Гледерик Первый из дома Карданов, миропомазаный король Иберлена, расположился в одном из просторных залов своих апартаментов, в самом сердце Тимлейнской цитадели. Гледерик сидел у ярко горящего камина, опустившись в уютное мягкое кресло и положив на колени массивный фолиант с тяжеленной обложкой и толстыми пожелтевшими страницами, порядком обтрепанными по краям. Найденная им книга оказалась просто-таки возмутительно любопытной. Он уже много часов подряд провел за ее чтением, лишь изредка отвлекаясь на то, чтобы полюбоваться на языки пламени, поглядеть в окно и привести мысли в порядок.

Ночь выдалась недурственная — свежая, ясная, загляденье, а не ночь. За окном горели звезды и светила полная луна, выглядывающая из-за темной громады юго-восточной башни. В бойницах и на стенах, где несли караул стражники, перемигивались огоньки. Хорошая ночь. В такую ночь сесть бы на берегу реки, на зеленой лужайке, разжечь костер, достать выпивку и закуску, собрать приятелей и подружек, да еще пожалуй музыкантов, без музыкантов в таких делах никак, чтоб барабаны гремели и скрипки мурлыкали. Плясать, смеяться, пить, пока эльфы не начнут мерещиться, а потом найти какую-нибудь славную девчонку, обязательно, чтобы волосы у нее были черные и густые, и глаза задорно горели — сорвать юбку с чертовки да поиметь ее, под всю ту же музыку. А под утро, пока петухи не запели, рухнуть в стог сена и дрыхнуть, не помня собственного имени. Хоть до следующего вечера, хотя последнее — сомнительно, никуда не денешься, но к полудню уже будешь на ногах. Гледерик Брейсвер усмехнулся. О да, он любил такие ночи от души. И не такие тоже, но такие — в особенности. Бывали у него славные ночки, и бывали у него славные деньки. Бывали в прежние времена, когда молодого наемника, сбежавшего из отчего дома, обокрав при этом до нитки собственных родителей, прихватив с собой все их сбережения, и вооруженного поначалу лишь прадедовским мечом, мотало по всему материку, занося с востока на юг, с юга на запад. А материк этот полыхал в огне. Король Раверхорста сражался не на живот, а на смерть с собственным старшим сыном, вознамерившимся примерить корону, лорды Гердланда не желали примириться ни между собой, ни с лумейским королем, Эренланд и Гарланд рвали друг друга в клочья, дарнейские корсары стремились закрепиться на берегах Марледай, бритерские таны резали всех, до кого могли дотянуться, а еще захлебывались кровью в очередной тамошней междуусобице кирлейские равнины. Никакого мира. Нигде — никакого мира. Хорошее время для таких, как Гледерик — он прекрасно понимал, что время хорошее, и не упускал его.

Он бродяжничал по разным землям, нигде не задерживаясь надолго. Поступал на службу первому попавшемуся лорду, втянутому в очередную свару с каким-нибудь другим, ничем от него самого не отличавшимся лордом, и дрался — мечом, топором, скакал на коне, вооружившись копьем, стрелял из арбалета, без разницы. Просто дрался — учась делать это хорошо. Как следует, чтоб потом пригодилось. Брейсвера еще на родине научил владеть оружием живший в одном с ним квартале престарелый ветеран, которому Гледерик за это помогал управляться по дому. Теперь осталось лишь закрепить полученные умения. Начав это делать, он скоро потерял счет сражениям, в которых участвовал. Выигранным или проигранным — не имело значения, Гледерику было безразлично, одержит верх или потерпит поражение его очередной хозяин. Он забывал имена этих самых хозяев сразу же, как заканчивалось время его контракта — а контракты он обычно заключал краткосрочные, на один или два сезона самое большое. Иногда его просили остаться, обещая повышение по званию и увеличенное жалование. Он со смехом отказывался. Нигде не задерживаться, не привыкать ни к местам, ни к людям — таким был его принцип. Впрочем, к людям Гледерик и без того не привыкал. Парни, вместе с которыми он воевал, были забавными ребятами, прикроют, если надо, в бою, а в увольнительной дотащат, если окажешься пьян, до казармы, но этим их достоинства и ограничивались. Друзей у Брейсвера не было, правда, если находились люди, почитавшие своим другом его — он не стремился их в этом переубедить. Бессмысленно развенчивать чужие заблуждения, да и хлопотно. Все было легко и просто — он жил, наслаждаясь каждым ударом сердца, был среди первых в любом сражении, водил людей за собой прямо на вражеский строй, опрокидывал неприятельские шеренги, рубил и резал. Да, люди охотно шли за Гледериком, чувствовали в этом веселом легкомысленном парне, бражнике и любителе немузыкальным голосом затянуть какую-нибудь балладу, человека, совершенно не боявшегося смерти, да что там, не верившего в смерть. Когда идешь за таким человеком, то и сам ничего не боишься. Он быстро дослуживался до офицера везде, куда бы не попадал. И никогда офицерским чином не дорожил.

Со дня, когда глупый пятнадцатилетний мальчишка покинул отчий дом, прошло почти десять лет. Десять веков.

Гледерик стоптал сапоги на тысяче дорог, ночевал на тысяче перекрестков. Он был посвящен в рыцари — и стал дворянином. Любил сотни женщин и убил сотни мужчин. Брал от жизни все, что мог взять. Всегда шел вперед. Только вперед. Ему больше некуда было идти.

А год назад его чуть не убили.

Войско одного графа, которому тогда служил Брейсвер, было полностью разгромлено в довольно-таки жаркой битве — да что там, не просто жаркой, на поле боя тогда воцарился настоящий хаос. Под Гледериком убили коня, он сражался пешим, орудуя коротким мечом, покуда какой-то громила не саданул его со всей дури по шлему. Брейсвер не устоял на ногах, упал в чавкающую осеннюю грязь, его победитель уже замахнулся топором, намереваясь добить, но Гледерик слегка приподнялся, превозмогая адскую боль в черепе, и подрезал противнику сухожилия. Тот рухнул на землю, в падении ударив топором. Гледерик чудом успел увернуться. Он откатился и насквозь проткнул врага мечом — и только он это сделал, как откуда-то сверху на него тяжело повалился умирающий воин, свой, чужой ли — черта с два разберешься. От удара у Брейсвера вышибло дух, и он отрубился. Надолго — потому что когда он пришел в себя, шум и грохот, до этого раздиравшие мозги, стихли. Воцарилась тишина — совершенная и абсолютная. Сражение закончилось. Вообще все закончилось — подумал тогда Гледерик с удивившим его самого спокойствием.

Брейсвер с некоторым усилием сбросил с себя тяжеленного мертвеца, потом снял латную перчатку и тыльной стороной ладони оттер собственное забрызганное подзасохшей уже кровью лицо, ногтями сдирая коросту. Он лежал спиной на влажной земле, в окружении бесчисленных трупов, среди убийственной тишины, а наверху, прямо над ним, простерлось очень синее, очень густое и до чертиков глубокое небо. Дерьмо, кровь и мертвая плоть — рядом. Небо — впереди и наверху. Он поглядел на это небо и неожиданно для себя улыбнулся. «Проклятье, на что же это я трачу время», — подумал Гледерик, продолжая улыбаться и отрешившись от всего, что его окружало, от смрада и грязи, сделавшихся настолько привычными за все эти годы, что уже не доставляли никакого неудобства. Он смотрел в синюю пропасть с улыбкой, в которой облегчение мешалось с досадой. Гледерик думал о том, что времени прошло достаточно, он уже очень многое увидел, и пора было начинать кое-что делать. Когда стоящее почти в зените солнце сядет за западными холмами, и наступит ночь — созвездия, что загорятся тогда над этой долиной, будут довольно сильно отличаться от тех, что он видел когда-то в Элевсине, совсем мальчишкой. Зато это будут те же самые созвездия, что сияют над Иберленом.

Он почти пришел. С востока на юг, с юга на запад, с запада на север. Осталось сделать один-единственный, последний шаг.

Гледерик смежил веки, весь отдавшись во власть наполнившей его ликованием мысли — «можно начинать». О да, можно начинать. Он набрался уже достаточно опыта, чтобы попробовать. «У нас было королевство, сынок, — рассказывал ему когда-то, очень давно, отец, когда напивался вусмерть и звал сына посидеть рядом с собой у очага. — У нас было королевство, сынок, настоящее такое королевство, с городами и замками, и наши прадеды были настоящими королями, вот как его величество Эдвард, и сиживали на троне, в соболиной мантии, у них были армии, золото, земли. Да, сынок, были времена что надо, запомни это хорошенько. Мы — Карданы, мы были королями». Гледерик запомнил. Куда лучше, чем Ларвальд Брейсвер, его отец, мог бы себе представить. Еще он запомнил, что ни его отец, ни дед, ни прадед и пальцем о палец не ударили, чтобы вернуть себе потерянный трон. Не посмели, не решились, духу не хватило. И поэтому из отчего дома Гледерик уходил с легким сердцем. Чего жалеть о тех, кто не нашел в себе смелости жить по-настоящему, в полную силу? Тот, кто боится вдохнуть воздуха в грудь, не человек, а просто растение.

Все эти годы он шел в Иберлен. И пора было уже придти.

Брейсвера отвлек от размышлений какой-то раздражающий шум, доносившийся с подветренной стороны. Гледерик открыл глаза и заметил неподалеку парня в затрапезной одежонке, деловито обыскивающего мертвецов. Все понятно, мародер. Самый обычный мародер, таких после боя всегда полно. Круглая рожа прямо-таки светилась от азарта, и Гледерик невольно проникся к грабителю симпатией. Тем не менее Брейсвер тихонько поднялся, вытащил из ножен на поясе кинжал, подкрался к мародеру и ухватил его за плечо. Парень весь аж вскинулся, но не успел вымолвить ни слова, потому как Гледерик тут же загнал клинок ему прямо в горло. После этого он обыскал карманы неудачливого вора, забрал себе все обнаружившиеся там ценности, отыскал среди сваленного на земле оружия подходящий меч, не свой прежний, но тоже ничего, и поспешил покинуть поле брани. Нечего тут задерживаться.

Когда Брейсвер явился в Иберлен, тот в некотором смысле даже поразил его. Тихое, сонное царство, мир и покой, благодать. Страна, правящие которой великие дома уже много десятилетий не вели между собой больших войн, где даже мелкая танская междоусобица была делом редким, вот разве что на границах вечно полыхали пожары. В сравнении с прочими землями материка это королевство казалось исполненным благодати. Процветающая торговля, довольные жизнью горожане, веселящиеся фермеры. Рай земной. Гледерик прекрасно понимал, что нет ничего более обманчивого, чем первое впечатление, и в любом тихом омуте найдется достаточно чертей. Нужно только поискать. Нужно присмотреться внимательнее. Он и стал присматриваться. В последние лет двадцать, как успел выяснить Брейсвер, дом Ретвальдов ослабел и шел на поводу у герцогов Айтвернов, распоряжавшихся в королевском домене, как у себя дома. Лорд Малериона носил звание маршала и на этом основании распоряжался всей имеющейся у Ретвальдов армией, да и министры смотрели ему в рот. Конечно, всех остальных сеньоров это должно было приводить в бешенство, никому не понравится, если равный тебе по титулу смеет вести себя так, словно сам является королем. Против Раймонда Айтверна давно бы уже организовали мятеж, если бы он не позволял прочим великим лордам распоряжаться в собственных землях так, как им вздумается, не оглядываясь практически на распоряжения из столицы, да и не получая никаких распоряжений. Дворяне севера, востока и юга всего-навсего были обязаны в срок отправлять в Тимлейн подати, собираемые ими самостоятельно на своих землях, помогать королевской армии в боях на границах и поддерживать основные дороги в пристойном состоянии. Не более того. При первых Ретвальдах королевская власть была много сильнее. Нынешнего послабления оказалось достаточно, чтобы отсрочить взрыв недовольства — но не исключить его вовсе. Именно на недовольстве Гледерик и сыграл, да еще на вере некоторых ослов в честь и закон. Одним из таких ослов оказался Мартин Эрдер. Брейсвер пришел к нему однажды, просто назвал свое имя, а потом сказал несколько слов, сказал их очень просто, без кривляний и гримас. «Я призываю вас послужить своему законному государю, герцог». И Эрдер откликнулся на призыв. Он поверил, что пришедший к нему оборванец, не владеющий ничем, кроме меча, копья и коня, происходит от древних королей и достоин править Иберленом.

