— Я полный идиот, — признался Дэрри друзьям. — Зазевался и задумался, песенки еще какие-то дурацкие пел. Даже и не заметил, как у меня пропала тень, и не разбудил вас, когда следовало. Видно, эта тварь не сразу к нам подобралась, присматривалась сначала. Я слишком замечтался, потерял бдительность. И позволил ей напасть.

— Хватит себя винить, — сказал ему Остромир. — Ты прежде с такими существами никогда не сталкивался. Я хотя бы легенды про них какие-то слышал, хоть и не ожидал, что на нас действительно нападут в первую же ночь в лесу, да еще существо столь могучее, что может накладывать сонные заклятия. Но мне нужно было не давать наставления, а встать на стражу самому, первому.

— А что бы это изменило? — поинтересовался юноша. — Ну постояли бы вы на страже первым, — он сам не заметил, как начал разговаривать с венетом без лишнего стеснения, будто говорил с равным, а не со старшим, — так этот демон все равно крутился поблизости. Он бы повременил, пока вы ляжете спать и настанет моя или Глена очередь, и дождался бы, когда мы зазеваемся.

— Я бы не зазевался, — вставил Гленан.

— Я для примера сказал. Так-то понятно, что вы, лорд Кэбри, самый опытный из нас в этих делах и настоящий мастер по части нечисти, — Гледерик зыркнул на приятеля с неожиданной злостью. — Но я веду речь к тому, что, пожалуй, и впрямь бессмысленно выяснять, кто здесь в большей степени идиот. В любом случае, мы живы.

— Благодаря твоим смекалке и смелости, — сказал Остромир. — Мы все у тебя в долгу, Гледерик. Хорошо, что ты сообразил насчет своего происхождения и что это его отпугнуло.

— Да уж, — проворчал Дэрри. — Хотя я теперь сомневаюсь, правда ли он почувствовал во мне наследие Айтвернов — или просто купился на мой блеф. — Эта мысль пришла в голову к юноше только сейчас, и наполнила его новыми сомнениями и тревогами. — Хотя нет, — сказал Дэрри решительно, — это уже я во всем путаюсь. Эльф сказал, что видит во мне «крохи магии», как он выразился — значит, эти крохи во мне все-таки есть. Хотя скажи он, что видит во мне дар великого чародея, — Гледерик усмехнулся, — это бы порадовало меня куда больше.

— Великий чародей, — сказал Гленан, — а мы спать сегодня вообще еще будем?

— Не знаю, — признался Гледерик. — Остромир, как ты считаешь, леший этот еще вернется?

— Не должен, — покачал венет головой. — Я лично с такими созданиями не сталкивался. Но согласно всем преданиям, однажды изгнанный с позором и признавший свое поражение, фэйри такого рода обратно не приходит. Это для них вроде как против правил и против чести. Как для ловеласа волочиться за дамой, которая его на глазах у честного народа с гневом отвергла.

— Хорошее сравнение, — рассмеялся Дэрри. — Так значит, ложимся спать все трое, без часовых? Лесной дух не вернется, а разбойников в этой чаще точно не водится.

— Нет, — сказал венет. — Спать ляжете вы двое. А я подежурю до утра.

— С чего вдруг? Сами же сказали, что леший больше не придет.

— Если верить преданиям. А что, если они на этот счет врут? Нет уж, рисковать подобными вещами я не намерен. Мы и так оказались в большой опасности. Со мной были обереги, и я думал, что их хватит для нашей защиты, и все положенные заговоры я тоже произнес, когда разводил костер — но, видимо, этот фэйри оказался сильней. Так что посижу-ка я и пригляжусь к лесу.

— Это бессмысленно, — сказал Гледерик. — Просидите хотя бы только свою часть дежурства, а потом будите Глена и ложитесь. Нет смысла одному куковать всю ночь над костром.

— Ну, может и разбужу, — сказал венет тоном, прямо утверждавшим обратное, — но сейчас вам лучше все же лечь отдыхать.

Дэрри шумно и демонстративно вздохнул, пробормотал что-то на предмет упертых упрямцев, и завернулся в свой плащ. Земля была холодная, но хоть какое-то тепло овечья шерсть, из которой плащ был сделан, все же давала. Гледерик лежал на боку, поджав к животу ноги, и какое-то еще время смотрел сквозь наполовину сомкнутые на несущего свое дежурство венета. До недавнего времени Остромир оставался для него загадкой. Сначала юноша воспринимал его как еще одного Гэриса Фостера — сурового и молчаливого вояку, у которого невесть что за душой. Но чем больше путешествовали вместе, тем больше Дэрри замечал, насколько седовласый венет от сэра Гэриса отличается. Он был вовсе не груб и не твердолоб, что, казалось, было бы ожидаемо для человека его рода деятельности. Напротив, Остромир проявлял обычно отменную вежливость и был по-своему даже деликатен, не чурался иронии, а его высказывания демонстрировали широкий кругозор. Видно было, что он куда более хорошо воспитан, чем можно было бы решить, глядя на его жесткое лицо и широкий разворот плеч.

