Ближайшая к Акарсайду крупная деревня называлась Лейсен и располагалась милях в двадцати на юго-восток от него, если следовать по Королевскому тракту. Так, во всяком случае, сообщил капитан Колдер, когда вынырнул ненадолго из мрачных размышлений. В селении проживало несколько сотен человек, имелся постоялый двор и пост королевской стражи. Именно туда Колдер и намеревался первым делом отправиться.

— Я должен сообщить о случившемся, — решительно сказал Остин, когда небо на востоке начало светлеть.

Прежде чем ответить, Дэрри покосился на Гарета. Мальчишка, привязанный ремнями к капитану Колдеру, по-прежнему валялся в беспамятстве. Хорошо, если очнется к вечеру. Гледерик плохо разбирался во всевозможных магических материях и мог лишь надеяться, что дело действительно в переутомлении. Куда хуже, если душу Крейтона при помощи чар пытаются утащить на тот свет. Тогда даже непонятно, как действовать.

— Плохая идея, — сказал он наконец. — Забудьте о ней, господин капитан.

— Это еще почему? — набычился Колдер. — Не многовато ли, сударь, на себя берете? Еще вздумали мне чего-то указывать. Напоминаю, я королевский офицер и обязан отчитаться о произошедшей в Акарсайде, — он чуть запнулся, — о произошедшей в Акарсайде катастрофе. Пусть люди подготовятся, на случай, если нечто подобное повторится.

— Наш противник использует колдовство. Сами видели, против таких чар алебарды и луки бесполезны. Или, возможно, вы желаете посеять панику? Хотите, чтобы поселяне бежали в леса, а мародеры, воспользовавшись столь удачной оказией, грабили их дома? У меня просто дух от такой перспективы захватывает. У вас, надо полагать, тоже?

— Предлагаете оставить людей в неведении, наедине с опасностью?

Дэрри вздохнул. «Этот вояка ответственный парень, но, похоже, немножечко тугодум». Следует подбирать слова осторожно, а то недолго его разозлить.

— Мы не знаем, чего вообще ожидать, — сказал Гледерик терпеливо. — Возможно, и предупреждать уже некого. Может статься, в этой вашей деревушке приключилась та же ерунда, что и в городе. Живые обратились в ходячих покойников, или в кого они там обратились. Так что подъезжаем к деревне осторожно, внимательно оглядываемся по сторонам. Если заметим нечто паршивое, сразу в поля. Ну, а если признаков беды нет… Посудите, чего вы добьетесь? Бесконечных расспросов? Суматохи и беспорядков?

— Хотите попросту бежать?

— Хочу, чтобы мы не тратили время впустую. Выспимся, подождем, покуда Крейтон очнется, и немедленно скачем в столицу, без проволочек. А уже там лясы станем точить. С колдунами, Регентским вашим советом и всеми, от кого будет толк. От того, что три сотни крестьян примутся дрожать, ожидая, как их вот-вот сцапают темные твари, пользы не выйдет. Они и без того, я уверен, трясутся.

— Вы не желаете задерживаться, — наконец догадался Колдер.

— Именно так. Говорить надо с теми, кто разбирается в волшебстве. И желательно — разбирается лучше, чем наш дорогой отрубившийся друг.

— Любезно вы о своем господине.

— Как умею.

Капитан нехотя кивнул, признавая его правоту, и вновь замолчал.

К деревне Дэрри и Остин подъехали уже значительно после полудня, когда выглянувшее из-за хмурых октябрьских туч солнце принялось как следует припекать голову. Дэрри, почесав нагретый лоб, даже успел пожалеть об отсутствии шляпы. Еще на подъезде к деревне, где-то за милю до ее околицы, всадников остановили королевские солдаты, перегородившие тракт. Выступив из-за перевернутых на бок телег, они встретили Гледерика и Колдера поднятыми копьями и взведенными арбалетами. Колдер представился и сообщил, что следует в столицу, выполняя приказ акарсайдского бургомистра.

— А парень у вас за спиной? — спросил сержант, хмурый детина с висячими усами и бородой. — Чего с ним стряслось?

— Занемог в дороге, — коротко ответил Колдер. — В тепле оклемается.

— Хорошенько же он занемог. Вискаря перебрал, видать?

— Не без этого, — вмешался Дэрри, желая скорее перевести тему. — На постоялом дворе свободные комнаты найдутся? Мы не спали прошлой ночью, и хотели бы отдохнуть.

— Отчего ж им там не найтись? Кто тут ездит сейчас, из тех, кто в здравом уме? Ну разве что вы, господа, по срочному делу. Не переживайте, Белди Керт найдет вам и комнаты, и свинину с элем.

— Приятно слышать, — Дэрри ударил коня по бокам, и стражники посторонились.

Лейсен оказалась довольно просторным и зажиточным поселением. Навскидку здесь насчитывалось две или три сотни домов, от убогих лачуг на окраинах до вполне добротных строений в центре. Деревня защищалась высоким частоколом, с несколькими имевшимися в нем бревенчатыми башнями, а за оградой раскинулись окрестные поля и фермы. Застройка главной улицы и пары прилегающих переулков состояла в основном из двухэтажных зданий, с первым каменным этажом и вторым деревянным. Даже и не скажешь, что очутился в чужом мире. Вся окружающая обстановка выглядела настолько привычной, что можно подумать, путешествуешь где-нибудь в Эринланде или Гарланде, а то и вовсе в растреклятом Иберлене. Ощущению узнавания способствовали узкие улочки, поросшие плющом и мхом стены, крытые красной черепицей островерхие крыши, немилосердно чадящие кирпичные печные трубы. Заодно и свиньи, развалившиеся в лужах — ну куда ж без них. Буколический пейзаж, считай, доведен до совершенства.