А теперь Эрдера нет. Он погиб, там, на Горелых Холмах, когда в небо, уже не ясное, в хмурое и недоброе, ударил фонтан света. Брейсвер знал, что лорд Шоненгема мертв, поскольку высланные во все стороны герольды Ретвальда уже к вечеру оповестили об этом. Ну что ж, погиб так погиб, мало ли как бывает. Еще одна фигура снята с доски, но игра продолжается, игра достигла своей высшей точки, и она не может, не должна, не имеет права быть проиграна. Он жил ради этой игры, сделал победу в ней своей целью и единственным смыслом своей жизни. Никаких других смыслов не было и быть не могло. Сесть на Серебряный Престол. Править Иберленом. Вернуть то, что было утеряно. Архиепископ уже увенчал его короной, несколько недель назад, это случилось в соборе святого Деклана, под рев труб, многоголосое пение церковного хора и рев толпы. Когда Гледерик вышел из храма, то целый мир открылся перед ним — огромная площадь перед собором, заполненная знатью, солдатами, купцами, мещанами и прочим людом, а далее бесконечное море черепичных крыш и высоких башен. Играла музыка, ликовала толпа, ветер, ласкавший знамена дворянских родов, присягнувших дому Карданов, налетел и растрепал наброшенный Гледериком на плечи белоснежный плащ, с вышитым на нем яблоневым деревом. Король, новый король Иберлена, запрокинул голову, увенчанную серебряным венцом, и на мгновение зажмурился. «Это все мое, — подумал он. — Весь этот город, и все люди, что в нем живут, и другие города, деревни, замки, а еще леса, поля, реки и даже горы. Мое, я это взял. Интересно, чтобы на это сказал папаша?» Он понятия не имел, чтобы на это сказал Ларвальд Брейсвер. По правде говоря, Гледерик даже не знал, жив ли еще его отец.

Тогда он почти победил. А у Горелых Холмов — почти проиграл. Когда он увидел зарево над холмом, где размещалась ставка Ретвальда, то приказал трубить отступление. Он мгновенно понял, что означает это зарево, этот свет. Магия короля Бердарета, юный Гайвен все же смог ей овладеть. Это означало — нет, еще не поражение. Это означало перелом. Перекресток, место, с которого можно было идти разными путями, и одни из них могли и в самом деле привести к поражению, а другие — к победе. Гледерик мог победить при помощи интриг или даже при помощи стали, но в магии не смыслил ровным счетом ничего. В отличие от Гайвена Ретвальда, получившего наконец преимущество, способное сделать его непобедимым. Способное — но не обязательно делающее. Магию можно остановить лишь магией, а потому Гледерик выгнал сегодня стражников из королевских покоев, остался один, сидел у камина, читал старинную книгу и ждал. Он надеялся, что ждет не зря.

Артур Айтверн. Все отныне упиралось в Артура Айтверна, нашего дорогого повелителя Западных берегов. Сын покойного маршала и сам нынче вроде бы маршал оставался одним из немногих, наряду с Ретвальдом и своими собственными младшими родичами, людей в Иберлене, способных на какое-то чародейство. Артур Айтверн обязан был владеть чародейским даром, ведь он происходил от Древнего Народа, был потомком легендарного эльфийского волшебника. Если кто и сможет справиться с Ретвальдом, так это он, ведь все легенды утверждают, что Сила передается потомкам того, кто ей обладал. Сыновья колдуна становятся колдунами, дочери ведьмы — ведьмами. А потом сыновья сыновей и дочери дочерей… До нынешних дней дожило не столь уж много потомков Майлера Айтверна, если брать прямую линию, единственно способную унаследовать его волшебство. Сам Артур, его дядя Роальд, сын Роальда Лейвис… возможно, имелись еще какие-то боковые ветви, да и бастардов за тысячу лет должно было наплодиться изрядно, но поди их отыщи, этих бастардов. На виду оставались лишь три потомка эльфийского князя — Артур, Роальд и Лейвис. Двух последних Брейсвер не знал, и сомневался, что даже познакомься он с ними поближе, они согласятся присягнуть его делу.

У Гледерика оставалась теперь одна-единственная возможность, переманить на свою сторону Артура Айтверна. Не удалось в прошлый раз, но должно получиться теперь. Книга, лежащая у Брейсвера на коленях, давала ответы на все. Эту самую книгу нашли по приказу Гледерика в тайном замковом книгохранилище, где хранились особенные манускрипты, право читать которые имел только король. Даже принц Гайвен, известный тем, что перерыл сверху донизу всю здешнюю библиотеку, никогда не бывал там и не брал в руки этой книги. Что же, зато теперь старинная хроника пригодится потомку Карданов. Все, что нужно для победы — встретиться с Айтверном и поговорить с ним. Гледерик отныне знал, что ему нужно сказать, верил, что сказанные слова обернутся именно тем, чего он ждал. Брейсвер послал гонцов к Айтверну с предложением переговоров. Но он также не исключал того, что им придется встретиться намного раньше. Может быть, этой ночью. Или следующей.

Артур Айтверн смог однажды бежать из этого замка, с помощью какого-то загадочного подземного хода, именуемого Старой Дорогой. В Тимлейнской крепости было много потайных ходов, некоторые из них люди Гледерика уже успели обнаружить, но среди них не нашлось пока такого, что выводил бы прямо отсюда за пределы города. Поэтому Брейсвер мог лишь предполагать, где находится эта самая Старая Дорога. А чего тут, собственно, предполагать — он бы разместил выход на нее где-нибудь прямиком в королевских апартаментах, чтоб при случае никуда далеко не ходить. Скорее всего, его далекие предки рассуждали сходным образом. Именно потому Гледерик и выгнал с этажа, где располагались его комнаты — в недавнем прошлом комнаты Брайана Ретвальда — всех солдат. Он верил, что Артур Айтверн явится сюда, тем же путем, что ушел. При всей своей воинственности Айтверн едва ли готов вот так вот сразу идти на штурм своего любимого города. Брейсвер читал в мальчишке, как в раскрытой книге. Скорее всего юный Айтверн захочет решить все сам, быстро и без лишних смертей. Он явится в замок тайно, попробует найти Брейсвера и убить его. Безумный план, могущий придти в голову только двадцатилетнему рыцаренышу. Как хорошо иметь дело с двадцатилетними рыцарятами, ими так легко управлять. Даже драться, скорее всего, не придется. Айтверн явится сюда… Гледерик рассчитывал, что именно сюда, впрочем, на всякий случай он отдал командирам отрядов по всему замку соответствующие приказы, предписывающие брать в плен, а не убивать любых возможных лазутчиков… Айтверн явится сюда, готовый к бою, но боя не будет. Будет достаточно просто заговорить с ним, запеленать его в свои сети, и тогда ловушка захлопнется. У Гледерика появится новый вассал, и этот вассал овладеет волшебством и выступит против Ретвальда. Если Гайвен смог, не будучи обучен древним заклятьям, коснуться Силы, сможет и Айтверн. И, кроме того… Дело не только в Силе. Дело в нем самом. Дело в Артуре Айтверне. Придет день и — Артур Айтверн будет принадлежать Гледерику Брейсверу. Своему господину и своему государю. Хороший приз в такой долгой и сложной игре. Он похож на настоящее произведение искусства, этот мальчик — со всеми его страстью, верой, упрямством и пылающей красотой.

Гледерик улыбнулся своим мыслям. Посмотрел в огонь камина, полюбовался игрой танцующих языков пламени. Перелистнул еще одну страницу, сухую и ломкую. Вдохнул полной грудью идущую от окна прохладу. Все было хорошо. Все шло по плану.

Юный сэр Артур верит в честь. Именно честь и обернется удавкой на его шее.

Когда отряд подошел к заброшенной церкви, уже почти стемнело. В оврагах пролегли густые тени, небо окрасилось в темно-синие цвета, только на западе еще догорала розовая полоска — все, что осталось от заката. Артур прошел на заросший сорной травой внутренний двор, миновав валявшиеся на земле ворота, и поднял повыше факел, оглядывая полуразрушенный храм, с выбитыми слепыми окнами, проломленными в паре мест стенами, обвитыми диким плющом. Двери церкви были широко распахнуты, словно приглашая зайти.

— Так вот оно значит где, — пробормотал капитан Фаллен, останавливаясь рядом с Айтверном. — Это ж надо, чтоб в замок — да из святого места…

Артур не сдержал улыбки:

— И в самом деле, капитан, Карданам нельзя было отказать в тяге к дешевым эффектам. Представьте себе, какие могли получаться конфузы. Захотелось вдруг его королевскому величеству воспользоваться своим потайным путем, дабы сбежать, скажем, от опостылевших королевских забот. Воспользовался он — и выходит прямо из стены посредине мессы, хорошо если без короны и монаршего скипетра. Хор сбивается с пения, прихожане падают на колени, прихожанки так и вовсе в обморок, никакой тайны из королевских шатаний сохранить не получилось, так мало что с тайной беда, еще и месса нарушена.

— Оно, милорд, и правда, — хохотнул Фаллен. — Хорошо, пожалуй, что в церкви такой бедлам, нам меньше мороки выйдет.

Артур рывком развернулся к капитану, от внезапно нахлынувшей ярости едва не подпалив тому факелом бородку.

— Чушь собачья, — отрубил Айтверн. — Прежде чем говорить, дорогой мой Клаус, могли бы для начала думать, хотя бы изредка, время от времени. Церковь — Божий дворец, грешно и стыдно оставлять его разрушенным и оскверненным. И вдвойне грешно одобрять подобное непотребство.

— Да, милорд, ваша правда, — пробурчал Клаус Фаллен, не на шутку похоже озадаченный неожиданной отповедью. Артур тихонько выругался себе под нос, облегчил душу. С тех пор, как они вышли из Эленгира, бешенство то и дело накрывало его, иногда по весомой причине, иногда и вовсе без всяких причин, даром что в дороге они были всего несколько часов. Волнение. Проклятое волнение, которое необходимо выкорчевать с корнем, покуда не дошло до беды. Он готовился прыгнуть прямо в пропасть, и потому с трудом удерживал себя в руках. И вместе с тем он понимал, что не имеет права срываться сейчас, когда столь многое зависело от мелочей. От того, что он сделает. Артур внезапно вспомнил себя, каким он был в начале мая, в то безмятежное утро, когда он въезжал во двор семейного особняка, безмерно собой довольный, и с легкой душой вышучивал мажордома. Сколько же всего изменилось с тех пор, и сколько еще изменится…

Если он выстоит. Если он сможет.

Айтверн оглянулся, поглядел на Блейра Джайлса. Оруженосец стоял позади них, чуть поджав губы и опустив подбородок, напряженный, как пружина готового выстрелить арбалета. Похоже, маленькая перепалка между Артуром и капитаном явно не пришлась Джайлсу по душе. Артур в который уже раз за этот вечер задумался, а за каким бесом он вообще взял с собой Блейра. Не то чтобы он все еще сомневался в нем, нет. На поле боя Джайлс уже доказал свою верность, когда бросился помогать Артуру в схватке с Эрдером. Сомнений больше не оставалось, Блейр не предаст. Другое дело, будет ли от него толк в Тимлейне? Айтверн не знал, но все же он предложил Блейру составить ему компанию, а тот согласился. И тогда Артур, к своему безмерному удивлению, испытал некое странное чувство, в чем-то смахивающее на облегчение. Казалось невероятным, но ему и в самом деле становилось спокойней, когда рядом маячил этот угрюмый вечно насупленный парень. Было в Блейре нечто такое, надежное. С подобными людьми, когда они прикрывают спину, чувствуешь себя несколько уютней.

Айтверн тряхнул головой, передал Фаллену факел, чтобы при следующей вспышке бешенства точно никого не спалить, и направился к потрескавшимся ступеням:

— Пойдемте, господа, — бросил он через плечо, — мастер Гледерик ждет.

А вот в храме ничего не изменилось. Битый камень, толчущийся под сапогами, изрубленные скамьи, сорванные со стен и тоже изрубленные на мелкие куски иконы. Выбоины в колоннах — похоже, по ним долго били мечами или топорами. Осколки стекла, изгаженный алтарь и толстый слой пыли. Кем нужно быть, чтоб устроить такое? Марледайцы верили в того же самого Бога, что и иберленцы, однако не погнушались осквернением церкви. Почему люди порой так похожи на дикое зверье? Артур подумал, что охотно бы нашел мразей, когда-то повеселившихся здесь, и разрубил бы на куски их самих. С подобными тварями следует поступать только так и никак иначе. О да. Убить всех. Всех… Единственно уместное решение.

Артур остановился посреди зала и качнулся на каблуках, поворачиваясь кругом. Его люди уже зашли вовнутрь — двадцать отборных гвардейцев, все опытные, умелые бойцы, да и вдобавок еще и преданные. Второе даже важней первого.

