушек в этом слое не перевешивал розданные мерки.

Потом вывели десять пленников на холм, показали пустую долину и надели десять кубиковмерок — десять Камней — им на шеи. Увидав, чем икнулись отрубленные руки посла, двое сошли с ума тут же. Один откусил себе язык и захлебнулся собственной кровью. Семерых черные грифоны развезли в Финтьен, Хоград, Рохфин — и еще в другие города, которых теперь уже не было.

От этих семерых уцелевших пошли Люди Камня. Шесть семейств люто ненавидели Лес, и все, что было связано с Лесом. Основатель рода Скарши поменял «месть на совесть», приняв вину города. К счастью, неизвестному предку хватило ума не выражать свое мнение вслух. Он отказался мстить Лесу под видом то ли нездоровья, то ли слабости. Самым страшным, в чем до сих пор обвиняли род отступников, была всего лишь трусость. Истинная причина передавалась потомкам по старшей линии; Скарша подслушала ее совершенно случайно. Вот потому-то она и бежала именно в Исток — легендарный город, где люди не боялись Леса, понимали язык зверей, и самые эти звери вольно расхаживали по улицам.

По словам Скарши, Финтьен выглядел тем самым «образцовым» средневековьем, отличия от которого все время бросались в глаза Спарку. Девушке претило даже не пресловутое «право первой ночи» — местный князь ей, в целом, нравился. А вот провести жизнь после замужества запертой на женской половине; выходить только замотанной во все должные наряды и платки, по первому слову мужа и повелителя покорно молчать! Молчать рыжая не то, чтобы не умела: скорее, не могла органически. Полусутки пережидания бурана запомнились парню не ревом ветра, а неутомимым ручейком Скаршиной повести.

Но все на свете когда-нибудь кончается. Утих буран. Золотой зверь снова обнял крыльями высокое и чистое, бесконечной глубины синее небо: метель словно стерла с него зимнюю тяжесть, до блеска заполировала трещины. Короткий разбег, толчок… Скарша из седла махнула рукой на прощание. Каково-то ей теперь будет в родном городе? Она, правда, обмолвилась, что только с семьей повидается и подастся в более приятные места. Рубиться умеет, это хорошо. Да ведь жизнь не из одного боя состоит…

Девушка не хотела памяти о прошлом. Прощалась твердо и навсегда, от попыток подарить кошму наотрез отказалась. Спарк привычно скатал толстый коврик. Перехлестнул ремешком, вспомнив, как давным-давно на лесной опушке именно за этим делом впервые увидал Панталера. Проводил глазами золотую искру в голубом небе, прикинул: до вечера выходило еще больше половины дня, солнце даже не показалось из-за гор. Оправил одежду, мешок с едой и тяжелый боевой меч, одолженный Лотаном как раз на время одиночного перехода. Перевалил связку поленьев на низкие санки, бодро зашагал к ущелью. Глубоких сугробов не боялся: Панталер перед отлетом сделал разведочный круг, осмотрел горловину Минча и объяснил, что буран забил только вход, а дальше снег по колено. Не мед, но идти можно, и санки не завязнут.

Прокопавшись на восточную сторону, путник долго вертел головой, не понимая, отчего насторожился. Потом догадался: в ущелье было неправдоподобно тихо. Осторожно и спокойно Спарк зашагал дальше. Не хотелось резким звуком обрушить на себя лавину.

Впервые Игнат оказался наедине с Висенной.

Не шумели волки, ядреный звериный дух не беспокоил. Не толкался под седлом могучий грифон, далеко в городе остался Ахен. Не нужно было ни уворачиваться от безжалостной Лотановой деревяшки, ни напряженно подыскивать слова в споре с быстрыми на язык магами Akademio… Игнат с удивлением понял, что даже думает иногда на здешний манер.

Ему здесь жить. Самое меньшее, до тех пор, пока не откроются окна между мирами… Не «на Висенне», а «у Висенны». Крылов поднял взгляд по черным стенам каньона — высоко, к обжигающесинему лезвию неба.

— Кто ты, Висенна? — прошептал Игнат.

Короткий звон наполнил ущелье неописуемым сочетанием нежности и бесстрашия.

Игнат оправил капюшон церемониальной куртки и прямо в снегу проделал полный поклон — не кому-то или за что-то — а всему миру целиком сразу, от чистого сердца и без задних мыслей… Такой всеобъемлющей легкости в уме, ощущениях и на душе он не помнил за всю свою жизнь.

Позже Игнат часто вспоминал холодное ясное ущелье. Если был весел и радостен, то думал, что слышал привет планеты на самом деле. В неудачные дни полагал, будто звук ему просто померещился: мозг опять выдал желаемое за действительное. Но ни в том, ни в другом случае не мог забыть синий небесный нож в разрезе скал; и никогда больше не путал предлоги: правильное обращение к Висенне получалось само собой.

* * *

Сами собой шли дни и октаго; прохладная весна понемногу сменилась теплым летом. Спарк все так же обитал в Башне, и все так же рассказывал в Akademio о Земле. Правда, теперь ректор просил как можно больше сведений сразу готовить в форме небольших книжек. Книжки Ньон печатал в своих безразмерных подвалах, с помощью учеников Akademio. Тиражи были, по земным меркам, мизерные: триста штук, редко пятьсот. По здешнему уровню это считалось небывало огромной величиной. Если бы Спарк захотел, то на отчисления с книг мог бы жить в гостинице, на всем готовом. А ведь был еще небольшой доход со стрел, щитов и игрушечных мечей. Едва лишь пальцы Спарка запомнили все необходимые тонкости, деревяшки посыпались из его рук десятками. Раз в тричетыре октаго получался даже щит, который Майс не стыдился носить на рынок. Спарк не сказал бы, что разбогател — но почем оружейнику кусок хлеба, знал теперь достоверно.