Удивляли разве что наряды прохожих. Платья с корсажем на женщинах, выгодно подчеркивающие грудь, пришлись Гледерику по душе, зато мужские костюмы выглядели слегка необычно. Подвязанные поясом просторные туники с широким рукавом и шнуровкой на груди, из-под них выглядывают бриджи, обрезанные ниже колен, а башмаки большие, бесформенные и грубые.

В родных ему Срединных Землях среди простонародья популярностью пользовались короткие рубашки, в летнюю пору без рукавов, зато часто на пуговицах вместо шнуровки, и облегающие штаны, сделанные из грубой мешковины, а приличными сапогами не мог похвастаться разве лишь нищий. Обычай носить подобную одежду пришел еще из Темных Веков, повторяя утилитарную моду Древних, от которой знать давно отказалась, предпочтя ей дублет и камзол, но здесь, кажется, течение истории выдалось совершенно иным. Сильный контраст с обыденного вида архитектурой — а, впрочем, должен же новый мир хоть чем-то отличаться от старого.

Здешний народ не выглядел сильно подавленным. Казалось бы, весь белый свет разлетается на части мириадом осколков, уподобившись разбитому вдребезги зеркалу, однако местные жители занимались своими делами, как ни в чем не бывало. На дворе осень, урожай собран, остается готовить глинтвейн и ждать прихода зимы. Кто-то обновлял крышу, готовясь, видимо, к затяжным дождям ноября, кто-то варил похлебку — густой луковый запах, вырываясь из распахнутых резных окон, едва не сшибал с ног, а возле местной кузницы толкались, о чем-то ругаясь, человек пять или шесть. Они никак не могли договориться о цене на слесарский инструмент, насколько Дэрри сумел разобрать отдельные выкрики.

— Не наблюдаю испуга и паники, — негромко обронил Гледерик. — Разве им не положено забиться в углы, ожидая, когда небо упадет на землю, а из могил полезут разлагающиеся трупы?

— Люди привыкли, — отозвался Колдер. — Ко всему привыкаешь. Первые месяцы было плохо, народ паниковал, приходилось вешать смутьянов и мародеров. А теперь приспособились как-то. Работают, выпивают, изменяют женам. Чем еще в эдакой дыре заниматься?

— Когда я давеча назвал дырой Акарсайд, вы изволили обидеться.

— Ну, Акарсайд совсем не дыра, как бы ваш поганый язык на сей счет не изощрялся, а об этом поселке иначе не выразишься.

— Выразиться, при желании, можно как вздумается и о чем угодно. Смотря с чем сравнивать посещенный нами вчера город. По сравнению с королевской столицей, уверен, он не слишком-то впечатляет. Впрочем, невзирая на ваши к нему теплые чувства, сами вы, могу поручиться, все равно не оттуда.

— Каким образом вы догадались? Я, насколько могу припомнить, ничего подобного не говорил.

«Приходись Акарсайд тебе родиной, ты бы на себе еще больше волосы рвал, сокрушался бы о родных и близких, порывался бы их отыскать. А так печешься только о гибели сослуживцев и вверенных тебе гражданских. Достаточно только с Крейтоном сравнить — вот уж у кого ни кола, ни двора не осталось. Вернее, осталось, конечно, но я бы на его месте туда больше соваться не стал».

— Не знаю, — вместо всего этого произнес Дэрри. — Интуиция, если угодно — всегда ей отличался.

— В задницу свою интуицию засуньте, — сказал капитан сухо, и Дэрри решил его пока больше не трогать. У человека выдался плохой день, зачем лишний раз беспокоить.

Переулки сходились к центральной площади, неожиданно вымощенной брусчаткой, здесь же располагался местный рынок. Напротив него — трехэтажное здание гостиницы, как наскоро пояснил Колдер, и местный, кажется, дом общинных собраний, выглядевший вполне внушительно. Даже второй этаж оказался выложенным из камня.

Похоже, что в ближайшие тридцать лет Лейсен вполне может сделаться из деревни небольшим городком — если, конечно, разнесчастный Регед не сгинет в пучине обрушившихся на него бедствий. Правда, Дэрри, как ни присматривался, нигде не мог найти поблизости церковь. Интересно, кому они вообще молятся, в здешних краях? Не язычники же местные, хотя с них, пожалуй бы, сталось.

Диковинная страна. Вроде все вполне обыденно и все равно слегка ненормально. Цвета какие-то приглушенные и неяркие, небо остается грязно-серым даже без туч, а краски размытые. Он только сейчас это заметил — будто выбрался из тумана, да все равно еще не совсем, и мир виден сквозь легкую дымку. Наверно, это все осень виновата — паршивая, длинная и промозглая. Иначе, разумеется, не объяснишь.

В противном случае придется думать, что нечто не в порядке то ли с тобой самим, то ли со всем окружающим миром, а ни одно из этих соображений не способствует душевному покою. Дэрри вдруг заметил, что его слух, в противовес зрению, сделался до странности обостренным. Он с легкостью ловил даже обрывки разговоров на дальнем углу площади. Парочка праздношатающихся прохожих, кажется, как раз обсуждала их приезд. Их реплики оставались пусть и слегка приглушенными, но все-таки вполне различимыми, будто ухо к земле приложил. Слова эхом звенели в ушах.

— Дылда в доспехах гляди какой мрачный. Солдата в лесу убил и доспехи с него снял, ты как думаешь?

— Я о таком стараюсь не думать, и тебе лишний раз не советую.