Он наполнил воздухом грудь.

— Господа, — сказал он. — Наверно, мне нужно сейчас произнести какую-то речь. Я не знаю, но так обычно делают в таких случаях. К тому же, я сказал уже много разных речей, раньше. Сейчас я могу сказать только одно. Мы идем в Тимлейн, чтобы убить одного человека. Это не самый плохой человек. Он просто решил вернуть то, что принадлежало его предкам. Я бы поступил точно также, отними кто-то у меня Малерион. Тем не менее, сегодня мы этого человека убьем. Я лично убью, а вы мне в этом поможете. Это плохой поступок, и я никогда не стану им гордиться. Тем не менее, я к этому поступку готов. Я не буду говорить, что у меня нет другого выбора, потому что выбор у меня есть. Мы в церкви, поэтому сейчас я просто попрошу у Бога, чтоб он меня простил. Если сочтет нужным. Если хотите, тоже можете помолиться, если нет — не страшно, это ваше дело. Наверно, мне больше нечего сказать.

Артур коротко поклонился своим людям, развернулся лицом к алтарю и опустился на колени. Нет смысла приводить здесь те слова, которые он сказал в следующие несколько минут про себя.

Помолившись, Айтверн поднялся на ноги, спрятал меч и зачем-то отряхнул штаны. А потом подошел к алтарю, повернулся налево и, идя по воображаемой прямой линии и стараясь ни на волос с нее не сбиваться, направился к стене. Эта стена, в отличие от противоположной, почему-то была совершенно нетронута, никаких выбоин и проломов. Все цело. Артур какое-то время смотрел на грубую кирпичную кладку, а потом у него вдруг ослабели ноги и потемнело в глазах. «А ведь церковь не марледайцы разграбили, — подумал Айтверн, чувствуя, как его начинает мутить. — Совсем не марледайцы. Это сделал кое-кто другой, специально и тщательно. Чтобы… не случалось никаких конфузов». Преодолевая дурноту, прилагая какие только можно усилия, лишь бы только отрешиться от накатившего понимания, он встал лицом к югу и снова принялся отсчитывать шаги. Сделав семь шагов, он остановился и присел на корточки, внимательно изучая стену и пытаясь припомнить, что же именно теперь требуется делать. Припомнить удалось далеко не сразу. Наконец Артур пересчитал кирпичи вверх от пола, легонько постукивая по ним пальцем, и наконец надавил на стену одновременно в двух местах. Раздался скрежет, это пришел в действие старый, основательно проржавевший механизм, и часть стены медленно повернулась, приоткрывая за собой кромешную черноту вертикальной шахты. Артур щелкнул пальцами, подзывая Блейра. Тот подошел, скрипнув зубами, злился поди, что его зовут именно щелчком пальцев, а никак иначе. Впрочем, маршалу Иберлена сейчас было не до обдумывания подобных глупостей. Айтверн принял у оруженосца факел и шагнул в проем, приказав всем остальным следовать за ним. Походя мелькнула мысль, что он сейчас только раскрыл один из самых важных секретов королевства. Интересно, усмехнулся Артур, ступая на первую из завивающихся штопором каменных ступеней, как бы поступили с нежелательными свидетелями те, по чьему приказу был когда-то проложен этот ход? Айтверн не был уверен, что хочет это знать.

Винтовая лестница, уводящая далеко вниз. Все равно что лестница в ад. Пожалуй, так оно и есть. Потому что ему предстояло придти в ад, встретить там дьявола и убить его.

Они спустились вниз, в расположенный глубоко под церковью обширный зал, чьи стены тонули во мраке. Должно быть, в начале всего и было вырыто это подземелье, и лишь потом строители возвели расположенный наверху храм. Артур и представить себе не мог, сколько лет прошло с той поры. Старая Дорога была и впрямь очень старой. Ее проложили давным-давно, в годы владычества Карданов, а Карданы правили Иберленом тысячу лет, и эта тысяча лет вместила в себя столько побед и поражений, славных деяний и омерзительных злодейств, что все их не перечислила бы ни одна летопись. Артур посветил факелом, найдя наконец в северной стене высокую арку, и направился к ней. Солдаты шли за ним, не отставая, их сапоги гулко топали по каменным плитам, выбивая мечущееся под низкими сводами эхо.

Коридор был достаточно широк, чтоб по нему в одну шеренгу могли пройтись сразу шестеро человек. Впрочем, Айтверн шагал один. Сразу за ним следовали Блейр Джайлс и капитан Фаллен, и лишь потом все остальные. Грубая, но надежная каменная кладка, подпирающие потолок массивные колонны — Дорогу эту строили на века. Никаких ответвлений и развилок на ней не имелось, так что заблудиться тут нельзя было даже при наличии подобного желания. Шли молча, не переговариваясь, и душную подземную тишину, от которой временами становилось не по себе, нарушали лишь все тот же стук шагов да бряцание оружия. С потолка иногда срывались капли воды. Когда одна из них шлепнулась Артуру прямо на кончик носа, он чуть не вздрогнул. Могила, ей-ей, сырая древняя могила, даром что мертвецов нету. Когда они с Гайвеном и Айной бежали из Тимлейна, все было совсем иначе. Артур не задумывался ни о щекочущем нервы молчании подземных глубин, ни о толщах земли, отделяющих их от поверхности. Он весь тогда был поглощен тревогой, злостью, отчаянием, мыслями об отце и о собственном предательстве. А сейчас все было иначе. Сейчас в голову то и дело лезла всякая чушь. Интересно, а как там Гледерик Кардан? Будет досадно, если узурпатора не обнаружится сегодня в его собственных покоях. Вдруг он на каком-нибудь пиру или с войсками? Или переселился в другую часть замка, а бывшие апартаменты Брайана Ретвальда теперь наводнены солдатами? Айтверн лишь сейчас начал сознавать, до какой степени безумна вся эта затея с тайным проникновением в крепость.

В глухом подземелье Артур утратил счет минутам. Он не мог сказать, сколько времени они уже идут вот так, но мог предположить, что прошло не меньше нескольких часов. Усталости он не чувствовал, тренированное тело привыкло и не к таким прогулкам. Айтверну вдруг стало любопытно — а что же сейчас находится там, наверху, над самыми их головами? Они все еще пробираются под лесами и полями, или уже подошли к предместьям столицы? А может, миновали городскую стену? Идут под ремесленными кварталами или под резиденциями дворянских родов? А может, прямо наверху катит ленивые волны Нейра? И далеко ли еще до цитадели? Он бы продал что угодно, лишь бы только оказаться сейчас наверху и вдохнуть свежего воздуха. Выбраться из этих проклятых катакомб — они вдруг сделались пугающими, темнота и тишина наполняли сердце тоской и безысходностью. В глубокие темницы под Тимлейнском замком, расположенные на многие сотни футов ниже поверхности, бросали преступников, нанесших особенно тяжелые оскорбления короне. Артур задумался на тем, как же наверно было бы жутко и одиноко годами сидеть в вырубленной в скале келье, и никогда не видеть больше солнечного света. Сам бы он предпочел честную смерть в бою, да что там, палаческий топор и то был бы лучше вечного заточения в темноте.

Наконец они вышли в обширную залу, куда превосходящую размерами ту, что была расположена под старой церковью. Потолок унесся куда-то вверх, от чего слегка полегчало на душе — почитай что крышку гроба подняли. Айтверн помнил эту комнату, именно в нее они с сестрой и принцем спустились, покинув замок. Здесь Старая Дорога начиналась — ну или заканчивалась, смотря с какой стороны посмотреть. Ну вот и все, подумал Айтверн, наконец дошли! Оставалось лишь надеяться, что они не потеряли слишком много времени, блуждая во мраке, и что ночь еще не закончилась. Исполнить задуманное днем было бы практически невозможно, а сидеть здесь в ожидании до следующего вечера — да легче повеситься. Он и так уже весь извелся.

— Всем оставаться здесь, — отдал Артур приказ гвардейцам. — Капитан, Блейр, а вы составьте мне компанию. Проверим, что там наверху.

Втроем они стали подниматься по уводящей наверх лестнице, на сей раз уже не винтовой — с широкими ступенями, по которым могли идти сразу несколько человек, и с частыми пролетами. Вверх, вверх, наконец-то вверх! Артур не помнил сам себя от нетерпения, ему стоило недюжинных усилий не бежать вприпрыжку. Рука то и дело прикасалась к эфесу, Айтверна горячило почти столь же сильно, как перед первым в его жизни боем. Наконец-то все закончится, все, все, совсем все! Он найдет Кардана и поквитается с ним — за отца, преданного и убитого, за короля Брайана, за Александра Гальса, убивать которого пришлось ему, Артуру, за седые волосы Гайвена, за сотни солдат, втоптанных в землю близ Горелых Холмов, за собственные страх и отчаяние. Он не будет испытывать никаких колебаний и сомнений, просто найдет узурпатора и проткнет ему живот. И тогда все наконец закончится. Артур не вытерпел и рассмеялся, и его смех разлетелся по шахте, подобно выпущенной из клетки птице ударяя крыльями по стенам.

— Сэр, чего это с вами? — пробормотал Фаллен. — Все в порядке?

— Все в полном порядке, капитан, — утешил его Артур. — Не обращайте внимания.

Лестница казалась поистине бесконечной, один марш сменялся другим, и очень скоро Артур утратил им счет. Еще бы, ведь им следовало подняться из самой глубокой бездны прямо в донжон Тимлейнской крепости. От подножия мира к самой его вершине. На одной из площадок они сели перевести дух и хлебнуть воды, потом пошли дальше. Когда лестница наконец закончилась, Айтверн испытал странное чувство, похожее на потрясение, смешанное с неверием. Они стояли на широком пролете, в десятке футов над головой смыкались гранитные своды, а прямо впереди темнела глухая стена. Артур передал факел Клаусу Фаллену и замер, выравнивая сбившееся дыхание. Быть того не может… Неужели наконец дошли?! Он думал, что так и умрет здесь, вечно стремясь к цели и никак ее не достигая. Невероятно… Он подошел к стене и уперся в нее лбом. Все силы небесные, Господь Вседержащий, Дева Вскормившая, я не верю, что я здесь, этого просто не может быть. Столько всего миновало и сгинуло, неужели совсем скоро наступит конец?! Я выполню свой долг, сделавшийся тяжелее любой горы, сброшу долг с плеч, и тогда… Он не знал, что будет тогда, он только и мог, что прижиматься к холодным кирпичам, шаря по ним ладонями.

— Да кончайте вы наконец балаган устраивать! — хлестнул из-за спины злой, звенящий голос.

Артур развернулся — резко, как от внезапного удара. Блейр Джайлс стоял напротив него, с побелевшим от ярости лицом. Мальчишка впервые с того дня, как поклялся герцогу Айтверну в верности, посмел возвысить на него голос. Все эти дни, сложившиеся в недели, он нес вынужденную службу, безропотно снося все насмешки и унижения, а сейчас зато выглядел злым настолько, будто вот-вот бросится в бой.

— Хватит уже, — процедил Блейр. — Мы на месте, так чего тянете? Открывайте наконец.

— Знайте свое место, мастер Джайлс, — огрызнулся Артур. — Когда сами сделаетесь маршалом, тогда и будете отдавать команды, а покуда держите язык за зубами. Я сейчас, — он вновь повернулся к стене, радуясь, что избавлен от необходимости созерцать Блейра вкупе с неодобрительно молчащим капитаном, и опустился на колени. Принялся дрожащими от волнения руками пересчитывать кирпичи — слева от края площадки, справа от края площадки, вверх от пола. На секунду Артуру почудилось, будто он позабыл, куда именно следует нажимать, и тогда волна страха захлестнула Айтверна, чуть не заставив его взвыть. Он вновь уперся в стену головой, сжимая зубы. Потом вдруг стало полегче, ему показалось, что он все-таки помнит. Артур отстранился от стены и снова принялся считать — очень неторопливо, очень внимательно, очень сосредоточенно, молясь всем святым заступникам, лишь бы только не ошибиться. Наконец он понял, что нашел искомые кирпичи. Айтверн поднял руки, уже готовясь одновременно надавить в двух местах — и внезапно замер.

