Глава 9
Гарета вновь измучили сны.
Ему снилась чужая страна — далекая и вместе с тем близкая, смутно знакомая, почти привычная и вместе с тем непонятная, напоминающая родной ему край и странным образом на него непохожая. На холмах возвышались гордые замки, окруженные извивами долин и зеленью изумрудных равнин. В излучинах рек расположились многолюдные города — не пустынные, подобно Акарсайду, напротив того, оживленные и шумные. Их центральная часть, слегка обветшалая, тронутая упадком и временем, напоминала поселения римских времен, известные ему по историческим книгам с картинками. По ветру, развеваясь на башнях, реяли знамена с вытканным на них алым драконом.
Ему снился стол, за которым трапезничали рыцари, его братья по оружию и друзья. Круглый как блюдце, без верха и низа, без более и менее почетных мест, нарочно придуманный таким, чтобы товарищи сидели за ним, не меряясь чином.
Гарет и сам нередко обедал и ужинал за этим столом, вместе с наставниками, старшим братом, боевыми соратниками. Составляя компанию рыцарям, пил вино и ел оленину сам государь — статный, могучий, с широким размахом плеч, с окладистой светлой бородой, кое-где тронутой сединой. Король смеялся над каждой удачной шуткой, хлопал товарищей по плечу, не выказывал даже тени надменности. Лишь изредка, в минуты гнева, его пальцы мимоходом смыкались на рукояти колдовского меча.
Пришло смутно знакомое, будто не раз услышанное некогда прежде название — Камелот. Пришло и укололо горечью и болью, воспоминанием о поражении и гибельных битвах. Запоздало явилось понимание, что замки давно разрушены, клинки утеряны, круглый стол истлел до последней щепки и даже братьев по оружию не найти. Красивый образ, сотканный грезами, осыпался и поблек. Его разрубило железо, его без жалости пожрал огонь.
Гарет просыпался долго — сон никак не желал отпускать. Юноша ворочался в жесткой постели, крутился с одного бока на другой, то скатываясь на самый край кровати, то наоборот, упираясь руками в бревенчатую стену. Иногда он опять проваливался в дрему, иногда на краткий миг из нее выбирался. Раскалывалась голова, болели натруженные ноги, ужасно хотелось пить.
Наконец он очнулся окончательно — открыл глаза и понял, что пребывает в практически полной темноте. Губы пересохли, в горле застыл липкий ком. Гарет откинул пропахшее потом шерстяное одеяло, сел, опираясь спиной о стену, и попытался оглядеться, напрягая зрение. Следовало бы зажечь магический источник света, но юноша сомневался, что у него достанет на это сил.
Слегка привыкнув ко мраку, Гарет понял, что находится в небольшой комнате. Ставни захлопнуты, как закрыта и дверь, находящаяся по левую руку. Он смог угадать ее расположение, заметив тонкую полоску света, пробивавшуюся между дверью и полом. Откуда-то снизу доносились отдаленные голоса, шум, музыка, хохот и топот.
Играли на скрипке и аккордеоне, попутно стуча в барабан, а отплясывали, насколько можно судить, кейли, принятый в окрестных землях народный танец. Совсем как на летние праздники в деревне у стен родового замка. Похоже, он оказался в трактире или на постоялом дворе, в спальне на втором этаже, в крохотной комнатушке с койкой рядом с окном.
Гарет хорошо помнил магию, сотворенную им на главной площади Акарсайда. Безумная сила отдавалась ему в руки сама, пробуждалась упоением и гневом, полетом и яростью, разливалась вышедшей из берегов талой рекой. Чистая энергия, заключенная при помощи неведомых прежде чар в новую форму, рвалась потоком, истребляя вставшие на ее пути темные сонмы. Враги, еще недавно являвшиеся обычными подданными регедской короны, истаивали, как дым на ветру, а следом накатывали изнеможение и слабость. Гарет еще порывался подняться в акарсайдскую ратушу, найти женщину, так напомнившую ему родную мать… но беспамятство победило, затянув в свои сети. Дальше последовали лишь смутные сны о далекой земле.
— Как же я здесь очутился? — задумавшись, произнес Гарет вслух.
— Ни разу самостоятельно не пошевелив ногами, — ответили ему из темноты. — Этот бравый капитан и твой странный приятель добрались до деревни Тайвод, заняли комнаты на постоялом дворе, уложили тебя отсыпаться, а сами отправились пьянствовать. Ты проспал весь день и весь вечер, дорогой Гарет. Голова-то хоть теперь не болит?
Голос, сочувственный и насмешливый, оказался ему прекрасно знаком.
Анвин. Точно также, немного наставительно, будто повидала весь мир, а не только парочку окрестных графств, куда выбиралась на ярмарки, она разговаривала, перебирая его волосы, когда они вместе, обнявшись, лежали в стоге сена и смотрели на летние звезды. Ее дыхание согревало ему лоб, ее пальцы нежно скользили по лицу — знакомые, теплые и даже в некоторой степени родные.
Гарет вскочил на ноги прежде, чем мертвячка успела бы произнести еще хоть единое слово. Юноша сотворил заклинание — легко и естественно, даже не задумываясь над ним. Бледный свет, лишенный очевидного источника, затопил всю комнату до углов, безжалостно изгоняя тени.
Гарет увидел Анвин — ничуть не менее притягательную, чем когда та стояла среди менгиров, искушая его доступной и манящей плотью. Вдова мельника, одетая сейчас в простое крестьянское платье, со слегка ослабленным корсажем, упиралась затылком в захлопнутые ставни. Босые ноги болтались в воздухе, волнистые светлые волосы рассыпались по плечам, серый взгляд оставался, как всегда, цепким.
— Не дергайся, — сказала она. — Я пришла не со злом.
Шпага обнаружилась сразу — она покоилась в ножнах, прислоненная к краю кровати. Гарет выпростал руку — клинок вырвался из ножен, сам прыгнул ему в ладонь, притянутый при помощи чар. Хорошее заклинание, и вспомнилось очень быстро, точно также, как и предыдущее. Что-то, кажется, непоправимо переменилось в нем самом. Например, не осталось никаких колебаний, исчезли даже намеки на жалость и тем более сгинул страх.