Гледерик понял, что доверяет ему. Это было по-своему даже непривычно — он мало кому сейчас доверял. Почти начал доверять Гэрису Фостеру — а тот оказался совсем не тем, чем казался с виду. Хотелось надеяться, что эта черта у Фэринтайнов не семейная. Мысли Дэрри невольно переключились на его покойного господина. Юноша понял, что ему на самом деле ужасно жаль, что сэр Гэрис оказался фальшивкой, просто маской, которую какой-то умелый интриган надел, исполняя свою роль. Гледерику ведь по-своему нравился Фостер. Раздражительный и сердитый, тот только и делал, что ворчал и ругался, и был способен врезать своему бедовому оруженосцу кулаком по челюсти — однако было в нем что-то, что внушало к нему привязанность. Он казался открытым и честным. А оказалось, все эти открытость и честность — просто инструмент в руках искусного лжеца. Обманка. Гледерик пообещал себе, что если и случится однажды так, что ему придется достигать каких-то неправедных целей — то будет он это делать откровенно, с открытым забралом, не увиливая и не скрывая ни перед кем своих намерений. Так, ему казалось, будет достойней. Никаких уверток, честно идти напролом.

За своими размышлениями юноша и не заметил, как к нему подкралась дрема. Веки его сами собой полностью закрылись, Дэрри перевернулся на другой бок и в скором времени уже полностью уснул. Ради разнообразия, в этот раз ему совершенно ничего не снилось.

* * *

Хвойный лес вскоре сменился лиственным, ели и сосны уступили место березам и осинам, ясеням и дубам. Сейчас они уже почти все стояли облетевшие, и землю под копытами коней устилал густой ковер опавшей листвы. Сквозь голые ветки деревьев то и дело проглядывало ненадолго вынырнувшее из-за туч солнце, на излете осени внезапно порадовавшее путников последним, быть может, в уходящем году теплом. Маленький отряд проезжал густыми дубравами и светлыми березовыми рощами, берегами звонких, стремительных рек. Несколько раз приходилось на короткое время останавливаться, когда Остромир принимался поправлять маршрут, замечая, что дорога слишком сильно отклонилась к западу или к востоку.

Места вскоре пошли не такие дикие и нехоженые, как раньше. Путешественникам то и дело попадались то одинокие хутора, стоявшие на вырубках, то небольшие деревни, то торговые фактории, обычно расположенные по берегам рек. По воде местные обитатели предпочитали сплавлять дерево и пушнину в близлежащие города. Серебряные Леса, занимавшие обширную территорию между восточными рубежами Эринланда и западными провинциями Озерного Края, формально относились к вотчине венетского великого князя, однако заселены были негусто. Так уж сложилось испокон веку. Селились здесь в основном охотники и лесорубы. Вдоль тянувшегося с восхода на закат Большого Тракта стояло несколько достаточно крупных городов, таких, как Дебрев, однако до тракта еще только предстояло добраться.

Тем не менее, пару раз странникам удавалось заночевать под крышей, в попавшихся на их пути деревнях. Местные жители оказались вполне гостеприимны и охотно приняли их под свой кров. Это были спокойные и тихие земли, много лет не знававшие междоусобиц. Впрочем, об идущей на западе войне Гледерик и его спутники не забывали ни на минуту. Особенно напряженным сделался Гленан, и Дэрри уже старался лишний раз не заговаривать с ним, лишь бы только не попасть под горячую руку. Наследник графов Кэбри окончательно сделался взбудораженным и дерганым, и огрызался на каждое слово. Его можно было понять. До сих пор неизвестно было, что происходит в Эринланде, какой оборот приняли военные действия, удалось ли Эдварду Фэринтайну отстоять столицу.

На восьмой день после выезда из Ильмерграда Остромир сообщил, что до тайника Пяти Королей осталось всего ничего. Сначала, с самого утра, путешественники долго плутали по звериным тропам и нехоженому бурелому. Седовласый венет сделался как-то нарочито молчалив, только и делал, что постоянно хмурился, с особенной внимательностью оглядываясь по сторонам. Остромир спешился, держа коня в поводу, и провел Дэрри и Гленана парой неприметных оврагов. Несколько раз останавливался, возвращался назад по своим же следам и поворачивал в другую сторону. Был венет явно взволнован, и Гледерик ощутил, как и сам проникается стремительно сгустившимся в воздухе беспокойством. Неужели, подумал юноша, после всех этих однообразных дней, уже начавших утомлять своей одинаковостью, они все-таки добрались к своей цели?

Наконец Остромир привел своих товарищей на склон оплывшего, густо заросшего вековыми дубами холма. Венет остановился перед входом в какую-то темную пещеру:

— Здесь, — сказал он. — Все-таки нашел это место. В какой-то момент мне показалось, что мы заблудились и память меня подводит.

— Так это и есть тот самый легендарный форпост древних магов? — уточнил Гледерик недоуменно. Он ожидал чего угодно, но только не подобного. — Я ожидал, что мы наткнемся на развалины древней крепости, как в Каэр Сейнте, или на что-то наподобие этого. Что тут окажутся какие-нибудь башни, бастионы. Это все должно было выглядеть впечатляюще, разве нет?