А что, если там, прямо за этой стеной — несущий караул отряд кардановских молодчиков? Вдруг узурпатор каким-то образом догадался о местоположении потайного хода, и поставил около него солдат? Вполне может быть. Гледерик совсем не дурак, напротив, он дьявольски умен, с него станется обезопасить себя любым способом. И сейчас они шагнут прямо навстречу ожидающим их врагам, и весь задуманный Артуром план будет безнадежно провален. Ничего не получится сделать по-тихому — может быть, вообще ничего не получится. Айтверн перевел дыхание, прислушиваясь к бешеному стуку собственного сердца. Что же теперь делать? Риск слишком велик, на чашу весов положено очень многое, может быть — вообще все, что только могло на них лечь. Он не имеет права допустить ошибку. А с другой стороны, что ему остается делать, кроме как рисковать? Возвращаться назад? Ни в коем случае, это было бы смешно и глупо, не для того они сюда шли. Смешно, глупо и трусливо. Сидеть здесь, ничего не предпринимая, ожидая у моря погоды? Да какой в этом смысл, скорее уж не море распогодится, а солнце взойдет, и тогда уж точно все будет провалено.

Решено! Тогда рискнем, и будь оно, что будет.

Наплевав на сомнения, Артур со всей силы вдавил ладони в кирпичи — и тут же вскочил на ноги, делая шаг назад и обнажая меч. Раздался скрежет, и часть стены, точно также, как и в разрушенном храме, превратилась в дверь и медленно повернулась, приоткрывая проход. Напротив двери было просторное окно, и ударивший на лестничную площадку лунный свет осветил расположенную прямо перед ними небольшую комнату, богато обставленную и совершенно безлюдную. Полная луна плыла по ясному ночному небу, бросая на темно-вишневый ковер серебристую дорожку. Айтверн остановился на пороге, тяжело дыша. Потом шагнул вперед, быстро осматривая комнату, сам не веря свалившейся на него удаче. Здесь и в самом деле никого не было, ни единой души. Казалось, что небольшая гардеробная, примыкающая к королевской опочивальне, и вовсе не изменилась с того дня, как Артур в последний раз был здесь. Все также громоздились вокруг массивные шкафы, сделанные из северного дерева, на туалетном столике белела фарфоровая статуэтка. Настенное зеркало продемонстрировало Артуру собственную растрепанную физиономию. Черт побери, в гроб и то краше кладут. Айтверн опустил меч, испытывая сильнейшее желание в изнеможении растянуться на полу.

Нельзя расслабляться! — обожгла неожиданная тревога. Если сейчас здесь пусто, это не означает, что в следующую минуту в комнату никто не зайдет.

— Блейр, иди со мной, — шепотом сказал он оруженосцу. Тот кивнул и переступил порог. — А вы, Клаус, оставайтесь где стоите и караульте.

Отданный Айтверном приказ явно не пришелся командиру гвардейцев по душе:

— Сэр, осмелюсь возразить, но вы сейчас поступаете неразумно. Мы пробрались в замок, так чего же лучше, надо скорее позвать ребят. Ну сами посудите, чего вы тут вдвоем с мальчонкой сделаете. Не в обиду вам будет сказано, но ни хрена вы тут не сделаете. Только на стражников напоретесь, а тогда уж совсем венец. Я сейчас схожу за своими, вот тогда повоюем.

— Капитан, позвольте спросить, где были раньше ваши уши? Мы не затем сюда пришли, чтобы воевать. Вон там, — Артур указал острием меча на изукрашенную резьбой дверь, — королевская спальня. Если узурпатор сейчас там, то я просто приду и зарежу его во сне.

— А если его там нету? Сэр, будет куда лучше, если вы…

Фаллен, тупой воинственный пень, продолжил что-то кудахтать, приводя один за другим какие-то совершенно идиотские доводы, просто-таки вонявшие суконной предусмотрительностью, и Артуру надоело слушать весь этот бред. Он не мог позволить капитану трепаться и дальше, того и гляди они еще разбудят своей перепалкой Гледерика, если он и впрямь в спальне, а этого никак нельзя было допускать. И вообще, и так уже потеряно слишком много драгоценных мгновений. Отпихнув топтавшегося у прохода Блейра в сторону, Артур торопливо опустился на корточки, рассматривая кладку стены. Сейчас главное вспомнить, что именно следует жать отсюда, и в самом деле покончить со всем этим балаганом. Господи, ну где же эти проклятые кирпичи, ну почему же их всегда так сложно найти… Ага, вот же они!

— Сэр, да что вы делаете, вразуми вас Пречистая Дева! — воскликнул капитан, решительно двинувшись к Артуру.

— Ничего такого, за что потом буду стыдиться. Заткнитесь, Клаус, — Айтверн нажал наконец, куда следовало, и дверь тяжело захлопнулась, отгородив капитана Фаллена намертво сошедшейся стеной. Артур немного прикинул, и для верности нажал на еще один, особенный кирпич. Тот, который заклинивал механизм, не давая возможности открыть проход со стороны подземелья. Вот теперь и в самом деле готово. Айтверн встал, тут же пошатнулся и оперся спиной о дверцу шкафа, обессиленно сползая на пол. Блейр смотрел на него во все глаза, очевидно не находя слов, и выглядел до того потешно, что губы Артура разошлись в неуместной сейчас усмешке.

— Что смотришь? — спросил он тихонько, ощущая затылком прохладное дерево. — Теперь мы одни.

Джайлс схватился за рукоятку меча, тут же отдернул от нее ладонь, оглянулся на исчезнувший проход, потом поглядел на ведущую в королевскую опочивальню дверь. Опустил голову, очень внимательно изучая Артура, расслабленно, если не сказать обессиленно, развалившегося на роскошном ковре.

— Да вы, герцог Айтверн, и в самом деле ума лишились… — проронил Блейр. — Вы хоть знаете, зачем все это делаете?

Артур не отвел взгляда.

— Да, знаю.

Он и в самом деле знал. Он пошел на это сумасшествие, чтоб не допустить воплотиться наяву своему жуткому видению, в котором царила смерть. Не дать жерновам войны перемолоть в мелкую труху то, что еще оставалось от его прежней жизни. Этот залитый лунным светом город — вот что было его прежней жизнью. Он любил Тимлейн, и он не мог допустить того, чтобы Тимлейн был уничтожен, а поэтому был готов рискнуть собой. Все мы приходим на свет смертными, все мы когда-нибудь со света уйдем. Совсем не хочется умирать в двадцать лет, ну да что тут поделаешь. Иногда просто нельзя ничего поделать, невозможно остаться в стороне. Артур не желал умирать, но был готов к этому, лишь бы только утащить вместо с собой и Гледерика Кардана. Если узурпатор умрет, штурма не будет. Мятежные лорды склонятся перед Гайвеном, тот помилует их, и в Иберлене снова воцарится мир. А останется в живых Артур Айтверн или нет — совершенно неважно. Он жил очень мало и очень глупо, и его гибель едва ли сделает мир хуже.

Правда, еще оставался Джайлс, которого он за какими-то бесами притащил сюда.

— Послушай-ка, Блейр, — сказал Артур, поднимаясь с ковра. — Дальше я вполне справлюсь и сам, осталось уже совсем немного. Шутка сказать, может совсем ничего осталось. Мои с Гледериком дела — это мои с Гледериком дела, тебе умирать вовсе не обязательно. Можешь уходить через подземелье, как только я отсюда выйду, только на Фаллена лбом не наткнись и присмотри, чтоб он следом не вошел. Давай, запоминай как следует. Двадцатый кирпич от правого угла и восьмой от пола, это чтобы разблокировать механизм, иначе ты отсюда не выберешься. Потом еще два. Тринадцатый справа и пятый от пола, и двадцать второй слева, он же шестой от пола. На эти два нажмешь одновременно, как я делал, тогда проход откроется. Запомнил? Молодец. Больше тебя не задерживаю, свободен.

— А с чего вы взяли, — медленно сказал Джайлс, глядя на Артура прямо в упор, — с чего это вы взяли, что я вас оставлю?

— С того, что ты свободный человек. Твоя служба у меня подошла к концу. Тебе вовсе не обязательно умирать за меня.

Айтверн немного разозлился, от того, что Блейр не понимает настолько простых вещей, и от того, что опять приходится задерживаться, на сей раз, чтобы объяснить ему все эти вещи, в то время как так хотелось идти вперед и больше никогда и ни для чего не останавливаться. Найти Гледерика и убить его, эта мысль постоянно билась в висках, не давая покоя, ни на один вздох не отпуская Артура и превратившись в навязчивую идею. Найти Гледерика и убить его. Найти Гледерика, убить его. Найти и убить. Убить.

— Если я свободный человек… — начал Блейр словно бы нерешительно. — Если я свободный человек, то я сам выбираю, чего мне делать. Я выбираю идти с вами.

— Дурак пустоголовый, — бросил Артур в сердцах, чувствуя невыносимую усталость. — Ну да черт с тобой, поступай как знаешь.

Ему невероятно надоели бесчисленные споры, препирательства и возражения, и поэтому выказанное Блейром бычье упрямство отозвалось лишь приступом привычного уже легкого раздражения, не более того. Желает сложить голову подле убийцы собственного сеньора — ну и пусть складывает, его проблемы и его дурость. Лишь бы только под ногами сильно не мешался и в бою не повредил, а так пусть ходит хвостом. Артур забыл о том, что еще совсем недавно считал Блейра надежным бойцом, чье присутствие вселяло в него уверенность. Сейчас он лишь испытывал досаду от того, что этот надежный боец не желает от него отцепиться.

Стараясь ступать насколько это возможно бесшумно, хотя едва ли в подобной предосторожности оставался хоть малейший смысл после предшествующего громкого разговора, способного разбудить не то что спящего, мертвого, Артур приблизился к двери и приложил к ней ухо. Тихо. В спальне царила полная и абсолютная тишина. Айтверн заглянул в замочную скважину, но к его сожалению в спальне царила также полная и абсолютная темнота, так что ничего разглядеть в этой темноте не удалось. Артур на миг задержал дыхание, а потом распахнул дверь и вошел вовнутрь. Он быстро пересек комнату, ничего не видя по причине склубившегося в ней мрака, ведь ставни были плотно закрыты. Айтверн легко рассекал пространство перед собой взмахами меча, готовый в любой момент наткнуться на врага. Он подошел к кровати, двумя быстрыми ударами разрезал балдахин, после чего располосовал в пух и перья подушки. К сожалению, кроме подушек и одеяла на кровати ничего не обнаружилось — Гледерика Кардана не было в его опочивальне. Хотя в его ли… Кто сказал, что узурпатор станет предаваться сну в покоях Брайана Ретвальда? Айтверн сжал зубы, борясь с подступившим к горлу тяжелым комком. Вот это и называется совершенно бессмысленной затеей, да? Шел-шел, и никуда в итоге не пришел… Он несколько раз ударил по пуховой перине мечом, потом все-таки попробовал взять себя в руки. Ладно, здесь Гледерика нету, но где-то же он должен быть, в конце-то концов. Артур немного постоял, дожидаясь, покуда его глаза привыкнут к темноте, потом попробовал оглядеться, заодно вспоминая расположение королевских покоев. В этой самой комнате отец и генерал Терхол докладывали сонно щурящемуся королю Брайану о стягиваемых мятежниками в столицу войсках, а сам Артур сидел на табурете в дальнем углу и давился отчаянием. А потом он ушел отсюда искать людей, способных помочь пробраться к Эрдеру. Наткнулся на Алекса и Элберта с Рупертом, потащил их с собой, ну вот и завертелось.

Отсюда, из спальной комнаты, выводило еще три двери. Одна вела в предназначенную для особо высоких гостей малую приемную, вторая в умывальню, а третья — в личную гостиную. Значит, следовало осмотреть все эти три комнаты, а потом двигаться дальше. Поскольку покинуть королевские покои можно было только через приемную, ей следовало заняться в последнюю очередь. А начинать, пожалуй, с гостиной.

Артур, стараясь больше не производить лишнего шума, подкрался к ведущей в гостиную двери и склонился, всматриваясь в замочную скважину. Он увидел просторный, почти пустой, не загроможденный лишней мебелью зал, в самом конце которого ясным, живым и немного насмешливым светом горел камин, чье посмеивающееся пламя расшугало ночную темень. У камина стояли два кресла, и в одном из них явно кто-то сидел — какой-то человек, казавшийся отсюда, издалека, всего лишь тенью, без единого движения замершей на фоне веселящегося огня. Еще одна тень из мира теней, не больше, но и не меньше. Но Айтверн мог бы поклясться, что знает, кому принадлежит эта тень. Он и в самом деле знал. Знал, кто сидел там, впереди, на другом конце длинного зала, пропуская сквозь свои пальцы короткие часы летней ночи. Сидел то ли задумавшись, то ли просто заснув от сморившей его усталости, ведь так хочется хоть ненадолго смежить отяжелевшие веки, цепляясь за каждую минутку отдыха, искать забвения у согревающего теплом очага. Так хочется забыться хоть на чуть-чуть, отрешиться от целого мира, неподъемным грузом лежащего на твоих плечах. Забыть про бесчисленные невзгоды, про королевство, которым ты правишь, про армии и вассалов, ожидающих твоих приказов, про судьбу, которую обязательно нужно ухватить за хвост.