Гарет сделал вперед быстрый шаг, вскинул клинок, направляя его острием девушке в горло. Анвин соскользнула на пол, утекла в сторону раньше, чем сталь пронзила бы ее восставшую из могилы плоть. В руках мертвячки вдруг оказался длинный узкий клинок — он вырос из ее ладони всего за пару секунд, почти что в мгновение ока. Сталь, сперва жидкая как ртуть, мгновенно затвердела, обретя окончательную форму. Анвин качнулась обратно, быстрая и легкая, как дуновение ветра. Она развернулась к Гарету, делая выпад.
Выставленная мертвячкой шпага свистнула и ударила наискось, обрушившись Гарету на рукоять. Похоже, Анвин собиралась выбить у него оружие. Юноша не позволил ей этого сделать, вовремя уклонившись. Клинки вновь зазвенели при встрече, разлетелись и с диким лязгом сомкнулись.
Для вдовы мельника, выросшей в глухой деревушке на окраинах Регеда, Анвин фехтовала слишком сильно и ловко. Гарет помнил, что ее покойный отец прежде служил в замковом гарнизоне, и все же, даже нахватайся Анвин от него каких-то приемов, это не сделало бы ее настолько искусной. Капитан Макдоннелл и тот едва ли бы с ней сейчас справился. Шпага так и плясала в руках у девушки. Гарет, недавно очнувшийся и не вполне окрепший, едва успевал парировать производимые Анвин выпады. Укол в плечо, очередной удар по оружию, опять выпад в плечо, на этот раз в правое, а не в левое. Сделалось очевидным — мертвячка вовсе не собирается его убивать, только лишь пытается обезоружить.
К несчастью, юный лорд Крейтон не мог сказать того же самого о себе.
Драться в столь тесном помещении оказалось непросто, но непохоже, чтобы Анвин это сильно стесняло. Она взлетела на заскрипевший стул, перескочила с него обратно на подоконник и сделала резкий выпад. Юноша с трудом успел уклониться, сталь пронеслась рядом с виском, срезая прядь изрядно отросших волос — видимо, его былая подруга все же вошла в раж.
Гарет запрыгнул на кровать, оказавшись почти вровень со все еще гарцевавшей на подоконнике мертвячкой. Пружины матраса, безнадежного продавленного сотней прежних постояльцев, опасно заскрипели у него под ногами. Стараясь не обращать на это внимания, Гарет кинулся к девушке. Он поднырнул шпагой под выставленный ею клинок, надеясь насквозь проткнуть сердце. Анвин хищно оскалилась, тряхнула светлыми волосами, отбивая удар, а затем пнула Гарета между ног.
Гарет, не привыкший к мальчишеским дракам, никогда раньше не испытывал такой боли. Капитан Макдоннелл и его солдаты во время тренировок, конечно, ни к чему подобному не прибегали. Перед глазами потемнело, живот и все, что ниже его, скрутило тугим узлом, захотелось кричать. Юноша пошатнулся и упал — рухнул спиной на жалобно взвизгнувшую кровать, ударился затылком о изголовье.
Анвин немедленно оказалась сверху. Она уселась прямо на Гарета, придавив его к скрипучему ложу. Ее собственный клинок разом исчез, растворившись в пустоте. Распалось и созданное юношей осветительное заклинание — комнату затопил мрак. Гарет замахнулся так и не выроненной им шпагой, но мертвячка вовремя перехватила и вывернула ему кисть. Шпага вырвалась из разом ослабевших пальцев, после чего Анвин отбросила ее в угол.
Мертвячка склонилась над Гаретом и прильнула, обжигая дыханием лицо. От ее близости мутилось в голове, слабела решимость и путались мысли. Анвин коснулась рта Гарета своими губами, накрыла их поцелуем. Ее горячий язык, ненасытный и жадный, проскользнул промеж ограды зубов, дотронулся до неба.
Гарет всеми силами старался сбросить с себя девушку, но ни капельки в этом не преуспел — его будто придавило к кровати гранитной плитой. Мир повернулся и замер, а сердце остановилось в груди и не двигалось с места все эти десять таких долгих, таких странных мгновений.
— Я буду кричать, — сказал Гарет, когда Анвин наконец отстранилась.
— Кричи на здоровье. Нас никто не услышит. Я об этом позаботилась, уж поверь.
Следовало вцепиться ей зубами в глотку, ударить ногами, скинуть на пол, а затем дотянуться до шпаги, пронзая демонской твари чересчур соблазнительную белую грудь, готовую вывалиться из выреза платья. На худой конец полагалось вспомнить о магии, обратиться к чарам, вызвать огонь или холод, создать незримый таран. Нужно было сражаться, как подобает наследнику Крейтонов. Его любимая женщина мертва. Не стоит поддаваться на искусы ее выбравшегося из посмертия двойника — кто знает, какое зловонное нутро скрывается за сладкой личиной.
— Я страшно хочу пить, — сорвались с языка совершенно не те слова, которые он заготовил. Не скабрезная шутка. Не злое проклятье. Не пожелание опять сдохнуть. — В горле совсем пересохло.
— Пейте мою любовь, лорд Крейтон, — хохотнули сверху. — Разве она не сладка?
— Я серьезно. Дай, пожалуйста, воды. Я видел кувшин, мы чудом его не разбили.
Анвин замерла на секунду, обдумывая его слова.
— Хорошо. После мы поговорим. Ты обещаешь, что не попробуешь снова напасть?
— Обещаю. Ты все равно победила, — он почти не покривил душой.
Правда, когда Анвин встала с кровати и направилась к двери, чтобы принести стоявший подле порога кувшин, на Гарета все же накатило искушение ударить в спину. Клинок лежал совсем неподалеку — схватить его не составило бы никакого труда, а дальше бей посмелее, благо неприятель оказался настолько беспечен. Гарет понятия не имел, почему он сдержался. Дело было, разумеется, вовсе не в случившемся только что поцелуе и тем более не в соблазнительных изгибах фигуры, столь хорошо запомнившихся ему обнаженными.
Анвин, державшаяся по-прежнему весьма настороженно, вернулась и протянула глиняный высокий кувшин. Гарет с жадностью схватился за него, перехватывая ручку; опрокинул, выливая содержимое в глотку. Прохладная вода наполнила пересохшее горло, заструилась по пищеводу, подарив мало с чем сравнимое блаженство. Он, впрочем, чуть не поперхнулся, заметив, что две тонких свечи, стоявших на дальнем краю подоконника, зажглись сами собой, отбросив на стену колеблющиеся тени.