Его чувства можно было понять. Вход в пещеру, перед которым они стояли, выглядел совершенно обыденно и даже заурядно. Он зарос по краям сорной травой и кустами, а с потолка, как можно было увидать даже отсюда, свисали древесные корни. Поблизости не наблюдалось никаких циклопических укреплений, разрушенных замковых стен, крепостных рвов или хотя бы на худой конец массивной каменной плиты с высеченными на ней древними рунами, таящими в себе зловещее предостережение или пророчество.

— Ну я понимаю, — сказал Остромир, — смотрится не слишком грандиозно. Но это точно оно. Сначала я нашел в светоградской библиотеке старую хронику, в которой говорилось о тайном хранилище, расположенном в этих лесах, и о могущественном артефакте, спрятанном в нем. Летопись утверждала, что лишь потомок лидеров старого союза сможет проникнуть в этот схрон. Я был молод и любопытен, мне захотелось проверить, правдива ли древняя легенда. Я приехал в здешние края, долго расспрашивал обитателей окрестных хуторов. Наконец они рассказали мне о странной пещере, в которую не может войти никто из людей, в нее заходивших. Привели сюда. Внутри я наткнулся на невидимый барьер. Примерно в паре минут от входа. Пытаешься сделать шаг вперед — и больше не можешь. Упираешься во что-то. Словно холодная прозрачная стена, которую можно увидеть, но нельзя потрогать.

— Понятно, — сказал Гледерик, вглядываясь в темноту. Только сейчас до него окончательно дошло, какой авантюрой была вся эта экспедиция. — А если там попросту нету этого артефакта? Может, его спер какой-нибудь предприимчивый король пятьсот лет тому назад, прочитав ту же самую хронику, которую читал ты. А если нужный нам предмет там все еще лежит, как мне вообще его опознать? Это магическое кольцо? Посох? Зачарованный щит? А если там внутри установлены какие-то ловушки? Заклятые магией древних демоны, стоящие на страже колдовских сокровищ? Ядовитые испарения? Сжимающиеся стены, опускающий потолок? Каменные големы, наконец? Что мне тогда делать?

Гленан рассмеялся:

— Дэрри, ты сказки больше слушай. Каменные големы, надо же такое придумать.

— Ну мало ли, — Дэрри смутился. — Всякое ведь бывает.

— Ты обязательно нам потом расскажешь, если увидишь нечто подобное, — подбодрил его Кэбри. — И про големов расскажешь, и про сжимающиеся стены, и в особенности про демонов. А теперь иди. Или мы будем стоять тут до самого ужина и смотреть, как ты боишься сделать хотя бы шаг?

— Ничего я не боюсь, — буркнул Дэрри и проверил, хорошо ли меч выходит из ножен. — Я просто задумался, а что же может ждать меня внутри. Это полезное занятие, временами о чем-то думать. Все же, согласитесь, было бы странно, если бы древние маги не поставили в своем логове каких ловушек. Заклятия заклятьями, но есть же еще и простая предосторожность. Ну да ладно, какой в самом деле смысл просто стоять и ломать над этим голову. Я пошел. Если не вернусь к следующему утру — устройте по мне хорошие поминки.

— Внутрь зайдем вместе, — сказал Остромир. — Я доведу тебя до преграды, а дальше будь осторожен.

Внутри пещера оказалась и в самом деле совершенно заурядна на вид. Она плавно спускалась вниз, под легким уклоном. С потолка порой падали вниз влажные капли — где-то наверху тек ручей. Остромир шагал первым, светя перед собой факелам. Отсветы пламени колебались по стенам. Пройдя, наверно, целую три сотни футов от входа, венет остановился, выставив перед собой ладонь.

— А вот и эта самая преграда, — сообщил Остромир. — Я ее чувствую.

Гленан, державшийся до того позади, подошел к венету и тоже провел рукой по воздуху, нащупывая пальцами что-то незримое. Озадаченно нахмурился.

— В самом деле, — подтвердил эринландский дворянин. — Тут что-то очень плотное. Твердое. Как невидимая стена, будто сам воздух превратился в камень. Не могу двинуть руку дальше. — Он сделал шаг вперед и уперся лбом в пустоту. Напрягся, пытаясь ступить дальше, и не сдвинулся с места. — Не пускает, — признался Гленан. — Надо же, а я на секунду даже усомнился, что подобное возможно.

Гледерик прошел несколько футов, миновав товарищей и не встретив при этом никаких препятствий, развернулся к ним лицом и посмотрел с долей сомнения:

— Вы меня наверно разыгрываете, — сказал он почти сердито. — Я же прошел совершенно спокойно.

— В таком случае, я тебя поздравляю, — отвечал ему Гленан. — Мы окончательно убедились в том, что ты потомок иберленских королей. Если хочешь, можешь уже прямо сейчас начать примеривать на себя корону. — Граф Кэбри вздохнул. — Прости мне мое ерничество, — сказал он. — Просто я тоже втайне рассчитывал, что смогу миновать это сдерживающее заклинание, или что это такое вообще. Я ведь дальний родственник Фэринтайнов, пусть и не по прямой линии, и надеялся, что, может быть, и кровь Уайтхорнов во мне тоже найдется. Но, видимо, наши предки ни разу так и не породнились. Дом Уайтхорнов пресекся очень быстро, сразу после окончания магических войн. Жаль. Я надеялся, что смогу быть составить тебе компанию и помочь, если там внутри вдруг окажется опасно.