Артур пришел сюда, чтобы убить Гледерика Кардана, и все же он понимал его, как мог бы понимать самого себя.

Он повернулся и прошептал на ухо подошедшему Блейру:

— А вот дальше я точно иду один. Гледерик там, и я с ним разберусь. А ты оставайся здесь и смотри, не появится ли кто. Если появится — крикнешь мне.

Не дожидаясь ответа, Артур повернул ручку, распахнул дверь и переступил через порог, отсекая любую возможность остановиться, передумать и отступить. Сделал первый шаг. Услышал, как невыносимо громко захлопнулась за его спиной дверь. Прочертил клинком в воздухе косую черту, проверяя, хорошо ли подчиняется ему оружие. И оказался лицом к лицу с будущим.

Это будущее сидело, устало склонив голову, в массивном кресле, уронив руки на подлокотники, совсем как сидел Гайвен Ретвальд на Коронном совете, проходившем в Эленгирской ратуше. Это будущее даже не шелохнулось при появлении незваного гостя, будто и в самом деле забылось в крепком и, должно быть, счастливом сне. Это будущее не знало, что совсем скоро оно сделается прошлым. Человек, в чьих жилах текла кровь былых королей, тех самых, чьим именем строился этот замок и окруживший его город. Человек, беспечно смеявшийся в весенней ночи, встречая герцога Раймонда Айтверна и каждым словом издевавшийся над ним, а потом отпустивший отца из логова врагов, избавивший его от верной смерти. Человек, предлагавший Гайвену примирение и герцогский титул. Человек, совершивший немало добра — но и немало зла. Человек, похитивший Айну. Человек, пришедший из ниоткуда, бывший никем, не имевший ни дружины, ни денег, ни сторонников — и севший однако на Серебряный Престол. Разыгравший с судьбой немыслимо сложную и опасную шахматную партию, и почти одержавший в ней победу. Почти.

Артур внезапно, с поразившими его самого тоской и ясностью понял, что охотно бы назвал этого человека родным братом.

И вместе с тем он пришел сюда, чтобы его убить.

Пришел убить короля.

Прогнав овладевшее им оцепенение, Артур двинулся вперед. Он шагал по тонкому красному ковру, делавшемуся светло-серебристым в льющемся из окон ярком лунном свете. Какая хорошая, какая правильная ночь. Именно такой ночью и стоит поставить точку в этой истории. Подвести черту подо всем. Артур шел не спеша, сейчас ему незачем было спешить, и дело было даже не в том, что он боялся спугнуть Кардана. Он не боялся. Он, наоборот, был бы не против, если б тот очнулся и принял бой. Просто в спешке не имелось нужды. Все должно было быть сделано правильно.

Артур шел, чуть отведя меч в сторону и вместе с тем готовый в любой момент вскинуть его и броситься в атаку. На клинке отражался все тот же лунный свет. Да, зал освещали одновременно камин и луна, жаркое земное пламя, еще живое, и холодное, равнодушное небесное, давно мертвое. Артур шагал через зал, и сам казался себя вовсе не человеком, а каким-нибудь колдовским существом из легенд, пришедшим из холмов сидом, сотканным из тумана и с текущей по жилам ртутью. Он не слышал даже своего дыхания. Он вообще ничего не слышал, кроме потрескивания умирающих поленьев.

Это конец. Конец всему, что брало свое начало в Квартале Закрытых Дверей — схваткам, битвам и интригам, войне, смерти, звону клинков, неподъемному долгу, нежданной и нежеланной ответственности за все судьбы разом, нелегким, опустошающим душу решениям, любви и ненависти, страху, отчаянию и гневу. Сказка почти рассказана.

Господь Бог, Создатель и Хранитель, Заступник и Судия, Карающий и Милующий, помоги мне.

Это конец.

До кресла с сидящим в нем человеком осталось всего несколько шагов, когда Гледерик Кардан вдруг заговорил:

— А, герцог, ну вот и вы. Признаться, рад, что заглянули на огонек.

Артур Айтверн пошатнулся, сбился с шага и замер. Острие его меча чуть дрогнуло, будто готовое ринуться вперед, в смертоубийственной атаке, но не сдвинулось с места. Артур сглотнул и посмотрел на своего… врага? сюзерена? Он не знал, как правильно будет назвать обратившегося к нему человека. А Гледерик Кардан тем временем слегка улыбнулся, без насмешки или злости, скорее приветливо, и откинул со лба упавшие на него рыжие волосы. Гледерик ничуть не изменился с того дня, когда Артур видел его в последний раз, да и с чего бы ему было меняться? Это другие менялись, умирали или рождались заново, те, кому выпадала удача заново родиться, а Кардан оставался таким же, каким был всегда, и просто шел, куда хотел, и брал, что хотел взять.

— Я, в общем-то, предполагал, что вам может придти блажь составить мне компанию, потому и не ложился спать, — признался Кардан. Он был таким же, как и всегда, немного снисходительным, слегка легкомысленным и абсолютно уверенным в себе. Да, он ничуть не изменился. — Вместо этого предпочел приготовиться к вашему прибытию, а то как-то не хочется ударить в грязь лицом. Вот, видите, камин разогрел, чтоб кости не мерзли. Впрочем, в такую чудную летнюю пору они и не замерзнут. Зато светло. Не люблю, когда темнотища стоит, это меня обычно удручает и ввергает в тоску. А что на этом свете может быть хуже тоски? Разве что петля на шее. Да вы не стойте, садитесь, для кого здесь второе кресло стоит? Для вас оно и предназначено. Не будьте соляным столбом.

Он говорил почти как отец, словно решил уподобиться балаганному актеру и сыграть роль Раймонда Айтверна. А может, Гледерик и не играл. Может, он и в самом деле был похож на Раймонда Айтверна. И на Артура.

Артур не стал садиться в кресло, хотя ноги у него уже порядком утомились и начинали побаливать — шутка ли после такого пешего перехода. Плохо, совсем плохо.

— Я пришел, чтобы убить вас, — сообщил Айтверн.

— Ну разумеется, я иного ответа от вас и не ожидал. Конечно же, вы пришли сюда для того, чтобы меня убить. Если бы вы заявились распить со мной бутылочку виски и поболтать о погоде — я бы конечно возрадовался, но прежде всего пришел в крайнее удивление. Сэр Артур, неужто вы возомнили меня идиотом? — голос Гледерика неожиданно сделался жестким. — На кого я по-вашему похож? На злодея из старинной баллады, всего такого зловещего, страшного, в длинном черном плаще? Все эти сказочные изверги, они еще сатанински хохочут сразу после того, как скажут какую-нибудь претенциозную глупость. Вы настолько плохого обо мне мнения? Вы что, решили, что я ничего не знаю, как именно вы сбежали из Тимлейна? Будто бы я в не в курсе, что вы воспользовались потайным ходом. Я ведь вроде бы не давал вам поводов считать себя дураком. Я не стал бы спокойно сидеть и ждать, покуда вы припретесь сюда и отрубите мне голову. Если я все-таки здесь — и если вас до сих пор не сцапала стража — это потому, что все идет так, как мне нужно. Я желал поговорить с вами, и вот вы здесь, и пора уже брать быка за рога. Садитесь, не испытывайте мое терпение.

Артур не шелохнулся. Все происходило совсем не так, как он себе это представлял. Он думал, что делает то, что делал, по собственной воле, а из слов Гледерика следовало, что его просто вели, словно марионетку, дергая, когда надо, за ниточку. Заранее придуманный, прямой как копье план разлетался в щепки прямо на глазах. Артур рассчитывал застать Кардана врасплох, а тот, оказывается, ждал его прихода. Может быть, все это — просто ловушка, и в королевские апартаменты вот-вот ворвутся верные узурпатору солдаты. Ну что ж, коли так, надо исполнить задуманное, и исполнить как можно быстрее.

Айтверн выставил перед собой меч и сказал:

— Я пришел сюда не для того, чтобы чесать с вами языком. Возьмите себе меч, мастер Гледерик, или какое другое оружие, и разрешим наконец наш спор. Вставайте и берите оружие, я сказал. Не тяните время, я здесь чтобы драться, а не говорить. Вставайте! — повысил Артур голос, видя, что Гледерик даже не шелохнулся. Кардан по-прежнему сидел в кресле, приняв расслабленную позу человека, не желающего никуда торопиться и уж тем более и в мыслях не имеющего возможности взяться за клинок. На коленях у Гледерика, Артур заметил это только сейчас, лежала какая-то книга. А в оружейной стойке рядом с креслом, достаточно близко, чтобы дотянуться до него одним быстрым движением, покоился полуторный меч — но Гледерик, похоже, вовсе не собирался им сейчас воспользоваться. — Ну что ж, — сказал Айтверн, делая шаг вперед, — вы сами сделали выбор. Тогда, клянусь честью, я проткну вас насквозь, даже если вы не сдвинетесь с места и останетесь безоружны.

— Клянешься честью, что совершишь бесчестный поступок? — Кардан склонил голову к плечу. — Нечего сказать, настоящие рыцари именно так и поступают, — он неожиданно перешел на «ты», совсем как тогда, в день переговоров. — Что же, мне даже нравится подобная решительность. Впрочем, до драки дело не дойдет, это я тебе обещаю. Прекрати упрямиться и давай в кои-то веки поговорим по-людски. Садись в кресло! — сказал он неожиданно настолько властно, что Артур невольно опустил меч. Но с места так и не сдвинулся.

Гледерик усмехнулся:

— А ты упрямый парень, я погляжу. Очень упрямый. Ладно, так даже хорошо. Тогды ты будешь слушать стоя, невелика потеря. Для меня, во всяком случае. — И было нечто такое в голосе Кардана, и в выражении его глаз, и в той уверенности, которую он источал всем своим видом, было в этом нечто настолько королевское, непреклонное и не привыкшее встречать возражений, что Артур понял — он и в самом деле выслушает сейчас все, что хочет ему сказать Кардан. Просто не сможет не выслушать. А потом, когда Кардан договорит, тогда уже и можно будет с ним сразиться. — Я хочу предложить тебе одну вещь. От этой вещи ты уже однажды отказался, но сегодня, услышав все, что я намереваюсь тебе сказать и хорошенько подумав, ты наконец согласишься, — сказал Гледерик Кардан, сплетая пальцы обеих рук замком. — Я предлагаю тебе, Артур, поклясться мне в верности и признать своим сюзереном. Погоди, не вскидывайся ты так! Небось решил послать меня в седьмое пекло за такие предложения? Прежде чем возражать, пойми, что все вовсе не так просто, как может тебе казаться. Лучше ответь для начала мне — и прежде всего себе — на один вопрос. Почему ты служишь Гайвену Ретвальду?

Артуру не требовалось много времени, чтобы искать ответ на этот вопрос. Он и так знал, почему.

— Потому что Гайвен Ретвальд — мой король. Я принес клятву в верности ему и дому Ретвальдов, и точно также в верности дому Ретвальдов клялись мой отец, мой дед и мой прадед. Я не намерен нарушать своего слова, какими бы посулами вы бы не вознамерились меня переманить.

Гледерик вновь улыбнулся, и на сей раз его улыбка была полна великодушия, и милостивого снисхождения, и легкой жалости, и самого искреннего сочувствия, и исполненного настоящей искренности понимания, и готовности наконец простить и принять под свое знамя нерадивого вассала, когда вассал наконец одумается. Эта улыбка была такой, что Артура при ее виде мороз продрал по коже. Ему сделалось страшно. «Передо мной не человек, — подумал он, — это существо просто не может быть человеком, это наверно какой-нибудь бес, вырвавшийся из ада демон, призванный вводить в искушение. И я не желаю знать, что этот демон мне скажет».