Ожидая, пока Гарет закончит пить, Анвин уселась рядом, на самый краешек кровати. Девушка сидела столь близко, что Гарету, пожелай он ее обнять, потребовалось бы только слегка податься вперед. Платье обрисовывало острые плечи, вздымалась при дыхании грудь. Доверие, но весьма обманчивое. Гарет не сомневался, что при необходимости мертвячка в любой момент вновь выхватит колдовской свой клинок. В прошлый раз она очень шустро отреагировала на его попытку атаковать.
— Ну так что? — спросила Анвин. — Слушать готов, или сначала ужином накормить?
— Не отказался бы, — буркнул Гарет. Живот у него как раз заурчал.
Она подошла к маленькому столику возле двери, вернулась с тарелкой.
— Ветчина, хлеб и сыр. Твои друзья оставили. Я наблюдала за вами из тьмы.
— Очень мило с их стороны, — Гарет набросился на еду сразу, едва увидел. В иных обстоятельствах его бы смутило отсутствие столовых приборов, но только не на этот раз. Он торопливо разложил мелко нарезанные ветчину и сыр на плоских ломтях хлеба, принялся их пережевывать, временами беспокойно поглядывая на Анвин. Заметив его недоверие, та поспешила сказать:
— Можешь не дергаться, убивать я тебя не планирую.
— Ты и в прошлый раз заверяла меня в том же самом. А потом вы набросились. Скопом, словно бешеные псы, почуявшие добычу, — от возмущения Гарет на минуту даже перестал двигать челюстями.
Анвин поглядела на него искоса. Ее лицо сделалось виноватым.
— В прошлый раз я делала, что меня заставили. Хотя бы выслушай, прошу, до конца. И не перебивай. Тогда в лесу я… и старый лорд Крейтон, и господин капитан… Нам сказали, мы должны тебя убить, и ослушаться мы не могли. Ты не представляешь, на что это похоже. Никто не способен представить, покуда сам с таким не столкнулся, — она дернула плечом и продолжила, будто через силу. — Бешеный крик иглой ввинчивается тебе прямо в голову, сквозь кожу и кости. Проникает в разум, рвет его, душит. Или ты делаешь, что тебе велят, или сходишь с ума, а потом все равно воешь от боли и делаешь. Ослушаться невозможно. Не остается ничего, ни воли, ни памяти. Только приказ, который стоит исполнить. На твоем месте я бы тоже не поверила.
— Как удачно, что мы каждый на своих местах.
— Ты, например, на месте упрямого дурня, — буркнула Анвин, поймала его злой взгляд и мигом стушевалась. — Прости. Теперь все по-другому. Мне поручили говорить, а не драться, и тот, кто это сделал, тебе вовсе не враг. Враг у нас общий, и нам стоит придумать, как с ним бороться. А сюда меня послал лично король.
— Дунстан Третий, небось, покойный и мудрый? — съязвил Гарет.
— Да. Он. — Анвин смотрела на него спокойно, без тени насмешки. — Прогони меня после, коли возникнет такое желание, но сперва разреши договорить. И я уже просила, лорд Крейтон, чтобы вы не перебивали меня. Если, конечно, жена мельника и дочка солдата вправе рассчитывать на такую милость от высокого лорда.
Гарет ощутил укол совести, сдержался и промолчал. Прежней, настоящей Анвин он привык доверять, хоть и знал ее совсем ничего. Прямодушная, иногда чересчур резкая, она не имела привычки утаивать и лгать. Судьба свела их внезапно, в самый темный час толкнула друг другу навстречу. Край уже вымирал, болезнь свирепствовала в полную силу. Отец запирался в своих покоях и пьянствовал, Гарет, его наследник, выходил к поселянам на похороны, проводить умерших в последний путь, бросить, вместе с жителями деревни, горсть земли на могилу. На похоронах Орда Келвана, деревенского мельника, он и приметил его вдову. Совсем молодая, лет двадцати, облаченная в черное платье, прямая и строгая, с сухими глазами Анвин глядела, как ее мужа кладут в гроб. Движимый непонятным порывом, Гарет подошел к молодой вдове и выразил ей свои соболезнования.
«Спасибо, — сказала она. — Вас не затруднит проводить меня до дома, милорд? Одной тут страшно ходить. Костлявая того и глади подкрадется, вцепится в глотку».
Гарет не нашел в себе сил отказать. Выросший затворником, он почти не знал женщин, понятия не имел, как с ними стоит держаться. Отец не помышлял о том, чтобы устроить ему помолвку с дочерью какого-нибудь окрестного лорда, не позволял отлучаться в город. Иногда Гарет ловил на себе заинтересованные взгляды служанок, но застенчивость не позволяла ему начать с ними знакомство.
Анвин провела его в принадлежавший ее супругу дом, располагавшийся на отшибе деревни, возле самой мельницы. Жилище оказалось вполне зажиточным, его убранство выглядело достойно — хорошая мебель и утварь, фарфоровые статуэтки на каминной полке и даже несколько книг. Преодолевая робость, Гарет осторожно осматривался по сторонам, пока Анвин, странно суетливая, накрывала ужин. «Я не отпущу вас просто так, лорд Крейтон, как следует не покормив», приговаривала она, разогревая жаркое.
Гарет сел напротив, осторожно опустился на заскрипевший табурет, покуда молодая женщина расставляла по белой скатерти тарелки. Ужин получился вкусным, разговор неплохим. Сам Гарет, правда, почти все время молчал, а вот Анвин говорила практически без перерыва. Вспоминала детство, проведенное с отцом, двадцать лет служившим в солдатах у Крейтонов, друзей и подруг, походы с ними по окрестным лесам, предпринятые в майские ночи, пикники и забавы, игры в прятки в лесу и гадания в ночь Бельтайна. Только лишь недавнего замужества и внезапной смерти супруга она совсем не касалась.
«Вы придете еще, лорд Крейтон?» — спросила Анвин, когда он собирался откланяться. — «Подруг у меня осталось немного — кто уехал, кто в сырой земле упокоился. Вечерами здесь бывает совсем одиноко. Вы же не оставите меня одну?». Гарет замялся, будучи не уверен, как лучше ответить. Видя его колебания, Анвин поспешно добавила: «А давайте мы в следующий раз сходим на реку. Звезды сейчас яркие и крупные, глупо их упускать».