— Да не опасно там, успокойся. Скорее всего, меня ожидает просто куча беспорядочно сваленного старого хлама и очень много покрывающей его пыли. Главное, отыскать во всем этом добре нужный нам амулет. Опознать его. Если не смогу этого сделать — буду просто вытаскивать наружу весь древний мусор, который в подземелье обнаружится, а вы его отсортируете и решите, что именно нам подходит.

— Дельный план, — согласился Гленан. — Надеюсь, тебе не придется слишком уж при этом утруждаться.

— Я тоже на это надеюсь. Все же, не на барахолку собрался. Ну ладно, я двинул.

— Держи факел, — сказал ему Остромир, — и будь, пожалуйста, крайне внимателен.

— Я постараюсь ничего не проворонить. Если нарвусь все же на неприятности, — Дэрри принял факел из рук венета, — то вернусь к вам героем. Буду не только победителем фэйри, но и демонов тоже. И големов.

Оставив друзей у преградившего им путь магического барьера, Гледерик двинулся вперед. Поначалу ничего примечательного он не увидел. Пещера все так же неспешно вела вперед и вниз, без каких-либо резких наклонов. С каменных сводов спускались минеральные наросты, подобные огромным сосулькам. Другие, подобного же вида наросты, вырастали с пола им навстречу. Иногда они встречались, образуя что-то наподобие кристаллических колонн. Выглядело это довольно забавно, но не более того. Гледерик неспешно шел, светя перед собой факелом. В глубине души он действительно ожидал каких-то неприятностей, каких-нибудь выставленных против возможного проникновения незваных гостей ловушек, но видимо те, кто когда-то обитал в этом месте, сочли, что барьерного заклинания окажется вполне достаточно. Вокруг было совершенно тихо, только где-то вдалеке продолжала капать вода.

Наконец пещера закончилась стальной дверью прямо в глухой каменной стене, вырубленной явно человеческими руками. Дверь эта выглядела такая же тяжелой и массивной, как и та, что была в подземельях Вращающегося Замка, вот только ничего похожего на замочную скважину в ней не обнаружилось. На мгновение Гледерик растерялся, в тревоге подумав, что не знает, как быть дальше и что, может быть, весь долгий путь оказался проделан зря — но потом он как следует посветил факелом и обнаружил сбоку что-то наподобие короткого железного рычажка. Юноша потянулся за этот рычажок пальцами, тот легко поддался, поворачиваясь, и с глухим скрипом металлическая дверь отъехала в сторону, словно утонув в стене.

За ней обнаружилось что-то вроде большой подъемной кабины. Гледерик слышал, что подобные кабины используют шахтеры в горных выработках, да и южные аристократы, по слухам, любили устанавливать такие устройства в своих роскошных усадьбах, развлекая гостей во время вечеринок подъемами с первого этажа дворца на пятый. Вот только внутренности этой кабины были отделены каким-то совершенно незнакомым Гледерику матово-белым материалом. Материал этот был твердым и холодным на ощупь.

Юноша осторожно вошел в лифт, опасаясь, не повреждены ли тросы и не рухнет ли тот под внезапным увеличением тяжести прямо в шахту — однако кабина даже не покачнулась.

Стоило Гледерику оказаться внутри, как немедленно зажегся свет. Он исходил из плоских стеклянных панелей, расположенных на потолке. Определить его источник более точно не получалось — светились будто бы сами панели, а вовсе не что-то, что было бы спрятано за ними.

— Прекрасно, — подытожил Гледерик вслух. — И что теперь делать?

Ему удалось отыскать в лифте нечто наподобие, как он решил, управляющего устройства. Стальная панель выступала из одной из стенок кабины примерно на уровне человеческой груди. На ней обнаружились всего две клавиши, с выдавленными на них изображениями стрелок. Одна стрелка указывала вниз, другая — вверх. Это было так просто, что разобрался наверно бы даже ребенок.

Гледерик вдавил палец в клавишу «вниз», дверь кабины захлопнулась, и лифт с мягким гулом пришел в движение. Пол слегка завибрировал, но никакой тряски не было. «Очень удобно, — подумал юноша. — Уж явно удобней лестниц».

Кабина опускалась вниз, наверно, минуты три, или около того. Юноша не мог определить скорости ее передвижения, разумеется, но догадывался, что едет она быстро. Уж явно быстрее, что неторопливые платформы на виллах паданских аристократов, приводимые в действие громоздкими и неуклюжими механизмами. От изделия древних магов следовало ожидать большей расторопности. А это означало, что схрон, в который лифт сейчас опускался, находится очень глубоко под землей. «Интересно, — подумал Дэрри, — а эту штуку приводит в действие магия или только какие-то специальные устройства?». Ни грамма волшебства не было ни в ветряных мельницах, ни в печатном станке, ни в паданских подъемниках. Все это были просто достаточно сложные приспособления, изготовленные талантливыми ремесленниками. Однако машины древних, подобные тем, что сохранились нетронутыми в нижних ярусах Каэр Сиди, явно использовали одновременно и науку, и волшебство — как будто бы для тех, кто их создал, не существовало особенной разницы между двумя этими понятиями.

