Клавдия Петровна после звонка подруги заметалась по квартире. Мужа, как назло, вызвали на срочное заседание — что-то у них там не клеилось — и посоветоваться было не с кем.
Тревога грызла изнутри, и не помогали ни сердечные капли, ни попытка проанализировать ситуацию. Андрей попал в больницу. Случайность? А если ему вкололи что-то спровоцировавшее приступ? Есть такие препараты. Она же Андрюху с детских лет знает, не было у парня проблем с сердцем, а для развития патологии нужно нечто более весомое, чем простое переутомление.
И что тогда получается? Может ли у Андрея за короткий срок службы завестись столь серьезный враг, чтобы попытаться парня на тот свет отправить? Травка обещала заключение врачей прислать на почту, но Клавдия Петровна была практически уверена — Андрей выжил за счет молодости и сильного здоровья.
А если?
Она потянулась за лекарством… Бутылек нервно застучал о край кружки, отмеряя капли. Запахло корвалолом.
Если это они… Те, кто вокруг Анечки крутятся? И пришло понимание — они, больше некому. Андрюша на свою беду накопал что-то, вот его и…
Слеза обожгла щеку. Клавдия Петровна всхлипнула, вытерла рукавом глаза.
Какая она дура! Надо было сразу в милицию бежать. И тут же себя одернула — ну какая милиция. Пусть она и полиция теперь. Наверняка у тех все документы в порядке. Размах-то какой, а?! Квартиру купили для прикрытия, на дачу потащили, работа опять же…
Придумываешь! Вечно ты все придумываешь! — попыталась успокоиться Клавдия Петровна. Аня не такая глупая, чтобы с криминалом связываться.
А если секта? Заморочили, задурили… и рука уже тянулась набрать номер отца Николая, который считался другом семьи и незыблемым авторитетом в вопросах веры. С ним их познакомила Травка. Отец Сергей, бывший сослуживец мужа Анны, негласно окормлял своих коллег, а с ними их друзей и родственников.
Мобильник лежал в руке, требуя что-то делать, и она набрала номер дочери, хоть и обещала себе не звонить, не огорчать новостью об Андрее.
Короткий разговор немного развеял тревогу. Голос у дочери был бодрым и слегка усталым.
Жива… И снова закрались сомнения — не придумывает ли она заговоры, секты и бандитов, а на самом деле все так, как говорит дочь: квартира, работа и друзья. Однако сердце поддаваться на уговоры не спешило, твердя свое — у дочери неприятности.
Как же легко с маленькими детьми, и проблемы такие… легко-решаемые. Смазать разбитую коленку, вылечить кашель, исправить двойку, отругать за вранье.
А как помочь сейчас, когда дочь выросла и живет своей жизнью, совершая свои ошибки и сама за них расплачиваясь? Вот и остается только гадать — пора ли вмешаться, поговорить или рано и сама разберется. А еще надеяться, что помощь не будет отвергнута, как, например, в ситуации с Вадиком. Тогда Аня запретила вмешиваться. Клавдия Петровна только потом, спустя месяц узнала, что произошло. Характером дочь пошла в отца — все в себе. Подробности клещами не вытащишь, если не захочет говорить.
О-хо-хо…
К Травке обращаться нельзя, придется самой действовать, и Клавдия Петровна принялась составлять план — потому как кому мы еще на свете нужны и кто нам поможет, как не семья!?
В коридоре завозились, хлопнула дверь.
— Ты, мать, что в темноте сидишь? Случилось чего?
Николай Александрович вошел на кухню, щелкнул выключателем. Клавдия Петровна улыбнулась, вставая навстречу мужу. Ужин был готов, потом будет фильм, потом новости, а завтра они вместе пойдут гулять в парк, завернут в любимое кафе, выпить кофе с пирожным, может, зайдут в кино, вечером станут ждать Аню с Вальди — хорошо бы пораньше вернулись, а с понедельника… она сама возьмется за это дело.