— Рыжий зато лиходей по виду, и лицо вороватое, вон как по сторонам косится, небось старосту обчистить решили? Мальчишка их пленник или подельник.

— Сам ты подельник, невежда, солдаты это, тебе говорю. Кто б их иначе на заставе пропустил нашенской?

— Раз солдаты, то, значит, везут в темницу лесного разбойника. По голове оглушили и спеленали, дабы не дергался.

— Ну что за дурная твоя башка, Флинт. Не видишь, благородному офицеру в пути нехорошо сделалось, а спеленали, чтоб из седла не выпал. Чтоб я еще эль с тобой пил, дубина, да лучше я тебе кружку разобью об голову твою тупую, если еще хоть раз такое скажешь.

— Вот же ты мастер языком чесать. Ладно, пошли. Перл нас на мельнице ждет.

Дэрри, недоумевая, потряс головой. Прежде он никогда не отличался настолько острым слухом, а сейчас, такое чувство, мог даже учуять, как мыши в ближайшем доме скребутся в подвале. В придачу ко всему прочему, совсем не хотелось спать. Накатила такая поразительная бодрость, что оставалось только недоумевать, откуда взялась. Голова ясная, мысли четкие, в сон даже близко не клонит. Следовало порадоваться хотя бы этому, да почему-то не слишком хотелось.

— Деньги у вас имеются? — спросил Дэрри Колдера, отгоняя неприятные мысли.

— Хорош бы я был, выезжая из города, позабыв кошелек, — фыркнул капитан.

— Ну мало ли, вдруг потеряли, в такой-то сутолоке и толчее.

— Нет, сэр Гледерик, не потерял.

— Отрада для ушей моих, а то у меня денег немного, — «имеющих хождение в королевстве Регед, во всяком случае, точно уж нет», — а обкрадывать своего бесчувственного сеньора я пока еще не готов. Снимем комнату, отдельную для его светлости, чтобы выспался в покое, а мы с вами, полагаю, как-нибудь одну на двоих разделим.

— Вы не собираетесь проследить за своим господином?

— Мой господин три дня толком не спал и ничего дурного с ним, полагаю, уже не случится — дотащить бы его до постели только да укрыть одеялом, а то малость простыл. Встретимся затем, капитан, в трактирной зале. Помянем ваших товарищей и побеседуем по душам.

— Я не собираюсь пьянствовать, — начал было Колдер и внезапно осекся.

— Что такое, язык проглотили? — спросил Гледерик, всматриваясь в его лицо.

— Рот прикройте, болтаете много, — буркнул капитан. — Но вынужден признать, после такого выпить и вправду не лишне.

— Здравая мысль, сударь.

Дальше все вышло ровно, как Дэрри надеялся — без проволочек и новых проблем. Остин Колдер снял у местного трактирщика две комнаты, расплатившись серебряными монетами, которые назывались почему-то денарами, а не фунтами. На аверсе — представительного вида пухлощекий мужчина, лысый и в лавровом венке. Гледерик хотел было рассмотреть монеты повнимательнее, но их уже сгреб хозяин постоялого двора, худой как жердь, вопреки всем неписаным традициям этого ремесла, и высокий как фонарный столб парень. Молодой еще совсем, и почему сам на хозяйстве? Отец, видимо, рано умер, оставив наследство сыну?

— Какие новости из Акарсайда, господа? — спросил трактирщик немного нервно.

— Никаких новостей, — отрезал Колдер. — Занимайтесь своими делами и не суйте нос в наши. Наш товарищ занемог, принесите ему еды и поставьте. Перекусит, когда очнется.

У хозяина лейсенской гостиницы на языке явно вертелась целая сотня вопросов, но он посмотрел на особенного хмурого в этот момент капитана и принял правильное решение оставить их все при себе. Зло дернув щекой, Колдер сунул ему еще парочку медяков и лишь затем отвернулся, перекидывая по-прежнему бесчувственного Гарета себе через плечо. Вид у капитана, стоит отметить, был еще тот — действительно, лесному разбойнику впору.

День уже клонился к вечеру, когда Дэрри и Остин разместились в гостинице, уложили в кровать пару раз сонно что-то про себя пробормотавшего, но так и не очнувшегося Гарета и спустились пообедать, а вернее, поужинать. На ужин Гледерик набросился с жадностью, выдававшей его голод. Свинина, правда, вышла малость жирноватой, картошка переваренной, а луковую похлебку и вовсе не получалось назвать шедевром кулинарного мастерства. Тем не менее, это было намного лучше наскоро пережеванных посреди леса грибов. Или даже второпях съеденной в седле колбасы.

«Раз хочется жрать, значит, еще не до конца покойник. Устроился получше тех несчастных одержимых, едва не выпустивших нам давеча кишки. Интересно, что за демоны получили над ними власть?»

И все-таки он тоже умер — и память о клинке, поразившем сердце, щелочью разъедала разум. «Не знаю, где мне ныне положено пребывать, в преисподней или на небесах, но уж точно не среди обычных смертных, в придорожной гостинице. Но я разгуливаю по земле, пью пиво и жую мясо, и вместе со мной — тысячи тех, кому тоже полагается спать вечным сном. Я стал сильнее, ловчей, мой слух обострился, но не выйдет ли так, что я тоже сделаюсь заложником силы, поработившей родичей Крейтона и жителей Акарсайда?»