Наконец лифт остановился и его дверь вновь отъехала в сторону. Гледерик оказался в большом помещении, очень напоминающем тот самый зал под Вращающемся Замком, в котором хранилась пространственная арка. Стоило ему выйти из кабины, как немедленно зажегся свет, и молодой человек смог осмотреться по сторонам. Обстановка здесь была примерно такой же, как и в Каэр Сиди — всюду имеющие непонятное назначение приборы и давно потухшие экраны. Разве что выглядело это место словно бы не таким заброшенным и потерянным. Казалось, что где-то под слоем вековой пыли бьется, перегоняя по стальным жилам кровь, все еще живое сердце.

Вокруг не было ничего, что указывало бы на возможную поспешность, с которой это место могло быть покинуто. Никаких следов беспорядочного бегства наподобие беспорядочно разбросанных там и здесь вещей. Когда люди ушли отсюда, они сделали это спокойно и без спешки.

Чинно стоящие вдоль стен столы с какими-то тяжелыми на вид предметами, установленными на них. Большей части старинных вещей, что Гледерик здесь увидел, он бы наверно не смог подобрать подходящих названий, если бы вдруг задался такой целью. И все же он почему-то почувствовал себя здесь вполне уютно. Ему казалось, что это место создано для него. Ну или же для кого-то наподобие.

Дэрри так и не представлял пока, откуда стоит начинать поиски артефакта. Любой из этих предметов мог оказаться тем самым древним амулетом. Или же не один из них.

— Есть кто живой? — спросил юноша осторожно. Стоило звукам его голоса потревожить вековую тишину, как прямо в центре зала воздух вдруг замерцал и словно бы уплотнился. Прямо из пустоты соткалась человеческая фигура. Женщина, средних лет, очень красивая, одетая в облегающее светлое платье непривычного фасона. Лицо без морщин, вообще без признаков увядания, с гладкой кожей — но явно уже не молодое. Слишком серьезен был взгляд чуть прищуренных серых глаз. Слишком решительно сжимались тонкие брови.

Фигура так и оставалась полупрозрачной, слегка мерцающей, бесплотной как призрак. Сквозь нее можно было видеть дальнюю стену. Гледерик пригляделся к незнакомке внимательнее, всматриваясь в черты ее точеного гордого лица — и вдруг понял, что эта женщина ужасно напоминает ему Кэран. Внешностью, осанкой, наклоном головы, поворотом плеч. В них определенно было что-то общее, знак принадлежности к одной породе. «Возможно, это ее дальний предок», — подумал Дэрри. Никакого страха он при этом не испытал. В отличие от подружки Гэриса Фостера, эта леди вовсе не выглядела сумасшедшей. Скорее наоборот. Она казалась сдержанной и разумной.

Женщина молчала. Она, казалось, не видела его — напряженно всматривалась куда-то в пустоту, не меняя выражения лица.

— Здравствуйте, — сказал Дэрри с легкой неуверенностью. Он не знал, услышат ли его.

— Здравствуйте, — отвечала леди в сером платье. — Я не знаю, кто вы, но если вы вошли сюда — значит, либо барьер каким-то образом снят, либо вы принадлежите к одному из пяти королевских домов, входивших в наш альянс. Я не знаю, сколько лет прошло с дня моей смерти, кто вы и каким языком владеете. Однако не удивляйтесь, если понимаете все, что я говорю. Устройство, транслирующее данную запись, оснащено ментальным переводчиком.

— Что такое ментальный? — поинтересовался Дэрри.

— Воздействующий непосредственно на ваше сознание и переводящий мою речь в привычные вашему разуму понятия. С некоторыми огрехами, положенными на разницу в нашем мировосприятии. Боюсь, какие-то мои слова все же могут оказаться вам непонятны, потому как этот переводчик не безупречен. Хотя он и постарается найти аналоги используемым мной терминам в вашем языке, если такие аналоги существуют, — взгляд женщины вдруг сфокусировался на нем. — И снова здравствуйте, — сказала она и тепло улыбнулась. Было странно видеть такую улыбку на лице, столь напоминавшем о сумасшедшей магичке из Каэр Сейнта.

— Вы меня видите? И слышите? — спросил юноша.

— Вижу и слышу, конечно. Я же вам отвечаю, а значит, и вижу вас, и хорошо слышу. Вы очень симпатичный молодой человек, — добавила незнакомка с долей лукавства.

— Спасибо, — Дэрри нервно сглотнул. Комплиментов от духов ему прежде получать не доводилось. — Вы что-то наподобие призрака? — уточнил он.