Но тот, кто сидел перед ним, все же был человеком. И тот, кто сидел перед ним, сказал:

— В твоих словах уже кроется правильный ответ, ты только приглядись повнимательнее, тогда и заметишь. Ты тут вроде бы упоминал про своих отца и деда, и о том, что они пошли за Ретвальдами. А я напомню тебе о поколениях всех твоих прошлых предков, служивших мне. Они служили мне, ибо служили дому Карданов. Ибо я и есть дом Карданов, все, чем был мой дом, и все, чем он станет. И ты склонишься передо мною, потому что ты веришь в честь, Артур Айтверн, и лишь идя за моим знаменем, ты сможешь свою честь сохранить. Потому что быть со мною — единственное, что тебе осталось, у тебя нет другой судьбы и другого выбора, если ты желаешь остаться настоящим рыцарем и человеком чести. Ты видишь эту книгу? О да, ты видишь. Это — список с истории Иберленского королевства, составленной Баэлем Торнсоном в начале шестого века от Воплощения Создателя. В этой книге повествуется, откуда пошла наша земля, твоя и моя, и откуда пошли наши дома, твой и мой. Эта очень древняя хроника, почитавшаяся утерянной. Когда Бердарет Ретвальд пришел к власти, он повелел уничтожить все сохранившиеся ее копии, кроме одной. Он не хотел, чтобы кое-что, написанное в этой книге, всплыло наружу. Но сегодня оно всплывет — я скажу, а ты услышишь. Ну так слушай же! — Гледерик перелистнул несколько страниц и начал читать вслух. Его голос, сделавшийся вдруг очень тяжелым, бьющим, подобно исполинскому кузнечному молоту, заполнил всю комнату, отражаясь от стен, и Артуру захотелось зажать уши и не слышать ни этого голоса, ни тех слов, которые он читал. Потому что Артура сковало предчувствие внезапной беды, и еще ясное понимание одной-единственной вещи — что бы не сообщил ему Кардан, он не должен это слушать.

Но вместе с тем, он слушал и ничего не мог с этим поделать.

— Год четыреста восемьдесят седьмой от Воплощения Создателя, — прочитал Гледерик, — год, когда шаткое перемирие между людьми и Древним Народом было нарушено. Фэйри обвинили наше племя в том, что мы вероломно поселились на их землях, придя, как чужаки и воры, и желаем сжить их с белого света. И сказали они, что не будет отныне мира, покуда останется на земле хоть кто-то, принадлежащий к человеческому роду. И что будут наши города вырезаны, и будет наш народ уничтожен, и наша кровь увлажнит землю, и не останется на свете ни единого смертного человека, из тех, кого сотворил Создатель, именуемый ими Белым Богом. И поднялся на севере некто, именующий себя Владыкой Бурь, Бледным Государем, Повелителем Тьмы, и собрал он подле себя всех из фэйри, кто возжелал вести войну с родом человеческим, и было таковых много. И обрушился Повелитель Тьмы на наш народ, и пришел он с саранчой, и пришел он с ледяным ветром, и пришел он с раскалывающими небо молниями, и пришел он с великими силами. И ехали в его свите рыцари фэйри, с лицами, холодными, как дыхание смерти, в доспехах, вырезанных изо льда, с мечами, выкованными из обсидиана, ехали на колдовских конях, что могут скакать равно по земле и по небу. И шли за ними карлики, могучие и многосильные, с молотами, что единым ударом могли разбивать в щепки скалы. И шли за ними гоблины, ощерив клыки и желая убивать, с топорами, как масло резавшими любую броню. И шли за ними иные создания, великие и малые, весь Древний Народ, племя иное, племя чужое, племя бесовское, и шел Древний Народ, чтоб истребить всякое семя человеческое, сколько бы его не нашлось, от одного края света и до другого. И впереди всех ехал Повелитель Тьмы, и был он могуч и темен, и заклинал он холод, лед и ветер, и стихии были покорны его слову.

Голос Гледерика, нараспев, в торжественной и жутковатой манере читавшего хронику о старой и страшной войне, которую до сих пор помнили в Иберлене, звенел набатом и бил, как колокол, и Артур чувствовал, как этот голос вонзается в него, входит, как меч входит в рану, и поворачивается по кругу, медленно что-то в нем изменяя. Комната дрогнула, качнулась и поплыла, сделавшись не совсем реальной, не совсем настоящей, не совсем существующей в действительности, свет камина померк, отдалившись и становясь все более и более призрачным, и точно таким же призрачным сделался весь мир вокруг, и лишь только голос Гледерика оставался четким и внятным, и нельзя было никуда убежать или спрятаться от этого голоса.

— Но род человеческий принял брошенный ему вызов, хотя силы не были равны, и фэйри превосходили род людской во всем. И казалось, что остановить их невозможно. И казалось, что настали последние дни мира, и когда истекут они, больше не будет ничего. Но род людской принял битву. На холме Дрейведен герцог Раген Кардан, что сделался потом первым из королей Иберлена, и Майлер из Дома Драконьих Владык, единственный из сидов, кто принял сторону людей и сделался впоследствии первым герцогом Запада, встали лицом к лицу с Повелителем Тьмы и сразились с ним.

Небеса расколола сеть молний, протянувшихся от восточного горизонта и до западного — нет, расколола не здесь, не сейчас, не в Тимлейнском замке, Тимлейнского замка не существовало вовсе, и пройдут многие годы, прежде чем будет заложен первый камень в его основание. Молнии рвали небеса над холмом Дрейведен, где решалась судьба всего, что было в этом мире и чем этот мир мог стать, и Артур Айтверн… нет, его звали вовсе не так, в этом месте и времени он именовался Майлером Драконьим Владыкой… и Майлер Драконий Владыка видел, как мелькает меч в руках его родного брата, называющего себя отныне Повелителем Тьмы, и как с каждым пронзающим пустоту выпадом в небесах рождается новая молния, водопадом пламени низвергающаяся вниз, прямо на тающие человеческие полки, и без того теснимые армиями Древнего Народа. Майлер Айтверн видел это, видел, как перекошено от торжества и ярости лицо его родича, и ничего, совсем ничего не мог сделать, потому что цепи заклятия связали его, не давая сделать ни единого движения, и всей магии, отпущенной Майлеру, было недостаточно, чтобы порвать сковавшее его обездвиживающее заклятье и вновь сделаться свободным. И в нескольких шагах от него застыл Раген Кардан, точно такой же беспомощный здесь и сейчас, погребенный под обрушившейся на него Силой. Обычно загорелое лицо Кардана сейчас побелело от напряжения, мышцы на руках вздулись, он пытался сделать хотя бы единственный шаг, нанести хотя бы один-единственный удар по врагу. Дурак, ради чего он старается, неужели не понимает, что никакая смертная воля не сможет сломить эльфийские чары! Наивный, глупый человек… Майлеру сделалось жаль своего все еще ведущего бессмысленную битву друга, не понимающего, что все уже проиграно и потеряно, и никакая сила уже не способна переломить ход этого сражения, выигранного Повелителем Бурь. А кто-то другой, внезапно проснувшийся внутри Майлера, кто-то, кого-то он не знал и знать не мог, кто-то отчаянно юный и смелый, вдруг пожелал Рагену Кардану удачи. И еще этот «кто-то» неудержимо и пламенно, так, как это могут делать лишь люди, презирал Майлера Айтверна.

А Бледный Государь меж тем остановился, прекратив свой смертельный танец, и поднял обсидиановый меч к небесам, обращаясь к своему брату:

— Вот и все, Майлер. Я предлагал тебе остаться с нами, но ты не захотел. Твое право и твой выбор. Знай, что убивать тебя я буду с тяжелым сердцем, — на бледном благородном лице темного владыки печаль перемешалась с решимостью. Он встал в боевую позицию и двинулся к превратившемуся в неживое изваяние родичу. Майлер сосредоточился, прикидывая, что же еще он может сделать, лишь бы только помешать врагу — и понял, что ничего. Все ведомые ему заклятья, все доступные ему чары, вся отпущенная ему колдовская власть сделались прахом и пеплом в сравнении с могуществом приближающегося к нему Повелителя Тьмы. Осталось лишь умереть. Время пришло. Он выбрал удел смертного, но не знал, что удел смертного настигнет его столь скоро.

И тогда, когда Бледный Государь уже подошел к своему брату на расстояние удара, и поднял свой обсидиановый клинок, и был готов его опустить — в тот самый миг цепи заклятья, ледяными браслетами сковавшие тело Рагена Кардана, вдруг разлетелись в мелкую стеклянную пыль, и этот глупый, наивный человек, желавший победы так глупо, наивно, страстно и яростно, как могут желать победы одни только люди, порвал своей кипящей волей оковы магии и бросился вперед, выставив клинок. И острие его клинка вонзилось Владыке Бурь под ребра и прошло все глубже и глубже, разрывая плоть и дойдя до самого сердца.

И от крика, который издал в тот миг Повелитель Тьмы, затряслись даже корни гор.

… Артур рухнул на колени, что было силы сжимая рукоять меча. А Гледерик внезапно с тяжелым стуком захлопнул книгу и отшвырнул ее куда-то прочь. Далекий потомок Рагена Кардана, только что прямо на глазах Артура ранившего самого Повелителя Бурь, одним легким, текучим движением поднялся с кресла и оказался прямо над скорчившимся на полу Айтверном. Гледерик улыбался. Да, он опять улыбался.

— Ага, так значит это все-таки правда, — удовлетворенно сказал Кардан. — Значит, не врут, что Одаренные Силой могут заглядывать в прошлое и видеть, что в этом самом прошлом творилось с их далекими предками. Даже с очень далекими предками. Ты же видел, да? Видел, не отпирайся, это по тебе заметно, никак не утаишь. Да, Артур, именно так все и было, мне даже жаль, что в отличие от тебя сам я этого никогда не увижу. Темный Повелитель уже почти одолел Майлера Айтверна и готовился выпустить ему кишки, когда мой достопочтенный пращур вдруг сумел как-то преодолеть наброшенное на него заклинание бездвижности, и нанес Темному удар. Очень тяжелый удар, почти что смертельный. Оказавшийся бы смертельным почти для любого, кроме того, кому он был нанесен. Но Темный все же выстоял, хотя по всем законам божеским меч, дошедший до сердца, должен был поразить его. Он удержался на самом краю. Знаешь, как? Ты-то точно знаешь, ты это сейчас наблюдал. Если верить хронике, Повелитель Тьмы, уже умирающий, уже почти отошедший в мир иной, потянулся к своей армии, ко всем высоким эльфийским рыцарям, приведенным им на поле брани, потянулся к ним и вытянул из них всю их жизненную силу, чтобы забрать себе. Он принес их в жертву ради собственного выживания. В то мгновенье и закончилась Война Смутных Лет. Потому что воины Древнего Народа падали замертво, лишенные дыхания жизни и уносясь к праотцам, и людям больше не с кем было сражаться. А сам Темный, ценой невиданнейшего предательства, худшего предательства в истории, уцелел, и, закутавшись в темный вихрь, унесся куда-то на север, где и сгинул. Во всяком случае, больше его никто никогда не встречал, а если и встречал — никто из нас про то не слышал. Таковы перипетии древней истории. Ты, конечно, знал о том, что твой и мой предки некогда одолели Повелителя Тьмы, но обстоятельства того, как это случилось, ты слышишь впервые. Так знай же, что Майлер Айтверн уцелел только милостью Рагена Кардана, в последний момент уберегшего его от гибели. И поэтому тогда же, в тот самый день, на холме Дрейведен, под небесами, все еще не очистившимися от разразившейся в них бури стихий, твой предок поклялся моему в вечной верности. Он поклялся служить ему, покуда жив он сам. Более того, Артур, он принес клятву и за всех своих потомков, за весь свой дом, до самого последнего колена. Любой из потомков Майлера, любой из Айтвернов, должен верой и правдой служить дому Карданов, пока на свете остался хоть кто-то, принадлежащий к этому дому. Не удивляйся теперь, что Ретвальды сделали все, чтоб память об этом истерлась, и спрятали последнюю книгу, в которой упоминалась эта клятва, в самые тайные тайники своей цитадели. Возможно, они боялись, что однажды придет кто-то наподобие меня. Тот, кому кто-то наподобие тебя будет обязан служить верой и правдой, без малейших колебаний или сомнений.

Артур слушал, не в силах поверить в сказанное Карданом и все же понимая, что это все — чистая правда. Перед его мысленным взором до сих пор стоял Повелитель Бурь, заносящий клинок для последнего удара, совсем как Мартин Эрдер, и Раген Кардан, бросающийся наперерез Темному… совсем как Гайвен. История повторилась. Неужели история только и умеет, что повторяться? И слова когда-то произнесенной Майлером Айтверном клятвы отдавались эхом у Артура в ушах.