За окном стемнело, прислужники трактирщика разожгли в камине жаркий огонь, зал понемногу заполнялся людьми. Возле стойки собрались крестьяне, желающие расслабиться после длинного дня, выпить светлого пива и темного эля, а также как следует набить желудки едой. Пусть даже работы в полях до весны закончены, по хозяйству дел все равно невпроворот. Впрочем, насколько Гледерик успел второпях оценить, некоторые из жителей Лейсен занимались скорее не земледелием, а ремеслом. Еще одно свидетельство, что поселение однажды станет настоящим городом, обрастая по окраинам собственными деревнями и фермами.

Вскоре неподалеку от стойки удобно устроились несколько ребят с аккордеоном, барабаном и двумя скрипками, и тогда заиграла музыка, лихая и звонкая. Натолкавшаяся в гостиницу деревенская молодежь, парни в перелатанных туниках и девицы в относительно нарядных платьях, принялись отплясывать танцы. И в самом деле, видать, конец света концом света, но контрданс с полькой из расписания никто не отменял. Или как они тут называются. Мелькали разрумянившиеся лица, рвались из девичьих волос алые ленты, чадившие факелы отбрасывали на стены изломанные дерганые тени, по замызганному дощатому полу топали босоножки и башмаки.

Гледерик, сидевший с Колдером за угловым столиком, потягивал уже третью за вечер кружку пива, наконец покончив с едой. Он лениво поглядывал за пляшущими девицами, отдельно приметив одну из них, особенно ладную — черноволосую, крутобедрую, немного смуглую барышню с огромной грудью, едва не вывалившейся из корсажа. Вот она с хохотом отстранилась от потянувшего к ней лапы пожилого фермера, вместо этого упав, запрокидывая с улыбкой голову, прямо в объятия дюжему парню помоложе. Извернулась у него в руках, наскоро запечатлела на щеке поцелуй, привстав для того на цыпочки, вновь рассмеялась и вырвалась на свободу, отплясывая попутно в такт скрипкам.

Дэрри почти решился присоединиться к веселью, однако насилу себя удержал, вовремя вспомнив о капитане. Самое время разговорить беднягу, а то чахнет себе до сих пор над второй пинтой, вяло цедит ее и молчит, даже ужин до конца не добив. Гледерик оторвался от созерцания красотки, развернулся к Остину Колдеру, набирая воздуха в грудь — но тот неожиданно заговорил первым.

— Выкладывайте, наконец, кто вы такой, — сказал капитан, решительно отпивая из кружки.

Дэрри едва не поперхнулся. Нечего сказать, отличное начало беседы.

— Кто я такой, вы уже видели. Наполовину проходимец, наполовину герой. Занимаюсь тем и этим, странствую по свету, вовремя прихожу на помощь и к тому же весьма ловкий стрелок.

— Сам себя не расхвалишь, ни от кого похвалы не добьешься, — фыркнул Колдер. — Что вы проходимец, я догадался сразу, едва только глянул на вашу разбойную рожу. Лорда Крейтона вы, клянусь добрым конем против полудохлого ослика, знаете совсем недавно и особенного уважения к нему не испытываете. Сомневаюсь, правда ли вы его капитан или просто по дороге к нему прибились, вовремя заболтав. К тому ж, понятия не имею, из какого вы, сударь, благородного дома происходите. Может и были среди ваших предков дворяне, но воспитание вы получали явно не среди них.

— А вы неплохо разбираетесь в дворянах. И сами при этом не рыцарь, не сэр.

— Откуда я в чем разбираюсь, дело только мое, — с нажимом сообщил Колдер. — Сейчас мы беседуем исключительно о вас. Я не сэр и не рыцарь, но и в вашем рыцарстве, мастер Гледерик, глубоко сомневаюсь. Рассказывайте все без утайки, — капитан вытащил из ножен длинный кинжал и словно бы невзначай положил его рядом с тарелкой.

Дэрри вздохнул. Бросил взгляд обратно в залу — чернокудрая красотка как раз подошла к стойке, отхлебывая из пенящейся кружки и попутно перемигиваясь с потащившимся за ней кавалером. Хотелось бы провести вечер веселее, ну да сам же хотел поболтать с капитаном. Стоило предвидеть, что разговор окажется весьма утомителен, так что лучше забыть о досаде. Колдер не из тех, с кем легко иметь дело. И как только его сырая земля носит, белый свет терпит?

— Вы молчите, сэр Гледерик.

— Прикидываю, как обойтись без площадной брани.

Колдер, с лицом, перекошенным от гнева, схватился за кинжал и перегнулся через стол, направив острие Гледерику в лицо. Непонятно, то ли решил припугнуть, то ли в самом деле настроился драться. Дэрри с легкостью, напугавшей даже его самого, перехватил и вывернул руку. Кинжал брякнулся о грязную столешницу, и Дэрри немедленно схватил его левой, зажимая меж пальцев. Дэрри поспешно обогнул стол, усаживаясь на лавку поближе к Колдеру. Капитан попробовал было двинуть его в челюсть, но Гледерик без труда сбил удар. Ребром ладони, как учили его нахватавшиеся восточных премудростей сослуживцы. Дэрри перехватил клинок в правую руку и слегка ткнул им капитана в бок, одновременно левой рукой схватив Колдера за плечо и не давая отдернуться.

— А ну унять кабацкую драку, — сказал Гледерик тихо.

— Не раньше, чем вы уймете свое шутовство.

Дэрри послал очаровательную улыбку трактирщику, с долей тревоги глядевшему в их угол. Крутнул в ладонях кинжал, поймав на лезвии каминное пламя, и вновь уложил его на стол, рядом с недоеденной ветчиной. Отодвинулся, демонстрируя Колдеру две доверительно открытых ладони. Меч Гледерика, вложенный в ножны, стоял, прислоненный к лавке. Если капитан снова начнет бузить, выхватить оружие не составит труда.