— В каком-то да, меня можно называть призраком, — женщина вновь улыбнулась. Первоначальная иллюзия ее суровости рассеялась без следа. Теперь собеседница Гледерика казалась доброжелательной и открытой. — Хотя этот призрак и не имеет никакого отношения к моей бренной душе, где бы она сейчас не находилась. Вы разговариваете с программой. С записью, — Гледерик непонимающе нахмурился. — Да, вижу, — кивнула сероглазая леди, — кажется, общий уровень знаний у наших потомков за прошедшие годы еще больше упал. Не сочтите это обвинением в невежестве, — добавила она примирительным тоном, видя, что Дэрри насупился. — Мы предполагали, что скорее всего так оно и случится. Вы говорите с чем-то вроде искусственного слепка с моей личности, — пояснила она. — Этот слепок может поддерживать разговор, анализировать поступающую к нему информацию, даже испытывать определенные эмоции. Но это не я. Это точная копия моего разума, оставленная на случай появления здесь кого-то живого. Как я теперь вижу, с момента, когда эта запись была сделана… — женщина на секунду запнулась, словно прислушиваясь к какому-то ей одной внятному голосу, — прошло шестьсот восемьдесят шесть лет. Это означает, что настоящая я мертва уже больше шести столетий. Вы первый, кто появился здесь за все это время.

— Как вас зовут? — спросил Гледерик тихо.

— Катриона Кэйвен. Некоторые также называют меня Повелительницей чар. А кто вы, благородный сэр?

— Дэрри Брейсвер. То есть Гледерик. Из дома Карданов, — сказав это, он вдруг почему-то почувствовал себя неловко. «Надо же, — подумал он. — Выходит, Кэран принадлежит к древнему дому Кэйвенов». Они считались давно пресекшимися. Но женщины этой линии крови в самом деле когда-то владели волшебством.

Леди Катриона сделала безупречный реверанс:

— Что ж, тогда мне следует учтиво поприветствовать вас в моей скромной обители, ваше высочество. Или, правильней будет сказать, величество? — шальная улыбка вновь скользнула по губам древней чародейки. Она определенно была и обаятельна, и красива, и Гледерик на миг пожалел, что его рукам уже не обвиться вокруг этой тонкой талии.

— Мой род давно потерял иберленский престол, — сказал Гледерик, чувствуя внезапную неловкость. — Я дальний потомок Карданов. Я даже не был до конца уверен, что я Кардан. Это было чем-то вроде семейной легенды. Я пришел сюда отчасти в надежде это проверить. Хотя и не только по этой причине, конечно.

— Понятно, — сказала Катриона Кэйвен, не переменившись в лице. — А остальные четыре династии, входившие в альянс?

— Уайтхорны пресеклись почти сразу после того, как закончилась Война Пламени. Была война за эринландский трон, и их всех вырезали. Убили даже детей и бастардов. Ратиборы, Тиндэа и Визбранды вымерли в течении следующих трех столетий. Я последний, кто остался. Мне сказали, только один из пяти королей может сюда войти. Кроме меня, больше никого не было.

— Война Пламени, — тонкие пальцы волшебницы переплелись между собой, на миг нервно сжимаясь. Взгляд сделался каким-то словно невидящим. — Вот, значит, как вы это теперь называете. Расскажите мне все, лорд Кардан. Чем закончилась Война Пламени и что было потом? В мире сейчас остались практикующие маги? Какова была судьба домов Айтвернов и Фэринтайнов? И моего дома?

— Вы победили, — сказал Дэрри, приложив усилие, чтоб не отвести взгляд. Он понял, что рассказать обо всем правду будет сложно. Тем не менее, врать он не хотел. Хотя и понимал, что о некоторых вещах ему придется умолчать. — Была большая битва, — сказал он, вспоминая то, что читал в хрониках. — Последняя битва, чистая сила против чистой силы. Небеса горели огнем. Айтверны, Фэринтайны и Кэйвены выступили против своих противников и сокрушили их. После этого они отказались от применения чар. Кэйвены считаются также вымершими, — он не хотел рассказывать леди Катрионе про Кэран. — Айтверны и Фэринтайны здравствуют и сейчас. Во мне есть кровь Айтвернов, хотя и немного. Герцог Раймонд Айтверн — правая рука нынешнего иберленского короля. Хотя я никогда не встречался с ним. Лорд Эдвард Фэринтайн должен вступить на эринландский престол, в скором времени. Он хороший человек и даже посвятил меня в рыцари, хотя я потомок бастарда. А магии почти не осталось. Когда война закончилась, были очень большие разрушения. Многие города оказались полностью стерты с лица земли. Айтверны и Фэринтайны перестали практиковать, а все остальные чародеи сгинули. Был потом один волшебник, сто лет назад в Иберлене, но он не передал потомкам своих навыков. Лорд Эдвард немного умеет колдовать. Вернее, почти не умеет. Но он смог открыть древнюю пространственную дверь в Каэр Сиди и перебросить меня и моих друзей на восток. Мы направлялись сюда.

— Вот как, — сказала Катриона. — Могла быть и хуже, наверно, — впрочем, судя по ее лицу, она отнюдь не была в этом уверена. — Магии у вас почти не осталось, а есть ли машины?

— Ну, — Дэрри замялся. — У нас есть печатный станок. Его придумали лет двести назад. И я недавно слышал, что на востоке изобрели осадное орудие, которое может извергать ядра на большие расстояния, если поджечь специальный легко воспламеняющийся черный порошок. Кажется, эту вещь называют бомбардой. Я не знаю, правда, можно ли это назвать машиной. Зато в Либурне, Тимлейне и Толаде существуют университеты. И еще в нескольких городах. Там готовят образованных людей. Я слышал про такой особый прибор с увеличительным стеклом, при помощи которого можно наблюдать луну и движущиеся звезды.