Воскресное утро было умиротворяюще солнечным. Ярко освещенные стены, обитые вагонкой, пахли свежим деревом и лаком, около кровати уютно сопел Вальди, и вчерашний разговор потихоньку терял свою смертельную остроту. Собственные страхи блекли под натиском солнечного света. В голове роились доводы «за» и «против» политики переселенцев, просились наружу горькие слова, чтобы быть брошенными в лицо координатора, но четкий план складываться не желал. А без плана слова станут истерикой обиженной девочки. Рано переходить к боевым действиям, рано, да и в такое чудное утро — просто кощунство кого-либо убивать.
Внезапно из угла донеслось шуршание, послышался топоток, что-то звякнуло. Сопение стихло. Аня заинтересованно подняла голову.
Серая тень — и как только пробрался в комнату — метнулась из угла прямо к кровати.
Девушка фыркнула — уж больно забавной была морда Вальди, когда на его хвост запрыгнул крошечный диверсант, а следом уже крался второй. И не куда-нибудь, а прямиком к огромной зубастой морде. Бесстрашно потерся головой, прошелся под подбородком, замурлыкал. Вальди превратился в статую, затем осторожно наклонил голову, понюхал.
На морде собаки удивление явственно боролось с зарождающейся нежностью. Победила нежность. Вальди шумно вздохнул и прошелся языком по спинке котенка, оставляя встопорщенной мокрую шерсть.
— А что хотел? Подобрал — воспитывай, — и девушка потрепала пса по голове, спуская ноги на пол. Вставать не хотелось, как и встречаться с переселенцами. Хотелось уехать, удрать куда подальше. Забыть все, как страшный сон.
Она подошла к окну. Пол холодил пятки, и Аня закуталась в накинутое на плечи одеяло. За окном сверкал снег, вырядились в пушистые шубы ели, гордо синело высокое небо. На белоснежном покрове озера сизыми тенями протянулись параллельные линии — кто-то прошелся на лыжах, и сразу захотелось отправиться следом.
Вырваться бы из дома…
А с чего она решила, что дом станет тюрьмой? Только потому, что в нем завелись тюремщики?
«Я справлюсь», — прошептала еле слышно.
Она обязательно справится, на другой чаше весов — смерть.
— Эй, — тихо позвали из стены, — слышь, как тебя?
— Анна Николаевна, — не поворачиваясь, ответила, узнав голос.
— Ага, Николаевна, — тут же сократил Сан Саныч, — слушай, будь другом, спрячь у себя, а? У тебя в комнате искать не будут.
И на полу вдоль стены, звякнув, выстроился отряд бутылок: от классической «Столичной» до «Первака».
Вальди тихонько рыкнул, потом оглушительно чихнул — одна из бутылок оказалась открытой, и по комнате поплыл крепкий дух.
— Тьфу, склероз, — огорчилась стена, — щаз, — и оттуда высунулась прозрачная рука, споро навернула пробку и даже ладонью помахала, чтобы развеять спирт.
— И с какого? — удивилась Аня, разглядывая строй стеклянных бойцов, каждый из которых мог свалить с ног взрослого мужика.
Стена тяжело вздохнула, и явила собой Сан Саныча во всей красе: все так же топорщились на коленях растянутые треники, на клетчатой рубашке не хватало пуговиц, вот разве что волосы сегодня лохматились сильнее обычного и взгляд был… точно у кота, которого застигли за разгрызанием хозяйского тапка.
— Понимаешь, какое дело, — протянул Сан Саныч, залезая пятерней в остатки волос, — ремонт этот дурацкий — как будто раньше плохо жили, ну а главный ихний — Арик — решил лично антресоль проверить, и что его туда понесло утром, ума не приложу. Дотошный мужик, в каждую щель нос засунет, а пить не умеет, да…
И Сан Саныч замолчал, вспоминая о чем-то.
Арик — это Арвель, решила девушка и поторопила:
— Дальше.
— А дальше, пить не умеет, нервничает, орет, что некоторых развеять пора. Четыре бутылки, гад, грохнул, — и призрак горестно махнул рукой, — вот все, что спас.
И он обвел строй выживших увлажнившимися глазами, ласково погладил крайнюю.
— По одной собирал, — поделился, — мне пить нельзя, сердце пошаливает, да и вкус уже не тот, вот и решил коллекционировать, чтоб не пить, так полюбоваться можно было.
Девушка нахмурилась — было непонятно, как призрак оценивает свою нынешнюю жизнь. То ли считает себя живым, то ли понимает, что мертв… Надо будет мягко намекнуть бедолаге, что сейчас уже ничто не может испортить ему здоровье.