— Рано вы захмелели, я посмотрю, — произнес Дэрри любезно.

— Отвечайте на мои вопросы, живо, — Колдера все еще трясло от злости.

Ничего удивительного. Он ищет врага, в которого можно было бы вонзить меч, усталость и слишком крепкое местное пиво сыграли с ним недобрую шутку. Некоторые люди мгновенно пьянеют, особенно когда долго не спали, пренебрегли ужином и недавно перенесли изматывающую скачку и бой.

— Мне нечего вам ответить, — сообщил Гледерик как мог спокойно. — Вы не жаждете делиться подробностями своей биографии, так не удивляйтесь, что и я молчу о своей. Вы догадались верно, я знаю Гарета Крейтона всего два дня. Мы повстречались позапрошлой ночью в лесу, когда на него насели преследующие его темные твари. Я помог мальчишке отбиться, он взамен произвел меня в капитаны своей гвардии. Видимо потому, что все люди в его замке мертвы, и не просто мертвы, а возвратились на землю и идут на ним по пятам.

— Крейтона пытаются убить? Кому он вообще сдался? Захудалый род.

— Именно это я и пытаюсь выяснить, сударь. Не мешайте.

Колдер выдохнул. Потянулся было к кружке — но Дэрри ударил его по ладони.

— Полагаю, с вас на сегодняшний вечер достаточно, любезный.

— Извините, — сказал капитан, отводя взгляд. — Будто нашло что-то. И дело не в выпивке, я умею пить, уж поверьте. Просто… как-то все одно к одному наложилось.

— Великодушно прощаю. Могу понять — тяжелый день, непростое время. Только впредь извольте не называть мою рожу разбойной. Я происхожу из дома более благородного, чем большинство дворян в вашем вшивом королевстве, а в рыцари был посвящен самим королем. Если мои манеры кажутся вам грубыми, так лишь потому, что я много времени провел среди наемных солдат. Как и вы сами, я полагаю.

— Вы назвали Регед вшивым, — кажется, из всей его речи Колдер уловил только это.

— Только не начинайте снова, я вас прошу.

— Хорошо, — капитан осторожно взялся за кинжал, но, вопреки опасениям Гледерика, не принялся снова им размахивать, а лишь отрезал себе кусок мяса из тарелки и пальцами запихнул в рот, заодно облизав с них жир. — Сказанное вами звучит весьма удивительно, — несколько невнятно изрек Колдер, пережевывая свинину. — Говорите, за Крейтоном погоня?

— Ага. Его дохлый отец, его дохлый капитан замковой стражи, мой, насколько понимаю, непосредственный предшественник, а также не менее дохлая, но весьма соблазнительная барышня, которую он прежде валял на сеновале. Или намеревался валять, я не совсем разобрался в подробностях. Насели на него в лесу и пытались убить — вооруженные до зубов и весьма решительно настроенные. Я проходил мимо, увидел, решил вмешаться. Проявил лучшие качества своей натуры, так сказать.

— Удачное совпадение. А почему вы шли без коня? Встретил я вас пешими, обоих.

— Долгая история. Вы уверены, что желаете ее знать?

Колдер собирался что-то ответить, но Гледерик поднес палец к губам, призывая его к молчанию. Медленно, очень медленно обернул голову, одновременно запуская руку под стол, где на табуретку был предусмотрительно положен заряженный двумя болтами арбалет. В зале уже несколько минут царила странная тишина — стихли и музыка, и болтовня, и топот, и Гледерик бы непременно заметил это раньше, не окажись он настолько увлечен перепалкой с Колдером и, к тому же, несколько пьян.

Трактирщик все так же таращился на них с капитаном — не сводя напряженного взгляда, слегка приоткрыв рот, держа в руках драную тряпку, которой он перед тем начищал, без особенного толка, стойку. Замерла и черноволосая прелестница — она опиралась о всю ту же стойку ладонью, повернувшись к дюжему ухажеру и глядя на него с многообещающей улыбкой. Лишенная всякого движения, девица будто обратилась в статую, не донеся до губ кружки с элем, а ее кавалер все тянул ладонь к ее плечу и не мог дотянуть. Замерли и танцоры — застыв в середине движения, с приподнятыми руками и ногами, не донесенными до пола, непонятным образом удерживая равновесие в неудобных позах. Трактирный зал наполнился неподвижными изваяниями, совсем еще недавно представлявшими из себя живых людей.

— Это что за дикость такая? — пробормотал Колдер. — Это как вчера, что ли, опять?

— Доставайте оружие, — шепнул Дэрри. — Спокойно и тихо, не дергаясь.

Звук флейты, донесшийся словно из ниоткуда, разбил тишину в стеклянную пыль. Флейта играла негромко, печально и жалобно — и Гледерику вдруг вспомнилось, что он уже слышал ее мелодию раньше, совсем недавно, вчера, на лесной дороге, перед тем, как с вершины холма им открылся пылающий в неведомом пламени Акарсайд. Тогда он решил, что ему лишь почудилось с недосыпа — но на сей раз мелодия донеслась абсолютно отчетливая. Неспешная и щемящая, она убаюкивала слух, умиротворяла разум, распахивала настежь, призывала пойти за собой и навсегда покориться, растворяясь в ее плавном ритме.

Владыка зовет вас.

Владыка примет вас.

Владыка укажет дорогу.