— Понятно, — сказала Катриона довольно отсутствующим тоном. — Что ж, по крайней мере, ваше общество развивается. Хотя и не так быстро, как мы надеялись.

— На самом деле не все так просто. Именно поэтому я к вам и пришел. У нас почти нету магии, и машин, подобных здешним, — он обвел зал рукой, — тоже нету. Хотя один умный человек сказал мне, что однажды, возможно, такие машины снова будут изобретены. Но сейчас ничего подобного не существует. По крайней мере в нашей части света. Зато появился один чародей, — Дэрри чуть замялся. — Один колдун, изучавший древнюю магию. Он очень силен. Он убил старшего брата лорда Эдварда, лорда Гилмора, который считался в этот момент королем Эринланда, и сказал, что на Йоль, это через месяц, придет во Вращающийся Замок и заберет себе все древние силы, что хранятся здесь. Потому я и пришел к вам. В старой книге было написано, что здесь спрятан амулет, позволяющий необученному магии человеку сражаться с опытным колдуном. Мы пробовали драться с этим волшебником, и не смогли. Помогите нам пожалуйста, — Гледерик отпустил голову.

Катриона Кэйвен, или вернее то, что от нее осталось, какое-то время молчала.

— Мы сами во всем виноваты, — сказала она. — Вы теперь просто расхлебываете последствия нашей глупости. Я попробую объяснить вам, лорд Кардан, с чего все началось. Мое детство пришлось на хорошее время. Семьи, подобные моей, развивали и совершенствовали магическое искусство. Мы культивировали дар, оставляя его в руках нескольких, тщательно отобранных линий крови. Мы читали старые книги о магии, наследие фэйри, и последние из фэйри работали вместе с нами. Но нам было мало этого. Мы стали алкать еще более сокрытого знания. Когда-то давным-давно на свете жили другие чародеи, чародеи людей. Еще до того, как сиды овладели севером, до того, как рухнули древние империи. Те чародеи сплетали магию и науку воедино. Для них не было различий между естественными силами и сверхъестественными. Они могли двигать горы и иссушать моря. Они строили машины. Они создали это место и заложили фундаменты Вращающегося Замка. У них были огромные корабли, что парили в небесах и даже уносились оттуда к другим мирам. Но они воевали между собой и сожгли свой мир дотла. Тем не менее, жалкие останки их величия дошли и до нашего времени. Мы хотели овладеть их знаниями и снова изменить землю. Изменить ее к лучшему. Проникнуть светом цивилизации в самые отдаленные и темные страны. Обратить Силу на благо человеку. В течении двух столетий после ухода сидов наши предки изучали артефакты древних, и учились создавать свои — иногда даже еще более совершенные. Тогда часть из нас возгордилась и решила использовать Силу ради власти. Они сказали, что Сила и впредь должна оставаться в руках избранных, покуда остальное человечество прозябает в невежестве. Они хотели сами управлять миром и навязывать народам свою волю. Даже государи людей были прахом и пеплом в их глазах. Мы заключили союз с пятью королевскими домами нашей эпохи и пошли войной против врага. Так началась война, в которой, как вы говорите, мы в итоге победили. Когда эта запись была сделана, война еще шла. Мы покинули этот опорный пункт, с целью перегруппировать свои силы для наступления на территории, захваченные тогда врагом. Уходя, мы наложили барьер, сделанный так, чтоб только один из пятерых союзных нам государей мог его миновать, либо кто-то из числа их потомков. Мы боялись, что наши собственные наследники в грядущем перейдут на сторону наших врагов, и запечатали это место также и от них самих. Потому что здесь мы в самом деле оставили, на случай, подобный тому, который вы описали, один из последних амулетов, способных блокировать атакующую боевую магию. Вы можете им воспользоваться.

Дэрри замялся, не зная, что на это ответить. Ему не хотелось признаваться этой женщине, призраку этой женщины, что ее опасения сбылись и теперь ее собственная далекая правнучка уподобилась тем самым властолюбивым древним магам, против которых Катриона Кэйвен некогда боролась, вместе с предками Фэринтайнов и его собственными.

— Спасибо, — сказал он наконец. — Вы нам очень этим поможете.

— Не стоит благодарностей. Вы продолжаете то самое дело, которое я начала, когда выступила в качестве основателя нашего альянса. Возьмите мой амулет, пожалуйста, — чародейка взмахнула рукой, и по поверхности пола вдруг зазмеилась тонкая трещина. Трещина это расширилась, матовое покрытие пола словно разошлось в стороны, и прямо перед Гледериком вдруг поднялся вверх небольшой столик, по виду похожий на стеклянный. На столике, в самом его центре, лежал один-единственный медальон на тонкой серебряной цепочке, с вычеканенной на нем розой. Совершенно обычного вида медальон, такие обычно носят на шее, храня в них портрет возлюбленной.

— Он ваш, берите, — сказала Повелительница чар. — Пользуйтесь им сами или отдайте тому, кого посчитаете достойным.