— Арвель, значит, на твою коллекцию наткнулся…
Сан Саныч разом взбодрился. На лице заиграла плутовская улыбка.
— Слышала бы, как он орал, получив «Путинкой» по голове!
— Ну а ко мне почему?
— Так у тебя в комнате уже ремонт закончили! Под кровать моих милашек составим — мешать не будут. А я буду наведываться, когда тебя нет, чтоб не смущать, — и он вдруг потупился, разглядывая носки своих потрепанных тапочек.
Аня вздохнула. Все ясно. Спрашивать, подглядывал ли, как она переодевается — бесполезно. Все равно будет отрицать.
— Я не против, — медленно произнесла, стараясь сделать весовым каждое слово, — можешь хранить, можешь приходить и любоваться, но в ответ хочу знать обо всем, что происходит в доме. А особенно… Пятерку таких одинаковых приметил?
— А как же! — бодрячком отозвался Сан Саныч, ухитрившись втянуть живот и выпятить колесом грудь.
— За ними особенно приглядывай!
— Будет выполнено, мадам! О, пардон, мадмуазель! А как рассчитываться будешь?
И крошечные глазки красноречиво скосились в сторону батареи бутылок.
Аня поморщилась, но тут же одернула себя — будто у нее есть выбор Джеймсов Бондов?! Да, староват, да, с пропитой репутацией, зато может проходить сквозь стены и быть невидимым. Что там говорить — ей достался лучший Джеймс Бонд в мире.
— Договоримся.
Призрак довольно кивнул и утек в стену, а она, под укоризненным взглядом Вальди, принялась переставлять бутылки под кровать. Утро продолжалось.
С Тамиром Аня рассталась сухо. Глупо получилось: союзниками, даже такими, которые нагло требуют поцелуй на сон грядущий — не стоило разбрасываться. Не в ее положении. Но поделать с собой ничего не могла. Отчуждение, возникшее после разговора в ресторане, так и осталось незримо стоять между ними. И все попытки Тагира: отвлечь, растормошить, обворожить — вызывали лишь раздражение. А когда попытался настоять, она с огромным удовольствием выплеснула негатив, оставив мага глотать воздух от боли — бить в солнечное сплетение ее братья Травкины научили, как и много еще чему. Так. На всякий случай.
Неужели маг считал ее настолько дурой или вконец запуганной девчонкой, чтобы она могла слепо довериться ему? Плохо же господин из другого мира знал русских женщин. Тот, кто прошел школу, сам поступил на бюджетное в ВУЗ, причем наперекор желанию родителей не в медицинский, кто выжил в гадюшнике под названием «Дизайнерская компания: вы лишь подумали, а мы уже нарисовали», того так просто не обмануть красивыми сказочками о верных и преданных друзьях — дай палец, руку откусят.
Все они хороши: и переселенцы, и теневики. Не понятны только до конца мотивы. Есть ли в их вражде и желании обладать связкой порталов что-то еще, кроме оккупации и исхода в другой мир? Надо будет обсудить с Павлом. Надо.
Щекам внезапно стало горячо, и девушка подумала, что как раз с ним говорить и не хочется. Вот ничего предосудительного с Тагиром не делала, а все равно стыдно, словно она мужа с любовником обманывала.
И тут же сама себя одернула. Кому должно быть стыдно за обман, так это ему! Сердце заныло от тупой боли. В глазах защипало от сухих слез.
Аня уткнулась лбом в холодное окно — стало легче.
Она ему доверилась. Поверила. И в чистые цели, и в благородные намерения, а главное, в то — что ей ничего не угрожает, что он ее защитит всегда и от всего.
Боже, как она ошибалась. Он всего лишь работает на тех, кто может ее уничтожить в любой момент. За непослушание, за неудобство.
Действительно, зачем им живая Хозяйка порталов, когда мертвая гораздо удобнее? Вот интересно, если ее сделают призраком, станет ли дом ее слушать или утратит свою индивидуальность и им будет легко управлять? Скорее, второе, иначе не существовал бы этот обходной маневр.
Ладно, достаточно страдать и жалеть себя.