Прошло всего четыре месяца — и ее не стало.
А теперь Анвин сидит тут, как ни в чем не бывало, и просить ее послушать.
Кто она? Настоящая и почти живая, вернулась из страны, откуда выхода нет? Или все же чудовище, демон в обличье знакомой женщины, собравшийся его одурачить? Возражения сами просились на язык, хотелось в очередной раз выдать нечто злое и резкое, но потом вдруг вспомнились звезды над головой, в самом деле большие и ясные, душистый запах сена, тихий плеск реки и свежий поцелуй на губах. «Обнимите меня пожалуйста, лорд Крейтон. Я рехнусь без крепких объятий, вы верите мне? Пожалуйста, не уходите, пока не станет светло».
Гарет остался. Он и сам сходил с ума в окружении постоянных смертей и потерь. Отец отдалился и стал совсем недоступным, мать покинула их давно, весь замок затопил, разливаясь черной волной, мутный страх. Близость Анвин позволяла не сойти с ума, и он позволил ей крепко прижиматься к себе, сам растворяясь в ее тепле.
Память об ушедшем лете, замороженном стужей. Как некстати и как вместе с тем вовремя она пробудилась. Больше не хочется хвататься за клинок, возникло желание слушать. Он понимал, это слабость, и ничем не мог с собой поделать.
— Говори, — выдавил Гарет. — Говори все, что собралась.
— Постараюсь. — Анвин вздохнула, обхватила руками колени, поежилась, вперившись взглядом в угол. Медленно заговорила, осторожно подбирая слова. — Своей смерти я не помню. Совершенно, можешь не спрашивать. Был обычный день, вторник, кажется. С утра я заходила на мельницу, посмотрела, справляются ли Бедан и Томбо. Прикрикнула, чтоб не бездельничали. Без Орда все стало разваливаться, жернова и те поворачивались будто нехотя, а эти лоботрясы сидели и пили эль, и резались в карты. Бестолочь, зачем он их только нанял. Я разобралась с этими дурнями, как следует на них наорала и пригрозила уволить, а затем вернулась и поработала в огороде. Хотела идти на рынок, выменять картошки для супа, а дальше провал. — Она поджала губы. — Ничего не помню. Мне показалось, я просто уснула. Брела куда-то в тумане и очень долго видела сны.
— Сны? Это как?
— Очень просто. Ложишься в кровать и спишь, здесь тоже самое. Все постоянно менялось. Мне чудилось, я играю с Катлин и Бертой, посредине поля за Быстрым ручьем. Потом появился папа, живой, моложе, чем я его помнила, лет тридцати и совсем не хромал. Он показывал, как сражаться мечом. Я еще раньше вечно у него выпрашивала, просила выучить меня в рыцари. И теперь попросила снова, как только его увидала и вволю наобнималась. Он не выдержал, сдался и начал учить. Удары, увертки, подскоки, выпады и как правильно парировать. У него нашлись двуручник и шпага, я выбрала шпагу, меч оказался тяжелым.
— Ты поэтому теперь так шустро фехтуешь?
— Да. Папа мне показал. Я старалась ничегошеньки не упустить.
— Подожди… Ты имеешь в виду, научил тебя там, в твоих снах?
— В стране смерти. Да, правильно, в снах. День и ночь сменялись так резко, знаешь, будто глазом моргнула. Там я не никогда не спала — а может, наоборот, ни разу не просыпалась. Я жила в папином доме, но он оказался совсем не как в жизни. Раза в три больше настоящего, двухэтажный, роскошный и стоял на уступе над самой рекой, с конюшней и с флигелем, и у нас были слуги. Они появлялись, когда требовалось накрыть на стол, сама я совсем не готовила. Молчаливые, хорошо вышколенные лакеи, с военной выправкой. Папа смеялся, это ему за верную службу награда — заработал на собственное поместье на старости лет. Я спрашивала, где мы, он говорил, что мы дома и навсегда теперь тут останемся. Я и не возражала, если разобраться. Только по маме скучала, а он говорил, она живет в другом месте, очень от нас далеко. Я сначала скучала, но быстро привыкла. Я ведь всегда мечтала так жить, как дворянка наподобие вас, Крейтонов. Там было очень красиво, всюду зеркала, и нарядные платья, и резная мебель, и множество кукол в кукольном домике. Я играла с ними часами, а потом листала книги, — по лицу Анвин скользнула тень счастливой улыбки. — Я прочитала Овидия и Старшую Эдду. Ты еще раньше про них рассказывал, помнишь? Обещал принести из домашней библиотеки, да не успел.
— Ты была в королевстве Аннун? Ты видела владыку Арауна? Говорила с ним?
— Не видела я никакого Арауна, — сказала Анвин резко. — Я вообще теперь не уверена, что он существует. Может, это просто сказки жрецов. Я не переходила белую реку, не видела трехголового пса, не стояла перед черным троном. Вернее, перед троном стояла, но совсем перед другим.
— Можешь, заодно объяснишь про этот другой трон? Пока все немного запутано.
— Я как раз собиралась. И ты несносен, Гарет Крейтон, ты знаешь это? Ты самый худший слушатель на свете, с тобой нормально разговаривать невозможно! Ты только кажешься тихим, но ты ехидный, противный и вставляешь глупости совсем не к месту. Я тебя ненавижу.
— Прости пожалуйста, — он изобразил раскаяние. — Я немного на нервах.
— Ладно, фоморы с тобой, — Анвин перестала сердиться также быстро, как начала. Она и при жизни быстро обижалась и столь же быстро забывала обиду. По-своему Гарету даже нравилось это. — Значит, вот как оно случилось. Однажды я оглянулась и поняла, дома никого нет. Ни папы, ни слуг, вся усадьба вмиг опустела. Я и не заметила, куда они подевались. За окном собирались тучи, будто готовился пойти дождь, и темнело. Я походила по комнатам, села листать книгу, кажется, что-то про историю римлян. Про то, как Цезарь любил Клеопатру, — ее лицо приобрело романтическое выражение. — Потом мне захотелось есть, но слуг по-прежнему не было, и я решила приготовить сама. Спустилась на кухню, потом в погреб… а там пустота, во всех ящиках и мешках шаром покати, даже овощей не нарезать. И с ледника мясо пропало. Мне стало не по себе, я решила выйти во двор. Захожу в холл, а дверей наружу нету, вместо них глухая стена. Возвращаюсь в гостиную и хожу кругами без толку. Хотела выбраться через окно, да ставни закрылись сами собой, стоило мне к ним подойти. Я долго пыталась их распахнуть, а когда получилось — там только кирпичная стена за ними была. Я в нее так и била кулаками, без всякого толку. Лишь костяшки содрала. Болели жутко, и кровь выступила.