Гледерик осторожно взял медальон в руки, чуть поколебался, а потом все же открыл его. Внутри и в самом деле оказалось изображение Катрионы Кэйвен — цветное и совершенно точное, ничуть не похожее на обычный рисунок. Сделано это изображение было явно не с помощью кисти и красок. Больше смахивало на то, что некое волшебство вдруг на миг запечатлело лицо Повелительницы чар, а потом отобразило его на маленьком кусочке странной плотной бумаги. На этом портрете Катриона выглядела очень молодой, смеющейся и счастливой.

— Возьмите его, — тихо сказала леди Кэйвен. — На добрую память.

— Как мне пользоваться этой вещью? — спросил Гледерик, сжимая амулет в кулаке.

— А как пользуются охранными оберегами? Принцип тот же самый, только эта вещь гораздо эффективнее. Наденьте ее на шею и носите. Когда столкнетесь с врагом, никакая его магия не сможет вам повредить. Кроме разве что самой мощной. Если обрушенная на вас Сила окажется слишком могучей, амулет сломается. Но сломается он не сразу, и вы, возможно, успеете сразиться с врагом при помощи обычного оружия. Держите меч в руках крепко, бейте им быстро — и, возможно, вам повезет.

— Я все же должен вас поблагодарить, — сказал Гледерик. — Вы, возможно, нас спасли.

— Может быть и спасла, — легко согласилась волшебница, — а возможно, вы смогли бы придумать какой-то другой вариант, чтобы расправиться с вашим противником. Но вы и впрямь способны меня отблагодарить, лорд Кардан.

— Я внимательно вас слушаю, госпожа.

— Поговорите со мной, — сказала Катриона Кэйвен неожиданно просящим тоном. — Я знаю, вас наверно ждут дела. Но все равно, задержитесь здесь хотя бы немного. На час или на два, дольше не придется, я вам обещаю. Поговорите со мной о чем-нибудь. О чем угодно, о любой ерунде, что придет вам в голову. О ныне здравствующих королях, о ценах на капусту, о вашей любимой музыке. О том, как сейчас выглядит небо. Источник питания, благодаря которому воспроизводится эта запись, почти исчерпал свои возможности. Я и так удивлена, что он заработал, спустя столько веков. Когда энергия окончательно иссякнет, он выключится. Лифт продолжит работать, вы сможете уйти. Но воспроизведение записи прервется. Меня не станет. Лорд Кардан, я не хочу умирать в одиночестве.

Сначала Гледерик запнулся, не зная, что сказать. А потом сделал шаг вперед и молча поклонился волшебнице. Сел на столик, с которого только что взял защитный амулет, и этот столик, несмотря на свой хрупкий вид, оказался неожиданно прочным. Затем растормошил себе волосы, собираясь с мыслями, и в самом деле начал говорить.

Дэрри не рассказал тогда ничего особенно важного — ничего, действительно имеющего отношения к судьбам мира, или к особенностям его устройства, или к прочим подобным вещам. Он не смог коснуться ни хитросплетений современной ему политики, ни первых робких достижений современной ему науки. Почти не остановился на тонкостях философии и религии. Все равно он почти ничего в этом не понимал. После некоторого колебания Дэрри действительно стал говорить о любом приходившей ему на ум ерунде. О ценах на выпивку в брендонских кабаках, о самых резвых породах ездовых лошадей, о каких-то нелепых сплетнях из жизни эринландского высшего света. Затем он неожиданно вспомнил те сказки, что рассказывала ему мама, и поделился теми из них, которые считал лучшими. Спел несколько самых любимых песен. Рассказал о том, как играют лучи восходящего солнца на глади Винного моря и о том, как свеж ветер в полях по весне. Рассказал о добром старом фермере и его жене, что приютили его, когда Гледерик только сбежал из дома. Затем неожиданно улыбнулся и изложил парочку скабрезных анекдотов. Катриона рассмеялась.

Немного осмелев, юноша решился показать популярный в его дни народный танец. Катриона охотно разучила его несложные фигуры. Некоторое время они весело выплясывали посреди древнего зала и горланили какие-то лихие куплеты.

В течении оставшегося после этого второго часа Гледерик коснулся еще многих тем. Он перескакивал с одного на другое, иногда путаясь на словах, но Катриона умело поддерживала разговор, всякий раз задавая какие-то свои уточняющие вопросы или вставляя остроумные реплики. Ни на минуту в их беседе не возникало пауз, и они были целиком поглощены общением. Дэрри в самом деле не забыл приплести сплетни обо всех ныне здравствующих королях — в основном об их любовных похождениях с чужеземными королевами, а потом долго объяснял, какие популярные менестрели сейчас считаются наиболее искусными. И еще про то, какие нынче в ходу карточные игры.

Наконец фигура древней волшебницы слегка замерцала и начала медленно гаснуть. Видя это, Дэрри все же продолжал говорить, а Катриона продолжала его слушать. Он так и не сбился со своей речи и все же умудрился пересказать волшебнице содержание всех наиболее интересных историй о приключениях, прочитанных им в домашней библиотеке, и выслушал ее заинтересованные комментарии.

Гледерик закончил говорить лишь тогда, когда изображение совсем погасло.

По его лицу текли слезы.