Аня решительно сбросила одеяло, оделась, привела себя в порядок. Повыше вздернула подбородок и вышла из комнаты. В голове мелькнула мысль: «Королева, идущая на эшафот».
Коридор встретил пустотой и тишиной, хотя признаки бурной деятельности угадывались: обрывки бумаги, чей-то оброненный бумажный стаканчик с пролившимся на пол кофе, рассыпавшиеся по полу стекляшки из женского браслета.
Аня постояла около двери, разбавившую свою фиолетовую ориентацию круглым солнышком с задорной ухмылкой. Дошла до русалок — тут все было без изменений, как и у болотников — даже поганки наросли с плесенью, а вот еще одна определившаяся дверь, нет, даже две.
Аня потрогала огромный черный замок, провела пальцем по толстой цепи. Ну, здравствуй, мир теней. Тень от замка вдруг шевельнулась, на ней прорезались глаза, выступили алые губы, которые сложились в трубочку… Девушка с ругательством отшатнулась. Это уже перебор… Не надо намекать на кокетство! Ничего она с Тагиром не заигрывала, ясно!
Мысленные сентенции пропали даром — дом считал иначе. Тень причмокнула, облизала толстые губы красным языком.
Тьфу! — сплюнула Аня, скривившись от отвращения. Тень от замка гаденько захихикала.
— На переплавку сдам, — пригрозила девушка, — в воде ржаветь оставлю, в розовый покрашу.
Тень дернулась, впиталась в полотно двери и пропала.
— Так-то лучше, — удовлетворенно проговорила Аня, — лучше без теней, чем с таким, такой… Тьфу, заговариваться стала. А это что? — она удивленно вскинула брови, рассматривая вторую определившуюся за сегодня дверь.
Собственно рассматривать там было нечего. Две галочки, вот только нарисованные галочки не машут крыльями, стремительно приближаясь.
— Мамочки, — отшатнулась девушка, — да это же…
Да, это были они самые. Зубастые, чешуйчатые, когтистые, с кожаными крыльями, каждый размером с вагон.
На Аню внимательно глянул огромный глаз с вертикальным зрачком и… пропал, оставив после себя чувство дикого первобытного страха, а на белой двери снова красовались две галочки размером с ладонь.
Девушка вздохнула — оказывается, все это страшное кино она смотрела не дыша, вытерла вспотевшие руки о кардиган. Сердце стучало, как сумасшедшее, а в голове зрело трусливое, но такое разумное: «Как тебе монстрик? Покрупнее русалки будет. Все еще хочешь вести переговоры в других мирах? Смотри, как бы не сожрали. А то ведь не все знают, какая ты исключительная и ценная особа».
— Ничего, ничего, — прошептала Аня, — это они за детенышем прилетали. Вернем, глядишь — не сожрут.
И она развернулась в сторону кухни. Чай — верное средство от нервов. Главное, кипяток на себя не пролить дрожащими от пережитого руками. Послал же Бог соседей…
На кухне никого не наблюдалось, как и в столовой. Аня взбодрилась перспективой позавтракать в одиночестве, и скоро на плите весело шипел чайник, вкусно пахло яичницей, а в микроволновке крутился бутерброд с сыром.
Она чуть-чуть не успела насладиться завтраком.
— Уже встала? Отлично, значит, не пропустим.
Павел сунул ей в одну руку бутерброд, ухватил за вторую и потащил из кухни.
— Такого больше никогда не увидишь, — возбужденно пояснял он на ходу, но Аня все равно ничего не понимала. — Эвакуацию закончили, кое-кто все же решил уйти на побережье, так что мы даже раньше времени уложились.
Павел помедлил перед порталом в мир переселенцев, прижал девушку к себе одной рукой, прошептал:
— От меня ни на шаг, — и они оказались по ту сторону портала.
Быстрый переход — и перед Аней раскинулся знакомый пейзаж: изрезанная бухтами линия побережья, складчатые бока низких гор и голубая громада воды, угрожающе нависшая над островом. Они стояли на вершине. Солнце скользило по зеленовато-синим бокам волны, цветными пятнами виднелись внизу крыши домов, по небу плыли перистые облака, было тихо, и не верилось, что эта мирная тишина обманчива.