— Теперь ты понимаешь, да? Ты должен склониться передо мной, Артур, у тебя просто нету иного выбора, — сообщил ему Гледерик. — Если ты рыцарь, если ты человек чести, ты должен стать моим. А иначе твоя честь будет запятнана, а имя опозорено, сам понимаешь. Но ты не бойся. Служить мне не так уж и плохо. Обещаю, у тебя не будет поводов разочароваться во мне, а вот поводы хранить мне верность — найдутся. Я не вру тебе, да будь я проклят, если солгу тебе хоть когда-то и хоть в чем-то. Говорить правду лучше для меня самого. Ты нужен мне, Артур. Я не стану врать, что справлюсь без тебя — я не справлюсь. Древняя магия вернулась в наш мир, и снова меняет его облик. На Горелых Холмах мы видели то, чего никто под небом не видел уже сотню лет. Теперь на трон Иберлена вновь претендует Король-Чародей, подобно своему пращуру, уже некогда севшему на этот трон. Я не хочу разделить судьбу Мартина Эрдера… но я обычный человек, а обычному человеку не под силу сражаться с колдовством. Когда-то, тысячу лет назад, мой предок герцог Раген смог победить Повелителя Бурь лишь потому, что рука об руку с ним сражался твой предок. Так наши дома показали, что вместе их не одолеет никто. Я хочу восстановить старый союз. В твоей крови течет древняя Сила, я убедился в этом сейчас — ты же видел то, о чем я читал тебе… пребывал во времени, которого больше нет. Это лишь малый дар, доступный всем, кто наделен магией. Есть и другие дары. Нужны время и тренировки, чтоб разбудить их — но я верю, что ты справишься. Ты станешь достаточно могуч, чтобы бросить свою Силу против Ретвальда и его Силы. Я пришел, чтобы снова сделать Иберлен великим, и я сделаю Иберлен великим, а ты поможешь мне. И тебе понравиться мне помогать, обещаю. Ты же всегда мечтал о сильном и храбром господине, правда? О том, кто без всяких сомнений ведет армию в бой против врагов королевства. Всякому рыцарю хочется служить кому-то, кто будет достоин служения. И я именно такой человек. Время разрозненных герцогств и графств ушло — приходит время империй. Марледайцы попытались первыми и не смогли. Мы будем сильнее. Я шел к этому замку десять лет — и видел мир, разрываемый войной и преданный мечу. Настала пора изменить это. Величайшая в мире империя будет основана здесь, и сердце ее будет в Тимлейне. Из хаоса огня и смерти мы породим порядок и справедливость, отсюда и до самого далекого моря. Идем со мной, — Гледерик протянул ему руку, доверчиво раскрытую ладонь, — и ты построишь мир, которому сам захочешь служить.

Он говорил правду. Он и в самом деле говорил правду, понял Артур. Гледерик Кардан станет великим королем, таким, про каких помнят и спустя многие века после их смерти. Про подобных ему королей слагают красивые баллады и легенды, и их прославляют страницы хроник. Гледерик возьмет себе Иберлен и будет править Иберленом достойно, так, как и пристало править подлинному государю. Не потому, что Гледерик чист душой и помыслами. Нет, он вовсе не праведник, и помыслы у него не чисты. Но править достойно для него куда выгодней, чем править недостойно. И потому, только лишь потому, но и этого окажется вполне достаточно, Гледерик сделается владыкой, чья слава не угаснет и через многие сотни лет. Гледерик объединит под своей рукой не только Иберлен, но и все королевства на востоке и юге, сейчас распадающиеся и изнемогающие в бесконечной войне. Принесет на истерзанные земли долгожданный покой. А он, Артур Айтверн — он наверно и в самом деле будет счастлив служить такому королю. Побеждающему в любой битве и верховодящему на любом совете. И он, Артур Айтверн, рыцарь и потомок рыцарей, просто обязан служить Кардану, ведь к этому его призывает клятва, данная за него самого его далеким предком, но от того все равно нерушимая. Если он нарушит эту клятву, то запятнает свою честь, и неважно, что об этом не узнает никто, кроме него самого. Вполне достаточно, что он будет знать это сам.

Вот только оставался еще Гайвен Ретвальд. Немного забавный, мало что толком умеющий и совершенно не подходящий для того, чтобы сидеть на троне. Как бы не боялся его Гледерик, Гайвен пока даже не способен распорядиться тем колдовским могуществом, что на него свалилось — и кто знает, научится ли он хоть когда-нибудь этому могуществом управлять? В любом случае, он, наверно, никогда не станет настолько великим королем, каким мечтает стать Гледерик Кардан. Если Артур останется на стороне Гайвена, вряд ли он когда-нибудь сможет гордиться своим сюзереном. Гайвену не сделаться великим государем и повелителем мира, даже если б он того захотел, а он не захочет. Но зато Гайвен был — уже был — кем-то… кем-то… кем-то еще. И то, кем он был, значило намного больше, чем все короны, все мечи и все клятвы мира.

Да катись она в преисподнюю, эта честь, решил Артур. Гайвен — мой друг. Пусть у меня не будет никакой чести, но зато останутся друзья, и к черту все остальное, переживу и перебьюсь. Зато в зеркало смотреть не стыдно будет, пусть даже и обесчещенному. И тогда, приняв это решение, Артур Айтверн, превозмогая слабость и боль, поднялся на ноги, отбросил любые сомнения и колебания, и поднял клинок:

— Вы правы, лорд Кардан, правы в очень многом из того, что сказали. Я и в самом деле мечтал о благородном, смелом и умном сюзерене. И у меня уже есть такой сюзерен, только он — не вы. Защищайтесь!

Стоило Артуру это сказать, как на лице Гледерика Кардана отразились просто невероятные, немыслимые растерянность, обида и боль. Артур был потрясен, ведь он ожидал увидеть что угодно, но только не растерянность, не обиду и не боль. Так, как посмотрел на него Гледерик, смотрят лишь на лучших друзей или родных братьев, нанесших предательский удар в спину. А потом все овладевшие узурпатором чувства слились, смешались и схлынули, оставив после себя только чистую, ничем не замутненную ярость. Единым, молниеносным, неразличимым глазу движением Кардан вырвал свой меч из оружейной стойки и пошел в атаку. И с такой нечеловеческой силой был нанесен первый же его удар, что Айтверн, ослабевший после долгого перехода по подземелью, не до конца еще пришедший в чувство после смутившего его разум колдовского видения, выпустил из пальцев меч. Тогда Гледерик, чье лицо по-прежнему было перекошено гневом, ударил обезоруженного Артура левой рукой в челюсть, ударил со всей имевшейся у него силы. Айтверну показалось, что у него прямо перед глазами взорвалась звезда, а Гледерик тут же саданул его в живот эфесом меча, и, не переставая колотить, повалил на пол. Артур заорал, чувствуя, как в него раз за разом вонзается носок окованного железом сапога. Гледерик ударил его сапогом по плечу, по ногам, заехал под ребра, в промежность, он бил его снова и снова, совершенно безжалостно, так больно, как Артура не бил еще никто и никогда в его жизни, и при каждом следующем, совершенно нестерпимом ударе, превращавшем тело в кучу ни на что не годной, вопящей от боли плоти, Артур заходился в рвущем его голосовые связи крике. Он не знал, что на свете вообще бывает такая мука — пока Гледерик не познакомил его с ней.

А потом, когда Артуру показалось, что он больше не может этого выносить и сейчас просто-напросто умрет, в тот самый миг, когда боль достигла своей вершины, откуда-то издалека донесся дрожащий от злости голос:

— Немедленно прекратите!

И все действительно прекратилось, хотя Айтверн уже и не верил, что испытываемые им мучения вообще могут закончиться. Все прекратилось — и он с трудом вздохнул обожженными криком легкими, не зная, за что ему даровано избавление, и надолго ли оно, это избавление, и не будет ли оно безжалостно прервано уже в следующую секунду новым ударом. Все тело болело, перед заслезившимися глазами стлался кровавый туман.

— Не смейте его трогать, — повторил все тот же доносившийся с недосягаемых горных вершин отчаянный злой голос, и Артур к своему собственному удивлению узнал в говорившем Блейра Джайлса. Блейр? Что он делает здесь?! Почему… почему он здесь? Почему не ушел?

— Не сметь? — выдохнул Гледерик, и Артур кожей почувствовал все еще владевший Карданом гнев. — Почему же это я должен не сметь? Мне так хочется покончить с этим… с этим юношей, и я с ним покончу, я всегда делаю то, что мне хочется. А ты, мальчик, кто собственной такой, чтобы мне указывать? Откуда ты вообще здесь взялся? Хотя постой… постой… постой-ка, я же тебя знаю! Блейр Джайлс, да? Оруженосец Александра Гальса, ну конечно, ты всегда был подле Александра. Я думал, приятель, ты погиб в Стеренхорде, так как же получилось, что ты сейчас с ним… вот с ним?

Гледерик, как и Блейр, говорил откуда-то из надмирных высей, но Артур сделал над собой усилие, слегка повернув голову. Сквозь танцующие цветные пятна он увидел Блейра, стоявшего в трех шагах от него и сжимающего обеими руками обнаженный меч. Сжимающего настолько неуклюже и вместе с тем решительно, что Айтверн непременно рассмеялся бы, если бы только помнил, как это делается.

— Отныне герцог Айтверн — мой господин, — сказал Джайлс, делая шаг вперед, — и я не дам вам его убить! Подите прочь!

— А если я не захочу никуда идти? — развеселился Кардан. — Что ты сделаешь тогда, скажи на милость? Неужто и в самом деле решишь со мной драться? Не смеши меня, пожалуйста, это и в самом деле…

Договорить он не успел. Потому что Артур, избитый, покрытый синяками, изнемогающий от боли Артур в этот самый момент, покуда Кардан вволю насмешничал, возомнив себя хозяином положения, нашел в себе силы извернуться и ухватить Гледерика за колени, толкнуть его назад и опрокинуть. Не ожидавший никаких сюрпризов от казалось бы полностью поверженного противника, Кардан упал и ударился спиной о кресло, а Артур кое-как откатился и вскочил на ноги. Чуть не упал — но все-таки не упал, сам этому безмерно удивившись. Тело раскалывалось от совершенно адской боли, но Айтверн понял, что сможет стоять и драться — ему приходилось драться и при настоящих ранениях, что там какие-то синяки. И в эту самую секунду подбежавший Блейр протянул ему свой меч. Рукояткой вперед.

— Справитесь? — спросил оруженосец с легким сомнением.

— Постараюсь, — ответил Артур с усмешкой и, приняв клинок в свои руки, развернулся к уже поднявшемуся, готовому к схватке Кардану. Блейр отступил, освобождая пространство для них двоих. Пространство, что станет сейчас пространством смерти. Гледерик Кардан, потомок многих десятков королей и сам король, улыбнулся той самой легкой насмешливой улыбкой, которая не сходила с его лица в целой сотне других, прежних битв, неизбежно заканчивавшихся его победой. И, не переставая улыбаться, ступая по красному ковру уверенно и вместе с тем изящно, с ленивой грацией, подобающей опытному фехтовальщику, Кардан вошел в незримый, но вместе с тем ясно видимый им и Артуром круг. Живым за пределы этого круга выберется только один. Гледерик прекрасно понимал это. Он был готов к бою.

И Артур принял бой.

Артур не знал, что за сила уберегла его в ту ночь. Может, то было его собственное отчаянное, страстное и яростное желание жить. Желание вдыхать воздух полной грудью, чувствовать кожей тепло и холод, ходить по земле и видеть сверкающее в небе солнце, улыбаться в ответ на чужие улыбки, принимать всем сердцем радость и терпеть боль. Это желание помогало многим и многим, вступавшим в битвы прежде него, еще задолго до того, как он вообще родился на свет. Может, Артура спасло осознание того, что на свете остались люди, которых он любит и которые любят его, желающие быть вместе с ним в горе и в радости, готовые протянуть руку и вытащить его из бездны тогда, когда он не сможет сделать этого сам. И ради всех этих людей он должен был победить и остаться в живых. А может, его сохранила милость Господа, держащего в своих ладонях всех людей доброй воли и порой помогающего им не упасть.

Как бы то ни было, случилось то, что случилось. Из всех точных, выверенных, проведенных с идеальной точностью, дьявольски сильных выпадов, сделанных Карданом, ни один не достиг цели. Каждый из них был отражен. По всем законам здравого смысла, Артур Айтверн должен был погибнуть в том бою, но он не погиб. Артур и Гледерик кружились по королевской гостиной, наполнив ее грохотом разлетающейся и снова сталкивающейся стали, и это был первый бой в жизни Артура, когда он дрался не ради смерти, а ради жизни. И на сей раз он знал, что дерется правильно.

А потом Артур Айтверн выбил у Гледерика Кардана меч из рук, и, не останавливаясь ни на долю мгновения, пронзил своему противнику сердце. Окровавленный клинок вышел у Кардана из спины. Гледерик из дома Карданов, до конца жизни именовавший себя в собственных мыслях Гледериком Брейсвером, умер совсем быстро, не сказав перед смертью ни единого слова. И тогда и в самом деле закончилась война.