— Мне порой тоже снятся такие кошмары, — признался Гарет.
— Значит, ты меня понимаешь. Только это не был кошмар. Я села прямо на пол и принялась плакать возле этого закрытого окна, спиной прислонившись к стене. Я, наверно, только тогда наконец поняла, что я мертвая и все вокруг ненастоящее, и сама я неведомо где, и в настоящий свой дом больше никогда не вернусь. Потерялась и всеми покинута. Даже не знаю, был со мной папа или я сама его себе выдумала, а теперь наваждение закончилось. Не помню, сколько я так слезы по лицу размазывала, но долго, наверно. Ревела, как в три года, когда любимого мишку потеряла и найти не могла, только тогда мама пришла и утешила, а на этот раз никто не пришел. Когда я устала плакать, увидела дверь — точно тебе говорю, не было ее в той стене раньше, а теперь стоит, распахнутая, и к себе манит. С порога слегка сквозняком тянуло и петли скрипели. Я взяла и пошла, а что оставалось?
— Я не уверен, что ты поступила тогда правильно.
— Я и сама не уверена. А у меня были выходы получше, ты полагаешь?
Гарет немного помолчал, размышляя. Он бы и сам растерялся, окажись он на месте Анвин. Ее история звучала достаточно страшно — в чем-то даже страшнее, чем его собственные приключения в опустевшем родовом замке.
— Пожалуй, да. У тебя не было выбора, что тогда делать, — промолвил он наконец.
— Вот и я так решила. Могла, конечно, и дальше сопли по щекам размазывать, но толку с того? Шла я долго, сплошь коридоры без окон, обитые деревом, такими, знаешь, резными панелями. Коридоры петляли, раздваивались и троились, постоянно перекрестки, иногда какие-то просторные залы. Много хлама, сплошная пыль толстым ковром, повсюду старая мебель, в кучу свалены книги в кожаных переплетах. Жутко хотелось их рассмотреть, но я не решалась. Направление я выбирала непонятно каким чутьем, словно в сказке, когда идешь по дорожке из крошек печенья, в домике злобной ведьмы. А потом я добралась до лестницы — узкой, винтовой, уводящей наверх, в темноту. — Анвин запнулась. — Добралась и пошла по ней.
Ее интонации изменились и сделались совсем тревожными, лицо потемнело.
— Все в порядке? — спросил Гарет, ощутив тревогу.
— Ничего не в порядке, и ты замечательно понимаешь это и сам.
Девушка потянулась за кувшином с водой, отставленным Гаретом на пол, и шумно из него отпила. Вытерла рукавом губы и лишь затем неторопливо, будто нехотя продолжила, избегая при этом смотреть Гарету в глаза.
— Я шла очень долго, сквозь мрак. Ничего порой совершенно не видела, только держалась за перила руками, а они будто заледенели, и пальцы жгло холодом. Больше всего я боялась упасть и свернуть себе шею, хотя чего мне бояться, покойнице? Только тогда я об этом не думала. Просто шла себе, хотя давно сбила дыхание и в боку ужасно кололо. Хотелось остановиться и отдохнуть, но вот только никак не могла почему-то. Меня что-то гнало за собой, звало, призывало, не оставляло в покое. Не подчиниться, ослушаться просто не получалось. Наконец я не выдержала и упала. Так и хотела на ступеньках остаться лежать, но все равно поползла, хватаясь за каждую ступеньку руками. А потом появился он.
— Кто — он? — спросил Гарет резко. — Что за тварь тебе встретилась?
— Я не знаю. Я не видела его лица. Он был как тень, как само средоточие тьмы. Ее сердце, ее воля и плоть. Лестница пропала. Я стояла посреди огромного зала, в окружении каменных колонн, а над головой проломленный купол. Серое небо и солнца не видно, ровный мертвенный свет. Я увидела трон, а на нем человека, мужчину в короне. Я тогда еще не знала, но это наш государь. Дунстан Третий, законный владыка Регеда. Не смейся, пожалуйста. Благообразный, в черных волосах кое-где седина, сам в алых одеждах, величественный и властный, но он сидел и молчал, словно скованный чарами, а этот, другой, стоял между нами, весь закутанный в тени, как в плащ, и этот плащ шевелился вокруг него. Они разговаривали о чем-то, но я не различала слов. Губы Дунстана шевелились беззвучно. А потом я снова упала, прямо в ноги темному — колени сами собой подкосились. Он развернулся и наступил мне на руку сапогом, да так, что кости все затрещали.
Анвин передернуло при воспоминании. Она опустила голову и резко, порывисто уткнулась лицом в колени. Подчиняясь нахлынувшим чувствам, Гарет не выдержал и обнял ее. Юный лорд Крейтон решительно притянул девушку к себе, всей кожей ощутив ее дрожь, словно свою собственную. Анвин мелко трясло, ее губы дрожали, глаза, как никогда прежде большие и широко распахнутые, уставились в потолок.
«Неважно, живая она или мертвая, друг или враг, но мне за нее страшно».
— Прости, — выдавила она кое-как. — Я сейчас справлюсь. Я все расскажу.
— Не надо, — Гарета укололо раскаяние. Душный и пряный, накатил стыд. Эта женщина, еще недавно противник и враг, вновь сделалась такой же знакомой и теплой, как тогда, навсегда, казалось бы, закончившимся летом, когда он точно так же сжимал ее в своих объятиях и не желал отпускать. — Это ты меня прости, если сможешь. Я держался с тобой, как последний подлец. Я не знаю, почему ты на меня напала, но верю, ты прошла через такое, что иначе бы просто не вышло. Отдохни и успокойся. Потом все объяснишь.