А затем раздался вздох, точно великан проснулся. Он эхом прокатился вдоль побережья, и волна медленно двинулась вперед. Она ползла сначала нехотя, почти неспешно, затем опустилась ниже, ускоряясь с каждым метром отвоеванной ею земли. И стал уже виден арьергард наступления: вывернутые с корнем деревья, выломанные стены, снесенные крыши, пустые лодки. Все это бурлило, перемалывалось, накатывая с неотвратимой силой.
Павел мягко потянул, увлекая за собой — обратно. И вот перед ней снова уютная кухня, на плите остывшая яичница, а перед глазами картина восставшей стихии. Нет, чойгвейцы точно сумасшедшие. Уйти из жизни таким образом? Бр-р…
— Испугалась? — Павел притянул к себе, обнял, а она замерла, ощущая, как внутри ломается равновесие, как две силы: страх за жизнь и симпатия к Павлу, начинают между собой войну.
Если полностью доверюсь Павлу, могу умереть, — думала Аня, — если возьму власть в свои руки, приструню переселенцев и стану настоящей, а не на словах Хозяйкой, останусь в одиночестве. В таких делах друзей, увы, теряешь, а любовь и подавно.
Что же выбрать? «Хозяйка» и «Павел» внутри затеяли возню, а она так и стояла, наслаждаясь теплом мужского тела, не в силах отстраниться, сделать первый шаг в сторону, пока запах горелого не вырвал из объятий.
— Ну вот, — проговорила огорченно, рассматривая то, что осталось от яичницы, а ведь точно помнила — плиту выключала. Павел мягко забрал у нее сковородку.
— Садись, сейчас новую сделаю.
Теплая кружка грела руки, впереди бежали две дороги, и надо было сделать выбор. Но сначала завтрак и… новости.
— Значит, эвакуацию закончили…
— Да, — кивнул маг, бросая ветчину на сковородку. Мясо зашипело, по кухне поплыл запах жареного, — можно приступать ко второму этапу. Наши уже подобрали отдельный остров, организуем там временный лазарет. Детей и женщин переведем в первую очередь. Хватит, намоклись.
Аня кивнула, она не возражала, действительно — хватит, и надеялась, что и Фиолетик возражать не будет.
И только в голове продолжала вертеться надоедливая мысль — о прошлом вечере Павел так и не спросил.
— Говоришь, настоящие болотники? — фиолетовая Аня ходила по берегу моря, пиная камушки. — Прям мокрые все и сопливые? Слушай, а им здесь нормально без слякоти-то будет? Не пережарятся на солнышке?
Аня внимательно посмотрела на Фиолетика, но тот вроде не издевался и говорил серьезно.
— Ладно, пусть живут, мне не жалко, только подальше отсюда. Знаешь, сырость мне не полезна.
Нет, все-таки язвит. Набрался же где-то. Надо бы обсудить, хотя… и она мысленно махнула рукой. Фиолет — не ребенок, сам разберется, что плохо, а что хорошо.
— Тогда так и договоримся, — со вздохом произнесла девушка и протянула своему двойнику коробочку. — Мне тут подарок сделали. Проверишь на сюрпризы?
— Хм, — Фиолетик повертел коробочку в руках, отщелкнул крышку, полюбовался на чистоту камней, скорчил заумное лицо и наконец произнес: — Сделаю. К вечеру заглядывай, дам ответ.
Он вдруг ухнул по пояс в песок, ввинтился еще глубже, почти исчез, но напоследок выплеснул глухо:
— Если решила забирать — забирай. Не люблю мямлей.
И пропал, на этот раз окончательно.
Легко сказать — забирай, — ворчала себе под нос Аня, идя по берегу, — а если его родители в благодарность пообедать решат, причем мною?
Драконенок обрадованно скакал навстречу. Он уже совсем поправился, лишь крылья не затянулись до конца. Аня протянула кусок мяса, предусмотрительно захваченный с собой. Малыш, смешно похрюкивая, принялся за угощение.
Что делать? — думала Аня, разглядывая питомца. — Не оставлять же его здесь? Сейчас маленький, безобидный, хотя зубы уже ого-го какие, а вырастет — и как такого прокормить?
— Ладно, горе мое, пошли домой, — она поманила звереныша, и тот послушно взобрался на ожидавший все это время девушку лист.