Он не знал, кто произносил эти слова, мягкими змейками заползавшими в уши — однако желание подчиниться им сделалось почти непреодолимым. Зачем бороться, куда-то бежать, отчаянно добиваться чего-то? Его жизнь, и без того суматошная и бессмысленная, оборвалась безвозвратно — так решили судьба и клинок, только глупец станет отрицать очевидное. Нет смысла бежать от погибели, раз она уже наступила. Достаточно принять свершившееся без ненужного ропота. У тех, чей предел перейден, остался лишь один господин, а скоро тот же самый господин воцарится и над всем миром. Какой смысл восставать против божественной воли?

Ты подчинишься владыке.

Прах от смертного праха, как смеешь ты спорить, как решился дерзить, забывшее положенное ему место ничтожество?

Владыка милосерден, владыка дарует прощение, владыка пощадит недостойных, если те перестанут противиться.

Накатило желание упасть на колени, склонить голову, покорно ожидая удара клинка, который скоро непременно обрушится, обрывая навсегда бытие.

Гледерик не стал этого делать.

Нечто иное пробуждалось в нем, оживало, пошло из самой глубины естества — то самое упрямство, безрассудное и упорное, что позволило ему выжить в Эринланде, Падане и Тарагоне, то самое упрямство, которое едва не позволило ему одержать в Иберлене победу. «Сдохнуть бы в собственном дерьме этому владыке, кем бы он ни являлся, — мелькнула злая, отчаянная мысль. — Отродясь никому не кланялся, и учиться на старости лет не намерен».

Гледерик медленно встал из-за стола, едва глянув на впавшего в бессловесный транс, полностью недвижимого Колдера. Капитан глядел в пустоту, даже глазные яблоки не шевелились. Превозмогая себя, собирая остатки решимости, Дэрри вытащил арбалет. Палец дрогнул, окаменев и не коснувшись спускового крючка. Гледерик неожиданно растерялся, не зная, что делать дальше. Одно дело, когда столкнулся с овеществленным, имеющим зримое обличье, будь это даже чудовище из древних легенд, но что прикажете делать теперь, не стрелять же прямо в жадную, поющую пустоту? Разве ее поразишь арбалетным болтом? Разве это не сама смерть, лично пришедшая за всеми, кто стремился от нее ускользнуть? Разве возможно, оставаясь в здравом рассудке, пытаться сражаться с нею?

Кто осмелится победить смерть, наложив на нее ярмо?

Кто, сам живой, подчинит себе страну мертвых?

Лишь тот, кто по праву воссядет на трон.

Флейта продолжала звенеть, и в ее ласкающих переливах вспыхнул, заполняя трактирную залу, уже знакомый огонь. Именно его Гарет, Дэрри и Остин наблюдали вчера, на подъезде к обреченному городу. Пламя вспыхнуло, поднялось к потолку, не имея зримого источника, не касаясь ни пола, ни стен, не сжигая лавок и стульев, но отбрасывая вместе с тем вполне ощутимый, забивающийся в ноздри, настырный, горький и затхлый дым.

Этим дымом, понял Дэрри не сразу, становились все люди вокруг — все, за исключением его самого и по-прежнему неподвижного Остина Колдера. Волосы очаровательной брюнетки растворялись, делаясь черным туманом. Теряла четкие очертания ее фигура, пропадали обрисованные алым платьем крутые бедра и соблазнительная грудь.

Девушка таяла, переставая быть настоящей, живой и плотной, а вместе с ней оборачивались клубящейся черной мглой ее дюжий приятель, и заглядывавшийся на нее прежде пожилой полноватый фермер, и нервный худой трактирщик, застывший за стойкой, и весь набившийся нынешним вечером на постоялый двор народ, включая двоих работников мельницы, чьи пересуды Гледерик подслушал несколькими часами раньше. Он почти безучастно выхватил взглядом из толпы их лица — за мгновение до того, как эти лица смазались чернильной рябью, навсегда, быть может, пропадая.

Бестелесный огонь продолжал гореть. Дым извивался, пожирая живую плоть и обращая ее в свое колеблющееся, извивающееся продолжение. Дым скапливался к центру зала, обрисовывал очертания формирующейся из тьмы фигуры — высокой, широкоплечей, затянутой в черный плащ. Жители Лейсен, растворяясь в пламени и во мгле, словно отдавали пришельцу свои жизни, делая его все более вещественным и зримым.

Вновь зазвучала флейта. Человек в черном держал ее возле лица — сжимал сильными пальцами, выглядывающими из раструбов обрезанных кожаных перчаток. Неторопливо выводил мелодию, слегка постукивая в такт по грязному полу стальными шпорами сапог.

Владыка приходит.

Владыка ждет изъявления покорности.

Владыка повелевает жизнью и смертью.

Пламя погасло, иссякнув. Черный дым последними струйками втянулся под полы длинного кожаного плаща. Рухнула на пол и разбилась глиняными черепками кружка — после того, как полностью растворилась в воздухе сжимавшая ее прежде рука. Полился по полу темным пятном эль. В зале, только что набитом полусотней крестьян, не осталось ни единой живой души — не считая Гледерика, Колдера и явившегося из пламени и дыма незнакомца.

Разглядеть его лицо никак не получалось. Сильный, крепкий, явно хороший воин… Возле пояса выглядывает рукоятка меча, на левом бедре болтается в ножнах кинжал. Охотничьи сапоги до колен, облегающие брюки, черная рубаха на шнуровке, высокий ворот плаща. Волосы черные, слегка всклокоченные, едва не доходят до плеч. Но лицо расползается, теряется в дымке, колеблется струйками тумана, сформировано словно текучей водой.

Нет времени присматриваться — все равно Дэрри не сомневался, что прежде он не встречался с этим уродом. Уж точно пива с ним вместе не распивал и по борделям не шастал.