А в начале лета произошло и вовсе знаменательное событие: Спарк провел бой с Дитером почти на равных. Сам Неслав, сколько ни гонял новичка по полю, так и не коснулся его оружием. Волчий пастух превратился в мечника: низшего класса, но уже настоящего.

Еще через шесть октаго Спарк закончил первый свой настоящий лук: клееный из деревянных пластин, лосиных жил, по всем правилам обмотанный тонкой кожей… Долго Спарк пыхтел, пока поставил тетиву. Еще дольше жалел, что не выучился таким оружием владеть: испытывая изделие, Лотан шутя прострелил деревянную дверь толщиной с колбасную палку — на шестидесяти четырех шагах, как подсчитали потом.

Через восемь дней Лотан вновь позвал музыканта и слуг, велел накрывать стол. Провожали сразу троих. Майс хотел постранствовать по свету опыта ради. Спарк эль Тэмр собирался вернуться на свою северо-восточную окраину. Неслав увязался за Спарком. Вопервых, брюнет был родом откуда-то из тех же краев, а путешествовать компанией веселее, чем в одиночку. Особенно, если верхом на чьелано, а не ногами через весь Лес. Во-вторых, у Спарка появилось несколько мыслей — чем занять свое долгое ожидание. Неслав же обещался помочь с их воплощением, вот парни и летели вместе.

Примерив на шею медальон мастера — за хороший боевой лук — потом поклонившись госпоже Эйди и Дитеру, волчий пастух направился прощаться с Доврефьелем, Ахеном и другими знакомыми в Akademio.

— Я ухожу не потому что обижен или считаю вас виноватыми — мягко пояснил Спарк. — Не то, чтобы мне было тяжело или плохо в Истоке Ветров. Но я чувствую: мое место там, на холме возле двух деревьев. Именно это ощущение привело меня к Висенне, в ваш мир. Оно такое глубокое, что я просто боюсь его не послушаться.

Ректор покивал головой. Печальный ежик, с которым Спарк обсуждал язык магических символов, пустил слезу. Ахен вручил маленький прозрачный шарик, наказав разбить в самый тоскливый день, когда вовсе жить не захочется. Ньон подарил маленькую карту Леса. Скорастадир залеченными руками торжественно преподнес большой хрусткий свиток. Грамота удостоверяла неоценимые услуги, оказанные «знанием и разумом» Спарка всем магам Леса. Документ, тиснутый Ньоном на лучшем пергаменте, открывал двери любой Башни Пути или городских Ковенов (тех городов, где вообще водились маги), кроме этого, служил пропуском и паспортом на всей необозримой территории Леса. Грамота повергала в почтительный трепет величиной и количеством печатей, две из которых даже мерцали — оба Великих Мага для пущей важности приложили личные перстни.

Гость еще раз поклонился, благодаря за оказанную честь. Вышел малым коридором на Верхнюю улицу. Оттуда небольшой лесенкой спустился на Главную и повернул к Двору Прилетов. Единственным человеком, до сих не принявшим прощального поклона, оставался хозяин Башни. Спарк не сомневался, что Лотан просто так его не отпустит, и оказался прав. Едва повернув к воротам, волчий пастух увидал впереди мастера.

* * *

Мастер ждал Игната на каменной тумбе перед исполинскими черными воротами. Бывший ученик заметил его издали. «Меч подарит» — спокойно подумал Спарк — «Во всех книжках мастера дарят на дорогу меч, и дают какой-нибудь многозначительный совет».

— Хочу попрощаться, — сказал мастер, когда парень подошел близко. — Ты был не самый плохой ученик.

— Спасибо на добром слове.

— Подарок тебе сделаю… — Лотан несуетливо развернул тонкую ткань. Выложил на каменный столб тяжелый боевой нож и отдельно простые лакированные ножны. — Ты ведь ждал, что подарю тебе меч?

Игнат кивнул. Ждал. Может, и рад бы всю жизнь на своем уме, только прочитанное неудержимо всплывает наверх… А в книжках дарят именно меч.

Мастер грустно улыбнулся:

— Ты не человек меча. Нет. Уж не знаю, каков твой мир, но… Еще совет дам. Хороший совет… — наставник опять улыбнулся тоненько-тоненько, словно уже насыпал снега в сапог, и ждал, пока ученик попадется.

Спарк молчал.

— Возьми его.

Рукоять пришлась точно по ладони. Крылов не сомневался, что нож отбалансирован, и при перехватах из руки не выпадет.

— Теперь вложи и повесь сюда.

Спарк послушно сунул оружие в поданные ножны и защелкнул крюк на поясе слева. Мастер взял левую руку Игната и расположил его пальцы на рукояти: три внизу, а кольцо из большого и указательного поверх торца.

— Запомни жест. Это знак моих учеников. Встретишь такого — не дерись. Убьет наверняка. — Лотан вздохнул. — Ты ничем не хуже большинства, года за три я бы тебя вышколил… Но… Это просто не твоя стихия, понимаешь?

Спарк согласно кивнул. Действительно, хороший совет. А, впрочем, он ведь в Чингисханы и не рвется.

— Жаль, отдарить нечем…

Мастер улыбнулся. В третий раз — открыто и добродушно:

— Это в твоем мире за оружие отдаривать положено. У нас и так ничего страшного не случится. Легкой дороги!

Игнат кивнул и пошел к воротам.