— Потом не смогу. Времени очень мало, я не знаю, сколько мне еще осталось. Скоро придется вернуться. Я кричала, а он стоял надо мной и не произносил ни единого слова. Вернее, он говорил, но беззвучно, и слова иглами ввинчивались в мозг. Перед глазами нарисовалась картинка — ты, Гарет, в каком-то лесу, среди стоячих камней, сидишь на траве и вглядываешься в лес. Он объяснил, я должна выманить тебя и убить. Я не хотела, честное слово не хотела, но все тело словно горело в огне, как если, наверно, прыгнуть в костер. Я каталась по полу и кричала, а он наблюдал и ему, кажется, сделалось очень смешно. Когда все закончилось, он заговорил вслух — я точно это запомнила, мужской голос, не молодой и не старый. «Хочешь, чтобы я повторил?» Я ему крикнула, чтобы он лучше подох, паскуда эдакая, и дерьмом своим захлебнулся, и тогда все действительно повторилось, только тянулось дольше раза в два, если не в три. А когда боль отпустила, я просто лежала молча и даже головы поднять не могла, настолько я обессилела. Хотелось попросту умереть насовсем. Он присел рядом на корточки. Лица я по-прежнему не видела, только щегольские сапоги и руку в черной перчатке. Он погладил меня по волосам, ты представляешь? Так, будто решил успокоить. Очень ласково, как отец меня гладил, когда несмышленым ребенком была и боялась грозы. И еще он сказал, издевательски совсем, «будет тебе, девочка, реветь».
Гарет испугался, что Анвин разрыдается. Успокаивать напуганных женщин он совсем не умел, и не слишком хорошо представлял, что в таких случаях полагается делать. К счастью, вместо того, чтобы плакать, его подруга лишь зло ощерилась и резко вздохнула. Анвин отстранилась, выпутываясь из объятий, и наскоро пригладила спутавшиеся волосы. Снова торопливо отпила воды.
— Все, — сказала она. — Я в порядке. Не беспокойся за меня, пожалуйста.
— Это был демон? — спросил Гарет. — Фомор? Кто-то с той стороны мира?
— Не думаю, что демон. Король мне потом объяснил. Это чародей, и он очень могущественный, но он живой, и он где-то здесь, в Регеде. Неузнанный, ходит среди вас. Он подчинил волю мертвых себе, обрел над нами какую-то власть. А тогда он сказал, что если я покончу с тобой, он разрешит мне вернуться к отцу и больше нас не тронет. Темный сказал, со мной придут твой отец и капитан Макдоннелл, и они помогут. А еще, что тварь из Бездны, в облике твоей матери, ему помешала, и я должна тебя убедить, что верить этой твари не стоит, и поддаваться на ее уловки не надо. Мол, ты сбежал от лорда Андраса, тот тебя ищет и с ног просто сбился, а мне стоит помочь. Разуверить в сказках, которыми ненастоящая леди Элена тебя напичкала. Тем более, по его словам, это и правда вовсе не твоя мать, а какая-то нечисть, что выступила против него и теперь путает ему все карты на игральном столе. Он именно так выразился, я точно запомнила. Видно, знатный картежник.
— Это правда? — сердце у Гарета дрогнуло. — Насчет моей матери?
— Я откуда знаю? Я с трудом поняла, о чем он вообще талдычит, хоть и накрепко запомнила все. Благо, он раза три повторил, пока до меня не дошло. Я по-прежнему не хотела никуда идти, пропади оно пропадом, и упиралась как только могла, но он объяснил, что ты попросту хотел со мной позабавиться, как лорды порой забавляются с крестьянками. Набил бы мне брюхо и потом бросил, а я бы на рябине повесилась или в пруд сиганула. Мол, ты ждал, когда сельская дурочка влюбится и сама раздвинет перед тобой ноги, умоляя поскорее ее взять. Ну, а что, целоваться я ведь первая полезла. Ты меня не просил, но и отказываться тоже не стал.
— И ты поверила в это? — Гарет понял, что его кулаки со злостью сжимаются.
Анвин, по-прежнему избегая на него смотреть, отодвинулась чуть подальше.
— Ты поверила в это? — повторил Гарет, чувствуя сильное желание вновь взяться за меч.
Срубить бы темной твари голову с плеч — и делу конец, пусть растает клубами мрака, как те нелюди в Акарсайде, и никогда больше не возвращается. А затем, пожалуй, стоит спуститься к капитану Колдеру и капитану Брейсверу, и напиться вместе с ними хорошенько и от души. Не вина даже, виски, наверняка он имеется в этом трактире. Потом следует затащить в эту комнату какую-нибудь ладную служанку, красивую и с грудью побольше, раздвинуть ей, в самом деле, ноги, избавив попутно от платья, и забыть наконец про весь последний отвратительный год. Сделаться мужчиной и больше не сожалеть ни о чем. Навсегда избавиться от душных воспоминаний, раздирая в клочья и пиная ногами противно скулящую память.
Что угодно, лишь бы больше не помнить про эту светловолосую сероглазую женщину, такую дерзкую и напуганную разом. Лишь бы выбросить из головы ее странный и путаный рассказ, больше похожий на рассказанную в Самайн сказку. Лишь бы не думать про собственные неосмотрительность, глупость и стыд.
Разумеется, у наследника лорда и вдовы мельника не могло быть совместного будущего. К несчастью, он про это забыл, а ведь стоило накрепко помнить.
— Простите, — наконец сказала Анвин сухо. — Извините меня, лорд Крейтон. Если вы столь обижены, можете выдать мне десять плетей или пнуть сапогом. Не знаю, как вы там распекаете нерадивую челядь.
— Да чтоб тебя фоморы побрали, — бросил Гарет зло. — Ладно, дальше рассказывай.
— А что дальше рассказывать? Остальное ты и сам прекрасно видел. Я очутилась в лесу, том самом, где ты в старом кромлехе рассиживался. На меня тогда такая злость накатила, и вспомнить противно. Он очень убедительно объяснял, этот чародей, и я, наверно, и правда поверила. А что мне было еще оставалось думать? Ты был весь такой обходительный, учтивый, держался со мной, словно со знатной дамой, но мы же оба прекрасно понимаем, что я никакая не леди, и закончится все могло только единственным образом. Я сдуру к тебе полезла, хоть и понимала, что это все не к добру. Ну ладно, говорю я себе. Исполню, как приказано. Разберусь с тобой, вернусь к папе и забуду про все. Буду книжки читать и на шпагах сражаться. Чем не жизнь, в конце-то концов.