Флейта продолжала играть, пальцы незнакомца плясали на круглых отверстиях, он старательно дудел, выводя переливчатый звук. Мелодия продолжала складываться в не произнесенные вслух, но тем менее хорошо различимые слова, убедительные и вкрадчивые, призывающие забыть об упрямстве и стать бессловесным рабом.

Скривившись, по мере сил отрешившись от настойчивого желания покорно брякнуться оземь, Гледерик выстрелил из арбалета. Обе стрелы рванулись с тетивы, одна за другой, с зазором едва ли в секунду. Он отбросил арбалет, не глядя, поразил ли выстрел противника. Кинулся вперед, выхватив из удачно оказавшихся под рукой ножен клинок. Прыгнул, занося меч в выпаде.

Ноги будто удлинились, расстояние сократилось, засвистел в ушах воздух, человек в черном оказался совсем рядом. Так, похоже, стрелы его все-таки не достали, вот они, рядом валяются на полу, два слегка обугленных болта, словно огонь их лизнул, и как только негодяй сумел отклонить их? Чтобы ломать над этим голову, не оставалось ни единой свободной секунды. Гледерик приземлился перед врагом, сам не соображая, как умудрился одним прыжком преодолеть половину трактирного зала. За спиной что-то загремело, загрохотало — это вскочил на ноги, избавившись от наваждения и отбрасывая с дороги стол, Колдер.

Меч Гледерика летел по короткой дуге, направленный человеку в черном прямо в скрытое туманом лицо. Колдун, а кем он еще с такими талантами мог оказаться, отшатнулся — неожиданно шустро и ловко для подобного здоровяка. Левой рукой он спрятал флейту в висевший на поясе чехол, правой выхватил покрытый рунами меч. Весьма вовремя — как раз затем, чтобы принять на лезвие сделанный Гледериком выпад. Мечи столкнулись с лязгом и скрежетом.

Колдун левой рукой вытащил длинный кинжал, граненый, скорее напоминавший дагу, попробовал пырнуть им в бок — весьма подлый прием, сделавший бы честь заправскому наемнику. Дэрри уклонился, ушел пируэтом — а рядом уже очутился сжимающий свой тяжелый клинок Остин Колдер. Капитан королевский стражи размахнулся, обрушивая на чернокнижника тяжелый удар. Тот взмахнул в ответ мечом, парируя — и на лезвии сжимаемого чародеем меча загорелись причудливые руны, складывавшиеся в непонятную вязь.

Колдера отбросило прямо к дальней стене — можно подумать, им выстрелили из катапульты заместо ядра. Капитан тяжело рухнул, врезавшись плечом в лавку, на которой перед тем сидел, и заорал благим матом, свалившись на пол. Гледерик, не мешкая, сделал колющий выпад, целясь противнику в бедро. Человек в черном развернулся ему навстречу порывистым, поистине змеиным движением, успел сбить выставленный Гледериком клинок. Руны на его мече продолжали гореть — прежде Дэрри считал, что такое лишь в сказках случается. Ну или в Эринланде, конечно. Кэран, смутно припоминается, тоже выделывала нечто подобное…

Он не успел додумать невовремя ускользнувшую мысль. Боль накатила девятым валом, обрушилась, разбрызгивая пену, штормовой волной. Мышцы разломило немыслимой болью, кровь наполнилась пламенем, горло перехватило удавкой, из груди выбило воздух, а еще заломило кости. Гледерик не выдержал, согнулся, упал на колени, прикладывая последние усилия к тому, чтобы не выпустить из одеревеневших пальцев оружие.

Человек в черном оказался рядом и пнул Гледерика окованным железом сапогом в грудь. Между ребер больно ударили шпоры. Дэрри не выдержал и все-таки закричал, опрокидываясь на спину — но умудрился при этом выставить в проникающем выпаде меч. Клинок вонзился чернокнижнику в левую ногу, распоров штанину, и вырвался, окрашенный красным. Колдун слегка пошатнулся, но устоял на ногах, и вырвал у Дэрри из немеющих пальцев клинок. Навалился, упираясь Гледерику локтем в грудную клетку и приставив к горлу кинжал.

— Заставил ты меня вчера попотеть, выродок, — донесся сверху мужской голос.

Гледерик, признаться, ожидал чего-то другого. Более пафосного и выспренного, пожалуй — дичь, что влезала ему в голову заодно с дудением флейты, поневоле вынуждала готовиться к чему-то подобному. Но нет, колдун говорил совершенно обыденно, слегка даже грубовато, простым голосом — не замогильным и не жутким, заодно не молодым и не старым. Самую малость хрипловатым, быть может. Ни дать ни взять обычный человек — нахватавшийся чародейских премудростей вояка, возможно. Здесь, наверно, такие встречаются, раз даже провинциальный помещик лорд Крейтон сумел обучить отпрыска магии. Все бы хорошо, когда бы не туманное пятно заместо лица.

Боль не отпускала, она продолжала давить, неослабевающая и беспощадная. Руки и ноги дергались в беспорядочных судорогах, на губах пузырилась кровь, сталь кинжала холодило горло. Зрение ускользало, перед глазами плясали цветные пятна, при всем желании Гледерик не смог бы продолжать драться. Он слабо хрипел, чувствуя, как изо рта льется слюна. Со стороны донеслись тяжелые шаги — похоже, поднялся на ноги Колдер.

— Не советую дергаться, капитан, — бросил ему, не оборачивая головы, колдун. — Едва только возьметесь за оружие, вашему приятелю не сносить головы. Вскрою ему аккурат сонную артерию. Видите, как жилка беззащитно дергается? Так и просит, чтоб ее хорошенечко пощекотали.