А еще позже, много позже Артур осознал, что сидит на полу, прислонившись спиной к стене, подле почти догоревшего камина, и пытается оттереть об одежду ладони, запачканные чем-то липким и мерзким. Его одежда была красного цвета, и такого же цвета были сейчас его руки. Голова кружилась, тело ныло и раскалывалось на части, но в остальном все было хорошо. Настолько хорошо, что так оно наверно и быть не может, но все же иногда бывает. Артур понял, что жив, хотя и не смог до конца в это поверить.

Над ним склонился какой-то человек, и прошло еще некоторое время, прежде чем Артур узнал в этом человеке Блейра Джайлса.

— Милорд, вы как себя чувствуете? — Джайлс задал этот вопрос и тут же весь будто растекся в стороны, стал нечетким и едва различимым для зрения. Айтверн сделал над собой усилие и смог разглядеть его ясно. Нет, на сей раз все дело было вовсе не в приступе колдовского провидения, Артур вообще надеялся, что ему нескоро в следующий раз придется столкнуться с каким угодно колдовством. Просто от усталости мутилось в глазах. — Милорд? — повторил Блейр, явно решивший, что его сеньор потерял сознание или, того хуже, повредился рассудком.

— Чувствую себя вполне терпимо, — Артур все же сумел изобразить улыбку.

— Помочь вам подняться?

— Было бы недурственно.

Блейр протянул руку, и Айтверн схватился за нее, а потом, оттолкнувшись другой рукой от стены, и в самом деле умудрился встать. Ноги зудели и ныли, но в остальном вполне можно было жить. Хотя танцевать, пожалуй, он еще не сможет ни сегодня, ни завтра. Зато послезавтра… Артур хохотнул и пошатнулся, Блейр тут же схватил его за плечи. И вот именно в таком порядке они кое-как доковыляли до окна. За окном уже начинало светать, луна скрылась, погасли и звезды, небо стремительно светлело, и Артур подставил лицо прохладному утреннему ветерку. На востоке, далеко-далеко на востоке, там, за морем крыш, башен и стен, разгоралась пока еще тонкая алая полоска, что скоро озарит половину неба неудержимым и прекрасным рассветным пламенем. А потом встанет солнце, чтобы подарить свет нового дня этому городу, все же избежавшему войны, смерти и разорения, и всему раскинувшемуся за пределами города миру. Начинался новый день, и Артур понятия не имел, что принесет с собой этот день и чем он обернется к закату.

Пожалуй, это было даже неплохо.

— Блейр, — спросил он, глядя на Тимлейн, город своего прошлого и город своего будущего, — Блейр, будь другом… будешь же другом, а? Так вот, Блейр, пожалуйста, скажи мне одну такую вещь… Ну так вот… Почему ты вообще меня спас?

Блейр внимательно посмотрел на Артура, а потом вдруг усмехнулся.

— Кажется, я приносил вам присягу, — сказал он почти весело. Он и впрямь веселился — в уголках глаз плясали смешинки.

— Это я помню. Но, знаешь, тут все приносили друг другу присягу, и никого это особенно не останавливало. Я был тебе не самым лучшим господином, да что там, я был тебе совсем уж паршивым господином. Если бы со мной кто-то обращался так, как я обращался с тобой, я бы этого кого-то незамедлительно убил. Да и потом… Это ведь я убил Александра, твоего настоящего сюзерена, и по сути все это время держал тебя в плену, если разобраться. Так почему ты меня спас?

Блейр больше не улыбался, напротив, он сделался очень серьезным. Блейр Джайлс очень осторожно выпустил Артура из своих рук и убедился, что тот не упал, а напротив того, устоял. Правда, вцепившись для этого в край подоконника. Оруженосец Александра Гальса аккуратно расправил рукава безнадежно истрепанной куртки и лишь после этого заговорил — совершенно другим, незнакомым Артуру голосом.

— Я ведь и хотел убить вас, с самого начала. Знаете, почему я вообще принес вам присягу? Думаете, мне просто в темнице сидеть не хотелось? Да ничего подобного. Я решил отомстить за моего лорда, да вот только не решился сперва, да и вы потом начали казаться мне хорошим человеком, даром что индюк расфуфыренный. Знали бы вы, как это непросто, убивать хороших людей. Но все равно, на вас была кровь сэра Александра, деваться было некуда, вот я и взял себя за горло. Решил с вами покончить. Тогда ведь, на холмах, я почему понесся вас от Эрдера спасать? У меня просто перед глазами помутилось, когда я понял — он вас сейчас убьет. Он, а я не я. Понимаете? Нельзя было этого допустить, чтоб он отнял у меня мою месть. Вот я и полез в самую круговерть. А вы, похоже, решили, что я вам верен. Ну так мне это на руку было. Я сюда и согласился с вами идти, потому что понял — была или не была, пора. Надо с этим заканчивать наконец, так или иначе. Когда вы закрылись от Фаллена и мы остались в той комнате одни, я уж был готов полезть в драку. И тут уж или я вас, или вы меня, как получилось бы, в общем… Конечно, вероятней, что вы меня, но я должен был просто попытаться. И уже хотел доставать меч, когда вы вдруг предложили мне уйти. Уйти и остаться живым, а сами шли умирать. Вот так вот… — Блейр запнулся и немного помолчал. — Именем своим клянусь, чем угодно клянусь, уверен просто в этом — будь на вашем месте Гледерик, он бы ни за что меня не отпустил. Вот потому я и помог не ему, а вам.

Артур смотрел на Джайлса во все глаза, потрясенно, недоверчиво, будто бы видя его впервые, да он и впрямь видел его впервые в жизни. Артур был совершенно потрясен и раздавлен свалившимся на него знанием. Он много чего ожидал, но только не этого, и совсем не понимал, как же сам мог быть таким… слепым, не замечая очевидного и ходя в волоске от смерти. Ему следовало догадаться, что Джайлс не простит ему смерти Александра. Ему следовало догадаться, что верность — не пустое слово для этого парня, а Артур почему-то выкинул это из головы. И едва не сложил из-за своей слепоты голову. Он стоял в предутренних сумерках, напротив человека, которого считал своим оруженосцем, но который до этой самой ночи оставался оруженосцем совсем другого человека. А потом из накатившего на Артура потрясения неожиданно родилось четкое понимание того, что же он сейчас должен сделать.

— Ну и как? — спросил Джайлс, когда молчание затянулось. — Решили меня сейчас убить? Я ведь вас предал по сути. Пусть только в мыслях, но что ж от этого меняется. Если по мне, то ничего не меняется, предательство оно предательство и есть. Так вот, хотите убивать, валяйте. Я сопротивляться не буду.

— Принеси мне меч, — сказал ему Артур.

Блейр смерил его очень долгим, внимательным взглядом, а потом отрывисто кивнул и пошел исполнять приказ. Все то время, пока он искал на полу оружие, не такое уж и долгое время, к слову сказать, Айтверн простоял у подоконника, оперевшись на него обеими руками и тяжело дыша. Когда Блейр, молчаливый и очень спокойный, вернулся, Артур принял у него оружие и очень долго его рассматривал, крепко сжимая пальцами костяную рукоять. Это не был меч Блейра, которым Артур убил Гледерика, и к счастью это не был меч, которым сражался сам Гледерик. Это был клинок, бывший у Артура в руке, когда он вступил в этот зал. Хорошо. Очень хорошо. Айтверн сделал шаг от окна, подивившись, что ноги снова его держат, пусть и не очень твердо, и взмахнул клинком, проверяя, не подведет ли рука. Рука не подвела. Айтверн подошел к Блейру, встретившего его все таким же спокойным, сдержанным взглядом. Если он и боялся умирать, то не подавал виду.

— Встань на колени и опусти голову, — приказал Артур.

После короткого колебания Джайлс все же подчинился — правда, не до конца. Он, как и было ему сказано, встал на колени, но головы опускать не стал. Напротив, задрал подбородок, продолжая глядеть в упор. Просто смотрел и молчал, не говоря ни единого слова и, кажется, вовсе не дыша. Ждал.

Айтверн вновь проверил, плавно ли ходит в его руках меч, не выскользнет ли он из пальцев. Вроде бы не должен. Да, не должен. Ну и хорошо. Артур встал напротив Блейра и занес клинок, сжимая эфес обеими руками. Ему вспомнился тот далекий весенний день, когда Данкан Тарвел вывел его на крепостной двор Стеренхорда и, взмахнув мечом, посвятил в рыцари. Тогда рыцарское звание оказалось для Артура честью, которой он вовсе не был достоин. Он позорил собой рыцарское сословие, хотя сам этого тогда не понимал. Чтобы по-настоящему заслужить право именоваться «сэром», иногда следует пройти очень долгий путь. Зато для некоторых присуждение рыцарского звания — просто пустая формальность.

Артур осторожно опустил меч и коснулся им плеча коленопреклоненного оруженосца.

— Блейр Джайлс из Гальса, сим я, сэр Артур, герцог Айтверн, посвящаю тебя в рыцари и возвожу в дворянское достоинство. Носи же отныне звание рыцаря так, чтобы тебя ни в чем нельзя было упрекнуть. Будь смел и отважен, не знай страха, всегда говори правду и никогда не говори лжи, твори добро, сражайся со злом, стань щитом для невинных и беззащитных. Будь таким, каким и должен быть настоящий рыцарь. Знаю, во всех своих делах оставаться настоящим рыцарем не удастся никому на этой грешной земле, не выходит у меня, вряд ли выйдет и у тебя. Но мы всегда будем пытаться. И иногда у нас даже будет что-то получаться. Меч вручишь королю, сердце — возлюбленной даме, душу — Господу Богу, а честь оставь себе и не отдавай никому, даже если станут просить и требовать. Встань, сэр Блейр Джайлс.

— Вы… вы… вы… — Джайлс все пытался подобрать слова, но никак не мог. Он ждал не этого. Совсем не этого.

— Это не я. Это просто то, чем ты уже являешься, а я тут совершенно не при чем. Я только лишь засвидетельствовал факт. И будь любезен, обращайся ко мне отныне на «ты» и больше никак иначе. Сэр Блейр. — И на сей раз уже Артур протянул Блейру руку, чтобы тот смог встать. И самым странным, удивительным и немыслимым во всем этом было то, что Айтверн, помогая подняться Джайлсу, каким-то образом сам умудрился не упасть.

Над городом уже вставало солнце, и Артуру следовало немедленно уходить отсюда, из разгромленной гостиной, и браться за бесчисленные дела, ожидающие его прихода. Ему следовало разрешить столько дел, что при попытке сосчитать их все немедленно начинала кружиться голова. Он должен был вернуться к капитану Фаллену и рассказать обо всем, что произошло. Потом добиться примирения в стране и сделать так, чтобы последний месяц со всеми его предательствами и смертями поскорее отошел в область легенд и баллад, которые приятно слушать, но в которые совсем не хочется попасть. Найти всех своих друзей, остававшихся в Тимлейне, когда начался мятеж, и убедиться, что с ними все в порядке. Дождаться дня, когда Гайвен Ретвальд будет увенчан наконец короной иберленских королей и сядет на Серебряном Престоле, верша правосудие. Сделаться достойным герцогом Западных земель и достойным маршалом королевских войск, раз уж нести два этих бремени теперь предстояло ему и никому другому. Позаботиться, чтобы тело Александра Гальса было со всеми почестями похоронено в фамильном замке Повелителей Юга, и встретиться с одним молодым человеком по имени Виктор Гальс. Сказать этому молодому человеку некоторые слова, которые должны были быть сказаны, и попросить прощения. Даже если он никогда этого прощения не получит. Также Артуру предстояло разобраться с доставшимся ему в наследство от предков колдовским даром и понять его природу и смысл. Добиться примирения со своей сестрой, Айной Айтверн, и научиться жить с ней в добре, а не в зле, позабыв и обиды, и былые грехи, оставив прошлое в прошлом. Артур верил, что это получится. Хотел верить. А потом он женится на Эльзе Грейс и станет ей хорошим мужем, а когда-нибудь, непременно, со временем — хорошим отцом для их общих детей. И когда он покинет этот мир, оставив на земле одну только память, и хорошо бы добрую, а не дурную — эти дети примут его ношу и понесут ее дальше, сквозь все радости и невзгоды этой безумной, невозможной, невероятной и немыслимо прекрасной жизни. Они примут его ношу так, как он принял ношу своего отца.

И тогда, смотря как солнце встает над Тимлейном, обещая ясный и свежий день, Артур Айтверн понял одну вещь, которую по большому счету должен был понять давным-давно.

Выпавший ему путь, путь, по которому предстояло пройти, изменившись и изменив дарованный ему мир, отнюдь не закончился.

Все еще только начиналось.

Конец