— А раздевалась ты зачем?
— Хотела поглядеть, как ты сам на меня прыгнешь. Хотел же, разве нет?
— Предположим, хотел, — не стал отрицать Гарет. — Ты, должен заметить, довольно красива, а я не бессильный старик, не способный больше поддаться желаниям плоти. Только выглядело это все равно омерзительно до тошноты, должен тебе заметить.
— Ой, только не начинай, — скривилась Анвин. — Знаю я прекрасно, как это все выглядело — у тебя слюна едва изо рта не закапала. Меня такая злость тогда разобрала, даже не представляешь. Так и думала, ты вот-вот в меня вцепишься, из штанов выпрыгивая. И ведь вцепился бы, несомненно, да только лорд Андрас и капитан Макдоннелл появились, как было обещано. Не знаю, чем чародей их убедил, но наверно, также, как и меня — болью и страхом. Мы бы быстро с тобой разделались, да только дальше какой-то мужик вышел из леса и нам помешал. Фехтовал как бешеный, с таким и не сладишь.
— Капитан Брейсвер. Он теперь мой друг и верный товарищ.
— Рада за вас, лорд Крейтон. Хорошо, когда есть верные друзья и товарищи.
— Только не начинай язвить, точно тебя убью, и на сей раз окончательно.
— Дурная шутка, Гарет. Очень дурная.
— Уж какая есть, прости. Итак, мы с моим товарищем справились — и с тобой, и с отцом, и с капитаном Макдоннеллом. — От мысли, что лорд Андрас мог оказаться таким же, как Анвин, безвольным заложником враждебного чародея, на мгновение сделалось дурно, но Гарет постарался об этом не думать. Возможно, девушка все-таки врет и пытается ввести его в заблуждение — но даже в таком случае стоило выслушать ее до конца. — Где ты оказалась потом?
— Нигде, — Анвин опять поежилась. — Дальше снова провал, как после моей смерти, только страшней и темней. Пришла в себя я в тумане и холоде — вокруг ни зги не видать, да еще тишина такая, давит на уши, кричать очень хочется, лишь бы хоть что-то услышать. Я побрела, не различая дороги, снова в платье, не голая. Не представляю, откуда оно взялось, да видно, не хотелось мне дальше расхаживать голой. Тебя ведь рядом не было, — она нервно хихикнула. — Шла я долго и не зная, куда, а вышла все равно в тот же зал, где до этого очутилась. Стены сами надвинулись, во все стороны поднялись, из мглы проступая. Я шла босая, по острым камням, по потрескавшимся плитам, пока не вышла к престолу.
Гарет закрыл глаза, чувствуя, как внутри него слабо шевелится память. Что-то подобное совсем недавно случилось и с ним самим, словно он тоже побывал в месте, которое Анвин столь красочно описала. Древние стены, осыпавшиеся барельефы, разрушенные статуи, высокий престол. Нет, не понять — воспоминания ускользали, рассыпаясь в труху. Оставалось лишь ощущение чего-то важного, непоправимо упущенного. Понять бы, заметить, и все наконец сделается ясно.
— Ты тоже там побывал, — тронула Анвин его за руку. — Он мне все объяснил.
— Снова твой чародей? — Гарет отдернул ладонь.
— Нет, говорю же. Король. Темного больше не было, пропал куда-то, и хорошо, что пропал. Второй раз я бы такого ужаса просто не перенесла. А король, он все так же сидел на троне. Приказал подойти, и я подошла. Ноги сами меня понесли, даже мысли не промелькнуло ослушаться. Когда к тебе обращается темный, это словно плетью по ушам и раскаленным железом по сердцу, а когда говорит король, слышится мягкий шелест, только слушаешься все равно обоих. Он сказал, мы все одной судьбой связаны — пленники, узники, мертвецы. Мы бы ушли дальше, туда, куда все мертвые уходят, я и сама не знаю куда — да что-то нас задержало. Там. В сером тумане, в перепутанных снах.
— Пространство между мирами, — сказал Гарет. Слова рождались на его языке сами, вспоминались давно прочитанные под наставничеством отца манускрипты. — Мир вне пределов обычного мира, сон за границами сна, явь вне пределов бодрствования. Перекресток вселенной. Я читал книги атлантов. Они открывали двери между реальностями. Они умели ходить там, как мы ходим в лес по грибы.
— Я не знаю. Вам, колдунам, виднее — а он тоже колдун.
— Как и половина монархов Регеда последнюю тысячу лет. Значит, с тобой действительно беседовал наш прежний государь, три года назад опочивший?
— А я с тобой о чем битый час толкую? Да, он самый.
Звучало как выдумка или бред, но последнее время все звучало как выдумка и бред, так что Гарет уже практически не удивлялся. Начал потихонечку привыкать. Если окружающий мир сходит с ума, постепенно ты сходишь с ума вместе с ним. Сначала ему явился призрак матери, затем призрак отца, потом он посетил внезапно обезлюдевший город и увидел чудовище из стародавних времен, черной молнией низринувшееся с неба.
— Король не заодно с темным, — продолжала меж тем Анвин. — Вернее, не совсем заодно. Некромант — простой смертный, из плоти и крови, но силой он овладел страшной, и король не знает, каким образом она у него оказалась. Он связал мертвых, задержал их на грани жизни и смерти, сковал чарами, подчинил магией. Не всех, только тех, кто умер в последние годы, и не во всем мире, а только в пределах Регеда, но ему и этого достаточно. Мы не знаем, чего он хочет, но он уже начал действовать в Акарсайде, и ты сам видел, что у него получилось. Он… я не знаю, как объяснить… он обращает живое в неживое. Выворачивает наизнанку сам мир, как если одежду надеть швами наружу. Рвет время, сокращает пространство. Он сделал Акарсайд частью страны мертвых, и у него получилось.
— А король Дунстан, значит, не на его стороне?
— Не до конца. У них все непросто, как я поняла.