— Что ты за тварь, демоны тебя побери?!

— Вам стоило бы задать такой же вопрос своему товарищу, капитан. — Кинжал еще сильнее надавил на горло, царапая кожу — того и гляди кровь прольется. Сумасшедше забилось, заходясь в ускоренном ритме, готовое разорваться сердце. — Не понимаю, что ты из себя представляешь, — пробормотал человек в черном, обращаясь на сей раз уже к Гледерику. — Выглядишь совсем как один из моих, на запах и вкус уж точно совершенно как мой, а до конца не слушаешься. Другой бы давно на голове затанцевал, стоило бы мне только пальцами щелкнуть. А ты нет, упираешься… Даже смог в меня выстрелить, надо же. Где Крейтон тебя достал? Откуда ты взялся, отродье?

Для того, чтобы выдать пару слов, пришлось приложить недюжинное усилие:

— Да вот, представь себе… прямо с луны… свалился.

— Интересное предположение, — в голосе чародея послышалась ухмылка, — но, боюсь, несколько далекое от действительности. Даже не пробуй увиливать, мразь, — его голос похолодел. — Вы с этим солдафоном, кажется, неплохие друзья? Сражались вчера бок о бок, во всяком случае, и мальчишку сюда притащили. Видел, что я сделал со всем отребьем, набившимся в эту грязную конуру, чтобы жрать и пить? Достану сейчас снова свою дудочку, сыграю на ней самую малость — и закончится наш доблестный Остин Колдер, капитан акарсайдского гарнизона королевской армии Регеда… не дергайтесь, я все о вас выяснил, господин офицер… и то, что вы ото всех скрываете, тоже прознал. Так что давай, приятель, шевели языком. Кто ты, откуда пришел, откуда в тебе нелюдская кровь…

— Да какая еще нелюдская, — выдавил Дэрри. — Смеешься, ублюдок?

— Не пытайся меня обмануть. Я хорошо чую, погоди, постой-ка… — чародей замер, будто прислушиваясь к чему-то. — Ты посланец с Кольца, да поглотит его обод изначальная Бездна? Тебя прислали драконы?! Разнюхиваете, примеряетесь, решили, небось, твари, что мы подходящая добыча?! Так и подставим горло, отдадим на блюдечке свой мир, нечисть?! — Гледерик все еще не понимал ровным счетом ничего, но в голосе колдуна отчетливо прорезались истерические нотки.

В этот самый момент у капитана Колдера, видимо, закончилось терпение. Он и так не слишком им отличался — а тут их общий противник слишком увлекся, немного ослабив бдительность. Капитан решил, что пора этим воспользоваться. Загрохотали сапоги, сверкнул в чадном полумраке выставленный Колдером полуторный меч. Человек в черном так и не успел выхватить своей флейты — он лишь отдернулся, вставая с пола и поспешно отступая от Гледерика. Меч и дага с немыслимой скоростью заплясали в его руках, отбивая обрушенные Остином Колдером удары. Капитан насел на него от души.

Боль, спустя добрую вечность после своего прихода, наконец отступила, и Гледерик, ослабевший, дрожащий, попытался подняться. Хотя его жилы больше не кипели огнем, а в уши не вливался раскаленный свинец, тело по-прежнему слушалось с немалым трудом, а зрение оставалось нечетким. Человек в черном, отступавший под напором Колдера к стойке, двоился и троился у Гледерика перед глазами. Дэрри сделал несколько неуверенных шагов, неуклюже наклонился, подбирая оброненный им меч.

Дверь трактирной залы, за которой находилась лестница, уводившая к спальням второго этажа, с грохотом распахнулась и едва не слетела с петель. Гледерик, крепче сжимая клинок, развернулся, ожидая встретить новую какую угодно угрозу — и замер, несколько подслеповато щурясь. Зрение возвращалось к нему крайне неохотно.

На пороге застыл, выставив перед собой шпагу, очень бледный, с всклокоченными волосами и крутящимся во все стороны взором, но явно пришедший в себя Гарет Крейтон. Мальчишка обводил взглядом помещение, и кончик его шпаги порядком дрожал. За его спиной выглядывали еще двое. Девицу по имени Анвин, отказавшуюся сейчас от соблазнительной наготы в пользу платья с глубоким вырезом, Гледерик хорошо запомнил еще во время давешней схватки в лесу. Светлые волосы лежат на плечах, грудь быстро вздымается, губы решительно сжаты, светлое платье перетянуто в талии поясом, в руках тоже нечто наподобие рапиры или шпаги. В отличие от Анвин, женщина с кавалерийской саблей, со скрытым вуалью лицом, стоявшая за правым плечом юного лорда Крейтона, была знакома Гледерику лишь по рассказу мальчишки.

Но он, конечно, все равно сразу ее узнал.

Леди Элена Крейтон, покойная мать Гарета, спасшая его во время ночного нападения на родовой замок — или по крайней мере кто-то, чрезвычайно на нее похожий. И эта странная женщина, скрывающая свое лицо, и сельская барышня, до того пытавшаяся Гарета убить, обе держались за спиной у мальчишки с таким видом, будто именно здесь им и полагалось находиться. И он явно не опасался ни одну из них — что в случае крестьянской девки выглядело достаточно странным.

Гарет Крейтон переступил порог.

— Господин чародей, — сказал он спокойно и громко, обращаясь к занятому схваткой с Колдером волшебнику, — не желаете ли вы со мной побеседовать? Подходящее время, мне кажется, как раз пришло.