Рассказанное вдовой мельника звучало правдоподобно и убедительно, складывалось, казалось бы, в некую связную картину и снимало хотя бы часть одолевавших до того вопросов, но некий червь сомнения все равно грыз Гарета изнутри. Больно красиво и ладно все получалось — словно в увлекательной истории, поведанной заезжим менестрелем у камина в пятничный вечер. Злой темный волшебник, хитроумными заклятьями заставивший мертвых себе подчиняться, и благородный король, желающий сбросить ненавистное ярмо…
Слишком удобно и гладко. Потому и не хочется верить.
Возможно, Анвин обманывают. А возможно, обманывает она сама. Недавний стыд и желание ее защитить сгинули, вновь сменившись недоверчивой подозрительностью.
Словно заметив его сомнения, девушка добавила:
— Не забывай, Дунстан помог тебе. Это он подсказал заклятье, чтобы обратить магию некроманта вспять. Темный не имеет над ним власти — вернее, имеет не до конца. Сначала король выручил вас в Акарсайде, а теперь послал меня сюда, как только накопил достаточно сил. Темный занят чем-то в мире живых, отвернулся и не смотрит, совсем ненадолго, возможно, но у короля выдался шанс и он воспользовался им. Он вовсе не хочет быть прислужником некроманта. Короли Регеда никому не служат, я помню его слова.
— Прекрасно, — процедил Гарет. — Почему его величество не пришли сами? Побрезговали? Утомлены государственными делами? Страдают подагрой?
— Он не может. Что-то держит его, не позволяет покинуть престол. Потому он и отправил меня — чтобы я убедила тебя вновь явиться к нему. Он научил меня, как это правильно сделать. Во плоти, не во сне, не в бреду. Между этим миром и тем существуют даже не двери — кротовые норы, червоточины, тайные ходы. Я проведу тебя ими, и король станет держать с тобой совет, лорд Крейтон. Вы вместе решите, как действовать дальше. Не знаю, зачем ты сдался им всем, но надеюсь, мы получим ответы.
— Боюсь, — Гарет поднялся, подбирая с пола шпагу, — я вынужден отказаться.
Он неожиданно заметил, что музыка и шум, прежде доносившиеся из трактирной залы на первом этаже, давно и подозрительно стихли. Больше не слышалось ни голосов, ни веселого хохота, ни плясок и топота. Тишина, тревожная и давящая, затопила комнату, окружила ее плотным кольцом. Гарет поглядел на свечи — и заметил, что их огонь удлинился, тонкими языками пламени вытягиваясь вверх, а дым почернел. Магическое чутье кричало о близкой опасности и призывало не мешкать.
Он выставил шпагу, направив ее острием девушке в грудь.
— Значит, заболтала меня, дрянь? — он криво ухмыльнулся.
— Я не понимаю, о чем ты, — Анвин смотрела на него совершенно ровно.
— Все ты понимаешь. Тишина. Тьма подбирается. Вы решили напасть?
— Клянусь тебе, нет, — Анвин растерянно нахмурилась и склонила голову, будто к чему-то прислушиваясь. — Я не понимаю, что внизу происходит. Я не настолько в этом всем разбираюсь. Я вдова мельника, не забывай. Вовсе не чародейка, не занималась колдовством в детстве, как ты. Перед отправкой сюда меня обучили, как накрыть комнату облаком… ну, чтоб никто не услышал внизу нашей драки, если драка случится, а без нее, как видишь, не обошлось. Но это ровным счетом и все. Сами мы бы все равно слышали, что там творится. А теперь не слышим, ты прав.
Гарет поглядел на нее крайне внимательно — а затем осторожно выпрямил руку, дотронувшись кончиком клинка до трепетно бившейся жилки на шее. И не скажешь ведь, что мертвячка, однако. Может, все-таки пустить гостье с того света красную кровь? Пусть хлынет фонтаном, забрызгивая платье. Иначе ведь обманет наверняка, завлечет в свои сети, погубит. В любой приличной сказке все закончилось бы именно так.
— Ты любила меня? — спросил он неожиданно для себя самого.
— Ты мне нравился, скажем так, — Анвин чуть помедлила, прежде чем ответить.
— Удовлетворимся пока что этим, — Гарет убрал шпагу и подобрал с пола ножны, пристегивая их к поясу. Он аккуратно вложил в них оружие, а затем подобрал из угла закинутые туда во время драки сапоги и обулся. Анвин продолжала сидеть на кровати, внимательно наблюдая за ним. Вся подобралась, будто кошка перед прыжком. Того и глядишь накинется, вцепится в шею. Не подставлять бы ей лишний раз спину.
Гарет попутно отметил, что его рубашка все еще оставалась противно потной, но вряд ли сейчас подходящее время искать ей замену. Он натянул висевшую на спинке стула, наскоро ее застегивая. Пригладил растрепанные волосы. Клинок клинком, но хотелось надеяться, что магия тоже не подведет. Вспомнить бы только заклятие, которому король Дунстан, если это в самом деле был он, обучил его в Акарсайде.
Анвин несколько нерешительно встала.
— Хочешь разузнать, что там?
— Нет, останемся сидеть тут, до седых волос. Кстати, может снова разденешься? Кровать мы, к счастью, пока не сломали. Снимай платье. Время познать тебя до конца.
— Да что с тобой творится?! — она почти сорвалась на крик. — Ты раньше таким не был! Я смотрю на тебя и не узнаю, Гарет. Какие демоны в тебе поселились?! Ты всю ночь изводишь меня!
— Я просто устал, — признался он честно. — И, кажется, понемногу схожу с ума.
Анвин подошла, вытянула руку, осторожно коснулась ладонью его щеки. Прикосновение оказалось мягким и нежным, и Гарет, хоть и ощутил сперва желание отдернуться, все-таки сдержался. Он понимал, что ведет себя отвратительно, сам себя за это практически ненавидел, но все равно не мог удержаться в руках, остановить все те грязные, мерзкие слова, что уже приготовились сорваться с губ. Внутри него накопилось слишком много напряжения и страха — они давили и требовали разрядки, хотя бы какой-то, пусть даже совсем недостойной.
Словно чувствуя его смятение, Анвин мягко подалась вперед и вновь накрыла его губы своими. Поцелуй ничуть не напоминал предыдущий — неспешный, ни капельки не разнузданный, в чем-то даже немного робкий, он длился не меньше минуты, пока девушка обнимала его, попутно гладя по спине и затылку. Наконец она отстранилась.
— Вот так, — сказала Анвин. — А теперь ходу, милорд. Поглядим тьме в глаза.